Рубеус Хагрид и высокий штиль (джен)

Хагрид, которого не было целых два месяца, наконец-то вернулся в школу. Произошло это в снежную ноябрьскую субботу. Вечером того же дня Гермиона принесла друзьям эту потрясающую новость, и гриффиндорская троица, невзирая на поздний час и сложные погодные условия, немедленно отправилась навестить своего взрослого друга.

К сожалению, их интереснейшая беседа в хижине Хагрида о его путешествии с мадам Максим к великанам была испорчена тремя обстоятельствами.

Главнейшее из этих досадных обстоятельств имело выпуклые, как у жабы, глаза, носило зеленую твидовую мантию и при каждом удобном случае козыряло своим званием генерального инспектора Хогвартса. Визит Долорес Амбридж в хижину Хагрида едва не закончился печально для Гарри, Рона и Гермионы — от разоблачения и неминуемого наказания их спасла только мантия-невидимка. А вот для Хагрида состоявшаяся в тот вечер встреча с дамой в розовом (не брезговавшей, как видно, и слизеринскими оттенками в гардеробе) однозначно была чревато проблемами. Впрочем, сам Хагрид так отнюдь не считал и был полон радужных надежд.

Вторым тревожным обстоятельством был здоровенный кусок драконьего мяса — а точнее, то бедственное состояние здоровья лесника, из-за которого этот кусок выступал в роли компресса на его разбитом лице.

И, наконец, третьим обстоятельством, вызывающим у ребят сильнейшее беспокойство, были вышеупомянутые радужные надежды Хагрида, вовсю мечтавшего о том, как он будет вести у них уроки ухода за магическими существами. При этом он ни в какую не хотел признаваться, каких именно существ втайне припас для этих самых уроков. Но зная его пагубное пристрастие к опасным созданиям, можно было смело утверждать, что это будет незабываемый опыт для учеников. Вот это-то и беспокоило трех его друзей-гриффиндорцев. Они боялись не столько за себя и своих товарищей, сколько за самого Хагрида, в упор не желающего замечать грозных намеков Амбридж на его увольнение с поста преподавателя.

Конечно, Долорес Амбридж и состояние здоровья Хагрида были такими обстоятельствами, на которые ребята повлиять никоим образом не могли. Зато изменить в лучшую сторону третье обстоятельство они очень даже надеялись. Всем им — даже Гарри, настроенному наиболее скептически из всех троих, — казалось вполне реальным повернуть мысли лесника в более конструктивное русло. Другими словами, убедить Хагрида отказаться от самоубийственных планов притащить на урок если не химеру, так что-нибудь еще в этом же роде.

Именно поэтому в воскресенье утром, сразу после завтрака, Гермиона вновь отправилась в хижину Хагрида — она надеялась уговорить его отказаться от сомнительных экспериментов с объектами занятий. В самом деле, зачем изобретать велосипед, если есть уже готовая программа, составленная профессором Граббли-Дёрг? Хотя сравнивать эксперименты Хагрида с велосипедом было бы слишком мягко — по уровню опасности они были ближе скорее к электрическому стулу…

Гарри и Рон вынуждены были отказаться от мысли пойти с Гермионой, как бы сильно им этого ни хотелось. У обоих накопилось очень много домашних заданий, так что Гарри, вздохнув, сказал Рону, что если они оба не хотят проблем с учебой на предстоящей неделе, им лучше посвятить время между завтраком и обедом битве с домашкой. Рон подивился оптимизму друга. Сам он свои возможности оценивал гораздо более скромно. Глядя на гору свитков, лежащую перед ними на столе в гостиной, Рон прикинул, что провозится с этой армией заданий не до обеда, как Гарри, а до самого ужина, если не дольше.

Гермиона вернулась только к обеду, продрогшая и промокшая, и сообщила, что не смогла уговорить Хагрида отказаться от того сюрприза, который он им готовит для уроков по уходу за магическими существами. Впрочем, ей и поговорить-то с ним толком не удалось — когда она пришла, в хижине никого не было. Ей пришлось долго прождать его на морозе, по колено в снегу. Хагрид в это время был в лесу и вернулся лишь затем, чтобы взять лежащую у крыльца половину коровьей туши и унести ее в лес. Вот тут-то Гермиона и поймала его и, напирая на то, что замерзла и хотела бы согреться, вынудила войти в хижину и угостить ее горячим чаем. Этот маневр пропал впустую: Хагрид, конечно, угостил ее чаем, однако не поддался ни на какие уговоры. Следовать программе своей предшественницы он категорически отказался. Как и раскрыть секрет того, какие звери будут ждать ребят на ближайшем уроке, намеченном на вторник.

Но Гермиону волновало уже не только это. Она заметила, что сегодня Хагрид гораздо более угрюм и мрачен, чем вчера. Даже после вчерашнего визита Амбридж он не был так растерян! На столе в его хижине девочка заметила письмо, явно доставленное совсем недавно — еще вчера его там не было, да и разломанная на две части сургучная печать выглядела блестящей и свежей. Гермиона поделилась с друзьями своей догадкой: по ее мнению, в этом письме и крылась причина плохого настроения лесника. Неужели Амбридж уже успела настучать в Министерство? Но какие у нее доказательства — только разбитая физиономия Хагрида? Так поди еще докажи, что тому виной опасные питомцы! Хотя… Если на то пошло, Амбридж явно в курсе насчет его путешествия в горы, к великанам. Не зря же она намекнула на то, что во время «отпуска» ему якобы довелось подышать горным воздухом. Если она доложит в Министерство насчет великанов — дело швах. Все трое ребят это прекрасно понимали.

— Нечем ей доказать все это — и про зверей, и насчет великанов! — воскликнул разволновавшийся Рон, отбросив в сторону перо и заляпав при этом мелкими кляксами разложенный перед ним пергамент.

— И вообще, не факт, что письмо — именно из Министерства… — рассудительно сказал Гарри, прибирая со стола свитки с выполненными домашними заданиями (своими, конечно, а не Рона — тому до финиша было еще очень далеко).

— А что еще его могло так огорчить? — начала было Гермиона — и внезапно осеклась. — Неужели он поссорился с мадам Максим? Может, это она написала ему что-то очень неприятное? Больше некому, если подумать… Учитывая провал их миссии с великанами, она могла, например, в чем-то его упрекнуть даже сейчас, задним числом.

— Да за что?! — окончательно возмутился Рон. — Чем это она может быть недовольна? Он ведь сделал все, что мог!

— Она тоже, — парировала Гермиона.

— Не их вина, что все вышло так, как вышло. Им просто не повезло, — спокойно произнес Гарри.

— Не повезло? — возопил Рон. — Как раз-таки повезло! Могли бы вообще не вернуться, чудом только спаслись!

— А вообще, конечно, хотелось бы с ним поговорить еще раз… — продолжал Гарри. — Если бы не домашнее задание, сходить бы к нему вечером, как вчера. А? Уж сегодня-то Амбридж туда точно не притащится. Вчера она явно высказала Хагриду все, что хотела.

— Домашнее задание? — удивилась Гермиона — Ты же все сделал уже…

— Я-то — да… — вздохнул Гарри, указывая глазами на Рона.

— А что я? Я почти все уже закончил! — буркнул Рон, махнув рукой в сторону слегка накренившейся груды пергаментов на столе перед собой. С утра ее высота уменьшилась более чем наполовину, но его слова все равно выглядели преувеличением.

Гермиона, бросив косой взгляд на эту «пизанскую башню», тихо вздохнула.

— Я помогу тебе доделать домашку, — сказала она Рону.

Рон просиял.

* * *

Ребята шли быстро, радуясь, что темнеет в ноябре так рано, что заметить их было уже затруднительно, хотя час был не очень поздний. Снег к вечеру повалил еще сильнее, так что не надо было даже заметать следы специальным заклинанием.

Желтый огонек в окне Хагрида показался Гермионе добрым знаком. Ей подумалось, что уж сейчас-то они точно уговорят строптивого лесника не будить лиха, пока оно тихо. Если насядут все втроем, Хагриду ни за что не отвертеться от их аргументов! Наверное, и Гарри с Роном как раз об этом думают — вон как уставились на хижину…

Она ошибалась: мальчики думали совсем о другом.

Гарри вдруг некстати вспомнил, что никогда не видел на окнах хижины Хагрида ни штор, ни даже простейших занавесок вроде кухонных. Что, если кто-то решит их выследить, несмотря на снегопад, и заглянет в окно? Чего будет стоить тогда вся эта их конспирация с мантией-невидимкой… Может, стоит попросить Хагрида потушить свет и побеседовать в темноте?

Что же касается Рона, то его мысли в этот момент были еще проще: он представлял себе одну-единственную вещь — кружку с горячим чаем, которым их угостит Хагрид.

Лесник открыл им дверь с таким выражением лица, что Гарри сразу понял: не стоит просить его потушить свет. С тем, у кого на лице написано столько печали, надо говорить непременно при свете, чтобы видеть, возымеют ли на него хоть какое-то действие твои слова. Рон и Гарри осторожно поздоровались с хозяином жилища, ожидая какого-то всплеска эмоций с его стороны, но тот безучастно ответил на приветствие. А Гермиона даже не стала ждать, пока их пригласят за стол, и с порога спросила:

— Хагрид, что с тобой? Это из-за того письма, да?

— Какого еще письма? — смущенно спросил Хагрид, невольно бросив косой взгляд вправо, на каминную полку.

Гермиона тоже поглядела туда. Там лежало распечатанное письмо, и девочка была готова поспорить на что угодно — это оно, то самое. И она указала туда разоблачающим жестом.

— Вон того…

Хагрид сник. Он коротко махнул рукой в сторону стола, под которым растянулся Клык. На морде пса было написано то же мрачное выражение, что и у хозяина. Когда гриффиндорская троица расселась на своих привычных местах за столом и Хагрид присоединился к ним, разливая чай, Клык даже не привстал, чтобы, по обыкновению, обслюнявить кого-нибудь из гостей от всей своей широкой собачьей души.

Первым не выдержал тягостного молчания Рон.

— Хагрид, — начал он, слегка смущаясь, — это из Министерства, да? Она уже настучала туда, эта жаба?

Лесник изумленно воззрился на него, словно не понимая, о чем речь, а потом нахмурился.

— Кто… Почему… Почему жаба? Она очень красивая, если хотите знать!

— Кто красивая — Амбридж?! — ахнула Гермиона.

Хагрид уставился на нее с еще большим недоумением.

— Да не, при чем тут Амбридж-то…

— Как при чем? — встрял Гарри, поняв, что отмолчаться не получится — его друзья, кажется, глубоко увязли в словесных хитросплетениях. — Мы думали, она уже доложила про тебя куда следует, и теперь Министерство прислало тебе… ну, я не знаю… вызов в Визенгамот, например.

— Чёй-то вдруг в Визенгамот? — возмутился Хагрид. — Да и не видела она меня еще в деле. О чем стучать, если еще ничего не было? Первое занятие нескоро, аж послезавтра... Забыли, что ли? Но все будет путем! Она как увидит этих красавцев — сразу человечнее станет. А то ишь, фифа министерская, вся из себя… Главное, чтобы она вообще смогла их разглядеть. А дальше уж дело на мази! Они ей понравятся, зуб даю! Не могут такие красавцы не понравиться!

— Что за красавцы? — спросил Рон как можно небрежнее.

Но его номер не прошел: Хагрид смущенно кашлянул и резко вернулся к теме разговора:

— Короче, не из Министерства то письмо… Не бойтесь.

— Тогда почему ты в таком состоянии? — нахмурила брови Гермиона. — Расскажи нам, Хагрид… Вдруг мы сумеем чем-нибудь помочь.

Гарри и Рон дружно поддержали ее. Изуродованное синяками лицо Хагрида покрылось густым румянцем. Он чуть-чуть поколебался, а потом решился и выдохнул:

— Это от Олимпии.

— И в чем она тебя обвиняет?! — пошел в атаку Рон.

— Ни в чем… С чего это ты решил? — рассердился Хагрид.

— Извини, Хагрид, мы понимаем, конечно, что это совсем не наше дело… — до Гермионы наконец дошло, что она и ее друзья были сейчас настойчивы до неприличия. — Просто я подумала — мы бы тебе помогли, если что… Всем, чем только можем. Мы же уже не дети, многое умеем.

— Да и времена сейчас трудные, — добавил Гарри.

— В такие времена никакая помощь не будет лишней! — присоединился к общему хору Рон.

Снова повисла тишина. После долгой паузы Хагрид трубно высморкался в огромный платок и решительно сказал.

— Разные мы с ней… Вот что.

Ребята ждали продолжения, но их взрослый друг, кажется, считал, что сказал достаточно.

— Ростом, что ли? — брякнул Рон.

— Не, она меня всего на полголовы выше… Роскошная женщина! — мечтательно вздохнул Хагрид. — Дело не в росте. Дело в образованности. Она, понимаешь, директор школы, и по образованию этот, как его… филолух. А я… Ну, сами знаете. Ноль без палочки. Три класса и коридор.

И он обреченно махнул рукой, откинувшись на спинку кресла.

— Но ведь это не помешало вам вдвоем побывать у великанов. Сам говоришь, вы там с ней отлично сотрудничали… — возразила Гермиона. — При чем тут образование?

— Да у великанов и то было легче, чем сейчас! — вскричал Хагрид, обращаясь к потолку. Это был вопль измученной души.

Атмосфера явственно накалилась. И тут, словно холодный душ, прозвучал вопрос Рона:

— А филолух — это кто?

— Филолог — это специалист по языку и литературе, — пояснила Гермиона.

— Погоди, но это же у маглов! А маги разве могут получать такое образование? — удивился Гарри.

Гермиона растерялась, не зная, что ответить, и все трое ребят обратили вопросительные взгляды к Хагриду.

— Она… это… В общем, она кроме ихнего Шармбатона, еще и в магловском университете училась. Как его там… Не то в Салабоне, не то в Расслабоне…

— В Сорбонне, наверное? — подсказала Гермиона.

— Ага, точно! У них там есть факультет для магов, — обрадовался Хагрид, но тут же сник опять и продолжил уныло: — Она мне письма пишет, знаете, какие? Раза в два длиннее ваших школьных эссе!

— Здорово! — восхитилась Гермиона.

— Ужас какой… — буркнул Рон себе под нос.

Гарри поглядел на друзей, на помрачневшего Хагрида — и благоразумно воздержался от какой бы то ни было оценки эпистолярных предпочтений мадам Максим.

Первой опомнилась Гермиона.

— Хагрид… — осторожно начала она. — А разве это плохо, если письма длинные? Их же, наверное, так интересно читать…

— Что верно, то верно… — согласился Хагрид, на лице которого бурный восторг боролся с глубокой печалью. — Тем более, что пишет она — ух! Просто зашибись… Как книжку читаешь!

— А что тогда не так? — спросил вконец растерявшийся Гарри.

— А то, что на письма отвечать нужно! — рявкнул лесник. — Непонятно разве?

— Так отвечай! Делов-то… — беззаботно отозвался Рон.

Хагрид посмотрел на него с жалостью, как на совершеннейшего тупицу, и мягко пояснил:

— Дак ведь отвечать надо достойно, а не абы как… Чтоб как она мне, так и я ей… А я ж так не могу! Просто не умею.

— Почему? — удивился Рон и добавил со знанием дела: — Конечно, длинное эссе — дело нелегкое, но за пару вечеров можно управиться… Тем более что тебе и с учебниками возиться не нужно — знай пиши, что в голову придет!

— Я пробовал, — уныло проговорил Хагрид. — Получается так себе. А сегодня вообще… Сегодня она мне такое написала! Я на такое никогда в жизни ответить не смогу! Низачтошеньки! Это конец…

— Обиделась, что не отвечаешь? — сочувственно спросил Гарри.

— Не-а, тут другое… — вздохнув, ответил Хагрид. Поднявшись со стула, он прошел к очагу, взял с каминной полки то самое письмо и положил его на стол. — Вот, читайте!

Гермиона развернула длиннющий пергамент с печатью Шармбатона, быстро просмотрела письмо до самого конца — и изменилась в лице.

— Что там, мат? — с надеждой прошептал Рон. Гарри открыл рот.

— Не-ет… — в благоговейном восторге протянула Гермиона. — Там сонет…

* * *

Хагрид, Гарри, Рон и даже Клык уставились на нее так, словно она заговорила на языке гоблинов или вейл.

Первым опомнился Гарри.

— Это… стихи такие, да? Старомодные? То есть, старинные… — промямлил он.

— Ну почему же старомодные! — возразила Гермиона. — Некоторые люди и в наше время пишут сонеты…

— Зачем? — искренне удивился Рон.

— Как зачем? — нахмурилась Гермиона. — Например, чтобы красиво поухаживать…

— А что, без сонетов ухаживание не считается красивым? — с оттенком тревоги в голосе поинтересовался Рон.

— Зависит от того, за кем ухаживаешь… — многозначительно протянула Гермиона, бросив на Рона мимолетный, но внимательный взгляд. Однако Рон, на которого внезапно напала глубокая задумчивость, уткнулся взглядом в свою кружку с чаем и примолк. Рядом Хагрид примерно с таким же отрешенным выражением лица смотрел на свою кружку. И только Гарри, которого это поветрие задумчивости благополучно миновало, смотрел на Гермиону. Точнее, на письмо в ее руке.

— Может, прочтешь нам?.. — спросил он и, спохватившись, обратился уже к Хагриду: — Можно, да?

Хагрид, все так же не отрывая взгляда от кружки, лишь покраснел и махнул рукой — не возражаю, мол.

Гермиона, строго глянув на Гарри, уточнила:

— Но только сонет! Остальное — совсем личное.

Гарри с Роном синхронно пожали плечами. А Хагрид слегка съежился — если это слово вообще может быть применено к кому-то, обладающему такими габаритами.

Гермиона сделала эффектную паузу, расправила плечи и приняла гордую позу, как на сцене. После чего зачитала им вслух следующие строки:

Весь этот путь в горах, средь тех, кто там

Живет в прискорбном, горестном бесчестье,

Проделали мы, чтобы с доброй вестью

Вернуться к вашим дальним берегам.

Но вместо вести славной и благой

Нас встретило с тобою приключенье,

Огромное которого значенье

Лишь ныне приоткрылось предо мной.

Нет, наше поражение — не грех,

Оно — наш внутренний с тобой успех,

Наш шаг друг к другу, сделанный невольно.

И я хочу всегда с тобой идти

По этому тернистому пути

Сквозь все невзгоды, бедствия и войны.

Последнюю строчку отчасти заглушил глубокий и шумный вздох Хагрида. Повисла грустная тишина. Наконец Гарри тихо произнес:

— Красиво…

— Не то слово! — с чувством поддакнул Хагрид. — Ах, что за женщина! Не женщина — богиня!

Гермиона была вся пунцовая от волнения, словно только что продекламировала перед этой скромной аудиторией свои собственные стихи. На волне охватившего ее восхищения она не сразу поняла смысл обращенного к ней вопроса Рона:

— А где их берут?

— Кого? — рассеянно переспросила его подруга.

— Да сонеты же! Наверное, в магловских магазинах продают специальные сборники, чтобы можно было оттуда сонеты выписывать? Ну, если кому-нибудь для писем нужно… Чтобы… ну, кхм… ухаживать красиво.

Гермиона уставилась на него широко распахнутыми глазами, словно увидела впервые, и целых несколько секунд соображала, что ответить. Гарри оказался расторопнее:

— Сонеты сочиняли великие магловские поэты. Хотя, как знать, может, среди них и маги были? В магловских магазинах продаются их книги, — пояснил он. — А может, и в Косом переулке тоже. Купишь, прочтешь, запомнишь — и можно выписывать к месту в письмах, чтоб красивее было.

— Так и разориться можно — читать их всех… — уныло протянул Рон. — Лучше уж без сонетов обойтись. Своими словами, как-нибудь.

— Кстати, — встрепенулся Гарри, обращаясь к Гермионе, — а вот это, что в письме, чей был сонет? Я не очень-то хорошо знаю литературу… Но если мадам Максим француженка, то и сонет этот, наверное, французский.

— По форме — безусловно, французский, — уверенно заявила Гермиона. — Но насчет автора точно не скажу…

— Да она же сама и есть автор! — обиженно взревел Хагрид. — Неужели вы не поняли? Она сама это написала, моя Олимпия! Великая женщина… Грандиозная!

Гермиона воззрилась на него, растерянно приоткрыв рот. Гарри и Рон, в свою очередь, уставились на нее. Посмотреть было на что: нечасто на лице гриффиндорской отличницы появлялось подобное выражение. Оба они, по крайней мере, видели ее такой впервые.

— Точно! — выдохнула наконец Гермиона. — Там же так красиво и поэтично описано ваше путешествие к великанам! И как я сразу не догадалась? Ну кто еще смог бы об этом написать, кроме мадам Максим?

— Вот именно, — сразу сник Хагрид. — Больше никто на свете не смог бы… Мы ведь на ту миссию только вдвоем с ней отправились. А из меня поэт, сами понимаете, никакой… Так что это она сама и написала. Видите, какая? Королева, а не женщина! Где уж мне до нее…

И вновь повисла пауза — наверное, самая тягостная за сегодняшний вечер. Хагрид уронил голову на руки и тяжко вздохнул. Гарри и Рон переглянулись, а потом в едином порыве указали друг другу глазами на дверь — не пора ли, мол, уже восвояси? Но Гермиона вдруг подскочила к Хагриду и сказала:

— А давай мы тебе поможем составить ей ответ!

Хагрид поднял голову, и в его глазах мелькнула отчаянная надежда.

* * *

— Мадам Максим использовала французскую форму сонета — что для нее, конечно, вполне естественно… — вдохновенно начала Гермиона. — Но тебе, Хагрид, лучше ответить ей чисто британским, шекспировским сонетом. Ну, в смысле не сонетом самого Шекспира, а чем-нибудь в его стиле…

Хагрид посмотрел на нее так, словно она предложила ему победить в поединке самого Волдеморта и вдобавок занять его место среди Пожирателей. Но раньше, чем он успел в очередной раз рухнуть в бездну самоуничижения, в разговор встрял Рон.

— А ты откуда все это знаешь — про форму сонета и все такое? — спросил он Гермиону.

— У меня тетя филолог, — не без гордости пояснила девочка.

— Гермиона, а чем отличается шекспировский сонет от французского? — поинтересовался Гарри.

— Сейчас поясню… Наверное, для этого лучше всего прочитать вам какой-нибудь из сонетов Шекспира. У него их много, но наизусть я знаю только два — тетины любимые, она их часто вслух читает. Вот, например, этот, сто тридцатый…

Когда она назвала номер сонета, Рон глянул на нее с ужасом в глазах. Но Гермиона, ничего не замечая, снова приняла театральную позу у стола и торжественно начала:

Ее глаза на звезды не похожи,

Нельзя уста кораллами назвать.

Не белоснежна плеч открытых кожа,

И черной проволокой вьется прядь…

— Гермиона, погоди! — торопливо прогудел Хагрид. — Постой-постой! Это же прямо-таки про нее, про Олимпию сказано! И про плечи, и про волосы… А давай я в письме вот этот самый стих и напишу, а? Ей понравится, стопроцентно! Даже сочинять ничего не придется…

— Хагрид! — Гермиона посмотрела на него с сожалением. — Мадам Максим наверняка хорошо знает это стихотворение. Как и то, что его написал Шекспир. Представь, как ты будешь выглядеть в ее глазах! Нельзя же так позориться…

У Хагрида на лице появилось выражение ребенка, которому вручили желанную игрушку, но тут же ее отняли. И Гарри, глянув на него с сочувствием, попробовал спасти ситуацию:

— Ну почему же — позориться? Можно ведь, прежде чем переходить к сонету, дать пару слов от себя. Мол, ты такая красивая — когда я гляжу на тебя, такую прекрасную, то сразу вспоминаю Шекспира, который написал вот прямо как про тебя… И дальше шпарить уже по готовому тексту. По-моему, так будет вполне уместно.

— Гарри, ну ты голова! — восхищенно воскликнул Рон. — Я бы в жизни не додумался! Тогда и письмо выйдет как надо, и позориться не придется… Даже наоборот — сразу будет понятно, что Хагрид читал сонеты Шекспира.

Рон еще долго изливал бы свой восторг, но поймал на себе полные сомнения взгляды Гермионы и Гарри и совершенно затравленный взгляд Хагрида — и смолк, словно поперхнулся.

— Лучше пусть будут простые слова, зато свои… — тихо сказала Гермиона. — От всей души. Понимаешь? Вот, например, о чем бы ты хотел ей сказать прежде всего, Хагрид?

Тот замялся, но в конце концов выдавил полушепотом:

— Что скучаю по ней….

— Отлично! — воскликнула Гермиона. — Вот с этого и начнем. У тебя есть чистый пергамент?

— А как же! Специально купил для такого случая, да все никак не мог приступить…

Хозяин хижины полез в тумбочку у кровати, выудил оттуда чистый лист, чернильницу и перо и разложил все это на столе перед Гермионой. Она открыла чернильницу, обмакнула туда перо и, немного подумав, вывела на пергаменте первую строчку, проговаривая при этом вслух то, что писала:

— Твой образ предо мной все время вьется…

Хагрид, которого в этот момент внезапно посетило вдохновение, тут же продолжил:

— Как муха надо мною он кружит…

Гермиона посмотрела на него с сомнением, нахмурилась, но все же вписала эту строку в пергамент, пробормотав:

— Ну хотя бы в размер попадает…

Тут вдохновение, судя по всему, коварно оставило Хагрида и перекинулось на Рона, который, пристукнув ладонью по столу, громко закончил строфу:

— А коли лгу тебе, то пусть придется

Мне в слизеринских подземельях жить!

— Отлично! — воскликнула Гермиона. — Теперь давайте еще четыре строчки в том же духе. Хагрид, о чем еще ты хотел бы ей написать?

Лесник потупился.

— Что хотел бы с ней увидеться снова…

— Ну что ж… — задумалась девочка. — А как ты представляешь себе эту встречу? Где она должна была бы произойти? Придумай.

— Да неважно, где, я на любое место согласился бы! — оживился Хагрид. — Даже смотался бы к ней во Францию, если б не работа… Вот из-за работы и не могу. Еще и Амбридж эта смотрит косо…

— Вот именно! — обрадовался Гарри. — О ней тоже надо упомянуть!

— О ком? Об этой мерзкой тетке? — возмутился Рон.

— Именно, — заявил Гарри. — Амбридж — это же препятствие, понимаешь? Надо, чтобы Хагрид в этом стихотворении с кем-нибудь сразился ради мадам Максим. Так будет интереснее. Вот Амбридж как раз для этого и сгодится…

— Верно, Гарри! — поддержала Гермиона. — Ведь этот сонет — можно сказать, послание от рыцаря его прекрасной даме. А где есть рыцарь и прекрасная дама, там должен быть и дракон. Которого рыцарь убивает во имя дамы и своей любви.

— Не хочу я убивать драконов… — буркнул Хагрид. — Да и Олимпии это не понравится… Она их знаете, как любит! Шарманками называет…

— Почему — шарманками? — удивился Рон. — Они ведь не поют, это вам не вейлы какие-нибудь…

— Да я и сам не знаю, почему… — растерянно почесал бороду Хагрид. — Просто мы с ней как-то заговорили о драконах, и она сказала, что обожает их. И что любой дракон, по ее мнению, — просто шарман… Ну а я что? Я их тоже люблю. И убивать не стану! Даже ради рифмы!

— Насчет того, чтобы убить дракона — это я в переносном смысле сказала, — торопливо успокоила Хагрида Гермиона. — Ты в сонете просто должен преодолеть что-нибудь трудное во имя мадам Максим. Так что давайте все дружно придумаем эту великую битву!

— Ой, да какая там битва… — махнул рукой Хагрид. — Ну, зашла ко мне эта министерская бабенка, высказалась от души — так что мне от этого?

— Ты не понимаешь… — возразила Гермиона. — В сонете она станет символом какой-нибудь проблемы, препятствия.

— Например, вашей разлуки с мадам Максим! — подсказал Гарри. Гермиона кинула на него благодарный взгляд.

— А при чем тут Амбридж? — выпучил глаза Хагрид.

— Да не при чем! — не выдержал Рон. — Это же просто стихи, а не эссе по нумерологии. В стихах главное, чтоб красиво было. А точность фактов не важна.

— Ну разве что так… — с сомнением пробормотал Хагрид.

— И внешность у Амбридж подходящая для такого дела! То ли на жабу похожа, то ли на ящерицу… — продолжал убеждать его Рон. — А-а-а! Вот я как раз и строчку придумал!

Рон расхохотался своей мысли и долго не мог остановиться, но Гермиона повысила голос:

— Диктуй уже! Мы не можем здесь долго задерживаться… Да и Хагриду не мешало бы поспать.

— Да я-то ничего… — пробасил Хагрид. — А вот вам и вправду уже пора. Но так хочется сонет закончить…

— Скоро уйдем, — пообещала Гермиона. — Но да, сначала добьем сонет. Обещаю. Пусть только Рональд закончит смеяться и продиктует мне свою строчку.

Рон смущенно кашлянул и громко продекламировал:

— Мегера Амбридж с мордою геккона…

Гермиона глянула на него неодобрительно, однако незамедлительно продолжила общий экспромт:

— Вот с кем разлуку я хочу сравнить…

Дальше вступил Гарри:

— Я не поднял бы руку на дракона…

И тут Рон в порыве вдохновения вновь, как и в прошлый раз, забил последний гвоздь в строфу:

— Но эту жабу я готов урыть!

— Ребята, вы такие молодцы… — в голосе Хагрида звенела и переливалась радость. — Сам бы я никогда ни за что не смог бы…

— Погоди, Хагрид, — осадила его Гермиона. — Шекспировский сонет состоит из трех четверостиший и финального двустишия…

— Так что нам еще пахать и пахать, — сделал логический вывод Рон.

* * *

— Ну давай, Хагрид! — нетерпеливо обратилась к нему Гермиона. — Говори, о чем еще ты хотел бы написать мадам Максим.

Лесник почесал затылок.

— Ну, много о чем… Что готов всегда защищать ее от всех. И что благодарен ей за то, что она защитила меня от великанов, которых подстрекали Пожиратели. И за то, что вообще встала со мной вместе на сторону Дамблдора…

— О, точно! Великаны! Вот вам и еще одно препятствие! — обрадовался Рон.

— А еще и Пожиратели! Вместе с Амбридж выходит уже целых три препятствия… Натуральный рыцарский роман! — удовлетворенно сказала Гермиона. — Давай, Гарри, не сачкуй! Ты меньше всего строчек придумал!

Гарри вздохнул и кивнул на Рона:

— У него это лучше получается…

— Ну хорошо, давай я! — легко согласился Рон, уже вошедший во вкус высокой поэзии, и продекламировал во весь голос: — От злобных и уродливых гигантов…

Гарри и Гермиона сделали страшные лица, и он испуганно глянул на Хагрида. Тот сидел, опустив голову.

— Извини, Хагрид… Я нечаянно, — прошептал Рон.

— А? — вскинул голову Хагрид. — Да меня тут ко сну маленько клонит… Устал я с этими разбойниками… Вот во вторник вы как раз и увидите их. Ну, не все из вас, конечно, смогут увидеть-то… Так что там?

— От злобных и уродливых гигантов… — повторил Рон убитым голосом и потупился.

— Тебя я защитить бы счел за честь, — продолжила Гермиона так естественно, словно эти две строчки сто лет соседствовали вместе.

— А, ну да… Гиганты — они как раз такие, — подтвердил лесник, и ребята облегченно выдохнули. — А дальше чего?

— Но ты сразила этих дилетантов… — внезапно блеснул рифмой Гарри.

— Я облажался. Уж что есть, то есть… — тяжко вздохнул Хагрид, меньше всего в этот момент думая о сонете.

— А вот и последняя строчка! — обрадовалась Гермиона, записывая его слова. — Ах да, еще ведь требуется финальное двустишие… Мне кажется, там нужно подбавить комплиментов. Иначе как-то грустно получается. Вот что бы ты ей сказал, Хагрид, чтобы сделать комплимент?

— Правду сказал бы. Что очень ценю наш с нею тыгыдым.

— Ваш с нею — что? — недоуменно наморщила лоб Гермиона.

— Тыгыдым. Ну, это Дамблдор так назвал. Тыгыдым — это когда двое отлично работают вместе.

— Может быть, тандем? — спросила Гермиона. Гарри и Рон хрюкнули, стараясь не расхохотаться.

— Ну, пусть тандем… — согласился лесник. — Какая разница? Главное, что это комплимент. И что его нам сказал сам Дамблдор.

— Ну нет, так не пойдет! — решительно замотала головой Гермиона. — Тандем — это звучит совершенно не романтично, как-то слишком по-деловому. Кроме того, это ведь Дамблдор сказал, а ты должен придумать комплимент для мадам Максим сам. Что бы ты ей сказал от всей души?

— Так всё и сказал бы, как есть.

— А конкретно?

— Богиня ты, а я тебя не стою…

— Отлично! — перо в руке Гермионы лихо забегало, вписывая эти слова в сонет. — Теперь осталась только последняя строчка! Давай, Рон!

Она подняла голову и посмотрела на Рона, а тот на нее. Опять повисла пауза. Гермиона нетерпеливо взмахнула пером и опять склонилась над пергаментом. Рон, не отрывая от нее взгляда, прошептал:

— Так стань мне путеводною звездою…

— Шикарно! — подвела итог Гермиона, записав его слова и поставив последнюю точку. — Держи, Хагрид — вот твой сонет! Твой собственный, заметь, а не Шекспира.

— Да ладно тебе, Гермиона… Какой он мой? Я у вас тут так, на подхвате был, — скромно сказал лесник.

— Ну ладно, пусть будет наш общий. Главное, чтобы мадам Максим думала, что он твой.

Хагрид шумно вздохнул.

— А вдруг он ей не понравится? Я там выражаюсь как обычно, а надо бы высоким штилем, как она…

— Наоборот, ей понравится, что ты ничего ниоткуда не списал, а сам, своими словами все сказал, — подбодрил его Гарри.

— Знаешь, Хагрид, — сказал Рон, — я тут недавно на тренировке с метлы навернулся, чуть не разбился. В последнюю секунду успел одной рукой за древко уцепиться, только потому и не упал…

Хагрид повернулся к нему и дружески потрепал по плечу в знак поддержки. Однако на лице лесника читалось некоторое замешательство из-за столь резкой смены темы разговора.

— Так я это к чему рассказываю, — продолжал Рон. — Когда я соскользнул с метлы, то так задергал ногами, что случайно пнул пролетавший мимо квоффл. Он пролетел все поле и угодил в среднее кольцо на противоположной стороне. Вот это был бросок! Захочешь — не повторишь. Меня потом ребята с какими только мировыми звездами квиддича не сравнивали… А я одному только Гарри, потом Гермионе, да вот еще сейчас тебе рассказал, как там оно было на самом деле. Ну а остальные пусть думают, что я такой супер-дупер-ловкий… Так вот, ты тоже, если мадам Максим напишет в ответ что-нибудь не то насчет сонета, сделай вид, что специально написал его так, чтобы звучало по-простому, как ты обычно говоришь. Типа, так оно и было задумано…

— Понял, — сказал Хагрид. — Да только не всегда такое удается… Вот меня, когда мы с ней были у великанов, двое здоровых лбов подняли в воздух и чуть не разорвали пополам, как куриную дужку. Знаете, что такое куриная дужка? Ее еще вилочкой называют, или счастливой косточкой. Она вот такая с виду… — и Хагрид показал им два пальца — знак «V». — Ее разламывают, чтоб желание загадать.

— Знаю! — подтвердил Рон. — У кого большая часть останется, тот и выиграл. И тогда он может загадывать желание.

Гарри и Гермиона посмотрели на них с недоумением — им такая забава была незнакома.

— Ага, знаешь, стало быть… Вот меня эти двое хмырей чуть не разломили на манер той самой косточки, — усмехнулся Хагрид. — Спасибо Олимпии, она мне жизнь спасла — шандарахнула этим уродам по глазам заклинанием. Так вот, как думаете, смог бы я ей тогда доказать, что это не они меня поймали и хотели убить, а я сам с ними сговорился, чтобы ей шпагат в воздухе показать?

Ребята засмеялись.

— Но сейчас ведь совершенно другая ситуация, — мягко возразила Гермиона. — Я, например, уверена, что мадам Максим останется довольна и не станет ругать наш хромой сонет. Кому же не понравятся стихи в его честь? Но если она все-таки начнет критиковать, то почему бы тебе не опробовать метод Рона? Как говаривала моя бабушка, «Если ты оступился, сделай это частью танца».

— Ну что ж… — облегченно вздохнул Хагрид и широко улыбнулся. — Значит, потанцуем.