Пуговица (джен)

Полдень выдался необычайно жарким. Духота неподвижно висела в воздухе и вызывала тупую головную боль.

Утреннее недомогание королевы усилилось. Стало понятно, что время ее шестых родов пришло.

Король тяжело вздохнул и потер виски. Его первенец, принцесса София, росла здоровой и наполняла веселыми криками и топотом выделенную ей часть дворца. Однако все мальчики, родившиеся после нее, умерли, прожив несколько часов или дней, в лучшем случае — месяц. Мысли гудели растревоженным роем пчел, настойчиво повторяя слова королевы-матери:

— Это проклятие. Враги короны, враги империи не смирились с завоеваниями твоего отца и навели порчу. Если родится младенец мужского пола, нужно провести ритуал, иначе его постигнет участь братьев... — Перед глазами всплывало скорбно-суровое ее лицо. И бледное лицо Ульрики.

Здоровье его жены слабеет. Врачи не уверены, что она сможет выносить хотя бы еще одного ребенка. Истая христианка, она никогда не даст согласия на языческий ритуал, предпочтет смирение и молитву. Но что, если королева-мать права? Рождение наследника — дело государственное, в коем король не вправе полагаться на милость одного бога, самонадеянно презрев других. Матери вера в Христа не мешала чтить старых богов и ворожить, взывая к ним в особых случаях. И небеса не разверзлись, не обрушились на ее голову. Жаль, Хедвиг Элеонора взяла с сына слово не посвящать в ее тайны невестку.

— Ульрика чиста, благодетельна и глупа, — говорила она со скупой улыбкой. — Не стоит ей знать лишнего, Карл.

Положа руку на сердце, он был о жене лучшего мнения. Однако не она, оставшись вдовой, сумела сохранить трон и передать его сыну в целости и сохранности вместе с процветающей страной. Потому и "своей королевой" он называл не ее.

На исходе долгого изнурительного дня в покои зашла уставшая, но счастливая фрейлина.

— Ваше величество, у вас сын.

* * *

Рыжие лучи закатного солнца золотили разметавшиеся по подушке каштановые волосы Ульрики.

— Врач говорит, ему пришлось нелегко, но он здоров, — слабо улыбаясь мужу, говорила Ульрика. — Надеюсь, господь сохранит его.

Карл легонько ободряюще пожал обеими руками слабую и хрупкую кисть жены и поцеловал ее в прохладный лоб.

— С ним все будет хорошо, обещаю.

Сзади стояла королева-мать.

— Что ты решил, Карл? — спросила она, едва они отошли от роженицы.

Он посмотрел во встревоженные темно-карие глаза в паутине глубоких морщинок и, не разжимая плотно сомкнутых губ, твердо кивнул. Личико новорожденного казалось синим от множества мелких кровоподтеков, а заверениям врачей Карл перестал доверять. Все его мертвые сыновья, по их словам, тоже родились здоровыми.

В длинном коридоре он чуть приотстал, глядя, как по мерно поскрипывающим половицам стелется шлейф бордового платья матери, гордо несущей на руках младенца. Немного позади шла фрейлина и семенила совсем юная горничная. Он принял решение, но не ощущал уверенности. Голова ныла.

Окна по обе стороны были раскрыты настежь, и в какой-то момент коридор пронизал сквозняк.

"Наконец-то!" — подумал Карл, но в то же мгновение в лицо ударило поднятой суховеем пылью. Благо они уже подошли к лестнице.

В покоях вдовствующей королевы, в небольшой комнате с плотными тяжелыми шторами на окнах, на столе стояла купель в кругу из толстых изрезанных рунами свечей. Пахло сушеными травами, восковым дымом и чем-то солоноватым, отдаленно напоминающим дух вяленой рыбы. Где-то глухо стучала ставня. Судя по всему, начиналась буря.

Королева отдала ребенка фрейлине, которая быстро его распеленала, а сама зачерпнула ковшом мутного варева из небольшого котелка, бурлящего в очаге. Добавив его к воде в купели, она тихо прошептала что-то неразборчивое и погрузила новорожденного внука в воду — вода потемнела, обрела красноватый оттенок.

— Что происходит? — обеспокоенно спросил Карл.

— Порча выходит, — мрачно произнесла Хедвиг Элеонора и быстро окунула ребенка под воду с головой.

Она повторила это дважды, после чего переложила раскричавшегося внука на простыню, заблаговременно расстеленную расторопной горничной. Вместо обтирания королева подожгла от свечи пучок трав и, одновременно произнося заклинания на языке древних свеев, принялась окуривать младенца.

Вода в купели осталась буровато-грязной. И что-то темнело на самом дне. Карл погрузил в воду руку и достал пуговицу. Обычную пуговицу, какие нашивались на военные мундиры.

— Откуда это здесь?

— Может, от вашей одежды, ваше величество? — предположила фрейлина, озадаченно глядя на его ладонь. — Или случайно оказалась в пеленках и пристала к тельцу...

Обратила взгляд на находку и королева, заботливо заворачивавшая младенца в чистую сухую пеленку. Нахмурилась и разогнулась.

— Это было в воде? Хм... В любом случае это не простая случайность. Вырастет воином.

В тот момент снаружи раздался грохот. Позже выяснилось, что обрушился кусок кровли одной из башен дворца.

Непогода в ту ночь разошлась не на шутку. Ветер рвал крыши, выворачивал деревья с корнями и гнал по улицам тучи пыли. В его завываниях почти утонули пушечные залпы, возвестившие подданных о рождении принца. Но народ, несмотря на шторм, потянулся по кабакам. Несколько горожан погибло, однако общего праздничного настроения та, в сущности, мелкая неприятность не омрачила.

Через два месяца наследника трона крестили в одной из названных в честь его бабушки-королевы церквей и нарекли, как и отца, Карлом.

* * *

— Это никогда не кончится! — Едва дочитав письмо, Фредерик швырнул его на стол и вскочил на ноги. Пламя свечей в канделябрах вздрогнуло — взметнулись тени. — Мало ему было поражения от русских и турецкого плена! Теперь он пошел войной в Норвегию.

— Бедный мой брат, — вздохнула Ульрика, но в голосе ее звучало лишь сожаление — без сочувствия. — Когда он уходил на войну, ему было восемнадцать лет. С тех пор прошло столько же. Бабушка Хедвиг всегда говорила, что его ведет путь воина, и верила, что ему суждено одержать великую победу.

— При все уважении, покойная королева могла верить во что угодно. Факты неумолимы, и они говорят лишь о том, что твой брат ведет нас к гибели.

— Карл наш король, Фредерик, — как и положено любящей сестре и верной подданной, Ульрика возвысила голос. — Кроме того, нужно же быть справедливым: он одержал много славных побед и, случалось, на голову разбивал многократно превосходящего противника.

— Да, а поражений потерпел еще больше. Страна обескровлена и разорена, но наш король никак не угомонится. Барон почти склонил русских к переговорам, но Карл же отверг саму возможность мирного договора. Ему хочется воевать!

— Но бог хранит его, значит...

— Я тебя умоляю, Ульрика! — уперевшись руками и перегнувшись к жене через стол, Фредерик понизил голос и прошипел: — Его хранит не бог!

— Неужели ты сейчас говоришь о словах фрейлины Элисабет? Она была не в себе.

— Она была на смертном одре, но никаких причин думать, что она лишилась рассудка на исходе дней, у нас нет. Кроме того, вспомни историю о том, что Элисабет видели беседующей с твоей покойной матушкой через час после смерти последней.

— Боже, Фредерик, это же солдатские байки о событиях двадцатипятилетней давности! Ты же сейчас не всерьез?

Ульрика рано потеряла мать, чье имя носила, а вскоре и отца. Она почти не знала старшей сестры, давно покинувшей дом ради политического брачного союза. И с юных лет, оказавшись в положении единственного представителя монаршей семьи, находящегося в столице, Ульрика выполняла многие функции постоянно отсутствующего брата-короля и всегда старалась быть рассудительной и полагаться на факты.

— Я не верил ни в какие байки, пока не побывал с ним в сражениях. Я видел, как рядом с ним разрывался снаряд и восемь человек, оказавшихся рядом, падали замертво, а он лишь стирал с лица землю и чужую кровь. Я видел пули, застрявшие в его сапогах, полах шляпы, шейном галстуке, в конце концов! Тут явно не обошлось без чертовщины!

— Но он бывал ранен.

— Только легко. И затягивались все его раны невероятно быстро.

— Пусть так, но не это ли лучшее доказательство, что провидение бережет его для чего-то великого?

— Я бы хотел так думать, Ульрика. Поверь, хотел бы. Но с каждым днем я убеждаюсь в том, что силы, которые призывала твоя покойная бабушка в день его рождения, хранят его лишь от смерти, не от поражения. И, если его не остановить, он погубит всех.

Ульрика встала и, сцепив руки в замок, отошла к окну. Сгущались ранние сумерки, ветер кружил желтые листья.

* * *

Через два месяца она стояла у того же окна — только дворцовую площадь заметал снег. Ей доложили о смерти брата — короля Карла.

— Как это случилось?

— Он осматривал наши траншеи у осажденной крепости. Его убили выстрелом в голову.

— Что ж, он был воином и умер в бою. — Она повернулась и высоко подняла голову. — Теперь я ваша королева.

Гонец, казалось, немного опешил, но тут же совладал с собой. Склонился в почтительном поклоне.

— Да, ваше величество...

В темном проеме двери мелькнула фигура в военной форме. Фредерик кинул быстрый взгляд на жену и вышел.

— Густав?..

Визитер молча протянул грязную белую тряпицу.

— Это врач извлек из раны.

— Спасибо, можешь идти.

Человек кивнул и растворился в темноте.

Дело сделано. Оставалось отдать долги.

* * *

Надежный слуга провел ее через черный ход прямо в кабинет Фредерика. На пуховом платке, которым старуха была обмотана поверх полушубка, медленно таял снег.

Он протянул ей кошелек.

— Как договаривались.

Старуха не торопилась брать деньги, размышляя о чем-то своем.

— Он мертв? — хрипло спросила она.

— Да.

— Тогда я уже получила свою награду.

— Ты так его ненавидела? Но почему? Ведь ты знала его с младенческих лет.

— Да, с первого дня жизни. Я стирала испачканные им пеленки и полоскала их в отваре душистых трав, чтобы ему слаще спалось. Я верила, что в том колдовстве, которое над ним свершилось на моих глазах, нет зла. Наследник рос таким красивым золотоволосым мальчиком, — блестя повлажневшими глазами, старуха вдруг пустилась в воспоминания, — он казался мне ангелом во плоти. Потом королева нашла мне хорошего мужа, у нас родилось семь сыновей, — потрескавшиеся губы растянулись в улыбке. — Я была самой счастливой женщиной на свете... Но, — покрытое глубокими морщинами лицо посуровело, — его величество вырос и развязал войну, которая отняла у меня всех. Почти всех... Остался только внук, которому сейчас четырнадцать. Я не могла потерять и его тоже.

— Ясно... Возьми деньги, Хельга. Вам с внуком они не будут лишними.

Когда та ушла, сжимая в морщинистых дрожащих пальцах кошелек с пятью золотыми, будущий король Фредерик затворил дверь и сел за стол. После первого разговора с бывшей горничной Хедвиг Элеоноры, состоявшегося три месяца тому назад, мысль о том, чтобы зарядить мушкет необычной пулей, снизошла на него озарением, но в то же время казалась глупой. В успехе он нисколько не был уверен. Однако в том, что содеянное в итоге избавило страну от неминуемой гибели, не сомневался, и муки совести его не терзали. Но до чего же непредсказуемыми бывают пути судьбы. В раздумьях он вытащил из ящика грязный платок и развернул на столе. На покрытой бурыми пятнами ткани лежала маленькая медная пуговица.