Струна звенит в тумане (джен)

— Как прошла первая ночь на новом месте, Том? Осваиваешься? — с улыбкой осведомился Дамблдор.

Том поднес к губам чашку с чаем, отчасти чтобы скрыть неприязненное отношение, но больше — чтобы обдумать ответ. Ночь прошла в тревожных раздумьях, во многом из-за происшествия, о котором добрый профессор сам лично — в чем не было никаких сомнений — и позаботился. Иначе с чего бы его фамильяру подлетать к Тому и ронять перо ему на тарелку? А поскольку Дамблдор возглавлял факультет, с которым, как вскоре выяснилось, у слизеринцев давняя вражда, то внимание со стороны его питомца сильно осложнило отношения Тома с одноклассниками. К счастью, ему хватило самообладания, чтобы не дать вытереть об себя ноги. Но бессонная ночь ему была обеспечена.

И вот виновник испорченного торжества хотел знать, как его дела.

— Все хорошо, сэр, спасибо. — Том улыбнулся и отставил чашку, отпив из нее не больше глотка.

Сверкнув очками-половинками, Дамблдор легко поднялся с кресла и подошел к большой клетке, в которой за незапертой дверцей сидел феникс.

— Подойди.

Том подчинился.

— Судя по вчерашнему вечеру, ты ему понравился, как думаешь?

Голубые глаза Дамблдора лучились добродушием, в которое Том не верил. За показной приветливостью ему мерещилась подозрительность и неприязнь. В первую встречу они проявились явно, и то, что сейчас профессор зачем-то решил надеть маску приветливости, лишь сильнее настораживало.

— Не знаю, сэр. Я не нахожу для этого причины. Скорее всего, просто случайность.

— Не скажи! Фениксы очень редко роняют перья, которые по этой причине считаются очень редким и ценным волшебным материалом. И никогда не делают этого просто так.

— Я этого не знал. — Он был в курсе, что внутри его палочки тоже перо феникса, но вовремя прикусил язык. — Раз так, полагаю, я должен отдать вам перо, ведь это ваша птица.

— Нет-нет, что ты! — качнул головой Дамблдор. — Он подарил перо тебе, значит, оно твое.

— Спасибо, сэр, — пробормотал Том, чувствуя себя сбитым с толку. В этот момент птица подошла к краю клетки и, дотянувшись клювом, бережно поправила его мантию, чем вызвала бурю противоречивых чувств.

— Вот видишь, — мягко заметил профессор.

А Том имел неосторожность посмотреть его фениксу в глаза. Из них исходило столько тепла и ласки, что Тому захотелось расплакаться. С ним не случалось подобного лет с пяти. Это глупо и унизительно. А верить в чью-либо искренность опасно. Несколько раз он убедился в этом на опыте и твердо решил не повторять ошибки. Однако сейчас ему до умопомрачения захотелось снова поверить. Он отступил на несколько шагов назад.

— Простите, сэр, — резковато произнес он, — я не очень люблю птиц. Могу я идти?

— Да… конечно. — Недоумение и огорчение, смешавшиеся во взгляде Дамблдора тоже выглядели настоящими.

Но им было проще найти объяснение. Очевидно же, что Дамблдор хотел войти к Тому в доверие, но у него не получилось. Хорошо бы еще понять зачем.

* * *

— Ты что-то ищешь, Том? Может быть, я могу тебе помочь?

— Нет, сэр, — Голос прозвучал спокойно, но в душе зашевелилась тревога. — Почему вы так решили?

— Я слышал, ты много времени проводишь в библиотеке, просматривая книгу за книгой, будто бы…

— Мне просто интересно читать про магию, — ответил Том одной из своих самых невинных улыбок.

Дамблдор отплатил тем же:

— Это весьма похвально. — Он опирался бедром на стол и держал руки в карманах брюк.

— Я могу идти?

— Да, только я хотел еще кое о чем спросить. Насколько мне также известно, ты выбираешь книги, посвященные темной магии. Правда?

— Это так, сэр. Я думал, что если они есть в школьной библиотеке, то читать их не запрещено.

— Конечно, конечно, ты прав. — За спиной Дамблдора печально то ли вздохнул, то ли всхлипнул Фоукс. — Не запрещено. Но чем они так привлекают тебя? Ты ведь понимаешь, что темная магия может быть очень опасна.

— Именно поэтому, сэр. Темная магия опасна, но нам мало рассказывают о ней на уроках. Я хочу восполнить пробелы, чтобы чувствовать себя в большей безопасности.

— И только?

Всегда по одному сценарию. Излюбленная манера Дамблдора: начать с безобидных вопросов, чтобы плавно перейти к намекам на то, что ему что-то известно о темных делишках и даже замыслах Тома. Плевать. Тому тоже известно, что никаких прямых доказательств против него у ненавистного профессора нет. И пока их нет, не будет и наказания.

— Вы меня в чем-то подозреваете, сэр?

— Нет, — Дамблдор примирительно вскинул руки, — вовсе нет. Я лишь хотел бы предостеречь тебя. — Он улыбнулся так грустно и искренне, что мог бы обмануть многих, но только не наследника Слизерина (в своем родстве с великим волшебником Том уже практически не сомневался). — Ведь молодость — она такая… Дым. Туман. Струна звенит в тумане… Легко допустить ошибку. Я знаю, о чем говорю, поверь.

— Я учту ваши предостережения, сэр.

— Надеюсь, Том.

— Могу я…

— Вот знаешь, — Дамблдор не дал ему договорить и казался при этом будто бы полностью открытым и даже беззащитным, — сейчас был один такой интересный момент. Похожий на дежавю… ты наверняка знаешь, что это такое?

— Ощущение будто бы уже прожитого когда-то.

— Да. У меня сейчас было похожее, но не совсем... Будто не между нами уже был такой разговор раньше, а… А будто бы кто-то другой говорил до меня все те же слова. Представляешь?

«Представляю. Что вы часто изображаете из себя кого-то другого…»

— Вряд ли, сэр.

— У тебя не бывает чего-то подобного?

— Нет, сэр.

У Тома бывало другое, не менее странное. Ему снились сны будто бы о другой жизни, взрослой. В дохогвартском детстве — часто. Это можно было списать на детские мечты про «стать бы большим и сильным», которые у приютских детей шли второй очередью за мечтами о маме. Том мечтал тоже. Но по жестокой иронии и во снах его преследовала все та же грязь, нищета, окружавшие его в приюте, и еще большая безысходность. И от того, что он был там взрослым, все становилось лишь хуже. Он боялся, что это пророческие сны. Однако откровенничать о них ни с кем не собирался. Особенно с Дамблдором.

Тем более, что он однажды принял решение во что бы то ни стало избежать такой участи. И с тех пор, как в его жизнь вошла магия, перспективы начали видеться все более многообещающими. И сны стали сниться реже. Он уже и забыл бы о них. Если бы не напоминал Фоукс. Не сразу Том понял, но каждый раз, когда чертова птица оказывалась рядом, приходили воспоминания.

И ладно бы он вспоминал о том, ради чего стоит бороться и выгрызать у судьбы власть и силу! Из тех воспоминаний выплывала несуразная больная жалость к слабым, появлялось противоестественное желание кого-то защищать, даже отдавая последнее... Это было совершенно неприемлемо. Недопустимо.

Из-за этого он стал всеми средствами гнать от себя феникса, по крайней мере, когда никто не видит. Не так давно он разозлился так, что применил к овеянному многими легендами волшебному существу заклинание боли. Почти сразу опомнился и ждал кары. Но птица лишь обронила слезу и улетела. Курица. С того вечера больше не досаждала, лишь поглядывала с укоризной. Хорошо бы навсегда хватило.

Том вдруг заметил, что в разговоре повисла пауза, и вскинул голову в надежде, что теперь-то получится ускользнуть, но нет.

— Том, я еще хотел спросить, просто из любопытства: перо Фоукса еще у тебя?

Перо Фоукса он давно продал Олливандеру. Оставил было себе, но оно тоже будило ненужные воспоминания.

— К сожалению, я потерял его на летних каникулах. Или, что более вероятно, его кто-то украл. В приюте это в порядке вещей.

— Как жаль.

— Да.

Не очень. Заодно узнал, что сердцевина его собственной палочки — тоже из пера Фоукса. В первый момент был обескуражен и почти испуган. Но потом оценил, взвесил, почитал литературу и пришел к выводу, что все вредные эффекты поглощает тис…

— Я давно хотел тебе сказать, да все забываю… Вы ведь родились в один день. Да. — Заметив непритворное удивление ученика, Дамблдор улыбнулся. — Он вылупился из яйца в тот же день, когда ты родился.

— Это очень занятно, профессор, — выдавил Том. Он решительно не понимал, к чему ему это знание, но испытал хоть и смутное, но сильное беспокойство.

* * *

Нервно сжимая кулаки, Том шел по пустым коридорам школы, когда все другие ученики давно спали глубоким сном. По крайней мере, он на это надеялся. Он уже исследовал в замке практически каждый класс, каждую каморку и угол, облазил все подземелья, но так и не нашел вход в Тайную комнату. Но отказаться от затеи значило никогда не получить веских доказательств того, что он и есть наследник великого Салазара.

Оставались только туалеты для девочек. Проверить их, не вызывая лишних подозрений, он мог только ночью, во время своего дежурства. Но и так оставался риск, что кто-нибудь помешает. Например, пернатый шпион, крик которого настиг Тома на втором этаже, стоило только сойти с лестницы.

Уверенности, что докучливая птица не появится в самый неподходящий момент, не было. Том спешил.

Только плотно притворив дверь, он облегченно вздохнул и осмотрелся. На первый взгляд, обычный туалет. Но вдруг на глаза попалась гравировка на медном кране.

Присмотревшись, Том понял, что это крошечная змея. Вроде бы мелочь, но нигде больше он такого не замечал. Его пробила дрожь предвкушения или, скорее, предчувствия.

Срывающимся от волнения голосом он прошептал пароль на парселтанге, и по глазам резанул яркий свет. Том заслонился от него рукой. Но сквозь пальцы, щурясь и отворачиваясь, он все же завороженно следил, как медленно со скрипом поворачивалась раковина и открывался ход. Том трепетал от восторга. Он — наследник Слизерина!

За раковиной обнаружился спуск под землю и длинный темный туннель. Там его ждала тайна и цепкий змеиный взгляд. И надсадные вопли красноперой птахи, бьющей крыльями по вернувшейся на прежнее место раковине, уже не могли ему помешать.

* * *

Положив в центр магического круга дневник и расставив свечи. Том на мгновение замер с занесенной волшебной палочкой. Он не желал смерти бестолковой плаксивой дурочки, но раз так случилось, то глупо упускать момент. Однако ему предстояло шагнуть за черту, через которую обратно уже не переступить. И ждала его там неизвестность.

Крики проклятой птицы звенели в ушах, казалось — Фоукс поселился в его голове. И от того там мелькали картины одна гаже другой: окровавленные старухи, королевы с отрубленными головами, ободранные младенцы… Ему казалось, он сходит с ума. Все началось с открытия Тайной комнаты, а со смертью Миртл обрело ужасающую силу. Он робел от мысли, что после создания крестража останется с этим всем навсегда или станет еще хуже.

Но он не мог отступиться. Не для того он перерыл сотни книг и потратил кучу времени, подготавливая ритуал. Он много раз все перепроверил и ошибиться просто не мог. Все было готово уже два месяца назад, но останавливал выбор жертвы. Оказалось, что, несмотря на массу бесполезных людишек вокруг, сделать его совсем непросто. Ни на кого, сколь бы ничтожной и вредной ни казалась кандидатура, даже в мыслях не поднималась рука. Где уж было пытаться на деле. И тут подвернулся такой случай! Это точно был его шанс и знак.

— Я право имею, — пробормотал Том.

«А все, что происходит, лишь испытание на прочность…»

И он вычертил в воздухе первый пасс.

* * *

Когда алая вспышка озарила комнату, заточив в тесном узилище осколок души юного мага, а его самого накрепко привязала ко тьме, все крики и видения в его голове исчезли. Он лежал на полу, смаргивал слезы облегчения и медленно приходил в себя.

Где-то в безвременье хохотала цыганка Элафэйри, глядя, как с рук ее опадают оковы. Дело выгорело. Еще на столетие оплачена свобода.

С часто забившимся сердцем проснулся среди ночи могущественный светлый маг.

— …человек поконченный, — бился в его памяти обрывок фразы, и неумолимо подступало ощущение большой беды.

А в его кабинете, встрепенувшись на жердочке, вскрикнул, застонал и безутешно заплакал феникс.

Примечание: 182: Проблематика или сюжетная составляющая — Ксенофобия/расизм; Черта/особенность главного героя/героини — Сверхъествественная способность; Цитата, которую необходимо вставить в работу без изменений (допускается изменить грамматический род или число) — "Обычно, если приходится выбирать между двух зол, я предпочитаю не выбирать вообще".