Закат для двоих (гет)

Шум бьющихся о скалы волн приятно ласкал слух, бриз любовно целовал кожу, а алое сияние игриво пыталось пробраться сквозь сомкнутые веки и улыбнуться прямо в блестящие карие глаза. Но Агата упорно их не открывала, наслаждаясь волшебным умиротворением, когда в голове наконец-то не было ни одной мысли. Шевелиться не хотелось. Хотелось остановить этот миг, чтобы запечатлеть его в сердце навсегда. Тишину и покой.

— Ну и долго мы будем здесь торчать? — раздалось недовольно совсем рядом. — Ты позвала меня, чтобы молчать?

У Агаты непроизвольно дёрнулся уголок рта, и она чуть сжала ткань синего платья на колене.

— Когда-то тебе это нравилось, — тихо проронила она.

— Дурак тогда был, — отозвался голос. — Пустая трата времени.

— Ты куда-то спешишь? В таком случае не буду тебя отвлекать.

Собеседник тяжело вздохнул, после чего рядом скрипнул стул.

— Красивый сегодня закат. — Очередная попытка завязать разговор.

— Как и всегда, — заметила Агата.

— И… ты сегодня красивая. — Комплимент прозвучал на удивление чётко, что не было характерно для суматошного Стаса.

— Как и всегда, — повторила Агата, добавив усмешку. — Только ты перестал мне это говорить.

Ей не нужно было смотреть на Стаса, чтобы знать, что он буравил взглядом носик своего ботинка: подбирал аргументы, чтобы выстроить защиту, стратегия которой у него всегда была одна.

— Я целыми днями вкалываю как проклятый. Пропускаю обеды, ужины, до глубокой ночи сижу над расчётами, проектами, чертежами. Эти цифры мне уже снятся, когда я не забываю спать! И всё для того, чтобы ты как раз могла быть красивой! Ради твоих салонов, спа, соляриев, ради твоего исполинского гардероба! Поступки говорят красноречивее.

Въевшаяся в память намертво за последние месяцы тирада отозвалась в ушах жгучим свербением. Агата уже привыкла, что в сознании Стаса её голову занимала исключительно её внешность, и он считал это нормальным, пока девушка не начинала говорить о совместном времяпрепровождении, своих хобби, знакомстве с родителями. Эти темы вызывали в нём раздражение. Он мгновенно выпускал шипы: принимался хаотично ходить по комнате из стороны в сторону, беспрестанно повторяя о глупой трате времени на свидания, когда они живут вместе, о бесполезности посещения Агатой художественных курсов, о поспешности семейных собраний. Зато он с удовольствием мог слушать, в каких бутиках по его рекомендации она побывала, что и на какую сумму купила, непременно интересуясь, встретила ли она кого-то из знакомых.

Стас лучше неё самой знал, когда ей необходимо было обновить маникюр, очистить кожу, сделать депиляцию, сменить причёску — деньги регулярно поступали на карту Агаты с соответствующим сообщением. Только вот тратила она их на краски, холсты, кисти, книги по рисованию, а Стас хвалил новые стрижку, цвет волос, дизайн на ногтях или блеск и гладкость кожи — в зависимости от отправленного сообщения.

Воспоминания вызвали в Агате едкий смех.

— Что смешного? — голос Стаса стал громче.

— А ты знал, что черепахи плохо видят? — неожиданно сменила тему девушка. — Они различают красно-жёлтые оттенки и совершенно не воспринимают сине-фиолетовые... Ты как они: видишь только то, что влияет на мнение о тебе окружающих посторонних людей, и в упор не замечаешь потребности близкого человека. Ты "настроил" своё зрение на красно-жёлтый "статусный" оттенок, определив для меня сине-фиолетовую зону. И ведь даже панцирь у тебя есть. Твоя работа, в которой ты суперпрофессионал, с регулярной переработкой и грандиозной прибылью, где начальство тебя восхваляет, а коллеги завидуют и стремятся переплюнуть. И ты носишь этот панцирь всюду, это твоя стихия, твой дом, там ты прячешься от остального мира, где ничего не добился. Ты не общаешься с родителями, брата не видел два года, хотя вы живёте в одном городе, растерял всех друзей, стоило получить повышение, а теперь и...

— Что? — перебил Стас. — И тебя? Ты это хочешь сказать?

Агата не ответила, задумавшись, действительно ли точка невозврата пройдена. Она окунулась в те дни. Тогда их свидания проходили в рядовых кафешках или заключались в многочасовых прогулках; тогда стоило одному подать идею, как они уже тряслись в автобусе или поезде по дороге в непознанный город. Тогда Стас просыпался раньше, чтобы приготовить завтрак, срывал в городском парке розочки, пока Агата, как истинная Бонни, стояла на страже, обнимал и целовал каждый день, просто потому что захотелось. Тогда они нашли их место за городом на утёсе, откуда открывался невероятной красоты закат. Тогда она спокойно могла надеть джинсы или любимый сарафан и нисколько не думать о натирающей кожу бретельке из драгоценных камней, не терпеть боль лопнувших мозолей от очередных новых туфель, не выверять каждый шаг, чтобы не сломать ногу на одиннадцатисантиметровой шпильке. Тогда всё внимание Стаса было сосредоточено на ней самой, а не на её оболочке. И это "тогда" держало крепко, обдавая надеждой на возвращение.

— Да, — внезапно услышала Агата собственный голос и распахнула глаза. Сорвавшаяся правда стала потрясением, а по мере её осознания по коже побежали волнующие мурашки.

— Что? — неверяще переспросил Стас. — Ты что, серьёзно? Из-за того, что я перестал говорить комплименты? Это просто смешно! Ты же знаешь, что я люблю тебя, и я доказываю это каждый день.

— Забавно, что из всех моих слов ты услышал лишь про комплименты. Ты прав: ты каждый день доказываешь, что любишь. Но не меня. Ты шагнул в мир, где мне нет места.

— Это какой-то сон, бредовый кошмар. — Стас тяжело вздохнул и наверняка потёр пальцами виски. — Мы же с тобой вместе семь лет, ты можешь так просто закрыть на это глаза? А как же наши планы? Мечты?

— Помнишь, как мы прочитали где-то, что лебеди находят пару на всю жизнь? Ты с тех пор стал называть меня своей лебёдушкой. А помнишь, я испекла тебе торт на пятую годовщину с их изображением, а ты тогда же заказал с ними парные футболки? Такие несуразные и смешные, но это была лучшая годовщина. — Агата грустно улыбнулась, наблюдая за перекатами оранжево-синих волн. — Я, правда, считала, что мы вместе навсегда, думала, ты сделаешь мне в этот день предложение. А ты сообщил о повышении. Именно в тот день ты сдвинул свой маршрутный указатель, и отныне мы "зимовали" порознь⁽¹⁾. Мы не лебеди, Стас, мы — аисты, которые улетают на юг по отдельности, чтобы вернуться потом в гнездо. Однако аист вполне может не вернуться.

Агата перевела взгляд на одиноко стоящую чашку и едва уловимо коснулась подушечкой пальца керамики. Холодная. Остыла уже давно. Давно... Агата решительно поднялась и выплеснула остатки когда-то обжигающего кофе.

— Прощай, Стас, — произнесла она, упрямо провожая последний закатный луч.

Стас ничего больше не сказал. Он не мог, ведь Агата наконец-то открыла ему дверь из своего сердца. Она медленно повернулась, и сердце предательски сжалось при виде пустого стула. Чем дольше она смотрела, тем быстрее прокручивались картины прошлого, связанные с этим стулом и его бессменным хозяином. Два стула, две чашки, две влюблённых души — два года назад именно так всё и было.

Однако это не помешало Стасу сказать роковое "хорошо". В ответ на запальчивое, измождённое невниманием "может, тогда расстанемся?" после очередного выяснения отношений. Семь лет слились в унитаз меньше, чем за секунду. Без раздумий. Без права на отступление. Без борьбы. Последние три месяца Агата мучилась вопросом: почему он больше ничего не сказал? Почему не попытался разобраться? Почему не стал за неё цепляться? Неужели всё было миражом длиною в семь лет? Он продолжал блистать в своём золотом панцире, пока она прозябала в щемящем непонимании. Будто лебёдушкой никогда и не была. Он сказал "хорошо" и вышел. Из квартиры, но не из её души, лишив возможности услышать и быть услышанной.

Сегодня же Агата высказала всё. За обоих.

Девушка подняла свой стул и погрузила его в машину, после чего завела мотор. Она кинула взор на радушное море, скрывшее в своих объятиях солнце, и улыбнулась. Завтра будет новый рассвет.

1) Нашедшие пару лебеди всегда находятся вместе: и когда улетают зимовать на юг, и когда никуда не улетают.

Вернуться к тексту