После битвы (гет)

Гарри проснулся и понял, что ему не надо сейчас никуда бежать, ничего делать, никого побеждать. Ещё он понял, что он очень устал от всей этой беготни. Он хочет нормальной жизни нормального семнадцатилетнего парня, хочет учиться, смеяться, дружить, любить, жить. Он знал, что с одним человеком он так и не поговорил со вчерашнего вечера.

Гарри встал, оделся и вышел из спальни мальчиков. Он не знал, где она может быть, поэтому решил сначала заглянуть в спальню девочек. Там он увидел замечательную картину: Гермиона лежала на кровати под одеялом, а рядом с ней, лёжа на одеяле, храпел Рон. Гарри никогда не думал, что храпеть можно с такой силой, и пожалел остальных Уизли. Но потом подумал, что остальные, наверное, храпят так же, и пожалел только Молли и Джинни. Когда Гарри вошел, Гермиона приложила палец к губам в знак того, чтобы он не шумел. Но это было лишним, так как Рона не разбудит даже стадо взбесившихся троллей во главе с великаном Грохом. Удивительно, но Гермиона не читала, а просто лежала, положив голову на плечо Рона, не обращая внимания на его жуткий храп.

— Доброе утро, Гарри, — улыбнулась она и присела в кровати, — Вернее, день. Или какое там у нас сейчас время суток.

— Да, привет, — сказал Гарри, чувствуя себя нарушителем спокойствия.

— Хорошо спал?

— Как убитый, — не задумываясь, ответил Гарри. Гермиона укоризненно посмотрела на него.

— Прости.

— Извиняться ты будешь не передо мной, — сказала она, покачав головой, — Джинни, цитирую, обещала: «исполнить желание Волан-де-Морта и сделать из тебя котлету, потом поджарить, съесть, прокрутить в мясорубке… или наоборот…». Вобщем всех подробностей я не помню, но ты нарвался парень. И лично я её останавливать не собираюсь, уж прости. Сама хотела ей помочь, и уже предложила помощь, но она сказала, что убьёт тебя сама.

Повисло недолгое, но очень красноречивое молчание.

— Вы что так и спали? — тупо спросил Гарри. Этот вопрос не давал ему покоя с того момента, как он вошел в спальню.

Гермиона порозовела, затем мило улыбнулась и деловым тоном сказала:

— Просто я не могла уснуть, а Рон рассказывал мне сказки.

— Помогло? — усмехнулся Гарри.

— Не совсем, — проворчала Гермиона, — Рон задрых после какой-то очередной бредовой его сказки про принцессу и злого колдуна. Честное слово, Льюис Кэрролл отдыхает. Так вот. Рон захрапел, а я не смогла уснуть. Даже не знаю, что больше мне мешало: его храп, всхлипы Лаванды Браун, — Гермиона зло улыбнулась. — Или посттравматический синдром.

— Ну, ладно, — сказал Гарри и направился к выходу, — Я пойду… Мне надо… Гермиона, а ты не видела?..

— На Астрономической башне, — сказала Гермиона, не дав ему закончить предложение.

Гарри сломя голову помчался на Астрономическую башню. Странно, но по пути ему не попалось ни одного человека. А он уже подумал, что придётся отбиваться от людей, лишь бы протиснуться туда.

То, что он там увидел, повергло его в шок. На башне, опершись на перила, стояла и смотрела вдаль девушка. Он сразу узнал Джинни. Она казалась сейчас ненормально тонкой, маленькой и хрупкой. Издалека Гарри даже показалось, что она прозрачна.

Он подошел к ней и встал рядом. Она не обратила на него никакого внимания, даже не удостоила его взглядом. Из хвоста выбилась прядь рыжих волос, и она убрала её за ухо. Гарри увидел, как дрожат её руки. На такой высоте ветер был очень сильный, и Гарри удивился, как ещё Джинни не сдуло отсюда.

Он не знал, с чего начать. Когда он сюда шел, то думал, что Джинни кинется ему на шею, будет целовать, обнимать и говорить, как она соскучилась по нему и как боялась за него. Тогда было бы намного легче извиниться. Но сейчас… Только сейчас он понял, кто она для него.

— Джинни, — начал он, — Послушай, пожалуйста. Так, действительно было нужно, понимаешь? Так должно было быть. Я должен был умереть, чтобы спасти всех остальных.

— Поттер, — произнесла она. Это был узнаваемый тон её голоса, хотя наполненный болью и обидой, — Поттер, поведай мне, когда ты шел в Запретный лес, ты знал, что вернёшься? Что останешься в живых? Или ты шел на верную смерть?

Гарри промолчал.

— Я так и знала.

— Пойми, Джинни, так нужно было. Если бы я туда не пошел, мы бы никогда не уничтожили Волан-де-Морта. Это война, Джинни, мы спасали волшебный мир, волшебников, маглов… Джинни, я защищал тебя…

— Знаешь, Поттер, — вот теперь Гарри не узнал её голос. Он был холодный, сухой и жестокий, — Теперь, когда я увидела твое мёртвое тело на руках Хагрида, я могу официально заявить, что мне плевать на волшебный мир, волшебников, маглов… И на себя мне тоже плевать, Поттер. Знаешь, о чем я думала, когда сражалась с Пожирателями? — её глаза наполнились слезами, но она, еле сдерживая себя, продолжала таким же тоном, — Я только и шептала: «Господи, сделай так, чтобы Гарри выжил, сделай так, чтобы ему никто не причинил вреда!». А когда тебя мёртвого показали нам, знаешь, что я представила? Свое будущее. Угадай, что я увидела? Ничего. Пусто. Пусто, Поттер, — Джинни начала кричать, — Там не было НИ-ЧЕ-ГО!!!

Гарри прижал её к себе, дабы не спровоцировать прыжок с крыши. Она сопротивлялась, колотила его в грудь, но ему было совсем не больно. Он знал, если он не удержит её сейчас — не удержит больше никогда.

— Пойми, я не мог иначе. Дамблдор…

— Дамблдору повезло, что он уже мёртв! — закричала она, — Иначе на тот свет его отправили бы не «друзья» Волан-де-Морта, а я лично!

— Охотно верю, — отозвался Гарри, сдерживая всё ещё беснующуюся Джинни. Из того, что Джинни начала выражаться своим приличным лексиконом и даже показывать некоторый саркастические нотки, Гарри сделал вывод: Джинни постепенно приходит в себя.

— И вообще, если бы ты рассказал мне про всё до того, как твою голову посетила ну просто гениальная идея идти в Запретный лес, то я сама перебила бы всех Пожирателей, включая самого Того-Кто-Сдох-И-Туда-Ему-Дорога и даже Мальчика-Который-Вконец-Обнаглел!!!

— Этого-то я и боялся, — заметил Гарри.

— То есть, — Джинни уже не барахталась, а смотрела прямо на Гарри. — Ты боялся, что я убью Волан-де-Морта?..

— Дурочка, разве я смог бы уйти, если бы знал, что вижу тебя в последний раз.

Джинни долго смотрела на Гарри, наверное, размышляя, можно ли ему верить. Потом прищурилась (Гарри посетила мысль о Летучемышином сглазе) и сказала:

— Ладно, Поттер, ещё одна такая выходка, и нашим отношениям придёт конец! Чего, я так думаю, ты ждёшь не дождёшься.

— Обещаю больше не спасать волшебный мир.

— Ага, — язвительно сказала Джинни, — Не зарекайся.

— Я прощён? — с надеждой просиял Гарри.

— И не надейся, — отрезала она.

Гарри улыбнулся и обнял её. На этот раз она не сопротивлялась. Он только сейчас понял, что готов ещё сто раз погибнуть от рук Волан-де-Морта, лишь бы стоять рядом с любимой и не думать о том, что завтра он может быть просто мёртв.

Раз, два, три, четыре, пять…

— Гарри, наверное, сейчас очень тяжело… — пробормотал Рон, — Как думаешь?

— Наверное.

… Шесть, семь, восемь…

— Столько пережить… — продолжал Рональд.

… Девять, десять, одиннадцать…

Я шла и считала про себя ступеньки. Не двигающаяся лестница была больше, чем та, которая передвигается с места на место.

Я остановилась и села на четырнадцатую ступеньку. Вокруг меня валялись огромные камни, разбитые статуи и ещё очень много следов битвы.

— Сорок девять. И ещё маленький порожек сверху.

Рон присел рядом со мной:

— Что?

— Ровно сорок девять ступенек. Плюс порожек сверху.

За шесть лет обучения в этой школе я выучила, сколько ступенек имеет каждая лестница. В этой было ровно сорок девять. Плюс порожек.

— Гермиона, что с тобой? — неуверенно спросил Рон.

— Я не знаю, — растерянно ответила я и посмотрела в глаза Рону.

Видимо, что-то у меня с лицом было не так. Рон испугался. Но он быстро взял себя в руки. Даже выдавил улыбку.

— Тебе срочно нужно лечь спать, — твёрдо сказал он и помог мне встать.

Я не знала, что со мной не так. Это ужасно. Всю жизнь я знала всё. Ну, или почти всё. От безысходности и усталости я начала плакать. Рон не обратил на это никакого внимания. Огромное спасибо ему за это. Он впервые проявил тактичность.

Я не помню, как мы дошли до спальни девочек. Я немного пришла в себя, когда Рон сказал мне:

— Ложись сюда. Это — твоя кровать на сегодняшнюю ночь. Или… Не совсем ночь…

Я повиновалась ему, слегка улыбнувшись. Мягкое одеяло очень гостеприимно приняло меня, предложив тепло и уют.

Рональд видимо посчитал, что меня одну оставлять нельзя, поэтому улёгся рядом со мной на одеяло. Я положила голову ему на плечо.

— Хочешь, я расскажу тебе сказку? — спросил он.

Мой ответ не требовался. Рональд уже начал рассказ:

— Когда-то давным-давно в одной сказочной стране жила Принцесса. Она была необычайна красива. У неё были густые каштановые волосы и маленький носик…

— Рон, — перебила я его.

— Да-да?

— Рон, они все умерли? — спросила я , понимая, какой дурацкий вопрос я ему задаю.

— Да, Гермиона, — ответил он. Его голос был тяжёлым и удручённым, будто он тащит какой-то огромный камень. Но он был также спокойным и вселяющим уверенность, что всё будет хорошо.

— Все-все?

— Да.

Я почувствовала, что опять начала плакать. Но как-то не так, как плачут обычно, навзрыд. Я плакала тихо. Слёзы сами катились. Мне не было так тяжко, как на лестнице. С этими слезами я для себя самой их отпустила.

Мы молчали. Тишина дошла до того, что я слышала, как твёрдо и уверенно бьётся сердце Рона.

— А дальше? — вдруг спросила я, — Рассказывай дальше.

— Кхе-кхе, — встрепенулся Рон, — Принцесса было необычайной красоты…

Сейчас я поняла, как ошибалась насчёт Рональда. Я думала, что он хороший парень. Простой, хороший парень. Оказалось, что он очень сильный. У него сегодня погиб брат. Тело лучшего друга вынес из Запретного леса злейший враг. Сестру чуть не убила сумасшедшая ведьма. Мать была на волосок от смерти, когда сражалась с ней. Он потерял много друзей. А ещё он жутко устал, потому что мы очень много не спали. А сейчас он сидит и рассказывает мне сказку. Он бесчувственный? Он не чувствует боли? Отнюдь. Он очень сильный. И он любит меня. А я люблю его.

— Рон, — опять прервала я его воодушевлённый рассказ, — Спасибо.

— Да не за что! — не до конца поняв, за что я его благодарю, он обнял меня покрепче

Я стою у окна, вглядываясь в очертания на улице. Надеюсь увидеть приближающуюся маленькую фигурку дочери и мужественную фигуру её мужа. Вижу только старые деревья, покачивающиеся в ту сторону, в которую соблаговолит подуть втер. В голове вертятся жуткие мысли. Пробую отогнать их. Не выходит. Что будет со мной, если моя дочь не вернётся? Моя любимая единственная дочь? Моя маленькая Дора...

— Моя малышка, — вырвалось у меня. Это не сорвалось с языка. Это вырвалось откуда-то намного глубже, из самой сердцевины души.

— Мама! — пронзительный плачь внука возвращает меня к реальности.

Я беру Тедди на руки. Его маленькое личико красноватое от напряжения. Он сосредоточенно зовёт маму, будто чем громче он плачет, тем быстрее она вернётся. Его крик режет без ножа. Его плачь раздирает изнутри.

Я прижимаю внука к себе покрепче, стараясь защитить от всех бед на земле, прекрасно зная, что не получится. Мальчик потихоньку успокаивается.

— Мама, мама…

— Мама вернётся, — шепчу я, — Родители обязательно придут. Они очень любят тебя, Тедди. Очень.

— Мама…

— Твои родители настоящие герои, — продолжаю я, уже не совсем понимая, что говорю. Глаза уже не могут больше быть влажными. — Они защищают тебя. Мама с папой придут. Ты только не плачь. Представляешь, как они расстроятся, когда увидят, что у тебя заплаканные глазки?

Малыш ещё немного хлюпает носом, а потом перестаёт. Его личико серьёзно, будто он уже мудрый старец. Он внимательно вглядывается в моё лицо, разглядывая и изучая все морщинки.

Я целую внука в лоб, одновременно шепча заранее заученную для себя самой фразу:

— Мамочка вернётся… Мама обязательно вернётся…

Вершина огромного дуба на берегу озера слегка покачивалась, издавая лёгкий скрип. Зелень еле пропускала тусклый утренний свет зарождающегося дня. Всё было умиротворённым и спокойным. Будто не было всего несколько часов назад никакой битвы.

Уставший молодой человек сидел у подножья дуба и смотрел на озеро. Сейчас оно было голубым, как ясное небо, которое отражалось в нём. Невилл совершенно ни о чем не думал. Так бывает. Ты знаешь, что тебе многое надо обдумать, многое решить, но мысли никак не идут в голову.

Он услышал, как рядом с ним опустилось на землю что-то маленькое и лёгкое. Луна так же молча смотрела на воду, слегка улыбаясь своим мыслям. Казалось, что они не замечают присутствия друг друга.

— Скоро начнётся дождь. Ты любишь дождь? — спросила она, всё так же вглядываясь в озеро.

Невилл отрицательно покачал головой. Вчера она могла погибнуть четыре раза…

— Я тоже, — сказала Луна, — Во время дождя, особенно когда ты сидишь один, появляется много мозгошмыгов. А это, как известно, очень вредно…

Они просто сидели и молчали. Такие разные. И такие одинаковые.

На небе откуда-то появились облака. Недавно оно было голубым, а сейчас стало тяжёлым серым. Озеро приобрело такой же оттенок.

Невилл почувствовал, как ему на руку упала тяжелая капля. Затем на нос, на голову. Начался ливень. Такого ливня Невилл вспомнить не мог. Дождь с бешеной силой бил по земле. Возможно, он пытался смыть следы битвы.

Юноша первый раз поднял на девушку глаза. Та дрожала от холода, но продолжала сидеть рядом и улыбаться. Когда изменился цвет неба, всё вокруг поменяло цвет. Но только не её глаза. Они по-прежнему были небесно голубыми.

Невилл снял с себя мантию и укрыл ей Луну. Они, не сговариваясь, встали и пошли к замку.

— Луна, — сказал Невилл, сам не понимая зачем, — Расскажи мне поподробнее о мозгошмыгах, пожалуйста…

Девушка радостно взглянула на него и улыбнулась ещё светлее.

Когда они пришли в замок, Невилл так и не смог вспомнить, как маленькая ручка Луны оказалось в его руке.

— Ты умер?

— Да.

— Зачем?

— Ну, кто-то должен был.

— Почему именно ты?

— Лучше если бы это была мама? Или Рон? Или Джинни?

— Почему ты умер, а я остался жив?

— Ну, брат, ты не такой счастливчик. Ты выжил, чтобы следить за нашей сестрёнкой, которая тут же на радостях побежит под венец, волоча за собой Избранного. Бедный Гарри!

— Шутишь…

— Конечно! Почему бы не пошутить?! Мы же выиграли! Мы ведь выиграли, да?

— Да.

— Я так и знал! Я отвешу хорошего пинка Волдику на том свете, обещаю.

— Ты умер.

— Ты становишься почти таким же догадливым, как Рональд, Джордж.

— Я остался один…

— Не говори ерунды! У тебя есть семья, друзья. Это ведь я умер, а не ты!

— Но тогда ты остался один.

— Ну, почему же? Здесь полно народу! И вообще, если соскучишься, глянь в зеркало! И меня увидишь.

— Нам было весело.

— Это точно! Но ведь это война. Мы знали, на что шли.

— Прощай, Фред…

— До свидания, братишка... Эй, Джордж!

— Да?

— Проследи, чтобы мама не очень плакала на похоронах.

— Обязательно.

— Всё-таки я сражался за то, чтобы мама больше не плакала.

— И ты умер…

— Да, этого я не учёл. Но ведь мой план сработал. Так или иначе, но мы победили. Ты же знаешь, я бы не хотел, чтобы она лила слёзы ещё и из-за меня.

— Прекрасно знаю.

— Удачи тебе!

— Прощай…

— Что теперь? — нетерпеливо спросил Драко, с вызовом глядя на родителей.

Нарцисса и Люциус переглянулись. Они не знали, что ответить сыну. Что они могут сказать ему сейчас, когда они сидят в Большом зале Хогвартса с самого края слизеринского стола, окружённые ликующими людьми.

— Что теперь? — настойчиво повторил Драко.

— Я не знаю, милый, — устало ответила Нарцисса. Она взглянула на мужа. Тот сидел, опустив голову на руки, и не реагировал на вопросы сына.

— Ведь теперь всё будет не так, как раньше, да? — растерянно произнёс Драко. Он чувствовал себя потерянным. Он был Пожирателем смерти. Пожирателем, который вскоре после посвящение догадался, что быть им не так уж круто. По приказу Тёмного Лорда он убивал, мучил, ранил. Он боялся своего хозяина. Животный страх заставлял его подчиняться приказам. Но теперь Тёмный Лорд пал. И что у него осталось? Расшатанная психика, призрение к самому себе и всё такая же ненависть к грязнокровкам. Она никуда не делась. Было ощущение, как в детстве, когда ты строил высокую башню из разноцветных пластмассовых кубиков, а потом она рухнула до основания.

Драко взглянул на мать. Он всегда считал её идеалом женщины. На людях гордая и холодная, с ним она была любящей и заботливой матерью. Всегда. Даже Тёмный Лорд говорил, что потерял прекрасного Пожирателя из-за её «идиотского материнского инстинкта». Сейчас Нарцисса выглядела старше, чем обычно. Она просто плакала, не выпуская из тонких рук руки сына.

Драко перевёл взгляд на отца. Он всегда был для Драко кумиром. Идолом. Сейчас Люциус был жалок. Его отец, всегда высокомерный и надменный, сейчас был маленьким человечишкой. Драко так и подмывало спросить его, куда делись все его деньги, все связи? Он чувствовал стыд за отца.

— Отец, — сказал Драко, — Неужели ты не рад, что Тёмный Лорд пал, и мы можем жить спокойно?

Малфой поднял растерянный взгляд на сына и невнятно промямлил:

— Да, да, Драко, конечно…

— Конечно, — с ухмылкой сказал Драко, — Ты потерял уважение. На остальной тебе плевать!

— Драко, — одёрнула сына Нарцисса.

— Плевать, что будет со мной и с мамой! — продолжал он, — Лишь бы тебя не упекли в Азкабан…

— Вы забываетесь, молодой человек! — Нарцисса грозно взглянула на сына. — Драко, не смей так разговаривать с отцом! Он дал тебе всё! Всё, что у тебя было в жизни! Ты никогда ни в чём не нуждался. И сейчас ты не в праве так с ним разговаривать. Тебе ясны мои слова?

Драко понял, что у него всё-таки была семья. Пусть не такая приторно-счастливая, как у Уизли, но всё-таки это можно было назвать семьёй. И сейчас, когда Нарцисса защищала уже не такого холёного мужа, он это понял. Понял, что семья на то и семья, чтобы быть вместе всегда.

— Прости, пап, — сказал Драко.

— Ничего, — сказал Люциус, похлопав сына по руке.

Она бежала, легко ступая, по каменному полу замка, архитектура которого вызывала у искушённой вейлы только жалость. Ей никогда не нравился мрачный и холодный Хогвартс. И, тем не менее, она защищала его, прекрасно понимая, что может погибнуть в стенах замка. Её белокурые волосы растрепались, предавая её фигурке ещё большую хрупкость. Мантия в некоторых местах была порвана и прожжена.

— Билл! — крикнула девушка, завидев своего мужа в конце коридора. Её сердце, до этого бившееся с ужасающей скоростью, начало успокаиваться. Появилось лёгкое головокружение, а на лице — облегчённая улыбка.

Мужчина обернулся. Когда он увидел девушку, его серьёзное лицо стало спокойным. Девушка подбежала к нему и крепко обняла. Сначала она ворковала что-то на французском языке, совсем не обращая внимания на то, что Билл её не понимает. Затем она подняла на мужа огромные синие глаза и, увидев ошалелую улыбку на его лице, догадалась, что он ничегошеньки не понял.

— С тобой всё хорошо! — пролепетала Флёр, ещё раз обнимая мужа. — Я так боялась! Так боялась за тебя! Ох, Билл, если бы что-то с тобой случилось, я бы не пережила! Эти проклятые Пожиратели так и хотели избавить тебя от меня, но нет…

— Флёр, дорогая, всё в порядке, — сказал Билл, осторожно обнимая жену за плечи. Флёр поморщилась от его прикосновения. — Тебе больно?

— Ерунда! — твёрдо сказала Флёр, — Я тебя больше никуда не отпущу! И не смей со мной спорить!

Билл взглянул на плечо жены. Там красовалась ссадина, как от ножевого ранения.

— Флёр, ты ранена! — сказал Билл.

— Ах, ерунда! — воскликнула она, награждая поцелуями мужа, — Ты просто не выносим, Билл! Отправиться в самое сердце битвы! Ты же знаешь, что я бы тебя прикончила, если бы они тебя убили, знаешь?

Билл просто стоял и наслаждался не в силах помешать потоку нежности, обрушившемуся на него. Флёр лепетала что-то, путая английский и свой родной французский, плакала и целовала, целовала, целовала…

Артур и Молли Уизли сидели в учительской, ожидая прихода Минервы Макгонагалл. Она попросила их подождать её для решения каких-то важных вопросов. Молли сидела на клетчатом диване, откинувшись на спинку и прикрыв глаза. Артур ходил по комнате, разглядывая предметы, находящиеся в ней.

— Как же я рада, что всё закончилось, — произнесла Молли уставшим голосом.

— Да, думаю, что таким ужасным временам пришёл долгожданный конец, — сказал Артур, присаживаясь рядом с женой.

— Я очень устала, Артур, — сказала Молли и опустила голову на плечо мужа.

— Ну, теперь ты отдохнёшь, — успокаивал жену волшебник.

— Я ведь уже совсем старая, Артур! У меня скоро внуки появятся…

— Молли, не говори ерунды, — игриво одёрнул её Артур, — Ты у меня совсем даже молодая и привлекательная женщина.

Молли улыбнулась. Такая грубая лесть в устах лысоватого мужа звучала вполне приемлемой. Они вместе уже очень много лет. Столько всего они пережили вместе, рука об руку. Но как теперь пережить потерю сына?

Часы отстукивали секунды. В ушах Молли это отдавалось звоном. Она бы поклялась, что слышит, как шестерёнки поворачиваются в часах, как работает их механизм.

— Молли, — произнёс Артур, — Мы справимся. Фред погиб, но он знал, на что идёт. Мы же прекрасно осознавали, что не все Уизли уцелеют.

— Я понимаю, — вздохнула Молли, — Мы-то справимся… Мы с тобой переживали много, конечно, Фред… Его смерть… Это ужасно — быть свидетелем смерти детей… Но мы ведь переживём… Что будет с детьми? Ведь наши дети, ох, Артур, они так ещё молоды, они столько испытали! Что будет с Роном, Джинни? А Джордж? Ему ведь сейчас тяжелее всех, Артур… А Гарри? Гарри ведь мне как сын… Что с ними будет?..

— Молли, не переживай, — просто сказал Артур, — На то мы и родители, чтобы помогать жить детям. Мы им поможем. Поможем всем. Главное — справиться со смертью Фреда.

Молли тяжело вздохнула. За последнее время она столько плакала, что уже не замечала, как по щекам текут слёзы. Её худшие опасения, её страхи, то, чего она боялась до ужаса, всё-таки произошло. Но она справится. Они справятся. Ради самого Фреда. Справятся ради детей.