Апокалипсис — это мы (джен)

хьюстон,

хьюстон, у нас проблема

в новом мире нет места для сказок и бабочек в животе⁽¹⁾

— Хьюстон, Хьюстон! Что у вас происходит?!

— У нас… проблемы…

Радиоприёмник пронзительно зашипел и замолк.

— Хьюстон? Хьюстон?!

Нет ответа. Мёртвая тишина.

— Хьюстон?!!

Мёртвая.

— Оставь радио в покое, Джо. Они не ответят.

Мами влетела в модуль управления, но я даже не оглянулся в её сторону. Я не мог оторвать взгляд от зрелища, происходящего по ту сторону космоса, за иллюминатором. Земля была объята огнём, буквально: вся планета пылала, пылали материки и океаны, и языки этого невообразимо огромного пламени, казалось, вот-вот достанут нашу станцию. Но зелёные пятна не чернели, дым от сотен миллионов квадратных километров огня не поднимался в воздух, не укутывал её плотным слоем, и как бы я ни пытался, я не мог увидеть никаких признаков разрушения. Горы не провалились внутрь себя, образуя кратеры, огромные волны не поднимались в океане и не обрушивались на берега, свет фонарей с тёмной стороны Земли не погас. И только пламя, как какой-то неведомый мираж, танцевало на планете, как на головке спички, и крики из радиопередатчика оборвались в зловещую тишину.

— Джо, — Мами подлетела поближе и положила свою маленькую руку мне на плечо.

— Что происходит, Мами? Ты что-то знаешь? — холодно спросил я.

— Джо, успокойся, — ответила она. — Мы можем поговорить.

Шорох. Я обернулся и увидел Дмитрия, который завис в люке. “Как будто пытается перекрыть мне путь к отступлению”, подумал я, и сразу же отбросил мысль. Даже если бы он пытался меня поймать, не то чтобы я мог куда-нибудь сбежать со станции. Разве что в открытый космос. Да и спрятаться здесь негде.

— Ты можешь объяснить мне, что происходит? — я снял руку Мами с плеча и оттолкнул. Несильно, но достаточно чувствительно, чтобы она поняла, что этот её жест мне неприятен. — Что с Землёй?

Она вздохнула.

— Скажи ему, — внезапно вступил Дмитрий.

— Сейчас не время… — поморщилась Мами. — Давай просто покончим с этим, а?

— С чем? — переспросил я, но они меня проигнорировали.

— Нам нужно…

— Мами, сейчас мы больше ничего не можем сделать, только наблюдать. Так давай хотя бы сделаем это нескучным.

Я похолодел.

— Дмитрий, Мами, где остальные? О чём вы говорите? — Я оттолкнулся от стены и хотел было вылететь из модуля, как наткнулся на взгляд коллеги и обнаружил, что не могу пошевелиться. Дмитрий не сводил с меня своих пронзительно голубых глаз.

— Не сопротивляйся, Джо, — пропела Мами, обняв меня за плечи. — Будь хорошим мальчиком, и мы всё тебе расскажем. Очень-очень скоро…

И тут я потерял сознание.

* * *

Пробуждение было не из приятных. Голову ломило, как от похмелья — но откуда на станции алкоголь? — тело отказывалось подчиняться, но, что хуже всего, открыв глаза, я обнаружил, что не просто привязан к стене, как мы обычно делали перед сном, чтобы не улететь куда-нибудь во сне и не удариться головой, но основательно связан, как будто представлял угрозу для экипажа. Или я действительно её представлял?

— Не обнадёживайся, — сказала Мами, подлетая поближе, и скрестила руки на груди. — Мы можем убить тебя одним щелчком пальцев.

Дмитрий маячил где-то у входа. Ритм дыхания его был спокойный, но укоризненный.

— Зачем ты его пугаешь, Мами? — сказал он. — Ему и без того несладко. Или скоро будет несладко.

— Профилактически, — ответила Мами. — Отпусти его.

Дмитрий не шелохнулся; но путы на моём теле ослабли, и само оно вновь стало послушным. Я несколько раз сжал и разжал кулаки, прислушиваясь к ощущениям. Ничего необычного. Так странно.

— Вы мне обещали разговор, — припомнил я. — И у меня есть вопросы. Кто вы? Чего вы хотите? Что вам нужно от меня?

Мами поморщилась.

— Слишком много вопросов, — сказала она. — Может…

— Мы задолжали тебе объяснение, — перебил её Дмитрий, — но до недавних пор происходило слишком многое, чтобы вовлекаться в пространные разговоры.

— До недавнего времени? — уточнил я.

— Прошло три месяца, Джо.

— Что?

Я закрыл глаза. Сосчитал до пяти. Сосчитал от пяти до одного на французском. Вспомнил парочку ругательств на немецком и одно финское выражение, которое когда-то услышал, но так и не удосужился узнать его перевод.

— Ты хочешь сказать, что я три месяца был в отключке?

— Именно так, Джо, — кивнул Дмитрий.

Мами следила за моей реакцией из-под прикрытых ресниц. Она, очевидно, хотела сделать вид, что я ей безразличен.

— Что вы со мной сделали?

— Мы? — переспросила Мами. — Ничего особенного. Просто усыпили ненадолго, чтобы не мешался. Вот и всё.

— Ненадолго? — сказал я, чувствуя, как кровь закипает у меня в жилах. — Вот и всё?

Дмитрий прищурился, и я почувствовал, что мне снова становится сложно двигаться. Мами ойкнула.

— Язык ярости — не тот язык, на котором мы будем с тобой разговаривать, Джо, — проговорил Дмитрий. — Ты в нашей власти. Нас двое, мы спим по очереди. Ты не сможешь напасть на нас неожиданно, и каждый из нас может убить тебя одной мыслью. Лучше даже не пытайся.

Я перевёл дыхание и попытался расслабиться. Через некоторое время невидимые путы опали.

— А где… остальные? Джейкоб, Саша, Никола..?

Оба отвели глаза.

— Кто вы? — спросил я снова.

— Мы — аномалики, биосенсы, медиумы, паранормы, психики, — продекламировала Мами. — Названия не важны, важна суть. Мы — те, кто пришли на смену человечеству!

Я с трудом подавил начавшуюся дрожь.

— Вы — инопланетяне под прикрытием, которые замаскировались под людей, постепенно захватили мировые правительства и теперь привели свой зловещий план в исполнение?

Дмитрий рассмеялся.

— Брось, Джо! Ты слишком много читал газет до завтрака. Теории заговоров — это теории заговоров, не более того. А мы…

— Мы просто следующая ступень эволюции, — сказала Мами и приблизилась ко мне. — И скоро мы окончательно займём ваше место…

Я отпрянул.

— Но почему мы не можем сосуществовать мирно? Люди и сверхлюди… Вы, как я понимаю, обладаете некоторыми… способностями?

Дмитрий и Мами переглянулись.

— Способностями, — сказал Дмитрий, — не то слово.

— Но мы не можем сосуществовать с людьми, — сказала Мами. — Так бывает только в ваших американских комиксах. На самом деле люди…

— …убивают нас при первой же возможности, — закончил за неё Дмитрий. — И мы, — добавил он, поймав мой взгляд, — если не контролируем себя и друг друга, убиваем. И людей, и себе подобных.

— Один психик способен принести большое горе, — сказала Мами.

— Или большое счастье, — эхом откликнулся Дмитрий.

— Поэтому был придуман способ…

— Метод…

— Сделать психиков мирными…

— Безопасными…

— Переписать их пси-волны…

— Усилить эмпатию…

— И тогда мы сможем сосуществовать, верно? — спросил я.

Пауза.

— Проблема в том, — сказал Дмитрий, — что мы можем изменить себя, но не можем — вас.

— Мы ничего не можем сделать с желанием убивать, которое просыпается в обычных людях, — сказала Мами.

— Если мы не примем к вам меры, вы нас просто убьёте. Или поработите. Или, что ещё хуже — начнёте с нашей помощью убивать себе подобных. Мы не могли этого допустить.

— Человечество и без того уже слишком близко к вымиранию. Ядерное оружие, боевой газ, эксплуатация природных ресурсов, порушенная экология... Только мы можем спасти человечество и планету. Но ради выживания человечества приходится идти на жертвы.

Мами достала планшет, включила на нём трансляцию с Земли и подманила меня поближе. Я послушно подлетел к ней и заглянул в экран через её плечо.

— Смотри, — сказала Мами. На экране копошились в земле какие-то огромные крысоподобные существа. “Голые землекопы”, почему-то вспомнилось мне. — Тебе, наверное, в это будет трудно поверить, но так теперь выглядят твои сородичи.

Я уставился на неё в немом изумлении.

— Мы — вернее, другие психики на земле — сделали их такими, чтобы на вас не распространялась наша эмпатия, — объяснил Дмитрий. — Так мы сможем защититься от вас, если вдруг что-то пойдёт не так.

— Или убить нас всех по неведомой прихоти, — прошептал я, но Мами услышала.

— Брось, Джо. Дети, которые не пройдут проверку на устойчивость психики, просто не доживут до возраста, когда их будут учить использовать свои… способности. А психику с устойчивой психикой — прости за тавтологию — незачем нападать на беззащитных, — сказала она.

— А что с детьми, которые не пройдут проверку? — решил уточнить я и сразу пожалел об этом.

— Их удалят, — ответил Дмитрий.

Мами выключила планшет и кинула его в стену модуля. Он легонько стукнулся об неё — при всей наигранной величине её жестов, Мами всё-таки умеет рассчитывать удар, — и застыл неподалёку, медленно вращаясь.

— Что-то не сходится, — сказал я. — Вы говорите, что можете убить меня силой мысли… Вас, получается, не изменили?

Дмитрий закрыл глаза, как будто от яркого света.

— Да, — сказал он и прикрыл глаза рукой. — Мы изгои.

— Нас уже не будут менять, — добавила Мами. — Это невозможно.

— Мы… недавно узнали, что никто нас отсюда не заберёт, и наших совместных пси-сил недостаточно, чтобы выбраться.

— Мы в ловушке.

“Как и я”, подумал я, но промолчал.

— Но, по крайней мере, ты с нами, — сказала Мами и обняла меня за плечи. На этот раз я не отстранился.

— Зачем я вам? Остальных вы не пощадили…

Дмитрий посмотрел на Землю в иллюминатор.

— Мы плохо переживаем одиночество. Даже в неизменённом состоянии, — сказал он. — Иметь даже двух человек на борту станции слишком опасно, но оставаться вдвоём — невыносимо.

— Мы не злые, Джо. Правда. Но одиночество гложет нас сильнее, чем обычного человека, — сказала Мами. — Нам нужна твоя компания. Останься с нами. Не вынуждай нас… удалить тебя.

— И мы будем вместе наблюдать дальнейшее развитие — или закат — человечества, — сказал Дмитрий.

Я посмотрел на них свежим взглядом. Раньше я не обращал на них особого внимания — ну, коллеги и коллеги, — но теперь они выглядели одновременно очень гордо… и очень одиноко.

— Человечества в старом смысле слова больше не существует, — сказал я, смиряясь с неизбежным. По крайней мере, я смогу увидеть будущее своими глазами. По крайней мере.

— В твоём понимании — да.

— В твоём понимании то, что происходит сейчас — постапокалипсис, — сказал Дмитрий. — Конечно, мы на это смотрим иначе.

— Мы — люди будущего, — сказала Мами.

— И в то же время для тебя и тебе подобных, к сожалению, апокалипсис — это мы.

Я отвернулся от них и уставился на земной шар за толстым слоем стекла и ещё более толстым слоем из ничего. Космическая станция летела на высоте четыреста двадцать километров со скоростью двадцать восемь тысяч километров в час. На Земле строился новый порядок.

1) Отрывок из стихотворения "хьюстон" Ок Мельниковой.

Вернуться к тексту