Глубина страха  (джен)

Пыльную глинистую дорогу покрывала густая паутина мелких трещинок. Ветер поднимал с земли медно-красный прах, точно впитавший невинную кровь. Дорога казалась ржавой. Вокруг простиралось пустынное поле с выжженной сухой травой. Дикий пейзаж дополняли вырастающие из земли недостроенные или же заброшенные и старые, обшарпанные временем, ветром и человеком постройки. Они вырастали и стремились вернуться — в землю. Бойницы окон — без стекол — как нарывающие фурункулы, сочились концентрированным мраком, и, будто искаженные в сардонической гримасе рты, безмолвно стонали… Пахло плесневелой сыростью. Так пахнет смерть…

Руины таят в себе гипнотическую магию, манят. Порой создается впечатление, что эти осколки прежних времен порываются донести до нас знания, какими владели когда-то, передать нам то, что помнят сами. Или же тщатся предупредить отпрысков новых поколений об ужасах, кои открылись им в их вещем беспрерывном трансе. Руины знают многое, но еще большее — скрывают… И шепчут холодными пугающими ртами: «Вас постигнет ТА ЖЕ участь. Вы тоже станете ТАКИМИ».

Невесомая пыль мягко оседала на ботинках, вилась следом миниатюрными вихрями, курилась, как ладанный дым. До города оставалось полчаса ходьбы. Путники неторопливо брели через мертвую пустошь — могильник кирпича, стекла и железобетона.

Молодые люди, Тор и Джинн, шагали навстречу огромному муравейнику, слепленному из каменного хлама, где каждый муравьишко ходит на двух ногах. Так не хотелось возвращаться в этот душный суетящийся конклав! Ритмично перекликались вороны, причем соблюдая размер. Три восьмые. Кар-кар-кар. Кар-кар-кар.

«Раз-два-три. Раз-два-три», ─ Джинн выбежал вперед Тор и элегантно пригласил девушку на… вальс!

Раз-два-три… Раз-два-три… Легкие, плавные движения.

Раз-два-три… Раз-два-три… Тяжелый гнетущий пейзаж.

Раз-два-три… Раз-два-три… Странный оркестр. Музыканты в траурных фраках.

Раз-два-три… Раз-два-три… Странная пара. Дети во взрослых телах…

Джинну было 26, Тор — 23, но выглядели они как подростки. Эльфийские дети — юные многие годы, мудрые не по годам. Чудаки — для современного двурушнического, распущенного мира. Они познакомились четыре года назад. Тор тогда училась на факультете лингвистики, специализируясь на древних языках. Джинн всею душой был предан музыке. Ради нее он даже бросил учебу в университете, образовал собственную группу, которая экспериментировала в жанрах, как только могла. Музыканты перепробовали все возможные и невозможные стили, формы звучания: от регги и ска до готики и неоклассики. Неизменным оставалось лишь одно — состав группы.

Джинн встретил Тор на открытом поэтическом вечере. Его туда привела нахлынувшая, как девятый вал, терзающая скука, а ее — желание быть услышанной. Но поэты со стажем не оценили творчества девушки и заклеймили ее стихи резкой критикой. Не формат. Зато молодой музыкант заинтересовался юным автором и предложил Тор писать тексты для его группы — не ограничиваясь в темах, жанрах, рифмах и размерах.

С визгливым ревом по асфальту пронеслась на бешеной скорости машина. Оживленное движение транспорта. Однообразные лица людей. Здесь начиналась городская черта. Здесь начиналась цивилизация. И умирала природа…

─ А где ты пропадала целую неделю? ─ неожиданно прервал такое приятное молчание Джинн. ─ Я звонил — никто не отвечал. У меня телефон раскалился от бесплодных попыток связаться с тобой. А твой аппарат, верно, и вовсе расплавился.

─ Я был…, ─ она запнулась. ─ Была в Сурлузе.

─ Где? ─ удивился парень.

─ В Сурлузе, ─ повторила Тор. ─ Сражался на турнире.

Молодой человек невольно улыбнулся: Тор зачастую путала родовые окончания глаголов, используя по отношению к себе слова мужского рода. А может, она сознательно их искажала. Как-то девушка проговорилась другу, что мечтала бы быть мужчиной — воином древности. Даже имя себе выбрала грозное и суровое. Просто отбросила все, по ее разумению, лишнее от ненавистного ей женского — Виктория. Так родилась, или скорее родился, Тор. Женщин она просто не выносила, презирала эту стервозную братию. Вернее — сестринство. Поганый клубок змей! Паршиво было осознавать, что ты — одна из них, мелочных, алчных, говорливых, капризных. Но в Тор эти качества не находили себе прибежища. В ней не было ни жеманства, ни кокетливости, ни ветрености, ни притворства. Зато присутствовали твердость духа, верность слову и неистребимая жажда творить деяния доблестные. Сейчас и мужчин таких редко встретишь. Вокруг лишь беспринципные слизни, оставляющие после себя мерзкое зловонное желе. Все будто слились в одну бесцветную массу…

Клятвы — пустой звук. Люди — мусор. Цинизм — святая реликвия. Смех — глупая маска. Ничто не имеет смысла. Все извращено.

«…Рассветную тишину нарушил торжественный глас труб и рогов. Замковые башни вдали окрасились в нежный перламутр. Трибуны были заполнены шумящей ватагой зрителей, ожидающих зрелища битвы, явления силы и мужества, отваги и мастерства…

Две супротивные стороны, закованные в металл, выстроились друг против друга, готовые в любой миг схлестнуться, круша соперника, не щадя оружья своего, коня — боевого товарища и себя самого. Нетерпеливо фыркали под седоками в роскошной сбруе величавые красавцы-скакуны. Противники, как непоколебимые стены, взирали с невозмутимым спокойствием. Последний вздох, и — сигнал к началу ристания…

Сошлись на поле грозовые тучи, и грянул гром стальным раскатом. Дождь искр, ярый звон металла о металл, меча о меч, оружья о доспех. Сверкали молнии — это солнечные блики отражались от отточенных до совершенства лезвий и возвращались к небесам рассеянным светом лучей… Земля, вспаханная подкованными копытами лошадей, дрожала и натужно гудела, как рой диких лесных пчел; она колыхалась и вибрировала, противясь сече на своем зеленом лоне… Обламывались древки копий. Щербились клинки. Разлетались в щепы щиты. Уязвлялась броня. Пыль застилала азартом горевшие глаза. А сердце ликовало в упоительной сладости…

…Сотоварищ выбит из седла. Тебе необходимо помочь ему; спешишь прикрыть пораженного от страшных, неукротимых, мощных ударов. Вновь сажаешь соратника на коня. Команда не должна остаться без наездника, ибо пеший воин считается проигравшим…

Могучи мужи в ослепительных латах, и средь них — маленький неприметный всадник. Никто не знает, кто он и откуда прибыл. Таинственный незнакомец кажется слишком утонченным и хрупким для подобных жестоких соревнований. Мнится, ему не место на турнире. Этот необычный воин — я…

Семь дней длился большой турнир. Семь дней — от рассвета до вечерних зорь. Усталость, как бодрящий напиток, придавала сил на ратные подвиги нового дня. Но на четвертый день меня ранили под правую ключицу, и мне стало трудно продолжать бой. Я вынужден был признать свою слабость и покинуть поле ристаний…»

Тор рассказывала так вдохновенно, восторженно и так убедительно, что создавалось впечатление, будто она действительно была свидетелем, или даже участником, описываемых событий въявь.

─ Я… поражен! ─ вымолвил, наконец, Джинн. ─ Не знаю, что сказать…

─ Ты мне не веришь, ─ констатировала девушка явную очевидность. Не разочарованно. Спокойно. Она ожидала именно этого.

Он промолчал. Лучше не сказать ничего, чем солгать.

«Верю…, если это был сон или блестящая выдумка…»

Дальше шли рукав к рукаву в печальном безмолвии. Каждый был погружен в собственные мысли, а может, дерзал разгадать мысли своего спутника.

Солнце, скрывшись за кучевые облака, лишило тепла проснувшийся город. В прозрачном пространстве скользил зябкий холод, облизывая влажным похотливым языком не защищенную одеянием кожу. Прохожие, ежась, кутались в плащи, пытаясь согреться.

Друзья направились в сторону старого аэропорта. Широкое, просторное поле без единого здания, кроме диспетчерской и ангара. Отсюда еще начинали свой авиамаршрут самолеты местного значения. Ветер вольно метался здесь, балуясь и играя с забредавшими сюда путниками, трепал края их одежд, дергал за распущенные волосы. Он свистел, рыдал, кричал. А иногда даже пел, если спускался так низко, что его бесплотные стопы касались колышущихся трав…

Неожиданно из-за поворота выбежал, бодро лая, громадный ньюфаундленд, черный и лохматый, будто медведь. Тор ощутила тревожное напряжение, исходившее от ее спутника. Джинн неуверенно попятился в сторону, пока не прижался спиной к поблекшему, с отставшей зеленой краской забору. Парень застыл в немом оцепенении, глядя на пса с каким-то первобытным ужасом, нервно сглатывая и не моргая.

Ньюфаундленд приветливо махнул девушке хвостом, уткнулся мокрым носом в ее колени.

─ Ты откуда, красавец? ─ спросила она, потрепав пса по медвежьей голове.

─ Кайзер, ко мне!

Лохматый исполин обернулся, издал зычный лай и кинулся навстречу своему хозяину.

Джинн, как приклеенный, все еще стоял у забора, пока пес не оказался на почтительном расстоянии от него. Парень густо выдохнул, отлепляясь от своей опоры.

─ У тебя кинофобия?

Молодой человек утвердительно кивнул.

─ Тебе так долго удавалось скрывать это от меня, ─ Тор выглядела озадаченной. ─ Пойдем!

Она резко схватила Джинна за рукав его серого плаща, увлекая за собой. Девушка стремительно шагала вперед и тянула недоумевающего парня следом, озираясь кругом, словно что-то потеряла и старалась пропажу отыскать. Тор глядела в небо, рассматривала деревья и крыши домов. Мелькали лица встречающихся людей, сменялся антропогенный ландшафт городских улиц, под ногами плутали дороги… Внезапно девушка остановилась. Джинн остановился подле нее. Над их головами на кронах ясеней гнездились галдящие вóроны. Переведя дыхание, Тор произнесла:

─ Страх перед животным гораздо проще побороть, нежели страх перед явлением абстрактным или неживым предметом. У зверя есть душа… Животные способны понимать нас, и мы можем общаться с ними. Тебе нужно объясниться с ними. Просто поговорить. Тогда ты осознаешь, что собаки тебе не враги, они не желают тебе зла, если ты не жесток с ними; и бояться нечего.

─ Поговорить? С собаками? ─ Джинн опешил. ─ Да они меня в клочья разорвут, едва почуяв мой запах!

─ Едва почуяв запах твоего страха, ─ серьезно поправила его Тор. ─ Обнажи перед ними свой страх, постигни его глубину и задайся вопросом: «Почему? Откуда эта боязнь?» Ты все поймешь, когда окажешься со своей фобией лицом к лицу.

─ Ха!.. Или морда к морде… ─ угрюмо пробормотал парень. ─ Похоже, мы возвращаемся к нашему прежнему разговору. Я так полагаю, ты предлагаешь мне поступить так же, как поступаешь ты сама? Вроде как «перебояться»? Так?

─ Почти, ─ ответила девушка. ─ «Перебояться» должна я. А тебе нужно всего лишь найти общий язык с животными. Заставить их понимать тебя и научиться понимать их. Смотри!

Тор вытянула вперед правую руку. Ее темные глаза зловеще блеснули. Она громко крикнула — как ворон. И тут же поднялся невообразимый грай. Мистические птицы точно отзывались на призывный клич девушки. Один из воронов сел на ее вытянутую руку, сложив опахала крыльев, черных как смоль. Глаза в глаза — человек и птица. На одном дыхании. Единой душой. В этот миг Тор была подобна мрачной кельтской богине: черная короткая юбка, собранная из клинообразных лоскутов, черная блуза и ветровка, высокие ботинки на тугой шнуровке. В ее темных волосах искрились яркие огненные всполохи. И ворон — вестник ее слова. Бадб Катха — зооморфное божество со своим анималистическим тотемом. Завораживающее действо и жуткое… Тор переместила руку, и ворон послушно перебрался на ее плечо. Она, как ведунья, словно шептала заговор:

─ Забудь, что ты выше зверя, но помни, что ты — человек. И ты умеешь мыслить и наделен разумом. Будь одним целым, одной душой с тем, кого хочешь понять…

Потом добавила уже вполне буднично:

─ Причем не важно, зверь он или человек.

Джинн был будто охвачен спиритическим волнением. Он встрепенулся, успокаивая возбужденные нервы; ответил, сомневаясь:

─ Думаю, мне не удастся. Это ты у нас — дитя природы…

Он, иронизируя, горько усмехнулся.

─ А ты? ─ спросила она. ─ Разве нет?

─ Хм… я? ─ Джинн опустил голову, ответил тихо:

─ Я не знаю.

Девушка тепло улыбнулась и ободряюще хлопнула парня по плечу. Ворон недовольно каркнул, потревоженный внезапным движением своей повелительницы.

«Лети!» ─ шепнула Тор, и птица вспорхнула в синюю высь.

─ Ну, что? Пора по домам?

─ Да, ─ согласился Джинн.

Полуденное майское солнце разрезало золотыми клинками плотные покрывала облаков. Стало припекать. Прогретый воздух начинал раскаляться, и Тор сняла свою ветровку траурного цвета. На девушке была блуза, обнажавшая плечи, с рукавами, расширяющимися от локтей к запястьям и с глубокими вырезами. Такие рукава были модны в Средневековой Европе…

Джинн смутился: у девушки под правой ключицей рубцевалась еще не совсем зажившая глубокая рана…

Знать бы, когда действительность перестает быть фантазией, и где фантазия обращается сном!