Вопросы и парадоксы (гет)

3 Мая, 2010

22:18

Посторонние нередко считали Слоан человеком риска: эксперту фондового рынка нечего бояться серьёзных ставок и сиюминутных потерь. Но она ставила лишь на свою рассудительность, а вклады делала гораздо реже, чем ей подворачивалась такая возможность. И уж точно реже, чем советовала это своим телезрителям.

Слоан нравилось вести новости экономики на ACN. И она чувствовала больше удовлетворения, сообщая, что ситуация с безработицей ещё на один шаг отступила от катастрофы, чем то, что Exxon Mobil ждёт удачный день на бирже.

А главное, к встрече с незримой публикой она могла подготовиться: драфт вечером, просмотр утренней сводки, согласование с исполнительным продюсером, тщательная проверка материалов от редактора и графика. И в четыре часа пополудни, вставая перед слепящими прожекторами и бездонным зрачком камеры, она ощущала себя защищённой.

К разговорам с людьми подготовиться не получалось. Слоан пробовала. Угодив в неловкий момент, не всегда удаётся подобрать слова, сформулировать аргументы или перепроверить пару фактов на всякий случай. Как Слоан ни старалась избегать нелепых ситуаций, они случались чаще, чем Конгресс принимал решение об очередном поднятии потолка долга.

Социальные контакты с коллегами она предпочитала ограничивать рабочими вопросами. В офисе ей меньше всего хотелось прокручивать в голове дурацкие слова, которые она произносила быстрее, чем просчитала все риски.

Поэтому спустя час, сидя рядом с Маккензи в караоке-баре в понедельник вечером, Слоан пыталась ответить на вопрос: что она здесь забыла?

Ответ не находился, а Маккензи болтала о том, как ей нравится Нью-Йорк, до чего она рада вернуться к работе в студии, что Уилл совершенно невыносим, но они ещё всем покажут. Удивительно, но Слоан удавалось поддержать беседу без привычного ей напряжения. Пожалуй, её новоиспечённая коллега сама была горазда попадать в дурацкие ситуации, но перешагивала их без оглядки, направляя свою неуёмную энергию в более конструктивное русло.

— Думаешь, Уилл не струсит вещать о великих и ужасных деяниях участников Движения чаепития?

Слоан пожала плечами.

— До твоего приезда он заботился лишь о том, чтобы зрители были от него без ума.

— От этой чертовщины мы избавимся ещё до конца месяца, вот увидишь. — Маккензи постучала пальцем по барной стойке. — "Вечерние новости" больше не будут лить мёд в уши публике ради рейтингов. Уилл слишком талантлив, чтобы делать шоу для идиотов, а я до смерти устала от разговоров о том, что американцы не способны сосредоточиться на серьезных вещах хотя бы на час в сутки.

Слоан решила, что в этот спор вступать не стоит. И что с Маккензи вообще спорить бесполезно, раз даже Уиллу не удалось очертить вокруг неё границы реальности. Поэтому, поразмыслив с мгновение, она дипломатично заметила:

— Вечерние новости действительно взяли крутой поворот. Без тебя мы бы так и не узнали, на что способен Уилл.

В караоке запели "Fake Plastic Trees" Radiohead. Слоан никогда не ходила по таким местам, предпочитая проводить свободное время дома или на худой конец в офисе. А если ей перепадало свидание, то оно обычно проходило в ресторане, где средний чек на двоих составлял не меньше двухсот долларов. Аналитики с Уолл Стрит водили её по местам, которые должны были произвести впечатление. Слоан так ни разу и не призналась, насколько серьёзен был их просчёт, и отдавала предпочтение дайнеру рядом с офисом, где готовили бесподобные бельгийские вафли.

Но все её коллеги после работы регулярно заглядывали в "Хэн-энд-Чу", и Маккензи уговорила её присоединиться, чтобы отметить начало совместной работы.

— Ты зря переживала о появлении в прайм-тайм. — Глаза Маккензи горели неукротимым энтузиазмом.

— Уилл, как ни странно, задавал толковые вопросы. Кажется, он даже в курсе, что такое фискальная консолидация.

Слоан нравилась Маккензи, несмотря на то, что она ворвалась в их жизнь, перевернула новостное агенство с ног на голову и сместила Дона с должности главного продюсера вечернего выпуска. И дело было не в лестном приглашении вести блок по экономике в прайм-тайм со звездой канала и вторым по популярности телеведущим в стране, Уиллом Макэвоем. Просто за долгое время она почувствовала на горизонте нечто, способное перерасти в непостижимое и не поддающееся прогнозам явление — дружбу.

Сперва Маккензи казалась излишне эксцентричной, шумной и навязчивой, но не могла не подкупать бесспорным профессионализмом и нерушимой верой в то, что честные новости способны изменить мир.

— Кстати, не подскажешь контакт толкового транспортного аналитика? — поинтересовалась Слоан. — Хочу получить комментарий о слиянии Континентайл и Юнайтед.

— Поскольку я в Штатах всего пару недель, едва ли. Есть контакт одного парня, который сумел починить наш пикап в Афганистане. Или это было в Пакистане…

— Незаменимое знакомство на Манхеттене.

— Спроси лучше у Дона. Вы же знакомы?

Слоан замялась, и Маккензи прищурилась.

— С недавних пор.

— Познакомить поближе?

Слишком хитро она улыбнулась. Слоан отвела взгляд.

— Просто мы неважно начали.

— Ему не всегда удаётся произвести первое впечатление, но вообще он славный парень.

— С первым впечатлением не было проблем.

Маккензи подняла брови, и Слоан почувствовала, что наливается краской.

— Это моя вина. Во мне дело. Я разозлилась на Дона и Уилла, потому что они переманили к себе моего гостя, а потом слили интервью с ним. И, должна признать, наблюдая, как ты прибрала Уилла к рукам, я испытываю некоторую степень злорадного удовлетворения.

— Я его испытываю каждый раз, когда он пляшет в эфире под мою дудку. Но и танцор из Уилла — хоть куда, иначе моей дудкой пришлось бы подпереть студийный осветитель. Так что ты сделала Дону?

В глазах Маккензи заискрилось недоброе любопытство. Слоан повела плечами.

— Я высказала ему, что он плохо делает свою работу, раз позволил Уиллу запороть интервью c представителем Голдман Сакс о субстандартном кредитовании, которому хватило наглости оправдывать в эфире продажу ипотечных ценных бумаг и обеспеченных долговых обязательств, что привело к масштабной рецессии. На каком слове я тебя потеряла?

— Где-то после "Уилл запорол". Но эта часть мне понравилась.

Слоан вздохнула.

— Уилл позволил гостю нагло заявить в эфире, что это личные трудности покупателей, раз они не заметили проблемные активы, спрятанные — подумать только — среди надёжных ценных бумаг. Задал ли Уилл уточняющий вопрос: а с чего бы покупателям насторожиться, раз активам выставили высший рейтинг? Нет, Уилл сказал: "Увидимся после рекламы". Чего стоит журналист, будь то ведущий новостей или его исполнительный продюсер, если он не способен задать вопрос и разоблачить откровенную манипуляцию?

— Ни пенни.

— Я высказала это Дону, а он в ответ заявил, что мне следует следить за собой, потому что моё шоу никто не понимает.

Маккензи пожала плечами.

— Его и правда почти никто не понимает.

— Это ещё не всё. В тот же вечер я вернулась к нему в офис, чтобы — раз уж ему ничего не понятно — на пальцах объяснить суть нынешней финансовой катастрофы.

— Дон пришёл в восторг?

— Нет, потому что это случилось в тот день, когда работу в прайм-тайм отдали тебе, а его самого сместили на десятичасовой выпуск.

— Ох.

— Да.

Маккензи взглянула на неё с сочувствием, но затем рассмеялась.

— Расслабься, Дон переживёт.

— Но мы едва представились друг другу, как я набросилась на него с нотацией, что он паршивый журналист.

Маккензи вздохнула и шмякнула на барную стойку сумку в поисках кредитки. Слоан потянулась за остатками коктейля и задалась вопросом, не заказать ли ещё один. Маккензи задумчиво спросила:

— Как думаешь, Мэгги и Дон — подходящая пара?

Слоан закашлялась, а она продолжила:

— За две недели, что я проработала в ACN, они расстались уже во второй раз.

— Они помирятся.

— А стоит ли?

— Это не наше дело.

— Чьё же ещё? — Маккензи уставилась на Слоан. — Привыкай, теперь ACN — большая дружная семья. А какая дружная семья обходится без скандалов, интриг и сплетен?

— Разве не ты бежишь на передовой с лозунгами о том, что мы серьёзный канал, а не желтушная помойка?

— Отрываюсь в нерабочее время.

Слоан покачала головой.

— Я предпочитаю не сближаться с коллегами, это чревато.

— Узами товарищества?

— Разочарованиями.

Маккензи встала и похлопала её по предплечью.

— Поздно, подруга. Загляни завтра к Дону, он будет рад тебе помочь.

Слоан проводила взглядом её лёгкую походку и ощутила лёгкий укол досады. Она терпеть не могла попадать в такие ситуации: на работе ей хотелось ощущать твёрдую почву под ногами.

Но она терзалась угрызениями совести далеко не только из-за высказанной Дону претензии за невысказанный вопрос. Уже во второй раз за две недели она могла уличить себя в том же преступлении, потому что так и не решилась спросить: не захочет ли Дон выпить с ней чашку кофе?

* * *

4 Мая, 2010

12:43

Почему жизнь так устроена, что всё обязательно должно происходить в одно и то же время?

Дон понимал, что масштаб навалившихся проблем едва ли можно сопоставить. Но его мозг был готов выйти в окно от напряжённой подготовки к новому шоу, катастрофы в Нэшвилле, беспокойством о последствиях после крутого поворота "Вечерних новостей с Уиллом Макэвоем" и очередного расставания с Мэгги. Совесть подсказывала, что масштабное наводнение в Теннесси и ссору с подружкой сравнивать не очень-то корректно, но потоки тревожных мыслей текут, куда им заблагорассудится, подобно вышедшей из берегов реке Камберленд.

Как ни странно, Дона не очень трогало то, что он больше не был исполнительным продюсером новостей в прайм-тайм. Его новое шоу готовилось стартовать со следующей недели, и ему нравилось создавать проект с чистого листа. Элиот уже проявил себя как отличный ведущий и был гораздо более приятным в общении, чем Уилл. Дон наконец ощутил себя исполнительным продюсером, а не юнгой на палубе вздорного капитана, держащего курс чёрт знает куда.

Почему они разругались с Мэгги? Кажется, она разозлилась, когда он хотел помочь ей с подготовкой преинтервью для репортажа о бомбе на Таймс-сквер. Дон мог бы сказать, что на самом деле просто переживает, как бы революционные идеи Маккензи не повредили карьере Мэгги, и по-прежнему считал, что ей бы лучше работать с ним. Но вместо откровенности он рассердился и раскритиковал вопросы в её заметках. И теперь ему было жутко стыдно.

В дверь кабинета настойчиво постучали и распахнули её прежде, чем он успел оторваться от Нью-Йорк Таймс с пятном от утреннего кофе поверх заголовка об идеях British Petroleum по остановке нефтяных утечек — жалкой попытки замести затонувшую репутацию.

— Доброе утро.

Он вежливо улыбнулся заглянувшей в его кабинет Слоан Сэббит.

— Могу я?..

— Конечно, проходи.

Одета она была в костюм с иголочки: ни складки, ни выбивающейся нитки. Под пиджаком чёрного цвета простая блузка с вырезом, который мог бы зацепить воображение, если бы в комплекте не прилагался суровый взгляд, намекавший: лучше бы тебе смотреть на моё лицо. Дону её стиль напоминал миссис Кларксон, учительницу математики в восьмом классе. Элегантная, собранная и волевая, она ни одному оболтусу не давала спуску. Всё же простецкий стиль Мэгги ему больше по душе: он не напоминал о взбучке за проваленный текст.

Слоан присела на стул напротив, но не спешила начинать разговор. То ли обдумывала слова, то ли выискивала в нем новый повод для осуждения.

— Чем могу помочь? — Дон постарался звучать дружелюбно.

— У меня к тебе вопрос.

— Если хочешь спросить, почему во вчерашнем репортаже с участником протестов в Афинах Уилл не задал гостю уточняющий вопрос, как это греческое правительство посмело скрывать реальные долги за фальшивой статистикой — это теперь к Маккензи.

— Что?

— Ничего.

Она подняла брови, и чуть дёрнула головой, словно боялась, что его глупая шутка задержится в её неприкосновенном сознании. Помедлив, Слоан спросила:

— Как продвигается подготовка к твоему шоу?

Способность Слоан поддержать непринуждённую беседу Дона несколько озадачила. Конечно, они были едва знакомы, но он почему-то представлял, что она едва ли может открыть рот, чтобы не выставить собеседника полным идиотом.

— Хорошо. — Он отправил ей одну их своих самых обезоруживающих улыбок — ноль реакции. — Но едва ли мы сможем взять столь же смелый курс, что Уилл и Мак.

Слоан вежливо кивнула и опять притихла. Мэгги почти никогда не молчала, Дону нравилось болтать с ней и о значимом, и о пустяках. Находясь под прицелом серьёзного взгляда Слоан, он ужасно затосковал по её тёплой улыбке.

— Готовишь репортаж по наводнению? — Слоан кивнула на вырезки статей по правую руку от Дона.

— Да, на подхвате у Мак, пока всё не устаканилось. В Нэшвилле пока всё туго: список погибших достиг двадцати восьми человек, — Дон устало потёр виски. — Заодно разгребаю всякое. Вот, пожалуйста: мэр Франклина при отличных рейтингах передумал баллотироваться в Конгресс, потому что решил, что риск проигрыша сильнее навредит его репутации, чем сохранение должности попроще.

— Парадокс Алле.

— М-м?

— Морис Алле математически обосновал неприменимость теории максимизации ожидаемой полезности в условиях неопределённости и доказал, что максимальную надёжность предпочитают перспективе значительного вознаграждения, даже с риском потерь.

Дон был готов поклясться, что она это делает специально.

Слоан обречённо вздохнула и сжала ладони в кулаки. Дону захотелось её потрясти. Просто чтобы проверить, что будет.

— Смотри, — начало она вкрадчиво. — Есть такое предложение: ты бросаешь кость, и если выпадает что угодно, кроме шестёрки, я даю тебе сто баксов. Но с шестёркой не получишь ничего.

— В чём подвох?

— В альтернативном предложении: могу дать девяносто баксов просто так, без рисков. Что предпочтёшь?

Дон откинулся на спинку кресла.

— Гарантии звучат заманчиво.

— Это люди обычно и выбирают. Можно подумать, что все стремятся к большей выгоде, но перед лицом даже малого риска предпочитают надёжность.

Она смотрела на него как ястреб на добычу. Дон знал, что меньше всего в этой жизни он любил риск и неопределённость, но не смог удержаться:

— А я бы рискнул.

Слоан моргнула.

— Разумеется, существуют расчёты погрешностей в случаях…

— Да. Знаешь, мне тут мейл пришёл, — Дон повернулся к компьютеру и кликнул на вкладку с почтой. — Или двадцать.

Он увидел через стеклянную дверь Мэгги. Она что-то с жаром поясняла Маккензи, забавно размахивая блокнотом в одной руке и папкой в другой. В растянутом кардигане, лохматая, но решительная, готовая до конца стоять на том, во что верит. И понял, что сегодня же с ней помирится.

Дон повернулся к Слоан, которая пристально за ним наблюдала. Устыдившись своего резкого тона, он произнёс как можно мягче:

— Я могу тебе чем-то ещё помочь?

Она окинула его оценивающим взглядом, словно просчитывала риски, затем несколько обречённо вздохнула.

— Случайно не знаешь транспортного эксперта, который мог бы дать инсайд на слияние Континентал и Юнайтед?

21 сентября, 2011

7:35

Кеннет Эрроу в своей работе "Очерки по теории риска" описал любопытный экономический парадокс. Прежде чем покупатель решится расстаться со своими кровными в обмен на новое нечто, он захочет сперва узнать: что это нечто из себя представляет. Производителю любознательность покупателя не кажется благом — он стремится сохранить тайну патента. Как же нащупать баланс, что утаить от публики, а что поведать, чтобы она с уверенностью поспешила потратить свои денежки? Раскрыв технологию, удастся ли заработать на удовлетворённых покупателях или возникнет риск потерь из-за утечки ценной информации?

Слоан не всегда могла оправдать корыстные мотивы производителей, но в душе их понимала. Оставлять самую важную информацию себе — безопасно. Сердечные секреты — тем более.

Поэтому когда Дон спросил её, почему она ни с кем не встречается, она достойно ответила:

— Большинство мужчин страшатся моего интеллекта.

Дону информация избыточной не показалась, и последовал уточняющий вопрос:

— Нет, серьёзно?

Слоан могла отделаться второй самоироничной шуткой, но два удачных панчлайна за одну минуту — дело нелёгкое. И не успела она опомниться, как тайна слетела с её языка. Вопрос — выиграет она или потеряет — ещё предстояло разрешить.

Оправданием за сердечную утечку ей могло служить то, что она планировала работать в ACN лишь до конца той недели. Мысли уйти застали её врасплох, потому что за последние шестнадцать месяцев их агентство изменилось до неузнаваемости.

Уилл больше не казался сварливым козлом с затянувшимся кризисом среднего возраста. Он удивил всех, кроме Маккензи, которая знала, за какие именно ниточки тянуть, чтобы его талант журналиста и ведущего работал на общее благо. Слоан уже не удивлялась, когда засиживалась в "Хэн-энд-Чу" по вечерам, болтая с коллегами. Она радовалась каждому совместному достижению, горевала по каждой общей неудаче, принимала как должное, что они друг за друга готовы стоять горой. Уилл стал её моральным ориентиром, а Маккензи — близкой подругой.

Никогда прежде Слоан так не гордилась своей работой. Даже почетное место преподавателя в Колумбийском уступало благой цели: изменить мир достойной журналистикой.

Если бы только мир хотел меняться. Бороться с захлёстывающими волнами становилось почти невыносимо: давление правления, упущенные дебаты республиканцев, прогибы под запросы публики — всё это было слишком.

И когда Уилл дал слабину и сказал, что с него хватит, Слоан почувствовала, что остатки её покоя в одночасье рассеются пеплом. В то мгновение контракт на четыре миллиона в год, предложенный финансовой корпорацией, показался относительным утешением, пусть и не воспевал её благородные качества.

Но страсти улеглись, начальство по неведомой причине присмирело, и всё вернулось на круги своя.

Уилл передумал уходить, передумала и Слоан, но теперь ей приходилось работать в одном помещении с Доном, который знал больше, чем следовало. А потом он предложил Мэгги переехать к нему, и она согласилась.

Лучше бы Слоан ответила на тот дурацкий вопрос оскорблением: она скорее прожила бы всю жизнь в одиночестве, чем пыталась склеить столь обречённые отношения такой отчаянной мерой, как сожительство. Угрызения совести сгладились бы тем, что прогноз оправдал себя слишком скоро.

Зайдя в офис, Слоан сразу увидела Мэгги. Она выглядела измученной, но полной решимости забить внутреннюю пустоту работой по восемнадцать часов в сутки.

Дон вёл себя на удивление спокойно, крайне профессионально и гораздо более дружелюбно, чем можно было ожидать. Кажется, он ни в чём не винил Мэгги, которая в свою очередь не страдала от недостатка самоедства и даже спустя месяц оставалась угрюмой и подавленной.

Она сидела за своим столом, ссутулившись над кипой бумаг. Мокрые волосы мягкого пшеничного цвета взлохмаченной мочалкой разбросались по её плечам, дополняя беспорядок на рабочем месте.

— Привет! — окликнула её Слоан. — Спортзал с утра пришёлся тебе по душе?

— Спасибо, что затащила меня туда, — Мэгги устало улыбнулась. — Решила ввести это дело в привычку — стоит пользоваться корпоративными плюшками.

— Сегодня ты меня опередила. Не спалось?

— Рано проснулась, — она зевнула. — И хотела поскорее убраться из дома.

— Хочешь, вместе выпьем кофе?

— А как же твоя тренировка? — Мэгги подняла на неё удивлённый взгляд.

— С вечера искала предлог, чтобы откосить.

Слоан подмигнула ей и кивком указала в сторону лифтов.

Мэгги улыбнулась, и даже в момент грусти её улыбка оставалась лучезарной. Слоан понимала, почему Дон так долго держался за эти отношения: милая, умная, целеустремлённая Мэгги — если бы только она не допустила роковую ошибку. Утечка сердечной информации дорогого стоит.

Они спустились в кофейню на третьем этаже, и Слоан указала на любимый столик у окна за тремя пышными фикусами. Ещё затуманенное от не отступившего сна сознание благодарно внимало кофейному аромату, треску от помола зёрен, бренчанию кофемашины и шипению взбитого молока.

С минуту они сидели в тишине. Слоан искоса поглядывала на Мэгги, которая не отводила взгляд от вечно бурлящего Манхэттена за стеклянным окном во всю стену, и первой начала разговор:

— Всё ещё в поисках истории для репортажа из Африки?

Мэгги медленно потянула кофе и нервно улыбнулась.

— Мак пока не одобрила ни одну из моих идей.

Слоан осторожно произнесла:

— Знаешь, Маккензи после расставания с Уиллом отправилась в Афганистан.

Мэгги нахмурилась.

— Ты же не думаешь, что я ищу сюжет, чтобы…

— И получила ранение в живот.

Она выглядела раздосадованной.

— Я просто ищу то, в чем смогла бы стать хороша.

— Ты и так хороша.

Мэгги нахмурилась, Слоан продолжила:

— Я просто хотела сказать, что побег на другой край света, причём не самый безопасный — не лучшая мера, чтобы исправить расстроенные дела. И поскольку ты настроена серьёзно, хочу убедиться, что твоя цель — первое, а не второе. Знаешь закон Гудхарта? Когда мера становится целью…

— Она перестаёт быть хорошей мерой. Да, — Мэгги кивнула. — Но я думала, он о том, что продажи ради высокого показателя продаж приводят к тому, что потребитель получает всякую дрянь, а продавец ставит галочку напротив выполненного плана.

Слоан улыбнулась.

— Не обязательно. Можно учиться сдавать тесты на отлично, не получая при этом знаний. Можно лечить людей так, чтобы сегодня кричать об успехе, но не заботиться о последствиях через десять лет. Можно…

— Цепляться за отношения, чтобы по вечерам не страдать от одиночества, а в День благодарения похвастаться: да-да, я всё ещё с тем успешным и привлекательным продюсером. Но мера себя не оправдывает, потому она вдруг становится важнее самих отношений, — грустно подытожила Мэгги и вновь уставилась на гудящую улицу за стеклом.

Слоан смутило её откровение. Мэгги обладала способностью говорить то, что приходит на ум, без оглядки на эмоции. Слоан хотелось думать, что она говорит только правду — однако умалчивала она её чаще, чем произносила вслух.

И на тот предельно личный вопрос Дона она могла, в конце концов, ответить правду: иногда она ходила на свидания, но после нескольких недель знакомства парни либо оказывались мудаками, либо утомляли её до безумия.

— Мы все оступаемся, — медленно начала Слоан. — Не наказывай себя.

— Мне следует наказать себя вдвойне, потому что я не только обманула Дона — я разрушила наши отношения. Дон узнал, что мне нравится другой. И как! Я честно призналась ему во всём? Нет, он узнал из видео на ютьюбе, снятого исподтишка.

Слоан задумалась.

— Может, в конце концов, не так уж плохо, что он это узнал?

— В конце, может, будет и неплохо. Но сегодня я не в лучшей форме. Моя способность попадать в дурацкие истории достигла своего апогея.

Мэгги допила свой кофе, смешно запрокинув голову и, резко сменив тон на деловой, спросила:

— Будешь в сегодняшнем эфире говорить об "Операции-Твист" Федеральной резервной системы?

— Конечно.

— Не объяснишь мне, почему дополнительное снижение процентных ставок ни к чему не приведёт?

— Конечно!

Маккензи оказалась права: заводить друзей среди коллег — не так уж и плохо.

Возвращаясь в офис, Слоан шла за Мэгги и смотрела на её одновременно стремительную и неуклюжую походку, сутулые плечи, россыпь пшеничных волос и почувствовала подступившие угрызения совести, которые не оставляли её уже месяц.

Дон задал свой ужасный вопрос после того, как сообщил ей, что съезжается с Мэгги. И пусть Слоан думала, что покидает ACN и больше с ним не увидится, она всё равно не заслуживала оправдания.

На вопрос, почему она ни с кем не встречается, можно было ответить иронично, дерзко или правдиво, но Слоан дала ответ, который ей хотелось, чтобы Дон услышал:

— Потому, что ты меня ни разу никуда не пригласил.

* * *

21 сентября, 2011

23:25

Завсегдатаи караоке-бара "Хэн-энд-Чу" стекались согласно рабочим графикам: до девяти сотрудники дневных эфиров, после — команда "Вечерних новостей с Уиллом Макэвоем", с одиннадцати — репортеры десятичасового выпуска. Такой уж у них распорядок: посменно трудиться, посменно отдыхать.

Дон знал, что в тот вечер в баре будет пусто: под конец дня события приняли печальный оборот, и многие коллеги, заглянув к нему в аппаратную и высказав соболезнования, решили отдохнуть дома в обнимку с близкими. Дону не хотелось оставаться одному в пустой квартире, полуночный офис привлекал ещё меньше, и он сделал выбор в пользу дешёвых напитков и не слишком трезвого пения. Тем более часом ранее его лично позвали туда заглянуть.

Он всегда был горазд продлить рабочий день обсуждениями рабочих вопросов под пиво что в баре, что в переговорной. Политически значимые темы перетекали в личные, и после он нередко корил себя за несоблюдение субординации, но не мог удержаться, чтобы не отвести душу хоть с Маккензи, хоть со стажёром.

За последние месяцы их команда стала крепче и ближе, и Дон не смог бы назвать точный момент, когда стал называть коллег друзьями. Изначальный укол обиды за смещение с почётной должности продюсера "Вечерних новостей" давно сменился твёрдым убеждением: он на своём месте. Несмотря на крах личной жизни и тяготы трудовых будней, он был благодарен за то, что проводил каждый день среди близких по духу людей, на которых мог положиться без оглядки через плечо.

Однако приглашение Слоан заглянуть в бар после эфира немало его удивило. Казалось, в каждом разговоре с ним она подсчитывала количество произнесённых слов, словно опасалась превысить лимит положенного им общения. Дон и прежде не был с ней близок: Слоан оставалась одиночкой и по-настоящему сдружилась разве что с Маккензи и, пожалуй, с Уиллом. Но раньше они могли провести полчаса за пустой болтовнёй, свободно спорили о тезисах для эфира, жаловались друг другу в совместной командировке на то, что компания опять сэкономила на отеле. А после нечаянного признания она смущалась и избегала его, и Дон никак не мог уловить момент, чтобы заверить её: всё в порядке и они могут общаться, как и прежде.

Слоан сидела одна в глубине зала, уткнувшись в свой Блэкберри. Тусклый свет экрана падал на кончик её носа и шёлковые пряди угольно-чёрных волос. Выражение лица оставалось привычно хмурым.

Дон присел рядом.

— Плохие новости?

Она вздрогнула и вытянулась по струнке, но ответила непривычно мягко.

— Твои хуже.

Он не удержался:

— Неужели Слоан Сэббит сменила курс на политику умиротворения? Теперь ты со мной разговариваешь и в нерабочее время?

Она возмутилась:

— Это ты подошёл и начал разговор!

— Разве не ты меня позвала заглянуть сюда после выпуска?

— Это было непредусмотрительно с моей стороны.

— Может, решение, цитирую вас, профессор: никогда более не разговаривать и не устанавливать со мной зрительный контакт — было непредусмотрительным?

Она замялась:

— Я сказала это после того, как…

— Я помню.

— …решила остаться в ACN.

Признание от Слоан Сэббит не являлось заурядным обстоятельством. У Дона не было проблем с женским вниманием, но обычно его проявляли явно, эмоционально, через словесный, и не только, флирт. Простое, честное, сдержанное признание от женщины с IQ, превышающим его собственное пунктов на пятьдесят, уважаемой элитами, с твиттером на полмиллиона подписчиков и твёрдым мнением по любому поводу, было ему в новинку.

Но его вовсе не смущало то, что она обходила его по всем возможным параметрам. Просто он о ней никогда не думал.

— Рад, что уговорил тебя остаться.

— Я не поэтому осталась.

— Да ну?

— Все важнейшие жизненные решения я принимаю после всестороннего анализа фактов и оценки рисков.

— Раз уж ты решила задержаться с нами, у меня к тебе серьезный вопрос.

— Вся внимание.

— Друзья?

Слоан подняла брови.

— Вопрос из одного существительного, достойный исполнительного продюсера.

— Таким будет твой ответ?

Она задержала на нём взгляд, и её плечи слегка расслабились.

— Друзья, — она коротко кивнула и посмотрела на свои ладони. — Дон, мне правда жаль, что Трой Дэйвис… Что все закончилась так.

Дон почувствовал одновременно и ярость, и бессилие, и желание расплакаться у неё на плече.

— Теперь мне лишь предстоит всю жизнь гадать, мог ли я сделать больше, чтобы в этом мире убавилось несправедливой жестокости.

— Если ты не сделал всё, что в твоих силах, чтобы помочь этому парню, то после вчерашнего заявления МВФ о рисках двойной рецессии индекс Доу-Джонса подскачет выше, чем после "банковских каникул" в тридцать третьем.

Дон попытался вспомнить, когда последний раз спал больше пяти часов подряд, и покосился на неё.

— Ещё аналогии имеются?

— Что Мишель Бахман займёт Белый дом в следующем году?

— Это лучше.

Она улыбнулась. Забавно, что у человека с таким хищным взглядом может быть столь робкая улыбка.

Дон откинулся на спинку дивана и устало потёр лоб тыльной стороной руки. Слоан смотрела на него пристально и выжидательно.

— Знаешь, — медленно начал он, — возможно, это странно, но мне хоть и жаль, что это произошло, я об этом не жалею.

— Ты сейчас про…

— Мэгги.

Дон не удержался от улыбки.

Ему было нелегко видеть, как она переживает из-за их расставания. Но простить другого обычно легче, чем простить себя.

— Думаешь, я всё делаю правильно?

Слоан неуверенно повела плечами.

— Я последний человек, к которому стоит обращаться за экспертным советом в этой области, так что твой вопрос задан явно не зря. Но пожалуй, это зависит от того, чего ты хочешь на самом деле.

— Вот этот вопрос действительно был бы задан не зря, — пробормотал Дон себе под нос.

3 мая, 2013

15:48

Слоан считала, что риск стоит впускать в свою жизнь, только если он строго оправдан. Какой бы ни была награда в случае выигрыша, неудача ударит больнее, тем более не стоит ломать то, что работает и приносит неплохие дивиденды.

Она разозлилась на Дона и не переставала прокручивать в голове их неловкий разговор, который включал в себя заданный посреди лобби в полный голос вопрос о сексе, но на самом деле он просто застал её врасплох. Ей всего лишь хотелось съесть вафли на завтрак, а ему вздумалось устроить допрос: считает ли она их парой. И даже после утвердительного, пусть и не мгновенного ответа он не остался доволен.

Последние несколько месяцев выдались одновременно и жутко сумбурными, и крайне спокойными. С одной стороны, им приходилось скрывать отношения от коллег, о которых всё равно знали все: от редактора утреннего шоу до уборщицы, едва говорившей по-английски. Слоан приходилось прилагать немало усилий, чтобы не замотать головой каждый раз, когда она появлялась в его шоу, и он подсказывал ей в ухо спонтанный вопрос не самому разговорчивому гостю. Только годы профессиональной подготовки помогали отбрасывать в такие моменты воспоминания о том, что они вытворяли предыдущей ночью и что он нашёптывал ей в то же самое ухо. Ей пришлось купить больше десятка офисных платьев, так как она слишком часто оставалась у него до утра без предварительного плана.

С другой стороны, теперь в её жизни появились завтраки на его кухне, когда она сидела в растянутой футболке и старых шерстяных носках — Дон, в отличие от неё, умел готовить не только сэндвичи. Ей было неловко признаваться, что она ждала, когда он зайдёт к ней в офис — гораздо чаще, чем того требовали рабочие вопросы, — и легко поцелует в уголок губ, оглядываясь, не проходит ли кто мимо двери. Ей нравилось, что теперь каждый раз, когда она смотрела на его руки, ей не приходилось довольствоваться волнующими мыслями — она могла сама их коснуться, а потом поймать на себе ту самую улыбку с задорными морщинки около глаз.

Она не знала, забавляло её или напрягало, когда он слишком старался во всём ей угодить, и иногда нарочно растягивала грань дозволенного, чтобы посмотреть, как далеко он зайдёт. И каждый раз он заходил.

Но несмотря на все дивиденды настоящих обстоятельств, его вопрос: "Считаешь ли ты нас парой?" — поверг её в панику. Причину подобной реакции обнаружить несложно: даже в отношениях она оставалась одиночкой. Единственный раз, когда она допустила человека ближе, чем на расстояние вытянутой руки, и дело почти дошло до свадьбы, закончился тем, что она застала его в своей же постели с другой. С тех пор близость физическая давалась ей куда проще эмоциональной.

Но Дон заявил, что с ней просто секса без обязательств ему недостаточно. Слоан не поскупилась на уточняющий вопрос:

— Что же со мной не так?

Он ответил:

— Много чего, но ты мне всё равно очень нравишься.

Она попыталась отстоять границу там, где ей и следовало оставаться, но в глубине души понимала: Дон желает её нарушить.

Он не ставил ультиматумов, не предъявлял претензий, напротив, вёл себя как обычно: болтал, шутил, сносил её остроты в сторону своего интеллекта. Обнимал, когда они узнали, что Уилла вызывают в федеральный суд. В день, когда репортаж об убийствах в Кунду запретили выпускать в эфир, он целый час пролежал на её плече, пока она перебирала его каштановые кудри и слушала невнятные рассказы о его буднях стажёра под началом Маккензи.

Слоан чувствовала угрызения совести из-за того, что переживания о личной жизни занимали так много её мыслей: стоило больше думать о том, что происходило в ACN.

Внезапное приобретение засекреченных правительственных документов, беспрецедентный рейд ФБР в их новостное агентство, слушания в Вашингтоне и, наконец, суд над Уиллом, который перенесли на завтрашний день. И хотя фраза "ни одного журналиста ещё не судили за шпионаж" звучала в офисе примерно раз в пятнадцать минут, у всех было тяжело на сердце.

После помолвки с Маккензи Уилл казался гораздо спокойнее и выглядел искренне счастливым, но события последних дней явно его пошатнули. Когда Слоан заметила, что он вернулся в офис, то решительным шагом направилась к нему в кабинет.

Уилл сидел за столом, откинувшись на стуле, и задумчиво потирал подбородок. За последнюю неделю на его лице прибавилось несколько морщин.

— Эй, как ты? Готов к завтрашнему? — спросила она, затворив за собой дверь.

Уилл ответил усталым, но жутко упрямым взглядом.

— Ни одного журналиста…

— Давай не будем об этом, ладно? — Слоан помотала головой и присела на край стула напротив. — Ты же знаешь, природного оптимизма во мне отродясь не водилось. А прогресс текущего дела остаётся непредсказуемым. Очень уж правительство хочет узнать имя того, кто слил нам документы, и что-то мне подсказывает, даже твоя величина их не остановит.

Уилл смотрел на неё долго и внимательно, и Слоан захотелось отвернуться. Ей не часто приходилось покоряться авторитетам, но в Уилле она всегда ощущала и каменную стену, за которой можно спрятаться, и прожектор, способный просветить насквозь.

— Не бойся, — произнёс он мягко.

Она фыркнула и поняла, что сжимала кулаки до побелевших костяшек пальцев.

Уилл тихо продолжил:

— Ты же знаешь, я ни за что не раскрою имя источника.

— Разумеется. Никто из нас не стал бы. Но Уилл, если тебя посадят? Что будет с Маккензи? Со всеми нами?

Он глубоко вздохнул, затем сложил локти на столе, наклонился к ней и вкрадчиво произнёс:

— Слоан, я очень рассчитываю, что ACN будет работать в обычном режиме. Ты и Элиот замените меня и сделаете это блестяще. Арест в худшем случае продлится неделю. Да когда я выхожу в отпуск, вы сталкиваетесь с бо́льшими переработками.

— Я не о переработках беспокоюсь.

— А стоило бы, последние дни ты выглядишь неважно. Смотри, не будешь такой красоткой — никто вообще не станет слушать о том, что экономика летит ко всем чертям. Почему, думаешь, я до сих пор держу тебя в своем шоу?

— Как ни странно, эти черти меня как раз отвлекали. — Слоан пропустила столь сомнительный комплимент мимо ушей.

Уилл склонил голову и слишком уж понимающе улыбнулся.

— У тебя всё в порядке?

— Тебе завтра представать перед федеральным судом, и ты спрашиваешь, всё ли в порядке у меня?

— Мне тоже не помешает отвлечься. Выкладывай.

Слоан хотела заявить, что ей и думать о подобных глупостях не стоит, не то что обсуждать их с Уиллом. Но потом она вспомнила в десятитысячный раз, что сказала Дону в попытке оставить всё на своих местах:

— Я не умею быть не одна.

Он ответил с такой тёплой улыбкой, словно они не выясняли отношения на повышенных тонах в течение целого утра:

— Сообщи мне, если захочешь этому научиться.

Всю неделю она прокручивала в мыслях его слова и не могла понять, почему они так её будоражили.

Слоан подняла взгляд на Уилла и нарушила затянувшееся молчание:

— Когда ты понял, что готов к серьёзным отношениям с Маккензи?

Уилл ответил без запинки:

— С того момента, как её увидел. Затем она открыла рот, и я минут на пять — очень шумных минут — передумал. Но когда децибелы улеглись и до меня дошло, что в голове у этой женщины, я понял, что другой такой во Вселенной не существует. А что, Дон хочет серьёзных отношений?

Слоан на секунду растерялась, но приготовилась к обороне.

— Почему не предположил, что наоборот?

— В ином случае, он, а не ты, тратил бы сейчас моё время на душевные излияния, которые я так люблю.

— Как и сарказм, больше которого ты любишь только правду.

— Точно.

Он взял Паркер и прокрутил его между пальцев. Слоан ждала, что Уилл продолжит, но он лишь смотрел на неё исподлобья, снисходительно и выжидательно.

Она прикрыла глаза и тихо спросила:

— Разве не странно, что Дону недостаточно отношений без серьезных обязательств? Я ночую у него чуть ли не через день, причём по доброй воле и вполне охотно — какой парень не подпишется на такое?

— Разве не странно, Слоан, что тебе этого достаточно, хотя ты по уши в него влюблена уже года три?

— Я не… С чего ты… Ну, конечно. Маккензи?

Уилл пожал плечами.

— Она мой исполнительный продюсер и обязана информировать о всех насущных явлениях. Хочу я того или нет.

— Ты серьёзно рискнул три года назад, когда решился последовать за ней.

— Иногда даже высокие ставки себя оправдывают. Но ты могла бы мне об этом больше рассказать.

Слоан закатила глаза и поднялась.

— Удачи тебе завтра, Уилл. Не знаю, на что ещё мы можем положиться.

— На первую поправку. Но и твоя удача будет не лишней.

Уже у двери он её окликнул:

— Эй, — Уилл склонил голову и посмотрел на неё чуть ли не с лаской: — Дон хороший парень и, кажется, совершенно от тебя без ума.

Слоан неопределённо кивнула.

— Маккензи и правда единственная в своём роде. Помнишь, до того, как она приехала и сперва выпотрошила, а затем собрала заново тебя и твоё шоу, ты делал паршивые новости и даже не знал имён своих подчинённых?

Уилл усмехнулся и примирительно покачал головой.

— Ставка сыграла, и теперь мы семья, — он махнул рукой. — Маккензи так говорит.

Слоан приоткрыла дверь.

— Спасибо, Уилл.

— Удачи, сестрёнка.

* * *

3 мая, 2013

23:15

Дон уже минут пять пялился на волосы Слоан вместо того, чтобы читать заметку в "The Washington Post" о том, что "Обама зашатался". Дурацкий заголовок.

Поэтому он продолжал смотреть, как голубоватый свет экрана ноутбука касается густых тёмных прядей, чёрным нимбом раскиданных на соседней подушке, и перетекает на оголённое плечо с россыпью веснушек. Дон вздохнул и перевёл взгляд на экран.

Слоан перевернулась на другой бок, её прохладная коленка уткнулась ему в бедро.

— Я тебе мешаю? Могу уйти в гостиную.

Она покачала головой.

— Думаешь о завтрашнем суде?

— Конечно, думаю о суде. А ты можешь думать о чём-то другом?

Дон улыбнулся и отложил ноутбук. Он уже хорошо знал, когда её сварливый тон не стоит принимать на личный счёт. Чем более уязвимой она себя чувствует, тем более колючей становится, но лишь до тех пор, пока защита не даёт трещину. Тогда Слоан, как та кошка, что в один момент готова цапнуть ни за что, а в другой превращается в ласковое создание, которому просто нужно свернуться калачиком там, где тепло.

Ему стоило признаться ей намного раньше. Около года он неистово прокручивал в голове бесчисленные аргументы против того, чтобы вновь вступать в отношения с коллегой. Сперва он убеждал себя, что просто высоко ценит её профессионализм, поэтому стремится лишний раз обсудить с ней рабочие вопросы. Потом, что он обычный среднестатистический гетеросексуальный мужчина и не может не отмечать, как прекрасно она выглядит. В какой-то момент она стала искать в нём опору, которую он с радостью предоставил и сам стал полагаться на неё больше, чем ожидал. Вскоре обнаружилось, что за её самодовольными колкостями скрывалась готовность принимать его без единого условия и со всеми недостатками.

И если бы она во второй раз не сделала первый шаг, он бы так и не узнал, что быть со сложной Слоан окажется так легко.

Она перевернулась на спину и сложила руки на груди. Дон накрыл её ладони своей.

— Хочешь — поговорим.

— Не думаю, что смогу отвлечься, даже если мы возобновим спор "кто круче": Тупак или Эминем.

— Нет, давай поговорим о том, что тебя беспокоит.

Она сосредоточенно уставилась в потолок.

— Уверен? Что, если прогнозы окажутся слишком неблагоприятными? Что, если мы погрузимся в пучину беспросветного круговорота пессимистичных мыслей? Что, если я сведу тебя с ума, и ты сбежишь из своей же квартиры?

Дон глубоко вздохнул и потянулся за ноутбуком.

— Серьезно?! — Слоан приподнялась на подушке, её глаза сверкали праведным гневом. — Сольёшься вот так?

— Нет, думаю, чем занять твой мозг, раз уж ему неймётся. Вот смотри, читаю по первой ссылке: нерешённая проблема экономики о премии за риск инвестиций. Относится к бла-бла... что-то про экономические модели, диверсификацию, государство — куда без него — её не могут решить уже сто лет. Поразмысли на благо общества.

— Да, — задумчиво протянула она, глядя в потолок.

— Что, вот так просто? — Дон вытаращился на неё. — Надо почаще открывать Википедию.

— Там вот в чём дело: рискованные вклады более рискованные, понимаешь?

— Звучит логично.

— Рискуя, можно сорвать куш, но есть огромная вероятность…

— Пролететь?

— Да. Но вот в чём загвоздка: статистика за последние сто лет сообщает, что существует значительная диспропорция между прибылью от рискованных инвестиций и казначейских векселей.

С мгновение в её глазах теплилось ожидание, что он подхватит её мысль на лету.

— Хорошо. — Слоан присела рядом. — Я выражусь доступнее, опустив множество важнейших нюансов и подробностей.

— Слушаю, профессор, — Дон расплылся в улыбке, которая едва ли прибавила ему солидности, и приобнял её за плечи.

— Если ты дашь тысячу долларов авантюристу с безумной идеей, есть крошечная вероятность сорвать куш в будущем. Но скорее всего ты с тем же успехом можешь смыть деньги в унитаз. Однако если ты будешь каждую неделю в течение ста лет давать по тысяче долларов разным авантюристам, желательно таким, кого одобрили финансовые эксперты, это принесет тебе значительно больше выгоды, чем если бы ты вложил те же деньги…

— В банк старины Моргана?

— В государственные облигации. Получается, в далёкой перспективе риски оказываются выгоднее — в этом и заключается парадокс, который пока не смогли достойно объяснить. Существуют разные гипотезы: теория близорукого избегания потерь, модель Эрроу-Дэбрю, утверждение, что это лишь статистическая иллюзия…

— Всегда думал, что последнее.

— Не умничай со мной, Кифер.

Она сузила глаза, затем шумно выдохнула и опустила голову ему на плечо.

— Понимаешь, не всегда хочется думать о рисках, особенно когда здесь и сейчас тебе хорошо. Когда с твоей маленькой, но очень надёжной инвестицией не страшно, когда от неё не ждёшь разочарований, разве что не случится катастрофа вселенского масштаба.

Дон ласково погладил её по предплечью.

— Но рискуя, можно выиграть в далёкой перспективе?

Слоан кивнула. Дон покосился на открытую страницу Википедии, затем решительно отставил ноутбук.

— Хорошо. А как понять, что риск того стоит?

— Хочешь, чтобы я на пальцах объяснила то, что стоило мне пятнадцати лет образования, двух докторских и тонну практического опыта?

— Слоан, мы же говорим кое о чём другом, верно?

Он протянул руку и заправил ей за ухо упавшую на лицо прядь волос. Она мягко коснулась его руки и подняла взгляд.

— Дон, что, если нас поджидает катастрофа? Что, если Уилл завтра окажется за решёткой? И будет сидеть в клетке один-одинёшенек, покинутый, всеми забытый…

— Едва ли его арестуют больше чем на несколько дней, и никто из нас не страдает провалами в памяти. Разве что ты, когда забыла вовремя выключить духовку с моей фирменной лазаньей.

Она задумчиво смотрела перед собой. В её взгляде читались тревога, решительность и что-то ещё. То, что он замечал в моменты, когда они проводили полночи в разговорах о смысле жизни, лучшем остром соусе или о том, собаку какой породы мечтали завести в детстве.

Слоан развернулась к нему.

— Я тут подумала: в свете последних событий одиночество перестаёт казаться столь уж надёжным активом. Пусть я и привыкла полагаться на него.

Дон захотел её крепко обнять, но решил, что в таком важном деле лучше не торопиться.

— Думаю, я мог бы научить тебя полагаться на кое-что ещё.

— Кажется, я готова рискнуть.