Объятья пламени (гет)

Он просыпается от негромкого звона посуды.

Постель Флер пуста, а из кухни терпко пахнет кофе, и Виктор хватается за этот запах, идет за ним послушно. Утро теплое, и солнечные лучи пробиваются в палатку, освещая танец пылинок. Флер стоит к нему спиной и готовит омлет. Все в тех же легких брюках и немного помятой синей рубашке, с заплетенными в косу серебристыми волосами, она взмахивает волшебной палочкой над небольшой плитой и говорит ему, не оборачиваясь:

— Кофе на столе в кофейнике, завтрак сейчас будет готов.

Он улыбается уголками губ, и идет к столу. Там его уже ждет черный кофе и белая большая чашка, точно такая же как та, из которой он пил вчера утром в доме Делякуров. Через несколько мгновений перед ним уже стоит тарелка с омлетом, а Флер присаживается напротив, обхватывая тонкими пальцами еще одну белую кружку. Он встречается с ней взглядом и хмурится — у нее темные круги под глазами и лицо бледное-бледное, почти что прозрачное. «Она что, совсем не спала этой ночью?», — думает Виктор растерянно.

— Приятного аппетита, — говорит Флер, а парень только хмурится еще сильнее:

— А ты есть не будешь?

— Не хочется, — пожимает плечами она и делает большой глоток из кружки. Ее глаза лихорадочно блестят, и Виктор думает о том, сколько чашек кофе она сегодня уже выпила. Аппетит почему-то резко пропадает, и он сидит, уныло ковыряясь вилкой в еде.

— Ты ешь быстрее, у нас сегодня много дел, — он внимательно вглядывается в ее лицо и спрашивает деловито:

— Ты уже продумала план действий?

Флер подается вперед, опирается локтями о стол, сдувает нетерпеливо непослушный локон, который выбился из косы и лезет в глаза. Она начинает говорить — быстро, четко, рвано:

— Мне нужно достать две реликвии. О драконах я кое-что знаю, и даже имею опыт работы с ними, если испытание на Турнире можно так назвать, — она горько улыбается и замолкает на миг, но тут же продолжает снова: — О драконах я кое-что знаю, а вот о том, что такое Клинок Справедливости — не имею представления. Я не знакома с оружием гоблинской работы, я не стыкалась с ним в обычной жизни. И даже из украшений, изготовленных гоблинами, у меня только вот это кольцо — старинная семейная реликвия, передается через поколение, мне оно досталось в наследство от моей бабушки, — девушка поднимает правую руку и Виктор замечает на среднем пальце изящное кольцо с драгоценным камнем. Почему он не обратил на него внимания раньше? Он осторожно берет руку Флер и подносит ее ближе к глазам. Грани камня ловят отблески солнца, и от этого глазам почти больно, а Виктор почему-то смотрит совсем не на старинное кольцо гоблинской работы. Его взгляд прикован к тонким подрагивающим пальчикам в его ладони.

— Мне срочно нужно узнать хотя бы что-то об этом артефакте. Когда он был изготовлен? Для кого? Почему у него такое странное название? Кому он принадлежал или принадлежит сейчас? Вопросов слишком много, и я не уверенна, что смогу достать ответы на них. Но я знаю человека, который мог бы мне в этом помочь.

Увлеченная собственными мыслями, Флер поднялась на ноги и начала расхаживать тесной кухней взад-вперед.

— Его зовут Билл Уизли, и он работает в Гринготтсе. А ведь финансовая система Британии целиком и полностью контролируется гоблинами, я не ошибаюсь?

— Не ошибаешься, — кивает Виктор.

— Можно попросить Билла, чтобы он устроил мне встречу с кем-то из гоблинов, чтобы расспросить его. Вдруг, он что-то знает и расскажет?

Парень ухмыляется горько:

— Гоблины мстительны, злы и замкнуты. Я уверен — они знают о изделиях своих мастеров очень многое, вот только вряд ли захотят делиться информацией, ничего не получив взамен.

— Я на четверть вейла — приворожу, — Флер самоуверенно вздергивает носик.

— Они не люди, на них твоя магия не подействует.

— Посмотрим, — она сердито скрещивает руки на груди и смотрит на него, хмурясь: — Ты поел? Пора в дорогу.

Остатки завтрака он глотает, почти не пережевывая. Флер полна решимости, она двигается резко и уверенно, собирает палатку за считанные мгновения, запаковывает ее себе в сумку и протягивает парню руку:

— Аппарируем. Я была в Косом переулке.

И он послушно стискивает ее пальцы своей медвежьей лапищей и снова удивляется, как удобно и уютно держать ее за руку. Но эта мысль — еще даже не мысль, так, ощущение, наваждение, вспышка, — не успевает даже оформиться в голове, потому что их затягивает в водоворот аппарации.

В Косом переулке пустынно и тихо. В Британии жара аномальная, люди прячутся по домам, наложив на помещение Освежающие чары, и стараются не показывать своего носа на улице до вечера, пока температура не упадет хотя бы на несколько градусов. Они идут мощеной улочкой, и звуки их шагов вязнут в жарком раскаленном воздухе.

Гринготтс возвышается над улицей огромным белоснежным дворцом. Он монументален, и создается впечатление, что он с презрением смотрит на все остальные дома своими большущими окнами-глазами. Гринготтс блестит своими мраморными ступенями, своими позолоченными оконными рамами, и Виктор недовольно морщится — ему никогда не нравилось все слишком чистое, слишком блестящее, слишком идеальное. Его всегда тянуло к чему-то необычному, неправильному, кривому. К бездомным собакам, к старым метлам, к чернильным пятнам на пальцах, к девушкам со странными именами, которые и выговорить-то невозможно. Именно рядом с такими вещами и людьми он чувствовал себя комфортно и уютно. Возможно, именно поэтому он сейчас рядом с Флер. Потому что она оказалась совсем не такой, какой он ее помнил — холодной, блестящей, идеальной. Потому что у нее тени под глазами, и она совсем не спала прошлую ночь, потому что она пьет кофе литрами и ей очень страшно. У нее болит сердце, у нее внутри — огонь, настоящий, вейлин. Виктор ухмыляется — как бы не обжечься...

Билла Уизли они находят не сразу. У него длинные рыжие волосы, собранные в хвост, и серьга в ухе, он улыбается широко и простодушно, лукаво прищуривает глаза, когда Флер, обворожительно улыбаясь, выкладывает суть своей просьбы. Билл задумывается на минуту и обещает попробовать устроить встречу, он задумчиво хмурит брови и просит их подождать у него в кабинете. Они кивают послушно и присаживаются в удобные кресла, готовясь ждать. Билл оставляет их одних.

Ждать приходится долго. И от этого тягучего, вязкого ожидания еще сложнее дышать, и Виктору кажется, что комната наполнена не воздухом, а липким приторным варевом, от которого кружится голова. Флер застыла в своем кресле, как мраморное изваяние, она напряжена, натянута, как тетива — того и гляди, порвется. А у Виктора в голове крутятся обрывки мыслей. Ему кажется, что где-то когда-то он уже слышал о Клинке Справедливости, слышал о драконовом пламени, в голове его крутятся какие-то неясные воспоминания про старую книгу и пожелтевшие от времени страницы, про строки, гласящие о каком-то ритуале, но все это никак не может сложиться в одну картину, не хватает какого-то кусочка паззла. Если бы только отыскать его в своей памяти, если бы только вспомнить, возможно, это хоть немного пролило бы свет на их проблему, дало хоть какие-то ответы на вопросы, помогло бы найти маленькую Габриэль...

Поток его мыслей прерывает звук открывающейся двери. Флер вскакивает на ноги, и Виктор тоже поднимается навстречу Биллу. Тот сияет улыбкой ярче солнца:

— Я договорился. Грипхук сегодня в хорошем настроении, его уговаривать пришлось всего-то чуть больше часа. Все остальные наотрез отказались идти навстречу. Гоблины — они такие. Пойдемте, я вас провожу.

Они шагают вслед за Биллом Уизли узкими банковскими коридорами и в конце-концов оказываются около тяжелой резной двери. Билл пропускает их вперед и закрывает за ними дверь, улыбнувшись напоследок Флер. Они попадают в небольшую комнату, где кроме стола и двух кресел ничего больше и нет. В одном из кресел сидит, сосредоточенно рассматривая галеон через увеличительное стекло, гоблин. И кажется, что их появление в помещении вообще не произвело на него никакого впечатления — а может, он его и не заметил? Флер набирает воздуху в грудь и начинает неуверенно:

— Здравствуйте, сэр. Меня зовут Флер Делякур, а это — Виктор Крам. Нам хотелось бы с Вами поговорить.

— Говорите, кто ж вам мешает, — бурчит гоблин, не отрывая взгляда от монеты. Девушка озадачено смотрит на Виктора, но тот только кивает ей ободряюще.

— Я хотела бы немного больше узнать про одну из реликвий, сделанную вашими мастерами. Скажите, сэр, Вам что-то известно о так званом Клинке Справедливости?

— Конечно, известно, — кивает банкир, все еще не смотря в их сторону. Флер порывисто подходит к столу и опускается в пустующее кресло.

— Расскажите о нем, пожалуйста.

— Даже и не подумаю, — меланхолично тянет гоблин и кладет галеон на стол, рядом с небольшой кучкой таких же монет. Потом берет золотой из другой кучки, чуть поменьше, и принимается разглядывать уже его.

— Но почему?

— Ни один гоблин не станет выбалтывать секреты мастерства, — ухмыляется гоблин, обнажая кривые желтые зубы и добавляет: — Просто так.

— Я заплачу, — хватается Флер за сумку. — Вы только скажите, сколько!

Гоблин откладывает галеон в сторону и обращает наконец свой взгляд на нее. Его черные большие глаза без белков блестят насмешливо.

— Неужели ты думаешь, что мне нужны деньги?

— А что тогда? — растеряно спрашивает Флер, и Виктору кажется, что он уже знает ответ наперед, что он видит его в жадном блеске черных глаз.

— То, что принадлежит мне по праву. То, что ты носишь на пальце.

Флер одергивает руку от стола и прижимает ее к груди. Она оглядывается затравлено, ища поддержки, она заглядывает в глаза Виктору и в этом взгляде столько страха и обреченности, что Крам сжимает кулаки, подавляя в себе желание сию же секунду затолкать гадкому гоблину в глотку все галеоны и размазать его по стене. Но вместо этого он просто ступает к ней ближе, останавливается у нее за спиной. «Я рядом, — думает он как можно громче, — я рядом, Флер. Все в порядке».

— Я не могу отдать вам кольцо, — выдавливает она, наконец, из себя. — Оно досталось мне в наследство от бабушки, это очень важная вещь для меня...

— Видимо, она важнее информации о Клинке Справедливости, — кривит Грипхук губы в недоброй ухмылке. — Что же, тогда не смею Вас больше задерживать, мисс.

Виктору кажется, он физически ощущает волны паники, исходящие от девушки. Виктору кажется, она сейчас разрыдается прямо здесь, не вставая из продавленного старого кресла. Он стискивает кулаки так, что кости тихонько хрустят.

— Отдай, — говорит он ей едва слышно. — Отдай, сейчас информация важнее.

И добавляет про себя: «А потом мы что-нибудь придумаем. Я тебе обещаю».

Плотно сжатые губы Флер немного подрагивают, когда она стаскивает с пальца тонкое изящное кольцо, и то ли руки ее не слушаются, то ли украшение и вправду не хочет оставлять хозяйку, но это занимает несколько тяжелых горьких минут. Грипхук наблюдает за каждым ее движением, и в черных глазах его блестит жадность. А когда кольцо бесследно исчезает в его кармане, а Флер впивается в него злым взглядом, полным бессилия, гоблин удовлетворенно откидывается на спинку кресла, скрещивает пальцы на животе и говорит негромко:

— Серебряный кинжал с рукояткой из слоновьей кости в форме змеи был выкован гоблинскими мастерами в середине пятнадцатого века по заказу князя Витовта, который как раз в те года намеревался стать Королем Литовского государства. В пару к кинжалу великий князь заказал также корону из чистого золота, украшенную изумрудами. Над этими артефактами наши мастера трудились долго, ведь в заказе было одно обязательное пожелание — кинжал и корона должны были закаляться на крови заказчика и мастера над оружием. Наши оружейники долго не хотели браться за эту работу, сами понимаете, оружие, закаленное на крови чародея и гоблина, имеет необычайную магическую силу. В бою такой кинжал почти что непобедим, пока его держит тот, чья капля крови замешана в серебре, но даже если его возьмут в руки чужие, он все равно останется мощнейшим орудием для проведения любых ритуалов на крови. А это, как правило, черномагические ритуалы, — гоблин как-то плотоядно улыбается и щурит глаза, как будто одна мысль о черномагическом ритуале приносит ему удовольствие. — Ну и кроме всего прочего, оружие, закаленное на крови, всегда будет этой самой крови просить. Что же касается короны, то при добавлении крови гоблина и мага, она обретала особенные магические свойства — тот, кто надевает ее, обретает возможность изобличать ложь — согласитесь, важное умение для короля. Когда же работа была выполнена, наши мастера отправили артефакты князю Витовту на континент, вот только их пришлось разделить: короне следовало еще за маггловскими законами получить освящение Папы Римского, а кинжал князь желал получить немедленно. Поэтому один предмет отправился в Рим, другой — непосредственно в Луцк, будущую столицу государства Литвы. Там должна была произойти коронация. Шел год 1429.

Но вот незадача — корона в Риме побывала, Папа ее освятил и дал благословление новому монарху, но на пути назад на экипаж, который доставлял этот символ власти, кто-то напал. Корона была утеряна, и никаких следов ее до сих пор не нашли. Возможно, ее переплавили тупые маггловские разбойники, а возможно, она до сих пор лежит где-то, ожидая своего часа. А что касается Витовта... Он собрал в Луцке всех монархов Европы, чтобы засвидетельствовать свою коронацию, но поскольку корона к месту назначения не прибыла, то и короновать было нечем. Монархи посидели в городе недельку-вторую, съели все изысканные блюда, выпили десятки бочек эля и вина, да и разъехались по домам. Витовт от такого позора впал в глубокую депрессию, от чего еще через несколько месяцев и вовсе тронулся умом. Через год после несостоявшейся коронации великий князь литовский Витовт покончил жизнь самоубийством, заколов себя своим же кинжалом.

— Почему кинжал называют Клинком Справедливости? — спрашивает Флер, и гоблин усмехается совсем уж недобро и зло:

— После Витовта кинжал перешел кому-то из его родственников. Его след все время то пропадает, то снова появляется в истории, оставляя за собой кровавый след. Его бы следовало называть Жадным, ведь он никогда кровью не насытится, сколько им не убивай. В начале девятнадцатого века кинжал снова всплыл — на этот раз, в Англии. Им владел в то время лорд Блэквуд, один из представителей магической аристократии, влиятельный и богатый маг. Блэквуды — одно из ответвлений рода Блэков, кстати. Так вот как раз в 1823 году в Англии началось одно из наиболее сильных и масштабных восстаний гоблинов. Наши предки пытались расширить свои магические права и добиться возвращения палочек, но... но восстание потонуло в крови. В гоблинской крови, если быть точным. Лорд Блэквуд был в авангарде сопротивления волшебников, и каждого гоблина из знатного рода он лично казнил своим кинжалом. Он называл это восстановлением справедливости, а кинжал называл не иначе, как Справедливым Судьей. Именно им он и проткнул сердце последнего из династии Грохов, мастера над оружием, дальнего родственника того оружейника, который этот кинжал когда-то создал.

— А что было потом?

— А потом... Потом кинжал снова пропал, потом появился, и пропал опять... Наш мир довольно мятежный, и Клинку Справедливости всегда найдется, где поживиться.

— И что, неясно, где он теперь? Кому принадлежит?

— Ну, почему же неясно... — хитро поглядывает гоблин исподлобья. — Клинок Справедливости принадлежал роду Блэков, на сколько мне известно. А некоторое время тому назад был передан в качестве приданного Нарциссы Блэк другому роду. Роду Малфоев.