Навсегда — нежнейшее мошенничество (гет)

— Я хочу попросить тебя о услуге.

Голос отвлекает Джеспера от биржевого отчета, который он читал с напряженной сосредоточенностью. Он не понимает, как вообще не услышал характерный стук трости Каза по деревянным полам, пока тот шел к комнате, ненароком ставшей кабинетом Джеспера. Но факт остается фактом.

— Незаконной?

Лично Джеспера это не особенно заботит в любом случае, однако Уайлен будет ругаться, если он позволит Казу втянуть себя в очередную абсолютно преступную авантюру.

— В кои-то веки, нет, — отвечает Каз, уголки его губ едва заметно приподнимаются — у любого другого это ничего не значило бы, но в случае Каза Брекера это практически самодовольная ухмылка. — Мне надо, чтобы ты стал свидетелем на свадьбе сегодня после полудня.

Это… странно. Конечно, большинство планов Каза странные в том или ином смысле, настолько невероятно сложные, что Джеспер не в состоянии вникнуть, как он вообще их придумывает. Но, когда для одного из них требуется свадьба, это кажется безумным даже по его стандартам.

— Ладно, — соглашается он, поскольку что еще ему делать. — Кто счастливая пара?

— Я. И Инеж.

Каз произносит это абсолютно беззаботно, словно высказывает замечание о предсказуемо поганой кеттердамской погоде, или о цифрах «Клуба ворона», или буквально о чем угодно, что подразумевает монотонность, но не о том, что он женится. На Инеж.

— Ты… ты… почему ты женишься? — выпаливает Джеспер.

Каз пожимает плечами, либо совершенно не замечая явного шокового состояния Джеспера, либо нарочно игнорируя его. Скорее второе — существует крайне мало вещей, которые Каз Бреккер не замечает.

— Налоговые льготы.

Этот ответ словно отправляет Джеспера в космическое пространство, тем не менее он по-прежнему спотыкается на словах в жалкой попытке разобраться в необъятности той ерунды, что с ним происходит.

— Ты… ты не можешь просто… какого хрена, и что об этом думает Инеж?

— Очевидно, я женюсь на ней не против ее воли, — отвечает Каз. — Я спросил ее, и она сказала «да». Она полностью согласна с этим планом.

Джеспер не знает, когда успел встать, но теперь снова падает на стул перед столом, сжав переносицу двумя пальцами. Каз здесь всего несколько минут и уже сумел вызвать у Джеспера головную боль.

— Налоговые льготы — ужасная причина, чтобы жениться на ком-то, — всё, что он в состоянии сказать.

— А какая, по-твоему, лучше? Поскольку ты явно считаешь себя специалистом по матримониальным вопросам.

В этих словах присутствует малейший намек на угрозу, но он и близко не похож на нормальное количество яда, которое Джеспер ожидает от Каза. Сомнения в планах босса Бочки обычно плохо заканчиваются — чаще всего применяется физическое насилие, или, в самом крайнем случае, четко выраженная угроза такового насилия. Но прямо сейчас его отсутствие очень заметно.

— Ну не знаю… может, любовь? — бросает Джеспер, всё еще пытаясь разобраться со своими чувствами после того, как этот план швырнули ему в лицо. — Честное слово, поверить не могу, что ты сумел втянуть в это Инеж. Разве брак не является священным в ее культуре? И ты уговорил ее на это ради налоговых льгот? И сколько времени вы планируете оставаться женатыми? Все знают, что процесс развода здесь крайне сложный. У Алис ушла уйма времени на попытки отделаться от Ван Эка, а он сейчас в буквальном смысле в тюрьме. Каков твой гениальный план в этом отношении?

— Мой «гениальный план в этом отношении», как ты выражаешься — не разводиться, — отвечает Каз, его голос по контрасту с Джеспером замечательно ровный. — И избавь меня от лекции о сулийских свадебных традициях, поверь, я знаю о них больше тебя.

Его абсолютно беспечное поведение что-то провоцирует внутри Джеспера, праведный гнев за свою лучшую подругу. Может, Каз, к несчастью, и дорог ему, но также он любит Инеж, и ему невыносимо видеть, как с ней обращаются словно с пешкой в одной из игр Каза. Когда речь идет о чем-то настолько важном. Возможно, сама она ослеплена преданностью человеку, который сейчас находится перед Джеспером — и Святые знают, в прошлом Джеспер был даже слишком хорошо знаком со слепотой такого рода, — но сейчас он видит ясно и испытывает непреодолимую потребность защитить подругу.

— Ты не можешь просто… черт, Каз, может, для тебя это какая-то долгая афера и не имеет большого значения, но это важно для Инеж, и я не собираюсь просто позволить ей…

— Ты не можешь «позволить» Инеж что бы то ни было, — перебивает Каз, и впервые за всё утро в его голос возвращается настоящая едкость. — Она свободная женщина, которая принимает собственные решения.

Его замечание совершенно справедливо, но не слишком помогает уменьшить раздражение Джеспера от всей ситуации.

Каз продолжает — на этот раз без злости:

— И я… люблю ее.

У Джеспера отваливается челюсть от столь неожиданного поворота. Чувства Каза к Инеж вряд ли были такой уж тайной, но он никогда открыто их не признавал.

— Она знает об этом?

— Конечно, — отвечает Каз, словно не бросил только что небрежно на колени Джесперу мощную бомбу.

— Ты… говорил ей? В лицо? Когда она не спала?

— Да.

— Когда это произошло?

Каз на мгновение по-настоящему задумывается.

— В первый раз — когда она вернулась в порт… три плавания назад?

— В первый раз?

Три плавания назад — отдельный, столь же важный вопрос, к которому надо будет скоро вернуться. Но лучше разбирать по одному за раз.

— Ну, вряд ли я сказал бы это только один раз и больше никогда не повторил. То есть я мог бы, если бы она не ответила тем же, но она ответила, и следовательно… это повторилось.

Продолжающаяся беспечность Каза теперь меньше приводит в бешенство, но не меньше в полное замешательство.

— Значит, позволь… позволь уточнить. Ты сказал Инеж, что любишь ее, многократно, и она сказала тебе, что тоже любит тебя, и это продолжается целый год?

— Не так уж сложно, Джеспер.

Он прав. Объективно, это не сложно. Но это же Каз чертов Бреккер, который за все годы, что Джеспер знает его, продемонстрировал не больше пары эмоций. И он просто так, между прочим, признает, что говорил о чувствах с другим человеком. Неоднократно. О, и вся эта история со свадьбой.

— Так ты… ты все-таки женишься на Инеж, потому что любишь ее, — возвращается он к прежней теме.

— Нет, я женюсь на Инеж ради налоговых льгот, — повторяет Каз, как будто тупит здесь Джеспер. — То, что я люблю ее, не имеет никакого отношения к тому, что керчийские законы покровительствуют женатым партнерам. То, что бумажка, которая требует решения нескольких чрезмерно сложных юридических проблем, должна быть показателем любви — полный абсурд. Но так случилось, что эта бумажка избавит меня от выплаты пары тысяч крюге за «Клуб ворона» ежегодно.

Джесперу хочется продолжить спорить с Казом на эту тему, потому что это одна из самых нелепых вещей, что он слышал от бывшего босса — нынешнего друга? — но также он знает, что ему ни за что не выиграть эту битву. Сказать, что Каз — самый упертый сукин сын, ничего не сказать.

— Ладно, отлично. Ты женишься на ней ради налоговых льгот. Ты в самом деле собираешься просто расписаться в здании суда и пойти домой? Разве она не хочет присутствия гостей или хотя бы своих родителей?

— Мы приглашаем тебя. И Уайлена. Нина всё еще во Фьерде. А кроме вас троих она больше никого не хочет видеть… Мы не хотим видеть, — отвечает он.

Это исправление такое незначительное, но и в то же время нечто громадное: Каз Бреккер признает, что ему кто-то дорог настолько, чтобы он захотел их присутствия при действе, которое, да, по его собственным словам, заботит его исключительно по экономическим причинам, но Джеспер стойко отказывается верить, что оно не включает по меньшей мере некоторые сентиментальные смыслы.

— А родителей Инеж не волнуют керчийские свадебные церемонии. Они слишком… деловые на их вкус.

Джеспер едва не замечает ему, какая здесь кроется ирония — Каз сам рассматривает указанную церемонию, как бизнес, представляя всё так, словно дело лишь в проклятых налоговых льготах. Но не успевает, поскольку Каз швыряет в него еще одну бомбу, похоже, решив дать Уайлену сто очков вперед как эксперту по взрывчатке.

— Кроме того они присутствовали в первый раз. Мы поженились согласно сулийским традициям, когда я в последний раз был в Равке.

Джеспер давится воздухом от такого заявления, бешено зашипев.

— Погоди. Ты… и Инеж… вы уже женаты?

Он не видел, чтобы в поведении этих двоих появилось что-то помимо обычной напряженной молчаливой игры в гляделки, которой они занимались с тех пор, как им было шестнадцать. И вот теперь Каз просто появляется с новостью буквально из ниоткуда, что они были помолвлены, и поженились, и вместе уже по меньшей мере год, а то и больше.

Они оба всегда были до странности скрытными, но это, серьезно, совершенно иной уровень.

— Не по закону, откуда и необходимость сегодняшнего дня, но тем способом, который важен для Инеж — да.

Джеспер не может решить, прийти ли ему в полный восторг или придушить Каза за то, что так долго держал это в тайне, а потом решил обрушить на него всё разом, будто это повседневные рыночные новости, а не чрезвычайно важное событие в жизни двух самых близких Джесперу людей.

В итоге он склоняется к чему-то среднему:

— Я так полагаю, поэтому тебе не нужна лекция о сулийских свадебных традициях — ты сам через них прошел.

Каз выгибает на него бровь:

— Ты придешь сегодня?

Всегда прямо к делу, естественно. Джеспер делает мысленную пометку в ближайшем будущем побольше расспросить обоих. Ему надо вытянуть из них год информации — а может, и больше, учитывая, что он даже не знает, сколько времени это продолжается между ними, — лучше всего, когда один или оба малость выпьют и станут пообщительнее.

— Конечно, приду. Поскольку я каким-то образом не получил приглашение на первую свадьбу.

— Она проходила в Равке, — невозмутимо заявляет Каз.

— Ты женился.

— Тебе прислать, что мы хотим в подарок?

Джеспер едва сдерживает смех от мысли, как Каз и Инеж вместе составляют список идеальных свадебных подарков. Вероятно, он окажется хит-листом.

— Я скажу Уайлену, чтобы он купил вам двоим что-нибудь безнадежно домашнее.

— Клепке не помешает немного домашнего уюта, — сухо соглашается Каз.

И тут Джеспер кое-что осознает:

— Погоди, почему Инеж не останавливается в Клепке, когда возвращается из плавания, если вы двое… вместе?

— Она останавливается. По крайней мере, спит там.

— Нет, не спит, — спорит Джеспер, поскольку тут у него есть доказательство. — Она каждую ночь проводит здесь. Каждое утро спускается завтракать.

— И в ее комнате есть окно, — вставляет Каз.

Подтекст этого простого высказывания не нуждается в пояснениях. Вывод очевиден.

Она… она ускользала из дома каждую ночь. И невинно появлялась на завтраке каждое утро, ведя себя так, будто всю ночь провела в особняке, каждый раз обманывая их с Уайленом за здорово живешь. Он перекинется словечком со своей любимой акробаткой, когда увидит ее сегодня. Ох, уж эта коварная женщина.

— Я отказываюсь в это верить, — бормочет Джеспер, скорее себе, чем человеку напротив.

— Твое отрицание никак не влияет на реальность, — отвечает Каз фирменным едким комментарием. — Встречаемся в зале суда к четвертому колоколу.

Джеспер моргает на него.

— Хорошо.

— И пригласи Уайлена, ладно?

Он просто кивает. Мозг будто закоротило, словно огромное количество новейшей информации и все существовавшие ранее предположения выдернули у него коврик из-под ног и зарядили в него слишком много выстрелов, и он всё еще пытается разобраться во всем.

А потом Каз разворачивается и выходит из кабинета Джеспера, постукивая тростью по полу.

Джеспер остается просто сидеть. Он даже не знает, с чего начать распутывать полнейшую неразбериху, которую на него только что вывалили. Конечно, Каз найдет способ даже самую человеческую вещь превратить в грандиозное мошенничество.

Уайлен появляется в комнате всего несколько минут спустя.

— Только что по пути к тебе я видел, как уходит Каз, — говорит он и подходит, чтобы встать рядом со стулом Джеспера. — Если бы я его плохо знал, я бы сказал, что он выглядел абсолютно довольным собой… Он же не уговорил тебя опять участвовать в чем-нибудь незаконном?

Джеспер качает головой:

— Нет, не в этот раз.

И тут он понимает, что посреди полнейшего хаоса, который вызвал Каз, он попутно сделал Джесперу подарок. Возможность обрушить тот же хаос на кого-то еще.

Он ухмыляется и поднимает взгляд на Уайлена:

— Слушай, Уай… как насчет того, чтобы пойти на свадьбу сегодня после обеда?

Во внешней архитектуре особняка Ван Эков хватает выступов, выбранных главным образом из соображений эстетики, но крайне полезных для Инеж по более практичным причинам. У нее нет привычки постоянно шпионить за лучшими друзьями, но иногда… иногда ситуация требует.

Сейчас она снаружи кабинета Джеспера, окно едва приоткрыто так, чтобы она слышала всё, что происходит внутри, включая знакомый стук трости своего мужа по деревянному полу.

Муж. Со времени сложной церемонии в кругу семьи неподалеку от морского побережья Равки, давшей ей право на это слово, прошло два месяца, но оно нисколько не потеряло своего изначального сияния. По позвоночнику по-прежнему пробегает трепет каждый раз, когда Инеж так обращается к Казу, каждый раз, когда он платит ей тем же и называет ее своей женой.

Каз начинает первым:

— Хочу попросить тебя об услуге.

Джеспер отвечает моментально:

— Незаконной?

На самом деле это справедливый вопрос. Обычно, когда Каз обращается к Джесперу за помощью, эта помощь отличается по меньшей мере сомнительной законностью. Однако сегодня всё абсолютно в рамках закона. На самом деле, возможно, это самое законопослушное деяние Каза за всю его жизнь в Кеттердаме.

Объясняя это Джесперу, Каз каким-то образом опускает самые важные детали. Да, он просит Джеспера быть свидетелем на свадьбе, но решает умолчать, на чьей свадьбе — по крайней мере до тех пор, пока Джеспер не спрашивает напрямую.

Даже не видя их, Инеж прекрасно представляет реакцию Джеспера на признание Каза, что он будет свидетелем на их свадьбе: как он спотыкается на словах, наверняка сопровождая их какими-нибудь драматичными жестами и гримасами.

Она почти жалеет, что не находится в комнате и не видит эту картину. Но Каз захотел сам рассказать Джесперу. А после того, как он так терпеливо, так чудесно исполнил все ее пожелания насчет свадьбы, она была счастлива подарить ему это мгновение с лучшим другом, человеком, который стал для него почти братом и над которым так весело подшучивать.

А потом Каз выдает худший и потому самый веселый ответ на вопрос Джеспера о мотивах.

— Налоговые льготы.

На самом деле согласно керчийским законам они женятся именно поэтому. Возможность совместно платить налоги и заявить «Призрак» и его причал как кеттердамское имущество Каза в одних и тех же налоговых документах приносит с собой определенные финансовые выгоды, а ее охота за работорговцами — дорогостоящее предприятие. В остальном Инеж плевать, считает ли Керчия, что они состоят в законном браке.

Джеспер продолжает запутываться, а Каз остается полностью невозмутимым его реакцией. В конце концов ответы Джеспера отходят от чистого шока и поворачиваются в сторону чего-то, что напоминает стремление защитить ее. Беспокойство Джеспера за нее порождает тепло в груди, но в равной степени Инеж испытывает желание заставить Каза перейти уже к сути. Он позволяет Джесперу ругать его — чего он заслуживает во множестве других случаев, но только не сейчас. Джеспер и сам это понял бы, если бы Каз перешел к проклятой сути.

— Ты не можешь просто… черт, Каз, может, для тебя это какая-то долгая афера и не имеет большого значения, но это важно для Инеж, и я не собираюсь просто позволить ей…

Тут Каз перебивает его:

— Ты не можешь «позволить» Инеж что бы то ни было. Она свободная женщина, которая принимает собственные решения.

Ее «собственным решением», как вежливо выразился Каз, почти становится открыть окно до конца и вмешаться, прежде чем они повторят события юности и Джеспер начнет замахиваться на ее мужа.

Но тут Каз наконец переходит к сути:

— И я… люблю ее.

Деликатная природа признания, то, как он сообщает об этом Джесперу с той же нежностью, что говорил ей эти слова в первый раз… Их с Казом любовь так долго была тайной — личной, хрупкой, обнажаемой только в уединении их комнаты и временами на далеких берегах. Инеж не променяла бы это на целый мир, но ей нравится слышать, как он признает это прилюдно.

Однако ей приходится изо всех сил стараться не расхохотаться от полнейшего неверия Джеспера, его неспособности понять, что Каз мог произнести эти три слова ей в лицо, когда она была в сознательном состоянии.

Возможно, однажды она шепнет Джесперу, что, когда Каз впервые сказал ей, что любит ее, он действительно думал, что она спит. Однако по-настоящему он признался уже на следующий день, так что Инеж подозревает, что он тренировался. Но Джеспер в любом случае заслуживает возможность подразнить Каза после того, как тот подверг его этому.

— Так ты… ты все-таки женишься на Инеж, потому что любишь ее, — делает вывод Джеспер.

И Каз, конечно же, не может просто так всё оставить.

— Нет, я женюсь на Инеж ради налоговых льгот, — поправляет он.

Инеж подавляет желание закатить глаза на его упрямство. У него имелся такой простой выход из разговора, а он решил быть педантичным. Джеспер слишком романтик в сердце и совсем не финансовый реалист, чтобы понять экономические мотивы брака.

Тем не менее Джеспер на удивление смягчается и переходит к теме места свадьбы и списка гостей. Это она тоже поняла бы, если бы не… ну, то, что Казу еще предстоит сообщить.

— Родителей Инеж не волнуют керчийские свадебные церемонии, — говорит он Джесперу. — Они слишком… деловые на их вкус. Кроме того, они присутствовали в первый раз. Мы поженились согласно сулийским традициям, когда я в последний раз был в Равке.

Честно говоря, Инеж слегка обеспокоена состоянием сердца Джеспера в этот момент. Каждый раз, когда он почти оправляется от шока, Каз выбирает именно это мгновение, чтобы обрушить на него новый.

Они продолжают пререкаться, и в итоге Джеспер угрожает купить им что-нибудь домашнее. Инеж делает мысленную пометку намекнуть насчет нового чайника.

А потом Джеспер задает заключительный вопрос, подготавливая почву для заключительного сюрприза.

— Погоди, почему Инеж не останавливается в Клепке, когда возвращается из плавания, если вы двое… вместе?

Что с его стороны на самом деле очаровательно наивно. Будто она не была годами Призраком Кеттердама, мастером появляться и исчезать без следа, передвигаясь по городу по крышам в самые темные часы ночи. В конце концов Джеспер осознает это.

— Я отказываюсь в это верить, — бормочет он на заключительное открытие, что последние два года Инеж украдкой покидала особняк каждую ночь, которую проводила на земле, и по своем прибытии в Клепку отрывала Каза от работы и утаскивала его с собой в кровать, иногда ради жаркой деятельности под одеялом, но не менее часто просто чтобы спать рядом, пока первые лучи утреннего солнца не проникнут в окно его чердака.

— Твое отрицание никак не влияет на реальность, — просто отвечает Каз, и Инеж опять приходится зажать рот, чтобы не рассмеяться вслух. — Встречаемся в зале суда к четвертому колоколу.

После этого Инеж начинает бесшумно спускаться по зданию. Теперь она вернется в Клепку — там ее ждет простое белое платье, которое она выбрала для сегодняшнего празднования, к тому же Каз до сих пор думает, что она там.

Едва она успевает встать на твердую землю и пойти через сад, как сзади раздается:

— Привет, Инеж.

Она разворачивается на знакомый голос. И конечно же там стоит Каз, правый уголок его рта едва заметно приподнят. Чтобы так быстро ее найти, он должен был выйти сюда прямо из дома, и это означает…

— Конечно, я знал о твоем присутствии всё это время, — отвечает он, заканчивая ее мысль.

— Как?

— Так же, как узнаю всегда.

— Когда-нибудь я застану тебя врасплох, — бормочет Инеж, но всё равно подходит и берет его под руку.

— Вряд ли, — отвечает Каз. — Но в твоем распоряжении всё время до «пока смерть не разлучит нас», жена.