Пусть придет что-нибудь (гет)

Зеркало вибрирует, избавляя Тонкс от спора на болезненную тему. Она отворачивается и открывает пудреницу, которая как раз помещается у нее на ладони. На связи Эд Браун — ее непосредственный начальник. Они вместе учились на Хаффлпаффе, одновременно пришли в Аврорат, только у него не было перерыва на роды и восстановление после почти смертельного ранения, поэтому теперь Браун возглавляет ее отделение, однако их дружбе это не мешает. Эд — отличный парень, никогда не строит из себя начальника, он и сейчас обращается к Тонкс неформально:

— Привет! Как у тебя обстановочка? Баллы с Хаффлпаффа еще не полетели?

— Ох, Эд, тут такое! Дом взорвали...

— Взорвали?! — сияющая улыбка гаснет, между бровей намечается тревожная морщинка. — Ты цела, не ранена? А объект в порядке?

— Все нормально, — успокаивает друга Тонкс. — Никто не пострадал. Нас дома не было...

— Аврор Браун, — произносит Снейп, заглядывая через ее плечо, — вы занимаетесь моим делом?

— Э-э, нет. У меня нет допуска. Лично министр...

— В таком случае, прекращайте праздную болтовню, — чеканит Снейп.

Лицо Эда заливает мучительный румянец:

— Тонкс, свяжись со мной, когда у вас все определится.

Он исчезает, серебристая поверхность отражает возмущенное лицо Тонкс. Раньше, чем она успевает придумать реплику, заговаривает Снейп:

— Я думаю, нет смысла дожидаться здесь министра Шеклболта. Лучше всего нам вернуться в Магический Мир.

— Почему?!

— Тот, кто взорвал дом, — очень тихо произносит Снейп, — вычислил его сразу после вашего Агуаменти. Скорее всего, у него были адреса Министерства, возможно, есть доступ к другой информации, в том числе о маггловских счетах, кредитных картах. По ним наши передвижения легко отследить.

— Вы считаете, в Министерстве есть предатель?!

— Зачем же бросаться голословными обвинениями? — Снейп пожимает плечами. — Есть утечка информации — вот и все, что мы знаем на настоящий момент.

Тонкс потирает переносицу:

— Нас обнаружили, потому что я использовала волшебную палочку, — произносит она печально.

— Это лишь ускорило события, — неожиданно мягко отвечает Снейп. — Еще один довод в пользу Магического Мира — свободное пользование магией. Бороться с рефлексами нелегко. Да, и отвлекает.

Интересно, а как он справлялся полтора года без магии? Неужели, тоже мысленно бил себя по рукам, ловя порыв схватиться за палочку? Тонкс украдкой разглядывает сосредоточенный профиль — Снейп призывает свою рассыпающуюся рукопись, которая нисколько не пострадала в пожаре, и прячет ее под куртку. Он резко оборачивается к ней, нечитаемый взгляд прищуренных глаз замораживает Тонкс на месте, она даже моргнуть не может. Снейп вздыхает устало:

— Аппарируем, Дороти, обезьяны к нам не прилетят.

* * *

Пребывание в Магическом Мире имеет ряд преимуществ. Во-первых, золотые галеоны нельзя отследить, во-вторых, не нужно заботиться о хлебе насущном, в-третьих, чувствуется близость Рождества. И если второй пункт, при зрелом размышлении, приходиться вычеркнуть — можно было снять номер с питанием и в маггловской гостинице — то с третьим не поспоришь. У магглов от Рождества осталось лишь название. Под колесами автомобилей снег превращается в жидкую грязь, встретить на улице растущую елку так же вероятно, как пальму, неоновые вывески и огромные плакаты откровенно славят Маммону. А в тех медвежьих уголках маггловского мира, где еще растут живые деревья, и снег хрустит под ногами, нет ярмарок, предпраздничной суеты и золотых звезд.

Магический Лондон за окном кажется сошедшим с иллюстрации к Диккенсу. С неба падают пушистые снежинки, мягкий белый снег пуховым покрывалом укутывает крыши домов, карнизы и наличники, деревья и дорожки. Разноцветные гирлянды украшают окна, на стеклах — снежинки из серебристой бумаги, в ярко освещенных витринах — игрушки и фигурные свечи, блестящая оберточная бумага, ленты, банты бумажные цветы. Перед гостиницей растет настоящая Рождественская Ель — высокая, зеленая красавица в сияющей пелерине снега, ее украшают золоченые шишки и хрустальные колокольчики, а на верхушке сверкает золотая Звезда. Тонкс не может оторвать взгляда от этого великолепия. Конечно же, Снейп подходит незаметно и встает рядом. Она понимает это с опозданием, и мысли пускаются в галоп, натыкаясь друг на друга.

— Рождество — семейный праздник, — вкрадчиво произносит Снейп, не поворачиваясь к ней. — Его нужно встречать с родителями, с детьми.

Тонкс мужественно игнорирует намек:

— Или с друзьями. На Гриммаульд-плейс праздники, наверное, были самыми веселыми в моей жизни. Несмотря ни на что. Молли столько вкусностей готовила, мы глинтвейн варили, — она давится смехом. — А помните... Ой, вас же не было!

— Не буду говорить, что меня и не приглашали, — уголок рта у него дергается, намекая на улыбку. — Я бы все равно не пришел. Не до того было.

— А раньше мы всегда отмечали втроем, — торопится исправить неловкость Тонкс. — Я, мама и папа. Елка была в гостиной, мы ставили большой стол, накрывали накрахмаленной скатертью, я расставляла посуду и обязательно разбивала несколько тарелок. В последние годы уже нарочно. Папа торжественно снимал крышку с блюда и разделывал индейку обычным ножом, а потом произносил речь, — похоже, тему она выбрала неудачную — Снейп отдаляется космически, кажется он уже в другом измерении.

«В Зазеркалье», — хмыкает Тонкс, испытывая укол обиды за то, что ее не назвали Алисой. Она разглядывает профиль Снейпа — призрачно-бледный на фоне темного заоконья. Ломаная линия носа, кривая черта, будто шрам от кинжального удара — рот, черные пряди падают на лоб и на скулы, тонкие синеватые веки опущены, длинные ресницы кажутся еще длинней из-за теней.

Такие ресницы Тонкс себе делала в Хогвартсе на вечеринки — хлопала ими, как опахалами. Смешно, она улыбается. Лепить Снейпа было смешно и легко — у нее привычно вытягивается нос, поджимаются губы, в глаза лезут черные пряди. В темном стекле отражается угрюмый учитель с длинными сальными волосами, свешивающимися на лицо. Тонкс высовывает язык, чтобы подразнить, и натыкается на взгляд черных глаз. Нашел время обернуться! Снейп очень внимательно осматривает ее, Тонкс лихорадочно пытается изменить хоть что-то в своей внешности, но из-за волнения ничего не выходит. Она замирает, как кролик перед удавом. Удав совершенно невозмутим.

— Непохоже, — говорит он тоном знатока. — Как карикатура — неплохо, но выдать за меня не удастся. У человека не может быть таких скул, — он проводит тонким пальцем по щеке, — и подбородка. Нарушены законы анатомии, в художественном классе вам бы поставили двойку. А ресницы... Как вы ухитряетесь глаза открытыми держать?

Пальцы у него твердые, прохладные, живые... Она льнет к его руке, она так давно не чувствовала прикосновения мужских рук... Его пальцы касаются губ, и она приоткрывает рот, ловя ощущения, растворяясь в них.

— Так лучше, — хмыкает Снейп.

Он дует ей на лоб, ероша ее собственные легкие, тонкие волосы, похожие на воробьиные перья. Без привычной личины Тонкс чувствует себя голой, ее собственные ресницы кажутся слишком короткими и бесцветными, глаза неяркими, губы бледными.

— Так лучше, — тихо повторяет Снейп, обводя пальцем контур ее лица. Тонкс кладет руки ему на грудь, не зная оттолкнуть ли, прижаться, но он отстраняется, отходит к столу и теряется в других мирах.

А за окном идет снег. Словно белые бабочки кружатся пушистые хлопья.