Молчание (гет)

Балригган был отравлен молчанием — Фергюс понял это, едва приехав. Ему и раньше доводилось чувствовать эту скорбную гнетущую атмосферу безмолвия, когда сердца обитателей дома разбиты, но время, которому полагалось бы из уважения к их горю навсегда остановиться, почему-то упрямо продолжает идти вперёд. Так было, когда миледи потеряла своего малыша в Париже. Когда после Каллодена милорда привезли домой в Лаллиброх — израненного, осиротевшего без любимой жены, но живого. Когда умерла малышка Кейтлин Мюррей. Когда милорда посадили в тюрьму.

В Балриггане — хвала Господу! — все были живы, здоровы и свободны. И всё же молчание, словно невидимая стена, разделяло его обителей.

— Хорошо, что ты приехал, — милорд улыбнулся одним уголком губ, слегка потрепав Фергюса по плечу. Как же был бы рад Фергюс снова увидеть его счастливым! Поначалу он даже с энтузиазмом поддержал идею миссис Мюррей, сестры милорда, женить своего брата на хорошенькой вдовушке Лири Маккимми с собственностью в виде Балриггана и двумя очаровательными дочками — Марсали и Джоанни. Милорду нужна была своя семья, женское тепло, смысл, ради которого стоило бы жить. Вот только любви в этой семье места не нашлось — всякая надежда на неё была похоронена под гробовой плитой молчания.

Фергюс сразу заметил, что во время кратких вынужденных разговоров с женой милорд тщательно взвешивал каждое слово. И немудрено — миссис Лири вовсе не была похожа на женщину, обрётшую долгожданное счастье в браке. Во взгляде её, старательно избегающем милорда, невыплаканными слезами блестела обида. Не раз и не два за ужином, проходившем в полном безмолвии, Фергюс ловил себя на мысли, что рано или поздно эта пороховая бочка должна наконец взорваться. Миссис Лири могла ни с того ни с сего расплакаться, выскочить вдруг из-за стола и запереться в спальне или сидеть весь вечер с выражением вселенской скорби на лице, но о том, что именно так сильно тяготит её в супружеской жизни, она упорно молчала.

— Попробуй догадайся, что я на этот раз сделал не так, — пробурчал однажды, не выдержав, милорд.

Фергюс-то как раз догадывался, но предпочитал помалкивать. Если наяву милорд никогда не говорил о миледи, то во сне её имя частенько слетало с его губ. Каково второй жене обнаружить первую на брачном ложе? Каково знать, что сердце человека, засыпающего рядом с тобой, навсегда отдано другой женщине, давным-давно лежащей в могиле? И как бы Фергюсу ни было жаль и милорда, и миссис Лири, он понятия не имел, как можно помочь им найти дорогу друг к другу, как примириться с невидимым призраком, стоящим между ними. Как бы поступила в такой ситуации сама миледи? Уж она бы молчать точно не стала…

Находиться в Балриггане, наблюдая за крахом робкой надежды на семейное счастье, было практически невыносимо. Но Фергюс знал, что по-прежнему нужен милорду — если не как верный слуга (потеряв много лет назад в стычке с английскими солдатами руку, Фергюс стал практически бесполезен), то как безмолвный союзник в необъявленной семейной битве. Но не только к милорду тянулось его сердце. Неожиданно для самого себя Фергюс искренне полюбил его приёмную дочь Марсали.

У него было немало женщин — милых, хорошеньких, порядочных и не очень. Детство в парижском борделе научило его тому, что и у любви бывает цена. История милорда и миледи — что любовь бывает жестока. Фергюс не искал любви для себя, предпочитая ей короткие интрижки или объятия ценой в пару монет, как вдруг оказалось, что любить Марсали — всё равно что дышать. Хочешь не хочешь, а ловишь украдкой её лукавый взгляд, вдыхаешь запах светлых пушистых волос, замираешь от звенящего колокольчиком смеха. В те редкие минуты, когда им удавалось остаться наедине, они говорили чаще всего о том, как не похож шумный Париж на Шотландское нагорье, и гораздо реже о взаимоотношениях её матери и милорда.

— Папа добр к нам с Джоанни, — искренне улыбаясь, говорила Марсали. — И к маме… в отличие от… — она махнула рукой, прогоняя неприятные воспоминания. — Знаешь, мне так нравится, когда папа читает нам о святых или пересказывает свои любимые книги. А вот мама этим недовольна. И почему у них всё идёт не так, как надо? Может быть, всё бы наладилось, если бы они просто… поговорили.

Фергюс молчал, зная, что в жизни милорда было слишком много тьмы и горя. Миледи бы поняла, разделила бы с ним эту ношу, а вот миссис Лири… Фергюс смотрел на невинное, по-детски округлое личико возлюбленной, думая о том, а может ли он сам быть полностью откровенным с ней? Уже только то, что он француз, сирота без имени и собственности, лишённый к тому же одной руки, способно отпугнуть такую девушку, как Марсали, от брака с ним. Что уж говорить о его прошлом? Наверняка она придёт в ужас, узнав, какую на самом деле жизнь он вёл на улицах Парижа, что представлялся ей красивой сказкой. Его история точно не подходит для ушек порядочной девушки, и всё же…

— Мне кажется, что молчание — худший враг любви, — задумчиво вздохнула Марсали. — Мне бы хотелось, чтобы мой муж не таил то, что у него на душе, и я могла бы ответить ему тем же… Сказать прямо как есть, как бы ни была жестока и страшна правда…

— Я родился в борделе, — выпалил Фергюс, жутко покраснев. Марсали обернулась к нему, широко распахнув голубые глаза, явно не готовая к таким внезапным откровениям. И зачем он только это сказал… Затараторив по-французски извинения, Фергюс хотел было уйти, но Марсали решительно схватила его за руку.

— Продолжай, — настойчиво попросила она, другой рукой разворачивая его лицо к себе и хмуря светлые брови. — Я слушаю.

Он рассказал ей обо всём — о детстве среди les filles⁽¹⁾ и наставлениях мадам перед его собственным первым разом, о ловкой ручке маленького карманника, взмахом сабли разлучённой с телом, о том, как милорд нанял его в качестве слуги, навсегда изменив его жизнь, о духах с ароматом лаванды в комнате английского офицера и о том, что должен был молчать и терпеть, когда тот схватил его сзади… Тогда милорд не вызывал бы проклятого англичанина на дуэль, милорда бы не арестовали, а миледи не потеряла бы своего малыша, и всё могло бы быть по-другому… Возможно.

Марсали слушала его, не перебивая. Фергюс был готов к ужасу, смущению, презрительной жалости, но совершенно растерялся, когда она, приняв его исповедь, обхватила его лицо своими маленькими ручками и, крепко прижав к себе, поцеловала.

— Спасибо, что поделился со мной, — прошептала она, оторвавшись от него — растерянного, оторопелого, смущённого её неожиданным напором. — Теперь всё это никогда не будет стоять между нами.

В тот вечер, казалось, даже гнетущее молчание, отравившее Балригган, не могло омрачить его настроения…

— Собирайся, мы выезжаем на рассвете, — словно бы невзначай сообщил ему милорд после ужина.

— Куда? Надолго? — Сердце Фергюса пропустило удар. После произошедшего прощаться с Марсали не хотелось даже на одну минуту.

— В Эдинбург. Не знаю, может быть — навсегда, — не стал лукавить милорд. — Поищем для нас обоих какое-нибудь дело. У меня есть пара идей, как можно было бы всё…

— Ты бросаешь их?

Милорд посмотрел на него в упор. Холод, безжизненность, немая обречённость — неужели миссис Лири читала в его глазах то же самое, ложась каждый вечер в его постель?

— Я буду больше полезен им, зарабатывая деньги. К тому же… мы будем навещать их… время от времени.

Нет, милорд не захочет сюда возвращаться, даже изредка… Но, может, он позволит Фергюсу делать это за него? А если у них будут деньги и честное уважаемое прибыльное дело в Эдинбурге, может быть, им с Марсали и удастся когда-нибудь построить то, что не получилось у милорда с миссис Лири?

* * *

Женщина, которая была его женой, восприняла решение Джейми об отъезде с осторожным облегчением. Девочки расстроились, и осознание того, что он обманул их ожидания, так и не став хорошим мужем для их матери, острой бритвой полоснуло его по сердцу. Фергюс тоже почему-то был не рад, хотя гнетущая атмосфера Балриггана, очевидно, тяготила и его тоже. Бросив последний взгляд на дом, так и не ставший его домом, на застывшую в окне женщину, так и не ставшую, несмотря на брачные клятвы, его женщиной, Джейми вновь устремился в неизвестность. Фергюс ехал рядом, погружённый в собственные мысли.

«А ты, Сассенах, говоришь ли ты тому, своему другому мужу, то, что у тебя на сердце? Смеёшься ли над его шутками, когда вы валяетесь вместе в постели? Доверяешь ли ему свои самые тёмные тайны?» — подумал Джейми, ощутив привычную тоску, приправленную ревностью.

Лишь молчание было ему ответом.

1) девушек (фр.)

Вернуться к тексту