Крылья (джен)

В безлунную ночь, когда погасли огни домов и витрин, в небе над Городом пролетела одинокая Птица.

У Птицы были широкие крылья и глубокий, печальный взгляд.

Первым Птицу заметил припозднившийся бродяга. Взглянул в ночное небо, раскрыл рот да так и застыл на месте, пораженный невиданным зрелищем. Немая тень потеснила облака и звёзды. Ее плавное движение не нарушало тишину. Создание казалось невесомым, словно перья и пух были единственным, что составляло его сущность.

Вторыми Птицу учуяли старые псы и забрехали, поднимая с постелей только-только уснувших горожан. Те бросились к окнам, протирая заспанные глаза. Но Птица махнула крылом и скрылась в ночной темноте. Только на землю упало длинное, сияющее, как луч солнца, перо. Маховое.

Наутро перо подобрал молодой человек. Оглядел со всех сторон, забрал с собой. Дома показал своей девушке:

— Погляди...

— Что ещё? — недовольно заметила девушка. Она делала маникюр и не хотела, чтобы ее отвлекали.

— Погляди, как красиво.

— И что красивого в птичьих перьях?

— Как же? Посмотри — оно светится. Светится, как солнечный луч. Разве не видишь?

Девушка взглянула ещё раз. Пожала плечами:

— Не вижу.

Ночью Птица прилетала снова. На этот раз молодой человек вышел на улицу и долго глядел в темнеющее небо. Он увидел Птицу издалека и махнул ей рукой. Но Птица снова пролетела мимо и снова что-то обронила на землю. Молодой человек подошёл ближе. Это было маленькое, мягкое, как перина, пуховое перо. И светилось оно серебристым лунным светом.

С тех пор молодой человек каждый вечер выходил на улицу и встречал таинственную Птицу. Она проносилась над его головой, на миг заслоняя крыльями небесный свод, глядя далеко перед собой пронзительно-печальными глазами. Иногда Птица роняла перья, и тогда молодой человек уносил домой сияющие лучики солнца и луны. В своей маленькой однокомнатной квартире он перебирал их, наслаждаясь игривым мерцанием, и вдыхал еле слышный запах ветра, полевых цветов, моря и голубого снега холодных гор.

— Ты изменился, — говорили ему люди. — Посмотри на себя. Раньше ты был задорен, ядовит и весел. А теперь? Молчишь. Да только и знаешь, что возишься со своими перьями.

Молодой человек глядел на них тихим взглядом, который стал почти так же печален, как взгляд ночной Птицы. Глядел и молчал. Он уже сотни раз говорил о том, как красив свет, который излучают перья. Рассказывал и о Птице. Но никто из окружающих не видел ни света, ни птиц. Молодому человеку просто не поверили.

— Ночью надо спать, — сказали люди. — Что за бредни — таскаться в темноте по улицам?

— Такими темпами не только птицы — белочки начнут мерещиться, — хихикнул кто-то из остряков.

Молодой человек ничего не ответил. А спустя несколько дней засел за странный проект. По Городу поползли слухи, что он хочет создать свою конструкцию крыльев. Дополнить ее перьями одинокой Птицы и взлететь к небесам. Впрочем, и сам молодой человек не отрицал этого:

— Я хочу узнать, — говорил он, — куда летит ночная Птица. Почему не улетает совсем? Почему так одинока? Почему печальна? Ведь она сильна. Очень сильна. И очень одинока. Если бы вы только знали, как мне жаль ее!

— Дурак, — решили наконец люди.

— Идиот, — сказала молодому человеку девушка и ушла от него.

— Сумасшедший, — вздохнул один из друзей молодого человека, сидя у того в домашнем кресле. — Ничего не выйдет из этой затеи. Чего ты добиваешься? Хочешь разбиться? В лучшем случае покалечишься. А в худшем — тебя просто засмеют.

— Значит, и ты мне не веришь? — спросил молодой человек.

Его друг докурил сигарету и пожал плечами:

— Верю — не верю. Какая разница? «Рожденный ползать...», как говорили мудрые. Помнишь?

Молодой человек засмеялся. Даже смех у него стал другой — мягкий и тихий.

— Ты скептик, — сказал он, — и всегда им был. А я, быть может, хочу хоть минуту продержаться в воздухе. Хочу узнать, что такое настоящая свобода. Разве этого мало? Впрочем, — тут молодой человек слегка задумался, — может, ты и прав. И я действительно сумасшедший.

Скептик лишь покачал головой.

А Птица кружила над Городом, будто ждала чего-то. И в конце концов к ней привыкли собаки, привыкли ночные бродяги, и только горожане были возмущены ее появлением. Они не видели ее, но чувствовали ее присутствие, и игнорировать это чувство не могли.

— Эта Птица нарушает наш покой! — говорили горожане. — Зачем она здесь?

— Наверняка она не похожа на других птиц.

— Откуда она? Что несёт с собой?

— Что она о себе думает? Если только существует.

— Это все тот глупец! — решил наконец кто-то. — Это он взбудоражил нашу мирную жизнь своими фантазиями. Пойдем к нему и потребуем, чтобы он публично отказался от своих слов! Разве можно жить спокойно, зная, что каждый дурак способен вообразить себе невесть что?

И горожане, собравшись большой делегацией, направились к дому молодого человека. Но на полпути кто-то из толпы вдруг остановился и, указывая в сторону рукой, крикнул:

— Смотрите!

Далеко-далеко, у самого крайнего в Городе дома, на пригорке, стоял молодой человек. Недвижно, молча он ждал, устремив взор к небу, а за его спиной тихо трепетали на ветру крылья. Большие, размашистые, отливающие серебром и золотом. Они были так прекрасны, что невольно приковывали к себе взгляд, и люди остановились, не в силах отвести глаз от прекрасного зрелища. Затем медленно принялись подвигаться вперед. Осторожно, будто боясь спугнуть невиданное доселе существо.

И в этот момент вдалеке показалась тень. То приближалась одинокая Птица. Ее широкие крылья медленно поднимались и опускались, неся сильное тело над землёй. Глаза глядели прямо и строго на молодого человека, и тот, будто почувствовав это, отошёл на несколько шагов назад и приготовился к разбегу.

— Стой! — послышался вдруг хриплый крик. — Стой, дурак! Разобьешься!

С другой стороны к молодому человеку бежал его друг — тот самый неверящий скептик. Он не был в толпе и на месте происшествия оказался случайно. Но скептику не понадобилось и нескольких секунд, чтобы понять, в чем тут дело. Он хотел добежать до друга, остановить его, схватить за руку, но не успел...

...Тишину прорезал истошный женский крик:

— Летит! Лети-ит!

Сияющие крылья трепетали на ветру. Человек парил в небе, медленно кружа над домами, а потом повернул в сторону и направился вдаль — навстречу Птице. Толпа бросилась за ним.

У молодого человека захватывало дух, кружилась голова. За секунду до того, как разбежаться, за долю секунды до того, как толкнуться ногами от земли, он был будто сам не свой. Он не думал о том, удастся ли ему совершить задуманное. Не думал и о том, что будет с ним, если затея провалится в самом начале. И только зависнув на секунду в воздухе, почувствовал вдруг укол страха и едва не задохнулся от осознания того, на что же все-таки решился.

А потом поток воздуха подхватил его, крылья расправились по ветру, и сердце молодого человека едва не выскочило из груди. Он не слышал шума толпы внизу. Он даже их не видел. Душа его замирала от счастья. Он летит! Вопреки всему. Вопреки всем невериям и сомнениям. Вопреки самому себе, если угодно. Он бы сошел с ума от такого чуда, но вовремя вспомнил, зачем предпринял этот шаг. Молодой человек поискал глазами Птицу и сразу увидел ее. Далекая тень повисла на горизонте. Молодой человек взмахнул своими крыльями и направился к ней, ощущая невольную робость перед неизведанным.

На краю Города раскинулся вековой зелёный лес. Птица выбрала самое высокое дерево и медленно опустилась на него. Молодой человек подлетел ближе, осторожно сложил крылья и опустился на соседнюю ветку. Вечерело, но ночь ещё не наступила — в этот раз Птица прилетела ранее обыкновенного. Вблизи она оказалась ещё больше и сильнее, чем можно было увидеть с земли. А глаза ее и вправду были очень красивые и очень печальные.

— Здравствуй, — сказал молодой человек, не зная с чего начать. Сердце его трепетало. — Здравствуй. Кто ты?

Птица молчала. Но молодой человек знал почему-то: она его услышала. И спросил снова:

— Я... Мы не видели тебя раньше. Никогда тебя не видели. Кто ты? Зачем прилетела к нам? Куда держишь путь?

Снова наступила тишина, а потом молодой человек услышал нежный, бархатный голос. То говорила Птица.

— Ты правда хочешь это узнать? — спросила она.

— Я прилетел сюда ради этого! — воскликнул молодой человек, обрадованный тем, что его услышали. — Я подбирал твои перья. Они прекрасны... Я изучал их, а потом пробовал смастерить такие же. Вернее... Крылья... Я пытался сделать крылья, как у тебя...

Он смутился и замолчал. Конечно, его крылья было не сравнить с крыльями Птицы. По размаху и по силе они явно уступали последним. Но ведь он летел. Летел — все это видели. И Птица... Ведь она тоже все знала. Она ждала его.

— Мои крылья нельзя повторить, — ответила Птица. Голос ее был тих, неспешен и шелестел, словно листья на ветру. И странным казался этот голос молодому человеку. Будто сон или чья-то давно услышанная песня.

— Мои перья впитывают все прекрасное, что могут почувствовать, — продолжала Птица. — Отовсюду, где я бываю, я уношу на крыльях самое лучшее. Потому они так широки. Они питаются добрыми помыслами и поступками, прекрасными видами и запахами. Они забирают с собой частички рассветов и закатов, солнца, луны и звёзд. Потому они так светятся. Без этой подпитки они ослабнут, изломаются, и я упаду с неба. Они беззащитны перед злом, и в этом их слабость.

— Но я не со злом пришел! — снова воскликнул молодой человек. — Я... Я не знаю, как это объяснить. Я хотел видеть тебя. Хотел говорить с тобой. Мне казалось, что ты прилетела сюда только ради меня. Это, наверное, глупо... Но я будто бы... Влюбился. Хоть это чувство сильнее, гораздо сильнее. И потому я поднялся к тебе. Может ли такое быть? Может?

Молодому человеку показалось, что Птица печально улыбнулась. Впрочем, в сгущающихся сумерках лица ее почти не было видно.

— Ведь ты здесь, — проговорила она.

Они посидели ещё немного — два странных крылатых существа на ветке дерева. А потом молодой человек спросил:

— Теперь ты улетишь от нас?

— Да, — тихо ответила Птица.

— Куда же?

И снова Птица промолчала. А когда задала вопрос, голос ее стал совсем тих и еле слышен:

— Ты ведь хочешь со мной?

Молодой человек только ахнул. Нет, он не смел просить об этом. Но после первого ощущения полета, после того, как он полной грудью вдохнул свежий вечерний воздух и ощутил волны ветра, бегущие в волосах, ему было невыносимо думать о возвращении в свою однокомнатную квартиру в многоэтажном муравейнике. Нет, там было по-своему хорошо. Там был свет и тепло, на кухне стояла электроплита, и по утрам молодой человек варил себе кофе со сливками и двумя ложками сахара. Была и работа, приличная, не очень трудоемкая, со стабильным окладом, так что хватало и на отпуск, и на то, чтобы раз в неделю сходить с друзьями в бар. Был новенький автомобиль. Все было. Но возвращение ко всему этому прекрасному, даже умноженному в десять раз, казалось равносильным возвращению в клетку зоопарка орла, который однажды побывал на свободе.

— Мой путь далёк и тяжел, — сказала Птица. — Я лечу к звезде, незримой этому миру. Там, под звездой, обретается то, что ищет каждый человек. Счастье. Каждый представляет Его по-своему и всё-таки, когда видит Его настоящее, всегда оказывается удивлен. Но не человек выбирает Счастье. Счастье выбирает человека. Того, кто действительно хочет быть счастливым, Оно ищет само, а когда находит, то отдается такому полностью, без остатка. Но путь к Нему долог и труден. Многие хотят заполучить Счастье, немногим это удается. Одни не хотят и слышать о Счастье. Другие равнодушны. Если бы они только знали, — тут Птица глубоко вздохнула, — скольким из них Счастье уже помогло и помогает. Если бы только захотели увидеть.

— Я... Увидел? — спросил молодой человек больше утвердительно, не ожидая ответа на свой вопрос. Он почти знал его. Птица и не ответила. Вместо этого она спросила:

— Ты правда этого хочешь?

— Да, — ответил молодой человек, не задумываясь ни на секунду. — Да, хочу.

— Что ж, — прошелестело сверху, и два широких крыла распласталась над молодым человеком. — Тогда — лети!

Молодой человек взмахнул своими крыльями. Ему показалось, что в нем вдруг появилась неведомая ему самому сила. Он будто стал вдвое выше, втрое старше, вчетверо уверенней. Он поднялся с ветки. Птица медленно кружила в небе. Вслед за ней стал подниматься и молодой человек. Выше. Выше...

Люди внизу засуетились. Все то время, пока молодой человек говорил с Птицей, они стояли и выжидали, что же будет дальше. Обрывки разговора долетали до них, но из этих обрывков трудно было что-то понять. Птицу люди по-прежнему не видели. Только когда молодой человек поднялся в небо, горожане заметили поднимающуюся вместе с ним темную тень. Всех охватила паника.

— Их теперь двое! Смотрите!

— Это тот сумасшедший обманщик. Он тоже летит! Он уверен, что летит! Он внушил себе это!

— Он приведет с собой других! Он приведет других крылатых призраков!

— Гоните его прочь! Прочь!

И люди принялись бросать камни и палки в человека и в неведомую тень. Но камни не долетали до цели, слишком уж большую высоту набрали Человек и Птица. И тогда в шуме голосов раздался громкий пистолетный выстрел.

Секунду после выстрела стояла тишина, а потом с неба послышался отчаянный крик. Одна из крылатых фигур дрогнула и стала стремительно падать вниз. И тут же другая ринулась из поднебесья ей на помощь шумным вихрем, хватая на руки, принимая удар на себя.

Крылья смешались в воздухе. С неба посыпались перья — изломанные, истерзанные — вспыхивали в воздухе огненным пламенем и сгорали, не долетая до земли. Крылатые тени, обнявшись, свалились с неба и рухнули в овраг где-то далеко за Городом.

Наступило утро, а за ним вечер и ночь, и снова утро. Прошли лето и осень, а за ними пришла зима. Жизнь потекла своим чередом. О странном городском сумасшедшем и его Птице почти никто не вспоминал — они стали легендой. Крылатых тел не нашли в ту ночь, да и немудрено — кто станет лезть в овраг в темноте, рискуя свернуть шею? Потоптавшись на месте и ничего не дождавшись, люди разошлись по домам. Овраг порос ковылем и полынью. Осенью трава пожелтела, зимой высохла и посерела, мертвыми стеблями выглядывая из-под белого, как вата, снега.

Поздним вечером в середине января на краю оврага стоял человек. Сунув замерзшие руки в карманы брюк, он задумчиво курил сигарету, затем вытащил изо рта окурок, затушил в снегу и щелчком пальцев отбросил в сторону.

Человеком этим был скептик, тот самый друг несчастного безумца. Вот уже полгода, как он не мог успокоиться, и единственный из Города все ещё продолжал поиски следов. Что уж не давало скептику покоя, он и сам не знал, но едва ли не каждый день ходил к злосчастному оврагу. Несколько раз он предпринимал попытки спуститься вниз, исследовал овраг вдоль и поперек. Ничего. Только там, где произошло падение, на снегу валялись два пера, обожженных, но почему-то не истлевших, и слабо-слабо светились солнечно-лунным светом. Скептик подобрал перья. Сам не зная, для чего.

В тот день он особенно долго стоял у оврага, сунув руки в карманы, курил, задумчиво покачиваясь с пяток на носки ботинок. Домой идти не хотелось. В этот день — скептик чувствовал — он находился здесь в последний раз. Сегодня он уйдет и больше не вернется к оврагу. Пора прекращать бессмысленные поиски. Не было никаких птиц. Все это чепуха. Старая легенда, которая популярна теперь в Городе. Только легенда — не более.

«Что ж, может, и друга моего не было?» — вдруг подумал скептик.

Он уходил и снова возвращался обратно. Сердце в груди ныло и тянуло к оврагу — постоять ещё немного, подумать, послушать тишину. Наконец скептик сделал над собой усилие, развернулся и направился к Городу.

Проходя мимо высокого дерева, он невольно поднял голову. На этом дереве в последний раз он видел своего друга — крылатого безумца — и чудную Птицу. Да точно, было ли это? Кружащий в небе Человек на невеcомых крыльях. Птица с размашистыми плечами. Но ведь он видел это! Сам видел! И вот два пера той Птицы. Вот они — сияют ясным светом.

Скептик достал перья из кармана. Они и правда светились, разгораясь ярче и ярче. А может, так быстро сгущалась кругом темнота. Скептик долго глядел на перья, стоя под деревом, пока у него совсем не заболели глаза. Тогда он убрал перья в карман и хотел идти прочь, но снова остановился, последний раз поднимая голову.

И замер.

Кто-то находился на этом дереве. Кто-то был на нижней ветке. Темный человеческий силуэт с двумя большими крыльями за спиной. Скептик зажмурился, покачал головой, открыл глаза. Но видение не исчезло, наоборот, кажется, стало отчётливее в сгущающихся сумерках. Скептик подошёл ближе к дереву, постоял, пощупал зачем-то холодную кору и осторожно полез вверх по стволу.

Ползти было страшно неудобно. Ноги соскальзывали, пальцы деревенели от напряжения. Но скептик упрямо карабкался к своей цели. Фигура на ветвях оставалась неподвижной, не пугалась и не улетала, смутной тенью вырисовываясь в черно-синем небе. Скептика могло бы удивить это, если бы у него ещё оставались силы удивляться. Он почти дополз до нижней ветки, когда сверху послышался тихий голос:

— Будь осторожен. Не сорвись.

Вскарабкавшись, наконец, на ветку, скептик присел отдохнуть. Говоривший с ним находился теперь совсем близко.

— Кто ты? — отдышавшись, прошептал скептик.

Сначала ответа не последовало. Затем голос тихо поинтересовался:

— Как ты сам думаешь?

— Откуда мне знать? — пожал плечами скептик. — Может быть, Ангел? Но почему такой темный Ангел?

— Ангелы чище, — тихо возразил собеседник, — выше и ближе к Солнцу. Их свет — не наш свет — не от этого мира. Но, впрочем... пусть так. Если тебе легче, смотри на меня, как на темного Ангела. Или лучше — Ангела печали.

На улицах почти совсем стемнело. Рано, как это бывает зимой. В окнах Города зажглись огни. Скептик сидел на широкой ветке дерева ближе к стволу, опираясь о него спиной, подогнув к груди колени и обхватив их руками. Ангела он не видел, но чувствовал его присутствие, и это казалось скептику странным. Он никогда не относил себя к особо чувственным личностям. Кроме того, было странно, что он совсем почти не чувствовал холода. Даже от коры дерева исходило убаюкивающее тепло, и скептик решил в конце концов, что спит. Что ж, сон был ему приятен. Только что же делать с этой щемящей тоской, от которой так ноет сердце?

— Ты знаешь меня? — спросил скептик у Ангела. Тот откликнулся не сразу:

— Быть может. Когда-то.

— Когда-то знал? Мы... знакомы?

Радостная догадка вдруг озарила скептика, и он повернулся вполоборота к Ангелу.

— Покажись, — потребовал он. — Я хочу увидеть твоё лицо.

Но Ангел даже не пошевелился. Голова его была опущена на грудь, крылья приподняты. В темноте он казался молчаливым памятником.

— Ты не узна́ешь меня. Теперь нет.

— Что значит не узнаю? Знал ведь раньше?

— Быть может, — снова тихо ответил Ангел. — Но теперь ты не сможешь узнать меня. А я тебя не вспомню.

— Как тебя зовут? — продолжил допытываться скептик.

— У Ангелов нет имён. Не у всех есть. Есть Высшие, но их имена большая тайна.

Скептик устало прислонился к стволу. Нет, в этом не было смысла. И снова тоска защемила ему сердце. Да что с ним не так, в самом деле?

Помолчали. Вдруг скептик спросил:

— Скажи... Ты слышал об этой истории? О Птице и безумце, которого она забрала с собой?

— Его считали безумцем? — кажется, удивился Ангел.

— Сумасшедшим. Но по мне, он был в полном уме, когда собирался в небеса.

— Так почему же безумец?

— Потому что только безумец способен подняться вслед за одинокой Птицей, пугающей весь Город. Только безумец способен действительно воспарить над землёй. И только безумец согласен будет разбиться о камни вместе с этой Птицей... Скажи мне, — снова обернулся к Ангелу скептик, — ведь ты наверняка был там. В небесах. Скажи, что в них такого, чтобы ради них стоило подниматься так высоко? Чтобы терпеть упрёки и насмешки и в конце концов рухнуть на камни с изломанным крылом. Для чего это? Стоит ли того?

Ангел молчал долго. Скептик решил уже, что снова не дождется ответа. Но Ангел думал. И когда заговорил, голос его был почти строг.

— Знаешь ли ты, что это за Птица? — спросил он.

— Нет. Откуда?

— Далеко-далеко за морями, на краю света и ещё дальше, есть страна, где живёт множество таких птиц. Раз в полгода одна из них покидает свой край и летит по свету — ищет уставших, несчастных, голодных и больных и одаривает их частицами Счастья, которое приносит из своей страны. Но чем больше она отдает, тем более печальной становится. Птицам больно смотреть на людские страдания. И от боли они начинают терять перья. Хорошо, если перо найдет добрый и светлый человек. Он увидит в нем отражение самого себя, и перо засветится солнечным или лунным светом. Если же перо подберёт человек пустой, со злым сердцем, то оно для него окажется одним из тех, что валяются на дороге в пыли. Он выбросит его в первую же мусорную кучу. Но добрый человек сохранит перо и тот свет, который увидит, приумножит в десять, сто или тысячу раз. Каждый по своим талантам и силе. Кто-то становится прекрасным музыкантом, стихотворцем или художником. Кто-то пишет книги. Учёный, подобравший перо, делает великое открытие, а о мастеровом начинают говорить, что у него золотые руки. А самые смелые взлетают вместе с Птицами и летят в ту далёкую страну, где нет горя и печали. Сама одинокая Птица хранит такого «безумца». Но если прервать полет, если уничтожить Человека, то Птица отдаст самое дорогое, что у нее есть — свои крылья. А вместе с ними и свою жизнь... Чтобы Человек не ушел насовсем. Чтобы мог стать Печальным Ангелом...

— И ты...

— Я, — прошептал Ангел, не давая скептику договорить. — Я только темный Ангел. Только и всего. Не награждай меня теми титулами, которых я не стою. Не требуй от меня более того, что я могу тебе сказать. Я только Печальный Ангел. И я больше ничего, ничего не знаю...

Ангел замолчал. Скептик вновь обернулся к нему и вдруг увидел, что Ангел опустил крылья, закрыл лицо руками и горько плачет. Его худые плечи вздрагивали, слезинки сочились сквозь пальцы, вспыхивая в воздухе искорками, капали на снег. И там, куда падали слезы Ангела, снег таял, обнажая тепло-черную землю.

Скептику стало ужасно жаль Ангела. Настолько жаль, что он забыл о своей боли. Ему хотелось как-то утешить это печальное существо. И он спросил:

— Что я могу сделать для тебя?

Ангел отнял от лица руки. Вытер кончиком крыла заплаканные глаза и вдруг улыбнулся. Он в самом деле улыбнулся. Грустно, но всё-таки улыбнулся. И на мгновение скептик увидел его лицо. Но Ангел оказался прав — скептик не узнал его, хоть на долю секунды ему показалось, что он увидел ту самую улыбку, которая когда-то давно становилась тихим смехом.

— Ничего, — улыбнулся Ангел. — У меня есть все. Теперь есть все. Ты спрашивал, что такого в небесах, чтобы стоило ради этого рухнуть на камни? Знаешь, я мог бы рассказать тебе, только, боюсь, трудно это будет понять, если не испытать самому. Но поверь, нигде на земле ты не найдешь того, что может дать тебе небо. Ни на земле, ни где-либо в другом месте. Вот и все, что я могу тебе сказать. Об остальном ты должен позаботиться сам. А хочешь помочь — вспомни обо мне. Хоть раз.

И Ангел распахнул крылья, собираясь взлететь.

— Стой! — крикнул скептик, пытаясь подняться на ноги. На ветке дерева это сделать было нелегко. — Стой! Куда ты? Не улетай! Не бросай меня!

Но Ангел махнул крылом и через минуту парил уже высоко в небе. Он поднимался все выше и выше. Скептик глядел на него, не замечая, что лицо его заливают слезы. Ангел уже скрылся за облаком, а в глазах скептика ещё долго стоял серебристо-лунный блеск, и виделся ему алый шрам, неправильным пятном метивший лёгкое крыло.

* * *

Много дней прошло с той встречи, много воды утекло.

Время шло своим неумолимым ходом.

Только по Городу снова поползли слухи.

Говорили, что скептик мастерит новые крылья.