Тёмный Лорд (джен)

Кружевная занавеска шевельнулась. Дух рассмеялся. Занавес открылся. Перед Томом возник его собственный портрет.

Том присмотрелся. На портрете в самом деле был он, только его изображение заливал зеленый свет, а красные глаза сияли, как угли. Некоторое время он с замиранием сердца смотрел, ожидая, что портрет рассмеется ледяным смехом.

— Это не я… — пробормотал Том, переводя удивленный взгляд на призрачное существо.

— Я — это ты, Том! — улыбнулся призрак. — Почти, — добавил он, глядя на юношу так, словно собирался впиться в него когтями или наложить «круцио».

— Я — Том! — закричал с ужасом Риддл.

— Теперь — нет, — прошамкал призрак. Серые арочные своды коридора, казалось, нависли сильнее. Двойник, заметив, что Риддл смотрит на него, рассмеялся и превратился в змееподобное лицо.

Том вздрогнул. Под ладонью оказалось что-то нежное и острое. Это, наверное, был засохший пластилин, каким он играл в детстве. Нет, что-то более мягкое. Том дернулся и посмотрел вниз. Под рукой оказалась сухая, чуть островатая коленка. Хрупкое тельце, утонувшее под одеялом, посапывало, уткнувшись в подушку.

— Лив… — Том говорил c удивлением, словно не веря, что произошедшее ночью было во сне, а не наяву.

Тельце, вздрогнув, слабо пошевелилось. Том осторожно погладил хрупкое, чуть костлявое плечо, а затем распущенные шелковистые волосы. Девушка слабо простонала в ответ: она, похоже, сладко спала.

— Лив… Утро… — требовательно сказал Том.

За окном в самом деле рассвело. Ночная гроза переросла в затяжной ливень, и потоки воды заливали стекло. Серая мгла была настолько густой, что, казалось, висела даже в каморке. Том, поежившись, встал с кровати. От мутных струй воды, ползущих по оконному стеклу, на душе стало отвратительно, словно он раздавил улитку или слизня. По выходным Том работал на втором этаже «Горбин и Бэрк» и покупал еду по дороге. Однако сейчас в комнате лежала Оливия, и парень не знал, что делать.

— Лив… — снова попытался разбудить ее Том, когда полностью собрался.

Оливия жалобно простонала, осторожно сняла плед и поежилась: в комнатах «Дырявого котла» было прохладно из-за сквозняков. Затем, вздохнув, поставила крошечные босые ступни на палас и задрожала.

— У тебя холодно, Том, — вздохнула девушка. — Ты не мог бы сделать потеплее?

— Без камина или печки трудно, но попробую, — согласился Том. — Кстати, не ожидал, что ты ко мне придешь.

— Кошки — они такие, — томно промурлыкала Оливия, чуть насмешливо глядя на стол. Затем неожиданно кашлянула.

— Простудилась? — спросил с удивлением Риддл.

— Немного, — простонала Хорнби. — Вчера шла к тебе под дождем. — Она снова сухо кашлянула, глядя на белый светильник. Парень осторожно погладил ее волосы, и они мягко рассыпались у него в руке. — Ты не дашь мне чай?

Риддл пожал плечами и взмахнул палочкой. Через минуту небольшой чайник сам собой заполнил маленькую чашечку на блюдце. Оливия кашлянула. Том направил палочку на чашку, и та проплыла по воздуху в руки девушки. Оливия наградила Тома благодарной улыбкой, хотя в ее карих глазах мелькнул лукавый огонек.

— Том… — повторила она разбитым голосом. — Ты не против, если я подремлю? Сон помогает при простуде.

— Конечно, — пожал плечами Том.

— Мне нужна грелка, — простонала девушка, сделав глоток чая. На ее бледном личике мелькнуло чахлое подобие улыбки. Свеча оплывшая воском одиноко стояла на блюдце, словно напоминая о том, что любые свечи рано или поздно сгорают.

— Сейчас пошлю вниз, — ответил Том. Достав палочку, он прочитал заклинание, от которого на ее конце вспыхнул то ли желтый, то ли оранжевый огонек.

— Я думала тебе придется идти за ней, — слабо сказала Оливия, с интересом и, как показалось Тому, c легким неудовольствием приглядываясь к огоньку.

— Нет, послать — одно мгновение, — объяснил Риддл. — Ты отдыхай, а я схожу в «Горбин и Бэрк» до обеда. Грелку тебе принесут.

«Что я буду делать если она разболеется?» — подумал Том. Оливия казалась ему слишком нежным цветком, за которым нужен особый уход. «А где я возьму оранжерею?» — усмехнулся в голове холодный голос.

— Хорошо. Только, Том, я хочу тебя проводить, — улыбнулась Оливия.

— Спасибо, Лив… — пробормотал опешивший парень. Ночная гостья сейчас казалась ему воплощением мягкости и тепла: чем-то таким, что он видел первый раз в жизни.

— Все любят, когда их любят, — слабо улыбнулась Оливия и тотчас кашлянула. — Только помоги мне обуться. Мои туфельки там, — указала она на стоящую рядом с зонтиком небольшую бежевую сумку.

Том равнодушно посмотрел на нее, а затем взглядом призвал сумку к себе. В ней оказались маленькие белые туфельки. Едва Том их достал, как Оливия жеманно протянула ему ногу.

— Ты всегда ты обо мне заботишься, Том, — мяукнула она, пока парень обувал ее, сидя рядом на кровати. Кожа Оливии была настолько тонкой, что, казалось, одно неловкое касание могло покрыть ее синяками.

— Ты теперь префект Слизерина: болеть нельзя, — попытался отшутиться Том, надевая на нее вторую лодочку.

— Ага, — слабо улыбнулась девушка. — Обещаю, что для хаффлпаффцев начнется веселая жизнь, — плотоядно облизнула она суховатые губы. — Пяток «барсучат» можно будет отправить на порку!

Том рассеянно улыбнулся: Оливия казалась ему милым избалованным ребенком, дрожащим от холодов и нуждающимся в заботе. Взяв чашку, он протянул ее девушке и ласково погладил ее коленку и бедро. В голове мелькнула мысль, что одного взгляда на Оливию достаточно для того, что понять превосходство волшебников над… «Магловскими выродками», — усмехнулся про себя Риддл. Никогда, ни один магл не слал ему такую по-детски милую улыбку, как это хрупкое существо. Оливия, забавно подув в чашку, отпила чаю, и сдержала легкий кашель.

Когда Том вышел из гостиницы, ливень превратился в моросящую мглу. Временами ветер ослаблял серую пелену, и тогда перед глазами возникал узор луж и бегущих по дороге мутных потоков. Серые дома со шпилями казались низкими, поскольку их добрую половину съел туман. Большинство детей купили школьные принадлежности в начале августа, и Косой переулок стал пустым. Только девочка рядом с пухлым мужчиной нырнула в магазин Олливандера, и Том задумчиво посмотрел им вслед.

Произошедшее ночью было «тем самым», о чем с придыханием говорили в спальне и гостиной, на обшарпанных приютских подоконниках и полутемных хогвартских лестницах. Ладони еще помнили нежную суховатую кожу Лив. Под утро это хрупкое создание, наскакавшись верхом всласть, сидело на коленях, и блики света тускло отражали ее щуплую фигурку. Она стала дрожать, и Том, погладив ее, уложил спать, как ребенка. Это было, конечно, приятно, но совсем непохоже на те сказки, каких он наслушался с детства.

В луже лежал небольшой камушек, напоминавший длинный прямоугольник. Том подобрал его и повертел в руках. Это, похоже, был кусок розовой облицовочной плитки. Парень усмехнулся. Однажды в приюте такую плитку нашел вечно болевший Эрик Волей. Плитка настолько понравилась Эми Бенсон, что та, выклянчила себе половину: мальчик разбил ее, бросив на землю. Том помнил, как счастливая Бенсон бегала с куском плитки, отбитая часть которой переливалась темно-розовыми искорками. Потом Бенсон вдруг захотелось получить и вторую половину плитки. Биггерт со Стаббсом подстерегли Эрика и били его до тех пор, пока он сам не преподнес Эми вторую половинку. Не хватало только маленькой крошечки, что привело девочку в ярость. Волею было назначено наказание в виде вечерних побоев — до тех пор, пока он не найдет точь-в-точь такую плитку. Том посмотрел на торчащую щебенку и бросил плитку в лужу. Мысль о том, что Стаббс все-таки сдох, подобно своему кролику, согревала душу.

«Следующим сдохнет Мальсибер», — с удовольствием подумал Том.

«Его казнь уже перезрела. Не так ли, Волдеморт?» — расхохотался в голове привычный холодный голос. Риддл кивнул и, поправив плащ, продолжил путь. С раннего детства он любил грозу и молнию, и сейчас, с удовольствием глядя на громадный зигзаг молнии, вздохнул полной грудью.

По выходным «Горбин и Бэрк» был закрыт. Карактак Бэрк любил повторять, что коммерция — коммерцией, но не стоит забывать о свободном времени. К удивлению Тома от соседнего дома отделилась фигура в темно-лиловом плаще. Определенно, она дожидалась, когда кто-то войдет в помещение с закопчеными окнами. (Том пару раз предлагал Бэрку их почистить, но тот важно заметил, что грязные стекла нужны для антуража). Фигурка приближалась все ближе, и парень заметил, что ее лицо закрывает капюшон — точно также, как он ночью закрывал Оливию.

— Том, — подняла она тонкую руку, с которой свисал непомерно большой рукав плаща. — Том, слава богу… Пусти меня…

Она говорила намеренно хрипло, и все же Риддлу казалось, будто голос ему знаком. Дежурно кивнув, он приоткрыл тяжелую дверь. Фигура, восприняв его жест, как галантное приглашение, прошла внутрь. Том указал на стул и отошел к витрине, где стояло отвратительное блюдо с кучей человеческих ногтей. Горбин сально шутил, что это ногти пропавших маглов, осмелившихся плохо сказать о колдунах. Бэрк усмехался, и Том никогда не мог понять, правда ли это или просто веселая шутка. «Впрочем, Бренда с Генри заслужили такую судьбу», — подумал Риддл, рассматривая стоявшую рядом фигурку черной змеи.

Посетительница, между тем, сбросила капюшон и оставила на плащ на вешалке. Первое, что заметил Риддл, были сверкнувшие стекла очков. Короткое серое платье, скорее, подходило для осени, чем летнего дня. Отбросив русые волосы, девушка присела на маленький стул напротив камина и посмотрела на Риддла с оттенком снисходительного ехидства.

— Натали? — вымолвил изумленный Том. Отойдя назад, он положил руку на небольшую тумбочку.

— Думала, ты хотя бы предложишь попить, — засмеялась Натали.

— Держи, — взмахнув палочкой, парень наполнил стакан «лимонной водой» из стоящего рядом с витриной прозрачного графина. Затем осторожно направил его гостье.

— Кислятина, — шмыгнула носом райвенкловка.

— Чем богаты, тем и рады, — усмехнулся Риддл. «Лимонная вода» была изобретением Карактака Бэрка, который вымачивал в воде сухие шкурки редких из-за военного времени лимонов. — — Никогда не думал, что ты придешь в «Горбин и Бэрк».

Облокотившись на спинку стула, девочка уселась с видом королевы. Том подивился ее самообладанию и еще раз пристально осмотрел посетительницу.

— Да, пришла. Мне нужно средство, чтобы вызывать у мужчин влечение. Сильное, — жестко добавила она.

— Неужели тебе настолько важно, чтобы Орион в тебя влюбился? — недоумевал Том. Натали немного успокоилась, хотя руки девушки все еще немного тряслись.

— Не обязательно Ореон. Любой Блэк, — в ее серых глазах мелькнул стальной огонек.

— Так мечтаешь стать леди Блэк? — повернулся к ней Риддл.

— Разве плохая мечта? — улыбнулась Натали. — Я устала жить дома, где на счету каждый галлеон. Устала в ответ на любую просьбу слышать: «Где деньги взять?». Устала слушать мать, которая, если отец мне что-то покупал, говорила: «Он хочет купить твою дружбу мелкими подачками, а я это не поощряю». Не поощряет, — скривилась с омерзением Натали. — Что она вообще поощряет?

Том с интересом наблюдал за словесным потоком. Адамс, похоже, много лет копила злость, чтобы вылить все это. Очки придавали ее личику изящество, но в блестящих глазах мелькало что-то хищное.

— Но с чего ты взяла, что Блэки дадут тебе денег? — спросил Том, глядя на темно-синие шторы. — Ты для них как была, так и будешь маглокровкой.

«Точнее, грязнокровкой, — усмехнулся в голове голос. — Причем в самом чистом виде, прости за оксюморон».

— Мерлин, какая наивность, — рассмеялась Натали. — Они могут меня ненавидеть всем кланом. Но когда у меня будет ребенок, — вытянула райвенкловка пальцы с острыми ногтями, — вопрос будет решен сам собой.

«Знала бы ты, глупая утка, что Блэки выжигают с фамильного древа неугодных родственников, — подумал Том. — Такую балду могут и пришлепнуть, как муху». — Ореон, видимо, неплохо порезвился с такой «курочкой». Женское тело теперь не было для него тайной, и Том, хмыкнув, представил себе их ночные забавы.

— Меня не интересует любовь Ориона, — холодно сказала продолжала Натали. — Когда у меня будет ребенок, пусть разводится. Но перед разводом, — непроизвольно хлопнула она ладошкой, — пусть обеспечит меня и ребенка. Мой ребенок должен расти в Ницце!

С минуту Том, как ошарашенный, смотрел на нее. Затем перевел взгляд на камин. Коричневые перчатки Натали, лежавшие на каминной, полке придавали ему ощущение уюта.

— А если все равно не даст? — спросил, наконец, Риддл, уставившись на нее круглыми, как блюдца, глазами. — Матушка убедит, например?

— А вот это интересный вопрос, — кивнула Адамс, картинно закинув ногу на ногу. — Именно для этого мне и нужна твоя лавка.

— Амортенция? — прищурился Том. — Я думал, ты достаточно способна, чтобы сварить ее сама.

Мутные струи побежали по окнам сильнее. Том послал мысленный приказ, и свечи вспыхнули сильнее.

— У меня нет ингредиентов, — насупившись пробормотала райвенкловка. — К тому же, мне нужна долгая Амортенция, — в ее глазах снова блеснул огонек.

«Бедняга Орион», — усмехнулся про себя Том. Впрочем, какая разница? Подойдя к шкафчику, Риддл почувствовал позыв к зевоте и лениво произнес:

— Двести галлеонов.

— Двести галлеонов? — вскрикнула Натали. — Это грабеж!

Том обернулся. На щеках девушки играл нездоровый румянец. Она, похоже, пропустила стаканчик перед визитом или просто ее била легкая лихорадка. «Гляди-ка, еще брыкается», — с усмешкой подумал он.

— Вполне стандартная цена, — холодно сказал Том. — Если не хочешь брать…

— Я поищу другую лавку, а ты потеряешь клиента, — с отвращением посмотрела на него Адамс.

— Ради бога, — пожал плечами Риддл. — Надеюсь ты понимаешь, радость моя, что ты не единственный клиент?

Натали запрокинула голову, то ли смеясь, то ли не зная, что сказать. Том вдруг понял, что вызывало у него изумление. В Натали появилась едва заметная вульгарность вроде той, что была у приютских девиц. «Для такой постель не будет проблемой», — подумал он, отметив, что ее тело лишено детской хрупкости Оливии.

— Ты многому научился у Бэрка, — покачала головой Натали. — Он, говорят, тоже нажился, продав медальон Слизерина за несколько тысяч галлеонов.

Если бы Тома можно было ошеломить, то Натали сумела достичь успеха. С минуту он смотрел на дверь, затем на камин. Комнату словно заволокло странной дымкой, и парень, покачав головой, с силой прогнал видение.

— Медальон самого Слизерина? — вымолвил он.

— Ты только узнал? — поправила очки гостья. — Это было лет двадцать назад, мне отец говорил. Скинь хоть до ста восьмидесяти, — жалобно сказала она.

— Двести, — спокойно ответил Том. — Двести и ни кнатом меньше. Лучшую продаю, — показал он флакон с ядовито-желтой жидкостью.

— Ладно. Если там раствор фурацилина — значит, сама идиотка, — равнодушно сказала Натали, открыв темно-синюю сумочку. Том рассеянно смотрел на Руку Славы, силясь поверить в то, что он услышал.

* * *

Когда Том вернулся, Оливии в каморке не было. Вместо нее лежала записочка о том, что ей срочно надо домой. Зонтик больше не стоял в углу, и комната без него выглядело хмуро или одиноко. Пару недель Том обменивался с Оливией совами, обсуждая какие-то мелочи. Затем наступило первое сентября, и Хорнби уехала в Хогвартс. Письма становились все реже, а через пару недель и вовсе стали приходить по одному-два в неделю.

Впрочем, у Риддла были более важные дела вроде изучения рукописей в библиотеке Бэрка. Там содержалось много редкой информации о темной магии, какая не попадалась Тому даже в Запретной секции. Больше всего Риддла заинтересовала информация об искусственных полетах или сжигании жертвы невербальным приказом. Том примеривался к искусству темного медиума: волшебника, способного пропускать через себя темную энергию, а затем направлять ее на предметы.

В октябре наступила солнечная, но прохладная, погода. Бэрк уехал на континент, и Том был вынужден дожидаться его возвращения. Том подозревал, что он странствует по Германии, где сейчас был настоящий рай для любителей темных искусств. Как-то в середине месяца парень, зайдя в магазин, застал там откормленную сову Лестрейнджа. Открепив письмо, он прочитал:

Дорогой Том!

Как дела? У нас сейчас разгар сезона охоты, и я подумал: было бы не плохо пригласить тебя погостить у нас. Я поговорил с отцом, и он охотно дал свое согласие. Если согласен, приезжай двенадцатого.

Пока,

Рэй

Улыбнувшись, Риддл отложил пергамент и потер виски. В конце концов, почему бы и нет? Подумав немного, Том написал короткий ответ и предупредил Горбина, куда в случае чего посылать сову. Тот был особенно горд удачей, продав, наконец, сухую Руку Славы.

В субботу утром Том, не теряя времени, аппарировал в Бристоль. Моросил дождик, разливая на мостовой отменные лужи. Прохожие, не обращая внимания, заходили в маленькое кафе — должно быть, не желая готовить себе завтрак. Том вдруг рассмеялся, представив, что если бы Оливия стала его женой, она бы ни за что не пожелала готовить… Черные автомобили, шурша, разбрасывали веером грязную дождевую воду. Одна из машин изрядно подмочила Тома, и он, чертыхаясь, почистил себя в подъезде.

— Том, привет! — Рэндальф подбежал к нему, и к удивлению парня обнял его. — Надо поспешить.

— Такая спешка? — Том, опешив немного, похлопал приятеля по плечу.

— Ну да, после ланча поохотиться на вальдшнепов успеем, пока светло, — выпалил Лестрейндж. — Отец и мать ждут не дождутся, чтобы тебя увидеть.

— Спасибо, Рэй. Тогда держись, — протянул ему Том руку. Глядя в густую мглу, накрывшую уже не шумевший фонтан, парень вспоминал, что еще пару месяцев назад он ужасно боялся аппарировать.

Через несколько минут приятели оказались на небольшой опушке то ли леса, то ли парка, отгороженного решеткой с потертыми мраморными столбами. В центре ворот красовался герб, хотя надпись на латыни была настолько щербатой, что разобрать слова не представлялось невозможным. Было пасмурно, но в отличие от Бристоля сухо. Вдалеке виднелись густо поросшие лесом холмы. Кое-где бушевал дикий виноград, который, видимо, давно не плодоносил. Напротив красовался силуэт громадного строения: то ли замка, то ли дорогого барского дома — вроде того, что Том видел в Литтл-Хэнглтоне.

Риддл с интересом осмотрел строение. Две башенки были выложены серым базальтом; между ними находился не донжон, а небольшое строение с покатой крышей и маленькими окнами. Стены дома обросли плющом и диким шиповником. Том уже видел богатые дома, и роскошь едва ли могла бы его удивить. Однако сейчас перед ним был настоящий замок, наподобие тех, о которых он читал в книгах.

— Старинный… — сказал Том, обернувшись к Рэндальфу. Пары мокрого тумана поднимались вверх, закрывая верхушки башен и изрядно облетевших деревьев.

— Его вроде в десятом веке заложили, — охотно откликнулся Лестрейндж. — Правда, с тех пор здесь давно все перестроили. Это, — указал он на строение, — построил мой прадед, что ли.

— В прошлом веке? — поинтересовался Том, с удивлением думая, что замку должно быть не менее четырехсот лет. Приятели вышли на узкий каменный мост через темную речку, ведущий к деревянным воротам.

— Или позапрошлом, — почесал Рэндальф кончик носа. — Знаешь, лучше тебе с отцом поговорить: он точно все расскажет, — неуверенно сказал он.

«Похоже, ты не силен в генеалогии», — подумал Том, глядя на ведущие к речке громадные берега рва. Воды, впрочем, в нем давно не было. Маленькая речушка превратилась в выложенную гладкими камнями дорогу, вокруг которой разрослись плакучие ивы, казавшиеся карликовыми кустами с такой высоты.

Обогнув аккуратно подстриженный газон, Том и Рэй подошли ко входу в замок. Тяжелая дубовая дверь казалась массивной, делая маленькими овалы фамильных гербов. Над входом высилась зубчатая башня с бойницами. Крыльцо было отделано шлифованными плитами из черного гранита. Дверь открыл эльф с острой мордочкой, которую завершал маленький пятачок.

— Прими одежду, — скомандовал Рэндальф. Его спутник с интересом посмотрел, как покорно эльф засуетился мимо шкафчиков.

«Тебе не приходило в голову, что маглы должны вот так выполнять наши приказы?» — усмехнулся про себя Том.

«Ты прекрасно знаешь, Волдеморт, что неспособные и серые не должны поднимать глаза в присутствии высших, — вздохнул холодный голос. — Посмотри на эльфа. Он счастлив своей покорностью. Не может же у эльфа быть комплекса неполноценности от того, что он эльф? Ну, эльф и слава богу».

Том зажмурился, почувствовав приступ головной боли. Смайла тем временем исчезла. Рэндальф знаком позвал приятеля следовать за ним. Осмотревшись, Риддл еще раз поразился с какой поразительной способностью умеют исчезать эльфы, не досаждая господам. Большие зеркала были, видимо, в позолоченных рамах, которые также изрядно поизносились.

— Да, старье, — отозвался Рэндальф, глядя, как гость оценивающе смотрит рамы. — Ничего, женюсь на Элле и починим: у Ноттов денег куры не клюют!

— Надо же… — пробормотал Том. Слушая непринужденный треп Рэндальфа, он до сих пор изумлялся, неужели можно так легко обладать нелюбимой женщиной ради денег.

Холл оправдал ожидания Тома. Тусклый солнечный свет лился в узкие окна с цветными гербами на стеклах, разбрасывая по полу блеклые блики. Темная дубовая обшивка отливала бронзой в золотых лучах. Посмотрев вверх, Том понял, что в доме были невероятно длинные каминные трубы, из-за которых зимой здесь было зябко. Высокие окна украшали витражи и слюда; на стенах были развешены кабаньи и оленьи головы, смутно видневшиеся в неярком свете люстры. Похоже, семья Лестрейнджей была страстными охотниками бог знает в каком поколении. Глядя на спящих вечным сном кабанов, Том непонятно отчего представил Лукрецию Блэк, прогуливавшуюся в светло-синем платье мимо стены с головами эльфов.

— Идем? — предложил Рэндальф. Том кивнул, рассматривая голову кабана, выражение которой напоминало оскалившуюся ухмылку. Две свечи, прикрепленные по бокам головы, тускло освещали очертания дикой свиньи. Это, должно быть, была последняя ухмылка в его жизни, после которой он не узнает ничего, кроме пустой темноты.

— Пожалуй, — пробормотал Риддл, направляясь вслед за приятелем к маленькой деревянной лестнице.

Пройдя мимо перил, приятели вышли в коридор. Светлые обои и множество зажженных свечей сразу же смягчили пасмурное впечатление от замка. Обои представляли собой узор из дубовых веток, на которых сидели разноцветные птицы — сойки и иволги. При появлении посетителей птахи начали насвистывать мелодию, напоминавшую гам весеннего леса.

— Лесное царство, — с интересом сказал Том.

— От деда остались, — охотно ответил Рэндальф. — Хотел, чтобы и дома у нас был лес. — Том внимательно посмотрел на приятеля, но, ничего не сказав, продолжил слушать птичий гомон.

Столовая оказалась круглой комнатой с помостом для хозяйского стола. Ниже него, судя по всему, должны были сидеть лица низшего звания. В дальнем конце были хоры для менестрелей. Над головой нависал низкий потолок, освещенный летающими факелами. По бокам висело огромное количество портретов людей в разнообразных костюмах — начиная с вельможи эпохи Генриха V и кончая джентльменами в смокингах недавних времен Эдуарда VIII, которые холодно смотрели на потомков и их гостей.

— Отец сейчас в бильярдной, — охотно сказал Лестрейндж. — Скоро выйдет.

— Маги играют в бильярд? — спросил удивленный Том. Бильярд в его представлении был неотъемлемой частью притонов, где магловские жулики сбывали часть награбленного добра.

— Причуда отца, — голос Лестрейнджа дрогнул. — Пристрастился в Италии: там все бредят бильярдом.

— Я много раз говорил Вам, Рэндальф, что не в Италии, а в Германии, — раздался звучный баритон. — Немецкие волшебники, в отличие от наших, не пренебрегают этой игрой.

Том обернулся к резной двери. В столовую вошел мужчина лет пятидесяти с небольшой щепоткой усов. Его волосы когда-то без сомнения были иссиня-черными, но теперь стали пегими из-за ранней седины. Огромная черная мантия, напоминавшая тяжелые мантии Диппета, придавала его фигуре лишнюю массивность. Карие глаза с черными зрачками смотрели внимательно, словно выжидая, к чему бы придраться или сделать замечание.

— Герион. Герион Лестрейндж, — представился он, холодно кивнув Тому.

— Том. Том Марволо Риддл, — улыбнулся ему Риддл. От волнения его глаза, как обычно, приобрели синеватый оттенок, но он спокойно посмотрел в глаза отца Рэндальфа. Тот некоторое время смотрел Тому в глаза, а затем усмехнулся.

— Представляйтесь настоящим именем, юноша, — качнул он головой. — Если я не ошибаюсь, то имею дело с мистером Гонтом?

«С самим Сэром Гонтом», — усмехнулся в голове надменный голос. Том, однако, не выдал вслух эту тираду, а слегка поклонился.

— Мелания писала мне о Вас, — продолжал Лестрейндж-старший, буравя гостя взглядом. — Она совершенно очарована Вашими манерами. Но я не Мелания, и мне куда интереснее начинка, а не ее обертка.

«С представителем такого рода, как мой, ты мог бы держаться почтительнее», — подумал Том, придав лицу уважительное и вместе с тем насмешливо-снисходительное выражение.

— Что же, — сказал отец, посмотрев на громадный бронзовый канделябр в форме кентавра, — хозяйка приглашает нас к столу.

Прищурившись, Риддл заметил, что недалеко от камина стоит невысокая женщина в темно-синем платье с выпученными бесцветными глазами. Их взгляд показался Тому испуганным, словно она ожидала нападения. Маленький носик был чуть вздернут, что придавало ее личику немного надменное выражение. Однако впалые щеки и синие мешки под глазами свидетельствовали о ее скрытых переживаниях.

— Добрый день, мистер Гонт, — охотно кивнула она. — Мы рады Вас видеть. Пройдемте к столу, — кивнула она.

— Спасибо, мэм, — улыбнулся Том. Женщина указала на стол. Том подивился, что она не представилась ему: видимо жене в этом доме не полагалось называть себя по имени.

— Мариэтта, прикажи эльфам, пусть подают вино, — сказал Герион Лестрейндж. — Что Бэрк? Здоров? — спросил он Тому.

— Уехал на континент, — ответил Риддл. — Думаю, в Германию. — Командный тон Гериона коробил его, и он, чувствуя себя представителем более знатного рода, не считал нужным говорить «сэр».

— Да, там сейчас охота за наследством Геллерта начнется, — подтвердил Лестрейндж, пристально глядя на Тома.

— Не удивительно, учитывая их чудовищные ракеты, — ответил Риддл. — Не верю, чтобы маглы сами додумались создать такую технику.

— Пожалуй, Вы правы, — Герион посмотрел на Тома с уважением. — Выродок Геллерт подарил маглам, что только мог. Нам теперь расхлебывать.

Том перевел взгляд в сторону балконов для менестрелей. Ковры с изображениями пира все сильнее притягивали его внимание. Больше всего ему запомнилась гравюра, изображавшая слуг с подносами. Том поражался их раболепному виду, словно они изо всех старались угодить надменным господам, чинно пировавшим за столом. Сеньорам, судя по всему, было все равно, будут ли ломиться чаши от фруктов: подносившие их слуги навсегда останутся для них низшими.

— Идемте к столу, — Мариэтта появилась словно из ниоткуда и показала на большой стол, накрытый темно-синей скатертью.

Сегодня на ланч была утка с яблоками и белое вино, название которого Том не знал. Послушно проследовав за Рэндальфом, он занял свое место. Один из эльфов, наиболее проворный, принес поднос с грушами. Том и Рэй сидели напротив Гериона и Мариэтты — видимо, для того, чтобы было удобнее вести беседу.

— Наш лес, — охотно указал в окно Герион, — наше богатство. Ужасно мало родов сохранили владения, подаренные Королем Вильгельмом.

— Король Вильгельм Завоеватель? — спросил Том. Дикая утка, вопреки его ожиданиям, оказалась жесткой, и парень с непривычки старательно пережевывал куски.

— Именно, — подтвердил Герион. — Рад, что Вы знаете историю. Многие волшебные роды приехали в Англию с Королем Вильгельмом. Он жаловал нам владения. К сожалению, не многие сохранили их. А ведь дворянство невозможно без земли, что бы там ни твердили Блэки.

— Хотя книга называется «Справочник чистой крови» — чуть заметно улыбнулся Риддл. Подбежавший эльф положил ему тонкий кусочек ветчины.

— Наверняка творение Сириуса Блэка, — фыркнул Лестрейндж, ловко орудуя ножом с серебряной фигурной ручкой. — Его приписывают Малфоям, а по мне яснее ясного, кто это сделал. Ваш мерзавец хотел изъять его из библиотеки Хогвартса, — спокойно сказал он. — Диппет, впрочем, управляемый и дури не делает.

Том усмехнулся: не вызывало сомнений, кого имел в виду Лестрейндж. Мариэтта что-то сказала эльфу и тот послушно растворился в воздухе.

— Диппет видит профессора Дамблдора своим преемником, — осторожно сказал Том, наливая себе вина.

— Этот мерзавец — редкий интриган, — Герион все более уважительно смотрел на гостя. — Говорят, он победил Гриндевальда. Еще бы, — бросил он в блюдце листьев салата, — при таком соотношении сил! А слабо было вызвать его на дуэль десять лет назад, а?

— Профессор Слагхорн сказал, что Дамблдор не понимал, чего ради ему вызывать Гриндевальда на поединок, — осторожно вставил Рэндальф.

— Что значит — чего ради?! — возмутился Герион, намазав на хлеб маргарин. — Остановить Гриндевальда было его задачей. Он вступил в сражение с темным магом, когда тот подошел к хогвартскому крыльцу, где мой сын и мистер Гонт играли в снежки в первом классе. Жаль, не в гриффиндорской башне!

— Вообще-то в Хогсмиде, — вежливо поправил его Риддл.

— Это меняет дело? — удивился хозяин. — Нужно было остановить Геллерта, пока война не затронула пол-Европы. А этот… маглолюб, — с презрением выплюнул Лестрейндж, — даже пятку не почесал, чтобы вызвать его на бой!

— Я до сих пор удивляюсь, что Гриндевальд якшался с маглами, — тихо выдохнула миссис Лестрейндж. — Мне кажется, это извращение: посадить магов на танки и самолеты, — брезгливо поморщила она курносый носик.

— Здесь другое, — со знанием дела ответил Герион. — Геллерт хотел управлять маглами. Низшая каста должна была знать свое место, в то время как маги — управлять миром. Это так очевидно, как система квадратных уравнений.

— Боюсь, мисс Бэгшот с Вами не согласится, — ответил Том, отправив мысленным приказом к миссис Лестрейндж тарелку с вымоченными в сиропе пирожными.

— Старая лицемерка, — усмехнулся Лестрейндж. — Всю жизнь корчила из себя любительницу маглов, зато племянника воспитала — дай боже. Любопытно даже, не от тетушки ли он нахватался подобных взглядов? — посмотрел он на графин.

— Думаете, его заточат в Нурменгард? — спросил Том. Миссис Лестрейндж послала ему благодарную улыбку, еле заметную на ее тонких губах.

— Безусловно, — ответил Герион. — В этом и заключается цинизм Дамблдора: заточить Гриндевальда в тюрьму, которую тот построил собственноручно.

«И чьи взгляды он сам внушил ему», — подумал Том.

— Дамблдор не просто интриган и лицемер, — продолжал Герион. — Дело хуже. Он хочет отстранить чистокровные волшебные роды, прибывшие с Королем Вильгельмом, от власти. Утверждает, мол, что мы отстаем от маглов и должны изучать их жизнь. Но чего ради нам, привыкшими править ими, — показал он на балконы, — теперь учиться у них?

— Дамблдор говорит, что у них развита творческая мысль, — съехидничал Том.

— Мгм… — проворчал Герион. — Украденные у нас знания. И полная неспособность освоить магический дар. Но если ты неспособен — зачем совать нос в то, что ты не соображаешь? А Дамблдор поощряет это, чтобы на горбах маглорожденных влезть во власть.

— Он, говорят, отказывается от поста замминистра, — вставил Том, постучав пальцами по скатерти.

— Разве для власти нужны официальные посты? — Черные брови Гериона поползли вверх. — Можно править исподтишка, не отвечая ни за что. Русский магл Лев Толстой не занимал постов, но вертел империей, как хотел.

— Вариант мягкой диктатуры? — с интересом спросил Том.

— Скорее, анархии и интриг, — поморщился Герион. — Он не способен управлять — только подсиживать и выживать врагов. Кончится тем, что у аристократии найдется нормальный политик — не чета тряпке Спенсер-Муну. Тогда ему конец.

Том с удивлением слушал Лестрейнджа. Первый раз в жизни он слышал, чтобы так открыто ругали министерство. Впрочем, в словах Гериона был смысл. Риддл чувствовал неодолимое желание расспросить его подробнее, но сейчас надо было вести беседу осторожно.

— Неужели все волшебные роды пришли с Королем Вильгельмом? — спросил он.

— Почти! — ответил Лестрейндж. Мариэтта равнодушно смотрела перед собой. — Великий был Король, — показал он на балкон. — Это копия ковра из Байе*, — пояснил он. — Магловская челядь прислуживает Королю после победы при Гастингсе! Ну, а себе он в знак победы забрал, как трофей, жену Гарольда — Эдиту. — Лестрейндж говорил об этом, словно о чем-то будничном.

— А Гонты? — с интересом спросил Том, накладывая порцию жареной картошки с маринованными лисичками. — Слизерин жил в десятом веке. — Он до сих пор не мог оторвать взгляд от картинок, изображавших сгорбленных маглов с блюдами.

— О, Гонты… — Мистер Лестрейндж с наслаждением закурил трубку. — Длинная история, поверьте. Вы конечно, знаете, что в свое время Салазар Слизерин покинул Хогвартс из-за разногласий с другими основателями, особенно Годриком Гриффиндором. Затем он долго странствовал по Англии, пока не познакомился с Лоррэном Певереллом — внуком Кадма Певерелла. По преданию, они стали друзьями и заключили между собой контракт.

— Контракт? — переспросил Том.

— Да, контракт. — Риддл обратил внимание, что худенькая миссис Лестрейндж давилась от табачных паров, но улыбалась, не смея возразить. — Контракт о том, что кровь Слизерина и Певереллов соединится, создав самый чистокровный род. Слизерин женился на Аделине Певерелл — дочери Лоррэна, — выпустил Лестрейндж новое кольцо табачного дыма. — Его род, судя по некоторым старым генеалогическим справочникам, — продолжался до четырнадцатого века.

— Че… четырнадцатого? — Том не смог подавить крик изумления. К его удивлению Рэндальф, безразличный к генеалогическим проблемам, с интересом слушал рассказ отца.

— Именно, — охотно продолжал хозяин. — Его потомки ничем особенным не прославились, в четырнадцатом веке сменили фамилию на Гонтов. Как это произошло, специалисты не могут выяснить до сих пор. Возможно, Гонты — боковое ответвление Слизеринов, отпочковавшееся от основного дома в двенадцатом веке. Достоверно известно, что в тысяча триста сорок втором году Элеонора Слизерин вышла замуж за Ойкмэна Гонта. Их наследники всегда гордились тем, что они — дважды потомки Певреллов и Слизеринов.

— И только они умели говорить на парселтанге? — уточнил Том. Хотя день был в разгаре, солнце за окном казалось очень низким, играя тусклыми лучами по витражам и узорам из слюды.

— Опять-таки, мы вступаем в область догадок, — продолжал Лестрейндж. — Сами Гонты утверждали, что парселтанг — исключительный дар Слизерина, которого он добился сильной формой магии. Большинство из них вслед за Гейнором Гонтом дрожали, что парселтанг достанется другим родам.

Риддл усмехнулся и с оттенком превосходства посмотрел на Рэндальфа. Лестрейндж, не обращая внимания, поглощал бисквит.

— Впрочем, — кашлянул его отец, набивая в трубку новую порцию табака, — Брутус Малфой утверждал, что способность говорить на змеином языке была присуща представителям нескольких древних родов. Особенность Гонтов заключалась в том, что у них дар парселтанга проявлялся устойчиво. В каждом поколении рождался как минимум один ребенок-змееуст. Именно для сохранения этой способности Гонты, якобы, никогда не вступали в родственные браки.

— Полукровный выродок, — тихо, но с яростью пробормотал Том.

В его глазах вспыхнул странный огонек, а щеки приобрели изможденно-бледный вид. Герион мельком взглянул на него, но парень, похоже, оправился от шока. Взглянув на ковер, он перевел взгляд на Мариэтту.

* * *

Октябрьский лес всегда отличается от сентябрьского. В сентябре он еще почти летний, и на фоне солнечного неба сухие листья придают ковру зеленой листвы легкий шарм. В октябре лес становится неотвратимо осенним. Темные стволы деревьев, присыпанные не желтой и не красной, как в парках, а грязно-бурой листвой, словно созданы для тягостно нависшего серого неба. Том не любил холодные октябрьские дни: слишком сильно они напоминало ему о провале на первом уроке полетов. Однако сейчас, едва поспевая за Рэндальфом, он невольно заразился его азартом.

— В бору светло, — нравоучительно сказал он, не глядя на шедшего за ним Риддла. — Не то, что в ельнике. Паршивое место, хотя рябчиков там пруд пруди.

— Говорят, они горькие, — осторожно вставил Том. Лицо омрачала странная гримаса: эту фразу о горьком рябчике в фольге он слышал от Эмили.

— Это если готовить неправильно, — охотно ответил Рэндальф. — На самом деле они прекрасные, особенно под крепкое вино. Элла уже после моих рассказов мечтает попробовать, — облизнул он чуть ссохшиеся губы.

— Так куда мы идем? — с интересом спросил Том, озираясь по сторонам.

— К болоту. Там вальдшнепов полно.

Громадные охотничьи сапоги Лестрейнджа наступали на заваленные листвой прогалины. Затем, прислушиваясь к шуму лесного вороха, приятель осторожно шел вперед, время от времени оглядываясь на силуэты сосен. Маленькая такса Питер важно семенила за хозяином. Неожиданно, когда Том подвинул ветку, Рэндальф выстрелил в воздух. Едва его приятель успел взглянуть вверх, как нечто летящее забилось в судорогах, и с криком упало вниз. Питер, звонко гавкнув, рванул с места.

— Готов. Отменная, не ожидал, — торжествующее воскликнул Рэй.

— На жаркое? — хоть Риддла и было трудно удивить, но сейчас он смотрел широко открытыми глазами.

— Ну ты даешь, Том, — посмотрев на приятеля, он расхохотался. — Нет, соек не едят. На чучело в гостиную. Полгода назад добыл иволгу. Теперь будут иволга и сойка.

Питер, сопя, подбежал к довольному хозяину. Том заметил, что у него в зубах в самом деле была зажата разноцветная птаха. Собака несла ее осторожно за крыло, словно понимая, что нельзя повредить ценный трофей. Довольный Лестрейндж взял двумя пальцами тушку и придирчиво осмотрел ее на свету.

— Третью добиваю. Между прочим, — непринужденно бросил он. — Энслер хочет сделать карьеру в министерстве.

Ворох старых желто-бурых иголок тотчас посыпался на землю.

— Кто? Энслер? — спросил изумленный Том. Чтобы пройти под веткой, ему из-за высокого роста пришлось пригнуться и ссутулиться, как в далеком детстве.

— Она современная девушка, хочет состояться в работе, — усмехнулся Лестрейндж, легко толкнув ботинком сухую шишку.

— У нее же куриные мозги, — удивился Том. — Ей бы хоть учебник по зельям нормально освоить.

— Училась она средне, — то ли поддакнул, то ли возразил Рэндальф. — Но сидела за книжками долго, если помнишь. Тем и брала. — Невдалеке шумел муравейник, и приятели обошли его стороной.

— Каменная задница, — презрительно пожал плечами Том. — Может, расчистим путь? — поинтересовался он, достав палочку и посмотрев на муравейник.

— Не стоит, — резонно возразил Рэндальф. — Эти черти чувствуют заклинания. — Вдалеке послышался стук дерева, которое чинно долбил дятел.

— Ну, а Дру? — с интересом спросил Том. Ботфорты почувствовали что-то липкое — они, похоже, приближались к топям.

— Девчонка она хорошая. Только вот беда, не хотел я ее, — повертел в руках кепку Рэндальф. — Не Мари, покойница. Та стройная была, — сладострастно причмокнул он. — И нежная, и сдобная сразу. Вот какой должна быть красивая девчонка, а, Том?

Риддл поморщился и чуть насмешливо произнес:

— Ммм… Красивая девушка должна быть маленькой, тонкой и очень хрупкой. У нее длинные распущенные волосы. Предпочитает бальное платье… Но чтобы завоевать ее, нужно преподнести ей коврик из шкуры чудо-юды, — невозмутимо добавил Риддл.

— Лив, что ли? — сориентировался Рэндальф. — Чахоточный призрак с ножкам, худее спичек, — поморщился он. — Ладно, ладно, будущая миссис Гонт!

С минуту приятели смотрели друг на друга, а затем рассмеялись. Лестрейндж заливался во все горло. Том меланхолично улыбался, вспоминая, как сжимал крошечную нежную ступню Оливии и гладил ее чуть островатую коленку. Маленькие сосенки переросли в кустарник, за которым были видны очертания убегавшей за горизонт пустоты. Подойдя ближе, Том понял, что перед ним простирается огромная зеленая лужайка с небольшими холмиками. Хотя Риддл никогда в жизни не видел болота, это без сомнения были они.

— Живописно… — поделился впечатлением Том, но не договорил. Рэндальф приложил палец к губам и отошел в сторону. Он шел неслышно, словно с опаской переступая в сторону. Затем стремительно вскинул ружье и выстрелил. Питер со звонким лаем помчался вперед.

— Готов. Сейчас увидишь, — с восхищением сказал Лестрейндж.

— Это он? — переспросил Том. Перед глазами было небольшое красное тельце то ли кулика, то ли утки. В отличие от сойки, оно не брыкалось, а покорно лежало в зубах собаки.

— Вальдшнеп — птица благородная, — Рэндальф смахнул грязь с ботфорт. — Никогда не трепыхается даже если жив. Ты о чем задумался? — спросил он, глядя, как Риддл рассматривает линию болот.

— Знаешь, Рэй, а ведь твой отец прав, — задумчиво сказал Том. — Ты слышал о жуткой бомбе, секрет которой Гриндевальд подарил маглам?

— Конечно, — на лице Лестрейнджа мелькнула легкая тень. — Жуть. Они одним взрывом убили сто тысяч!

— Ты не думал, что завтра эти твари могут сбросить ее на нас? Нас не спасет ни один щит, — посмотрел парень вдаль. Кряква плыла по реке, касаясь лепестков давно отцветших лилий, но Рэндальфу она, похоже, была не интересна.

— Но… Зачем им нападать на нас? — пробормотал Лестрейндж, бросив в сумку вальдшнепа.

— Ты не догадываешься? — удивился Том. — Скажи, пожалуйста, как вы прячете свой лес?

— Маглы его просто не видят, — Рэндальф присмотрелся на верхушки видневшихся вдали сосен. Том удивился, глядя, что у болотных растений стволы были темнее, чем у тех, что росли в лесу.

— Верно. Но маглорожденных идет все больше и больше, — продолжал Том. — У них есть семьи, родственники. С каждым годом они все ближе к нам. Где гарантия, что однажды они не захотят покончить с более высокой цивилизацией?

— Они уже пытались. В Средние века, — поежился Рэндальф.

— Тогда им нужна была инквизиция. Теперь недоумок Геллерт подарил им атомную бомбу. Одной бомбы, — закусил губу Том, — было бы достаточно.

— И что ты предлагаешь? — спросил Лестрейндж. — Ограничить число маглорожденных, как Слизерин?

Том не ответил. Некоторое время он смотрел на заброшенный рукав речушки. Затем отошел к маленькому берегу, откуда доносился шум почти засохшего ручья. Рэндальф последовал за ним. Некоторые время Риддл молча смотрел на уже потемневшую осеннюю воду, а затем сказал:

— Знаешь, Рэй, я иногда думаю, что ни один маг мира не мог даже отдаленно сравниться по могуществу со Слизерином. Возможно, он был не человек, а сошедший в наш мир полубог.

— Ты полагаешь? — Рэндальф с изумлением опустил ружье.

— Ты разве не помнишь, что Слизерин был величайшим из хогвартской четверки? — холодно спросил Том, скорее утверждая, чем спрашивая. — Наверное, большинство волшебников не смогли бы пережить видение его волшебной силы.

«Кроме Лорда Волдеморта», — усмехнулся холодный голос.

«Лорд Волдеморт — Единственный и Подлинный Наследник Салазара», — важно ответил сам себе Том, посмотрев на тусклую поляну.

Рэндальф вскинул ружье. Через минуту раздался выстрел. Питер, залаяв, снова побежал за дичью.

* * *

Том взглянул на постель, накрытую зеленым покрывалом с золотыми виньетками. В маленькой комнатке было прохладно, но в целом не холоднее, чем в остальном замке. Хотелось надеяться, что эльфы додумались положить в постель грелку. В крайнем случае придется превратить в нее какой-то предмет. Повинуясь привычке все рассчитывать заранее, Том посмотрел на тумбочку из черного ореха. Рядом с бронзовым подсвечником, в котором неспешно горели три белые свечи, лежали пресс-папье и промокательная бумага.

Открыв салатовую штору, Том посмотрел в узкое окно. Толстые запотевшие стекла выходили на газон перед входом в соседнюю башню. За маленькой пристройкой шумели, раскачиваясь на ветру, высокие грабы. В просвете между бегущими облаками выглянул месяц. В его холодном сиянии виднелись ровные контуры стен и длинная линия леса. Том задернул штору, подумав, что сегодня наверняка будет буря.

Спать не хотелось, тем более, что засыпать для Тома было смертной мукой. Где-то в доме часы отбивали каждые полчаса, отмечая их башенным боем. Переодевшись в махровый темно-зеленый халат, парень решил привести мысли в порядок. Подумав немного, Том наколдовал стул и присел к тумбочке. Затем достал из сумки чернильницу и дневник. Пожалуй только сейчас он каждой клеткой своего тела ощутил, насколько ему стала важна эта тетрадь. Обмакнув перо, он вывел:

Ты понял, что говорил отец Лестрейнджа?

Дневник проглотил чернила. Затем их, как обычно, стали заполнять витиеватые ехидные письмена:

Малыш Томми решил заняться политикой? Как трогательно… Может, создашь партию чистокровных и поведешь ее в последний бой против грязнокровной швали?

Том прищурился и чуть облизнул губы. Дневник, похоже, начал заводиться, а, значит, он попал прямо в цель. Ниже послания он ехидно написал:

Почему бы и нет? В конце концов не забывай, чья кровь течет в моих жилах (а благодаря мне — и в твоих).

Листы приняли к сведению сказанное. Затем быстро, словно стараясь убедить самого себя, тот, другой Том, стал отвечать:

Разумеется, я не забываю. Его кровь выше крови любого императора. Но кто это знает, кроме маленького чахлого Томми? Чем ты сможешь доказать, что ты — Наследник Слизерина?

Том прикусил губу. В голове мелькнуло видение полутемной Тайной Комнаты, где он, длинный нескладный подросток, выпускает Василиска. Тогда ему пришлось, поджав хвост, пойти на мировую, получив только смерть грязнокровной дуры Миртл. «Даже кожа кретинки не пошла на коврик для Лив», — фыркнул про себя Том, представив с каким удовольствием Оливия ставила бы на него по утрам дрожащие от сквозняка ножки. Решив превратить ярость в шутку, он написал:

А чем плохо? Волшебному миру давно пора стать монархией во главе с самой чистокровной фамилией.

Том с азартом посмотрел, как страница поглощает последнюю закорючку вопросительного знака. С детства он приходил в ярость, если чувствовал правоту противника. В такие минуты его охватывала дрожь в руках: странное, нечеловеческое желание не просто разгромить или убить, а растоптать, стереть в мелкую пыль такого врага. Вот и сейчас, от напоминания о собственном бессилии ему хотелось не просто уничтожить дневник, а бросит его в печь с адским пламенем… Дневник, не обращая внимания на его бессильную ярость, продолжал:

Томми I — звучит… Епископ надевает на новоявленного монарха корону и провозглашает: «Coronet te Deus!»** «Coronet te Deus, Tommi the First!» Впрочем, нет… Tommie the First — бастард…

Спокойно посмотрев на дневник, Том устало зевнул:

Иногда мне хочется кинуть тебя в камин или печку.

Кремовый лист послушно проглотил его запись и вывел:

Тебе не приходило в голову, что это удовольствие может быть взаимным?

Том с ненавистью посмотрел на дневник. Он было подумал написать в ответ какую-то грубость, но не успел. Дневник, не дожидаясь его излияний, стал выливать в ответ строки. Только теперь они были не темно-синими, как чернила Тома, а незнакомого черного цвета.

Посуди сам, за что мне, Лорду Волдеморту, любить Тома Марволо Риддла? Он держит меня взаперти, общается от случая к случаю, требует исполнения мельчайших капризов, и регулярно посылает мне всевозможные хамства. Зато, когда Риддл умрет, я стану свободным и весьма живым. Смерть Риддла станет, согласись, решением моей маленькой проблемы.

Глядя на выливавшиеся чернила, Том сначала ощутил испуг. Однако затем страх прошел: дневник, несмотря на все проклятия, вряд ли мог сделать ему что-то. Обмакнув перо, парень вывел:

Прежде, чем «решать проблему», учти, что этот самый Т.М. Риддл может охотно уничтожить Твое Августейшее Величие.

Тетрадь размышляла не больше полминуты. Затем, покорно проглотив чернила, выплюнула ответ — правда, уже привычным синим цветом.

Не получится. Том Риддл защитил меня настолько, что для моего истребления понадобятся невероятно сильные средства.

Риддл протер лоб. Он совершенно не подумал над тем, что крестраж может теперь не бояться никаких опасностей… Этот дерзкий маленький кусок его самого может теперь спокойно жить, не боясь даже хозяина. Голова немного кружилась, а в районе лба появилась назойливая боль. Отшвырнув дневник, Том с ненавистью посмотрел на отделанный перламутровыми вставками секретер. Вся эта комната напоминала дом Блэков, только здесь все было холоднее и как-то по-военному жестче. Подумав с минуту, Том для успокоения решил посидеть в библиотеке.

Деревянная лестница скрипела. Свет, как ни странно, зажигался сам собой при появлении Тома, но горел настолько тускло, что очертания перил терялись в полумгле. Библиотека, занимавшая целую комнату, встретила его горящей люстрой и четырьмя витыми свечами на маленьком столике. Окурки в пепельнице говорили о том, что хозяин недавно читал здесь. Том подошел к стеллажам.

Книг оказалось много — как магловских, так и потертых волшебных фолиантов. Некоторые корешки оказались вытертыми от времени. Посмотрев немного на книги, Том, наконец, обратил внимание на одну из них, развернутую в сторону комнаты обложкой. На ней оказался запечатлен образ фараона в урее, на фоне чуть дрожащих силуэтов пирамид. Подойдя ближе, Риддл открыл заклинанием стеклянные дверки и взял цветной том.

Это были египетские мифы. Усмехнувшись, Том открыл книгу. Привычные картинки богов двигались, изображая какие-то действия. Это была не египетская магия, а жалкая подделка: такая, чтобы ее поняла даже маленькая Лив. Подвинув подсвечник, Том равнодушно перевернул страницу и присмотрелся к картинке. Вверху, выведенная крупными темно-синими буквами, стояла надпись:

ЛЕГЕНДА О ХОРЕ-СКОРПИОНЕ

Хор-скорпион был первым фараоном Египта. Не чувствуя в себе сил, Хор-скорпион, стал упрашивать Аммона-Ра даровать ему частицу божественной силы. Аммон-Ра внял молитве юноше, идущего к свету. Сотворив свое подобие, он вселил его в Хора-скорпиона, и жил в теле его до конца земного пути.

Том почувствовал, как в голове началась ломота. Такое состояние обычно сопровождало его в минуты, когда появлялась долгожданная мысль. Если крестраж был отделением части души, то вселиться в другое существо подобно паразиту Аммон-Ра мог только сотворив свою копию, которую можно будет вселить в другое тело. Том посмотрел на свечу и лениво снял ногтем воск.

— Аммон-Ра вселил в него свой образ… — прошептал он. — Сначала создал свой образ, а затем вселил его, подобно паразиту. Создал или отделил…

Схватившись за перстень, парень осторожно повернул камень. Все было до невозможности просто. Нужно сотворить свой маленький образ, напоминавший зародыш, а потом вселить его в кольцо. Близоруко щурясь, Том протер усталые глаза и поводил пальцами по лицу, словно ощупывая его: привычка, унаследованная из далекого детства. Его отделяемый Ба плюс Ба дневника и значение, обратное уравнению сансары. Быстро превратив промокашку в пергамент, Том записал:

Ба (Ка1) + Ба  (Ка2) + Sam (X-1) = Ка  (2)

Наверное, понадобится еще какая-то молитва. Создание образа должно быть похоже на отделение частицы Аммона-Ра. Том усмехнулся, вспомнив гимн смерти и воскрешения, который он читал на саркофаге одного фараона и написал ниже:

О ты, Осирис-Рамзес! Вернулся я к тебе, Владыка богов, Великий Бог, Властелин Солнца! Тум обещал мне, что появится Солнце, и что я буду похож на него, а Нил — что я получу трон Осириса… О ты, ты, ты, ты, Осирис-Рамзес!**

Несколько мгновений ничто не нарушало мертвой тишины. Затем огонек свечи стал то разгораться, то погасать. Когда он стал гореть дрожащим огоньком, Тому почудилось, будто воздух в комнате пропитался гарью. Дышать становилось тяжелее, словно рот и нос забили горящей резиной. Том видел перед собой светло-зеленый палас, но чувствовал, будто спускается в огромную воронку. Наконец, перед глазами появилось видение саркофага с зеленым сиянием. Присмотревшись к крышке, Том заметил знакомую ослиную голову.

— Сет… — прошептал в ужасе Том, — Могущество Сета…

Через минуту видение пропало. Тело била холодная дрожь. Он сидел на уютном диване, смотря в изогнутую пепельницу.

Примечания:

*Ковер из Байе — длинный гобелен предположительно конца XI века, изображающий сцены битвы при Гастингсе 1066 года.

**Коронует тебя Господь (лат.)

**Египетские погребальные формулы взяты из романа Болеслава Пруса «Фараон».