Никогда больше (джен)

"И никогда больше!" — шептала она себе под нос. От быстрого шага сумка на плече слегка подпрыгивала. И немного хлюпали сапоги. Но это было неважно.

"Никогда. Никогда не пытаться выкармливать. По крайней мере, новорожденных котят", — снова, как мантру, повторяла она себе. Второй раз за свою не очень долгую жизнь Вика не устояла, схватила с помойки в охапку маленькие, еле пищащие комочки, и второй раз теперь сидела, проливая горючие слезы. Перед ней лежали четыре коробки из-под чая. А в них разбитые мечты и надежды. Так никто и не узнает, насколько пушистым будет у них мех. И каким отливом засветится от того, что теплым весенним днем попадет на него рыжее солнце. Так они и не поняли, что любят больше: кефир или сметану, сырую рыбу или вареную. Теперь уже не узнать.

* * *

Среди легких мягких белых лепестков, вперед, навстречу приключениям, неслись четыре хвоста. Дымчатый, серый, черный и черно-белый. Белая невесомая масса легко пружинила под лапами. Они бежали бы еще и бежали, но дорогу им неожиданно перегородил шлагбаум.

— За распределением пути вот в ту синюю будку про-хо-ди! — крикнул им прямо в пушистые ушки чей-то громкий голос.

В будке их поджидал скучающего вида старичок.

— Что, опять новорожденные? — покачав головой проскрипел он. — Выкинутые.

Они переглянулись. Прошлое вспоминалось с трудом.

— Да, вроде так, — сказал самый старший из них.

— Ага, — пробормотал старичок, выписывая какую то бумажку.

— Стой, нам назад надо. Это неправильная у тебя бумажка! — запротестовал черный. Слегка раскосые зеленоватые его глаза засверкали от ярости.

— Как же неправильно-то? — возмутился старик. — В доме вы не жили. Никто вас не обнимал и не гладил. Слез над вашей могилой не лил. Никому не нужные, вы попали туда, где вас никто не ждал. Незачем и возвращаться.

— Погоди, погоди! — запротестовал самый младший, с черными пятнами на лапках. — Было же что-то хорошее!

Он замотал головой, а потом вдруг вспомнил. Закрыл глаза, чтобы лучше описать:

— Там было сладкое, теплое, белое. Оно еще так пахло. М-м-м...

— Конечно, было, — ехидно заметил старик. — В первый день твоего рождения.

Котенок упрямо тряхнул головой. И с уверенностью ответил:

— Нет, в последний.

— Погоди, погоди, — старик начал рыться в каких-то бумагах. Потом, покачав головой, вытащил двумя пальцами одну из них.

— Строго говоря, это и считаться не может. Та, кто вас подобрала, и человеком-то не считается. Так, одна сумасшедшая...

— Но мы жили в доме. И было тепло, и нас любили.

Старик почесал подбородок и прокашлялся.

— Да, этого отрицать нельзя. Вон, еще пишут про вас: "Пусть они будут счастливы за радугой". И далась им эта радуга, честное слово.

Он перевел серьезный взгляд на четверых нетерпеливых котят. Уши у них торчали в разные стороны, а самый младший еще и подпрыгивал на месте, не в силах переносить тягучее ожидание.

— Гм. Придется, видимо, посылать вас обратно, — сказал старик и вздохнул. Каждый раз ему нелегко было отправлять маленькие пушистые души в суровый и непредсказуемый мир. И все-таки он улыбнулся, глядя на то, как эти четверо, победно задравши хвосты, понеслись назад, навстречу приключениям.

* * *

Где-то в придорожной канаве раздался душераздирающий писк.

— Я здесь, я уже бегу! — ответила ему Вика, начисто позабыв про все свои обеты и обещания.