Офисный Амур, или Любовь по контракту (джен)

Офисное здание корпорации «Сердечные Дела», словно уставший ангел, купалось в багряных лучах заходящего солнца. День клонился к концу, и амуры, выполнив миссию по распространению любви (или, точнее, по заполнению отчётов), спешили домой. Лишь один из них оставался на рабочем месте, погребённый под горой незавершённых документов. Казалось, его рабочий день только начинался…

Среди вороха бумаг и канцелярского хаоса на столе Амура, словно незримый наблюдатель, стояла фарфоровая статуэтка Чеширского Кота. Его неизменная, почти издевательская улыбка контрастировала с мрачным выражением лица Амура, добавляя абсурда в и без того сюрреалистичную обстановку.

— Как же меня всё достало! — в сердцах воскликнул он, швыряя на стол ручку и откидываясь на спинку кресла.

Чеширский кот, словно издеваясь, ответил молчаливой ухмылкой.

— Думаешь, нам, амурам, легко? Вот сами бы попробовали, а потом рассуждали про «божественную работу»! Знаешь, как спина затекает? Попробуй-ка постоять весь день на одной ноге, согнувшись, как креветка — это тебе не на диване валяться! Я же не балерина какая-нибудь! И ведь всё время нужно держать перед собой эту дурацкую лиру. Спасибо, что хоть не играть. А то бы я натурально сдох!

Он замолчал, бросив взгляд на статуэтку, которая, казалось, лишь шире ухмыльнулась в ответ.

— И вообще, что за стереотип такой — если амур, то непременно или лук со стрелами, или лира. Да у меня даже нет музыкального образования! Слышал, чтобы амур мог сыграть что-то сложнее, чем «Ля-ля-фа»? И где начальство вообще эти лиры берёт? Каждый квартал выдают новую, как будто я в оркестре работаю! У меня, может, от звуков этой штуки уже аллергия!

Амур снова вздохнул, придвинул к себе незаконченный отчёт и с подозрением посмотрел на ухмыляющегося Кота.

— А стрелы? Куда их, по-вашему, девать? — добавил он, бросив в сторону камеры под потолком недовольный взгляд и, без тени смущения, показав средний палец. — Видели? Так что оставьте это место для своих приключений. А у меня здесь работа, понимаете?

С тяжёлым вздохом он указал на Кота пальцем и строго скомандовал:

— Эй, ты! Не стой, работай! И вообще, тебе бы тоже заняться делом, а не скалить зубы!

И с горечью продолжил:

— Эх... А я, может, мечтаю о высоких, искренних чувствах, а не о стрелах и лирах. Вот что ты ржёшь? Думаешь, это смешно? Знаешь, сколько я видел за свою жизнь? Да я Камасутру с закрытыми глазами цитировать, тьфу, демонстрировать могу! Правда, не с кем.

Он с тяжёлым вздохом протянул руку к чашке с холодным кофе, которая выглядела так, будто её оставили в углу офиса ещё на прошлой неделе, но замер на полпути.

— Да у меня где только не было! И у кровати, и на полу, и на подоконнике, а в шкафу — столько раз, что я уже и со счёта сбился. Ох уж эти романтические парочки...

Амур уронил голову на стол, издавая звук, который можно было бы описать как «грустная симфония разочарования».

— И кто вообще придумал, что стрелы — это лучший способ показать свою любовь? Я бы предпочёл, чтобы подарили, например, воздухоочиститель для офиса. Или хотя бы удобное кресло!

Чеширский Кот с молчаливой усмешкой наблюдал за происходящим, а Амур, тяжело вздохнув, обратил свой взор на отчёт.

— Ладно, посмотрим, что здесь у нас... «Отчёт о сердечных порывах No 76543»... «Субъект А, возрастом 23 года, ощутил лёгкое томление в области сердца при виде Субъекта Б, возрастом 25 лет, играющего на укулеле на пляже. Субъект Б, в свою очередь, испытал некоторое замешательство, вызванное лёгким обгоранием на солнце»...

Амур закатил глаза и с негодованием скомкал лист бумаги.

— Да что это за бред?! Ну кто, скажите, это придумал? Наверное, Купидон. Это он у нас эксперт по «лёгким томлениям». И самое главное, в конце ещё нужно поставить оценку за «искренность сердечных порывов». Да как я это должен определять? По покраснению, что ли?

Он бросил взгляд на потолок, словно искал там ответы на свои мучительные вопросы.

— Слышь, Кот, когда-нибудь пробовал, лёжа мордой в пол, определить позу участников процесса? А я уже на слух могу угадать, куда смотрят ноги. Чьи? Не мои же! Да я уже гуру БДСМ, если хочешь знать! Не то чтобы я этим занимаюсь... Скорее, это профессиональная деформация.

Амур с горечью усмехнулся, представляя, как коллеги-амуры с завистью смотрят на его «экспертные» навыки в наблюдении за парами.

— А всё ради чего? Чтобы в Корпорации «Сердечные Дела» нам, бедолагам, лиры выдавали и отчёты заставляли заполнять! Представь: ты всё время наблюдаешь за людьми в самые интимные моменты их жизни, изучаешь их язык тела... Это как расширенный курс анатомии в сочетании с бессмысленным маразмом.

Он, наконец, опустил взгляд на статуэтку Чеширского Кота, который продолжал издевательски скалиться.

— Эй, ты меня слушаешь? Ты вообще куда смотришь? На меня, на меня смотри! Да чего я там не видел? Руки, ноги, задницы... Всё как у всех. У кого-то меньше, у кого-то больше... Как про что? Про мозги, конечно. Ведь в процессе главное что?

Он помедлил, словно ожидая, когда Кот ответит. Но тот только продолжал улыбаться, как будто был частью какого-то хитроумного плана.

— Нет, неверно. Главное — это ум! То есть с умом использовать то, чем наградила природа. Хотя поди попробуй использовать без того, чем тебя обделили. Это я про ум, если что. А то, про что ты подумал, — это не ко мне, я уточнял.

С этими словами Амур снова углубился в свой отчёт, полный решимости заполнить его, даже если для этого придётся пережить все эти абсурдные ситуации ещё раз.

— Кто бы мог подумать, что работа амура будет связана с бумажной волокитой? — пробормотал он под нос, глядя на часы, как будто они могли дать ответ на все вопросы жизни.

Через две страницы осточертевшего отчёта Амур откинулся на спинку кресла и заметил лиру, стоявшую на краю стола. Словно загипнотизированный, он взял её в руки и поставил перед собой. Некоторое время молча рассматривал инструмент, как будто пытаясь найти в нём что-то, что могло бы успокоить душу, измученную бюрократией.

— А ведь я мог бы сейчас творить. Творить что-то настоящее! — произнёс он, словно высказывал лире всё, что накопилось в душе. — Что-то, что не нужно оценивать по «лёгкости томления» и «искренности». И где-то сейчас, в каких-нибудь романтических фильмах, наверное, два человека встречаются под дождём, смотрят друг другу в глаза, и в этот момент время замедляется. И всё становится понятно. Вот она, любовь!

Он вздохнул, глядя на лиру, словно от неё зависела его судьба.

— А тут что? Укулеле, ожоги... И попробуй в этом найди хоть каплю «высоких чувств». Где это всё сейчас? Где романтика? Где чувства, когда всё это — как конвейер?

Амур, представляя себе идеальную картину, вдруг вспомнил о более приземлённых удовольствиях.

— Сейчас бы холодного пивка бахнуть и в какую-нибудь стрелялку рубануть часок-другой! Я уже и забыл, каково это — стрелять во врагов в своё удовольствие. И вообще, я — Амур, в конце концов! А не какой-то там писака! Моя миссия — соединять влюблённые сердца и дарить людям любовь, а не заниматься составлением отчётов!

Внезапно его лицо просветлело, как будто он сделал какое-то невероятное открытие.

— А что, если мне просто взять и уйти? Уйти в горы и начать духовно развиваться?

Он представил, как сидит на вершине горы, окружённый тишиной и спокойствием, и ничто не тревожит его — ни отчёты, ни лиры. С этими мыслями он небрежно дёрнул пальцами струны лиры. Та в ответ издала короткое резкое «циньк», словно обиженная птица, которая взъерошила перья и клюнула в отместку.

— О, прошу прощения, — произнёс Амур, отодвигая лиру, словно она была виновата во всех его бедах. — Не хотел обидеть. Может, ты просто не готова к искусству?

Чеширский Кот, с ухмылкой наблюдающий за происходящим с угла стола, будто молчаливо соглашался: «Искусство — это не для всех, особенно когда пытаешься найти его среди отчётов о сердечных порывах».

— Хорошо, — решил Амур, отложив лиру в сторону. — Возможно, стоит сделать перерыв? А надо упоминать в отчёте о необходимости перерывов для амуров?

Он снова посмотрел на груду документов, готовясь к предстоящим задачам, и, возможно, всё же решился бы на что-то более захватывающее, чем составление отчётов о «лёгких томлениях».

— М-да... Похоже, мне не суждено стать романтичным революционером. И уйти в горы тоже не получится. По крайней мере, сегодня. Купидон точно не успокоится, пока не получит все отчёты вовремя! А Архангел Бюрократии не оставит в покое, если мой «Отдел высоких чувств» не будет справляться с графиком. Но это не значит, что я сдаюсь, верно?

Амур слегка улыбнулся, и его губы изогнулись в хищном оскале. Он посмотрел на статуэтку Чеширского Кота, и та ответила немигающим, почти злорадным блеском фарфоровых глаз, словно понимала всю нелепость положения Амура и лишь подначивала его.

Быстро и точно Амур пробежался по оставшимся пунктам отчёта, оставляя за собой множество коротких и резких штрихов. Через какое-то время все документы, словно послушные солдаты, выстроились в идеальный ряд на краю стола. Лира, символ ненавистной рутины, была грубо сброшена в нижний ящик стола, как ненужная вещь, от которой не стыдно избавиться.

Затем с маниакальной тщательностью Амур повернул статуэтку Чеширского Кота, устанавливая её в новом, наблюдающем ракурсе, словно она была соратником в его борьбе с бюрократией.

— Ну что, Кот, — нараспев произнёс Амур, и его глаза зловеще сверкнули, — пришло время шоу! Забудем о «ожогах» и «укулеле».

В руках Амура появился чистый лист бумаги, выделяясь своей белизной на фоне беспорядка на столе. С карандашом в руке он преобразился: движения стали уверенными, плавными и вдохновлёнными, словно он готовился к великому свершению. Карандаш оставлял за собой след из ярких, живых линий, которые, казалось, могли бы ожить и закружиться в танце.

Даже уборщик, незаметно подошедший к столу с ведром и тряпкой, замер на месте, удивлённо подняв бровь, словно стал свидетелем магического превращения.

Силуэт Амура, освещённый лучами заходящего солнца, словно растворялся в творческом ореоле, как будто он был не просто амуром, а настоящим художником, который собирался изменить мир.

— Эй! Ты почему не работаешь? — спросил Амур сам себя, но голос звучал отстранённо и сосредоточенно, словно он разговаривал с самим искусством.

— Работаю, — ответил он, не отрываясь от творения. И тут же добавил почти шёпотом: — Работаю над шедевром. Над шедевром возмездия.

Уборщик, молча пожав плечами, отступил, словно понял, что лучше не вмешиваться в творческий процесс.

Через несколько минут на листе бумаги, словно возникнув из ничего, предстал сам Купидон. Но это был не тот Купидон из древнегреческих мифов, а Купидон-жертва. В розовой балетной пачке, на одной ноге, изогнувшись, как креветка, он жалобно сжимал в руках лиру, а лицо его было искажено гримасой страдания.

На фоне Купидона-балерины злорадно ухмылялся Чеширский Кот, который, явно, наслаждался зрелищем. А рядом с ним — в самом центре — был изображён логотип корпорации «Сердечные Дела», перечёркнутый красным крестом, как знак протеста против всей этой нелепой бюрократии.

Амур с чувством выполненного долга отложил рисунок на вершину стопки документов, словно завершая произведение, которое со временем станет классикой.

В этот момент он ощутил, что, возможно, в мире есть место для любви, даже если она проявляется в карикатурах и иронии.

— Вот так-то, Купидон, — сказал он с улыбкой, глядя на свою работу. — Не так-то просто быть амуром, да?

Возмездие было сладким.