Африканские каникулы (джен)

Легко сказать: начни сначала. А вы сами пробовали?! Особенно, если вам уже под сорок. И ещё недавно казалось, что вы счастливы и добились всего, чего можно было желать. А оказалось, сие верно только в отношении карьеры. Хотя и там нашлись бы несогласные. Нет ведь предела совершенству. Особенно в столь сложном вопросе, как человеческие мозги.

Вот и Дерек Шепард теперь сомневался, что после стольких лет копаний в оных (успешных!), он вообще что-либо понимал в людях и их поступках. Потому что иначе его не предали бы одновременно и жена, и лучший друг.

Казалось бы, почему именно сейчас? Ведь их отношения пережили самое тяжелое время. Учёбу в медицинском и годы битв после... даже не за место под солнцем, а чтобы самим приобрести статус этого светила. Все они не просто хирурги, выбор пал на сложнейшие специализации. А иначе и быть не могло, не те характеры, чтоб искать простой путь. Потому-то и постепенно из блестящей молодёжи, подающей большие надежды, выросли те, к кому готовы были ехать из дальних уголков страны.

Они имели всё: доли в частной, прекрасно оплачиваемой практике, давно погашенные кредиты за учёбу, недвижимость в собственности. И репутацию полубогов. Только счастья не было.

Всего-то навсего. Дерек любил свою работу. Если её можно считать таковой. Потому что она пронзала всю его жизнь, в которой ничего частного не было. Сам он нейрохирург, проводивший в операционной больше времени, чем в постели, его жена (подлая изменница? До сих пор не верилось) — неонатолог-хирург-гинеколог со схожим ритмом жизни (но совершено необязательно с совпадающими сменами), его друг (предатель! Правду колола не только глаза) — почти брат (а бывают бывшие братья?) — пластический хирург и, наконец, сёстры, две из которых тоже врачи. И вообще, вся жизнь крутилась в пределах клиники, соответственно и окружение либо коллеги, либо пациенты. Всё устоялось. Было предсказуемо, кроме самих операций. Только ими и жил, черпал драйв и заряд...

Шепард думал, что любил жену. Эддисон была своей. В доску. Он хорошо помнил первую встречу и плохо помнил свадьбу. Хорошо погуляли. Во многом благодаря Слоану — называть друга по имени сейчас было... невыносимо! Как и вспоминать о счастливых денечках. Казалось, эти двое вымарали всё то светлое, что было в его жизни. Занесли грязь в стерильную операционную.

Да, Дерек признает, большая часть счастья в его жизни связана с этими двумя. Тем больнее. Особенно с Эддисон, её по фамилии назвать не получится. Та у неё двойная. С ней всё вышло удручающе просто. Слишком долго занимались карьерами — упустили момент, когда их связь истончилась и в сердца вползла измена. Им бы детей завести, чтоб дом был полной чашей. Но не случилось. Сколько лет они были рядом, но не ощущали друг друга по-настоящему... Соседи. Где каждый несчастен по-своему.

У него весьма властная мама. То ещё девичье царство в родительском доме. И бедняжка Амелия, которая так и не оправилась после гибели отца. У Дерека была масса причин держаться на расстоянии от сёстер, стремящихся задушить заботой единственного брата в семье.

И одна большая причина не расцепляться с Марком (ну вот, всё-таки назвал по имени! Кололо уже не в глазу, а в сердце), что всегда был братом, которого у него никогда не было. Только вот он всё разрушил. Как и Эддисон. Как и он сам... Нельзя обвинять только бывшего друга (забыть про брата!) или изменницу-жену. Это он мало внимания уделял ей. Настолько мало, что та не нашла ничего лучше, чем сотворить такую подлость.

Слоан был из той самой породы, что никак не нагуляются. «Жеребец», — как-то сказали про него прехорошенькие интерны (девушки, естественно). В то время как Шепарда всегда тянуло к постоянству, к дому. Ошибкой было полагать, что всё у них впереди. И Эдди никуда не денется, а Марк всегда будет готов подставить плечо.

Но теперь поздно. Прежняя жизнь разбита. От материальных благ ни холодно ни жарко. Пусто. Очень пусто внутри. Простить такое невозможно. Ни тех двоих, ни себя за глупость и доверие. Разбитое. Как и сам Дерек, что всегда и для всех (почти) светил своей ободряющей улыбкой, точно прожектором надежды.

Невольно думалось, что, может, это наказание? Ну, что открыли частную практику? Что их услуги стоят запредельно много? Если бы не ушли из государственных клиник, получали бы меньше (ненамного), работали больше (намного), но и шансов спасти чью-то жизнь было бы больше. Да, там тоже страховые и прочее бюрократическое зло, но... Шепард не мог не думать, где его меньше. Не теперь.

Одно знал точно. В Нью-Йорке он находиться больше не может. Тут даже воздух горит предательством. А его мама благоволит Эдди и считает, что он сам виноват... Не сильно ошибается, да. Но сходиться и прощать — не хочется совсем, а хочется... Непонятно чего.

Ответ пришёл спонтанно. Дерек решил заняться тем, что всегда успокаивало. Спасать жизни, а чтобы ничто не отвлекало (писанина, деньги, неверная жена, подлый друг, волнующиеся мама и сёстры) — махнул в Никарагуа.

Там была миссия "Врачи без границ" и очень плохая связь... Основной конфликт в Конго завершился, но вот локальные ещё гремели. Работы хватало, а рук — нет. Не каждый поедет туда, где ещё опасно и — кроме всяческих лихорадок, насекомых, диких зверей — могло прилететь от враждующих племён.

Шепард же таким образом хотел перезагрузиться. Вспомнить, зачем пошёл во врачи. Пока на один месяц, а там... Посмотрит. Будет тяжеловато. Французским он владел не особо. Но там это и не так важно. Важно, что это шанс снова почувствовать себя живым. Целым. А не разбитым механизмом, за починку которого никто не хочет браться. Так, наведут марафет и, айда, дальше работай. Делай вид, что всё в порядке. Его это не устраивало.

* * *

Да, вовсе не язык стал главной заковыркой. Куда сильнее сказалось отсутствие большинства современных средств, к которым Шепард в Нью-Йорке привык настолько, что даже прекратил замечать. Да что там! Электричество тоже работало с перебоями. Даже бензина для обыкновенной лампочки (лампочки как и все нехитрое оборудование работали от генератора) порой не хватало.

Это Шепард молчал, что и французский было бы лучше выучить. Во «Врачах без границ» в этот заезд было критически мало англоязычных. Ну или это Дереку так повезло. Ещё и погода... Б-р-р! К такой влажности и духоте привыкнуть непросто. Как и к комарам. Размером с воробья.

Проигнорировать занавески на кровати в первую ночь было ошибкой. что ж, ему повезло: хотя бы ничего не подцепил за тот час без них. Ни малярии, ни чего-то такого. Зато местные посмеивались, глядя на него, покрытого язвами от укусов.

Было действительно тяжело. Не просто потому, что со смены ты здесь не уходил вовсе — какие отсыпные, когда живёшь прямо в полевом госпитале или, лучше сказать, клинике почти под открытым небом. Причём клиникой она была благодаря тому, что там имелись умелые руки и самые простые медикаменты.

Сказать по правде, проку с того, что Дерек — звезда нейрохирургии, здесь было мало. Это всё равно, что подковать блоху молотком. То, чем он тут занимался — это вспоминанием общей хирургии, а ещё полузабытых болячек, которые давно победил весь остальной мир вакцинацией, но тут... Другая планета почти что.

И во всё это Шепард вписался добровольно. Да-да, может и права Эдди в оценке его умственных способностей — в том голосовом, что он совершенно зря прослушал от неё в аэропорту. Зато думать о собственной несчастной жизни было некогда. Но и поговорить толком тоже не с кем. Как и выпить... Нечего и не с кем.

Так было, пока, наконец, Дерека не перевели (перевезли за сто километров почти! В ещё большую глухомань) в другое отделение. Сказали, что с соотечественником, владеющим французским, ему будет работаться эффективнее... И веселее. Последнее от себя координатор добавила.

То сафари он забудет нескоро. Дороги не было. То, что ею считалось — камень на камне, были б камни в почках — точно дробилка бы не понадобилась, само всё перемололось б в песок и вышло.

Зато на новом месте, как ни странно, оказалось получше с электричеством. И с выпивкой. И с женщинами из миссии, которые не прочь были "разнообразить досуг" и совсем не стеснялись наличия лингвистического барьера. Для разбитого сердца то, что надо. Наверное. Шепард не сразу вспомнил, что ему, вообще-то, обещали соотечественника-переводчика.

Сообразил только, когда через четыре дня в операционной (там хотя бы был непротекающий навес, яркая лампа, стол и вода) заметил крикливого рыжего с залысиной. Да, ношением шапочек здесь себя не утруждали. Шепард надевал сей отголосок цивилизации скорее по привычке, нежели от этого был практический толк. Стерильности всё одно — никакой. Привычной стерильности. По местным меркам делали, что могли.

Рыжий лысый (именно так!) весьма ловко управлялся имеющимся минимумом инструментов. А ещё у него была — вот роскошь-то по местным порядкам — ассистентка! Причём командовал он с таким видом, будто бы был как минимум главврачом какого-то передового хирургического центра.

Приглядевшись, Шепард осознал, в чём дело, а также кто перед ним. Удивительно: поговаривали, что Роберта Романо (доктора с тяжелым характером и репутацией), подобно Гингеме, раздавил вертолёт... Ну, видимо, карьеру этого светила и впрямь разрезало винтом.

Отсутствовала рука, пусть и не правая, но хирургам нужны обе. И на все 100% задействованные. Впрочем, Романо и сейчас казался весьма ловким и умелым. Не зря его Ракетой некогда прозвали. Блестящая карьера. Десять месяцев из одиннадцати рабочих в лучших клиниках Европы проводил. Раньше. Шеф Чикагской клинической... Бывший.

Странно, но вот, глядя на него сейчас, Дерек понемногу принимал, что его собственные проблемы не так страшны. У него все ещё есть его призвание. И в этих кустарных условиях он, в отличие от Роберта, закапывает свой потенциал специалиста тончайшего профиля. А Романо, наоборот, применяется на максимум. Поскольку здесь и однорукий хирург — хирург. Дома его бы в лучшем случае оставили преподавать. Или перевели в терапевты. А тут с ассистенткой вполне боеспособная единица получилась.

Варианты для доктора Романа и на родине ожидали вполне приемлемые, да. Но для хирурга, портного жизни, немыслимые! Хирургия подсаживает. Сильнее, чем на наркотики. И лишиться профессии, рук — хуже смерти.

Потому что хирурги — хорошие хирурги — часто самовлюблённые одиночки. Которые жизнь положили на оттачивание навыков борьбы со смертью и немощью. Пафосно звучит? А так и есть. Медицина не просто профессия. Здесь цена ошибки особенно высокая и наглядная. Когда ковыряешься в чужих мозгах — высок шанс не просто летального исхода, но и изменения личности, ухудшения качества жизни. Ты буквально держишь на кончике манипулятора чью-то суть. С другими специализациями почти также. Каждый по своим причинам, но именно этот спор и держит в профессии. И жизни, бывает.

Вот и Романо тоже. Как пронаблюдал Дерек, со стороны машина, а не человек. Сам толком не спит и от других того же требует. И слово "одиночество" ярко горит на его лбу. А, может, и не ярко, просто у него сейчас схожая метка.

Шепард так не хочет. Чтоб в жизни была одна лишь работа, и — случись что — жизнь кончена. Только как это исправить? Где искать счастье? Потому что и в Африке он находил только усталость... Рабочий метод для отвлечения от мук душевных, но не панацея. И не навсегда.

— Точно не здесь, — как оказалась, машина-ракета всё же пьёт. И ему предлагает. Заначенный коньяк. Хороший. Хотя Дереку всё равно. Он здесь без дня неделя, а уже думает, что спирт надо не пить, а оставить для обработки... — Беги отсюда! — от души советует Роберт.

— А ты? — спросил Шепард. Человека спасать можно по-разному. Хирург может зашить, сделать всё правильно, идеально, а больной всё равно умрёт. И скажут, что всё дело было в голове. В психике, настрое... Он, может, человек науки, но в это верит. Поэтому и старался к делу подходить с улыбкой и участием.

Только после случившегося так не получается. Может, потому его удел, как у Роберта — делать всё, что можно тут, обходясь малой долей своего потенциала. Тут он бесспорно полезен. И по судам никто не затаскает, выматывая душу. И единственный судья — собственная совесть... Порой очень и очень жестокий.

Алкоголь — тоже плохой советчик, но при его участии показалось, что если сейчас Дерек спасёт этого несчастного врача, то и самому станет легче.

— А что я? — Романо хмыкнул невесело. — Меня сбило вертолётом. Теперь это лучшее, на что я могу рассчитывать. Не почётная административная должность, где к телу больного меня допустят только градусник поставить. in rectum, — он улыбнулся горько, а затем с большим удовольствием поделился: — А, как ты мог заметить, сегодня я был по локоть в грудной клетке...

— Заметил. И он ведь выжил, — покивал Шепард, опрокидывая стакан.

— Пока, тут повсюду инфекция. И антибиотики — дрянь. Если повезёт, выкарабкается, — деланно пожал плечами Романо.

— И у него есть этот шанс благодаря вам, — не отступался Шепард.

— Не стану это отрицать... Скромность не моя черта! — Роберт опрокинул свою порцию, подливая Дереку. — Но тебе, пока не сходящему с разворотов журналов, тут делать нечего. Лихорадка особо не делает различий, кого забирать: аборигена или янки. У аборигена ещё может антитела есть!

— Может у меня тоже трагедия, — не согласился Шепард, даже не жалея об отсутствии закуски. Голову уже кружило. Если кого-то привезут, а оба хирурга... Нехорошо. Но мысль мигнула и вскоре погасла. — Как я могу помогать другим, если я и самому себе помочь не смог?

— У тебя неоперабельная опухоль размером с теннисный мяч? — лениво спросил Романо.

— Что? — закашлялся Шепард. — Конечно, нет!

— Ну тогда заканчивай представление... Вот нашему врачу крепко не повезло. Точнее, наоборот, этот засранец сорвал джек-пот. Да, первая жена его бросила и увезла дочь в другой город подальше, бла-бла... Но зато его полюбила такая женщина-мечта, как Лиззи! О, Лиззи, — Романо опустил единственную руку на глаза.

— Ты её любил? — откуда-то пришла догадка.

— Коллеги думали, что я на такое неспособен. Знаешь, вряд ли кто вспомнил бы обо мне добрым словом, расшиби меня этот вертолёт в лепёшку! Но я любил своих девочек... Лиззи и Гретель...

— А Гретель это? — немного запутался в водовороте женских имен Дерек.

— Моя чудесная собака. Увы, занемогла. Лиззи единственная согласилась помочь её оперировать, но... — Роберт осушил внеочередной стакан.

— Понятно, — Шепард поёжился. Одиночество этого человека было почти осязаемым. — Так что... Тот врач, которому повезло, что с ним?

— А, — махнул Романо единственной рукой, — умер. Хоть его и оперировали. И была ремиссия. Недолгая. Бедная Лиззи. Куда мне соревноваться с мертвецом, если она и до Марка меня не выбрала? — взгляд его маленьких глаз стал совсем больным.

— А может, это была не твоя женщина? — спросил Дерек и вдруг подумал, а не применить ли этот приём и к себе? Ведь он познакомился с Эддисон Монтгомери совсем юным, а других и не знал.

— Нет, — угрюмо ответил Романо. — Моя. Лишь она видела во мне человека. Лишь она одна.

— Так может позвонишь ей? Сколько вы с ней не общались? От звонка или письма от тебя же не убудет? — разруливать чужие проблемы было проще, чем думать о своих.

— Месяцы, — немного заросшее рыжеватой бородой лицо задумалось, — почти год.

Лицо Романо округлилось:

— Быстро время идёт... Я ведь, как понял, что меня это и ждёт — перекладывание проклятущих бумаг, то взял и поехал туда же, куда тот ублюдок, что меня отвлек на вертолетной площадке, а потом же и спас! Правда, попросился в другое отделение: сил нет на его рожу смотреть, правильную!

— Потому, что кто его просил вас спасать, да? — догадался Шепард. Всё складывалось в очень нехороший пазл.

— А ты и впрямь не дурак, — вылил ему остатки Романо, а потом скрылся с головой в чемодане, — если захочешь повторить это безумие — бери с большой земли медикаменты и бухло. И то и другое тут жизненно необходимо...

— Это неправильно, — упрямо сказал Дерек.

— Неправильно гениальному нейрохирургу с двумя руками сидеть тут со мной! Ну, ещё по одной, — Роберт добыл добавки.

— Я пас, — мрачно ответил Шепард. — Да и вы тут кого-то убьете однажды. Не потому, что одноруки. А потому, что пьяны.

— А что ты мне предлагаешь, морализатор факов? — Романо за словом в карман не лез.

— Учить других не смерть карьеры. Как и написать любимой, которая, похоже, лишилась не только мужа, но и друга, потому что он эгоистичная ослиная задница! — то, что на него кинулся однорукий хирург, рискуя единственной своей... Это показатель. Драться с инвалидами не в принципах Шепарда. Как и обижать жизнью обиженного Роберта. Но... Кажется, тот не ожидал, что Дерек ответит и пробьет ему в нос.

— Спасибо, — гнусаво проговорил Романо после драки.

— За что? — не мог не полюбопытствовать Дерек. Хотя, кажется, догадывался.

— За то, что скидок не делал! И за разговор. Я позвоню Лиззи. А ты пообещай, что завтра же свалишь отсюда... Я здесь справлюсь и сам.

— Не сомневаюсь, — Дерек не заметил, что улыбается.

— Знаешь, ты же с Севера... Смени вектор. На западе тоже неплохо... Например, Сиэтл. У нас с окружной туда переехала одна парочка. Один свободолюбивый, а я бы сказал, несносный педиатр и старшая сестра. И ничего — прижились. Вот и тебе морской воздух полезен. Там знаешь, какие паромы...

— Паромы... — Шепард представил. И не мог не отметить некоторую романтичность и привлекательность этого явления. — Есть у меня там знакомый шеф...

— Тем более! Тебя ведь никто не держит. Езжай, только у тебя же амбиции... Я слышал, доктор Вебер подыскивает себе замену на позицию шефа.

— О как... — удачно всё складывалось. Всё-таки тесный мир. Кажется, Шепард несколько приободрился. И в самом деле чувствовал этот пресловутый попутный ветер. Свежий.

Поэтому на следующий день, проспавшись, он, наконец, сумел произнести свою фирменную присказку, не кривя душой:

— Сегодня хороший день, чтобы спасать жизни.

* * *

Через неделю он был в Сиэтле, прикупив трейлер. Дом и налаженную жизнь он предоставил Эддисон, как и проблемы. Дерек начинает заново. Старый знакомый, доктор Вебер в самом деле был в поиске. И должность главного нейрохирурга была свободна.

Только жгучее желание напиться перед первым рабочим днём в большой клинике (пусть и не с такой жирной зарплатой, как в частной) оказалось сильнее радости по поводу начала новой жизни. Ноги привели в бар напротив клиники. Судя по обилию народа с характерной незримой печатью медработника, это было основное место скрашивания душевных переживаний... По науке — дикое заблуждение. Алкоголь только сильнее вгоняет в депрессию, а вот если по-житейски... Оставлять доллары бармену, а не мозгоправу, привычнее.

Хотя бы потому, что у мозгоправов редко встретишь таких красоток, как за этой стойкой. Готовых на всё, которым даже не нужна твоя фамилия. Лёгкий роман на одну ночь — кажется, нужно привыкать к новой жизни. А дальше уж как пойдёт.

Уже на следующее утро Шепард поймёт, что не стоило выбирать бар напротив нового места работы... Почти жизни. Потому что свежая страница оной из-за этого опрометчивого поступка началась весьма скандально.

* * *

— Мередит, — обречённо констатировал Дерек, замечая знакомые глаза среди стайки ждущих его интернов. Его горячая пассия на ночь. Нахалка, что сегодня вытолкала его по утру из своей постели, даже не оставив номерка, потому что "опаздывала". Что ж, опаздывали они в одно место.

Да уж... Это вам не Африка, где всё происходящее останется в ней. Наверное. Потому что, глядя потом, много лет спустя, на удочеренную им с Мередит африканскую девочку Золу, Дерек невольно задавался вопросом: не является ли это своеобразным приветом из прошлого. Что в этот, что в прошлый раз — Африка ему помогла.