↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Timeo danaos et dona ferentes.(1)
"И блажен, кто не соблазнится о Мне". (Мф. 11:6)
Она никогда не могла забыть тот день. Он отпечатался в её памяти, словно был выжжен там калёным железом.
— Сьюзен, это тётя Полли. Нас снова позвал в Нарнию Аслан, и я тут подумала, что ты могла бы присоединиться...
— Нет! Меня не интересуют детские сказки и игры! Я давно уже взрослая, тётя! Передай это, пожалуйста, Питеру и остальным!
Телефонная трубка упала обратно с грохотом захлопнувшейся двери. Она была очень занята в тот день. Да, она была занята. Её подруга Лили давала очередной бал. Там будут молодые офицеры, и она должна блистать перед ними, сиять, как вечернее солнце на лазурном небосклоне. Ах! Как это приятно — быть в центре внимания, быть молодой и красивой. Люси и остальным не понять, они всё ещё такие дети. Поэтому-то она и ушла. Теперь она жила вдвоём со своей университетской подругой Лили, Лили Эджкомб. Как она устала от них, вечных задавак и притворщиков! Ведь она теперь взрослая, самостоятельная девушка, уже два года учится в Оксфорде, почему бы и не поразвлекаться на досуге? Почему, ну почему тетя Полли всё время ворчала на неё? Ну и что, если ей нравятся чулки, помада и прочее? Она ведь уже взрослая! А они вечно третировали её, как какую-то дурочку, снисходительно пожимая плечами за её спиной. Вот она и переехала к Лили в её роскошный дом на Риджент-Стрит. Аслан со своей Нарнией могут и подождать. Ведь ей очень, просто до жути интересен этот мир! И вообще, сил нет слушать этот сюсюкающий бред, эти сказочки про волшебную страну. Особенно когда приходилось воевать и с собственными снами. В них ей постоянно снился Аслан, золотой лев с пышной гривой. Аслан, произносивший спокойным тоном самые страшные на свете слова: "Ты стала взрослой, Сьюзен. Теперь ты больше не придёшь в мир Нарнии". Ну, не придёт она, и не надо! И ладно! Подумаешь, сказочный лев. Что ж, надо сосредоточиться и подобрать себе платье на вечер. Так много дел...
Она помнила до мельчайших подробностей тот момент, когда Лили прибежала в гостевую комнату с широко раскрытыми глазами, в которых плескалось чувство тревоги и что-то еще, что-то непонятное. Возможно, Сьюзен и отмахнулась бы от проблем Лили, как она делала обычно. Вот трусиха, вроде старше её на два года, а суетится по малейшему поводу.
— Включи радио, Сьюзен! Срочно включи радио!
— Да не суетись ты, что у тебя опять случилось? Шпильку сломала или тушь потекла? Да, успокойся, успокойся, не дрожи так, включаю, включаю...
"....вынуждены с прискорбием сообщить вам, что поезд, следовавший по маршруту Эндовер-Лондон, сегодня утром сошёл с рельсов близ вокзала Паддингтон из-за случайного стечения обстоятельств. Среди пассажиров поезда пострадало около пятидесяти человек, среди ожидавших на станции — трое, десять человек погибли. Пока ещё не все погибшие опознаны. Среди опознанных оказались профессор философии Дигори Кёрк, пожилая домохозяйка Полли Пламмер и их родственники, Питер Пэвенси, Эдмунд Пэвэнси и Люси Пэвэнси..."
Неуловимым и точным, как удар меча, движением Сьюзен коснулась настройки радиоприёмника, страшный голос сменился бессмысленным шумом. Подняла голову, и потолок её комнаты вдруг начал приближаться, медленно падая. Чтобы устоять на ногах, она вцепилась в руку Лили, своей, как она с горькой ясностью теперь понимала, бывшей подруги...
1) Бойтесь данайцев, дары приносящих.
Тогда Иисус говорит ему: следуй за мной, сатана, ибо написано: Истинному Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи. (Мф, 4:10)(1)
Когда мир рухнул, она оказалась под его обломками. Ничто на свете больше не имело значения. Люди, с явно фальшивой жалостью смотревшие на неё, деревья, развеваемые вечерним ветром, слезы, капавшие из глаз, ласковый священник на кладбище, гробы, опускаемые в землю. Отныне это была только часть реальности, в которой ей приходилось существовать. Не жить, нет. Жизнь осталась позади. Сьюзен Великодушная, Сьюзен Великолепная — в мире Нарнии у неё было много, так много имён. Теперь все они не имели ни малейшего смысла, все эти имена унёс дым, дым от старых фотографий, которые она сама отправила в камин. Ей казалось справедливым избавление от иллюзий, ведь её семья мертва, а ей слишком больно смотреть в эти улыбающиеся лица...
Она снова и снова вспоминала его слова, которые он сказал ей при расставании. "Помни, Сьюзен, ко мне можно прийти из всех миров". Вот он и забрал всю её семью в свой таинственный мир за гранью веков, великий лев-создатель, Существо, лишенное милосердия к людям. Сначала он отобрал у неё Нарнию под смехотворным предлогом, а потом и семью. А она так верила ему, так мечтала, так надеялась на будущее. Ей казалось, что вся жизнь впереди, и Нарния подождёт, она почти перестала верить в её существование. О, ей напомнили, напомнили с деликатностью палача. Теперь она ничего и никогда не забудет.
Её семья. Он не оставил ей ничего, даже Люси, любимицу всей семьи, даже её, которую так любила их покойная мать. Мать и отца он тоже забрал, отец погиб в мировой войне, мать умерла с горя. Они думали, что обрели новый дом и новую семью у профессора, который приютил их. Теперь все они мертвы. Рука смерти, чудовищная лапа Аслана забрала их. "Он ведь не ручной лев". Ей говорили, а она не слушала. Вернее, не хотела ничего слышать или понимать. Теперь их слова — слова мертвецов — звучат у неё в ушах, как похоронный колокол.
Сьюзен казалось, что теперь она понимает тельмаринских аристократов, испытывавших отвращение к магии и чудесам. Тельмарины были правы, тысячу раз правы, когда пытались изгнать из Нарнии любой намёк на волшебство. Тирания Аслана была ничем не лучше тирании Белой королевы, Джадис. Тельмарины хотели сделать Нарнию миром без волшебства; волшебства, несущего зло и смерть. Их благородные лорды отправились в путешествие на край света не против воли Мираза, а по его воле. Да, точно. Теперь она до конца их понимала, хотя и слишком поздно. Они бросили вызов страшной, чудесной, запретной магии и решили добыть на краю света, за пределами зари лекарство от смерти. Бессмертия жаждали они, защиты от неминуемой смерти, закутывавшей человечество в свой погребальный саван с начала времён. Глупцы! Неужели они не знали, что никто не может одновременно восстать против Аслана и принять Его дары?
Гробы опустили в землю, и вокруг началось то, что слепые люди называли жизнью, и чему Сьюзен втайне от остальных быстро придумала собственное название — рутина. Она переехала от Лили, не отвечая на её письма или звонки. Её больше не интересовала эта наивная дура, в которой Сьюзен видела — как в зеркале — прошлую себя. Как глупа, наивна и тщеславна она была! Молодые кавалеры, балы и комплименты заслоняли от неё настоящий, реальный мир. Но вот эти покровы были беспощадно сдернуты львиной лапой. Мир предстал таким, как он есть — огромным кладбищем, наполненным дрожащими, как осенние листья на ветру, эфемерными существами, цепляющимися за собственные иллюзии.
Она заперлась в лондонском особняке дяди Дигори, как паук, ведь теперь этот особняк достался ей в наследство, как и домик в Андовере, принадлежавший тёте Полли. Но ей досталось и кое-что ещё. Состояние. Деньги. Богатство. Небольшое — дядя не был очень богат, да и был благотворителем, наивный мечтатель. Впрочем, кто она такая, чтобы его осуждать, сама была в тысячу раз хуже его. Но этого богатства ей теперь мало. Ненависть, бешеная и лютая, пылала в её душе, как чудовищный огненный цветок, лепестки которого обжигали всё её существо. Она даже заказала огромный портрет льва у одного из художников Лондона, чтобы повесить его над кроватью. Купила дротики, чтобы метать льву в самое сердце и представляла себе Аслана. Какое-то время развлекалась только этим, забросила учебу, друзей, увлечения. Превратилась в кошмар, в исхудавшее жалкое существо, бродящее по особняку и пугающее своим видом старую служанку.
Со временем она оправилась. Она — Сьюзен, дочь Хелен, потомок Евы, последняя из рода Пэвэнси. Как говорила когда-то мать: "Не думай слишком долго, доченька, избрав свой путь — действуй". И она начала действовать. Вернулась в университет и поменяла факультет. С новой, непонятной для себя и окружающих силой вгрызлась в учебники. Именно вгрызлась, впилась. Она впитывала знания, как сладкий яд, и каждое из них служило одной цели — понять замысел врага. Ведь чтобы победить — сначала нужно понять. Ей стоило немалых усилий выбросить из головы балы, вечеринки, праздную жизнь. Искушение вернуть всё как было, забыть себя и своё горе в развлечениях было велико, но Сьюзен не была идиоткой. Она видела себя в зеркале в собственном особняке. Ей не хватало только бутылки в руке, тогда картина была бы полной. Нет, она ни о чём не жалела, прошлое надо оставить в прошлом, былые увлечения надо вырвать с корнем, подчинить жалкую рутину, которую слепые эфемеры называют "жизнью", новой, осмысленной цели.
Два долгих года прошло в изучении священных книг, работ известных философов и теологов. Сьюзен не "искала", она знала Аслана в лицо. Она знала и его имя здесь, хотя не отваживалась произносить его вслух. Создатель мира, всеведущий творец, властелин смерти. Лучше не привлекать его внимание лишний раз, не взывать к нему. Она спрятала картину со львом, потом приказала её сжечь. Враг был слишком силён. Его лишь позабавили бы эти детские упражнения с дротиками. Нет, она пойдёт другим путём. И вот, после долгих изысканий, неведомых профессорам и студентам, в её мире забрезжил свет. Слабая и робкая надежда. Она долго размышляла над историей Нарнии и вспомнила, что Аслан зачастую долго не появлялся. Значит, чем меньше у него последователей, тем больше шансов, что его здесь не будет. О, она приложила все свои скромные силы для того, чтобы отвадить людей от существа, дарующего смерть и разрушение. Но она не будет идти напролом. Легче всего прикрыться незнанием или отрицанием. Пусть слепцы от рождения считают её врага ещё одной иллюзией. А она поможет им в этом.
Когда через месяц после знаменательного события, почти вернувшего Сьюзен веру в жизнь, она познакомилась с Стивом Голдсмитом, она была уже совершенно другим человеком. Аскетичка с красными от напряжения глазами ушла в небытие. На благотворительный вечер в честь очередной круглой даты с дня основания университета Сьюзен явилась в роскошном черном платье. О нет, она не предала себя, не стала искательницей наслаждений. Но отныне остальные должны видеть только её маски. И никогда — её саму. И там, на балу, у колонны, она встретила его. Его, такого робкого и неуклюжего, некрасивого и невзрачного. Но из очень старинной аристократической семьи. Надёжного. И безнадёжно влюбленного в неё, с первого взгляда. Её даже позабавила эта внезапная привязанность чужого ей человека. Сьюзен разговаривала со Стивом, украдкой взглядываясь в него цепкими глазами, намечающими путь к жертве. Она была охотницей, он — добычей. Её немного тронули его искренность и сочувствие. Она не совершит подлости, если позволит ему ухаживать за ней и даже сделать её миссис Голдсмит, женой. Её род, Пэвэнси, был чуть скромнее, чем Голдсмиты, но не менее аристократичен. Зато будущий муж должен был ей помочь, вернее, не он сам, а капиталы его семьи. Помочь ей осуществить задуманное.
Дальнейшее вспоминалось ей смутно, как череда разноцветных бликов солнца, играющих на поверхности пруда. Вот долгая борьба за Стива с его семьей, с семьей, которая словно бы почувствовала что-то не то, вот игра во "влюблённую", вот свадьба, а вот и защита диплома, вот она стоит на фотографии, сжимая его в руке. Она была теперь бакалавром, бакалавром теологии. Далее была работа, работа секретарём в одной фирме, которую нашёл её муж. Потом она сменила работу, двигаясь всё ближе к цели, стала корректором, а затем редактором в одном очень уважающем себя издательстве. Она знакомилась с авторами, читала их, впитывала особенности стиля. По ночам, когда Стив ложился спать, она украдкой писала, писала и писала. Она не могла остановиться. Цель была слишком высока — не пустить врага в этот мир, пусть остаётся в прошлом со своими дарами, за которыми пряталась лишь смерть. Почти две тысячи лет прошло с тех пор. Теперь её задача — отсрочить новый приход существа, которого они детьми знали под именем Аслана, сюда, в наш мир. Отсрочить из любви к человечеству. А там — кто знает, может, Аслан и забудет о них. Поиграется и простит. Отвернёт свой страшный лик в другую сторону и даст человечеству идти собственным путём.
Наконец, когда она немного научилась, набила руку, она познакомила и Стива со своим трудом. Он был очарован её работой и предложил себя в соавторы, чтобы "дело пошло". Она рассмеялась в душе — думала, что ей придётся уговаривать и упрашивать его, а он-то сразу согласился! Нет, всё-таки умный ей попался муж. Один на миллион. С таким союзником, как он, можно достичь очень многого. Вскоре на свет появилась её первая работа, благосклонно встреченная критиками, ведь имя Стива Голдсмита заткнуло рот самым въедливым из них. Работа называлась "Роль женщины в патриархальной культуре раннего христианства". О, она умела мастерски рисовать фальшивыми красками, ведь у неё был очень хороший учитель, один из лучших. Она блестяще умела подпустить немножечко черного цвета, расставить нужные акценты, где-то пройтись косой убийственной иронии, а где-то незаметно уколоть читателя шпилькой неожиданного сарказма. В целом выходило, что женщинам-христианкам было бы стократ лучше вовсе без христианства, но всё было написано так благопристойно, чинно и с таким флёром научности, что наживку проглотили многие.
Прошло лет десять, и она отчасти перестала опасаться. Главная цель оставалась той же — не допустить Его в этот мир. Она писала как одержимая, прерываясь лишь на еду и сон, вспомнив былое затворничество. Из-под её пера одни за другой выходили книги: "Иисус — миф или реальность?", "Средневековые инквизиторы и архетипы женской души", "Патриархальное угнетение женщин в викторианскую эпоху". Муж был её главным критиком, союзником и помощником. Он как раз пошёл в политику и стал депутатом парламента от лейбористской партии. Впрочем, саму её никогда не интересовала политика. Феминизм, лейборизм, марксизм — в своих книгах она жонглировала идеологическими ярлыками с опытностью умелого фокусника, но воспринимала их, как солдат воспринимает ядра, пушки и порох — как инструменты, подчиненные своей цели. Всё это было, в конце концов, неважно. Прикрытая завесой модного в шестидесятые годы научного агностицизма, она не стеснялась в выражениях, обвиняя религию во всех смертных грехах. Нет, она нигде и никогда не поминала имя врага всуе. Ей хватило и легкомысленных оскорблений, которыми она, двадцатиоднолетняя дурочка, так щедро разбрасывалась в ответ на укоризненные слова дяди и тёти. За эти оскорбления она уже расплатилась сполна. Не буди лихо, пока оно тихо. Не хватало ещё помереть раньше времени.
Единственное, что царапало её сердце львиным когтём, был её муж. Его благополучие. Она сделала его своим другом и союзником, но он хотел большего, а она не могла ему это дать, с ужасом высчитывая дни до следующих месячных после каждого их "брачного возлежания". "Брачное возлежание" — это причудливое старомодное выражение однажды придумал Стив. Он оказался ещё и хорошим любовником, но она с ужасом думала о беременности и ребёнке. Своего ребёнка она не сможет не полюбить — это она знала твёрдо. Но полюбить — это значило бы снова войти в тот мир магии, надежды и волшебства, где владычествовал Аслан, царь Смерти, повелитель Вселенной. Это значило бы беспомощно смотреть на то, как твою дочь или сына разрежет на куски поезд или как они умрут, задыхаясь от кори или скарлатины, или как им перережет горло пьяный бандит под хохот подельников... Мир этот был всё еще миром Смерти, и царём Смерти был он, золотой лев с пышной гривой. На кладбище нельзя рожать детей, иначе они пойдут в пищу могильным червям. В диком ужасе она даже было решила как-то раз помолиться, чтобы её миновала "чаша сия", но тут же захлопнула себе рот обеими руками. Вот идиотка! Чуть было не обнаружила себя. Но время шло, дети не появлялись, и от её сердца, что называется, "отлегло".
Последний блик на ярком озерце былой жизни, последняя вишенка на торте — Стив и его неожиданная прихоть. Опечаленный её бесплодием, Стив ушёл от неё к любовнице. Все его друзья и знакомые выступили против такого решения, даже его семья, которая всей душой ненавидела её. Она одна не упрекала его и даже тайком от остальных сохраняла с ним дружеские отношения. Она понимала, в какое чудовище понемногу превращается, отказывая себе в любви, радости, надежде, но не могла поступить иначе. Цель, высокая цель вела её вперёд, а всё остальное было уже неважно.
1) В ранних переводах Библии и в греческом оригинале вместо слов "Отойди от меня, сатана", сказано "Ступай/иди/следуй за мной сатана", в Синодальном переводе в этом месте допущена ошибка.
Follow the God that failed
Metallica (1)
Шестьдесят лет прошло с тех пор, как у неё забрали жизнь, как она умерла внутри. Как быстро пролетело время. Этой ночью ей не до сна, она переворачивается с боку на бок, кряхтит. Вот она и вспоминает всю свою жизнь от того рокового дня до сегодняшнего вечера.
"Но всё же я победила — думает она про себя, — я заставила многих людей отвернуться от Него, Аслана, золотого льва с пышной гривой, Бога, который подвёл меня". Который забрал всё у неё. Теперь, когда Стив мёртв, и её друзья перестали общаться с ней, она, наконец, снова одна. Она всегда в глубине души хотела остаться одна. Теперь она здесь, на кровати в доме для престарелых, ведь она распродала всё имущество и отдала его в благотворительные фонды. Ей ничего не нужно от этой жизни, она отказывается от всего, пусть другие берут, им, слепым беднягам, нужнее. Оставшимися деньгами она оплачивает себе эту комнату, неплохую комнату, кстати. Оплачивает на годы вперёд. Теперь можно было бы и отдохнуть как следует, да что-то бессоница мучает.
Внезапно острая боль пронзает её грудь. В отчаянной попытке выжить она глотает ртом воздух, но не в силах вдохнуть, она пытается двигаться, но её старые руки и ноги подводят её. "Это оно, — думает она про себя, — это конец. Теперь я, возможно, увижу свою семью ещё раз". Она чувствует дуновение ветра, странное ощущение настигает её, когда он начинает дуть ей прямо в лицо. И её поднимает вверх и несет куда-то, как беспомощную пушинку. Она ненавидит собственную беспомощность, как и всегда. Глядя вниз, она замечает собственное старое тело — безжизненное и мертвое, сваленное, как груда старого тряпья, на белоснежной постели. Но вот она оказывается на крыше дома для престарелых, а вот — летит в вышине, обгоняя в своей скорости редкие ночные облака, поднимаясь всё выше и выше. Редкие черные и светлые фигуры видят её издалека и словно бы спешат к ней, но она оставляет их далеко позади себя. Холодные звезды улыбаются её полету своими безжалостными улыбками. "Мне необходимо успокоиться". Но она понимает — легче подумать такое, чем выполнить. Теперь Земля кажется такой маленькой у неё под ногами, как пылинка. Звезды и галактики, казалось, собираются вокруг неё, как придворные. "Я всё еще Королева", — думает она, и горькая усмешка появляется у неё на лице впервые за много лет.
Внезапно ветер стихает и вспышка яростного Света озаряет всё её существо, парализуя все ощущения и чувства. Она машинально закрывает глаза, а когда открывает — Он уже здесь. Он, старый Лев, старый Тиран — здесь. Конечно же. "Он пришёл сообщить мне, что все мои надежды тщетны, что я трудилась напрасно и что теперь он выпустит на волю свой чудовищный гнев и раздавит меня в его жерновах". Она инстинктивно выпрямляется, придавая своему лицу равнодушное, скучающее выражение.
— А вот и ты, дитя моё. Я ждал твоего прихода так долго, — произносит Лев тихо и грустно. — Почему ты ни разу не обратилась ко мне за все эти годы? Я вслушивался в тебя, но услышал лишь тишину.
— Потому что ты отнял всё у меня. Я была королевой, а ты втиснул меня обратно в тело ребёнка. Я желала вернуться назад к моим подданным, а ты забросил меня в будущее. Я хотела остаться в мире Нарнии, но ты велел мне уйти прочь и искать Тебя в жалком мире людей, полном угнетения, и отчаяния, и одиночества. Ты навредил мне — и не смей утверждать обратного!
Лев молчит. И ей кажется, что целая вечность проходит между её гневным криком и его ответом. Она хочет уйти, но не может. Она ненавидит себя за это, но жаждет услышать его ответ. Услышать, как он признается, признает свою вину перед ней...
— Я не посылал тебя в Нарнию, чтобы ты научилась политике. Я посылал тебя в Нарнию, чтобы ты научилась быть справедливой, доброй и любящей, — голос Льва ещё тише, а голова Его совсем склоняется к земле. — Я хотел, чтобы ты была со Мной, Сьюзен, чтобы ты нашла Меня в своём мире. Чтобы ты увидела Меня зрячими глазами. Я сожалею о том, что тебе пришлось подумать обо Мне плохое. Я никогда не переставал любить тебя.
— Тогда зачем ты убил всю мою семью, глупое животное! — Она плачет теперь, рыдает горькими слезами сожаления и боли. — Почему ты оставил меня одну в этом жестоком месте!
— Меня тоже оставили одного.
И внезапно фигура Льва переменяет свои очертания, и она видит пред собою высокого человека, приколоченного к гигантскому кресту. Она едва не кричит от страха и изумления. Красные капли крови падают из ран Божества.
— Я был так же беспомощен. Ты помогла мне тогда, когда я лежал тихий и мертвый. Неужели ты не узнаешь меня, Сьюзен? Или мне называть тебя Марией из Магдалы?
— Моё имя не Мария, — неожиданно бормочет она, полная ужаса. — Я не знаю, о чем ты тут говоришь. Возможно, это говорит твоя больная совесть.
Теперь она хочет убежать, но её взгляд прикован ко кресту, словно бы некой невидимой силой.
— Ты не Мария из Магдалы, да. Но ты её прямой потомок. Десятки поколений с тех самых пор прошли по лицу Земли, но я всё еще могу прочесть следы образа твоего предка на твоём лице так же ясно, как и начертать те знаки на песке, которые я написал, когда злобная толпа пыталась осудить твоего бедного предка за прелюбодеяние.
Она прекрасно помнит ту историю из Библии, но молчит, притворяясь, что не расслышала. В конце концов, всё это не имеет значения, не так ли? Всё, что Он хочет от неё — это снова играть в свои излюбленные игры разума, пытаясь поймать её в ловушку.
— Я не вижу причин продолжать этот разговор, — говорит она сухо и сдержанно. — Если, конечно, Ты не решил приговорить меня к смерти за грехи моего предка. Которую, безусловно, на прелюбодеяние толкнула патриархальная культура угнетения женщины, поскольку древний патриархат был еще более безжалостным, чем современный. Я уверена, что это не была только её вина.
Человек на кресте смотрит на неё с бесконечным состраданием.
— Здесь нет никакой злобной толпы, Сьюзен. Я не хочу отвергать тебя. Приди ко мне и узри меня таким, каков я есть. Ибо я спасаю людей. Даже от самих себя, если потребуется.
Внезапно волна гнева охватывает её, и она громко выкрикивает:
— Я не хочу быть спасена! Если мне и нужно спасение, то только от Тебя! Ты — зло в моей жизни, ты отобрал у меня способность любить и надеяться, ты убил мою семью... ты... ты — предал меня!
Крест исчезает. Человек на нём — тоже. Теперь вокруг есть только Свет, яркий столп Света, лучи которого пронзают всё вокруг. Раньше вокруг было светло, но теперь Свет становится совершенно невыносимым. И из сердцевины Света исходит громовой голос:
— Таков ли твой последний ответ, Сьюзен, дочь Евы, дитя Магдалины?
Она стоит неподвижно и кричит, вложив всё свое существо в этот вопль:
— Да! Это последний ответ! Я не желаю ничего от тебя! Ничего!
— Да будет так.
Слова звучат гулко и тяжело, как чугунная решетка на воротах средневекового замка, и всё вокруг дрожит. Голос продолжает:
— Но обозри то, что видишь вокруг — здесь нет ничего, кроме меня. Я наполняю собой Небеса и всю Вечность. Все твои родственники, которых ты считала мертвыми — живы лишь благодаря Мне. Может быть, ты всё же передумаешь?
Тень сомнения касается её разума на краткое мгновение, которое кажется вечностью, но она не колеблется. Она повторяет медленно и устало:
— Нет, я не желаю ничего от Тебя. В этом я уверена.
— Тогда таков твой путь, — произносит Свет отчетливо и громко. Потом столп исчезает, и Свет начинает удаляться от неё. Она видит перед собой ничто, жадную бездну Тьмы и дрожит от холода. Она чувствует себя ослепшей.
— Разыщи меня в последний раз, когда я соберу всех вас, сыновей Адама и дочерей Евы вместе. Теперь постарайся найти меня, дитя. Найти меня — здесь! — говорит ей вслед исчезающий Голос, и свет, тепло, радость исчезают вместе с ним.
Она одна. Она никогда не чувствовала себя такой одинокой. Ей холодно. Она не чувствует ничего, кроме боли, гнева, сожаления. Да, теперь она ясно всё видит. Её родственники были глупцами, жалкими, ничтожными глупцами. Они тоже, должно быть, обитают где-то в этой тьме, они тоже слепы к Свету. Как же может быть иначе? Она такая величественная, она так похожа на королеву, а кто — они? Жалкие ничтожества, поклонявшиеся и верившие Тирану, Богу, который проиграл и был распят. Она дрожит и сотрясается целиком, но всё ещё безрассудно бросает Ему вызов. Внезапно она слышит иной голос со тьме, сопровождаемый одиноким всполохом огня.
— Приди ко мне, дочь моя возлюбленная. Ты отвергла Его, и теперь я приму тебя к себе, в свои огненные объятия. Приди же и не бойся, ибо я одарю тебя всем!
Она злобно и криво ухмыляется и начинает сначала идти, а затем бежать в самое сердце тьмы, навстречу этому второму голосу. О, победа! Как она насладится, мучая обладателя этого голоса, и как великолепно он измучает её в ответ! О, блаженство вечного огня и пламенной ненависти! Она осознаёт с внезапным облегчением, что её старая потребность окончательно исчезла. Она больше не хочет видеть Свет.
1) "Следуй за Богом, который подвёл (тебя)" Металлика
Deskolador Онлайн
|
|
Внезапно, очень.
И очень интересно, как по главам менялся стиль изложения. |
Deskolador
Спасибо. Да, менялся. |
Эс-Кей
Я хотел изобразить то, каким образом обычный человек может прийти к максимально полному отвержению добра. Тогда становится понятно, почему о Сьюзен "забыли" другие члены семьи. Они не "забыли". Просто человек, уходящий ко злу, перестаёт быть для тех, кто стал добрым. Он как бы "растворяется" в своей собственной иллюзии. Это вполне мысль К.С. Льюиса, для которого ад представляет собой миниатюрное место, а рай - огромную страну. Чтобы "вместится" в ад, человек должен сильно-сильно уйти ко злу, ненависть и страх должны захватить его целиком. Возможно эпиграф неверен. Нужно было взять цитату из Переландры о дьяволе: "- Один из эльдилов думал о прежнем благе очень долго. Он все держится за него с тех самых пор, как сотворен мир. -- Старое благо перестанет быть благом, если за него держаться. -- Оно и перестало. А он все равно не хочет отказаться от него." (К.С. Льюис. Переландра) 1 |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|