Накануне (джен)

Когда умница, красавчик, отличник и спортсмен Тамоцу Хонда, на которого молились все учителя в его средней школе и которому прочил блестящее будущее любой, кто его знал, заявил, что будет поступать в старшую школу для мальчиков под названием «Судзуран», то его мама упала в обморок, отец вытаращил от удивления глаза, а старший брат громко заржал.

Вообще в городе сложно было найти хоть кого-то, кто не знал бы, что представляет из себя «Судзуран». Редкий день обходился без передаваемой от человека к человеку информации о новой драке между учениками этого так называемого учебного заведения или очередном побоище школа на школу, где одной из сторон почти всегда был «Судзуран». Школа, которая по какой-то нелепой или скорее издевательской причине носила гордое название «Ландыш». Хотя если вспомнить, что ландышем вполне можно отравиться, то название казалось не таким уж и нелепым. Пусть в школе и правили не мальчики-цветочки, а парни, которых все уже давно звали вороньем.

— Если ты так реагируешь на запрет учиться в «Куросаки», то, может, стоит поговорить, пока родаков окончательно удар не хватил? — Кеничи дождался, пока отец уведет маму на кухню, чтобы накапать ей успокаивающих капель, и уселся рядом с братом на диван. — «Судзуран», конечно, круче моей школы, но разве тебе там место? Ты отличный спортсмен, но вряд ли что-то понимаешь в настоящей драке. А плестись в хвосте у всех остальных тебе просто стыдно. В конце концов, ты мой брат, а у меня репутация, которой я не хочу лишаться.

— Ты все равно заканчиваешь старшую школу в этом году, — Тамоцу пожал плечами. — И потом, с чего ты взял, что мне не пойдет такая же разукрашенная физиономия, разбитый нос и фингал под глазом, как в последний раз, когда ты еле дополз домой? Еще неизвестно, кто из нас быстрее доведет родителей.

— Это всегда было моей участью — быть черной овцой в благородном семействе, — Кеничи ухмыльнулся. — От тебя такого никто не ожидал. Ладно, держи оборону, когда родители оклемаются. Нелегко тебе придется ближайшие пару недель.

Кеничи как в воду смотрел: вместо того, чтобы заниматься перед грядущими экзаменами, Тамоцу выслушивал речи о том, какую непоправимую ошибку он совершает. Причем отметились все: от родных до учителей, которые неизвестно какими путями узнали о решении звезды своей школы. Историк Тамура-сенсей приволок чуть ли не килограмм всяких-разных буклетов старших школ по всей стране, а еще к месту и не к месту рассказывал о чудесной школе на каком-то из островов, название которого и на карте-то найти было не всем под силу. Ему подпевал учитель географии Акари-сенсей, рассказывающий о специализациях коммерческих школ на Хоккайдо. Хонда поглядывал при этих словах в окно и морщился: снега ему хватало и здесь. И вообще — почему Хоккайдо, а не сразу Марс или Юпитер? По крайней мере, там бы от него точно отстали.

Из стройного хора тех, кто призывал Тамоцу одуматься, выпадали двое: школьный психолог Аой-сан, которая всегда стояла за то, чтобы подростки сами решали, на какие им грабли наступать, и Кен-сенсей, учитель физкультуры. Именно он однажды остановил Тамоцу, внимательно обсмотрел его, будто никогда до этого не встречал, и всучил ему листок с расписанием дополнительных занятий. Когда заинтригованный Тамоцу явился на первое из них, то с удивлением узнал, что Кен-сенсей сам учился в «Судзуране» и готов помочь своему любимчику научиться не только бегать быстрее ветра и отбивать самые сложные мячи в волейболе, но и как вломить с ноги в чужую физиономию, одним движением вывихнуть чужое запястье, и как лучше увернуться от биты, летящей уже в собственное лицо. Когда Тамоцу после одной из тренировок заявился домой с рассеченной губой и залепленным пластырем виском, то мама разрыдалась в голос, а отец, тяжело вздохнув, впервые промолчал и даже не укорил в очередной раз, что младший сын решил окончательно опозорить их всех. Ведь поступать так неразумно мог только человек, которому совсем неинтересно, как его семья будет выглядеть в глазах окружающих.

Тамоцу, как до этого и его старшему брату Кеничи, это действительно было все равно. Все равно до такой степени, что, когда однажды какой-то дальний родственник принялся стыдить сначала Кеничи, а затем и Тамоцу, оба брата синхронно встали и вышли из комнаты, оставив незадачливого родича говорить самого с собой.

Нет, не то чтобы им было совсем плевать на чувства своего отца. Братьям просто сложно было делать вид, что они верят его правильным словам, когда всего несколько лет назад нашли и чуть ли не до дыр залистали старый фотоальбом, где молодой и разбитной Акихито Хонда позировал на фоне парней на байках. А потом сам сидел на мотоцикле с раскрашенным в немыслимые цвета баком и яркой надписью: «Самый плохой парень». Так что питать доверие к ежедневным речам отца о выборе нужной дороги в жизни, нужных друзьях, необходимости важных покровителей и прочей пафосной белиберде не получалось. Ни Кеничи, ни Тамоцу не знали, в курсе ли был их отец, что они нашли тот чертов альбом. Впрочем, если знал, то его воззвания к совести своих детей становились еще более лицемерными и фальшивыми.

— Знаешь, а я еще прошлым летом решил, что хочу пойти именно в Судзуран, — Тамоцу потягивал запрещенное пиво, которое контрабандой протащил в дом старший брат. — Я даже заходил на территорию школы. Смотрел, как веселятся парни. Меня поразило, что в один момент они друг другу готовы были физиономии в кашу измолотить, а уже через пару минут ржали над какой-то глупой шуткой и закуривали одну сигарету на двоих. А еще мне там было отчего-то очень спокойно. Пусть вокруг все и напоминало палату сумасшедшего дома и детский сад одновременно. Словно с меня слетели путы, которые давили на грудь с самого детства. Все правила показались глупыми и никчемными. А вся моя предыдущая жизнь, когда я рвался, чтобы стать лучше в учебе и спорте, будто превратилась в глупый сон, от которого я наконец-то сумел очнуться.

— Быть лучшим нужно только тогда, когда ты сам этого хочешь, а не когда кто-то решил за тебя, что так надо, — Кеничи вытащил из кармана пачку с сигаретами и выбил одну. Потом щелкнул зажигалкой и нарушил очередное правило их дома. — Но если тебе там реально спокойнее, то почему бы и не попробовать. В конце концов, уйти тоже не составит труда.

— Я тогда проторчал рядом с «Судзураном» до поздней ночи. Все думал и думал, почему меня так туда тянет. Но так ничего и не решил. А когда взошла луна и никого в школе уже не осталось, мне на плечо сел ворон. Это было так странно. А еще мне показалось, что откуда-то вдруг одуряюще запахло ландышами. Словно я очутился в какой-то странной реальности. Сказке. Вот только непонятно, страшная она или нет.

— Вот и узнаешь, — Кеничи затянулся так сильно, что вдруг закашлялся от дыма.

Тамоцу несколько раз ударил брата по спине, а потом вытащил из рюкзака бутылку с молоком и протянул Кеничи.

— Тебе не надоело пить эту гадость? — Кеничи, еще откашливаясь, недовольно смотрел на брата.

— Не ной, а пей. Это гораздо полезнее твоей сигареты. Иногда нужно и что-то нормальное пить.

— Если тебя не разделают под орех в первый же день в «Судзуране», то точно будут показывать как самый ценный экспонат в своем зоопарке, — Кеничи все же выпил молоко. — Не пьешь, не куришь, драться толком еще не умеешь, да и мозги у тебя покруче некоторых. Так что давай, братишка, чтоб не потерялся и не опозорил меня в старшей школе. Понял?

— Мама мне вчера то же самое сказала, — улыбнулся Тамоцу. — Велела влезть на крышу и не слезать с нее. А если скинут, то обязательно залезть обратно.

Братья посмотрели друг на друга и расхохотались. Все-таки мама всегда понимала их гораздо лучше, чем отец. В конце концов, именно она в свое время захомутала самого крутого хулигана соседнего города. Впрочем, это никого не удивило: лидер банды сукебан, которую боялась даже полиция, всегда добивалась того, чего хотела.