Тысяча и одна незабудка

Август 1942

Люди часто говорят: война не меняется. Леди могла бы не согласиться, если бы её хоть кто-то удосужился спросить. Но она была только незримым свидетелем человеческих жизней… Да и если бы решила высказать свои мысли — никто не сумел бы услышать хоть слово.

А война всё же менялась. С каждым столетием становилась всё ужаснее и опустошительнее. И каждый раз Леди казалось, что человечество уже ничем не сможет удивить в своей изобретательности уничтожать друг друга. Но ошибалась вновь и вновь. Всё же быть человеком и наблюдать за ним века сильно различалось, и сколь сильно не хотелось бы их понять, так и не получалось толком. Ничего не помогало, даже постоянное присутствие там, где вершились судьбы, обрывались или спасались такие мимолётные жизни. В госпиталях, рядом с самыми талантливыми врачами. На пороге смерти открывается очень многое, а тот, кто всегда стоит рядом может и узнать больше остальных.

Не всё так просто, как кажется одним, и не так уж сложно, как — другим. Леди осознала это давно, только удивляться так и не разучилась. К счастью ли?

* * *

Канонада стихла вслед за заревом, потухшим за верхушками деревьев. Не так уж близко, но и не так далеко, как хотелось бы. Воздух наполняла обманчивая умиротворённая тишина. Лишь лёгкий шорох, присущий южной летней ночи. Здесь пахло свежестью, едкий дым сегодня не долетал — ветер дул в другую сторону. Спокойно. Как же это ненадолго. Лишь краткий миг, которого хватит только перевести дыхание.

Глухо скрипнула табуретка. Чиркнула спичка. Крошечный огонёк осветил на мгновение уставшее худое лицо, удивительно чисто выбритое. Глубокий вдох и выдох. Тонкая струйка дыма стремительно ускользнула сквозь распахнутое настежь окно.

— Скоро… — фраза, брошенная, казалось бы, в пустоту, никому. Словно напоминание себе, что надо собраться с силами. Но всё же там было кому его услышать.

— Ещё есть немного времени на отдых, расслабься, - беззвучный шёпот подействовал, как всегда, безотказно успокаивающе. И можно позволить себе лёгкую улыбку, глядя, как прикрывает глаза подопечный, наслаждаясь безумно вредной привычкой, единственным удовольствием, которое он мог себе позволить.

Сейчас ей нужно быть именно здесь, рядом именно с ним. Леди всегда безошибочно чувствовала, кому из её многочисленных подопечных необходимее помощь. А в последние дни тянуло именно сюда, в тыловой госпиталь.

До самого вечера стояла одуряющая жара. Воздух дрожал и звенел в предчувствии грозы, но свинцовые тучи так и не разродились тяжёлыми каплями… С закатом грянула битва.

Невесть как и когда оказавшиеся в ординаторской часы с кукушкой отбили три. Самое тяжёлое время, какое только можно было придумать. Ещё немного умиротворённой тишины и послышался шум подъезжающих машин. А за ним и топот под окном, и редкие выкрики. Всё словно по сценарию. Но им пока незачем спешить, есть ещё пару минут отдыха в темноте.

— Леди, простите, что беспокою, но там… — внезапно раздавшийся нервный оклик оторвал от созерцания ночного беззвёздного неба и неспешно текущих мыслей.

Леди вздрогнула и обернулась. Едва угадывались очертания невысокой фигурки, но ей не нужен был свет, чтобы понять, кто перед ней. Мариша. Совсем ещё юная муза, столь же юного военного хирурга. Ученица. Старательная, но чересчур впечатлительная. Ещё пока…

Вот и сейчас Мариша нервно мялась на месте, заламывала руки. И даже не требовалось уточнять в чём дело. Леди вздохнула. Маленькую музу можно было понять — к такому привыкнуть трудно и спустя десятки лет. Но Леди было значительно больше, почему же сердце всё так же тоскливо сжималось, стоило только прибавиться хоть ещё одной бусине на длинной нити на шее? Или даже если появлялся просто риск заполучить?..

Торопливые отточенные шаги в коридоре и стремительно распахнувшаяся дверь избавили от необходимости что-то говорить.

— Филипп Петрович, всё готово!

— Ну что ж, иду…

Филипп потушил сигарету и, крякнув, тяжело поднялся. Его кособоко повело в сторону, но он устоял, выпрямился и, отдёрнув халат, вышел в светлый коридор. От прищуренных глаз разбегались лучиками глубокие морщины, у висков серебрилась седина. Слишком быстро постарел, а оно и не мудрено в такое-то время.

— Пойдём, — мимолётно бросив ученице, Леди поспешила обогнать устремившихся к приёмному отделению хирургов, оставляя позади дежурный диалог.

— И сколько в этот раз к нам?

— Двадцать.

— Н-тц… Ну что ж, терпимо…

Маришка торопливо кинулась следом, но Леди даже не оглянулась. Не маленькая, не потеряется.

Им повезло чуть больше, чем другим. Не палаточный лагерь в поле, а настоящее здание больницы. Но и ответственности приходилось нести больше, как и рисков.

Плотно заклеенные окна, местами и вовсе заколоченные сопровождали их во всех коридорах. Лишь в темноте их можно было открыть или днём. Порой в особо жаркие дни воздуха катастрофически не хватало…

В просторной зале приемного покоя было чересчур людно, и, к сожалению, не из-за медперсонала. Узкие железные койки теснились вдоль стен, меж ними торопливо бегали немногочисленные медсёстры, выполняя всё, что пока было возможно. Из врачей лишь Филлип да Геннадий, его младший ассистент. Но были тут те, кто имел мало общего с людьми вообще. Демоны страха.

Леди привыкла их не замечать. Там, где жизнь на грани, демонов всегда много, особенно этих, питающихся людскими слабостями. А чем война для них не шведский стол? И самое лучшее место, чтобы поживиться, — госпиталь. Место, где уже нет угара сражения, где адреналин более не будоражит кровь, где боль накрывает с головой, где есть время осознать случившееся с тобой и задуматься, что же будет дальше… Да, для этих демонов тут самое место.

Только вот в этот раз всё оказалось совсем иначе. Не так уж привычно. Демонов было от силы несколько штук, и вели они себя весьма странно. Теснились лишь в половине зала, будто кто-то провёл невидимую черту, которую не стоило пересекать. То и дело кто-то из демонов нервно оглядывался, смотрел в одну и ту же сторону. Казалось, каждый из них был готов в любую минуту сбежать, исчезнуть. Можно было подумать, что их самих что-то пугало, но и отказаться от еды казалось непозволительным. Смешно и глупо. Будто только тут им было, чем насытиться, — в этой войне таких мест хватало с избытком, особенно куда более сытных по сравнению с госпиталями. Правда, вскоре стало понятно, что всё не так уж просто.

За свою долгую жизнь Леди довелось встретить множество демонов, но не таких как он. Определённо молод. Можно сказать, до безобразия юн. По сравнению с ней. Но сила, исходившая от него, не шла ни в какое сравнение с той, что посчастливилось ощущать ранее даже от самых старых представителей этой демонической породы. Казалось, он мог бы сравниться и с ней… Странный. Слишком странный. И дело было отнюдь не во внешности. Вопреки всему он выглядел не как отвратительное чудовище, коими представали обыкновенно демоны страха. От обычного молодого человека отличали его лишь рога и хвост. И ещё глаза. Кроваво-красные, пронизывающие насквозь, словно смотрящие в самую душу, сердце. И обжигающие, похлеще пламени спиртовки.

— Леди, вы видите! — взволнованный шёпот Маришки прервал наваждение. Верно, не время рассматривать странных демонов, сколь интересными бы они не казались. Хотя ведь и Маришу мог он смутить? Но муза, вопреки подозрению, с ужасом смотрела не на демона, а на койку раненого рядом. Хоть на что-то девочка перестала реагировать. Первое время демоны страха её пугали сильнее взрывов и криков раненых. Работать в поле совсем не то же самое, что помогать с учебниками, да даже институтской практикой. Взрослеет. Они оба взрослеют. Только есть вещи, к которым трудно привыкнуть. Во всяком случае, сразу, а порой и никогда.

Парень, лежащий на койке, с трудом дышал: вдох проходил через раз, грудная клетка едва вздымалась. Весь кое-как замотан, и не поймёшь с первого взгляда, что не так. Лишь пол-лица не закрывали бинты: бледная кожа, холодная испарина и иссиня-чёрные круги вокруг закрытых глаз, да кусочек обугленной плоти, выглядывающий из-под повязки на лбу. Не очень хорошо. Осколочные, ожоги, вероятно, и сотрясенье мозга, и бог знает что ещё! Скверно, весьма скверно. Особенно для них, двух муз, взволнованно крутящихся вокруг головы парнишки и что-то наперебой шепчущих ему. Да что же они все такие молодые, ещё дети совсем?!

— Вижу, Мариша, вижу, — одними губами удручённо произнесла Леди, слегка сжав плечо ученицы. — Но ты успокойся, всё не так уж плохо. — Конечно, она лгала, судить о чём-то было преждевременно, но даже осмотра издалека хватало, чтобы оценить шансы. Будет чудом, если мальчик действительно выживет. Хотя бы выживет… — Соберись и пойдём. Этим девочкам сейчас очень нужна наша помощь.

За спиной хлопнула дверь, Филипп с Геннадием догнали их и отправились практически в ту же сторону, что и музы. Туда, где лежали молчаливые раненные.

Стоило только приблизиться к койке так взволновавшего Маришу парня, как Леди привлекла наконец внимание не только демона. Его взгляд чувствовался с самого появления в приёмном покое, но это было привычной реакцией впервые видевших её демонов, как и взбудораженность подскочивших к ней юных муз.

— Леди! Вы? Это ведь правда вы? Неужели вы здесь? — наперебой затараторили они. — Вы ведь поможете? Спасёте Максима?

— Тише, девочки, успокойтесь. Спасать его буду не я, вы же сами это понимаете.

Музы на мгновение опешили и в унисон закивали. Обе светленькие, невысокие, с кругленькими личиками и яркими голубыми глазами. Похожие на двух ангелочков, какими их представляют люди. Скорее всего сёстры — слишком уж похожи, как две капли воды. Прищурившись, Леди присмотрелась другим, особым зрением: всё верно, близняшки.

— Не волнуйтесь, нужно немного подождать. Лучше идите ко мне.

Филипп и правда уже приближался к ним, и будет лучше действительно успокоить этих маленьких пчёлок, беспокойно мечущихся вокруг раненого. Они и сами не лучшим образом выглядели. Музам не ведомы усталость, обычные человеческие болезни, их невозможно убить или ранить, но для них слишком болезненно, когда с их подопечными всё не в порядке, тем более, когда влюблены. Даже скорее губительно. А эти девочки были влюблены. И, чтобы заметить это не нужно, было иметь тысячелетний опыт или особенные способности — Мариша же всё сама поняла.

Музы синхронно всхлипнули и шагнули к радушно распахнутым рукам. Леди прижала их к себе, ласково погладила по головам и дрожащим худеньким плечикам.

— Как вас зовут?

— Лейни, — донеслось от правой подмышки.

— Софи, — прозвучало столь же сдавленно и ещё менее внятно, чем у сестры. Но Леди услышала.

— Тише, маленькие, всё будет хорошо.

Легкий кивок Марише, которая тут же подобралась и приготовилась. Короткие белые пряди сами собой зашевелились, как если бы их мог потрепать ветер. Едва слышное шипение, и вот уже две молочные змейки скользнули на плечи и ловко устремились к Лейни и Софи, оставшись незамеченными.

За спиной раздался восхищённый вздох. Леди вздрогнула и чуть не упустила обмякших муз. Змейки не удержались и свалились с громким шлепком, тут же обиженно зашипели где-то у ног. «Уж простите, милые, но придётся вам подождать немного на полу». Шипение изменило тональность, и змейки быстро отползли в сторону, позволяя нерешительно мнущейся рядом Маришке подхватить одну из сестёр. И к змеям она всё никак не привыкала, слегка побаивалась, несмотря на все объяснения.

Вот же демон! Он всё так же стоял за спиной. На мгновение Леди успела забыть о нём, хоть и чувствовала пристальный взгляд. Странный. Она привыкла, что лично её демоны страха, да и вообще любые другие, предпочитали обходить стороной. Стоило ей приблизиться к больному, чьи страхи они пожирали, и если они не исчезали вовсе, то хотя бы отходили подальше. Её стоило опасаться — в отличие от обычных муз она могла не просто дать отпор. А этот не только никуда не ушёл, так ещё и чуть ли не через плечо заглядывал.

Леди с Маришей успели вовремя пристроить муз-сестричек на стульях у постели их подопечного, как раз подошли Филипп и Геннадий.

— А здесь кто тут у нас?

Филипп рассеянно похлопывал себя по карманам халата, явно искал сигареты, но те похоже остались в ординаторской. Он пристально вглядывался в пациента, пока Геннадий перекладывал историю предыдущего в конец.

— По словам, Максим Демьянов, рядовой…

— Да ты мне диагноз говори! Что там на сортировке поставили?! Н-тц, — Филипп цокнул языком, бросив гиблое дело по поиску сигарет, и наклонился, бормоча под нос: — Учишь вас, бестолочей, учишь, а толку?

— Множественные осколочные ранения, ожоги второй степени левой половины лица и…

— Ба, да тут у нас очковые гематомы, и почему никого следить за ним не поставил?

— Гематомы? — Геннадий попытался перегнуться через плечо старшего коллеги, но явно не сумел ничего разглядеть и принялся лихорадочно рыться в записях. — Но в сопроводительных листах…

— У тебя что, глаз своих нет, Геннадий? А, брось, — Филипп махнул рукой, усаживаясь на край койки, — сам посмотрю. Эй, парнишка, ты спишь? — Он потрепал пациента по здоровой щеке, тот вяло пошевелился, с трудом открыл незамотанный глаз и разлепил губы, что-то хрипя. — Тише, тише, вижу — не спишь. Молодец, тебе нельзя сейчас. Тебя же Максим зовут?

Хриплое свистящее дыхание.

— Не напрягайся, Максимка. Щас я тебя осмотрю, ты уж потерпи, если что, хорошо? Вот и умница.

Филипп аккуратно распахнул рубашку Максима, вставил в уши фонендоскоп и приставил к груди. Вслушался, прицокнул языком, покачал головой.

— Что там в листках, дай посмотрю.

Шуршание бумаги и попеременный взгляд на едва поднимающуюся грудь с тугой повязкой, на живот и голову. Неоднократное цоканье языком и процеженное сквозь зубы «Вот зараза!» говорило больше, чем тысячи слов.

— Док-тор… Кх-хе… Я руки…

— Что руки? Болят?

— Не-ет… — Рванный вздох. — Не… не чувс… чув…

— Тих, тих, я понял. Ты это, не напрягайся так, вредно тебе сейчас, малец. Не боись, щас тебя подлатаем, и всё почувствуешь.

Леди вздохнула. В этом весь Филипп — обнадёжит, даже когда не стоило бы. Впрочем, как и она сама.

— Всё с тобой будет хорошо, — бормотал Филипп скорее уже самому себе, чем кому-то ещё и зачем-то рассеянно поправлял рубашку Максиму. — А это что у нас тут? — В нагрудном кармане обнаружилась маленькая записная книжка. — Могу взглянуть?

Максим внезапно слегка оживился, бескровные губы тронула улыбка и с трудом кивнул.

— Стихи? Хм, недурно…

— Пе-пес…

— Песни? Небось, ещё и играешь на чём-то? Значит, ты у нас музыкант? Ну что ж, заштопаю тебя, и ты мне что-нибудь своё споёшь, договорились? Вот и славно. Отдыхай пока, но не спи! Тебе нельзя пока.

Филипп положил книжку у подушки и, хлопнув себя по коленям, поднялся под аккомпанемент надсадного скрипа пружин. Поскрёб подбородок в задумчивости и, поманив за собой Геннадия, отошёл подальше, к окну.

— Этого, — кивок в сторону Максима, — первым делом ко мне на стол. Сам возьмёшь Герасимова, да остальных по очереди, что говорил ранее. В общем, как разберёшься, а там я подойду, как только справлюсь. Возьми Лену и Катю, в помощники, а ко мне Оксанку пришли. Да… и разбудил бы ты Анну Андреевну, скажешь, я велел. Без неё не обойтись сегодня.

— Филипп Петрович, но вы же сами видели листы, да и парня!..

— Ты это брось мне, Геннадий, спорить со мной! Нет у нас на это времени, иди, выполняй скорее. Уже не первый месяц со мной работаешь, пора бы давно уяснить: если есть хоть один шанс — я рискну. Остальные ребята — плёвое дело, так что ты справишься и без меня. Давай, работаем!

Геннадий ошарашенно замер, верно, хотел всё же что-то возразить, но Филипп уже стремительно удалялся к группе медсестёр, ожидавших у дверей приёмного покоя. Тут же раздались чёткие громкие указания и вновь поднялась суета, зал наполнился грохотом каталок. Оставаться в стороне было уже нельзя, и Геннадий, машинально потерев правый бок, тяжко вздохнул и побежал выполнять поручения. В первую очередь — будить Анну Андреевну. Кому, как не ему, знать, на что способен Филипп Петрович Корнышев!

Леди облегчённо выдохнула, да и Мариша рядом заметно повеселела. Раз Филипп взял на стол, значит, есть ещё надежда.

— Кхм! Прошу прощения, эм-м, леди? Но я всё же обязан поинтересоваться, что вы сделали с моими подругами?

Вопрос позвучал столь неожиданно, что Леди чуть не подпрыгнула на месте. Она вновь забыла о демоне — слишком сосредоточилась на мыслях и действиях подопечного, отчасти помогая ему размышлять. И вот демон вновь напомнил о своём присутствии, да ещё и так удивив…

«Подруги? Ты слишком странный демон, мальчик».

— Ничего такого, они всего лишь спят.

— Спят? Мне казалось, что музы не могут спать.

Леди деланно безразлично пожала плечами, не торопясь отвечать. Он озадачивал всё сильнее. Взгляд красных глаз цеплял и напрягал, а обеспокоенность и интерес в голосе звучали довольно искренне. Поразительно. Какое дело демону страха до муз? Этих прожорливых тварей всегда интересует лишь одно…

Но всё же слишком тянуть с ответом не стоило.

— Не могут спать? — Маришка презрительно фыркнула. В этой робеющей девчонке порой внезапно просыпалась дерзость. Хотя с другой стороны: где ещё и когда дерзить демонам, если не рядом с ней, с Леди? — Музы и не такое могут, — с вызовом сказала Мариша, скрещивая на груди руки.

— Мариша!

— Ой, простите, Леди!

Муза тут же стушевалась под осуждающим взглядом и, резко встав по стойке смирно, чуть погодя, бочком просочилась сквозь стену. Научилась-таки читать по глазам, что лучше делать, — побежала к своему подопечному.

— Музам нет необходимости спать, демон, — степенно начала Леди, позволяя наконец себе внимательно рассмотреть странного демона. — Но это не значит, что они этого вовсе не могут.

Красив настолько, что сошёл бы за инкуба, если бы не четкая аура пожирателя страха. Витиеватые рога и длинный хвост с кисточкой, впрочем, присущие почти любому демону. Высок, лишь слегка превосходил её в росте, широкоплеч, а черты лица удивительным образом сочетали в себе и резкость скул и аристократическую мягкость подбородка. Был бы греческий профиль, можно было бы сказать, что он в её вкусе. Но увы. Увы?

— Значит, могут? Просто я никогда не видел, чтобы Лейни и Софи спали.

— Всё просто, юные музы не очень-то признают пользу сна. А порой они чересчур беспечны и забывают, как это важно и им восстановить силы. Хотя они частенько забывают и о нуждах своих подопечных, что куда хуже.

— О, это я наблюдал, и не раз, — демон беззлобно усмехнулся. — Но всё же я не совсем понял, что вы с ними сделали? И зачем? Мне позволено это узнать, миледи?

«Хм… Какой вежливый мальчик!»

Леди кивнула.

— Вы могли и сами заметить, что девочки сильно истощены, им требуется отдых. Я их усыпила с помощью моих змей, их яд обладает особыми целительными свойствами.

— Змей?! — поражённо повторил демон.

Леди уже собиралась ему ответить, но её опередило требовательное шипение у ног. Ох, как она могла забыть о них?!

— Ох, простите, мои дорогие! — Леди торопливо присела, протягивая руки, вокруг запястий которых тут же обвились холодные чешуйчатые тельца тугими кольцами. — Вы были умницами, спасибо вам. — Ласково погладила каждую по головке и, получив в ответ довольное шипение, поднесла змей к голове. Те ловко юркнули в волосы, застывая подкрученными волнами среди других белоснежных локонов.

Леди выпрямилась и вновь взглянула на демона. Лихорадочный блеск в глазах и чистый детский восторг слишком уж ярко выражало его лицо. Леди едва сдержала своё собственное недоумение, лишь нахмурилась. Эта ночь приобретала уж совсем необычайный поворот.

— Это ваши волосы!.. — благоговейно одними губами произнёс демон.

— Боюсь, — медленно с холодной сдержанностью произнесла Леди, — у меня больше не осталось времени на отвлечённые беседы. Если вам так уж интересно, мы можем поговорить позже. А мне сейчас нужно к моему подопечному… Вы же присмотрите за своими подругами, если это действительно так. Им нужен отдых. И если вдруг проснутся, не пускайте пока ни в коем случае к подопечному.

— Для вас всё что угодно, леди!

Демон слишком старомодно поклонился, прижав руку к груди.

— Благодарю.

Леди торопливо развернулась и напрямик, игнорируя стены и двери, поспешила туда, где чувствовала Филиппа. Щёки отчего-то горели огнём.

Август 1942

Люди часто говорят: война не меняется. Леди могла бы не согласиться, если бы её хоть кто-то удосужился спросить. Но она была только незримым свидетелем человеческих жизней… Да и если бы решила высказать свои мысли — никто не сумел бы услышать хоть слово.

А война всё же менялась. С каждым столетием становилась всё ужаснее и опустошительнее. И каждый раз Леди казалось, что человечество уже ничем не сможет удивить в своей изобретательности уничтожать друг друга. Но ошибалась вновь и вновь. Всё же быть человеком и наблюдать за ним века сильно различалось, и сколь сильно не хотелось бы их понять, так и не получалось толком. Ничего не помогало, даже постоянное присутствие там, где вершились судьбы, обрывались или спасались такие мимолётные жизни. В госпиталях, рядом с самыми талантливыми врачами. На пороге смерти открывается очень многое, а тот, кто всегда стоит рядом может и узнать больше остальных.

Не всё так просто, как кажется одним, и не так уж сложно, как — другим. Леди осознала это давно, только удивляться так и не разучилась. К счастью ли?

* * *

Канонада стихла вслед за заревом, потухшим за верхушками деревьев. Не так уж близко, но и не так далеко, как хотелось бы. Воздух наполняла обманчивая умиротворённая тишина. Лишь лёгкий шорох, присущий южной летней ночи. Здесь пахло свежестью, едкий дым сегодня не долетал — ветер дул в другую сторону. Спокойно. Как же это ненадолго. Лишь краткий миг, которого хватит только перевести дыхание.

Глухо скрипнула табуретка. Чиркнула спичка. Крошечный огонёк осветил на мгновение уставшее худое лицо, удивительно чисто выбритое. Глубокий вдох и выдох. Тонкая струйка дыма стремительно ускользнула сквозь распахнутое настежь окно.

— Скоро… — фраза, брошенная, казалось бы, в пустоту, никому. Словно напоминание себе, что надо собраться с силами. Но всё же там было кому его услышать.

— Ещё есть немного времени на отдых, расслабься, — беззвучный шёпот подействовал, как всегда, безотказно успокаивающе. И можно позволить себе лёгкую улыбку, глядя, как прикрывает глаза подопечный, наслаждаясь безумно вредной привычкой, единственным удовольствием, которое он мог себе позволить.