Дракон (джен)

Коленопреклонённый, он смотрит на меня со злостью, отчаянием… и смирением? Да, в глубине его тёмных глаз я вижу смирение с проигрышем войны, борьбы, жизни. Я улыбаюсь, чувствуя невольное уважение к своему врагу. Я бы так не смог. Я бы предпочёл смерть на поле боя. Так же, как и он, мне кажется. Но всё же, несмотря на то, что именно он проиграл и сейчас стоит на коленях со связанными за спиной руками, он сейчас живое воплощение сдержанного достоинства, и будь я слабее, чем есть, непременно постарался бы унизить его, сломать. Моему измученному государству слишком большой ценой досталась эта победа.

— Отрекись от трона. Это сохранит тебе жизнь.

Предложение ради предложения. Мы оба знаем, что он не примет его. Его жизнь сейчас не стоит ломаного медяка. Слишком многие его ненавидят и с радостью прикончат при встрече, а жизнь в неволе не для дракона, принявшего небо. Не для гордого короля. Гордость — это сейчас единственное, что у него осталось после поражения.

— Жизнь предателя дёшева. Не стоит даже воздуха, которым он дышит.

Я на мгновение прикрываю глаза, пытаясь подавить вспышку ярости. Именно так он убил моего друга, втёршегося к нему в доверие и шпионившего в нашу пользу. Альтаира задушили шёлковым шнурком.

— Я могу отдать тебя на растерзание солдатам.

— Короля? — Его тонкие губы трогает насмешливая улыбка.

Я могу, и он это знает. Его слишком сильно ненавидят. Даже собственный народ его ненавидит — последние годы его правления были временем террора. Солдаты его сломают. А может, и нет. Может, это он сломает моих солдат. Его гордость и уверенность в собственной правоте.

— Мне плевать.

— Убивший дракона сам становится драконом?

— Я сварю тебя в масле. За всех людей, не доживших до победы. Всех, кого ты убил. Так или иначе.

Нельзя было брать его в плен, понимаю я. Ему надо было дать умереть на поле боя так, как умерли его предшественники. Люди всегда склонны идеализировать прошлое. Я никогда не мечтал о троне. Я хотел стать художником, жениться на любимой девушке и жить в покое и красоте. Увы, Леда умерла от голода, мой край был разорен, а моё сердце забыло о красоте и покое. Его нельзя было брать в плен, но я слишком хотел посмотреть в глаза тому, по чьей вине моё сердце стало пустым и холодным.

— Ты сделаешь меня мучеником в глазах народа. Это плохое начало правления.

— У нас будет республика. И демократия.

Он посмотрит на меня долгим взглядом, а потом хохочет, как ненормальный. Я помню историю. Два века назад была попытка построить республику. Попытка, не продержавшаяся и двух лет и окончившаяся пятидесятилетней войной. А ещё я помню, как боготворили его в начале правления. Пока не началась очередная война и он не обескровил страну. Пока не пришли нищета и голод. Отсмеявшись, он качает головой.

— Смело и отчаянно. Попробуй, мальчик, попробуй. Если ты действительно идиот.

— Повесить. И оставить тело на всеобщее обозрение. Пусть не сомневаются, что дракон действительно сдох.

Стражники подхватывают его под мышки, резко ставят на ноги и бесцеремонно уводят из зала. Я выпрямляюсь ещё больше, и смотрю ему вслед, а ко мне подходит Киар, стоящий за статуей бога озорства во время нашей беседы с драконом, терпеливо ожидая её окончания. Мой лучший друг, не единожды прикрывающий мою спину. Единственный человек, которому я доверяю.

— Риан, ты уверен? Может, лучше отрубить ему голову? На площади, зачитав приговор…

— Нет! — отрезал я, перебив друга. — Ему нельзя давать даже тени шанса. А ещё он не заслужил возможности сохранить достоинство. Вспомни, во что он превратил нашу страну после того, как победил.

Леда и несостоявшаяся семья в моём сердце всё ещё взывали к отмщению.

— Никаких пыток?

— Я не собираюсь делать из него знамя, друг. Нам это не нужно. Нам всё ещё нужна победа здравого смысла, государственность, гарантии и вера в нас, а не противостояние. Я бы хотел сварить его в масле, смотреть, как он корчится от боли, упиваться криками. Очень. Но месть не стоит раскола. Нам предстоит тяжёлая работа.

Киар смотрит на меня яркими голубыми глазами, кивает и ободряюще улыбается.

— Я с тобой, друг. До конца. Идём к народу, нас ждут.

Я ухмыляюсь, коротко обнимаю друга и выхожу из дворца, чувствуя присутствие Киара рядом. Он, как всегда, прикрывает мою спину.

* * *

А лет через десять всё поменяется, и он попытается на пиру убить меня кинжалом. Старый дракон был прав — республику не стоило даже пытаться строить. Не здесь и не сейчас, когда умы не готовы принять демократию, когда я сам не верил в демократию и способность договариваться. Не стоило подвергать народ очередному противостоянию и войне.

— Казнить.