Гермиона Джин Грейнджер, или Как сложно быть сообразительной в этом царстве идиотов (джен)

В жизни каждого человека неизбежно начинается период, называемый сознательным возрастом. У некоторых, к сожалению, только формально. Гермиона, к счастью или к несчастью, к ним не принадлежала. Более того, сознательный возраст накатил на неё внезапно, резко, непринуждённо и с неотвратимостью асфальтового катка. Во всяком случае, насколько неотвратимым кажется асфальтовый каток, когда вам пять лет.

Гермиона Джин Грейнджер ещё не ходила в школу, но посещала детский садик с подготовительными классами, поэтому уже неплохо изъяснялась по-английски с собой и с другими; под “другими” обычно имелись в виду воспитатели и родители, потому как она вообще не представляла, о чём и, главное, зачем разговаривать со сверстниками, и они отвечали ей взаимностью.

— Мама-а! — кричала она, бросаясь в объятия миссис Грейнджер, которая приезжала забирать её. — Я сегодня читала книжку про динозавров! И мисс МакГрин разрешила мне тихо сидеть и читать во время тихого часа! Я тебе сегодня расскажу про велоцирапторов!

Миссис Грейнджер отстранялась от дочери и тревожно обращалась к воспитательнице:

— Мисс МакГрин, здравствуйте! Надеюсь, моя дочь не доставляла вам лишних хлопот?

— Нет, что вы, — отвечала мисс МакГрин, с печалью глядя на Гермиону, которая всячески крутилась вокруг матери и хватала её за одежду, но та не обращала на это никакого внимания. — Она очень хорошая девочка, с ней никаких проблем.

И миссис Грейнджер отвозила Гермиону домой, по пути выслушивая истории про велоцирапторов, тираннозавров и аллозавров, считая в уме, сколько в этом месяце удастся отложить дочери на учёбу, а также планируя следующий рабочий день в клинике.

Мистер Грейнджер вёл себя как обычно (задерживался допоздна на работе), когда Гермиона вдруг прервала поток информации об игуанодонах, отложила вилку и сказала:

— Мама! Ты меня не слушаешь?

Резкая тишина заставила миссис Грейнджер вздрогнуть и прислушаться.

— А? Ты что-то сказала, милая? — спросила она неуверенно. Маленькая Гермиона встала из-за стола и повторила:

— Ты меня не слушаешь, мама?

На лице миссис Грейнджер последовательно отобразились неловкость, смущение и вина.

— Ты… рассказывала о диплодоках, верно? — попыталась поддержать разговор она. — Они пятьдесят метров в длину, питаются травой…

Гермиона покачала головой.

— Диплодоки использовали длинную шею, чтобы дотягиваться до верхушек деревьев, — поправила она мать. — Но я, наверное, больше не буду рассказывать. Я понимаю, что тебе это неинтересно.

С этими словами девочка поднялась к себе в комнату и поэтому не увидела, как миссис Грейнджер с облегчением вздохнула.

Гермиона сдержала слово. Отныне она училась только и исключительно для себя и не пыталась ни с кем поделиться обнаруженной информацией. Ну, почти.

Привет, дневник. Мне сегодня семь лет. Мне подарили игрушечный (не взрослый) велосипед и энциклопедии, которые я просила. И Мартина Гарднера — приходил друг папы и принёс. Там такие интересные задачки! Папу вызвали на срочную операцию — флюс. Кажется, ерунда, а неприятно. Мама готовит торт для гостей.

Опять придут эти дурацкие одноклассники, а я их развлекай. Весь торт съедят. Шарики полопают. Книжки мои будут трогать грязными руками. Почему это со мной происходит? Я попросила маму никого не звать, но она сказала, что это неправильно и что они обидятся. Как они могут обидеться, если они со мной даже не разговаривают?

Привет, дневник. Ходили на экскурсию в Британский музей. Хочу стать археологом! Сказала об этом экскурсоводу. Надеялась, что мне скажут, куда поступать. Одноклассники засмеяли. Придурки.

Привет, дневник. Мне исполнилось девять. Я смогла отвоевать право никого не приглашать на мой день рождения! Лучший день рождения в жизни.

Привет, дневник. Хочу сбежать из дома, из города. Куда-нибудь, где есть понимающие люди. Мир такой большой и интересный, а все только и думают о том, что бы съесть на обед и над кем бы посмеяться. Смотрите, Эрик споткнулся! Это же так смешно. Обхохочешься.

Эти люди не понимают элементарных вещей. Обижаются на то, в чём сами виноваты. Издеваются над слабыми, почитают сильного. Это так глупо, что тошно.

Только куда я сбегу, если я нахожусь в теле маленькой девочки и первый же полицейский вернёт меня домой? Как я возьму с собой все свои любимые книги? На что буду питаться и где жить? Родителей жалко, я у них одна. Неужели мне так и придётся мириться с окружающим меня миром? Вот вырасту, найду себе правильное место…

Привет, дневник. Подумала: а вдруг в мире не существует правильного места для меня? Что делать? Испытываю отчаяние. Не знаю, что делать.

Привет, дневник. Сегодня грустила, даже моя любимая книжка про динозавров не помогла. Возможно, она мне уже наскучила. Возможно, я больше не хочу быть археологом или палеонтологом. Что это? В одной из книжек увидела термин “кризис самоидентификации”, может быть, это оно?

Привет, дневник. Много думала о том, кем хочу стать. Решила, что хочу разбираться во всём! Только, боюсь, мне для этого не хватит времени. Надо будет обязательно придумать, как решить эту проблему. Может быть, построить машину времени? Тогда придётся сначала разобраться в физике… сложно.

Привет, дневник. Мне сегодня одиннадцать. Опять ничем не примечательный день, формальная дата, смена одной цифры на другую. Есть ли в этом смысл? Никакого. Ну, подарят мне ещё пару книг, но что толку? Я и так могу попросить родителей, книги они готовы покупать в любой день года.

Стук в окно. Что это? Это сова. Сова стучится мне в окно!

— Это чей-то пранк, говорю тебе! — эмоционально взбрасывал руки мистер Грейнджер, гоняясь за совой по всему дому. Сова убегала от него по полу, периодически вспархивая, и наотрез отказалась покидать здание. Миссис Грейнджер в сердцах бросила письмо на стол.

— "Ждём вашу сову не позднее тридцать первого июля!" За кого они нас принимают! — возмущалась она.

Гермиона с любопытством выглядывала с лестницы. Впервые в их размеренную жизнь вторглось что-то необычное, в данном случае — сова, и ей было до смерти интересно, как её родители с этим справятся. Пока что они не справлялись. Птица с лёгкостью уворачивалась от неуклюжего за пределами операционной мистера Грейнджер, а его жена не спешила ему на помощь. Вдруг внимание девочки привлекло письмо на столе.

— Что это? — спросила она маму, показывая на него. Миссис Грейнджер отмахнулась.

— Чья-то шутка, наверное.

Гермиона взяла письмо. Оно как будто потеплело в её ладонях. Желтоватая бумага создавала иллюзию древности, гербовая печать изумляла тонкостью работы. Неужели кто-то мог так сильно заморочиться ради одной только шутки? “Дорогая мисс Грейнджер, мы рады уведомить вас, что вы зачислены в школу волшебства и магии Хогвартс…”

У девочки кольнуло в груди. Конечно, это не может быть правдой. Магии не существует. Не существует, как не существует машины времени, это физически невозможно. И всё же…

В окно гостиной постучалась ещё одна сова. В лапах у неё было второе, точно такое же письмо.

“Мир сошёл с ума, — подумала Гермиона. — Но если это так — то мне это даже нравится”.

Привет, дневник! Я, оказывается, волшебница! Вчера к нам пришла профессор МакГонагалл и объяснила родителям, что письма — не шутка, а всё по-настоящему! Магия существует, и через год я поеду в волшебную школу! Наконец-то я найду себе правильное место! Подружусь с кем-нибудь! Ура! Ура!

Привет, дневник. Мы с родителями, следуя инструкции профессора МакГонагалл, съездили в Косой переулок. Впервые увидели настоящих волшебников! Родители были немного напуганы, но ради меня держались стойко. Мы поменяли фунты на волшебные деньги, купили несколько мантий на вырост, шляпу, учебники, принадлежности и палочку! У меня теперь есть волшебная палочка! Профессор объяснила, что я могу потихоньку тренироваться колдовать дома, но только по чуть-чуть и соблюдая все меры предосторожности! Она сказала: обычно мы запрещаем это, но в вас, мисс, я вижу потенциал…

Родители перевели меня на домашнее обучение, чтобы я могла сосредоточиться на изучении волшебства. В конце концов, это гораздо интереснее, чем слушать тягомотные лекции, предназначенные для моих тупеньких одноклассников! Ура, ура, ура!

Привет, дневник. Я прочитала все учебники первого курса, и мне стало скучно. Попросила родителей съездить в Косой ещё раз и купить там ещё книг. Они отказались. Грущу. На динозавров и учебники из обычной школы смотреть тошно.

Привет, дневник! Завтра отправление в Хогвартс! Новая жизнь! Ура!

Привет, дневник. Я ждала чего угодно, только не того, что ученики в Хогвартсе ничем не отличаются от учеников в обычных, так называемых маггловских школах. Такие же ленивые, глупые, скорее интересующиеся ногтями на своих ногах, чем миром вокруг. Девчонки сплетничают, называют меня заучкой, мальчишки показывают пальцами и гогочут, а о представителях других факультетов я и вовсе не хочу писать. Скучаю по родителям. Они хотя бы обо мне заботились. Здесь я совсем одна.

Привет, дневник. Издевательства не заканчиваются. Что делать? Я же не могу просто взять и вернуться в обычную школу… Я пыталась поговорить об этом с профессором МакГонагалл, но она ничем не может мне помочь. Я не справляюсь.

Привет, дневник. Я чуть не умерла, но теперь у меня есть друзья. Рыжий тупица и местная знаменитость. Я даже не знаю, как к этому относиться. С одной стороны — теперь у меня есть друзья. С другой — с ними всё ещё не о чем говорить. Ещё раз с первой — девчонки перестали меня дразнить. Видимо, быть другом кого-то важного — серьёзный аргумент в местной социализации. Чувствую себя одновременно в большей безопасности и в большем дерьме.

Привет, дневник. В дерьме — не то слово. И безопасность тоже не то. Эти придурки ищут себе приключений (дважды подчёркнуто и выделено другим цветом). А раз я их друг, то я теперь должна их поддерживать во всех начинаниях. И давать списывать домашку. Мне почему-то казалось, что дружба не так работает… Почему со мной это происходит?

Гермиона смотрела в глаза Виктора Крама и видела в них искреннее уважение и интерес. Его правая рука бережно обнимала её за талию, левая нежно сжимала её ладонь. Это было почти слишком хорошо, чтобы быть правдой. Гермиона знала, что скоро иллюзия разобьётся, как витраж, и разноцветные осколки ранят всех окружающих: её, Виктора, Гарри, Рона…

Девчонки сворачивали шеи, чтобы посмотреть, с кем танцует Виктор, и завистливо перешёптывались; парни, с которыми она почти не общалась, пытались понять, что это за прекрасная незнакомка; даже Гарри с Роном не сразу её узнали. Лицо Рона надо было видеть…

Виктор улыбался ей и рассказывал забавные истории из своего детства. Гермиона вежливо слушала и смеялась, но на краю сознания её грыз волчок дурных ожиданий. “Рон будет в ярости”, думала она. “Гарри вроде бы не видит проблемы, и это хорошо, но Рон… будет больно. И Рита ещё эта, Скитер, может подлить масла в огонь. Впрочем, почему “может”? Если она может, она это обязательно сделает”.

— Прости, Виктор, — сказала она, — я немного устала, давай присядем?

— Хорошо, только не здесь, — ответил Крам. — Фанатки набегут.

— Тогда сбежим с бала в библиотеку? — в шутку предложила Гермиона, но, к её удивлению, дурмстранговец согласился.

В библиотеке было тихо, темно и пусто. Только пыль плясала в тусклых лучах их Люмосов.

— Самое то, чтобы целоваться, — сказал Виктор, и Гермиона не смогла прочесть на его лице, шутит он или нет.

— Думаешь?

— Нет, не думаю. Я так считаю.

Они прошли мимо книжных стеллажей и сели на первую попавшуюся скамейку в читальном зале. Виктор держал её за руку, и этот небольшой жест придавал ей спокойствие и уверенность.

— А ты хочешь целоваться? — вдруг спросила Гермиона. — Можем попробовать.

Крам улыбнулся, прежде чем наклониться к её лицу.

Потом они долго сидели в тишине, отдыхая от шума бала, и думали каждый о своём. Впрочем, кое-что общее в их мыслях всё же было…

— Гермиона? — позвал её Крам. — Я тут подумал…

— Что?

— Ну… я же вижу, что тебя недолюбливают в Хогвартсе. Ты постоянно одна, и даже твои так называемые друзья…

— Давай не будем о них, — быстро прервала его Гермиона. — Они меня ценят, но не всегда умеют это выразить.

— Как скажешь, — не стал спорить Крам. — И всё же подумай — не хочешь ли ты перевестись в нашу школу? У нас ценят ум и навыки…

— И заставляют проходить строевую подготовку, — закончила Гермиона. — Не поверишь, буквально сейчас именно об этом и думаю.

— И что думаешь?

— Может быть, было бы неплохо сменить обстановку… Но я не знаю языка.

— Я мог бы переводить для тебя.

— Виктор, ты же выпускаешься в этом году!

— А… ну да.

— Кроме того, если я туда переведусь из-за тебя, у меня создастся репутация “девушки Виктора Крама”, даже если это будет не так. Как думаешь, будут ли меня любить однокурсники?

— Скорее всего, нет…

— Вот и я думаю, что нет, — вздохнула Гермиона и уставилась в окно. За стеклом плясали снежинки. — Но спасибо за предложение.

Виктор погладил её ладонь большим пальцем и немного сжал в руке. Он смотрел в другую сторону — в тьму стеллажей с древними волшебными фолиантами, в сторону Запретной Секции библиотеки Хогвартса.

— Пиши хоть иногда, — вдруг сказал он. — Я знаю, что не интересен тебе в романтическом плане — не делай такое удивлённое лицо, я прекрасно знаю, что влюблённые девочки целуются по-другому, — но хотя бы давай не терять друг друга в этом сложном мире.

— Давай попробуем, — неопределённо согласилась Гермиона. Сказочный вечер неумолимо приближался к своему концу.

Дамблдор лежал под башней, мёртвый, Гарри рыдал у него на груди, а ученики и учителя тянули к небу светящиеся палочки, точно свечи. Рон оглянулся в поисках Гермионы, но её нигде не было.

Гермиона быстрым шагом шла в полном одиночестве в сторону Хогсмида и нервно бурчала себе под нос:

— Я долго терпела всё это, очень долго. Каждый год приключения, каждый год объясняться перед родителями, почему тебе нужны деньги на новые мантии, почему они так легко рвутся, утаивать от них всю опасность, которой я здесь подвергаюсь, утаивать от них всю безбашенность моих друзей, с которыми я связалась на свою голову, и всё ещё оставаться для них всё той же непонятной заучкой. Хорошо, Турнир Трёх Волшебников. Ладно, Амбридж и Отряд Дамблдора. Окей, омерзительная история с Лавандой. Но это! Это!

Она поднялась на холм и резко обернулась, бросила взгляд на замок.

— Каким будет Хогвартс без Дамблдора? Что мне теперь здесь делать? И зачем?!

В расстроенных чувствах Гермиона опустилась на корточки и спрятала лицо в коленях. Пять минут спустя по её плечу бережно постучали.

— Почему такая милая леди грустит в такой погожий день? — произнёс столь неуместно весёлый в данном контексте голос. Он переливался, как прозрачный ручей в лучах солнца, и сверкал шаловливыми искринками. Гермиона подняла голову и увидела невысокого волшебника с длинной седой бородой и не менее длинными усами. Её кольнуло под рёбра его сходство с покойным.

— О Мерлин, — произнесла она в сердцах. Старичок разулыбался во все тридцать четыре зуба (он был очень мудрым!) и просиял:

— О, как отрадно слышать, что молодёжь ещё способна узнать вашего покорного слугу в лицо! — С этими словами он схватил её руку и энергично затряс. — Приятно познакомиться, Мерлин Амброзий, к вашим услугам, мисс?..

— Мисс Гермиона Грейнджер, — ответила Гермиона, сбитая с толку. — Вы… Мерлин? Тот самый, мифический Мерлин?

Старичок повёл плечами.

— Мифический или не мифический, не мне судить, — ответил он. — Лично я себя считаю вполне реальным, а вот то, что за свою длинную жизнь мне удалось вписать себя в парочку мифов, есть не более чем курьёз, приключение, если хотите.

— Приключение, — насупилась Гермиона. — Честно говоря, я не хочу уже никаких приключений. Тошно от них. Я просто хочу учиться! И чтобы всякие… Тёмные Лорды мне не мешали!

— Похвальное стремление, — важно кивнул Мерлин. — Всячески одобряю. Это поэтому вы были так грустны, мисс?

Гермиона посмотрела на небо в “такой погожий день”, увидела там только тучи и снова посмотрела на Мерлина.

— Ну, можно сказать и так, — ответила она. — Я думала, здесь меня научат чему-нибудь стоящему, но, видят Основатели, я ошибалась.

— Неудача — ступенька на пути к успеху, — сказал Мерлин. — Вам сколько лет, мисс? Шестнадцать уже есть?

— Давно, — ответила Гермиона и напряглась. — А зачем вам?

— Видите ли, мисс — простите, я не помню вашу фамилию, у меня ужасная память! — в школу в Кармартене берут только начиная с шестнадцати.

— Что такое школа в Кармартене? — спросила Гермиона.

— Это школа в Кармартене, — загадочно ответил Мерлин, — а я её директор. Вообще говоря, англичан мы не берём… вернее, они не могут у нас учиться. Но, может, у вас что-нибудь и получится. Приходите. Надеюсь, вы знакомы с латынью и огамическим письмом?

Он протянул Гермионе бумажку с криво накарябанной картой.

— Я учила руны, — осторожно ответила она, — думаю, смогу и огам освоить за лето.

— Ну и прекрасно, — махнул рукой Мерлин. — Вот вам билет, учите, приходите, сдавайте и ни в чём себе не отказывайте!

— Но постойте, — сказала Гермиона, — а как же Тёмный Лорд, война, вот это вот всё? Разве я могу просто взять и оставить Хогвартс на растерзание врагу?

Мерлин пожал плечами.

— Я всегда говорил, что самый надёжный способ победить своих врагов — пережить их. Вот видите, где я, — добавил он, — а где мои враги? Нет их. То-то же.

Гермиона внимательно посмотрела на Мерлина, огляделась вокруг — врагов действительно не обнаружилось — и вдруг ощутила на губах солёный привкус свободы.

— Хорошо, — сказала она. — Пойду собирать вещи. Посмотрим, где там находится этот ваш Кармартен.

В школу Мерлина в Кармартене принимали всякого, кто сумел найти её, войти в неё, разыскать там профессора Мерлина и ответить ему по билету — да-да, тому самому, который вышеобозначенный Мерлин уже вручил Гермионе и который она, конечно, выучила со всей своей обычной прилежностью.

Гермиона нашла школу, вошла в школу, прочла расписание, написанное огамом на стене, и решила поискать Мерлина в его кабинете — ведь есть же у директора школы кабинет и он, наверное, должен быть именно в нём в часы приёма?

Мерлин действительно обнаружился на месте, правда в очень экзотическом положении. Он сидел на своём рабочем столе по-турецки, подложив многочисленные складки своей мантии себе под попу — чтобы мягче сиделось, видимо, — и сосредоточенно взирал на шахматную доску. Он не обратил внимания на вошедшую Гермиону, и она сделала вывод, что он не услышал стук в дверь, а потому вежливо постучалась ещё раз, уже изнутри кабинета и погромче.

— Здравствуйте, Мерлин Амброзий!

Мерлин вздрогнул от неожиданности и чуть не сверзился со стола. Поправил очки, уставился на девушку и воскликнул:

— А, это вы, мисс! Простите, я тут играю с феями в шахматы, и если я выиграю, они прочтут нам курс фейской этимологии и магии. Поэтому должен сосредоточиться и совсем-совсем не могу отвлечься! Вы же экзамен сдать? Билет с вами? Выучили? Молодец, принято, идите ищите Мак Кархи, вам нужно пройти тестирование на склад ума! Идите-идите!

Не успела Гермиона переварить происходящее, как её ветром вынесло из кабинета и дверь за ней захлопнулась. Она в недоумении вернулась к расписанию в надежде определить, где искать таинственного Мак Кархи, где её и обнаружила молодо выглядящая женщина с длинными светло-каштановыми волосами, волнами спадающими до талии, и настолько очаровательным лицом, что у Гермионы, которая никогда не думала о женщинах в романтическом плане, затрепетало сердце.

— Что вы здесь ищете, милое дитя? — спросила она, и голос её звенел, как хрустальные колокольчики.

Гермиону немного напрягло выражение “милое дитя” применительно к ней, но она решила не акцентировать внимание на этом.

— Я пытаюсь найти профессора Мак Кархи, мисс?..

— Доктор Рианнон, — представилась женщина и подарила Гермионе ласковую улыбку. — Вы, должно быть, только что поступили! Конечно-конечно, пойдёмте, я вас провожу, Мак Кархи, наверное, сейчас у себя…

И Рианнон повела Гермиону по лестницам, переходам, анфиладам, которые не двигались, как в Хогвартсе, но создавали ощущение не менее таинственное, загадочное и волшебное.

Как только они вошли в кабинет и Гермиона увидела Мак Кархи, её глаза затмила пелена, сердце пропустило полтора удара, а ноги едва не подкосились. Рианнон привычным движением подхватила её под локти и усадила за парту.

Мак Кархи, мужчина лет тридцати пяти, с чёрными волосами, собранными в хвост, и родинкой на щеке, которая по непонятным причинам вызывала у Гермионы приступ особенного умиления, оторвался от своих дел, посмотрел на вошедших и воздел руки к небу.

— Мерлин, что это?! — воскликнул он, обращаясь не то к Рианнон, не то в воздух. — Вы привели к нам англичанку?!

Рианнон спрятала улыбку за прядью своих роскошных волос, а небо ответило доктору Мак Кархи голосом Амброзия Мерлина:

— Что хочу, то и делаю! И вообще, только посмотрите на её волосы! В её жилах течёт огненная кровь шотландцев!

Мак Кархи прокашлялся, подошёл к Гермионе — она обомлела — накрутил на палец её локон и присмотрелся повнимательнее. Удовлетворившись осмотром, он отпустил её и сказал:

— Ну ладно. Ну допустим. Что же, теперь мне придётся провести тестирование на ваш склад ума, мисс, поэтому прошу заранее меня простить…

И после этого он засыпал её странными вопросами в духе: известно, что если человек неделю не спит, то он умирает, и если человек неделю не ест, то он тоже умирает; имеется человек, который уже неделю не ел и не спал, что ему нужно сделать в первую очередь? Ты идешь беззвездной ночью на север, ориентируясь по компасу. На твоих глазах стрелка компаса, до этого указывавшая на север, плавно разворачивается и начинает указывать на юг. Первое, что ты подумаешь: что у тебя под ногами магнитная аномалия; что компас сломался; что у тебя затмение рассудка; что все это время стрелка ошибалась и только сейчас спохватилась; что причина такого поведения стрелки в том, что на самом деле тебе нужно на юг? Если бы можно было так нацелить радугу, чтобы она, появляясь, всегда одним концом указывала: на места, где зарыты клады; на места грядущих катастроф, откуда людям лучше уйти; на детей, которым суждено великое будущее; на детей, которые, став взрослыми, принесут страшные беды; на пропавших людей, которых давно ищут, — на что бы ты ее направила?

Гермиона старалась отвечать развёрнуто и смотреть профессору прямо в глаза, хоть её взгляд нет-нет да и притягивался к волшебной родинке, и в голове сами собой всплывали вопросы, преподаёт ли Мак Кархи на первом курсе и можно ли с ним случайно столкнуться в библиотеке. На мысли о библиотеке, впрочем, она чуть совсем не забыла о профессоре, потому что она внезапно поняла, что ей очень интересно узнать, где находится и как выглядит библиотека, а также что там можно узнать об этой загадочной школе.

— Способность к любви — пассивно-отстранённая, — прокомментировала Рианнон результаты тестирования и добавила, обращаясь к коллеге: — Мак Кархи, заклейте уже родинку, освободите нас от ваших пагубных чар.

Мак Кархи с видимым облегчением заклеил родинку небольшим круглым пластырем, и Гермиона почувствовала, что железно-нежный кулак любви отпустил её сердце. “Вот оно, значит, как”, подумала она.

— Ах, Рианнон, — сказал Мак Кархи, — если бы ваши чары можно было бы столь же легко нейтрализовать!

Но доктор Рианнон лишь рассмеялась своим колокольчиковым голосом и вызвалась проводить Гермиону в её новую спальню.

Привет, дневник. Я поселилась в Кармартене. Мою соседку по комнате зовут Дейрдре, у неё волосы ещё более рыжие, чем у Джинни Уизли, жуткий акцент в английском, и общаемся мы в основном на латыни. Какое счастье, что я однажды хотела стать врачом и выучила азы!

Дейрдре мне сразу понравилась. Она не стала задавать личные вопросы, а просто кинула в меня книгой, которую читала в тот момент. Я ей показала ту, которую читаю на досуге, и этим мы и удовлетворились. Из вещей она разбрасывает только тетрадки и книги (не то что Лаванда и Патил со своими тряпками и косметикой!), поэтому, думаю, мы поладим.

Привет, дневник. Читала расписание, обнаружила предмет “Практические приложения”. Его ведёт профессор Курои, сын Дайре, и мне так и не удалось понять, о практических приложениях чего идёт речь. На парах — в это невозможно поверить! — все учатся, никто не болтает. Поначалу однокурсники ко мне отнеслись напряжённо — это потому, что я англичанка? — но потом расслабились. Оказывается, если их не трогать, то они не будут трогать тебя. Почему в Хогвартсе так нельзя было?

Привет, дневник. Сегодня играли с однокурсниками в “Метаморфозы Талиесина”. Не буду объяснять, что это такое, главное — была я ветром в пещере и соколом в горном небе, огнём на башне Неверхир и уткой в пруду столетнем. Ллевелла и Инеас не только позвали меня играть с ними, но и попросили остальных играть на латыни, не на валлийском, потому что я ещё его не выучила.

Привет, дневник! У меня сегодня был день рождения, и мне принесли подарки. Ллевелла учебник валлийского, Дейрдре учебник гаэльского, однокурсники — каждый! — свою любимую книгу, Мерлин — кошелёчек из овечьей кожи, который приносит удачу, Мак Кархи — комплект пишущих принадлежностей эпохи, Рианнон — изумительный красоты ошейник для Живоглота…

После ужина толпой ввалились в нашу спальню, спели “Gaudeamis igitur” и “С днём рождения, Гермиона” на пяти разных языках и вручили огромный двухъярусный торт, который, правда, был тут же уронен на пол. К счастью, он был настолько огромен, что даже после того, как мы отделили пострадавшую часть от непострадавшей, всем хватило по два куска, и ещё немного осталось феям. Мерлин, кстати, выиграл ту партию, и в следующем году у нас будет спецкурс по фейской этимологии и магии. Почему именно этимологии и магии? Пока не знаю.

Гарри и Рон мне прислали по сове. Один подарил открытку, другой — шоколадные конфеты, которые я ненавижу.

Мне кажется, я сделала правильный выбор. И единственное, чего мне жаль, — что я не встретила Мерлина, когда мне было одиннадцать.