Не буди спящего дракона (гет)

Примечания:

У меня нет оправданий.

В диалогах курсив будет обозначать высокий валирийский.

Реальная география мешается с вымышленной.

Алисента и Визерис не будут вместе, во-первых, времена всё-таки уже немного другие, во-вторых, Эймма может и мертва, а вот её портрет даже так может дать Визерису пизды за поползновения в сторону молодой девушки, у которой явно нет особого выбора в играх отца. А ещё потому что я люблю женскую дружбу. Я всё сказала.

---

 

Таргариены либо горят вместе, либо не горят вовсе.

 

Таргариены летают на драконах, чтут чистоту крови настолько, что предпочитают внутрисемейные союзы, и обладают разрушительной магией. Из всего этого полукровки и маглорождённые верят только в кровосмешение и презрительно кривят лица. Рейниру это волнует мало. Там, где у других рождаются сквибы и уроды от частых родственных браков, Таргариены и Веларионы крепнут с каждым поколением. Болезни, отклонения, тяжёлые последствия проклятий — всё обходит их стороной. Они то ли прокляты, то ли благословлены Старыми Богами, потому что кровь взывает к крови, а кровь дракона течет густо.

Дядя говорит, что они рождены из огня и лавы, поэтому никто не может их обуздать. Их белоснежные волосы — это вулканический пепел, их аметистовые глаза — наследие горных пород. Дракона может понять только другой дракон.

Рейнира ему верит больше, чем кому-либо. Деймон учит её высокому валирийскому с детства; сажает на Караксеса в четыре и показывает небо; гордится ею, когда она взлетает на Сиракс в семь; приносит её первую палочку в десять, такую же тёмную, из валирийской стали, как и его (никакого дерева, byka zaldrīzes⁽¹⁾, оно не выдержит нашего пламени). Навершие рукоятки палочки украшено рубином, таким же кроваво-алым, как дракон на их гербе. У него даже нет сомнений в том, что она подойдёт ей также, как его Тёмная Сестра подошла ему. Деймон просто знает, и Рейнира не сомневается, когда делает взмах. Все свечи в зале вспыхивают жарким пламенем в полдень.

Деймон улыбается вместе с ней и подхватывает на руки, когда она с разбегу кидается на него. Он кружит её по всему залу, слушая победоносные восклицания.

— Ты дракон, Рейнира. Помни это. Помни, что любой, кто встанет на твоём пути, сгорит от твоего пламени, — шепчет он по-валирийски, когда они соприкасаются лбами и смотрят друг другу в глаза.

— Или от пламени Сиракс, — отвечает также Рейнира и скалится, копируя его самого.

Деймон думает, что никто в этом мире не мог заставить его улыбаться искреннее, чем его дорогая племянница. Zȳhon zaldrīzes⁽²⁾.

Они пламя от пламени, плоть от плоти, кровь от крови.

Когда Рейнира впервые отправляется в Хогвартс, больше всего она плачет из-за очередного расставания со своим дядей (и Сиракс, конечно, но это и так очевидно). Деймон крепко сжимает её руку на протяжении всего пути, находит для неё и Алисенты купе, а после обнимает так крепко, как только может позволить. Рейнира прячет нос у него на шее, трётся им, как маленький зверёныш, вдыхая такой знакомый запах бурбона, дорогой кожи и дракона. Ей не страшно. Не в его объятиях.

Рейнира знает, что он обратит весь мир в пепел ради неё и ощущает удовлетворение, хотя должна, наверное, ужас.

Хогвартс похож на другие родовые замки, которые она видела. Такие как Красная крепость — их родовая резиденция; Драконий камень, где чаще всего живёт Деймон; или Орлиное Гнездо, когда-то дом её матери. Рейнира чувствует себя избалованной принцессой (которой она отчасти и является), потому что дети вокруг смотрят практически с благоговением. Она же больше поглощена размышлениями о факультетах.

Таргариены обычно равномерно распределяются по факультетам: Рейнис на Когтевране, Визерис на Хаффлпаффе, Деймон на Гриффиндоре. Алисента учится на Слизерине, поэтому Рейнира не прочь попасть туда.

Ей хочется быть поближе к подруге, хотя сейчас она кажется ей особенно далекой, сидящий не за другим столом, а в другой жизни. Такая красивая, почти взрослая. Уже четвёртый курс. Деймон не особо любит Алисенту. Точнее её фамилию. Он всегда говорит: «Дракон не может дружить со своей добычей». Рейнира просит его не говорить глупости, но всякий раз, когда подруга убегает от приближающейся Сиракс, невольно сравнивает её с милой овечкой. Особенно с её кудряшками!.. Она старается не смеяться слишком сильно: Рейнире нравится их дружба.

Гриффиндор в тайне даже радует её. Факультет Деймона. Место, о чьих тайных ходах из гостиной он рассказывал ей вечерами. А ещё о таких же тайных (т-с-с!) вечеринках, любимых привидениях, занудных старостах и шалостях с риском для жизни. Гриффоны, конечно, не драконы, но тоже летают. Рейнира думает, что ей подходит.

Она начинает скучать по полётам уже спустя две недели. Первокурсникам не разрешены даже полёты на мётлах, о чём Рейнира, конечно, возмущенно и местами капризно сообщает Деймону в письме. У неё зудит под кожей от желания снова сесть в седло, взмыть в небо и раствориться в свободе. Небо для Таргариена — наркотик, зовущий, призывающий и подчиняющий.

Алисента отрицательно качает головой, когда Рейнира пытается одолжить её метлу и смотрит возмущённо.

«Рейнира, это не безопасно, ты можешь разбиться!».

Рейнира почти понимает свою подругу, но больше ей хочется выразительно поднять бровь. Она буквально летает на драконе с семи. Если Хогвартс означает разлуку с Сиракс, то он больше не кажется ей таким приятным местом. Алисенту это не переубеждает, она боится высоты и скорости — Рейнира, когда поднимается в небо, чувствует себя Древней Богиней. В этом они слишком разные.

«Это же просто метла, Алисента», — фыркает Рейнира, чем, кажется, оскорбляет ребят из команды по квиддичу. Они обижаются, будто действительно не видят разницу и не понимают. Они говорят, что она просто завидует, приплетают её высокое и благородное происхождение. Рейнира понимает их едва ли.

Они продолжают её дразнить.

Декан сообщает, что дядя приедет к ней на выходных. Это не запрещено правилами, просто не принято в английском обществе. Деймону всегда было плевать на британские традиции. Это радует больше, чем Рейнира позволяет себе думать.

Она ждёт выходных с предвкушением, не обращая внимания на одногруппников. Они с Алисентой сидят в большой зале, выбирая в каталоге модели платьев для Йольского бала в Красном Замке и ткани. Алисента хочет что-то бархатное. Это неизменно ассоциируется у неё с зимой. Рейнира думает, что стоит написать швее и попросить прислать образцы бархата разных оттенков зелёного, когда раздаётся драконий рёв. Сдвоенный драконий рёв.

Рейнира скорее чувствует, чем понимает, что один из них принадлежит Сиракс. Люди вокруг пораженно замирают, а потом бросаются к окнам.

Восторг. Предвкушение. Чистейшая радость.

Ну конечно, конечно, её дядя не мог прийти без дракона, не устроив из всего шоу. Театральность Деймона часто выступает поводом для осуждения, но Рейнира находит это восхитительным. Её дядя демонстрирует себя миру в ультимативной форме, не интересуясь мнениями, не обращая внимания на косые взгляды. Он несёт свой терновый венец, как корону, продолжая ухмыляться.

Рейнира бросается на улицу, Алисента спешит за ней следом.

— Во имя Семерых, — поражённо шепчет подруга, застыв на месте.

У кромки Запретного Леса кружат драконы, опускаясь за землю. Сиракс раздражённо мотает головой и оглядывается, вытягивая голову, словно ища её. Рейнира бежит к ним, ловко протискиваясь между испуганными и одновременно восхищёнными учениками.

Деймон спускается с Караксеса с грацией уверенного в себе хищника. Даже издалека Рейнира видит, как он ухмыляется, как вся его поза демонстрирует превосходство, будто весь мир у его ног.

— Что здесь происходит? — хмуро и строго спрашивает профессор Поттер, их декан, стоя у моста, не пуская самых любопытных ближе и судорожно сжимая палочку.

Дядя Деймон рассказывал, что у него даже был какой-то опыт в общении и полётах на драконах. Его голос, правда, был полон какого-то лёгкого снисхождения. «Не все рождены драконами и для драконов, Рейнира», — добавлял он, — «Кому-то суждено лишь ухватить жалкий кусочек неба».

Рейнира подлезает профессору под руку, ловко выскакивая вперёд.

— Стой!

Профессор дергается в испуге за неё, но предупреждающий рёв Сиракс заставляет его дрогнуть. Рейнире этого достаточно, чтобы оказаться уже достаточно далеко. Она врезается в Сиракс со смехом и криками восторга, прижимается к большой, горячей голове и шепчет, шепчет по-валирийски:

— Я скучала, я так скучала, моя Леди!

Сиракс издаёт фырк и обдаёт её паром и запахом горелой плоти.

— Семейная прогулка, мистер Поттер, — насмешливо кричит в ответ дядя, складывая руки на груди и опираясь на Караксеса. — Как я и написал в письме.

Завтра будет скандал. Сегодня — Рейнира абсолютно счастлива. И ей не терпится подняться в небо.

— Скорее полетели, дядя! — перебивает ответ профессора Рейнира, требуя своего.

И ей абсолютно плевать сколько баллов с неё снимут. Для той, кто с детства не расставался с Сиракс дольше, чем на неделю, две прошедших кажутся вечностью.

— Я бы ещё поболтал, но меня требуют, — Деймон рассыпается в фальшивых извинениях и переводит взгляд на племянницу.

Тёмная Сестра незаметно скользит ему в руку, и чёрная валирийская сталь сверкает на солнце. Что-то внутри Рейниры всегда замирает, когда с древней палочки срывается заклятье, точно это таинство какое-то. Школьная форма трансфигурируется в удобный для езды кожаный костюм. Дальше Рейнира уже влезает в седло. Деймон только успевает накинуть заклятье, закрепляющие цепи, как Рейнира командует Сиракс взлететь.

Драконица только и рада обретённой свободе. Широкие взмахи крыльев поднимают клубы листьев, веток и мелкого мусора с земли. Деймон фыркает и следует за ней, почти мгновенно оказываясь в седле.

Мощные порывы ветра от двух пар крыльев сбивают с ног несколько первокурсников, но Рейнира уже не обращает на это внимание, полностью очарованная чувством свободы.

Она рождена для этого: ветра в волосах, горячего туловища под собой, рёва, что разрывает уши, и обжигающего пламени. Ей тесно на земле, но в небе… Магия, сила и ненасытность у неё в крови. Рейнира жадная, как любой дракон, — ей всего мало. Ей нужно больше. Больше магии, больше силы, больше неба, больше дракона, больше Деймона.

Сиракс ввязывается в гонку с Караксесом, подгоняя его нетерпеливым рёвом и быстрыми взмахами крыльев. Запретный лес быстро мелькает под ними, но Рейнира давно не смотрит вниз — только вперёд.

Они гоняются друг за другом, как ненормальные. Караксес явно подсуживает, немного снисходительно позволяя себя ловить. Он использует вторую пару крыльев, чтобы сбрасывать скорость. И недовольное выражение лица Деймона — явно одна из лучших частей этого дня. Рейнира обещает найти для Караксеса самого вкусного оленя, какого сможет.

Когда приходит пора возвращаться, они приземляются в Запретном лесу на поляне, и дальше идут пешком. Декан рвёт и мечет, директор Макгонагалл выглядит сурово.

В её голосе слышится сталь, она придавливает их взглядом, словно роняет на плечи многотонный груз.

— Объяснитесь!

На Деймона это едва ли действует, а вот Рейнира чувствует себя неуютно и пытается сжаться.

— Мы — Таргариены, — спокойно отвечает Деймон, сжимая её плечо.

Прикосновение даёт невидимую уверенность и силу, напоминает: Рейнира — дракон, ей не престало склоняться.

— Мы летаем на драконах, чтим чистоту крови и славимся сильными магами.

Слова дяди в современном мире почти богохульство, провокация. «Чистота крови». Опасное словосочетание, унесшие жизни множества невинных в недавней войне. В войне, в которой Таргариены были на стороне победителя.

Рейнира знает омерзительную и шокирующую правду даже в столь юном возрасте. Они вмешались не потому, что это было правильно, а потому что драконы не терпели тех, кто влезал в их гнёзда и пытался нацепить поводок. Том Реддл смел предлагать им рабское клеймо. Дерзкий мальчишка хотел использовать драконов, как своих ручных собачонок (Деймон едва ли не шипел эту часть истории, когда рассказывал).

Ей не было известно, что стало последней каплей, переполнившей чашу, но когда всё вспыхнуло, когда рёв дракона прошёлся огнём по всей Англии, многим Домам пришлось вспомнить о своих клятвах. Тема вассалитета не поднималась поколениями, потому что в этом не было необходимости. Но как Север помнил, так и Железный трон помнил все клятвы, данные на крови и скреплённые магией.

Таргариены может с веками и ушли частично в тень, а у Британии появился Министр Магии, но кровавые нити вассалитета, как дамоклов меч, продолжали висеть над большинством Домов страны.

И даже выступив против идей о всеобщей чистоте крови, Таргариены не перестали придерживаться собственной доктрины о ней же. И ничего менять не собирались.

Рейнира думает, что драконам не нужно чьё-то одобрение и разрешение, чтобы быть драконом. И её это устраивает.

Директор поджимает губы, её взгляд жжёт своим холодом, в то время как декан едва сдерживает гнев, смотря на Деймона с яростью и отвращением.

— Это мы и так знаем, мистер Таргариен, — чеканит Макгонагалл, как гвозди в крышку гроба забивает.

Деймон продолжает ухмыляться. Рейнира впитывает эту уверенность в себя, как губка.

— Это была семейная прогулка, — невинно добавляет дядя.

Рейнира едва сдерживает смех, тщательно маскируя улыбку за кашлем. Деймон явно замечает её старания и остаётся позабавленным ими.

— Вы привели драконов на территорию школы! — рычит директор не хуже реального дракона.

Рейнира слышала, что Миневра Макгонагалл училась тоже на Гриффиндоре и была его деканом. А ещё, что она сражалась в битве за Хогвартс и была просто великолепна. Её вдруг охватывает гордость за то, что она делит один факультетский Дом с таким человеком.

— И барьеры их пропустили, — отвечает Деймон, а потом примирительно поднимает руки, мол — сделаю вам одолжение, — в следующий раз оставлю их в Запретном лесу.

Скандал и правда разгорается на следующий же день. Рейнира лениво читает «Придиру», игнорируя «Ежедневный пророк». Визерис (нынешний глава палаты Лордов) наверняка уже обещает брату все кары земные. Рейнира думает, что не в первый раз, и ждёт следующих выходных.

Люди вокруг шепчутся, обходят её стороной, будто опасаются, что Сиракс выпрыгнет из-за угла. Не то чтобы её дракон действительно умел прыгать (не с такой массой тела). Алисента презрительно морщится каждый раз, когда замечает подобное, и называет окружающих горсткой трусов или идиотов. Рейнира напоминает ей, как она сама боится драконов. Подруга привычно отмахивается: она боится их пуще всего прочего, но это драконы Таргариенов. Не вставай у них на пути и не познаешь их пламени.

В этот момент Рейнира даже чувствует какую-то гордость в отношении её. Особенно, когда Алисента спрашивает, когда в следующий раз прибудет Деймон. И это настолько очевидно для них двоих и настолько непонятно для окружающих, тем более для всё ещё волнующегося декана, что Рейниру пробирает на смех. Рейнира думает, что ей очень повезло с подругой.

Конечно же, Деймон прибывает на следующих выходных. Он забирает её из главного зала, ухмыльнувшись директору. Дядя скорее пугает, чем привлекает окружающих. Рейнира знает, какие слухи о нём ходят.

Он возглавил Аврорат сразу после падения Тёмного Лорда и, как подобает дракону, прошёл огнём и кровью по стране, вычищая убежища выживших приспешников Тёмного Лорда, магические притоны, нелегальные сети. Он был жесток, безжалостен и просто разрушителен. И снизил уровень преступности до исторического минимума всего за пару лет.

А ещё Деймон Таргариен был причиной, по которой выпускники Хогвартса, что сражались в Битве за Хогвартс, были лишены выданного Министерством права поступить на аврора без экзаменов. Он публично заявил, что случайное выживание в одном сражении не делает из человека аврора, и Аврорату не нужны дети. Скандал был знатный, Деймон остался при своём и развернул пинком под зад всех (включая Гарри Поттера) на повторный седьмой курс. А потом ещё продемонстрировал анонимную, но статистику о том, что из всех желающих сдать вступительные экзамены смогли только десять человек, чем кажется окончательно разрушил парочку репутаций и чью-то тонкую душевную организацию.

Рейнира была ещё совсем ребёнком, но уже тогда, слушая эти истории, приходила в полный восторг. Она даже не понимала всего, но Деймон терпеливо объяснял, иногда по несколько раз, упрощая многие вещи. И Рейнире это нравилось, потому что он не делал вид, что из-за возраста с ней нужно обращаться, как с комнатным цветком. Дядя всегда видел в ней дракона. Он призывал быть им, разжигал пламя, что грозилось превратиться в пожар.

Поэтому многие, конечно, не любили и откровенно боялись Деймона (который выполнял все её капризы и был самым лучшим защитником). Рейнире это даже нравилось. Это было всё равно, что ходить под руку с опасностью. Всё равно никто не мог ничего ему сделать (кроме его брата, разумеется).

А потом отец называет её своей Наследницей. Наследницей их Дома. Это не пустые слова, это магический ритуал, полный древних слов, крови и пронизывающей до костей Родовой магии. Дом принимает её. Она чувствует это, ощущает, как трехглавый дракон перестаёт скалиться и обвивает её защитным кольцом. Магия наполняет её, как никогда прежде.

Она жаждет разделить свою радость, свою кипящую внутри силу с единственным человеком, который всегда её понимал. И не находит его.

На Ступенях, за Узким Морем, через Ла-Манш, крупномасштабное восстание магов. Крагхас Драхар устраивает теракты, требует отмены Статута и оборачивает силы моря против маглов.

Рейнира никогда даже не слышала о такой магии, а Деймон туда отправляется… Уже там. Вместе с Морским Змеем и её кузеном Лейнором. Британия не может отправить туда своих магов официально. Это вызовет международный скандал. Это внутренние проблемы Франции и её радикальной ячейки Триархии.

Деймон привычно не спрашивает ни у кого разрешения. Он объединяется с Веларионами и отправляется проливать кровь, жечь огнём и магией, врываясь в привычную для себя стихию.

Рейнира теряет покой. Она ничего не может поделать. Семейные совы иногда не находят адресата, либо просто не возвращаются, на дошедшие письма не приходят ответы. За морем идёт война. Реальная. Такая же, после которой Британия потратила почти десятилетие, чтобы хотя бы частично оправиться. И её дядя в эпицентре этой бури. Снова.

Рейниру трясёт.

Тогда она впервые и знакомится с Джеймсом Сириусом Поттером. Он учится всего на курс старше, но раньше Рейнира не особо обращала на него внимания. Если быть честными, это скорее её все же опасались. Впрочем, когда драконы перестали мелькать над школой каждую неделю, напряжение немного спало. Не то чтобы это было то, чего хотела Рейнира. По их общему с Алисентой мнению это было забавно.

Джеймс приятный и милый. У него появляются милые ямочки на щеках, когда он смеётся. Он добрый, мягкий и несмотря на проскальзывающую немалую магическую силу вообще ей не кичится. Ему чужда театральность, усмешки. Он окружает Рейниру теплом и мягким светом.

Она слишком поздно понимает, что каждое описание звучит, как будто в противовес… В противовес характеристикам Деймона. Это врезается в неё, как Хогвартс-экспресс, со всей скоростью и силой. Рейниру придавливает к земле осознанием.

Она и раньше знала, что не свяжет свою жизнь с забавным полукровкой. Все вокруг — во имя Семерых! — это знали. Такой союз не для Таргариена. Он не даст ей чистокровных наследников для продолжения их линии и вряд ли станет её опорой, когда она возглавит Дом и войдёт в Палату Лордов и Леди (нововведение в название от министра магии Гермионы Грейнджер-Уизли). Джеймс принадлежит другому миру. Им никогда не было по пути.

Но Деймон… Дядя — это всё, что ей было нужно. Истинный Таргариен, который бы никогда не позволил никому усомниться в её праве быть Главой Дома, который бы уничтожил любого за пренебрежение в её сторону, дал бы ей валирийских наследников и всю жизнь на полёты в небе.

Рейнире шестнадцать и она впервые задумывается о такой перспективе, пока не приходит к мнению, что это было в ней всегда.

Она всё равно пишет Алисенте. Подруга выпустилась в прошлом году и сейчас получала степень по гебрологии. Это не мешает ей приехать в Хогсмид. Они снимают комнату в «Трёх мётлах», Алисента достаёт прихваченное вино, и Рейнира радостно думает, что её подруга совсем не изменилась.

В начале они говорят о парнях, потом разговор плавно стекает к Деймону, потому что пьяной Рейнире очень трудно не говорить о своём великолепном и сексуальном дяде. Алисента вообще не удивлена. Это даже немного обидно, но приходится признать (теперь), что её дядя со своей аурой опасности скорее не отпугивает, а ещё больше привлекает людей. Это, к сожалению, как простуда, неизбежно, неизлечимо и её просто нужно пережить.

Алисента тоже кое в чём признаётся. Например, в том, что окрутила своего преподавателя в вузе. Чистокровный волшебник. И пускай как Глава Дома он не особо талантлив, но Алисента уже нашла подход к его бабушке, которая до этого представляла Дом в Палате Лордов и Леди. И они заключили взаимовыгодный союз.

Алисента саркастично замечает, что хоть чему-то папаша её научил. Рейнира думает, что у Невилла Лонгботтома уже нет шансов, потому что именно она научила Алисенту, что своё нужно просто брать, не спрашивая дозволения. А Алисента хотела семьи и положения лучше, чем у дочери второго сына, которому никогда не взобраться выше. И она собиралась ускользнуть из рук своего отца чисто в Слизеринской манере.

Рейнира восхищена ею. Они ещё говорят о Деймоне. И приходят к коллективному мнению, что здесь нужно выждать, затаиться, а потом поймать дракона за хвост.

Когда Джеймс предлагает встречаться, Рейнира говорит, что не может дать ему ничего серьёзного. Это честно. Он всё равно предлагает попробовать. Рейнира думает, что у милого полукровки, наверное, много примеров вокруг, когда любовь заставляла выйти из-под давления чистокровной семьи. Это… довольно наивно, потому что Рейнира ни за какую любовь не откажется от своего Дома и места, положенного ей по праву рождения.

Рейнира — избалованная принцесса и не знает, что такое отказ. «Мы — драконы, Рейнира. Мы берём то, что хотим, а не спрашиваем разрешение», — шепчет ей на ухо Деймон.

Но любопытство и скука — вещи опасные, тем более, когда приправлены искренней симпатией, тем более, когда дело касается жадных драконов. Она соглашается.

Это заходит слишком далеко. Правда. Рейнира действительно заигралась и готова признать это, но с другой стороны… С другой стороны, разве она не предупреждала?

Джеймс на последнем курсе, когда рассказывает о своих планах поступить в Академию авроров, о том, что родители могут помочь ему снять комнату рядом с ней, если ему будет с кем жить. Это тонкий намёк на жирные обстоятельства и серьёзные отношения.

Рейнира действительно не думает, что променяла бы родовой замок на какую-то квартиру. Без домовых эльфов, прислуги, садов, Драконьего Логова, портретов всех её предков (и мамы) и магии, что наполняет её каждый раз, когда она переступает порог дома. Это даже звучит смешно! Он же тоже Наследник. Не идеальный, но должен же он понимать…

«Мы живём в Годриковой Впадине, если хочешь, можешь приехать к нам летом», — как-то сказал ей он. Рейнира ни разу не приняла его предложения (у неё была Сиракс) и вообще не обращала внимания на эти слова. Она читала о Двадцати Восьми благородных домах Англии. Она знает их поверхностную историю. Это её обязанность — знать тех, кто будет окружать её в Палате. У Поттеров никогда не было резиденции в Годриковой Впадине. Их фамильный особняк стоял где-то в Йоркшире.

Джеймс Сириус Поттер действительно не знал чувства, которое наполняло каждого Наследника, когда он переступал порог своего родового дома: когда родовой Камень взывал к тебе, откликался на твоё прибытие, а дом будто начинал дышать вместе с тобой. Он не знал.

И Рейнира, кажется, впервые чувствует к нему жалость. Это просто несправедливо. «Мы не всегда получаем то, что справедливо, моя дорогая, но мы можем взять всё, что захотим сами», — говорил ей Деймон.

Драконья жалость — это печально и горько. Она смывает симпатию, влюбленность, как первый весенний дождь — разводы от снега с окон. Дракон не может желать того, кого жалеет. Дракону нужен кто-то равный рядом.

Они расстаются.

На следующий день Лили Поттер налетает на неё прямо перед входом в Большой Зал. Она яростна, необузданна и, к сожалению для неё, у Рейниры нет никаких отношений с совестью. Она призывает палочку в руку (как учил Деймон). Валирийская сталь снова сверкает в лучах утреннего солнца, когда один взмах швыряет девчонку в стену.

Она ожидает отца в кабинете директора. Думает, правда, что ждать им всем (директору, ей, Гарри Поттеру, как родителю, Лили и профессору Спраут, как свидетелю и представителю педсостава) придётся долго. Сегодня Палата заседает весь день. И школьная драка — это не та новость, которая может оторвать её отца от этого.

Тем больше её шок, когда появляется Деймон.

Нет, не так. Из всполохов пламени камина выходит её дядя. У него короткие (во имя Семерых!) волосы, с греховной ниспадающей прядкой (позёр!) и кожаный костюм драконьего всадника, вместе с мечом на поясе. Это уже не принц из её сказок, это дракон из недетских снов.

Деймон — чистая сила и насмешка над всем живым. Он быстро находит глазами её, обеспокоенно осматривая, ища повреждения и слегка расслабляясь, только не находя таковых.

У Рейнира перехватывает дыхание.

— Мистер Таргариен? — Макгонагалл выгибает бровь, пристально смотря на гостя.

Деймон привычно ухмыляется, проходя к племяннице и вставая позади кресла, в котором она сидела. Когда он привычно (будто и не было трёх лет) кладёт руку ей на плечо, Рейнира чувствует, что может всё. Мир разворачивается в нужном ей направлении.

— Палата заседает сегодня весь день, — пожимает плечами Деймон и насмешливо добавляет, — школьная драка не входит в список срочной корреспонденции.

У Макгонагалл дёргается глаз. Рейнира наполняется смехом. По крайней мере, это не будет скучно.

— Хорошо, — безнадёжно кивает она и тяжело вздыхает.

— Сегодня утром, перед дверями в Большой Зал, мисс Поттер напала на мисс Таргариен. Она применяла исключительно физическую силу, — начала Макгонагалл.

Видят Семеро, она терпеть не могла Таргариенов, но она скорее сломает себе хребет, чем перестанет быть беспристрастной.

— Это так, мисс Поттер?

— Так, — Лили почти огрызается.

— Профессор Спраут?

— Так.

Рейнира видит, как Лили фонтанирует злостью и раздражением. Хочется накинуть сверху ещё одно проклятье.

— Затем мисс Таргариен, — будь они прокляты, — использовала магию и отбросила мисс Поттер в стену. Это так, мисс Таргариен?

— Да, — кивает Рейнира.

Она ловит взгляд Деймона, и он наполнен гордостью и ликованием.

«Помни, что любой, кто встанет на твоём пути, сгорит от твоего пламени».

Рейнира помнит.

— Прежде чем мы перейдём к обсуждению, какие правила были нарушены и какое наказание должны понести виновные, — Макгоногалл снимает и протирает свои очки, явно не желая продолжать этот разговор, но всё равно спрашивает своим всё ещё твёрдым голосом, — мисс Поттер, не могли бы вы объяснить, что случилось и почему вы себя так повели?

Сама беспристрастность.

— Она оскорбила Джеймса, меня, мою семью и добрую часть моих друзей. Я сорвалась, — выпаливает Лили.

Отец крепче обнимает её, пока девочка пытается сдержать злые слёзы. Рейнира выгибает бровь. Что?

— Пиздёжь, — выдыхает она по-валирийски, и Деймон хмыкает.

Ей приходится продолжить на английском, сохраняя полное спокойствие. Тот, кто фонтанирует эмоциями проигрывает заведомо. Не такой Главой хочет быть Рейнира.

— Я не делала ничего подобного и не понимаю, о чём она говорит, директор. Откровенно говоря, я даже никогда не упоминала членов её семьи в разговоре, за исключением профессора Поттера, естественно.

— Не могла бы мисс Поттер пояснить, что она имеет в виду? — Деймон сама вежливость, но взгляд у него холодный, а рука поглаживает навершие меча.

Рейнира знает, что это показывает его раздражение, а не угрозу. Деймон не угрожает, он действует.

Мистер Поттер бросает на Деймона угрожающий взгляд (это должно пугать?), явно не впечатлённый, и просит Лили рассказать.

— Она встречалась с Джеймсом. Я говорила ему, что это плохая идея, что она не Малфой, чуда не случится, — обиженно говорит девочка, теребя в своих руках платок. — Она бросила его вчера. Из-за чистоты крови. Сказала это ему в лицо, оскорбив всех нас. Будто мы какие-то не такие из-за того, что в нас не течет чистая магическая кровь.

Рейнира хочет сказать, что они просто другие, но вместо этого остаётся такой же спокойной и с достоинством встречает взгляд Макгонагалл.

— Мисс Таргариен, вы же знаете, что подобное поведение недопустимо, — едва сдерживается Макгонгалл.

Вся напускная вежливость Деймона испаряется, возвращая привычного ей дракона на место, когда он грубо перебивает директора.

— Вы не имеет права её в чём-то обвинять только из-за слов маленькой девочки. Вы обязаны узнать её версию событий и вызвать сюда этого мальчишку, — почти рычит Деймон.

И вот это ощущение, когда дракон отрывается от земли. Рейнира дышит полной грудью.

— Последи за речью! — огрызается теперь мистер Поттер, яростно сжимая кулаки и буквально закрывая собою дочь от взгляда Деймона.

— Спасибо, — шепчет Рейнира, касаясь его руки на плече и сжимая.

— Пожалуйста, выбирайте выражение, мистер Таргариен, — голос Макгонагалл сама сталь, в глазах — чистая ярость, но она остаётся спокойной.

Рейнира всё ещё чувствует невероятное уважение к этой женщине.

— Помона, пожалуйста, приведи сюда Джеймса Поттера. После мы выслушаем всех участников событий.

Рейнира ловит эту передышку и вольготно откидывается в кресло, чувствуя себя почти хозяйкой положения. Она не сказала Джеймсу ничего, что можно было бы использовать против неё, и чего все и так не знали.

— Не знал, что тебя потянуло на полукровок, дорогая, — негромко замечает дядя, тоже используя валирийский.

Это почти оскорбление — говорить при всех на мёртвом языке, прекрасно зная, что люди вокруг не понимают ни слова. Но это так весело.

— Я начала с маглорождённых, — пожимает плечами Рейнира, вспоминая Коля, который не задержался надолго. — Это просто развлечение. Ничего серьёзного.

— Не знал, что ты стала такой жестокой, — Деймон фыркает, особо не впечатленный её откровением.

По сравнению с ним в её годы — она просто ангел. Его близнецовое пламя куда более аккуратно и деликатно надкусывает и выплёвывает других. Сам Деймон не был ни вежливым, ни тактичным. Он бесстыдно хвастался своими подвигами и искал новых ощущений и удовольствий. Принц Порока.

— Это грубо, прекратите оба, пожалуйста, — одергивает их Макгонагалл.

— Не знала, что ты относишь это к жестокости, дя-дя, — певуче тянет Рейнира и замолкает.

Последнее слово должно быть за ней. Всегда. Этому она тоже научилась у него. Деймон усмехается, думая, что его дракончик уже вырос и теперь скалит клыки и рычит, как настоящий зверь.

Они сидят в напряженной тишине, когда приводят Джеймса. Он подавлен, разбит и не скрывает этого. Рейнира не чувствует укола совести или раскаяния. Даже такая невинная овечка, как Коль (маглорождённый), действительно знал, что это развлечение. И скорее бесился из-за того, что она порвала с ним, переключившись на полукровку.

— Добрый день, мистер Поттер. К сожалению, разбирательство инцидента с вашей сестрой потребовало вашего присутствия. Ваша сестра утверждает, что мисс Таргариен оскорбила вас и вашу семью из-за чистоты крови. Это правда? — заботливо спрашивает Магкнонагалл.

Джеймс тяжело вздыхает. Он знал, что сестра не поймёт, и уже жалел, что вообще ей рассказал в каком-то странном приступе отчаяния. Джеймс ведь не идиот, у него есть уши, он знает, что говорят о Таргариенах. Его брат учится на Слизерине, он вполне ясно донёс до него слова Алисенты Хайтауэр, когда Джеймс только признался в своей влюблённости. Просто…

Он был влюблён. Ему хотелось верить в лучшее.

— Нет, — качает головой Джеймс, зная, что за этим последует.

Его сестра взрывается от гнева и боли за него. Джеймс находит это даже милым, а её отважной. Такая храбрая. Чем он заслужил такую преданность и ярость в защите?

— Тишина! — заставляет всех умолкнуть директор.

— Мисс Таргариен, не могли бы вы сказать, что именно было сказано? — устало смотрит на неё Макгоногалл.

Рейнире больше нравилось быть сторонним наблюдателем, созерцая чужую истерику.

— Таргариены чтят чистоту крови, — спокойно повторяет она.

— Вот! Видите! — почти пищит Лили.

— Это не оскорбление! — прерывает её наконец-то Джеймс.

Ему больно видеть Рейниру такой спокойной, холодной и великолепной, когда он сам страдает от разрыва, ему мучительно стыдно находиться здесь и вытряхивать грязное белье, демонстрируя собственную глупость, ему хочется свернуться калачиком и уползти под взглядом грёбаного Деймона Таргариена. Но никого не волнует, чего он хочет. Пьеса продолжается, и он просто должен в ней участвовать. И всё же…

Джеймс был предупреждён. Он не должен был ничего говорить Лили. Сам виноват. Процесс самобичевания запускается по новой, заставляя его прикусить щёку, чтобы закончить уже это шоу.

— Это не оскорбление! — повторяет он уже громче, чтобы Лили его услышала наконец-то.

Деймон не выдерживает и смеётся. И вот из-за этого его лишили возможности с пафосом прилететь за своей племянницей на драконе в выходные? Он разочарован. Рейнира шипит на него, и он послушно умолкает, не обращая внимания на чужие колючие взгляды. Только его маленькому дракону здесь можно командовать.

— Он прав, — наконец-то вступает в диалог Рейнира, скучающе опираясь на руку. — Я не оцениваю людей по чистоте крови. Личные качества от этого не зависят. «Таргариены чтят чистоту крови», — повторяет она, — это не о чистоте крови в привычном тебе смысле. Мы летаем на драконах, обладаем разрушительной магией и чтим чистоту крови. Чистоту валирийской крови. Мы предпочитаем заключать внутрисемейные браки или вступать в союзы с Веларионами. С валирийцами. Ведь именно благодаря валирийской крови мы заявляем права на драконов.

Когда она озвучивает это, Лили теряется, а лица взрослых на мгновения перекашивает отвращение. Рейнира находит это забавным, и дядя только поощряет её:

— Добей их.

Ему тоже весело.

— Джеймс знал это с самого начала. Я сказала ему, что ничего серьёзного не выйдет. Я была названа Наследницей своего Дома. Когда я стану Главой, я должна буду выйти либо за Лейнора Велариона, своего кузена, — спокойно продолжает Рейнира, потому что больше этого фарса, ей нравится только дразнить своего дядю.

— Мечтай, — почти шипит Деймон.

— Либо за… — она смакует этот момент, потому что это первый раз, когда она озвучивает свои желания, — …своего дядю, — и под их синхронный вздох добавляет чуть насмешливо, — чтобы родить сильных наследников. Это и значит, что Таргариены чтят чистоту крови, Лили.

— Ты не можешь выйти за своего дядю! — возражает Лили.

Она делает неловкую ситуацию ещё более сложной и неловкой для взрослых, у которых стыд мешается со смущением и отвращением. Рейнире это нравится, она не собирается упускать эту возможность сделать всё ещё хуже.

— Я — Таргариен. Я могу.

— Лили… — профессор Поттер пытается остановить дочь, успокоить, но она не хочет слышать.

Лили — это спутанный клубок нервов, чувств и сумбурных эмоций. Спокойный и скучающий вид Рейниры её только подстёгивает.

— Это наверняка запрещено законом, — уверенно заявляет она.

И это правда.

Деймон фыркает и снисходительно поясняет:

— Мы не заключаем министерские браки, такие, как у твоих родителей и их друзей. Просто бумажка с подписью. Их можно расторгнуть.

— Что?

— Большинство чистокровных и мы скрепляем союз перед магией. Это куда глубже и ближе. Если брак был консуммирован, то его уже нельзя расторгнуть.

Наверняка ведь специально использовал такое специфичное слово, думает Рейнира и не скрывает ухмылки, когда Лили спрашивает:

— Консу… что?

Разбирательство превращается в фарс, и Макгонагалл не может это остановить. Чёртовы Таргариены! Всегда делают всё, как хотят.

Она чистокровная волшебница. Это указывает на среду взросления и её окружение. В ней есть доля отвращения, но недостаточно осуждения, потому что близкородственные браки есть и в её роде. И она росла со знанием, что там, где люди страдают от подобных связей, рожая больных детей, Таргариены — только крепнут.

Это просто факт. Неприятный, напоминающий об их и так очевидной исключительности. Некрасивая истина: Таргариены всегда были ближе к богам, чем к людям.

Это не может не раздражать. То, как они демонстрируют себя миру в ультимативной форме, устанавливая собственные правила. И к этому нельзя приблизиться, как не старайся, с этим можно только родиться.

Она знала это с детства, но Гарри Поттер по воспитанию больше магл, чем маг, поэтому Макгонагалл сложно представить, какие мысли сейчас роятся в его голове. Он смотрит на Деймона с отвращением и презрением, как будто тот прямо перед ним совращает свою племянницу, а на саму Рейниру — почти с ужасом и сочувствием. У него доброе сердце, Макгонагалл знает это, как и то, что его сопереживание никому не нужно. Юная Таргариен — не жертва и не заложница долга и семьи. Просто для неё всё это в порядке вещей. Всё правильно. Это правда жизни, которую маглорождённым и полукровкам порой слишком трудно принять.

Макгонагалл делает глубокий вдох и напоминает себе о своём долге. Они покончат с этим разбирательством.

— Вы зададите этот вопрос позже своему отцу, мисс Поттер, — пытается вернуться к теме директор. — В словах мисс Таргариен не было оскорбления, и ваш брат это знал. Вернёмся к нарушению правил и наказанию.

Она стремится покончить с этим, как можно быстрее.

— Мисс Поттер, вы напали на другого ученика. К счастью, никто не пострадал. Я отстраняю вас от занятий на неделю, и следующий месяц вы будете ходить на отработки у мистера Филча. Я надеюсь, что ручной труд поможет вам выплеснуть все негативные эмоции.

Макгонагалл переводит взгляд на Таргариенов. Абсолютная уверенность и превосходство. Ну, конечно.

— Мисс Таргариен, несмотря на то, что вашей вины в произошедшим нет, вы знаете, что использование магии вне класса запрещено. Вы защищались, но я считаю, что вы превысили самооборону. Я назначаю вам две недели отработок у профессора Меллоса, чтобы вы снова вспомнили об ответственности при использовании магии. Только чудом мисс Поттер обошлась синяками.

— Я не согласна с этим, — прищуривается Рейнира, ощущая молчаливую поддержку от Деймона. — Это было не чудо. Я чётко дозировала силу удара, как меня и учил дядя.

Магконогалл прикрывает на секунду глаза, понимая, что драконья упертость — их семейная черта. Семеро, дайте ей сил!

— И тем не менее, я пока ещё здесь директор, и вы нарушили школьные правила, даже если это было сделано в целях самозащиты, это всё ещё нарушение, — повторяет она. — Моё наказание остаётся неизменным.

Рейнира хочет возразить, но Деймон крепче сжимает руку, останавливая её. Он знает Маккошку достаточно давно, чтобы понимать, что она костьми ляжет, но от своих слов не откажется. Для того, чтобы изменить что-то, пришлось бы привлечь Визериса, а тогда бы он узнал об этом инциденте (Деймон не сказал, что перехватил школьную сову? Как он мог забыть!). А сейчас его племяннице явно не нужны ещё и нотации отца.

— Хорошо, — цедит сквозь зубы Рейнира.

Макгонагалл кивает и отпускает их.

— Я бы хотел обсудить всё со своей племянницей, — заявляет Деймон, игнорируя камин и направляясь с Рейнирой на выход.

Он не спрашивает разрешение, а Макгонагалл больше не хочет его видеть и играть в его фарсе, поэтому просто закрывает глаза на это. Если бы у него были плохие намерения — защита школы бы не пустила его, если бы он попытался причинить кому-то вред — защита школы бы оповестила её. Шаткий мир — это не такой уж плохой вариант. В конце концов, Деймон был уже не ребенком, которым она его помнила, теперь его стоило здраво опасаться.

— Это было неплохо, дядя, — заявляет Рейнира, только они спускаются по лестнице.

Она идёт вперёд, не оборачиваясь и не пытаясь взглянуть на чету Поттеров.

— Совсем не так весело, как я хотел бы, моя дорогая, — пожимает плечами Деймон, покорно следуя за ней.

— Ты планировал явиться верхом на драконе? Ошеломляя всех и поражая до глубины души? — уточняет Рейнира.

— В общих чертах — да.

Они мирно общаются, перекидываясь ничего не значащими фразами, но напряжение растёт с каждым пройденным до Выручай-Комнаты шагом.

Нетерпение и гнев кипят в Рейнире, въедаясь в кости. Ей хочется распахнуть грудную клетку, чтобы огонь внутри сжёг всё дотла. Он не ответил ни на одно её письмо! А теперь смеет заявиться так неожиданно и вести себя, как заботливый дядюшка! Рейнира никогда не упускает возможности поиграть, поэтому включается в представление, но гнев нарастает в ней с каждой секундой нахождения рядом.

Ей хочется разодрать ему горло когтями, сжечь в пламени Сиракс. Она хочет поглотить его полностью! Сожрать без остатка. И — Пекло! — пусть попробуют ей помешать. Она возьмёт всё, что хочет.

Рейнира не предупреждает. Стоит двери за ними закрыться, а в большом зеркальном зале зажечься огням, как палочка скользит ей в руку. Она бросает в него проклятие ещё толком не развернувшись. Рейнира кипит.

Звенит стекло, когда заклятие рикошетит от поднятого щита, и где-то сбоку градом сыплются осколки. Плевать. Рейнира видит только его. Его широко раскрытые от удивления глаза, блеск Тёмной Сестры и расползающуюся ухмылку.

Рейнира не медлит, хотя он наверняка в чём-то ей поддаётся. Она бросается не безобидными заклятьями — в ход идут проклятья их семьи. Они резкие, наполненные огненной магией и оседают гарью в лёгких. Рейнира с детства окружена драконами, ей не привыкать к подобному.

Вспышки пламени отражаются в зеркалах многократно, заставляя тени водить вокруг них хороводы. Это больше похоже на брачный танец, чем на дуэль.

Деймон отвечает ей не менее яростно, Рейнира едва успевает создавать щиты и убегать с линии атаки. Одно из заклятий опаляет её руку, а затем рассекает нежную плоть. Кровь стекает, заливает ладонь, мешая уверенно держать палочку. Это злит её ещё больше.

Она так чертовски зла!

Магия словно чувствует эту невыраженную жажду, эту сокрушительную ярость, огонь в её венах кипит, и очередное проклятье меняет форму. Словно кто-то направляет её руку, заставляя добавить новый штрих.

У Рейниры звенит в ушах от взрыва, дядя едва успевает поднять щит. Волна магии выбивает оставшиеся зеркала. Она не слышит, как они звенят, пока сыплются на мраморный пол.

Кап-кап-кап. Как легкая морось после бури.

Это больше не выглядит, как игра, это было опасно близко.

Деймон неожиданно застывает, странно смотря на неё и словно наконец-то замечая. У Рейниры в глазах стоят злые слёзы, в горле — ком обиды и гнева.

— Ты не ответил ни на одно письмо! — рычит она, взмахивая палочкой, чтобы послать очередное проклятье, но та просто выскальзывает из рук.

Крови слишком много, руку простреливает запоздалой болью, и Рейнира стискивает зубы, чтобы не заскулить. Это недостойно дракона, она не станет так унижаться.

— Рейнира! — голос Деймона теряет прежний азарт.

Он обеспокоенно смотрит на неё, опуская палочку и пытаясь подойти к ней. Рейнира вскидывает руку, и брызги крови вновь орошают мрамор.

— Нет! Не смей! Не смей изображать из себя заботливого дядюшку сейчас! — она проталкивает эти слова, чувствуя, как внутри всё сжимается от страха и боли. — Тебе было плевать что со мной, пока ты игнорировал каждое моё письмо. Я боялась за тебя! Места себе не находила!

Горячие слёзы катятся по щекам крупными каплями, и Рейнира чувствует себя невероятно жалкой.

— Я не знал, что ответить, — отвечает Деймон, медленно, но уверенно подходя к ней.

Под ногами скрипит стекло, а Рейнира смотрит на него зло и болезненно.

— Издеваешься?!

— Никогда, мой маленький дракон, — Деймон не обращает внимания на её гнев и ярость.

Он перехватывает занесенную для удара руку и прижимает к своей груди. Кровавый отпечаток остаётся едва заметен на тёмной коже. Деймон внимательно рассматривает порез и ожог на плече. Рейнира упрямо крепче сжимает зубы и не издаёт ни звука.

— Я не знал, что написать. Я хотел столько всего сказать и решил, что должен рассказать это лично, — устало рассказывает Деймон.

Он хмурится и ведет палочкой вдоль пореза аккуратно заживляя его.

— Я здесь, можешь начинать! — огрызается Рейнира.

Он игнорирует её ярость.

— Я читал каждое твоё письмо. Подавить восстание… Это было тяжело, Рейнира. Много волшебников погибло. Письма напоминали мне, к чему я должен вернуться.

Деймон прижимается к окровавленной ладони щекой, потираясь также, как это иногда делает Караксес. Её дракон… Рейнира скалится, резко убирая руку и залепляя ему пощёчину. Все слёзы мира не могли потушить пожар в её груди. Яростное драконье пламя.

— Ты сбежал на грёбанные Ступени в день, когда меня назначили Наследницей, — прошипела Рейнира. — Вместо тебя! Ты даже в глаза мне не смог посмотреть. Чёртов трус!

— Трус? — Деймон выгибает бровь и опасно скалится. — Я выиграл эту гребанную войну без помощи твоего отца и этой сраной страны.

Палочка скользит обратно в крепление на бедре, и Деймон хватает её руки быстрее, чем Рейнира успевает отшатнуться.

— Я пролил крови больше, чем ты можешь представить, моя дорогая.

Он наклоняется ближе, смотря ей в глаза. Рейнира чувствует его дыхание на своих губах. Её кровь всё ещё стекает по его щеке. Кровь дракона.

— И всё равно ты сбежал, — шепчет она, упрямо, задевая его губы своими.

Это — последняя капля.

Он кидается вперёд, как хищник, оголодавший и разъярённый. Это не похоже на робкие поцелуи Коля или мягкие Джеймса. В действия Деймона нет нежности. Он целует её страстно, грубо сминая губы. Рейнира стонет и отвечает тем же.

Её близнецовое пламя.

Деймон отпускает её руки, притягивая к себе за талию, ближе, намного ближе. Ему нужна вся она, каждое касание, каждый чёртов кусочек. Рейнира обхватывает его шею, поддаётся и раскрывается навстречу. Кусает губы — сучка — словно желая сожрать его и напиться крови. В этом они с Деймоном слишком похожи.

Она болезненно тянет его за волосы, заставляя запрокинуть голову, и делает то, о чём мечтала давно, — вгрызается в горло, сжимая зубы до крови, до мелькающих перед глазами пятен. Деймон стонет, прижимая её ближе, крепко сжимая её бедра и наверняка оставляя синяки.

Рейнира будет приветствовать их, как он привечает оставленные ею раны.

Рейнира тщательно слизывает выступившую кровь прежде, чем отстраниться и посмотреть Деймону в глаза. Её не пугают пожары, которые она там видит. Дракона не напугать пламенем, даже если оно родом из Преисподней.

— Почему ты сбежал? — шепчет Рейнира, облизывая губы.

Деймон стонет, жмурясь и откидывая голову назад:

— Ты станешь моей погибелью, дорогая племянница.

— Я рада, что ты признаёшь, что только я имею на это право, но ответь. Деймон.

Рейнира смотрит на него выжидающе, внимательно, ей надо знать ответ на этот вопрос.

Она хотела поделиться с ним своим счастьем. Разделить его. Деймон мог уйти вечером, в любой момент, но… сбежал заранее, не попрощавшись.

— Твой отец, — Деймон тяжело вздыхает, — он изгнал меня. Я не мог ослушаться Главу Дома в Главном замке.

— Что ты натворил?

Деймон не умеет ей лгать.

— Он узнал про то, как я назвал твоего брата в день похорон, — он заминается. — Я не горжусь теми словами, я скорбел по своему.

— Что ты сказал?

Рейнира знает, что его слова, какими бы они не были, принесут ей боль и оставят раны, но она никогда не бежала от проблем.

— Рейнира, — просит Деймон, не желая вспоминать это сейчас.

— Скажи, — уже рычит она, теряя всякое терпение и благородство.

— Наследник на один день, — произносит он по-английски, словно не желая марать валирийский этой фразой.

С таким же успехом он мог ударить её.

Рейнира делает это за него. Ещё одна пощёчина звенит в комнате, но в этот раз Деймон принимает её покорно.

Как он посмел?!

— Рейнира, я действительно не должен был говорить это, послушай меня…

— Пошёл вон, Деймон. Видеть тебя не хочу, — шипит она, смотря на него абсолютно холодно и спокойно, закрываясь надёжной маской.

Деймон и правда уходит. Он никогда не делает ничего, чего бы ей по-настоящему не хотелось. И не отказывает ни в одной просьбе.

Рейнира остаётся одна посреди разрушенной залы, покрытая кровью, с искусанными губами и в смятой грубыми касаниями одеждой. На губах всё ещё остаётся его кровь. Солёная и горячая. Рейнира не позволяет себе думать о том, как это будет ощущаться на свадебной церемонии. Не сейчас.

Рейнира поднимает свою палочку и очищает одним взмахом свою одежду.

Она сменяет гнев на милость через неделю.

Когда в очередной раз над замком раздаётся сдвоенный драконий рёв, Рейнира просто улыбается и спокойно собирает свои вещи в сумку.

Вместо приветствия, она целует его, пока Караксес скрывает их своим крылом. Ей плевать, даже если увидят. Она хочет, чтобы видели. Видели и смотрели, как у него на коже горят её метки, как его руки оставляют синяки на её бёдрах и талии.

Рейнира понимает, что он может взять её прямо здесь. На опушке Запретного леса, прикрываемый лишь крылом Караксеса. Деймон уже разрывает завязки мантии и припадает к её шее, как страждущий.

Рейнира думает, что она вообще-то не против (она не знает, что этим пошла в свою мать, которая затащила юного Визериса в один из пустых кабинетов прямо перед его первым заседанием в роли Главы Палаты).

Она — дракон, она — Таргариен. И это всё, что имеет значения.

 

---

Примечания:

Меня это немного выжило. Мне нравится Джеймс и Лили, а ещё Гарри, просто их воспитание, культура, в которой они росли, ставит их по другую сторону импровизированных баррикад.

---

1) маленький дракон (валир.)

Вернуться к тексту

2) Его дракон (валир.)

Вернуться к тексту

Примечания:

Курсив в диалогах — это высокий валирийский.

Случайно. Я не хотела добавлять эти размышления в основную часть, поэтому вывела в маленькое ау, где Рейнира всё-таки приехала к чете Поттеров летом, а Деймон вернулся раньше, последний разговор повторился, но теперь его наказывают по другому.

Временная шкала существует, но где то в другой вселенной.

Андромеда эмоциональный прагматик. #changemymind

---

 

В последнее время то, что она принадлежала не только ему, доводило его до безумия. А ведь совсем ещё недавно он был убеждён, что его ничуть не трогает то, что каждый вечер она ложится в постель с другим мужчиной. Ему казалось, что этот человек, овладевающий ею, как только у него возникает желание, является как бы фрагментом её биографии, которая сложилась, когда его, Якуба, в её жизни ещё не было. Просто мужчина этот появился у нее до гигантского метеорита, которым является, разумеется, он, Якуб.

И он верил, что мужчина этот вскоре исчезнет. Как динозавр.

Януш Леон Вишневский. «Одиночество в Сети»

 

Особняк на Гриммо выглядел снаружи именно так, как Рейнира и представляла. Мрачно и в стиле Блэков. Она никогда не встречалась ни с одним представителем прямой ветви Дома, но её дядя описывал Леди Блэк, как бешеную суку, которую было бы жалко скармливать Караксесу. Этого было достаточно, чтобы заинтересовать её.

— Ты хочешь променять две недели на Драконьем Камне на это? — скептически уточнил Деймон, скрестив руки на груди.

— Я не вижу причин, по которым я не могла бы провести пару недель лета со своим парнем, — последнее слово Рейнира пропела, практически слыша тихое рычание.

— И это точно не связано с тем, что это лето они проводят в древнем особняке, а не маленьком домике в заднице мира, или с тем, что Алисента стала невестой друга семьи и прибудет на семейный праздник, который тоже совершенно случайно совпал со временем твоего пребывания?

Если бы Деймон не был драконом, Рейнира бы заподозрила его в чрезмерной выработке яда.

— Не уподобляйся Отто, дядя. Яду поменьше, — фыркнула Рейнира, расплываясь в довольной ухмылке. — Скажи спасибо, что тебя пригласили на обед и разрешили затем уйти в Министерство их камином.

Деймон явно собирался ответить. Это у него всегда получалось великолепно, но у Рейниры не было настроения его слушать, поэтому она прошла вперёд и постучалась в дверь.

Ждать пришлось недолго. Раскрасневшееся от бега лицо Джеймса показалось из-за двери, и Рейнира подумала, что скорей всего он так спешил к ней. Это было приятно. Любому дракону было приятно внимание. Рейнира позволила себе быстрый и ласковый поцелуй. Вейлы запели вместе с тем, как Деймон заскрежетал зубами.

— Привет, — улыбнулась она.

— Рад тебя видеть, — Джеймс расплылся в глупой улыбке, у Деймона, кажется, задёргался глаз.

— Мистер Таргариен, здравствуйте, спасибо, что привезли Ниру, — он посмотрел на мужчину и отошёл в дом, пропуская их.

— Никогда не мог отказать, моему дракону, — холодно ответил Деймон, проходя следом и доставая уменьшенный чемодан Рейниры из кармана.

В прихожей с хлопком наконец-то появился домовой эльф.

— Приветствую благородных представителей Дома Таргариен в Родовом особняке Дома Блэк, — проскрежетал домовик, отвешивая поклон.

Рейнира тут же опомнилась, автоматически отвечая вежливым кивком головы вместе с Деймоном:

— Благодарим Дом за теплый приём, — ответили они одновременно.

Они любили создавать хаос вокруг себя, нарушать правила и попирать все моральные нормы, но воспитание, данное им с рождения, было выжжено у них на подкорках и нужные слова слетали с губ автоматически.

— Позвольте Кричеру забрать ваши вещи, пожалуйста, — домовик протянул руку, и Деймон отдал ему чемодан.

Рейнира моргнула, словно вынырнула из транса и вернула своё внимание Джеймсу, который выглядел слегка сбитым с толку.

— А, — он мотнул головой, — прости, в последний раз он так себя со Скорпиусом вёл, когда он впервые к нам приезжал.

— Скорпиус Малфой? — уточнила Рейнира. — Он тоже здесь?

— Вы знакомы? — удивился Джеймс.

— Отчасти.

— У нас с Малфоями есть общие предприятия, они бывали в Красном Замке пару раз по вопросам бизнеса, — пояснил Деймон.

— Я правда думала, что он поступит в Дурмстранг, — добавила Рейнира.

— Джеймс, где вы там ходите? — раздался окрик из гостиной, которую не было видно.

— О, точно, идём! — Джеймс опомнился и взял Рейниру за руку, ведя за собой.

— Может отрубить ему руку? — тихо спросил Деймон.

Рейнира всё равно услышала и не сдержала довольной ухмылки.

— Не будь так строг, дядя, — прошептала Рейнира и подмигнула ему, прежде чем они вошли в гостиную.

В светлом помещении было довольно уютно. По комнате равномерно распределились все представители семейства Поттеров, блондин явно являлся тем самым Скорпиусом, ещё была женщина явно старше всех их, она сидела в кресле очень аккуратно и держа осанку, а на подлокотнике кресла примостился юноша чуть старше Джеймса, с очень милыми русыми кудряшками. Его волосы неожиданно окрасились в белый, когда они вошли в гостиную, и Рейнира с восторгом поняла, что он метаморф.

Джеймс представил их и остальных людей в гостиной, включая Наследника Малфоев, Андромеду Тонкс и Тедди Люпина.

— А ты не меняешься, Деймон, — первой заговорила Андромеда.

— Сволочи не стареют, — фыркнул Деймон и расплылся в дразнящей ухмылке, — как жаль, что не могу сказать того же о тебе, старая ты карга.

Рейнира не сдержала смешок, в то время как Джеймс рядом ощутимо напрягся, а волосы Тедди стали предупреждающе красного цвета.

— Я всё ещё могу оттаскать тебя за уши, наглый мальчишка, — фыркнула Андромеда, успокаивающе поглаживая руку внука.

Её подобное высказывание нисколько не задевало, а лишь напоминало о временах её молодости.

— Вальбурга таскала, а ты подбивала нас с Визерисом ловить бедных белых павлинов во время приёмов в Малфой-мэноре, — отбил Деймон. — Кстати о бешеной фурии, её портрет сохранился? Я не прочь поприветствовать её и услышать парочку ласковых.

— Висит в коридоре второго этажа, — ответил мистер Поттер, вмешиваясь в диалог, — Андромеда, вы давно знакомы?

— С этим наглым мальчишкой? — женщина усмехнулась.

Всё внимание в комнате было приковано к ней. У Деймона была определенная репутация, но для этой женщины она не имела никакого смысла. Андромеда знала его достаточно давно и достаточно хорошо, чтобы обратиться за помощью и попросить убежища для семьи, когда воскрес Тёмный Лорд.

— Мы давние знакомые. Когда-то Блэки были частыми гостями на балах в Красном Замке, — ответила Андромеда и, видя некоторые непонимание в глазах Лили и Альбуса, добавила, — это Родовой замок Таргариенов. А Таргариены в свою очередь бывали у Малфоев. Так мы и познакомились.

— Ты опускаешь самую интересную часть истории, Меда, — фыркнул Деймон, садясь на свободное место на диване.

Рейнира встала позади него, слегка опираясь на спинку дивана и укладывая руки ему на плечи. Они довольно часто могли замирать в таких позах дома, пока Деймон разбирал какие-то бумаги. Им нравилось это чувство единения и уюта, которое они могли получить только рядом с друг другом.

Лили смотрела на Рейниру и Деймона с неодобрением, словно что-то знала о них. И они, очевидно, ей не нравились, но любопытство — страшная штука, поэтому она попросила:

— А что произошло?

Все вокруг обратились в слух, теперь с интересом поглядывая на Таргариена. Тёмное прошлое Андромеды Тонкс? Дайте два, пожалуйста!

— Деймон, — предостерегающе произнесла Андромеда.

— О нет, моя дорогая, не только же мне сверкать недостатками и непристойными историями, — хитро ухмыльнулся Деймон.

— Я не виновата, что тебе никогда не хватало ума не делать их достоянием общественности, — поморщилась Андромеда, понимая, что упёртость Таргариена — это не то, с чем она могла бы потягаться.

— О, я никогда их не скрывал не потому, что не мог, а потому что мне было плевать, что об этом подумают, — пожал плечами Деймон, его рука привычно взметнулась погладить ладонь племянницы, но Рейнира неожиданно чуть отстранилась, не давая сделать это.

Деймон едва заметно поморщился, надеясь, что по истечении двух недель, он не убьёт никого. Рейнира была его драконом, и его безмерно раздражало, что она ускользала у него из рук, взмахивая своими белоснежными косами. Её злость была неумолима, и Деймон ничего не мог с ней поделать, кроме как томиться в ожидании.

— Совсем не изменился, — Андромеда закатила глаза, отмахиваясь от него рукой.

— Меда вместе с Цисси оказывается были очарованы драконами, но близко их никогда не видели. Поэтому на одном из балов они решили пройтись до Драконьей ямы, — видя непонимание, он со вздохом пояснил, — это место, где живут драконы. Чтобы увидеть их и посмотреть издалека. Это была плохая идея.

— Слабо сказано, — сухо заметила Андромеда.

— Бабушка ввязалась в авантюру? — спросил удивлённо Скорпиус, поддаваясь всем телом вперёд.

— Да, та самая Нарцисса Малфой, — фыркнул Деймон, ухмыляясь. — Как там её называли газеты? Ледяная леди? И это Блэк-то.

Он рассмеялся, вспоминая, какой взрывной у неё был характер.

— Цисси, как и все Блэки, очень яростная и эмоциональная натура, просто она хорошо соответствует фамилии Малфой, Скорпиус, — пожал плечами Деймон. — И отлично владеет Блэковскими проклятьями, просто великолепно. Твоя бабушка может и не дракон, но пламенем дышать умеет.

Скорпиус улыбнулся, откидываясь на спинку дивана. Он любил свою бабушку, пускай и виделись они не так часто, но ему нравилось, как мистер Таргариен описывал её. Ярко, живо, что он мог действительно представить её молодой и в чём-то похожей на него самого.

— Возвращаясь к драконам и плохим идеям. Драконы подпускают к себе только всадников и терпят присутствие драконьих хранителей, которые о них заботятся, остальных они могут запросто сжечь или съесть. Они свободно перемещаются по Драконьей яме и часто летают над Королевской Гаванью, это магическое поселение, возле которого расположен Красный Замок.

— Местные привыкли, — Андромеда улыбнулась, вспоминая то время.

Какой бы не была Нарцисса, и чтобы их не разделяло, но она скучала по ней. По своей сестре. И те времена, пусть и были омрачены многими событиями, но они с сестрой шли рука об руку, они ещё держались вместе и полностью доверяли друг другу.

— А вот мы не знали, что делать, когда над головой пролетел дракон и приземлился прямо перед нами, — покачала головой Андромеда.

Это было действительно страшно. Она помнила это как сейчас. Огромный, страшный, с узким, вытянутым телом и огромной пастью. В вечернем сумраке его чешуя казалась тёмно-бордовой, как густая венозная кровь. Земля дрожала, когда он переставлял лапы, а чешуйки тёрлись друг о друга, и это шумное дыхание опасного хищника… Андромеда никогда не забывала этого момента.

Они смотрели в лицо смерти и ничего не могли сделать. Магия не спасла бы их от острых зубов. Это был момент полного бессилия и ужаса перед лицом неминуемого.

— Мы действительно думали, что умрём. Мы подошли опасно близко и нас не должно было быть там, — покачала головой Андромеда, горько улыбаясь. — Нас предупреждали. Когда он раскрыл пасть, и… мы увидели, как в его глотке зародилось пламя, появились Деймон и его дядя. Эеймон громко выкрикивал слова на валирийском, пытаясь отвести голову дракона от нас. Он отправился с драконом в логово, а Деймона попросил отвести нас обратно. Оказалось, что они пришли проверить драконов и удачно наткнулись на нас.

Деймон подхватил, думая, что, возможно, эта поездка сюда не была такой уж плохой идеей:

— Они стояли там, застыв от страха. Я знатно на них кричал, пока вёл обратно в замок.

— Да, в основном о том, сколько бы проблем мы доставили, если бы дракон нас всё-таки съел, — саркастично заметила Андромеда.

— Хочешь сочувствия в ответ на тупость, которая бы дорого потом обошлась другим? Иди к Эбботам, Меда, или Хайтауэрам, идиотизм — это по их части, — отмахнулся Деймон.

— Дядя, — зашипела Рейнира, не желая, чтобы кто-то оскорблял её подругу.

— Твоя Алисента скоро перестанет быть Хайтауэр, так что не шипи на меня, мой маленький дракон.

Деймон повернул голову, мягко смотря на племянницу. У него была парочка извинительных взглядов специально для неё.

— Ты же в курсе, что как минимум двое людей, помимо вас, здесь понимают валирийский? Даже если в общих чертах? — выгнула бровь Андромеда.

— Двое? — переспросила Рейнира.

Она сжала плечо Деймона, даруя ему тем самым прощение.

— Я знаю основы, но продолжаю учить, — привлёк к себе внимание Скорпиус. — Отец сказал, что даже самая скучная деловая встреча становится веселее, если знать, что шипит лорд Таргариен по-валирийски. Да и у нас с вами много общих предприятий, а магические договоры вы до сих пор пишете только по-валирийски.

Деймон оценил, улыбнувшись мальчику:

— Похвальное стремление. Рейниру нужно было увещать сладостями, чтобы заставить учить валирийский, — хмыкнул Деймон, даже не обращая внимание на то, как племянница ударила его по плечу. — Если захочешь стать аврором, узнаешь, что я ору этим идиотам, когда они меня выводят.

— Рональд Уизли — отец Рози и аврор, она часто рассказывала, что вы часто на них орёте, — Лили заявила это с абсолютной уверенностью и такой детской упертостью, что Деймон не мог не рассмеяться.

Рейнира поймала себя на том, что у него мелодичный и приятный смех. С той самой хрипотцой, которая добавляла сексуальности всему в мире.

— Слишком много слова «часто», — фыркнул он. — Оно не отражает действительность. Я ору на них постоянно. Меня не было всего три года, пока я с Веларионами разбирался с дерьмом на Ступенях.

— Деймон, — шикнула Андромеда, но он никогда её не слушал.

— Всего три года, чтобы они превратились в непонятно что. Боюсь, если я буду описывать, Меда швырнёт в меня какое-нибудь проклятье. Поэтому приходится возвращать их в форму. А рычание, сдобренное парочкой семейных проклятий, они понимают лучше всего.

— Не думаете, что это слишком? — спросил мистер Поттер, внимательно следя за реакции Деймона.

В отличие от Рози он слышал полную картину того, что происходило в Аврорате. Деймон выполнял свою бумажную работу, при этом каким-то образом умудряясь весь день третировать авроров, гоняя их по полигону до седьмого пекла, ставя в спарринги и участвуя с ними, а затем перетрясая отдел расследований и проходясь по текущим делам. Он был безжалостен и неумолим, а также уже назначил новую промежуточную аттестацию.

Пеклов дракон не ведал ни сна, ни усталости и постоянно выискивал жертв. Истинный всадник Кровавого Ужаса. По словам Рона, которым Гарри, конечно, уже верил меньше, иногда знаменитый дракон появлялся на их тренировках, проходящих за городом, и тогда начинались настоящие игры на выживание. Они быстро выявляли все слабые стороны, потаённые страхи и недостаток физической подготовки.

— Нет. После того как я занял место Главы Аврората в первый раз, уровень преступности упал до исторического минимума всего за пару лет. Стоило мне уйти — и они словно забыли, что я устрою им Пекло, когда вернусь, за такой разгульный образ жизни. Пришлось расстроить их: соплякам не место в Аврорате, — покачал головой Деймон.

Его не волновало, что кто-то считал его жестоким или местами даже безумным. Он никогда не чувствовал в себе потребности оправдываться и объясняться. Единственные люди, которые могли чего-то от него требовать, были его семьей. А частные мнения никогда не волновали его. Тем более, когда простой народ поддерживал его. Они знали, кому были обязаны спокойными улицами и достойной оплатой труда для своих близких, служивших в Аврорате.

— Спокойнее, мальчики, — осадила их Андромеда, чувствуя, как нарастает напряжение. — После того инцидента я написала Деймону благодарственное письмо. Он соизволил ответить спустя пару лет. Между нами завязалась переписка…

— Полная взаимных оскорблений, — перебил её Деймон, довольно ухмыляясь.

— И мы сохраняли тёплые отношения достаточно долго. Более того, когда Тёмный Лорд воскрес, — женщина поджала губы.

Эти воспоминания всё ещё приносили немало боли. Тедди сжал её руку в безмолвной поддержке, чем ещё больше напомнил дочь.

— Я попросила у Деймона убежища для семьи, и он предоставил нам место на Драконьем Камне, — Андромеда подняла на Деймона взгляд, полный благодарности. — Это замок, которым по традиции владеет Наследник Таргариенов.

— А ещё это остров в море, окруженный чарами времен наших первых предков, поэтому места лучше не найти.

Деймон никогда не умел принимать искреннюю благодарность. Рейнире на секунду стало грустно от этого, и она сжала его плечо. Отчасти вина за это лежала и на её отце, который воспринимал брата большую часть жизни, как должное.

— Я пытаюсь сказать спасибо, дорогой. Просто будь вежлив и скажи «пожалуйста», — пожурила его Андромеда, мягко и нежно улыбаясь.

— Пожалуйста, — фыркнул Деймон. — В любом случае, это теперь её замок, — он кивнул в сторону Рейниры, — так что, если что, спрашивай разрешения у неё.

— О, — женщина улыбнулась, — прости, дорогая, я теперь весьма далека от аристократичных новостей и сплетней, поэтому не знала, что тебя назвали Наследницей. Мои поздравления.

— Спасибо, — Рейнира искренне улыбнулась. — Это было три года назад и не особо афишировалось, так что не многие знали. Отец хочет устроить грандиозный приём по этому поводу, когда мне исполнится восемнадцать.

— Не вини своего отца, что он хочет спрятать своё единственное сокровище, — Андромеда улыбнулась, — твой дядя, к сожалению, так и не порадовал его племянниками и племянницами, так что всё достаётся тебе.

Это тоже было приятно. Рейнире вообще нравилось купаться в лучах чужой приязни.

— Я думал, что со мной всё было ясно ещё десять лет назад, — фыркнул Деймон, ведя плечами, будто ему неуютно. — Ты была на моей свадьбе.

— Да, самое печальное и веселое, если ты знаешь валирийский, событие того года. При детях его, правда, вспоминать просто неприлично, — пожала плечами Меда, хитро улыбаясь. — Я точно слышала, что Визерис наконец-то дал добро на его аннулирование.

— После победы на Ступенях, он сказал, что я могу просить чего угодно, я попросил избавить меня от этой Бронзовой… овцы.

— Так просто?

— Возможно, мне пришлось добавить, что Караксес пытался её съесть. Несколько раз. Возможно, я даже ему не мешал.

Андромеда рассмеялась, хотя прекрасно осознавала, что эти слова были чистой правдой, без тени юмора. Деймон вообще не шутил со смертью, он её преподносил, пускай и не так милосердно, как Неведомый.

— Я полагаю в Долине праздник, а Рунный Камень ликует?

— Мне плевать. Как только получу документы, собираюсь заставить весь Лютый вздрогнуть и вспомнить молодость, — он широко ухмыльнулся. — Не присоединишься? Молодость, все дела, бешеные сёстры Блэк?

— Я думала, у тебя есть Мисария?

Настала очередь Рейниры ухмыляться. Ей было даже не жаль. Ни капли. После того, как он притащил свою шлюху в её дом — Деймон должен был понимать, что она этого не забудет.

— После того, как Сиракс её чуть не съела, она больше не горит желанием наслаждаться моей компанией.

— Сиракс?

— Это мой дракон. Моя девочка. Он притащил Мисарию, — Рейнира буквально прошипела это имя, — на Драконий Камень. Это было не очень дальновидно. Сиракс не понравилась её компания.

Андромеда внимательно посмотрела на них, и в её глазах зажглось понимание. Мрачное и тёмное понимание. Другие в комнате не имели ни её опыта плавания в аристократических кругах, ни её знания Таргариенов, ни просто той толики мудрости, что приходила с возрастом, когда некоторые вещи становились очевидными просто потому, что ты уже видел это много раз.

Таргариены были созданы из огня и крови, закованы в драконью чешую, которую носили, как титул. Они были драконами, жадными и голодными. Не было никаких шансов, что Деймон Таргариен уступил бы свою племянницу какому-то полукровке или кому угодно. В глазах Рейниры пылала такая же непримиримая и сжигающая всё на своём пути ревность. Они были собственниками и сейчас просто вели какую-то игру.

Андромеда понимала, что стоило бы вмешаться, но отогнала от себя эту мысль. Джеймсу в любом случае разобьют сердце. Хотя видится ей, что его предупреждали. Как бы сильно ей не хотелось сказать ему, чтобы он держался от драконов подальше, как когда-то сказали ей, но вмешавшись в эту партию, она могла всё только ухудшить, какой бы гнев бездействие в ней не рождало. По другую сторону игру вели драконы. Андромеда помнила, чем чуть не кончилась встреча с одним из них. Главное было следить, чтобы Джеймс не оставался наедине с Деймоном. Терпение не было его добродетелью.

Это была его не последняя любовь. Всего лишь первая, а она по закону жанра, обычно несчастна. Ты учишься на ошибках, понимаешь, что тебе нравится и нет, узнаёшь себя. Тоже опыт.

— Мне скоро нужно быть в Министерстве, ты не против вместо обеда навестить со мной Вальбургу? — спросил Деймон, бросая взгляд на часы.

— Боюсь, она не будет любезна, — покачала головой Андромеда, вспоминая свой последний разговор с портретом тёти.

Хотя иногда ей казалось, что их отношения (их подобие) двигались в лучшую сторону.

— Я провёл последние три года сражаясь, вряд ли её арсенал ругательств сравниться с моим.

— Если ты настаиваешь, — Андромеда закатила глаза и встала. — Прошу прощения у всех.

— Всё в порядке, — заверил её Гарри, мягко улыбаясь.

Андромеда взяла протянутую Деймоном руку и покинула с ним гостиную. Рейнира совсем не аристократично плюхнулась на его место. Его запах ещё окружал её, и ей подумалось, будет ли он ощущаться также сильно в его спальне?

— Рейнира, — Скорпиус пытливо посмотрел на неё, и Рейнира склонила голову на бок, как бы побуждая его продолжить. — Мой отец говорил, что ты оседлала дракона в семь, это правда?

Его глаза смотрели на неё с искренним интересом, и она победоносно ухмыльнулась, копируя своего дядю.

— Да, самый молодой драконий всадник в истории Дома.

— Звучит опасно, — осторожно заметила миссис Уизли-Поттер.

Рейнира согласно кивнула, но она гордилась этим и не скрывала. Летать на драконах было всё равно, что заявлять права на небо. И она нашла в себе пламя сделать это ещё в семь.

— Драконы — опасны. В этом и смысл. Нельзя летать на них и ни разу не почувствовать их пламени. Я всё равно горжусь этим. Но я понимаю и вас, мои родители тоже были напуганы, но я просто сделала это, не оставив им выбора. Потом, лет до двенадцати, я летала только под присмотром дяди. В любом случае, я самый молодой всадник и хочу им остаться.

— А среди Веларионов? — спросил Скорпиус.

Рейнира даже удивилась, что он вспомнил её кузенов.

— И среди них. Ты знаешь Лейну Веларион, мою кузину?

— Да, мы были в Дрифтмарке в начале лета. У отца были какие-то дела с леди Веларион. Я познакомился с Лейной и… Вхагар.

— Лейне было всего пятнадцать, когда она её оседлала. Всегда в голове не укладывалось, да? Когда ты видишь её, — она взмахнула руками, словно пытаясь описать размеры Вхагар. — Гигантскую гору. В её пасть может въехать всадник на коне, а огонь способен расплавить камни. Она самая старая из живущих валирийских драконов и… не самая сговорчивая, — зачарованно протянула Рейнира.

Сиракс была с детства с ней, их связь установилась естественным образом, но Лейна заявила права на Королеву драконов, которая превосходила размерами любого существующего и могла запросто перекусить Сиракс пополам. Мелкая закуска для такого гиганта.

Это не могло не вызывать трепет и восторг. Лейна была невероятна.

— И Лейне было всего пятнадцать.

— Она крутая.

— Да, — улыбнулась Рейнира и подумала, что будет рада ещё обсудить со Скорпиусом драконов. — Она должна приехать к нам в августе, вместе с Лейнором. Присоединяйся.

— Я спрошу у отца, — Скорпиус засиял, и Рейнира задумалась, выглядела ли она также очевидно, когда речь заходила о Деймоне.

Кричер закончил накрывать столовую и позвал всех к столу, чему Рейнира была рада, потому что уже успела проголодаться. Скорпиус сел рядом с ней, и они с жаром продолжили обсуждать Лейну и драконов. Она даже думала пригласить его как-нибудь в Красный Замок, чтобы показать Сиракс. В отличии от Вхагар, у её девочки характер был более благосклонный (особенно после хорошей молодой козочки).

Она всё время ловила на себе взгляды Лили, которая сидела с другой стороны от Скорпиуса, но старалась не обращать на них внимание. Рейнира ей не нравилась. Это был факт, с которым ей не очень-то хотелось что-то делать. Пусть.

— Ты не думал попросить отца, чтобы тот предложил заключить долгую помолвку? — осторожно спросила Рейнира, избегая местами английского, чтобы не привлечь лишнего внимания к вопросу. — Просто ты так о ней говоришь, да и она не сильно старше.

— Какая им выгода? У Веларионов самая крупная магическая и магловская транспортная компания в стране, родство с Таргариенами, драконы, а ещё они… чтят чистоту валирийской крови, как и вы, — заметил Скорпиус.

Он был всего на два года младше Рейниры, но уже довольно хорошо понимал мир, в котором крутился его отец и в который ему самому однажды пришлось бы войти.

— А откуда у тебя, по-твоему, эти восхитительные пепельные волосы? — выгнула бровь Рейнира и рассмеялась. — Блонд — это скучно и часто. Пепел — это марка.

Скорпиус хмыкнул:

— Что-то вроде «made in Valyria»?

— Практически. Если мне не изменяет память, то мои предки несколько раз вступали в браки с Малфоями. До тех пор, пока ваши золотистые кудряшки не стали этим, — она взлохматила его волосы, мягко улыбаясь.

— Да, это капля в море, но единственные другие валирийцы доступные для брака, это мой дядя, — Рейнира выразительно посмотрела на Скорпиуса, — и вторая линия наследования Веларионов. А Морской Змей скорей утопится, чем позволит этому случится. У них какие-то внутренние разногласия. По крайней мере, когда Деймон чуть не снёс ему голову, лорд Веларион ничего не сделал.

— Твой дядя крут, — кивнул Скорпиус, соглашаясь.

— Я знаю. А ещё он явно скоро опоздает. Прошу прощения, я схожу за ним.

Рейнира извинилась ещё раз и выпрыгнула из-за стола, направляясь туда, куда её без просьб вёл Кричер.

— Почему вы говорили по-валирийски? — спросила Лили чуть обиженно.

Она понимала, что это был приватный разговор, но её раздражало, что она не могла понять ни слова, только какой-то лёгкий флёр тайны, что витал между этими двумя.

— Потому что это было личным, — честно ответил Скорпиус, — и не касалось никого кроме нас.

Лили на секунду даже опешила от этого. Обычно, когда люди скрывали что-то, они не признавались в этом до самого конца.

— Это связано с той самой… Лейной? — немного неуверенно спросила Лили.

Она никогда не видела эту девушку, но столько слышала. В особенности от Скорпиуса, правда рассказывал он это в основном Альбусу. Это приносило с собой какую-то неуверенность. Лейна была старше, у неё был дракон, и они называли её крутой, а ещё Скорпиус был очень рад предложению увидеться с ней у Таргариенов. И поскольку никого кроме него не звали, Лили понимала, что этот месяц будет вдали от неё. И ей это не нравилось. Как не нравились Таргариены.

— Это не важно, Лили. Это было между мной и Рейнирой, — покачал головой Скорпиус.

Родители Лили свободно поженились без оглядки на своё положение, они не стремились стать частью аристократического общества или участвовать в политической жизни страны. Это был их выбор, и они были счастливы, но Скорпиус с детства ощущал себя частью той самой аристократии.

Его мать с идеальной выправкой и манерами. Она нежно улыбалась ему и крепко обнимала, но на публике легко превращалась в величественную и холодную женщину. Скорпиус видел, как она (и отец) меняли маски. Он также знал, что он унаследует Дом, он был Наследником, его аккуратно и постепенно вводили в курс дел, показывая семейные предприятия и беря с собой на деловые встречи.

Это был его мир. Он вырос в нём и не хотел покидать. И даже если бы он выбрал своей нареченной полукровку или маглорождённую, отец бы ему ничего не сказал и принял бы выбор, но это было бы в каком-то роде жестоко. Ему бы пришлось привести её в собственный мир и помочь найти своё место. А если она этого не захотела бы? Культурные различия, разные воспитания, другое понимание долга и важности Дома? Кому-то из них пришлось бы себя перекроить, чтобы вписаться. Разве это не было жестоко?

В детстве он не понимал этого, закатывал истерики. Сейчас, кажется, смирился и теперь думал о том, кого бы не пришлось перекраивать, кто бы и так вписался в этот мир, но мог наполнить их общую жизнь счастьем и легкостью, как это было между его родителями.

Лили была милой. Она ему даже нравилась. Заботливая и добрая, но такая яростная и отчаянная, когда дело касается её семьи. Настоящая гриффиндорка, пламя. Она бы не выдержала холода Малфой-мэнора, её бы потушили лица полные масок и слова между строк. Это было просто не для неё.

А Лейна… Лейна была драконом и немного солёным морем, она сочетала в себе горячность Таргариенов и расчетливость Веларионов. У неё была Вхагар. Она летала на драконе и была такой смелой и яркой, смеялась от души, содрогаясь всем телом, и разила своими словами точно острыми клинками! Она заставляла других склоняться и никогда не опускала головы. Её жара бы хватило согреть не одно поместье, её взгляд разбивал чужое притворство.

Скорпиус впервые в жизни был очарован. Рейнира предложила ему шанс, за который он намеревался ухватиться. Всё равно скорей Пекло замёрзнет, чем Деймон Таргариен откажется от своей племянницы. Скорпиус же не слепой и не идиот. Он пытался объяснить всё это Альбусу, чтобы тот донёс до брата, но Джеймс отказывался видеть очевидное.

Дракон выбирал дракона, и благородный олень⁽¹⁾ мог быть расценен им только, как добыча. Скорпиусу казалось, что тётя Меда понимала его в полной мере.

Наконец, его тётя спустилась в столовую и сказала, что Деймон и Рейнира скоро вернутся, у них возник небольшой спор. Скорпиус вообще ей не поверил.

Рейнира прижала Деймона к стене, между портретами, сжимая одной рукой его горло. Это было так иронично, если подумать. Он одной рукой мог сломать ей шею, она своей ладошкой удерживала его на месте.

— Ты не получишь того, чего хочешь, потому что я так сказала, — прошипела Рейнира, яростно смотря на него и не обращая никакого внимания на окружающие их портреты.

— И с чего мне тебя слушать, племянница? — насмешливо спросил Деймон, но остался на месте.

— Потому что я твоя будущая Глава, — ухмыльнулась Рейнира, приближаясь ближе, чувствуя его дыхание на своих губах.

Между ними не скакали искры. Нет. Между ними ревело пламя, они рвались к друг другу, как изголодавшиеся и отчаянные, но осознанно продлевали эту агонию. Рейнира неожиданно убрала руку и сделала то, чего давно желала, — вгрызлась в горло Деймона, крепко сжимая зубы и прокусывая до крови.

— А ты — мой, — пророкотала она, отстраняясь и не давая себя поцеловать.

Между ними умирали леса, валились вековые деревья и плавились камни, стихия брала своё, драконы брали всё.

— Весь. Поэтому ты скроешь эту метку и вежливо покинешь этот дом, отправившись на работу.

— Или я сейчас просто избавлю тебя от маленького лишнего груза в виде полукровки, — прорычал Деймон, притягивая Рейниру к себе за талию и вжимаясь всем телом.

Рейнира выгнулась ему навстречу инстинктивно, но снова отстранилась.

— Сделаешь. И будешь томиться и думать, что я здесь творю с милым полукровкой, вместо трёх лет молчания и шлюхи в моём доме.

— Всё ещё злишься? — ухмыльнулся Деймон, тяжело дыша и пытаясь вернуть себе контроль над ситуацией.

Рейнира выгнула бровь и скопировала его усмешку. Хозяйкой ситуации была она, и ему стоило об этом напомнить:

— Сиракс не случайно пыталась её съесть, Деймон. Тебе, — она ткнула его в грудь, — просто повезло, что моя девочка прислушивается к тебе.

Глаза Деймона вспыхнули пониманием, и ему тут же захотелось разложить её здесь, прямо у стены. Взять и позволить всему дому слушать её стоны и крики, чтобы знали, кому она на самом деле принадлежит, что эта маленькая тварь в своей ревности была также разрушительна и жестока, как и он.

Его близнецовое пламя. Его погибель.

Они отстранились, Тёмная Сестра застыла в полумраке коридора, и укус исчез под мороком.

Рейнира ухмылялась, когда провожала его возле камина. Она была ещё очень милосердна. Да сама Матерь могла ей позавидовать!

 

---

Примечания:

Ну да, я размазала всё это на почти двадцать страниц. Ну да, Рейнира и раньше не была самым правильным человеком в мире, а теперь и подавно. И что вы мне сделаете, я в другом городе.

Возможно, меня это затянет, и я ещё напишу часть про Скорпиус/Лейна или добавлю сюда наконец-то свадьбу Алисенты и Невилла.

---

1) Геральдисты очень любят образ оленя. Это животное — древний символ, который в веках так и не поменял своего смысла. Олень — эмблема воина, мужского благородства, смелости и силы. Он воплощает собой светлые силы, которые дают бой тёмным чарам, воплощённым в образе змея, и побеждают.

Вернуться к тексту

Примечания:

"хайтауэр грин". Я знаю, что это буквально зеленый хайтауэров/хайтауэровский зеленый, но я так привыкла читать и видеть его в таком формате в англоязычных фанфиках... короче мне нравится это настолько, что я оставлю это в фф в таком виде. вы предупреждены.

Если я сказала — больше Деймона, который заботится о своей семье, значит — больше Деймона, который забоится о своей семье. Что тут непонятного? Больше семейного счастья Алисенты... Ну вы поняли схему.

это очень флаффная часть. я предупредила

---

 

Я думаю, настоящая дружба всегда стоит благодарности — слишком часто мир подобен суровой пустыне, и похоже на чудо, что в нем все же вырастают цветы.

Стивен Кинг. «Глаза дракона»

 

Алисента беременна.

Эта новость на секунду оглушает её, но диагностическое заклинание весьма красноречиво показывает: пять недель. Пять недель. Это тридцать пять дней. Это свадьба Деймона и Рейниры.

Алисента не может сдержать смешка, когда думает, что стало отправной точкой. Свадьба её лучшей подруги. Они не забудут ей этого никогда, они будут смеяться, подтрунивать и дразнить. Они скажут, что её ребёнок почти дракон и это всё валирийская магия. Эти невыносимые, гордые и довольные собой… Алисента плачет, поглаживая пока ещё плоский живот.

Не важно, кто из богов благословил этого ребёнка, Алисента молится всем сразу, она прикрывает глаза и просто благодарит всех, кого знает. В её груди расцветают цветы, алые маки, что росли на склонах Королевской Гавани.

Алисента думает о своём детстве, холодном и пустом. Её отец так и не взял вторую жену, а в стенах Башни не было девочек её возраста. Брата интересовали только боевые заклятья и великие маги, и ему не было никакого дела до маленькой сестры. Те воспоминания всегда отзываются застарелой болью. Алисента знает, что у её ребёнка будет лучшее детство. Она знает, что её малыша будет окружать свора родственников и друзей, что никто и никогда не даст ему почувствовать себя брошенным и ненужным.

Алисента принципиально не смотрит на пол.

Она баюкает свой живот и представляет себе, что если это будет девочка, то она обязательно сама сошьёт для неё плащик с гербом Лонгботтомов для её третьих именин. Она потратит часы на тонкую вышивку и подбор цветов, возможно, целые ночи, но она застегнёт плащ на свой малышке и поправит её очаровательное (обязательно!) платье. И большие, прекрасные и самые красивые глаза в мире (папины, бледно-зелёные) будут смотреть на неё с немым вопросом: «Что это такое, мама? Что это за длинная тряпочка?». А Алисента будет улыбаться, целовать её пухлые щёчки и отвечать: «Это символ твоего Дома, дорогая, это символ того, что у тебя целая история за спиной».

Алисента думает, что Рейнира обязательно подарит малышке её первую детскую метлу, обогнав в этом даже Невилла. Древко метлы точно будет украшено тонкой резьбой и рунами для защиты. Рейнира нанесет их сама под руководством своего отца, Мастера Рун. Она тоже проведёт за этим часы, чтобы убедиться, что всё работает исправно. Деймон наложит чары, оплетёт таким тонким и искусным слоем, что если Алисента попробует разобраться, то наткнется на невесомую, как паутинка, вязь.

А если это будет мальчик, то Алисенте почему-то кажется, что он будет кудрявым, как она, с папиной робкой улыбкой и её голубыми глазами. Они с отцом будут восхищённо вздыхать над ботаническим атласом и произносить сложные названия на латыни с крайне умным и важным видом. Её самые лучшие мальчики. А леди Августа обязательно свяжет для них парные шапочки с мандрагорой (потому что бабушка всё знает и всё помнит).

Алисента садится в кресло возле камина и начинает плавно продумывать в голове праздник по таком случаю, список гостей, кол-во еды, пищевые аллергии, о которых могут не знать домовики, как разместить столы в саду, все ли уже закончили поступления и могут явиться на праздник, кого стоит пригласить сильно заранее… Дела и списки клубятся в её голове, собираясь в строгий план действий.

Когда из камина вышагивает её муж, Алисента вспоминает, что вообще-то не рассказала ещё ему. Она не может сдержать смеха, потому что уже решила, как рассадит всех Уизли и их пары, но даже не подумала о том, что ещё не сообщила мужу.

Невилл несколько смущённо смотрит на неё и оглядывает себя, думая, что может он снова забыл применить очищающее заклятье и теперь на нём осталась земля или какое-то агрессивное растение. Он вертит головой, чем веселит Алисенту ещё больше. Её дорогой, робкий и такой очаровательный муж. Не важно, какого пола будет их ребёнок, Алисента надеется, что он будет похож на Невилла.

— Милая, — Невилл всё ещё смущён и смотрит на неё с вопросом.

Алисента решает не хитрить и выпаливает честно, по-гриффиндорски:

— Я беременна.

Невилл роняет свой дипломат и запинается о кованную решетку, едва ли не падая, но вовремя хватается за кресло. В его глазах замешательство мешается с обожанием. На Алисенту так никто никогда не смотрел. Будто она — это всё. Это весь мир, обозримый и неведомый.

Алисента наблюдала за отношениями Рейниры и Деймона с детства. Всё становилось очевиднее вместе с тем, как они взрослели. Когда Рейнира говорила, Деймон смотрел только на неё, когда она хотела что-то попросить, в его глазах уже была готовность принести ей, что угодно. Буквально. Звёзды с неба, артефакты, богатства, собственное сердце на блюдечке. Когда они приносили свои свадебные клятва, Алисента не думала, что Деймон вообще был в курсе, что вокруг них стояли гости, что там были люди и драконы. В глазах Деймона была только Рейнира. И так было всегда.

Когда Алисента была младше, она надеялась, что её избранник поможет ей сбежать из Дома и будет смотреть на неё хотя бы с приязнью. Она знала, что стоило ей попросить, как Драконий камень приютил бы её на любое время. Но Алисента хотела не этого. Она хотела полностью сбросить властную руку отца с плеча, оставить «хайтауэр грин» позади, сменив его на серебристо-зеленый, слизеринский. Алисента мечтала о свободе. Иронично, но, чтобы избежать выгодной партии от отца, ей нужно было найти собственную.

Профессор Лонгботтом был очарован ею с первой минуты. Она думала — удобная партия. Она повторяла — это выход, хватай и бери в оборот, крути, как хочешь. Она смотрела ему в глаза — и мир за пределами терял целостность. Она касалась его руки, передавая бумаги, — и обжигалась. Она собиралась на свидание — и у неё потели ладони, хотелось немедленно поговорить с Рейнирой, попросить совета. К сожалению, у Рейниры никогда бы не нашлось совета для неё: Рейнира всегда знала (но не всегда осознавала), что Деймон будет её. Это не подлежало вопросу или волнению. Это был факт, а не шаткая возможность Алисенты.

Она должны была думать о том, как понравится Невиллу, как стать идеальной женой в его глазах, — Алисента взахлёб рассказывала о цветах в садах Красного Замка, о покойной Леди Таргариен и её любви к ботанике и гебрологии. И всё, о чём она действительно могла думать, — это будет ли её сердце каждый раз сбиваться с ритма, когда Невилл смеётся.

Алисента влюбилась. И Невилл смотрел на неё так, будто она была всем, чего он когда-либо желал. Она не могла перестать благодарить судьбу и Матерь за этот брак и это счастье.

В любви Деймона можно было сгореть, но Рейнира была драконом, огонь не мог причинить ей вреда. В любви Невилла Алисента почувствовала, что согрелась, а ледяные отметины, оставленные её отцом на бледной коже, исчезли. Отец всегда извинялся после того, как оставлял удары. Она не верила его извинениям, в его глазах не было раскаяния, только досада на то, что он сорвался. Ведь это было недостойно аристократа. Его волновала не боль собственной дочери, а только его высокородная гордость.

Однажды эти отметины увидела Рейнира — Алисенте пришлось оттаскивать подругу от Сиракс и умолять не убивать её отца.

Однажды Деймон случайно задел её плечом, и её маленькому телу этого хватило, чтобы свалиться безвольной куклой на пляжную гальку, — и он присел перед ней, наложил диагностическое заклятье и убрал все раны. Деймон извинился, и в его глазах не было ни жажды расправы, с которой он смотрел на её отца, ни удовольствия от чужой боли. Там не было и никакого беспокойства. Деймон позаботился о ней просто потому, что был виноват в случившемся и не имел цели причинить ей боль.

Однажды Лорд Таргариен (Алисенту мутило от просьб отца называть этого человека по имени) сказал ей, что она всегда желанная гостья в Красном Замке, даже если Отто Хайтауэра здесь ждёт только смерть.

Эти люди были на вершине аристократичного мира, у них была идеальная родословная, драконы, манеры, власть, богатства и сила. Образец. Они не отнекивались от собственной ярости, не дарили ей фальшивые улыбки, неискренние извинения, лживое волнение о её благополучие или пустые обещания. Они были честны с ней, потому что ниже их достоинства было лгать ей.

Её отец считал себя настоящим аристократом, а Таргариенов — варварами, язычниками, проклятьем Британии. И сам не дотягивал до них.

Таргариены были жестоки. Рейнира чуть не скормила шлюху своего дяди Сиракс, Деймон буквально убил пеплову тучу людей, Лорда Таргариена всей Палатой убеждали не убивать Отто Хайтауэра. И даже в своей жестокости они были более честными, чем любое слово её отца, более благородными, чем её брат.

Однажды Алисента поранилась, маленький порез, но была задета вена. Крови натекло столько… Невилл весь побелел от волнения, кинулся к ней, автоматически накидывая диагностические чары. Он залечил её порез и напоил кроветворным, не слушая возражения. И всё равно ещё целый день спрашивал в порядке ли она, не кружится ли голова.

В жизни Алисенты было достаточно этих «однажды», чтобы выбрать имя для мальчика и имя для девочки.

Когда ты называешь своего ребёнка в честь кого-то, ты отдаёшь этому человеку дань уважения, тому, как он много значил для тебя, как много сделал. Если это искренне, если продиктовано не только английскими традициями — это честь.

Они рассказывают только Августе и начинают рассылать приглашения на праздник. Только самым близким. Одним только Уизли уже не хватает гостиной. Алисента думает, что её дети никогда не будут одиноки. У них будет большая семья, связанная не только кровью, но чем-то большим. Родственные связи могут стать фундаментом, но без должного ухода даже он однажды сгниёт.

Рыжие макушки мелькают в коридоре, и она неосознанно поглаживает живот, представляя, как их дети будут носиться точно также, а она будет волноваться и просить их оставить игры для улицы.

Алисента принимает неожиданные объятия Деймона при приветствии. Она теряется в них и вдруг чувствует себя такой маленькой и хрупкой. Невысокая башенка, которую со всех сторон обвил дракон. Алисенте тепло в этих кольцах, и совсем не страшно. Она обнимает его в ответ, утыкаясь носом в шею, глубоко вдыхая запах дорогой кожи и дракона. Это дарит спокойствие. Деймон надёжный, как скала (если, конечно, не жаждет твоей смерти, да простит её Джеймс).

Джеймс приносит ей дурные вести. Он не знает, конечно, этот милый полукровка не знает. Он будущий аврор и не пытается влиться в политические круга. Каждому своё. Он даже не его отец, который много слышит от своей подруги, снова министра магии. Поэтому откуда ему знать, что, если Отто Хайтауэр вдруг умрёт, первые подозреваемые — Таргариены, а потенциальный лжесвидетель — дочь убитого. Он приносит ей письмо с искренним намерением, с мыслью, что это просто затянувшиеся семейная ссора.

У Алисенты мурашки бегут по коже, и грубая рука снова сжимает горло от одного только вида витиеватого почерка отца. Можно сбежать от насильника, но нельзя вырвать его из своей памяти, нельзя разучить своё тело реагировать дрожью даже на его незримое присутствие. Этот страх въелся в её кости, проник в каждый уголок души. Отто Хайтауэр — это невыводимый яд. Алисента годами ищет противоядие.

Руки дрожат так сильно, что ей приходится сцепить их за спиной, чтобы не начать обрывать кожицу вокруг пальцев. Она не позволит ему опять причинить ей боль. Он не разрушит её жизнь снова.

Деймон Таргариен вырывает письмо из рук Джеймса и бросает его в камин. Бесцеремонно, нагло, ультимативно.

— Что ты?! — Джеймс не успевает закончить, потому что Деймон также невозмутимо прерывает его.

— Первое правило аврора: никогда не принимай письма из чьих-либо рук, никогда, — он шипит, склонившись к Джеймсу, и старается не повышать голоса, чтобы не привлечь много внимания. — Второе правило аврора: если пизда Хауйтауэр что-то хочет от тебя — смело посылай его нахуй и уходи оттуда, потому что…

Деймон буквально закрывает её собой от всей комнаты, запирая между собой и углом с торшером. Алисента не чувствует себя в ловушке. Это даёт ей время сделать несколько глубоких вдохов и заставить себя разжать руки. Ей нечего бояться. У её отца больше нет над ней власти. Алисента — башня, что окружена со всех сторон драконами. Она в безопасности. Она…

В горле застревает комок, и она цепляется за свитер Деймона, пытаясь найти в этом силы успокоиться. Он не отстраняется. Алисента неожиданно понимает, что он в свитере. Во имя Семерых, в кашемировом свитере! Не в камзоле, деловом костюме, золотой мантии, рабочей униформе, кожаной одежде всадника. Он в свитере. Мягком, тонком, бордовом. Деймон Таргариен надел свитер!

— Ты в свитере! — она не может сдержать тихого восклицания.

Деймон замирает и разворачивается к ней, теряя всякий интерес к застывшему Джеймсу. Он отмахивается от мальчишки рукой, как от назойливой мухи, и сосредотачивает своё внимание на бледной Алисенте.

— Обычно, в свободной форме, я предпочитаю рубашки, но на улице ливень и грозы уже вторую неделю, а чар для поддержания температуры тела мне хватает и на работе, — он пожимает плечами, как будто это что-то само собой разумеющиеся. — Магия не может заменить настоящее тепло.

— Ты говоришь, как взрослый, семейный человек, — смеётся Алисента.

Это немного нервно, но всё же больше искренне. Деймон ничего не говорит о письме, только тихо фыркает и закатывает глаза.

— Потому что я взрослый, семейный человек? — дразнит её он, показывая руку с обручальным кольцом.

Алисента снова улыбается и выдыхает, выдыхает этот страх, застрявший глубоко внутри неё. Наверное, она никогда не сможет избавиться от него полностью, наверное, отец всегда будет её кошмаром, наверное… У Алисенты так много этих «однажды», что она берёт Деймона за руку, которую он демонстрирует с гордостью (вернее кольцо на ней (вот же довольный дракон)) и прижимает к своему животу.

Деймон застывает, резко втягивая воздух и с вопросом смотря на неё. Алисента кивает и сглатывает.

— Ты теперь четвёртый, кто узнал, и до ужина должен оставаться крайним, — тихо шепчет она.

Выражение лица Деймона — это трогательная смесь растерянности и неверия. Рейнира ещё не знает. Слова застревают у него в горле, и он может только слабо улыбаться, держа руку так осторожно, как это возможно.

Он думает, о маленькой девочке, которая везде таскалась за его племянницей и боялась драконов; он думает, о юной девушке, которая удерживала Рейниру от убийства собственного отца; он думает, о женщине, ради которой он загнал Лорда Хайтауэра в угол, как дичь, для получения разрешения на брак от Главы Дома. Он видит будущую мать, которая находит своё утешение и безопасность у драконов.

У судьбы странное чувство юмора, но Деймон не против.

— Это честь, — наконец выдыхает он, нервно сглатывая.

— Ты того заслуживаешь, — твёрдо отвечает Алисента.

В её словах нет сомнения, она выпрямляется и гордо поднимает подбородок. Она похожа на нерушимую башню, и впервые в жизни такая ассоциация не действует Деймону на нервы. Просто… Алисента того заслуживает.

Он убирает руку и чувствует фантомное ощущение мягкой и упругой плоти и струящейся ткани платья ещё долго. Деймон не может не думать о том, как это будет, когда Рейнира забеременеет. Насколько сильно это выбьет его из колеи, и что навсегда изменит в нём. Визерис точно будет плакать. Деймон, возможно… Он откладывает эти сладкие мысли в сторону. Пока ещё слишком рано.

На улице развернут шатёр, который прячет всех от непогоды. Они рассаживаются и приступают к трапезе, начинает играть музыка и непоседливые дети танцуют в центре, держась за руки и весело смеясь.

— Ты выглядишь пристукнутым, valzȳrys, — улыбается Рейнира, сжимая его руку. — Что-то случилось?

Они женаты всего месяц и каждый раз, когда она зовет его мужем, что-то теплое разливается в его душе. Ей нравится дразнить его этим, но у неё самой бегут мурашки от его ласкового ābrazȳrys. Деймон думает, будет ли также через пару лет, и понимает, что да, будет. Всегда.

— Скоро узнаешь, — он подмигивает ей, — просто… мне оказали честь узнать раньше. Теперь думаю о превратностях судьбы.

Рейнира склоняется к нему и оставляет нежный до слёз поцелуй на виске. Запах её духов наполняет всё его существо, и Деймон не может сдержать улыбки.

— Хорошо, — шепчет Рейнира.

Ей безумно любопытно, но она может набраться терпения.

Когда музыка стихает, все обращают своё внимания на Невилла и Алисенту. Они встают и просто светятся от счастья.

— У нас для вас радостная новость, — объявляет Невилл, он смотрит на свою жену с таким обожанием, что это кажется неприличным, но Алисента отвечает ему тем же.

— Я беременна, — объявляет она.

Шатер заполняют радостные возгласы, аплодисменты и поздравления. Все встают, чтобы поздравить их, миссис Уизли не скрывает слёз.

Рейнира бросает буквально один взгляд на Деймона и понимает, он знал. И это разбивает ей сердце. То количество счастья, что наполняет её при этой мысли просто невыносимо. Ему тесно даже в драконьем сердце. Она сжимает руку мужа и чувствует обручальное кольцо. Валирийская сталь гладкая и тихо мерцает в жёлтом освещение шатра.

«Огонь к огню», — думает она. Это не всегда пожар. Иногда это контролируемое пламя, как то, что вырывается из пасти дракона. Иногда это невысказанная нежность и гордость между ними, диалоги одними взглядами и ласковыми касаниями. Это всегда было, но полностью раскрылось только после свадьбы.

— Это не всё, ещё минутку, — просит Невилл громко.

Миссис Уизли продолжает всхлипывать, и никто не может её за это винить. Для неё не бывает чужих детей, и за всех она радуется, как за собственных. Рейнира не во всём согласна с этой женщиной (почти ни в чём), но не может не восхищаться широтой её сердца. Рейнира с трудом пускает в душу чужую кровь. Она так не умеет, но этот ребёнок, этот будущий ребёнок точно будет исключением.

— Мы пока не хотим знать, будет ли это мальчик или девочка, но уже выбрали кого хотим попросить стать крестными и возможные имена, — говорит Невилл, бережно прижимая к себе Алисенту. — На самом деле, моя дорогая жена всё выбрала, а мне только оставалось, что признать, что она знает меня лучше всех и её выбор, как всегда, идеален.

Он беззастенчиво и абсолютно искренне картинно льстит, за что получает шлепок по плечу от той самой идеальной жены, но всё равно не может перестать улыбаться и дразнить её.

— Мой дорогой друг, Гарри, окажешь мне честь? — предлагает Невилл.

— Это… честь для меня, — улыбка мистера Поттера широкая и яркая.

У него слёзы на мокром месте, Джинни ласково поглаживает его по руке.

— Рейнира? — Алисента смотрит на неё с вопросом. — Это всегда была ты, что думаешь?

Рейнира хватается за Деймона, чтобы устоять на ногах, ей кажется, что она попала в шторм. Алисента была её лучшей подругой на протяжение всей жизни. Рейнира уже любит этого ребёнка. Она и не представляла, что способно сделать с её сердцем подобное предложение. У неё потеют ладони и пульс бьётся где-то в горле. Это нечто большее, чем любовь, и немного другое. Это их дружба, пронесённая через года, непонимания и столкновения их культур. Она звенит, как йольская игрушка, и переливается всеми огнями, и дарит тоже ощущение счастья, радости и семьи.

— Kessa, — выдыхает Рейнира и тут же спешит себя поправить. — Да, да, это будет честью для меня. Я… кажется, я забалую этого ребёнка.

— Я ожидаю этого, — Алисента подмигивает ей, и Рейнира уже думает о детской метле, которую она точно однажды сделает.

— Это ещё не всё, — Невилл прочищает горло.

Все находятся под лавиной чувств и эмоций, и ему тоже трудно держать себя в руках.

— Если это будет девочка, то мы назовём её Алиса, — выдыхает он и не может ничего поделать с тем, что делают с его сердцем мысли о дочери и его дорогой матери.

Они назовут эту уже любимую и чудесную малышку в честь женщины, которая всегда боролась за справедливость и никогда не сдавалась тьме, чья семья никогда не заканчивалась кровью.

— А если мальчик, — Алисента запинается на секунду, а потом снова поднимает взгляд на Рейниру, — Эйгон.

Таргариены вздрагивают синхронно, поражённо смотря на неё. Рейнира не сдерживает тихого всхлипа, крепче сжимая руку Деймона. Она переполнена эмоциями и не думает, что может с этим справиться. Из всех валирийских имён — это самое Таргариеновское, самое ассоциируемое с ними и их великим предком. И это в честь них, всех троих (четверых), в честь людей, Дома, что стали для Алисенты семьей. В честь драконов, которые сделали маленькую башню частью своего замка.

Деймон выглядит таким же потерянным, как и полчаса назад, и Алисента не сдерживает смешка. У неё ведь может и войти в привычку шокировать его.

Лорд Таргариен украдкой утирает слёзы, он думает, что Эймма оценила бы. Она бы сказала правильные слова, вспомнила бы маленькую девочку, которая копалась вместе с ней в клумбах. Визерис может только улыбаться.

Назвать собственного ребёнка в честь представителя другого Дома? Это большая честь и большое признание. Алисента, как никто, и на самом деле одна из немногих здесь, действительно, понимает, что это значит и почему они выглядит настолько тронутыми.

— Это честь, — выдавливает из себя Рейнира, кусая губы, чтобы как-то взять себя в руки.

Она с треском проваливает эти попытки и просто бросается в объятия Алисенты. Они теперь осторожные и не такие крепкие, но не менее теплые.

— Ao sagon lentor, Alicent, — шепчет Рейнира в эти объятия.

Алисента ловит взгляд Деймона поверх плеча подруги, и он улыбается им, Рейнире и ей, сжимая плечо своего растроганного брата. Рука Невилла всё ещё покоится на её талии, и Алисента думает, что не может быть момента лучше (может, конечно, может, но это она узнает, когда родится Эйгон II).

---

Примечания:

Это просто милое дополнение, которое мне хотелось сделать.

Хочу ли я сказать, что домашнее насилие стало причиной, по которой Отто пнули под зад? Кто знает, кто знает. Но было ли это одной из причин? О даааааа.

Я в блоге упомянула, что не собираюсь писать макси по драконам, потому что поверхностно знакома с лором. Ща смотрю на кол-во страниц и такая — бляяяяяять, и ведь и выкрутилась с лором, и сама себя наебала.

Примечания:

Вне общего канона, к следующим частям отношения не имеет и там не учитывается.

О несчастной доли Реи Ройс

Курсив в диалогах — это валирийский.

"Временная линия? Какая временная линия?" С Реей Ройс его обручает Визерис, куда позже, чем в каноне. Почему? Мне захотелось добавить боли в отношения братьев и грехов Отто. А ещё — Рейниру на свадьбу Деймона. Так что 18 лет брака, конечно, не будет. Я их поменьше помучаю. А что? Что вы мне сделаете? У меня тут AU!

Тут ток платоническая деймира, наша девочка ещё ребёнок. И она спешит на помощь своему любимому дяде. Так что это не так горячо, как другие части.

---

 

— Я не знаю, что я хочу.

— Ну, это неправда. Ты хочешь того же, что и все.

— И чего же, таинственный незнакомец, который знает ответы на все вопросы?.. Скажи мне, чего же я хочу?

— Ты хочешь любви, в которой можно раствориться. Ты хочешь страсти, приключений и немножко опасности.

«Дневники вампира»

 

Когда Рею назвали Наследницей, Деймон Таргариен заставил Лордов и Леди Британии содрогнуться и выбрать его брата главой Палаты Лордов. Когда Визерис сел на Железный Трон и призвал клятвы вассалитета, она впервые ощутила дамоклов меч над своей головой и встретила будущего супруга.

Красный Замок призывал всех своих вассалов, натягивая нити связи, выжигая клятвы, данные на крови. Это было почти аморально, использовать столь древние связи, приклонять Дома и рода одной лишь магией крови в древнем артефакте. Почти, потому что, когда Рейнис Таргариен много веков назад составила клятвы и приказала выковать их на мечах от павших под драконьим пламенем, её предки покорились сами. Аристократическое наследие — их крест и благословение. Проклятье и дар. Им везло, что Таргариены не использовали своё достаточно долго. Простая удача, что драконам не было до них дела.

И вот спустя века их призывали в Красный Замок, точно тянули свору собак за ошейники, не обращая никакого внимания на сопротивление.

Когда Рея прибыла с отцом, над замком кружили драконы. Их тени периодически накрывали людей (наверное, с такой высоты — людишек), а рёв отдавался в каждой клеточке тела.

Рея поняла, кто бы не разбудил спящих драконов, теперь им всем придется иметь с этим дело. Она могла лишь надеется, что её Дом выстоит в ярости драконьего огня.

Лорд Таргариен восседал на троне, как король, полный ярости и гнева. Наверное, его предки были такими же. Вся его родословная стояла за Железным троном, все клятвы на мечах горели огнём, а на лезвиях мерцала засохшая кровь. Даже спустя столетия, почти тысячелетие.

Рея сглотнула, когда её взгляд легко нашёл меч её Дома. Бронзовый, покрытый рунами. Как будто кто-то дёрнул её и уткнул носом, как какую-то псину. Смотри, смотри, смотри! Вот кровь твоих предков! Вот твоё наследие! У неё мурашки бежали от этого магического давления.

У ступеней в кресле сидела беременная Леди Таргариен. Её руки были сложены в защитном жесте на животе, но взгляд источал лёд. Рея слышала, что Эймма Аррен была самим очарованием, драгоценным цветком Долины, что её доброта была достойна самой Матери. А ещё Рея знала, что валирийцы не поклонялись Семерым, а Мелеис пусть и была богиней любви и плодородия, но в первую очередь — драконом. И если её воплощение нашло себя в Леди Таргариен, то Том Реддл разозлил не того мага.

По правую сторону от трона стоял Деймон Таргариен. Рея тогда впервые увидела его так близко. До этого он лишь мелькал на приемах и балах, часто предпочитая компанию бывших Блэков или Веларионов.

Его рука лежала на бедре, сжимая рукоятку палочки. Тёмная сестра почти сливалась с его одеждой, но Рея видела, как на гладкой поверхности плясали всполохи пламени от свечей. У него были самые яркие аметистовые глаза, какие она только видела. У людей просто не должно было быть такого насыщенного цвета, но Таргариены всегда были ближе к богам, чем к людям.

За Железным троном висел огромный гобелен с гербом Таргариенов. Сквозняк едва шевелил тяжёлую ткань, но Реи казалось, что дракон дышал и взирал на них. На свою добычу. Таргариены были закованы в чёрное, как в доспехи, и алые вставки были похожи на кровавые росчерки.

Трёхглавый дракон поднял голову. Таргариены объявили войну.

Теперь это было очевидно, и если до этого момента, многие оставались нейтральны к происходящему, пытались оценить выгоды и последствия, медлили, то сейчас их поставили перед фактом.

Что бы Тёмный Лорд не сделал — он разбудил чудовищ, которые спали мирным сном веками. Этого уже было достаточно, чтобы вызвать в Реи злость и раздражение. В Дурмстранге её учили, что дразнить драконов — опасная игра. Ты либо сам расправишь крылья, искупавшись в их крови, либо сгоришь в драконьем пламени.

Это не могло не восхитить её тогда. Пробрало до глубины души, это ощущение опасности, грозной твари, что смотрела прямо в душу, но точно на букашек под ногами.

Деймон Таргариен был проклятьем, что пронёсся по Британии после падения Тёмного Лорда.

Рея была заинтригована, когда ей сообщили о будущей помолвке.

Подруги шептались, что она сможет прикоснуться к Красной Смерти, они хихикали, упоминая, что он опытный… мужчина. А что могло бы быть лучше для невинной девы? Рея старалась не краснеть, но не могла перестать думать о первой брачной ночи. Подруги понимающе кивали. А ещё они оба были Мастерами боевой магии и любили верховую езду — с этого можно было бы начать. Политические браки заключались и из-за меньшего. У них были все шансы стать хорошим, гармоничным союзом.

Её свадьба стала фарсом. Притчей во языцех. Трагикомедией.

Андромеда Тонкс цинично заметила, что Деймон скорей останется бездетным вдовцом, чем выйдет за не-валирийку. На её свадьбе! Это оскорбило Рею, это разлило её. Ей хотелось попросить женщину не пятнать этот день своими словами.

Рея была так наивна. Недостойно Наследницы Рунного Камня.

Андромеда Тонкс просто констатировала факт.

Деймон Таргариен не желал этой свадьбы настолько сильно, что шёл к ней под принуждением, под давлением Главы Дома. Лорд Таргариен что-то шипел ему на валирийском, крепко сжимая его локоть.

— Во имя Семерых, Деймон, не заставляй меня отлучать тебя от Дома, чтобы закрыть ещё одно твоё оскорбление, ты и так натворил достаточно! — Визерис стиснул зубы так сильно, что заходили жевалки.

Он заставил себя остаться спокойным.

— Срать я хотел на Семёрку! — ответил ему Деймон, даже не пытаясь понизить голос.

Было просто благословением, что валирийский не был распространён в Британии.

— Я не сделал ничего, чтобы получить в жёны грязнокровную суку.

— Ты выполнишь свой долг перед Домом, возьмёшь жену и остепенишься прямо сейчас, Деймон, или клянусь, ты забудешь о входе в Красный замок, — предупредил Визерис, оставляя Деймона, как какую-то невесту, у алтаря для произнесения традиционных церемониальных клятв Семерых.

— Это кончится трагедией, — прошептал жене Корлис Веларион.

— Деймон, который готов стать вдовцом; малышка Рейнира, которая устроила скандал из-за его свадьбы, и была наказана, и сейчас заперта в компании нянек… Что может пойти не так? — язвительно ответила Рейнис.

Она не могла ничем помочь своему дорогому кузену. Даже Эймме не удалось отговорить Визериса от этой идеи. Чтобы не натворил Деймон, но его брат явно пытался заменить убийство на кандалы.

Рейнис видела, чем заканчивались попытки надеть на драконов ошейник. Откровенно говоря, ещё не так давно вся Британия это наблюдала и теперь настороженно косилась на Лорда Таргариена, который бесстрашно «тыкал дракона палкой», как выразился Лорд Тарли. Всю ситуацию усугубляло то, что Деймон никогда не поднял бы палочку на брата, а значит — его гнев должен был найти другую цель.

Рейнис предрекала новые чистки в рядах преступных группировок.

Корлис обещал себе, что больше никогда не будет сомневаться в суждениях жены о драконьем характере.

Деймон отказывался говорить на английском, откровенно говоря, он шипел ругательства, а не клятвы и на валирийском. Корлис только порадовался, что Лейнор был уже достаточно взрослым для таких выражений, а Лейна осталась в Дрифтмарке. Визерис краснел, Эймма бледнела, те, кто понимали валирийский, не знали смеяться им или плакать, а все остальные просто надеялась, что это не валирийская ворожба.

Когда септон связал руки Деймона и Реи золотым платком, раздался драконий рёв. Они все вздрогнули и не успели ничего сделать, как стена за алтарём разлетелась под напором драконьего пламени и ударов Караксеса. Они все бросились в противоположную сторону, хватаясь за палочки.

Рейнис не могла поверить, что Деймон действительно использовал Караксеса для того, чтобы сорвать свадьбу и сбежать с неё. Она не успела, как следует обдумать эту мысль, как голова Караксеса исчезла, и в появившейся провал влетел золотой дракон.

Сиракс ещё довольно неуклюже приземлялась, поэтому пыталась зацепиться когтями за каменный пол. И слетевшая с рук молодых золотая ткань была безжалостно ею разорвана и истоптана в процессе торможения.

Рейнира Таргариен, семи лет от роду, в костюме драконьего всадника, невозмутимо сидела в седле, возвышаясь над всеми, как королева.

— Надеюсь, я не опоздала, — оскалилась она.

Корлис не смог сдержать истеричного смешка.

«Драконы рождаются с зубами», — однажды сказала его дорогая жена. Деймон не пытался сорвать свою свадьбу, вернее пытался, но колебался в своих привычных рамках неповиновения, боясь потерять возможность видеть семью, но Рейнира… Маленькая избалованная принцесса была драконом, и не получив того, чего хотела, просто решила взять это самостоятельно.

Наверняка у дяди научилась.

Рейнис смотрела на свою двоюродную племянницу и не могла отделаться от мысли, что Четырнадцать уже всё решили за них, глупых людишек. Они благословили новый союз и объявили о нём. Это было единственным разумным объяснением тому, что Караксес пробил для Сиракс проход, хотя драконы не отзывались на чужие команды. А драконица была ещё слишком мала для такого. Рейнис раньше надеялась, что Рейнира станет хорошей партией для Лейнора, но она не была дурой, чтобы идти наперекор Богам.

Визерис, правда, был более упрям. Или глуп. Тут уж Рейнис оставляла право выбора за ним.

— Рейнира! — Деймон первый отмер и бросился к своей племяннице.

Сиракс пропустила его, опускаясь на пол и помогая своей наезднице слезть.

Деймон подхватил Рейниру, zȳhon byka zaldrīzes, на руки, прижимая к себе и заглядывая в глаза. Они с ним были так похожи в этот момент. Две пары аметистов, две шальные улыбки и восхищение во взгляде, одетые в чёрную кожу и стоящие на изорванном свадебном узле.

Близнецовое пламя.

Огонь и кровь в чистом виде.

Вокруг поднялся шум, Визерис и Эймма бросились к дочери, но Сиракс предупреждающе зарычала, расправляя крылья и поднимая голову. Люди пытались разрушить союз, который не понимали и который уже был обещан. Сиракс знала, что её всадница связана с наездником Караксеса. Эту связь не должно было марать другими нитями магии. Это было бы оскорблением на дар Богов.

Андромеда Тонкс помогла Реи подняться с земли и быстро привела её и платье в порядок, пока невеста хлопала глазами. Она видела драконов только издалека. Но раскрытая красная пасть, летящая на неё и лишь в последний момент почему-то остановившиеся, была близко. Это было реально. Она чувствовала дрожь во всём теле. Красная Смерть пришла за ней.

Какими же наивными были её мысли о полётах на драконе с мужем. Красная Смерть… Подпускала ли эта тварь к себе вообще хоть кого-то кроме своего наездника или оправдывала характер и закусывала незадачливыми дураками прямо на месте?

— Спасибо, Караксес!, — Рейнира помахала в провал, и ответом ей стал драконий рёв.

Красный силуэт мелькнул мимо и исчез в облаках.

— Лети, Сиракс, спасибо, но меня сейчас ругать будут, — невозмутимо произнесла Рейнира, будто ей было это привычно и скучно.

Она потянулась к своей Золотой Леди и погладила тёплую чешую, испытывая искреннюю благодарность за её первый в жизни самостоятельный полёт. Будет ещё много таких, она была уверена, но этот… Этот Рейнира не забудет никогда. Будет бережно хранить в памяти, как сбежала из замка и оседлала дракона, потому что хотела сорвать свадьбу своего дяди. Он не должен жениться на женщине, которая ему совсем не нравилась, которая не была валирийкой и не могла подарить ему много драконьих всадников.

Рея не могла понять их разговора, но она улавливала имена. Юная Таргариен повелевала драконами или… возможно, имела их любовь и преданность. По крайней мере двух. По крайней мере своего дяди.

Она смотрела на них двоих и её корёжило. От ярости, обиды, оскорбления и боли. Маленькая принцесса держала в своих руках драконье сердце. И была такой жадной, какой и полагалось быть дракону. Она не поделится. Рейнира Таргариен возьмёт себе всё, а её дядя ей это даст.

И злые слёзы были просто… закономерны. Это была её свадьба, если не самый счастливый день в жизни, то хотя бы её день. Драконов это не волновало. Они просто разрушили всё, как эту каменную стену.

Джейна предупреждала её, что дракон выбирал дракона.

Леди Малфой говорила ей, что Деймон был весьма консервативен в вопросах крови. Рея надеялась, что её магического происхождения будет достаточно. Типичная ошибка, глупая-глупая ошибка — ну как ты могла позволить себя одурачить, Рея Ройс! — думать, что под чистотой крови Таргариены подразумевают аристократическое происхождение.

Она же была отпрыском крупного Дома.

Ей же преподавали историю.

Леди Веларион смотрела на неё с сочувствием.

Рея предпочитала игнорировать эти звоночки. Она видела драконов, мечтала о хороших спаррингах, гармоничном союзе и позволяла себе представить, как бы выглядели их дети.

Этот брак станет трагедией. Он обернется тюрьмой и кандалами.

Рея утерла злые слёзы и сделала глубокий вдох. Она приняла это и одела на себя бронзовый доспех из невозмутимости и вежливого презрения. Они оскорбили её, унизили и выставили посмешищем на собственной свадьбы.

Рея Ройс была Наследницей Дома зачарователей, она не даст слабину и не позволит насладиться своей слабостью.

Драконы хотели съесть её? Сжечь? Они будут удивлены тем, насколько жаропрочной может быть бронза, покрытая Ройсовскими рунами.

---

Примечания:

Рея была воинственной и свободной. Я думаю, что она мечтала о другом. Я думаю, что этот брак стал тюрьмой для двоих. Они оба были оскорблены и унижены, но по разному, главное, что они оба чувствовали это.

Примечания:

Важные исторические моменты этой аушки: Деймона и Рею, как по канону, женят в юности, до рождения Рейниры. У них рождается ребёнок. И они не становятся хорошими родителями.

Это ау о том, как горько и больно быть нежеланным ребёнком. Мы помним, что Деймон заботится только о своей семье и часто бывает жесток с теми, кто в неё не входит. Вот тут как раз будет такой вид жестокости, и он весьма непригляден и уродлив в этом. Хотелось раскрыть эту неприглядную сторону Деймона. Обычно его тёмные стороны больше привлекают, чем отталкивают, но есть и обратный случай.

Вообще, это трагедия одной маленькой жизни.

Примечание: Лея назовёт Джейну Аррен тётей. Данное обращение тётя может означать не только степень родства, но и вежливое обращение к взрослому дальнему родственнику или просто взрослому.

---

 

— Ты ещё веришь в любовь?

— Не знаю, но нельзя заводить детей без любви. Дети хорошо чувствуют разницу.

«Неприкаянные»

 

— Я беременна, — холодно сообщает ему Рея.

Деймон морщится и выгибает бровь:

— Мы трахнулись один раз под влиянием магии брачного ритуала, и ты пила зелье против этого.

— И я беременна, и не то чтобы у меня было ещё с кем трахаться, — шипит она, явно намекая на его распутный образ жизни, улицу Шёлка, Лютый и шлюху, которую он не стесняется таскать на Драконий камень.

У Реи глаза тёмные, как грозовое небо, и также метают молнии. Она не ждала, что Деймон так сразу ей поверит, но он даже не пытается быть серьёзным.

Между ними воцаряется напряжённое молчание. Деймон обдумывает происходящее и пытается понять, что чувствует. В его груди ширится… сожаление. Они оба не хотели этого. Да во имя Семерых, они с трудом могли находиться в одной комнате! Наконец он тяжело вздыхает и говорит:

— Я знаю колдомедика, о котором никто никогда не узнает. Ни одна живая душа.

Рея не вздрагивает и не выглядит оскорбленной его предложением. Какая-то часть её хочет согласиться. Покончить с этим фарсом и не мучить хотя бы себя самому. Другая её половина, ответственная и выращенная на долге и нелюбви к своему кузену, напоминает ей об обязанностях и выгодах.

— Рунному Камню нужен Наследник, — припечатывает она. — Будешь возражать?

— А толку? — Деймон наливает себе бурбона и возвращается в кресло. — Я сволочь, но не потащу тебя силой. Пока это не касается Железного трона, я тебе не враг.

— Ты всегда мне враг, — парирует Рея, прекрасно понимая, что Деймон не допустит этого ребёнка на трон Таргариенов, поэтому ей нужно будет позаботиться о том, чтобы дитя было чётко вписано в её линию наследования.

— Я — порядочный враг, я ещё не скормил тебя Караксесу, — фыркает Деймон, смотря на неё.

За всё время их брака Рея едва ли может сосчитать десяток раз, когда он смотрел на неё, а не сквозь. В его взгляде вместо постоянного раздражения плещется лишь обреченность и понимание. Их совместная жизнь похожа на фарс. Рожать дитя — жестокость в чистом виде.

Рея отворачивается от этих мыслей, напоминая себе о долге. Лучше бы он был жесток, лучше бы он лишил её выбора, но правда в том, что Деймон сволочь, а не монстр.

«Рожать ребёнка — это выбор женщины, у меня нет в нём права голоса», — отвечает Деймон, когда у него интересуются о наследниках. Он оставляет бремя выбора на её плечах.

Реи хочется кричать от обречённости.

Конечно, он не рассказывает родным, конечно, они узнают о её положение из газет. Леди Таргариен прибывает первой, придерживая рукой свой уже большой живот. Она интересуется её здоровьем, приносит с собой успокаивающие травы, если ребёнок будет сильно пинаться.

Рею тошнит по утрам и от доброго взгляда Леди Таргариен. В нём столько сочувствия, жалости и понимания, что Реи хочется разрыдаться, растворившись в её мягких объятиях.

Она не так это себе представляла, когда была моложе. В её мечтах супруг был рядом с ней, заботился о ней, даже если не всегда понимал как, даже если ему не хватало бы внимательности. Но она носит ребёнка, в ней развивается новая жизнь, и она хочет, чтобы кто-то был рядом.

У Джейны не всегда получается оставаться, на ней много работы, у неё высокая должность, ей приходится разбирать руины, которые оставила после себя война и строить новый мир.

Рея хочет, чтобы кто-то прошёл этот путь с ней, рука об руку. Деймон не оказывает ей такой милости. Она знала, что так будет. И всё равно это разбивает ей сердце.

Ей казалось, что она переросла свадьбу, ставшую фарсом, ей казалось, что она двинулась дальше, запихнула надежду куда поглубже и позволила ненависти править их отношениями. Так было проще. Легче. Но он оказался единственным близким ей человеком. И не желал быть рядом.

С приближением родов, она устаёт всё больше. Может Рея и не дракон, но в её душе тоже есть огонь, в котором рождается бронза. Горны остывают и ржавеют без работы. Ожидание выматывает, ребёнок тянет из неё магию и второго родителя нет рядом, чтобы помочь ей.

Сидя в пустой гостиной одним вечером, после ухода Джейны, Рея выбирает имя. Она уже знает, что это будет девочка, поэтому называет её Лея. Деймон наверняка съязвит что-нибудь об её оригинальности, но Рея слишком устала, чтобы реагировать и на это.

У Леи Ройс тёмные волосы и аметистовые глаза на аккуратном, кукольном личике. Она взяла от своих родителей всё самое лучшее, и, смотря на неё, Рея думает, что нет ребёнка милее.

Ей никогда не приходило в голову, что у неё может получиться такое красивое дитя. Она объективно смотрела на себя. У неё были тяжёлые, грубые черты лица, как и у многих жителей Долины. Таргариеновская кровь видимо творила чудеса. Она оставила насыщенный чёрный цвет волос Реи, густые брови, и взяла аристократическую бледность Деймона, правильные, пусть и острые черты лица.

Лея — лучшее, что есть в них обоих. И эта мысль сжимает её сердце тисками.

Деймон приносит драконье яйцо. Без всякого явного желания, но честно. Он смотрит на малышку и не думает, что ей предстоит стать всадницей. Бронзовая принцесса. Драконы не носят доспехи. И всё же Рея ему благодарна. За эту нежданную порядочность, за красивое золотое яйцо. Это королевский цвет и самый близкий к бронзе. Это нежеланный ребёнок, но Деймон хотя бы пытается.

Оно не вылупляется. Рея не знает благодарить Семерых за это или нет. Возможно, это самое большое напоминание о том, что девочка Ройс, возможно, её время ещё не пришло. Деймон тоже не был связан с Караксесом с детства.

Она всё равно просит его вернуть яйцо на Драконий камень. Для собственного спокойствия. У Реи нет желания делать Наследника Рунного Камня частью традиций и истории Таргариенов. Она не соблюдает их и не желает, чтобы её дети выросли в Четырнадцати, а не в Семи. Деймон, кажется, не стремится этого изменить.

Когда рождается Рейнира Таргариен, Деймон улыбается так счастливо — его взгляд полон любви и заботы, хотя малышка едва ли понимает, кто её держит, и ещё даже не умеет различать чёткие образы. Но она уже сосредоточение вселенной с обожанием и любовью родителей, с безграничной преданностью своего дяди.

Деймон не любит детей. И дело тут не только в Реи. Лея не была единственным ребёнком, с которым ему приходилось взаимодействовать. Так просто сложилось, но проведя всего час в компании своей племянницы, Деймон знает, что предаст огню любого, кто попробует причинить ей вред. Он и сам покажет ей, как это сделать. Она — маленький дракон. И когда она вырастит, никто не посмеет сомневаться в силе её пламени. Рейнире будет принадлежать весь мир, и Деймон положит его к её ногам.

Конечно, конечно, Боги смеются над Реей, когда Деймон приносит девочке то самое, золотое, яйцо. Королевский цвет, да, точно, как для Таргариена. Конечно, конечно, оно вылупляется, когда новорождённая принцесса касается его. Золотистую драконицу называют Сиракс, в честь валирийской богини. Конечно, конечно, ведь Таргариен не заслуживает меньшего.

Реи почти не обидно. Она знала, что так будет, просто надеется, что Лея никогда не узнает, кто вернул её яйцо и у кого оно в итоге вылупилось. Она не думает, что это материнский инстинкт, скорее — жалость.

С детства Лея Ройс знает, что её родители не любят друг друга, вернее сказать, едва выносят. И под Йоль, каждый год, они пишут Лорду Таргариену прошение об аннулировании их брака, ссылаясь на какую-то поправку из Кодекса Ройсов, которая это позволяет. Магловские дети просят у Санта-Клауса игрушки, а её родители — у Визериса I свободу. Лея смеётся и рыдает от этой иронии. Её дедушка на удивление жесток.

Она привыкает ждать своего отца с детства.

Он мог месяцами не появляться в Долине, возвращаясь после работы на Драконий камень. Когда родилась его племянница, он начал спешить в Красный замок. Им говорили, что они там всегда желанные гости, но мама никогда не горела желанием появляться там чаще, чем того требовал этикет.

У Рейниры были такие же волосы и глаза, как и у Деймона. Если быть совсем откровенным, то она и на дочь его была похоже больше, чем сама Лея. Может поэтому он не любил родного ребёнка? Потому что она не была на него похожа? Потому что её волосы, как чернильное пятно на белой бумаге, выделяли её среди всех Таргариенов?

Лея часами стояла у зеркала, упрашивая свои волосы побелеть. Они уже покраснели однажды, когда Лея впервые увидела Караксеса. Она так испугалась, что у неё случился магический выброс, который не только поджёг деревянный навес, но и покрасил её волосы в алый. Но белого не было.

Как бы она не пыталась, не просила, не представляла. Белого никогда не было.

«Пепел — это для Таргариенов», — однажды сказала тёти Джейна: «А у тебя есть великолепное вороное крыло, которого им никогда не видать.»

«Как и дракона мне, видимо», — молча добавляла Лея.

Её дракон не вылупился, и отец вернул яйцо в Драконью яму по просьбе матери. Может поэтому он её не любил? Потому что она не была всадницей, а у Рейниры с рождения был собственный дракон?

Ей хотелось кричать, размахивать руками и требовать справедливости. Она была Ройс, но её отец был Таргариеном. Она заслуживала собственного дракона. Мать не имела права лишать её этого. Так легкомысленно, так просто, будто пыталась сразу обрубить все связи с её валирийским наследием. Это было нечестно.

Однажды её мать устала от бесконечных скандалов на этой почве.

Они становились всё громче и серьезней с тех пор, как отец всё-таки отвёз её на Драконий камень и показал другие, оставшиеся у них яйца. Ни одно не отозвалось в её груди. Её отвергли. Лея не знала, каких сил ей стоило не разрыдаться прямо там, пока отец сжимал её плечо в знак поддержки. По крайней мере он тоже знал, каково это. Он оседлал Караксеса уже будучи взрослым. У них было хоть что-то общее. И всё равно. Она и так была половинчатой. Дефектной. У неё было ещё меньше шансов, чем у отца. Был ли в мире дракон для неё?

— Если бы моё яйцо оставалось со мной дольше!.. — кричала она.

Она видела, как мать поджала губы на это обвинение. Видела, как что-то в ней оборвалось и глаза превратились в чистый лёд.

— Твоё яйцо вылупилось от одного прикосновения твоей кузины и носит сейчас имя Сиракс! — выплюнула её мать и тут же осеклась, одернулась всем телом, будто обожглась.

Но обожгла только её. Извергла в гневе кипяток. Лея застыла. Замерла едва дыша. Поэтому отец не смог вспомнить, какое яйцо принёс ей. Он просто не хотел ей рассказывать, не желал иметь дело с этой проблемой. С тем, что отдал её яйцо своей драгоценной племяннице. Очевидно, родная дочь не была для него так важна. Отец не хотел ничего ей объяснять. Возможно, лгать. Может, он щадил её чувства.

Лея ощущала обжигающие слёзы и знала, её отец не жалел ничьих чувств, даже собственных. И для неё бы правды не пожалел.

— Ты — Ройс, Лея, — твёрдо сказала её мать. — Мы не летаем в небе. Бронза слишком тяжела для драконьих крыльев.

И Лея тогда поняла. Поняла причину своего рождения — Наследница Рунного Камня. Не больше, не меньше. Никаких уроков валирийского, не их истории и сказок, не летних каникул на Драконьем камне, не полётов на отцовском драконе. Это — для Рейниры Таргариен.

Лея Ройс не должна была иметь ничего общего с наследованием Таргариенов. Её изначально из него исключили, даже если её отец был Наследником. Её удел был стоять твёрдо на ногах, на земле, как их горная твердыня.

Когда Лея поступает в Хогвартс, Шляпа отправляет её на Пуффендуй, и это — самая большая насмешка над её жизнью и одиночеством.

На совместных со Слизерином парах Лея сидит с Алисентой Хайтауэр. Та, кажется, долго не может понять, кто она. Вот настолько в магическом мире стараются не вспоминать, что у Деймона Таргариена есть жена, в чей род он так и не вошёл и чью фамилию не взял. Хотя для второго сына — это весьма завидное положение.

Лее приходится сказать, что её отец — дядя лучшей подруги Алисенты. И это унизительно, потому что это Алисента просто дочь второго сына Дома Хайтауэров, вассалов Тиреллов. Тех, которые сдали Хайгарден Таргариенам во времена завоеваний. Им за предательством пожаловали весь Простор и их вассалами были Лорды Староместа. А Лея Ройс была дочерью потомка этого мага, заставившего всех склониться. И она оставалась неузнанной.

Она должна возвышаться, но правда в том, что она незаметна. Лея чувствует себя постыдным секретом своих родителей. И это снова и снова разбивает ей сердце.

Когда Рейнира поступает в Хогвартс, Лея не может на неё смотреть. На этого правильного и идеального ребёнка, которого всегда, наверное, хотел её отец. И которым она не могла стать, как бы не пыталась.

Когда её отец с помпой и драконьим рёвом пребывает в Хогвартс, Лея бросается к Запретному лесу. Она надеется, что он прилетел к ней, что, возможно, он хотел её навестить, выкроил время в своём забитом графике. Может, может… она была ему нужна!

Лея отчаянно пробивается через толпу других учеников только для того, чтобы увидеть, как Рейнира Таргариен седлает дракона, а её — её, блять! — отец спешит за племянницей в небо. Он даже не замечает её в толпе, не слышит её крика. Драконы взмывают в небо, величественные и прекрасные, и за их хлопаньем крыльев и рёвом Лею Ройс не слышно.

Это бьёт её наотмашь. Это — агония в чистом виде. Он не приходит к ней даже после выволочки у директрисы. Когда она спрашивает у декана о своём отце и его визите, женщина смотрит на неё с такой жалостью, что Леи становится тошно.

Её жалеют. Дочь Ройсов, Наследница Рунного Камня, дочь Наследника Таргариенов. Какая же она жалкая.

Лея не уверена, что у неё когда-то вообще был отец, а не биологический родитель.

Когда она учится на последнем курсе, начинают ходить перешептывания, что Лорд Таргариен внял наконец-то мольбам Ройсов и своего брата и готов подписать аннулирование.

Алисента становится центром сплетен, и перед уроком по травологии девочки окружают их парту кругом. Просто Рейнира пугает одним своим видом и насмешливым взглядом аметистовых глаз, а Хайтауэр на фоне подруги выглядит безобидно. Слизеринки охочи до свежих новостей и самых горячих подробностей. А ещё они достаточно безжалостны, потому что сама Лея их не смущает. Или они просто не помнят, что Деймон Таргариен её отец. Как обычно.

— Ну, Алисента, ты что-нибудь знаешь об этом? — нетерпеливо спрашивает девушка Бракенов.

— Да, да, рассказывай, — вторит ей кто-то из Блэквудов.

Удивительно, какой огромной силой обладают сплетни. В иное время эти двое готовы перегрызть друг другу глотки, но сейчас стоят, тесно прижавшись к друг другу.

Алисента ухмыляется и скучающе разглядывает свой маникюр, создавая театральную паузу. Она проявляет милость и всё-таки смотрит на ожидающих девушек. У неё хитрый, лисий взгляд и отчётливое желание выжить максимум из этой ситуации.

— Рейнира сказала, что Лорд Таргариен согласен подписать аннулирование, — шепчет она, точно по секрету. — Сейчас утрясают вопрос компенсаций с Леди Аррен и Леди Ройс. Если они сойдутся в цене, то к Йолю брак будет официально аннулирован.

— Не расторгнут?.. — выдыхает Саванна Тирелл, дочь нынешнего Главы Дома.

До всех неожиданно доходит разница, и все вопросительно смотрят вначале на Алисенту, а затем бросают косой взгляд на Лею. Конечно, они её помнят. Игнорируют намеренно, зная, что выгоды от неё никакой.

Есть большая разница между расторжением брака и его аннулированием. Расторжение — вообще крайне редкая для аристократов процедура. Большинство магических ритуалов не подразумевают подобного, и часто под этим словом может подразумеваться кончина одного из супругов. Сейчас — это канцелярское и министерское выражение. Если брак был расторгнут значит он был (для начала), и магический договор это позволял, значит будет делится имущество, будут признаны дети, возможные Наследники, права на владение.

Аннулирование — это всё равно, что сказать, что брака не было. Мол, закроем глаза на всё, что было за эти годы. У всех останется имущество, которым они владели, Деймон не сможет претендовать на Рунный Камень, Рея — на отступные Деймона. А Лея… Лея останется в одном из Домов и будет исключена из генеалогического древа другого. Она не превратится в бастарда, просто… просто её не будет. Её вычеркнут, потому что брак «ни к чему не привёл».

Лея знает для чего это делается. Это оправданная процедура, которая позволяет избежать войны за наследство, потому что аннулирование редко означает, что Дома разошлись в хороших отношениях. Это просто механизм защиты.

Лею отверг дракон. Теперь её не будет даже на семейном древе Таргариенов. Она хоть где-то вообще была? Кому-то была нужна? Ну… она? Просто Лея. Без всяких Ройсов, Таргариенов и всего прочего.

— Аннулирование, — припечатывает Алисента безжалостно.

Слизеринки, аристократки — стая жадных до крови акул, вот, кто они. Лея хочет прокричать им об этом и попросить убраться с её парты, но знает, что шепот настигнет её даже в самом шумном коридоре. Скоро об этом заговорят все.

— Значит он будет свободен для повторного брака? — почти мечтательно спрашивает Блэквуд.

Лея чувствует тошноту.

Алисента смеётся вместе с Тирелл. Они хохочут, как ненормальные, даже не пытаясь прикрыть рот рукой и утирая выступившие слёзы. Несколько других девочек сдержанно хихикают. Их взгляды упираются в Блэквуд.

— Серьёзно? — выгибает бровь Дана Бракен. — Ты же сейчас шутишь?

Яда в её голосе вполне хватит на весь их факультет. Его достаточно, чтобы обжечь Леи горло и сдавить грудь тугим кольцом.

— А что? — Майрия Блэквуд складывает руки на груди в защитном жесте и едко отвечает. — Он уже был женат на дочери второстепенного Дома. Думаешь теперь поднимется до дочерей Верховных Лордов?

Саванна (та самая дочь) презрительно фыркает:

— Возможно, в этом и отличие Верховных Домов, Майри, что у их представителей есть мозги и глаза.

Её поддерживает Аделл Талли:

— Я думала, ты более наблюдательна. Потому что серьёзно, кто встанет между двумя драконами?

Блэквуд продолжает упорствовать:

— Что вы несёте?

К Леи закрадывается подозрение, которое всегда с ней жило, которое зародилось в обрывках чужих фраз и не родилось только потому, что ей никогда особо не рассказывали о Таргариенах подробно.

Алисента не любит чужую глупость, её раздражает подобная невнимательность, поэтому она отвечает прямо и язвительно:

— Мы говорим о Рейнире Таргариен, которая станет Главой Дома, скорей всего «унаследует» и Палату, и ей нужны будут чистокровные наследники и поддержка того, кто уже однажды возвёл на верхушку Палаты её отца, Майри. Идиотка.

И Талли фыркает, добавляя контрольный в голову:

— По-моему, всегда было известно, что он обожает свою племянницу, а поскольку они Таргариены, то… — она пожимает плечами. — Это должно было однажды случиться. Они заявили бы права друг на друга в любом случае.

Рейнира Таргариен?.. Что?..

— Что?.. — едва слышно выдыхает Лея, не чувствуя ни себя, ни земли под ногами.

Все резко поворачиваются к ней, впиваясь своими хищными взглядами и исследуя каждую её микро реакцию. Алисента прикусывает губу и чуть склоняет голову на бок. Негласным решением ей дают право ответить. В конце концов, она и знает больше всех.

— Деймон и Рейнира, — повторяет она с расстановкой. — Он обожает её, а она, если честно, с детства боготворит его. Дракон выбирает дракона. Это был закономерный выбор. Главным вопросом только было, когда сдастся Лорд Таргариен.

— Какой ответ, кстати? — шепчет Аделл, склонившись ближе к Алисенте.

Та на секунду отводит взгляд от Леи и отвечает:

— Как только зашли разговоры о его вдовстве.

У Леи ком стоит в горле, но она всё же пытается парировать:

— Они же дядя и племянница…

Дана снова смеётся:

— По меркам Таргариенов, по-моему, почти чужие люди.

Аделл Тирелл находит для неё немного сочувствия с ядом:

— Ты же тоже частично Таргариен, разве ты не знаешь об их традициях и валирийской крови? Для них такие браки — это норма. Они от них только крепнут в отличие от нас.

Лея больше не может это выносить. Она хватает свои вещи и вылетает из класса.

Её выворачивает в раковину, в туалете, она просто не успевает добежать до кабинок. Её рвёт, пока не пойдёт одна желчь и желудок не начнёт сводить болезненными судорогами.

Вот от чего ограждала её мать. Не только драконы и религия, но и история Таргариенов. В куче имён легко потеряться. Лея никогда особо не интересовалась к каким родам принадлежали супруги Лордов и Леди. Это было её ошибкой. Тогда бы она видела больше, понимала лучше. Может быть… нет. Одна мысль о кровосмешение вызывала у неё новые рвотные позывы.

Её отец… её биологический родитель желал девушку младше самой Леи. Свою племянницу. Знала ли мать об этом?

Она игнорирует уроки, декана и подруг. Её мать вызывают в школу.

— Ты знала? — в лоб спрашивает Лея, не смущаясь директрисы.

И это её первые слова за прошедшую неделю.

— Лея? — её мать вопросительно выгибает бровь.

— Ты не сказала мне, что вы разводитесь, — Лея облизывает губы, её голос дрожит, но она возвращается к началу.

— Ты всегда знала, что это было нашим желанием.

Её ответ — это жестокость в чистом виде. Леи хочется кричать. Кричать, пока хоть кто-то её не услышит и не заметит.

— Это аннулирование, а не развод!

— И ты останешься Ройс, потому что я — Глава Дома.

— И потому что у моего отца ещё будут дети с идеальной Рейнирой Таргариен, не так ли? Множество таких же идеальных всадников на драконах, моих единокровных братьев и сестёр, которые будут достойны того, чтобы стать Наследниками Дома Таргариенов? — почти шипит Лея, вскакивая, чувствуя бурлящую внутри неё ярость. — Чтобы я не осталась первенцем, да?!

Леи никогда не было достаточно для её отца. Её едва ли хватало матери.

Рея смотрит на неё и думает, что однажды это должно было случится. В такие моменты, она жалеет, что Деймон не монстр, а в ней самой долга больше, чем любви. Может, изменись хоть одна из этих характеристик — и жестокости бы в мире было меньше.

Она не затягивает паузу, находит правильные и частично правдивые слова.

— Деймон — не Наследник. Неважно, кто его первенец. Следующей после Рейниры Главой станет её ребёнок. Здесь уж скорей не важна личность отца, Лея.

Это не ответ. Это не ответ на вопрос, который давно сквозит между строчек!

— Он вообще меня когда-нибудь любил? — Лея хочет прокричать это ему в лицо, но получается только шептать матери.

Её мать молчит. Ей никогда не хватало смелости лгать ей в лицо.

Нет. Не любил. Не хотел. Не желал.

Она просто ребёнок от женщины, которую он ненавидел. Дань долгу. Наследница для Рунного Камня.

Теперь её отец будет свободен, и счастлив, и возьмёт в жену свою валирийку Рейниру, и детей с ней заведёт. Всё правильно. Всё, как по Таргариену. Её мать тоже будет свободна. И может даже встретит человека, который будет ей нравится. И даже может детей заведет. Желанных.

А она просто… просто напоминание об их трусости и жестокости. Правильная Наследница и нелюбимый ребёнок.

Ей в этой счастливой картине будущего никогда не было места.

Примечания:

Фактическое продолжение "Бронзовой принцессы", есть ссылки на "Что ты мог ей дать?". Для тех, кто забыл, что там было, коротко: У Реи и Деймона рождается дочь Лея, нелюбимый ребенок. Хорошими родителями они не становятся, чем причиняют ребёнку боль и оставляют травмы. Лея не становится всадницей. Она является одногодкой Алисенты. Когда она учится на последнем курсе, то брак Деймона и Реи наконец-то аннулируют, что исключает Лею из Таргариеновского генеалогического древа (больше объяснений в "Бронзовой принцессе"). Далее, Алисента выходит замуж за Невилла, а празднование устраивают в Красном замке.

Деймон, конечно, заслуженных страданий не отхватит, но жизнь — это вообще не о справедливости. А ещё Лея может этого не признавать, но у неё с отцом куда больше общего, чем ей и ему хотелось бы.

Не очевидная заметочка: Лея на пару лет старше Джеймса Сируса Поттера.

---

 

Исцеление не означает, что вреда никогда не было. Это означает, что урон больше не контролирует вашу жизнь.

Акшай Дубей

 

Она стоит на винтовой лестнице и смотрит на первый этаж, где на диване сидят мама и тётя Джейна. Женщины пьют вино и смеются. Лея впервые за долгое время слышит смех матери. Только огонь освещает их лица, но они на удивление светлы и буквально сияют в полутёмной комнате.

«Последние документы об аннулирование пришли», — понимает Лея. Ей кажется, что её мать сбросила с плеч целую каменную крепость, потому что она никогда не выглядела более счастливой, легкой, спокойной. Как будто брак всегда тянул её к земле, болтался на шее камнем. Лея отстранённо думает, что Лютый сейчас, наверное, гуляет и гудит от её отца, а золотые мантии поднимают тосты за своего начальника.

Все празднуют этот день, как величайшее свершение. Кажется, даже представители других Домов рады за Ройсов и Таргариенов. Леи больно, что брак её родителей был настолько ужасен, что это даже вызывало сочувствие у других аристократов. И никого не волнует, что в этот день Лея официально потеряла отца. Её вычеркнули из семейного дерева Таргариенов, выжгли. Как будто оборвалась последняя нить, связывавшая их.

Не то чтобы он до этого был отцом. Если только временами. Но это не значит, что Леи не больно и не горько. Надежда умирает последней и всё такое. Лея корит себя за неё, за этот робкий проблеск в глубине души. Она не может так легко избавиться от него, нельзя взять и вычеркнуть своих родителей из жизни одним движением.

Лея хочет поступить в Сорбонну и оставить Англию позади, вместе со всеми привязанностями и чувствами. Куда проще сжечь все мосты, если ты за морем. Всё равно рано или поздно придется вернуться, чтобы начать обучаться семейному мастерству Ройсов и управлению Домом. Но эти пара лет… пара лет перед неизбежным. Она хочет взять от них всё.

Прочувствовать свободу и оставить всю боль позади.

А потом приходит приглашение на свадьбу. Это дань вежливости, даже если вас не очень хотят видеть или просто не знают, но вы возглавляете или наследуете один из могущественных Домов, то пригласить вас — это просто правило приличия. Лея даже не знает, кто такой Невилл Лонгботтом, что очень хорошо говорит о размере его Дома.

Она думает выбросить письмо в камин, но чёрт дёргает её прочитать. И она читает. Раз. Потом два. И снова-снова, пока перед глазами не начинает рябить. Алым росчерком сверкает «Место проведения: Красный замок…». Серебряный дракончик дрожит в её руке и издевательски сверкает своим гранатовым глазом. Личный порт-ключ для дня свадьбы.

Хайтауэровская девчонка устраивает свою свадьбу в Красном замке.

Лея швыряет его в стену, не желая видеть алый. Красно-золотое приглашение, даже сгорая в огне, выглядит, как насмешка. Красно-золотой… Золотой от Лонгботтом, вестимо, хотя это скорей землисто-жёлтый. А красный? Цвет Хайтауэров — тёмно-зелёный. Среди всех Домов Британии такой наглый и насыщенный красный, почти алый, есть только у Таргариенов. Это их «Пламя и кровь». Они не освещают путь, они его прокладывают, и их свет рождается в пасти дракона.

Алисента не имеет право носить этот цвет; Алисента не имеет право украшать им своё приглашение; Алисента не имеет право устраивать свадьбу в Красном замке.

«Как и ты», — иронично напоминает внутренний голос.

Стакан летит в стену, а следом за ним — книжка и чернильница, Лея не сдерживает разъяренного крика.

Отец её-то брал в Красный замок неохотно, будто она его замарать своим присутствием могла. А она была его дочерью. Кровью и плотью. А теперь шавка Хайтауэров? После всего?!

Всё Министерство помнило, как Деймона оттаскивали едва ли не всем аврорским корпусом от Отто Хайтауэра. Что бы тогда не всплыло, но бывший друг и советник Лорда Таргариена отказался выдвигать обвинения. Говорили, что только появление Рейниры с заплаканной Алисентой за спиной предотвратило кровопролитие. Её кузина один своим видом разогнала авроров и затем просто забрала палочку у своего дяди. Всадник Красной смерти покорился её воли, даже не взбрыкнув, когда она взяла его за руку и повела прочь, словно он боялся причинить ей вред. Говорили, что Рейнира Таргариен обещала скормить Отто своему дракону, если он появится близ Красного замка. Говорили, что Лорда Таргариена не очень завуалировано и очень навязчиво вся Палата просила пощадить мистера Хайтауэра и не разжигать новый конфликт.

Кажется, Хайтауэры вполне могли сравниться с Волдемортом, разозлив всех драконов разом и вызвать столько гнева, ярости и огня, что Британия стонала и просила остановиться. А Алисента — выродок этого человека, нечестивое дитя Зелёной Башни! И её приглашают не просто ступить на землю Красного замка, но и провести свадьбу, собрать для неё гостей, позаботиться обо всём. Её привечают, как члена семьи. Как кого-то родного, близкого. Весь мир увидит это именно так. Весь мир уверится, что Алисента Хайтауэр — башня, которую стерегут драконы. Это просто… оскорбительно.

Магическая вспышка выбивает стекла в окнах, и на кусочки разлетается напольное зеркало. Лея не чувствует ранящих осколков и уколов боли. У неё перед глазами только вид этой женщины посреди сада Леди Таргариен. Платье обязательно в тон гербу её Дома или Слизерина (тоже дома, по сути, но уже с маленькой буквы). И её переполняет такая ярость, что даже тем каплям драконьей крови хватает, чтобы разгорелось пламя (в камине).

Когда гнев затихает, а эмоции покидают её, оставляя за собой опустошённости, Лея жалеет об этой вспышке. Это было довольно жалко и по-детски. Она вела себя, как маленький капризный ребёнок, которому не дали игрушку. Недостойно Наследницы Ройсов.

Лея убеждает себя в этом, повторяет, как мантру. У неё вообще осталось не так много титулов и ощущения принадлежности к чему-то большему, чем она сама. Ей до безобразия хочется быть частью чего-то, быть цельной за счёт этого.

Она поднимает кулон, вертит его в руках, рассматривая со всех сторон и убеждаясь, что он всё так же идеален и великолепен. Одноразовый расходник. Таргариены просто не могут не показать своего богатства.

Ей не обязательно идти на свадьбу. Естественно, что место провидения сразу поднимает статус мероприятия и делает явку едва ли не обязательной для многих. Но будет вполне достаточно и Главы Дома. Её мать более чем счастлива после развода. Ей точно будет безразличен отец и Красный замок. Возможно, слова поздравления из её уст будут даже звучать искренне.

Леи не обязательно там быть, травить себе душу, смотреть на счастливое лицо Алисенты, довольного отца и окунаться в эту атмосферу семейного праздника. Не обязательно.

Она всё равно идёт. Это попахивает мазохизмом, и мать смотрит на неё странно, с немым вопросом, но не противоречит и не расспрашивает, только вызывает швею для подбора нового платья. Классическая бронза с чёрными вставками.

Лея поднимает волосы в высокую прическу (как будто в противовес любви Таргариенов к распущенным волосам). Тётя Джейна помогает ей подобрать украшения и прячет в волосах золотые шпильки. Они переливаются при каждом движении головы. Лея крутится перед зеркалом, признавая, что она выглядит просто идеально. Она не покажет слабости.

Красный замок врезается в небо шпилями и переливается огнями, украшенный и открытый для гостей. Сияющий, монументальный, величественный. И всё это для девчонки Хайтауэров. Чем она это заслужила? Лея почти ненавидит её в этот момент.

Ей удаётся не вздрогнуть, когда она видит отца. Он сопровождает Рейниру. Кто бы сомневался. На его губах блуждает довольная ухмылка сытого дракона. Леи трудно оторвать от него взгляд, она никогда не видела его таким открытым и счастливым. Он общается с гостями, удерживая руку на талии своей племянницы. И Лея уже слышит тихие шепотки за своей спиной. Возможно, Таргариены хотят сделать сегодня ещё одно заявление? Или Порочный принц просто оправдывает своё прозвище? Но посмотрите — посмотрите! — Лорд Таргариен не выглядит злым или разгневанным. Значит ли это?.. Значит ли это?..

Люди шепчут и шепчутся, ловя сплетни, выхватывая новости из первых уст.

— Значит ли это, что этот год порадует нас ещё одним плодотворным союзом? — тихо спрашивает дама Болтонов (судя по цветам платья).

— Не много ли удачи за один год для Деймона Таргариена? — смеётся её родственница. — Принёс победу в войне для страны, новые богатства — Дому, избавился от вынужденного брака, вычеркнул из реестра нежеланного ребёнка, а теперь заявляет права на обожаемую племянницу, и Лорд Таргариен даже не изгоняет его в Европу.

Лею тошнит от их цинизма. Трагедия её жизни — просто один из элементов перечисления, крошечный кусочек повествования, не заслуживающий особо внимания. Она осушает свой бокал шампанского залпом и спешит уйти оттуда к своему столу. Вот-вот должны прозвучать поздравления.

Ожидания всех оправдываются. Таргариены и правда сообщают о предстоящем союзе. Тут же начинают обсуждать и Палату, и детей такого союза, и драконов заодно. На детей Таргариенов всегда было трудно делать ставки. Уж больно те предпочитали собственную кровь любой чужой, а Аррены (трижды супруги Таргариенов за последние несколько веков) не имели никого подходящего возраста. Не было бы ничего удивительного, если бы первенец этого союза уже был бы обещан Веларионам. И всё равно слишком желанный союз плодил перешептывания, предположения и надежды.

Лея не могла винить их за это. Её мать рассказывала о силе вассальных клятв. Однажды принесённые они были подобны тяжелым кандалам, ошейникам, сжимающих горло сильнее по воле хозяина. Результат кровавых и жестоких времен. Единственная известная лазейка — брак. В стиле Таргариенов было преподносить освобождение от клятвы в качестве свадебного подарка вместо золотых даров. Так, благодаря покойной Леди Таргариен, цепи сбросили Аррены. В своё время было ещё несколько родов, но Главы Дома Драконов так редко вступали в браки с представителями чужой крови.

Лея отмахивается от этих бесплодных обсуждений, что окружают её. Когда-то она думала, что её рождение дарует тоже самое Ройсам. Когда-то она думала, что была достаточно важна для отца. Жизнь умела возвращать с небес на землю, и у неё не было крыльев, чтобы удержаться.

Даже само её рождение пришлось на неделю траура. За несколько дней до этого у Леди Таргариен случился очередной выкидыш. Таргариены не устроили праздника и после, а по словам ворчливой нянечки, её отец даже не явился на роды, оставаясь со своей семьёй всё время траура. У неё даже родиться удачно не получилось.

Лея не желает наблюдать чужое, откровенное счастье в сердце места, что никогда не было её домом. Она высиживает положенное, общается с гостями и даже не дергается, когда ей начинают кого-то сватать. Мать когда-то пообещала ей, что не станет принуждать её к браку. И Лея благодарна ей хотя бы за это, за то, что свою боль она не пытается взвалить на неё.

Лея чувствует себя глупой от того, что пришла сюда. Зачем? Её и правда здесь не ждали. Отец, кажется, даже не взглянул в их сторону, предпочитая дипломатично избегать любых представителей Долины. Во избежания конфликта так сказать, который завязывался каждый раз стоило долийцам и ему сцепиться языками. И там уже летели «овцы», «драконьи шлюхи» и так далее по списку, пока магическое напряжение не начинало искрить и призывать пустить в ход палочки. Видимо, он тоже не хотел испортить свадьбу Алисенты Хайтауэр. И от этого было только горше.

Зелёная девчонка!

Лея так зла, что не замечает, как налетает на человека. Она не спешит извиняться, первым делом выпрямляется и разглаживает складки на платье и только затем поднимает взгляд.

— Прощу прощение, я была невнимательна, — Лея вежливо улыбается, осторожно рассматривая парня и пытаясь понять, как к нему обратиться.

Чёрно-белый костюм, отсутствие какой-либо цветной вышивки, нашивки или броши сбивает её с мысли. Лея просто не знает, чей он, а столь молодого Лорда она бы помнила. И у него слишком английская внешность, чтобы она могла легко отнести его к немногочисленным дорнийцам, парочке родов с примесью негроидной крови или Уизли.

Лея чувствует себя практически Шерлоком Холмсом, но это скорей раздражает. У неё есть всего секунды на то, чтобы вспомнить его фамилию и добавить «мистер». Буйная каштановая шевелюра? Половина Предела и все Штормовые земли могли этим похвастаться. Такие же распространённые карие глаза.

«Да кто же ты?»

Что насчёт костюма? Пошит на заказ, точно не готовая продукция, потому что сидит размер в размер, идеально, а значит, у него определенно есть деньги, но при этом всё равно не соответствует мероприятию, на котором каждый представляет свой Дом.

Лея неожиданно вспоминает, что среди гостей немало полукровок и маглорождённых, поэтому выдыхает и возвращает себе спокойствие, понимая, что он скорей всего один из них, и отсутствие обращения не заденет его.

— Всё в порядке, — он неловко улыбается, тяжело дыша. — Я тоже не смотрел куда бе… иду.

Что же его так напугало в замке, что он весь покраснел и пытался спрятать лихорадочный блеск в глазах? Точно призрака увидел, не меньше.

Так Лея знакомится с Джеймсом Сириусом Поттером. Первенцем того самого Мальчика-который-выжил и маленькой интрижкой Рейниры Таргариен. Откровенно говоря, Лея его имя-то только из-за последнего факта и запомнила. Благородные дамы любили посудачить о несчастном мальчике и вспомнить отца Леи, и его поведение в те же годы.

Аристократическое общество никогда не меняется в своей любви к сплетням. И не то чтобы Лея была «не такой».

Джеймс улыбается ей робко, немного неловко, и Леи становится стыдно. Ей самой больно из-за того, что первое, что приходит людям на ум при встрече с ней, — это то, насколько неудачен был брак её родителей и насколько нежеланным ребёнком была она. Это ранит. Она всей душой жаждет сделать что-то такое, что перекроет это вечное клеймо в сознаниях людей.

И Лея ведёт себя также. Уподобляется окружающим, даже не пытаясь измениться. Разве справедливо тогда требовать от других иного? Она чувствует предательский стыдливый румянец, но всё равно не отводит взгляда. Стыд — это не плохо. Тем более, когда он справедливый. Значит — не всё потеряно.

— Лея Ройс, — уверенно говорит она, протягивая руку и получая в ответ крепкое рукопожатие.

А. Точно. Почти магл. Хотя, если так подумать — то, что нужно. Нулевые знания о сплетнях в высших аристократических кругах, всех этих перешептываниях и ставках, что порой стоят чьей-то репутации и всей социальной жизни. Джеймс практически щенок лабрадора среди гиен, кошачьих. А Леи не достаёт самооценки и высокомерия. Они — идеальная пара по несчастью. Брошены, использованы (Лея знает, что главным аргументом отца при аннулирование было заявление, что у Ройсов теперь есть Наследница) и оставлены на обочине Таргариенами.

Лея схватывает это на лету, поэтому предлагает Джеймсу выпить с ней. И он как-то очень быстро соглашается, всё ещё нервный и взмыленный. И если он не ходил к Драконьему логову, то главными чудовищами в замке оставались сами Таргариены, по скромному мнению Леи. Неужели у него была стычка с Рейнирой? Нет. Она бы не удостоила его и пары минут, не желая отрываться от свадьбы лучшей подруги, своей сучьей сестры, ради брошенного полукровки. Деймон? О, она не сомневалась, что её отец не упустил бы возможности разыграть шоу и пройтись своими тяжёлыми сапогами по чужому, разбитому сердцу. Это он вообще умел лучше всего. Уж Леи-то не знать.

— Я полагаю, мой отец опять повёл себя, как мудак, — не удерживается от сарказма она, делая глоток вина.

— Отец? — Джеймс непонимающе выгибает бровь, и это ложится бальзамом на её израненное сердце.

Не ведающий, несведущий, щенок лабрадора.

— Мой биологический, — Лея делает акцент на этом слове, — отец — это Деймон Таргариен. Новоявленный жених твоей бывшей девушки, моей кузины.

Как завернула! Лея изучала семейное древо Таргариенов. Ещё раз после выпуска их Хогвартса. Попытка разобраться и установить кто из кровных Таргариенов кому приходиться была обречена на провал. Например, её прадедушка Джейхейрис приходился своим детям отцом и одновременно дядей, потому что по определению: дети его сестры были его племянниками, но поскольку его сестра и была его женой, то это так же делало его их родителем. Поэтому Лея старалась не навешивать какие-либо ярлыки.

Цвет лица Джеймса делается вначале зелёным, а затем белым. И Лея даже находит это забавным. Так вот, как выглядят обычные люди, когда сталкиваются с традициями Таргариенов.

Так вот, как выглядела она, когда ей открыли глаза. Весьма жалкое зрелище. Лея в очередной раз проклинает мать, которая не считала историю Таргариенов — важным предметом.

— Ключевое здесь — мудак и биологический, Джеймс, — Лея кладёт руку на плечо всё ещё ошарашенному парню и сжимает, стараясь успокоить. — Поэтому, во-первых, я не на его стороне, а во-вторых, я была исключена из семейного реестра Таргариенов, после аннулирования брака моих родителей.

Джеймс шумно сглатывает и осушает свой бокал одним движением.

— Разве так можно? Ты же его дочь? — сипит он, словно пытаясь вернуть себя в ровную колею реальности.

Семеро, какой наивный!

— Да, это предохранительный механизм, который позволяет избежать борьбы за наследство. Отец не может претендовать на собственность Ройсов, а я — на имущество и титулы Таргариенов, — делиться она, испытывая некое превосходство.

Это приятно. На самом деле приятно. Сорбонна прекрасна тем, что там никто не знает, кто она, а Англия всегда душит узнаванием. Все вокруг буквально могли легко ткнуть её носом в этот статус ненужного и нежеланного ребёнка, в своё превосходящие понимание ситуации, потому что их мать не была помешена на том, чтобы вычеркнуть любую информацию о Таргариенах из жизни своего ребёнка. Когда другие изучали, кем был их сюзерен, Лея существовала в пузыре. И было уже не важно, что Лея наследовала второй по важности и размерам Дом в Долине. Ведь она Лея «Брошенная» Ройс.

Джеймс не знает, не понимает, не видит. Юный Поттер несмотря на то, что является Наследником, знает не больше обычного маглорождённого. Никто не спешит его просветить, а его родители счастливы и без всей этой аристократической жизни.

Лея гадает, почему ей раньше не пришло в голову подружиться с полукровкой или маглорождённым. У Джеймса просто нет повода для жалости, нет долгих лет в памяти, когда он наблюдал бы пренебрежение отца ею. Он — чистый лист, и запомнит её такой, какой она пожелает. Не жалкой. Нет. Языкастой. Немного ядовитой и невероятно красивой. Вызывающей.

— Так что? Он угрожал тебе? — Лея испытующе смотрит на него, улыбаясь немного безумно.

Ей можно. Ей только что глаза открыли на весь мир.

— Можно сказать и так, — выдавливает Джеймс слегка оторопело, теряясь под её напором.

А затем что-то вспыхивает в его глазах. И Лея надеется, что это огонёк, который она заметила раньше. В конце концов, у Рейниры был вкус. Она бы не стала играться с пустышкой так долго.

— Я наблюдал, как твой отец трахается с твоей кузиной, — выпаливает Джеймс, смотря на неё с каким-то вызовом.

Лея не позволят этой фразе проникнуть в неё достаточно глубоко. Она останавливает её на входе и заставляет себя ухмыльнуться в ответ.

— Пригласи меня на танец, — не просьба — требование.

Лея отказывается чувствовать боль из-за этого. Она отказывается придавать значения этим двоим.

— Возможно, я кончил, наблюдая за ними, — добавляет Джеймс.

И Лея не знает, кому он хочет причинить больше боли. Кажется, ему просто невыносимо. Отчаянно и так яростно, что он хочет разрушить всё на своём пути, утонуть под этой лавиной чувств и потопить ближнего. Ведь как там заведено? Утопающий топит спасающего?

Лея — Бронзовая принцесса. Её броня крепче ядовитых слов мальчика-полукровки.

— Я была бы дурой, если бы отрицала их привлекательность и омерзительность, — пожимает Лея и сама протягивает руку. — Не заставляй меня повторять. Я и так ради тебя опустила все эти невербальные танцы, которые бы ты даже не заметил.

И когда Джеймс сжимает её руку и утягивает к танцующим, Лея думает, что вообще-то щенок лабрадора может быть и лучше драконов.

---

Примечания:

Я думаю, Джеймс в виду своего воспитания, действительно, не понимал всей величины того, что свадьба проходит в Родовом замке Таргариенов.

А ещё мне хотелось немного разнообразить момент со свадьбы глазами человека, который и сам является членом аристократического общества и следовательно смотрит на ситуацию немного иначе, через другие очки. И когда Джеймс ничего не подозревал до момента объявления помолвки, аристократы уже шептались и строили теории, исходя из поведения и понимания традиций Таргариенов.

Как вы можете заметить, я не смогла уместить (вывезти, привет сессия) всё в одной части, поэтому разбила идею на две. В этой части до времени после свадьбы Алисенты я не дотянула. Я думаю дописать это, закончив историю Леи и вернутся к Деймону и Рейнире. Было много о том, как они пришли к другу, и почти ничего о том, каковы они в самих отношениях, друг с другом, о самих отношениях. Я как будто собираю кусочки мира, чтобы перейти к главному блюду.

Моих сил не хватает на вдумчивую вычитку, пб открыта для вас.

Примечания:

Вначале будет не мало яда и злости. Это нужно выпустить, как гной из раны. Иначе — никогда не заживет.

Ребёнку Алисенты и Невилла здесь примерно 5 лет.

Я съем того, кто попробует в пб исправить картавленье.

Фактически дядя и тётя вполне стандартные обращения для взрослых дальних родственников с существенной разницей в возрасте. Как и их обратное племянник/племянница.

---

 

— Ты похож на щенка лабрадора, — заявляет Лея.

— Шлюхой меня сегодня уже назвали, думаю, что с этим я могу смириться, — пожимает плечами Джеймс.

Они обнажены на шёлковых простынях в Рунном Камне. Сбежали со свадьбы, где их никто на самом деле не ждал. Спонтанный секс. Назло другим, самим себе. Отчаянная и яростная попытка что-то кому-то доказать.

— Ты видишь во мне её? — откровенно и прямо спрашивает Лея.

Они друг другу никто, просто незнакомцы, связанные общим несчастьем с одной фамилией. Это настолько жалко, что можно быть честными.

— Кровь — не водица, — поясняет Лея. — Я похожа на неё, у меня Таргариеновские черты лица, телосложение, глаза. Мы близкие родственники. Более близкие, чем могут описать обычные ярлыки нормальных людей.

Джеймс смотрит на неё пусто, углубляясь в себя и рассматривая это с такой точки зрения.

— А ты мстишь отцу, отдавая себя жалкому полукровке, который осмелился полюбить его драгоценную невесту? — спрашивает в ответ он.

На их губах зеркальные ухмылки.

— А ты любишь её?

— Ты не ответила.

— Ты тоже.

— Мне кажется, что Таргариены подобны яду, — Лея откидывается на подушки, даже не пытаясь прикрыться, и смотрит на огонь в камине. — Проникают так глубоко, что мы уже трахаемся из-за них. А ведь они даже ничего не сказали.

— Думаешь, не побежишь к отцу по первому зову? — задумчиво спрашивает Джеймс.

Он укладывается на бок и с интересом рассматривает её профиль, действительно легко находя Таргариеновские черты, видя очертания Рейниры.

— А ты? Стоит ей поманить пальцем…

— Я знаю, что она никогда не была моей, — фыркает Джеймс. — Твой папаша просветил.

— А меня — мать.

— Разве ты сама до этого не могла додуматься? — Джеймс удивлённо смотрит на неё.

Ему казалось, что пренебрежение Деймона было слишком очевидно. В том плане, что даже он, далёкий от всего этого чужого ему мира, знал, насколько сильно Деймон обожает свою племянницу и никогда ничего не слышал о его родной дочери. Напрашивался вполне очевидный вывод.

— А ты насчёт Рейниры и моего отца? Если ты не уловил… но все вокруг говорили об их помолвки с того момента, как они показались, и все ожидали этого, ещё когда отец наконец-то получил своё аннулирование, — Лея бросает на него острый взгляд и продолжая, издеваясь и буквально выплёвывая продолжение. — Хотя я думаю, что многие знали и раньше. Кем бы она не крутила, а другие всё равно говорили, что «дракон выбирает дракона».

Лея морщится, не скрывая отвращения.

— Ебанные знатоки Таргариеновских традиций.

— Ты наполовину Таргариен, — отвечает ей Джеймс, не меняя ядовито, — но видимо, одной крови мало.

— Я — Ройс, — припечатывает Лея и, возможно, впервые за годы принимает это, как нечто правильное и должное, а не вынужденное.

— Оно и видно, — фыркает Джеймс.

Леи бы обидится на него, возмутиться, но ей так плевать на этого милого щенка, что она невозмутимо отвечает:

— Моё яйцо не вылупилось, поэтому отец забрал его по просьбе матери.

Джеймс с интересом смотрит на неё и побуждает продолжить.

— Сейчас его зовут Сиракс, — это падает кусочком льда на дно бутылки.

Такой же тихий плюх на входе, и сразу холод вслед за кубиком, что неизбежно тонет и тонет, растворяясь по пути.

— Меня чуть не сожрала Красная Смерть, не думаю, что смогу посочувствовать тебе. Я более, чем рад, что в моём окружение нет драконов, — отвечает Джеймс.

— Его зовут Караксес, — поправляет его Лея, всё ещё испытывая сожаления о несбывшемся: о драконах, полётах и семейных прогулках. — Я так испугалась его, когда была маленькая, что подожгла террасу. Мне кажется, что он запомнил, потому что потом больше не подпускал меня. Может от Таргариена ждут другого?

— Но ты — Ройс, — пожимает плечами Джеймс.

— Но я — Ройс.

— Это плохо?

— Это обидно, — просто отвечает Лея. — Тебе не понять: твои родители любят друг друга и все вы — желанные дети.

Они замолкают, наблюдая, как догорают в камине поленья. Они, словно часы, отсчитывают время их встречи и трубят о том, что пришла пора уходить.

— Мы ещё встретимся?

— Я возвращаюсь в Сорбонну.

Лея и правда уверена, что их следующая встреча слишком маловероятно. Наследница Рунного Камня и мальчик-полукровка. Что у них общего кроме фамилии их личной трагедии?

Оказывается — место работы. Лея поступает в распоряжение Отдела Тайн, стажёр и подмастерье, Джеймс аврор. Пока тоже стажёр. Ещё совсем зелёный. Вчерашний выпускник. Его гоняют и в хвост и в гриву все кому не лень, но он стойко переносит это, стараясь притереться, завести друзей и набраться опыта.

Дядя Рон, который дорос наконец-то до старшего аврора и начальника следственной группы, добродушно ему улыбается, треплет по макушке и говорит, что это вступительные испытания. Все через это проходили. Кроме Деймона Таргариена, но с его статусом и титулом самого молодого боевого мага Британии — это не удивительно. Всадник Красной Смерти всегда был резок и ультимативен, вытаптывая себе дорожку к креслу главного аврора вместо утреннего променада.

Вспоминая о нём, Джеймс думает, что ему, наверное, повезло, что он видит его не так часто. Его редко посылают в главный отдел, где в окружение остальных старших авроров находится кабинет мистера Таргариена. В конце концов, Деймон любит устраивать разносы, закручивая гайки, когда думает, что давление ослабло и его винтики слишком расслабились. Тогда лучше быть подальше. Джеймс — не трус. Он просто больше не импульсивный гриффиндорец и теперь мыслит здраво. Стратегическое отступление — это иногда необходимость, а не малодушие.

Несмотря на это Деймона здесь всё равно уважают и любят, преданно следуя за ним. Джеймс не сразу понимает, но в какой-то момент до него доходит.

Мистер Таргариен всегда сам возглавляет самые опасные операции; первый суётся в опасность; и пусть он и рьяно следит за дисциплиной, но также пресекает любые попытки Министра или Визенгамота урезать бюджет Аврората; следит за их полной укомплектованностью: никакой нехватки зелий, расходников или формы, которая часто страдает при боевых операциях и не всегда может быть залатана магией.

«Жесток, но справедлив», — говорят авроры постарше.

«Безумно силён, серьёзно. Не удивительно, что он выступал против Волдеморта», — шепчутся ребята из отдела снабжения, которым также приходится восстанавливать полигоны после их тренировок.

«Ёбнутый», — говорит Кингсли Бруствер, ныне возглавляющий отдел по международным связям, после своего проигрыша в выборах на пост Министра Магии (он, правда, утверждает, что проиграть Гермионе Грейнджер-Уизли совсем не стыдно).

«После войны Англия осталась с голой жопой, не было денег на укомплектования авроров, не знаю как, но босс просто внёс свои собственные накопления, а после — не потребовал ни кната», — искренне сообщают старожилы отдела.

Джеймс собирает эту информацию со временем, постепенно приживаясь в отделе и начиная понимать, как всё работает. Деймон Таргариен — мудак. И Джеймс от этого никогда не отступиться, но это оказывается не всё в человеке. Он может быть мудаком и при этом блестяще руководить отделом, вести себя профессионально, планировать сложные операции, возглавлять рейды и заслуживать уважение.

Не то чтобы до этого Джеймс смотрел на мир через розовые очки, просто работа в Аврорате неизбежно добавила в видимый спектр серых оттенков. Некоторые вещи потеряли свою однозначность.

— Босс идёт! — вопит вопиллер, посланный кем-то вперёд.

Джеймс думает, что уже не успеет свинтить из главного отдела (серый серым, но приписка мудак-то никуда не делась), поэтому прижимается к стеночке, надеясь укрыться в тени. Авроры после этой информации спешат оставить кофе, перекуры, разговоры и хотя бы сделать вид, что они все сейчас усиленно работали. Бесполезное, конечно, дело, у Таргариена точно нюх был на пиздёж.

Раздаются его тяжёлые шаги, и дверь в отдел распахивается сама собой, являя себе Деймона Таргариена в полной аврорском обмундирование и с Эйгоном Фрлэнклом Лонгботтом на руках.

— А это, ñuha byka dyni, мой отдел. Здесь, по идеи, должны работать уважаемые авроры, но они почему-то думают, что я не знаю, что они пинают ху… — Деймон во время себя обрывает, вспоминая, что с ним могут сделать Алисента и Рейнира, если он будет тем, кто научит маленького Эйгона плохим словам. — …балду.

— В списке лазлешенных слов ещё есть «фигня», — важно заявляет Эйгон, доверчиво прижимаясь к своему дядюшке и обнимая его за шею.

— Какая хорошая у тебя мама, дорогой, — фыркает Деймон, сканируя всех своих авроров взглядом, полным желания уничтожить кого-нибудь. — Вот как раз тех, кто страдает фигнёй, мы и скормим Караксесу, так милый?

— Да! — восторженно восклицает Эйгон, поднимая руки, а затем хлопая в ладоши.

Все в отделе синхронно вздрагивают и задаются вопросом влияния имени на судьбу и характер человека.

— А мне нравится твой энтузиазм, пацан, — ухмыляется Деймон, переводя свой сканирующий взгляд на ребёнка. — Надо будет взять тебя на выездную тренировку. Ток вначале запретить им материться, а то твоя мать или моя жена меня убьют.

— Площе отлезать им языки, — авторитетно заявляет Эйгон.

Джеймс давится воздухом, но пытается кашлять беззвучно. Он хватается за стену и прижимает руку к горлу, пока Деймон заходится смехом.

— Ладно, теперь ты мой любимые племянник, после моей жены, естественно, — Деймон смотрит на ребёнка с улыбкой и вполне нормальной приязнью.

Джеймс вспоминает в тот момент почему-то Лею и думает, что это несправедливо. Эйгон, действительно, — настоящее сокровище, но он даже не родной Деймону человек. Ни одной капли общей крови, даже не крестник, и всё равно такое отношение… тёплое, искреннее, заботливое. Это мерзко в свете его отношений с кровной — пекло — дочерью.

— Ладно, даю ещё шанс заработать очков, кого из них нужно скормить Караксесу за… — Деймон видимо пытается подобрать цензурное слово. Он как-то не привык сдерживаться в Аврорате. — …лентяйство?

Он явно развлекается, но никто не пытается влезть в эту сцену или прервать его веселье. В конце концов, пока племянник рядом — вряд ли с ними сделают что-то серьёзное. Наверное… Также никто не спрашивает, что вообще маленький ребёнок делает в главном отделе Аврората. Трудно вообще отказать куда-то в проходе, если ты сидишь на руках одного из самых опасных магов Британии.

Эйгон хмурится и задумчиво оглядывает авроров, которые раньше даже не подозревали, что кто-то может взять и скопировать коронный взгляд их начальства. А это ведь у босса ещё нет собственных детей. И что будет тогда?! Стоит только представить маленькие копии Деймона, как сразу бросает в дрожь.

— Дядя в стланной шляпе, — выдаёт наконец Эйгон.

— Ранил! — Деймон улыбается и ребёнку, но его голос теряет всякую теплоту, когда он обращается к названному аврору. — Конхобар, отчёт по инциденту с маглами должен был лежать у меня на столе ещё вчера! Мне нужно каждый раз дёргать поводок, чтобы ты запомнил, что значит «я хочу видеть еб… фиговый отчёт сразу после задания»? У тебя час!

Эйгон нисколько не дергается из-за криков, скорей с восхищением наблюдает, как всё начинает работать, когда его дядя даёт команду.

— И дядя без усов, — указывает Эйгон.

Вообще здесь много, кто без усов, и это даже не отличительная характеристика, но Деймон всё равно понимает, кого имеет в виду ребёнок.

— И снова ранил! Какая меткость! Твоя мама тоже никогда не мажет, когда собирается проклясть кого-то, — фыркает Деймон.

— Я знаю, дедушка так забавно убегал от неё, а она всё лавно попала, — соглашается Эйгон, готовый говорить о своей маме целыми сутками и том, какая она у него чудесная.

Об отце Эйгон может говорить ещё больше (не волнуйтесь), просто он знает, что дядя Деймон больше знает его маму, чем папу. И это нормально. Крёстный вот наоборот лучше знает папу, чем маму. Это неплохо. Это ведь не мешает им быть друзьями и задаривать его вниманием и любовью. Эйгону может и пять, но он не глупый, он понимает, что отношения бывают разными, он ведь тоже хочет дружить с одними детьми, не так сильно, как с другими.

А ещё он знает, что дедушка Отто — плохой. И это не потому, что взрослые ему сказали, или из-за того, что его мама превращается в натянутую струну при его приближении. Нет. Просто Эйгон видит, что дедушка плохой. Он не может это объяснить, но что-то тёмное всегда клубиться вокруг него, когда его фигура появляется на горизонте. У дяди Деймона и крёстной тоже есть такое. Тьма всегда рядом с ними, но в их груди горит такой яркий свет, словно пылает тысяча факелов разом. И Эйгон не может оторвать от этого взгляда, даже если иногда глаза начинают слезиться, потому что этот свет всегда направлен на него, готовый освещать его путь, куда бы он не пошёл. А ещё их тьма непостоянная, немного серая и лёгкая, как дым. У дедушки же она вязкая, как кисель, и немного гнилостная, с зелёным оттенком. Эйгону кажется, что она пытается утянуть его в болото, поэтому он совсем не против того, что взрослые стараются оградить его от дедушки Отто.

— Баратеон! Младший и безусый! — Деймон оскалился. — Либо к концу дня я увижу анализы улик и новую картину преступления, либо скормлю тебя Караксесу!

— У него же будет несваление! — так искренне и так громко шепчет Эйгон Деймону на ухо.

Деймон снова смеётся, крепче прижимая к себе ребёнка одной рукой.

— Кто же знал, что дети могут быть такими… приятными? — шепчет Деймон по-валирийски.

Он сам неожиданно оказывается поражён этим открытием. Рейнира почему-то никогда не воспринималась им просто, как ребёнок. Рейнира была его маленьким драконом. Со временем его чувства и желания в отношении неё менялись, взрослея вместе с ней, но… Она всегда просто была «его».

А Эйгон — ребёнок, да ещё и Алисенты, ни капли драконьей крови. И всё же… Деймон чувствовал странный трепет ещё в тот день, когда Алисента рассказала ему вперёд остальных, просто потому что он вёл себя, как типичный Деймон. Т.е. защищал свою семью. Наверное, тогда всё и изменилось. Это ощущение семьи расширилось и зацепило и это… создание.

Оглядываясь назад, Деймон думает, что не жалеет.

— Осталось только потопить, маленькая башенка, — предлагает Деймон.

Самое сочное он оставил напоследок.

— Дядя Джеймс! — тут же отвечает Эйгон, легко находя ещё одного своего дядюшку в тени.

И это не восклицание приветствия. Нет. Эйгон нашёл последнего раздолбая (слово, которое Деймон не мог сказать в слух).

— Предатель, — шипит себе под нос Джеймс, выходя на свет и замирая под взглядом Деймона.

— Убит, — довольно заканчивает Деймон и даже не кричит, просто улыбается.

Бояться Деймона нужно всегда, а вот делать ноги стоит начинать, не когда он на тебя орёт, вворачивая такие матерные конструкции, что шлюхам становится стыдно, а когда молчит и смотрит. Просто смотрит и молчит. Тихий Деймон — смертельно опасный Деймон. Это значит, что твоё убийство он уже спланировал и обойдётся без любимой импровизации.

— Я относил документы по просьбе… — ошибка.

— Шафики ушёл по заданию два часа назад, — обрывает его Деймон и выгибает бровь, мол какие у тебя ещё оправдания.

— Я… — Джеймс не успевает ничего придумать.

Он никогда не был особо хорош в мгновенной лжи. Это было просто не его. Деймон морщится, явно недовольный его медлительностью и кивает в сторону. Рядом с ним материализуются один из его замов — Алтон Селтигар.

— Работа под прикрытием — явно не его. Врать не умеет вообще. Поставь галочку, — отдаёт команды Деймон. — И можешь поздравить молодняк, у нас первый доброволец на выездную тренировку. Впиши его в верх списка, лично от меня.

Молчание в зале можно пощупать, авроры не находят в себе смелости посмотреть на побледневшего Джеймса. Это всё равно рано или поздно должно было случиться. Лучше же рано, правильно? Да и Джеймс уже встречался с Красной Смертью, должен быть привычен, так?

Выездные тренировки — это в принципе то, о чём никто не говорит в суе и не обсуждает с посторонними. Во-первых, никто не хочет проблем, во-вторых, никто особо не горит желанием вспоминать. Они эффективны? Да. Жаждет ли кто-то повторения? Никогда.

Деймон тут же теряет ко всем несчастным интерес, он чуть подбрасывает Эйгона, перехватывая его повыше и удобнее, и идёт в свой кабинет.

— Кэсси, — он обращается к своей секретарше. — Кофе — мне, чай и пирожные — этому чудовищу. И свяжись с его матерью, узнай сколько мне ещё с ним сидеть.

Миловидная девушка, бастард Баратеонов, с железным характером и повергающим в нокаут хуком справа, поднимает на него холодный взгляд, оглядывает с ног до головы, тяжело вздыхает, видимо признавая абсолютно безнадёжным, и безжалостно рапортует:

— Миледи Таргариен запретила выдавать вам больше трёх чашек кофе в день. А юному мистеру Лонгботтому могу предложить на выбор ещё какао с маршмеллоу.

Деймон мысленно стонет, думая, что его жена может быть настойчивой, когда действительно хочет. Впрочем, поздно сетовать — сам воспитывал.

Кассандра его совсем не боится, и убийственный взгляд её вообще не колышет. «Засуньте его себе в задницу», — не срывается с её губ чисто в дань рабочей субординации. Деймон, если честно, потому её и держит на этом месте, выплачивая премии.

У него было достаточно замов, чтобы делегировать некоторые свои обязанности, но для всякой мелкой работы уровнем пониже ему был нужен секретарь. Те, кого присылал отдел кадров, сбегали уже через пару недель, Кассандра Бэкон пришла сама и потребовала работы. Поскольку в этот момент в его кабинете сидела Рейнира, её волевым решением девушка была принята сразу. Точно в воду глядела — Кэсси освоилась быстро, отправила в нокаут пару особо ретивых авроров, разобрала его документационные завалы, которые с отвращением называла мусоркой, варила идеальный кофе и не выёбывалась.

Идеальная секретарша. Где только раньше её носило. Могла бы уже давно получать здесь свою надбавку за «работу на невыносимого мудака», а не прозябать в фирме нерадивого папаши.

— Вот же бестия, — Деймон фыркает и переводит взгляд на Эйгона, ожидая его ответа.

— Какао, позалуйста, мисс Бэкон. И чай для моего дяди, если вас не затлуднит.

А затем ещё так очаровательно улыбается. Вот же… какой вежливый оказывается, когда хочет. Это точно гены Невилла со слизеринской хитростью матери.

— Не зря всё-таки твою маму отправили на Слизерин, — закатывает глаза Деймон.

Это просто невыносимо.

— Хорошо, мистер Лонгботтом, — Кассандра дарит ему вполне искреннюю улыбку, которая исчезает стоит ей посмотреть на весь остальной отдел.

Ладно, Кэсси не плохо напоминает остальным аврорам, что Деймон о них всех думает в его отсутствие. За это можно и простить ей явный фаворитизм.

Слухи о сцене с размякшим под детским натиском Деймоном Таргариеном и «юным укротителем драконов» Эйгоном Лонгботтомом начинают ходить мгновенно. Их передают из уст в уста, из отдела в отдел, из центральных подразделений в мелкие подотделы. И всем интересно. Всех мучает один вопрос, каким же Деймон Таргариен будет с собственными детьми?

Лея не может сказать, что её не корёжит каждый раз, когда она это слышит. Лея не может отрицать, что ей не хочется поморщиться, как от зубной боли, когда она представляет себе эту сцену, когда она думает о маленьком ребёнке, настолько далёком от драконьей крови и всё равно любимом.

Эйгон не заслуживает её ненависти и зависти, конечно, нет. Но у него даже имя Таргариеновское. Что это, если не плевок в её сторону? Недостойную ни валирийского имени, ни дракона, ни любви отца. А крестнику Рейниры можно всё, о чём ей даже мечтать нельзя было.

И на руках сидеть, и обнимать, и крепко прижиматься, дразниться, шутить, чего-то требовать и получать, слушать рассказы о драконах, иметь возможность представиться Сиракс и Караксесу и… не быть отвергнутым.

Он от всех Таргариенов дальше, чем Отто Хайтауэр от власти. Маленький ребёнок, который не заслуживает оскорблений и ярости в свою сторону. Хороший ребёнок.

Ребёнок…

Она тоже была ребёнком!

Наверное, это судьба, потому что в чулане её находит Джеймс. Он не спрашивает ничего, не задаёт вопросов, просто закрывает дверь, присаживается и крепко обнимает её. Прижимает к себе так, что трещат кости, позволяя рыдать в своё плечо, пачкать соплями аврорскую мантию и хрипло шептать свою боль.

— Им интересно каким отцом он будет, — она тихо скулит. — Вот их ответ, вот! Но все будто забыли об этом. Будто ничего, никогда и не было. Будто у него уже не было ребёнка!

Лея крепче вцепляется в его мантию, комкая её в руках, желая вообще порвать к чёрту, только бы выместить свою ярость хоть на ком-то.

— Вот она я! Здесь! Перед глазами! — Лея воет и заходится хриплым кашлем.

Ей кажется, что её со всех сторон сдавливают ледяные воды. Ей кажется, что небо вот-вот рухнет и не останется совсем ничего. Франция не помогла ей убежать. Она просто отсрочила неизбежное.

— Они говорят, какой он заботливый с детьми! — взвизгивает она, чуть отстраняясь и отчаянно заглядывая в глаза Джеймса. — Он не был ни на одном моём дне рождение, веришь? Наверное, даже не знает точной даты, понимаешь? Я была ребёнком, который ждал отца, слышишь?

Всё плывёт, но она моргает и всё равно силится разглядеть в чужом взгляде понимание.

— Ты больше не ребёнок, Лея, — чеканит Джеймс неожиданно твёрдо. — Ты не можешь вечно позволять ему рушить свою жизнь. Он даже не прикладывает усилий, возможно, и не вспоминает о твоём существование. И всё равно его действия разваливают тебя, как ветер — карточный домик. Это несокрушимая броня Ройсов?

Лея застывает, застигнутая врасплох этими словами. Она ожидала… сочувствия. Совсем иной реакции, которая была свойственная ему, когда… Неожиданно, Лея понимает, что прошли годы, что мальчик перед ней повзрослел и превратился в молодого мужчину, что щенок лабрадора вырос из своей первой любви и двинулся дальше. У него получилось.

— Ты видишь во мне её? — хрипло спрашивает Лея снова.

— А ты мстишь отцу, желая отдаться жалкому полукровке, который любил его драгоценную жену? — отвечает ей Джеймс почти сразу.

— А ты любишь её?

Лея утирает слёзы и приводит себя в порядок одним взмахом палочки. Теперь она отчётливо может разглядеть его карие глаза. Тёплые и полные мягкости, как какао перед Йолем.

— Ты не ответила.

— Ты тоже.

Правда в том, что теперь они оба знают ответ. И теперь с ним можно жить дальше.

---

Примечания:

Я обожаю сцену убийства Реи Ройс. Мне жаль её и всё такое, но вы видели этот язык тела Деймона, то как он себя вёл? Я думаю, Рея поняла всё в тот момент, когда Деймон ничего не сказал. Потому что Деймон — это сгусток хаоса. Его нормальное состояние — это создавать громкий, театральный даже, звук и свет, привлекая внимание. Если он молчит, значит он что-то не только задумал, а уже решил и теперь приводит свой план в исполнение, а как известно, никто не планирует убийство громко.

Я думаю, когда дело дойдет до детей Рейниры и Деймона, мы ещё затронем Лею и вопрос её терапии, которая ей явно не помешает. Вообще я там готовлю для неё жирную такую иронию от судьбы. Не могу удержаться. Если дойдем до этого, и я не брошу это раньше, то я надеюсь, что вы посмеетесь вместе со мной.

Спасибо всем, кто через пб заметил, где должна быть л, а не стандартная р. У меня просто не хватило выдержки. Спасибо)))

Примечания:

Все началось с момента, который я представила в комментариях под частью, и вылилось в это.

Можно считать частью сюжета Бронзовой принцессы. Тогда моё разделение на части вдруг обретает смысл.

Я вдруг обнаружила себя в очень странном эмоциональном состояние, начала читать этот чудесный фф (https://ficbook.net/readfic/11369668#part_content) (чёртовы британцы!) и он привел меня в какое-то состояние нежности и любви, и я решила закончить наконец-то эту часть.

Темы части: Shontelle — Impossible (Russian cover)/(кавер на русском)

https://youtu.be/pqZ5vJ7wV4s

Шура Кузнецова — Молчи и обнимай меня крепче

https://youtu.be/wwV72iczssY

---

 

Здесь он постиг нечто драгоценное, без чего сама любовь не могла бы придти к своему высшему итогу, вечно оставаясь незавершенной.

Он постиг нежность.

Артур Кларк. «Город и Звезды»

 

Деймон откидывается на бортик купели, прикрывая глаза и полностью отдаваясь теплу воды. В воздухе витает едва различимый аромат яблок. Рейнире нравится. Это, наверное, один из немногих запахов, от которого её не воротит.

В последнее время она стала очень остро реагировать на большинство из них, поэтому Красный замок и Драконий камень стали практически медицински стерильны, отказавшись от любых отдушек, а ещё от целого списка блюд. Деймон никогда раньше не думал, что будет находить такой восхитительной гримасу отвращения. Но Рейнира жмурилась, морщилась и поджимала губы, заявляя:

— Нас тошнит от этого, — и указывала на своих любимых жаренных перепёлок, поддерживая живот одной рукой.

Деймон и Визерис послушно кивали и велели убрать это подальше. Не то чтобы у них были с этим проблемы: Эймма достаточно натренировала их в том, как не спорить с беременной женщиной и как правильно отвечать на все вопросы и капризы.

Эймма…

Даже Деймон не в силах избежать острого укола от этих тёплых воспоминаний. Её потеря всегда будет отдаваться застарелой болью где-то в сердце. Время не смоет этой раны.

Он делает глубокий вдох и обещает своей доброй сестре, что будет заботиться о её дочери и скорых внуках больше всего на свете, потому что меньшего Рейнира не заслуживает.

Иногда Деймон жалеет, что он не может рассказать Эймме, как её byka vēzos ругается, как портовый грузчик, когда токсикоз скручивает её по утрам, как Деймон просыпается следом, чтобы держать белоснежные волосы, гладить по спине и соглашаться со всем, что Рейнира думает о нём и его родословной (разумно не напоминая, что она у них вообще-то общая).

Иногда ему просто больно, что Эймма не увидит, какой чудесной матерью будет Рейнира, читающая по вечерам книги по воспитанию детей и всё равно отчаянно боящаяся что-то испортить.

А иногда он просто рад, что его доброй сестре не приходится разделять с ними их общий страх перед родами. Его добрая сестра была самым храбрым драконом, какого он знал, но потеря за потерей убивали её годами. Деймону сложно представить, насколько это страшно бояться не за себя, а за своего ребёнка.

Хотя, он думает, что начинает понимать. Когда Рейнира неосторожно наклоняется или подрывается с места, забывшись, и замирает, хватаясь за живот, Деймону кажется, что его сердце сжимается в крошечную точку, а весь мир сужается до её болезненного вздоха. И он, кажется, и сам не дышит, пока дыхание Рейниры не выравнивается.

Но больше всего ему жаль, что Эйммы не было с ними, когда Рейнира рассказала о своей беременности. Визерис поражённо замер и его глаза вспыхнули таким светом и надеждой, что любой смутился бы и отвёл взгляд. А затем, конечно, конечно, он не сдержал слёз. Его мягкий и ранимый внутри брат.

Сам Деймон не знал, что сказать. Он, казалось, оглох, замер и даже не моргал. Просто в его голове взорвалась сверхновая и наполнила его таким тяжёлым, сложным и пугающим… счастьем. Даже вдох было сделать страшно: а вдруг момент бы исчез, будто и не было этих сокровенных слов?

Деймон будет до конца отрицать, что он стоял истуканом, пока Рейнира не треснула его по плечу, немного напуганная отсутствием у него реакции. Его doru-borto zaldrīzes думал, что Деймон может быть не рад, что он уже не любил это крошечное создание и не желал всем сердцем, не представлял, как будет учить ребёнка магии и прокатит на Караксасе (конечно, если Рейнира сможет оторвать дитя от Сиракс). Деймон был обязан развеять каждый страх и каждое сомнение, пока не осталось бы ничего кроме твёрдой уверенности.

Деймон так и сделал. И делает впредь. У него своя история и череда ошибок за спиной, он не может просто вычеркнуть сомнительные факты из своей биографии, но ему вполне по силам убедить свою драгоценную супругу в стабильности настоящего и будущего, в его любви и верности ей и их детям.

Деймон тяжело вздыхает и открывает глаза, переводя взгляд на огромное панорамное окно. Тут и стёкол то нет, только эфемерный магический барьер. Волны бьются о скалистый берег, море сегодня неспокойно и пенится, ярится и шипит. Рейнира обожает в такую погоду летать над водной гладью. Но Деймон отчётливо видит Сиракс и Караксеса, они вьются и переплетаются высоко в небе, гоняясь друг за другом.

Ему пришлось с годами признать, что Сиракс выросла достаточно и теперь Караксесу приходилось стараться поспевать за ней. Его Красный Ужас оказался куда маневреннее, но Золотая Леди раздалась на воле, и размах её крыльев стал больше, а каждый толчок принимал на себе больший объем воздуха.

Рейнира не переставала гордится этим каждый раз, когда оставляла их позади. Деймон был почти уверен, что иногда Караксес специально подсуживал этим двоим, тормозя второй парой крыльев. Он не мог его за это винить. Боги, Деймон был просто влюбленным мужчиной.

Он вызывает темпус и встряхивает головой, как собака, сбрасывая тяжёлые капли. Деймон медленно выходит из воды и замирает у окна, потягиваясь.

Скрипит дверь, и в проёме показывается Рейнира. На ней только шёлковая ночнушка, которая подчёркивает округлившиеся тело. Рейнира мягко поддерживает себя под живот, ей доставляло какое-то особое удовольствие чувствовать шевеления своего ребёнка и тяжесть живота (хотя её спина имела противоположное мнение по этому вопросу).

Деймон застывает, поймав её взгляд, но это давно её не смущает, поэтому она продолжает беззастенчиво разглядывать мужа.

Деймон всегда был поджарым, но Ступени с их проблемами с поставками продовольствия оказали слишком сильное влияние. Деймон вернулся оттуда исхудавшим, загоревшим и с новыми шрамами. Казалось, даже спокойные и сытые годы, которые прошли после, не смогли вытравить память о том времени, и вся прежняя мышечная масса не вернулась.

Грудь Деймон расчерчивали ожоги. Триархийские огненные заклятия жалили не менее точно, чем пламя Караксеса. Но Таргариенам было не привыкать к жару огня. Деймон носил свои шрамы гордо, как корону. Он был воином. Он сражался, выжил и победил. И не собирался прятать следы этого.

Рейнира оглядывает его всего, её взгляды ласкают его, как волны — берег. Она смотрит с мягкой улыбкой, поглаживая себя одной рукой по животу. Деймон не двигается, боясь спугнуть это хрупкое мгновение, когда нет ничего кроме покоя и тишины, обычного семейного уюта.

Деймон никогда не думал, что будет так ценить эти вечера, самые обыденные, и бытовые моменты, в которых нет никакого шарма и волшебства. Жизнь оказывается такая не красивая, но по иронии судьбы, только к своим сорока с хвостиком (драконьим) Деймон осознаёт, что самое важное и правильное редко бывает красивым.

Беременность Рейниры не проходит без сложностей, и нет ничего красивого в рвоте по утрам, в отекающих ногах и болящей пояснице, странных вкусовых пристрастиях и болезненных пинках по органам, которые заставляют морщится и стонать от боли. Беременность — это тяжёлый труд. И Деймон не может передать насколько благодарен жене за него. Они так сильно уже любят этого ребенка. Это маленькое создание даже не представляет, насколько оно уже важно и как сильно его все ждут.

И некрасива его работа, полная разбитых судеб и человеческого горя; вечной борьбы с Министерством; коррупционных скандалов, когда жизнь в очередной раз напоминает Деймону, что сомневаться стоит даже в самых проверенных людях. Но мысль, что мир, в котором живёт его семья и в котором будет жить их ребёнок, становится хоть немного безопаснее и чище, заставляет Деймона работать усерднее и не отступать с выбранной дороги. Даже если порой огонь в груди превращается в едва тлеющие угольки.

Красота в жизни оказывается играет такую незначительную роль, и без неё — можно жить, а ещё любить, ценить и восхищаться; и вдыхать воздух полной грудью по утрам, когда Лондон ещё пуст, а ты — надтреснут после очередного дела; и любоваться женщиной, той самой… Самой красивой, лучшей и любимой, которая так некрасива по утрам, когда её скручивает в приступе рвоты.

Деймон улыбается Рейнире, нежно и мягко. Она возвращает его улыбку и подходит не спеша, поглаживая высокий живот. Она его хочет, всего, полностью и без всякой пошлости (или не только с ней). Просто прижиматься, растворяясь в объятиях крепких рук, покрытых шрамами, прикасаться к ним, словно пытаясь разгладить уродливые полосы. И целовать, потому что всё это так неважно на самом деле, потому что ей в его объятиях хорошо и правильно. И это оказывается всё, что действительно нужно.

Рейнира думает, что не против провести так всю оставшуюся жизнь.

Там, за окном, Караксес и Сиракс сплетаются в танце под шум волн, под игривым закатным солнцем, а Рейнира прижимается к Деймону в купальне, и они стоят молча, потерявшись в чём-то теплом и на самом деле важном. И то самое игривое солнце, точно пристыженное, спешит скрыться за горизонтом и не тревожить их.

---

Примечания:

Красивая купальня, камень, большая купель в полу и огромные окна до пола. И там за окном бьются о скалы волны и солнце тонет в море.

А возле окна стоит мужчина. Он только вышел из воды. Ещё не успел вытереться. Просто в комнате тепло, и он смотрит на волны. Он хорошо сложен, он объективно красив, и шрамы рисуют причудливые узоры на его коже. Он — воин, а они доказательство того, что он выжил. Выжил и победил. Он привык держать в руках меч, сражаться и проливать кровь.

Но сейчас он стоит обнаженный в купальне. И солнце ласкает его последними лучами, точно не может оторваться и просто утонуть в море.

Раздается шорох. Он оборачивается и видит в дверях женщину.

Она смотрит на него. И он прекрасен, сексуален. Она смотрит на него, солнце высвечивает его пепельные волосы, создавая огненный ореол.И женщину охватывает не страсть и похоть. Они плещутся где-то на дне. Её глаза блуждают по его телу, пока не останавливаются на лице.

В её груди ширится нечто большое.Большее, чем просто жажда чужого тела. Нежность распространяется в её груди горячими волнами.У неё нежная улыбка и самые прекрасные глаза в мире, полные такого пронзительного тепла, что у него перехватывает дыхание. И жаждет она не тело(не только), а его всего, со всем, что скрывается под тонкой корочкой из шрамов и ожогов.

И стоят в купальни два человека. И не захватывает их похоть. И закатное солнце скрывается, пристыженное, пойманное за наблюдением за чем-то настолько интимным, что даже солнцу становится стыдно.

Примечания:

На эту часть меня подтолкнул комментатор с ао3 (L0ve1999). Я просто не смогла пройти мимо (опять я попадаюсь на эту удочку, пора закрывать коменты, я хочу обратно свою жизнь)

Я думаю, что когда Деймон и Рея не связаны цепями, они вполне могут... вести себя, как приличные люди. В конце концов, у них действительно было не мало общего, просто обстоятельства были против них. А в Леи есть не мало от Деймона.

Я планировала эту идею еще с момента выхода "а жизнь то продолжается". В конце та самая насмешка судьбы, о которой я предупреждала. У меня специфическое чувство юмора.

---

 

Если твоя судьба не вызывает у тебя смеха, значит ты не понял шутки.

Грегори Дэвид Робертс. «Шантарам»

 

Лея по достоинству оценивает иронию судьбы.

Она столько лет всячески пыталась убежать от собственного отца и своей слабости перед ним, чтобы оказаться в объятиях Джеймса Поттера и столкнуться с собственным отцом на первом же большом празднике.

— Ты в порядке, дорогая? — заботливо спрашивает миссис Поттер, придерживая Лею под руку.

Трагедия семейных отношений Ройсов-Таргариенов широко известна, но мало кто действительно знает, что происходило за каменными стенами родовых замков. Леи хочется рассказать, если не всему миру, то хотя бы этой чудесной женщине, но она закусывает губу и даёт себе мысленную пощёчину. Нечего выносить сор из избы. Это уже ничего не исправит и не изменит, только взбаламутит воду. Лея не хочет своим приходом вносит разлад. Рейнира Таргариен крестная мать Эйгона Лонгботтома, Деймон через шесть месяцев станет крестным следующего ребёнка Алисенты и Невилла. Её откровения поставят всех в сложную ситуацию, потребовав какого-то выбора. Поэтому Лея улыбается, она надевает самую лучшую Ройсовскую броню и отвечает:

— Да, миссис Поттер, не волнуйтесь.

Деймон держит на руках Эйгона Лонгботтома, помогая ему обнять и поцеловать в щеку беременную Рейниру. Ребёнок, уже известный на весь Аврорат, что-то радостно рассказывает и счастливо лопочет, наверняка жалуется, что хочет младшую сестру, а мать и отец не хотят знать, кто у них будет. Рейнира уже знает и не скрывает, что они с Деймоном ждут близнецов, мальчиков.

Лея отводит взгляд, крепче сжимая руку миссис Поттер.

— Дорогая… — женщина нежно улыбается и сочувствующе смотрит на неё.

— Всё в порядке, — Лея крепче сжимает зубы. — Джеймс прав, я не могу позволять этому всю жизнь руководить мной.

Взгляд миссис Поттер смягчается, и она добавляет:

— Да, это очень похоже на Джеймса.

Рея Ройс появляется с опозданием, с трудом вырвавшись из цепких лап Палаты, но, словно в раскаянии за прошлое, она стремится больше участвовать в жизни своего ребёнка.

Судьба очень любит иронию, потому что первым она встречает Деймона, от которого едва заметно пахнет табаком, а значит, он отходил к аппартационной площадке, чтобы покурить. Рейнира и Алисента уже на достаточно больших сроках, чтобы Невилл сгрызал ногти, а Деймон снова доставал пачку сигарет.

Что-то едва заметно колит Рею, но она даже не морщится, отбросив это легко и просто. С момента их развода она наконец-то задышала полной грудью, и научилась забывать старые обиды. В пекло их, Рея свободна, как птица на гербе Арренов — она отказывается позволять прошлому наносить удары снова.

— Ты не находишь это ироничным? — спрашивает она, чуть язвительно, потому что их отношения хоть и лишились агрессивной враждебности, но остались такими же ядовито-холодными.

Если честно, то Рея даже находила какое-то удовольствие в их пикировках и полных сарказма высказываниях. Это было знакомо, но при этом наполнено какой-то легкостью и свежестью.

— Почему ты каждый раз опускаешь приветствие? — Деймон выгибает бровь, смотря на неё чуть насмешливо. — Где Ваши манеры Леди Ройс?

Рея едва слышно фыркает. Её бывший — ах, какое это прекрасное слово! — муж не меняется.

— А у Бронзовой суки должны быть манеры? — Рея также демонстративно выгибает бровь, смотря на Деймона с ухмылкой.

Когда-то её раздражало одно только упоминание этого прозвища, «как он смел?!»: Деймон как будто попирал все ценности её Дома, а затем ещё и проходился сапогами по их общей трагедии. Джейн убедила её попробовать взглянуть на это иначе, рассмотреть это, как способ Деймона сбежать от того, что делает его несчастным и закованным. А затем самой использовать это прозвище, обратив против него. Мы сами вкладываем силу в чужие слова. И только она могла лишить его этой магии.

— Возможно, мне стоило начать приветствие с едкого проклятья Ройсов, что-нибудь фамильное, ведь Порочный Принц не заслуживает меньшего.

Деймон смотрит на неё молча, застыв на несколько секунд, точно ошарашенный, а затем смеётся.

— Неплохо, неплохо, — он выпрямляется, — смотрю не только я похорошел после развода. Я слышал, вся Долина отмечала.

— Я просила сделать это национальным праздником, но Палате пришлось отказаться, — пожимает плечами Рея, не пытаясь отрицать.

— Как они могли? — Деймон театрально хватается за сердце. — Я бы их определённо поддержал.

— Ты бы поддержал любой хаос и вакханалию, тем более за госсчёт.

— Это не преступление.

Рея закатывает глаза, а вот Деймон… он ухмыляется, точно задумал что-то… в стиле Деймона. Рея не может сдержать стайку предательских мурашек, уже прикидывая пути отхода. Деймон не знает, что такое полумеры.

— Чтобы ты не задумал, мой ответ — нет, — отрезает она, но Деймон продолжает всё также молча смотреть.

«Никто не планирует убийство в слух», — говорит Джейн, когда кто-то в очередной раз упоминает притязания её кузена.

Лея давится вином, когда её мать появляется под руку с… её отцом, с гребаным Деймоном Таргариеном. Джеймс заботливо хлопает её по спине, а Лея пытается понять сколько она выпила… Да нет, нельзя столько выпить в принципе. Что было в этом печеночном пироге? Она бросает быстрый взгляд на Рейниру. Её кузина не давится, нет, она закатывает глаза и что-то говорит стоящей рядом Алисенте, которая тоже не выглядит удивлённой.

Когда Лея понимает, что дыхательная гимнастика нужна не только ей, то всё становится вполне очевидно. Деймон Таргариен не может пройти мимо возможности создать хаос и вызвать у всех лавину вопросов без ответов. У её матери вообще был выбор в этом спектакле?

Они расходятся, кивнув друг другу напоследок, и Леди Ройс спокойно направляется к ней, не обращая внимания на чужой шок. Вот броня, которую не может поколебать ничто.

— Приветствую, миссис Поттер, мистер Поттер, Джеймс, — Рея не использует титулы, но остаётся в рамках вежливости, с легким налетом снисхождения.

Все отвечают тем же.

Лея знает, что мать не в восторге от её выбора. Он не принесет никакой выгоды их Дому, но она не спорит и не запрещает. Лея не может не признать, что в её матери достаточно благородства, чтобы не заставлять проходить свою дочь через те же муки.

— Что это было? — едва слышно всё же выдыхает Лея.

Рея вначале не совсем понимает, о чём она говорит, а потом просто пожимает плечами:

— Деймон и его любовь к хаосу, не знаю, как юной Таргариен удаётся держать его в узде.

— Сомневаюсь, что она делает это, — вставляет миссис Тонкс, появляясь рядом с бокалом вина. — Рада видеть Вас, Леди Ройс. Признаться, давно не видела никого из Долины. А Деймон явно не тот, кто следит за новостями. Мисс Редфорт ещё не вышла замуж?

Рея кивает на приветствие и берет в руки бокал с вином.

— Сомневаюсь, что это когда-либо случится, а у Вас есть кто-то на примете, миссис Тонкс?

Женщина в ответ смеётся и втягивает Рею в светский разговор, который можно назвать банальным обменом сплетнями, что, конечно, благородные дамы будут отрицать до самого конца.

Лея благодарна ей за это, потому что сама не замечает, как втягивается и расслабляется. Если её мать смогла двинуться дальше, то чем Лея хуже? Она бросает очередной взгляд на отца и заставляет своё тело расслабиться. Первые шаги всегда самые сложные, да? В пекло, она отказывается быть слабой.

Лея знает, что родилась в неудобное время, что её день рождения был омрачён очередным выкидышем у Леди Таргариен. В каком-то роде Лея даже понимает отца и остальных. Это тяжёлый удар для всей семьи. Лея знает, что хочет стать однажды матерью, и мысль о потери столь желанного ребёнка отдаётся ужасом где-то за рёбрами.

Её дракон был в итоге отдан Рейнире.

Но её свадьба должна была быть только её и Джеймса днём.

Никого не удивляет, что Таргариены не приглашены. Никто не возражает.

У Рейниры начинаются роды спустя час после начала церемонии. Справедливости ради, не произносится ни слова, Алисента и Невилл просто тихо извиняются и уходят, за ними также тихо исчезают Веларионы, а затем Скорпиус. Лея не может винить их. Алсиента крестная мать и лучшая подруга Рейниры, которая сейчас проходит через свои первые роды, да ещё и с близнецами. А ещё она сама на восьмом месяце беременности, и Невилл не может оставить супругу одну. Лейна и Лейнор тоже крестные, как и Скорпиус.

Никто ничего не говорит, они подходят и тихо извиняются. Но люди не слепые и не глупые. Всем вполне по силам сопоставить исчезновение всех фигур, и Рейниру, которая вот-вот должна родить. Люди начинают шептаться. Аристократы вообще это любят. И шепот их волнений, вопросов и ставок перебивает шум её свадьбы.

Лея чувствует себя так, словно сейчас заплачет.

Она знает, что никто не делает этого специально, просто у судьбы очень странное чувство юмора, просто она за что-то невзлюбила именно Лею Ройс. Как будто Лея виновата, что стала очередным нелюбимым ребёнком вынужденного брака!

Ей хочется бросить бокал с вином, хочется накричать на всех и сжечь что-нибудь, чтобы на её свадьбе люди смотрели на неё! Она что, так много просит?! Рейнира уже украла у неё отца, может она хоть что-то оставить Леи?!

Джеймс крепче сжимает её руку, становясь её опорой, держа её так крепко, чтобы Лея не распалась на части прямо перед всеми этими гостями, окончательно потеряв свою гордость. И вот именно этого её мать не видит, поэтому и не понимает, что рядом с Джеймсом Лея чувствует себя… Важной, нужной, окруженной заботой и уверенной в самой себе. Ей не нужно от него, чтобы он был идеальным аристократом, чтобы понимал её работу или был опорой для Главы Дома. Это всё Лея может и сама. А вот любить себя у неё получается едва ли.

Она готова потратить часы на то, чтобы рассказать Джеймсу о том, как на самом деле он много делает для неё, пускай ему и кажется, что всё это в порядке вещей. Для Леи это не в порядке вещей, для её семьи это не в порядке вещей. Джеймс открывает для неё новый мир, он показывает ей какой должна быть семья. Слово, которое значит намного больше, чем кровные узы.

Поэтому Лея находит в себе силы, надевает свой Ройсовский доспех и улыбается. Никто не испортит её свадьбу. Ни за что.

Её единокровных братьев называют Джейкерис и Люцериус.

Лея видит их впервые на очередном общем празднике и не может испытывать ненависти за подпорченную свадьбу. Они очаровательны. Маленькие, пухлощекие ангелочки, с золотыми кудряшками и восхитительными сиреневыми глазами. У них такой насыщенный цвет, и носы с небольшой горбинкой, как у Деймона. Они что-то лопочут, и сердце Леи наполняется любовью.

Она просто не может их ненавидеть. Ни один ребёнок не заслуживает подобного. Лея отказывается переносить свою травму на них. Когда она тихо шепчет это Джеймсу, он улыбается и целует её в макушку, шепча, что очень гордится ею.

Джеймс гордится ею.

Это даёт Леи последний, необходимый толчок. Она сама подходит к Деймону и Рейнире. Дети смотрят на неё зачарованно, как и на весь мир вокруг, и тянут свои пухлые ручки (Рейнире, действительно, стоит поставить памятник за то, что родила таких… кабанчиков? дракончиков?). Деймон напрягается, но Лея отметает это, как нечто незначащее (потому что для её отца нормально сверх волноваться о своей семье, теперь Лея готова ему это простить).

Когда она берёт на руки маленького Люцериуса, он осторожно касается её лица и удивлённо смотрит на её чёрные волосы. Лея едва сдерживает смех. Ну, конечно, конечно, наверняка в первые месяцы, его окружали только оттенки блонда Таргариенов, Веларионов и Малфоев, да Лонгботтомы с их светло-каштановым отливом. «А у тебя есть великолепное вороное крыло, которого им никогда не видать», — Лея вспоминает слова тёти Джейн и, возможно, впервые верит им, и чувствует себя счастливой от этого факта, потому что Люцериус очарован.

И за это выражение искреннего, детского восхищения Лея готова простить ему подпорченную свадьбу.

— Ты просто… чудо, — шепчет Лея, и ребёнок агукает, начиная смеяться и тянуть её за волосы.

Лея тут же прощает ему и это. Джеймс помогает осторожно высвободить её волосы из крепкой хватки, объясняя, что это неправильно и причиняет боль. Ребёнок только смеётся и тянет свои руки к Джеймсу. Маленькое дитя стремится своими руками объять весь мир, ему интересно всё. У Люцериуса глаза отца, и впервые этот взгляд обращён на Лею с таким интересом и радостью.

— Valonqar, — срывается с её языка абсолютно неосознанно.

Лея когда-то пыталась изучать валирийский, но быстро бросила, поняв, что для этого нужна языковая практика, поэтому наверняка её произношение сейчас звучит грязно, слишком по-английски… но слово само приходит на ум, всплывает в памяти при взгляде в большие аметистовые глаза Люцериуса.

Её… брат счастливо и громко хохочет, услышав переливы знакомого языка, и это окончательно что-то разрушает Леи. Она чувствует что-то горячее на своих щеках. Люк протягивает свою пухленькую ладошку к её лицу и ласково проводит по щеке, и вместе с этим словно вытаскивает давно застрявшее, но уже расшатанное ядовитое жало из её сердца.

Лея может только широко улыбнуться ему в ответ.

Она замечает краем глаза, что Деймон хочет что-то сказать, но Рейнира резко хватает его за руку, жестко впиваясь ногтями. Он едва ли не шипит и с трудом не морщится, потому что хватка у его жены драконья. Деймон знает это невысказанное «прикуси язык». Он получает эти сигналы от всех представителей своей семьи в течение всей жизни. И если ему не хочется нарваться на очередную ссору, то ему лучше последовать этой команде.

Деймон может многое сказать о том, что не считает Лею своим ребёнком, что её нет на Таргариеновском генеалогическом древе, что это был случайный ребёнок, которого никто не ждал. Может. Но! Его жена всё ещё восстанавливается после тяжёлых родов («Деймон, в тот момент, когда ты скажешь «прошло же уже достаточно времени», Сиракс подаст тебя на завтрак Рейнире», копирайт Корлис Веларион, отец двух детей, муж (всё ещё несъеденный) Рейнис Таргариен), Рейнис смотрит на него очень многозначительно, а Лейна подаёт невербальные знаки, которые представляют собой более нецензурную версию посыла его жены. В общем, кто он такой, чтобы сражаться сразу против трёх дракониц? Деймон знает, когда лучше действительно промолчать и отступить.

Поэтому вместо знакомого яда, готового сорваться с его языка, Деймон просто поправляет аккуратно её произношение. Ну разве он не заслужил поцелуй за своё терпение? Видимо, нет. Хорошо, он может принять это.

Лея ничего не может поделать с тем, что привязывается к этим детям.

Она беременна своим первенцем, когда Рейнира объявляет о новой беременности, и Лея не завидует ей не секунды, вообще ни капли, она даже не обращает внимание на то, что Деймон опережает её объявление буквально на десять минут, потому что Рейнира ждет опять близнецов.

Лея носит маленького наследника Ройсов всего два месяца, и если честно, то ей хочется лезть на стенку от легкого токсикоза, шалящей магии и быстрой утомляемости. Рейниру стабильно сгибает в приступе рвоты пару раз за день, и она буквально увешана чарами, убивающими любой запах вокруг неё. Лея ничего не говорит и тогда, когда Рейнира проклинает всю родословную своего мужа, не напоминая, что у них она вообще-то общая.

Возможно, судьба снова играет с ней шутку и иронично смеётся, но Рейнира явно не смеётся последней, и гнев Леи притупляется, медленно сходя на нет. Один ребёнок отплясывает чечетку на её мочевом пузыре, страшно представить, что могут двое. А когда Люк спрашивает её про звёзды и руны на её одежде, то Леи ничего не остается, как вознести молитву за благополучие Рейниры. Старые обиды всё ещё держат крепко, а раны ноют в особо тяжелые дни, но эти дети… заслуживают целого мира и своей матери.

Семья Леи в пору её детства была ущербной. Спустя годы она наконец-то может сказать это прямо, не скрываясь за нейтральными выражениями. Деймон Таргариен был мудаком, Рея Ройс пыталась быть матерью, но у неё это едва ли получалось. Это была жестокая и искалеченная правда, с которой Леи предстояло жить, и это была реальность, которой она не хотела для своих детей.

Её шаги к понимаю семьи, к тому, чего она сама хотела, были очень неловкими и шаткими, но у Леи была миссис Поттер, Джеймс и… Люк, смотрящий на неё точно, она сама была так любимым им созвездием на ночном небе.

Лея ярилась годами, обижалась с самого детства и носила свою неуверенность, как броню.

Она выросла из этого, как дети вырастают из шалостей, как Джеймс вырос из своей любви в прекрасную принцессу, оказавшуюся настоящим драконом, как… выросла Алисента Лонгботтом из своих страхов.

Своего первенца они с Джеймсом называют Рид Арден Ройс в честь Джинни Поттер и тётушки Джейн. Это не слишком очевидно и прямолинейно, как Эйгон Лонгботтом или Джеймс Сириус Поттер, но Леи, по правде говоря, всегда нравилось искусство полутонов и намёков.

Лея правда думает, что дальше всё будет проще, лучше, что она сможет жить в мире с другими своими братьями и сёстрами, не оборачиваясь на их отца. Она делает все шаги для этого.

У Рейниры с Деймоном рождается Хелейна с Эймондом, а следом за ними малышка Висения. Лея приносит в этот мир ещё одного мальчика, что можно считать иронией, с учетом того, как долго в их роду доминировали девушки. Они называют его Дейл Теодор Поттер и это почти созвучно с валирийским Дейла Таргариен. Лея осознает эту созвучность, но всё равно оставляет имя, и это закрывает какой-то зудящей в ней гештальт. Пазлы встают на место.

Дети не оглядываются на знамена своих домов, когда играют на общих праздниках. Они бегают друг за другом; хватаются за вельветовые штаны близнецов Уизли, требуя очередную невероятную историю или красивую магию; они смеются и танцуют, как будто весь мир принадлежит им. И Лея лелеет этот покой. Спустя долгие годы она, кажется, обрела своё место и позволила ранам зажить.

Хейлена оказывается… необычным ребёнком. Она сразу находит общий язык с Полумной и никого, кажется, не смущает её временами пустой взгляд и тихие бормотания себе под нос. Дар провидения редко, но появляется среди валирийцев и их потомков, поэтому все просто стараются не спугнуть застенчивую девочку.

Хелейна порой говорит забавные, порой очень странные вещи, но… ребёнок остается ребёнком, а задачей взрослых остаётся забота о нём. И Леи даже несмотря на всё это нравится её сестра. В конце концов, она единственный спокойный ребёнок в этой семье. Лея не хочет чувствовать себя мелочной, но её сыновья весьма тихие дети, в то время как её братья… маленькие непоседы, из-за которых Деймон явно поседеет. Незаметно, естественно, но абсолютно точно. Нет, Лея не злопамятная, она просто наслаждается шоу.

И это ей даже нравится! Пока Хелейна однажды не произносит:

— Ты ждёшь дракона нашего брата.

И ничего не произносит больше. И Лея не придаёт этому значению. Пропускает мимо ушей, пока в тот же вечер не узнаёт, что беременна. Девочкой.

Она отмахивается от жужжащих на самом краю сознания подозрений. В пекло! Лея слишком долго строила собственный счастливый и спокойный мир.

Лейла Рея Ройс рождается с белоснежными волосами, которые с годами начинают отливать чистейшим серебром. У неё темно-карие глаза отца и аккуратные Таргариеновские черты лица.

Вот тогда подозрения превращаются в предзнаменования. У Эймонда с Лейлой практически пять лет разницы. Ребёнку его возраста, особенно мальчику, обычно не интересны совсем маленькие дети, которые и говорить-то ещё не умеют.

Эймонд осторожно держит в своих руках маленький свёрток (его спереди страхует Деймон) и его глаза… О, нет. Лея уже видела такой взгляд. Она запомнила его с детства, подмечала, как он менялся с годами. Лея знает, как выглядит окольцованный судьбой Таргариен. Её отец смотрел так же на Рейниру, когда она была ребёнком. Эймонд смотрит так же на Лейлу.

Лея в ужасе. Она чувствует, как мурашки бегут по её коже от одной только мысли о подобном. Ей привычно игнорировать напоминание о том, что Рейнира и Деймон родственники, с годами она просто смерила в себе отвращение, задвинув его в дальний угол. Но её ребёнок?.. Никогда!

У этой насмешки судьбы горький привкус отчаяния.

---

Примечания:

Меня не отпускает мысль, что Рейнира была весьма миниатюрной, но родила столько детей, понятно, что она поправилась с беременностями, но первые то...

Моя жизнь сейчас похожа на что-то сумбурное и киселестое, и я пытаюсь в ней плавать и не утонуть, поэтому, в общем, с этим частично связано то, что я перестала "чувствовать" свои тексты. Они мне больше не поют. Для меня лично, я — не автор, я — рассказчик, я не придумываю историю, я рассказываю то, что услышала, поэтому для меня сюжет всегда не известен полностью или частично, и я не знаю, куда всё повернет, я могу немного направлять этот поезд, но он сам едет. Музыка в моей голове играет, а я просто её записываю. Но сейчас... в общем музыка не играет. Я думаю, что в художке бы сказали, что "стул не дышит". Это примерно так чувствуется и воспринимается, поэтому я была бы благодарна за обратный отклик, за то заметно ли, что "картина не дышит" или это просто в моей голове, и музыка пока ещё слышна, а стулья — хех — дышут.

На всякий случай: дети не решат ваши душевные проблемы, Лея прошла долгий путь за занавесом всего этого, прошли годы с развода её родителей, у неё был Джеймс и вся любовь Джинни-mother, просто маленький Люк такая булочка, что это стало переломным моментом (одни из) в её пути отделения себя от отца и проблем в семье.

Вау, а у нас тут ровно 100 страниц с начала этого пути!

Примечания:

Просто маленький кусочек о том, как Таргариены впряглись в войну и что Августа Лонгботтом крутая женщина.

---

 

— Пока мы все тут ведём «игры престолов», Ваше Высочество обыгрывает нас в шашки?

— Если никто не пришёл на игру — это техническое поражение.⁽¹⁾

 

Августа чувствовала себя невероятно старой.

Просто старуха, которая пережила собственных детей и теперь растила вместо них своих внуков. Каждый раз приходя в отделение для душевнобольных, Августа не чувствовала ничего кроме усталости.

Она смотрела на искажённые и непонимающие лица своего сына и невестки и в очередной раз уговаривала себя не надеяться. Иногда быть живым — такая жесткость по отношению к окружающим. Августа чувствовала фантомный укол боли и горячий стыд, но всё же ей хватало смелости признать, что иногда её посещала крамольная мысль о том, что лучше бы Фрэнк и Алиса просто умерли в ту ночь. Их всё так же бы не было, как нет сейчас. Их тела бы лежали в земле, как сейчас лежат в этой палате, но блеск надежды не терзал бы души живых. За все эти годы пришло бы смирение. Невиллу бы не пришлось лицезреть то жалкое зрелище, что представляли собой его родители.

Но Фрэнк и Алиса продолжали существовать, наполняя жизни окружающих ядовитой надеждой и болезненной тоской.

Августа ненавидела себя за эти мысли, и всё равно продолжала так думать. Она отказывалась лгать хотя бы самой себе.

Теперь война снова стояла у порога. И расклад сил снова был не в их пользу. Августа злилась, так чертовски злилась на несправедливость этого мира, но продолжала молча сжимать зубы, пока Кингсли излагал положение дел. Она и без его речей знала, что всё плачевно.

Министерство и так уже практически было в руках Пожирателей Смерти. Ордену не хватало сторонников среди аристократии и в высших эшелонах власти. Даже если многие Дома оставались в стороне, у сторонников Тёмного Лорда были свои могущественные покровители. На стороне Ордена был Дамблдор. Безусловно Великий и сильный волшебник, но Августа не была дурой: одного человека было слишком мало, чтобы долго удерживать власть в Визенгамоте. Голоса светлых родов были придушены ещё во времена Первой Магической Войны. Теперь они звучали ещё тише. Не имей Дамблдор такого политического влияния, и Министерство пало бы ещё в начале учебного года.

Ситуация накалялась, столкновения Пожирателей с аврорами истощали силы Аврората, рейды наводили ужас на мирных граждан, и, наконец, Хогвартс был в опасности. Впервые за всю свою жизнь Августа чувствовала, что в Англии не было ни одного безопасного места для её внука. У неё не было сил, чтобы защитить его, и он бы не позволил ей увезти себя в Европу. Глупый, храбрый гриффиндорец! Как и его родители…

Августа продолжала злиться и гордиться им одновременно. Она видела в нём лучшие черты его родителей, но не могла забыть, как всё это закончилось в прошлом. И теперь Невилл был таким же почти взрослым и горячим на голову, как они, и так же желал нести справедливость, веря в Мальчика-который-выжил.

Августа была когтевранкой. Она отказывалась ставить всё на ребёнка. Всё, что было у Дамблдора, — это смутное пророчество. Августа никогда не увлекалась прорицанием, но она знала, насколько непостоянна и эфемерна их сила. Тем более, что изрекла его Трелони. Пусть Августу поглотит Пекло, если она доверит жизнь внука туманным словам этой оборванки.

К сожалению, как бы сильно ей ни хотелось, чтобы Дамблдор отправился в Пекло вслед за Трелони, она не могла не признать, что у них и правда было мало вариантов. Великий Светлый волшебник использовал учеников, как пешек в этой войне, но в этом было рациональное зерно. Война перешла по наследству следующему поколению. Они должны были быть готовым, чтобы выжить.

— Падение Министерства лишь вопрос времени, — подвёл итог Кингсли, и Августа оторвалась от своих размышлений.

Им нужно было больше сторонников, но где их было взять?

— Как мы можем перетянуть рода на свою сторону? — Нимфадора посмотрела на Кинглси, а потом на Дамблдора.

«Как нам перетянуть рода на свою сторону?» — повторила про себя Августа, разглядывая этот вопрос с разных сторон.

Она поморщилась, когда Грюм ответил что-то привычно ядовитое. Этот мужчина состоял из цинизма и яда больше, чем наполовину, и, возможно, поэтому никакая дрянь его не брала.

Августа позволила своим мыслям растечься, не пытаясь ухватиться за реальность и просто обдумать, что здесь было не так. Смысл вопроса определённо был верным: им нужны были сторонники, но…

Августа на пару минут прикрыла глаза, отсекая всё лишнее.

Формулировка была неправильной.

— Не рода — Дома, — осенило её.

Августа обвела всех присутствующих холодным взглядом. Мысли в её голове пришли в возбуждённое движение, сплетаясь в единый узор и складываясь в идею.

Все посмотрели на неё, но она не обратила на это ровным счетом никакого внимания, удерживая всё своё внимание на Дамблдоре.

— Нам нужны Дома. Не рода. Не маглорождённые и полукровки-одиночки. Дома, — припечатала она, и на секунду подумала почему эта мысль раньше не пришла ей в голову.

— Какая разница? — раздраженно взмахнула рукой Нимфадора. — Как будто с ними у нас шансов больше, чем с родами.

— Она права, возможно, нам и повезёт со Старками, учитывая их принципы, но остальные… — скептически заметила Минерва, но всё же замерла в ожидании.

— Я ничего не говорила о том, что они должны хотеть этого, — ухмыльнулась Августа.

— Старая ты карга, — фыркнул себе под нос Снейп почти восхищенно.

В его глазах зажглось понимание, и он продолжил:

— Ты хочешь разбудить драконов.

Это не было вопросом. Снейп быстро прокручивал у себя в голове эту идею и находил её наиболее приемлемой и выгодной. Это было рискованно. Был шанс создать третью силу, а не получить вынужденных союзников, но и это больше, чем было у них весь прошедший год.

— Можно добавить немного конкретики? — попросил Люпин, замирая на месте.

У него было плохое предчувствие.

— Вассальные клятвы, — пожал плечами Снейп, одаривая оборотня снисходительным взглядом. — Во времена завоеваний Таргариенов, они заставили все Дома, кроме Старков, склониться и поклясться в верности.

— И? — выгнул бровь Люпин.

Настала очередь Августы закатывать глаза.

— Магические клятвы, — она постаралась подчеркнуть это слово. — Связанные кровью, долгом и магией с Железным троном. За века структура власти поменялась, Таргариены подстроились, а клятвы ушли в тень и почти забылись в народе, но все, связанные кровью, всё ещё несут этот груз на своих плечах. Если Таргариены объявят войну Тёмному Лорду, то остальным придётся подчиниться.

Августа уловила скепсис в некоторых взглядах и тяжело вздохнула. Её разочаровывало такое отношение к истории своей страны и уровень понимания магических договоров.

— Это как непреложный обет, — объяснила Минерва, — очень упрощённая и неполная метафора, клятвы сложнее, но всё же, если Железный трон призовёт — магия клятв вынудит их подчиниться.

— Звучит весьма жестоко, — тихо заметила Нимфадора, и Августа не могла винить её за эту мягкость.

— Да, — Минерва тоже не стала отрицать, — но этим клятвам столетия. Это было в порядке вещей раньше — верность, которую нельзя нарушить.

— Но с чего Таргариенам нам помогать? Они держали нейтралитет с прошлой войны, — снова спросила Нимфадора.

И Снейп снова снисходительно фыркнул:

— Вы не слушаете, мисс Тонкс. Речь не о том, хотят ли они нам помочь. Речь о том, чтобы столкнуть их лбами. Таргариены не встанут на нашу сторону, но нам это и без надобности, если они восстанут против Тёмного Лорда.

— Враг моего врага — мой друг? — усмехнулся Кингсли.

— В общих чертах, — кивнул Снейп.

Директор сохранял молчание до этого момента, но теперь все взгляд вновь обратились к нему. Он легко встретил холодный и расчётливый взгляд Леди Лонгботтом. Эта женщина не собиралась отступать.

— Нимфадора, ты говорила, что Деймон Таргариен предоставил убежище твоим родителям, не так ли? — Дамблдор перевёл взгляд на юного аврора.

— Да.

— Значит, все Таргариены в стране. Они уже частично вовлеклись в это, и если подтолкнуть одну из сторон в нужное направление… — многозначительно протянула Августа.

— Это будет рискованно, — заметил Дамблдор.

— Это лучше, чем бросать детей под проклятья, — отрезала Августа, не смущаясь резкости своих заявлений.

Дамблдор вместе со своим пророчеством и планами мог катиться в Пекло — Августа не собиралась стоять в стороне, пока её внуку грозила опасность.

 

---

Примечания:

у меня диплом и госы. нет времени на что-то большее

---

1) cherry cobbler (из неопубликованного)

Вернуться к тексту

Примечания:

Как одна мелочь может перечеркнуть годы работы над собой.

Напоминаю, что Эймонд на 4-5 лет старше Лейлы.

Что-то я весьма быстро в перерывах между дипломом написала это. Не знаю насколько хорошо вышло.

---

 

Меняйте Ваши мнения, сохраняйте Ваши принципы: меняйте листья, сохраняйте корни.

Виктор Гюго

 

— Ты ведёшь себя неразумно, — замечает Рея, наблюдая за метаниями своей дочери.

— Неразумно?! — Лея вскрикивает и вскидывает руки. — Я видела этот взгляд, ты видела этот взгляд. Ты знаешь, что это значит.

— Это также может не значить ничего.

— Мама!

Рея тяжело вздыхает и переводит усталый взгляд на Джеймса, который притих в кресле. Сейчас зять ей нравится больше, потому что не истерит и не требует от Реи никаких решений.

— Чего ты хочешь от меня? — Рея переводит взгляд на дочь и выгибает бровь.

Лея застывает на месте, точно она не ожидала этого вопроса раньше.

— Ты не знаешь, не так ли? Ты не думала об этом. Тебе просто хотелось, чтобы кто-то избавил тебя от ситуации, которая тебе не нравится и вызывает у тебя отвращение, — Рея кивает сама себе и снова тяжело вздыхает.

Это её ошибки в воспитании теперь возвращаются, чтобы укусить за задницу. Это отвращение в Лее воспитала она и поклонение Семёрке.

— Деймон связался со мной, спросил, интересует ли нас долгая помолвка.

— Мама! — Лея почти взвизгивает. — Ноги их не будет рядом с моей девочкой!

Её нервы похожи на натянутые струны с самого праздника. И мать лишь спокойно затягивает их ещё туже. Леди Ройс вообще очень спокойно реагирует на происходящее.

Рею утомляют крики и бесполезные метания, поэтому она обрывает дочь, прикрикивая:

— Сядь и успокойся! Я отказала, но не тебе решать за Лейлу.

— Этот ребенок не Таргариен. Это моя дочь и ты не имеешь никакого права указывать мне, как её растить. Ни после того, какой матерью была ты, — слова Леи пропитаны ядом и страхом настолько откровенно, что Рея находит это жалким.

— Как раз поэтому я имею на это право. Я решала за тебя. Я лишила тебя всего, с чем мне было неудобно сталкиваться. Понравилось? — Рея выгибает бровь, напоминая в этот момент своего бывшего мужа.

Ей тоже не чуждо его высокомерие. Восстанавливая себя по кусочкам после несчастного брака, Рея смиряется со своими поступками и пожинает их последствия, а не побито рассыпается в извинениях. Она не исправит прошлое, потворствуя дочери, но потеряет объективность суждений.

— Понравилось, я спрашиваю, Лея? — жестче требует Рея, не собираясь расшаркиваться. — Или это не ты рыдала и скулила, когда пошли разговоры о моём разводе и я приехала в Хогвартс? Не ты неделю ни с кем не разговаривала после того, как другие девочки просветили тебя по поводу Таргариеновских наклонностей?

— Леди Ройс! — влезает Джеймс, пытаясь защитить свою жену от очередных ядовитых слов.

— Помолчи! — рычит Рея, даже не смотря на зятя. — Это должна была сделать я. Рассказать тебе о традициях семьи твоего отца, в конце концов, о традициях твоего сюзерена! Но я не хотела иметь с этим дела; я так ненавидела Деймона… Я была так зла на него за то, каким дерьмовым мужем он был; за то, что его никогда не было рядом; за то, что он превратил нашу свадьбу в цирковое шоу; за то, что оскорблял меня, и ухмылялся, когда Караксес жаждал моей плоти… Тебе нравится, к чему это привело?

— Хватит! — кричит Лея, заходясь в рыданиях, сжимаясь и оседая на месте.

Джеймс бросается к ней, в том время как Рея остается холодным монолитом.

— Я сказала Деймону, что ему здесь не рады, но я не стану отказывать детям в дружбе.

Всхлипы становятся только громче, и Рея подавляет желание поморщиться. Брак с Деймоном и неудачное материнство перемололи её и закалили, лишив и тех крупиц душевного милосердия, что были присущи юности. Стремление исправиться не смогло изменить её натуры.

— Ты так сильно ненавидишь меня? — всхлипывает Лея, и Рее приходится снова подавлять тяжёлый вздох.

— Я никогда не испытывала к тебе ненависти, — отрезает Леди Ройс уверенно. — Но я отказываюсь устраивать трагедию на пустом месте.

— Что, прости?! — Лея вскакивая, вырываясь из рук мужа и подлетая к матери.

— Ты раздуваешь проблему из ничего, — упрямо повторяет Рея.

— Ты должно быть забыла ту часть про Эймонда и…

— Хватит! — обрывает её Рея. — И что с того? Ну вырастет Лейла, захочет замуж за Эймонда Таргариена, и что с того?

— Что с того? Леди Ройс, подождите… — пытается вмешаться Джеймс.

— И ты туда же, — Рея всё-таки морщится, чувствуя подступающую головную боль. — Что с того? Что плохого в браке с членом одного из самых сильных Домов Великобритании? Что плохого в браке, в котором Лейла всегда будет защищена, любима и который даст ей сильных детей. В ней валирийская кровь! Если вы забыли, для них кровосмешение в порядке вещей! У них не рождаются от этого уроды, как у остальных людей. Они крепнут из поколения в поколение. Они нуждаются в ней, чтобы сохранять за собой драконов.

Рея возвышается над дочерью.

— Вот этому я должна была тебя научить. И этому ты научишь мою внучку.

— Не боишься, что я просто уйду и тебе будет некому указывать? — криво ухмыляется Лея.

— Сейчас ты ещё больше похоже на Деймона, — хмыкает Рея.

С таким же успехом она может её ударить.

— Леди Ройс, давайте успокоимся, — Джеймс пытается выступить в роли миротворца и успокоить двух яростных женщин.

Рее не нужна его учтивость, она отмахивается от него, как от глупого щенка. Миротворческие роли опостылели ей ещё со времен Лорда Таргариена.

— Нет. Тебе тоже было бы полезно послушать и подумать. Вы поступите так, потому что вы не сможете объяснить детям, что валирийский инцест — это плохо, но дети этого инцеста, с которыми они дружат и играют — это хорошо. Это первое противоречие. Потом они спросят про взрослых, и вам придётся рассказать им о Веларионах, Таргариенах, которых они знают, с которыми общаются, потому что вы же не собираетесь им лгать? Что вы скажите? Что все эти взрослые плохие или что они все занимаются отвратительными вещами и с ними лучше не общаться? И тогда весь этот ваш уютный мир дружбы и любви, который вы так лелеет, рухнет, — Рея почти шипит.

— Ты скажешь своему сыну, что он больше не сможет видеться с Эйгоном? — она указывает на Джеймса.

— Причем здесь папин крестник? — всплескивает руками он, чувствуя себя несчастным и потерянным.

— Во имя Семерых! — Рея закатывает глаза. — Ты не можешь настроить детей против Таргариенов и надеяться, что Алисента будет терпеть это дерьмо. Она часть их семьи, о чём уже не раз говорилось. Деймон выбил из Лорда Хайтауэра разрешение на брак, они устроили её свадьбу в Красном Замке, она использовала в приглашениях их цвета, они крестные двух её детей, — Рея ненавидит объяснять прописные истины, но это последствия её ошибок. — Того имеются Лонгботтомы, потому что Невилл не пойдёт против своей жены. Таргариены, Веларионы, Малфои, потому что они теперь связаны с обоими, и все они покинут ваше общество.

— По-моему, теперь ты раздуваешь из мухи слона, — огрызается Лея, складывая руки на груди. — Посмотри на меня: ты не настраивала меня против отца, и я всё равно выросла, презирая кровосмешение.

Рея правда пыталась быть милосердной.

— У тебя не было друзей.

Она видит, как Лея вздрагивает от этих слов, но продолжает:

— У тебя не было друзей или социального круга. А у твоих детей есть. Ты выросла сама по себе. Услышь меня. Твой сын дружит с Эймондом. Ты расскажешь Риду о том, что инцест — это плохо и противоестественно, что это приводит к болезням. Но он не существует в вакууме. Ты не удержишь джина в бутылке. Думаешь, Эймонд не знает, что его родители — дядя и племянница? Это всплывёт. Что вы будете делать тогда? Тебе придётся рассказать ему про валирийскую кровь и традиции. И когда он спросит, почему даже тогда для валирийцев это плохо, если с его другом Эймондом всё хорошо, что ты ответишь? А?

Рея выжидающе смотрит на дочь.

— Отвечай!

— Я не знаю, ясно? Не знаю! — Лея отшатывается от неё, отворачиваясь и обхватывая себя руками.

— Тогда стащи свои задетые чувства с пьедестала и послушай меня, когда я говорю тебе, что они не должны руководить воспитанием ребёнка. Расскажи детям правду и позволь им самим решать.

— Ты просто так примешь это? — тихо спрашивает Лея.

— Ты не меняешься, — фыркает Рея, вспоминая разговор в кабинете директора много лет назад. — Я приму это. Во мне нет ненависти. У этого гипотетического — гипотетического! — брака нет никаких объективных препятствий. Это не твоя жизнь. Ты не можешь указывать Лейле, кого любить или не любить. И я, блять, никогда не стану этого делать. Ты можешь пытаться указывать ей, настраивать её против кого-угодно и чего-угодно, и ты потеряешь её, как тебя потеряла я. Я всё сказала. Решайте сами. Это ваши дети, а значит, теперь это — не мои ошибки. Все последствия пожинать вам.

Рея всплескивает руками и выходит из гостиной, не оборачиваясь. Она знает: это только начало.

Джеймс приходит позже, уставший и вымотанный. Рея думает, что он не может позволить себе истерику, пока Лея теряет остатки самообладания и здравомыслия.

— Я убедил Лею принять вашу сторону, — тихо замечает он.

Рея усмехается и переводит взгляд на камин.

— Велика задача: убедить её рассказать детям правду.

— Не говорите так о ней, — Джеймс упрямо настаивает на своём. — Вы знаете, как для неё это трудно.

— И что с того? — Рея выгибает бровь. — Нам всем трудно.

Джеймс оставляет этот комментарий без ответа. Он замирает на одном месте, точно собираясь с силами, чтобы задать вопрос:

— Что вы на самом деле думаете по этому поводу?

Его голос напряжённый и тихий. Рея знает, чего он хочет. У неё нет желаемого им ответа.

— Будущее не предопределено, а Боги не выбирают наши судьбы. Всё может повернуться в любой момент, — отвечает Рея расплывчато, и это величайшая доброта, на которую она способна.

— Я просил вас быть честной, Леди Ройс.

Такой упрямый, думает Рея. Глупый, юный и упрямый. Не знает, о чём просит.

— Я видела этот взгляд. Я знаю, чем такое обычно заканчивается. Бесполезно пытаться предотвратить это. Даже сами Таргариены этого не могут, — Рея пожимает плечами, равнодушно глядя на него.

— И вы хотите, чтобы мы просто смирились с этим?

Джеймс стискивает зубы и сжимает кулаки, стараясь оставаться спокойным и рассудительным. Его отношения с Леди Ройс никогда нельзя было назвать тёплыми или хорошими. Она, очевидно, не была в восторге от этого брака, пусть и старалась не демонстрировать пренебрежение так откровенно.

Сейчас она даже не пытается.

— Я хочу, чтобы вы были беспристрастны, то есть засунули свои чувства туда, где им самое место, и смотрели на ситуацию холодно и трезво.

— Как вы когда-то? — ядовито уточняет Джеймс.

— Люди не учатся на чужих ошибках, но я бы на твоём месте всё же попробовала.

Рея отводит взгляд, быстро теряя к нему интерес. Она задаётся одним вопросом уже целую вечность: зачем её дочь притащила этого наивного щенка в их жизнь? Почему сама не уйдёт из мира, в котором Джеймсу не рады? Рея никогда не спрашивает, потому что где-то в глубине души знает ответ.

Джеймс Поттер прекрасен в своём незнании. Лепи, что хочешь. Просто Рея уже старовата для этого.

Леди Ройс ничего не говорит, когда Лея и Джеймс решают отдать Лейлу в Шармбатон. Хорошая школа магии, с высокими стандартами. И нет, это абсолютно точно никак не связано с тем, что Эймонд учится в Хогвартсе.

Рея находит эти попытки абсолютно жалкими, но молчит. В конце концов, она и не говорит, что каникулы в Малфой-мэноре означают, что дети будут тайком сбегать в Дрифтмарк, а оттуда и в Королевскую гавань. Малфои и Веларионы тоже молчат, и Рея едва сдерживает смех от осознания абсурдности ситуации. Как они все докатились до этого?

Общая ложь длится до конца пятого курса. Летом Эймонд и Лейла сбегают на Драконий камень и возвращаются оттуда верхом на Среброкрылой и Вермиторе. Куда уж проще.

Деймон не может перестать смеяться, потому что Среброкрылая заботливой наседкой кружит вокруг Эймонда, пока Вермитор и Лейла делают вид, что их здесь нет и они не имеют отношения к этой парочке. Рее не смешно. Рея не смеётся. Она думает, где она так согрешила, пока Лея пытается не сорваться в истерику.

Конечно, конечно же, Лейла не упрощает ситуацию. Она сверзается (глагол спускается бы не описал всей полноты картины) с дракона и неловко ковыляет ко взрослым, игнорируя волнения родителей. Рея уже в тот момент знает, чего та хочет. Лейла ухмыляется, как Деймон в юности. Опасное, хаотичное пламя освещает её глаза. Пройдет ещё пару лет, и, Рея уверена, Лейла будет подавать себя миру в такой же ультимативной форме, что и её дедушка.

Лейла требует долгой помолвки. Почему Таргариенам так нравится создавать проблемы и оставлять Рею их расхлёбывать?

Чисто для проформы Рея интересуется мнением Эймонда, который также неловко сваливается с Среброкрылой. Конечно, конечно же, молодой человек соглашается. К тому времени, как Лейле исполнится восемнадцать, он закончит Сорбонну (кто бы мог подумать, что он выберет Францию для окончания своей учёбы?).

Рея слишком стара для этого дерьма.

Рейнира не выглядит удивлённой; Деймон явно сдерживается от того, чтобы сказать что-то невероятно неуместное и пошлое; Лея на грани обморока; Джеймс просто не знает, как реагировать на такое требование дочери; и только юная парочка влюблённых выглядит абсолютно счастливой и окрылённой. Конечно, конечно же, не им же сейчас разгребать последствия.

Рея слишком стара для этого дерьма.

Она не хочет ссориться с дочерью ещё сильнее, но ей просто нечего возразить. Долгая помолвка оставит для Лейлы возможность передумать и отказаться в любой момент, это не приговор. Рея не хочет быть той, кто откажет внучке в том, чего она так сильно жаждет, потворствуя своим предрассудкам и комплексам.

— Если это то, чего ты хочешь… — Рея тяжело вздыхает (снова). — Что ж, надеюсь, что твой ненаглядный предоставит достойный брачный контракт к твоему восемнадцатилетию.

— Или вы с тётей Джейн покажете ему Небесные камеры? — Лейла широко ухмыляется.

— Или ты скормишь его дракону, я надеюсь, — отвечает Рея.

Лейла взяла слишком много от своего деда. Как бы это не обернулось трагедией.

 

---

Примечания:

Думаю во второй части раскрыть Лейлу.

Рея пытается быть лучше, а не перековывает себя. Она не положительный, не отрицательный персонаж сейчас. Она просто живой и слишком взрослый человек, с дерьмом за плечами.

Уже кто-то писал о том, что я бываю уничижительна к Джеймсу, поэтому я хочу напомнить, что это не авторское отношение, это отношение определенных персонажей к Джеймсу. Автора здесь вообще немного, потому что в каждой части обычно есть главный персонаж, чьё мнение и отношение раскрывается.

Хочу также добавить, что Лея на самом деле не сильно изменилась с прошлых глав, просто вы видите её глазами Реи. Это её видение дочери. Мне стоит добавить в жанры ненадежного рассказчика или это обычное явление, когда история рассказывается с точки зрения центрального персонажа?

У вас тоже язык заплетается от Рея-Лея? Я не планировала делать из неё постоянного персонажа, но хей, вот мы здесь. Я искала имена с негативными значениями, нашла Лею (уставшая) и потом подумала, что это будет очень иронично Рея-Лея, Деймон точно прокомментирует. И вот мы здесь. А я очень плохо запоминаю имена (однажды придет тот день, когда я смогу вспомнить и произнести правильно имена старшеньких Рейниры, но не сегодня).