Стальная тревога том 13 (гет)

Пробуждение было более чем странным, точнее нет, оно было совершенно обычным, если, конечно, не брать во внимания спящего рядом парня. Последнее, как ни странно, было более чем понятно, в отличие от, ну, просто-таки неприлично хорошего самочувствия.

Когда же такое было в крайний раз, подумала Тесса и с удивлением поняла, что попросту не помнит. Правда, стоило пошевелиться, как виски прострелило вспышкой всепоглощающей боли. «Что ж, надеяться было глупо», — мысленно укорила себя девушка и постаралась максимально расслабиться и не шевелиться. Откуда-то рядом раздалось что-то похожее то ли на «м-м-м-м», то ли на нечто к нему близкое, и не удержавшаяся от совершенно детского желания посмотреть Тесса, несмотря на вновь ввинтившуюся в виски боль, повернула голову. В ответ на неё уставились явно чем-то очень удивлённые тёмно-серые, практически стальные глаза. Ещё миг, и в них загорелось что-то близкое к любопытству и безпокойству, а затем их обладатель в одно мгновение навис над ней и пристально всмотрелся во что-то понятное, видимо, только ему.

— Привет, как себя чувствуешь, — как-то хрипловато пробормотал парень и вновь в одно движение оказался теперь уже на полу, а спустя не более полуминуты оказался уже практически одет, только пальцы машинально застёгивали верхние пуговицы форменной рубашки.

— Кажется, нормально, только голова болит, напоминает тот день…

— Это пройдёт, просто не шевелись, тебе сейчас только постельный режим и никакого безпокойства. Я договорюсь с врачом, надо проверить, нет ли каких-либо травм.

— С ума сошёл?! — чуть не вскочив с постели, воскликнула обалдевшая от этой его прямолинейности Тесса и тут же со сдавленным стоном упала обратно.

— Я ведь, кажется, сказал, что тебе надо лежать. И зря ты думаешь, что кто-то третий тут лишний, я вовсе не о нашей с тобой ночи, а о том, что имело место быть применение техники ментального удара. Дважды всенаправленный и одна ментальная плеть. Ты серьёзно думаешь, что после такого можно поспать пару другую часиков и быстренько оклематься?

— Прости что? Ты вообще о чём? — вновь попытавший встать, пробормотала поражённая его словами Тесса.

— Не зли меня, солнце, я и так на взводе, а что до твоего вопроса, то всё предельно просто: это была София, это из-за неё тебя столь внезапно подкосило. Видимо, когда я… в общем, в тот день она решила, что раз лишилась того, что, судя по всему, отобрала у Канаме, так, значит, надо попробовать ещё раз. Ты была рядом, и ты была не готова. Итог: тебя банально чуть не выселили из собственного вместилища, и, если бы она не спалилась, назвав меня уже давно забытым мной именем… Ты попросту не могла его знать, да и интонации эти были стопроцентно её. В общем, едва я сообразил, что именно тут происходит, как принял все возможные для твоего спасения меры. Прости за то, что площадкой для нашего противостояния стала именно ты, но по-другому было уже просто нельзя. А теперь просто спокойно полежи и постарайся ни о чём не думать, знаю, это сложно, и тем не менее если не хочешь заработать себе более чем долговременную мигрень, то хотя бы попытайся.

Следующие полчаса были в каком-то полутумане, из которого она урывками выхватывала фрагменты. Вот Соске с кем-то разговаривает, а затем её куда-то переложили и куда-то везут. Ещё раз очнулась из-за столь характерного для работы аппарата КТ звука и слов врача:

— А парень-то прав, вот смотри, это явно ушиб мозга лёгкой степени.

— Это как же надо было упасть-то?

— Понятия не имею, и тем не менее факт более чем на лицо. Практически вся область лобных долей и частично височные. Ничего не понимаю, это вообще как?

— Как-то.

— Но каких-либо травм у неё нет, и вообще посмотри такое чувство, словно бы удар был нанесён изнутри. Вот серьёзно, взгляни на зоны расхождения.

— Действительно…

— Так, всё понятно, это, видимо… В общем, есть способы, правда, я о таком только слышала. Применим стандартное лечение, надо снижать давление и исключить малейший риск отёка.

— Понял, — кивнул второй медик, и спустя пять минут Тесса очнулась уже в палате. Тихий гул сервопривода и начавшее меняться положение койки возвестили о том, что её настраивают под каким-то углом. Следом за этим последовал заставивший сморщиться укол.

— Всё будет хорошо, мэм, это просто капельница, придётся потерпеть. И как вас только угораздило-то?

— Не знаю, а где?..

— Где ваш спаситель? С кавторангом объясняется…

— Скажите ему, что он не виноват, это я… я просто…

— Упали? Мэм, не выдумывайте и не безпокойтесь, я его осажу. Меня предупреждали, что для подобных вам такие травмы не сказать чтобы характерны и тем не менее более чем возможны, — тихо произнесла Голдбери и, мягко сжав её плечо, продолжила: — Я рада, что вы пришли в себя, мэм, и если ценой тому как минимум недельный полный постельный режим, то мне кажется, что вы более чем легко отделались.

— Вы знали?! — с изумлением пробормотала лежащая на подушке Тесса.

— Только то, что это, скажем так, физически возможно. Ни причины, ни чего-либо ещё; меня просто предупредили о том, что такое просто в принципе может иметь место быть, и когда сержант сообщил о своих подозрениях…

— Ясно, прошу вас, остановите Мардукаса, в прошлый раз он обещал расшлюзовать мистера Сагару из ближайшего по ходу движения торпедного аппарата и сделать это без акваланга, я бы не хотела, чтобы…

— Я не допущу чего-то подобного, мэм, в конце концов, с немалой долей вероятности именно сержант Сагара и стал тем, кто спас вашу жизнь. Вовремя обнаруженная травма головного мозга — это уже практически половина на пути её исцеления, — ответила Голдбери и, проверив уже закреплённые ей кардиодатчики, покинула палату.

Тогда как изумлённая происходящим Тесса почла за лучшее постараться успокоиться и закрыла глаза. Проснулась она только под вечер и в компании присевшего на поставленный рядом табурет любимого. Теперь уже точно, что именно и только так и оставалось только заставить его прояснить, что же именно всё-таки произошло. Его слова о том, что — а точнее кто именно это был, — были, как гром среди ясного неба. И даже просто поверить в то, что что-то подобное попросту в принципе возможно.

— Сагара-сан, я…

— Прошу, не напрягайся, в твоём состоянии я оценил бы это действие как нежелательное.

— Прости, но я…

— Знаю, и именно поэтому напросился на посидеть рядом. Понятно ведь, что ты не успокоишься, пока я не отвечу на всё, что тебя так или иначе интересует. Что ж, быть посему; видят праотцы, я всего этого не хотел, и тем не менее мне попросту не оставили выбора. А посему давай договоримся о том, что сейчас ты лечишься и слушаешься врача, а я даю тебе самое честное-пречестное слово, что, как только твоё состояние станет удовлетворительным и тебя выпишут, тогда я тебе всё расскажу, честно, не думал, что когда-либо придётся и тем не менее…

— Хорошо, но ты обещал…

— Я хотя бы раз нарушил данное мной слово?

— Эм… нет.

— Тогда выздоравливай, а лучше всего засыпай, сейчас это лучшее, что ты в действительности могла бы сделать, — с едва заметным намёком на улыбку произнёс Соске, после чего поднялся и вышел из палаты.

Неделя пролетела практически мгновенно, что, в общем-то, совершенно неудивительно, если учитывать тот факт, что большую часть времени ты банально и более чем крепко спишь. Несколько раз приходил Мардукас, о чём ей по пробуждении докладывала принёсшая ужин врач. Но вот её наконец-таки выписали, и одетая в непривычный для прогулок по лодке спортивный костюм Тесса под присмотром Мелиссы добралась до собственной каюты. Хотя точнее будет сказать, что её около неё самым банальным образом бросили. Тесса и удивиться-то не успела, как ещё минуту назад намеревавшаяся устроить, как она сама сказала, небольшой девичник Мелисса вдруг вспомнила о том, что у неё имеются вот прям совершенно никак невозможные к отложению дела, и, пожелав хорошего вечера, испарилась, правда, едва пожавшая плечами Тесса развернулась и потянулась за своим электронным ключом, как причины столь поспешного бегства подруги стали более чем очевидными. Хотя если быть точнее, то причина как раз-таки была всего лишь одна. Отзывалась она на фамилию Сагара и носила имя Соске.

— Поздравляю с выпиской, — с чуть наметившейся, немного виноватой улыбкой произнёс он и, отлепившись от стены, тихо продолжил: — Как и обещал, я в полном твоём распоряжении.

И если бы кто-то — ну, хоть кто-нибудь — понимал, как же ей хочется просто уткнуться в его грудь, вот только нельзя, вот прям совсем нельзя иначе, вместо ответов она нарвётся на что-то совершенно иное, а то, что так и будет, Тесса совершенно не сомневалась. Именно поэтому, постаравшись как можно лучше скрыть накрывшие её чувства, она просто открыла дверь, увы, не с первого раза. Банально выронила ключ, правда, лишь для того, чтобы спустя миг получить его обратно.

— Тебе не стоит безпокоиться, мы ведь, если я правильно помню, проговорить хотели, а не…

— Ну, я, эм…

— Понятно, сделай глубокий вдох и прикрой глаза. — Едва девушка повиновалась, как он в один миг преодолел разделявшее их расстояние и одним движением надавил чуть пониже основания шеи и где-то за правым плечом. Было не больно, скорее, будто бы на тебя вылили ушат ледяной воды. Сознание вмиг прояснилось, и все не сказать чтобы конструктивные мысли испарились без следа.

— Отпустило? — со вполне искренней заботой поинтересовалась уже успевший отстраниться от неё парень.

— Д-да, однозначно да, что это было?

— Это называется сброс, на следующие три — если не четыре — часа тебе и в голову не придёт думать о чём-то не конструктивном.

— Весьма интересная техника, не знала, что ты владеешь акупунктурой.

— Я много чем владею и, буду честен, далеко как не горю желанием поделиться. И вовсе не потому, что это секрет, или просто я такой вредный. Увы, но все мои знания связаны с тем, что, как я надеялся, умерло и умерло уже очень давно. К моему глубокому сожалению, я ошибался.

— Почему?

— Почему что?

— Почему ты так говоришь, откуда… откуда в тебе этот… этот фатализм?

— Возможно, ответ в том, что именно и в какой именно мере я пережил, а быть может, в чём-то другом, я не знаю, я просто такой.

— Ясно, надеюсь, что это изменится.

— Всегда и всем хочешь помочь, прости, солнце, но я не уверен, что в моем случае это и вправду возможно.

— И тем не менее…

— Как будет угодно, — с едва заметным намёком на более чем грустную улыбку ответил юноша, после чего, недолго думая, расположился прямо на полу. — Присоединяйся, чем меньше расстояние до пола, тем меньше вероятность получения случайной травмы. Не хочу отвечать за то, что ты себе чего-нибудь расшибёшь, а ковёр мягкий.

— Даже так?

— То, что я тебе расскажу — а если ещё точнее, то попросту покажу — более чем явно относится к категории, если не отвратительного, так уж точно, что никому на свете нежелательного. Мир жесток, и что не делай, всегда найдутся те, кто совершали и будут совершать более и более чем жестокие вещи. Одной из таких вещей был эксперимент в Янске. Мечта, хотя, скорее, попросту навязчивая идея, погубившая без малого десять тысяч человек и повлёкшая смерти как минимум впятеро раз большего их числа. Вот только Янск — это вовсе не отправная точка, я бы сказал, что он был конечным адресом, но, увы, оказался лишь транзитной пересадкой. По крайней мере, для меня.

Сама же эта история началась в одна тысяча девятьсот шестьдесят пятом году в местечке, названия которого я, то ли к счастью, то ли нет, совершенно не помню. — Его тихий, спокойный, лишённый каких бы то ни было эмоций голос словно бы утягивал, и совершенно внезапно Тесса поняла, что оказалась в каком-то совершенно незнакомом месте.

— Я бы сказал добро пожаловать, вот только то, что ты вскоре увидишь, не было ни добрым, ни каким бы то ни было хоть капельку радостным. Увы, именно этот день и стал моей отправной точкой. — Спустя миг мимо неё пробежал едва сдерживающий рвущиеся наружу детские слезы малыш. На вид ему было что-то около четырёх. Чумазый, с явно проступающими следами синяков, он забился в дальний угол и попытался спрятаться за видавшей лучшие свои годы занавеской. Откуда-то из соседней комнаты раздались крики и звук удара, он был странным будто бы рубящим.

— Ведьма, убью, мразь, — прокричал явно невменяемый мужской голос и послышался сдавленный женский вскрик, вскоре оборвавшийся звуком падения и, если верить ощущениям, ещё одного замаха, после которого на какое-то время воцарилась тишина, минута, быть может, две, и в их направлении послышались тяжёлые, чуть шаркающие шаги и странный скребущий звук, как если бы что-то тяжёлое, массивное, металлическое тащили волоком по полу. Ещё миг, и в дверном проёме появился мужчина, весь вид которого говорил о том, что он буквально вусмерть пьян. Небритый, грязный, одно только его присутствие наполнило комнату прямо-таки отвратительной смесью чуть сладковатого запаха перегара, рвоты и чего-то ещё не менее противного.

И только затем девушка увидела, что вся его видавшая виды растянутая некогда, вероятно, белая майка покрыта более чем свежими буро-красными пятнами, сам вид которых уже выворачивал, а затем она увидела топор. Огромный, окровавленный, даже на вид более чем страшный и тяжёлый.

— Выходи, я знаю, что ты здесь, отродье дьявола, убью… — взревел явно полностью невменяемый мужчина и со всего замаха рубанул по стоящему на его пути креслу. — Выходи, щенок!

— Нет, папа, пожалуйста, нет, — заплакал ещё сильнее забившийся в своё столь ненадёжное убежище малыш. И Тессе очень захотелось хоть как бы то ни было ему помешать.

— Ты ничего не можешь изменить, это лишь воспоминание, к тому же тот день я всё ж таки пережил. — Отвлечённая словами приведшего её сюда друга она не увидела того, как мужчина поднял топор, а затем раздалось полное отчаянья и страха «нет», и комнату ощутимо тряхнуло, тогда как сам горе-отец отлетел к противоположной стене и с каким-то первобытно понятным хрустом осел, тихо сползая и оставляя за собой темно-бурый развод.

— Вот так я и остался один. Обычная пьяная бытовуха. Не помню, сколько прошло времени, потом меня забрали в больницу, а затем был детдом. Там я тоже не задержался и вскоре был переведён в, скажем так, учреждение особого типа. Именно там я и познакомился с Софией, точнее нас просто поставили перед фактом. И с тех пор я не имел права думать о ком-то, кроме неё. Мы были так называемой парой. Это вовсе не значит, что у меня к ней были какие бы то ни было чувства. Просто мы работали вместе. Но это было уже потом, а до этого меня готовили на притворщика, биологический компьютер, симулирующий любые условия по исходной вводной.

— В смысле? — только и смогла пробормотать всё ещё поражённая увиденным Тесса.

— Ну, допустим, есть некоторое событие, любое, оно непонятно, есть обрывки записей, чертежи, но ничто не помогает понять почему, к примеру, не была включена защита да хотя бы и реактора. Была у меня симуляция взрыва реактора ПЛ. По всем расчётам стержни должны были опуститься и остановить реакцию. Вот только что-то пошло не так, автоматика не сработала, как, собственно, и люди. И тогда и приглашают притворщика. Вначале ты изучаешь материал, это важно, так как притворщик не сможет пройти симуляцию, если он не понимает того, чего от него хотят. Имитацию максимально приближают к реальности. Если что-то горело, значит, будет дым и жара. Ты слышишь, если есть запись последних минут реальных событий, и восполняешь пробелы. Помню, как я кричал, я был матросом реакторного, и я честно пытался, пытался их опустить вручную. Больно, я горел, задыхался… — пробормотал, судя по всему, ушедший в воспоминание голос. А в следующий миг вокруг всё заволокло дымом, температура под сорок, если не пятьдесят, но какая-то странная вроде есть, а вроде бы и нет. Внезапно мимо неё пронёсся одетый в флотскую форму мальчишка в ОЗК, он на пределе сил попытался открыть гермозатавор, а чей-то безплотный голос требовал отвечать, что он чувствует, почему встал.

— Я не могу, не могу, больно, мне больно, я горю…

— Это твой долг, Виктор, ты должен, это приказ.

— Я горю… — прохрипел мальчишка и тихо сполз по стене. Спустя миг всё словно бы перезагрузилось, и он вновь пробежал мимо неё, а этот неизвестный голос вновь и вновь требовал не останавливаться и выполнить свой долг. На третий раз переборка таки поддалась, жар усилился, дышать было уже практически нечем, а нацепленный на нём счётчик Гейгера стрекотал, как помешавшийся то ли сверчок, то ли кузнечик. Ещё трижды он доходил до пульта ручного управления и, в голос задыхаясь, орал о том, что горит, что не может, затем наступала темнота и новый повтор. Лишь после энного захода всё вдруг встало, и на месте в очередной раз сползшего по стене ребёнка внезапно возник юноша. На вид ему было, быть может, девятнадцать, русоволосый, напуганный, он тяжело с хриплым всхлипом втянул воздух. По его щекам текли безмолвные слезы, и до Тессы дошло, что это и есть её экскурсовод.

— Теперь ты понимаешь, что такое притворщик, это симуляция гибели ПЛ проекта восемьсот семьдесят шесть. На ней погиб весь экипаж, я же должен был найти виновного. Считалось, что им был матрос Белов, он не выполнил свой долг и не заглушил реактор. Двадцать две симуляции показали, что это было попросту невозможно. Итог награждён за доблесть посмертно, по крайней мере, мне так сказали.

— Это же просто ужасно.

— Я столько раз горел, задыхался, тонул, разбивался и много чего ещё, что это уже не имеет значения. Это была моя жизнь, а в тринадцать меня назначили в пару к Софии, моя задача состояла в том, чтобы поддерживать её ментальную стабильность. Любыми средствами, действительно любыми. Она была не совсем как я, не сирота, ей был знаком внешний мир, и я должен был соответствовать. Когда в шестнадцать она начала интересоваться парнями… у меня… у меня не было иного выбора…

— Это, это…

— Неправильно? Да, наверное, да, но меня не спрашивали. Просто вызвали и приказали быть достаточно, как тогда выразился доктор Белов, компетентным.

— То есть тебя заставили симулировать чувства? — с неподдельным испугом пошептала Тесса.

— Верно, и я не думаю, что тебе это интересно — ни то, как я готовился, ни то, как исполнял. Долгие три с половиной года, я только и делал, что ублажал все её сумасшедшие фантазии, а затем… затем был Янск. Сказать о нём что-либо новое я не смогу. Ты и так всё видела. Что до меня, то там меня и убили, точнее это я так думал. Сорок восемь ножевых в грудь, быть может, больше, на сорок восьмом я отключился. После была странная, глухая, ватная пустота, и вдруг я понял, что всё ещё осознаю себя. Не ощущаю, не слышу, но при этом однозначно всё ещё существую. Иногда мне снились сны, и в одном из них я оказался в очень странном месте. — Спустя миг клубившийся вокруг до этого туман сменился неярким белым свечением, шедшим словно бы отовсюду. — То, что они сделали, поверь мне, это ужасно и понять истинное значение их действий в буквальном смысле способны считанные единицы. То, что осталось от меня, это было даже меньше, чем половина, четверть или одна восьмая. По сути, лишённый какой-либо физической оболочки головной мозг и остатки спинного. В таком виде я существовал практически четыре года. Я всё понимал, а учитывая то, что был подключён к более чем специфической аппаратуре, ещё и слышал, и видел. Последнее было по факту единственным оставшимся у меня чувством, всё остальное лишь потоки электрических сигналов. В итоге что слух, что обоняние или же осязание — всего лишь набор импульсов, поступающих в мозг. А раз есть сигнал, значит, его можно имитировать. И в какой-то момент мне приказали кое-что сделать. Мне простимулировали вход в состояние резонанса с уже доведённым, скажем так, до кондиции объектом, а именно четырёхлетним ребёнком, жить которому оставалось не так чтобы долго, не физически, разумеется. Речь о сознании. Ты ведь знаешь, что Резонанс штука не вполне безопасная. И если ты не готов и вообще не умеешь, то можно и себя потерять. Именно эту технику использовала на тебе София с той лишь разницей, что она всё делала сама, а мне же представили, так сказать, всё на блюде. Думаю, сама догадаешься, каким именно образом можно добиться того, чтобы маленький ребёнок хотел только и исключительно умереть.

— Прости, ЧТО?

— Ровно то, что я и сказал, он уже хотел только уйти, не чувствовать, не знать, не существовать. Им было наплевать на то, что он живой маленький мальчик, им нужен был я. Работоспособный я, и, если ради этого нужно загубить чью-то жизнь, да не вопрос, можно и десять. Куда-либо деться я уже не мог, да и смысла не было, малыш умирал и то единственное, что мне оставалось, — так это нанести последний удар милосердия, вот только я этого не хотел. Там… прости, тебе не понять и даже не пытайся… что до меня, то я сделал то единственное, что ещё мог, что было в моей власти и было неподконтрольно им. Просто обнял его и постарался оградить. Тогда я думал, что у меня получилось, по крайней мере, до недавнего времени так оно и было. Я не могу сказать, что не помню всех этих лет, но это был точно не я. Если честно, то я надеялся, что просто растворился исчез, так как это и было моим единственным и самым большим желанием. Хотя «было» — это не совсем верный термин, я и сейчас именно этого и хочу.

Только в этот момент Тесса заметила, что его силуэт словно бы едва заметно светится изнутри и будто бы истончается, ещё несколько мгновений, и она осталась совершенно одна. Но лишь для того, чтобы ощутить, как что-то — а точнее кто-то — потянул её вниз.

— Не ругай Витю, он хороший, а ещё он так и не понял, что то, чего бы он хотел в итоге, тем не менее невозможно. Это я помешал ему тогда и мешаю сейчас, я не хочу просто исчезнуть, но и не сделать этого я тоже уже не могу. Это тело… оно уже только его, и я с этим согласен. Без брата я всё равно не хочу быть. Быть может, будь он ещё жив… Вот только ты сама сказала, что он вышел в окно. Я не хочу быть следующим. Поэтому, пожалуйста, не грусти, я просто пойду к нему, я уверен, что там есть что-то ещё, и он там… ждёт, когда же я его догоню. — Слышать такое из уст не более чем четырёхлетнего малыша было более чем странным. А он покрепче прижал к себе своего плюшевого то ли медведя, то ли мышь и тихо продолжил: — Просто помоги ему, он ведь даже не понимает, что забыть — не значит не существовать. А ещё он тебя любит, я знаю. Ведь здесь всё не такое, как там, и я вижу и чувствую, как он едва заметно вздрагивает. С той, другой, было не так, и она мне не нравилась, она постоянно норовила нас ударить, и ты, может, не поверишь, но это вообще-то больно. Так что лично мне она никогда не нравилась, а для Вити это была просто ещё одна симуляция. Он получил приказ, и он его исполнил.

— И почему же ты уверен в том, что он любит именно меня?

— Ну, это-то совсем просто, ему ведь не приказывали, — с совершенно обезоруживающей улыбкой выдал этот совершенно невозможный во всех смыслах этого слова ребёнок. Спустя миг рядом с ними материализовалась дверь, самая обыкновенная дверь, и малыш, показав на ручку, продолжил: — Витя закрыл её, мне не достать, пожалуйста, помоги мне. — И вдруг стало совершенно понятным, что именно так и должно быть, и лишь в последний миг она окликнула:

— Как тебя зовут?

— Соске, Соске Мурата, Сагара — это фамилия моей матери. Они развелись, когда нам было по три, — ответил мальчишка и, лучезарно улыбнувшись, исчез, как и появившийся мгновением ранее дверной проём. И только уже исчезая, Тесса заметила, что на полу осталась фигурка бронеробота, которого малыш до этого держал в левой руке.