Несчастная и нечестная (гет)

Я знаю твой характер, Лиззи. Мне хорошо известно,

что ты не сможешь быть счастливой, не сможешь себя уважать,

если только не будешь ценить своего мужа, если не станешь

смотреть на него, как на человека, стоящего выше тебя.

Твои остроумие и жизнерадостность грозят тебе,

в случае неравного брака, многими бедами".

("Гордость и предубеждение", ч.III, гл. 27)

Сентябрь 1812 года, Розингс-парк, Главный дом

— Энн, я совершил невероятную глупость.

Она устало вздохнула:

— Миссис Коллинз?

Дарси опешил.

— Ты думал, я не догадываюсь?

— Я...

Он повесил голову от стыда. Изменять жене — грех, а то, что та все время об этом знала, делало этот грех непростительным.

— О чем я не догадываюсь, — неумолимо продолжала та, — это с чего ты решил повиниться именно сейчас.

Он взглянул на ее и быстро отвел глаза. Энн утешилась тем, что ему по крайней мере хватило совести смутиться.

— О. Понимаю.

— Мы не хотели... Я не хотел... — запинаясь, сказал он.

Она отмахнулась от его объяснений.

— Не трать время, пытаясь оправдаться. Мы оба знаем, что это невозможно.

Дарси кивнул, стиснув челюсти. В объятиях Элизабет он мог забыть о своем долге, о клятвах, которые он... которые они принесли, о позоре, который навлекли на свои головы и головы своей родни, но он не мог лгать прямо в лицо жене. Несколько минут оба молчали.

— Ты уверен, что ребенок твой? — в конце концов спросила Энн.

При этом оскорбительном намеке на свою возлюбленную Дарси нахмурился. Его жена приподняла бровь.

— У нее есть муж.

— Ребенок мой, — проговорил он через стиснутые зубы. — Никаких сомнений.

— Отлично. Это упрощает дело.

Он удивленно поднял голову. Впервые с начала разговора он встретился с ней глазами.

— Если бы были сомнения насчет отцовства, ей пришлось бы или сделать вид, что ты ни при чем, и рисковать тем, что ребенок все-таки твой, или родить его в тайне и рисковать, что он — не твой. Раз ты уверен, есть способ все уладить.

— Я его не брошу.

И ее тоже.

— Я этого и не требую, — дерзко бросила она. Ни его, ни ее.

Дарси обнаружил, что испытывает привычное раздражение, которое у него всегда вызывала Энн. Он знал, что ему следовало бы каяться и стыдиться, но он не мог. И не хотел — стыдиться Элизабет! Нет, как бы они не были виноваты перед его женой. Которая заслуживала снисхождения и хотя бы толики уважения. Но как же она его бесила!

— Тогда чего ты требуешь?

— Ребенка.

— Что? — захлебнулся он.

— Тебе нужен наследник, — спокойно объяснила она. — Я его тебе родить не могу. Она может, но ты не можешь его признать. Сделаем вид, что ребенок — мой, и разом решим обе проблемы. Думаю, ты бы в любом случае предпочел, чтобы Пемберли унаследовал ее сын.

Муж молча смотрел на нее.

— Я даже готова объявить ребенка своим наследником, безразлично, мальчика или девочку. Чего тебе еще надо?

— Энн, я не знаю, что сказать.

— Тогда не говори. Мне все равно.

— Но это же смешно! — воскликнул он. — Неужели ты это серьезно?

— Уверяю тебе, полностью.

— Но...

— Можешь предложить что-то получше? — холодно осведомилась она. — Может, хочешь оставить их на милость Коллинза? Если его удастся убедить, что ребенок — его, конечно.

— Нет!

— Тогда...

И Энн приподняла брови, как всегда в минуты торжества, бросая ему вызов.

Дарси мимолетно удивился, почему этот жест жены вызывает у него отвращение, а такое же движение бровей Элизабет — безумное желание.

— Это не справедливо! — возмутился он.

— В нашем положении о справедливости лучше забыть, — ответила она. — Ребенку-то за что страдать?

— Элизабет не согласится.

— Ей следовало подумать об этом до того, как она соблазнила чужого мужа.

— Она не соблазняла!

— До того, как поддалась соблазну, — уступила она с тем же невыносимым хладнокровием. — Какая разница!

— Тебе действительно все равно?

— А ты бы предпочел, чтобы я ярилась и бушевала?

— Да нет. Просто интересно.

— Я тоже не хотела идти за тебя. Это все матушка постаралась.

— А это причем? — спросил он с искренним недоумением.

— Я не хотела быть твоей женой. То, что ты нашел утешение с другой, меня вполне устраивает. Я считала, ты и сам понимаешь.

Он потряс головой. Если честно, он вообще не принимал в расчет ее чувства. Для них просто не оставалось места, настолько его обуревали свои собственные: сначала ярость и негодование из-за принуждения к браку, а потом любовь — и страсть — к Элизабет.

— Вижу, что думала о тебе лучше, чем ты заслуживаешь. Тебе повезло, что я — женщина разумная.

Спорить с этим не приходилось.

— Я даже готова позволить ей принимать участие в воспитании ребенка. Ему понадобится кормилица.

Дарси пронзил приступ острой боли при одной мысли о том, что Элизабет выпадет такая участь.

— Какая широта души! — с глубокой иронией заметил он.

— Господи, Дарси, а чего ты хотел? — возразила она, наконец не выдержав. — Ты обрюхатил жену своего священника! Если тебе все равно, что ты оскорбил меня, мог бы, кажется, хоть немного устыдиться, что погубил ее!

— Думаешь, я не понимаю! — воскликнул он, глубоко задетый ее словами. — Думаешь, я был слеп все эти месяцы? Я должен был жениться на ней, дать ей свое имя, и спасти от этого идиота, а вместо этого я прикован к тебе!

— А я — к тебе, — запальчиво бросила она.

— Тебя не шантажировали.

— Думаешь, меня не волнует репутация Джорджианы и ее чувства?

Она снова его удивила, и он не сумел это скрыть.

— Волнует, можешь мне поверить. Матушка вынудила меня так же, как тебя.

— Тогда ты заслуживаешь моей благодарности, — ответил он серьезно после паузы.

— Мне она не нужна. Слишком поздно. Ты уничтожил даже возможность нашего счастья.

Дарси молчал. Он начала испытывать что-то вроде раскаяния. Выражение его лица задело Энн сильнее, чем его неверность.

— Не трать время на ложные сожаления, — выплюнула она. — Теперь это бессмысленно.

— Мне жаль, что я причинил тебе боль, — сказал он с отголоском сочувствия в голосе.

— Ты себе льстишь.

— Нет. Я знаю, что ты ко мне равнодушна, но мое поведение, думаю, тебя задело. Я не могу сожалеть об отношениях с Элизабет, — продолжал он со своей бестактной прямотой, — ни о том, что сделал, чтобы защитить сестру, но мне жаль, что тебя в это втянули. Я теперь вижу, что поступил с тобой нечестно.

Она отвернулась. Он молча несколько мгновений смотрел на нее.

— Думаю, ты права, — наконец сказал он, поняв, что она не ответит. — Я постараюсь уговорить Элизабет.

Энн повернулась к нему с прежним бесстрастным лицом.

— Хорошо. Когда она поймет, что другого выхода нет, отправишь ее ко мне. Нам многое предстоит продумать.

Дарси кивнул в знак согласия. Его ужасала сама мысль предложить Элизабет такое, он даже представить не мог, каково ей будет потом. Он знал, что она согласится: ради ребенка, из чувства вины перед Энн, из желания доставить ему радость — она знала, как он мечтал о сыне. О себе она думать не станет. И оставил ли он ей выбор? Он не просил ее полюбить себя, но воспользовался этой любовью, зная, что она рискует гораздо больше, чем он. И это он, чтобы вырваться из постылого брака, обрек их обоих на позор и несчастье.

Октябрь 1812 года, Хансфорд, дом приходского священника

— Но почему мы должны ехать, миссис Коллинз? Я не понимаю! — проныл ее муж, топая ногой и больше всего напоминая большого неуклюжего младенца, которому не дали конфетку.

Элизабет вздохнула и еще раз повторила ему про причуды знати и невозможность отказать своим благодетелям.

— Леди Кэтрин не захочет, чтобы я покидал Хансфорд. Она во всем на меня полагается, ты же знаешь, — сказал он, и язвительно добавил, — Особенно с тех пор, как неблагодарный зять выселил ее во вдовье жилище.

Элизабет только гигантским усилием удержалась от презрительного смешка. "Вдовье жилище" было в два раза больше, чем дом священника, последний обитатель которого вырастил в нем десятерых детей. А поскольку несчастья леди Кэтрин (и самой Элизабет) были делом рук самой означенной леди, она не испытывала к той малейшего сочувствия.

— Ты больше не зависишь от леди Кэтрин. Теперь ты отвечаешь перед мистером Дарси и его женой.

Мистер Коллинз высокомерно фыркнул.

— Ты сам виноват, — резко напомнила ему Элизабет. — Если бы ты тогда не донес на него, он бы теперь тобой не распоряжался.

— Они с миссис Дарси были созданы друг для друга, обручены с колыбели...

— Ну да, ну да, — перебила она, — эту проповедь все вызубрили наизусть. Теперь это не важно. Важно, что через три недели мы должны быть в Дербишире, и тебе надо срочно подыскать помощника.

Мистер Коллинз упрямо сложил руки на груди. Элизабет раздраженно закатила глаза.

— Как знаешь. Только не жалуйся, когда мистер Дарси обнаружит, что ты его не послушался.

— Я его не боюсь, — сказал ее муж дрожащим голосом.

— Мистер Коллинз, — начала она снова без большой надежды на успех, — разве ты не видишь, какую большую милость тебе оказывают? Ты сохраняешь свой приход и получаешь еще один, и все потому, что я понравилась миссис Дарси. Советую особо не присматриваться к дареному коню.

— Не понимаю, чем ты ей так приглянулась. Ты просто своевольная непокорная девица, недостойная быть в приличном обществе.

Увлечение мистера Коллинза кузиной не пережило их брака, а точнее, брачной ночи, когда, при попытке осуществить супружеские права, она пригрозила ему раскаленной кочергой и навсегда заперла дверь своей спальни. Так что к жене он испытывал сердечную неприязнь. Прожив много лет под тяжелой отцовской рукой, он не умел постоять за себя, что делало его глубоко несчастным и озлобленным. К невезению Элизабет, о своих бедах он распространялся с таким же многословием, как и обо всем остальном, так что она привыкла к попрекам. Которые резко усиливались после каждого из его трех еженедельных визитов к леди Кэтрин.

— Кроме себя, тебе винить некого, — отрезала она без всякого сочувствия.

— Честная жена почитает мужа и то великолепное положение, которое тот ей предоставил, — благочестиво заявил он.

— Если бы я досталась тебе честным путем, я бы так и поступала.

— Миссис Коллинз, если вы будете настаивать на нелепом утверждении, что я, служитель Господа и церковный пастырь, священник, избранный самой достопочтенной леди Кэтрин де Бёр, получил жену нечестным путем, я буду вынужден обратиться за врачебной помощью.

Элизабет вздохнула — сколько раз она уже это слышала! Одно время, до мистера Дарси, она даже думала, что лучше Бедлам, чем приход в Хансфорде. Она добавила в голос легкую угрозу.

— Нелепость — это ты в роли приходского священника. Я ведь тоже могу написать епископу о том, как ты вынудил меня к браку. Весь Меритон был свидетелем.

Она осознала, что они вернулись в привычную колею. Мистер Коллинз ответил в точности, как она ожидала:

— Моя дорогая миссис Коллинз, к чему такие крайности! Мы женаты уже много месяцев. Разве ты не счастлива стать хозяйкой в собственном доме, а со временем — хозяйкой в Лонгборне? Я ни к чему тебя не принуждаю. Ты — сама себе голова.

С этим Элизабет спорить не стала.

— И, — добавил он тоном, который, видимо, считал угрожающим — весь Меритон видел, как ты согласилась.

И тут было не поспорить. То, что согласилась она под принуждением, не имело значения ни для кого, кроме нее самой и, возможно, Джейн. Она не винила родителей — им предстояло пристроить еще четверых дочерей, и потому, как постоянно талдычил мистер Коллинз, она согласилась, когда тот заявил, что они помолвлены. А тут еще и мисс Бингли, хотя Элизабет и ее особо не винила. Она помнила, как среди поднявшегося после поцелуя мистера Коллинза переполоха, раздался пронзительный голос: "Чарльз, ну ты же не можешь породниться с таким семейством!", и ее брат это уныло подтвердил. Так что она вышла замуж ради Джейн, и не сожалела об этом: миссис Бингли была счастлива, даже если миссис Коллинз — нет.

— На этом и сойдемся, — сказал ее муж. — Пусть каждый занимается своим делом и забудем обо всем.

Он предлагал перемирие не реже раза в день, и так же часто его нарушал.

— С охотой, сэр. А еще мы сойдемся на том, что ты должен заняться поисками помощника.

— Помощника?

Мистер Коллинз явно не помнил, с чего начался их спор. Если бы она могла уехать без него!

Но это было нежелательно и небезопасно: даже мистер Коллинз вряд ли поверит в непорочное зачатие! Поэтому он не должен ничего знать о ребенке. Увы, для переезда в Дербишир требовался повод (отсюда его новый приход) и хотя бы видимость соблюдения приличий, потому что многое из того, что они задумали, могло вызвать пересуды даже в присутствии ее мужа.

— Мы переезжаем, — напомнила она.

— Почему я не могу назначить помощника в Кимптон и остаться здесь?

— Потому что мистер Дарси предоставил тебе приход, чтобы мы могли переехать. Это желание его жены.

Мистер Коллинз продолжал упираться.

— Ты же не откажешься от шестисот фунтов в год только, чтобы остаться рядом с леди Кэтрин?

Жадность вступила в борьбу с преклонением.

— С таким доходом ты сможешь завести по помощнику в обоих приходах и путешествовать между ними. Меня они вряд ли отпустят, но ты, после того, как мы обустроимся в Дербишире, сможешь возвращаться и жить тут неделями.

Она увидела, что он колеблется.

— Может, я даже смогу уговорить миссис Дарси предоставить тебе одну из их карет — ты же делаешь им такое одолжение!

— Уверен, она так и поступит — она знает, что в Хансфорде без меня не обойтись.

— И в Кимптоне тоже, — польстила она ему.

— Верно, миссис Коллинз. Очень верно, — и он выпятил грудь.

— Так я могу сказать мисте... миссис Дарси, что ты согласен? Я отправлюсь прямиком в Розингс.

— Хорошо, — наконец согласился он, и она с облегчением скрылась.

Что она солгала, и отправилась в их с Фицуильямом приют, ее совсем не беспокоило. В ее положении женщина должна лгать так же свободно, как дышит. Не забавно ли, что она, которая так боялась после замужества стать похожей на мать, вместо этого вела себя как собственный отец? Элизабет всегда прощала отцу издевки над женой, потому что с ней он никогда так себя не вел. Теперь она прощала ему их, потому что с мистером Коллинзом она вела себе еще хуже, и при этом склоняла Фициульяма к греху. И не жалела об этом. Она знала — если они расстанутся, она умрет. Значит, придется терпеть последствия своих ошибок — и заставлять терпеть всех остальных. По крайней мере, они смогут быть вместе.

Ноябрь 1812 года, Розингс-парк, вдовий коттедж

— Ты спала с лица, Энн. Тебе надо больше есть и лучше заботиться о своем здоровье, — распорядилась леди Кэтрин, не дожидаясь, пока ее дочь опустится на стул. — Ты же носишь наследника Пемберли и Розингса!

Энн отпустила миссис Дженкинсон, которая теперь стала компаньонкой ее матери, и сама закрыла дверь. Вдова больше не могла себе позволить держать лакея, единственным назначением которого было стоять у двери. Это вполне устраивало Энн: она хотела вывести мать из себя, а не дать пищу для сплетен.

— Нет, матушка, не ношу, — с наслаждением объявила Энн, разводя полы накидки и разглаживая платье, чтобы показать совершенно плоский живот.

— Ты его потеряла! — воскликнула леди Кэтрин. — А все потому, что вы сослали меня в эту лачугу, словно я совершила преступление! Я знала, что Дарси за это воздастся!

— Сколько материнского сочувствия и христианского милосердия, матушка.

— Не ной, Энн! Я до тебя лишилась пятерых, и не устраивала по этому поводу представлений. Ты бы его не потеряла, если бы посоветовалась со мной. Мне известны все приемы.

— Верится с трудом, но в данном случае ты ошибаешься. Я и не была беременна.

— Чушь! Все графство только об этом и толкует. И я сама видела на прошлой службе, какой у тебя был живот.

— Что ты видела, матушка, это подушку, засунутую под платье.

— Подушку?!

— Ну, одну из этих подкладок для живота, которые были в такой моде в прошлом веке, но по мне это подушка. Мне про них рассказала моя горничная, и мы сделали целый набор, чтобы мой живот увеличивался месяц за месяцем.

Леди Кэтрин впервые в жизни полностью утратила дар речи.

— Но ребенок все-таки будет, — сказала Энн.

— Но... откуда... как...

— Мой муж оступился.

— Энн! Ты не можешь взять на воспитание незаконного ребенка! Я запрещаю!

— Ты ничего не можешь мне запретить, мама.

— Как не могу? Я — твоя мать и тетка Дарси, ваша ближайшая родственница. Кто, как не я, должен следить, чтобы вы не сбились с истинного пути и возвращать вас на него, если потребуется? Ты должна родить сама. А этой женщине, кто бы она ни была, дашь отступного.

— Ты потеряла право нам указывать, когда вынудила заключить эту пародию на брак. Если бы ты не боялась за свое положение, ты бы и до сих пор угрожала разоблачить бедняжку Джорджиану.

Леди Кэтрин побагровела и открыла было рот, но Энн подняла руку, не давая ей говорить.

— Я еще не закончила. Ни я, ни Дарси в грош не ставим ни твои советы, ни твои обещания, потому что ты всегда поступаешь так, как тебе выгодно. И мы теперь тоже. Я не хочу рожать мужу ребенка, и даже заниматься с ним тем, что необходимо, чтобы тот появился. Он тем более мною не интересуется. Он нашел свое счастье с другой, а я найду счастье в материнстве. И буду гораздо лучшей матерью, чем ты.

Леди Кэтрин побагровела еще сильнее и начала хватать ртом воздух.

— Успокойся, а то как бы не приключился удар. Не то, чтобы меня это огорчило, но это может помешать моим планам. Завтра мы отбываем в Пемберли.

— Энн, — начала леди Кэтрин, и в голосе ее впервые на памяти дочери прозвучала мольба.

— Нет. Что посеяла, то и пожинай.

— Я только хотела, чтобы ты была счастлива.

— Ты хотела навсегда остаться хозяйкой в Розингсе и хвалиться своей дочерью миссис Дарси. Я в расчет не шла.

— Если бы я хотела услать тебя прочь, я могла бы выбрать любого состоятельного жениха. Я выбрала Дарси, потому что тот мог о тебе позаботиться.

— Ты выбрала Дарси, потому что думала, что он также будет уступать тебе во всем, как и я. Кто еще позволил бы тебе по-прежнему хозяйничать в имении, распоряжаться всем вокруг и тратить мое наследство, как заблагорассудится?

— Дарси ничего такого не позволил! Он с позором запер меня здесь и...

— Ты забыла, с кем говоришь. Твои обстоятельства мне известны не хуже собственных. Отец оставил тебе более чем достаточный доход, а мой муж — против моей ясно выраженной воли — еще и щедро прибавил от себя. Тебя никто ни в чем не ограничивал. Он только — будучи в полном праве — запретил тебе вмешиваться в дела поместья и распоряжаться управляющим, что ты делала целых пять в лет в противоречии с завещанием моего отца.

— Ты что, правда веришь, что управилась бы с Розингсом? — ядовито выплюнула леди Кэтрин.

— Откуда мне знать? — тихо и равнодушно ответила Энн. — Кстати, если хочешь знать, Дарси был готов оставить тебя в Главном доме. Коттедж — это моя идея.

— Мне стыдно, что у меня такая дочь! Неблагодарное, непокорное создание!

— Если и так, ты это заслужила.

— Прочь! Видеть тебя не желаю!

Энн с совершенным спокойствием встала.

— Ладно. Но если я уйду, — добавила она поддразнивающим тоном, — ты никогда не узнаешь остальные новости.

Леди Кэтрин, которая по природе своей не могла стерпеть, когда что-то проходило мимо нее, не устояла.

— Ну, что еще? — сердито осведомилась она.

Энн снова села.

— Ты давно видела миссис Коллинз? — спросила она явно не к месту.

— Я ее каждое воскресенье вижу. Как и ты. Что с ней такое?

— Тебе не кажется, что она пополнела?

— Она всегда была довольно пухленькой, — возразила леди Кэтрин, и, не в силах удержаться от укола, добавила, — В отличие от тебя.

— А вот ей подушка под платье не потребуется, — ответила Энн, не пошевелив и бровью.

— Судя по тому, что рассказал мне мистер Коллинз — а он ничего от меня не скрывает, только с помощью подушки она и сможет изобразить, что в тягости.

— Ты о чем? — спросила Энн, отлично понимая, о чем.

— Ну, — захихикала леди Кэтрин, — мистеру Коллинзу в ее спальню дороги нет. Единственный раз, когда он попытался, она пригрозила ему кочергой.

Энн не смогла удержаться от смеха. Элизабет, конечно, заверила ее, что мистер Коллинз не может быть отцом ребенка, но их дружба еще не достигла той степени близости, когда начинают делиться такими подробностями.

— Он, похоже, поупорнее Дарси. Тому было достаточно сказать, что я не желаю быть ему настоящей женой, и он оставил меня в покое. Наши спальни в противоположных крыльях дома. Правда, теперь я понимаю, почему.

Леди Кэтрин нахмурилась.

— Если уж рассуждать о неверности, — жизнерадостно продолжила Энн, настроение которой улучшалось по мере того, как у ее матери портилось, — ты никогда не думала, что миссис Коллинз может дарить своим расположением кого-то другого?

— Она дерзкая, но не распутная, — заявила леди Кэтрин с надменным фырканьем. — Кроме того, если бы ее с кем-то застали, я бы знала.

Из всего, чем хвалилась леди Кэтрин, только это, как знала Энн, и было правдой. Ее мать содержала целый штат соглядатаев, и, хотя и жаловалась не бедность, для них у нее всегда находились средства. Если она не знала о связи Дарси, значит, не знал и никто в округе. Дарси и Элизабет уверяли ее, что проявляли крайнуюю осмотрительность, но было приятно получить подтверждение.

— Твои соглядатаи тебя подвели, матушка. Миссис Коллинз носит моего ребенка. И я очень благодарна.

Леди Кэтрин снова стала хватать ртом воздух.

— Миссис Коллинз, если припоминаешь, это та самая барышня, с которой ты разлучила Дарси. Они снова встретились, когда мы вернулись в Розингс на пасху, и... воссоединились, пока я болела. На самом деле, это весьма романтично.

— Романтично!!! Ты с ума сошла! Она украла у тебя мужа!

— Нет, мама. Это я украла его у нее. Дарси сам мне признался, что собирался делать ей предложение. Из-за его ухаживания ты и поторопилась с нашей свадьбой.

— Дарси должен бы испытывать благодарность. Она не из нашего круга!

— Ну, он ее не испытывает, и она тоже. Может, она бы и смирилась, если бы ты не обременила ее мистером Коллинзом, но ты не смогла. Так что я ее не виню. На самом деле мне ее жаль. Надеюсь, мы подружимся.

— Подружитесь? Энн, не дури!

— А почему бы и нет? Я не имею ничего против их связи. Она будет развлекать моего мужа, а я буду наслаждаться всеми преимуществами положения миссис Дарси и стану матерью ее детям. Она приносит гораздо большую жертву. Жаль, что она не сможет жить с нами в Пемберли, но не стоит напрашиваться на скандал таким вызывающим поведением.

— Он тебя бросит.

— Он мог это сделать только одним способом, и сделал еще до нашей свадьбы. А теперь я им нужна. Мое присутствие оправдает ее присутствие, моя репутация станет щитом для ее репутации, мое согласие придаст законность их детям, а моя дружба позволит ей их видеть. Так что это им придется мне угождать. Но тиранить их я не собираюсь. В этом нет необходимости. Думаю, втроем мы будем вполне счастливы.

— Энн, ты понимаешь, что это полная чушь? Если бы это было так просто...

— Сначала, может, и будет немного неловко, но в целом, мне кажется, вполне осуществимо. С тех пор, как Дарси во всем сознался, я вижусь с Элизабет каждый день — с ним тяжело, она гораздо практичнее — и мы отлично поладили.

— И как ты собираешься с ней ладить, когда будешь в Дербишире, а она в Кенте? — презрительно усмехнулась леди Кэтрин.

— О, разве я не сказала? Дарси предложил мистеру Коллинзу приход в Кимптоне. Элизабет завтра уезжает вместе с нами.

— Мистер Коллинз бы меня предупредил! — в ужасе воскликнула леди Кэтрин.

— Его заставили поклясться, что он будет молчать. Он, знаешь ли, боится Дарси до судорог. Но он проведет с тобой еще две недели. Сначала мы отправляемся погостить к сестре Элизабет, той, что вышла замуж за мистера Бингли. Мистер Коллинз увидится с нами в Дербишире.

Леди Кэтрин снова потеряла дар речи. Энн в жизни не было так весело!

— Не переживай. Он нанял помощника.

Леди Кэтрин так и не обрела голос. Энн встала, натянула перчатки и поправила накидку.

— Что ж, матушка, вот и все новости. Пиши мне в Пемберли. Я извещу тебя, когда родится мой ребенок.

Она шагнула к двери, но ее остановил дрожащий голос в последней попытке бросить вызов:

— Я всем расскажу!

Энн обернулась.

— Не стоит, матушка. Примут за сумасшедшую. И тогда придется вмешаться не только Дарси, но и моему дяде, — небрежно ответила она, глядя на мать глазами такими же ледяными, как ее тон. — Если ты считаешь, что живешь в лачуге, представить не могу, как ты станешь называть то место, куда тебя отправят.