Дразнить дракона (джен)

«Нельзя дразнить дракона» — всё повторяла Изабелле Селнье северянка-няня.

Повторяла с самого Изабеллиного детства. Повторяла, когда рассказывала свои сказки — старые и жуткие истории о Тиленрии, что граничила с полными ведьм и драконов кратхонскими землями. Повторяла, когда расчёсывала Изабелле волосы и заплетала их в причудливые косы, которые никто во всём замке не умел плести так, как няня. Повторяла, когда Изабелла упрямилась и не желала проводить часы за вышиванием или играть на лютне, или читала то, что не следовало читать девочкам — и добавляла, хмурясь и качая седой головой, что упрямые девочки именно тем и занимаются, что «дразнят дракона», и что, чтобы не оказаться в драконьей пасти, девочкам следует быть послушными, умными и благонравными. Повторяла долгими зимними вечерами, коротая время за шитьём. Повторяла едва ли не в каждой колыбельной...

Изабелла же старалась быть хорошей послушной девочкой, как её и учили. И всё же книги и страшные сказки всё же влекли её куда больше, чем, наверное, должны были. Правда, едва ли Изабелла чувствовала хоть какой-то стыд из-за этого обстоятельства.

Няня боялась драконов. Боялась открытого огня, внезапно набегавших на небо облаков и громких звуков. В юности она пару раз видела, что становилось с деревнями после набегов драконьих всадников, и теперь, казалось, любое пламя способно было вызвать страх и боль в её старом больном сердце. Возможно, и ведьм из своих сказок няня тоже видела — только вот толком ответа от неё было не добиться.

Кузен Доминик однажды сказал Изабелле, подшучивая над привычкой старой няни, что драконов теперь — вот уже двадцать четыре года — боятся лишь древние старики. Что его величество король Клавдий обо всём позаботился, когда взял в жёны кратхонскую принцессу, что была и драконьей всадницей. Изабелла улыбнулась и кивнула, не желая спорить, а сама, слушая той же ночью нянину сказку, подумала, что дразнить драконов, служили они королю или же нет, в любом случае не следовало.

«Нельзя дразнить дракона» — пробурчала Изабелле старая няня на прощание. Пробурчала в тот солнечный осенний день, когда Изабеллу и троих её кузин увозили в Тивар, палдайнскую столицу, чтобы показать при королевском дворе и, вероятно, через год-другой выдать удачно замуж. Няня пробурчала привычную свою присказку и добавила, что не стоит дразнить и драконьих всадников, ведь всадник — что дракон, а может, и хуже. Ибо во всаднике было ещё и что-то человеческое. И, со вздохом, сказала, что человек порой бывает намного хуже зверя. Потому что порой человек способен убить не только из-за боли, голода или страха, но и и ради жестокого, злого развлечения.

«Нельзя дразнить дракона»...

Слова эти отпечатались в памяти Изабеллы куда крепче, чем все материнские слёзы и поцелуи, которых при прощании ей досталось больше обычного, чем все бабушкины строгие наставления и дедушкины пожелания удачи. Об этих словах она помнила всю дорогу, пока тряслась в карете и старалась не слушать ворчание быстро уставшей от тряски и стука колёс Розиты. Об этих словах Изабелла помнила, когда показались городские стены Тивара, когда очутилась в дядином доме, когда впервые была представлена при королевском дворе, когда впервые увидела королеву Селестину, женщину с суровым и надменным, пусть и красивым лицом, когда дядя наутро после того дня объявил, что все четыре его племянницы вскорости станут фрейлинами...

В фрейлины к королеве Селестине была назначена Розита, в фрейлины к принцессе Женевьеве, незаметной и словно бесцветной — хромую и рябую Альжбетту. Изабелле и Марии же предстояло стать фрейлинами невесты наследного принца Ролланда. Будущая наследная принцесса, покуда шли переговоры между королём Клавдием и её отцом, ешё не ступила на землю Палдайна, и Мария с Изабеллой пока могли продолжать жить в дядином доме.

В дядином доме Изабелле нравилось, пожалуй, больше, чем в королевском дворце, и она рада была подольше побыть просто Изабеллой, просто девочкой из знатной семьи, о целомудрии и благонравии которой пока радела нанятая дядей монахиня, а не фрейлиной с множеством новых забот и хлопот, помимо всё тех же вышивания и игры на лютне. И нравилось тем паче, что рядом со дворцом находился драконий шатёр, из которого порой раздавался совершенно жуткий рёв, а от дядиного дома до того шатра расстояние было несколько более... приятным.

Ещё больше Изабелле нравилось то обстоятельство, что принц Ролланд, сын короля от первой жены, драконьим всадником не был, а потому шанс увидеть дракона воочию у Изабеллы, должно быть, будет чуточку меньше, чем у Розиты или Альжбетты.

К тому же, в дядином доме водились книги — такие, каких не было дома, и какие бы точно не понравились монахине, если бы только та прознала, что Изабелла их открывает. Не понравилось бы, должно быть, и матушке, и бабушке, и няне — но их в Тиваре не было, и потому Изабелла полагала, что их вероятное неудовольствие было гораздо меньшей проблемой.

И Изабелла тайком пробиралась в дядину библиотеку, читала заветные строчки, чувствуя, как начинают гореть от каждого прочитанного слова щёки, и всякий раз потом подолгу молилась, к радости надзиравшей за юными кузинами Селнье, монахини, прося небеса простить её за то, что здесь Изабелла никак не могла заставить себя быть послушной и благонравной девушкой, которые никогда не окажутся в драконьей пасти.

«Нельзя дразнить дракона» — шептала себе Изабелла ночами, когда слышала рёв королевских драконов. Шептала и накрывалась с головой одеялом, словно какая-то тряпка могла спасти от драконьего пламени, если какой-то из драконов вырвется из шатра и в ярости обрушится на город огнём и разрушениями.

А порой, когда какой-то дракон ревел особенно громко — и, казалось, особенно близко — Изабелла по утрам чувствовала себя разбитой, уставшей и напуганной настолько, что пальцы, казалось, не способны были удержать иголку, и тогда монахиня отправляла её обратно в постель. И Изабелла засыпала, тут же позабыв о драконах, ведьмах и своём новом положении.

Только матушка и няня порой ей снились. Матушка бросалась к ней с объятиями и сбивчиво принималась рассказывать какие-то глупости, до которых наяву ни за что не опустилась бы, а няня расчёсывала волосы и едва слышно пела свои северные заунывные песни.

В королевском дворце Изабелла и Мария всё же продолжали бывать, пусть и всё ещё не в статусе фрейлин наследной принцессы. Они отправлялись туда, когда дяде следовало там бывать по делам, или когда дядя желал навестить своего сына Доминика, или Розиту с Альжбеттой, или когда во дворце намечался какой-нибудь пир...

И Изабелла мысленно повторяла нянины слова всякий раз, когда приседала в реверансе перед суровой королевой Селестиной, когда видела драконий шатёр из окна королевского дворца, когда замечала кого-то из принцев-всадников. Изабелла старалась не смотреть в глаза ни королеве — это, впрочем, было бы и неучтиво, если бы Изабелла посмела поднять на неё взгляд без разрешения, — ни принцам-всадникам, приседала в реверансе, склоняла голову и всей душой надеялась, что на неё не обратят внимания. Не заметят, как не замечали дедушкины собаки, на которых Изабелла старалась не смотреть, когда появлялась необходимость пройти мимо.

Принцев-всадников было трое — Антоний, первенец королевы Селестины и супруг принцессы Женевьевы, которой служила Альжбетта, заика с дёргающимся лицом Клавдий, названный так в честь отца, и Марк, хмурый и не слишком учтивый. Принц Марк, кажется, и сам не больно желал попадаться кому-либо на глаза, и всякий раз бурчал что-то неразборчивое, стоило ему повстречаться с кем-нибудь Селнье. Или с кем-нибудь из старших братьев. Или с отцом-королём...

— Он принц, но никому здесь не нравится, даже его величеству королю, — как-то шепнул Изабелле и Марии о принце Марке Доминик, и тут же поспешил увести обеих кузин в сад, подальше от кого-либо, кто мог бы их подслушать. — Однажды Густаво глупо пошутил над ним и чуть не лишился за это глаза. Или — уха? Нам было... лет по десять, что ли? А принцу Марку на два года меньше, и, можете ли представить, он так вцепился в бедного Густаво, что стражник с трудом сумел его оттащить!

— И всё же он на редкость хорошенький! И смущается так забавно, если заглядеться на него чуть подольше! — прикрывая рот ладошкой глупо хихикнула Мария, когда Доминик отвлёкся, чтобы поздороваться с приятелем. — Как ты думаешь, Иза?

Изабелла полагала, что не следовало дразнить дракона — или всадника — и смотреть на него дольше необходимого. И не следовало дразнить тем паче, коль уж всадник смущался.

Впрочем, Мария на слова кузины только вновь хихикнула и обозвала Изабеллу занудой.

Изабелла же для себя решила, что от принца Марка следовало держаться подальше. Ещё дальше, чем от его братьев-всадников. Ещё дальше, чем от его суровой надменной матери, один вид которой приводил Изабеллу в оцепенение.

Драконы смертоносны, вспыльчивы и безжалостны, напомнила себе Изабелла нянины предостережения. А когда драконий всадник обладает буйным нравом и не слишком помнит о хороших манерах — драконы тем более опасны. А коль уж принц Марк был столь вспыльчив, как говорил Доминик... Изабелле тем более следовало его остерегаться. И Марии — и Альжбетте, и Розите — между прочим, тоже.

Однако, убедить Марию хоть в чём-то соблюдать осторожность было весьма непростым делом. Как и упрямую Альжбетту, которую от любви к лошадям и долгим верховым прогулкам не отвратила даже сломанная несколько лет назад нога.

Следующие месяцы, пока невеста принца Ролланда всё не ехала в Палдайн, Изабелла всё больше убеждалась в правильности своего решения держаться от принца Марка так далеко, как только будет возможно.

Принц Марк ей не нравился гораздо больше двух других принцев-всадников. В конце концов, принц Антоний просто язвил и говорил гадости — в основном, бесцветной Женевьеве, её фрейлинам и младшим братьям. В конце концов, у принца Клавдия просто дёргалось лицо, но всё, что смогла рассказать о нём любопытная Альжбетта, касалось лишь его любви подолгу просиживать в библиотеке и неумению сказать и слова, не запнувшись.

А принц Марк был не сдержан. Порой, развеселившись, он подолгу хохотал, обнажая зубы. Порой он кричал на кого-то, не обращая внимания даже на его величество короля. Порой он пил на пирах так много, что в итоге едва способен был оставаться на ногах. Порой он носился по замку, и играл с младшими сёстрами, что-то подкидывая или бегая, или скользя по каменному полу словно по льду, или обсуждал с ними что-то так шумно, что впору было закрывать уши...

Принц Марк позволял себе спорить — со старшими братьями, с матерью, с отцом. И спорить так горячо, что порой Изабелла, невольно становившаяся свидетельницей сих безобразных сцен, задавалась вопросом, нет ли у его высочества душевных болезней, что объясняли бы подобную несдержанность и неучтивость.

Впрочем, избегать его было не слишком сложно — принц Марк бурчал что-то неразборчивое, когда следовало с кем-либо поздороваться и поддержать светскую беседу, и убегал так быстро, как только мог, если появлялась хоть малейшая возможность...

«Нельзя дразнить дракона» — вновь подумала Изабелла, когда, отправившись на поиски Розиты, случайно увидела, как королева Селестина отвесила принцу Марку звонкую оплеуху. Впрочем, тон принц Марк нисколько не понизил, даже больше взвился, и принялся что-то горячо говорить матери... Изабелла поспешила как можно более неслышно удалиться обратно (или, если говорить словами Доминика, с которым теперь Изабелле часто удавалось поговорить — сбежать так незаметно, как только могло получиться). И Розиту в тот день больше не искала, вполне удовлетворившись беседой с Домиником и Альжбеттой.

«Нельзя дразнить дракона» — вновь повторила себе мысленно Изабелла, когда заметила, как, после довольно-таки бурной ссоры с кем-то из старших братьев, принц Марк бросился вниз по лестнице, едва не сбив с ног случайно оказавшихся на его пути Альжбетту и Марию, и спустя какое-то время из драконьего шатра раздался оглушительно громкий рёв.

Тут любопытная Альжбетта необычайно резво для своей хромоты бросилась к окну, чтобы поглядеть на чудовище. Мария бросилась к окну следом. Изабелла помедлила немного, но тоже не смогла совладать с любопытством, и в следующее мгновенье увидела, как из шатра вылетел огромный дракон и взвился в небо, ревя так, что, казалось, толстые стены замка могли содрогнуться.

— Какая громадина! — протянула Альжбетта то ли со страхом, то ли с восхищением. — На такую и издали смотреть страшно, не то что подойти!..

Изабелла и Мария могли лишь кивнуть.

И, со страхом глядя на необъятные чёрные крылья, Изабелла вдруг поняла, что, должно быть, в те ночи, когда она не может заснуть из-за драконьего рёва, это принц Марк пробирался в драконий шатёр, чтобы полетать. И от этой мысли Изабелле почему-то стало ещё страшнее.

Этот дракон, подумала она, мог сжечь целый город одним неосторожным выдохом. Что, если всадник, не способный порой даже голос понизить, не сумеет сдержаться и сотворит что-то чудовищное с Тиваром или любым другим городом Палдайна?

«Нельзя дразнить дракона»... Теперь Изабелла думала об этом даже чаще, чем говорила так няня.

Эти же слова пришли на ум Изабелле и на пиру в честь именин принца Марка.

Незадолго до этого дня до Палдайна дошли вести — принцесса Анна, предназначеная в невесты принцу Ролланду, заболела. Кто-то говорил, что оспой (правда, дядя строго-настрого запретил Изабелле и Марии повторять этот слух перед кем-либо). Так что, свадьба его высочества наследного принца откладывалась или же и вовсе была под угрозой. А значит, откладывалась и фрейлинская служба Марии и Изабеллы.

И всё же их, как и всех Селнье, что жили в Тиваре, ожидали на пиру. Розита заняла своё место за тем же столом, где сидели все фрейлины королевы Селестины, Альжбетта — рядышком с принцессой Женевьевой, которая с тоской поглядывала на танцующие пары, Мария — рядом с дядей и некоторыми важными вельможами.

Изабелле же стоило находиться подле Доминика, который, в свою очередь, занял место неподалёку от принца Ролланда. Там же оказались и принц Марк, нахохлившийся, словно воробей, и принц Антоний. У принца Антония настроение казалось приподнятым и отчаянным одновременно.

На принца Марка Изабелла старалась не смотреть, насколько то позволяли правила учтивости. На принца Антония — тоже. Впрочем, даже так Изабелла способна была заметить, что принц Антоний всё подливал и подливал брату вина, пока обычно бледные щёки у того не зарозовели...

«Нельзя дразнить дракона» — как-то обречённо подумала Изабелла, не в силах отвести взгляда от того, как Антоний в очередной раз наполнил бокал брата вином.

А потом принц Антоний, улыбнувшись одной из фрейлин своей супруги, ушёл танцевать, и Изабелла заметила, как принц Марк отвернулся от сидевших за столом, словно не в его честь давался этот пир, и поспешила отвести взгляд. Поспешила увидеть или услышать что-то другое. Не принца Марка, несдержанность которого её пугала.

Изабелла обратила внимание на Доминика, что, казалось, совсем не обращал внимания на неё. Потом вслушалась в то, что говорил наследный принц Ролланд...

Принц Ролланд несколько громче, чем диктовали приличия, рассказывал своей свите о древних палдайнских свадебных обычаях, и Изабелла слабо улыбнулась, подумав, что её полуулыбка здесь будет вполне уместна. К тому же, голос принца Ролланда казался ей вполне приятным. И это было неплохо, подумала Изабелла, сообразив, что, если ей всё же предстоит стать фрейлиной его будущей супруги, именно принца Ролланда она станет видеть чаще, чем остальных сыновей короля Клавдия.

Что-то звякнуло, и Изабелла вздрогнула, повернулась на звук, и увидела, как расплывалось на скатерти алое пятно от вина, разлитого принцем Марком.

Щёки у принца Марка вновь были бледными, краем сознания заметила Изабелла, и на сердце у неё заскреблась тревога.

А принц Ролланд рассмеялся, поднялся со своего места и подошёл к младшему брату. Встал почти за принцем Марком и похлопал его по плечу.

— Ты, братец, уже не дитя, и должен знать кое-что о том, как следует обращаться с женщинами! — хохотнул принц Ролланд, и Изабелла, смутившись, повернулась к Доминику, не понимая, как стоит себя вести ей самой.

А принц Ролланд продолжал, и с каждым его словом Изабелле становилось всё более неловко. Он вроде и не говорил ничего такого — не было и слова о том, что Изабелла знала из дядиных книг, в чтении которых было совестно сознаваться, — но тон, с которым это всё произносилось, казался Изабелле странным. И... почти неприятным.

Изабелла заметила, как сжались и побелели губы принца Марка, как пальцы скомкали некогда белую скатерть. Заметила, как прикрыл он глаза и словно хотел закрыть и уши.

«Нельзя дразнить дракона» — подумала Изабелла, и впервые ей стало почти жаль принца Марка. Впервые принц Ролланд казался ей... отталкивающим?..

Что-то было нехорошее в том, что говорил принц Ролланд. Изабелла не могла понять, что именно, но что-то в его словах было неправильным. Что-то в его словах внушало ей беспокойство.

Дурное предчувствие кольнуло сердце Изабеллы, и она бросила взгляд на Доминика. И заметила, что Доминик тоже казался обеспокоенным.

— Хочешь узнать, милый братец, как поступали древние с кратхонскими ведьмами? — вдруг хохотнул принц Ролланд, и принц Марк совсем побелел. — Вот думаю, не возобновить ли этот славный обычай, когда стану королём?

Принц Марк вздрогнул. Весь сжался, напрягся, и в какой-то момент случайно встретился взглядом с Изабеллой. И взгляд у него был страшный. Тяжёлый. То был взгляд не человека, почему-то пришло в голову Изабелле. Взгляд загнанного в угол зверя.

«Нельзя дразнить дракона».

Нельзя. Потому что драконье пламя способно убить в одну секунду. Потому что драконы не имеют жалости и так быстры, что способны подарить смерть в один лишь миг.

Перед принцем Марком лежал нож. Изабелла не успела даже подумать — о драконах или о чём-либо ещё, как кровь хлынула из горла ещё мгновенье назад весело смеявшегося принца Ролланда. Кажется, кровь попала и на Изабеллу. А следом она услышала чей-то громкий вскрик, и только мгновеньем позже поняла, что кричала она сама. Как поняла и то, что закрыла глаза руками даже раньше, чем успела всё осознать.

Изабелла слышала, как нож выпал из руки принца Марка. Прозвенел ударом грома в наставшей за один миг тишине.

«Нельзя дразнить дракона» — подумала Изабелла, отстранённо наблюдая за тем, как кто-то из свиты пытается помочь принцу Ролланду. Как стражники уводят принца Марка...

Нельзя. И те, кто этого не понимает, не способны жить долго.