Книжный госпиталь (джен)

С самого начала своей жизни Алина любила две вещи: книги и шахматы. И так уж случилось, что и к тому и к другому пристрастил её дедушка, Матвей Леонидович. С первым было совсем просто — Матвей Леонидович (именно так, ни у кого не поворачивался язык назвать подтянутого, хоть в годах уже человека с проницательным взглядом просто Матвеем или тем более Леонидычем. Пожалуй, лишь Алина могла спокойно его дедушкой называть, не смущаясь) всю жизнь проработал в городской библиотеке и брал туда внучку с малолетства. Авторитет его был непререкаем, в библиотеке его уважали и любили настолько, что позволяли самые неожиданные проекты. В детстве Алина была уверена: дедушка — волшебник. Ну а как иначе он добивался всего, что задумывал?

Вот и комнатку администрация библиотеки выделила давным-давно под «Книжный госпиталь», как шутливо называл её Матвей Леонидович. Алина думала, что место это и впрямь похоже на больницу: туда дедушка приносил книги, нуждавшиеся в ремонте. Или томики, безнадёжно застрявшие на полке — их не брали, не читали и, казалось, не видели. Матвей Леонидович подклеивал, подчищал, сшивал, но странно — не торопился возвращать выздоровевший томик на полку зала абонемента.

— Дедушка, а почему? — спросила как-то маленькая тогда ещё Алина.

— Мало залечить внешние повреждения, — грустно улыбнулся Матвей Леонидович. — У этих книг, Алинка, душа повреждена.

— У книг есть душа? — в это верилось мало, но дедушка же не обманет, не так ли?

— Конечно, — совершенно серьёзно подтвердил Матвей Леонидович. — У всякой вещи, сделанной руками человека, есть отпечаток автора. А иногда, бывает — и очень часто, и характер развивается. Тем более у книги. У каждой книги особенная суть. Вот этот сборник кулинарных рецептов, — он достал с полки пухлый растрёпанный том, — явно написан женщиной в годах. Мне всё время видится там бабушка, с любовью готовящая для своих внучат. И посмотри-ка, какой он уютный. Такой не каждому подойдёт и уж тем более не каждому дастся.

— И незаметный, — Алина сморщила носик. — И неопрятный — за него явно хватались грязными пальцами. Ты сам говорил, что нельзя трогать книги, не помыв руки!

— Да, незаметный. — Матвей Леонидович улыбнулся. — А ты вчера заметила, сколько наша бабушка простояла на кухне, чтобы напечь любимые тобой плюшки?

Алина задумалась: а ведь и верно, не заметила. Как и на книгу эту не обратила бы внимания. Уж слишком она затмевалась другими книгами. Или просто книга не захотела, чтобы её заметила Алина?

— То-то же, — Матвей Леонидович, видимо, понял, в каком направлении полетела мысль внучки и, погладив кулинарный сборник по корешку, поставил обратно на полку.

Со временем и другие библиотекари, и даже читатели стали приносить Матвею Леонидовичу разные книги и вещи. Так, там появился старый глобус с треснувшей подставкой, фотоаппарат — старенький, плёночный, но удивительно крепкий. В хорошем состоянии, как написали бы в объявлении, если бы задумали продать. Так же появился и шахматный столик, и с этого момента началось увлечение Алины шахматами. Дедушка любил играть, и благодаря ему и Алина быстро освоила эту науку. А может быть, ей просто нравилось проводить время с дедушкой. Библиотека, можно сказать, стала её вторым домом. Правда, больше одной партии за день не удавалось сыграть, даже летом, когда были каникулы и Алина могла целыми днями проводить на работе у дедушки.

Дело в том, что комнатка эта была так расположена, что из неё прекрасно виден был основной зал. И Матвей Леонидович постоянно туда поглядывал, подолгу задерживаясь взглядом на разных посетителях. А иногда он и вовсе оставлял Алину «поразмышлять над ходом» и удалялся в зал. И возвращался часто не один: с ним приходили разные читатели, и каждому Матвею Леонидовичу удавалось вручить одну книгу из хранящихся в «Книжном госпитале».

И за этим тоже было так интересно наблюдать, что даже про шахматы Алина забывала. Какие там продумывания ходов, когда Матвей Леонидович так интересно рассказывал про книги! И не только. Казалось, Матвей Леонидович с лёгкостью читает и души, находя нужную книгу каждому человеку. Хотя иногда Алине казалось, что всё наоборот, и дедушка ищет книге человека. В любом случае было что послушать.

Уже став взрослой, Алина решила записать некоторые из них, самые запомнившиеся. Ей очень хотелось, чтобы люди больше узнали про душу и характер книги. Но ещё больше ей хотелось рассказать о дедушке, о тех маленьких чудесах, что он совершал ежедневно на её глазах.

Это случилось в понедельник. Алина точно запомнила день, потому что по понедельникам была музыка, а учительница, Мария Павловна, всегда так скучно объясняла! Невыносимой мукой тянулись минуты последнего урока! Но вот свобода разнеслась вместе со звонком, и Алина побежала в библиотеку — домой ещё успеется.

Пожаловавшись Матвею Леонидовичу, высказав всё, что накопилась на душе о музыке, Алина привычно придвинула стул — табуретку, на самом деле, — к шахматам. Игра только началась, когда Алина увидела, что внимание дедушки целиком захватил один из посетителей на абонементе. Алина его сразу узнала — Глеб Витальевич, руководитель хора, в котором занималась её подружка и соседка по парте Вика. Личность тоже в некотором роде приметная в их маленьком городке — ну у кого ещё сыщешь такой громкий голос? Матвей Леонидович говорил — звучный, но сути дела это не меняло.

А ещё его лицо было похоже на карту — так легко было представить все эти морщинки как реки, расщелины, нос — как горную вершину — тот у него был длинный да острый.

Глеб Витальевич явно был расстроен. Алина уже доподлинно знала, что если у человека покрасневшие глаза и несчастный вид, то он недавно плакал. И Алина даже догадывалась о причине этого расстройства: хор, в котором занималась Вика, собирались закрыть. Нерентабельно — так говорили взрослые. Слово какое-то странное, чужое. Хотя Алина даже в словаре посмотрела — Матвей Леонидович всегда говорил: если не знаешь слово, посмотри — в значениях слов великая сила.

Однако значение Алине не понравилось. Ей своё понимание было ближе: просто этот хор стал не нужен. Вот и выгоняли из помещения, где репетировали. А без места для занятий какой хор? Никто не подумал ни о детях, которым нравилось там заниматься, ни о самом Глебе Витальевиче, который в этот хор определённо душу вложил.

И вот сейчас Алина воочию видела, как отражаются такие поступки на людях. Ей ужасно жаль было Глеба Витальевича, поэтому она даже обрадовалась, когда дедушка пошёл за ним.

— Знаете, уважаемый Глеб Витальевич, — Матвей Леонидович, как всегда, обходительно заговаривал своего нового читателя. — Вы могли бы оказать мне небольшую услугу.

— Какую же? — Глеб Витальевич явно только из вежливости зашёл в Книжный госпиталь, и Алина засомневалась, свершится ли в этот раз чудо. — Я, вообще-то, хотел найти новый сборник детских песен… Вроде недавно было поступление?

— Что ж, действительно, было, — кивнул Матвей Леонидович. — Однако позвольте сперва попросить об одной услуге, а затем я лично провожу вас к нужной полке.

Он отошёл к одному из стеллажей и вытащил на свет небольшую книжечку. Потрёпанная — видно, что ей уже много лет. «Книга-бабушка», — подумала Алина. Даже бумага на вид была рыхловатой и желтоватой. Казалось, ещё чуть-чуть, и она рассыплется прямо в руках. Тем не менее Матвей Леонидович с непоколебимой уверенностью вложил её в руки слегка оторопевшему Глебу Витальевичу.

— Сложный пациент, — объяснил серьёзно. — Почти сгорела. Не от огня, нет… От людей, которые равнодушно, без огонька, пели, совсем уже не веря в то, что поют. Цинизм и разочарование тех, кто променял идеал на быт, поглотили и её. Буквально кричит, точнее, хрипло шепчет о помощи.

— Искра, — прочитал Глеб Витальевич. — Сборник песен великой Революции… Но, позвольте, чем же я могу помочь?

— Спойте ей, — просто сказал Матвей Леонидович. — Спойте ей как в последний раз. Ни вам, ни ей уже нечего терять…

Глеб Витальевич смотрел с сомнением. Потом всё же отошёл в дальний угол, открыл книгу на первой же попавшейся странице и запел. Без нот, без музыки… Тихо, словно пытался никого не побеспокоить своим чудесным голосом. Как поняла Алина, это была песня о воле и силе духа. Глеб Витальевич пел так проникновенно, постепенно усиливая голос, что Алине захотелось плакать. Такая музыка была ей по душе, от такой она бы не торопилась сбежать на уроке. Другие посетители и работники тоже подошли к двери «Госпиталя», заслушавшись пением. И искренне вознаградили аплодисментами нечаянный концерт, когда Глеб Витальевич закончил. На мгновение Алине вдруг показалось, что книга стала… крепче. Словно налилась силой и стала прочной.

Конечно, это была просто фантазия, однако ушёл Глеб Витальевич домой с этим сборником. А через неделю в соседнем с библиотекой здании в полуподвальном помещении зазвучал новый детский хор — «Искорки». Кто-то из слушателей договорился с администрацией о выделении нового места Глебу Витальевичу и его хору.

— Знаешь, дедушка, — задумчиво протянула Алина несколькими днями позже, — Я хочу сделать доклад о музыке, поможешь найти подходящую книгу?

И в самом деле захотелось. Не пятёрок ради, не к учительнице подлизаться. А, может быть, попытаться донести часть волшебства до своих одноклассников… А Вика могла бы помочь и спеть…

— Из искры возгорится пламя, — улыбнувшись, Матвей Леонидович повёл её к отделу музыкальной литературы.

А следующую историю Алина запомнила по книге. Да, люди, которых приводил дедушка в «Книжный госпиталь», были необыкновенно интересны. Как и беседы с ними. Однако, когда дедушка принёс потрёпанную книгу, в которой не хватало нескольких последних глав, Алина с жалостью подумала, что уж такую книгу, видимо, не вылечить — она была похожа на раненого, загнанного в угол зверька, который готов огрызаться до последнего, не даваясь в руки.

И это было так досадно! Книга эта — детективный роман в мягкой обложке — была зачитана почти до дыр, значит, не могла быть неинтересной. Очевидно, что от этого-то и стала разваливаться — корешок был клеен-переклеен разными скотчами. Вот и не удержались заключительные главы, выпали страницы и пропали. Как её можно вылечить?

Но дедушка никогда не сдавался, Алина точно это знала. И раз уж принёс книгу и взялся за её починку, то непременно найдёт для неё своего человека.

Надо сказать, что на памяти Алины эта книга пробыла у них дольше всех. Задача со звёздочкой, а не детектив!

— Дедушка, а бывает так, что не находится тот самый читатель для книги? — как-то спросила Алина. Ей действительно было любопытно: а что дедушка сделает с книгой, которой не нашлось «родственной души»?

— Знаешь, почему я иногда прошу тебя подумать, прежде чем сделать ход? — вопросом на вопрос ответил Матвей Леонидович.

— Потому что спешить нельзя, нужно рассмотреть все варианты, как в жизни, и выбрать наиболее подходящий, — конечно же, Алина прекрасно помнила, как объяснял ей это дедушка, и была полностью с ним согласна.

Но несмотря на своё согласие и понимание того, о чём ей хочет сказать дедушка, Алина всё-таки никак не могла поверить, что и с этой книгой получится.

И, как выяснилось, ошиблась. В один из дней в «Книжный госпиталь» Матвей Леонидович пригласил девушку Свету, искавшую необыкновенную книгу.

— Понимаете, — нахмурившись, рассказывала она Матвею Леонидовичу и Алине, — все истории… предсказуемые! Мне даже не нужно читать последние главы, чтобы знать, чем кончится дело. И из-за этого мне скучно. А ещё кажется, что иногда герои должны поступить по-другому, но авторы так узко предопределили их путь!

Вот тогда-то Матвей Леонидович и вытащил с полки ту самую книгу — «Убегающий убийца».

— Вот эта книга точно не знает, чем кончится дело, — мягко сказал он. — И от этого её не читают — не все готовы дочитать до кульминации и остаться в неведении. Я вижу, что у тебя большой опыт в сюжетах и концовках, быть может, ты сможешь помочь? Ей очень нужен тот, кто сможет завершить дело и рассказать историю до конца.

Света задумалась, взяла книгу, полистала. Алина отметила, что уже после первых страниц лицо её прояснилось, глаза засверкали и она села, ничуть не смущаясь, рядом с Алиной, положив «Убегающего убийцу» на шахматный столик. А потом достала блокнот и ручку и яростно застрочила. Света делала пометки, комментарии, записывала какие-то вопросы сама себе. Казалось, она стремилась не просто прочитать историю, а понять автора, даже в каком-то смысле проникнуть к нему в голову. Увидеть и сюжет, и героев его глазами. Света приходила и читала несколько дней. А потом ещё несколько дней сидела и писала-писала-писала. Когда она закончила, Матвей Леонидович помог ей вклеить белые, покрытые аккуратными строчками рукописные страницы в книгу. И надписал сверху имя и фамилию нового неожиданного соавтора — Светы.

Алина смотрела на книгу и не верила своим глазам. «Убегающий убийца» стала выглядеть совершенно иначе. Словно напитался чистотой и свежестью от своих новых глав. У неё теперь был финал, пусть и не авторский, но искренний и прочувствованный. Теперь она была заметна на полке — её история стала цельной.

Света же тоже выглядела довольной — её имя появилось в книге, а ещё, как она почти шёпотом призналась Матвею Леонидовичу, ей захотелось теперь писать что-то полностью своё.

— Иногда незаконченная история может стать началом большого жизненного пути, — мягко сказал Матвей Леонидович, прежде чем вернуться к прерванной на эти дни игре с Алиной и сделать следующий ход.

Иногда Алине казалось, что не только дедушка — волшебник. А и вся комнатка эта, с её чуть пыльными полками, собранием старинных и нуждающихся в лечении книг и вещей, наполнена магией.

Много раз ей представлялся шанс убедиться в этом. Но особенно запомнился один…

В тот день настроение у Алины было не очень — получила «двойку» в школе, поссорилась с подружкой, случайно порвала тетрадку для контрольных, промокла по дороге в библиотеку… В общем, за окном лил дождь, и, казалось, он же плакал и в её душе. Даже в шахматы играть не хотелось. Как и читать. Алина просто расположилась в углу на кресле и заткнула ушки наушниками — музыка с некоторых пор её успокаивала.

От этого занятия, впрочем, довольно скоро её оторвал дедушка с неожиданной просьбой:

— Алинка, выручай, — заговорщически прошептал ей. — Мы тут с Тамарой литературу подбираем для статьи, а Танюшку не с кем оставить и занять нечем. Покажешь ей здесь всё?

Алина вздохнула: Тамара Васильевна была ей хорошо знакома — вела математику у параллельного класса, иногда, случалось, замещала и их учительницу. Алина знала даже, что Тамара Васильевна пишет какие-то там научные статьи и отправляет в журналы — вся школа знала. Сама Алина не читала, но и дедушка, и все известные взрослые говорили, что интересно пишет.

А Танюшка была её маленькой непоседливой дочкой четырёх лет. Не очень-то Алине хотелось возиться с ребёнком и в более хорошем расположении духа, но как откажешь любимому дедушке?

Оставшись наедине с маленьким ураганчиком и убрав наушники подальше, Алина судорожно размышляла, чем бы занять Танюшку. Карандаши, красивые гелевые ручки и уже испорченная тетрадь, предложенная в качестве альбома для рисования, спасли положение ровно на десять минут. Потом Танюшка решительно отодвинула всё в сторону, сползла со стула, и не успела Алина опомниться, как та уже схватила фотоаппарат и чуть ли не залезла верхом на глобус.

— Эй, Таня! — Алина заговорила «взрослым» голосом. — Здесь не стоит ничего трогать без разрешения!

— Мне скучно! — Танюшка надула губки.

Алина, лихорадочно осмотревшись, наткнулась взглядом на слегка выступавшую на одной из полок книгу. Это был красивый, напечатанный на плотной дорогой бумаге атлас-определитель «Птицы России». Алина не понимала, почему эта новая и красивая книга попала к ним в «госпиталь», но точно помнила, что там были очень красивые и яркие картинки птиц.

Почти без колебаний, она схватила томик (едва не уронив себе на ногу — тяжёлый) и открыла на середине, показывая Танюшке:

— Смотри, какие здесь птицы!

Танюшка заинтересовано подошла. Посмотрела внимательно на картинку, поизучала птичку и спросила:

— А как её зовут?

Алина покосилась на страничку:

— Зеленушка, — и сказать больше было нечего. И даже прочитать — текст, написанный под фотографией птицы, был настолько уныл и научен, что даже у Алины челюсть свело — такое озвучивать точно не хотелось.

— Ну какая же она зеленушка? — неподдельно удивилась Танюшка. — Она же жёлтая! Значит — желтушка! Я буду звать её Лимончик! Она круглая и жёлтая, но не кислая! Мы с Лимончиком летим в другую страну!

И Танюшка, взмахивая руками, как крыльями, сделала несколько кругов по комнате.

— А кто ещё там есть? — спросила, «подлетев» обратно.

Следующим Алина случайно открыла удода.

— Это же петушок — золотой гребешок! — Танюшка запрыгала и попыталась прокукарекать. — Прилетел из сказки нам помогать, дождик прогонять.

Почему именно дождик прогонять — Алина понять не смогла, но радость Танюшки её невольно заразила, и она рассмеялась вместе со своей маленькой подопечной.

Так и началось какое-то необыкновенное путешествие в птичий мир: Алина открывала очередную страницу, они с Танюшкой вместе давали новые названия птицам. Особенно преуспела Танюшка: Рыжик, Пушистый Хвостик, Синекрыл — её придумки. И обязательно каждой птичке подбирали историю:

— Синекрыл летит к бабушке Синекрылихе! — Танюшка изображала сразу и самого Синекрыла, и его бабушку.

— А Солнечный зайчик поёт песенку и зовёт к нам солнце и хорошую погоду! — подхватывала Алина.

Чудо или нет, но внезапно за окном и впрямь проглянуло солнце — вот сразу после этих слов. Лучик солнца скользнул и по книге, и по лицам девочек, заставив прищуриться и снова рассмеяться.

Алине вдруг показалось, что она и в самом деле видит всех этих птиц, слышит их истории и голоса — словно те вырвались из атласа-определителя, ожили и запели.

Когда вернулись Матвей Леонидович с Тамарой Васильевной, Алина и Танюшка едва ли успели просмотреть хотя бы половину справочника. Поэтому Тамаре Васильевне пришлось ещё и эту книгу унести домой — ненадолго, пока та не зарядится, как сказал Матвей Леонидович, от Танюшки живостью.

А Алина наконец-то поняла, почему «Птицы России» попала к ним — скучная, несмотря на красочность. Как… чучело птицы. А воображение и непосредственность Танюшки словно добавили ей недостающей энергии, радость открытия и придали загадочность. Не всем книгам нужно лечение и библиотекарь-волшебник. Иногда книге нужен первооткрыватель и первый ход.

И всё-таки дедушка был волшебником. С возрастом Алина убедилась в этом окончательно. Сейчас, когда она увидела объявление о новой выставке известного не только в их маленьком городке фотохудожника Макса Леммецкого, Алина вспомнила и его, и их знакомство, и очередное дедушкино чудо.

К сожалению, оно, волшебство это, было одним из последних. Но тогда ни Алина, тоже уже совсем-совсем взрослая, как говорил Матвей Леонидович (почти восемнадцать лет всё-таки!), ни сам дедушка об этом не знали. К счастью, наверное.

Макс Леммецкий зашёл в «Книжный госпиталь» сам. Помялся на пороге и попросил Матвея Леонидовича помочь ему найти подходящие пособия по фотографированию. Макс, тогда ещё студент-историк, вёл свой блог и хотел наполнить его интересными фото — необычные ракурсы, съёмки, детали, всё такое.

Выслушав его, Матвей Леонидович покачал головой и принёс из недр комнаты старый фотоальбом с бархатным переплётом. Кто-то из посетителей оставил его в библиотеке — альбом был не нужен, а выкинуть жалко. Большая часть кармашков для фото в нём были пусты, а в некоторых ещё остались фотографии — ничего примечательного: играющие дети, автомобиль на скорости…

Это было явно не то, что ожидал Макс — Алина по глазам видела. Скептически смотрел он на альбом, не торопясь брать.

— Пыль и одиночество, — негромко сказал Матвей Леонидович. — Незначительные мгновения, но для кого-то кусочек жизни. Посмотри на этот альбом — создан для памяти и забытый, лежащий в стороне. Ему нужны не шедевры, а жизненные фотографии. А тебе нужны мгновения, понимаешь? Ни детали, ни ракурсы… Ищи моменты.

Макс не взял альбом. Ушёл, махнув рукой. Алину это покоробило и опечалило: она такого и не помнила, чтобы кто-то, заглянувший в «Книжный госпиталь» ушёл без книги или света в глазах. Неужели дедушка ошибся?

А Матвей Леонидович спокойно вернулся к прерванной игре — передвинул коня. Ход, с точки зрения Алины, совершенно бесполезный.

— Дедуль, может, переходишь? — помявшись, спросила.

— Смотри шире, Алина, — как всегда, таинственно ответил Матвей Леонидович.

Ту партию она, несмотря на все усилия, проиграла. Да и опасения были напрасными — Макс спустя пару дней вернулся.

— Хотелось бы чуть больше посмотреть на эти мгновения, — неуверенно сказал.

Максим Леонидович молча, с едва заметной улыбкой, вынес ему фотоальбом. А сверху положил тот самый старый, но крепкий фотоаппарат.

— Смотри внимательно, — напутствовал Максим Леонидович Макса.

И Макс стал смотреть — Алина знала об этом, потому что он потом ещё не раз заходил к ним. Показывал, как наполняется жизнью старый фотоальбом: старушка на лавочке, малыш с мороженым… Иногда это был интересный узор или граффити на стене, отражение дома в луже, пёс, греющийся на солнце. В каждом фото было мгновение. В каждом — маленькое чудо. Бархат на переплёте теперь казался ярким, а от самого альбома веяло радостью.

Первая выставка Макса тоже прошла в библиотеке. Алина не забыла об этом. И Макс не забыл — его нынешняя выставка называлась «Мгновения жизни».

«Надо обязательно сходить», — подумала Алина. А на душе стало тепло-тепло. Дедушка не ошибся.

Алина очень хорошо помнила свои чувства в тот день. Тогда как раз прошёл год со смерти дедушки. И ровно год она не была в «Книжном госпитале». Да, в библиотеке приняли решение оставить комнатку в том виде, в котором она была при жизни Матвея Леонидовича. Как музей. Но Алина не могла физически туда прийти — слишком больно. И, однако, её всё равно туда тянуло. Целый год она сомневалась, плакала, боялась, но вот она всё же здесь.

Переступив порог библиотеки, ответив на сердечные приветствия сотрудников, она, наконец, оказалась у заветной двери. Отворив тихо скрипнувшую дверь, вошла. Всё было, как прежде: книги, глобус, шахматный столик и кресло в углу. Не было только дедушки. Не было главного.

Алина почувствовала, как защипало в глазах, и резко выскочила обратно за дверь — наверное, она просто слишком рано пришла. Надо больше времени…

Её поспешный почти побег едва не обернулся бедой: стремительно выбежав, она едва не сбила с ног сухонькую старушку в чёрном платочке. Соседка. Вера Петровна.

Алине стало жутко неудобно: Вера Петровна недавно, недели две как, схоронила любимого супруга. С мужем они жили душа в душу, и сейчас на Веру Петровну было больно смотреть.

— Простите, Вера Петровна, — повинилась Алина. — Не смотрю, куда лечу…

— Ничего, деточка, — Вера Петровна погладила её по плечу. — Понимаю тебя, тяжко… Тоже вот, пришла, забыться хотелось, мой-то охоч до чтения был, и меня пристрастил. Книги они помогают-то забыться.

Алина подумала, что сейчас бы точно не помешала помощь дедушки — он бы нашёл нужные слова, успокоил растревоженную тоскующую душу Веры Петровны. Впрочем, она задумчиво посмотрела на дверь в «Книжный госпиталь» — возможно, сможет помочь...

— Вера Петровна, — попросила она. — Посидите здесь, я сейчас.

Во второй раз войти в комнату оказалось легче. А может, это потому, что у Алины цель конкретная была. Оставалось только надеяться, что «цель» эта ещё здесь.

И надежды не были напрасны. Алина с трепетом достала из ящика завёрнутый в бумагу альбом. Гербарий, если точно. Но не совсем обычный. На каждом развороте — засушенное растение и небольшое стихотворение о любви, семье или доме. Максим Леонидович принёс его незадолго до своего ухода и не успел им заняться — гербарий был не в очень хорошем состоянии, осыпались лепестки, в некоторых местах строчки стихотворений были чуть видны. Иногда и книги умеют плакать…

Алину будто что-то вело: она почти уверена была, что этого хотел бы дедушка. Осторожно вынесла она свою добычу Вере Петровне:

— Невыплаканное горе. — Она осторожно положила альбом на колени Вере Петровне, раскрыв на первом развороте. — И вам, и ему нужно пережить это. Ваш муж… Я знаю, вы вместе занимались садом, может быть, вы сможете заново наполнить этот гербарий своими цветами… Вы выращивали их вместе, они достойны того, чтобы украшать собою эти строчки…

Вера Петровна осторожно провела пальцами по странице, беззвучно шевеля губами, читая строчки стихотворения. Одна слезинка медленно скатилась и упала на застывший, почти осыпавшийся василёк на развороте. Как ни странно, совершенно не повредив тому.

— Может быть, Алиночка, — она подняла голову, посмотрев на Алину увлажнившимся взглядом. — Кажется, я точно знаю, какому цветку здесь место.

Вера Петровна унесла с собой гербарий. Алина смотрела ей вслед и думала, может быть, тоска её станет чуть более светлой, а книга станет не застывшим памятником ушедшего, а памятью о большой и чистой любви. Сзади скрипнула дверь в «Книжный госпиталь» — Алина улыбнулась, развернулась и пошла на своеобразный зов — у неё ещё были там дела…