И огонь проник в меня (джен)

Сны приходили к Ларису в самые тёмные часы, они вспыхивали огнём и стелились дымом, пронзали его глаза болью, а сердце в груди заставляли колотиться подобно пойманной птице. Вот и в этот раз веки Лариса изнутри обожгла серебряная вспышка — и Харренхолл объяло пламя, в воздухе повисли тучи пепла, и два дракона сошлись над Божьим Оком ⁽¹⁾в кровавом танце.

Когда Ларис проснулся, его кожа блестела от пота, а под потолком, прямо над его кроватью, кружил чёрный ворон с тремя глазами-бусинами и что-то напевал ему хриплым голосом Неведомого, но что — Ларис разобрать не мог. Воздух в комнате был густым и едким, а темнота сдавливала Лариса в своих объятиях, как в тисках.

Что сон по-настоящему закончился, Ларис понял, только когда ощутил под босыми ногами мокрую траву и увидел перед собой кровоточащие глаза чардрева. Трость Лариса увязла в грязи. Эта летняя ночь выдалась тёплой, но Ларис всё равно дрожал: Старые боги всегда смотрели сквозь него, но никогда — на него, как если бы его и не существовало вовсе. Ларис упал перед древом на колени. Бледный свет луны падал на него сквозь шелестящие на ветру рубиновые листья.

Алис тихо подошла сзади и остановилась в нескольких шагах от Лариса. Он узнал её по лёгкой поступи и шороху платья, задевавшего траву. Алис всегда ступала по богороще осторожно — не то что его грубый старший брат, топающий меж священных деревьев, будто эта земля была создана не для поклонения богам, а для осквернения им, Харвином.

Алис скользнула под бледные ветви чардрева и села рядом с Ларисом.

— Это случилось опять, да?

Ларис посмотрел на неё. Уже поди наступил час волка, но глаза у Алис были такие ясные, словно она ещё даже не ложилась спать. Алис была высокой и стройной. Ей только недавно исполнилось четырнадцать. Она была ещё девчонкой, но в темноте казалась Ларису совсем взрослой и зрелой.

— Нет, — тихо ответил Ларис и прикусил губу. Он никак не мог побороть эту привычку, хоть мейстеры и отец и отчитывали его за неё столько раз, что не сосчитать. А сейчас у него ещё и кончики ушей загорелись.

Алис знала. Ларис никогда не рассказывал ей о своём первом зелёном сне⁽²⁾, но именно она приветила его, когда он впервые, не помня себя, очутился в богороще посреди ночи. Её темные волосы были заплетены в косу, перекинутую через плечо, а платье из хлопка было в пятнах от земли и травы. С заботливой улыбкой — такой, какой ему, девятилетнему калеке, от десятилетнего Харвина было не дождаться — она предложила Ларису вместе помолиться Старым богам, и Ларис горячо согласился. Он и не мог иначе: одно только присутствие Алис вызвало в нём благоговение.

Алис коснулась пальцами белых корней чардрева, торчащих из под земли, и склонила голову набок. Тонкокостная, с длинными руками и ногами, она была похожа на Лариса гораздо больше, чем Харвин. Если бы Ларис не знал наверняка, если бы отец однажды не дал ему затрещину за одно только предположение, что Алис его кровная сестра, Ларис бы свято верил, что у них и мать одна.

— Что ты увидел на этот раз?

Алис вытягивала из Лариса ответы, а они точно застряли у него в горле. Больше всего на свете ему сейчас хотелось сидеть в тишине и представлять себя здоровым, ничем не примечательным вторым сыном Лионеля Стронга. Сыном, который не видит во снах пожары будущего и твёрдо стоит на обеих ногах.

— Харренхолл…

Ларис замолчал и нахмурился. Если его сны реальны, если они — прошлое и будущее, как убеждала его Алис, какой силой он одарит их, предав огласке? Ларис сильнее прикусил губу и почувствовал вкус крови на языке.

Алис смотрела на него без осуждения, больше того — она вдруг улыбнулась и взяла его за руку. Ларис подумал, что так бы повела себя его мать.

— Мы заключим соглашение: я расскажу тебе о своём зелёном сне, а ты мне — о своём, — сказала Алис, не сводя с Лариса подведённых чем-то чёрным серо-зелёных, как шалфей, как запылённые еловые иголки, глаз. Вот так, в упор, не мигая, смотрели на него чардрево и трёхглазый ворон всякий раз, когда он вырывался из пучины зелёных снов.

Лариса обзывали колченогим, Алис — ведьмой, но для Лариса она была единокровной сестрой, не совсем его плотью и кровью, но всё равно самым близким человеком. С Харвином он делил родителей, но с Алис — дар. Разве общий дар не более ценен, чем одна мать?

— Хорошо, — неуверенно протянул Ларис, прерывисто дыша и водя плечами, пытаясь сбросить с них невидимую тяжесть. — Но ты первая.

Алис едва сдержала улыбку и торопливо заговорила: она явно только этого и ждала.

— Я видела принца с серебряными волосами и сапфировыми глазами. У него был огромный дракон, который кружил над Божьим оком, а потом его тень накрыла все Речные земли.

— А я видел, как горит наш дом. Пламя взмывало вверх высоко-высоко и касалось облаков. И твоего дракона я тоже видел. Да, думаю, это был он. Вернее, драконов было два. Один поменьше, красный…

— Харренхолл горел во времена Эйгона Завоевателя, — грубо оборвала его Алис. — Ты же знаешь, иногда мы видим прошлое.

— Не Балерион запалил пламя, а… Не важно. Ты всё равно мне не веришь.

Ларис потёр пальцы друг о друга — они были липкими и влажными. Его щёки пылали.

— Я верю тебе и всегда буду верить, мой маленький брат. В своём сне ты видел прошлое, вот и всё.

Алис сжала его руку, и её губы тронула дрожащая улыбка. Ларису показалось, что он увидел на её руках пепел, но, когда она отпустила его, он понял, что это всего лишь земля.

— Мы должны держаться вместе, ты и я.

— Я знаю, сестра.

Слово «сестра» оставило у него во рту сладкое послевкусие. Лишь в богороще, под защитой Старых богов, они могли позволить себе разделить не только дар сновидения, но и кровь.

— Наступит день, когда нас все будут бояться, как боялись сновидцев прошлого. Тебя, меня и моего драконьего принца.

Ларис кивнул, но не проронил ни слова. В его рот будто набилась вата, веки слипались. Ларис вытер руки о рубаху, поднялся на ноги, не дожидаясь Алис, и взглянул на прощание в искажённые презрением глаза чардрева.

Ночь медленно сменялась рассветом. Интересно, что бы сказал отец, если бы обнаружил, что постель Лариса пустует среди ночи? Алис-то могла исчезать, когда захочет, хоть на целую луну: до неё никому не было дела. Ларис опёрся о трость. Его нога болела, а спина горела. Он пытался обмануть себя, что причиной тому было неудобное сидение на земле, но в последнее время он ощущал эту боль всё чаще и чаще.

Алис тоже поднялась на ноги, снова взяла его за руку, и они молча пошли к замку. Ногти Алис впивались в кожу на руке Лариса. Если Алис и заметила, что с его ладоней стекает кровь, или ощутила исходящий от него запах пепла и гари, то виду не подала.

1) Божье Око — озеро, на берегу которого расположен замок Харренхолл.

Вернуться к тексту

2) Зелёные сны — это одна из форм предсказаний, по-видимому, магического рода: они непременно сбываются, хотя и необязательно в том виде, в каком приснились.

Вернуться к тексту