Грязный Гарри и Философский Камень (джен)

Глубокой ночью после Хеллоуина 1981 года — исторического, судьбоносного Хеллоуина! — весьма необычная компания устроилась у порога дома четы Дурслей, что на Тисовой улице в Литтл-Уингинге, графство Суррей. Спорю, Дурсли были бы в ужасе, если бы знали, что творится у их порога! Дурсли просто не выносили всё необычное.

Компания состояла из серьезной очкастой кошки, которая читала газету, старого волшебника в фиолетовом плаще, с длиннейшей бородой, чернобородого великана на мотоцикле и спящего младенца.

Младенца эта сомнительная компания собиралась подкинуть на порог Дурслей и смыться.

К чести кошки, которая оказалась женщиной и замдиректора детской волшебной школы, она возражала.

Она утверждала, что целый день наблюдала за Дурслями и находит их совершенно неподходящими для воспитания маленького мальчика. Дурсли эгоистичны, жестоки и не выносят волшебство!

— Минерва, дорогая, у нас нет выбора! Гарри должен находиться у кровных родственников до окончания школы, потому что только их магия может обеспечить ему полную безопасность, — спорил старик с бородой.

— Альбус, они ужасны!

— Но они — единственные родственники Лили.

— Но они ненавидят Лили! Я слышала, как они вздрогнули, когда Дедалус Дингл ненароком сболтнул о Хеллоуине, Том-Ком, Лили и мальчике...

— Я уверен, вы преувеличиваете, дорогая, — возразил старик. — Я немного знаю Петунию. Мы переписывались... Славная девочка. Я оставлю ей письмо, и она всё поймет. В конце концов, после такой трагедии с родной сестрой, она обязана смягчиться!

Минерва явно не поверила.

— Трагедия! — пылко сказал великан. — Вот ей-ей, не верится, что Лили и Северуса больше нет! Летел и не верил. Даже Гарри держал, даже на развалинах побывал, а всё равно не верю. Не могу! Какие люди...

Великан всхлипнул.

— Я тоже не могу поверить, Хагрид, — мягко добавила Минерва.— Ведь я же их учила, я знала их совсем маленькими... Кажется, только вчера они кончали школу, и вдруг... Такая трагедия.

— Тот-Кто — страшный человек! Чудо, что они сумели победить его, — сказал великан.

— Не думаю, что победить. Он всего лишь потерял тело, но потом он вернется, — вздохнул старик. — Нескоро, но вернется. Он обязательно попробует вновь вернуть себе тело... И не думаю, что победили они. Я не отрицаю, что Лили и Северус были сильными волшебниками, но Волдеморта победили не они. Победил Гарри.

Все посмотрели на свежий шрам во лбу спящего младенца.

— Как ему это удалось? — прошептала Минерва.

— Не знаю, Минерва... Но думаю, что догадываюсь.

— Это чудо.

— Несомненно. Этот мальчик завтра проснется знаменитостью!

— Вот почему ему лучше проснуться завтра у Дурслей, подальше от испытания обожанием и славой, — сказал старик. — Пусть он растет как обычный ребенок, а не как юная мегазвезда, избалованная и капризная всеобщей любовью! Мальчик по-прежнему находится в страшной опасности, как я сказал, Волдеморт всегда может вернуться. Здесь он защищен магией крови и силами магловского быта, которые воспитают из него достойного человека. Он должен учиться справляться с трудностями, закаливать характер и не рассчитывать на поблажки.

— Вам виднее, господин директор, — вздохнула женщина-кошка.

Великан погладил мальчика и заметил:

— Он справится, точно. Он трудностей не боится — вот весь путь, пока я вез его на мотоцикле, спокойно проспал! Очень крепкий мальчик. Немногие смогут спать на мотоцикле, он же ревет как зверь, вот я молодому Блэку так и говорю! А он: "Этот мальчик будет, его не так легко смутить. Он же самого Того-Кого в прах обратил!"

— Молодой Блэк? — переспросил старик, и на лбу его залегла складка.

— Ну да, молодой Сириус Блэк, сэр. Он мне мотоцикл и одолжил. И даже вызвался помочь с доставкой! Но я сразу говорю: "Нет, Сириус, извини, но профессор Дамблдор строго приказал, чтобы ребенком занимался я один!"

— Вызвался помочь? — снова спросил Дамблдор.

— Очень отзывчивый парень! Он тоже на развалины пришел, прямо одновременно со мной. Смотрел, плакал... Да я сам не удержался... Он всё спрашивал, нельзя ли мне помочь, да вы же запретили, сэр. Я и говорю: "Ничего нельзя, а вот как мне Гарри-то до Суррея доставить?" — и он сразу мотоцикл свой предложил.

— Значит, пришел одновременно с тобой и все время вертелся у тебя под ногами, — прошептал Дамблдор, хмурясь.

— Альбус, о чем вы говорите?

— Меня гложат страшные подозрения, Минерва! Как Волдеморт смог попасть в дом, если Северус и Лили защитили его заклятием Доверия? Значит, заклятие было нарушено. Мне страшно, Минерва, потому что Хранителем Тайны они выбрали Сириуса! В этом я совершенно уверен и готов засвидетельствовать даже перед Визенгамотом.

— Вы думаете, Сириус... — не закончила Минерва.

— Я думаю, как иначе можно нарушить Заклятие Доверия, кто выдал его тайну Волдеморту?

— Сириус... Но он же всегда был нам верен... Настоящий гриффиндорец, преданный член Ордена феникса... Он был лучшим другом Лили!

— Но он не был другом Северуса, — грустно сказал Дамблдор.

— Мерлин мой, он, конечно, всегда не любил Северуса, но не допускаете же вы, чтобы его ненависть?..

— Я допускаю всё, — со вздохом сказал Дамблдор.

Они помолчали.

Затем Дамблдор вытащил из мантии письмо, которое вложил ребенку в одеяльце, поцеловал его на прощанье и растворился в воздухе вместе со своими спутниками.

По пустынной теперь Тисовой улице гулял ночной ветер, светили фонари, а маленький мальчик со шрамом на лбу спал, не зная, что завтра Сириус Блэк попадется аврорам на улице, где от взрыва погибнет 12 маглов, и отправится в тюрьму Азкабан на много и много лет, а волшебники по всей стране сейчас поднимают бокалы в его честь и произносят:

— За Гарри Снейпа — Мальчика, Который Выжил!

С момента, когда Гарри оставили на пороге дома Дурслей, прошло десять лет.

За эти годы в Литтл-Уингинге ничего не изменилось, разве что Дурсли купили еще одну машину и дом их теперь полон дорогих детских игрушек.

Дом Дурслей ухожен и красив, Петунья ежегодно выходит в финал общегородского конкурса «Образцовая хозяйка». Но выиграть она его не сможет. Никогда. И винит в этом Гарри.

Дом Дурслей дышит любовью и даже обожанием к маленькому мальчику — но Дамблдор может не бояться, что его мечты не сбылись. Это не относится к Гарри.

Вся любовь обращена на Дадли Дурсля, единственного сына Петуньи и ее мужа Вернона, а присутствие в доме другого ребенка… мягко говоря, безрадостно.

Три комнаты в доме отведены Дадли. У Гарри своей комнаты нет. Он живет … в чулане под лестницей.

На кухне варятся вкуснейшие яства для Дадли — столько, сколько даже он, дороднейший из дородных, не может съесть. А Гарри недоедает.

Дадли — толстый белобрысый мальчишка, забалованный до извращения. Гарри — слишком маленький и худой для своего возраста, бледный мальчик с темными патлами и невероятными ярко-зелеными глазами.

Гарри не имеет даже своей одежды — он донашивает за Дадли. И всякий раз. когда тетя Петунья видит его: в висящих мешком дадлиных обносках, с торчащим длинным носом на худом лице, — она стонет:

— Иди куда-нибудь, умоляю, только не попадайся мне на глаза! Видеть не могу — весь в своего папашу, прости Господи…

Тут Гарри должен верить ей на слово — он никогда не видел своего папу. Ни папы, ни мамы. В доме Дурслей нет фотографий Лили и Северуса, и вообще они — запрещенная тема.

Впрочем, Гарри знает от своих милых родственников, что его родители были никчемные люди и погибли в автокатастрофе.

Кое-что Гарри известно и больше. Сестра Вернона, тетя Мардж однажды произнесла интереснейший монолог о семье Снейпов, из которого Гарри узнал, что до того, как тетя Петунья вышла замуж за дядю Вернона, они с сестрой жили на рабочей окраине в ныне покойной промзоне Манчестера, и там же была семья Снейпов — совсем опустившаяся и пьющая. Лили и сын Снейпов дружили с детства, пошли в одну школу, а сразу после школы поженились. Петунья никогда не одобряла знакомства сестры и не желала иметь с ней ничего общего.

Насколько правдивы были эти слухи? Гарри не знал, ведь тетя озвучила их, когда Гарри сглазил ее бульдога. Вряд ли она была объективна.

Да-да, не удивляйтесь! Гарри сглазил бульдога тети Мардж, и в этом для него нет ничего необычного. С Гарри всегда происходят такие вещи.

Бульдог тети был очень невоспитанным, загнал Гарри на дерево и сторожил внизу с громким лаем, чтобы Гарри не смог слезть. Гарри знал, что ему никто не придет на помощь, Дурсли будут только счастливы, и вообще бульдог ему надоел. И вот Гарри посмотрел на него, и бульдог как-то всхлипнул и принялся мяукать.

Перепуганное животное с диким мявом помчалось к тете Мардж, и мяукало целый месяц. С тех пор при виде Гарри бульдог прятался тете под ноги.

Гарри не верит ничему, что рассказывают Дурсли о его родителях. На тот счет у него своя теория, и завязана она именно на те «странности», которыми он так сильно отличается от прочих людей. Дурсли ненавидят его, он это знает. И кажется, знает почему: они его боятся. Они безумно боятся его «странностей».

Гарри видит, какая истеричная реакция у Дурслей на каждую новую «странность». Более того, они ненавидят его, но неких границ не переходят — и он снова догадывается, почему.

До Гарри доходили смутные слухи, что в самом младенчестве, когда считалось, что он ничего еще не понимает, тетя при нем не сдерживалась и ругалась как извозчик. И якобы однажды Гарри посмотрел на тетю, и ее передник загорелся.

Тетя выучила урок и стала сдерживаться.

Этого Гарри, конечно, не помнит. Но он помнит, как однажды попросил у Дадли кусок торта, а Дадли его стукнул и обругал. И когда Дадли взял этот кусок в рот, торт оказался с горчицей.

Еще он помнит, как в школе мальчишки, подзуживаемые тем же Дадли, гоняли его и дразнили оборванцем, и вдруг у них над головой треснуло школьное окно и одного поранило осколком.

Что ж, Гарри действительно оборванец. У него нет друзей, его шарахаются, чего именно они более всего боятся, трудно сказать… Но учится Гарри втрое лучше Дадли. Он вообще считается одним из лучших учеников школы.

И он отчаянно ищет решение.

Он прочел всю школьную библиотеку, потому что дом Дурслей литературными достижениями похвастаться не может. Одни популярные комиксы да детективы.

Кассет с фильмами зато — целый стеллаж, хотя Феллини и Тарковского там нет; но в этом именно для Гарри нашелся клад неограненный, о котором вряд ли сообразили сами Дурсли.

Канта Дурсли не держат — а вот Стивена Кинга, «Секретные материалы» и «Невидимку»…

Они очень зря думают, что в этих примитивных комиксах нет ничего полезного — Гарри по самым эгоистичным причинам не пропускает ни одной книжки, ни одного кино про людей с аномалиями.

И он много об этом думает. Как он похож на этих людей, отверженных, не понятых обществом и притесняемых собственными родными — и как родные потом об этом горько пожалели.

Интересно, смог бы он сжечь полгорода, как Кэрри или Воспламеняющая взглядом? Надо потренироваться, и надо понять, зачем Дурсли доводят его до этого! Честно, с их стороны глупо его злить. Почему бы им не почитать Кинга самим и не сделать выводы, пока не поздно?

Вдвойне глупо, что за любую «странность» его наказывают. Он и так живет несладко — Дурсли взвалили на него всю домашнюю работу, и работу в саду. А после «странности» тетя может вообще на полдня запереть его в кухне мыть тарелки!

Жаль, тетя уходит из кухни и не видит, как он моет тарелки. Экспериментирует он по-страшному. Сможет ли отлевитировать тарелки в посудомойку? Сможет ли взглядом ее включить? Сможет ли заставить банку порошка саму загрузиться в моющую машину? А можно ли очистить тарелки, вообще не трогая их с места, одним взглядом?

Получается не всегда, он еще не умеет контролировать свои «странности». И иногда получаются вообще неожиданные, безумные вещи. Тарелки меняют цвет, одна превратилась в канарейку. Посудомоечная машина однажды взлетела. Нет, Гарри живется весело…

Да, он живет в чулане. Его даже запирают в чулане. Но зачем Дурслям знать, что он научился «странно» открывать замок? И может выйти из чулана когда угодно. На кухню поесть, например.

Он много чему научился…

Если бы знать побольше!!!

Почему он такой, что на самом деле случилось с его родителями? Кем они были? Они тоже были «странными»?

Они жертвы каких-то опытов? Мутанты? Или вообще инопланетяне, как Супермен, прилетевшие с другой планеты? Было бы здорово…

Однажды тетя Петунья застукала его, когда он вдохновенно рассказывал соседским детям, что его родители были сверхтайные агенты Секретной службы, самые лучшие и гениальные, и им оказали великую честь: право участия в самых тайных научных опытах, от которых подопытные становятся Суперлюдьми. И что его родители стали такими, и погибли при исполнении самого секретного задания. У них вообще миссии были всегда невыполнимы.

Услышав это, тетя стала нежно-салатного цвета и на сутки заперла его в чулане. У Гарри возникла уверенность, что он доврался до правды.

А жаль, что не так! И почему его родители не сделали, как родители Супермена, не оставили ему предсмертную записку с объяснением и инструкциями? Хотя бы с парой слов о себе…

Но записки не было...

Приближался день рождения Гарри. 31 июля 1991 года ему должно было исполниться 11 лет.

Его День рождения никто и никогда не праздновал, но сам факт требует внимания, потому что именно перед этим замечательным Днем начались настоящие чудеса.

Дело началось просто. Как-то утром Дадли Дурсль просмотрел почту, только что вынутую из почтового ящика, и заорал на весь дом:

— Мам, пап! Гарри пришло письмо!

На этот крик сбежались все обитатели дома, бросив свои дела. Дядя, тетя, Гарри — их просто снесло с места немыслимой новостью. Гарри получил письмо! Но Гарри никогда не получал писем.

— Не, без ошибки, — изумленно продолжал Дадли, показывая всем конверт. — «Мистеру Г.Снейпу, графство Суррей, город Литтл-Уингинг, улица Тисовая, дом 4, чулан под лестницей».

Гарри уставился на письмо с замершим сердцем.

— Адрес-то какой, а? «Чулан под лестницей»! Никогда такого не читал! — сказал Дадли. — А герб на письме клевый.

Неужели это то самое, чего он ждал с детства, думал Гарри. Письмо было изумительно красивым и экзотичным, конверт — из старинного пергамента, надписанного зелеными чернилами. Он был скреплен восковой печатью, как в исторических фильмах, с гербом! Герб представлял собой четырех животных на щите, обрамлявших большую букву «Х».

— Дай письмо сюда, — вдруг сказала тетя Петунья.

Дадли готовно передал, и тетя распечатала его дрожащей рукой. После чего тетя охнула и бессильно прислонилась к стенке.

— Это оно, то, чего мы боялись, Вернон, — слабым голосом сказала тетя. — Письмо. То самое.

Дядя взял листок, выпавший из ее слабых рук, долго изучал и помрачнел.

— Так! Дадли, Гарри, марш отсюда, — приказал дядя. — Идите к себе, и чтобы я вас до обеда не слышал!

— Пап, а что это такое? — спросил Дадли.

— Не задавай вопросы! Марш к себе и ни слова больше, я сказал!

— Вообще-то, дядя, я тоже бы хотел почитать письмо, раз уж оно адресовано мне, — скромно заметил Гарри.

Дядя побагровел.

— А ты вообще молчи!

— Пап, что-то случилось? — спросил Дадли тревожно.

Дядя вздохнул.

— Это плохое письмо, Диддерс, очень плохое… Но мы справимся!

— Тогда тем более я хотел бы знать, что там внутри, — сказал Гарри.

— Гарри, Дадли… пожалуйста… Идите к себе и забудьте вообще, что вы здесь видели, — слабо произнесла тетя.

Мальчики развернулись и послушно заперлись каждый у себя. Гарри просчитал про себя, что в конце концов за уборку дома отвечает он и письмо найдет всё равно, где бы оно ни было. Хоть внутри пылесоса. Хоть в мусорном ведре.

И сразу похвалил себя за правоту: из чулана под лестницей было прекрасно слышно, как дядя в прохожей рвет письмо и топчет ногами.

А вот дальше дядя схватил совок и лично вымел мусор, а потом вынес ведро на свалку. Тут Гарри его недооценил.

На следующее утро Дадли порадовал дом воплем, что письмо опять здесь.

Целое и невредимое, оно лежало на подносе с прочей корреспонденцией и ждало, что дядя выдумает теперь.

Дядя молча схватил его и поджег.

— По-моему, оно огнеупорное, — поделился наблюдением Гарри.

— А ты вообще молчи!

Гарри промолчал, глядя с интересом, как дядя пытается по очереди сжечь, утопить, порвать и залить кислотой полученное письмо. Оно охотно позволяло играть с собой, а потом вспывало или восстанавливалось из пепла.

Письмо было определенно «странное».

— Мне кажется, дядя, оно хочет, чтобы я его прочел, — сказал Гарри.

— Молчи, я сказал!

Гарри пожал плечами. Интересно, удастся ли дяде пронять письмо чем-нибудь? И всплывет ли оно завтра?

Назавтра пришло сразу три письма.

Терпение Гарри лопнуло.

— Дядя, по-моему, оно не успокоится, пока я его не прочту.

— Я сказал, мол…

— Но почему молчать? Почему вы его так боитесь?

Тетя Петунья сказала сдавленным голосом:

— Ты хочешь знать? Из-за такого письма погибли твои родители!

Это было уже интересно.

— Тетя, вы хотите сказать, что мои родители погибли из-за письма?

— Они получили такое письмо, каждый, когда им исполнилось 11, — мрачно сказала тетя. — Получили, уехали в эту чертову школу… А потом их убили!

— Их убили, тетя? Кто их убил?

— Так! — рявкнул дядя. — Хватит. Просто не читай это письмо и держись от него подальше, и тогда останешься в живых, понятно?

— Дядя, я не понял. Они прочли письмо и умерли?

— Никаких писем и никаких разговоров! Просто не вляпайся в это дело, как твои родители, и не будет неприятностей.

— Но письмо уже пришло, значит, неприятности уже начались…

Тут Дадли стукнул Гарри и заявил:

— Тебе третий раз повторяют одно и то же, ты совсем тупой?!

История кончилась в чулане. Гарри заперли там, потому что от обиды он посмотрел на Дадли и сделал ему вместо носа бульдожью ноздрю.

Дадли повезли к пластическому хирургу править нос, а Гарри остался в чулане ждать развития событий.

Из чулана Гарри слышал, что с каждым днем дом просто заваливает письмами. Что письма находят в яйцах, в подушках, в солонках, в дадлином компьютере.

Он слышал, как дядя заколачивает щель для писем и ложится спать у входной двери, как собака, подстерегая почтальона.

Когда дядя провел ночь, сторожа дверь, а утром забил гвоздями окна и обе двери, Гарри решил выйти из чулана и прочесть несчастное письмо. Всё-таки нехорошо было доводить дядю до ручки.

Но дядя его опередил. Дверь чулана отворилась, и мокрый от трудов дядя швырнул в Гарри чемодан:

— Собирайся. Мы уезжаем.

Гарри подумал, не пригрозить ли сделать «странность», чтобы остаться, но… Его посетили совсем другие мысли, радостные: что нельзя всю жизнь просидеть в чулане под лестницей, что наконец-то он выберется отсюда в настоящее путешествие. Когда еще будет такой шанс. А письмо… письмо его само найдет. Оно такое. Гарри не сомневался, что письмо нагонит их, даже если дядя отвезет их сейчас на край света.

Он быстро собрался и даже помог собраться Дадли. Впрочем, чемоданы Дадли собирали все вчетвером, иначе они провозились бы со сборами до послезавтра!

Дурсли загрузились в машину, и они поехали.

Они ехали долго. И на каждой остановке дяде вручали мешки писем. Гарри про себя ухмылялся.

Они остановились на ночь действительно на краю света: на заброшенном маяке посреди бурного моря. Путешествие с приключением явно удалось, тем более что той ночью Гарри исполнялось 11 лет. Дурсли подарили ему чудесный День рождения!

Но если он думал, что приключения закончились, то он сильно ошибался. В полночь в дверь их хижины громко постучали.

Все вскочили: стук был «странный». Дурсли съежились от страха. Гарри встал перед дверью, готовый испепелить взглядом любого, кто посмеет угрожать им. Он четко понимал, что единственный в доме сейчас может справиться со «странным» пришельцем, что ломится в их дверь.

Оглянувшись, он был потрясен, с каким выражением теперь Дурсли смотрели на него. Они тоже поняли, что странность настигла их и стучится в дверь, и смотрели на Гарри с немыслимой надеждой и верой. Впервые они видели в нем не угрозу, но защитника.

Гарри это очень понравилось.

Дверь распахнулась, и вошел великан.

Трудно сказать, что остановило Гарри на полпути применения своих боевых навыков — может, из подсознания всплыло, что он знает этого человека и что человек добр?

Вот так в жизнь Гарри через 10 лет снова вошел Хагрид.

Хагрид вручил Гарри удивительное письмо и рассказал дивные вещи.

Что родители Гарри погибли не в автокатастрофе, а на войне с великим злым волшебником Волдемортом, что именно Волдеморт оставил Гарри его шрам, что Гарри при этом лишил его тела и остановил войну. Что Гарри — знаменитость, о нем пишут книги и ему с родителями поставлен памятник…

Что данным письмом Гарри приглашают учиться в школу Хогвартс.

— Но у меня нет денег, чтобы оплатить обучение, сэр, — возразил Гарри.

Хагрид ахнул:

— Да не думай об этом, Гарри, дорогой, что ты! Чтобы сыну Северуса и Лили не собрали денег на обучение?! Да ты не знаешь, сколько у тебя друзей! Наберем! Ты в эту школу записан с рождения, и будешь там учиться, всё тут. А ежели что, у нас фонд малоимущих студентов есть.

Так Гарри получил самый лучший подарок на День рождения. Он узнал, кто он и что случилось с его родителями. Он узнал, что его ждет.

Я так и думал, что я необычный, что я не такой, как все, подумал Гарри перед сном. И что мои родители были герои! Они были великие волшебники.

И я тоже волшебник.

Я — В О Л Ш Е Б Н И К !

Волшебное деньрожденное путешествие на следующий день продолжалось!

Хагрид взял с собой Гарри в Лондон, чтобы купить всё необходимое для школы и познакомить мальчика с волшебным миром. Хагрид намеревался путешествовать еще неделю, и Гарри упросил его взять с собой на эти несколько дней, чтобы дать Дурслям отдохнуть от стресса.

Хагрид с радостью согласился.

— Не знаю уж, как Дурслям от тебя, а вот тебе от них точно нужно отдохнуть, Гарри, — сказал Хагрид и на прощанье так посмотрел на Дурслей, что они попятились. — Что-то тощий ты больно после их забот, чем же они тебя кормят? Родной-то сынок вон какой поросенок... Уж я постараюсь тебя за неделю откормить на славу!

Тетя Петунья после этих слов нервно закусила губу.

У Гарри было много планов на эту поездку.

Волшебный мир его потряс.

Хагрид не преувеличивал, говоря о славе и популярности: Гарри везде узнавали, на него глазели, ему свидетельствовали свое почтение и выражали восхищение и поддержку. Кажется, здесь Гарри знали все, к нему подходили на улице и желали счастья!

Гарри это понравилось.

Ему понравилось, что Хагрид с утра слетал в Хогвартс и привез от директора Дамблдора пакет с деньгами. Специально для Гарри. Со штампом Попечительского совета Хогвартса и учрежденного им Фонда помощи нуждающимся студентам. Да, в Хогвартсе вправду всё было согласовано!

Денег хватило на все учебники и указанные в списке школьных принадлежностей предметы.

А в какой бы школьный магазин ни заходил Гарри, там толпились дети, такие же, как он, его будущие соученики, и некоторые узнавали его, а многие просто предлагали познакомиться. Например, в ателье мантий мадам Малкин к Гарри подошел мальчик по имени Драко Малфой и предложил свою дружбу.

Гарри знали не только дети, но и взрослые. В первый день пребывания в Лондоне Хагрид наведался в паб «Дырявый котел», и там Гарри приветствовал первый в его жизни преподаватель Хогвартса. Паб был прокуренный, темный и странный, и учитель по имени профессор Квиррелл полностью ему соответствовал. Он заикался, от него странно пахло и носил он невероятный фиолетовый тюрбан.

Пока Квиррелл недолго беседовал с Хагридом, Гарри от всех этих дымов и испарений стало просто плохо. У него страшно разболелась голова, шрам жгло как огнем, перед глазами потемнело. Но вот Квиррелл простился, Гарри с Хагридом вышли из паба на свежий воздух, и всё прошло.

Гарри и Хагрид посетили даже главный банк магической Англии «Гринготтс», и Гарри узнал, что Мальчика-Со-Шрамом знают даже гоблины. Пока он ждал Хагрида, которого гоблин отвез к банковским сейфам, Гарри убедился, что на него персонал банка обращает серьезное внимание.

А может, дело было в службе безопасности, потому что вскоре банк ограбили…

Собственно, Гарри напросился в попутчики Хагриду по одной тайной причине: Хагрид охотно и много рассказывал о Гарриных родителях, которых он знал лично, о Хогвартсе, о войне с Волдемортом, вообще об удивительном мире, где он живет.

Если бы денег у Гарри не осталось впритык, он бы потратил последнее на книгу его мечты: в самом большом волшебном магазине книг стояла энциклопедия по новейшей истории, и там была целая глава о нем и о его родителях. Гарри просмотрел ее вдоль и поперек. Там была даже вкладка фотографий. Увы, стоила книга заоблачно дорого.

Однако Хагрид нашел выход гораздо лучший.

В конце поездки он привез Гарри на окраину Манчестера, в давно заброшенную промзону. Он провел мальчика по развалинам, когда-то бывшим целой улицей по имени Тупик Прядильщиков, и показал руины крайнего по улице дома.

— Тупик Прядильщиков, 14. Вот здесь ты и родился, Гарри, — тихо сказал он. — В этом самом доме.

Дома, собственно, не было. Только клубящееся над развалинами скопище темной магии и рваная рана в земле.

— Здесь был дом, два этажа, и члены Ордена феникса часто бывали здесь, — сказал Хагрид. — Твоя мама сделала этот дом очень гостеприимным, Гарри. Здесь всегда было уютно, тепло и весело… Здесь твои родители и провели свой последний вечер… Вот так-то.

Вместо магической энциклопедии Гарри купил на магловские деньги два скромных венка цветов, и Хагрид провел его на местное кладбище.

Вскоре Гарри стоял перед небольшим памятником, изображавшим трех человек: мужчину в мантии, смеющуюся женщину и младенца у них на руках. Памятник открывал комплекс из двух надгробий, усыпанных цветами.

«Северус Снейп. 9 января 1960 — 31 октября 1981»

«Лили Снейп. 30 января 1960— 31 октября 1981»

— Маглы, они памятника не видят, — сказал Хагрид. — Только могилы и вроде как обелиск. Не знаю, что они видят, Гарри, но мне такое рассказывали.

Цветов на могилах было много. Теперь Гарри верил, что люди не забыли его родителей.

Хагрид отошел. Гарри возложил венки и постоял над ними, пока Хагрид не вернулся.

На могиле Лили Снейп поверх всех венков лежал свежий огромный букет белых лилий. Кто бы ни возложил его, Гарри был благодарен этому человеку.

На следующий день Гарри, как и было условлено, вернулся до сентября к Дурслям, в Литтл-Уингинг.

Что Гарри вернулся домой, он понял с порога. Вернон Дурсль встречал его у дверей, отдохнувший за неделю и набравшийся сил для продолжения семейной жизни.

Вернон покосился на чемодан пергаментов и учебников, на клетку с совой и потребовал немедленно запереть всё это в гараже.

— Здесь тебе не школа! До 1-го сентября имеем право на нормальную жизнь, и никакого волшебства, — приветствовал его дядя.

Гарри скорбно согласился:

— Да, я и сам хотел попросить. Нам в Правилах школы так и сказали: никакого безобразия на каникулах, а то сразу отчислим! Представляете, дядя, они же всё про нас знают! Оказывается, они следят за каждым нашим шагом, за Вашим домом следили. А я –то удивлялся, почему письмо адресовано «в чулан под лестницей»…

— Правда? — переспросил дядя, и глаза его забегали.

— Точно, и даже еще хуже. Помните Хагрида? Так в Правилах написано, что ежели что, они и инспекцию из школы могут на дом прислать — проверить, как там ученик живет, что делает… В любую минуту, даже на каникулах! И никогда не предупреждают, просто вдруг постучат в дверь и войдут. Ну прямо как с Хагридом…

— Вот что, — сказал дядя и стал тяжело дышать. — Я, это… тоже совсем забыл поздравить тебя с Днем рождения. И с поступлением в эту твою школу… Ты уже вырос совсем, и в улане не помещаешься. Я, значит, тебя встречаю, чтобы предупредить, что теперь ты будешь жить во второй спальне Дадли, той, где он игрушки хранит. ПЕТУНЬЯ! — рявкнул дядя страшным голосом. — Приготовь для Гарри Дадличкину игровую, он теперь будет там спать!

Раздался грохот. Очевидно, дядя немного солгал и его воистину замечательный подарок оказался сюрпризом для остальных членов семьи.

— Спасибо, дядя, это чудесный подарок, — скромно сказал Гарри.

Гарри радостно переехал в удобную и большую спальню и безропотно запер чемодан в гараж под наблюдением дяди. Он вообще решил вести себя образцово-послушно. Чемодан-то он всё равно вытащит в свою комнату нынче же ночью, замок на гараже плевый.

Последние до школы недели Гарри провел замечательно. Насладился всеми учебниками, чуть не выучил «Историю Хогвартса» и тайком пытался проверить простейшие заклинания.

Комната ему понравилось, и питался он теперь отменно. Видимо, на тетю подействовала выволочка Хагрида, и вообще за неделю у нее было время подумать. Теперь Гарри кормили куда лучше, чем раньше. Ну — как минимум, больше.

Первого сентября Гарри тепло простился с родными на вокзале «Кингс-Кросс» и отправился на знаменитую Без-четверти-десятую платформу, которую ему показывал Хагрид.

С какой радостью он тут же скинул Дадлины обноски и облачился в представительную школьную мантию! Даже не стыдно на себя посмотреть в зеркало. Не стыдно людям показаться, и встречные восхищенные взгляды тотчас убедили Гарри, что он поступил правильно. Он больше не Грязный Гарри. Он достойный и уважаемый мистер Гарри Снейп, студент первого курса Школы Хогвартс!

Теперь, когда с ним здороваются и глазеют на шрам, даже ответить не стыдно. А то месяц назад, когда знаменитый Мальчик-Со-Шрамом на глазах всей магической Британии шел под руку с Хагридом в каком-то тряпье… Пусть говорят, что одежда ничего не значит, но она меняет человека. Прежнего больше не повторится.

И в Хогвартс-экспресс он влюбился с первого взгляда. Это был самый веселый поезд из всех, что когда-либо видел Гарри (ну, вообще-то поезда он до того видел только в кино…) : там мяукали кошки, скакали жабы, квакали шоколадные лягушки, и купе время от времени освещались диким светом — там кто-то колдовал. Дети бегали по поезду и знакомились друг с другом.

К Гарри опять подошел Драко Малфой, да еще в компании неких Крэбба и Гойла, и снова предложил дружить. У Гарри были на этот счет мысли, которые он решил обождать озвучивать.

Они приехали в Хогвартс, им устроили настоящий пир!

Распределяющая Шляпа спела для них песню!

Песня была про Хогвартс, и Гарри слушал ее внимательно. Впрочем, ничего нового Шляпа не сказала, только подтвердила сведения, которые Гарри уже имел. Он много почерпнул из учебников и разговоров с Хагридом, и составил четкое мнение.

Шляпа расставила точки над i. Самый престижный факультет — Гриффиндор, самый непопулярный — Слизерин. Когтевран и Пуффендуй — посередине, но Когтевран ценится больше.

Началось распределение, Гарри смотрел во все глаза. Выкликиваемые фамилии: Боунс, Эджкомб, Нотт, Малфой, Лонгботтом, Медоуз — не были для него пустым звуком. Он постоянно встречал эти фамилии на страницах «Истории магии».

Малфой попал на Слизерин, и Гарри усмехнулся. Чего-то подобного он и ждал.

Сам же Гарри решительно собрался убедить Шляпу отправить себя на Гриффиндор — и только на Гриффиндор.

И он знал, что не один такой: одна девочка в поезде, Грейнджер, тоже громко высказывалась в этом духе. И ей вторили Невилл Лонгботтом и Рон Уизли.

Шляпа со скрипом, но выполнила его пожелание — как и пожелания всех вышеперечисленных. Гарри ее поблагодарил. Он попал на Гриффиндор, как и хотел! На факультет, где училась его мама! А Шляпа мрачно повторила, что не хуже он бы учился на Слизерине, но Слизерин Гарри категорически не устраивал.

Заодно, злорадно подумал он, проверим, как выдержит это испытание бессмертное предложение дружбы от слизеринца Малфоя!

…Учеба Гарри понравилась еще больше.

Хотя в первую школьную ночь он не выспался — от волнения, видимо, — ему снился странный профессор Квиррелл со своим фиолетовым тюрбаном. Гарри не помнил сон, но знал, что сон был плохой.

Зато уроки окупили всё. Гарри всегда нравилось учиться, а главное, что у него это хорошо получалось. По крайней мере, так считали раньше его учителя. Он надеялся, что традиция продолжится и теперь. Он очень хотел научиться магии, и к Хогвартсу у него было много вопросов…

Учителя были шикарны. Историю вел призрак, трансфигурацию — кошка, заклинания — карлик-полугоблин, а зелья — сам легендарный профессор Николас Фламель, которому было семьсот лет. Профессор обожал свой предмет, а пока ученики варили зелья, любил рассказывать разные истории из своей жизни, и рассказывал он про Средневековье куда увлекательнее призрака Бинса.

На первом курсе преподавали далеко не все предметы, имевшиеся в Хогвартсе. В Большом обеденном зале, куда Гарри заходил по понятным причинам трижды в день, на завтрак, обед и ужин, все учителя сидели перед студентами за собственным учительским столом, и было их много. Некоторых Гарри не знал. Из тех, кто не вел у них занятия, Гарри сталкивался только с профессором Древних Рун Фрейей Традери, потому что она была деканом Слизерина.

Вскоре Гарри смирился даже со странностями Квиррелла. Он прочел, что эта должность, профессор ЗОТИ, была проклята Лордом Волдемортом, и ни один учитель не мог продержаться на ней больше года. А учитывая, что случалось с несчастными в конце года — в книге приводились за тридцать лет существования проклятия впечатляющие примеры, — удивительно, что на эту должность вообще кого-нибудь нашли. А то, что соискатель, который нашелся и рискнул, оказался, гм… весьма своеобразен, как раз понятно.

И пусть он заикается — может, это его единственный шанс вести предмет, ведь в других школах вакансии заики для преподавания боевой магии не наблюдается.

Гарри слушал, как Квиррелл невнятно повествует о теории Темной магии, и мрачно думал: лучше бы он объяснил, почему Темный маг Волдеморт не смог меня убить!

Но Квиррелл не мог объяснить бы этого при всем желании, Гарри это знал.

Гарри успел прочесть внушительную кипу статей и монографий на свою тему из библиотеки Хогвартса. На первый взгляд, статьи были разные, на самом деле все утверждали одно: что его феномен науке не известен и объяснить его они не в силах. Гарри с иронией подумал, как же это обнадеживает!

Были у Гарри и неудачи.

Был, можно сказать, первый в жизни полный провал.

Провалом стали уроки полетов.

У Гарри обнаружился просто антиталант к летанию на метле, и если он думал, что знает о своих способах свалиться с метлы всё, то на каждом новом уроке он себя удивлял, изобретая нечто новое. Инструктор полетов съязвил, что до появления Гарри Снейпа мир знал 128 способов упасть с метлы, но Гарри изобрел 129-й и 130-й способы, да и 131-й не за горами.

Гарри падал прямо, сбоку, слева, справа и вверх ногами. Когда он шлепнулся последним образом, задрав мантию и явив всему классу нижнее белье, инструктор его успокоил, что это семейное, его папа тоже обожал висеть в подштанниках вверх ногами.

Кроме всего прочего, тренер метловождения невзлюбил Гарри с первого взгляда, и дело быстро стало взаимным.

Впрочем, поучительная история вражды Гарри Снейпа и профессора полетов Джеймса Поттера заслуживает отдельной главы...

Конечно, Гарри не ожидал ничего плохого в тот день, когда первокурсники Гриффиндора и Слизерина собрались на школьном стадионе для своего первого урока полетов.

День был слегка ветреный, дети с нежным здоровьем накинули шарфы или кутались в мантии; и тут на поле спортивным шагом вышел он — тренер.

Он был в легком спортивном костюме и со свистком на шее. Не в мантии. На памяти Гарри, мантию Джеймс Поттер не будет носить вообще, он признает только свой легкий магловский костюм, неизменный зимой и летом. Да, даже зимой — здоровье у тренера было отменное.

Дети облачались в зимние мантии, куртки или пальто, а он смотрел на них смеясь из своего летнего «адидаса», и на его непокрытую голову падал снег. И отпускал шуточки о маменькиных сыночках, которым давно пора научиться сносить капризы погоды, если они хотят стать мужчинами.

— Дохляки, — чеканил тренер и смотрел почему-то на Гарри, плотно завернутого в ватную мантию.

Гарри было неприятно, но он пожимал плечами. Если бы тренер провел, как он, десять зим в чулане под лестницей, посмотрим, как бы он заговорил! А Гарри из-за всяких глупостей свой первый в жизни нормальный теплый плащ снимать не собирается. Он свое отзакалялся.

Но мы удалились слишком далеко от первого дня!

Итак, красивый атлет лет тридцати вышел на поле и велел всем оседлать метлы.

Если Гарри ждал теории и долгих объяснений, то он просчитался.

Все сели, а через минуту полетели в первый раз — и Гарри в первый раз упал.

Ну, не только Гарри. Наверное, всё-таки надо было до полета объяснить подробнее, потому что упало четверо. Две девочки и два парня.

К счастью, над землей они поднялись невысоко и падать было не смертельно.

Тренер спокойно наблюдал, как неудачники поднимаются с земли, отряхиваются и вновь седлают метла. Когда они упали, сверху народ засмеялся, но тренер и не подумал насмешников останавливать. Он сам улыбнулся.

Мальчик-слизеринец, упавший рядом с Гарри, закатал мантию, потому что получил на колене здоровенный синяк. И тогда тренер отличился.

— Первый чистокровный синяк сезона, — сказал он, указывая на мальчика.

Гарри шутка сразу не понравилась.

— Сэр, а что, в чистокровных синяках есть что-то особенное? — спросил сверху один ученик.

Тренер рассмеялся.

— По опыту скажу, что особенное в них то, что от нечистокровных синяков они ничем не отличаются, но никто из слизеринцев мне не верит.

Сверху снова засмеялись, а Гарри подумал, что нашел Плохого Учителя Года. Джеймс Поттер тем временем вещал о своем огромном опыте, о том, что первый Кубок по полетам он заработал в 12 лет и выигрывал их ежегодно, и что любой может увидеть эти Кубки в Зале славы, и вообще он отлично учился и любил побеждать. В это Гарри поверил сразу. Ведь Поттер только что, играючи, отобрал звание Худшего Учителя Года у Квиррелла.

Немного времени спустя Гарри убедился, что профессор Джеймс Поттер ему не нравится. Вообще. Не нравится его стиль преподавания, не нравятся его манеры, не нравится он как человек.

Уроки проходили все одинаково, все по-прежнему — если это можно было назвать уроками, потому что учитель себя не утруждал. На его занятиях по-прежнему много падали, а он по-прежнему над упавшими смеялся. Гарри не любил таких людей.

Он обнаружил вскоре, что Джеймс Поттер в принципе любит посмеяться, но у него дрянное чувство юмора.

Он смеялся над неудачниками и над слизеринцами. Поттер их явно не любил. Однажды, когда слизеринский ученик с чем-то не справился, Поттер отпустил следующую «блестящую остроту»:

— Да чего уж от вас, змеек, ждать. Рожденный ползать летать не может.

Тут не выдержала даже гриффиндорка, круглая отличница Грейнджер:

— Сэр, а разве драконы — не пресмыкающиеся? И при этом они прекрасно летают?

— Вообще-то путь любой бабочки начинается с гусеницы, а растения появляются из полета семян, — негромко добавил Гарри.

— Внемлите все! Мастера полета Грейнджер и Снейп сказали свое веское слово! — отозвался профессор. — Раз так, не откажут ли нам великие показать свое искусство? Не совершат ли круг почета над нами, дабы явить совершенство летания недостойным смертным? Мы просим!

Грейнджер густо покраснела, потому что летала она немногим лучше Гарри.

— Мы просим! — продолжал взывать мастер полетов и зааплодировал.

К нему скоро присоединились ученики — у тренера были поклонники.

— Полетели, справимся как-нибудь, — тихо решил Гарри. — Да выбора нет, иначе этот козел не отстанет.

— Зря ты вмешался, Гарри. Я заметила, что он вообще к тебе придирается, — шепнула Гермиона.

Гарри ничего не оставалось, как коротко признать:

— Вижу.

Они полетели, Гарри упал, и на этом инцидент был исчерпан.

Не для Гермионы.

Если честно, Гарри очень нравился Хогвартс. Нравилось там жить и учиться, нравилась свобода — здесь над ним не висят Дурсли, он сам себе хозяин.

И он был здесь одним и лучших учеников. Не лучшим — это он понял со второго взгляда на Гермиону.

Он видел таких девчонок в своей прежней школе, и сразу отставил тщетные надежды. Гермиону ему не перегнать.

Он неплохо учится, в первой тройке с Драко Малфоем и Грейнджер, — и ладно. Ему не достичь большего.

Собственно, он просто не способен относиться к учебе так серьезно, как Гермиона и Драко. Он не способен пять часов торчать в библиотеке, чтобы найти ответ на примечание к третьей строчке хрестоматии из списка дополнительной литературы. Он не способен написать реферат на 20 листов, когда достаточно десяти. Он не способен вызубрить наизусть раздел учебника, если можно его просто прочитать и пересказать. Он не способен рыдать над «превосходно» с двумя плюсами вместо ожидаемых трех.

Он, конечно, очень благодарен Хогвартсу и его образованию, это здорово, но школа — еще не всё в жизни. В принципе, для тех, кто живет настоящей жизнью, школа имеет в мире очень-очень скромное место. А переживать из-за оценок или козлов-учителей — вообще мазохизм. Или хуже того — детский сад.

Гермиона после следующего урока, на котором Поттер высказал предположение, что понял природу падений Гарри, и она заключается в том, что у Гарри аномальная сила притяжения к Земле, раз в десять больше стандарта, — подошла к Гарри и заявила:

— Гарри, профессор Поттер к тебе придирается.

— Спасибо, Гермиона. Я знаю, — сказал Гарри. А что еще он мог ответить?

— Гарри, ну это же нельзя так оставлять! С этим нужно что-то делать, — заявила Гермиона, очень трепетно относившаяся к чувству справедливости.

Гарри пожал плечами.

— Можно пойти к Макгонагалл. Она наш декан, она должна разобраться. Можно сразу к директору. Можно пожаловаться в Попечительский совет…

«… а еще в Страсбург и ООН, » — подумал Гарри.

Он посмотрел на наивное, разгоряченное девичье лицо и вздохнул. Детский сад. Нет, Поттер козел, и если Гарри представится возможность сделать ему гадость, он сделает. Но зачем привлекать массу народу? Придет время — разберемся, на двоих, без всякого совета и огласки. Большего Поттер не стоит.

Но не объяснять же это наивной девочке?!

Гарри попытался отвлечь Гермиону.

Он стал убеждать ее, что в главном Поттер прав: полеты не для него.

У Гарри была единственная претензия к метле: он не понимал, как и чем на этой штуке сидеть. Как вообще на ней сидеть можно, потому что раньше он наивно полагал, что пребывания на чем-либо сидя нужно сиденье.

А как сидеть на тонкой как шпагат, скользкой палке?

Он совсем не против полетов — летающих велосипедов… санок… обычной доски, в конце концов. На них сидеть можно. А на метле, он считает, нельзя.

Или можно — если кто-либо догадается приделать к ней седло.

Ведь метла не просто парит на месте, она двигается! И быстро! Она маневры крутит — а как удержишься, когда опираться нечем?

Полеты — так летают не только на метле. На тех же драконах, или гиппогрифах, или фестралах. Там седалище обширное, и этот способ он понимает.

А ведь на мышах, например, никто не пытается летать? Никто себя крутым не считает? У мыши площадь сидения примерно та же, что и у метлы. Но сказать, мол, давайте полетим на летучих мышах, — засмеют. Там сидеть не на чем. А на метле они считают, есть чем?!

На этом рассуждении Гермиона рассмеялась, и Гарри решил, что уболтал ее.

Зря.

Две недели спустя Гермиона зажала Гарри в углу гриффиндорской гостиной и потребовала серьезного разговора. Наедине.

Лицо у Гермионы сияло предвкушением, как у Эркюля Пуаро перед финальной сценой, в которой все герои просят знаменитого детектива рассказать, как же он поймал преступника. Долго и подробно.

— Я выяснила, почему профессор Поттер придирается к тебе, Гарри! — возвестила Грейнджер. — Я провела целое расследование. Смотрела старые газеты, школьные архивы… В общем, я выяснила!

— Спасибо, Гермиона, — кротко сказал Гарри.

— Гарри, ты должен всё знать, и потом мы пойдем к Макгонагалл. В общем, это даже возмутительнее, чем то, что я думала! Всё настолько хуже… Ну, я расскажу подробно.

Гарри вспомнил, сколько страниц занимали подробные объяснения Пуаро, и вздохнул.

Они заперлись в пустом классе, и Гермиона начала:

— Сначала… Что вообще ты знаешь о профессоре Поттере, Гарри?

— Гермиона, давай так: ты всё расскажешь, а потом я буду комментировать, — предложил Гарри.

Гермиона просияла.

— Значит, так. Ты, конечно, знаешь, что профессор Поттер — гриффиндорец, герой войны и член Ордена феникса? Я видела, как ты смотрел об этом в библиотеке. А ты знаешь, что он учился в Хогвартсе одновременно с твоими родителями? Они все вместе поступали и вместе закончили. Он и твоя мама поступили на Гриффиндор, а твой папа — на Слизерин.

— Я в курсе, — сказал Гарри.

— Зато ты не в курсе, что Джеймс Поттер с самого начала враждовал с твоим папой! Они всё время соперничали. Джеймс Поттер был очень популярным, одним из лучших учеников, и твой папа прекрасно учился, не хуже его. Но он был слизеринец, а Поттер — гриффиндорец, и Поттер еще тогда был предубежден против слизеринцев…

— Сейчас тоже, — сказал Гарри.

— У Поттера были друзья, они образовали свою компанию — Мародеры. Так они себя назвали. Там был Сириус Блэк — тот самый, что предал твоих родителей, и Питер Петтигрю, который героически погиб, пытаясь его задержать, и еще некий Ремус Люпин. Знаешь, они постоянно нарушали правила и хулиганили! Я специально просмотрела архив мистера Филча — он ведет картотеку всех школьных наказаний, за все 30 лет… Картотека просто в ужасном состоянии, не каталогизирована, вся в пыли…Прости, я отвлеклась…

— Ничего, — сказал Гарри.

— Так вот, они все ненавидели слизеринцев, всё время им пакостили. Например, одному ученику вдвое раздули голову… А особенно они доставали твоего отца. Они постоянно устраивали ему пакости! Все 7 лет, что учились вместе. Они такое выдумывали… Однажды повесили его вниз головой перед школой и сняли трусы.

Гарри промолчал.

— Понимаешь, это психология. Они его страшно ненавидели. Блэк — он на деле это доказал, а Блэк был лучшим другом Поттера, представляешь? Это очень сложно. В общем, я думаю, что Поттер даже сейчас не выносит твоего отца и перенес свое отношение на тебя.

Гарри не стал комментировать.

— Это возмутительно. Я думаю, Макгонагалл такого не пропустит! Третировать ученика из-за старой школьной вражды с его отцом… Знаешь, в моей магловской школе за такое просто бы судили. Тут еще момент: я смотрела школьные фотографии, знаешь, ты очень похож на своего отца. Очень. Он в школе был таким, как ты. И вот Поттер всякий раз, как смотрит на тебя, на самом деле видит его и воскрешает прежнюю неприязнь. Это очень типично в книгах по психологии…

Гарри подумал, что придушил бы всех психологов.

— Тут всё очень сложно. Ты ведь заметил, какой Поттер нервный и агрессивный? Он кажется успешным и неунывающим, но зачем он тогда срывается на студентах? Понимаешь, если б он был действительно счастлив и весел, он бы не кидался на тебя. А он кидается. Я поняла, почему! Поставь себя на его место, Гарри. В школе он был королем, лучший ученик, одни победы и Кубки, куча девушек. Он думал, что его с друзьями ждет блестящее будущее. А что на самом деле? Они в жизни проиграли, а их противник Снейп выиграл, и это их убило. Снейп — знаменитость, ему ставят памятники и пишут книги, он погиб как герой. А друзья Поттера и он сам оказались на обочине жизни. Лучший друг Поттера оказался слугой Сам-Знаешь-Кого, предателем, по его вине погибло много людей! Много друзей того же Поттера! Он получил пожизненное в Азкабане — представляешь, как себя чувствовал Джеймс? И из-за него погиб Питер Петтигрю. Знаешь, я прочла, что Мародеры совсем не ценили Петтигрю, смеялись над ним, а он оказался героем. Такая переоценка ценностей. А Ремус Люпин, говорят, до сих пор не может найти работу и совсем опустился…

«Нет, психологов лучше сжечь,» — подумал Гарри.

— И вот Поттер в 30 лет — кто он? Он король мира? Он чемпион и герой? Нет, он простой учитель, и одинокий. Он даже не женат. Он ничего не достиг, всё лучшее осталось в прошлом. В школьные годы. Ты заметил, что он постоянно ими хвалится? Ведь больше ему хвалиться нечем. Я думаю, в школе он ждал, что победит Сам-Знаешь-Кого, что совершит подвиг, а Сам-Знаешь-Кого победил ты — и твой отец. Твои родители трижды бросали вызов этому Магу! Они были великими героями! А Поттер ничего не добился… Война кончилась, а он так и не нашел себя. Он зол на весь мир, и тут попадаешься ты. И он вымещает свою злобу на учениках, особенно на тебе.

На этом Гермиона выдохлась.

Наконец-то...

Ах, Гермиона, Гермиона… Ты хорошая и правильная девочка. Читаешь много книжек… Не пропускаешь ни одного урока…

Не в этом ли всё дело? У тебя не было желания пропускать уроки, никогда, как у меня. Потому что тебе не приходилось думать, что школа — единственное время, когда над тобой не стоят Дурсли, когда ты свободен. Ведь дома постоянно кто-то из них следит за тобой, а тетя Петунья вообще не работает.

И ты идешь в школу с надеждой прогулять что-то, выйти на улицу, пройтись по городу хоть на пару часов — а другой возможности нет.

И без глупостей, ведь у тебя нет денег.

Просто выйти и быть собой. Самому себе хозяином.

И осторожно, чтобы учителя не настучали домой и Дадли не заметил.

А приходилось ли тебе, Гермиона, изобретать тысячу предлогов, чтобы сделать это? Исхитряться в борьбе за себя каждый день? Приходилось ли однажды, когда Дадли всё-таки заметил, стирать ему память?

Да, так и было. И здорово, что Гарри это удалось. Хотя копаться в мозгах Дадли и подчищать их было так противно…

Поэтому Гарри так любит Хогвартс — здесь он свободен. После уроков можно гулять хоть до следующего утра. Есть замок, лес, озеро, поля, железная дорога и волшебная деревня.

И если бы тебе пришлось пройти через всё это, тебе были бы до лампочки все мелкие козни учителей и все заумные теории-психологии.

Ты бы из этого давно выросла.

Гарри очень любил после уроков заходить к Хагриду.

Хагрид брал его с собой в немыслимые места, куда одному Гарри путь был бы заказан.

Хагрид показывал ему огороды, загоны с волшебными животными, Хагрид кормил кальмара в большом озере и совершал путешествия в Хогсмид и Запретный лес.

И Хагрид всегда был рад Гарри. Он не жалел времени на разговоры, он впихивал в Гарри свой ужин и вообще всякий раз не отпускал бы его в замок без подарков, будь на то его воля!

Поэтому иногда Гарри возвращался от Хагрида довольно поздно.

В тот вечер накануне Хеллоуина Гарри шел, как он считал, совсем не поздно. Всего в восемь часов.

В руках у него были цветы тысячецветника, которые они с Хагридом только что нашли и которые очень бы порадовали профессора Стебль, но дойти до теплиц Стебль ему не было суждено.

— Снейп! С-с-снейп… Я так и знал. Пррргуливаем после отбоя, значит? Минус п-п-пдсят Грфндорру, — сказал за спиной Гарри, проходившего мимо школьного стадиона, знакомый голос.

Голос был знакомый, он принадлежал профессору Поттеру, а вот слова были оригинальны. Профессор Поттер стоял, прислоняясь к стенке сарая для метел, и вместе сараем задумчиво покачивался в порывах ветра.

— С-с-нейп. После шсти вне замка находиться запрщно, — информировал Поттер.

— Да, сэр.

— Отрбтка. Иди в мой кабинет и натри там все кубки. Чтб блстели.

— Да, сэр, — сказал Гарри примиряюще. — Уже иду.

Где же дорогой профессор успел так набраться, подумал он. Поспешил начать отмечать Хеллоуин?

Гарри прикинул, стоит ли идти на отработку. С одной стороны, есть шанс, что мертвецки пьяный человек о нем просто забудет, а с другой — если нет, то злить его сейчас не стоит. Гарри рискнул пойти.

В любом случае, палочка при нем. Если пьяный Поттер что-либо выкинет, всегда можно его вырубить.

Гарри дочищал четвертый кубок, когда в кабинет всё-таки ввалился Поттер. Он открывал большую бутылку огневиски и уставился на Гарри так, что стало ясно: он совершенно забыл о присутствии свидетеля.

— Вы назначили мне отработку, сэр, но я, кажется, перепутал время, — быстро сказал Гарри. — Разрешите, я дочищу их завтра, а сейчас пойду?

Поттер глубоко и надолго задумался.

— Тогда я пойду, сэр, — сказал Гарри и дошел почти до середины кабинета.

Увы, именно тогда Поттер надумал.

— У тебя глаза твоей матери, — сказал он.

Интересное начало.

— Знаешь, что завтра за день?

— Хеллоуин, сэр.

— Знаешь, что будет на Хеллоуин?

«На Хеллоуин будет десять лет как Волдеморт убил моих родителей, и спасибо тебе за тактичное напоминание, » — про себя подумал Гарри, а вслух сказал:

— Это праздник в канун Дня всех святых, с маскарадными костюмами и большим пиром, сэр.

— Значит, ты не знаешь, что такое Хеллоуин, — сказал Поттер. — Именно ты. Надо же.

— Я могу идти, сэр?

— У тебя глаза твоей матери, — повторил Поттер.

— Вы уже говорили, сэр.

Тут Поттер рассмеялся.

— Говорил?! Да что ты об этом знаешь…

Он взмахнул палочкой, и из стола в его кабинете вылетела огромная кипа фотографий.

— Смотри, — сказал Поттер и первый схватился за снимки.

Гарри рискнул посмотреть. Это были фотографии со школьных времен Джеймса Поттера — общие групповые снимки курса Гриффиндора и много отдельных; в той или иной мере на каждом снимке присутствовала Лили. Там были большие фотографии Лили и маленькие, одиночные и в компании, в разных ракурсах и даже во время СОВ. На некоторых Лили была с Джеймсом, чаще без него, с другими гриффиндорцами. Своего отца Гарри на снимках не нашел, да и не искал — он знал, что отец был слизеринцем и на групповых снимках Гриффиндора ему делать нечего.

А вот Лили везде была. Она действительно выделялась в любой толпе. Она умудрялась приковать на себя внимание на любом снимке. Лили была ослепительна.

— Вот какой она была, — сказал Поттер. — Красавица.

С этим Гарри согласился от всей души.

— Она училась лучше всех. Она всегда смеялась. Она ничего не боялась, никогда. Ее все уважали… Ей делали столько предложений…

Поттер вновь углубился в фотографии. Кажется, психологи и Гермиона были правы: он явно жил прошлым.

— Я спас жизнь твоему отцу, — вдруг сказал Поттер. — Ты знал?

— Нет, сэр. Спасибо.

— «Спасибо»… — Поттер снова засмеялся. — Твой отец попал к оборотню, а я его вытащил. Нам было по 16.

— Я очень благодарен вам, сэр.

— … и каждый Хеллоуин я вспоминаю об этом, — продолжал Поттер, словно не слыша, — и думаю, что если бы я этого не сделал, твоя мать могла бы сейчас быть жива.

Гарри решил, что с него хватит.

Поттер, глядя в фотографии смеющейся Лили, тем временем продолжал:

— Она бы не вышла за Снейпа, не попалась в лапы Сам-Знаешь-Кого и была бы сейчас жива. Она могла бы жить долго и счастливо… Если бы не твой отец… Где бы ты ни был, Северус Снейп, будь ты проклят! Это из-за тебя… Всё из-за тебя… Это ты ее втянул в беду. Я всегда был против, чтобы Лили с ним дружила. Я ей говорил, что он нее до добра не доведет. Его темные делишки, Сам-Знаешь-Кто, вечные слизеринские банды… Почему она не слушала?! Что она вообще в нем нашла? Урод… А ведь у нее был такой выбор…

Гарри нашупал палочку, не сводя взгляда с пьющего Поттера, и ему стало спокойнее.

— И теперь она погибла. Из-за него. И из-за тебя! — рявкнул Поттер, махнув в сторону Гарри. — Если бы она вышла за другого, родила другого ребенка, Сам-Знаешь-Кто не окрысился бы на них, ты знаешь? Всё из-за Снейпа! Из-за вас… А если бы вас не было, она бы вышла за меня, я ей нравился, точно, и мы жили бы сейчас в Годриковой впадине, в моем доме, и воспитывали детей, много детей, и были бы живы и счастливы… И у нас родился бы сын не такой, как ты, уж будь уверен… Красавец… Летал бы как птица… И не было бы никакого Сам-Знаешь-Кого, никакого Хеллоуина!

Профессор Поттер швырнул полную бутылку виски об стену, уронил голову на руки и зарыдал.

Он рыдал, забыв о существовании Гарри, который упорно смотрел на него своими удивительными зелеными глазами.

Затем Гарри бесшумно подошел к Поттеру вплотную, Поттер постанывал, не поднимая головы, и его не заметил.

Гарри возложил ему на лоб ладонь, как некогда сделал с Дадли, напрягся и тихо сказал:

— Забудь.

Рыдания Поттера стихли, он расслабился и уснул.

Когда он проснется, он уже не вспомнит ни трагического разговора, ни того, что Гарри был здесь сегодня вечером.

Гарри аккуратно отлевитировал снимки обратно в стол, взглянув на лучшую фотографию Лили на прощанье. Лили была там в венке из ромашек, явно украденных в теплицах Стебль, ее глаза сияли, и она смеялась.

Гарри запер стол и тихо вышел из кабинета.

Дверь замка была еще не заперта, и Гарри легко пробрался в хижину Хагрида.

— Извини, что вернулся, — сказал Гарри. — Помнишь, ты показывал мне букет антизапойных трав? Возьми немного. Профессор Поттер у себя в кабинете и очень бы оценил такую заботу…

— Ах, тролли мне в глотку! — ахнул Хагрид, всплеснув руками. — Опять напился? Спасибо, Гарри. Садовая моя голова! Сегодня ж канун Хеллоуина, как я мог забыть! Ты не серчай, Гарри, он всегда напивается под Хеллоуин, бедняга… Спасибо, что заметил…

— Так ты зайдешь к нему, Хагрид? — упорно спросил Гарри, загадочно блестя глазами.

— Спасибочки, Гарри, сейчас и зайду!

Хагрид подхватил веник трав и вышел, заодно он проводил Гарри до башни Гриффиндора.

Там они простились.

Хагрид направился в кабинет учителя полетов, и Гарри долго глядел ему вслед.

Он только что открыл тайну свежих белых лилий на могиле Лили Снейп.

Crazy — англ. "безумный"

— — — — — — — — — — — —

Если профессор Поттер стараниями Гарри проспал ночь перед Хеллоуином крепко и сладко, то сам Гарри такими успехами похвастаться не мог. Видимо, вместе с магией он передал Поттеру свою удачу.

Вообще Гарри в Хогвартсе часто спал плохо, ему снились кошмары и всякое другое, а днем бывало, что резало в шраме и сильно болела голова. Всё это ему не нравилось.

Хотя Гарри никогда не помнил своих снов, он знал, что они были.

Нынешней же ночью он получил уникальный шанс узнать свои кошмары — его разбудили на середине сна, и он всё запомнил.

Перед его кроватью стояли в ряд товарищи по комнате — оказалось, он стонал во сне и всех перебудил.

В отместку они растолкали и его.

Невилл Лонгботтом прибавил, что заметил: Гарри не в первый раз кричит во сне, но до этого Невилл молчал, потому что было не так громко.

Прелестно, подумал Гарри. Десять лет продрых в холодном чулане без задних ног, ничего не болело и не снилось. А стоило перейти на теплую кровать и мягкие перины, как сон пропал и кошмары одолели! Нет, в словах профессора Поттера о пользе спартанского образа жизни что-то есть…

Такими темпами скоро придется идти в больничное крыло за успокоительным. Дожили.

К счастью, вторую часть ночи Гарри проспал без кошмаров, и утром проснулся вполне отдохнувший.

Некстати он вдруг вспомнил свой ночной кошмар, и это не принесло ему удовольствия.

Ему снились крики, яркие зеленые вспышки и леденящий хохот. В подробности Гарри влезать не хотел — он слишком часто встречал выражения «зеленые вспышки», «бесчеловечный хохот» и «крики жертв» в статьях о Волдеморте и о себе. Он не хотел думать, что ему снилось. Да и не могло ему это снится, в самом деле. Когда Волдеморт пришел к ним, Гарри было всего год. Он просто не мог понять, что происходит, и не мог этого запомнить!

Но раз ему это снится…

Да уж, Волдеморт во всем сделал его аномальным…

Хеллоуин в Хогвартсе отличился.

Посреди развеселого пира в Большой зал ввалился всклокоченный Квиррелл, вскричал срывающимся голосом:

— Тролль! Тролль в подземелье!

И упал в обморок.

Праздник свернули, началась срочная эвакуация студентов, учителя побежали ловить тролля в подземелья.

Нет, уникальный у нас учитель Защиты от Темных Существ, думал Гарри. Наш главный защитник от троллей, который при виде тролля падает в обморок.

Тут Гарри вспомнил, что Квиррелл хвастался на уроке, будто тролли — его непосредственная специализация в Темных Искусствах и он с детства мог справиться с любым троллем, одним взглядом, — и совсем развеселился.

К вечеру объявили, что порядок восстановлен и тролля поймали. Причем, храбрый Квиррелл даже местопребывание тролля не смог назвать правильно. На самом деле Тролль шастал по третьему этажу. Подумаешь, ошибся в оценке на четыре этажа плюс-минус трамвайная остановка…

Итак, студентам объявили, что чрезвычайное положение снято и они свободны. Гарри рысью помчался к Хагриду.

Хагрида в хижине не было, и пришлось его ждать довольно долго.

Заявился Хагрид мрачный и усталый.

По его объяснениям, он успокаивал собачку, живущую на третьем этаже. Собачка перевозбудилась от появления тролля, Хагрид с трудом успокоил ее.

Собачка всё порывалась сорваться с цепи, поискать тролля по всему замку, найти и разорвать. Она бы так и сделала, собственно, как только увидела тролля, но тролль от нее позорно сбежал.

— Ты только не ходи сам туда, на третий этаж, Гарри, — предостерег Хагрид. — Уж я с Пушком сам справлюсь. Хороший пес, да больно строгий. Чужих не признает — настоящая сторожевая собака! Ты слышал небось, что в этом году вам ход на третий этаж заказан? Дамблдор на пиру в начале года говорил. Так это из-за Пушка. Я уж думал-думал вас познакомить, тебя бы он признал, да всё раздумываю…

— Не беспокойся, Хагрид, раз запрещено, то и не надо, — быстро сказал Гарри.

Он прекрасно вспомнил, как директор выразился, что все, кто не желает закончить жизнь мучительной смертью, пусть обходят стороной третий этаж. И Гарри был с ними согласен. Он достаточно прочитал про троллей, чтобы не иметь ни малейшего желания познакомиться с милой собачкой, способной трехметрового тролля напугать и разорвать!

Гарри, тем не менее, не смог удержаться от комментариев.

— А профессор Квиррелл хорош. Падать в обморок при виде тролля! Так перепугался, что даже место, где его искать, назвать не смог. А он еще врал, что с троллями шутя справляется…

— Ты вот что, Гарри: никогда не суди о людях сгоряча, — строго оборвал его Хагрид. — Квиррелл говорил чистую правду, уж я знаю его подольше тебя! Я ж его, можно сказать, одиннадцатилеткой помню… Все вы так проходите передо мной, я здесь за полвека кого только не видал… не провожал…

Я отлично помню Квиррелла. Ему лет 12 было, когда взглядом он таких троллей укладывал, что тебе и не снились! Настоящий талант.

Жаль, что ты не застал его таким, Гарри. Ты не смотри, что сейчас, еще полгода назад совсем по-другому было!

Он же года три как преподает в Хогвартсе. Как Хог закончил, так здесь и остался, и преподавал он отлично! Ученики его обожали, и с нами, коллегами, он был лучший приятель... Правда, ЗОТИ он преподает сейчас первый год, раньше-то магловедение было… Ну да неважно.

Он был отличный человек, Гарри, и никакого тюрбана не носил, и чесноком не обвешивался! Уж поверь мне.

Это его в экспедиции летом сглазили. Точно говорю. Еще в июне был нормальный парень, а как кончился год, поехал он на лето в эту распроклятую экспедицию, и вернулся уже сам не свой…

Гарри слушал, не веря своим ушам.

— Ты говоришь, Хагрид, что весной профессор Квиррелл был нормальным человеком и преподавал магловедение, а летом он возвращается из экспедиции заколдованный, заявляет, что будет преподавать другой предмет, ведет себя немыслимо странно, и его допускают к занятиям?! И никого вообще это не беспокоит?!

— Ты просто не видел всего в нашем мире, Гарри, не привык еще, — сказал Хагрид. — Пройдет годик, и сам перестанешь удивляться. У нас и не такое бывает. Вот не знаешь ты одну чиновницу из Министерства, Берту Джоркинс — вот кто точно со странностями! И ничего, в самом Министерстве работает… На ответственной должности, между прочим… Говорят, справляется. А про школу ты заранее не суди: Дамблдор как Квиррелла увидел, так осмотрел, разговор личный имел с ним в кабинете… Да если б Квиррелл был опасен, директор на пушечный выстрел бы его к школе не подпустил! Будь уверен, Гарри. Дамблдор свое дело знает. Если он считает Квиррелла безопасным, значит, так и есть.

Гарри промолчал.

— Но лучше б Квиррелл не совался в леса Албании, твоя правда. Все говорят, что последнее время там нечисто…

— Квиррелл летом был в лесах Албании? — переспросил Гарри.

Хагрид кивнул, и Гарри чуть не пропустил удар сердца. В лесах Албании, как он читал в очень многих статьях, было еще как нечисто — там предположительно скрывался Волдеморт.

При имени Волдеморта в глазах Гарри потемнело, и шрам просто взорвался. Он покачнулся, услышал крик Хагрида:

— Мерлин мой, Гарри, ты ж упадешь сейчас!

— У меня всё в порядке, Хагрид, — хрипло сказал Гарри.

Он соврал. У него было всё совсем не в порядке. После мысли о Волдеморте, на которую так неожиданно отреагировал шрам, Гарри стало по-настоящему страшно.

Cryin' — неувядающий хит рок-группы Aerosmith

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — -

— Гарри, ты так и собрался всю ночь просидеть над расчетами? Диссертацию пишешь?

— Да что ты вообще пишешь? Цифры, даты какие-то…

— Это не диссертация. Мадам Помфри просила вспомнить, сколько раз и когда у меня болела голова, — без запинки соврал Гарри.

И соврал почти правду — за исключением того, что он никогда не ходил к мадам Помфри.

Но Гарри делал то, что сказал: он старался точно вспомнить, когда в течение этого года ему снились кошмары и болел шрам, и был ли он в тот день поблизости от Квиррелла.

Результаты выглядели очень интересными.

«Да если б Квиррелл был опасен, директор на пушечный выстрел бы его к школе не подпустил! Будь уверен, Гарри. Дамблдор свое дело знает.»

Гарри вспомнил эти слова и усмехнулся. Не стоило Хагриду ссылаться при нем на авторитет Дамблдора. Дело в том, что Хагрид очень любил вспоминать, как когда-то по приказу Дамблдора забрал Гарри с развалин его дома и привез Дурслям. Он рассказывал об этом Гарри не меньше десятка раз.

И когда Хагрид с умилением доходил до момента, как его у порога Дурслей поджидали Макгонагалл и директор, и как …

— … Дамблдор-то настаивал, чтоб тебя здесь оставить, а профессор Макгонагалл никак не соглашалась. Ох чуяла она, что Дурсли тебе добра не желают, и Альбусу так и сказала: жуткие они маглы, эти Дурсли, нельзя ребенка у них оставлять. Да Альбус ее переубедил…

Нет, не подозревал Хагрид, что всякий раз в этом месте у Гарри сжимаются кулаки и он цедит про себя:

— Так вот кому я должен сказать «спасибо» за свое счастливое детство.

Не знал Хагрид, что авторитет директора Дамблдора у Гарри изначально был нулевой. Нет: гораздо ниже нуля…

Три дня тщательных расчетов и рассуждений — и Гарри больше не сомневался, что Квиррелл устроил на Хеллоуин спектакль, и устроил его намеренно.

Хагрид говорит, что Квиррелл с детства управлял троллями и нисколько их не боялся. А если предположить, что так оно и есть? Что Квиррелл по тайным причинам пытается всех убедить в обратном, но на самом деле все его способности управлять троллями сохранились?

Факты таковы: он выпустил тролля, послал на третий этаж и попытался отвести от тролля внимание, направив всех на ложный след. Пока народ гоняется за троллем по подземельям, тролль выполняет задание Квиррелла на третьем этаже и возвращается, чтобы его «поймали и укротили».

Очень интересно. Квиррелла явно интересует третий этаж. Запретный третий этаж — в этом году (какое совпадение) третий этаж тоже не такой, как всегда.

Туда нельзя никому, кто не хочет умереть мучительной смертью. Что же там творится? Зачем там сидит «строгий пес», «настоящая сторожевая собака» Пушок, способная разорвать трехметрового тролля? От кого она всех отгоняет и что сторожит?

Гарри вздохнул и принял решение.

Через пару минут он уже стучался к Хагриду со словами:

— Знаешь, я думаю, что хочу познакомиться с твоей собачкой. Я всегда любил собак, в Литтл-Уингинге даже подкармливал одну. Я думаю, что справлюсь. Всё-таки я гриффиндорец, и мне стыдно бояться какой-то собаки!

Хагирид просиял:

— Я знал, что рано или поздно ты так решишь, Гарри! Пушок — чудный пес, он должен тебе понравиться. Значит, приходи после уроков в понедельник, я всегда в это время ей еду подбрасываю. Захвати мясо какое или лакомство побольше— она мясо страсть как любит, — и пойдем!

Знакомство с собачкой Гарри запомнил надолго.

Хагрид вел его по коридорам тайно и с оглядкой. Оба знали, что если их застукают, им не поздоровится.

Успешно зайдя на третий этаж, Хагрид шумно выдохнул и пару минут постоял, спуская напряжение после их шпионской вылазки. Затем он проверил мясо, сжал ведро с водой и нервно сказал:

— Значит так, Гарри. Слушай меня, делай как я и всё будет в порядке. С Пушком справится и дитя малое, да тут есть одна хитрость. Смотри!

Хагрид набрал в легкие побольше воздуха и … запел.

У Гарри чуть не отвисла челюсть. Он пожалел, что не имеет кинокамеры, как Дадли, что запечатлеть для памяти дивный момент: суровые своды замка, страшного бородатого великана и то, как он самозабвенно орет, безбожно фальшивя ритм и слова:

— I was cryin' when I met you

Now I'm tryin' to forget you

Love it sweet misery…

— Знаешь эту песню, Гарри? — спросил Хагрид, когда допел первый куплет и перевел дух. — Она вроде магловская, очень известная… Пушок ее страшно любит… И мне нравится, напевная такая, громкая…

— Знаю, Хагрид, — сказал Гарри.

— Значит, ты сможешь мне подсобить ее петь? Тут такое дело, — объяснил Хагрид. — Пушок, он от пения сразу успокаивается. Смирный становится — ребенок с ним справится, говорю же. И эту песню он очень любит. В общем, нужно всё время петь, пока мы у Пушка будем, и тогда мы горы свернем. И лоток сменим, и еду оставим… А так, без пения, даже я к нему подходить страшусь. И трудное дело: петь и чтобы в то же время воду лить, миску чистить… А петь не прекращай, пока мы от Пушка на два коридора не отойдем, запомни это! Петь не кончай ни на минуту! Так ты мне здорово поможешь, Гарри.

«Милая собачка,» — подумал Гарри еще раз.

Он собрался, переглянулся с Хагридом и они дружно грянули второй куплет.

На припеве к ним издали присоединился Пушок.

Странная троица весело пела знаменитую песню, каждый по мере своих сил, и исполнение было явно уникальным. Маленький мальчик, великан, которому медведь на ухо наступил, и Собака Баскервилей.

Гарри честно признал, что собака пела лучше всех.

Собака была прекрасна.

Пока Гарри пел, Хагрид менял ей лоток и ставил еду, осматривал пса на предмет всяких случайных повреждений и слегка подмел коридор.

Потом он присоединился к Гарри, и они покинули гостеприимный коридор. Пес мирно спал под музыку, и Гарри считал, что он достойнее любого тролля мог бы занять место в школьном курсе Защиты от Опасных и Темных Существ.

Пес уснул примерно на третьем куплете и больше не просыпался. Пара на всякий случай не прекращала петь, пока не вышла с третьего этажа на площадку лестницы.

— Спасибо, Гарри! — сказал Хагрид умиленно. — Ты мне здорово помог! Жаль, что так трудно от всех скрываться и ты не сможешь каждый день ходить сюда…

— Прости. Хагрид. Наверное, не смогу, — ответил Гарри. — Но я попробую. Еще хоть пару раз…

— Смотри, Гарри. Главное, не нарывайся на исключение из школы, — встревожился Хагрид. — Ты мне здорово помог, но я и сам справляюсь…

— Это тебе спасибо, Хагрид. Ты тоже очень помог мне, — сказал Гарри.

Он не лгал.

Он нашел то, за чем приходил.

Пес сидел на люке.

Итак, пес нечто охраняет. И это «нечто» имеет огромную важность для Квиррелла — а предположительно, для Волдеморта. Понятно, для кого Квиррелл теперь старается.

И с этим надо что-то сделать.

Поговорить с кем-то из учителей, что ли? Не все же отмахнутся от его подозрений так, как Хагрид. Кто-то может и прислушаться.

Кого бы выбрать…

Профессор Фламель, например. Уж он точно не будет ослеплен мудростью Дамблдора, потому что он Дамблдора мудрее и старше. Ему 700 лет, директор наш перед ним как мальчишка.

Хорошая мысль. Надо будет попробовать…

А лезть в люк и выяснить, что там и от кого охраняется, Гарри не собирался. Он не хотел умирать мучительной смертью. Ценность, которая была спрятана там, раз она охраняется от Волдеморта, зачарована от посторонних явно не только милой собачкой. В люке могут спрятаться сюрпризы не хуже.

Размышления Гарри прервал негромкий смех — это Малфой на задней парте зачитывал с выражением Крэббу и Гойлу свое письмо родителям. Он писал им каждую неделю. Сейчас он очень талантливо описывал, что знаменитый Гарри Снейп летает, как топор.

Малфой Гарри никогда не нравился.

Не зря он не выдержал первую же проверку на вшивость. С тех пор как Гарри распределили на Гриффиндор, Малфой больше не подходил к нему. Его предложения дружбы рассеялись, как дым. Впрочем, Гарри чего-то подобного и ожидал. Он всегда настраивался в людях на худшее.

Малфой всё время их совместной учебы вел себя безобразно. Он очень низко оскорблял семью Уизли, а Рон Уизли был Гарриным соседом по комнате, и Гарри считал его приличным парнем.

Он постоянно задевал маглорожденных, особенно Гермиону Грейнджер, и ругательства были нецензурными. «Грязнокровка».

Он мог куснуть и самого Гарри, а когда Гарри падал с метлы, смеялся очень громко.

Его не смущало, что на тех же уроках полетов Гарри и Гермиона не раз защищали слизеринцев перед инструктором Поттером, и останавливали его, когда он зарывался.

Неблагодарный зарвавшийся хомяк этот Малфой, который считает себя лучше всех, потому что он всех богаче.

Который считает себя вправе сказать Рону, что Рон бедняк и на помойке родился. Ну-ну. А где тогда родился Гарри Снейп? Страшно сказать.

Крэбб опять заржал, прикрывая рот рукой.

Гермиона сердито оглянулась с первой парты. Наверное, в следующий раз она спросит: «Крэбб, извини, у нас вообще-то урок идет, и мы с нашим уроком тебе читать не мешаем?»

— С-с-соблюдайте тишину, м-м-мистер Крэбб, — выговорил Квиррелл.

Крэбб не обратил никакого внимания. Авторитет Квиррелла у учеников равнялся нулю. Собственно, и сам Гарри только делал вид, что слушает его, а на самом деле погрузился в свои размышления.

Квиррелл отвернулся.

Гарри старательно таращился на его тюрбан, как прилежный ученик, не сводящий глаз с любимого учителя.

И окончательно выбрал для решающего разговора профессора Фламеля. Гарри подумал, что сегодня же зайдет к нему поболтать о Квиррелле.

То, что произошло дальше, было слишком быстро и необъяснимо.

Шестое чувство швырнуло Гарри вниз со скамьи, под парту, руки сжали палочку. Позже он вспоминал, что уловил словно сигнал опасности. Ему показалось, что Квиррелл только что прочитал его мысли, пришел в ярость и решил напасть на него.

Как мог Квиррелл прочитать мысли, если он стоял к Гарри спиной, мальчик не задумался. Вопросы будут потом.

Гарри упал на пол — и мгновенье спустя на него накатила волна слабости. Его что-то придавливало, лишало сил, пыталось одолеть — а он начал сопротивляться.

В следующий миг он чудом заметил, что ножка парты развернулась для удара, и откатился. Парта промазала.

Он вылетел из-под парты в проход — вовремя, потому что парта просто рухнула вниз…

С ближайшего стола на Гарри спикировал тяжелый учебник, и он снова откатился.

Весело.

— П-п-пивз, кончай безобразничать, — заикаясь, сказал Квиррелл.

Пивз, надо же!

Гарри услышал, что весь класс загомонил и поскакал с мест. И снова вовремя увернулся от скамьи, пожелавшей боднуть его.

— С-с-покойствие, сейчас я его в-в-выгоню, — провозгласил Квиррелл.

Все предметы вокруг Гарри словно сошли с ума. Они взбесились, пытаясь сокрушить его. Сопротивляться было тяжело. Внутри Гарри по-прежнему давило и высасывало силы.

Но во всем надо искать положительную сторону — и здесь она была. Квиррелл себя выдал. Все подозрения Гарри оказались верными.

И Квиррелл, когда отбросил шутовство, оказался сильнейшим магом. Гарри этого не ожидал. Он думал, что справится с Квирреллом, но теперь он видел, что Квиррелл намного сильнее его, и охотно верил, что такого Квиррелла слушались горные тролли.

Гарри отчаянно придумывал, что делать. Надо чем-то отвлечь Квиррелла…

… И тут же почувствовал, что атака спала.

Раздался грохот, класс зашумел.

Гарри почувствовал, что свободен. Он собрался с силами, сбросил с себя гнетущее заклятие и встал.

Мебель больше не шевелилась.

Обозрев класс, Гарри понял причину своего спасения. Квиррелл лежал на полу оглушенный.

— Простите, профессор, это я виновата, — звонко сказала Гермиона. — Я вычитала это заклятие в учебнике, оно очень эффективно против полтергейстов, но я не хотела бросать его в вас… Это получилось случайно…

«Очень хорошая случайность,» — решил Гарри.

— Спасибо, Гермиона, — сказал он вслух.

— Да не за что, Гарри. Ты в порядке?

— Да… кажется.

— Гарри, я думаю, тебе стоит пойти в больничное крыло. И профессору Квирреллу, когда он очнется, — непреклонным тоном продолжила Гермиона. — Я думаю, урок окончен? Пойдем, Гарри, я сама тебя отведу!

— Я помогу, — сказал Рон Уизли.

В первом же безлюдном коридоре Гермиона выпалила:

— Я ничего не понимаю, Гарри, но это был не Пивз, а сам Квиррелл!

— Да, Гермиона. Я знаю, — сказал Гарри.

— Я не могла ошибиться. Он делал всё, как в книгах написано, когда Темный маг кого-то проклинает: он всё время смотрел на тебя, он шептал заклинания, он от тебя глаз не отрывал! И долго-долго шептал… А если бы он хотел спасти тебя, он бы смотрел на Пивза! В общем, я… нарочно оглушила его.

— Ты меня спасла, — сказал Гарри. — Спасибо.

— Но я ничего не понимаю. Зачем он напал на тебя?

— Это долгая история.

Гарри помолчал и добавил:

— Знаете, раз мы здесь, давайте по дороге в больничное крыло заглянем в кабинет зельеварения? Мне надо поговорить с профессором Фламелем.

В больничное крыло идти не понадобилось.

Фламель дал Гарри кое-какие лекарства и отпустил с миром.

— Гарри, — отметила упорная Гермиона, — я не знаю, о чем вы говорили с профессором, но он так странно на тебя смотрел!

Фламель уклончиво заявил, что все подозрения Гарри требуют доказательств, потому что нет худшего греха, чем обвинять невиновного, и велел Гарри выбросить всю историю из головы. Фламель, однако, очень жестко дал понять, что больше нападений на Гарри не будет, он побеседует с Квирреллом и лично доложит о происшествии директору Дамблдору и декану Макгонагалл. Но на всякий случай, Гарри очень правильно делает, что после нападения ходит повсюду не один, а с друзьями. Это очень полезная привычка, безотносительно к Квирреллу. Мало ли что бывает. Ее не стоит забрасывать.

И Гарри слова Гермионы запомнил, потому что имел свои подозрения. Фламель слишком упорно допытывался, почему со своими догадками Гарри пришел именно к нему. Кажется, они наткнулись на очередную тайну. Фламель и сам замешан в этой темной истории…

Поговорил Фламель с Квирреллом, деканом и директором, или нет, но к концу дня вся школа знала, что на уроке Квиррелла Гарри чуть не убили, и обсуждала это изрядно. Гарри подумал, что при такой шумихе Квиррелл не осмелится больше нападать на него.

Оставалось только договориться с соседями по комнате, чтобы его всегда кто-то сопровождал, куда бы он ни шел.

А чудеса продолжались.

Первые дни после нападения у Гарри было ощущение, что слизеринцы смотрят на него и шушукаются. Малфой выглядел подавленным.

Пока Гарри не представлял, как Малфой способен его удивить.

Итак, в субботу после завтрака Гарри направлялся в библиотеку, и группа слизеринцев во главе с Малфоем поджидала его у порога.

— Снейп, есть разговор, — сказал Малфой.

— Я слушаю, — ответил Гарри.

Малфой покосился на Рона Уизли, который сегодня играл роль телохранителя, и добавил:

— Наедине.

— Не дождетесь, — сказал Рон.

— Уизли, я со Снейпом разговариваю.

— Малфой, я тебе не доверяю.

Услышав их голоса, из библиотеки выскочила и Гермиона, решительно присоединившись к группе охраны Гарри.

— Мы давно хотели с тобой поговорить, Снейп, но ты никогда не бываешь один, — заявил Малфой.

— Это мои друзья, и разговоры у нас общие, — сказал Гарри. — Ты тоже пришел с друзьями.

Слизеринцы зашептались между собой.

— Я вообще не понимаю, какие здесь могут быть тайны, я давно согласился дружить с тобой, — добавил Гарри. — Мне-то безразлично, на каком ты факультете.

Малфой решился.

— Снейп, Нотт хочет кое-что тебе сказать.

— На том уроке, когда на тебя якобы напал Пивз, — сказал Нотт. — Я заметил, что это был не Пивз, а сам Квиррелл. Он повернулся к тебе и стал читать проклятие. Я его случайно знаю — Витиум фасере. Это Темное заклинание, а не какие-нибудь детские игрушки, Снейп. Тебе повезло, что ты не пострадал от него.

— Я собираюсь написать родителям, чтобы Квиррелла убрали из школы, — тонким голосом добавил Малфой. — Он сумасшедший. Прямо на уроке напасть на ученика — а что дальше? На кого следующего он нападет? Мой папа в Попечительском совете Хогвартса, он этого так не оставит!

— Спасибо, Нотт. Здорово, что ты заметил. И что подошел, — сказал Гарри.

— В этом Квиррелле действительно много странного. Он бы не прочел заклятие, если бы заикался. А он шептал долго и гладко. Он не заикался при этом, — сказал Нотт.

— И он, оказывается, много знает о Темных Искусствах. А на уроках порет чушь, — вставила Гермиона. — Почему он нам не показывал это заклятие?

Слизеринцы посмотрели на Гермиону так, что она сразу замолчала.

Гарри решил про себя посмотреть в библиотеке про это заклинание. Но он уже предполагал, что найдет. Нотт, Малфой и прочие — дети Пожирателей смерти, можно понять, откуда они «случайно» знают про Темное заклинание.

И очевидно, что в среде Пожирателей оно было весьма популярно.

Да уж, все дороги от Квиррелла ведут к Волдеморту.

— Спасибо, Нотт, Малфой, — повторил Гарри.

— И всё-таки я никак не могу понять, как Квиррелл смог прочитать твои мысли, Гарри, если он стоял к тебе спиной, — призналась Гермиона.

Гриффиндорская троица из Гарри, Рона и Гермионы сидела под статуей Гиппогрифа Глупого на восьмом этаже и имела тайный военный совет.

— Вчера, когда ты всё-таки всё нам рассказал, я сразу пошла в библиотеку и посмотрела всё, что касается чтения мыслей (если ты не знал, у магов это называется легилименцией, Гарри) — и знаешь, все источники едины в том, что для успешного процесса нужен зрительный контакт.

— А я смотрел Квирреллу в тюрбан, — сказал Гарри.

— Может, у Квиррелла глаз на затылке? — спросил Рон.

Все засмеялись.

— А что? Кто знает, что он прячет под тюрбаном. Может, он и правда там что-то прячет — волшебный глаз, например.

— И третье ухо.

Рон обиделся:

— А я правду говорю, волшебные глаза существуют! Это вы о нашем мире ничего не знаете! Папа по работе встречался с таким Аластором Грюмом, и у него действительно был волшебный глаз. Поворачивался во все стороны и видел даже со спины!

— И он был на затылке?

— Нет, в глазнице…

Возникла пауза.

— А почему тебя не удивляет, что и Гарри смог прочесть мысли Квиррелла? Он же смог понять, что Квиррелл ему угрожает. Сам сказал, что тоже прочел его мысли, и Квиррелл был в ярости…

— Как раз это неудивительно, — сказала Гермиона. — Я давно заметила, что Гарри может чувствовать других людей и догадываться об их замыслах. Знаешь, Гарри вообще очень умный и проницательный. Я думаю, талант читать мысли у него тоже есть — я читала про твоего папу, Гарри, и везде написано, что он был гениальным легилиментом. Наверное, ты в него.

Рон хмыкнул:

— «Гениальный»…

— Да, гениальный! — пылко объявила Гермиона. — Я наблюдаю за Гарри с начала учебного года и должна сказать, что он меня поражает. Гарри очень талантливый, сильный и умный человек. И настолько взрослый… Он говорит иногда такие вещи, к нему приходят такие идеи, что просто поражаешься! Знаешь, Гарри, иногда мне кажется, что ты намного старше нас.

Гарри растерялся. Никто и никогда не хвалил его так, как сейчас. Никто не говорил ему подобных слов. Да, ему крупно повезло с Хогвартсом!

Тем более, когда пылкие похвалы слетают с уст красивой девочки… О чем еще мечтать мальчику, как не о том, чтобы на него откровенно восторженно смотрела юная красавица, заглядывала ему в рот, не пропуская ни слова, и называла его гениальным?

— Гермиона, ты меня переоцениваешь, — мягко сказал Гарри.

— Ага, Гарри летает как топор, — добавил Рон — и схлопотал учебником по носу.

Идиллия хогвартской жизни продолжалась. Хагрид под большим секретом заявил Гарри, что с Квирреллом «поговорили», его взяли на заметку и глаз с него не спускают.

А про тайник на третьем этаже Квирреллу лучше забыть — охрану тайника усилили, сам Дамблдор добавил свои чары.

Хагрид признался, что Дамблдор поставил в тайник какое-то хитрое зеркало, которое Квиррелл никогда не пройдет.

Новости были замечательными — до тех пор, пока близнецы Уизли и независимо от них староста школы не обмолвились при Гарри, что видели вне замка закутанную до пят фигуру, подозрительно похожую на Квиррелла.

Староста видел его в очень сомнительном баре в Хогсмиде.

Близнецы Уизли видели его на отработке у Хагрида, в Запретном лесу. Квирреллообразная фигура занималась тем, что пила кровь убитого единорога — преступление, караемое вечным проклятием.

С одной стороны, мог прав Рон Уизли, который сказал, что это может быть вовсе не Квиррелл.

Уж очень не хотелось думать, что покуда с Квиррелла «глаз не спускают», он продолжает обводить вокруг пальца своих охранников, спокойно гулять вне замка и совершать страшные преступления.

Но с другой стороны, Гарри не был оптимистом и всегда привык верить в худшее. Если это не Квиррелл, значит, в Хогвартсе объявился еще один маньяк, в дополнение к Квирреллу? Что лучше: иметь двух страшных преступников или одного?

Гарри не знал, как Квиррелл обходит свою охрану: может, сбрасывает надзорные чары или оглушает тюремщика, — потому что он понятия не имел, как охраняют Квиррелла. И есть ли разница, раз Квиррелл эту охрану всё равно обошел?

Кажется, на школьное начальство и принимаемые им меры безопасности учеников можно ставить крест.

Придется, как всегда, обходиться своими силами.

Пусть Гермиона считает, что Гаррин талант читать мысли Квиррелла антинаучный и необъяснимый, но главное, что он есть и может быть очень полезен.

Гарри решил в нем усиленно тренироваться.

Усилия Гарри увенчались успехом — на одном из уроков он почувствовал, что Квиррелл взволнован, и думал Квиррелл при этом о том, что наведается в тайник на третьем этаже сегодня ночью.

Гарри решил его сопровождать.

Около полуночи Гарри очень тихо встал с кровати в своей гриффиндорской спальне…

… и наткнулся на четыре наведенные на него палочки соседей по комнате.

— Ты куда? — спросил Рон.

— В туалет, — быстро соврал Гарри.

— Я провожу, — решил бдительный Рон.

Спустя пару минут, вернувшись из недолгого путешествия, Гарри показалось, что все соседи уснули, и он снова встал.

— Ты куда? — спросил Рон.

Увы. Пришлось Рону всё рассказать.

Пара накинула мантию-невидимку, взятую взаймы со школьного склада конфиската у Филча, навела чары бесшумности и отправилась в поход.

Они успешно вышли из гриффиндорской башни в пустой школьный холл.

И с проклятием растянулись на полу, столкнувшись с чем-то тяжелым.

Мантия-невидимка сползла — две мантии-мантии сползли, явив миру встречу дружественных факультетов. Гарри и Рон молча таращились на Малфоя, Крэбба и Гойла, счастливых обладателей второй шпионской мантии, которые тоже что-то забыли в холле в неурочный час.

В руках противников были склянки с зельями, и Гарри решил, что компанию застукали за воровством запасов из лаборатории зельеварения.

— Снейп, Уизли, — сказал Малфой. — какая встреча. Вы куда?

— А вы откуда? — встречно спросил Гарри.

— Мы заблудились, возвращаясь с урока астрономии, — с достоинством сказал Малфой.

— А мы как раз туда идем. Наш урок следующий после вас.

— Давайте так: мы вас не видели, и вы нас тоже, — предложил Рон.

Его предложение приняли. Пары раскланялись, облачились в мантии-невидимки, обновили бесшумные чары и разошлись.

Ступив на площадку третьего этажа, Гарри и Рон скинули мантии.

— Значит, сейчас мы будем петь. Делай как я, и всё обойдется, — начал Гарри.

Но запеть он не успел.

Пушок издали приветствовал нарушителей громоподобным рыком. Гарри перенес его с честью, а Рон с непривычки побледнел и выронил волшебную палочку.

И не он один.

Из пустоты за спинами Гарри и Рона раздались три восклицания, и на пол с тихим шелестом упала мантия-невидимка.

— Крэбб, у тебя руки отсохли?! — прошипел Малфой.

Пушок надрывался, а Гарри с Роном снова пялились на троицу слизеринцев.

— Снейп, что это было? — спросил Крэбб.

— А как вы сюда попали? — рявкнул Рон.

— Рон, ну разве не понятно? Они снова заблудились, а чтобы не сбиться с пути, решили держаться нас. Шли прямо за нами всю дорогу от холла, верно?

— Да вы же обещали не следить за нами! — крикнул Рон. — И как можно слизеринцам верить!

— Снейп, куда ты нас привел? — спросил Малфой.

И тут Пушок замолчал, чтобы разразиться лаем с новой силой.

— Он что-то заметил. Мантии на голову и молчок, быстро! — приказал Гарри.

Они еле успели напялить мантии и схорониться в углу коридора, когда объявился Квиррелл.

Квиррелл сразу же оправдал репутацию ненормального, которую дал ему Драко Малфой: он разговаривал сам с собой. Причем, разными голосами.

Квиррелл зашел в коридор, прислушался к лаю Пушка и остановился.

Именно тогда он шипящим, неприятным голосом приказал сам себе:

— Убей собаку.

И добавил совершенно другим тоном:

— Слушаю, мой господин.

Общего в обоих тонах было то, что Квиррелл не заикался.

Он поднял палочку и направился вглубь коридора.

— Стой, — вновь сказал неприятный голос. — Здесь кто-то есть.

Гарри не стал ждать продолжения — он дернул Рона и Малфоя за руки и первым побежал к лестнице.

Мимо компании просвистели лучи заклятий, но не попали.

На лестнице все остановились. Гарри прислушался.

Из резиденции Пушка раздался грохот, топот и проклятия.

Пушок залаял с новой силой.

Дети пригнулись к перилам, завернувшись в мантии, потому что под громкий лай очень живого и сердитого Пушка мимо пронесся Квиррелл.

От плаща Квиррелла был отхвачен изрядный кусок.

Пушок еще долго выкладывал вслед Квирреллу всё, что он о нем думает.

Когда шаги Квиррела затихли, дети сняли мантии и отдышались.

— Мы в долгу, Снейп, — сказал Малфой.

— Гарри, а как ты догадался, что он хочет напасть на нас? — спросил Рон. — Опять мысли прочитал?

— Так он же сказал, что в коридоре кто-то есть, и велел разобраться, — сказал Гарри.

И понял, что крупно влип.

Все трое собеседников смотрели на него так, что Гарри стало неуютно. А главное, очень глупо, потому что он упорно не понимал причину.

— Что он сказал, Снейп? — переспросил Малфой.

— Что в коридоре кто-то есть, и велел сам себе стоять, — повторил Гарри, чувствуя, что увязает всё глубже. С каждым словом.

— Гарри, а что он вообще говорил? — спросил Рон. — С самого начала? Ты понял?

Гарри чувствовал, что лучше бы не отвечать… но честно ответил:

— Сначала он велел себе убить собаку, потом сказал: «Слушаю, мой господин» , а потом: «Стой, в коридоре кто-то есть».

Возникла пауза.

— Снейп, ты крутой, — сказал Крэбб.

Рон дернул Гарри за рукав:

— Гарри, пошли! Уже час ночи.

— А ты крутой, Снейп, — сказал Малфой.

Гарри не хотелось уходить, не выяснив причину.

— Я не понимаю, в чем проблемы?

— Никаких проблем, Снейп, — сказал Малфой.

А Гойл прибавил:

— Змееуст. Надо же. Как Темный лорд!

— Пошли, Гарри, — решительно заявил Рон и потащил Гарри на выход.

Слизеринцы настороженно смотрели им вслед.

И Гарри наконец понял…

Змееуст. Парселтанг.

Есть только один язык на свете, на котором мог говорить слуга Волдеморта так, чтобы его не поняли непосвященные: язык змей. Никто из слизеринцев этот язык, конечно, не знает. А он, Гарри, знает! Он с детства умеет говорить со змеями. Поэтому он понял Квиррелла, а Рон и слизеринцы — нет.

— Гарри, пошли, — повторил Рон.

— Подожди, — отмахнулся Гарри.

Повернулся к Малфою, напрягся и прошипел на парселтанге:

— Спокойной всем ночи, амигос!

Рон и Малфой дружно поперхнулись.

— «Для Квиррелла и Авады не жалко», «Квиррелла надо обезвредить», «Квиррелл — монстр»… Слышать больше не могу, как вы угрожаете Квирреллу! — объявила Гермиона Грейнджер.

Рон Уизли фыркнул, Малфой выразительно вздохнул, а Теодор Нотт поднял голову и негромко спросил:

— У тебя есть другое предложение, Грейнджер?

Удивляться присутствию на военном совете Малфоя, Крэбба, Гойла и Нотта не следует. Ночной променад на третий этаж сильнейшим образом повлиял на слизеринцев, а его достойное завершение проникло их великим почтением к Гарри. Гарри Снейп, змееуст, который запросто читает мысли слуги Темного лорда и самого Лорда некогда обратил в пыль, чего не удавалось никому на свете, поразил слизеринское воображение.

Утром следующего дня делегация слизеринцев явилась к Гарри и предложила дружбу.

— Значит, Малфой, тебя больше не смущает, что я летаю как топор? — обрадовался Гарри. Малфой покраснел, и Гарри его дружбу принял.

И теперь слизеринцы принимали полноправное участие в военном совете, а Гарри не уставал себя хвалить, настолько их присутствие оказалось продуктивно и полезно.

— Да, у меня есть другое предложение! — звонко сказала Гермиона. — Меня просто поражает ваша агрессия и тупость! Убить, нельзя помиловать!

— А что еще делать с Квирреллом, Гермиона? Он больше не безобидный заика, он сам пытался нас убить…

— А ты сам только что признал, что он по своей сути безобидный и хороший человек, и всегда им был, пока его не заколдовали. Он был скромным и добрым человеком. Он же был преподавателем магловедения, плохие люди на этой должности не бывают! Я не понимаю вас, мальчики. Квирреллу просто не повезло. Он попался Сами-Знаете-Кому, но ведь он служит тому недобровольно! Его просто заколдовали, заставили! Так чем пытаться уничтожить Квиррелла, вам не приходило в голову его просто расколдовать?

Гермиона перевела дух.

Нотт негромко ответил:

— Без проблем, Грейнджер. Найди мне, как именно Лорд заколдовал Квиррелла, и я завтра же тебе его расколдую.

— Не смешно, — отрезала Гермиона.

— Кстати, тебе не приходило в голову, что расколдовывать уже некого? Мы действительно не знаем, что Лорд сделал с Квирреллом. Может, он еще в Албании убил его и сделал зомби?

— Нотт, если ты не в курсе, Гарри рассказал, что Квиррелл разговаривал на два голоса. У него явное раздвоение личности. Может, ты видел зомби с раздвоением личности, я — нет! — сказала Гермиона. — Сумасшедших зомби не бывает.

— Ну да, все зомби нормальные, — не сдержался Гарри.

— Зомби как минимум разумные, а Квиррелл ведет себя просто неадекватно! И глупо. Он все приказы своего Лорда проваливает. Вот зачем он пил кровь единорога, может кто-нибудь объяснить?

— Кровь единорога придает необычайные силы и здоровье, исцеляет любую болезнь. Даже возвращает с одра смерти, — процитировал Гарри лекцию по зельеварению.

— И то, что Сами-Знаете-Кому очень не помешало бы такое средство, тоже понятно. Он 10 лет мечтает поправиться и вернуть себе тело, — сказал Малфой. — А еще кровь единорога может в больших дозах дать бессмертие, а Темный лорд всегда мечтал быть бессмертным. Он проводил великие научные опыты в области бессмертия, перепробовал все способы… Он работал над проблемой бессмертия с самого детства!

К тому, что говорил Малфой, стоило прислушаться. Отец Малфоя был ближайшим сторонником Волдеморта и знал многие его тайны. Его информации про Волдеморта следовало верить.

— Я всё это знаю, и я не удивилась бы, если бы Квиррелл собрал эту кровь и отнес своему Лорду, — нетерпеливо отмахнулась Гермиона. — Но зачем он пил кровь сам? И с лордом не поделился.

— Много ты знаешь. Может, и поделился, а остаток взял себе, — сказал Крэбб.

— Но зачем ему кровь?!

— Я же говорил, что он зомби, — пожал плечами Нотт.

— За убийство единорога следует вечное проклятие. Нужно ли ему бессмертие такой ценой?

— А Темный лорд и его слуги цену не выбирают, — мрачно добавил Рон.

— Разве обязательно убивать? Почему просто не попросить единорога дать ему немного крови…

— А может, он и просил. Только единорог не согласился иметь с ним дело, — сказал Нотт. — Единороги не любят преступников.

— Какой ужас…

— И кстати, Грейнджер, если твой Квиррелл убил единорога, вопрос с его спасением снимается сам собой. Он вечно проклят, и ничто в мире не сможет теперь его спасти.

— А мы попробуем, — заявила упрямая Гермиона.

Правда, ее собеседники надеялись, что тема спасения Квиррелла на этом будет исчерпана, и перевели беседу в другое русло.

— Значит, Сами-Знаете-Кто хочет вернуть себе тело и ищет бессмертия, — подытожил Рон. — Интересно, что же он забыл на третьем этаже, или это совсем по другому делу?

— А мне интересно, как он вообще смог выжить 10 лет назад, — проворчал Гарри.

— Да что тут интересного, Снейп? Я же говорил, что он всю жизнь работал над своим бессмертием. Ты бы не смог его убить, — сказал Малфой. — Мой папа, он с самого начала верил, что Лорд возродится. Лорд вернет себе тело и снова возьмет власть, это только вопрос времени. Он бессмертен, его убить невозможно.

— Это как? — спросил Гарри.

Малфой развел руками.

Заговорил Нотт, тщательно выбирая слова:

— Ходили слухи, что Лорд разделил себя на много кусков. Поместил каждый кусок в другое тело, спрятал в безопасном месте. Так что когда ты сокрушил его, Снейп, ты победил только один кусок, тот, что остался в его теле. А остальные куски продолжали жить припеваючи, в целости и сохранности. Ты при всем желании не смог справиться с Лордом целиком.

— Интересное кино, — сказала Гермиона.

— В другие тела… Значит, сейчас по свету бродят сотни Сами-Знаете-Кого и творят тролль знает что?!

— Но не в Англии. Мы бы о таком услышали, — возразил Малфой. — У меня папа в Министерстве работает, он бы знал.

— А может, такой кусок и спрятан на третьем этаже, и Квиррелл его ищет! — вдохновенно сказал Крэбб.

Все содрогнулись.

— Заодно о поиске. Я правильно понял, Снейп, что ты легилимент? — спросил Малфой.

— Я пытаюсь читать мысли Квиррелла, а он мои, — осторожно ответил Гарри.

— Ты крутой. Ты легилимент, и наш Лорд легилимент. Ты змееуст, и наш Лорд змееуст. Ты здоровский маг, и Темного лорда победил, а он тоже здоровский маг. Ты круче Сам-Знаешь-Кого, Снейп, — заявил Гойл.

Гарри поежился и некстати вспомнил, что в некоторых статьях, где объяснялась его давняя победа над Темным лордом, проскальзывала именно такая теория. Что он — новый Темный лорд, еще сильнее прежнего. И что в среде бывших Пожирателей смерти эта теория была очень популярна. Кажется, родители Гойла разделяли ее…

— А откуда вы все знаете про легилиментов? — удивилась Гермиона.

Крэбб и Гойл заржали.

— Поживи под прицелом аврората лет 10, Грейнджер, и сама всё узнаешь, — буркнул Малфой.

— Я еще помню, как моя бабушка говорила: увидишь аврора, сразу думай о пьяном гиппогрифе. Он смотрит, а ты себе думай. Как он ржет, как летит и на столб натыкается, как у него крылья заплетаются, — сказал Крэбб.

— Пьяный гиппогриф? Чушь какая.

— А я знаю, это ментальный прием, — встряла Гермиона. — У нас, то есть у маглов, то же самое. Только мы думаем об обезьяне. Надо зациклиться на одной мысли и не пускать исследователя больше никуда, пусть он натыкается только на одну мысль.

— Пьяный гиппогриф, — сказал Рон, и все представили себе пьяного гиппогрифа.

— Пьяный гиппогриф — это ненормально.

— Он нормален как зомби, Грейнджер, — съязвил Нотт, и на этом дискуссия закончилась.

Прозвенел звонок, Квиррелл сказал: «Входите» — и все зашли на урок ЗОТИ.

Урок проходил как обычно. Квиррелл ничем не выдавал своих вчерашних ночных похождений, плащ у него стал целый.

И вдруг Гарри почувствовал чужеродное присутствие в своем разуме.

Кто-то пытался нащупать, чем занимался Гарри нынче ночью. Гарри хмыкнул и с удовольствием представил себе пьяного гиппогрифа.

Гарри любовался гиппогрифом минут пять, пока не почувствовал, что безрезультатное вторжение кончилось.

Настроение у Гарри стало прекрасным.

Когда звонок с урока отзвенел, он поспешил броситься к друзьям, чтобы поделиться своей победой.

Его встретил дружный хор!

— Квиррелл сейчас пытался залезть ко мне в мозги, а я думал о пьяном гиппогрифе!

— Я тоже.

— Я тоже.

— И я.

— А он и ко мне лез, так я его отфутболил. Пусть на гиппогрифа любуется.

— Здорово мы его провели, — заржал Гойл.

— Здорово, — отрезала Гермиона и от души шлепнула портфелем об стену. — Можно было догадаться, что раз Квиррелл ночью заметил чье-то присутствие, то он попытается узнать, кто за ним следил! Он проверял весь класс, всю школу, наверное. И что он нашел? Все думают о своем, а вы пятеро — о пьяном гиппогрифе. Совершенно случайно и одинаково. Конечно, он ничего не заподозрил! А кто бы заподозрил на его месте…

Речь Гермионы замерла в оглушительной паузе.

— О небеса, — слабым голосом сказал Малфой. — Теперь Квиррелл нас убьет.

Гарри проснулся от звяканья посуды и отдаленного спора женских голосов.

Спросонья он даже решил, что находится дома, в Литтл-Уингинге, а тетя Петунья моет посуду…

Потом он вспомнил, что находится в Хогвартсе, и ему явно давно пора на урок. Кругом слишком светло и тихо — он проспал!!! О нет…

Что сегодня первой парой? Четверг — трансфигурация. Затем полеты. О нет…

Гарри открыл глаза и попытался встать.

И сразу выпал в нокаут.

Во-первых, он не узнал комнату, в которой находился. Маленькая светленькая палата, горшок с незабудками на окне, незнакомая кровать… Как он оказался здесь?!

Во-вторых, едва он поднял голову с подушки, как оная закружилась по-страшному, и пришлось спешно уложить ее спать обратно.

Дверь комнаты отворилась. Незнакомая женщина в зеленой робе сунулась внутрь и громко заявила:

— Снейп проснулся!

После чего захлопнула дверь обратно и шумно побежала по коридору.

Гарри решил подождать развития событий.

Две минуты спустя дверь палаты отворилась заново, чтобы впустить знакомое лицо — профессора Фламеля.

Профессор выглядел холодно и хмуро.

Гарри открыл рот, чтобы сказать «здравствуйте», но Фламель тут же отрицательно покачал головой и приложил палец к губам.

— Вам еще рано говорить.

Очень интересно…

Фламель подошел к Гарри и прощупал ему лоб. Вытащил из мантии склянку и поднес к Гарриным губам.

— Пейте.

Гарри выпил, и голова сразу стала кружиться меньше.

Настолько меньше, что он осмелел сказать:

— Простите, профессор, я проспал, но на полеты я еще успею…

— Ложитесь, молчите и слушайте. И старайтесь не вертеть головой, — прервал Фламель. — Сегодня вторник, 17 декабря. Вы находитесь в больнице Святого Мунго. Вы лежите здесь уже шестой день. С утра прошлого четверга, когда ваши соседи по спальне на рассвете отчаялись вас добудиться, а затем не менее безуспешно вас пытались разбудить все по очереди преподаватели Хогвартса… Тем же утром вас переправили в Сент-Мунго.

Фламель молча вытащил еще одну склянку, и Гарри выпил, не дожидаясь указаний.

— Вы пролежали в коме почти неделю, но мы не теряли надежды поднять вас на ноги, и наконец сегодня вы очнулись. Право же, нам ваше выздоровление далось нелегко. И о выздоровлении, собственно, говорить рано. Вы полежите здесь еще как минимум две недели. Проклятие на вас было наложено серьезное. Не все из нас верили, что вы сможете очнуться… Но кое-что сделать я могу уже сегодня. Например, успокоить ваших приятелей, которые всю эту неделю не находили себе места…

— Мои приятели! С ними всё в порядке? — не сдержался Гарри.

— С ними всё в порядке, и будет в порядке, — резко сказал Фламель. — Мы об этом позаботимся. Не беспокойтесь, мы проследим, чтобы с метлы они «случайно» не упали и ингредиенты для зелья «случайно» не перепутали. Собственно, мистера Люциуса Малфоя с трудом отговорили от предложения пригласить в школу наряд авроров и начать официальное расследование. Он даже настаивал, чтобы авроры дежурили в школе постоянно… Мы остановились на том, что еще один несчастный случай — и он в своем праве.

Фламель грузно уселся поближе к Гарри, на край его кровати.

— Сейчас я отправлю отчет в школу, как делал всю эту неделю, ибо директор ежедневно требовал свежих бюллетеней о вашем состоянии… Готовьтесь, к вам хлынут радостные посетители. Так что сейчас я ухожу, но прежде должен кое-что вам сказать.

Помнится, совсем недавно вы обращались ко мне за советом… И я дал вам один совет — помните, какой? Вы последовали ему? Подумайте. Мой совет по-прежнему актуален.

Вы, молодые, очень предсказуемы… К сожалению. Я работаю с учениками уже 600 лет, и знаю вас как облупленных… Вы уверены, что всё знаете лучше старших. Вы уверены, что их советы ничего не стоят и это не советы вообще, одни отговорки. Ведь вам советуют сложить оружие и ждать, когда вы рветесь в бой! Вы же все нетерпеливы, хотите немедленно действовать… Помнится, я сказал вам, что всё под контролем, а вам не о чем волноваться и незачем вообще лезть в эту историю. Теперь вы поумнели? Вы поняли, что ввязались в игру, которая вам не по зубам?

Сначала вы действовали правильно. Оказавшись в затруднительном положении, спросили у меня совета. Смею ли я надеяться, что когда вы окажетесь в затруднении в следующий раз, вы догадаетесь посоветоваться со мной, а не рваться в бой и пороть отсебятину?

В этот раз вам повезло — вас вытащили с того света. Будете проверять свое везение дальше?

Фламель посмотрел Гарри прямо в лицо. Гарри ответил невозмутимым взглядом.

— Вы хороший ученик, — сказал Фламель. — Быстро соображающий и способный. Жаль, что вы не попали на факультет Слизерин, там ваши качества получили бы достойное признание… Поэтому я и смею надеяться, что вы сможете внять голосу разума, если захотите…

И с этим Фламель ушел.

Гарри провалялся в Сент-Мунго ровно столько, сколько предрек в своих худших прогнозах Фламель: до конца зимних школьных каникул.

В больнице он встретил Рождество — с горой подарков от друзей и поклонников, с личным поздравлением от директора Дамблдора и милейшим письмом от Дурслей. В письмо Дурсли вложили скромный подарок — старые Дадлины носки, но так как Гарри заблаговременно поздравил их посылкой с горстью сушеных уховерток из аптеки Сент-Мунго, то он считал, что они в расчете.

Гарри поправлялся медленно, но верно, его силы пребывали с каждым днем, и к началу зимнего семестра его выписали.

В школе Гарри ждали новости.

Первую новость, и сенсационную, преподнесла Гермиона.

— Гарри, я догадалась, что прячут на третьем этаже! — объявила она гордо. — Я долго думала об этом на каникулах, читала дома учебники… И вдруг меня осенило! У нас дома, Гарри, лежит большая энциклопедия великих оккультистов всех времен, и там даже есть про Фламеля. Правда, про него единственного из всех профессоров Хогвартса. Оказывается, Гарри, Фламель очень знаменит, о нем даже маглы знают! Так и написано: «Николя Фламель, великий алхмик, единственный в мире создатель Философского Камня.» Понимаешь, Гарри?

— Пока нет, — признался Мальчик-Который-Снова-Чудом-Выжил.

— Философского камня, Гарри! Философский Камень служит для придания великих магических сил, здоровья и бессмертия! Философский Камень — один из знаменитых источников вечной жизни! Профессор Фламель тоже всю жизнь посвятил поискам бессмертия, и он создал Философский Камень. Вот как он смог прожить семьсот лет!

Гарри подумал, что это логично.

— Я прочитала про Философский Камень, и меня как ударило. Помнишь, Малфой говорил, что Сам-Знаешь-Кто ищет бессмертия и хочет вернуть себе тело? Он же все способы перебирает ради этого. Кровь единорога, клонирование, что-то еще… Он просто обязан обратить внимание на Философский камень!

— И ты думаешь, он в Хогвартсе? На третьем этаже? — спросил Гарри.

— Конечно! Не зря его так защищают. Ну подумай, что еще наши преподаватели стали бы защищать от Сам-Знаешь-Кого, как не артефакт, который помог бы ему обрести тело и бессмертие?

— А почему он вообще в школе? А в банке его хранить нельзя? — продолжал не понимать Гарри.

— А ты не заметил, что банк недавно ограбили?

Гарри восхищенно вздохнул.

Гермиона — голова!

Додумалась гениально.

Гарри совершенно не сомневался, что выкладки Гермионы правильны и в тайнике лежит именно Философский камень. Но точно так же он не сомневался, что имея в наличии те же факты, что и Гермиона, сам бы сделать такие же выводы, разложить их в такой же последовательности не смог бы. Никогда в жизни не догадался!

Он и сейчас понимал логику рассуждений Гермионы не до конца. Он верил Гермионе, но так и не понял, почему из ее рассуждений непреложно следует, что Волдеморт ищет именно Философский Камень.

Женская логика!

Мужчине не понять. Только восхититься.

Потому что действует — феноменально…

Следующую новость озвучил Хагрид.

Как только Гарри после долгого перерыва навестил его хижину, Хагрид продемонстрировал ему обновку: огромное драконье яйцо.

— Настоящее, свеженькое. Это мне недельку назад в Хогсмиде подфартило, — рассказывал сияющий Хагрид. — Сижу в «Кабаньей башке», тут подходит этот тип — закутанный весь, голос сиплый… «Сыграем в колдопокер?» — говорит… Я у него сразу выпивку на весь вечер, а потом и это яйцо выиграл!

Хагрид признался, что тип совершенно не обиделся на свои постоянные проигрыши, и наоборот, они с Хагридом очень подружились и всю выигрышную выпивку приговорили вместе.

Скоро Гарри вытянул, что от радости за яйцо Хагрид выложил новому знакомому, как справляться с Пушком, сторожевой собакой третьего этажа.

Настроение Гарри упало довольно сильно.

— Мы тоже слышали эту новость, — доложился Рон Уизли. — Пока тебя не было, мы часто навещали Хагрида. Это был Квиррелл, верно? Убить собаку он не смог, теперь решил зайти по-другому… Как только Хагрид нам всё рассказал, мы с тех пор по очереди каждую ночь дежурим на третьем этаже. Но пока туда никто не совался.

Гарри вспомнил совет Фламеля и пригорюнился.

— Еще бы он сунулся. Он же знает, что мы его застукали на третьем этаже, и боится, что мы всё выложили учителям, — добавил Рон. — Он теперь долго не осмелится туда соваться!

— А вы не боитесь, что он заметит вас и будет мстить? — спросил Гарри.

— Он в любом случае будет. Он давно имеет на нас зуб. Так что вопрос в том, кто куснет первым, — философски сказал Нотт.

— Фламель убеждал меня бросить всё дело и не попадаться больше не глаза Квирреллу. Он гарантировал, что тогда вы будете в безопасности, и обещал вас защитить.

— То же самое он говорил тебе в прошлый раз, Гарри, и обещал, что Квиррелл больше не покусится на тебя. И вот чем это кончилось, — сказала Гермиона.

— Мне их обещания знаете где? — спросил Крэбб. — Мы сами о себе позаботимся.

— Кстати, Грейнджер, ты всё еще жаждешь спасти Квиррелла? — спросил Малфой.

— Да, жажду, — с вызовом ответила Гермиона.

— Ну как?! Когда сам Дамблдор его расколдовать не смог! — простонал Рон.

— А он даже не пытался.

— Хагрид сказал, что директор вызвал Квиррелла в кабинет и они долго беседовали наедине. Куда непонятнее?!

— И после этого он объявил Квиррелла безопасным…

— Знаете, что? — сказал Гойл. — А может, это Квиррелл заколдовал Дамблдора, когда остался с ним наедине в кабинете? Империус, или что-то в этом роде…

Все засмеялись. Гарри решил, что теория Гойла — самая остроумная из всех, которые он слышал в школе.

Но «заседание совета» быстро закончилось. Гермиона решительно объявила, что Гарри нужно много отдыхать, а утомлять его нельзя.

— Ты молодец, что очнулся, Гарри, — сказала она на прощанье, проследив, что все остальные уже ушли.

— Спасибо, Гермиона.

— У нас не все верили, что ты сможешь выжить. Когда тебя увезли в больницу, Нотт сказал, что узнал это заклинание. Это очень Темное заклинание, Вечный Сон или что-то вроде того.

— Да, Фламель сказал то же самое.

Гермиона вздохнула.

— Знаешь, наверное, я зря тебе то говорю… Но Нотт и Малфой даже поспорили на деньги, очнешься ты или нет. Конечно, я их отговаривала…

— Дай-ка угадаю. На то, что я не выйду из комы, поставил Нотт? — спросил Гарри.

— Ты угадал, — призналась Гермиона.

… Гарри проснулся потому, что громко пели птицы.

Он зевнул и со вкусом потянулся.

В окно гриффиндорской спальни светило солнце, он бездельничал здесь один, остальные были на занятиях.

Утро четверга.

Теперь четверг стал любимым днем Гарри. С тех пор как медики Сент-Мунго выдали ему при прощании отличный новогодний подарок — медотвод от полетов до конца курса, он просто влюбился в школьные четверги.

Он вставал утром в четверг со всеми на трансфигурацию, а потом прощался с однокурсниками, потому как они набрасывали мантии и бежали на стадион, на сдвоенный урок полетов, а Гарри отправлялся обратно в свою спальню — спать.

Полтора часа сна, и каждый четверг превращался в роскошный выходной.

Освеженный крепким сном, Гарри спускался к друзьям на следующие уроки. Н неизменно и благодушно выслушивал, как ругался профессор Поттер по его очередному отсутствию, как заявлял, что всякие врачишки ему не указ, и нечего уроки прогуливать; как грозился выставить Гарри «неуд» в конце курса, чтобы оставить на второй год.

Гарри в ответ лучезарно улыбался и жалел, что бедный профессор в своей спортивной молодости пропустил столько бладжеров в голову. Бумажка с печатью и подписями директора Дамблдора, профессора Фламеля, медсестры Помфри и колдомедика из Мунго прочно защищала Гаррин тыл и сообщала ему снисходительность ко всем Поттерам на свете.

Тем более, что Малфой передал, как Поттер проворчал:

— А вообще для Снейпа разница с прошлым семестром невелика. Он что тренируется, что прогуливает — успехи равные.

Гарри тоже так считал, но в пользу прогуливания. Потому что при этом он не падал с метлы.

— И правда, Гарри, полеты не для тебя, — признался как-то Рон Уизли. — Тебе лучше выбить вечное освобождение, на все семь курсов.

Рон происходил из семьи, которая родилась на метле и вся поголовно играла в квиддич. Тренер Поттер обещал и самому Рону место в команде, как только Рон перейдет на следующий курс.

— «Полеты не для тебя»! Кто бы говорил! — возмутилась Гермиона. — Летать ты умеешь, видите ли. Нашел чем гордиться! А что на зельеварении ни одного зелья правильно сварить не можешь, и если бы Гарри тебе не подсказывал, ты бы каждый урок взрывал котлы, это не считается?

— Считается, считается, — вздохнул Рон.

— Гарри, больше не помогай ему. Пусть сам попробует, раз он такой умный! Только пусть постарается не разнести лабораторию, предварительно обварив нас всех незнамо чем!

Однако, синекура Гарри скоро кончается. Увы, ему пришлось убедиться, что все преподаватели Хогвартса держатся друг друга…

Тем же вечером в четверг его вызвала на ковер деканша Гриффиндора профессор Макгонагалл.

— Гарри, я вынуждена передать тебе, что профессор Поттер тобой недоволен, — сообщает леди. — Я предупредила его, что ты имеешь законное право освобождения от занятий, но профессор продолжает жаловаться на твои прогулы. Профессор считает, что ты освобожден от самих физических упражнений, но не от посещения занятий. Мне трудно ему возразить.

— Я правильно понял, что профессор требует моего присутствия на занятиях? И чем же профессор Поттер предлагает мне заняться на уроках, если я освобожден от любых нагрузок? — спросил Гарри.

Макгонагалл вздохнула:

— Он считает, что найдет тебе работу, Гарри. Он предлагает тебе ассистировать ему на занятиях, в виде необременительной и легкой работы, технических поручений…

«Полировать метлы и подметать стадион, как всегда,» — мысленно закончил фразу Гарри.

Вслух же он тактично сказал:

— Как скажете, профессор. Со следующего четверга я выйду на занятия.

И вышел.

С сияющей улыбкой Гарри приступил к ассистированию тренеру Поттеру, ассистированию, суть которого он уловил совершенно верно.

Гарри взялся ассистировать рьяно и тщательно, поклявшись про себя, что Поттер и его приспешники сильно пожалеют, что вытащили его на стадион.

Любимцу Поттера, королю полетов первого курса Дилану Маклаггену, который вздумал посмеяться над должностью Снейпоуборщицы стадиона, Гарри нежно ответил, что в его обязанности также входит уход за метлами, и в их числе за метлой Маклаггена. Лучше бы Маклаггену дружить с человеком, от которого зависят летные характеристики его метлы, а то мало ли какие несчастные случаи бывают… В заключение Гарри пожелал Маклаггену удачных полетов.

Другому насмешнику Гарри по секрету сообщил, что его держали в Мунго, потому что Сам-Знаешь-Кто его проклял, и теперь Гарри полон Темной магии и опасен для окружающих. Сглазить может одним взглядом, только так…

А вообще уроки протекали хорошо.

Пять минут Гарри тратил на очищающие заклинания для метел и арены, а затем спокойно садился в партер стадиона, открывал книжку и весь урок читал.

Профессор Поттер сделал ему замечание, что Гарри занимается посторонними вещами во время урока, и Гарри легко согласился.

С тех пор он, закончив уборку, с комфортом устраивался в первом ряду кресел и весь урок пялился на кого-нибудь, не сводя глаз. На вышеупомянутого насмешника или на того же Маклаггена.

Теперь никто не смог бы обвинить Гарри в невнимании. Он пожирал глазами каждое движение, каждый трюк выбранного им ученика, и однажды даже принес гигантский бинокль. Гарри упорно смотрел и смотрел, пронзал глазами, сверлил взглядом, и ничто на свете не могло до звонка отвлечь его.

Он смотрел только на отличников, на тех, кого Поттер хвалил больше всех. В конце концов, а на кого еще смотреть? Разве не они являются для него, отстающего, образцом для подражания?

И пусть привыкают к пристальному вниманию. На матчах по квиддичу, о которых они все мечтают, зрители будут на них пялиться ничуть не меньше.

Но первое испытание славой несчастные не выдержали. Или взгляд Гарри действительно обладал темномагической силой?

Гарри смотрел на них долго и упорно, пока они не начинали путаться и терять контроль над метлой. Насмешник даже упал.

Позже Гермиона, которая могла объяснить , наверное, всё на свете, сказала, что его поведение называется «психологической атакой».

Жертвы атаки пытались жаловаться тренеру, что они сбиваются, когда Снейп на них смотрит, а Гарри праведно возмущался, какого тролля еще ему делать на уроках полетов, если даже смотреть на урок нельзя?

Отличники стали заниматься резко хуже, и если Гарри задал себе целью саботировать полеты, то он успешно своего добился.

Но цель у Гарри была другая. Он ждал, когда же до Поттера дойдет, что на стадионе присутствие Снейпа всем мешает, и освободит его от этого дурацкого времяпровождения?

Когда надежда будущей олимпийской сборной по квиддичу Маклагген не вписался в поворот и заорал, что это Снейп сглазил его метлу, тренер Поттер решил действовать.

Он не погнушался прочесть магловские книги по психологии, из которых столько почерпнула Гермиона, обмыслил дело и предпринял контратаку.

Поттер собрал у себя отличников и провел вдохновляющую беседу. Показал свои награды за участие в контрпожирательских операциях, вспомнил боевое прошлое в Ордене феникса и внушительно заявил, что во время войны таких, как Снейп, ел горстями с кашей. Он ветеран борьбы с Темной магией, и какого-то там Снейпа бояться, когда он рядом, просто глупо. И недостойно Гриффиндора. Он этого Снейпа в рогульку сделает, и никого из своих в обиду не даст!

Сценка дошла до Гарри, когда ее в лицах изображала в гриффиндорской гостиной Парвати Патил, и Гарри со всеми всласть посмеялся.

Маклагген воспрял духом и нахально толкнул Гарри, когда первокурсники шли по крутой лестнице на очередной урок.

— Ты покойник, Маклагген, — просто объявил Гарри. — Я же предупреждал… В общем, если в ближайшие три часа произнесешь слово «профессор», то пожалеешь, что на свет родился. Я тебя на это слово давно закодировал.

Маклагген исчез, и Гарри о нем забыл.

Через час староста Перси Уизли доложил Гарри, что Маклагген или то, что от него осталось, лежит в больничном крыле.

— Он пострадал от запрещенного и очень сильного заклятия, так считает мадам Помфри, — сказал Перси.

Компания Гарри немедленно поволокла его на разборку в больничное крыло. Гермиона готовилась поклясться, что Гарри встретил Маклаггена при ней и при этом совсем не колдовал.

Свидетельства Гермионы не понадобилось.

Строго глянув на Гарри, мадам Помфри заметила:

— Я двадцать лет работаю в медицине и прекрасно знаю, что вы не заколдовывали мистера Маклаггена, мистер Снейп! Уж как-нибудь в этом я разберусь. Но вы сильно напугали мистера Маклаггена, и он отправился к профессору Поттеру, которому сказал, что вы его прокляли и жить ему осталось три часа. Профессор Поттер почему-то решил, что лучше меня знает о медицине, и взялся за лечение. Он применил очень сильное контрзаклятие к мистеру Маклаггену. Я бы сказала, сильнейшее боевое контрзаклятие, которое вполне оправдано в бою, но совершенно запрещено в мирное время. Я уже срастила обратно все части тела мистера Маклаггена, и к следующей неделе он будет совершенно здоров.

Тут мадам Помфри позволила себе улыбнуться.

— Идите, юноша, вы свободны. И впредь не бросайтесь прилюдно угрозами мучительной смерти.

В четверг на урок полетов Гарри преподносят сюрприз. В первом ряду стадиона сидит директор Дамблдор, кивает Гарри, машет рукой и приглашает:

— Юноша, не желаете присоединиться?

Тренер Поттер ехидно замечает, что теперь-то никто не посмеет поганить его лучших учеников.

И падает с метлы.

Уроки полетов по четвергам заменяют дополнительной парой истории, а объявление в холле гласит, что профессор Поттер сломал ногу и поправится не раньше чем через месяц.

— Вот что значит психология, — говорит Гермиона. — Никто не застрахован от падения от метлы, и никакой опыт тут не поможет.

— Может, психология, — негромко рассуждает Нотт, — а может, метлу Поттера и впрямь заколдовали. Пока все пялились на Дамблдора и Снейпа, можно было найти удобный момент и стрельнуть в эту метлу. Каким-нибудь легким заклятием, но действенным… Ведь после истории с Маклаггеном никому в голову не придет проверять метлы на заклятия. Всё спишут на психологию.

— Интересная теория, — сказал Гарри.

— Этого не может быть. Чтобы кто-то напал на преподавателя? Да за такое исключат из школы! — возражает Гермиона.

— Да я подумал, что сейчас в школе всё можно, сами-то преподаватели спокойно нападают на студентов. И студенты следят за преподавателями ночью в коридорах, — говорит Нотт, пожав плечами. — В общем, кто бы ни сделал это дело, а я сразу предупреждаю, что не знаю, кто… Но я ему благодарен. Меня основательно достал ваш профессор Поттер.

И Нотт, переглянувшись с Гарри, подмигивает ему.

Сам Хог велел дружить слизеринцам и гриффиндорцам, столько сдвоенных занятий было у этих курсов! Полеты, ЗОТИ, зельеварение… а на старших курсах, как предупреждали братья Рона Уизли, совместных уроков будет еще больше…

И всё же выяснилось, что общения первокурсникам этих факультетов катастрофически не хватает, потому что самое интересное для гриффиндорской троицы событие произошло на травологии, которую Слизерин делил не с ними.

Поэтому событие пришлось узнавать пост-фактум, из вторых рук.

Регулярные ночные дежурства у Философского Камня не прошли для учеников даром. Когда профессор Стебль в середине урока обнаружила, что Драко Малфой вместо предписанного студентам времяпровождения сладко спит в кадке гигантского фикуса, она возмутилась и накатала телегу его декану.

Деканша Традери поступила странно. Она вызвала на беседу не только Малфоя, но и трех его друзей — откуда же она узнала, кого?! — и прочла лекцию о том, что нечего им вмешиваться во взрослые дела, а нужно выбросить все заговоры из головы и приступить к учебе. В лучшем стиле профессора Фламеля деканша возвестила, что с Квирреллом и тайником взрослые как-нибудь сами разберутся, а дети своей отсебятиной им только мешают.

(Нотт предположил, что сведения деканше мог предоставить как раз профессор Фламель.)

На этом бы разговор закончился, кабы не Гойл, которому хватило ума объявить, что видят они, как «взрослые справляются со своими проблемами»! Философский Камень лежит у Квиррелла как на ладони, приходи и бери, а взрослые и в ус не дуют!

Профессор Традери сурово указала Гойлу, что он слишком много на себя берет.

Гойл, не обращая внимания на дружеские пинки и щипки под зад, упрямо продолжал, что он-то как раз берет на себя преступно мало! Столько, сколько возьмет каждый сознательный ученик Хогвартса и гражданин своей страны, который всего лишь хочет убедиться, что школа находится в безопасности и воскрешение Темного лорда нам не грозит, а также что Темный Лорд не сотрет школу в порошок при своем возможном воскрешении!

Разъяренная синьора Традери заявила, что Философский Камень защищен так, как Гойлу и не снилось. У него семь степеней защиты, и ставили ее все профессора Хогвартса!

Пока трое остальных слизеринцев оттаскивали Гойла из кабинета к двери, он еще успел прокричать, что это замечательная защита, раз ее ставили все, включая Квиррелла! И у Квиррелла на глазах!

Гойла выволокли за дверь, и там он закончил свое показательное выступление последней фразой, что отныне к декану Традери не придет без своего адвоката.

На этом Гойл выдохся, а Нотт помянул нехорошим словом Гермиону Грейнджер. Именно Гермиона недавно снабдила Гойла магловскими детективами про Перри Мейсона, чтобы он не спал на ночных дежурствах.

О чем она думала, ругался Нотт, детям такие провокационные книги давать нельзя! Вот и у бедного малого мозги переклинило.

Сам Нотт бросил «Перри Мейсона» на третьей странице, на слове «Хабеас корпус». Он сразу понял, что детям Пожирателей смерти эти книги читать вредно. Прочтут, например, как устроено магловское правосудие, как Перри освобождает клиентов под залог, вспомнят, как Визенгамот судил их родителей, и захотят повеситься!

— Самое грустное, что Гойл прав, — призналась Гермиона Гарри. — Иногда, когда я сижу ночью в этом пустом коридоре, я чувствую себя такой дурой! Что я здесь делаю?! Почему я не могу спокойно спать, как все в замке, кроме меня?! Кому это вообще нужно — то, что мы все делаем, одни против всех? А остальные показывают на нас пальцами и крутят ими у виска…

— Если Квиррелл получит свой Камень, посмотрим, кто над кем станет смеяться, — возразил Рон.

— А он получит! Знаете, что Гойл говорил? Чудо, что он не нашел Камень до сих пор, потому что его чуть не в руки Квирреллу вложили и ленточкой перевязали! Ведь всё правда. Мы тут сопротивляемся, следим за ним, а остальные спокойно спят… Все согласны…

— Гермиона, много ты знаешь, что они делают против Квиррелла. Просто тебе забыли доложиться, — съязвил Рон.

— И что они делают, покажите! Как они защитили Гарри, или единорога, или тайну Пушка, или как обезопасили всех нас! Они только кормят нас обещаниями, что всё под контролем, а на самом деле…

— Скажи, что Гойл прав и Квиррелл просто всех заколдовал, — проворчал Гарри.

— Знаешь, скоро я и в это поверю. Когда я торчу ночью в пустом коридоре и жду Квиррелла, знаешь, о чем я думаю?

— О чем?

— А если сюда действительно сейчас зайдет Квиррелл, что я буду делать? Закричу и побегу будить профессора Фламеля? Или сразу директора? А если они мне ответят: «Всё хорошо, деточка, всё под контролем, иди спать»?

— Они так не ответят, — отрезал Гарри. — Если бы они были заодно с Квирреллом, зачем бы Фламель вытащил меня после его проклятия с того света? И зачем вообще Квирреллу пришлось штурмовать третий этаж? Учителя принесли бы ему этот Камень на блюдечке, а не хранили его под мощной защитой.

— Странная у них защита, всё равно, — не сдалась Гермиона.

— Странная, но она есть.

— А ты не ответила. Так что бы ты сделала, если бы застала Квиррелла? — спросил Рон.

— А что бы сделал ты?

Рон смутился.

— Я как-то не думал об этом…

— Вот молодец, — прошипела Гермиона и выразительно развела руками. — Тогда подумай сейчас, еще не поздно!

— Не знаю. А вот ты знаешь, ты уже думала! Так скажи!

Гермиона выдержала паузу.

— Я подумала, что я никому в этой школе не доверяю. Не могу доверить это дело! Значит, надо останавливать Квиррелла самой. Ну, с вашей помощью, если вы подоспеете. А еще подумала, что было бы здорово взять этот Камень и тихо перепрятать туда, где знали бы о нем только мы. Раз о третьем этаже не знает теперь только ленивый! Профессор Традери проговорилась, как защищен этот Камень, Гарри может обойти как минимум одну степень защиты, а там мы что-нибудь придумаем. Мы вполне можем попробовать украсть Камень до Квиррелла, это в наших силах.

— Гермиона, по тебе Азкабан плачет, — сказал Рон после паузы.

Гарри обдумывает слова Гермионы той же ночью. Время у него есть, теперь он часто просыпается по ночам. Как бы ни было ему тоскливо в больнице, там был большой плюс — ни снов, ни зудящего шрама. Как только он вернулся в Хогвартс, прелести близости Квиррелла тоже вернулись…

Гарри кажется, что Квиррелл очень напряжен в последнее время. Он полон эмоциями, он обдумывает какой-то сверхрешающий план, и ему очень плохо. Отчего же Квирреллу плохо, очень интересует Гарри.

Он решает не терять эмоции Квиррелла из виду. Следить за его настроением постоянно.

Однажды днем накал страстей в черепе Квиррелла кажется Гарри таким сильным, что мальчик при первой возможности бросает все дела и кидается на поиски Квиррелла. Ментальный след — как любой другой; где он усиливается, там и надо искать адресата. По следу эмоций можно вполне найти человека, если вы легилимент, способный взять этот след; Гарри был способен.

Он нашел Квиррелла в пустой аудитории, и Квиррелл там громко плакал. Он кричал и умолял вслух, что не хочет «делать это», что не в состоянии, пусть господин сжалится над ним…

Слова Квиррелла наводили на размышления. Может, Гермиона права, он еще не безнадежен? Его можно переубедить не служить Волдеморту?

И может, все предыдущие провалы планов Волдеморта, порученных Квирреллу, не случайны?

Квиррелл как может сопротивляется Волдеморту, саботирует его задания…

Ох, если бы это было правдой!

Додумать Гарри не удается.

Этой ночью у Камня должен дежурить Крэбб, его очередь. Но Крэбб на дежурство не приходит. Вместо Крэбба на спящего Гарри обрушивается ручной филин Драко Малфоя с отчаянной запиской, что деканша Традери застукала их, выходящих ночью из слизеринской гостиной, и заперла там под наблюдение старост. Кажется, помощь слизеринцев в защите Философского Камня накрылась.

На следующее утро мрачные слизеринцы, Малфой с синяком под глазом, находят друзей и дают шокирующие объяснения.

Их раскрыли, и план их действительно накрылся, подтверждают парни. Традери до конца года не выпустит их ночью из спален.

— А накрылись мы из-за этой коровы! — пылко восклицает Крэбб.

— Из-за Паркинсон, — поясняет Нотт.

— Паркинсон?

Пэнси Паркинсон учится на Слизерине на том же первом курсе и числится девушкой Драко Малфоя.

— Помнишь, мы думали, что Традери нас выдал Фламель? Он не виноват. Это была Паркинсон, — говорит Крэбб. — Она следила за нами, перепугалась, что мы влипли в опасное дело и донесла Традери.

— Представляете, эта ревнивая дура приревновала меня к Грейнджер! — сердито рявкнул Малфой. — Она видела, что я с начала года куда-то исчезаю, и по ночам тоже, а ей честно сказал, что это тайна, я не могу ей открыться… И что я всё время говорю о вас: о Снейпе, о Квиррелле, о Грейнджер… Она проследила и увидела меня с вами. То есть с Грейнджер. Так она стала бегать за нами постоянно, а потом еще и донесла!!!

— Успокойся, Малфой. Я сегодня же поговорю с Паркинсон, — грозно сказала Гермиона.

— Да мы уже поговорили, — ответил Гойл и кивнул на малфоевский синяк. — Мы ей битый час втолковывали, что Грейнджер сохнет по Снейпу, а она ревнивая дура, так она всё равно не верит!

— И правильно делает! — отрезала Гермиона. — С чего вы взяли, что я сохну по Гарри? Между нами ничего нет. Мы просто друзья — да, Гарри?

— Как скажешь, Гермиона, — покорно ответил Гарри и от всей души посочувствовал Драко Малфою.

— А хуже всего, что если Паркинсон всё подслушала, она выдала Традери все наши планы. А кто поручится, что они не дойдут до Квиррелла? — спросила Гермиона.

— И что нам делать?

— Как что? Мы же всё решили, так? Значит, тянуть нечего. Перекрадываем Камень сегодня.

В полночь гриффиндорская гостиная опустела. Выждав еще несколько минут, заговорщики бесшумно спустились в залу из своих спален, нашли свой отряд готовым к бою и наполовину укомплектованным — и вышли из гостиной навстречу остатку отряда.

Они всё ещё сомневались, смогут ли слизеринцы присоединиться к операции, но готовы были, ежели что, начать без них.

Слизеринцы были.

У портрета Полной Дамы дежурили Малфой, Крэбб и Нотт.

Гойла видно не было.

Малфой приветственно кивнул:

— Мы удрали, но как видите, с потерями. Старосты уселись у нас в спальне и глаз не спускали, и нам пришлось наложить заклинание, чтобы сбежать… Теперь у них четверится в глазах, Гойл им сойдет за четверых.

— Допустимая жертва, — пожал плечами Нотт. — Зато они Традери не доложат. Она грозилась ко всем слизеринцам, находящимся ночью вне спален, применить «Спокойной ночи, малыши»!

Рон Уизли прыснул.

— «Спокойной ночи, малыши»? Что это такое? — спросила Гермиона.

— Это совсем детское заклятие, для самых маленьких. От него в девять вечера уже страшно хочется спать, всё бросаешь, ложишься и дрыхнешь до утра, — объяснил Рон. — Моя мама тоже им баловалась.

Теперь засмеялись Гарри и Гермиона.

— Ничего смешного, — отрезал Рон. — Пошли?

— А ну-ка подожди, — неожиданно сказала Гермиона. — Надо кое-что проверить…

Она выбросила вперед палочку и произнесла незнакомое Гарри заклятие. Пусть незнакомое, но его действие Гарри сразу понравилось.

Вроде пустой коридор охнул, взвизгнул, и напротив Малфоя обнаружилась обескураженная Пэнси Паркинсон, безуспешно ищущая свою палочку. Мантия-невидимка ее уже валялась на полу.

— Пэнси! — нежно пропела Гермиона и облизнулась, как людоед из учебника Квиррелла. — Пэнси, дорогая! Как же я мечтала тебя встретить!

Пэнси прошипела нечто невразумительное.

— К сожалению, я вся в делах и долго беседовать с тобой не могу, — огорчилась Гермиона. — Ступефай!

Пэнси свалилась вниз как подкошенная, и если бы Малфой и Рон не успели ее подхватить, стукнулась бы об пол.

— Прежде чем куда-то идти, всегда надо убедиться, что дорога чиста, — лекторским голосом поведала Гермиона.

— Здорово ты ее приложила. Минут десять проваляется, — с уважением сказал Малфой.

— Да что ты, минут пять, не больше. Я же не садист какой-то, — отмахнулась Гермиона. — Очухается и дальше пойдет, ничего с ней не случится.

Гарри про себя подумал, что она судит слишком оптимистично. Он бы дал верные двадцать минут, потому как Гермиона приложила Пэнси действительно хорошо. Слишком хорошо. Кажется, общение с их сомнительной компанией вредно повлияло на Гермиону, она стала настоящей разбойницей…

— Ее нельзя так оставлять. Очухается и побежит докладывать Традери, — вслух сказал Гарри.

Он махнул Малфою, чтобы Пэнси опустили на пол. Подошел, положил ладонь ей на лоб и заговорил, пристально глядя в ее лицо:

— Ты никого не видела. Ты ничего не помнишь. Ты не знаешь о Философском Камне. И ты всю ночь будешь крепко спать.

Он отнял ладонь. Пэнси уже послушно храпела.

— Круто, — сказал Нотт.

— Теперь я верю, что Сам-Знаешь-Кто тебя боится, — прошептал Малфой.

— Пошли?

Гермиона мотнула головой:

— Еще не всё. Ее нельзя оставлять в коридоре.

— Нам некогда тащить ее в слизеринскую гостиную.

— А в гриффиндорской тоже оставить нельзя…

— Почему нельзя? — спросила Гермиона.

— А как ты ее там объяснишь?

Гермиона нехорошо ухмыльнулась:

— Нет ничего проще.

Она вытащила из кармана пергамент и нацарапала следующую записку:

Сегодня ночью в гриффиндорской гостиной Малфой встречается с Грейнджер. Кому надо, тот поймет. Пароль гостиной: Фортуна Майор.

И подписалась: Доброжелатель.

Гермиона вложила записку в руку Пэнси и небрежно бросила:

— Всего делов. Тащите ее на диван в гостиной, только долго не задерживайтесь.

Они беспрепятственно прошли по спящей школе до третьего этажа, никого не встретив.

А на третьем этаже их ждал неприятный сюрприз.

Пушок не отозвался на их появление привычным лаем, потому что вскоре они нашли его крепко спящим. Рядом с Пушком перебирала струны наколдованная арфа.

— Мы опоздали, — сказал Малфой. — Квиррелл уже здесь.

Над спящей собакой произошло срочное совещание.

— Значит, не дадим Квирреллу вынести Камень. Как он полезет из люка, набрасываемся и хватаем.

— Уизли, если он завладеет Камнем, его уже ничто на свете не остановит. Камень придает неуязвимость. Его уже не возьмешь ни ты, ни весь Хогвартс.

— Значит, надо догнать его и не дать схватить Камень! Лезем за ним!

— Грейнджер, это не лучшая идея.

— Можешь лучше, покажи!

— Мой план: кто-то один должен остаться здесь. На стреме.

— Отлично, ты и оставайся.

Обедневший на Крэбба отряд рухнул в люк.

И сразу пожалел об этом.

Упали они очень мягко, на какую-то траву, которая нежно обняла их своими усами. И с каждой секундой обнимала всё нежнее…

Гарри снова вспомнил, что попадание в тайник грозит мародерам мучительной смертью. Приехали, спасатели мира! Доигрались…

Трава оплела их так, что двигаться уже было невозможно. Невозможно вытащить палочку. Оставалось только шепотом ругаться.

— Я впервые вижу эту траву. Не понимаю, что это такое.

— Неудивительно, Грейнджер, на первом курсе такого не проходят.

— И что нам делать?

— Она что, нас задушит? Так и будем здесь лежать?

— Нет, ты крикни Крэббу наверх, чтобы прибежал на помощь. Авось и услышит.

— Не смешно.

— А ты подумай о пьяном гиппогрифе.

Гарри не выдержал и прыснул.

Наверное, очень глупо смеяться в такой безнадежной ситуации, но что еще ему оставалось делать? Ведь всё остальное было уже недоступно… Он засмеялся, а за ним остальные.

— Чего вы ржете… Нашли время!

— А знаешь, как раз самое время. Маглы любят говорить: если ничего не можешь сделать, постарайся расслабиться и получить удовольствие…

Компания уже ржала в голос.

— Маглы убийственны.

— Не то слово.

— Маглы не виноваты, а вот ты, Малфой, если бы ставил на место свою подружку, не оказался бы здесь!

— Грейнджер, а что ей думать? Малфой каждый день читает магловские книжки, которые дала Грейнджер, говорит только о планах Грейнджер, поет песни, которые разучивал с Грейнджер…

— Что?

— Грейнджер давала Малфою уроки магловского пения. Он же не знает магловских песен, к которым привык Пушок, и она с ним занималась. Паркинсон их видела.

— Гермиона, это правда?!

— Правда. Сидит Грейнджер, рядышком Малфой, и поют вместе «Cryin’»…

Гарри захохотал так, что согнулся вдвое. Почему-то ему стало легче и свободнее, и двигаться тоже получалось…

— Ребята, вы заметили? Трава нас отпускает!

Все похватались за палочки и сбросили с себя удушливые путы. Гермиона направила палочку на травяной ковер и прожгла в нем огромную дыру, в которую все и прыгнули.

Путь к Философскому Камню успешно продолжался.

— А ты молодец, Нотт. Рассмешил нас своими гиппогрифами. Мы бы без тебя не выбрались.

— А, это еще мой папа говорил: не знаешь, что делать, смейся.

— Молодец твой папа. Дай ему Мерлин здоровья…

Рон осекся под странными взглядами товарищей.

— Я что-то не то сказал?

— Все нормально. Уизли, — ответил Нотт, продолжая улыбаться. — Мой папа был молодец, правда. Спасибо за пожелание.

— Был?

— Он повесился в своей камере в Азкабане пять лет назад, — сказал Нотт. — Ну что, идем дальше?

Дальше оказалась зала с запертой дверью, над потолком которой парили летающие ключи, а сбоку висела метла.

Гарри при виде метлы сразу взял самоотвод.

К счастью, Малфой заметил, что один из ключей отличается от остальных, и вызвался его поймать. Ему доверили дело охотно, потому что из присутствующих Малфой летал на метле лучше всех и в будущем году намеревался записаться в сборную Слизерина новым ловцом.

Малфой оседлал метлу и поймал ключ — а дальше начались неприятности. Прочие ключи взбесились и всем роем набросились на него.

Малфой спикировал, уворачиваясь от бешеных ключей, и крикнул:

— Ловите ключ, бегите к двери! я их задержу!

И кинул ключ вниз.

Заговорщики едва успели открыть дверь и юркнуть внутрь, как безумные ключи понеслись за ними.

— Закрывайте дверь, к троллевой матери! — рявкнул Малфой. — Я попытаюсь найти другой выход, не ждите меня!

— Удачи! — крикнул сквозь дверь Рон.

Малфой откликнулся:

— И вам удачи…

Рона они потеряли в следующей комнате. Это была шахматная доска, они заняли место шахмат, и Рона съела королева.

Зато усилиями Рона они выиграли партию и прошли дальше.

Дальше был огненный коридор с логической загадкой о зельях — привет от профессора Фламеля. Как ни билась оставшаяся троица над разгадкой, ответ был, что за огненную завесу пройдет из них только один.

— Я пойду, — сказал Гарри.

— Там же Квиррелл! Мы тебя одного не отпустим! — крикнула Гермиона.

— Вы не можете.

— Я уже говорил, что мой отец повесился? — тихо спросил Нотт. — Я тащусь от Темного лорда, Снейп. Я пять лет мечтаю уничтожить гада, из-за которого погиб мой отец.

— А ты сможешь его уничтожить? Я — смогу, — сказал Гарри. — И только я смогу. Вы не сможете, а я уже побеждал его. И трижды побеждал Квиррелла. Вперед должен идти я один, и вы это знаете…

Гермиона хотела возразить, а Нотт промолчал.

— Идите назад, соберите наших товарищей. Попробуйте всё-таки связаться с Фламелем и Дамблдором. И пожелайте мне удачи!

— Удачи! — в один голос сказали Нотт и Гермиона, и Гарри пошел вперед.

Он входит в огромный каменный зал, вернее — спускается по ступенькам на каменную арену, обрамленную колоннами.

Посреди арены стоят Квиррелл и зеркало.

Квиррелл стоит к Гарри спиной — нет, лицом… или спиной-лицом… У Гарри темнеет в глазах при виде этого лица, и всё становится ясно.

Если это можно назвать лицом. Собственно, назвать его нечем, оно ни на что не похоже. Но Гарри его узнал. Именно это не-лицо мерещилось ему в ночных кошмарах.

Значит, всё это время Волдеморт был так близко…

— Гарри Снейп, — говорит лицо.

Гарри видит главное: у Квиррелла нет Камня. Это уже хорошо.

— Мой господин, вам нельзя много разговаривать, — эхом откликается Квиррелл.

— Я хочу говорить с мальчишкой. Приведи его сюда.

Гарри не ждет, чтобы его «привели», и сам спускается к зеркалу.

То самое зеркало, что заколдовал сам Дамблдор, и о котором Хагрид объявлял, что Квирреллу его никогда не одолеть?

— Смотри в зеркало, мальчишка, — приказывает лицо.

… Это самое необычное зеркало из всех, что видел Гарри. Старинное, с резной надписью по ободку: «Я показываю не ваше лицо, но ваше самое горячее желание.»

Гарри смотрит в зеркало и действительно не может насмотреться.

Он видит себя стоящим в зале, позади его сверлит глазами Квиррелл… Но они не одни. Рядом с Гарри стоят его родители. Они словно стеной защищают его своим телом от Квиррелла, они стоят между Гарри и Квирреллом, положив Гарри руки на плечи. Они выглядят невероятно живыми и юными, куда живее, чем на колдографиях в книгах, где их удалось видеть Гарри.

Они не смотрят на Квиррелла. Они тоже жадно и любовно глядят на Гарри, не отрываясь…

Гарри поражает, как он похож на свого отца. Неудивительно, что Поттер так бесится… Но сейчас не время думать о Поттере.

Отец сосредоточен и собран, мама плачет и улыбается.

— Так что ты видишь? — восклицает лицо, видно, потеряв терпение.

Гарри видит, как при первом же звуке голоса Волдеморта отец крепче сжимает его плечо, а мама гладит по голове. Гарри это успокаивает. Наверное, родители именно так и хотели передать: что рядом с ними Гарри Волдеморт не страшен.

— Он уснул перед зеркалом! Квиррелл, разбуди его! — шипит Волдеморт.

Квиррелл протягивает к Гарри руку… Гарри видит, как отец его в зеркале сбрасывает пальцы Квиррелла на лету, даже не обернувшись.

Реальный Квиррелл действительно отдергивает руку и кричит:

— Я не могу дотронуться до него! Я обжегся!

— И вы всегда будете обжигаться, профессор, и никогда не сможете тронуть меня, — не выдерживает Гарри. — Ни вы, ни ваш полудохлый хозяин. Вы спросили, что я вижу в зеркале? Я вижу своих родителей, которые защищают меня от вас. Это они сбросили вашу руку — и всегда будут сбрасывать! Они трижды побивали вас, и еще побьют. Смотрите сами, во что они вас превратили!

Волдеморт шипит.

— Это я победил твоих родителей, негодный мальчишка! Я убил их!

— Да они живее тебя, милорд, — фыркает Гарри.

— Они мертвы!

— А ты всё равно их боишься. Их и меня. И правильно, потому что мы сильнее тебя.

— Квиррелл, заткни этого наглого мальчишку! — шипит Лорд.

— А почему сиятельный Лорд так боится мальчишку, что прячется за спину своего раба? А самому выйти на поединок со мной слабо? Сильно же ты меня боишься — школьника-первоклассника…

Лорд шипит сильнее.

— Признайся, что твой план с Камнем потерпел швах. Никакого Камня ты не нашел, и не получишь!

— Милорд, успокойтесь. Он же вас провоцирует…

— Я всего лишь говорю правду. Не надо даже помощи моих родителей, чтобы справиться с таким дохляком! Я и сам способен…

Едва Гарри произносит эти слова, отражение в зеркале меняется. Родители Гарри исчезают, и он видит лишь себя и Квиррелла. Гарри-из-зеркала подмигивает реальному Гарри, сует руку в карман и вытаскивает грубо ограненный темно-красный кристалл.

В кармане реального Гарри тяжелеет.

Его сердце падает.

«Вот вам и непрошибаемая защита…»

Гарри делает наглую рожу и сует руки в карманы. В правом кармане его чуткие пальцы нащупывают большой кристалл.

Отлично! Чтобы взять Философский камень, Волдеморту надо сделать ровно четверть шагов.

Гарри сжимает Камень, он остается ледяным. Странно. Познания в алхимии категорично утверждают, что он должен теплеть под пальцами.

Гарри ощупывает камень так и сяк, и через минуту его настроение поднимается до небес.

Теперь Гарри имеет план. Главное, не давать Квирреллу и Волдеморту поближе рассмотреть Камень. Они, конечно, не алхимики, но кто знает…

Гарри вытаскивает Камень из кармана и сует Квирреллу под нос, но быстро убирает.

Волдеморт шипит.

Гарри стоит перед ними, подбрасывая Камень на ладони.

— Хорошая штука Философский Камень… Так уж вышло, что первым его нашел я. Так что хозяином Камня буду я. Делиться не предлагаю.

Квиррелл размахивает руками, но тронуть Гарри боится.

— А тебе, Квиррелл, стоит подумать. Этот Камень дает всемогущество. Если я дам его тебе, ты будешь сильнее Волдеморта. Сможешь выгнать его из затылка к троллям собачьим и зажить счастливо!

— Не слушай его! — рявкает Волдеморт.

— Квиррелл, даю последнюю возможность подумать. Считаю до трех…

На глазах Гарри затылок Квиррелла начинает шевелиться. Волдеморт выходит из него, превращаясь в густой туман.

Но если Гарри надеялся, что обретет в Квиррелле союзника, то он просчитался. Квиррелл, как только злой дух выходит из него, мешком оседает на пол и больше не шевелится.

Туман сгущается и надвигается на Гарри.

— А счастье было так возможно… Что ж, не доставайся же ты никому! — цитирует мальчик и вперяет в Камень свои пронзительные зеленые глаза.

Камень, лежащий на ладони, начинает мутнеть и дымиться… затем растекается по пальцам бордовой лужицей… Гарри продолжает смотреть, пока последние капли лужицы не растворяются.

Волдеморт издает вопль, который, наверное, слышим в Лондоне. И кидается на Гарри.

После «воспламенения взглядом» Гарри плохо, его шатает, и он вынужден даже опереться о зеркало. Медики, что запрещали ему сильные нагрузки, знали, о чем говорили!

Из последних сил Гарри толкает на движущийся сгусток тумана тяжелое зеркало и даже успевает услышать, как оно со звоном падает на каменный манеж.

Гарри открывает глаза и узнает потолок больничного крыла.

Опускает взор ниже и разглядывает по очереди: гору писем и подарочных коробок, сваленных в углу палаты, букеты с цветами на прикроватном столике и на полу, окно, в котором видно вечернее небо, свою руку под капельницей и стул у кровати, на котором сидит… сам директор Дамблдор.

— Ты очнулся, Гарри, — говорит директор глубоким голосом. — Пожалуй, надо немедленно обрадовать мадам Помфри… Добрый вечер.

— Добрый вечер, — вежливо отвечает Гарри.

— Профессор Фламель, кажется, просил, чтобы сразу после пробуждения ты принял вот это, — продолжает директор и подносит Гарри лекарство.

— Благодарю.

— И я думаю, прежде чем покинуть тебя ради беседы с нашей дорогой мадам Помфри, я должен во многом перед тобой извиниться и отчитаться. Ты имеешь право на сотню вопросов… Во-первых, я обрадую тебя в главном: все твои товарищи живы и здоровы. Мистер Уизли, правда, тоже пока лежит в больничном крыле. Он в соседней палате, и мадам Помфри с профессором Фламелем дружно утверждают, что завтра он поправится.

— А Квиррелл? — спросил Гарри.

— Профессор Квиррелл помещен в больницу Сент-Мунго. Лорд Волдеморт нанес огромный ущерб его физическому и душевному здоровью, но целители надеются на лучшее. В конце концов, человека, принявшего кровь единорога, не так-то легко уничтожить. У профессора Квиррелла хорошие шансы — и всеми ими он обязан тебе.

— А Сами-Знаете-Кто?

— Тут интересная история, — вздохнул директор и устроился на стуле поудобнее. — Что толкнуло тебя бросить в лорда Волдеморта зеркало? Наитие? Некое знание?

— Больше бросаться было нечем, — лаконично ответил Гарри и пожал плечами.

— Это был поразительный поступок, Гарри, и последствия его оказались не менее поразительны. Я уверен, что ты ничего не знал о свойствах брошенного тобой зеркала, и никогда раньше его не видел…

— Это правда, — вставил Гарри.

— Зеркало Еиналеж — так оно называется — древнейший и очень сильный артефакт, но читать лекцию о его свойствах сейчас было бы, пожалуй, несвоевременно… Потому что в твоем случае зеркало проявило невиданные ранее свойства. Зеркало повело себя нестандартно. Вместо того чтобы упасть и разбиться, оно втянуло в себя дух лорда Волдеморта и заключило внутри. Вот уже сутки как он томится в зеркале, и мы не можем извлечь его оттуда.

«Да вы не особо и стараетесь,» — подумал про себя Гарри.

— Я никогда не слышал о подобной реакции зеркала, и профессор Бинс с профессором Фламелем со мной согласились. Пожалуй, всё, что имеет отношение к тебе, Гарри, и к лорду Волдеморту, становится исключением из правил! Сейчас зеркало, забранное в защитную сферу, находится в моем кабинете под наблюдением специалистов из Отдела Тайн Министерства магии. Они тоже в растерянности… Лорд Волдеморт охотно разговаривает с нами из зеркала, и он очень недоволен.

«Обойдется», — подумал Гарри.

— Впрочем, лорд Волдеморт всегда мечтал, чтобы части его души были заключены в старинные магические артефакты, так что ему стоит пересмотреть свое нынешнее мнение. Зеркало Еиналеж удовлетворяет всем его параметрам.

— Он навсегда останется в зеркале? — спросил Гарри.

Дамблдор вздохнул.

— Не могу гарантировать тебе точный ответ, Гарри, но вполне возможно, что навсегда. Зеркало отказывается выпустить его обратно.

Гарри решил, что с Волдемортом дело закончилось очень даже хорошо.

— Когда я смогу увидеть друзей?

Дамблдор весело блеснул очками и посмотрел в окно.

— Не разрешишь воспользоваться твоими часами, Гарри? Сколько там — половина десятого? Чудесное изобретение эти магловские часы! Да, так вот ответ на твой вопрос: с мисс Грейнджер, мистером Лонгботтомом и другими достойнейшими гриффиндорцами ты можешь встретиться немедленно. А вот с твоими коллегами -слизеринцами не получится раньше завтрашнего утра, они уже полчаса как спят глубоким сном… Признаюсь, что я долго убеждал профессора Традери смягчиться и отменить обещанное им наказание, но профессор, увы, осталась непреклонна. Мистер Малфой, мисс Паркинсон и их товарищи будут рано ложиться спать до конца этого учебного года.

Гарри решил про себя сглазить профессора Традери. Но передумал, потому что недостойно настоящего мужчины мстить женщине…

— Поверь мне, неприятности с синьорой Традери — самое малое из твоих бед. Сегодня я с трудом убедил родителей мистера Малфоя оставить своего ребенка в школе. Они грозились немедленно забрать его и перевести в Дурмстранг, потому что здесь, по их мнению, детям учиться небезопасно…

Директор сокрушенно потер очки.

— Мистер Малфой обвинял нас в преступной халатности, грозился даже министерским расследованием факта, что по школе весь год спокойно разгуливал лорд Волдеморт и только чудом не причинил вреда взрослым и детям. Он особо упоминает, как мы препятствовали его попыткам расследовать дело Квиррелла…

— Квиррелл служил Волдеморту недобровольно. Волдеморт просто заколдовал его, — сказал Гарри. — И Квиррелл весь год пытался сопротивляться его давлению, вы знаете?

Директор печально вздохнул.

— Увы, Гарри, нет. Я этого не знал.

«А разве вы пытались узнать?» — хотел спросить мальчик, но промолчал. Вместо этого он добавил:

— Квиррелл не мог справиться с Волдемортом сам. Жаль, что такие сильные маги, как вы или профессор Фламель, не пытались помочь ему.

— Да, я должен был попытаться. Воистину ты указал мне на ужасную ошибку, Гарри! — покаянно заявил директор.

«Поздно же ты раскаялся,» — сказал Гарри про себя.

— Но к счастью, мисс Грейнджер оказалась мудрее меня. Она убедила тебя в невиновности профессора Квиррелла, и для него всё закончилось очень хорошо. Только благодаря тебе! То, что ты смог превозмочь свое предубеждение и спасти профессора Квиррелла, это подвиг, Гарри! Ты спас человеческую жизнь… Даже больше — ты спас его душу. Твои родители гордились бы тобой…

Гарри тактично промолчал.

— И ты защитил от Волдеморта Философский Камень. Гарри, ты стал настоящим героем, и число твоих поклонников сегодня — слабое доказательство подлинной славы. Я слышал, что мадам Помфри с честью выдержала бой с журналистами, желавшими прорваться сюда, несмотря на все медицинские запреты, а мисс Браун при мне спрашивала в кондитерской твою карточку в обертке от шоколадной лягушки. И кондитер ответил, что партия уже печатается, к сожалению, она прибудет лишь завтра в связи с обвальным спросом…

При упоминании Философского Камня Гарри встрепенулся, но окончание фразы убаюкало его, и он чуть не задремал.

— Прости, Гарри, если я утомил тебя, — извинился директор. –Волдеморт побежден, все угрозы школе устранены, и отныне ты сможешь спать покойно!

И Гарри действительно спал спокойно.

На этом можно было бы закончить.

С позволения читателей, кто еще не простился с фанфиком после предыдущей фразы… Спасибо вам, спасибо от всей души!

Осталось добавить пару мелочей.

Что на следующее утро Гарри и Рона выписали, и их встретила толпа друзей. Полностью живых и здоровых.

Что Пэнси Паркинсон среди них не было, потому что Пэнси попала в глубокую опалу к руководству факультета. Ведь Пэнси проснулась тем роковым утром около шести, разбуженная истошным кошачьим мяуканьем, и спросонья наступила кошке на хвост. Так как кошкой была профессор Макгонагалл, возвращавшаяся с ночной охоты, Слизерин сразу лишился 150 очков. И последние 50 Пэнси заслужила, неудачно извинившись, что спутала мадам Макгонагалл с Миссис Норрис.

Что тем же утром у Гарри состоялся тайный разговор с профессором Фламелем.

Гарри пришел поблагодарить профессора за свое излечение, и за излечение Рона и Квиррелла.

— Вы знаете, я расплавил Камень из тайника на глазах Темного Лорда. Мне показалось, будет лучше, если он убедится, что Камень уничтожен, — закончил Гарри.

Фламель пристально посмотрел на него и засмеялся.

— Что ж, мистер Снейп, вы заслужили сто очков… и отличную оценку на экзамене по алхимии, если бы таковая входила в школьный курс. Можете зачесть ее в качестве отметки экзамена по зельеварению…

— Сэр, — покраснел Гарри.

— Я предрекаю вам большое будущее в моем предмете. Я не имел чести знать вашего отца, лишь встречал пару раз на международных конференциях, но он был великим зельеваром. Вы достойно продолжаете его традиции.

Фламель оглянулся, убедился, что кабинет заперт и заглушающие чары наложены…

Снял с шеи медальон и открыл его. Гарри с восторгом уставился на начинку медальона — темно-красный кристалл.

— Можете его протестировать.

— Это настоящий?

— Не бойтесь, я же разрешил дотронуться до него.

Гарри дотронулся. Камень потеплел от его прикосновений.

— Да, это настоящий.

— Вы ошиблись в одном: им я излечил только вас и Квиррелла, мистеру Уизли целебная сила Камня не понадобилась.

— Значит, теперь все знают, что Камень не уничтожен?

— Вряд ли, — усмехнулся Фламель. — Ни вы, ни профессор Квиррелл были не в состоянии оценить этот факт, потому что лежали в глубокой отключке, как говорит нынешняя молодежь.

— Камень с самого начала был у вас?

— Разумеется. Неужели вы думали, что я бы позволил завладеть им какому-то аферисту? Меня попросили отдать Камень, и естественно, я отдал подделку.

— Сэр, а вы не боялись, что вас разоблачат?

— Это была хорошая подделка, мистер Снейп, и вы меня удивили, когда распознали ее. Как я и говорил, в зельеварении вас ждет великое будущее!

Гарри снова смутился.

— Я должен извиниться, сэр. Ведь вы постоянно убеждали, что Камень вне опасности, и нечего ввязываться в это дело, а я продолжал вам не верить и рисковать жизнью…

— Вы, конечно, выставили себя в очень смешном виде, — признал Фламель. — Но я рад, что вы это поняли. Вы кажетесь мне очень разумным юношей, могу повторить это снова. И мне искренне жаль, что факультет Слизерин не получил такого, как вы, замечательного ученика.

По итогам операции «Философский Камень» Гриффиндор и Слизерин заработали каждый по 200 очков.

Гарри еще неделю разбирал полученные им письма и подарки, а еще каждый день прибывали новые.

Самым лучшим подарком он посчитал альбом фотографий, которые собрал Хагрид.

Хагрид связался со всеми друзьями и одноклассниками Северуса и Лили, и они прислали много разных фотографий Гарриных родителей. У Гарри никогда не было такого альбома, и Хагриду он был благодарен безмерно.

И профессору Поттеру. Гарри узнал лучшие снимки Лили в этом альбоме — он видел их в коллекции Джеймса Поттера. И Гарри не мог не растрогаться, что профессор расстался с этими снимками ради него…

До каникул, то бишь возвращения к Дурслям, оставалось еще немного времени. Можно было посвятить их размышлениям, как сделать лето у Дурслей выносимым. И кстати, Рон, Малфой и Гермиона каждый независимо друг от друга пригласили Гарри на лето к себе.

Можно и воспользоваться!

В конце концов, раз он спас мир, то заслужил и счастливое детство.

То есть, Грязный Гарри поставил себе такую цель — добиться счастливого детства, потому что за тот год он столько насмотрелся и наслушался о счастливом детстве тех же Малфоя, Рона и Гермионы… Чем он хуже? Разве он этого не добьется?

Грязный Гарри привык добиваться желаемого. И не сомневался: когда-нибудь у него получится.