Полугигант (джен)

— Рубеус, беги сюда, ну, что я тебе говорил? — кричал коренастый мужчина, потрясая бумагой, зажатой в руке. Сотрясая стены, в комнату влетел крупный парень, под два метра ростом. На первый взгляд ему можно было дать лет шестнадцать, но в лице было что-то необычайно трогательное, что-то детское, доверчивое. Хотя, по правде сказать, выглядел он несколько диковато: черные, спутанные космы спускались до плеч, которые были настолько широки, что могли принадлежать разве что Гераклу, мускулистые руки казались просто огромными, а глаза были абсолютно черные, и многие почему-то не замечали излучаемой ими теплоты.

— Письмо, папа, оно пришло, да? — обрадованно завизжал парень, кидаясь на шею отцу. Ну, то есть как сказать: кидаясь на шею... Скорее как раз наоборот, поднимая его на руки и целуя в обе щеки.

— Рубеус, поставь меня, я еще не поздравил тебя с днем рождения. — хитро улыбнулся мистер Хагрид. Он тяжело поднялся с постели, и, кряхтя, залез под кровать. Через несколько секунд он вылез, держа небольшой ящичек, с грубо проделанными отверстиями. Продолжая лукаво улыбаться, он протянул её сыну. Тот принялся отдирать крышку. Стоило ему только приподнять её, как оттуда выскочил мохнатый черный зверек с длинным рыльцем, страшно похожий на крупную мышь. Шумно втянув воздух, зверёк шустро перебрался на плечо и с любопытством, свойственным этим существам, принялся изучать серьгу. Да! Стоит отметить, что Рубеус носил серьгу. Небольшое золотое колечко — все, что осталось у него от матери. Так было принято в её роду, и отец не смел перечить.

— Осторожней, — засмеялся мистер Хагрид. Не успеешь глазом моргнуть, как он откусит тебе ухо, пытаясь добыть её. Это Нюхлер. Они очень падки на золото.

— Спасибо! Он чудесен! — снова обнимая отца, завопил парень и вдруг взвыл от боли:

— У-У-У! Проныра, ты у меня получишь. — Он схватил зверька, подобравшегося-таки к его серьге, за хвост и, хорошенько встряхнув, поднес его к самым глазам, — Не нужно так делать. Мне больно. Ты ведь больше так не будешь, правда...э-э-э... Барти?

Тихо пискнув в знак согласия, зверек забрался Рубеусу за пазуху.

Мистер Хагрид сильно удивился странному выбору имени для питомца, но скоро согласился.

— Я рад, что вы подружились. Хороший друг тебе не помешает, когда я...м-м-м... — Хагрид замялся, не закончив фразу.

Рубеус посмотрел на отца с подозрением.

— Когда ты что?

— Ничего, — быстро спохватился тот, — ничего. Просто хорошие друзья лишними не бывают, ведь так?

Тут постучали в дверь. Мистер Хагрид отправил сына обустраивать домик для Барти, а сам тяжело поплелся к выходу, ругаясь про себя на недомогание, которое не отпускало его вот уже четыре месяца. Внезапно его охватило какое-то беспокойство. Что-то мерзкое и гадкое зашевелилось внутри, словно клубок змей. Догадываясь, что посетитель будет не из приятных, мистер Хагрид рывком распахнул дверь. На пороге стоял высокий человек, в строгой, но явно дорогой, мантии с серебряной отделкой.

— Арчи, как я рад, что вы дома!

— Весьма неожиданный визит. — Сухо заметил Мистер Хагрид, — Что тебе нужно в моем доме, Клайд?

— У меня есть разговор, Арчи, и очень серьезный разговор. Я бы не советовал вам грубить, мне не доставляет ни малейшего удовольствия находиться в этом с позволения сказать доме.

Мистер Хагрид нахмурился.

— Хохлись перед кем-нибудь другим, не передо мной. Уж я-то помню, как ты попал в министерство. Поаккуратней будь, глядишь с моей помощью вспомнят и другие.

С удовольствием отметив, что собеседник его побледнел, Мистер Хагрид добавил:

— Впрочем, правила гостеприимства еще никто не отменял, поэтому прошу к чаю, Господин Министерский Работник. — И издевательски отвесил низкий поклон.

Человек, которого Мистер Хагрид фамильярно величал Клайдом, скрипя зубами, снес и это.

Минут через двадцать, когда чай был уже почти допит, а все великолепные пирожные, с таким трудом испеченные мистером Хагридом для любимого сына, были съедены, и нечего было больше вспоминать, гость откашлялся.

— Арчи, все же я по делу, хоть и не очень приятному, — при этих словах кривая ухмылка исказила лицо, давая понять, что на самом-то деле все как раз наоборот, и это "дело" несказанно радует Клайда. Тон его при этом снова стал важным и деловитым. — Ваш сын поступает в этом году в школу, не так ли?

Легкая тень беспокойства пробежала по Лицу Мистера Хагрида.

— Какое это имеет отношение к министерству? — довольно грубо полюбопытствовал он.

— Самое прямое, Арчи. Некоторые родители могут высказать вполне оправданное беспокойство по этому поводу, и Попечительский Совет счёл, что поступление Рубеуса в школу чревато опасностями.

Мистер Хагрид вскочил с места.

— Опасностями?! — зарычал он. — Дикари вы все неотесанные, это же ребенок!!!

— Происхождение вашего сына внушае...

Схватив посетителя за грудки, Мистер Хагрид выпихнул его за дверь крохотной кухонки.

— Убирайся Клайд! Еще одно слово и я придушу тебя!

И хотя он едва доставал гостю до плеча, лицо его выражало такую ярость, что тот поспешил убраться, швырнув на стул груду пергамента.

Захлопнув за Клайдом дверь, мистер Хагрид вернулся на кухню и углубился в чтение свитков. Там были многочисленные заметки о нападениях великанов на людей, о их звериной жестокости. Были там как и вполне правдоподобные, так и глупые до нелепости. Были так же вырезки из судебных дел и каких-то книг. Один из пергаментов оказался гневным заключением Попечительского Совета о безответственности некоторых магов, свирепости полукровок и необходимости запретить последним совместное обучение с "нормальными" детьми. На пергаменте стояло одиннадцать подписей. "Одиннадцать... — пробормотал Мистер Хагрид. — не хватает еще двух. Стоит им добыть их и все его надежды рухнут. К заключению было приложено письмо, или скорее небольшая записка, с требованием предстать перед собранием для защиты своих интересов.

— Папа? — Рубеус радостно вбежал в комнату, но сразу нахмурился, — Что то случилось?

Мистер Хагрид рассеянно похлопал глазами, потом с минуту что-то обдумывал и сказал:

— Возьми горсть лакричных конфет, а после обеда отправимся в Косой Переулок, покупать тебе принадлежности для школы.

После обеда мистер Хагрид снова удивил сына, заявив, что в косой переулок они отправятся не камином, а пешком, и останутся там на пару дней. Рубеус был на седьмом небе от счастья. В Лондоне он бывал редко, и перспектива длительной прогулки с отцом была заманчивой. Собрав небольшие походные рюкзачки, они отправились на станцию.

Дорога была ровной, вдоль нее росли карликовые сосенки и какой-то кустарник, чуть поодаль раскинулись необъятные поля, манящие своей чистотой и свежестью. В воздухе витал тот легкий и ненавязчивый аромат, который непременно знаком каждому, кому хоть раз приходилось ночевать на сеновале, уткнувшись носом в теплое сено, сладковатый запах которого напоминал о доме, создавая в душе ощущение уюта и безмятежного покоя. Солнце стояло высоко, и душу Рубеуса переполняло такое счастье, что он затянул какую-то незамысловатую песенку, тот час же подхваченную отцом. Так и шли они, отец и сын, каждый из них был погружен в свои мысли, но абсолютно счастлив в этот момент. Пару часов спустя ландшафт изменился, а в воздухе чувствовался запах дегтя и дыма: дорога была уже близко. Вот уже слышен гудок паровоза и путники прибавили шаг.

И вот, спустя четверть часа, они уже мчатся по полям, лугам, холмам, огибают низенькие горы, весело болтая и шутя, поедают прихваченные с собою сладости. Мистер Хагрид задремал, строго наказав сыну разбудить его незадолго до прибытия. Рубеус сидел, погруженный в свои счастливые мысли, но скоро ему это наскучило, и он решил прогуляться по вагону. Он шел медленно, внимательно рассматривая пассажиров.

Интересно, о чем они думают? Счастливы ли, несчастны ли, добры или озлоблены? Кто из них верит в чудеса? А кто черствый скептик? А кто из них творить эти чудеса сам, подобно его отцу? А вот тот скрюченный мужичок в старом затертом пиджачке, похоже, терпеть не может животных. С неодобрением смотрит он на парнишку, который, вцепившись изо всех сил в ошейник, старается удержать на месте огромного черного пса. С явной неприязнью смотрит на толстую, еле влезавшую в слишком маленькое для нее платье, женщину, сюсюкавшую уставшую от дороги и людской суеты кошку. И пятится от маленькой собачонки, бегающей по всему вагону, в поисках хозяйки, отошедшей в туалет. Все это были мелочи, на которые бы вы, наверное, никогда не обратили внимания, но Рубеус был настолько счастлив, что его волновало буквально все живое, хотелось осчастливить всех вокруг, было интересно, чувствуют ли другие то же что и он. Понимают ли, насколько прекрасна природа за окном, насколько ярко светит солнце, насколько все вокруг тепло и весело?

С этими мыслями он дошел до конца вагона, где розовощекая, чуть полноватая девица продавала разные сладости. Внимательно окинув взглядом столик, он не увидел ничего знакомого. Не было ни желатиновых червячков, ни сахарных тараканов, ни шоколадных лягушек, ни Берти Боттс, маленьких драже со всевозможными вкусами. Не было даже тыквенного печенья! Вместо них лежали какие-то батончики, на вид все одинаковые, но названия отчего-то были разные. Все эти марсы, сникерсы, натсы, ничуть его не заинтересовали, зато небольшая пачка разноцветных конфеток с надписью "Бон Пари" привлекла его внимание, и он решил взять на пробу. Он уже собрался протянуть девушке пару кнатов, но вдруг спохватился. У отца были маггловские деньги, но будить его не хотелось, и Рубеус, виновато взглянув на продавщицу, так же не спеша направился обратно.

Проходя мимо того самого скрюченного мужичка он услышал сердитое бормотание, и проследил за его взглядом: уж очень ему интересно было, что на этот раз вызвало его неудовольствие. Но картина, представившаяся ему, была действительно необычной. Белобрысый мальчик, примерно его возраста, сидел в самом углу и ласково гладил...козленка. Сейчас Рубеус заметил, что весь вагон искоса наблюдает за парнишкой, а тот, краснея и смущаясь, отводит взгляд. Толи любопытство, толи жалость, но что-то притягивало Рубеуса к странному пассажиру, и он, краснея не меньше мальчика с козленком, подошел к нему.

— Э-э-э... привет!

Мальчик вздрогнул от непривычно громкого голоса.

— Здравствуйте, — он искоса посмотрел на подошедшего, пытаясь сообразить, что нужно этому незнакомому человеку.

Рубеус рассмеялся. Ему потребовалось минут десять, чтобы убедить нового знакомого в том, что они ровесники. Мальчика звали Ньют. Родители отправляли его в город на воспитание к тетке. Пока Рубеус, тщательно подбирая слова, рассказывал о цели своего путешествия, Ньют внимательно смотрел на него, словно не решаясь задать вопрос. Затем глубоко вздохнул.

— Ты волшебник? — выпалил он на одном дыхании, словно опасаясь, что у него не хватит смелости.

Поймав вопросительный взгляд Рубеуса, он пояснил:

— Я видел, как вы ели шоколадных лягушек с тем человеком.

Рубеус озадаченно почесал голову

— Это мой папа. Он волшебник. А вот я не знаю... мне кажется, я совсем не способен к магии, но письмо из Хогвартса пришло, значит, я смогу чему-нибудь да научиться. Но откуда ты знаешь? Ты тоже волшебник?

— Вся моя семья — волшебники. А я... я — НЕТ! — глаза мальчика наполнились слезами, губы задрожали, резко откинувшись на спинку сиденья, он ударился головой.

— Как так получилось? — искренне удивился Рубеус.

— Я сквиб. Почему рождаются сквибы? Никто не знает. Мой папаша был вне себя от ярости, когда понял наконец, что его сын бездарность. Какой позор! В семье Сквиб! В мире чистокровных волшебников не любят сквибов, грязнокровок, всевозможных полукровок, да и вообще всех, кто, по их мнению, пользуется тем, что им не принадлежит. " Магические секреты должны храниться только в магических семьях!" Слышал когда-нибудь? А я это слышу по сто раз на дню! Лозунг становится все популярней и популярней, и помяни мое слово, они еще начнут войну за чистоту крови, войну по истреблению таких, как мы! И мой папаша из таких. Отправить меня к этой мерзкой бабе на воспитание была его идея. Она мне и не тетка вовсе! Ну, ничего, она еще отправит меня обратно! Пусть я не унаследовал магические способности, но весь мерзкий характер моей семейки унаследовал сполна! Шиш им с маслом! Им не избавится от меня так просто! Я рожден в этом мире, и, не смотря ни на что, я его часть.

Ньют воинственно тряхнул своей шевелюрой, глаза его горели, и Рубеус уже не узнавал того смущенного мальчишку. Украдкой оглядевшись по сторонам и убедившись, что их никто не слушает, Рубеус вздохнул спокойнее.

— А он? — великан вопросительно ткнул пальцем в козленка.

— Видимо для пущего позора! — воскликнул Ньют, сжимая кулаки. — Впрочем, я рад, что Шелби со мной. Единственное не злобное существо в нашем доме! И единственный, кто хоть изредка слушает меня.

Мальчик ласково потрепал Шелби по голове и смущенно улыбнулся.

-Прости, что вешаю на тебя свои проблемы. Будешь Друбблс? Эти магглы не слишком изобретательны, когда дело касается сладостей.

Рубеус с радостью согласился. Они еще немножко поболтали о том, о сем, но Рубеус был слишком потрясен словами мальчика и был слишком рассеян, чтобы поддерживать беседу.

— Скоро приедем, — оторвал его от размышлений Ньют.

Рубеус вспомнил просьбу отца. Извинившись перед новым знакомым, он засобирался к себе. Они тепло распрощались, и обещались еще непременно встретиться, и изредка навещать друг друга. Сколько таких обещаний дается в дороге, и как редко они выполняются по приезде...

Рубеус с отцом остановились в Дырявом Котле. Рубеус бы никогда и не заметил этот крошечный и невзрачный бар, если бы Мистер Хагрид не указал на него. Внутри было довольно мрачно, зал был темным и обшарпанным, однако к величайшему удивлению Рубеуса полон народу. За столиком у окна двое волшебников громогласно спорили о чем-то, вокруг них уже собралась толпа. Некоторые из них уже приготовились разнимать еще не начавшуюся драку, некоторые и сами были не прочь в ней поучаствовать, но большинству хотелось просто поглазеть. Несколько пожилых дам в углу неодобрительно шептались, потягивая странный булькающий напиток темно-зеленого цвета. За соседним столиком сидел крупный мужчина и каждые полминуты поглядывал на часы. Этот точно кого-то ждал. А вот тот сухощавый мужичок с огромными ушами, бегающий от столика к столику, подметая пыльный пол своей слишком длинной зеленой мантией, явно не имел определенной цели, а пришел пообщаться и пособирать последние сплетни. В самом углу сидел очень худой и высокий человек в черном цилиндре и строгом черном костюме, так сильно выделявшем его среди разномастных посетителей паба в ярких мантиях. Он не спеша покуривал длинную трубку, но, увидев их с отцом, поспешно поднялся им навстречу.

— Добрый вечер, Арчибальд, рад видеть тебя. — Мужчины обменялись теплым рукопожатием, а затем обнялись.

— Теоден, позволь представить, мой сын, Рубеус. Рубеус, это мой старый друг и приятель, не раз меня спасавший, а ныне профессор Клэрфолд. Он врач, один из лучших целителей во всей магической Британии. Ты будешь часто с ним видеться в школе, особенно если будешь впутываться в разные неприятные истории.

— Ты меня захвалил Арчибальд, — отмахнулся профессор. — А твой сын, я думал он младше?

— Рубеус выглядит хм...кмх...несколько старше своего возраста. Теоден, я очень рад, что ты пришел, но, я надеюсь, тебя не затруднит подождать еще немного, пока мы займем комнату? Тогда мы сможем спокойно поговорить. — При этом Мистер Хагрид бросил резкий взгляд на сына.

Профессор Клэрфолд извинился, сказав, что в таком случае ему нужно заскочить в одно местечко по делам, он обещал быть за этим же столиком ровно через полчаса.

Мистер Хагрид с сыном направились к стойке. Лысый бармен, ужасно похожий на нахмурившийся грецкий орех подливал вина уже изрядно захмелевшей парочке. Увидев двух приближающихся волшебников, он низко поклонился и почти скрылся за барной стойкой. Выяснив, чего хотят посетители, он вызвался проводить их в номер. Рубеус с каким-то неудовольствием отметил, что у бармена на спине огромный горб. Он не имел ничего против необычных людей, но они пугали его и... манили.

— Арчибальд, у вас все в порядке? — шепотом поинтересовался горбун, когда они поднимались по лестнице. Говорил он с каким-то присвистыванием — вероятно у него не хватало нескольких зубов. — У меня утром был Клайд. Ух уж и распиналось это отребье! — он сплюнул, выражая крайнее презрение.

— Не знаю, Том, я пока ничего не знаю. Он приходил ко мне. Строил из себя аристократа. Черт с ним. Он до сих пор помнит кое-что. Уверен, министерство не заинтересовалось бы Рубеусом без его нашептывания. Я задушу его!

— Он сейчас видная фигура в министерстве — с ним нельзя не считаться. Эх, отрезать бы ему его гнилой язык! — Том снова сплюнул, но закашлялся и ткнул собеседника в бок, поймав любопытный взгляд Рубеуса, пытавшегося разобрать, о чем они говорят.

Вручив им ключ от комнаты, Том покинул их у двери и отправился обслуживать новых посетителей.

Не особо задумываясь об уюте, Мистер Хагрид расшвырял самые нужные вещи из рюкзака на видных местах, чтобы легко отыскать их, когда возникнет необходимость. Посоветовав сыну последовать его примеру и не заморачиваться с уборкой, он взял со стола свежий номер "Ежедневного пророка", газеты, рассказывающей обо всех событиях магического мира, и углубился в чтение. "Странно... — подумал он, — сегодня никаких скандалов...неужто все репортеры заболели или подали в отставку? Ну, ничего, завтра они своего не упустят. Накрапают, что профессор Диппет, директор школы Хогвартс, собирается запустить в школу злобного и кровожадного великана, обучит его магии и будет натравливать на провинившихся учеников! Им самим не смешно от того, что они пишут? Но самое смешное, что люди им верят...они готовы поверить всему, что пишут в газетах, даже если там скажут, что сам Салазар Слизерин был прекраснейшей балериной, а драконы какают бабочками!" — в этот момент мистеру Хагриду захотелось последовать примеру Тома и сплюнуть, но он решил, что это уж чересчур. Прочитав еще пару безвкуснейших статеек, он спустился вниз, предупредив Рубеуса, чтобы тот не ждал его и ложился спать.

Народу становилось все больше, свободного места почти не осталось. Пунктуальный Профессор Клэрфолд уже сидел на том же самом месте, все так же не спеша покуривая свою длинную трубку, как будто никуда и не уходил. Мистер Хагрид присел к нему, предварительно заказав бутылку огневиски. Врач брезгливо поморщился, отодвигая бутылку с янтарной жидкостью на дальний конец стола.

— Я не пью, Арчибальд, — резко заметил он, — и тебе не советую.

Проигнорировав замечание друга, Мистер Хагрид залпом осушил стакан. Однако это не помогло ему собраться с мыслями, и он молчал. Профессор Клэрфолд не торопил. Он давно уже привык вот так вот являться по первому зову товарища, смотреть, как тот долго собирается с мыслями, решаясь снова просить у него помощи. Привык он и к тому, что просьбы эти одна невероятнее другой, привык даже к тому, что никогда не может отказать этому человеку, столь часто попадавшему в переделки из-за своего веселого нрава, острого языка и ясного ума. Этот человек, бывший его другом уже много лет, был невероятно предсказуем, и в то же время не переставал его удивлять снова и снова. Теоден искренне восхищался товарищем, радовался его успехам, скорбел о неудачах. Мистер Хагрид в свою очередь всегда удивлялся невозмутимому спокойствию и хладнокровию друга, его цепкий ум, железная логика, а так же влияние в высоких кругах помогли Арчибальду выбраться из многих передряг. Говорил он мало, но по делу. Голос его был невероятно тих, и он никогда не считал нужным повышать его. Мистер Хагрид делился с другом всем, что у него есть. Так и шли они по жизни плечо к плечу. Дороги вскоре разошлись, но что бы ни случилось в жизни у одного из них, друг тут как тут, готовый подать руку, подставить плечо или порадоваться за товарища.

В конце концов, Мистер Хагрид вытащил из кармана письмо и молча протянул его Клэрфолду. Тому хватило минуты, чтобы сообразить, в чем дело. Он нахмурил брови, и задумчиво потер переносицу.

— Тебе придется идти туда, Арчибальд. Отвертеться не получится. Иначе Рубеус безоговорочно будет отчислен.

Мистер Хагрид довольно грубо выругался про себя, а затем умоляюще посмотрел на друга.

— Но ведь это безнадежно! Слушанье — простая формальность! Они все перевернут, как им угодно. Ну, Кла-а-айд...

И он стал подробно обрисовывать, что же он сделает с негодяем, попадись он ему в руки.

— Арчибальд! — прикрикнул на Мистера Хагрида него Клэрфолд, отчего у того расширились глаза. — Ты болен, и ты знаешь это. Лучше бы тебе подумать о будущем своего сына, а не о мести.

— Именно поэтому, черт возьми, я и хочу, чтобы он поступил в Хогвартс! Он станет для Рубеуса домом. — Мистер Хагрид обхватил голову огромными ладонями и сильно сжал. Клэрфолд задумался. Его узкое лицо еще больше вытянулось и стало похоже на морду борзой.

— Профессор Диппет — умный волшебник, но боготворит Министерство. Он не станет противиться его решению. Однако в школе есть человек, способный помочь. Альбус Дамблдор — преподаватель трансфигурации и заместитель директора школы Хогвартс. Я думаю, стоит написать ему. Шансы малы, но попытаться стоит. Он большой чудак этот профессор, многие считают его просто чокнутым, но я так не думаю. Да и в министерстве на него возлагают большие надежды...правда, до тех пор, пока не поймут, что он ни во что не ставит этих пустоголовых крыс из министерских контор.

— И ты думаешь, что какой-то сумасшедший дедушка сможет мне помочь? Ты в серьез считаешь, что стоит доверять каждому встречному и поперечному? — Мистер Хагрид скептически поднял брови, но, казалось, каждая клеточка его лица дышит горечью и отчаяньем. Глаза лихорадочно блестели. Он готов был цепляться за любую, пусть даже самую слабую надежду.

Клэрфолд неожиданно разозлился. На его бледном лице выступил легкий румянец, а глаза прожигали дыру в столь скептически настроенном друге.

— Оскорбляя профессора, ты оскорбляешь меня, Арчибальд, — сдержанно процедил Клэрфолд сквозь зубы, — Дамблдор великий человек! И станет еще более великим, это вопрос времени.

Мистер Хагрид покорно опустил голову.

— Хорошо. Я напишу ему. И если он действительно сможет помочь, я буду молиться на него до конца жизни.

— Не так уж много, учитывая твое положение, — без тени улыбки прокомментировал Клэрфолд, — а ведь я говорил тебе...предупреждал...

— Закрыли тему, Теоден. Я рад, что ты со мной. Послушай, я не хочу, чтобы моего сына отправили в приют. Ты ответственный человек, и...

Клэрфолд отшатнулся. С минуту он беззвучно шевелил губами, но, собравшись с мыслями, твердо качнул головой.

— Нет. — Заметив, что Мистер Хагрид собирается что-то возразить, твердо повторил, — Нет, Арчибальд, я не могу. Я ничего не смогу дать мальчику, кроме бесконечного бродяжничества. Я престижный целитель, но вынужден прозябать без гроша в кармане, а все потому, что собственная принципиальность не позволяет брать плату за лечение. Я живу подачками, Арчибальд. Ты этого хочешь для своего сына?

— Ты сможешь дать ему куда большее...Ты сможешь дать ему воспитание.

Клэрфолд отрицательно помотал головой. Они спорили до самой ночи, приводя различные доводы, опровергали слова друг друга, но к соглашению так и не пришли. Лицо Мистера Хагрида раскраснелось от жаркого спора. Клэрфолд оставался тверд и непоколебим. "Срываться по среди ночи, ехать незнамо куда, видеть лица больных и умирающих — все это не пойдет мальчишке на пользу, — настаивал он.

— А приют? Приют пойдет на пользу? — Мистер Хагрид был вне себя от бешенства.

Клэрфолд низко склонился к товарищу, и что-то шепнул ему на ухо. Мистер Хагрид облегченно вздохнул. Когда на улице начало светлеть, друзья распрощались, и профессор Клэрфолд отправился восвояси, обязуясь прийти на слушанье. Усталый и совершенно разбитый, Мистер Хагрид уныло поплелся в комнату, и сразу же рухнул на кровать: он не сомневался, что через пару часов Рубеус растормошит его и потянет за покупками.

Рубеус лениво приоткрыл один глаз: уже давно рассвело, и яркий солнечный свет заливал всю комнату. Рубеус снова закрыл глаз и зевнул. Но стоило ему вновь провалиться в сон, как послышался непонятный скрежет. Мальчик застонал и приподнялся с кровати, взглядом пытаясь отыскать нарушителя покоя. С опаской поглядев на шевелящийся рюкзак, который вчера так и не удосужился разобрать, он обреченно стряхнул с себя одеяло и медленно сполз с кровати. Убедившись, что ему не удастся победить лень и подняться на ноги, он на четвереньках подполз к рюкзаку, чуть не уснув по дороге. Деревянными пальцами он кое-как открыл рюкзак, умудрившись больно прищемить палец. Сопя от боли и обиды и горестно вздыхая по прерванному сну, Рубеус бесцеремонно перевернул ранец, вытряхивая все его содержимое прямо на пол. Какие-то книги, пергамент, одинокий серый носок, мятая мантия, потрепанные перья, цветные стекляшки...крошки, припасенные сладости, вчерашние бутерброды, нижнее белье... вдруг на пол шумно шлепнулся черный комок.

— Барти! — Брови мальчика удивленно поползли вверх, а лицо сразу приняло какое-то виноватое выражение. — Как ты оказался здесь? Я совсем забыл про тебя.

Нюхлер обиженно отвернулся.

— Ну прости меня, Барти. Есть хочешь? — Рубеус протянул животному половину только что вытрясенного из рюкзака бутерброда: вторую половину он уже с удовольствием уплетал сам.

Немного подумав, Нюхлер сменил гнев на милость и стащил с бутерброда колбасу. Попробовал хлеб и, презрительно фыркая, выжидательно уставился на хозяина. Смеясь, Рубеус кинул зверьку колбасу со второго бутерброда, самому же пришлось довольствоваться хлебом. Отец еще спал, а будить его почему-то не хотелось, и Рубеус, сунув зверька за пазуху, спустился вниз.

Посетителей было не очень много: лишь двое мужчин, мирно потягивающих отвратительного вида кофе, да сутулый старичок, громко отчитывающий своего балбеса-внука, который видите ли "позорит его седины". Рубеус пристроился у окна. Магглы спешили кто куда, взгляды их скользили по соседним магазинам, совершенно не задерживаясь на неприметном кабачке. Смущаясь и отчего-то заметно краснея, Рубеус заказал себе тыквенный сок и сэндвич, но, вспомнив о Барти, попросил два.

Спустившийся через полчаса Мистер Хагрид застал сына, погруженного в какую-то книгу и со спящим нюхлером на коленях, врасплох. Быстро захлопнув книгу и постаравшись незаметно прикрыть ее название, Рубеус как-то натянуто пожелал отцу доброго утра. Тот радостно кивнул и заказал себе кофе с корицей и пару тостов.

— Что читаешь? — ненавязчиво поинтересовался он у сына.

Рубеус сконфужено потупил взгляд.

— Снова ищешь, как из злобных монстров сделать безобидных домашних зверюшек? — Мистер Хагрид хитро улыбнулся, а Рубеус залился краской и смог только неразборчиво пробормотать:

— Они...милые.

Мистер Хагрид тихонько рассмеялся:

— Удачи тебе, но будь очень острожен. Впрочем, чем выше интеллект, тем опаснее существо. Поэтому никого не стоит опасаться так, как недобрых людей.

Рубеус лишь задумчиво почесал затылок, взлохматив свою черную гриву.

После завтрака Мистер Хагрид вытащил сына на задний двор. Рубеус недоуменно хлопал глазами. Его взгляду предстал малюсенький замызганный дворик, со всех сторон окруженный каменными стенами. Кроме переполненной урны не было ничего. Мистер Хагрид едва сдерживал смех, глядя на его отпавшую челюсть. Потом достал палочку и, что-то бормоча, трижды коснулся ею какого-то кирпича. Кирпич задрожал, задергался, на его месте появилось маленькое отверстие, которое быстро росло с каждой секундой. Скоро перед ними образовалась большая арка, за которой начиналась мощеная булыжником извилистая улица, как только они прошли через арку, она на их глазах вновь "заросла" кирпичом.

Рубеус, радостно подпрыгивая, пробегал мимо всевозможных магазинчиков: Аптеки с различными ингредиентами, вроде сушеных глаз мышей, драконьей крови или шкурки бумсланга, зельеварни, продающие уже готовые зелья, магазины, предлагающие метлы и множество товаров для квиддича, книжные магазины с обычными школьными учебниками и редкими филиалами, различные кафе, ресторанчики, магазины одежды, рассчитанные на покупателей разного достатка, и многое-многое другое.

Жизнь в переулке кипела. Ученики приходили закупиться товарами для школы, опытные маги искали книги, зелья, ингредиенты, кто-то приходил отдохнуть с семьей и посидеть в уютном кафе-мороженом, а кто-то отправлялся на шоппинг. Люди толкались, пихались, вежливо извинялись и вновь спешили по своим делам, многие сердито ворчали в след особо нерасторопным. Внезапно Рубеус резко остановился у магазина с вывеской "Волшебный зверинец" и потянул отца за рукав.

Это было достаточно просторное темное помещение с небольшими светлыми участками. Либо у магазина не было помещения под склад, либо тот был слишком маленьким, да только повсюду стояли какие-то ящики, коробки, мешки. Рубеус восторженно оглядывался. Под потолком шумели совы, в аквариуме громко квакали жабы и лягушки, в самом углу огромные пурпурные жабы, влажно причмокивая, пировали дохлыми мясными мухами, у окна лениво лежала огромная черепаха, в панцире которой поблескивали драгоценные камни, в аквариуме обитали противные ярко-оранжевые слизняки, показавшиеся Рубеусу невероятно милыми. В центре зала стояла клетка с кроликами, которые, как отметил мальчик, были уж слишком смазливыми, неподалеку от кроликов, в большой плетёной корзине, небрежно сваленные друг на друга, беззаботно урчали маленькие шерстяные комочки кремового цвета, слишком скучные, по мнению Рубеуса, чтобы обращать на них внимание. Повсюду бегали кошки разнообразных окрасок и размеров, а на прилавке крупные черные крысы с лоснящейся шерстью вытворяли невероятные акробатические номера и прыгали через скакалки из собственных хвостов.

— Чего желает молодой человек? — поинтересовалась высокая женщина, лет сорока, с необъятно крупными формами и внушительным бюстом.

Рубеус слегка замялся, и продавщица без труда догадалась, что он купил бы все и сразу, поэтому, оставив мальчика наедине с нелегким выбором, отправилась к другим покупателям.

Продолжая разглядывать помещение, Рубеус находил все новых и новых обитателей. На самой верхней полке широкого стеллажа он заметил большое гнездо, в котором сидела странная птица с слишком крупной относительно тела ярко-оранжевой головой, такого же цвета спиной и крыльями, с зеленым хохолком и брюшком, а также бросающимся в глаза, длинным переливчатым хвостом. Птица насиживала достаточно большое яйцо, примерно в два с половиной раза больше куриного. Яйцо было не менее ярким, чем сама птица, на нем был красивый затейливый рисунок. Только вот клюв у птицы был почему-то завязан. Ну конечно! Рубеус мгновенно вспомнил картинку из прочитанной им книги. Это фвупер. Его пение крайне опасно для человека. Хотя поначалу его песня может даже понравиться, она постепенно сводит слушателя с ума. В книге рассказывалось, что Урик Странный однажды предпринял попытку доказать, что песня фвупера на самом деле оказывает позитивное воздействие на здоровье и слушал фвупера в течение трех месяцев без перерыва. К сожалению, Совет Волшебников, слушавший доклад о его открытии, не нашел его доводы убедительными, так как на докладчике из одежды не было ничего, кроме парика, при ближайшем рассмотрении оказавшегося мертвым барсуком.

В темном уголке на бархатной подушке преспокойно спала парочка шестимесячных шишуг — странных маленьких собачонок с раздвоенным хвостом. За коробками он разглядел снующего туда-сюда Жмыра — небольшого зверька похожего на кошку, но все же гораздо крупнее любой из них, с пятнистым мехом, несоразмерно крупными ушами и львиным хвостом.

Насколько Рубеус помнил, жмыры довольно разумны, отличаются независимым характером, часто бывают агрессивными, но, привязавшись к волшебнику или волшебнице, становятся прекрасными домашними любимцами. Жмыры обладают удивительной способностью чувствовать сомнительных и нечестных людей, а также всегда приводят хозяина домой, если тот заблудится.

Рубеус присел на корточки и, вытянув вперед руку, позвал животное. Зверь на секунду задумался, рассматривая довольно грозного вида юношу, протянувшего ему руку. Но лишь секунда потребовалась коту, чтобы опознать перед собой самого обыкновенного ребенка. Он доверчиво потерся щекой о руку мальчика и издал звук, похожий на кошачье мурчанье. С этого момента остальные обитатели этого волшебного зверинца перестали существовать для этого мальчика, только что обретшего нового друга.

Мистер Хагрид, убедившись, что выбор сына окончательный и бесповоротный, направился к продавщице. Уже через несколько минут довольный Рубеус вновь пробирался по узенькой улице, а в рюкзаке, свернувшись клубочком, мирно спал жмыр, которого Рубеус окрестил Ози. Если поначалу мальчик чувствовал вину за то, что оставил Барти в "Дырявом Котле", то сейчас понимал правильность своего поступка: вряд ли бы животным понравилось сидеть вдвоем в одном рюкзаке.

Теперь они поменялись ролями, и Мистер Хагрид тащил сына к Мадам Малкин. Он предоставил сыну самому разбираться со своими мантиями, а сам исчез в неизвестном направлении, обещав вернуться через пятнадцать минут.

Мадам Малкин, немного полноватая женщина, с туго собранными в пучок, абсолютно седыми волосами, немного поохала, удивляясь не по возрасту выглядящему клиенту, и довольно быстро подогнала ему мантии для семикурсников. Так же быстро подобрала зимний плащ, остроконечную шляпу и перчатки из драконьей кожи. Когда же Рубеус выбрался из темного магазинчика на ослепительно яркое солнце, то, жмурясь, увидел, что отец уже дожидается его с двумя огромными порциями мороженого. То, что надо в такую погоду! Они присели на лавочку и с удовольствием съели каждый по мороженому.

— Так, что там у нас по списку? — осведомился Мистер Хагрид?

Рубеус достал из кармана изрядно помятый листок и принялся читать.

— Каждому студенту полагается иметь: одну волшебную палочку, один котел (оловянный, стандартный размер №2), один комплект стеклянных или хрустальных флаконов, один телескоп, одни медные весы. — Закончив читать, мальчик озадаченно посмотрел на отца с вымученным выражением лица. М-да...а вот это уже не самый приятный список. Мистер Хагрид решил облегчить сыну жизнь и предложил разделиться. В итоге Рубеус отправился за палочкой, а Мистер Хагрид за остальными покупками.

Магазин волшебных палочек находился в маленьком здании, с золотых букв "Семейство Оливандер — производители волшебных палочек с 382 года до нашей эры" по углам начала облезать позолота. Когда Рубеус вошел внутрь, где-то в глубине магазина зазвенел колокольчик. Помещение было крошечным и абсолютно пустым, если не считать трехногого табурета посреди комнаты. Именно на нем и устроился Рубеус, дожидаясь продавца. Здесь была невероятная тишина, какая бывает разве что в священных местах или на кладбище. От нечего делать он принялся внимательно разглядывать комнату и с удивлением отметил, что вдоль стен выстроились тысячи узких коробочек, занимавших пространство от пола до потолка. Между длинными рядами, едва можно было различить узкие проходы. Именно по одному из них и спешил Мистер Оливандер. Рубеус быстро вскочил со стула и поклонился. Мистер Оливандер оказался сухоньким пожилым человеком, с большими бесцветными глазами, излучающими прямо-таки лунное сияние.

— Добрый день, молодой человек, — голос Оливандера был очень тихим, но каким-то задушевным, — Я не помню вас, а значит, вы у меня впервые. Видите ли, я помню все палочки, которые продал. Все до единой. Ну что ж, приступим?

Рубеусу стала не по себе от пристального взгляда этих серебристых глаз, поэтому он коротко кивнул. Мужчина начал суетиться вокруг него, линейкой измеряя одному ему понятные расстояния. Задумчиво кряхтя, Мистер Оливандер отошел вглубь комнаты, выискивая что-то среди стеллажей, предоставив линейке самой измерять гостя. Минуту спустя вернулся с несколькими коробочками.

— Довольно, — оборвал он линейку, и та шумно бухнула на стол.

Он протянул мальчику палочку.

— Клен и жила дракона. Десять дюймов. Очень хлесткая.

Рубеус взял палочку в руку и слегка махнул ей. Тут же послышался взрыв и грохот рушащихся стеллажей. Мистер Одливандер тот час вырвал палочку и протянул следующую.

— Бук и волос единорога. Восемь дюймов. Очень верная и послушная.

Рубеус, чувствуя себя дураком, помахал палочкой перед носом, и ничего не произошло. Мистер Оливандер почти сразу же протянул третью.

— Тис и чешуя саламандры. Тринадцать дюймов.

Взмах палочкой, и взрывная волна снесла мастера с ног.

— Вы очень темпераментны, молодой человек. Очень сильны эмоционально. Но абсолютно не горды, не стремитесь к власти и славе. Очень стойки и тверды в своих убеждениях.

Мастер некоторое время задумчиво жевал губы и, пробормотав что-то вроде: "А почему бы и нет...очень, очень необычное сочетание. А я уж думал никому не сгодиться...", исчез среди стеллажей. Вернулся только минут через десять. Он протянул Рубеусу невероятно длинную, красиво отделанную палочку с резной рукояткой и скругленным острием.

— Шестнадцать дюймов, дуб. Перо гиппогрифа и волос единорога. Ядерное сочетание. Эмоциональная, но стойкая. Сильная, но верная. Смесь противоречий, впрочем, как и ваше происхождение. — Оливандер хитро улыбнулся.

Рубеус взял палочку, и она удобно легла ему в руку. Пальцы потеплели, и мальчик ощутил какую-то уверенность. Взмахнул палочкой, и блестящие искры вырвались из нее, красивые отсветы заплясали на стенах.

— Эта палочка ваша, — восхищенно выдохнул мастер волшебных палочек.

Расплатившись с Оливандером, Рубеус радостно выбежал на улицу, где его уже ждал отец, купивший не только разнообразные принадлежности, но и успевший заглянуть в книжный магазин "Флориш и Блоттс" и купивший все необходимые учебники и сверх того удивительную книгу о магических существах и способах их приручения. Рубеус расцеловал отца, сплясал от радости и похвастался новой палочкой.

Заглянув в Кафе-мороженое Флориана Фортескью и съев по огромной порции мороженного, они направились в "Дырявый Котел".

Оказавшись в номере и сгрузив все покупки в кучу, Мистер Хагрид заявил, что ему необходимо кое с кем встретиться, и поспешил вниз. Усталый и довольный, Рубеус выпустил Ози на ночную прогулку, накормил Барти, и уложив его к себе под бок, погрузился в мир сновидений.

Оказавшись в зале, Мистер Хагрид оглянулся. Он долго всматривался в лица посетителей, выискивая нужного ему человека. Пройдясь по залу несколько раз, он устроился за столиком у камина и попросил принести себе бутылку огневиски. Совсем нервы ни к черту со всей этой суетой. Мистер Хагрид досадливо поморщился: все таки ужасно сознавать, что еще немного и ты оставишь своего сына один на один со всеми предрассудками общества, не говоря уже о том, что ему самому придется каким-то образом выживать в этой ужасной стране. Впрочем, не теки в Рубеусе великанская кровь, ему было бы намного проще разобраться в жизни самому. Но как со всем этим сможет справиться мальчик, пока еще не понимающий, чем он отличается от других? Сделав приличный глоток, Мистер Хагрид признал-таки, что Англия здесь все же не причем. Предрассудки, которые господствуют во всем мире, ничем и никогда не искоренишь. Мужчина тяжело вздохнул и снова поднес стакан к губам.

— Добрый вечер, Мистер Хагрид.

Мистер Хагрид закашлялся и поспешно обернулся. Перед ним стоял высокий, худой человек, весьма почтенного возраста. Его волосы и борода, некогда рыжие, а сейчас с заметной проседью, были такие длинные, что их с легкостью можно было бы заправить за пояс длинной лиловой мантии, накинутой поверх старого сюртука. Яркие голубые глаза буквально искрились добротой и слегка насмешливо блестели из-под очков-половинок, смешно сидевших на очень длинном и кривом носу.

— Альбус Дамблдор, — счел нужным представиться незнакомец.

Мистер Хагрид поспешно встал и слегка поклонился.

— Профессор! Я право не думал, что получу хотя бы ответ на свое письмо, и уж никак не ожидал, что вы изъявите желание лично встретиться.

— Любой волшебник имеет право учиться в Хогвартсе, друг мой, и ваша проблема — лишнее доказательство слегка...гм... устаревших взглядов министерства.

В воздухе повисло неловкое молчание. Наконец, Дамблдор отодвинул стул и буквально рухнул на него, вытянув ноги к огню. Теперь мистер Хагрид мог видеть осунувшееся лицо, лиловые синяки под глазами, под стать мантии, глубокие морщины испещрившие лоб: создавалось впечатление, что профессор не спал уже много ночей.

— Прошу прощение за опоздание, у меня выдалась кошмарная неделя. — Дамблдор мягко улыбнулся, — Я думаю, вы с сыном тоже жутко вымотаны приготовлениями к школе, поэтому предлагаю перейти к делу, а когда все благополучно кончится посидеть вечерком за чашечкой чая или чего покрепче. Пожалуй, я буду обязан уговорить вас попробовать лимонные дольки — любопытные маггловские сладости.

Мистер Хагрид лишь коротко кивнул в знак согласия. Эх, куда девалась его живость, его юмор, когда дело касалось будущего его сына! Однако в руках он держал себя мастерски: лишь серьезная сосредоточенность читалась на его лице. И боль, и обиду, и удивление, и иронию, и скептизм он запер в самый глубокий закоулок, не позволяя сердцу взять верх над разумом.

— Мистер Хагрид, сейчас я буду задавать вопросы, не имеющие для меня никакого значения, но, тем не менее, они могут оказаться весьма полезными на слушанье.

Снова короткий кивок.

— Когда у мальчика случился первый всплеск магии?

— Достаточно поздно — лет в восемь.

— Что это было?

— Мальчишка маггл вздумал поиграться с мотоциклом брата, ну...это что-то вроде маггловского транспорта повышенной опасности... в общем справиться с управлением не под силу ребенку. Все бы закончилось печально, но Рубеус, как обычно, шастая по лесу, заметил летящий с обрыва мотоцикл с вопящим мальчиком и в мгновение ока оказался под обрывом, без труда поймал мальчишку и отбросил мотоцикл метров эдак на двадцать.

В глазах профессора мелькнул интерес, но виду он не подал и невозмутимо продолжил задавать вопросы.

— Как обстоят дела с друзьями?

— Он легко сходится с людьми, но...э-э... видите ли он наблюдает за достаточно редкими животными, и немногие решаются ходить с ним в лес, поэтому большую часть времени он проводит один. Признаться, меня это огорчает.

— Вас можно понять, как родителя, но поверьте, однажды он встретит достойных людей, которые окажут ему поддержку во всем, а пока... пока, поверьте, мальчик ищет свой путь. Что, кстати, происходит, когда он злится?

Мистер Хагрид задумался.

— Честно...я не могу вспомнить ни одного раза, что бы он злился или хотя бы сердился...

Дамблдор задумался. Мистер Хагрид не смел прервать его мысли, и минут двадцать они сидели в молчании. Наконец, Дамблдор поднялся.

— Я сделаю все возможное, чтобы ваш сын поступил в Хогвартс. А сейчас мне нужно время подумать. Я надеюсь, я смогу увидеться с Рубеусом до слушанья? — дождавшись такого же сдержанного кивка, профессор продолжил, — Последний вопрос, Мистер Хагрид. Как называется ваша деревушка?

— Литл-Доведейл, — Мистер Хагрид решил даже не задавать лишних вопросов.

— Доброй ночи, Мистер Хагрид. До скорой встречи.

* * *

Рубеус хмурился. Он не любил чего-то не понимать, а сейчас он не понимал абсолютно ничего. Не понятно, чего хочет от него этот длиннобородый человек в странных половинчатых очках, не понятно, куда собрался вести его отец после обеда, не понятно, к чему столько предисловий, не понятно, что он должен говорить, не понятно, причем тут министерство, непонятно, как это касается его обучения в школе, и уж совершенно не ясно, какое отношение ко всему этому имеет его мать.

— Рубеус, мальчик мой, я понимаю, это все так сложно... Но ты должен понимать, что в министерстве сейчас сидят люди с очень устаревшими принципами. Они хотят поговорить с тобой перед твоим поступлением в школу. Твоя задача просто честно отвечать на вопросы. Пока мы дожидаемся твоего отца, как ты смотришь на предложение выпить по чашке чая? — в глазах профессора было такое непритворное беспокойство и участие, что Рубеус немного успокоился. По крайней мере, он не один. И мальчик кивнул головой в знак согласия. "Совсем как его отец", — мелькнуло в голове Дамблдора. Он махнул рукой, и в воздухе повисло две чашки, медленно наполняющиеся жидкостью. На Рубеуса повеяло восхитительным запахом пряностей.

— У вас не найдется сахара, Рубеус?

Поспешно вскочив с дивана, мальчик бросился на кухню исполнять просьбу гостя. Тем временем в руке Дамблдора появился маленький флакончик из чистого изумруда. Мгновенье — и в чашку, предназначавшуюся Рубеусу, падает несколько крупных прозрачных капель. Еще мгновенье — и загадочного флакончика как не бывало. Как раз в этот момент в гостиную ввалился Рубеус, спешивший так, что зацепившись за порог, чуть не растянулся на деревянном полу. Смущенно улыбнувшись, он протянул профессору сахарницу. Дамблдор подал ему чашку, и несколько минут они хранили молчание, наслаждаясь невероятным запахом чайных листьев, корицы, имбиря и каких-то других, незнакомых Рубеусу пряностей.

У мальчика на языке вертелось множество вопросов, задать которые он не решался. Дамблдор же, поставив перед собой задачу отвлечь ребенка от грустных мыслей, начал рассказывать о Хогвартсе. Если поначалу Рубеус почти не слушал профессора и, краем уха следя за его мыслью, сидел погруженный в свои мысли, то уже через полчаса он с интересом слушал рассказы о факультетских привидениях, задавал вопросы. Стоило профессору упомянуть запретный лес, как глаза мальчика алчно загорелись. Он спрашивал профессора о животных, обитающих там, узнавал про местность, в уме пытаясь прикинуть, кому бы она пришлась по вкусу. Как Рубеус переменился в лице, узнав, что ученикам прогулки по территории леса запрещены! Он сразу как-то сник, казалось, даже стал меньше ростом — без слез не взглянешь. И все-таки Дамблдор не мог не улыбнуться в душе комичности ситуации: этот здоровяк, если и не выше его, то уж точно шире в плечах раза в полтора, сидит тут, надув губы, склонив голову, и готов расплакаться от того, что злой дядя преподаватель не пускает его погулять. Дамблдор хотел было сообщить об исключениях, но тут же осекся.

— Это все для вашей безопасности, Рубеус, — произнес он наконец.

Рубеус сидел, насупившись, и молчал. Свою жизнь без животных, порой даже самых безобразных, он не представлял.

— На какой факультет тебе бы хотелось попасть? — Попробовал возобновить разговор профессор. Безуспешно. Рубеус с интересом пялился на крупного рыжего муравья, бесстыже пересекавшего комнату, и усиленно делал вид, что слова будущего преподавателя к нему не относятся. "Неужели мальчик так привязан ко всякой живности?" — Думал Дамблдор.

— Отец говорил, ты увлекаешься магическими существами? — осторожно начал он.

На мгновенье глаза мальчика загорелись, но тут же потухли, а сам он яростно отвернулся, вспомнив о своей обиде. Дамблдор нервно кашлянул. Оставив свои попытки спорить с упрямым полувеликаном, он сотворил еще две чашки замечательного чая и подвинул одну из них к Рубеусу. Мальчик даже не притронулся к своей чашке, а сам профессор с удовольствием потягивал благородный напиток. Краем глаза он с любопытством разглядывал обстановку. В ней явно чувствовалось отсутствие женской руки. Нет, дом совершенно не был похож на жилище любого образцового холостяка: Дамблдор, как ни старался, нигде не обнаружил валяющихся носков, грязная посуда не была свалена в кучу, как она была свалена у самого профессора, не было пыли в углах, хотя у профессора она на пару с паутиной была постоянной гостьей, и, что больше всего удивило его, все кровати были аккуратно застелены, окна вымыты, и даже книги в стеллаже, хотя и читаны-перечитаны, расставлены в строгом порядке. В общем, этот дом ни капельки не походил на обиталище Дамблдора.

— Кто у вас занимается уборкой, Рубеус? — поинтересовался профессор, забыв о холодной войне, объявленной ему этим странным мальчиком. Ответа, как и следовало ожидать, не последовало.

Оставив мальчика, нервно ковырявшего в старом кресле дырку, в покое, Дамблдор вернулся к своим мыслям. Еще раз осмотрев убранство гостиной и примыкающей к ней комнат, он пришел к выводу, что, несмотря на видимый порядок, не хватает какой-то нежности, уюта, чего-то мягкого и неброского, говорящего о присутствии в доме женщины, чего-то подобного тем приятным мелочам, которые всегда вносили в дом Кендра и Ариана, его мать и сестра: где вазочка с цветами, где подушечка, где бахрома.

Рубеус продолжал дуться. "А ведь великанская кровь не шутки, — подумал вдруг профессор. — Сейчас он добр, наивен и великодушен, но вечные гонения, несправедливости и полная дискриминация, если не изгнание, ожидающие его в будущем озлобят его, заставят бороться. Он силен физически, развит не по годам, почти неуязвим для большинства заклятий. У него найдутся последователи, которые решат выступить за свои права. Если в нем взыграет великанская кровь, он окажется крайне опасным для магического содружества, и этого нельзя допустить. Нельзя позволить этим пустоголовым крысам испортить этого ребенка. Он многое может внести в наш мир. А в будущем, как знать, может оказаться весьма полезен. Главное теперь доказать, что его мать-великанша не имела никакого отношения к воспитанию мальчика..."

— Рубеус, — мягко начал профессор, — если в начале года ты сдашь экзамен, возможно, я уговорю директора допустить тебя на уроки по уходу за магическими существами вместе со старшекурсниками.

Мальчик недоверчиво покосился на него. Закусив губу, он несколько минут напряженно думал. Наконец, черты смягчились, и он шумно выдохнул.

— Я не думаю, что такой великий волшебник стал бы врать. Я вам верю профессор, — и улыбнулся той очаровательно наивной улыбкой, на которую способны только дети. Дамблдор еще раз удивился, насколько же его облик не соответствует поведению. И не смог сдержать ответную улыбку.

Послышался стук входной двери, и Рубеус с радостными криками "папа" бросился в прихожую. Заметив Дамблдора, Мистер Хагрид удивленно поднял брови.

— Добрый день, Мистер Хагрид. — Как ни в чём не бывало, поздоровался профессор. — Странно, что вы не остались на эти два дня в городе. Пожили бы в "Дырявом Котле". Я признаться, был удивлен, не обнаружив вас там.

— Я встретился со всеми, с кем хотел и с кем не хотел, купил все, что было нужно. Больше меня в городе ничего не держало. Наследующий день после нашей с вами встречи мы с Рубеусом погуляли по Лондону, потом вернулись в Косой переулок, докупили кое-какие мелочи и отправились домой. Не люблю город: в деревне люди не такие двуличные.

Однако вопрос, похоже, был риторический, так как ответ Дамблдор пропустил мимо ушей.

— Вы готовы Мистер Хагрид? Нам лучше отправиться раньше. Слушанья по таким делам часто переносят.

Дождавшись кивка, Дамблдор подошел к камину.

— Я выхлопотал разрешение воспользоваться каминной сетью, обычно ей пользуются только работники министерства, но мы исключение, — пояснил он, доставая маленький мешочек, — не думаю, что Рубеусу стоит аппарировать. Мы не знаем, как отреагирует его...кровь. Вы первые, Мистер Хагрид.

Мистер Хагрид взял щепотку летучего пороха из протянутого ему мешочка, вошел в камин, который в домах волшебников всегда был такого размера, чтобы туда мог поместиться человек, швырнул летучий порох себе под ноги и четко произнес:

— Атриум!

Камин затрещал, зеленое пламя поглотило волшебника, и он исчез.

— Теперь ты, Рубеус.

Зачерпнув целую горсть волшебного порошка, мальчик полностью повторил действия отца. Оказавшись в печной трубе, он почувствовал привычный жар и головокружение: его вращало как в центрифуге. В рассеянности Рубеус забыл прижать руки к телу и больно ударился большим пальцем о выступ каминной решетки. Из камина он вывалился, продолжая вращаться вокруг своей оси и скуля от боли.

— Ненавижу каминные се... — оборвался он на полуслове, разглядывая великолепный длинный зал, в котором оказался. Темный паркетный пол был отполирован до зеркального блеска, на переливчато-синем потолке сияли золотые символы, которые делали его похожим на небесную доску объявлений. Стены из темного дерева были оборудованы множеством позолоченных каминов, в которых то и дело появлялись и исчезали волшебники.

Тут Рубеуса сильно толкнули в спину.

— Не зевай, паренек, и не задерживай людей, — хмуро произнес толстяк в странном сером костюме, выходя из камина, который только что покинул Рубеус. "Подобрав челюсть с пола" мальчик поспешил отойти от камина, в которого уже через секунду вслед за толстяком появилась молоденькая волшебница и направилась к лифту. Рубеус огляделся: отца нигде не было. Зал был таким длинным, что предугадать, кто где выйдет, просто невозможно. Решив, что самым разумным будет дождаться взрослых в центре зала, он отдался потоку. И сильно пожалел. Люди тащились к лифту, и Рубеусу пришлось изрядно попотеть, чтобы выбраться из людской массы. В центре зала Рубеус увидел огромный фонтан, представлявший из себя круглый бассейн, в центре которого поместились золотые скульптуры, значительно больше, чем в натуральную величину. В центре группы располагались волшебник и волшебница, а вокруг них — так называемые, "низшие существа"(кентавр, гоблин и домовой эльф) с обожанием глядя на них снизу вверх. Из конца взметнувшихся вверх волшебных палочек чародеев, наконечника стрелы кентавра, ушей эльфа и острия гоблинской шляпы били сверкающие струи воды.

— Какая чушь! — возмутился Рубеус, — Кентавры презирают людей, и обладают знаниями, которые нам и не снились! А Гоблины живут, из века в век храня секреты, о которых наше поколение волшебников уже и не помнит, они держатся особняком от волшебников, видя в них только потребителей, на которых всегда можно набить карманы!

Он подошел ближе к фонтану. Дно было засыпано мелкими монетками: серебряными сиклями и бронзовыми кнатами. Маленькая табличка рядом с фонтаном гласила: ВСЕ ДОХОДЫ ОТ ФОНТАНА ВОЛШЕБНОГО БРАТСТВА ПЕРЕДАЮТСЯ БОЛЬНИЦЕ СВЯТОГО МУНГО.

"Не бросил бы в этот фонтан ни одного кната, даже если бы от этого зависело мое обучение в Хогвартсе. Пусть сначала его перестроят, так что б правду изображал, а не эту чепуху".

— Рубеус! — послышался голос отца. Мальчик обернулся: он спешил к нему из дальнего конца зала, успевая при этом о чем то перешептываться с уже подоспевшим Дамблдором.

— Хочешь кинуть монетку в фонтан? — поинтересовался Мистер Хагрид.

— Профессор Дамблдор, — проигнорировал вопрос отца Рубеус, — а эти народы, — он кивнул в сторону фонтана, — знают, ЧТО изображает фонтан, стоящий посреди нашего министерства?

Дамблдор замялся.

— Понимаешь, Рубеус... некоторые волшебники считают, что они лучше всех остальных волшебных народов, конечно, это утверждение сплошное бахвальство, но они уверены в своем превосходстве.

— Но это не правильно! Гобли...

-Конечно, неправильно, — сердито перебил профессор, — но мы можем обсудить это позднее.

И он быстрым шагом направился к посту охраны.

"Хоть бы не вздумал мальчишка трепать об этом на слушанье! Да его же не только в школу не допустят, его засадят за решетку, как особо опасного преступника! Полувеликан да с такими речами! Он слишком открыт...за ним нужен глаз да глаз".

Дежурный маг осмотрел их с помощью какого-то странного приспособления, напоминавшего антенну, выдал им значки и указал им на золотые ворота, за которыми виднелось около десятка лифтов. Рубеус с отцом и профессором встали в очередь около одного из них. Вскоре с громким стуком и лязгом спустился лифт, золотые решетки разъехались, и толпа ввалилась в него. Давка была ужасной, чей-то костлявый локоть уперся Рубеусу между ребер так, что было больно дышать, а хмурый волшебник с огромной охапкой метел, нервно переминался с ноги на ногу, то и дело тыкая этими самыми метлами Рубеуса в лицо. Лифт остановился, и высокий визгливый голос сообщил: "Уровень седьмой. Отдел магических игр и спорта". Рубеус с облегчением вздохнул, когда большинство пассажиров лифта вывалились именно на этом этаже. Прежде, чем двери закрылись, Рубеус успел разглядеть неопрятный коридор, стены которого вкривь и вкось были обклеены яркими плакатами с изображением разнообразных команд.

— Общественные массы весьма недовольны, что министерство распустило "Извергающих пламя". — внес ясность Дамблдор. — По их мнению, это лучшая команда по квиддичу за последние десять лет. Люди убеждены, что только "Извергающие пламя" смогут принести победу на игре за кубок мира. Возможно, они правы, но успех ослепил игроков. Молодые ребята, что с них взять? Они совершенно перестали скрываться! За последние полгода более тысячи магглов заявили, что видели в небе группу людей на метлах. Министерство устало каждый раз подчищать магглам память, пришлось распустить великую команду. Фанаты, конечно, добьются, чтобы ее восстановили, но это все равно пойдет на пользу игрокам: впредь будут осторожнее с полетами.

— Уровень шестой. Отдел магического транспорта, — объявил все тот же визгливый голос. В лифт вошли несколько человек, и, к удивлению Рубеуса, шумно хлопая крыльями, влетело с десяток сов.

-Служебные записки из отдела в отдел, — Продолжал Дамблдор, как экскурсовод, объясняющий чересчур впечатлительным туристам самые обыкновенные вещи. Совы, жутко гордые, вперевалку ходили из угла в угол, не церемонясь, пихали, мешавших им волшебников. С противным скрежетом лифт вновь остановился, и голос объявил:

-Уровень пятый. Отдел международного магического сотрудничества.

Четыре сипухи, снуя между ног волшебников, покинули лифт, старенькая волшебница с заплаканным лицом вышла, прижимая к себе какой-то кулек. Новыми пассажирами лифта стали высокий мужчина атлетического телосложения, и ухоженная блондинка, на высоченных каблуках и с такой же высоченной прической. Когда двери готовы были уже захлопнуться, огромный филин успел-таки проскочить, но задев крылом дверь, потерял управление и приземлился на голову блондинке. Та завизжала не хуже банши, тряся головой, пыталась избавиться от бедной птицы. Филин и сам был бы рад покинуть столь сомнительную посадочную площадку, но лапами запутался в хитрых переплетениях кос, колосков, заколок, ленточек и резинок.

Мужчина(вероятно муж визжащей волшебницы) выхватил палочку и направил ее на филина.

— Я разберусь с этой чертовой птицей! — гневно воскликнул он, силясь прицелиться.

— Стойте! — закричал Рубеус, неистово маша руками. В этот момент он сам очень походил на запутавшуюся птицу.

Все находящиеся в лифте, с интересом наблюдающие за скандалом, удивленно уставились на него.

— Парень отойди с дороги, — попытался отмахнуться от него мужчина.

Рубеус упрямо подошел к визжащей волшебнице. Не удосужившись даже спросить разрешения, он принялся аккуратно высвобождать птицу из женской прически. Через несколько минут ему это все же удалось. Филин благодарно покосившись на Рубеуса доверчиво перебрался к нему на плечо.

— Уровень третий. Отдел магических происшествий и катастроф, — возвестил голос, и многие пассажиры с изумлением осознали, что увлеченные происшествием пропустили свой этаж.

Мужчина с растрепанный блондинкой гордо покинули лифт. Вместе с ними вышли еще человека четыре. Совы, вспомнившие о своем назначении, тоже поспешили оказаться в коридоре. Удивительно, но заходить никто не стал. Дергаясь, лифт стал подниматься дальше. Когда он остановился, голос объявил:

— Уровень второй. Отдел обеспечения магического правопорядка.

— Приехали, — сообщил Дамблдор. Филин, оказавшись на нужном ему уровне, сорвался с места и понесся вглубь коридора, спеша передать срочное сообщение.

— Неужели дождь? — расстроился Рубеус, взглянув в окно. — Но постойте! Разве министерство магии не под землей?

— Под землей, — согласился Дамблдор, — окна заколдованы. А за погоду в них отвечает отдел магического хозяйства. Они сами решают, когда что... по настроению.

Дойдя до середины коридора, они повернули на лево и оказались перед большими дубовыми дверями. Дамблдор сверился с часами.

— Идите, мы подоспели вовремя.

— А вы не пойдете? — Мистер Хагрид удивленно приподнял брови.

— Видите ли, у меня есть маленькая слабость к неожиданным появлениям, — Дамблдор улыбнулся и скрылся за поворотом.

— Мы заметили, — буркнул Мистер Хагрид, а Рубеус рассмеялся.

Они вошли в просторный зал. Казалось, все здесь было из красного дерева. Посреди зала стояло кресло, предназначавшееся Рубеусу. Вокруг на возвышениях стояли длинные скамьи, на которых расположилось множество людей.

Когда все оказались на своих местах, высокий пожилой мужчина с седой львиной гривой провозгласил о том, что слушанье открыто. Молодой паренек, едва закончивший школу, поправив очки, начал вести протокол.

Пока этот же мужчина, вероятно бывший здесь за главного, произносил долгую и нудную речь, Рубеус попытался собраться с мыслями. Он до сих пор не понимал, чего от него хотят.

— Рубеус Хагрид, верно? Министерство высказало серьезные сомнения по поводу вашего происхождения и вашей возможности обучаться в школе. Боюсь, что опасения подтвердились, и вам придется обследоваться в нашем исследовательском центре. Быть может это продлится год, быть может, больше.

— Что? — завопил Мистер Хагрид. — Знаем мы ваш исследовательский центр! Опыты там ставят над всеми, кто хоть чуточку отличается от вашего сборища безмозглых баранов!

Рубеус хлопал глазами и тряс головой: суть происходящего по-прежнему ускользала от него.

— Сядьте Мистер Хагрид, — холодно отчеканил мужчина с львиной гривой. — Боюсь, вашему сыну придется пройти с нами. Вы можете прислать ему вещи по почте. График посещения получите на выходе.

Мистер Хагрид вскочил с места.

— Так вот для чего было нужно это слушанье! Просто для того, чтобы заманить нас в ловушку! Где Клайд? Скотина позорная, ты мне за все заплатишь!

Два пристава одновременно направили на него палочки. Сразу два голубых луча ударили его в грудь, и он замер на месте. Молодая девушка в песочного цвета мантии и крупный волшебник, больше напоминающий шкаф, чем человека, направились к Рубеусу.

Внезапно дубовые двери распахнулись, и на пороге появился не кто иной, как Альбус Дамблдор собственной персоной.

— Свидетель защиты — Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор, профессор трансфигурации школы чародейства и волшебства Хогвартс, кавалер ордена Мерлина третьего класса, к вашим услугам. Прошу прощения за опознание.

В зале воцарилась мертвая тишина...

______________________________________

Обычно читатель не привык видеть видеть мысли Дамблдора. Но прошу не забывать, что тут он на 40 лет моложе. У него впереди еще не одна трагедия и целых 40 лет жизни, чтобы сделаться настоящим мудрецом, стать замкнутым и скрытным при видимой открытости и прямоте. А пока.. Пока это просто невероятно умный весьма сильный волшебник с передовыми взглядами и смелыми идеями, готовый бросить вызов министерству. Я думаю читатели согласятся, что за 40 лет люди склонны меняться, а?

p.s. Это кстати касается и многих мест, людей и традиций, которые встретятся дальше. Не забывайте про 40 лет))

Все, что смогла ниписать во время своих разъездов, это одну главу. О Рубеусе здесь мало, в основном она знакомит нас с довольно важными в последствии персонажами. Следующая глава уже в процессе, надеюсь угожу) Одна только просьба. Если в этой главе вам попадется фамилия Уилкс, напишите об этом мне, возможно при исправлении главы, упустила этот момент.

_____________________________________

Мистер Хагрид стоял на шумной платформе 9¾ и задумчиво глядел вслед стремительно удаляющемуся алому поезду, уносящему его сына далеко-далеко от дома. Казалось, он должен был радоваться, что, наконец, исполнилась их Рубеусом мечта, но сердце сжимала тоска. С того самого момента, как в зал слушанья, взметая своей лиловой мантией пыль, ворвался Дамблдор, с того самого момента, как он буквально вывалил на собравшихся в зале огромное количество доказательств незаконности происходящего и добился полноценного слушанья по делу Рубеуса, с того самого момента, как он огорошил комиссию предоставив многочисленные воспоминания жителей их деревушки, с того момента, как заявил, что подлил мальчику сыворотку правды, с того самого момента, как комиссия была вынуждена признать, что Рубеус не опасен, прошло уже две недели. За эти две недели Рубеус не сказал отцу ни слова. Даже банального "Доброе утро". Он даже не стал упрекать отца за то, что тот скрывал от него такие важные вещи. Рубеус, казалось, не замечал его; сердечно поблагодарил Дамблдора и, не став дожидаться взрослых, направился к лифту. Оказавшись в Атриуме, он задумчиво приблизился к фонтану.

— Ложь. Недоговорки. Тайны. Секреты. — Горько произнес он. — Вот он человек! Попробуй найти тарантула, который бы внушал своему сыну, что тот бабочка! Это неестественно!

— Ненормальное всегда становится нормой, главное — дать ему немножко времени. — Раздался позади дребезжащий голос. Рубеус обернулся, но не увидел ничего, кроме безмятежно кружащейся под потолком мухи. Мальчик помотал головой.

— Ну и чего уставился? Меня всегда удивляло, с какой легкостью волшебники отрицают что-то выходящее за рамки махания палочкой и помешивания котла! "Это невозможно" — говорят они о чем-то, чего никогда раньше не видели. Или еще лучше: "Их не существует!" Да с таким же успехом магглы верят, что не существует вас!

— Вы совершенно правы, — как ни в чем ни бывало поддержал свою излишне болтливую собеседницу Рубеус.

— Парень, здоров ли ты? Тебя не удивляет, что ты разговариваешь с мухой?

— Почему бы нет? — мальчик удивленно поднял брови. Он был слишком измотан, чтобы спорить или размышлять о ненормальности ситуации.

Видимо муха решила не связываться с таким "неправильным" волшебником и полетела прочь, прожужжав что-то вроде "Бзиижимотвис". Рубеусу было не до разгадок этой тайны, и он снова повернулся к фонтану. Откопав в кармане пару кнатов, он постарался как можно более точно попасть волшебнику в глаз. В результате третьей попытки волшебник остался без носа. "Поделом ему" — решил Рубеус и направился к камину. Удивительно, но отец с Дамблдором уже были дома и, похоже, не собирались его искать.

— А, Рубеус, ты вернулся. Выпьешь с нами чаю? — широко улыбнулся профессор.

— Нет.

Дамблдор с отцом еще долго о чем-то разговаривали, но Рубеус даже не вслушивался, лишь попрощался с профессором, когда тот собрался уходить.

Дни до школы он коротал, пытаясь отучить нюхлера таскать все, что блестит. Преуспел он не сильно, однако после нескольких хороших встрясок таскать вещи в отсутствие хозяина Барти перестал. Уже легче.

А Мистер Хагрид тем временем начал завидовать любимцам сына: с ними он проводил куда больше времени и говорил куда ласковее. Да и вообще. С ними он говорил.

Даже сейчас, когда настало время прощаться, всего чего дождался Мистер Хагрид так это сухого "Пока, папа!"

Люди уже давно покинули загадочную платформу 9¾,алый поезд, каждый год отвозящий детей-волшебников в школу, уже давно скрылся из виду, а Мистер Хагрид все стоял, глядя в даль. А ведь возможно он видит Рубеуса в последний раз. Неизвестно дотянет ли он до Рождества. Не так он хотел проститься с сыном, совсем не так. А сколько он хотел ему сказать! Но, если быть честным, у Рубеуса действительно есть причины дуться. Постояв еще несколько минут, он с громким хлопком аппарировал домой.

* * *

Сухо попрощавшись с отцом и оказавшись в поезде, Рубеус не стал утруждать себя поиском свободного купе. Ввалившись в первое попавшееся купе, занятое какими-то старшекурсниками, он бесцеремонно развалился на свободном месте, заняв целиком всю лавку. Заметив возмущенно открытый рот высокого темноволосого парня с хищной ухмылкой, он отвернулся к стенке и демонстративно захрапел, пресекая попытки начать разговор.

— И как это понимать? — недовольно осведомилась стройная девушка с аккуратно собранными в высокий хвост светлыми волосами и надменным взглядом. Лицо её исказилось так, будто она учуяла ведро с помоями прямо под своим носом.

— Наверно новенький, — безразлично пожал плечами невысокий парень с переливающимся значком старосты на груди, жадно уплетая печенье.

— И о чем только думал профессор Диппет назначая старостой школы такого обжору? Корвин, бочка бездонная, ты же за неделю уничтожишь весь Хогвартский запас. Чувствую, в этом году школа будет голодать.

— Очень смешно. Мог бы за лето придумать новую шутку, Альфред. — пытаясь сохранять серьезный вид, отчитал друга Корвин. Помолчав секунд десять, он резким толчком спихнул Альфреда с сиденья и громко загоготал.

— Похоже, я никогда так и не научусь отчитывать учеников без смеха. Особенно вспоминая нас с тобой.

— Держи уровень, Гораций. Раз уж старый дурак Диппет имел глупость назначить старостой такого обалдуя, так не позорь факультет. — Отчеканила девушка.

Друзья дружно заржали, и она, обиженно надув губы, углубилась в чтение "Ежедневного пророка".

— И, кажется, я просил не называть меня этим дрянным именем, которое вздумали дать мне родители.

Девушка демонстративно отвернулась.

— Как считаешь, долго Лисси будет дуться на нас? — поинтересовался Корвин.

— Делаем ставки. Минуты три не больше. Пошли, пройдемся по вагону, опросим народ.

— Идиоты, — пробубнила Лисси.

— Ты ошибся, Альфред. Её не хватило и на две минуты! — друзья снова заржали. Успокоившись, они достали из чемодана волшебные шахматы.

— Давай, кто проиграет, подвесит первого попавшегося на глаза после пира первокурсника под потолок на глазах у дуралея Огга? — предложил Корвин.

— По рукам.

И ребята с азартом погрузились в игру. Однако довольно скоро им наскучило. Игра текла вяло. Удача переходила от одного игрока к другому, а друзья, утомившиеся от мерного покачивания поезда, клевали носом и лениво отдавали команды фигуркам, мельком глядя на поле сквозь полузакрытые веки. Вдруг двери купе распахнулись, и вошел долговязый парень, похожий на кузнечика. Весь его внешний вид кричал о богатстве: дорогая черная мантия с серебряной отделкой, на шее — толстая золотая цепь с большим крестом, усыпанным камнями, на запястье — массивные золотые часы с тремя циферблатами, а на среднем пальце красовался абсолютно безвкусный золотой фамильный перстень, усыпанный рубинами, сапфирами и жемчугом, изображавший схватку льва и орла за витую лилию, в центре которой красовалась вычурная буква "К".

— Ай-ай-ай, парни, в шахматы и без меня... Не стыдно?

— Энтони! Так ты возвращаешься в Хогвартс? Плут ты этакий, как тебе удалось? Тебя же исключили! — Альфред поднялся навстречу вошедшему.

— Отцу пришлось отвалить уйму денег, зато теперь о моем исключении никто и не вспомнит, — протянул Энтони, поправляя свои и без того прилизанные волосы. — А это кто? — он указал на спящего Рубеуса.

— А черт его знает! Не тронь спящую гору мышц — без зубов останешься. Народная примета. — Альфред снова рассмеялся и обернулся к другу, словно проверяя, оценил ли тот его шутку. Но Корвин, похоже, даже не слышал его. Налитые кровью глаза выражали то ли лютую ненависть, то ли презрение, то ли и то, и другое вместе. Он скорчил лицо, всем своим видом показывая, что его вот-вот вырвет, и покинул купе. Альфред, недоуменно проводив его взглядом, обратился к стоявшему до сих пор товарищу:

— Он странный сегодня. Зато теперь освободилось место.

Лисси оторвалась от журнала. Глаза её быстро забегали по купе, оценивая обстановку.

— Здравствуй, Клайдерик, — сдержанно поздоровалась она, но, поймав неодобрительный взгляд Альфреда, добавила: Рада, что ты вернулся.

Усаживаясь на сиденье, он приобнял её за талию.

— Я не настолько рада, — сурово заметила она, — поэтому убери свои руки, пока я не пустила твою грязную кровь, переломав заодно пару десятков костей.

— Лисси! — воскликнул Альфред.

В глазах Энтони сверкнула бешенная злоба, но, взяв себя в руки, он подавил вспышку гнева.

— Лисси, Лисси, — Энтони притворно покачал головой, — все равно однажды ты скажешь мне "да".

Ничего не ответив, она снова уткнулась в журнал.

Решив не трогать разгоряченную подругу, ребята начали жаркий спор по поводу политики министерства, решившего, что волшебникам тоже пора вступить в войну.

— Это дикость! С каких пор чистая кровь должна проливаться из-за маггловских дрязг?

— Я слышал, — доверительно начал Энтони, небрежно позвякивая дорогими побрякушками, — что войну начали не магглы. Все это совершенно секретно, но в немецком министерстве готовиться что-то грандиозное. Ходят слухи, что в каждой стране спрятан кусок вещицы, которую так силятся заполучить немцы. Но война волшебников — слишком грязное дело, вот и воюют страны руками алчных магглов. А сейчас ситуация выходит из-под контроля, поэтому в игру вновь вступают волшебники. Да и Гринденвальд набирает силу... Странно все это. Не знаю, что он там забыл, но бьюсь об заклад, без него тут не обошлось.

— Но что это за вещь, и для чего она?

— Знать бы мне... В этот самый момент меня застукали у двери отцовского кабинета. Больше я ничего не слышал. — Лицо Энтони выражало крайнюю досаду. — И я с тобой полностью согласен, маггловские методы отвратительны. Самое мерзкое, что вокзал перекрыт, и используется исключительно для военных нужд. Вот и попадай теперь на поезд, крадучись, словно вор.

Раздался стук в дверь. В купе заглянула улыбающаяся старушка:

— Желаете перекусить?

— Что случилось, почему так поздно? — недовольно поинтересовался Энтони.

— Время такое. Товара мало, на два обхода не хватает, сделали один в середине пути, чтобы вы, ребятки, не голодали с самого утра.

— Дожили, — бросил через плечо Энтони, выходя в коридор.

Оглядев содержимое тележки, он привычным жестом ссыпал старушке в руку горсть золотых монет, набрал всего помногу и, вернувшись в купе, свалил все на стол.

— Налетаем!

Лисси даже не повернула голову. Пришлось мальчишкам справляться со сладостями самим, впрочем, они не сильно расстроились. Наевшись до отвала, они вернулись к загадочному предмету, за которым охотится немецкое руководство. Догадки были одна невероятней другой, пока не стали и вовсе шуточными, вроде золотой кисточки для чистки пупка, которая вдруг срочно понадобилась их министру.

Альфред тем временем начал переживать за друга. Куда он подевался? И что вообще вытворяет? Извинившись перед спутниками, Альфред вышел в коридор. Как и ожидалось, Корвина там не оказалось. Немного постояв, Альфред не спеша пошел по коридору, заглядывая в каждое купе. Дойдя до конца, вагона он остановился. "Возвращаться обратно? Или..." И тут его осенило. Распахнув дверь, минуя один вагон за другим, он быстрым шагом направился в вагон-ресторан. Ему оставалось пройти всего один вагон, как вдруг раздался взрыв. Взрывная волна отбросила его в начало вагона. С трудом поднявшись на ноги, он выхватил палочку:

— Эксовени!

Дым рассеялся. Из всего вагона в коридор посыпались ученики, в основном младшекурсники, поглядеть, что произошло. Стоял невообразимый шум и гвалт, как на птичьем базаре.

— А ну, тихо! — Гаркнул на них Альфред. — Разошлись по своим купе! Разошлись, Разошлись! Или вздумали полетать? Ну! Чего встали? Кого подвесить вверх тормашками? Расходитесь все!

Толпа возмущенно загудела, но начала рассасываться. Особо непонятливым Альфред помогал отвешивая оплеухи.

— Стоп, стоп, стоп! — он перекрыл путь двум мальчишкам-третьекурсникам с всклокоченными волосами, покрытыми сажей. — Все, кроме вас. Ну, и что вы тут вытворяете? — поинтересовался он, хватая нарушителей спокойствия за уши.

Мальчишки завертелись, пытаясь вырваться из рук Альфреда.

— Отвечайте! — Альфред хорошенько тряхнул вопивших ребят.

— Мы проводили небольшой эксперимент, — послышался невозмутимый голос за спиной Альфреда. Не ослабляя хватки, он обернулся.

— Том? — Альфред был явно удивлен. Перед ним стоял красивый мальчик, лет четырнадцати, с идеально правильными чертами лица, говорившими о высоком происхождении. Если бы Альфред не знал его, он бы никогда не подумал, что этот мальчик из приюта. Решил бы, что он из семьи обедневших аристократов, если судить по дешевой мантии и потрепанным книгам. На деле же Альфред всегда полагал, что Том — незаконнорожденный сын какой-нибудь высокой особы, но свое мнение держал при себе. — Том, бестия ты маленькая, нашел место для экспериментов! А если бы в это время тут проходил не я, а кто-нибудь другой?

Том поморщился и дернул рукой, словно отмахиваясь от надоедливой мухи.

— Но ведь этого не случилось, — спокойно заметил он.

— Кто же твои э-э коллеги в данном...хм...эксперименте?

— Теодред Нотт и Джон Эйвери собственной персоной.

Глаза Альфреда готовы были вылезти из орбит.

— Нотт? Эйвери? — он неверящим взглядом уставился на мальчишек. — Да знаете вы, к чему могут привести шалости с оборотным зельем? А неправильно приготовленное зелье.. Теодред! Откуда когти?

Глаза Тома недовольно блеснули, прожигая Альфреда насквозь.

— Видишь ли, небольшие...

Альфред громко откашлялся, стараясь не выдать дрожи, пробежавшей по телу при этом взгляде. Так смотрят на покойников, на крайне удачно для кого-то умерших покойников, но не на живых людей.

— Ну, вас к черту! Пожалуй, я не хочу знать, чем вы тут занимаетесь, ребята. Всего хорошего.

Продолжая недоуменно качать головой, Альфред решил продолжить поиски друга и направился в вагон-ресторан. По дороге он думал о Томе. Что-то странное было в этом мальчике. Не по возрасту серьезный, не по возрасту спокойный, не по возрасту умный и сообразительный, не по возрасту безразличный ко всем, если судить по его отношениям с сокурсниками. В тихом омуте черти водятся, и в этом мальчике что-то есть.

Добравшись до вагона-ресторана, он огляделся. Несмотря на толпу, он легко нашел Корвина. Тот сидел у окна и без всякого удовольствия с мрачным видом поглощал огромный сэндвич. Купив себе сэндвич и тыквенный сок, Альфред уселся рядом. Корвин и бровью не повел. Сидели молча. За окном начинало темнеть, но было ясно. На небе стали появляться первые звезды и отчетливо виднелась молодая луна.

— Ну что ты творишь? Что на тебя нашло? — не выдержал Альфред.

Медленно дожевав сэндвич, Корвин вдруг взорвался:

— Что на меня нашло? Я столько усилий приложил, чтобы этого гниду выгнали из Хогвартса, и тут он появляется и заявляет, что его поганый папаша откупился своими грязными деньгами! Прости, что не прыгаю от радости. Тебе самому не противно? Я не то, что бы сильно против грязнокровок, но когда они начинают строить из себя аристократов... — Корвин сжал кулаки.

— Лисси относится к этому терпимее...

— Малфои, — фыркнул Корвин, — в этом все они. Один их девиз чего стоит! Но они его полностью оправдывают. Скользкие типы. Но Клайдерика и Лисси терпеть не будет, стоит лишь дать толчо-ок. Ух, чучело ка...

— Корвин, ты...

— Нет, ты только посмотри на него! Нацепил на себя побрякушки и уже аристократ! Да когда это в истории дворянство покупалось за деньги?! Чистую кровь ни за какие деньги не купишь! Мне дед такое про его отца рассказывал, волосы на спине дыбом встают! Это сейчас он Клайдерик, а лет двадцать назад по задворкам лазил, просто Клайдом был. А теперь? Деньги, богатство, черт с ним, но дворянство? Это слишком. Этот родовой герб.. Отвратительно. А сын его и вовсе ошалел от денег. Я терпел этого выродка пять лет. — Казалось, Корвин сейчас плюнет в лицо собеседнику, но он продолжал: С каждым годом он становился все невыносимее и кичился своей родовитостью все больше и больше, а отец его поднимался все выше и выше! И вот в прошлом году, мне удалось таки избавить Слизерин от этого недоразумения, вырвать из его лап купленный им значок старосты, который, кстати, в этом году отдали мне, а теперь, когда он возвращается, как ни в чем ни бывало, ты спрашиваешь, что на меня нашло! Яксли, тебе ли меня об этом спрашивать! Да ты понимаешь, что...

— А теперь ты меня послушай, — перебил друга Альфред, — Энтони — выскочка. Это факт. Но он выскочка со связями, и это важно помнить. После скупки Мистером Клайдериком почти всех драконьих предприятий, весь бизнес моего отца держится лишь на его добром слове. И я не хочу, чтобы его сыночек шепнул своему папочке пару ласковых. И мы уже говорили с тобой об этом. И такие ситуации у многих. Судьба большинства аристократов висит на кончике лезвия, с которым так небрежно играется его отец. И их дети, как и я, понимают это, и ни за что не пойдут на разорение своих семей. — Альфред сильно закусил губу и зажмурился. Потом продолжал: Если ты начнешь войну против Энтони, тебя поддержат единицы. Ты мой друг, но я не могу лишить отца бизнеса, и я правда пойду с тобой куда угодно, но только не против семьи. Но я не советую тебе делать глупости, Корвин. Многие готовы задницу ему лизать, настолько преданы ему, многие с помощью него пропихивают свои задницы ближе к солнцу, а многие боятся за свои задницы, как, например, я. Пожалуйста, подумай серьезно!

— А я серьезно. Мне нечего боятся. Мой отец отдал концы при не выясненных обстоятельствах, и сдается мне, без Клайда тут не обошлось. Уж слишком сильно мой отец мешал ему. Как кость поперек горла! Но теперь у меня больше нет семейного бизнеса, за который стоило бы волноваться, и пора указать падали ее место. — Корвин ударил кулаком по столу. — Да какой из него аристократ! От него за милю пасет грязной кровью и дурным вкусом! Вот я, например, могу нигде не работать и обеспечить своих детей, внуков и правнуков с лихвой, да еще и пра-пра-правнукам останется, да так, что, не работая вовсе, мы сможем праздно жить, ни в чем себе не отказывая. Мое состояние, а оно теперь мое, как главы семьи, коим я стал после смерти отца, позволяет мне это! Но ты видишь на мне кучу безвкусной чуши? У меня дорогая одежда, учебники, но все, все выдержано в подобающем дворянину стиле. Без излишеств, просто и со вкусом, как нас учили многочисленные гувернеры и няньки! А он? Слышал когда-нибудь о манерах? Да, мы с тобой, конечно не лучший пример выдержки и прилежности, но его поведение ни в какие рамки не лезет! А ведь манеры и родословная, на пару с этим, — и он указал на аккуратно выделанный серебряный перстень, со здоровым вороном, клюв, когти и глаза которого были выточены из изумрудов, — лучшие показатели дворянина. Такие перстни хранятся веками, и передаются от одного главы семьи, другому. А все остальные представители рода носят это, — Уилкс протянул руку к кресту, висевшему на шее друга. Это был тонкий золотой крестик с изящно обвившим его драконом. Глаза и когти — из рубина, крылья обсыпаны алмазной крошкой. — Точно такой же крест носит на шее каждый член вашей семьи, а у отца — кольцо, отделанное точь-в-точь, как ваши кресты. Равно как и у меня, вся семья, и мать, и сестра, и, к счастью, все еще живой, но давно передавший род моему отцу, дед — все носят крест, выделанный точь-в-точь, как мое кольцо. Это очень старое и негласное правило, которое еще не нарушал ни один аристократ. Я не могу терпеть такого издевательства над сообществом чистокровных. Я не обижусь, если ты не поддержишь меня, но сам я терпеть этого больше не намерен.

Наступило молчание.

— Что ж, пойдем, доиграем шахматную партию, — вымолвил наконец Альфред.

Корвин не мог скрыть довольной улыбки при виде вытянувшегося лица Энтони, не ожидавшего увидеть обоих друзей, входящих в купе.

— Конь на Е5, — скомандовал Альфред прямо с порога.

Фигурка послушно заняла своё место, уничтожив белую пешку.

— Засранец! — накинулся Корвин на друга. — Слон на В7.

— Пешка на А3!

— Ладья на Д6! — фигурка двинулась, загоняя черную королеву в ловушку. Королева опасливо обернулась вокруг себя и укоризненно глянула на Альфреда, давая понять, что надо было быть полным кретином, чтобы не заметить, как его королеву окружили. Потом она достала меч и грозно выставила его перед собой: приблизиться к ней было невозможно.

— Пешка на Г4. Шах.

— Энтони, дорогой, — прервался вдруг Корвин, — не пора ли тебе в свое купе? Видишь ли, мне не слишком удобно играть стоя. — нежным голосом протянул он.

— Мне нравится здесь. Так что придется тебе все таки постоять, — притворно вздохнул Энтони.

— Вот как? Неужели мне придется вытолкать тебя силой? — в тон ему притворно ужаснулся Корвин.

— Так, так, ребята! — Альфред миролюбиво поднял руки. — А ну успокоились. Я, пожалуй, постою, чтобы ваши нежные задницы не надрывались.

Лисси надменно глядела на происходящее поверх газеты. Но слова Альфреда, похоже, услышала только она.

— Почему бы тебе не выставить его, Корвин? — Энтони указал на Рубеуса.

— Ну что ты! Будить спящего не хорошо. Тем более, он мне не мешает.

— А может дело в личной неприязни? — Клайдерик неприятно улыбнулся.

— Ребята... — Альфред попытался обратить на себя внимание.

— Личной неприязни? Что ты! Хотя... дай-ка подумать... о! Какое тонкое замечание.

— Может и своим исключением я тебе обязан?

— Я рад, что мои заслуги не остались незамеченными. Впрочем, своим исключением ты обязан только себе. Я лишь раскрыл кое-кому глаза.

Энтони с ненавистью уставился на него, искренне сожалея, что не умеет прожигать взглядом.

— Корвин, придурок ты недалекий! Заткнись, будь добр! — Альфреда выводила из себя вся эта ситуация и собственное бессилие.

— ПРЕКРАТИТЕ ЭТОТ ЦИРК! — за громоподобными словами последовал хлопок, и купе заполнил едкий дым. В этот же момент в купе постучали. Дверь открылась, и вошедший сквозь клубы дыма разглядел парней со слезящимися глазами и девушку с волшебной палочкой в руке.

— А, Томми, заходи, — добродушно предложил тот, что лежал на полу. Когда дым рассеялся, стало понятно, что это был не кто иной, как Энтони Клайдерик.

Том вошел, рассматривая купе, приподняв бровь.

— Видишь ли, у нас тут вышел небольшой спор, — пояснил парень, прижатый к столу, изо всех сил пытавшийся поудобнее расположиться на полу, закинув ноги на сиденье. При ближнем рассмотрении это оказался Гораций Корвин.

— Но, похоже, победа осталась за дамой, — сплюнул Клайдерик. — Ты располагайся поудобней. Благодаря некоторым, у нас теперь тут много места. Не подашь шоколадную лягушку со стола, Томми?

— Томми не подаст, — вдруг разозлился мальчик.

-Ну, прости, Том. Больше не буду. И все же подай лягушку. Я хм.. несколько скован в действиях.

Том посмотрел на все еще держащую палочку Лисси со смесью неприязни и восхищения.

— Что за заклинание? — поинтересовался он, алчно сверкнув глазами.

— Боги, — воскликнул Корвин, — неужели, кто-то сумел удивить самого Тома Реддла?! Впрочем, она все равно тебе не скажет.

— А ты не разговаривай, устраивайся лучше поудобней, нам еще добрых два часа ехать. — насмешливо посоветовал ему Том.

— Попридержи язык, палочка-то при мне. — Рассмеялся парень.

— Что ж с пола тогда не поднимешься?

— Ну куда мне до её мастерства? — Он кивнул на Лисси.

Том серьезно посмотрел на него. Из всей компании Корвин всегда нравился ему больше всего. Человек без излишков. Ни пустого бахвальства, ни кичливости. Слово — дело. Говорит он всегда много, а делает в два раза больше, чем говорит.. А главное — он общается с ним, как с равным. Не покровительно-родительским тоном Клайдерика, не как старший брат прищучивающий младшего братишку, как Альфред, а именно на равных. Он воспринимал его как взрослого человека. Жаль, что такой же клоун, как и Альфред. Но если Альфреда он просто недолюбливал, то Клайдерика он люто ненавидел и терпел исключительно из-за его влияния. Этот самодовольный тип раздражал его буквально всем. Начиная от богатства и заканчивая поведением.

Все же эта четверка была ему очень полезна. Делилась знаниями, развлекала байками и сплетнями. Тома ужасно бесило положение "комнатной собачки" Клайдерика, как окрестила его эта надменная Малфой, но это давало ему возможность посещать уроки старшекурсников, получать книги из запретной секции школьной библиотеки, почти безнаказанно бродить ночью по школе, посещать клуб слизней, доставать редкие ингридиенты. Неплохо для третьекурсника. Поэтому Том терпел. Временно терпеть попрекательство одного человека для власти над многими — это разумно, хотя и противно. Но со временем занять место Клайдерика в школе...

Всю свою жизнь Том считал людей, нуждающихся в покровителе, ничтожными, они казались ему чем-то вроде слизней. И он бы скорее позволил сварить себя заживо, чем поступить в чье-то распоряжение. Но после предложения Клайдерика навсегда покинуть приют и проводить лето у него сдался. Энтони нужен вездесущий помощник с мозгами, а ему, Тому, нужны знания и избавление от пприюта. Они уживались, пока были взаимно полезны друг другу, но оба прекрасно видели настоящее отношение к себе, и оба ждали дня, когда избавятся друг от друга.

— Может, разбудим нашего соседа? — предложил Альфред, нарушая молчание.

Том уставился на соседнее сиденье. Спящий на нем человек был ему незнаком. Он знал каждого слизеринца с первого по седьмой курс и в том, что это не слизеринец у него не было ни капли сомнения. Но кто же еще устроится в одном купе с ними?

— Думаю, он из Дурмстранга. — предположил Альфред, — Они там не сильно разговорчивые, зато качки, как на подбор. Физическая подготовка среди обязательных предметов. Корвин, ты там ближе всех, пни его хорошенько, а то, чувствую, соседушку нашего пушкой не поднимешь.

— Эй, Парень! — Корвин несильно стукнул Рубеуса по плечу. — Парень, вставай! Приедем скоро. Парень! Паре-е-ень! Ау-у-у! Э-эй! Встава-а-а-й! Проснись и по-о-о-ой! — Уилкс тряс спящего, но безрезультатно.

Минут через пять Корвин под дружный хохот продолжал колотить Рубеуса, крича и воя ему в ухо. Результат был нулевой.

— ПАРЕ-Е-НЬ! ВСТАВА-АЙ! ПРОСНИСЬ И ПО-ОЙ! — Внезапно он запнулся и пробормотал, — А это идея!

Он достал палочку и быстро зашевелил губами.

— Проснись и пой, я сказал тебе! — Корвин навел палочку на Рубеуса, и тот быстро вскочил с сиденья. Ребята зааплодировали.

Рубеус собрался было выяснить, в чем дело, но стоило ему открыть рот, как язык перестал подчиняться ему.

— Под свинцо-овым дождём, семь языков пла-амени взви-ились над рядами стальны-ыми, — забасил он.

Все, кто находились в купе, покатились со смеху. Лежащие на полу неистово колотили по нему кулаками, сидящие на сиденье хватались друг за друга, пытаясь не свалиться на пол. Даже Лисси смеялась, уткнувшись в колени Альфреда. Даже Том, считавший двух друзей клоунами, не мог сдержать улыбку.

Ничего не понимая, Рубеус снова открыл рот.

— Через ре-ечку, через ле-ес, по бескра-айним просто-орам...

Это вызвало новый взрыв хохота. Ничего не понимающий, удивленно хлопающий глазами Рубеус представлял поистине комическое зрелище.

Уилкс, вытирая выступившие слезы тыльной стороной руки, приподнялся.

— Прости, — выдавил он сквозь смех и махнул палочкой, — не получалось разбудить тебя по-другому. Мы скоро приедем.

— Э-э...спасибо. — Рубеус уставился в окно, не собираясь продолжать разговор.

Уже совсем стемнело, и было не разглядеть чудесных пейзажей, зато небо буквально приковывало к себе взгляды. Чистое, как никогда, оно поражало молочно-белым сиянием звезд. Рубеус попытался отыскать знакомые созвездия, но разобраться в этом скопище звезд казалось невозможным.

— Ты язык проглотил? — беззлобно поинтересовался Альфред. Рубеус лишь покачал головой.

— Какого черта ты молчишь, когда с тобой разговаривают?! — Разозлился Клайдерик.

— Оставьте вы его. — махнул рукой Корвин.

— Как он смеет так пренебрегать н...

— Тобой? Не обольщайся, всем плевать. И не лезь парню в голову, это его дело, его право. А нам, по-моему, должно быть глубоко наплевать, что у него на уме.

— Пора переодеваться, — встревая, сообщил Альфред, в надежде предотвратить новую ссору, — уже подъезжаем. — И он обратил всеобщее внимание на показавшиеся в окне окрестности Хогвартса. — Лисси, будь так добра, подними всех с пола.

Том и Клайдерик разошлись по своим купе. Пока парни переодевались, Лисси не отрывала взгляд от газеты, а потом выставила всех троих за дверь.

— И все же, как тебя звать хоть? — поинтересовался Альфред.

— Рубеус.

— Альфред. — И он протянул руку. — А это Корвин. А в купе — Лисси. Не стану спрашивать, откуда пришел, ты не больно разговорчив, но на какой факультет планируешь поступить?

— А вы откуда? — С интересом спросил Рубеус.

— Слизерин. Все, кого тебе довелось сегодня увидеть в нашем купе.

— Странно. Вы ведь такие разные... Да и слизеринцев мне по-другому описывали, хотя некоторые под описание очень подходят.

— Стереотипы, — недовольно заметил Альфред. — Видишь ли, все мы разные. И качества в человеке сочетаются очень по-разному, а отбор проводиться лишь по определенным. Человек может быть бесстрашным, но подонком, а попадет к святошам гриффиндорцам. А ведь говорят, у них там все такие хорошие. А можно быть осторожным и хитрым, да без подлостей, а дорога такому в слизерин, который незаслуженно обвиняют во всех грехах. Можно быть очень добрым и трудолюбивым, но при этом стремиться к славе, и дорога в хаффлпафф тебе не светит. Все неоднозначно и судить нужно конкретных людей, а не факультет.

— Да ты никак в философы заделался, Альф? — Корвин рассмеялся. — Знаешь, — обратился он к Рубеусу, — многие считают, что у нас с ним слишком "гриффиндорское" поведение, даже Лисси, но это не мешает нам стремиться к солнцу, иметь везде свои резоны, и быть душой слизеринской компании.

— Что вы понимаете под "гриффиндорским" поведением? — Не понял Рубеус.

— Да то, что ты не найдешь более шумных и обезоруживающе тупых слизеринцев, чем эти двое. Их шило в заднице, должно быть, гигантских размеров и сидит настолько глубоко, что насквозь протыкает мозги. — Добродушно пояснила Лисси, выглядывая из купе. Она уже переоделась, и распахнула дверь, чтобы ребята вернулись на свои места.

— Зато без нас ты бы давно умерла от скуки, — обиженно произнес Альфред.

— Вот уж не жалко было бы, — поддержал его Корвин.

Лисси лишь рассмеялась:

— Вы еще губки надуйте.

Друзья незамедлительно последовали ее совету, и уже через минуту все четверо не могли сдерживать смех.

— А как у тебя с семьей? Чистокровный? — поинтересовалась Лисси.

— Полукровка, — как то мрачно ответил Рубеус, пресекая дальнейшие расспросы.

Поезд начал замедлять ход, и по вагонам разнесся громкий голос машиниста: "Мы подъезжаем к Хогвартсу через пять минут. Пожалуйста, оставьте ваш багаж в поезде, его доставят после."

— Ого-о! — проревел вдруг Рубеус, глядя в окно. Глазам его предстала необычайная картина. Лес начинал редеть, а над его верхушками возвышались старинные башни с бойницами и огромными окнами, отражавшими мягкое сияние звезд.

— Добро пожаловать в Хогвартс! — рассмеялся Альфред.

Рубеус стоял на перроне и обеспокоенно разглядывал толпу. Своих новых знакомых он давно уже в ней потерял, а что нужно делать так и не узнал. Заметив кучку таких же растерянных, он приблизился к ним. Ребята галдели и суетились. Что нужно делать, никто, как и Рубеус не знал. Раздраженный этим ожиданием, он собрался было направиться к замку самостоятельно, как вдруг раздался громкий оклик:

— Первокурсники! Сюда! Первокурсники-и ко мне! — со стороны озера к ним, прихрамывая, приближался человек, держа фонарь высоко над головой. Когда ребята собрались вокруг него, послышались испуганные вздохи. Сделав вид, что не заметил этого, человек представился:

— Я Огг. Хранитель ключей и смотритель Хогвартса.

Он был высок и худ, но широкие плечи и внушительные мускулы не оставляли сомнений в его физической силе. Казалось, он без труда может гнуть железные прутья, вроде тех из которых состоят огромные Хогвартские ворота, виднеющиеся даже отсюда. Поймав взгляд Рубеуса, Огг словно прочитал его мысли.

— Я заново ковал эти решетки, после того, как... — тут он умолк и ребята испугано затихли — такой дикой наружностью обладал этот человек. Мантии он не носил, как и рубашки. Высокие сапоги и широкие штаны составляли все его одеяние. Могучий торс был изуродован многочисленными шрамами.

Огг поднес фонарь к лицу, и все разом отшатнулись. Его лицо, словно было сшито из разных кусочков. Широкий шрам пересекал его от уха до уголка рта. Точно такой же пересекал лоб, проходил в сантиметре от глаза, изгибался и рассекал щеку. Еще один шел по переносице. Но внимание приковывал мертвенно белый, белый, как снег, белый, как молоко, неестественно выделяющийся на довольно смуглом лице, маленький шрамик, пересекающий верхнюю губу. Рыжая щетина не могла скрыть шрамов на подбородке, а длинные кудри, отливающие медью, не скрывали шрамов на шее и плечах. Некоторые шрамы были зашиты очень профессионально и аккуратно, некоторые сами срослись грубыми рубцами, а некоторые выглядели так, словно их зашивал пятилетний ребенок или, по меньшей мере, пьяница.

— Я — Огг, — зачем-то повторил он. Затем, пожевав губы пару секунд, он продолжил, — А вы — маленькие детишки, приехавшие учиться, полные радостных надежд и великих планов. Здесь в вас будут впихивать академические знания, тратя ваше время на то, что вам не по душе, и отнимая его от вашего призвания. Со временем, самые дрянные из вас выйдут в свет и получат все, чего ни захотят. А самые правильные, трудолюбивые, справедливые и отзывчивые будут гнить на задворках этого мира. — мрачно заключил Огг.

Воцарилась мертвая тишина. Мягкий, певучий голос никак не вязался ни со словами, ни с внешностью своего обладателя.

— Впрочем, — уже более миролюбиво начал Огг, — моя работа обязывает меня сказать вам: Добро пожаловать! — воскликнул он, пытаясь изобразить на лице улыбку.

Внезапно свет фонаря упал на его разорванную штанину.

— Сэр! У вас кровь!— испуганно воскликнула девочка, напомнившая Рубеусу Дюймовочку, о которой в детстве читал ему отец.

— А ну, быстро по лодкам! — пропустив этот возглас мимо ушей, приказал Огг. — Вон причал. Без меня не садимся. Поторапливайтесь! Мы и так опаздываем. Живей! Или вы хотите пропустить собственное распределение?

Толпа шумно ринулась в указанном направлении: никто не горел желанием оставаться наедине с Оггом. Рубеус не испытывал ни страха, ни отвращения к Оггу и, хотя опаздывать и не хотелось, не спеша пошел рядом с волочившим ногу лесничим. Теперь, когда он был уверен, что на него никто не смотрит, Огг еле шел, морщась от боли.

— Вам помочь, сэр?

Огг вздрогнул, как человек, которого оторвали от собственных размышлений. Он удивленно посмотрел на Рубеуса.

— Ты кто, парень? Старшекурсники добираются в обход. Хотя с нынешними экспериментами на лодках оно, конечно, надежней.

— Я первокурсник, — смущенно пробормотал Рубеус.

— Вот как? — Огг приподнял брови, но лицо его не выражало абсолютно ничего. — Не буду даже ни о чем спрашивать. Жить здесь тебе тут будет нелегко.

— Почему?

— Ты не такой, как все. Ладно, великан, раз уж рвешься помочь, дай облокочусь на тебя, — и он приветливо улыбнулся, хотя улыбка вышла какая-то кривая. — И никакой я вам не "сэр". Не годиться мне это. Понял?

Рубеус кивнул и уставился под ноги, стараясь скрыть, как покраснело его лицо, что в такой темноте было излишним. Он все думал над словом "великан", которое так небрежно обронил Огг. Был ли это эпитет или Огг действительно видит его насквозь? От этого всего ожидать можно.

Когда до озера оставалось ярдов сто, Огг остановился.

— Дальше я сам.

И ни капли не морщась, быстро направился к берегу.

— По лодкам! — крикнул он, подходя ближе.

Когда они подошли, места оставались лишь в одной лодке. Туда они и сели, став соседями Дюймовочки и какого-то пузатого мальчика, выглядевшего на ее фоне еще смешнее.

Рубеус восторженно задержал дыхание. Над озером не было той непроглядной тьмы, через которую они пробирались под сенью деревьев. То ли звезды над озером светили ярче, то ли свет, лившийся из окон замка, освещал им путь, то ли само озеро светилось изнутри мягким серебряным светом, только теперь Рубеус отчетливо видел лица своих спутников.

Лодки тронулись, и ребята с восторгом уставились на возвышающийся над ними замок. Лодки плавно скользили по черной глади озера. Волшебство словно искрилось в воздухе, оно чувствовалось во всем: в легком дуновении ветерка, в мелкой ряби, изредка пробегавшей по воде, в неправдоподобно звездном небе, и даже в себе самом каждый чувствовал волшебство, чувствовал свою принадлежность к этому миру. К всеобщему удивлению вода вдруг забурлила и звезды, отражавшиеся в ней, словно ожили. Сотни, нет, тысячи, нет, десятки тысяч маленьких огоньков поднимались в небо, выписывая пируэты, кружились в каком-то загадочном танце.

— Это светляки, — прокричал Огг, — они чарующе красивы, но не пытайтесь поймать их, не то пойдете ко дну, едва коснетесь их крошечных крыльев.

На секунду Рубеусу показалось, что он уловил в этом голосе нотки...нежности? Между тем, они все плыли и плыли, а озеру, казалось, не будет конца. Но замок все рос и рос, а значит, они действительно приближаются. Вдруг в тишине послышалась ругань, а минуту спустя ветер донес до них усиленный магией голос:

— Огг! Что, черт возьми, делать с этим тупым животным? Оно остановилось, как вкопанное и ни с места!

Рубеус перевел взгляд на правый берег и увидел четырех старшекурсников седевших в санях, запряженных, как ему показалось огромным валуном.

— А мне почем знать, — пробурчал Огг, — не моя была идея.

— Постучи по нему. Твердый? — прокричал он.

— Твердый.

-Не повезло вам, ребятки. Вылезайте и топайте на своих двоих. Сдохла ваша животинка.

Парень на том берегу выругался и со злостью пнул сани.

Заметив удивленные лица ребят, Огг пояснил:

— Это огромные слизни. В этом году им выпала честь стать частью эксперимента по транспортировке школьников. В прошлом году пытались использовать единорогов, но я написал жалобу в отдел по защите магических существ: негоже таким красавцам ваши задницы таскать. У меня с тех пор проблемы с так называемыми коллегами. А в позапрошлом году пытались использовать катапульты. Но замку это не ахти как понравилось, и он выплюнул всех обратно. Пришлось мне полночи переправлять учеников всех курсов. А все потому, что пешочком-то всем лень. А еще пытались создать что-то вроде каминной сети в дуплах деревьев. Так тогда треть леса вырубить пришлось, ученики то в деревьях и позастревали: те их попросту поглотили. Мой любимый год был, когда детей перевозили гиппогрифы. Величественные создания. И жутко гордые. Им поклониться надо, прежде чем в карету сесть. Но нашелся же мерзавец, который дразнить стал. Ну, там и рассказывать не надо, что гиппогриф напал на него. Громкая была история. Парень-то царапинами отделался, оттащили вовремя, а вот девчонку, которая в карете уже сидела, еле на ноги поставили после травмы головы. Гиппогрифа казнили, а всех сородичей его стали постепенно изводить с территории школы. Теперь уж только в лесу остались, а раньше даже во внутреннем дворе встретить можно было. Величественные создания. Да я вам могу как-нибудь показать. Хотите?

— Конечно! — в один голос воскликнули Рубеус и пузатый мальчик.

— А кто такие гиппогрифы? — тихо спросила "Дюймовочка".

Ответил ей Рубеус:

— Это вроде смеси птицы и лошади. Голова, крылья, передние лапы орла, а остальное — лошадь. Это надо увидеть.. А давно длится этот эксперимент? — обратился он к Оггу.

— Да сколько себя помню. По-моему начался как раз в тот год, как я на третий курс поступал. До этого использовали кареты с лошадьми, но тогдашний министр заявил, что это слишком "по-магловски". Вот до сих пор и не определятся, как же все-таки учеников в школу доставлять. Только первый курс так и переправляют на лодках. Этот обычай еще основатели положили.

Внезапно раздался громкий всплеск, а вслед за ним испуганные крики: одна из лодок перевернулась, а ее пассажиры уже барахтались в воде, в панике размахивая руками и ногами.

— Дементор вас всех! — зарычал Огг, бросаясь в воду. От резких движений и воды рана снова открылась, и даже в темноте было видно, что вода вокруг него окрасилась в красный цвет. Тяжелые, набухшие от воды мантии, тянули мальчишек на дно. Один из них словно отбивался от чего-то невидимого, одному удалось зацепиться за край лодки, к другому уже плыл Огг. Рубеус лихорадочно вцепился в борт лодки, бешено перебегая глаза с одного участника трагедии на другого. Не долго думая, Рубеус сбросил рюкзак и нырнул в воду, на ходу стягивая мантию. Один из ребят закричал. Теперь было ясно, что его действительно тащат ко дну. Огг колебался с секунду, затем, резко сменив направление, поплыл к кричавшему мальчишке, а Рубеус направился уже к выбившемуся из сил мальчику, в глазах которого застыло отчаяние при виде вновь удаляющегося Огга. Схватив тонущего за шкирку, Рубеус вместе с ним направился было к лодке, когда заметил четвертого, уже погружающегося на дно мальчика. Чертыхнувшись Рубеус, еле успел схватить его за волосы, прежде чем он исчез из виду. Теперь, с двумя мальчиками, он не мог плыть и лишь пытался удержать на поверхности обоих и не утонуть. Рубеус с беспокойством уставился на Огга. Тот дрался с ужасающего вида тритоном и помочь ему явно не мог, а мальчик изо всех сил пытался удержаться на воде. Рубеус встряхнул спасенных им мальчишек, но оба были уже без сознания. Рубеус чувствовал, что силы покидают и его. Необходимо сделать еще один, последний рывок, иначе всем им — крышка: долго он так не продержится.

— Ты сможешь перевернуть её? — крикнул он мальчику, держащемуся за лодку.

Тот отрицательно помотал головой:

— Слишком тяжелая. — голос был твердым и даже не дрожал. — Но если поднырнуть под лодку, там должен быть воздух, зацепившись, можно продержаться довольно долго. Доплывешь?

— Ты сможешь помочь?

Тот снова помотал головой.

Рубеус пожал плечами и бросил последний взгляд на Огга: он бился уже с четырьмя мерзкими тритонами с грязно серой кожей и зелеными, как и водоросли, среди которых они стоят себе дома, волосами; у каждого было внушительных размеров копье. Сделав глубокий вдох и собрав последние силы, Рубеус, закинув одного из мальчишек себе на спину, направился к лодке, изо всех сил работая ногами и гребя одной рукой. Мальчик то и дело сползал со спины, и его приходилось постоянно поправлять. Так, отплевываясь от воды и таща за собой двух ребят, Рубеус медленно продвигался. Видя, что Рубеус захлебывается, а скорость его все снижается и снижается, мальчик у лодки, вздохнул. Затем, отпустив руки, он нырнул под лодку и постарался направить её к Рубеусу. Медленно, но верно, они приближались друг к другу.

Спустя пару минут они с Рубеусом уже сидели под лодкой, зацепившись за сиденья и удерживая спасенных Рубеусом ребят. Наконец, по лодке постучали. Вместе с изнеможённым Оггом они перевернули лодку и кое-как забрались в нее.

— Спасибо, — пробормотал еле живой рыжий веснушчатый мальчик, спасенный Оггом.

— Слова благодарности отложим на потом, — отмахнулся он, — но как вы, — он повернулся к белобрысому мальчишке, который помог Рубеусу с лодкой, — умудрились перевернуть лодку в абсолютно ясный день?

— Эти идиоты затеяли драку, — беспечно отозвался тот.

— А где был ты? Где были твои глаза?

— Мои глаза? — мальчик на секунду покраснел то ли от вины, то ли от гнева, но быстро взял себя в руки. — Я не нанимался в няньки всяким придуркам. — грубо заметил он.

— Как тебя зовут?

— Филипп. Филипп Адамс, если угодно.

— Филип... — задумчиво произнес Огг, — не тот ли ты шкет, что вот уже два года...

— Собственной персоной.

— Не удивительно. Хорошо, что сам цел, — тихо прошептал Огг. — Тебе бы самому няньку найти было бы неплохо, — добавил он еще тише, так тихо, что его не услышал уже никто.

— Может чего-то у меня и не хватает, зато мозгов в избытке. — Нет. Филипп все-таки услышал. Еще бы не услышал!

Ничего не ответив, Огг в изнеможении опустился на дно. Мертвенно бледное лицо внушало опасения.

— Сколько их было, — спросил Филипп, глядя на Огга.

— Семь. — Огг не был расположен для бесед. Он устал. Очень устал.

Филипп смолчал, понимая это.

— А ты молодец, — Огг сам нарушил молчание, которое было еще невыносимее, чем боль и усталость. — И ты, — он повернулся к Рубеусу. Будь на месте Рубеуса любой другой мальчишка, он бы наверно возмутился, почему это первым делом хвалят не его, кинувшегося в воду и совершившего почти что подвиг, а какого-то грубияна, пришедшего на помощь только в самый последний момент. Наверное, любой другой мальчишка затаил на него обиду или, кто поумнее, любопытство, что же такого есть в этом тощем, как городская крыса, мальчике, что маленький смелый поступок зачитывается ему за подвиг, а, быть может, просто пообещал задать пареньку жару и показать, кто все-таки круче... Любой другой мальчишка — да, но не Рубеус. Он даже не задался подобным вопросом.

— Благородный поступок. И смелый, — продолжал Огг. — Ты ведь второй раз помогаешь мне за сегодняшний вечер, а даже не представился.

— Рубеус Хагрид.

— Ты плохо кончишь, Рубеус Хагрид. — Огг нахмурился. — Помнишь, что я сказал вам при знакомстве?

— Я в это не верю.

Огг лишь пожал плечами. Они уже приближались к берегу.

— А им не надо помочь? — Рубеус указал на все еще не пришедших в себя мальчиков.

— Я похож на врача? Очухаются, куда они денутся. Отведем их к профессору Клэрфорду.

Многие первокурсники уже сошли на берег. Закинув одного из мальчишек на плечо, а второго предоставив Рубеусу, Огг занял место во главе колонны. Они прошли через Гигантские ворота. На столбах, в которые были вделаны эти самые ворота, угрюмо стояли каменные горгульи, словно безмолвные стражи. У главного входа их уже ждал Дамблдор.

— Вы снова опаздываете Огг. — холодно поприветствовал он.

— О, — издевательски ухмыльнулся Огг, — меня...гм...немного задержали. Знаете, сначала эти...эти ваши...твари, а потом перевернутая лодка и семеро тритонов.

Но Дамблдор уже и сам заметил мальчика безжизненно висевшего у Огга на плече, и Рубеуса с таким же безжизненным телом на спине.

— Отведите их с Мистеру Клэрфолду. И покажите ему вашу ногу, — добавил он, заметив капающую на пол вместе с водой кровь. — Вам сразу станет легче.

— Профессор, вам когда-нибудь выгрызали кусок мяса? Сомневаюсь, что мне сразу станет легче.

И не дожидаясь повторной просьбы, направился в больничное крыло. Рубеус последовал за ним.

— Усыпить их не стоит не малейшего труда для опытного работника. Как и перевернуть лодку. Как и отогнать тритонов. Не разыгрывайте драму. — Бросил Дамблдор вслед.

Огг остановился так резко, что Рубеус едва не налетел на него.

— Хочу вам напомнить, милейший, — не оборачиваясь, сквозь зубы процедил Огг, — что вашими стараниями, палочки у меня нет, как и разрешения использовать магию, как и права спокойно существовать в этом мире.

Огг быстрым шагом продолжил свой путь. По дороге в больничное крыло Рубеус пытался осмыслить только что услышанное.

— Почему профессор Дамблдор так не любит вас? — Рубеус осмелился нарушить тишину.

— Не любит? Да он бы растер меня в порошок для зелий, если бы директор не был так доволен всё умеющим работником Оггом, который только и просит взамен, это политическое убежище и неприкосновенность.

Рубеус совсем запутался.

— Но почему?

— Когда я только поступил в школу, Дамблдор был начинающим учителем. Мы с ним не поладили. — уклончиво ответил Огг.

Рубеус выжидательно уставился на него.

— Потому что я сильно насолил этому козлу! — вспылил Огг.

— Дамблдор — великий человек! — горячо возразил Рубеус, на что Огг только презрительно фыркнул.

— Я говорил уже, что ты плохо кончишь, — безразлично прокомментировал он.

Немного подумав, Рубеус решился задать еще один вопрос:

— А давно ты Огг?

Огг на секунду замер, а потом ухмыльнулся:

— Метишь в цель. Тут мое имя помнит лишь Дамблдор. Он следил за мной с самого моего...гм...окончания школы. Даже для директора я просто Огг. Огг и все. — он задумался, а Рубеус не смел его прерывать. Так и шли дальше в тишине.

— Огг, что случилось? — всполошился профессор Клэрфолд, едва заметил их на пороге. — А, Рубеус здравствуй. По твоему отцу, я догадывался, что ты непоседа, но чтоб в первый день...что у вас?

Осмотрев пострадавших Клэрфолд, влил в них какое-то мутное снадобье, и они тут же очнулись. Одним взмахом палочки он осушил их мантии.

— Рубеус, веди их обратно, в Большой Зал, а мне надо побеседовать с Профессором Клэрфолдом.

Рубеус собрался было возразить, но Клэрфолд заметил:

— Вы пропустите распределение.

И Рубеусу пришлось подчиниться. Дойдя до главного входа он осознал, что понятия не имеет, где этот Большой Зал.

— Чего остановился, как вкопанный? — недружелюбно осведомился кривоносый волшебник с портрета.

— Как пройти в Большой Зал? — вежливо спросил Рубеус.

Волшебнику было не к чему придраться, и он неохотно указал дорогу.

Через пару минут Рубеус со спутниками оказались перед большими медными дверями с красивой резьбой.

Большой зал был великолепен. Огромный потолок отражал звездное небо, не менее яркое, чем то, что в действительности было над ними. Казалось, что столовую устроили прямо под открытым небом. Из груди всех троих одновременно вырвался восхищенный вздох. Свечи по волшебству парили над четырьмя факультетскими столами, забитыми учениками. Стол преподавателей, стоявший перпендикулярно к факультетским, окружал ореол таинственности.

Все взгляды оказались прикованными к вошедшим. Послышались недовольные шепотки: Рубеус был без мантии. Что поделать! Его мантия так и осталась где-то посреди Черного Озера, а запасная была в чемодане, о местонахождении которого ему было известно не больше, чем о Большом Зале пару минут назад. Распределение не закончилось. Дамблдор зачитывал имена первокурсников с длинного пергамента, а они выходили вперед, садились на табурет, после чего им оставалось натянуть на голову безобразную старую шляпу и ждать своей участи.

— СЛИЗЕРИН! — воскликнула шляпа, и мальчуган шустро рванул к своему столу, взорвавшемуся бурными аплодисментами.

— Мальсибер, Кассандра, — зачитал Дамблдор, и худенькая девочка с длинными сережками и высоко собранными волосами направилась к табурету. Шляпа сползла ей на глаза.

— Хм... — задумалась шляпа, беззвучно шевеля губами, ну точнее двумя складками, обозначавшими их. — Удивительно! ГРИФФИНДОР!

В зале поднялся переполох. Послышались удивленные возгласы, таинственные шепотки. Со стола Слизерина вскочил третьекурсник.

— Это ошибка! — прокричал он приближаясь к табурету. — Ошибка!

— Успокойтесь, Мистер Мальсибер, — проговорил Дамблдор, — шляпа никогда не ошибается.

— А тут ошиблась! Её заколдовали! Это не может быть Гриффиндор! Слизерин положен ей по рождению!

— Не рождение определяет качества и судьбу человека, Роджер.

— Бла-бла-бла! — зло протараторил парень, буквально кипя от гнева. — Не надо меня учить! Это не может быть Гриффиндор — упрямо повторил он.

— Мисс Мальсибер, пройдите к своему столу, пора кончать этот цирк.

— Ее место за столом слизерина! — воскликнул Роджер, и потянул сестру к «её» месту.

— Мистер Мальсибер, сядьте на свое место. Сядьте, не то Оггу придется преподать вам хорошие манеры. — Директор поднялся со своего места.

Роджер быстро оглянулся по сторонам, словно ожидая поддержки. По залу пронесся беспокойный ропот. Стол Слизерина одобрительно гудел.

— Профессор Диппет, — зло сверкнул глазами Роджер, — Профессор Дамблдор только что сказал, что не рождение определяет судьбу человека...

— Да, он так сказал, — по голосу директора было неясно, согласен ли он со своим заместителем или нет.

— Так почему судьбу человека должен решать кусок лохмотьев? — воскликнул слизеринец.

— гхрм... — неразборчиво прокряхтел Директор и посмотрел на Дамблдора, словно ожидая ответа.

— Пусть Кассандра отправится туда, куда она действительно хочет, а не как велит эта, с позволения сказать, шляпа.

— Пусть так, — согласился Дамблдор хитро сверкнув очками-половинками.

— Ну наконец-то! Пошли, — Роджер потянул сестру к Слизеринскому столу, но на полпути она неожиданно для всех вырвалась.

— Нет уж, братец, — сладко пропела она, — теплого змеиного гнёздышка мне и дома хватает.

Роджера словно мешком по голове стукнули. Воспользовавшись удивлением брата, Кассандра развернулась к столу Гриффиндора. Роджер замахнулся, но Рубеус, шествующий в это время к толпе первокурсников, ожидающих очереди, вовремя подскочил, перехватив его руку.

— Меня учили, что на девочек руку поднимать нельзя, — твердо произнес он. Любой другой мальчишка вложил бы в эти слова издевку, любой другой был бы не прочь насолить Роджеру, любой другой — да, но не Рубеус. Рубеус вложил в эти слова ровно столько смысла, сколько в них было, и означали они лишь то, что отец, действительно, говорил, что руку на женщин поднимают лишь трусы или подлецы.

— Довольно, — раздраженно произнес Дамблдор. — Мистер Мальсибер сядьте на место. Мисс Мальсибер — вы на свое. Рубеус, прошу в очередь. — В этом голосе было столько властности, что все трое немедленно подчинились.

— Миртл, Шилли, — невозмутимо продолжил зачитывать свой список Дамблдор, как будто не было только что никакого инцидента. К табурету вышла хвостатая девочка с такими огромными очками, что они делали ее похожей на стрекозу.

— РЕЙВЕНКЛО! — заорала шляпа что есть мочи, чтобы перекрыть всеобщее смятение.

— Поутер, Дирк.

— ХАФФЛПАФФ! — хаффлпаффцы поприветствовали нового ученика восторженными аплодисментами.

— Рич, Девон. — Один из мальчиков, спасенных Рубеусом, вышел вперед.

-ГРИФФИНДОР! — провозгласила шляпа, и бурные аплодисменты, крики и улюлюканья вновь прорвали тишину.

Так и продолжалось. Дамблдор вызывал, ученик выходил, шляпа выбирала, Дамблдор называл, ученик выходил, и снова по кругу. Рубеус уже решил, что список профессора бесконечен, но толпа рассасывалась, убеждая в обратном. В животе неприятно урчало.

— А теперь, опоздавшие, — объявил, наконец, Дамблдор.

— Браун, Оливер. — второй из вытащенных Рубеусом мальчишек прошел к табурету.

— ХАФФЛПАФФ! — после недолгого размышления, решила шляпа.

— Хагрид, Рубеус.

Под удивленные взгляды учеников Рубеус уселся на заветный табурет. Волнуясь, он кое-как нахлобучил шляпу, удивлением подметив, что он, похоже, единственный, кому шляпа пришлась впору.

— Интересно... — промолвила шляпа, выдерживая, по своему обыкновению, драматическую паузу. — Хватит подвигов на сегодня, мальчик. Ну, конечно, ГРИФФИНДОР!

Рубеус, счастливый, как никогда, под приветственные крики своего факультета занял место за Гриффиндорским столом.

— А теперь время набить свои животы! — торжественно объявил Профессор Диппет.

В то же мгновенье на столах стали появляться различные яства. Зажаренный поросенок, картофель в мундире, куриные крылышки, пудинг, раки, торты, и еще множество знакомых и незнакомых Рубеусу блюд появились на тарелках, словно из воздуха.

«И все-таки один подвиг я еще совершу, — довольно подумал Рубеус, — я попробую абсолютно все.»

В зале стоял оживленный гвалт, школьники с набитыми ртами старались перекричать друг друга, сообщить что-то новое, удивить всех.

Свое обещание Рубеус сдержал. Он попробовал каждое блюдо и сейчас чувствовал себя мячом для игры в квиддич, квоффл, кажется. Только сейчас Рубеус вспомнил о томящемся в рюкзаке Ози и спящем в чемодане Барти и сунул в рюкзак пару куриных крылышек, и еще столько же рассовал по карманам, прибавив к этому еще здоровенный кусок тыквенного пирога.

Рубеус лениво уставился паривших там и здесь приведений и восторженно прикрыл глаза. Исполнилась его мечта. Он в Хогвартсе. И не важно, что он не такой. Он здесь и справиться со всем. Потому что очень хочет. И не важно, что говорит Огг. Это не может быть правдой!

Почему? Да потому что одиннадцать лет — тот возраст, когда не убедишь ребенка в том, что добро может и не победить зло. В одиннадцать лет добро всегда побеждает. В этом вся прелесть.

Едва первый шальной луч солнца коснулся его век, Рубеус уже был на ногах. Было еще слишком рано, но сон уже ускользнул от него, а Рубеус был слишком возбужден, чтобы пытаться заснуть снова. Сегодня его первый учебный день, который обещает много интересного. Наконец-то он сможет, сжимая в руке палочку, осознать, что он действительно волшебник. Такой же волшебник, как и его отец.

«Папа...— куда-то в воздух бросил Рубеус, — спасибо».

Но мимолетное наваждение спало, и Рубеусом вновь овладела обида. Он не умел отмахиваться от мыслей, поэтому, быстро одевшись, вышел из спальни. В задумчивости он придвинул кресло к камину и плюхнулся на него, уронив голову на руки. Он никак не мог понять, почему отец скрывал от него, почему не объяснил. И дело была даже не в том, о чем отец умолчал, а в том, что умолчал. Отец, который с пеленок учил его искренности, был неискренен с ним. Рубеус не мог уместить это в своей голове. Он вспомнил, как рассказывал отцу о каждой своей проделке, как с любой проблемой шёл к нему за помощью, за советом. Он всегда был открыт, и молчание отца теперь казалось ему предательством. Пытаясь отвлечься, Рубеус помотал головой и поднял взгляд.

Гостиная была до сих пор пуста, и Рубеус с интересом принялся рассматривать её: во вчерашней суматохе было не до этого. В ней чудным образом сочетался уют и надежность, и просто не верилось, что может быть на свете что-то плохое, а если и может, то это плохое никогда не доберется до этого места; никогда не проникнуть ему в гриффиндорскую башню, никогда не омрачить эти яркие красно-золотые стены, никогда не испортить здешний уют. Небольшой стеллаж книг не заинтересовал Рубеуса: он сомневался, что там могут оказаться интересные ему книги. А вот гобелен привлек его внимание. Это был странный гобелен, изображавший нескольких девушек, единорога и еще какое-то странное существо, которого Рубеус не знал. Послышался шорох и голоса — гостиная постепенно просыпалась. Не желая мешаться, Рубеус решил прогуляться и не спеша направился к большому залу. Замок тоже пробуждался от сна: медленно плыли, конечно, не спавшие, но исправно посещающие завтрак, привидения, изредка попадались уже вставшие ученики, какой-то зеленый человечек гремел здоровенной связкой ключей, зевавшие портреты, обсуждали вчерашнее празднество, делились новостями; главной темой был вчерашней скандал с дочкой Мальсиберов, не только определенной на гриффиндор, но и добровольно сделавшей свой выбор, вопреки брату, а значит и всей семье. Рубеус уже оказался на первом этаже, как его окликнули.

— Эй, здоровяк! — Обернувшись, Рубеус увидел мальчика, сидевшего вчера с ними в купе. Том, кажется. С ним были еще два третьекурсника. Один из них был амбал, если и уступавший Хагриду в росте, то ничуть не отстающий по мышечной массе; маленькие злые глаза постоянно ухмылялись, не предвещая ничего хорошего. Второй был худ, среднего роста, с приятным, ничем не примечательным лицом, коротко стриженными черными волосами и колким взглядом. Стоило всмотреться в компанию, как становилось ясно, что главный в ней, безусловно Том.

— Как спалось? — дружелюбно поинтересовался он, подходя ближе. Амбал скептически приподнял бровь и нетерпеливо засопел, худой же оценивающе всматривался в Рубеуса.

— Хорошо. Мне нравится в Хогвартсе! — искренне ответил Рубеус, смущаясь под этим пристальным взглядом.

— Мне тоже, — как то странно кивнул Том. Заметив любопытный взгляд Рубеуса, он представил спутников. Амбалом оказался Джон Эйвери, а второго звали Теотред Нотт.

— Ты уже завел друзей в школе? — спросил Нотт, смотря на него все тем же пристальным взглядом. Рубеус отрицательно замотал головой и объяснил, что еще ни с кем не успел познакомиться.

— Хочешь, я покажу тебе всё? — предложил Том. — Такой сметливый парень в любой компании будет востребован. Ты быстро найдешь друзей. Если сделаешь правильный выбор.

— Нужен очередной мальчик на побегушках, Реддл? — донесся до них усиленный эхом голос. По коридору к ним приближался мальчик. Когда он подошел достаточно близко, Рубеус узнал в нем Филиппа Адамса.

— Ты... — почти с ненавистью уставился на него Нотт.

— Я в порошок сотру тебя, шавка мелкая! — зарычал Эйвери и, сжав кулаки, бросился на Филиппа, но замер, остановленный властным жестом Тома. Рубеус недоумевал, когда же Филипп успел так насолить им и почему так грубо разговаривает с ними.

— К директору его, — коротко распорядился Том.

— Поздно, Реддл. Я теперь тут учусь. — Насмешливо поклонился Филипп.

— Иди своей дорогой и не путайся под ногами, — сохраняя невозмутимое спокойствие, отмахнулся Том.

— С радостью, только Хагрид, пожалуй, пойдет со мной.

— Это не тебе решать. Уйди, пока не пожалел об этом, — встрял Нотт, доставая волшебную палочку, но просто сжал её в руке, остановленный Томом.

— Ты мне угрожаешь? — Филипп сжал губы и почесал затылок, взлохматив при этом свои светлые волосы. — Боюсь, как бы это не вышло тебе боком.

— Филипп! — не выдержал, наконец, Рубеус. — Что происходит?

— Тебя просто пытаются завербовать для грязной работы, дурья ты башка!

Эйвери снова зарычал, но Том лишь пожал плечами.

— Ты же не веришь в эту чушь, Рубеус.

Рубеус не верил. Но слишком многое было не понятно в этой ситуации. В поведении Филиппа, в том, что он был знаком с этой компанией, в том, что они его ненавидели.

— Думаю, я освоюсь в Хогвартсе сам. — Осторожно озвучил он свое решение. — Но если мне понадобиться помощь, я к тебе непременно обращусь.

Том зло сверкнул глазами в сторону Филиппа, но улыбнулся искренней, как показалось Рубеусу, улыбкой.

— Мне нравятся люди, которые всего стараются достигать самостоятельно. Но обращайся, если возникнут трудности. — И развернувшись, направился к большому залу, велев товарищам следовать за собой.

— Что это бы...? — снова начал было Рубеус.

— Отвали. — Грубо прервал его Филипп.

— Да что такое? — Воскликнул Рубеус. — Ты ведешь себя странно, очень странно! Отваживаешь от меня новых друзей, а сам грубишь и даже не собираешься ничего объяснять.

Филипп посмотрел на него с неприязнью.

— Друзей, значит? Запомни две вещи: во-первых, эти трое никому не друзья, во-вторых, дружба вообще понятие призрачное, так что надейся на себя, а не на друзей.

— Что за чушь! Я...

— Послушай, — снова не дал договорить ему Филипп, — я не собираюсь нянчиться с тобой, и не надо зачитывать мне мораль. Ты хочешь идти на поводке у Реддла? Пожалуйста, только, когда поймешь, чем они занимаются, обратного пути не будет, и не говори потом, что я не предупреждал.

— Филли...

— Отвали, я все сказал. — Огрызнулся Филипп и направился в большой зал. Почему-то он шел очень медленно и пару раз даже останавливался, словно чего-то дожидаясь. Рубеус упрямо следовал за ним. Зал был еще почти пустой, но еда уже дожидалась учеников. Рубеус сел рядом с игнорирующим его Филиппом, положил себе пару тостов с джемом и, убедившись, что никто не обращает на него внимания, вытащил из-за пазухи Барти, положив ему кусочек ветчины. Ози так и не возвращался с ночной прогулки, что, наверное, обеспокоило бы Рубеуса, не будь его мысли сейчас заняты другим.

Он глянул на двери и заметил входящего человека. Это был улыбчивый волшебник невысокого роста в огромной фиолетовой шляпе, по возрасту наверняка не уступающей распределительной. Он был в широких штанах на восточный манер, серой рубашке и синей жилетке из драконьей кожи. На правой руке не хватало двух пальцев, а запястье краснело от свежих ожогов.

— Кто это идет? — Рубеус снова сделал попытку заговорить с Филиппом. «Самое худшее, что может случиться, — решил он, — он просто снова откажется отвечать». Но Рубеус ошибся. Стакан, из которого пил Филипп, треснул. Сам Филипп шумно втянул воздух и в упор посмотрел на Рубеуса.

— Давай уясним еще одну вещь. — Выдавил он сквозь зубы. — Я слепой. Ясно? Слепой я. Поэтому не стоит задавать мне таких вопросов. Приятного аппетита.

Рубеус ошеломленно смотрел, как тот, вытерев салфеткой губы, твердой походкой покидает зал. Зал уже вовсю шумел, а Рубеус все думал. Очнулся только когда рядом с ним кто-то сел. Он поднял глаза.

Кассандра Мальсибер.

Вряд ли её можно было назвать довольной. Она сидела, нахмурившись, и зло ковыряла вилкой омлет.

— Привет, — улыбнулся Рубеус. Вопреки его ожиданиям Кассандра расплылась в ответной улыбке:

— А-а-а... Ты вчера здорово разозлил Роджера!

— Я вовсе не собирался злить его, — начал оправдываться Рубеус, — просто он...

— Да пошел он к черту!— Кассандра резко оборвала его попытку, — И отца пусть захватит.

Нахмурившись, Рубеус задумчиво почесал затылок.

— Это твоя семья...

— Ой, не начинай, — отмахнулась девочка, и разговор зашел в тупик. Рубеус неловко закашлялся и поднял глаза к потолку: в противоположность вчерашнему дню небо было затянуто тучами, точно окутанное клубами черного дыма. Изредка сверкали молнии, но шум грома не долетал до сидящих в зале. Странно, но свечи, вчера горевшие, сегодня безжизненно витали в воздухе, не освещая зал своим пламенем. Почему в зале было светло, Рубеус понять так и не смог. Он снова посмотрел на Кассандру. Казалось, она действительно увлечена кромсанием омлета.

— Знаешь, — нашелся Рубеус, — не все слизеринцы такие уж плохие. Не стоит вешать на всех ярлыки.

— Знаешь, не все Мальсиберы слизеринцы. Не стоит вешать на всех ярлыки, — язвительно передразнила его Кассандра. Рубеус промолчал, не зная, что ответить. Внезапно послышался шум множества крыльев.

— Почта! — радостно воскликнула Кассандра, довольно потирая руки.

— Я не думаю, что твои родители сильно обрадовались вашей вчерашней ссоре.

— Обрадовались? Да они просто в бешенстве!

— Почему тебе так нравиться их злить?

— А почему тебе так нравиться задавать идиотские вопросы?

— Ты невыносима, — вздохнул Рубеус, принимаясь за ветчину.

— Есть в кого, — буркнула девочка себе под нос.

Неожиданно в тарелку Рубеуса упал конверт. Рубеусу не нужно было читать, чтобы понять от кого письмо и о чем. Но упрямый во всем, он был упрям в своем упрямстве и бескомпромиссен в своей обиде, а потому письмо, даже не распечатанное, мгновенно превратилось в жалкий комок бумаги и полетело на пол.

— Почему ты не читаешь письмо? — Кассандра посмотрела на него с нескрываемым любопытством. Тут бы в пору было ответить в её манере, съязвить, передразнить, отшутиться, но Рубеус промолчал. Его прямой ум не принимал и не хотел принимать такую форму общения.

Но тут перед Кассандрой бухнулся большой красный конверт, и она мигом потеряла к Рубеусу всякий интерес. Теперь настал его черед поглядывать на нее исподлобья с едва прикрытым любопытством. Кассандра распечатала конверт, и оттуда повалил красный дым, а как только он рассеялся, конверт заговорил, наполняя зал негромким, но сильным, сдержанным голосом.

«МЫ СЛЫШАЛИ О ВЧЕРАШНЕМ. ТЕБЕ НЕ СТОИТ ССОРИТЬСЯ С БРАТОМ: ВЫ ДОЛЖНЫ БЫТЬ ОПОРОЙ ДРУГ ДЛЯ ДРУГА. МЫ ПОЗДРАВЛЯЕМ ТЕБЯ С УСПЕШНЫМ ПОСТУПЛЕНИЕМ. ЖЕЛАЕМ УСПЕХОВ И НЕ СОМНЕВАЕМСЯ, ЧТО ТЫ ЕЩЕ НЕ РАЗ ОТЛИЧИШЬСЯ».

Рубеус наблюдал, как медленно вытягивалось лицо его соседки. Чего бы она ни ожидала, ожидания эти явно не оправдались. Стряхнув со стола горстку пепла, оставшуюся от сгоревшего конверта, она с еще большим ожесточением принялась кромсать несчастный омлет.

— Лицемеры, — пробормотала девочка, но стоило ей произнести эти слова, как на стол приземлилась здоровенная рыжая сипуха, роняя рядом маленький конверт с зеленой печатью Мальсиберов. Сова, злобно сверкая янтарными глазищами, недовольно ухнула.

— Пошла к черту! — едва ли не на весь Большой Зал крикнула на нее девочка, но сова лишь больно клюнула её и когтями вцепилась в руку. В глазах птицы светилась ненависть и укор, и почему-то Рубеусу казалось, что стоит одарить её человеческой речью, и она гаркнет что есть мочи: «Манеры, леди!» Рубеус попытался отвлечь птицу, протянув ей руку с печеньем, но та одарила его таким презрительным взглядом, что он растерялся. Ласково успокаивая сову, он протянул к ней руку, желая погладить её, но Кассандра сильно ударила его по руке.

— Не тронь эту дрянь, — предупредила она.

— Как можно быть такой злой? — в сердцах воскликнул Рубеус.

— Эта стерва портит мне жизнь с трех лет, — ответила девочка без намека на смущение.

— Это просто невинное животное, — медленно произнес Рубеус, его тон с миролюбивого перешел едва ли не на угрожающий.

— Это моя персональная домомучительница, — так же угрожающе начала Кассандра, — так называемая гувернантка. — Добавила она, видя непонимание. — Она следит за каждым моим шагом.

Кассандра пристально уставилась на Рубеуса, силясь донести до него что-то, чего не хотела озвучивать.

— Анимаг, — догадался, наконец, Рубеус.

Ничего не ответив, Кассандра снова прикрикнула на сову и распечатала конверт. Рубеус принудил себя отвернуться, чтобы не было соблазна читать через плечо, но первая увиденная строчка словно отпечаталась в его мозгу: «Неужели ты так глупа, что ждала прилюдного скандала...» А ведь Кассандра права: лицемеры. Но ему ли делать выводы?

— Ну, это мы еще посмотрим! — возмущенно воскликнула девочка, комкая письмо. — А теперь слушай ты, — обратилась она к птице, — следи. Контролируй каждый мой шаг. Доноси. Да пожалуйста! Только помни, что гонцов, приносящих плохие вести, рано или поздно убивают. Надеюсь, с тобой так и случится, потому что «радовать» папочку тебе придется немало. — С вызовом заявила бунтарка.

Сова взлетела и уселась под самым потолком, не сводя с девочки испытующего взгляда.

— Ну, я им устрою!

Рубеус, стараясь замять неловкость, предложил сходить за расписанием. Демонический блеск в глазах новой знакомой, признаться, пугал его, но было в ней что-то такое, что притягивало его.

Получив расписание, ребята возвращались в башню вдвоем. По дороге Кассандра рассказывала о себе, о своей семье, гувернантке, по ее словам, отравляющей ей жизнь, о своих самых крупных ссорах и смелых поступках наперекор семье. Одним из таких поступков, безусловно был отказ поступать на слизерин. Рубеусу нравилась её смелость, но он никак не мог взять в толк, как можно говорить так со своим отцом, воспитателем: сам бы он никогда не стал перечить отцу, и даже не из страха, а из-за уважения. Но Кассандра была интересным рассказчиком, и осуждать её Рубеус не спешил. И, как выяснилось чуть позже,

не он один. Когда они проходили мимо шестого этажа, их окликнули. «Опять портрет» — с каким-то раздражением отметил про себя Рубеус. На портрете был изображен юноша с правильными чертами лица, каштановыми волосами и смуглой кожей. Всмотревшись в упрямые скулы, тонкие губы, слегка нахмуренные в возмущении брови и высокий лоб и переведя взгляд на спутницу, Рубеус отметил почти стопроцентное сходство.

— Ты Мальсибер, — скорее утвердительно, чем вопросительно произнес портрет.

— А ты, — с сомнением начала девочка, — портрет, висящий у деда в кладовке?

— Я твой прадед. — Торжественно объявил юноша с портрета, поднимая чуть выше бокал вина, изображенный в его руке.

Девочка побагровела.

— Я уже достаточно выслушала нотаций о своем недостойном поведении и позоре семьи и не собираюсь выслушивать их от портрета. — Заявила она, поворачиваясь на каблуках, и зашагала прочь. Следуя за ней, Рубеус кинул последний взгляд на портрет: тот чему-то улыбался и удовлетворенно кивал.

На пороге спальни Рубеус столкнулся с Филиппом, но стоило ему открыть рот для извинения, Филипп выпалил:

— Засунь свою жалость куда-нибудь подальше.

И исчез раньше, чем Рубеус смог отговорить его.

Покидав в портфель нужные учебники, Рубеус поспешил на историю магии. Ученики галдели, дожидаясь профессора, но тот не появлялся. Внезапно ко всеобщему удивлению доска покрылась рябью, и в классе появилось привидение. Несколько девчонок слабо вскрикнули.

— Я профессор Биннс, — сообщило приведение, и без дальнейших предисловий начало длинную и нудную лекцию. Нельзя сказать, что она была не интересной. Но профессор-привидение никуда не спешил, казалось, у него вовсе отсутствует понятие о времени. Говорил он медленно и монотонно без намека на какие-либо эмоции.

К середине урока класс дружно спал. Одна Кассандра с неподдельным интересом внимала профессору. Рубеусу, наблюдавшему за ней сквозь отяжелевшие веки, оставалось только удивляться, как такая деятельная натура может в мгновенье сделаться тихой и спокойной и с интересом слушать нуднейшую лекцию про зарождение магии.

Зато на трансфигурации она была единственной, кто умудрился заснуть. Проснулась она, лежа головой на подушке, услужливо трансфигурированной для нее профессором Дамблдором «наглядно демонстрирующим полезность своего предмета». Вообще Дамблдор решил весь первый урок посвятить демонстрации. Он предлагал ученикам придумывать проблему и показывал, как решить её с помощью трансфигурации. Так, Девон, якобы забывший перо, получил новое из собственного носка, а Эми Браун, та самая Дюймовочка, якобы скрываясь от полиции, получила маску из куска пергамента. К концу урока в необходимости качественно изучать трансфигурацию были убеждены все; кроме спящей Мальсибер, разумеется.

Урок травологии Рубеуса сначала разочаровал, так как из-за грозы они не пошли в теплицы, а остались в замке. Герберт Бири, молодой человек, едва сам закончивший школу, отказался «морозить» детей и смело заявил об этом профессору Диппету. Ребятам он сообщил, что травология — наука, которую уместно изучать только на практике, поэтому он не будет читать им долгих и нудных лекций. Услышав это, Рубеус успокоился. Первый урок молодой профессор посвятил планам на год. Рассказал обо всех практических работах, вкратце описал каждую тему. В общем и целом ему удалось заинтересовать большую часть класса.

Устав за день, Рубеус, оказавшись в спальне, рухнул на кровать. Филипп игнорировал его и пресекал любые попытки начать разговор.

В дверь постучали. Затем в проёме показался Девон и сообщил Рубеусу, что какой-то Слизеринец-старшекурсник ждет его у входа. Не думая, Рубеус выскочил в гостиную и направился к выходу. — Я бы не пошел один, — вмешался Филипп, догоняя его.

— Почему? — искренне удивился Рубеус.

— Мало ли кто тебя ждет.

— Он назвался Альфредом, — вспомнил Девон.

— Альфред — мой друг, — заявил Рубеус, начиная злиться: чего все к нему пристали.

— Слизеринец не может быть другом, — вмешался какой-то второкурсник, но охнул, получив затрещину подошедшего старосты, имя которого Рубеус вспомнить не смог.

— Яксли — тот еще кадр, но на подлость не пойдет, — обнадежил он Рубеуса, — иди. А вы разойдитесь, что столпились?!

— Как первый день, здоровяк? — миролюбиво начал Альфред, завидев Рубеуса.

— Отлично!

— Так ты первокурсник... Мог бы сказать.

— Ты не спрашивал.

— И то верно. Но я здесь не за этим. — Альфред нахмурился, что было ему так не свойственно. — Ты странный парень, правда, странный. И ко всем бедам еще и наивный. Не нарывайся, и думай десять раз прежде, чем довериться кому-то.

— О чем ты...?

— Послушай, не связывайся с Мальсибером, не наживай себе смертельного врага. К тому же он у Клайда под крылышком, а с ним точно связываться не нужно. Я слышал ты еще и Тома задеть успел, сторонись его, у парня с головой проблемы, он не так прост, как кажется. Пойми ты, за тобой уже очередь тех, кто с радостью устроит тебе подлянку, я не собираюсь сливать тебе своих, просто не глупи, — скороговоркой проговорил он.

— Зачем ты говоришь мне это?

— Не знаю, — честно ответил слизеринец, — просто так будет правильно.

Альфред развернулся, собираясь уходить.

— Кстати, — вдруг вспомнил он, — Филипп Адамс ведь теперь с тобой учится так? Держись его ближе. Он кажется странным, но у него на то есть причины, придет время, и он расскажет. Быть может, он грубый, но плохого не посоветует, прислушивайся к нему.

— Он советовал не выходить к тебе одному, — Рубеус покачал головой, выражая свое сомнение.

— А ты дурак, что не послушался. — Заключил Альфред, резко отворачиваясь. — Доброй ночи.