Сиреневая звезда (гет)

Очень не хотелось покидать родной дом, но судьба-насмешница, как всегда, решила иначе, устроив все по-своему. И ведь правильно говорят: хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах.

Он ведь и правда хотел всю жизнь прожить у себя на родине: отучиться, жениться, завести детей... но всему этому уже не суждено случиться.

А всему виной до нелепого странное проишествие. Никогда бы не подумал, что в их мире такое возможно; в учебнике истории — да, но не современности же, а?

И тем не менее пришлось глотать горечь обиды, прочувствовав, каково быть изгнанным за неосторожное слово в адрес проходящей мимо красотки. Откуда же было знать, что она — лучшая подруга жены министра? Ну что такого в том, что он ее окликнул и подмигнул? Нет же, эта пугливая красотка подняла шум на всю улицу! Ещё и удумала, что он её изнасиловать пытался, вот же стерва! Результат — его изгнали. Как же глупо! И несправедливо, но назад уже не отыграешь — ворота захлопнулись с пугающей быстротой.

Альфард усмехнулся, поправляя на плече лямку тяжелого рюкзака. Впереди тянулась бесконечная, как ему казалось, пустыня. В небе не было ни одной птицы. Стояла мёртвая тишина, нарушаемая лишь его хриплым дыханием и редким скрипом песка под ногами.

Альфард... Самая яркая звезда их измерения. О чем думала мама, давая ему подобное имя? О том ли, что его с позором вышвырнут из их уютного мира? Или о том, что вынудят идти через пустыню Очищения с дорожным рюкзаком?

Рюкзак — а может, и сами мысли — больно давил на плечи. Устав поправлять каждую минуту, Альфард снял его и понес в руках. Лучше не стало. Только хуже. Много. Пить хотелось неимоверно, но небольшой дозволенный запас надо было экономить.

Конец пустыни показался лишь в сумерки, когда стало ощутимо прохладнее. И то не было точной уверенности, что это был именно он. Может, мираж или так реагировал перегретый мозг.

Видимо, все же мираж... Но усталость уже взяла свое, и Альфард упал на уже не такой раскаленный песок, не доставая даже плаща. Зачем? Здесь даже ночью не бывает холодно. Подложив руки под голову, он смотрел на звезды, мерцающие в темно-синем небе.

«Небеса тут такие же темные, как и моя судьба», — мелькали тоскливые мысли. Звезды, почти те же, что и дома, равнодушно взирали на него. Или нет? И Альфард ошибся, потому что, кажется, небесные светила, одновременно прекрасные и такие далекие, таинственные и опасные, манили к себе, обещая, что все будет хорошо. Да... Где, как не в небе, брать надежду?

Разум несколько успокоился. А теплый песок представился на время самым удобным ложем, даже чуть пригасил усталость. Тихая и прохладная ночь помогла привести мысли в порядок. Беспорядочные идеи, вопросы, что же делать дальше, отошли на задний план. Сейчас ночь, а значит — время покоя.

* * *

Пробуждение оказалось не из приятных. Мокрая рубашка липла к телу, сковывая движения, шея затекла, спину и плечи немилосердно ломило от тяжести ноши, что он тащил на себе весь предыдущий день. Глаза слепил невесть откуда взявшийся яркий свет (неужели уже день? По ощущениям, он проспал не больше пары часов!), и их пришлось прикрыть ладонью.

Прозвучавшие совсем близко тихие голоса показались странными, как будто говорили на неизвестном языке. Альфард приподнялся, пытаясь рассмотреть что-то через ладонь. Высокая фигура встала над ним, закрывая собой солнечные лучи.

Альфард не понял, что означает резкий окрик, который, скорее всего, относился к нему. Нога в высоком сапоге больно ткнула его в ребро, заставляя подняться.

— В чем дело? — хрипло спросил он, потирая ноющий бок. — Кто вы такие?

— Молчать! — на его языке, со странным акцентом, рявкнула фигура, оказавшаяся молоденькой женщиной. Да уж, везет ему на красоток опасных; сейчас он, впрочем, благоразумно прикусил язык.

Темно-зеленые глаза незнакомки изучающе смотрели на него. Перекинувшись парой слов на незнакомом наречии со своим спутником, она обратилась к Альфарду, старательно выговаривая слова:

— Это Пустыня Очищения. Ты дошел до конца. Выбирай, куда идешь дальше.

С этими словами она протянула ему три камушка. Все они были одного — насыщенно-фиолетового — цвета, но немного разных оттенков. Альфарду сразу приглянулся самый темный из них. Но не зная, к чему весь этот спектакль, он спросил:

— А зачем это? И что значит каждый камень?

— Один камень — один мир, — бесцветно подал голос спутник девушки, не глядя на Альфарда.

Несмотря на все его усилия, больше из этих двоих не удалось вытянуть ни слова.

Пожав плечами и надеясь, что хуже, чем уже есть, быть просто не может, Альфард ткнул пальцем в понравившийся камень.

Незнакомка фыркнула, убирая руки.

— Ну пойдем, — спокойно сказала она. Недавняя злость в голосе пропала без следа.

— А почему я должен идти с вами? — запоздало возмутился он, делая шаг назад, подальше от нее.

Та смерила его убийственным взглядом.

— Ты можешь остаться здесь, но учти, что если останешься, то вечно будешь бродить по Пустыне, став бесплотным духом. Нравятся перспективы? — ее насмешливый голос больно резанул самолюбие. Действительно, чего бояться-то? Двум смертям, то есть изгнаниям, не бывать же?

Альфард хотел сказать, пытаясь замаскировать легкую тень недоверия, что это все чушь, но что-то в ее голосе заставило его послушаться.

Не оглядываясь, таинственные путники пошли вперед. Альфард бросился за ними, забрасывая тяжеленный рюкзак за спину прямо на ходу.

Они шли недолго, всего каких-то пару десятков метров. С каждым шагом идти становилось легче, и вскоре показалось, что они скользят по воздуху.

Резко и совершенно незаметно пустыня сменилась обычной городской площадью. Вокруг никого не было, не летали даже птицы, настолько все было глухим и мёртвым. Незнакомка как шагала вперед, так и шагала, не обращая ни на что внимания.

Случайно оглянувшись назад, Альфард не увидел за спиной пустыни — вот такой странный переход из одного мира в другой.

Вскоре они вышли к месту, где прямо перед ними возвышалось огромное здание из белого мрамора. Величественная арка с темными прожилками была оплетена изумительной розой. Большие темно-красные цветы распространяли божественный аромат, темно-зеленые листья были настолько блестящими, что казались искусственными. Тяжелые двери из красного дерева неслышно распахнулись, приглашая внутрь.

— Не отставай, — коротко бросила провожатая, не оборачиваясь.

Альфард молча шел следом.

* * *

Холл мраморного здания встретил его оглушительной тишиной. Альфард оглянулся в поисках проводников, но их нигде не было. Когда успели пропасть — он не заметил.

Зал был просто огромен. Несколько колонн уходили ввысь, поддерживая высокие потолки с затейливым орнаментом. Холодный пол под ногами блестел не хуже стекла. Каждый шаг эхом разносился по помещению, заглушая дыхание. В самом конце зала виднелась темная дверь, едва различимая на расстоянии. Решив, не зря же его сюда привели, он пошел к ней, оглядываясь на ходу. Мало ли какое чудище затаилось во мраке. Это ведь не дом родной, а чужбина непознанная.

Но красивая! Вот, например, на стенах, окрашенных в пастельные тона, были изображены неизвестные ему мифические звери.

Вот странный угольно-черный единорог взвился на дыбы, молотя воздух копытами. Его красный глаз, казалось, смотрел прямо в душу Альфарда, читая все самые сильные страхи.

С каждым шагом дверь была все ближе и ближе, но и пронзительный взгляд черного зверя никак не оставлял в покое, цепляя и выворачивая наизнанку душу.

Эта дверь также раскрылась перед ним сама, без единого скрипа. Осторожно заглянув в помещение, удивительно маленькое по сравнению с залом, он не смог сдержать разочарованного вздоха.

Здесь было абсолютно пусто.

* * *

В детстве он был уверен, что за стенами города, где расстилается пустыня Очищения, живут призраки.

Тёплыми сухими вечерами, собираясь в укромных закутках — у многочисленных заброшенных зданий или в полных старой рухляди тупичках, — ребятня принималась с азартом травить самые невероятные, жуткие и невозможные небылицы, в которых в разных пропорциях смешивались как немногочисленные, куцые даже факты, так и фантазия повествователя.

И вот одна из таких особенно впечаталась ему в память, которая сейчас и заполнила пустоту, что образовалась от созерцания странного и совершенно пустого зала.

* * *

Когда Сарос Крайтон открывал рот, все замирали, боясь упустить хоть слово. Он был прирожденным рассказчиком. Из тех, что как никто умеют захватить внимание слушателей и провести их за собой, в неведомый глазу простого смертного мир Грез.

Дни, когда Сарос садился и начинал рассказывать, были для всех особенными.

Никто не знал, откуда этот невзрачный худенький мальчишка черпает столько фантазии для своих рассказов. Таинственно блестя глазами, он тихим голосом начинал рассказывать необычную историю. Так была рассказана и история о Пустыне Очищения.

— Говорят, — тихо рассказывал Сарос, — что в Пустыне Очищения живут призраки. Они забирают себе путников, изгнанников из других миров. Тот, кого забрал призрак, очень страдает. Страдает вечно! Пустыня — дьявольское место, обитель злых сил.

Девчонки дрожали, испуганно оглядываясь и втягивая голову в плечи.

А Сарос продолжал:

— Если ты оказался в Пустыне — все, пиши пропало! Но некоторым везет — их подбирают Хранители Миров и даруют выбор: остаться здесь или выбрать свой Путь. Но... Хранители не всегда благосклонны к изгнанникам. Говорят, что вроде бы Хранитель может убить изгнанника, если тот творил зло. — Помолчав немного, мальчик продолжил: — Помните пьяницу Арчера? Он пропал потом, и не нашли даже тела. И всю ночь тогда собаки выли, и гроза была. Так вот, этого пьянчугу убили Хранители.

— За что? — подал голос самый младший из собравшихся, в ужасе раскрыв светло-голубые глаза.

— Пить меньше надо! И курить в общественных местах тоже, — грубовато ответила ему старшая сестра. Мальчик замолчал, смущенно опустив глаза.

Тем временем Сарос продолжил:

— И говорят, что существует несколько миров. Изгнанник должен выполнить задание, и если он справится — будет счастлив.

— А если нет?

— Тогда он умрет. В страшных муках, покинутый всеми и ненужный никому.

Наступившую тишину прорезал громкий крик ночной совы, эхом разнесшийся по лесу, заставляя сердце тревожно сжиматься.

* * *

Альфард никогда не думал, что самая обычная детская страшилка окажется правдой. Но тем не менее это было так.

Он действительно попал в другой мир, открыв ту последнюю дверь и пройдя сквозь пустую залу странного храма.

Это было так странно и неестественно, что вначале казалось сном, сказкой, в которую должен был попасть кто угодно, но только не прагматик Альфард Эйд, не желающий от жизни ничего, кроме покоя и полной статичности.

Постепенно пазл складывался в голове, составляя единую картину. Он вспоминал все, что слышал в детстве про другие миры, и реальность казалась ему все страшнее и страшнее.

Этот мир был жесток.

Чем дольше Альфард находился здесь, тем больше правды он видел в детских рассказах.

Жители этого мира не отнеслись к нему враждебно, все ж он не первый и не последний засланец такой... но некоторая доля неприязни и настороженности ощущалась.

И хотя это были люди как люди, не вурдалаки какие и на головах не ходили, язык и тот он освоил быстро, но... Альфард был чужим здесь. Деревья, небо, трава — все казалось чуждым, вызывающим настороженность. Даже воздух здесь был не таким, как у него на родине.

Чувство одиночества и тоски давило, с каждым днем ощущаясь все сильнее. Это место было не его. Он чувствовал, что в Пустыне выбрал совсем не тот камешек, что надо было. Возможно, другие миры оказались бы лучше? Как жаль, что ответ на этот вопрос он не узнает никогда.

Надо было жить дальше. Только вот попытки влиться в этот мир не увенчались успехом. И Альфард даже не понимал, что неправильного он делает.

Поэтому, отчаявшись прижиться, раз за разом он пытался сбежать, выбраться из этого места, но всякий раз натыкался на глухую стену. Дальше того мраморного здания он пройти не смог. Здание было границей. Чертой между эти миром и Пустыней Очищения. И пусть долго не верил, бился, пытаясь выбраться из этой клетки, что по недоразумени зовется миром высших существ, все было напрасно.

Именно тогда Альфард понял самую главную истину этого мира — найди себя или погибни.

* * *

Иронично, особенно если вспомнить, что Альфард когда-то, словно (а может, и действительно, кто знает, как тут время течёт) тысячелетия назад, любуясь тёмными безлунными ночами на звёздное небо, каждый раз неосознанно искал глазами астероид «Звёздный Альбион». Сиреневую звезду, как по-простому звали её обыватели.

Из всех известных им небесных тел она была самой необыкновенной. Отливающее фиолетовым прозрачное свечение, за которое, собственно, Звездный Альбион и был прозван Сиреневой Звездой, было настолько ярким, что, кажется, его можно было бы заметить и при свете солнца. Оно завораживало, безотчетно влекло и манило к себе... Но никогда Альфард бы не подумал, что ему придется жить там.

Его родной мир погряз в безработице, нищете и предрассудках, в этом же даже неприкаянный изгнанник вроде Альфарда мог жить как король — в тепле, уюте, сытости и без необходимости как-либо трудиться для получения всего этого. Казалось бы — живи и радуйся! Но, однако же, он отдал бы все на свете, лишь бы очутиться как можно дальше от Сиреневой звёзды.

Этот мир нельзя было сравнивать с его миром. Они были такими разными, хотя на первый взгляд казались одним и тем же миром. Миром, к которому он привык. Который считал своим домом.

И попытки сблизиться с местными раз за разом проваливались. Отчаяние и безысходность захлестывали с головой, а в голове стучала мысль: «Ты никто».

* * *

Альфарду сложно было привыкнуть к обычаям Сиреневой Звезды. А ведь тот, кто не найдет себя, обречен на погибель. К сожалению, он понял это, когда было уже почти поздно.

Если он сейчас не найдет свое призвание, свою судьбу в этом обманчиво-счастливом и теплом, но жестоком и чужом мире, то погибнет.

Совсем как в той детской страшилке. И Альфард долго не понимал всю важность того, что ему предстоит сделать. В этом мире его ничто и никто не держал. Все, чем он дорожил, осталось там, на другом конце Пустыни.

Старенькая мать, со слезами провожавшая сына в его последний путь, маленькая дочка покойной сестры, которой он заменил отца... Ладно, старшего брата, для отца Альфард был невозможно инфантилен, потому и влип так с красоткой. Но суть-то остается! Все, чем он дорожил, осталось там. В мире, куда не было пути назад. В мире, который он потерял по собственной вине.

И только один несчастный случай, крепко въевшийся ему в память, открыл глаза, давая понять, что нужно делать.

Недавно на его глазах умирала девушка, которая была такой же, как он, изгнанницей, а уж за какие грехи — неизвестно. Может, как и Альфард, из-за причуд власть имущих.

Молодая, совсем еще девочка, она не смогла найти свое место в этом мире. Ее срок истек. Жизнь медленно покидала ее, оставляя в глазах пустоту и бесцветность. Самым страшным было то, что умирающая на улице девушка была никому не нужна.

Прохожие не обращали на нее никакого внимания даже тогда, когда она упала на брусчатку и больше не шевелилась. Вот тебе и сытый, всем довольный мир. И нет, их не морили голодом, вовсе нет: нужно — бери, но в любом случае для них чужаки были все равно что пустым местом. Одним больше, другим меньше; главное — чтобы жить не мешали. И эту девчушку скоро утилизируют, чтобы не запнуться.

Никому нет дела до другого. Еще одна важная, ужасающая часть этого мира.

После этого зрелища Альфарду стало по-настоящему страшно. Он не боялся смерти, понимая, что, несмотря ни на что, она достанет всех. Бессмертных нет, и он лишь один из них. Но, несмотря на это, ему не хотелось умирать — здесь, на этой чужой для него земле, где нет никого, кто ему дорог. Не было семьи, не было дома. Здесь он был чужим.

Удивительно, как резки бывают повороты жизни, но потом все изменилось. Изгнанник стал родным. Своим.

Как появилась ОНА, он не помнил. Да и зачем? Главное, что появилась. Такая же изгнанница, но их пути чудесным образом пересеклись. Возможно, их свело отчаяние, безысходность и тоска, наполняющая сердце в предчувствии смерти. Эстель была необычной. Девушка, своим появлением изменившая всё, была подарком богов.

Не нашедший себя обречен на гибель.

Он прочитал это в ее взгляде при первой же встрече. Неземные темно-сиреневые глаза сияли как звезды. А в звездах — холод и пустота. Такой же холод он читал в ее глазах, бездонных и пугающих. Так же как и он, она спасала себя. Альфард не хотел думать о том, что он для нее — всего лишь шанс выжить.

Нет, он не любил ее. Она нравилась ему, но ничего большего он к ней не чувствовал. Божественно красивая, но он не знал и не хотел знать ничего о ней. Кто она, кем была раньше, кого любила.

Не нашедший себя обречен на погибель.

Он думал об этом, когда видел ее. Пусть эта красавица и не любит его, он сделает все, чтобы она жила.

— Живи, моя богиня! — шептал он в ту ночь, целуя ее под кровавой луной.

Сегодня ночное светило осталось ни с чем. Именно оно отмеряло их срок, но сегодня луна не получит ничего. Эстель принадлежит только ему.

Сверкающие сиренью глаза, обнаженные в лукавой полуулыбке зубы, волосы, серебристые от природы — все это принадлежит ему.

Та ночь стала для них соединением. Слиянием двух несчастных душ, умирающих сердец.

Не нашедший себя обречен на погибель.

Эстель стала его. Страдающая гордая львица покорилась.

Соединение сердец свяжет их больше, чем простых влюбленных.

— Знаешь, — тихий шепот Эстель пронзил тишину полутемной комнаты, — знаешь, те, кто нашел свою половину, становятся высшими существами, или, по-другому, Богами. А те, кто нашел ее, но привязан к ней не до конца, не до конца смирившиеся со своей участью и забывшие родной дом, становятся всего лишь полубогами. Тебя... это удивляет?

— Нет. Я знаю, что это значит.

Эстель молчала, опустив прекрасные глаза. А он ничего не смог с этим поделать. Да, Эстель была чудесна, прекрасна и неотразима, но всё равно — она была не тем, кого он мечтал видеть рядом с собой.

В красивых легендах тоже бывают тайны и недосказанности. Он видел в ней всего лишь подругу, всего лишь спутника рядом. Спутник — его луна, гордая и покорная перед ним. Такие вещи несовместимы, но они были. Здесь. В Эстель.

Но ни он, ни она не оставляли попыток сблизиться. Их любовь продлила отведенный им срок, чтобы дать возможность достичь большего. Она желала этого, но он — не особо. Он был и далек, и так близок одновременно. С каждым днем она видела в нем все меньше схожести с полубогом и все больше — с эгоистичным человеком, типичным представителем своей расы. Эстель не хотела даже думать о том, что она была такой же, что она сама начала эту игру. Она первая использовала его.

Но время словно песок, словно стремительное падение звезды — так же быстро мчится вперед. И Альфард научился видеть в ней нечто большее, чем она была для него раньше. Полубог стал Богом.

И тогда была позабыта никому уже не нужная истина, и тогда уже никто не помнил о своем страхе и печали, которые, словно черная дыра, затягивали их все глубже и глубже, мешая дышать.

Время изменило многое.

В полумраке, под свет кровавой луны, она, гладя его по обнаженной груди, сказала ему то, что можно понять без слов. Прошлое свяжет их окончательно. Альфард откроется, выложив все, что таил в душе. Все, что так желал и боялся раскрыть.

Ее глаза просили, шептали. Он знал, что поймет ее. Мысль — вместо пустого, ненужного слова:

«Расскажи».