Фермата (джен)

В комнате было холодно, но раздражало меня не это. Раздражала полоска окна, не прикрытая плотными портьерами. Я несколько раз взглянул на нее, и, несомненно, Верне это заметил. Эта узкая полоска стекла, которая из-за взошедшей луны серебрилась каким-то потусторонним светом, не давала мне покоя. Разумеется, я понимал, что невозможно нас выследить, если кто-то не научился летать и не увидел в ней возможность добраться до нас. С другой стороны — сегодня мне почему-то в голову приходили странные мысли, словно я поменялся местами с впечатлительной барышней, которая от скуки может поверить в самые глупые россказни. Я считал, что на подобное поведение меня толкает усталость, которая не дает мыслить рационально, не отвлекаясь на нелепые и не присущие мне чувства и эмоции.

Сегодня был трудный вечер. У меня. Верне о том, где он провел последние несколько дней, распространяться точно не хотел. Можно было лишь судить по его усталому лицу и темным кругам вокруг глаз, что был он во многих местах и видел то, чего видеть никому не пожелаешь. Но он все равно ничего мне не расскажет. Не понимаю, бережет он меня или просто не хочет, чтобы я еще больше возненавидел знать. За те несколько лет, что мы прячемся ото всех, я видел многое. Вероятно, и то, чего не видел мой друг. Все же моя профессия располагает к откровенности пациентов. Я помню совсем молоденькую девушку, которая была похожа на выпотрошенную утку, а не на человека. Никто никогда так и не узнал, с кем свела ее несчастливая судьба. Удивительно, что она осталась жива. Хотя вряд ли ее последующее существование можно было назвать жизнью. Еще я помню маленького мальчика, который захлебывался от слез, потому что пропала неизвестно куда его старшая сестра. Единственная живая душа, оставшаяся от его когда-то многочисленной семьи, погибшей во время очередной эпидемии в Лондоне. Он плакал, уткнувшись в грязную юбку пожилой женщины, которая беспрестанно гладила его по голове. Его сестру нашли уже на следующий день. Что с ней случилось, все могли только гадать. Опознавали ее по одежде, потому что это было единственным, что оставалось относительно целым. Полицейские отводили глаза, и все понимали, что это убийство никогда не будет раскрыто. Как и многие другие преступления, которые одновременно не скрывались, но и не афишировались. Все продолжали жить как ни в чем не бывало. И даже тот мальчишка научился обходиться без сестры. Жизнь не стоит на месте, а время притупляет даже самую невыносимую боль.

Но все же не все могут забыть о том, что когда-то увидели. Сколько же воспоминаний хранит в своей памяти мой друг, который столкнулся с величайшей несправедливостью этого мира гораздо раньше меня.

— Не стоит изводить себя и тратить силы на ненужные и даже опасные воспоминания! — Верне, который уже некоторое время смотрел в одну точку, словно решая трудную задачу, развернулся и строго посмотрел на меня, вынуждая оторваться от моих записей, которые я невидяще перелистывал, пребывая в своих размышлениях. — Я знаю, что вам трудно. Но если вы будете постоянно жалеть о том, что было, вам будет сложнее делать то, что мы должны. Эмоции слишком захватили вас. Вам нужно отдохнуть и забыть обо всем.

— Но ведь вы этого не делаете, даже когда вас вынуждают ходить по краю бездны, в которую так легко упасть.

— Не нужно волноваться обо мне, — Верне встал, потом подошел к моей постели, а уже через мгновение, скинув обувь, забрался на кровать и с силой дернул портьеру, закрывая проклятую полоску серебристого стекла. А после уселся рядом со мной, забрал записную книжку из моих рук и положил ее на стол. — Когда вы начинаете бояться за меня, я не могу сосредоточиться и делать то, что необходимо. Когда вы теряете свое хладнокровие, я теряю свое спокойствие. И мы вместе можем попасть в беду.

— От вас редко услышишь подобные слова, — мне показалось, что с моего сердца исчезла тяжесть, которая не давала нормально дышать уже несколько дней.

— Не заставляйте меня их повторять, — Верне устало потер висок. — А теперь нам обоим действительно стоит хорошо отдохнуть. Тем более что и луна больше точно не будет нам мешать.

Я посмотрел на плотно прикрытые портьеры, и мне захотелось улыбнуться. Порой ведь нужна самая малость, чтобы все вновь встало на свои места.