Замок (гет)

Ночь только опустилась, когда двое вошли в склеп. Едва они спустились по лестнице, где ещё отражались последние лучи заходящего солнца, как оказались погружены во мглу.

Внутри склепа царил полумрак, однако это не остановило гостей. Они точно знали, куда шли, зачем и как добраться туда, куда хотели попасть. Пройдя мимо комнаты со стеклянным гробом, где некогда покоился конюх, миновав дверь в новую комнату с гробом для Коры, они достигли хранилища. Дверь захлопнулась, словно от порыва ветра, ровно в тот миг, когда Эмма вошла внутрь.

Несмотря на мерцающий свет волшебного факела, зажжённого Румпельштильцхеном, комната мгновенно погрузилась во тьму. Маленькая, узкая, плохо проветриваемая клетушка была хаотично заставлена предметами: деревянные шкатулки, гранитные сосуды, что-то, завёрнутое в ткань, лежало прямо на полу, рядом располагались сундуки, слева находилась отдельная полка, на которой стоял чёрный запылённый ящик без крышки. Внутри него стоял один единственный сосуд, пыльный, будто бы излучающий таинственное внутреннее сияние. Этот сосуд был холоден, словно кусочек льда.

Из-за спины раздалось бормотание Румпеля: «Это сосуды с воспоминаниями. Заклятие древнее и практически бесполезное, но полезно для тех, кто хочет сохранять яркие моменты. Оно позволяет забрать воспоминание любого момента у человека и сохранить его в сосуде. Так это воспоминание перестаёт тревожить владельца, но его можно вернуть, разбив сосуд».

Эмма заглянула в горлышко, зажмурилась, давая себя во власть этой буре.

Мир вокруг начал расплываться, краски блекнуть, звуки стихать. Она чувствовала, как прошлое, словно старая, изношенная одежда, ложиться на ее плечи, ставя ее перед лицом прошлого.

* * *

Люди окружили замок, взяли его в плотное кольцо, подошли вплотную к воротам. Вскоре воздух наполнился свистом стрел, начался штурм. Чёрные рыцари покинули замок, отправленные Королевой в дальнюю деревню подавлять мятеж. Замок остался пуст, и лишь в самом сердце горел огонь в камине, витал стойкий запах лекарств, который не смогли изгнать даже заклинания. В центре зала стояла кровать, рядом со спинкой — стул, а возле него расположилось Зеркало. Больной с надеждой смотрел сквозь зеркало на женщин, тайно пробиравшихся в замок. Вдали, почти у самого окна, сложив руки на груди, стояла Королева. Её губы шевелились, произнося нечто невнятное, кожа выглядела бледной, взгляд затуманенным. Одетая в лёгкие латы, с кинжалом на поясе, она производила впечатление воинственного существа, обитающего среди теней замка.

Когда Зеркало вдруг помутнело, она тихо приблизилась к больному. Её лицо под этим углом показалось Эмме белым, как полотно, глаза — чёрными, руки — трясущимися. Несмотря на близость, она продолжала молча смотреть на пациента, и эмоции на лице сменяли друг друга.

Спасительнице было странно видеть мэра совсем молодой женщиной, одетой для битвы. Генри тогда ещё не родился, Реджина не встала на путь исправления. Это была жестокая Злая Королева, чья власть базировалась на терроре целого королевства. Тем не менее, сейчас она казалась блондинке живее той, с которой Эмма разговаривала недавно. Глаза Злой Королевы горели жизнью, глаза Реджины Миллс таили глубокую печаль. Погружённая в размышления, Спасительница едва успела заметить начало разговора.

Голос Королевы звучал юным и чуждым, ломким и слабым, дрожащим, словно не принадлежавшим той, кто была одной из немногих женщин-монархов Зачарованного Леса. Голоса вообще часто остаются молодыми дольше своих хозяев, и Эмма знала это не понаслышке. И поэтому Спасительнице было трудно определить возраст Королевы.

Всё происходящее казалось нереальным, как сон, в котором зритель попадает в прошлое, становясь лишь наблюдателем. Звук голоса Королевы был тихим и настолько молодым, что, услышав его впервые, Эмма ощутила, насколько искусственным кажется происходящее.

— Очнулся? — женщина коснулась руки больного.

Эмма всё ещё не понимала, что происходит. Взгляд Королевы встретился с глазами больного, и в её взгляде читалось волнение.

— Ты забрал чернила? Где они?

Зеркало добавило: у нас мало времени.

— Я украл их… Но не для того, чтобы передать вам.

Зеркало раздражённо воскликнуло:

— Что ты несёшь?! Разве не понимаешь, на что Королева пошла, чтобы вызволить тебя?!

— Довольно! — резко оборвала его Королева, наклонившись к раненному. Голос её дрогнул. — Если они у тебя, то как ты хочешь ими воспользоваться?

— Я использую эти чернила, чтобы запечатать магию.

— Ну так отдай их, — зашипело Зеркало.

— Нет, вы попытаетесь снять заклятье, наложенное Тёмным на Белоснежку. Но даже если запечатать силу Тёмного, само заклятье останется неизменным. И как только Тёмный узнает, что ты участвовала в запечатывании его магии, ты лишишься наставника и учителя. Сама ты не справишься с теми чарами, которыми занимаешься. Без совета мудрого человека ты неизбежно совершишь фатальную ошибку, — отмахнулся раненый.

— Хорошо, по крайней мере, они защитят нас от нападения сейчас, моих сил может не хватить, если нас атакуют феи, — на лице женщины расцвела робкая улыбка.

— Нет, я украл их вовсе не для защиты вашего величества, — произнёс он с насмешливой интонацией. Женщина замерла, её и без того бледное лицо стало белее снега.

— Чернила станут защитой от вас. Они защитят Белоснежку и королевство от вашей угрозы.

— Так вот почему… — задумчиво протянула Королева. — Но зачем? Ты ведь мой друг…

— Вы когда-нибудь проливали слёзы сожаления о ком-нибудь другом? Настоящей жалости?

— Ты знаешь, моя жизнь наполнена слезами, я плачу всю свою жизнь.

— Не от жалости к другим людям, а лишь из жалости к себе. Ваши стремления и жажда власти столь сильны, что вы совершенно забыли обо всём остальном. Сколько сердец вы вырвали, преследуя собственные амбиции? Крестьяне, укрывавшие Белоснежку, принцесса, которую вы предали и пытались уничтожить долгие годы, почти святой король Леопольд, которого вы предали и убили. Все они тоже желали счастья, как и вы.

— Конечно, все стремятся к счастью, и у каждого оно своё… — заломив руки, охрипшим голосом протянула Королева.

— Именно поэтому я не могу быть вашим другом, ваше высочество. Для вас друг — это тот, кто поклоняется вам, как Охотник, либо кому поклоняетесь вы, как поклоняетесь Румпельштильцхену. Простите, но оба варианта мне не подходят.

В коридоре раздались шаги. Зеркало сообщило, что Белоснежка и Красная Шапочка уже проникли в замок, проведённые сюда самим Охотником.

Дверь распахнулась, и на пороге появился мужчина в звериной шкуре, сопровождаемый двумя девушками: одной из них оказалась Белоснежка, второй — Красная Шапочка.

— Охотник, почему ты не предупредил, что привёл гостей в замок? — процедила с ядовитой улыбкой Злая Королева.

— Я не хотел отвлекать вас, ваше величество, вы ведь последние месяцы так заняты своим рыцарем.

Воздух стал напряжённым, несмотря на открытую настежь дверь. Жара и духота ощущались повсюду. Запах лекарств не делал ситуацию проще.

Отступать Королеве было некуда. Нужно было исчезнуть, — «С кроватью будет тяжело», — вздохнула она. Но её остановила рука, сжавшая в тиски запястье. Вновь попытка и осознание того, что рука, удерживающая её, в чем-то липком. Миг ясности — чернила.

Из-за спины прозвучал язвительный комментарий:

— Похоже, Охотник и этот выложились полностью.

— Что поделать, ведь я служу королевской семье. «У одного королевства должна быть лишь одна королева», а кто ей будет, решать вам, — сказал Охотник и со спокойным видом удалился.

Зеркало, закатив глаза на странный поступок, обратилось к Белоснежке:

— Итак, принцесса, этот всё это время поддерживал тебя?

— Эта храбрая душа согласилась помочь мне восстановить справедливость, он сказал, что принесёт чернила, — улыбнулась Белоснежка.

— Ты предал меня… — будто не веря в происходящее, прошептала Королева.

— Вы сами выбрали этот путь, отказываясь прислушиваться ко мне. Отдайте обратно Охотнику сердце. Даже без него он поступает по совести. Сама уйдите, бросьте замок, прекратите войну… Тогда ты обретёте счастье…

— Я не могу оставить замок. Я — королева, это главный замок Белого королевства, и… — шепотом добавила, — он, отчасти, является мной.

— Разумеется, ведь трон этого замка — это власть, а вы её олицетворяете и неспособна отказаться от этой мысли, — разочарованно вздохнул мужчина.

— Ты это прекрасно осознаёшь, именно поэтому ты стремился попасть сюда, именно поэтому ты столько месяцев прожил здесь. Посмотри, кого ты видишь перед собой: принцессу, оборотня, крестьян под окнами, и каждый из них мечтает занять этот замок, сделать его своим. Однако этот замок уже твой. — и Эмма с удивлением видит, как взгляд Королевы устремляется на сидящего на постели, а её глаза краснеют.

— Тот, кто однажды вкусил могущества, редко отказывается от него. Сначала оно дарит ощущение вседозволенности, потом приходит жадность. Ты познала власть монарха, стала королевой, и теперь не можешь от неё отказаться. Битва уже проиграна, отрекись от престола, от власти, освободись и прими наказание, — Мужчина усилил хватку на запястье, а Королева, будто следуя привычке, подставила плечо, мужчина встал. Губы Королевы зашевелились, и Эмма расслышала:

— Ты сможешь идти в таком состоянии? — Мужчина проигнорировал вопрос.

Раненый и Королева не смотрели друг на друга, но стояли близко.

— Прикажи Зеркалу вернуть Чёрных рыцарей из деревни. — Королева кивнула.

— И еще… Я больше не вернусь, а вы… Казни не избежать, так оставьте свою месть. Я решу проблемы с Тёмным и предателями короны. Позабочусь о том, чтобы ваших слуг и Тёмных Pыцарей не казнили, — Мужчина натянул плащ.

И слуха смущённой Эммы коснулись тающие в воздухе слова:

— Я бы хотела встретиться с тобой при других обстоятельствах. Прощай…

Воспоминание прервалось. Сердце Эммы бешено билось, и она посмотрела на смеющегося Румпельштильцхена.

— Спасительница, чьи же это были воспоминания?

— Не знаю, имени никто не назвал, но ясно одно: они явно не принадлежали Реджине. Впрочем, сейчас это не важно. Нужно понять, что она задумала и спасти Сторибрук.

— Позвольте не согласиться. Человек, предавший Королеву, может снова стать её целью. Возможно, лучше вернуть эти воспоминания тому, кому они принадлежат, чтобы он знал, чего опасаться? — Спасительница лишь одарила мага пустым взглядом.

Эмма окинула взглядом полку с мерцающими сосудами. Холод их света обжигал кожу, словно прикосновение забвения.

«Вернуть воспоминания? Румпельштильцхен плетет сеть интриг, где нить правды тонет в омуте лжи», — подумала она. «Очень сильно сомневаюсь что,ключ к спасению Сторибрука кроется именно в этом предательстве, погребенном под слоем веков»

В ее сознании всплыли образы: бледное лицо Королевы, ее дрожащие губы, обреченные слова «Я бы хотела встретиться с тобой при других обстоятельствах». «Эта боль была слишком настоящей, чтобы быть игрой», — прошептала Эмма. «Реджина Миллс, даже закованная в броню ненависти, оставалась женщиной, жаждущей любви и признания.»

—Хорошо, — произнесла Эмма, выпрямляясь. «Мы попробуем вернуть эти воспоминания. Но… только под моим контролем. Я лично прослежу за тем, чтобы они не стали орудием новой мести.» Румпельштильцхен ухмыльнулся, его глаза засверкали предвкушением.

— Как скажете, Спасительница. Но помните: дорога к благим намерениям вымощена разбитыми надеждами.

Эмма взяла в руки один из сосудов. Жидкость внутри переливалась, словно слезы звезд, оплакивающих потерянные миры. В горле пересохло, словно она проглотила горсть пепла. «Это шанс, или приговор?» — пронеслось в голове. Она чувствовала, как прошлое, словно хищная птица, кружит над ней, готовое в любой момент обрушиться всей своей тяжестью.

— Цена забвения всегда выше, чем кажется, — прошептал Румпельштильцхен, словно читая ее мысли. Его голос был мягким, как шепот ветра в осенней листве, но за этой мягкостью чувствовалась сталь. Слова проникали в душу, словно ядовитые шипы, оставляя за собой след сомнения и тревоги. Эмма сжала сосуд крепче.

Румпельштильцхен лишь расхохотался в ответ. Смех его был похож на звон разбитого стекла, острый и болезненный.

— Ты так уверена в своей непогрешимости, Спасительница? Помни, даже самые светлые души могут запятнаться тьмой.

Она подняла сосуд, и будто лунный свет, пробиваясь сквозь витражи замка, заиграл на поверхности жидкости.

Хрустальный звон разлетелся по комнате, будто стая испуганных птиц, осколки, усыпали каменный пол. Жидкость, некогда хранимая в сосуде, взвилась серебристым потоком и растворилась в воздухе.

* * *

Сумеречный город Сторибрук утопал в ночной сырости, дыхание тепла лениво двигалось вдоль улиц, еле заметное движение штор нарушало мертвенную тишину домов. Лишь случайные шепоты жителей переулков разрывали тяжелую ночную атмосферу. В маленькой квартире старинные часы громко отсчитывали секунды, их неумолимый ритм нарушался редкими колебаниями секундной стрелки, которая, преодолев колебания, медленно перескакивала на цифру двенадцать: двадцать семь минут второго ночи.

Чуть свернувшись клубочком, Белоснежка мирно отдыхала на просторной кровати. Спокойствие ее лица свидетельствовало о спокойных сновидениях, далеких от реальности. Рядом, мучительно метаясь на мокрой от испарины простыне, спал ее муж. Девид оказался заложником собственного сна, внезапного ужаса, проникшего глубоко в его сознание.

Одна и таже сцена, ужасающая картина, беспощадно вторгалась в его мысли, начиная с неясно какого момента до победы над темным планом Снежной Королевы.

Девид снова видел женщину, растянувшуюся на земле, покрытую сухими листьями. Серый мешок покрывал ее лицо, скрывая черты матери, и отчаяние, вызванное невозможностью узнать правду, сводило его с ума. Мама, неподвижная и безнадежная, навечно застряла в памяти, сраженная клинком убийцы.

Трясущейся рукой Девид осторожно прикасается к краям грубой ткани.

Нет, это не мама. Эта легкая складка меж идеально очерченных бровей... Это не может быть она. Потому что ее лицо чистое, гладкое, лишенное признаков старения и тяжелой работы...

Однако раны от стрел пугают четкостью.

— Девид, — звучит ее голос, слабый и знакомый одновременно. — Девид...

Этот строгий и требовательный звук давно утратил свое прежнее звучание, превратившись в тонкий шелест, полный неизведанной печали и невыразимой муки.

— Я защищала наш замок, Девид, почему я потерпела поражение? Я была сильной, хитрее всех врагов, победа должна была стать моей...

— Я не знаю, — тихо признается он. — Может быть, потому что я принял сторону Снежки. Я не сумел спасти тебя и тебе пришлось прибегнуть к заклинанию Темного.

— Ах, нет, — мягко возражает Злая Королева, и голос ее внезапно становится удивительно ласковым, теплым, успокаивающим, как материнская забота. — Нет, ты спас меня.

Медленно, нежно она касается его щеки холодной тонкой ладонью.

— Ты спас меня, мой добрый герой.

Она погибала по кусочкам. Королева Риджина исчезла, когда Главный замок был отбит армией Белоснежки. Его Королева умерла, когда он отдал приказ о ее казни. Злая Королева, наложив проклятье Темного сошла с ума. Оставила позади разрушенные судьбы, совершенные ею преступления стерты временем. Теперь она наслаждается покоем, заточенная в собственном мире, бесконечно счастливая. Теперь то, что от нее осталось называет себя Реджиной Милсс и борется со тьмой…

Но почему боль острая, режущая проникает в самое сердце? Осколки воспоминаний безжалостно вращаются в душе.

Последний раз Королева одаривает его улыбкой из окна своего замка, прежде чем исчезает в дымке прошлого.

Старинные часы торжественно отбивают три часа ночи. Во сне Белоснежка ворочается, шепчет неразборчивые слова, и Девид судорожно вскакивает, раскрывая глаза навстречу новому дню. Сердце стучит, рвется наружу, пульсирует тяжело, отчаянно борясь за воздух, и единственная фраза тихо срывается с его уст:

—Ваше Высочество...

Королева осталась в своем замке.