Namida (джен)

Невысоко в небе, намного ниже звёзд, возникла неяркая светящаяся точка, помчалась к земле, набирая скорость и гоня перед собою облако раскалённого воздуха. Прочертив в прохладном ночном воздухе огненный след, непонятное что-то упало на землю, снеся часть верхушки высокого холма и повалив деревья на склоне. На несколько минут всё затихло, лишь потрескивало пламя, впрочем, быстро угасая — последние недели в этой части Шотландии шли, почти не переставая, проливные дожди — но уже спустя несколько секунд часть упавшего объекта с шумом сдвинулась, открывая круглое отверстие. Из углубления выдвинулось что-то, напоминавшее гигантский цилиндрический тубус со скруглённой вершиной, а ещё через секунду из цилиндра забили в стороны струи горячей даже на вид тускло-красной жидкости, паря́ в сыром воздухе.

На противоположном берегу озера стоял древний замок, даже в столь позднее время взирающий на мир десятками освещённых окон и тёмных бойниц. За одним из окон, выходившим на западную часть озера, в своём кабинете коротал ночь за книгой и чаем с липовым мёдом высокий старик, облачённый в мантию тёмно-василькового цвета с серебристым кантом. Как раз в тот миг, когда в небе появился падающий болид, он едва заметно вздрогнул и склонил голову, словно прислушиваясь. Всё сильнее хмурясь, подошёл к круглому столику справа от камина и повернул несколько движущихся фрагментов прибора, причудливо собранного из мелких деталей, казалось, не подходящих друг к другу ни по фактуре, ни по цвету. Быстро подойдя к двери, он взял стоящую в углу метлу — свой Нимбус 1700 — и сунул ноги в туфли с загнутыми носками, так несоответствующие погоде. Впрочем, оставленные на полу тёмно-синие тапочки подходили ещё меньше. Затем обернулся, мельком оглядев кабинет, словно проверяя, не забыл ли что-то нужное и, проделав путь через спящий замок, вышел за ворота, где с негромким хлопком аппарировал, появившись на вершине холма как раз в то время, когда на середине склона с шипением и стуком открывался упавший объект.

Осмотрев с высоты след падения и поломанные деревья, Альбус Дамблдор привычно закрылся несколькими щитами, оседлал метлу и медленно полетел вниз, держа волшебную палочку наготове. Осматривая поваленные стволы, одну за другой он строил и тут же отвергал идеи о том, что могло причинить такие повреждения. Мысль, что это простой метеорит, Дамблдор отверг сразу: прибор недвусмысленно показывал присутствие жизни. Дойдя до мысли о драконе, он улыбнулся сам себе — уж это вряд ли…

Спустившись до половины склона, Альбус наконец увидел причину случившегося: среди изломанных и вырванных из земли деревьев, едва освещённый так и не разгоревшимся пожаром, поперёк склона лежал ничком огромный человек в странных доспехах контрастных цветов — по виду не металлических. Руки — каждая длиной ярдов в тридцать — вытянуты вдоль тела, ноги и голова не видны за пеленой вновь зарядившего дождя и уцелевшими деревьями. Развернув метлу на запад, Дамблдор направился к голове. Шеи у гиганта почти не было, а лицо… осветив его, Альбус на миг отшатнулся — поражало отсутствием рта и наличием огромного, отблескивавшего багровым тёмного «глаза» без век и ресниц, в серебристом свете люмоса ставшего просто красным. Вот и не верь в циклопов… впрочем, не похоже, чтобы гигант был из этого мира. Отметив внезапную мысль и отложив её, чтобы обдумать позже, Дамблдор взлетел повыше и только сейчас заметил, что из короткой шеи гиганта под затылком что-то торчит. Решив осмотреть всё с земли, он пролетел прямо ярдов пятнадцать, приземлился и пошёл обратно, больше глядя, куда можно ступить, чем вперёд. Должно быть поэтому, когда в круг света от люмоса попала лужа вязкой красной жидкости, уже немало разбавленной дождём, он поднял глаза и только сейчас увидел человека. Бросившись вперёд, Альбус подхватил на руки девочку, упорно пытающуюся встать, приподнимаясь на руках, снова и снова оскальзываясь и падая. Отнеся её на более-менее сухое место, где плечо гиганта нависало над землёй, защищая от дождя, бегло осмотрел пострадавшую, спрашивая, как она себя чувствует. Левая нога, похоже, была сломана, но даже когда он прощупывал перелом, девочка не издала ни звука, лишь сильнее стиснула зубы и чаще задышала.

При первых его словах она вздрогнула всем телом, развернулась поудобнее и, переведя дыхание, что-то мелодично произнесла на неизвестном языке — непонятным образом звучащем одновременно отрывисто и плавно.

— Сейчас станет легче, — заверил Альбус, взмахнул палочкой, чтобы наложить шину и снять боль… и в изумлении посмотрел на незнакомку. Впервые в его жизни магия не действовала. Совсем. Совершенно. Причём заклятие осуществилось — он почувствовал слабый отток энергии — но пропало втуне, растворилось, словно направленное в пустоту. Испробовав ещё несколько заклятий — с тем же эффектом, вернее, с отсутствием оного, Альбус пробормотал:

— Что же мне с тобой делать… — но тут же нашёлся. Направив палочку на расщеплённое дерево поодаль, он отделил режущим заклятием от ствола фрагмент и трансфигурировал его в подобие носилок, набросал внутрь мха и мягких веток и на руках перенёс девочку, после чего наложил на носилки осушающее и согревающее. Видимо, здесь запас её выносливости иссяк, потому что незнакомка потеряла сознание. Воспользовавшись этим, Альбус, понимая, что рискует, оставил импровизированные носилки на земле, прикоснулся к ним и аппарировал на территорию школы, по прибытии обнаружив, что они пусты. Удивлённо покачав головой, вернулся к месту крушения, вновь перенёс девочку, прикрепил заклятием носилки так, чтобы они держались за метлой, наложил щит от ветра и осторожно взлетел. Добирались до замка они почти час.

На рассвете измученная волнением мадам Помфри, до того ночью срочно вызванная в школу, несмотря на летние каникулы, сообщила вернувшемуся с более тщательного осмотра места падения гиганта директору, что на пациентку не действует ни одно диагностическое, укрепляющее или исцеляющее заклятие. Использовать зелья она опасалась, не зная, как отреагирует организм девочки, а расспросить её не могла — та до сих пор была без сознания:

— Единственное, что я смогла сделать — это наложить шину и уменьшить отёчность примочками из отваров целебных трав. Не знаю, что делать, Альбус… может быть, Фоукс…

— Фоукс тоже создание магии. Не думаю, что он может помочь… Я разберусь с этим, Поппи. Если девочка придёт в себя — сообщите мне, я хотел бы с ней поговорить.

Не слушая возражений, профессор Дамблдор направился к себе в кабинет, а оттуда, сверившись со старыми записями, аппарировал на остров Айлей, сориентировался у дольмена-маяка и переместился южнее, в Порт Эллен, оказавшись в маленьком дворике-колодце, укрытом высокими стенами, сложенными из грубо обтёсанного камня. Дверь — обычная деревянная дверь, никакой магии — сюда, да и отсюда вела только одна. В неё Альбус и постучал, предварительно трансфигурировав мантию в старинного покроя плащ. Дожидаться ответа пришлось недолго: уже спустя минуту дверь отворилась и на пороге показался высокий мужчина лет тридцати на вид с тёмно-синими глазами и чёрными как смоль волосами — семейная черта, доставшаяся ему от предков по мужской линии. Молча оглядев незваного гостя и ни слова не говоря, он развернулся и пошёл вглубь дома, прихрамывая на правую ногу. Последовав за ним, Альбус попал в подобие кабинета, в котором легко можно было узнать обиталище если не врача, то фармацевта. Впрочем, в магическом мире сказали бы, что здесь живёт алхимик. Расставленные по настенным полкам и застеклённым шкафам многочисленные бутылочки, стопки упаковок современных лекарств и вполне обычного вида медицинские приборы и инструменты соседствовали с явно немаггловскими зельями, травами и смесями в глиняных горшочках, хрустальных сосудах и запаянных стеклянных колбах, странно смотрящихся в ярко-белом свете люминесцентной лампы, вмонтированной в потолок.

Усевшись за стол и жестом указав гостю на кресло напротив, хозяин дома устало потёр виски и глухо спросил, не здороваясь:

— Чем я понадобился вам, Дамблдор?

— Здравствуй, Маркус. Как поживаешь?

Раздражённо выдохнув в ответ на доброжелательный тон директора, тот плотнее запахнул ворот тёплого халата и выдавил сквозь зубы, не повышая голоса:

— Вы разбудили меня на рассвете, чтобы поинтересоваться, как я поживаю? Или выкладывайте, зачем явились, или — вы знаете, где дверь.

Мгновенно отбросив добродушный вид, Дамблдор выпрямился в кресле и, чуть наклонившись вперёд, посмотрел прямо в глаза собеседнику. В комнате, кажется, ощутимо похолодало, когда директор произнёс ледяным тоном:

— В Хогвартсе есть пациентка. Мне нужно, чтобы ты осмотрел её.

— Разве ваша хвалёная магия… — слово «магия» Маркус произнёс, как ругательство, — …не может помочь? Не вы ли убеждали меня тогда, что я смогу лечить даже самые тяжёлые болезни, если стану частью вашего мира?

— Это и твой мир, Маркус, — укоризненно покачал головой Дамблдор, не обращая внимания на насмешливое фырканье собеседника. — Нет, как ты правильно заметил, магия не может помочь ей — уж не знаю, почему, но ни одно заклятие не действует — словно пропадает без следа. Так что придётся лечить её… маггловскими методами, а ты единственный, кому я могу довериться в этом. Боюсь, у нас не так много времени…

Услышав последнюю фразу, Маркус встал из-за стола и быстрым шагом вышел из кабинета. Через несколько минут вернулся, уже сосредоточенный, одетый в дорогу и с кожаным кофром, где всегда держал необходимые медикаменты и всё прочее, что может понадобиться при срочном вызове к пациенту. Накидывая плащ, сухо и резковато спросил:

— Тип травмы?

— Сломана нога, может быть и ещё что-то — мы не смогли узнать, диагностические чары…

Маркус, прошипев сквозь зубы «дилетанты, только чары свои и знаете…», объявил:

— Я готов.

Подойдя, Дамблдор одной рукой обнял его за плечи, отчего врач вновь раздражённо вздохнул, и аппарировал к воротам Хогвартса. Подчиняясь взмаху палочки, те медленно растворились, и директор зашагал вперёд, указывая дорогу в Больничное крыло.

Оказавшись у постели пациентки, Маркус поставил кофр на столик у изголовья, раскрыл его и извлёк стетоскоп, тонометр и ещё несколько приборов. Повернувшись, резко откинул в сторону одеяло и удивлённо уставился на испачканный грязью и чем-то красным белый облегающий костюм девочки, обтягивающий её от шеи до колен как вторая кожа — ниже ткань висела лохмотьями. Нахмурившись, он обратился к мадам Помфри:

— Помогите мне снять с неё это. Не могли раньше?

Та протестующе вскрикнула:

— Мужчине не следует!..

— Я врач! — отрезал Маркус и повторил: — Ну же, помогите мне!

Неодобрительно хмурясь, мадам Помфри задёрнула занавески, выпроводив за них директора и нехотя исполнила требуемое. Плотная, похоже, чем-то пластикоподобным пропитанная ткань комбинезона сопротивлялась даже острому ланцету, но другого способа снять костюм, не повредив пациентке, не было. Перво-наперво Маркус осмотрел ногу — та и вправду была сломана, причём, похоже, даже в нескольких местах. Измерив давление — пониженное, послушав лёгкие и сердце — пульс слишком быстрый, а дыхание, напротив, замедленное, он вооружился фонариком, чтобы осмотреть глаза пострадавшей. Стоящая напротив мадам Помфри и оставшийся снаружи Дамблдор услышали сдавленный возглас врача и почти в один голос спросили:

— Что такое?

Маркус негромко ответил:

— Ничего важного, просто неожиданно… — и продолжил осмотр. Наконец, измерив температуру и накрыв пациентку одеялом, он отдёрнул занавеску, впуская директора, и объявил:

— У девочки закрытый перелом голени — в двух местах, по крайней мере, ожоги на ладонях, многочисленные ушибы и ссадины, а также сильное истощение. Помимо этого, похоже, сотрясение мозга. Возможно, внутричерепная гематома — точнее смогу сказать после обследования в клинике.

— Вы хотите забрать её? — опередил мадам Помфри с вопросом Альбус.

— Здесь… — Маркус обвёл рукой Больничное крыло, — я не смогу ничего сделать. Здесь нет ни рентгена, ни томографа — да вообще ни одного нормального медицинского прибора кроме тех, что я принёс с собой. Пострадавшую нужно доставить хотя бы в нашу городскую клинику. Хорошо бы в госпиталь, но, полагаю, нормальных документов у неё нет, и вы хотели бы сохранить всё в тайне?

— Разумеется.

— Кстати, аппарировать с ней нельзя — не знаю, как это повлияет на состояние. При таком беглом осмотре я мог диагностировать не все травмы.

— Увы, аппарировать и не получится — я уже предпринимал такую попытку…

В помещении повисло тягостное молчание, которое, наконец, нарушил Маркус:

— В Боуморе есть небольшой частный аэродром. Часа через два, — он взглянул на часы, — там появятся люди. Думаю, мы смогли бы нанять вертолёт или гидроплан с пилотом. За четыре-пять часов обернёмся, вряд ли лететь придётся дольше.

Дамблдор нахмурился, что-то обдумывая, а мадам Помфри громко запротестовала:

— Лететь? Альбус, что такое этот «ветролёт»? Это не опасно?

— Вертолёт — это маггловское устройство, Поппи, с его помощью они…

— Магглы? Нет, Альбус, я не могу согласиться на такой риск. Это наверняка опасно!

Маркус, стоя с видом: «Я сказал своё слово», не без удовольствия наблюдал, как Дамблдор пытается втолковать школьной медсестре, что никакой опасности нет, магглы пользуются этими устройствами уже давно и «к тому же, я сам полечу с девочкой, так что ничего не случится»… Последнее было сказано зря, так как мадам Помфри тут же стала требовать, чтобы и она была там, причём высказывала это с таким трагизмом, словно собиралась пойти на смерть.

Отвернувшись, Маркус посмотрел на девочку, по-прежнему лежащую без сознания, и вспомнил свои мысли, когда осматривал её. Всё: и этот комбинезон, и странные «рожки», укреплённые на волосах, да и сами волосы — необычного светло-синего цвета, подчёркивающего прямо-таки мраморную белизну кожи — и наконец, кораллово-алые радужки глаз — словно кричало, что его невольная пациентка не принадлежит известному ему миру⁽¹⁾.

Откуда же она взялась?

Гидроплан прилетел через три с половиной часа. Задержка была вызвана тем, что над проливом Джура ему угрожал ураганный ветер и штормовой фронт пришлось облетать с севера. Приводнился он в северо-восточной части озера — достаточно далеко и от замка, и от поселений русалид, равно как от местопребывания гигантского кальмара и побережья, на котором расположился Хогсмид. В то же время в эту бухточку легко было попасть из замка по воздуху — да и путь пролегал большей частью над сушей. Таким образом, пилот-маггл не мог увидеть ничего лишнего, равно как и не увидеть. Пока Дамблдор в кабине отвлекал его разговором о назначении приборов и переключателей, к открытому грузовому люку подплыл Маркус с девочкой — лётчику совсем не обязательно знать, что лодка движется сама по себе. Мадам Помфри, до последнего полная решимости лететь с ними, увидев посадку гидроплана, побледнела, и в ответ на вежливое приглашение занять своё место в лодке только замотала головой и аппарировала к замку, даже не попрощавшись. Взойдя по трапу, Маркус взял на руки носилки с девочкой и понёс дальше — в небольшой пассажирский салон. Лодка тем временем направилась к пристани в другой части озера. Закрепив носилки на полу несколькими ремнями, Маркус вошёл в кабину и сказал, что все на борту — можно отправляться. Пилот, наконец нашёдший повод избавиться от чересчур любопытного старика, сующего пальцы куда не надо, потребовал ото всех покинуть кабину, закрыл грузовой люк и через несколько минут взлетел.

Если бы на борту был ещё кто-то, он мог бы услышать весьма занимательный разговор, состоявшийся в салоне между Маркусом и Дамблдором, которых даже болтанка и рев двигателей не могли заставить отказаться — одного от врождённого упрямства, другого — от приобрётённого за более чем век жизни бесконечного терпения и упорства, позволяющего убеждать и не таких гордецов.

— Когда она придёт в себя, я хотел бы, чтобы ты попытался узнать всё, что возможно о том, кто она и откуда пришла.

— А кстати, Дамблдор, как вы её нашли?

— Девочка в самом прямом смысле упала с неба, мой маль…

— Я же просил не называть меня так!

— Да-да, прости старика… — улыбаясь в бороду, проговорил Альбус.

— И не думайте, что удастся меня отвлечь. Как это — упала с неба?

— Пока не могу сказать точно, ещё во многом здесь предстоит разобраться…

— Дамблдор!

— Но мне и правда пока совершенно нечего… могу только сказать, что она появилась в этом мире не одна, но её… спутнику твоя — да и моя тоже — помощь уже не нужна.

— Он мёртв? — и тут же быстро прибавил: — Я хотел бы увидеть тело.

— Мёртв, без сомнения. Но вот насчёт просьбы — позволь мне сначала кое в чём разобраться, а уже потом, если тебе ещё захочется…

— Конечно, захочется! Вы ведь понимаете, что… — Маркус оборвал сам себя.

— Что они не отсюда? — понимающе улыбнулся Альбус. — Боюсь, для таких выводов нам нужно хотя бы поговорить с девочкой. Послезавтра начинается новый учебный год, да и близится конференция Международной Магической конфедерации во Франкфурте-на-Майне по поводу событий в Восточной Европе, так что первые три-четыре недели у меня, увы, совсем не будет свободного времени. Постарайся как-то наладить контакт с нашей «гостьей».

— Когда вы нашли её, она была без сознания? Говорила что-нибудь?

— Нет, в сознании. Но произнесла всего несколько слов — и мне незнаком этот язык.

— А где сейчас этот её «спутник»?

— В надёжном месте. Было немного сложно укрыть его там, но я не мог оставить всё, как есть — слишком заметно.

— В каком смысле, Дамблдор?

— Ах, это всего лишь мысли вслух. Сам понимаешь — старость…

— Вот мне хотя бы зубы не заговаривайте! Я знаю вас с детства, и за это время вы ничуть не изменились.

— Но время идёт для всех, Маркус, увы.

— И всё-таки, когда точно я смогу увидеть тело второго?

Проигнорировав вопрос, Альбус начал шарить по карманам одежды, словно забыл что-то важное, затём щёлкнул пальцами, вынул, словно из воздуха, небольшой мешочек фиолетового цвета, украшенный вышитыми серебром звёздами и, не обращая никакого внимания на пристальный взгляд начинающего закипать собеседника, тоном ярмарочного фокусника спросил:

— Мятный леденец?

— Дамблдор!!

Когда спустя час Альбус, немало удивив пилота суммой гонорара и отказом лететь обратно, а заодно применив лёгкий обливиэйт, вернулся в Хогвартс, мадам Помфри уже поджидала его в холле. Вздохнув, директор приготовился услышать ещё одну порцию упрёков и не ошибся: пока они шли по коридорам, школьная медсестра высказала всё, что она думает о «самодовольном, грубом, непочтительном мальчишке», который посмел указывать ей, как обращаться с больным ребёнком!

Следующие десять минут Дамблдор утвердительно кивал, пока мадам Помфри рассказывала прекрасно ему известные вещи о том, сколько лет она училась, как её любили пациенты в детском отделении Святого Мунго, и как долго она уже неустанно трудится в Школе волшебства и колдовства «Хогвартс»… А теперь какой-то нахал смеет осуждать её и ещё отдавать распоряжения, словно неопытной практикантке! Да она в полтора раза его старше! И наконец:

— …да кто он вообще такой, Альбус? Ему можно доверять?

— О да, Поппи, вот доверять ему можно всецело. Среди магглов Маркус считается одним из лучших медиков и подавал большие надежды, пока после некоторых печальных жизненных событий не переехал из Лондона, став простым городским врачом в небольшом шотландском городке.

— Простите мне этот вопрос, Альбус, но я не помню такого студента, а работаю здесь довольно давно. Он… сквиб?

— Нет, и вот это самое удивительное.

— Но почему тогда…

— Это был его сознательный выбор, Поппи. Этот молодой человек выбрал, к моему бесконечному сожалению, иметь как можно меньше общего с магией. Из всех магических наук он изучал только травничество и зельеварение, да и те лишь в аспекте целительства. Он даже не пожелал покупать волшебную палочку.

— Кто он, Альбус?

— Его зовут Маркус Блэк.

— Блэк?! Но…

— …а его отца звали Альфард — тот самый брат Вальбурги и Кигнуса Блэков, изгнанный из рода. Возможно, это и повлияло на выбор мальчика…

Дамблдор лукавил — причина, по которой годы назад одиннадцатилетний Маркус твёрдо объявил приехавшему за ним директору, что не желает поступать в Хогвартс, была ему прекрасно известна. И изгнание из рода отца Маркуса здесь было совершенно не при чём. Сейчас, спустя годы, Альбус понимал, что в этом неправильном — как он считал — выборе была немалая доля и его вины.

1) https://disk.yandex.ru/i/14nl9pVcXISEqA / https://drive.google.com/file/d/110uV9BjjCruojw9-23_QBMjj9TWxvTpy/view?usp=sharing

Вернуться к тексту

Несмотря на то, что прошло уже четыре дня, в сознание девочка так и не пришла — виной тому сильнейшее истощение или что-то ещё, Маркус сказать не мог. И не потому, что был плохим врачом — просто такое он видел впервые. Нет, его диагноз подтвердился: начиная от перелома голенных костей и заканчивая действительно обнаружившейся при томографии внутричерепной гематомой, которую он удалил уже в первый день, проведя операцию. Но вот сделанные Джонасом по его просьбе первичные анализы крови, соскоба со слизистой и прочие — повергли в ступор. Хорошо ещё, что сам лаборант был до крайности нелюбопытен и даже не подумал заглядывать в результаты. Маркус специально, уже сам, провёл повторные анализы и несколько дополнительных, чтобы быть уверенным в отсутствии ошибки. РОЭ увеличена, но в этом как раз ничего необычного нет, а вот скорость внешнего свёртывания крови — раз в пять выше, чем в норме у человека. Избыток незрелых эритроцитов, но внутреннего кровотечения, которое бы это объясняло, нет. Лейкоцитов очень мало, а вот тромбоцитов буквально запредельное количество — до трёх миллионов на микролитр. Ещё какие-то неизвестные клетки двух разных видов в плазме крови — он не смог понять, что это такое. Да и пресловутое истощение — вот уже четыре дня, как пациентка постоянно лежит под капельницей с глюкозой и витаминами, но лучше ей не становится — всё это словно растворяется в организме, пропадая втуне. Если так пойдёт дальше, ни о каком выздоровлении можно даже не думать — девочка просто тихо угаснет прямо в больнице, под его наблюдением!

Стараясь не поддаваться тревоге, очень осторожно он обсудил симптомы с некоторыми из бывших коллег по работе в Лондоне, получив несколько дельных предположений о болезнях, которые могут вызвать такое состояние, но анализы подтверждали — за исключением травм девочка абсолютно, сверхъестественно здорова. Больше того, с такой скоростью физиологической регенерации — уже сейчас сложнейшие переломы выглядели, как почти двухнедельной давности, а ссадины и ушибы зажили на вторые сутки — она могла бы прожить очень долго. Рентген выявил слабые следы многочисленных переломов конечностей, рёбер и даже свода черепа, которые в таком количестве привели бы любого нормального человека в инвалидное кресло, а то и приковали бы на остаток жизни к больничной койке. Но вот именно, что это были лишь следы — едва заметные даже внимательному глазу.

На пятый день, проанализировав всё ускоряющиеся темпы ухудшения состояния пациентки, Маркус понял — если не решить проблему, то уже спустя пять — самое большее семь дней решать будет нечего и незачем.

За последующие дни врач перепробовал всё, начиная от вливания искусственной крови с уже добавленными питательными веществами, включая вводимые перорально растворы и витаминные смеси и заканчивая — на свой страх и риск — стимуляцией обмена веществ. Ощутимый результат дало лишь последнее — девочке резко стало хуже.

Тоскливым субботним вечером Маркус, оставив автомобиль у больницы, пешком доплёлся до магазина и вышел оттуда, нагруженный виски и закусками — сегодня он твёрдо решил надраться. От мерзейшего ощущения безысходности и собственной бесполезности стыло в груди и царапало горло — совсем как тогда...

Поймав последнюю мысль, он застыл прямо посреди тротуара. «Вот оно как… выходит, за три года работы в этой глуши ты просто отвык, что люди умирают». С того момента, как он поселился здесь, не было случая, чтобы кто-то погиб по его вине — когда Маркус мог помочь, но не успел, проявил слабость и сдался, или же — не мог... Маленький город, здесь даже несчастные случаи — редкость.

Выгрузив спиртное на стол прямо в кабинете, чего раньше себе никогда не позволял, он рухнул в кресло и откупорил первую бутылку…

* * *

Уже прибыв в посольство Магической Британии в Берлине специальным портключом, идя вслед за провожатым для проверки и получения второго портключа — непосредственно на место проведения конференции — Альбус почувствовал, как контролирующий амулет в кармане мантии нагрелся и резко остыл. Попросив секретаря посольства, сопровождавшего его, чуть подождать, Дамблдор заперся в свободном кабинете и считал информацию, заставившую его озадаченно нахмуриться. Судя по результатам проверки, щиты и статичные заклятия, укрывавшие погибшего гиганта в одной из Тайных башен Хогвартса, настолько ослабли, что грозили обрушиться в ближайшие часы, хотя были «завязаны» на артефакты и рунические камни, магической энергии в которых хватило бы на месяцы. И вот, не прошло и недели, как…

В любом случае, прямо сейчас Дамблдор не мог вернуться в замок — до начала первого слушания меньше получаса, но сегодня вечером, вместо того, чтобы остаться в специально выделенных для членов делегации апартаментах посольства, нужно будет отправиться в Хогвартс и всё проверить на месте. А пока — сообщить Минерве, чтобы она попросила привидений присматривать за потайным ходом в башни — судя по следам, в прошлом году там был кто-то из студентов, хотя предполагалось, что о существовании этой части замка известно только директору и его первому заместителю.

Выйдя из кабинета, Альбус извинился за ожидание, но попросил «любезного Манфреда» сначала проводить его к ближайшему незаблокированному камину, а уже затем, переговорив с профессором МакГонагалл, выразил готовность отбыть портключом в конференц-зал, располагающийся во дворце Болонгаро в Хёхсте.

Первый день, по традиции выделяемый исключительно для протокольных мероприятий, неожиданно затянулся — принимающая сторона явно перестаралась. Так что в посольство Альбус смог вернуться лишь к девяти вечера, а отбыть в Хогвартс и вовсе спустя час — выяснилось, что по какой-то глупейшей местной традиции портключи выдаются членам делегаций не в посольствах их стран, а присылаются сотрудниками отдела «IS» Magieministerium-а — германского аналога Департамента магического правопорядка. Сорок минут из этого часа Дамблдор потратил, пытаясь через того же секретаря посольства связаться хоть с кем-то из уполномоченных выдавать портключи в «незапланированный день», а оставшиеся двадцать — чтобы переговорить с Министром Магии, который дал Альбусу личное разрешение на создание портключа. Возможно, это покажется диким, но по опыту Дамблдор знал, что при традиционной бюрократии получить такое разрешение в Департаменте магического транспорта заняло бы несколько часов даже для главы Визенгамота. Возможно, в другой ситуации он бы обошёлся и без разрешения, но приходилось учитывать неизбежное внимание со стороны Германии ко всем не санкционированным хотя бы задним числом перемещениям с пересечением их границы — а международные скандалы начинались и с меньшего.

Прибыв в Хогвартс, Альбус нашёл Минерву и вместе с нею направился к потайному ходу. По дороге профессор рассказала, что привидения нехотя согласились держаться поблизости от гобелена, закрывающего вход, но наотрез отказались идти дальше. По словам сэра Николаса, единственного, кто согласился хоть что-то объяснить, «там смерть». Что это значит для тех, кто уже и так мёртв — МакГонагалл узнать не удалось, но беспокойства прибавило.

— Альбус, вы уверены, что это существо не опасно?

— О, в этом я уверен полностью. Он мёртв, действительно мёртв — ни движения, ни звука, ни какой-либо энергетической оболочки. И так было уже в тот момент, когда я нашёл его — а ведь вы знаете, что даже у только что умерших в организме какое-то время сохраняются остатки энергии. Отчасти поэтому я полагаю, что этот гигант погиб ещё до появления в нашем мире.

Поздоровавшись с недовольным Монахом, Альбус погладил лезвие меча, который держал в руке изображённый на гобелене рыцарь, и прошёл сквозь стену. Профессор МакГонагалл последовала за ним.

— Но как объяснить то, о чём вы говорили мне?

— А вот это мы сейчас и постараемся выяснить, Минерва. Хотя у меня есть несколько догадок…

Дважды поднявшись по узким винтовым лестницам, они вышли в длинный тоннель, ведущий к круглому помещению с четырьмя дверьми. Отворив вторую справа, директор и его заместитель попали в ещё один тоннель, ведущий уже непосредственно в северную Тайную башню. Она была выбрана для размещения тела гиганта потому, что ещё столетия назад верхняя часть — примерно четверть — её была разрушена, так что ничего не стоило сначала поместить его внутрь, а затем соорудить сверху деревянные перекрытия, с чем домовые эльфы справились за каких-то пол дня. Благо, все Тайные башни строились с расчётом на многолетнюю осаду — стены очень прочны, а внутренний диаметр достаточно велик, чтобы вместить гиганта в положении сидя. С этим тоже пришлось повозиться, но стоя поместить его было нельзя: хотя Тайные башни и самые высокие в замке, но рост существа — почти семьдесят ярдов, что вдвое больше чётвёртой по высоте Астрономической башни.

Отворив последнюю дверь и оставив Минерву на пороге, Альбус пошёл вдоль стен по кругу. Осмотр показал, что первым иссяк самый крупный источник энергии — артефакт «Власть времени», расположенный точно посередине башни, а уже затем «опустели» расположенные концентрическими кругами рунические камни и артефакты послабее. Глядя снизу вверх на голову гиганта, Альбус размышлял. Куда пропала энергия — оставалось непонятным. Тело гиганта всё также безжизненно, магический фон в воздухе… минуточку…

— Минерва, обратите внимание на магический фон.

Профессор МакГонагалл, прошептав несколько диагностических формул, воскликнула:

— Но… это невозможно!

— И тем не менее. Помните, я рассказывал вам о той девочке? Как и на него, на неё не действовали никакие чары, но магия вокруг не исчезала. Возможно, дело здесь в размере тела, но факт остаётся фактом — в этой башне магический фон ниже, чем где бы то ни было в мире.

— Альбус, а вдруг он поглощает энергию?

Дамблдор рассмеялся.

— Вы о тех легендах? «Пожиратели жизни»? Нет, обратите внимание не состояние тела — ни единого проблеска, ни следа поглощения. Посмотрите на наши энергетические оболочки — никакого прямого оттока силы. Я бы сказал, что это существо, даже умерев, странным образом рассеивает магию вокруг себя. К тому же… — ещё несколько взмахов палочкой, — взгляните, в стенах башни концентрация магии по-прежнему высока.

— Как насчёт безопасности студентов, Альбус? — несмотря на аргументы директора, профессор МакГонагалл чувствовала исходившую от гиганта опасность.

— Пока оставим привидений следить за входом, а вернувшись с конференции, я заново выстрою охранительную сеть. Пока же главное — восстановить стазис-заклятие.

Замерев, с закрытыми глазами Дамблдор погасил люмос и начал осторожно заключать занятое огромным телом пространство башни во вневременное поле, используя энергию замка и привязав в ней саму структуру заклятия — с такой подпиткой рассеять магию почти невозможно. Закончив, он удовлетворённо осмотрел почти невидимое во мраке синеватое мерцание стазиса — теперь можно не спешить, тело останётся в том же состоянии, так что изучать его можно будет без лишней спешки. Затем кивнул Минерве и отправился в свой кабинет — завтра будет сложный день.

Покидая башню вслед за директором, профессор МакГонагалл на секунду обернулась, не видя, но живо представив мёртвый «взгляд» циклопа, так поразивший её в первый раз. Поёжившись, она повторила про себя с ниоткуда взявшейся уверенностью — это существо опасно, очень опасно, несмотря на все доводы Альбуса. «Называйте это кошачьим чутьём, но что-то тут не так». Привидения — хорошо, но нужно будет и самой проследить, чтобы никто из студентов сюда не вошёл.

* * *

Шатаясь от количества выпитого, Маркус с хриплым, каким-то каркающим смехом запустил очередную бутылку куда-то в темноту кабинета, слабо рассеиваемую острыми, словно лезвия, полосками лунного света, проникающими сквозь жалюзи. Утро надвигалось, забвение не приходило, беспамятство — даже не маячило на горизонте. К ужасу Маркуса, тело уже протестовало против такого издевательства как могло, а вот разум, хренов дисциплинированный разум… в голове по-прежнему билась мысль о том, что в больнице сейчас умирает человек, а он ничего, ничего — проклятье! — ничего с этим не сделал! И сколько не пей, от мыслей это не избавляет.

Чёртыхаясь, врач поднялся на ноги, вспомнив, что где-то в столе в спальне лежала непочатая бутылка коньяка. Может хоть это его вырубит, раз уж не справляется виски? Добравшись туда и как-то автоматически пропустив первый сверху ящик — там только старый журнал наблюдений, деловито напомнил разум («заткнись, сука, заткнись хоть сейчас!»), Маркус с силой выдвинул второй, а, не нащупав бутылки, со злостью хлопнул дверцей так, что песочные часы на столе опрокинулись и покатились к краю. Третий сверху — и последний — ящик выдвигаться не хотел, что-то мешало изнутри. Это ничтожное событие почему-то разозлило Маркуса ещё сильнее. Схватившись за ручку, он дёргал и тянул её, пока с жалобным хрустом не сломался потайной замок. Не ожидавший этого врач упал на спину, так и не выпустив ящик из рук и пребольно получив по колену острым углом. В очередной раз помянув нечистого, он сел и застыл: на ногах лежал белый костюм умирающей девочки, который он тайком прихватил с собой из Больничного крыла. Запустив руки в скользкие складки, Маркус сжал кулаки, сминая «ткань», зачем-то рванул и вдруг почувствовал, как пальцы левой руки погрузились во что-то порошкообразное. С ленивым, почти безразличным любопытством он поднял руку и понюхал — в ноздри ударил резкий запах пыли и чего-то ещё. Повернув костюм, врач обнаружил, что от рывка открылся спрятанных между складок потайной карман, а пошарив внутри, наткнулся на рассыпанный порошок и что-то скользкое, при ближайшем рассмотрении оказавшееся пустой оболочкой капсулы, в какие упаковывают лекарства… «Лекарства?!» Вскочив, Маркус зашагал обратно в кабинет, где как мог аккуратно положил костюм на стол и включил яркую лампу. Выгребая содержимое кармана и ссыпая в приготовленную стеклянную колбу, он нашёл на дне ещё с десяток пустых капсул и, неожиданно — одну неповреждённую. Осторожно осматривая её, врач разглядел маркировку: чёрный штрих-код и голубоватую надпись: «s.f.A.R. | NERV ONLY». «Что ещё за “NERV”? Какая-то аббревиатура… стоп. О чём ты думаешь? Если это действительно лекарство, то… ещё раз “стоп”. А если это яд? Нужно сначала провести анализы, проверить. Но зачем ей носить с собой яд? Признай, Маркус, ты перечитал шпионских детективов. Такая чушь лезет в голову…»

Отвлекшись от мыслей, врач обнаружил, что уже стоит в прихожей в одном ботинке и застёгивает второй. Совсем как во время срочных вызовов в больницу — там, в прошлой жизни: мысли идут своим чередом, а тело действует по привычке. Нащупав в кармане уже надетого плаща — когда? — лежащую там колбу с порошком, Маркус оглянулся назад, подумав, что надо бы погасить свет, и вышел в дождь.

Доктор МакГэрри, нынешний ночной дежурный по больнице, проснулся от того, что услышал, как кто-то со всей силы стучит в двери главного входа. Судя по звукам, ногами. Потирая глаза, он вскочил с кушетки. Поправляя на ходу мятый халат, за какую-то минуту преодолел лестницу, остановился у входа, отпёр замок и распахнул двери, чтобы в следующую секунду едва не оказаться сбитым с ног коллегой. Изумлённый оклик «доктор Блэк?..» пропал в тишине слабо освещённого коридора, потому что названный коллега, не останавливаясь и даже не здороваясь, побежал куда-то вглубь первого этажа. Задумавшись, не последовать ли за Блэком, дежурный врач всё-таки решил запереть дверь, проверить миссис Лэмптон в четвёртой и доспать — несмотря на имя, доктор Дональд МакГэрри вовсе не стремился участвовать во всём, да и считал за правило не вмешиваться в чужие дела, если его не просили.

Маркус, добежав до конца коридора, свернул налево и через анфиладу неиспользуемых операционных прошёл к неприметной двери, ведущей в пустующее западное крыло больницы — с уменьшением городского населения в Порт Эллене необходимость в нём попросту отпала. Именно там, очистив одну из палат от пыли и поставив более современное оборудование, он поместил свою пациентку, держа в памяти слова Дамблдора о секретности.

В палате, сняв плащ, Маркус осмотрел девочку, убедившись, что лучше ей не стало. Уселся на одинокий стул у изголовья кровати и, вперившись взглядом в линию кардиомонитора на экране ГСП, попытался окончательно решить, давать ли девочке найденное вещество. С одной стороны, он совершенно не знает и не может знать, что это такое и для чего предназначено, а отдавать на анализ уже некогда. Может это вообще наркотик, которым балуются в её мире — что взять с подростков? К тому же неизвестно, как долго эти капсулы лежат в кармане и какие изменения с ними произошли за это время.

С другой стороны — она умирает и возможно, это единственный способ спасти её жизнь. Дамблдор говорил, что её спутник был уже мёртв, когда старый маг нашёл их — может, именно эти капсулы спасли девочку? «Притормози. Ты начинаешь фантазировать». Покачав головой, Маркус решился: извлёк из кармана плаща колбу, открутил крышку и, умело отмерив количество порошка, соответствующее объёму капсулы, вынул из герметичной упаковки одноразовый зонд. Проделав всё необходимое, врач уселся обратно на стул и стал ждать, сам не зная, чего. Ритмично подскакивали изломанные линии на экране, менялись цифры дыхания и давления, попискивал контроль сердечной активности и под эти привычные звуки, сам того не заметив, Маркус уснул.

Разбудило его странное ощущение какой-то неправильности, словно что-то в мире изменилось, а он это пропустил. Чуть приоткрыв глаза и тут же снова закрыв их, пряча от яркого света, бьющего в окно, врач потянулся, разминая затёкшие от неудобной позы мышцы, покрутил головой и только тогда посмотрел на пациентку, чтобы тут же вскочить, опрокинув стул. Девочка сидела в постели, остановив на его лице слишком равнодушный для её возраста алый взгляд. Маркус стоял, рефлекторно пытаясь дотянуться до спинки упавшего стула и переварить мысль: «вещество подействовало!» Наконец он замер, внутренне собрался и хотел уже спросить пациентку о самочувствии, когда услышал сказанное по-английски:

— Где нулевая?

«А Дамблдор говорил: «незнакомый язык», — совсем некстати пронеслось в голове. Вслух он спросил:

— Как вы себя чувствуете?

— Я в порядке. Где нулевая?

«В порядке? Да она говорит и то с трудом».

— Нулевая? Я не понимаю…

— Нулевая, — терпеливо повторила девочка таким же ровным тоном. — Я упала на склон возвышенности. Активировался протокол аварийного извлечения капсулы. Я потеряла сознание.

— А, так вы говорите о вашем спутнике… спутнице, — Маркус сообразил, наконец, о ком идёт речь, хотя его покоробило её решительное «я» и отсутствие вопросов о самочувствии той самой «нулевой». Пока стоит оставить без внимания слова о «протоколе» и «капсуле» — пусть пациентка наберётся сил. Тогда и можно спрашивать, тогда же — не раньше, он сообщит ей печальную новость. — К сожалению, сейчас я не могу провести вас к ней, сначала…

— Нет. Я должна вернуться, — твёрдо заявила девочка.

— Это невозможно, — таким же тоном возразил Маркус. — У вас сломана нога, сотрясение мозга и сильнейшее истощение. Так что я смогу отвезти вас к вашей спутнице только после выздоровления.

— Это не имеет значения. Я должна вернуться.

— Нет. В таком состоянии вам даже вставать с постели нельзя, не говоря уже о перелётах, а ваша «нулевая», — что это значит в их мире? Прозвище? Статус? — в полутора сотнях миль отсюда. Обещаю, когда вы сможете ходить, я отвезу вас к ней, идёт?

Девочка молчала, по-прежнему равнодушно глядя прямо в глаза, что уже начинало раздражать.

— Как вас зовут?

Ответа нет.

— Откуда вы? Как попали, — сделал вторую попытку Маркус, — в наш мир?

В глазах пациентки что-то мелькнуло — так быстро, что Блэк не был уверен, что ему не показалось. Однако она ничего так и не ответила. «Не спеши. Ты только что заявил девочке, что она чуть ли не пленница, а сам требуешь ответов. Потерпи хотя бы пару дней».

— Хорошо, поговорим позже. А сейчас вам нужно поесть и уснуть. Я что-нибудь принесу, а вы… — проглотив под неподвижным алым взглядом глупую донельзя фразу «а вы пока никуда не уходите», Маркус, удивляясь собственной нерешительности, подхватил плащ и вышел в коридор, заперев дверь. На всякий случай.

За два дня, прошедшие с тех пор, как девочка пришла в себя, Маркус убедился, что расспросы бесполезны: отвечала она только когда считала нужным, да и то кратко и лишь о самочувствии. Все попытки разузнать хоть что-то о её мире, назначении странного костюма или даже просьбы назвать своё имя — пациентка игнорировала без объяснений, спокойно глядя прямо в глаза, словно ничего не происходит, что дико раздражало. По крайней мере, она сообщила свой возраст: четырнадцать лет. В ответ на вопрос о найденном в костюме порошке выразилась точно и кратко: «Лекарство. Дважды в сутки», так что Маркус, вздохнув, вызвонил ещё одного знакомого «из прошлой жизни» и попросил узнать состав вещества, а пока давал ей понемногу из запасов, которых такими темпами хватило бы недели на полторы. Оставалось надеяться, что состав удастся синтезировать, но саму девочку перспектива смерти без препарата, казалось, совершенно не волновала.

Когда он интересовался, чего бы хотела пациентка, та как-то по-особенному, без слов — одним взглядом давала понять, что вопрос глуп, а ответ известен: «Я должна вернуться».

Вообще говорила она на редкость мало. И ни разу за всё время не улыбнулась.

Переломы заживали быстро, ожоги на руках — ещё быстрее, от сотрясения мозга уже не осталось и следа — всё указывало на то, что уже через несколько недель ему, как врачу, здесь нечего будет делать. И тогда встанет вопрос о невыполнимом обещании — не везти же пациентку на могилу загадочной «нулевой», в самом деле? «Да и судя по её отношению, — зло думал Маркус, — плевала она на свою спутницу. Вот ведь эгоистка!»

Как назло, Дамблдор тоже не объявлялся, а в единственном письме от старого мага, которое принесла очень недовольная сова, была пробирка с жидкостью тёмно-красного цвета и, парой строк — просьба-приказ узнать, что это такое. Отправив часть жидкости тому же старому знакомому на анализ, Маркус сам изучил остальное. Под микроскопом эта субстанция больше всего напоминала кровь — если только кровь может содержать совершенно непонятные примеси, которые от неё так и не удалось отделить и не обладать свойством свёртывания. В ультрафиолете жидкость становилась почти чёрной, в инфракрасных лучах — прозрачной, в галогеновом свете хирургической лампы — отливала тусклой желтизной. Очередная загадка без ответа.

Встав из-за стола, врач наскоро переоделся и направился в больницу — через полчаса начиналась его смена. На месте, перекинувшись парой слов с доктором Грэхемом и забрав для коррекции листы назначений, Маркус выкроил минутку, чтобы проведать пациентку. Отпирая замок на двери, он мельком глянул в смотровое окошко и обомлел: девочка ходила по палате. Да, с явным напряжением — но ходила, чёрт возьми, ни за что не держась! Представив, что сейчас происходит с заживающими костями, Блэк едва ли не снёс дверь и в ярости готов был проклясть непокорную пациентку, как вдруг та обернулась — и слова застыли в горле. Уже через секунду наваждение пропало вместе с его причиной, оставляя пустоту в мыслях и непреходящее ощущение, будто он прикоснулся к чему-то, предназначенному совсем другому. Пряча смятение за деловитостью, он несколько раз кашлянул и спросил:

— Как вы… как вам удалось встать на ноги? Кости ещё не восстановились настолько, чтобы…

— Нет.

— Э-э… простите? — «Да что я мямлю, как размазня?»

—Вы отвезёте меня к нулевой, когда я смогу ходить. Вы обещали. Я хожу.

«Вот оно как, Маркус, съел? То, ради чего многие люди отдали бы последнее, совершенно невероятная скорость восстановления — для неё лишь средство. И ведь даже бесполезно спрашивать, зачем — снова наткнуться на чересчур взрослый и слишком твёрдый взгляд «я-должна-вернуться»? Упаси Боже, у меня и так от неё мурашки по телу. Признай, наконец — она даже близко не человек. Вот ни на столечко. Признай и другое — ты до чёртиков её боишься».

Глубоко вздохнув, Блэк добрёл до стула, сел и только тогда ответил, избегая смотреть на пациентку:

— Всё не так просто. Тот человек, что нашёл вас — ваша спутница с ним. Я не знаю, где точно. Мне нужно несколько дней, чтобы связаться с ним, и потому я прошу вас подождать.

«Почему я не спорю? Почему уговариваю её? Другую пациентку давно бы уже поставил на место: ходит она, как же! Да на девочке лица нет от перенапряжения и боли. Отвратительно, Маркус — тебя пугает подросток».

Услышав негромкий скрип, врач поднял голову, чтобы увидеть, как девочка, стиснув зубы от боли, устраивается на кровати. «Наверное, это было “да”». Спохватившись, Блэк помог ей правильно расположить в подвеске загипсованную ногу, приготовил и подал очередную меру загадочного «лекарства», да заодно — обезболивающее и успокоительное.

Шесть часов спустя, прошедшие в какой-то прострации — это замечали и коллеги, и пациенты, Маркус заглянул в заброшенное крыло. Оставив на столике у постели пока ещё спящей девочки упакованный обед и дневную порцию лекарств, Маркус, уже выйдя из палаты, в сотый раз за последние часы вспомнил, что так сильно поразило его утром. Перед глазами, как наяву, встало её лицо: чуть искажённые напряжением черты, плавящаяся в алых глазах боль, испарина на лбу. Но она улыбалась. Улыбалась так ясно, доверчиво и счастливо, что на миг в сердце вспыхнула совершенно недостойная чёрная зависть к тому, для кого была эта улыбка, преобразившая обычно бесстрастное лицо.

* * *

Получив от Маркуса второе письмо с едва ли не требованием срочно приехать в Порт Эллен, Дамблдор понял, что дело, по-видимому, серьёзное: на того Блэка, которого Альбус знал, это было совершенно не похоже. Тот Маркус Блэк дождался бы визита, встретил директора недружелюбным «Зачем пожаловали?», а потом попытался бы поскорее спровадить, заодно отказавшись нести хоть какую-то ответственность за всё дальнейшее — просто из гордости и упрямства.

Однако приехать прямо сейчас Дамблдор не мог — мало того, что конференция затянулась из-за неожиданно твёрдой и несгибаемой позиции коалиции магических властей славянских государств, так ещё и пришло время реализовать ряд давно подготовленных и притом крайне важных планов. В итоге Альбус буквально разрывался между Германией и Англией, пытаясь успеть и там, и там. Пока удавалось, и удавалось хорошо, но на большее времени уже не оставалось. К счастью, все школьные дела удалось на время перепоручить Минерве — в этом ей можно доверять полностью.

Стазис-поле вокруг гиганта держалось, сигнальные заклятия молчали, Минерва сообщала, что привидения по-прежнему держатся недалеко от входа в башни — так что с этой стороны тоже ничего не угрожало, поэтому Альбус вернулся к одной из главных проблем: побегу Сириуса Блэка из Азкабана. Судя по тому, что удалось разузнать, Сириус, на чьей бы он ни был стороне сейчас, постарается добраться до Хогвартса. Совы, отправленные Блэку, возвращались почти сразу, отследить его с помощью поисковых чар не удавалось — либо беглец неведомым образом научился — в тюрьме! — эффективным чарам сокрытия, либо — что более вероятно — большую часть времени проводил в анимагической форме. Отчасти по этой причине пришлось срочно разыскать и устроить прибытие в школу Ремуса Люпина — Альбус надеялся, что тот сможет опознать Сириуса и уберечь от глупостей. Те четыре раза за последние годы, когда Дамблдору удавалось поднять вопрос о пересмотре дела Блэка-Петтигрю, не дали ничего. Даже в тот раз, когда совместное заседание Визенгамота и Департамента магического правопорядка всё-таки было назначено и проведено, всё свели к фарсу: ни самого Сириуса, ни свидетелей-авроров даже не допрашивали, по «материалам расследования» подтвердив виновность Блэка. Однако Альбус был уверен — что-то здесь не так. Оставалось найти бывшего ученика до того, как это сделают авроры, и убедиться в этом — или окончательно отвергнуть мысль о его невиновности…

Наконец, через долгую-долгую неделю, растянувшуюся, судя по ощущениям, на целый год, утомительная конференция закрылась, основательно разрешив почти все основные вопросы и приняв к действию полумеры по остальным. В последний же день государства-участники договорились встретиться через год, прекрасно отдавая себя отчёт в том, что к тому времени ворох претензий и проблем накопится заново. И волей-неволей придётся переступить через себя и опять идти на взаимные уступки — или начинать череду мелких войн, не дающих в итоге ничего, кроме жертв и экономической выгоды для могущественных Торговых союзов.

Пока же дипломаты и представители разных ветвей власти вздохнули с облегчением и отправились по домам.

На следующий день после приезда, обозначив своё присутствие на завтраке в Большом зале, Дамблдор удалился в свой кабинет. Там директор переоделся в старомодного вида твидовый костюм в крупную клетку и, тайно покинув замок, аппарировал в уже знакомый нам дворик позади дома Маркуса. Установив, что хозяина здесь нет, Альбус открыл дверь заклинанием, прошёл в кабинет и, взяв из стола листок бумаги, набросал несколько слов маггловским пером, лежащим здесь же. Затем ловко сложил самолётик, зачаровал на поиск Маркуса, сделал невидимым и отправил за окно. Несколько минут спустя самолётик вернулся, сложенный иначе, с сообщением: «Здесь же, половина девятого вечера». Улыбнувшись — а вот это похоже на Маркуса Блэка — Дамблдор сжёг посланца и вернулся в Хогвартс, попутно заглянув ещё в пару мест.

Вечером, аппарировав в тот же дворик, он не успел даже постучать в дверь, как та распахнулась. На пороге стоял Маркус, глядя на него с таким выражением, будто собирался поблагодарить, а затем убить. Или то же, но в обратном порядке. Наконец хозяин дома прервал неприятное молчание:

— Двигатель я не глушил. Идёмте.

— У тебя возникли какие-то проблемы с девочкой? — поинтересовался Дамблдор, забираясь на переднее сиденье и пытаясь уместить длинные ноги в тесном салоне.

— Это у вас проблемы, — многообещающе отрезал Блэк и начал рассказывать всё: начиная с того, как пациентка едва не умерла и включая то, что «лекарство» удалось синтезировать — оно оказалось неожиданно простым:

— …я бы даже сказал: слишком простым по составу. Такое впечатление, что её зависимость от него создана искусственно, а это вещество использовали, чтобы в какой-то момент заменить на плацебо — и она бы сама не поняла, что произошло. Хотя, это мои домыслы.

…то, что красная жидкость едва не свела с ума одного очень опытного гематолога:

— …но он продолжает утверждать, что это, по сути, кровь, только очень странная, какой не может быть на Земле. И в то же время говорит, что эта жидкость могла бы позволить клонированию решить проблему регуляции скорости деления клеток, отодвинуть предел Хейфлика и вообще продвинуть эту науку на десятилетия вперёд. Я едва сдерживаю его от публикации результатов исследования, убедив перепроверить и корректно изложить всё, а он бомбардирует меня запросами о том, где я получил образец. Если не хотите огласки, вам придётся подумать об этом, Дамблдор.

…то, что он обнаружил при обследовании девочки:

— …перелом ноги, полностью заживающий за три недели — никогда бы не поверил, если бы не увидел сам. Да и прочие показатели… с таким здоровьем и скоростью регенерации она может прожить… долго. Очень долго. Не могу даже приблизительно назвать верхнюю границу.

…то, наконец, что пациентка постоянно требует всего две вещи:

— …отвезти её к спутнице — девочка называет её «нулевой», и дать возможность поговорить с тем, кто «захватил нулевую» — это про вас, Дамблдор. Кстати, как вы планируете объяснить, что её спутница мертва?

— Если ты намекаешь, что я имею к этому отношение, то разочарую тебя. Впрочем, ты всё поймёшь, когда увидишь… хм, «спутницу».

— Увольте. Сейчас я хочу только, чтобы вы забрали свою подопечную куда-нибудь подальше отсюда. Мне до смерти надоело с ней возиться.

— Давай отложим этот вопрос до тех пор, когда вернёмся в Хогвартс, и…

— Дамблдор. Вы меня не слышите или не желаете слушать, — выдавил сквозь зубы Маркус. — Я не желаю больше иметь ничего общего с этой историей. Мне всё равно, труп какого существа вы хотите показать, и единственное…

— Мы на месте, как мне кажется, — прервал раздражённого врача Дамблдор. — Это ведь больница?

Скрипнув зубами, Блэк слишком резко ударил по тормозам, заглушил двигатель и выскочил из машины, хлопнув дверью. Не глядя, следует ли за ним Дамблдор, он отворил дверь своими ключами и перво-наперво проверил дежурную комнату на втором этаже — не нажимал ли кто-то из пациентов кнопку вызова, пока его не было? Потом вспомнил, что миссис Лэмптон выписалась ещё вчера, а мистера Хендрика из седьмой пока держат в состоянии искусственной комы и немного успокоился. Дамблдор терпеливо ждал в фойе первого этажа, с искренним интересом разглядывая план эвакуации при пожаре и чему-то улыбаясь. «Ну-ну, — мстительно подумал Маркус, — посмотрим, как вы будете улыбаться, когда посмотрите ей в глаза». Он не обольщался, понимая, что Дамблдор за свою жизнь видел и не такое, да и отношение к необычному магия в повседневности, должно быть, меняла полностью — но такие мысли помогали выпустить пар.

— Идёмте, — повторил он и зашагал по полутёмному коридору к заброшенной части здания. Подойдя к двери в палату, раскрыл её, пропуская Альбуса вперёд. Тот вошёл, окинул взглядом комнату и спросил:

— А где, собственно, девочка?

— Дамблдор! Нашли время шутить… — влетел Маркус в комнату и осёкся. Палата действительно пустовала, хотя и разворошенная постель, и капельница, и прочее — всё указывало, что здесь кто-то должен быть. И тут врача осенило: замок! Уходя, он не запер замок! Хотя стоп, Маркус, вспоминай: ты забрал пустые контейнеры из-под еды, заменил капельницу, преследуемый алым взглядом, тут запищал на шее сигнализатор общей тревоги для персонала больницы, и ты кинулся в действующее крыло… но всё равно запер дверь, пусть только на один оборот, но запер! Окна полностью не открываются, да и снаружи она бы их не закрыла, шкаф-пенал в углу — Маркус рывком отворил дверцу — пуст, да и не похоже на неё…

Подняв на Дамблдора растерянный взгляд, он увидел вдруг, как тот улыбается, и почти не вздрогнул, услышав из-за спины:

— Я осматривалась.

Обернувшись, врач увидел девочку, в больничной пижаме на фоне тёмного коридора похожую на привидение, проглотил один глупый вопрос и задал другой:

— Как вы вышли из палаты?

— Через дверь.

Если бы Маркус не знал её, то подумал бы, что девочка издевается. Тем временем она прошла к постели, села, укрыв ноги одеялом, и промолвила, обращаясь к Дамблдору, уже усевшемуся на стул у кровати:

— На какие вопросы мне нужно ответить, чтобы получить обратно нулевую?

На секунду Блэку показалось, что Альбус опешил — во всяком случае, от своих учеников он такого точно никогда не слышал — но директор быстро нашёлся:

— Под нулевой вы имеете в виду…

Дамблдор поощрительно замолчал, но продолжить фразу упрямая девчонка отказалась. Первым сдался всё-таки директор:

— К сожалению, она погибла, причём, похоже, ещё до того, как вы появились в нашем мире, так что…

— Нет.

— В каком смысле? — быстро спросил Альбус.

— Не погибла. Просто кончилась энергия. Когда вы вернёте мне нулевую, я найду способ зарядить внутренние батареи и немедленно уйду.

«Батареи? Кажется, Маркус, ты чего-то не понимаешь…»

— Вы знаете, как вернуться в ваш мир?

— Нет. Это неважно, я найду способ. Мне понадобятся знания о вашем мире.

— С удовольствием предоставлю вам их, но взамен вы окажете мне ту же услугу, рассказав о вашем мире. Идёт?

Девочка помолчала, словно перебирая варианты, но всё-таки ответила:

— Да.

— Прекрасно! — Дамблдор буквально сиял. — Тогда утром я вернусь сюда и мы отправимся в Хогвартс, а пока отдыхайте. Только ещё один вопрос: почему на вас не действует магия?

Вот теперь, кажется, ледяное равнодушие девочки чуть дрогнуло:

— Магия?

Вместо ответа Альбус извлёк волшебную палочку и взмахнул ею несколько раз, заставив шкаф-пенал загореться, затем залив его водой и высушив за какие-то полминуты.

— Я не знаю. В моём мире нет ничего похожего.

Кивнув, похоже, больше своим мыслям, Альбус поднялся со стула, пожелал девочке спокойной ночи и вышел в коридор. Оставшись наедине с пациенткой, Маркус спросил ещё раз:

— И всё-таки, как вы открыли дверь?

Вопрос она привычно проигнорировала. Пожав плечами, врач вышел вслед за Дамблдором и демонстративно повернул ключ в замке. Дважды.

Подсвечивая себе дорогу, директор задумчиво брёл по коридору. Поравнявшись с ним, Маркус пошёл рядом, прокручивая в голове разговор. Наконец он сообразил, что его смущало:

— Дамблдор, а как выглядит «нулевая»?

Директор чуть повернул голову — блеснули в свете люмоса линзы очков — и ответил:

— Как гигантского роста человек, закованный в сплошную сине-белую броню. Голова и лицо закрыты шлемом, глаз один.

— И какой же рост? — делано-небрежно спросил представивший себе эту картину Маркус. Гиганты в магическом мире — примерно двадцати футов ростом. Значит ли это, что нулевая…

— Чуть больше шестидесяти девяти ярдов без учёта наростов на плечах.

Маркус поперхнулся воздухом и прохрипел:

— Сколько?!

— Да, я тоже был изумлён… Конечно, я хотел бы, чтобы ты помог мне изучить этого гиганта, но раз тебе не хочется больше иметь ничего общего с этой историей…

— Не давите на меня, Дамблдор.

— Что ж, мне пора, — мгновенно отступился директор, лукаво улыбаясь. — Вернусь утром, попробуем договориться с тем милым человеком, который со своим «самолётом» так помог нам прошлый раз. Спокойной ночи.

С этими словами он дизаппарировал, оставив Маркуса в темноте. Чертыхаясь, тот извлёк из кармана фонарик и направился к дежурной комнате. Ему нужно было хорошо выспаться. И чёрта с два Дамблдор заставит его ехать в Хогвартс и влезть в ещё одну историю — нет уж, хватит.

С этими мыслями он и вырубился, едва прилёг на диван. Снилась Блэку худенькая синеволосая девочка с красными, почему-то светящимися в темноте глазами, равнодушно приказывающая огромному рыцарю в блестящих бронзой доспехах разрушить Лондон до основания. В тот момент, когда гигант занёс кулак над башней Виктории, Маркус проснулся. От сна осталось противное, какое-то липкое ощущения ужаса, за окном стыл серый предрассветный сумрак, настроение было — хуже некуда.

«Что ж, здравствуй, новый день», — саркастично подумал Блэк и вспомнил, что так и не спросил у Дамблдора о двоюродном брате — отец, когда был жив, очень хорошо относился к Сириусу, да и сам Маркус сохранил о нём очень весёлые воспоминания, которые не затмила даже смерть отца, наступившая вскоре после их встречи. «Надеюсь, брат, тебя не поймали… Пошли их всех к дьяволу и устраивай свою жизнь подальше отсюда». Выставив будильник на без четверти семь утра, Маркус вновь провалился в сон. На этот раз — без сновидений.

С утра, выслушав от, по обыкновению, неряшливо одетого доктора МакГэрри очередную историю о том, как его довела родня жены, Маркус посочувствовал, рассказал, что за ночь в больнице происшествий не было, выслушал новую шутку о ветеринаре и томографе, проверил пациентов, даже — чего обычно никогда не делал — выпил в кафетерии больницы чашечку кофе… В общем, сделал всё, чтобы оттянуть визит к пациентке в закрытом крыле. Поймал себя на этой мысли, разозлился и быстрым шагом направился туда, по дороге размышляя, стоит ли ехать на боуморский аэродром, или Дамблдор справится самостоятельно. С некоторой мстительностью остановившись на втором варианте, преодолел анфиладу операционных и вдруг представил, что упрямая девчонка и сегодня пойдёт «осматриваться». Конечно, крыло пустует, но вдруг её занесёт не туда… похолодев, Маркус едва не бегом преодолел расстояние до палаты, заглянул в окошко и облегчённо вздохнул: похоже, она ещё спит.

Когда он выкладывал контейнер с завтраком и лекарства на прикроватный столик, девочка открыла глаза. Почувствовав под её взглядом, как только что пришедшее спокойствие испаряется, Маркус с удивившей его самого брюзгливостью бросил:

— Хорошо, хоть сегодня вас не потянуло гулять. Но ничего, скоро избавитесь от меня — и делайте, что в голову взбредёт.

Уже привычно не ожидая ответа, он отвернулся и пошёл к двери, когда тихий голос из-за спины произнёс:

— Вам не понравилось, что я вышла…

— Конечно, чёрт возьми! Вас могли увидеть! — начиная выходить из себя, едва ли не рявкнул Маркус, про себя удивляясь: «Что на меня нашло?»

— …поэтому я осталась здесь, — так же тихо закончила девочка, и от удивления Блэк застыл в дверях. Вся злость куда-то исчезла, раздражение ушло, ему вдруг стало совестно. «Да она же впервые сказала что-то не в ответ на вопрос! И мне не показалось — это вот сейчас она так извинилась…»

Обернувшись, Маркус как-то по-новому посмотрел на девочку, словно только сейчас увидев — она, вообще-то, только ребёнок. Ей всего четырнадцать — подросток, попавший в чужой мир, где незнакомые люди заперли её в палате, объяснили, что без получаемого от них лекарства она умрёт, чуть не шантажом потребовали информацию о её мире… Наконец, захватили и контролируют единственный шанс вернуться домой.

Не отводя взгляда, он смотрел в ярко-алые глаза и впервые видел в них не равнодушие, а просто спокойствие. Единственное, что она могла себе позволить, чтобы не сойти с ума от страха, не впасть в панику и суметь добиться своего. Он вдруг вспомнил всё: это «я должна вернуться», боль, которую она терпела без звука, напряжение, с которым заставила себя ходить, едва окрепли кости — чтобы поскорее добраться до нулевой, чтобы попасть домой!

«И всё это время я обращался с ней, как с вещью. Как с интересной, бесполезной, раздражающей головоломкой. Так просто убедить себя: раз это не человек, то и обращаться, как с человеком — не нужно. Ну ты и сволочь, Маркус!»

А сейчас Дамблдор заберёт её в Хогвартс, где мало-помалу вытянет всю желаемую информацию — теми способами, которые сочтёт нужными. Относительно методов старого мага Блэк не питал никаких иллюзий, да и слова директора об исследовании нулевой яснее ясного говорили — ему наплевать на девочку, важны только новые знания. «Значит, нужно ехать в Хогвартс». Наткнувшись, словно с разбегу на стену, на последнюю мысль, Маркус ошеломлённо выдохнул и, сдержав рвущееся изнутри «Нет!», ещё раз взглянул на синеволосую.

«Я должен. И потом, это будет интересно… — представил довольную улыбку Дамблдора, когда тот узнает о принятом решении и внутренне усмехнулся: — Нет уж, директор, по-вашему — не будет. Можете сколько угодно думать, что выиграли, но я делаю это не потому, что так хочется вам».

Подойдя ближе к кровати, он слегка поклонился внимательно наблюдавшей за ним девочке и сказал:

— Простите меня. Я помогу вам всем, что в моих силах.

Увидев дрогнувшие ресницы и чуть шире раскрывшиеся от удивления алые глаза, стиснул зубы, отвернулся и пошёл к выходу, прикидывая, что нужно взять с собой в магический замок: лекарства, приборы из тех, что будут работать, и оружие — обязательно оружие! Коснулся дверной ручки и второй раз за утро замер, услышав из-за спины:

— Моё имя Рей Аянами.

Чувствуя себя не в своей тарелке, он чуть повернул голову. Представился, глядя в стену:

— Маркус Блэк, — помолчав немного, добавил: — Я скоро вернусь. Нужно купить вам нормальную одежду, и… всё остальное.

С этими словами он торопливо вышел и закрыл за собой дверь. Не запирая замок.

К четверти двенадцатого утра Дамблдор уже был на аэродроме вблизи Боумора. Второй раз познакомившись и договорившись с тем же пилотом гидроплана о вылете через час, он аппарировал в переулок рядом с больницей, прошёл внутрь и спросил у дежурной медсестры, где можно найти доктора Блэка. Получив ответ, что доктор ещё два часа назад отправился домой, поблагодарил, вернулся в тот же переулок и аппарировал прямо к палате девочки, найдя лишь пустую комнату, в которой не было ни следа маггловских приборов, лекарств и пациентки. Слегка нахмурившись — неужели Маркус привёл её домой? Не похоже на него, — он переместился в дворик-колодец и постучал в дверь. К изумлению Альбуса, открыл ему не хозяин. Поздоровавшись, директор осмотрел девочку, выглядящую совсем иначе в обычной одежде: тёмных брюках и светлом свитере, спросил:

— Вы, я вижу, уже готовы?

Та молча кивнула и указала в сторону кабинета хозяина дома. Пройдя туда, Альбус увидел Блэка, что-то пишущего, расположившись за столом. На полу у окна стояла пара чемоданов, большая сумка, а сверху лежал уже знакомый Дамблдору медицинский кофр. Не дождавшись реакции на своё появление, директор присел на свободный стул и спросил:

— Так значит, ты всё-таки едешь с нами, мой…

— Да, — односложно ответил Маркус.

Повисла тишина. Вздохнув, Альбус поинтересовался:

— Могу я узнать, что сподвигло тебя…

— Любопытство, — ещё раз перебил его Блэк, но на этот раз добавил: — Не могу сказать, что меня радует всё это, но вряд ли ещё будет такой шанс исследовать инопланетный организм. Дайте мне пару минут, Дамблдор, допишу заявление об отпуске за свой счёт и отправимся.

Бросив взгляд на улыбающегося директора, Маркус чему-то едва заметно усмехнулся и вновь обратил внимание на листок бумаги. В следующие несколько минут в кабинете звучало только тиканье настенных часов и шуршание маггловского механического пера. Наконец, он закончил, поставил дату, подпись и поднялся из-за стола. Не глядя на директора, перенёс вещи к машине, сложив в багажник, галантно, вызвав удивление Дамблдора, открыл для девочки заднюю дверь, затем последний раз прошёлся по комнатам, погасив везде свет.

Даже с учётом заезда в больницу — отдать заявление и кратко попрощаться с коллегами, попросив одного из них попозже забрать автомобиль со стоянки в Боуморе — путь к аэродрому занял не больше получаса. Возле самолёта Дамблдор пожал руку пилоту, ещё раз уточнив место прибытия, отошёл за угол и аппарировал. На сегодня у него было запланировано ещё много дел.

Когда директор отбыл, Маркус сбросил маску мрачной решимости и даже подмигнул Рей, помогая ей взойти по трапу. Так как сегодня он рано встал, то за время полёта, несмотря на шум и тряску, твёрдо решил поспать.

Гидроплан приводнился в бухточке, из которой, по словам Дамблдора, в начале учебного года отплывали лодки с первокурсниками. Ещё при разговоре в машине, на слова Маркуса, что лучше бы прибыть в замок скрытно, директор ответил лишь, что не собирается делать тайны из присутствия в замке новых обитателей — а более подробно обо всём расскажет его заместитель, какая-то «профессор МакГонагалл». Открыв выходной люк, Маркус увидел, что у борта уже держится лодка, сама по себе подплывшая к самолёту. Попрощавшись с пилотом, он переправил вещи, спрыгнул вниз сам, помог перебраться Рей и взялся за вёсла. Подождав, пока они отплывут, пилот взлетел, а лодка, словно дождавшись этого, заскользила по воде прочь от пристани. Убрав бесполезные вёсла, Маркус взглянул на Рей и ответил на незаданный вопрос:

— Магия.

В ответ та только кивнула. Оставшийся до замка путь прошёл в молчании: Маркус мысленно иронизировал сам над собой — спустя столько лет он всё-таки едет в Хогвартс. О чём думала Рей — непонятно, но заинтересованного взгляда от поверхности воды она не отводила. «Озеро, как озеро — что необычного?» — расслабленно думал Блэк, размышляя, не спросить ли об этом, но впереди как раз показался замок. Скосив глаза на спутницу — интересно, видит она Хогвартс или руины? — поинтересовался об этом вслух.

— Эти строения — Хогвартс?

— Да. — «Значит, всё-таки не руины, то есть сквозь защиту от обычных людей она видит».

— Нулевая здесь?

— Дамблдор говорил — да. Когда вернётся, потребуем провести нас к ней.

Видимо, удовлетворившись ответом, Рей замолчала. Тем временем лодка нырнула под скалу, преодолела длинный тоннель, едва освещённый факелами на стенах, и выплыла к подземной пристани. Наверху лестницы, поднимающейся из воды, их ждала высокая, строгая на вид, не старая ещё женщина, одетая в изумрудно-зелёную мантию, из-под которой, как с улыбкой заметил Маркус, выглядывали блестящие сапоги того же цвета.

— Профессор МакГонагалл, я полагаю?

— Всё верно. Профессор Дамблдор попросил меня встретить вас обоих и показать, где ваши комнаты. Вещи оставьте здесь, их перенесут домовые эльфы, — с этими словами она развернулась и быстрым шагом направилась к высоким дверям.

Пожав плечами, Маркус бросил взгляд на Рей и пошёл за профессором, слыша за спиной лёгкие шаги спутницы. Преодолев огромный холл с каменным полом, по движущимся лестницам они поднялись на шестой этаж, свернули налево, направо, прошли длинный коридор, больше похожий на тоннель, вновь повернули направо и оказались в ещё одном коридоре, в стенах которого по обеим сторонам располагались напротив друг друга закрытые двери. Пропустив первые три пары, профессор МакГонагалл остановилась посреди коридора у четвёртой и сухо произнесла:

— Налево — ваша, мистер Блэк. Направо — комната мисс…

Повисла выжидательная пауза. Рей промолчала, так что Маркус спокойно — всё равно Дамблдору придётся сказать — ответил за неё:

— Аянами, профессор. Её фамилия Аянами.

— Мисс Аянами. Хорошо. Вещи уже должны быть доставлены, комнаты подготовлены заранее, ключи вот, — тут профессор извлекла из кармана мантии два причудливых ключика и передала Блэку. — Профессор Дамблдор просил передать, что вернётся в Хогвартс вечером. В конце коридора лестница, ведущая на седьмой этаж, где расположены покои директора. У вас есть какие-то вопросы?

— Нет, профессор. Благодарю вас.

Резко кивнув, профессор МакГонагалл оставила их вдвоём.

— Не слишком радушный приём… — пробормотал Маркус и спохватился — он совсем забыл узнать насчёт «легенды» — своей и Рей. Хотя, наверное, МакГонагалл просто не в курсе.

Методом исключения подобрав ключ к своей комнате, он протянул второй Рей, вошёл вслед за ней, внёс и оставил у кровати второй чемодан, где лежала купленная для неё одежда на первое время и всё остальное, чтобы устроиться на новом месте если не с комфортом, то хотя бы без лишних неудобств. Теперь оставалось распаковать свои вещи и — дожидаться Дамблдора.

Явившийся незадолго до шести часов директор явно был чем-то очень озабочен и постарался отложить визит к нулевой, стоило Блэку упомянуть об этом, но после двойной атаки — в которой, впрочем, Рей участвовала исключительно посредством взглядов — согласился отвести их. По дороге Маркус сообщил Дамблдору её имя, дав понять, что больше ничего не узнал и принялся задавать вопросы, начав с главного:

— Как вы планируете помочь ей вернуться домой?

— В этом мне пригодится твоя помощь. Мы будем учить мисс Аянами, ты — знаниям магглов, я — магическим наукам. Конечно, на первое время достаточно будет дать ей доступ к библиотеке Хогвартса, объясняя непонятное. Что же до неволшебной научной литературы, то…

— С этим я разберусь, Дамблдор.

— Прекрасно. Признаться, я очень рассчитывал на твою помощь. Не хотелось бы спешить с выводами, но нулевую, похоже, создали магглы.

— Кстати, о нулевой. Мы должны иметь к ней постоянный доступ — в любое время, и это не обсуждается.

— Я уже подкорректировал охранные заклятия для тебя. А мисс Аянами, мне кажется, не понадобится даже этого.

Подивившись про себя уступчивости директора, Маркус хмуро посмотрел на него. Дамблдор безмятежно улыбался, кивая иногда встречавшимся в коридорах ученикам, которые провожали удивлёнными взглядами идущую позади Рей. Так они спустились на второй этаж и через какой-то пыльный проход вышли в неосвещённый закоулок к гобелену с изображённым на нём рыцарем. Здесь же Маркус увидел первое в своей жизни привидение — мрачного вида мужчину в покрытых серебристыми пятнами одеждах. Повернув лицо к прибывшим, тот молча уставился на Маркуса, затем перевёл взгляд на Рей — и полупрозрачное лицо исказилось в жуткой гримасе. Через миг, словно отшатнувшись, призрак исчез в противоположной стене. Переглянувшись с Дамблдором, Блэк понял, что тот тоже заметил это странное — даже для мертвеца — поведение. Пройдя за гобелен, они оказались в давно заброшенных, судя по виду, переходах, приведших в нужную башню.

Вид нулевой, несмотря на темноту и скрывающую огромное тело синеватую дымку, поразил Маркуса — ничего подобного ему в жизни не приходилось видеть. Вытащив химический фонарь, в ярком белом свете он внимательно осмотрел сплошную тёмно-синюю броню с белыми вставками на руках и голове. Единственный глаз циклопа, о котором говорил директор, скрывался в тени опущенной головы.

— Дамблдор, этот синий туман — от него?

— Это стазис-заклятие.

— Хм. И как же я буду его изучать? В стазисе?

Несколько раз взмахнув палочкой, директор снял заклятие, и Блэк подошёл вплотную к гиганту. Вблизи материал брони походил на металл, но с фактурой камня и эластично-твёрдый, как пластик, на ощупь — то ещё сочетание!

— Полагаю, мы что-нибудь придумаем. Но в любом случае — тебе нужно будет приобрести волшебную палочку. И не гримасничай — в магическом мире без неё никак, — повернувшись к Рей, Дамблдор спросил: — Мисс Аянами, что вам понадобится в первую очередь?

— Книги: источники энергии — создание, сохранение, использование. Субквантовая физика. Перемещения во времени. Суперсимметрия, теория Эйнштейна — Картана, теория ЛОРП — Гизора…

— Стоп, стоп! — воскликнул Маркус. — Может, пока этим и ограничимся? Большинство названий я впервые слышу. Дамблдор?

— Я попрошу мадам Пинс подобрать что-нибудь по источникам энергии и путешествиям во времени. Думаю, сюда ещё можно добавить трансфигурацию — эта наука во многом схожа с маггловской физикой.

— Мисс Аянами, запишите мне остальное, — подхватил Маркус, — съезжу в Лондон к одному знакомому, он фелло Института Физики, так что поможет найти необходимое или хотя бы подскажет, где искать.

— В любом случае, — закруглил разговор Дамблдор, — давайте отложим всё до завтра. У меня есть ещё несколько дел после ужина, а вам нужно отдохнуть и — Маркус…

— Обрадуйте меня, — с сарказмом протянул Блэк.

— …я хотел бы, чтобы ты обедал и ужинал за преподавательским столом в Большом зале.

— А как же…

— Мы уже обсудили это с мисс Аянами перед тем, как зайти к тебе, и она озвучила желание как можно меньше появляться среди людей.

«Что, неужели прямо так и сказала? Ох, Дамблдор, я ведь докопаюсь, зачем вам это нужно. Одно дело — прятать её от обычных людей, но здесь?» Однако возразить было нечего, так что Маркус только пожал плечами.

— К слову, — продолжил Дамблдор почти мечтательным тоном, — ужин как раз через полчаса. Я попросил домовых эльфов приготовить фрикадельки — иногда хочется побаловать себя…

— Дамблдор! — предупреждающим тоном протянул Блэк. — Изображайте сумасшедшего для студентов, а здесь — аудитория не та.

— Вот как? — так же мечтательно переспросил директор. — Жаль, жаль… может быть, вы всё-таки присоединитесь к нам, мисс Аянами?

Рей даже не отвлеклась от изучения нулевой, и Маркусу вновь пришлось отвечать за неё:

— Она не повторяет по два раза. Почти никогда, во всяком случае… и совсем не ест мяса.

Глаза директора за стёклами очков будто сверкнули, и Блэк в который раз спросил себя: какими путями Дамблдор приходит к своим выводам? И какие это выводы? В такие моменты Маркус был уверен, что директор совершенно непостижим.

Студенты перешёптывались за столами своих факультетов, обсуждая новое лицо в зале. На возвышении для преподавателей добавился один стул — на самом краю слева, и занимал его высокий черноволосый мужчина, со скучающим выражением лица оглядывающий всё вокруг. Долго гадать не пришлось — со своего кресла поднялся директор:

— Добрый вечер! Прежде чем мы отдадим должное ужину — небольшое объявление. Нашей школе оказал честь своим посещением учёный и опытный колдомедик — доктор Блэк. Поприветствуем его! — дождавшись, пока стихнут неуверенные аплодисменты — студенты явно не знали, как реагировать на новость, услышав столь известную в последнее время фамилию, Дамблдор продолжил: — Доктор Блэк занимается важным научным проектом и, возможно, отберёт нескольких студентов из числа желающих себе в ассистенты. Разумеется, их участие будет особым образом отмечено и вознаграждено.

«Чёрта с два, не дождётесь! — хмуро пообещал про себя не ожидавший такой подлянки Маркус, пропуская мимо ушей концовку речи директора, наконец-то дозволившего всем ужинать. — Но «легенда» не хуже любой другой. Они поверят».

Однако, подняв голову от тарелки, проголодавшийся Блэк поймал на себе любопытные взгляды сразу нескольких преподавателей и понял, что объясняться придётся ещё и в «узком кругу» — а значит, нужно что-то придумывать. Что-то конкретное о «важном научном проекте», потому что общими фразами здесь не отделаешься — вон, тот бледный мрачный субъект в тяжёлой мантии профессионального зельевара так и сверлит подозрительным взглядом…

В гостиных факультетов после ужина только и было разговоров, что о госте школы. Гриффиндорцы исключением не были. Усевшись на любимое место, Гермиона готовилась к завтрашнему уроку Защиты, постоянно отвлекаясь то на слишком бурно обсуждающих новость студентов, то на играющих в шахматы здесь же, у камина, Гарри и Рона. Точнее, только на Гарри, который, похоже, сел за доску только для того, чтобы отвлечься, но так и не достиг своей цели: белые Рона сегодня теснили чёрных особенно сильно. Гермиона могла понять друга, и в очередной раз не понимала профессора Дамблдора: почему именно сейчас в Хогвартс приезжает человек по фамилии Блэк? Кто он? Кем приходится сбежавшему из Азкабана убийце? Зачем он здесь?

Гермиона доверяла профессору Дамблдору, и сейчас переживала из-за того, что не могла заставить себя перестать думать обо всём этом. Помотав головой, она вновь попыталась сосредоточиться на задании, как вдруг Гарри сказал:

— Джордж сказал, что они с Ли видели этого Блэка на втором этаже с профессором Дамблдором.

— Когда? — заинтересовалась Гермиона.

— Перед ужином. Интересно, что они там делали?

— Ага, — с удовольствием протянул Рон. — Шах и мат, Гарри. Кстати, Фред тоже там был, и он мне сказал, что с Блэком был вампир.

— Вампир? В школе? Не верю! Профессор Дамбдор не стал бы…

— Говорю же, Гермиона, Фред своими глазами видел! Это точно был вампир!

— И как он выглядел?

— Она. Фред говорил — очень белая кожа, красные глаза, и от неё тянуло холодом!

— Неужели только я читала о вампирах? — вздохнула Гермиона. — У них не всегда красные глаза, Рон, а только ночью, в темноте, и от них не «тянет холодом»!

— Ну… там было темно…

— Это тебе рассказали, или сам сейчас придумываешь?

— Спроси сама у Фреда! Я не вру!..

— Вряд ли и Фред хоть что-то читал о них!

Рон хотел добавить ещё что-то, как вдруг механически расставлявший фигуры Гарри произнёс одновременно с последними словами Гермионы:

— Мы можем спросить у профессора Люпина.

Уже открывший рот, чтобы возразить подруге, Рон словно поперхнулся словами и пробурчал:

— А что, это мысль…

— Правильно, Гарри, — коротко кивнула Гермиона. — Он же преподаватель Защиты от тёмных искусств и должен знать всё о вампирах.

— А может, он знает, зачем этот Блэк приехал на самом деле.

«Не одна я думаю об этом», — мелькнула мысль у Гермионы, но вслух она сказала:

— Но Гарри, профессор Дамблдор ведь сказал, что у доктора Блэка важный научный проект, и может быть, ему понадобятся ассистенты. Вот бы… — тут она смутилась, замолчав, но недосказанную мысль понял и неожиданно поддержал Рон:

— Да, Гермиона, а вдруг тебя выберут? Ты могла бы узнать, чем он занимается!

— Вряд ли у третьекурсницы…

— Да брось! — отмахнулся Рон. — Гарри, скажи, ведь хорошая идея?

Тот ничего не ответил, размышляя. Странно, что родственник Сириуса Блэка оказался в замке, непонятно, зачем он приехал, а ещё Снейп на него так смотрел… Может, этот Блэк не плохой человек? И профессор Дамблдор не пустил бы его в Хогвартс, если бы… что «если бы» — Гарри не знал. Он уже почти успокоился, когда услышал конец фразы Рона:

— …и может он просто обманул всех. Сказал, что приехал для этого «проекта», а на самом деле — заодно с тем Блэком! Наверняка он тоже Пожиратель смерти!

— У нас нет доказательств, Рон! Может, доктор Блэк просто однофамилец… — по тону Гермионы было слышно, что она и сама не очень в это верит.

— Ладно, — слегка хлопнул по столику Гарри. — Мы с Роном попробуем узнать у профессора Люпина о вампире и Блэке, Гермиона — можешь поискать о них что-нибудь? Что может здесь делать вампир, да ещё и вместе с волшебником?

— Не думаю, что профессор Люпин скажет что-то о докторе Блэке, Гарри.

— Мы попробуем, Гермиона. Завтра после обеда как раз урок Защиты.

— К которому, кстати, вы не готовы, и задание списать не дам, даже не проси, Рональд Уизли!

— Да, да… ещё партию, Гарри?

Минерве МакГонагалл не спалось.

Не без оснований она считала себя проницательным человеком и вдобавок не замечала за собою отсутствия логики. Поэтому, когда Альбус попросил её «по возможности ограничить общение студентов с нашей гостьей, мисс Аянами», добавив к этому свои ощущения от знакомства, она сделала простой и логичный вывод: девочка опасна. Как будто им мало проблем со сбежавшим из Азкабана убийцей, охотящимся на мистера Поттера! За прошедшие десятилетия Минерва привыкла доверять директору, это было и оставалось неизменным, но порой Альбус настолько увлекался решением какой-то задачи, что становился почти несдержанным!

Вот и сейчас она ясно видела: директор увлёкся, направил свой ум и желания на разрешение уравнения с двумя неизвестными — жутким, предположительно мёртвым чудовищем в башне и девочкой с пустыми алыми глазами, которой явно безразличны окружающие. Пожалуй, теперь можно добавить и ещё одну неизвестную величину: родственника того самого сбежавшего преступника, по каким-то своим причинам приехавшего в Хогвартс и «опекающего» мисс Аянами. Да, остальные преподаватели — почти все — легко приняли объяснение об исследовании, направленном на изучение результатов воздействия хаотических флуктуаций магического поля на артефакты и магические растения, лишь хитро улыбался за чашкой чая Флитвик да пренебрежительно морщился в углу Северус. Да, Маркус Блэк много говорил, шутил и покорял сердца дам ненавязчивыми комплиментами, но за всем этим слишком явно для Минервы проглядывало желание поскорее разделаться с формальностями и заняться «по-настоящему важным делом». Тот же Северус, который нечто подобное не только выражал всем своим поведением, но частенько и высказывал вслух — ей намного симпатичнее, несмотря на его тёмное прошлое и отношение к гриффиндорцам.

Северус искренен в своём затворничестве, Блэк его тщательно скрывает. А ведь они в этом похожи с той девочкой — ему тоже глубоко безразличны окружающие. Может, потому и поладили?..

Ветер врывался в чуть приоткрытое окно, колыхал шторы и нёс в спальню запахи травы, только-только высыпавших на небо звёзд и совсем немного — наполненной магией воды озера. Ветру было хорошо, и она понимала его, ведь он тоже гуляет сам по себе.

Профессору МакГонагалл нужно бы плотно закрыть окно, погасить одинокую свечу на каминной полке и заснуть — ведь завтра занятия, студенты и бесконечные попытки вложить ещё немного знаний в тот кавардак, что царит в головах детей.

Анимагу МакГонагалл хотелось выкинуть из головы все сложные мысли и уснуть под тихое пение ветерка, вдыхая чуть тревожащие запахи. Нестареющая и вечно любопытная кошка внутри неё настаивала, что такую ночь глупо тратить на сон и намекала, что неплохо бы прогуляться, размять лапы.

Заместителю директора МакГонагалл…

Минерве МакГонагалл просто не спалось.

* * *

Прошло уже несколько недель после того разговора у камина, у Гарри начались постоянные тренировки по квиддичу и стало известно о посещении Хогсмида в конце октября, но увы — все попытки разузнать что-либо о докторе Блэке провалились. Профессор Люпин, как рассказал Гермионе Гарри, быстро свернул разговор, стоило произнести фамилию «Блэк», а поняв, что речь идёт о госте школы, добавил только, что «доктор — настоящий учёный, целиком сосредоточенный на своих исследованиях», после чего посоветовал поторопиться на следующий урок. Расспрашивать профессора Защиты о вампирах пришлось уже ей самой. Тот похвалил её за проявленный интерес, а когда Гермиона осторожно поинтересовалась, что может объединять мага и вампира, как-то таинственно улыбнулся и сказал, что недавно почти тот же вопрос задавали ему студенты Рэйвенкло. Потом профессор Люпин посоветовал поискать более подробное описание этой магической расы, назвав несколько научных трудов, что могли помочь и закончил тем, что предложил изложить всё найденное в качестве развёрнутого эссе.

Найденное в книгах разочаровывало. Вампиры не обладают магическим потенциалом, хоть сколько-нибудь похожим на возможности магов, не принимают участия в ритуалах, проводимых волшебниками, даже не вмешиваются прямо в жизнь магических сообществ, создавая замкнутые кланы и изолируя себя от мира. В некоторых трудах упоминалось, что вампиры принимали участие в войнах волшебников с гоблинами, причём с обеих сторон, как наёмники. В других — подробно разбирались особенности их внешности и поведения, вплоть до влияния фаз луны на восприятие вампиром запахов и цветов, что казалось совсем уж надуманным и опровергалось иными авторами.

Связи между вампирами и волшебниками, хоть каких-то общих интересов, кроме войны и политики — не нашлось.

Спустя ещё неделю Гермиона поняла, что уже не сможет извлечь из книг хоть что-то новое. Эссе было закончено и сдано профессору Люпину, наградой стала его искренняя похвала и баллы для факультета, и только сейчас она словно очнулась: ведь целью было — узнать, не вампир ли загадочная гостья и как она может быть связана с магом-учёным. Ничто из найденного для эссе не объясняло личных отношений между представителями столь разных разумных видов.

Тогда же и пришло понимание, что за все эти недели сама Гермиона так ни разу и не увидела незнакомку, хотя среди студентов, которым давно наскучило обсуждать доктора Блэка, то и дело вспыхивали разговоры. Видели её в самых разных местах замка, но каждый раз та пропадала куда-то, стоило потерять её из виду, и главное — никто не мог похвастаться, что говорил с ней. «Я так уверенно разубеждала Рона, но не видя её — как я могу знать наверняка?»

Казалось странным, что эта встреча до сих не произошла — ведь благодаря маховику времени Гермиона дважды, а то и трижды в день бывала одновременно в нескольких местах. После того, как профессор МакГонагалл заметила, что её студентка едва не валится с ног от усталости и передала Гермионе ключ от комнаты на пятом этаже, где «гарантированно не появится никто из студентов или преподавателей и можно без помех поспать» — всё стало ещё непонятней. Две, три, а порой и четыре Гермионы Грейнджер находились в замке одновременно — но ни одна, если можно так сказать, не увидела даже мельком предполагаемую вампиршу. «Вот и не верь теперь в нечистую силу», — вспомнила она шутливую присказку мамы, узнавшей, что её дочь — волшебница, «ведьма».

Как часто бывает в таких случаях, в итоге Гермиона впервые увидела её случайно — поздним вечером в библиотеке. Погружённая в поиски ещё одной «книги для лёгкого чтения на ночь», она уже шла к выходу, когда в проходе между стеллажами, ведущем из Запретной секции, послышались шаги и промелькнуло что-то светлое.

Задумавшись, кто бы это ещё мог быть здесь перед самым закрытием, Гермиона выглянула в читальный зал и увидела у пустующей стойки мадам Пинс невысокого роста девушку, одетую в серые брюки и белый джемпер. В рыжем свете факела её волосы приобретали совсем уж необычный оттенок. Она просто стояла и смотрела куда-то прямо и вниз, держа в руках стопку книг. Наконец появилась библиотекарь и забрала фолианты, чтобы вынуть карточки и записать названия в журнал. Пару раз она что-то недовольно пробурчала, однажды — о чём-то спросила, получив в ответ кивок, и вручила всю стопку обратно. Хлопнула дверь. Гермиона, стряхнув непонятное оцепенение, побежала к выходу, выскочила в коридор, не слушая окрика мадам Пинс, прошептала «Люмос!» и едва не столкнулась с неподвижно стоящей лицом к ней незнакомкой. В ярком магическом свете, от которого девушка даже не щурилась, внимание приковали её глаза. Красные. Нет — алые. Не тускло-багровые, как у некоторых магических существ, не прозрачно-красные, как у животных-альбиносов — на фоне белой-белой кожи будто и вправду светились ярко-алые радужки глаз. С трудом отведя взгляд, Гермиона испытала шок ещё раз: «У неё же голубые волосы». Уже раскрыв рот, чтобы о чём-то (о чём?) спросить, она услышала сказанное тихо, почти шёпотом, но удивительно отчётливо:

— Мне рекомендовали не общаться со студентами. До свидания.

С этими словами незнакомка ушла, а Гермиона, вдруг почувствовав сильную усталость, привалилась к стене, где её и нашла через несколько минут мадам Пинс, запиравшая на ночь двери.

Следующим утром мисс Грейнджер впервые за всё время в школе проспала завтрак, с трудом поднявшись, едва не опоздала на первый урок, но списала своё состояние на накопившееся утомление. Ей было так стыдно за себя, что она постаралась поскорее забыть об этом.

* * *

Поездка в Лондон оставила необычные впечатления. С одной стороны, Маркус был рад этому, потому что всё сделанное — будь то поиски книг для Рей, встреча со старым знакомым и даже покупка палочки у Олливандера — служило конкретной цели, а значит, не могло быть названо прихотью. Да и просто он рад был вновь побывать в большом городе.

С другой стороны, мир даже после нескольких дней в Хогвартсе выглядел слишком… другим, словно замок находился в ином измерении. Даже солнце, казалось, светило там иначе. Можно было бы — и хотелось — списать всё на напряжение, но вчера, рассказывая Чарли тщательно придуманную историю о неожиданной увлечённости прикованного к постели кузена физикой, он был напряжён ничуть не меньше — не внешне, а глубоко внутри. Словно некая часть его постоянно следила за интонациями, выражением глаз, мимикой и движениями рук, пока Маркус чересчур беззаботно рассказывал, что «ничего страшного, кузен Ленни просто сглупил, прыгнув с парашютом в плохую погоду. Ну да, сломал обе ноги, поваляется несколько месяцев в гипсе, зато, глядишь, поумнеет». Чарли в меру сочувствовал, в нужных местах смеялся и за пару часов нашёл все нужные учебники и прочее по списку, составленному Аянами, не преминув шутливо уточнить, а кто это записывает всё для «кузена Ленни» таким изящным, явно дамским почерком и свободна ли она. Пришлось на ходу придумывать несуществующему кузену ещё и невесту. Возник только один действительно неловкий момент — о «теории ЛОРП — Гизора» Чарли ничего не знал, приняв это за розыгрыш. По его словам, таковой и вовсе не существует.

Снова и снова анализируя собственные ощущения, Маркус пришёл к одному-единственному, пусть и неприятному выводу — ему в замке нравится. Даже не так — в Хогвартсе он не чувствует себя лишним. Пробуждение от света вспыхивающего в изголовье кровати магического факела, умывание ледяной водой из каменной чаши в ванной комнате, завтрак за преподавательским столом в компании доброжелательных «коллег» и сдерживающих зевки студентов — всё это стремительно стало привычным. Даже приятным. Чем-то, без чего, конечно, легко можно обойтись, но — не хочется.

После завтрака они с Рей разбирали изученное накануне и пытались хотя бы прикинуть механизм связи между двумя мирами, закинувшей «нулевую» с Аянами сюда. После обеда — Рей погружалась в изучение магической литературы, а Маркус отправлялся во вторую Тайную башню, соседнюю с той, куда поместили «нулевую».

Устроенная им лаборатория была защищена — благодаря Дамблдору — несколькими нейтрализующими артефактами от флуктуаций магического поля, что обеспечивало хотя бы примерную объективность результатов изучения «нулевой» теми способами, что доступны современной науке. Многому приходилось учиться «на ходу», ошибаясь, повторяя снова и снова.

Вечерами они вновь собирались вдвоём или втроём с директором — последнее удавалось не всегда, и пытались сложить из выводов каждого некую цельную картину, прояснить непонятные моменты или просто послушать Рей, отвечавшую на вопросы Дамблдора и Маркуса о её мире. Рассказывала она далеко не обо всём, в частности — отмалчивалась о предназначении «нулевой» и том, откуда вообще взялось это поразительное существо. Второй темой, о которой Рей упорно не говорила ни слова — было её собственное происхождение и детство. Когда Маркус однажды раздражённо заметил, дождавшись ухода директора, что из-за всех этих недомолвок и тайн её шансы вновь попасть домой отнюдь не возрастают, Рей ничего не ответила, но следующим утром неожиданно объяснила, что это не её секреты и она дала слово их хранить. Внезапная добровольная разговорчивость молчаливой девочки так потрясла Маркуса, что он даже не спросил, кому она такое могла обещать и почему это история жизни Рей Аянами — тайна чья-то, но не её собственная.

Другой тайной, что волновал Маркуса, был его брат. Он всё-таки расспросил Дамблдора о Сириусе, услышал невнятные предположения и возмутился, перейдя в нападение и не отцепившись от директора до тех пор, пока не тот не рассказал о странных обстоятельствах побега, о тщательных розысках и не бросил загадочную фразу: «Об остальном спросишь его самого». Получается, Дамблдор уверен, что Сириус прибудет в Хогвартс, но не говорит, зачем. Поиски в библиотеке среди подшивок старых газет ничего не дали, директор незаметно пропадал из школы, порой даже не возвращаясь к ужину, но как-то поздним вечером, повинуясь смутному импульсу, Маркус по пути из лаборатории забрёл в преподавательскую, где задремал прямо за чашкой чая. Проснулся он от звука тихих голосов, обнаружив, что в противоположном углу небольшой комнаты сидят за одним столом профессор Бабблинг и мадам Хуч, негромко спорившие. Без лишней скромности Маркус напряг слух и уже скоро был в курсе истории предательства Поттеров и предположений о том, что Сириус явится в замок, чтобы закончить начатое, убив собственного крестника. Ему стоило огромных усилий не прикрикнуть на самоуверенных магов, всерьёз полагавших, что они имеют право судить о виновности Сириуса, опираясь на газетные статьи и слухи, а также на один лишь факт его заключения. Дамы перешли к «перемыванию косточек» коллегам, и Маркус изобразил процесс пробуждения, выслушал пару шуточек и подколок, поиронизировал над мифической привычкой засыпать где попало и вышел, решив всё-таки прижать Дамблдора к стенке и вытрясти из него, что удастся. Да, он был неприятно поражён услышанным, да, он видел Сириуса лишь раз в жизни и не мог точно знать, что тот невиновен, но кое в чём Маркус был уверен — на Поттеров, включая и Избранного, ему наплевать, а семья есть семья. К неопределенному списку будущих целей прибавилась одна предельно конкретная — встретить брата и действительно самому расспросить его обо всём. А там… там видно будет.

* * *

Чем дальше заходили исследования Маркуса, чем больше информации от мисс Аянами или в результате изучения гиганта получал Альбус — тем сильнее становились его сомнения в собственной правоте. Столь безапелляционно заявив Минерве, что о «Пожирателях жизни» в отношении девочки и гиганта не стоит и думать, он нарушил основное правило учёного: сделал необоснованный и ничем не подкреплённый практически вывод, не имея всей полноты информации.

Это беспокоило, заставляло чувствовать сомнения в собственных силах. Беспокойство проникло столь глубоко, что даже сейчас, во время важного разговора с Министром о мерах по розыску Сириуса Блэка он осознал вдруг, что раз за разом прокручивает в голове всё известное о столь определённой — как казалось — способности гиганта рассеивать магию. Да, всё указывало на это, но ведь поглощение магической энергии вместо рассеивания — тоже опустошило бы артефакты. И есть простой способ, который окончательно позволит разгадать эту загадку.

Усилием воли заставив себя сосредоточиться на разговоре, Альбус давил и уговаривал, пока не получил от Министра обещания не применять к беглому заключённому «поцелуй дементора» сразу после поимки, попрощался и чуть ли не сразу из приёмной Фаджа аппарировал к границе территории школы. Быстро преодолел двор и вошёл в замок, за каких-то несколько минут достигнув входа в Тайные башни. Судя по звукам, которые он слышал, проходя тоннелем, Маркус работал в соседней башне, так что сейчас можно всё и проверить. Заперев дверь заклятием, Альбус сосредоточился и принялся осторожно снимать подпитку с сети охранных чар и стазиса, затем извлёк из складок мантии всегда носимый с собой защитный артефакт и положил на пол перед собой. Оставалось самое сложное.

Предельно сосредоточившись, он прикоснулся палочкой к собственным очкам и прошептал формулу активации. Мир перед глазами ярко вспыхнул, больно ударил в подготовленный, но всё равно ошеломлённый потоком новой зрительной информации мозг, а затем ровно осветился искрами, полями и потоками магической энергии, пропитывающей всё вокруг. Этой функцией специальных очков, представлявших собой, по сути, имеющий столь обычный вид сверхсложный магический прибор, нельзя было пользоваться часто и подолгу, иначе неминуемы слепота и безумие, но те, кто серьёзно относятся к изучению магии, всё равно идут на такой риск. Уж очень заманчиво и экономит бездну времени не изучать всё по показаниям приборов и отголоскам применяемых заклятий, а видеть самому, своими глазами.

Изучив и запомнив как можно точнее карту взаимодействий полей и потоков в башне, Альбус поднял и аккуратно бросил артефакт так, чтобы тот упал как можно ближе к телу гиганта и замер, сосредоточившись на наблюдении за пространством между ними, чтобы уже через пару секунд увидеть то, чего опасался. Взволновано, рывком восстановив сеть заклятий, Альбус поморщился от острой рези в глазах и сообразил отключить прибор.

Несколько минут спустя, тщательно изучая воспоминание с помощью Омута памяти, Альбус понял, что можно было обойтись и без артефакта. После снятия стазиса к телу гиганта стягивались и поглощались им струйки энергии отовсюду: рассеянной в воздухе, заключённой в стенах, из запитанных от источников замка артефактов и зачарованных камней… красочное зрелище. Красочное и ужасающее. Минерва, в своей мимолётной догадке вспомнившая древний миф, оказалась права: «Пожиратели жизни» существуют. А мисс Аянами… вот истинная причина, почему на неё не действует магия.

Вспомнив свою просьбу к девочке не контактировать со студентами и соответствующее указание профессору МакГонагалл проследить за этим, Альбус невесело усмехнулся: вновь интуиция опережает сознание, а мы вновь не прислушиваемся к ней в должной мере. Только вот странное ощущение, что он упустил что-то важное…

Раз десять просмотрев воспоминания, изучив едва ли не каждую чёрточку и каждую секунду, Альбус нашёл искомое и озадачился ещё раз. Как ни странно, но от самого директора к телу гиганта энергия не переходила. Совсем. Но это противоречит не только легендам, а и простой логике: если это существо действительно вытягивает и поглощает магию, то какая разница — откуда? Человек — тоже вместилище энергии, и отличие магглов от магов только в степени её доступности для использования.

В последующие две недели Альбус перерыл как библиотеку школы, так и свою личную, заглянул даже в книгохранилища Министерства, выискивая всё по интересующей теме: от вариантов первоначальной легенды до результатов исследований по заимствованию и поглощению магических сил. Увлекшись не на шутку, Альбус почти не появлялся в замке, остановившись только после того, как Минерва прислала замкового эльфа с сообщением, что есть важные новости.

В замке Альбуса неожиданно ждала записка от Аберфорта. Брат извещал, что некоторые из жителей Хогсмида с окраин — из тех, кто посещал его паб — говорили, будто видели Сириуса Блэка. Да, новости и правда важные — значит, Сириус уже здесь и ищет пути в замок. Конечно же, бывший Мародёр найдёт их и сделает свой ход, но — какой? Что движет тобой, Сириус Блэк? Казалось бы, ответ очевиден, но Альбус слишком хорошо помнил обстоятельства ареста и заключения бывшего ученика, чтобы бездумно принять точку зрения Министерства на происходящее. А значит, нужен способ увидеться и всё обсудить лично, в как можно более спокойной обстановке. Оставив Минерве необходимые распоряжения, Альбус вновь погрузился в поиск и анализ собираемой по крупицам информации о «Пожирателях жизни» и различных существах, которым хоть в какой-то мере свойственен энергетический вампиризм. Ещё почти десять дней ушло на составление вполне непротиворечивой картины происхождения и особенностей первых, но директор так и не подобрался к ответу на главный вопрос: что же защищает людей, магов от воздействия этой пагубной способности? Ведь ни Минерва, ни Маркус, ни сам Альбус — не чувствовали рядом с гигантом и в присутствии мисс Аянами ничего похожего на описания из легенд, где говорилось об упадке сил, головокружении и в итоге — полном лишении магии, а затем и гибели.

Наконец, воскресным утром тридцать первого октября он ещё раз систематизировал записи, сведя всё в единую картину и решил тем же вечером обсудить ситуацию с Маркусом и мисс Аянами, возможно, провести несколько экспериментов, ведь к предстоящему празднику ни тот, ни другая не проявили ни малейшего интереса.

Увы, эти планы расстроились, ибо перед празднованием пришлось ещё раз выдержать столкновение с некоторыми из преподавателей, в очередной раз пытавшихся убедить его в опасности «держать в замке оборотня», а сразу после ужина Альбуса срочно вызвали в башню Гриффиндора, к портрету Полной Дамы.

Сириус Блэк посетил Хогвартс.

Вторжение Сириуса Блэка потрясло всех обитателей замка, но всё-таки слабее, чем могла представить себе Гермиона. Даже Гарри и Рон, которые, как и она, слышали слова профессора Дамблдора, что даже он не знает, как Блэк проник в замок — казалось, не считали это действительно важным, равно как и другие студенты. Предлагать разные версии и спорить стало для всех чем-то вроде игры — словно никто и не думал, что это действительно опасно и может повториться.

Гермиона в очередной раз перечитала «Историю Хогвартса» и даже нашла в библиотеке ветхий фолиант с «Примерной картой земель вокруг замка, вторая половина XIX века», но карта отличалась от современного вида очень сильно, а «История…» не открыла ей ничего нового. Загадка способа попасть в замок минуя окружавших его дементоров — таковой и оставалась.

Другой странностью, замеченной ею, было поведение доктора Блэка. В первые дни после вторжения он совсем не появлялся в Большом зале, пропуская даже завтраки, чего давно уже не было. Гермиона даже подумала, что тот и вовсе покинул замок, но профессор Дамблдор ничего не сказал об этом, а вечером после урока Защиты, который провёл профессор Снейп, она неожиданно едва не столкнулась с доктором в коридоре, ведущем к башне Гриффиндора. В ответ на её приветствие он вдруг остановился и спросил:

— Как вы полагаете, обладают ли магические портреты долговременной памятью? Впрочем, — не дав ей обдумать вопрос, оборвал он сам себя, — вы даже не знаете, что это…

Такого Гермиона стерпеть не могла.

— Долговременная память, сэр, позволяет человеческому мозгу хранить информацию неограниченно долго и в значительных объёмах!

— Браво, мисс…

— Грейнджер, сэр.

— Браво, мисс Грейнджер, вы не безнадёжны. Неужели не все волшебники забыли о других науках?

— Мои родители — не волшебники, сэр.

Доктор Блэк кивнул понимающе и сказал:

— Так что вы думаете о портретах? Вы же на… четвёртом курсе?

— На третьем, сэр.

— На третьем. То есть уже три года здесь.

Он замолчал. Гермиона не сразу поняла, что доктор ждёт ответа.

— Точно не знаю, сэр. Я никогда этого не проверяла. Но думаю, — добавила она, не желая ударить в грязь лицом, — это несложно проверить. Сказать кому-то из портретов о чём-то конкретном, а через день или два спросить.

— Вот и я так решил, — с этими словами он развернулся и зашагал по коридору.

Позднее Гермиона убеждала себя, что сделала это, чтобы больше узнать о подозрительном однофамильце сбежавшего убийцы. Ещё позже — припомнила слова Рона, что хорошо бы ей стать ассистентом доктора Блэка и узнать о его намерениях. На самом же деле её просто задело, что доктор не только не похвалил за хорошее предложение, но и пришёл к тому же самому раньше. Зачем тогда спрашивать? А ещё Гермионе очень хотелось принять участие в настоящем научном исследовании.

— Доктор Блэк! Сэр!

Он остановился и повернулся к ней, ожидая.

— Может быть… То есть я хотела сказать, могу я помочь вам с этим, сэр?

Его лицо приняло скептическое выражение и это ещё больше подстегнуло желание Гермионы.

— Я знаю, как вести дневник наблюдений, сэр… Могу сказать что-то нескольким портретам, или показать, записать и попросить пересказать в разное время — скажем, через полдня, день, два, и так далее.

— Вряд ли я сумею как-то поощрить вас за это, мисс Грейнджер, если вы рассчитываете на баллы для факультета.

— Не нужно, сэр! Мне и вправду стало интересно.

Он словно колебался ещё какую-то секунду, а затем очень серьёзно сказал:

— Хорошо, мисс Грейнджер. Давайте для верности увеличим время эксперимента до двух недель. Начните с суток — меньше, думаю, нет смысла. Так что через две недели жду от вас отчёт и дневник наблюдений.

— Спасибо, доктор Блэк!

— До встречи, мисс Грейнджер.

Гермиона собиралась рассказать обо всём Гарри и Рону тем же вечером, но когда она пришла в гостиную, мальчики уже ушли спать, и пришлось отложить всё на завтрашний день, после квиддича — вряд ли до него они смогут думать о чём-то другом.

Но назавтра стало не до рассказов: дементоры явились на стадион прямо во время матча, Гарри упал с метлы и едва не разбился, да ещё потерял свой «Нимбус-2000» — увы, на обломках не полетаешь. Хаффлпаффский ловец поймал снитч, выиграв матч, в гриффиндорской гостиной царил траур, Гарри лежал в больничном крыле, а даже когда вышел, был сам не свой — и не похоже, что только из-за поражения и метлы. Но уже в понедельник, после занятия по Защите, Гарри заметно повеселел, а Гермиона — вспомнила о своём обещании доктору Блэку. Со стыдом она поняла, что потеряла целых три дня. На секунду мелькнула мысль сократить срок исследования и поменять даты, но Гермиона сразу же представила, что отдаёт доктору недостоверный дневник — и покраснела: нет, так она не поступит! Она сделает всё, как нужно, а потом извинится и честно расскажет о причине промедления! Должен же доктор Блэк понять, что она переживала за друга?

Тестовую группу Гермиона решила не выбирать — смысла ровно никакого, а портреты подыскать там, где обычно никто из учеников не бывает. И просить их запоминать разные вещи. И лучше, чтобы тестируемые находились далеко друг от друга: так меньше возможностей для общения. Вряд ли они способны сговориться и испортить эксперимент, конечно, но на всякий случай… И ещё нужно…

В итоге одно только планирование порядка проведения исследования заняло больше четырёх часов. Ещё раз всё обдумав, Гермиона бегло просмотрела пергамент, исправив пару деталей, и только сейчас заметила, что уже ночь и в гостиной никого нет: разошлись по спальням. Смутно вспоминалось, как поднялись наверх Рон и Гарри, посоветовав ей не засиживаться допоздна над уроками…

Торопливо она собрала учебники и листы пергамента, убрала всё это в сумку и занесла в спальню. Соседки видели уже десятый сон, Живоглот опять где-то пропадал, а Гермиона, заплетя волосы на ночь, поняла вдруг, что спать совсем не хочется. Конечно же, она всё равно легла в постель и добросовестно постаралась уснуть — завтра только вторник, впереди почти целая неделя, то есть благодаря хроновороту — даже больше… но не получалось. Проворочавшись добрых два часа и убедившись, что сна по-прежнему ни в одном глазу, она сдвинула одеяло, всунула ноги в тапочки и подошла к окну. Луна, похоже, поднялась уже высоко и, хотя из окна её не было видно, ясно освещала землю, превращая мокрую от прошедшего дождя траву в переливающееся серебром поле. Деревья поодаль казались единой тёмной массой, к которой тянулась массивная, длинная, но неширокая тень от замковых стен и башни Гриффиндора. Затаив дыхание от ощущения совершенно необычной красоты, Гермиона почти прижалась к стеклу, вглядываясь в зыбкие границы серебра и черноты: время замерло, чудилось даже, что она видит, как укорачивается тень от стен, как скользит невидимыми путями в небе луна, поднимаясь всё выше, но никогда не бывая в зените, а под ногами совсем бесшумно вращается планета, исполняя свой неизменный титанический танец в пустоте. И всё это — только для неё, для неё одной — эта мысль вызывала и радость, и печаль, ведь хочется поделиться с кем-то, но — с кем? Все спят. А завтра, при дневном свете, уже не найти нужных слов.

С едва слышным вздохом она уже отворачивалась от окна, когда внизу, в серебре, почти на кромке черноты — что-то быстро мелькнуло. Пристально вглядываясь, Гермиона вдруг увидела, как из-за деревьев вышёл огромный чёрный пёс, опустил голову к земле, что-то разглядывая, а затем, словно нерешительно — отступил назад. Подул ветер, пригибая траву к земле, и совсем близко от морды пса Гермиона увидела что-то или кого-то намного меньше. Как она не присматривалась, угадать, кто это — не получалось. По земле стремительно пронеслась невесомая тень — луну на миг закрыло облако, а когда прояснилось, внизу уже никого не было.

Ею владело странное желание не спать всю ночь: просто стоять вот так у окна и любоваться, каждое мгновение загадывая, что будет дальше и не разочаровываясь, вновь и вновь оказываясь неправой. Это намерение словно вывело её из ощущения мира-за-окном, вернуло в спальню, где очень тепло, совсем нет ветра и в почти полной тишине едва слышно уютное дыхание соседок по комнате. Гермиона зевнула, потёрла кулачком глаза и решительно улеглась в постель. На этот раз она уснула, едва голова коснулась подушки.

* * *

Изучение гиганта продвигалось теперь намного медленнее: если самые первые результаты дались ему легко, то сейчас Маркус вплотную столкнулся с проблемой нехватки специального образования: он хорошо знаком с теорией — биологией и анатомией, хирургическая практика давала интуитивное понимание того, что ещё можно сделать, но что делать с остальным? Худо-бедно Маркус провёл анализ тканей существа — что оно живое или хотя бы было живым, сомнений уже не было. Кое-как смог установить, что сплав, из которого сделана «броня» гиганта — современной науке неизвестен. С огромным трудом, постоянно ошибаясь, сумел даже без помощи Дамблдора провести несколько магических тестов, но на этом его возможности исчерпывались.

Несколько дней он ломал голову, даже попытался отвлечься, чтобы потом вернуться к проблеме со свежими мыслями — как нельзя кстати пришла идея опросить портреты в замке, чтобы установить, как Сириус попал внутрь или хотя бы — откуда начал свой путь к башне Гриффиндора. Но едва занявшись этим, Маркус осознал, что лишь оттягивает неприятный разговор с Дамблдором и мисс Аянами. Разговор, в котором ему придётся сообщить им, что сделать что-то большее — уже не в его силах. Наскоро слепив идею научного исследования, чтобы не раскрывать истинного мотива, он по той же причине спихнул его проведение чересчур любознательной студентке — как там её по имени… Грейнджер, да, Грейнджер.

Проведя следующий день в лаборатории, он окончательно уверился, что больше ничего не может. Вычленив из размышлений понимание, что раздумывает, чем ещё помочь, Маркус разозлился сам на себя. Немагические науки мисс Аянами осваивает успешно, да такими темпами, что уже им с Дамблдором приходится задавать ей вопросы, в магических — ей поможет тот же директор…

«Похоже, пришло время собирать вещи и возвращаться в Порт-Эллен». Мысль обожгла обидой, и Маркус изумился этому — с чего бы это? Неужели только потому, что он опять оказался не у дел, не сумев сделать невозможное? Что, того раза было недостаточно — опять сунулся, куда не следовало? Тогда всё кончилось смертью близкого ему человека — получается, нужна такая встряска, чтобы умерить гордость, да, Маркус? Чёрта с два. Решение принято — поговорить с ними, всё объяснить и завтра же уезжать. Вещи лучше упаковать сейчас, продумать, что оставить для Рей, да спросить заместителя директора, как отсюда удобнее добраться хотя бы в Лондон: обращаться за созданием портключа к Дамблдору, как прошлый раз — не хотелось. Уже поворачивая ключ в замке, он вспомнил о Сириусе, да так и замер у двери. Это проблема. Это настоящая проблема, ведь брат где-то рядом, может быть — ему нужна помощь, и уезжать сейчас… В памяти вновь всплыли слова-обещание Дамблдора, что они увидятся: с таким шансом расставаться нельзя. Уехать и потом мучиться сомнениями?

Всё-таки войдя внутрь и сев за стол, Маркус закрыл глаза и попытался прикинуть, какую причину назвать директору, чтобы остаться в замке хотя бы до конца учебного года — уж к тому времени точно всё прояснится. Можно было, конечно, изображать бурную деятельность в лаборатории, но это быстро вскроется: все новые результаты они обсуждали по вечерам, а если их не будет… Можно вместе с мисс Аянами изучать магические науки, но тут специалист — Дамблдор, так что бесполезно. Можно попытаться лучше изучить ту же физику, химию и так далее — но здесь Рей уже продвинулась значительно дальше его. Опять бесполезно, да и ощущать себя школьником не сильно-то хотелось. Совсем не хотелось, по правде говоря.

На этом варианты предательски заканчивались. Что ж теперь, уезжать?..

В дверь постучали. Приоткрыв глаза, Маркус бросил: «Войдите!», уже зная, кто это — Дамблдор никогда так не делал. Такое впечатление, что в магическом мире интересоваться, можно ли зайти — вообще не принято.

Рей вошла в комнату и по обыкновению заняла место у стены, сложив руки на коленях и глядя прямо перед собой. Первое время Маркусу казалось, что она вообще ни о чём не думает, но если сейчас её окликнуть — повернётся не сразу, словно ей нужно время выбраться из воспоминаний. Наверное, так оно и есть, ведь и тогда в спокойном взгляде Рей остаётся что-то… далёкое. Очень далёкое от «здесь» и «сейчас».

Обычно, пока не было Дамблдора, Маркус узнавал у мисс Аянами, что она выучила последним, и если находилось что-то непонятное — разбирали вдвоём. Сегодня это казалось ненужным: если за оставшееся до появления директора время не придумать, как остаться в замке — впустую вообще всё. Дамблдор задерживался, откуда-то тянуло холодом, Рей молчала, и Маркусу показалось вдруг, что в комнате сгустились стылые осенние сумерки, хотя окна здесь не было, а магические факелы на стенах разгоняли темноту оранжевым светом. Ещё несколько раз перебрав варианты, он не нашёл ничего нового и уже собрался что-то сказать, как замок щёлкнул, дверь отворилась и на пороге показался Дамблдор. Вот сейчас сядет на оставшееся место у стола, оглядит всех, по обыкновению улыбаясь, достанет из рукава мантии очередной свиток с записями, а из кармана — так забавлявшую директора обычную перьевую ручку.

Дамблдор не улыбался, свитков извлёк сразу несколько и раздал им. Маркус насторожился и уже решил сначала выслушать, а затем всё рассказать, как вдруг услышал собственный голос с какими-то грубоватыми нотками:

— Это подождёт, Дамблдор.

Директор пару секунд внимательно рассматривал его, а затем кивнул — мол, продолжай, мы выслушаем. Маркус откашлялся и начал, глядя прямо ему в глаза:

— Моё дальнейшее пребывание в замке бесполезно, — и рассказал о своих соображениях: полностью и без утайки, ничего не приукрашивая и не скрывая, не отводя взгляда. Заканчивал он свою речь, всё больше недоумевая: «Что ж ты такое делаешь, Маркус?», а договорив, увидел в глазах Дамблдора улыбку. Не успел он вспылить из-за этого, как директор заговорил:

— Хм. Признаться, я собирался рассказать вам об очень важном открытии, которое действительно многое меняет применительно к проблеме возвращения домой мисс Аянами. Но раз так, то начнём с другого…

Выговорившись, Маркус хотел было подчёркнуто безразлично бросить: «Это уже не мои проблемы, я возвращаюсь в Порт-Эллен», как вдруг его будто холодом обдало: Рей! Упиваясь своей бесполезностью и теша гордость, он совсем забыл, зачем в первую очередь ехал сюда — чтобы защитить от амбиций Дамблдора её! Повернувшись, Маркус встретил уже давно привычный алый взгляд, в котором сейчас было что-то ещё, кроме спокойствия. Сколько она уже так смотрит на него? С начала «речи»? Ещё раньше?

Не выдержав, Блэк уставился в стол, даже не замечая, что Дамблдор переводит взгляд с него на Рей и обратно, пряча в бороде улыбку. Когда спустя несколько минут Маркус рывком поднял голову и выпалил скороговоркой, как нашкодивший ребёнок:

— Если можно, я не хотел бы уезжать! — Дамблдор преувеличенно медленно кивнул и заверил:

— Конечно, Маркус. Больше того, я сам хотел просить тебя остаться, и вот почему…

Чем дальше он говорил, тем очевиднее становился для Блэка ход мыслей Дамблдора. Конечно же, говорил директор, никто не может знать всего. Естественно, что рано или поздно мы достигаем предела личных возможностей. Но это вовсе не значит, что мы не можем ничего. Вот хотя бы он сам — опытный маг, но притом почти ничего не смыслит в мире магглов: не знает, где и как найти нужных специалистов, которые могли бы провести необходимые исследования в своих специальных отраслях немагической науки — да и предположить не может, какие это должны быть отрасли. Чем дальше Маркус слушал, тем яснее ему становилась понятна роль, которую избрал для него Дамблдор: стать кем-то вроде посредника между двумя мирами, используя знания и умения того и другого, чтобы систематизировать результаты и найти ответы, главный среди которых — это директор подчеркнул несколько раз — как мисс Аянами может вернуться домой. Пожалуй, впервые за годы Маркусу подумалось, что Дамблдор может быть искренен, заботясь о других. Поспешно задвинув эту мысль на задворки сознания, он хотел было уже прервать разошедшегося директора, как вдруг тот закончил полную человеколюбия и понимания речь неожиданно приземлённым:

— …и конечно, тебе нужно будет хорошо освоить заклятие «Обливиэйт». Мы же не хотим, чтобы учёные магглов распространялись о том, что узнают. А на время работы можно будет обеспечить их молчание с помощью артефактов.

Проглотив бессмысленный вопрос о правах человека, Маркус только кивнул. Похоже, от некоторых вещей не отвертеться: чем сильнее он соприкасался с магическим миром, тем чаще приходилось самому использовать их методы. Сначала покупка палочки и изучение заклятия стазиса и охранных чар, не говоря уже о некоторых бытовых, без которых в магическом замке сложно: нагреть воду, почистить и высушить одежду, прибраться в комнате — от услуг домовых эльфов Маркус отказался в первый день. Он не доверял им, а вот Рей, похоже, вмешательство этих существ совершенно безразлично. «“Похоже” — слово, которое можно чаще всего применить к ней. Никогда, почти никогда не знаешь наверняка, о чём она думает». Теперь вот — изучение способа вмешательства в чужую память. Что дальше — Непростительные?

Тем временем Дамблдор положил перед ним и Рей по свитку:

— Прочтёте позже, здесь более подробно всё, что мне удалось найти. Если кратко: перемещение в наш мир мисс Аянами и «нулевой» — не первый подобный случай.

Маркус навострил уши. Дамблдор поведал о своих поисках, начав с краткого рассказа о древней легенде и заканчивая проделанным им экспериментом. Услышав о последнем, Блэк подобрался:

— Так значит, вытягивание энергии. Насколько интенсивно?

— Я бы не спешил говорить о вытягивании — поглощение, да, поглощение налицо. Но нам неизвестно, может ли этот процесс быть насильственным: никто из нас не чувствует рядом с «нулевой», — он деликатно не упомянул Рей, — ничего из описанного: ни слабости, ни головокружения, ни обмороков и тем более потери магии.

— И как нам это проверить?

Дамблдор только развёл руками:

— За всеми остальными делами у меня было не так много времени, чтобы найти способ.

— Постойте! Вы же говорили, что просили мисс Аянами избегать студентов, так?

— Да, но это никак не связано… тогда я ещё ничего не знал, и действовал просто в интересах сохранения тайны.

— Мисс Аянами, — обратился Маркус к Рей, — вы разговаривали с кем-то из студентов? Хотя бы случайно?

Рей задумалась на секунду, а затем утвердительно кивнула.

— С кем? — почти одновременно спросили директор и Маркус.

— Я не знаю имени.

— Когда это произошло? — спросил Дамблдор, но Маркус перебил его:

— Как он выглядел?

Рей посмотрела на них по очереди, а затем размеренно, как всегда, ответила на оба вопроса:

— Около двух недель назад, поздно вечером. Девушка, немного выше меня, тёмные волосы, тёмные глаза, чёрная одежда.

— А галстук — какого цвета? — нашёлся Маркус.

— С жёлтыми полосками.

— Значит…

— Хаффлпафф. Жёлтый в чёрную полоску, — констатировал Дамблдор. — Хотя не только — в форме «Гриффиндора» галстук красный в золотую полоску.

Он задумался, затем улыбнулся и спросил:

— Где именно вы с ней встретились, мисс Аянами?

— У дверей в библиотеку.

— И эта студентка проходила мимо или вышла из библиотеки за вами?

— Вышла за мной.

— Вы сказали, было поздно. Может быть, даже перед самым закрытием?

Рей кивнула. Дамблдор повернулся к внимательно следившему за расспросами Маркусу и сказал:

— Кажется, я догадываюсь, о ком идёт речь. Я поговорю с мисс Грейнджер и выясню у неё, состоялась ли такая встреча — может быть, это и не она. Остальное давайте тоже отложим до завтра — мне ещё нужно написать несколько писем. Маркус, продумай, пожалуйста, с каких специалистов лучше начать, сколько их будет: артефакты, обеспечивающие сохранение тайны, у нас есть, но их требуется настроить и активировать — тебе придётся научиться этому, потому что делать нужно прямо на месте. Портключами тебя обеспечим.

Уже когда Дамблдор вышел, вежливо пропустив вперёд Рей, Маркус вспомнил, где слышал эту фамилию: он поручил то самое «исследование» как раз некоей Грейнджер. С третьего курса. Нужно будет поприсутствовать при разговоре. Если окажется, что это она же — интересное будет совпадение.

* * *

В среду утром, за завтраком, придя едва ли не первой, Гермиона получила с совой записку от профессора Дамблдора: он просил её после ужина заглянуть в кабинет директора, притом — не рассказывая никому, куда она идёт. Записку Гермиона уничтожила, решив, что разговор пойдёт о хроновороте. Весь день, стараясь не отвлекаться от уроков, она продумывала аргументы, по которым прибор нужно оставить ей. Ведь нельзя же просто взять и забрать его — она уже привыкла, да и придётся отказаться от нескольких предметов! Видимо, волнение скрыть не удалось, потому что Гарри спросил во время обеда, что случилось. Отговорившись несделанным заданием по Трансфигурации, Гермиона заволновалась ещё больше, так что вечером поднималась на седьмой этаж едва ли не бегом, пару раз споткнувшись о ступени.

Звонко произнеся пароль, она ступила на вращающуюся лестницу и, когда та остановилась, сбивчиво постучала. Дверь внезапно распахнулась, Гермиона едва успела выпустить ручку, несмело шагнула внутрь и совсем неожиданно увидела поднимающегося ей навстречу доктора Блэка.

Впервые попав в кабинет Дамблдора где-то с месяц назад, Маркус чувствовал себя весьма неуютно — постоянный шум от издающих различные звуки магических приборов и что-то ещё, будто запечатлённое в самом воздухе — создавало впечатление присутствия странной, нечеловеческой сущности, обитающей в этих стенах. Причём в присутствии других людей оно рассеивалось — но вот если остаться здесь одному…

Он собирался было расспросить об этом Дамблдора, но передумал. Вовсе не улыбалось ещё раз услышать нечто наподобие утверждения: «Хогвартс — живой», однажды совершенно серьёзно приведённого директором в качестве аргумента в споре, когда Маркус сказал, что кто-то из студентов легко может проследить за ними и проникнуть в Тайные башни.

Но хуже всего были портреты, развешанные на стенах. Помещение круглое, хочешь — не хочешь, а оказываешься в перекрестии взглядов. Да, большую часть времени изображённые на них маги «спят» — Маркус предполагал притворство, и потому однажды, дожидаясь хозяина кабинета, решил проверить: обошёл стол и занял директорское кресло. Вошедший спустя несколько минут Дамблдор застал изливаемый на голову доктора Блэка поток нотаций и обвинений в молодости, глупости и непочтительности в самом начале, заставил портреты замолчать — но сперва с лукавой улыбкой выслушал несколько советов в духе «изгнать прочь с позором» и «высечь наглеца розгами». До любимого распоряжения Червонной королевы не дошло, хотя Маркус ждал чего-то подобного — вряд ли при почти средневековом образе жизни магов можно полагать, что кресло директора вдруг превратится в детище Альберта Саутвика.

Когда сегодня перед завтраком Маркус сообщил Дамблдору, что хочет присутствовать при разговоре с мисс Грейнджер — тот даже не удивился, попросив после ужина зайти в его кабинет. Тогда Маркус предложил директору провести что-то вроде эксперимента, тот был явно не против, но согласился с оговоркой — «пусть решает мисс Грейнджер». Так как начало ужина Маркус пропустил, увлекшись изучением теории создания портключей — возможность свободно перемещаться, пусть и в пределах Соединённого Королевства, стоила затрачиваемого времени — то ни по пути на седьмой этаж, ни в самих покоях директора он не встретил никого, даже привидений. Последнее, впрочем, обычно — те предпочитают портить своим присутствием аппетит студентам в Большом зале.

Стука в дверь Маркус не услышал, задумавшись, где сейчас может быть Рей, поэтому стоящую на пороге студентку заметил только благодаря директорскому фениксу, повернувшему голову к входу. Встав в присутствии дамы, он поздоровался и предложил мисс Грейнджер — а это точно была она — занять свободное кресло напротив того, где только что сидел сам. Дамблдор наверняка бы узнал, о чём они говорили — портреты доложат, так что Маркус завёл разговор о вещах, далёких от того, что его действительно интересовало — он совсем не забыл об истинной цели «исследования», порученного мисс Грейнджер…

* * *

Профессора Дамблдора в кабинете почему-то не оказалось и Гермиона подумала, что, наверное, лучше подождать снаружи — ведь доктор Блэк точно не мог иметь отношения к выданному ей хроновороту. Видимо, им нужно обсудить что-то важное, и хотя Гермиона многое отдала бы за возможность хотя бы присутствовать при разговоре двух настоящих учёных, навязываться невежливо. Вздохнув, она собиралась было уже извиниться и выйти, когда доктор Блэк предложил ей присесть и вместе подождать директора. Мало того, он ещё и заговорил с нею, спрашивая, как продвигается учёба и легко ли ей, магглорождённой, даётся приспособление к магическому миру. Последнее поразило Гермиону — обычно волшебникам и в голову не приходило, что к их миру вообще нужно «приспосабливаться». А тут — Блэк, фамилия которого говорит сама за себя — понимает то, о чём ни разу не заговорила даже профессор МакГонагалл! Чуть покраснев, Гермиона ответила искренне:

— Спасибо, сэр, уже намного легче. Мне нравится учиться. Преподаватели все очень-очень хорошие… — она вспомнила профессора Трелони и нерешительно высказала то, что никогда бы не смогла сказать кому-то ещё из старших: — Почти все… Понимаете, сэр, некоторые из профессоров, мне кажется, уделяют больше внимания своим личным пристрастиям… то есть, я не хочу сказать, что они плохие, но немного больше объективности…

Он смотрел внимательно и не осуждал, так что Гермиона, приободрённая этим, продолжила высказывать то, что возмущало её со второго курса:

— Например, мне кажется странной эта подчёркнутая борьба факультетов. Да, соревнование в учёбе важно, но когда факультет считается лучшим не из-за знаний, а потому, что его команда победила в квиддич!..

Доктор Блэк отрывисто рассмеялся и спросил:

— А как бы поступили вы на месте руководства? Решения ведь принимает Министерство и Попечительский совет, не так ли?

— Да, сэр.

— Итак, что бы вы сделали на их месте, мисс Грейнджер?

Гермиона взглянула пристально, думая, что он шутит, но доктор действительно ждал её ответа, а не использовал вопрос, чтобы сказать самому, как «важные люди» по телевизору, которых всё время ругает папа. Воодушевившись этим и набрав побольше воздуху в лёгкие, она почти затараторила, торопясь поделиться:

— Нужно всего лишь разделить баллы за победы в квиддич и за учёбу, сделать разные награды — тогда смогут победить разные факультеты в том, что для них важнее! А сейчас получается: кто-то старается весь год, а потом ловец команды другого факультета ловит крылатый шарик — и всё напрасно! Спорт нужен, квиддич многим нравится, я… я понимаю, но чтобы заработать сто пятьдесят баллов — мне нужно много и правильно отвечать, писать хорошие эссе, а кому-то — только быстро летать на метле! Так несправедливо!.. — Гермиона поняла вдруг, что почти кричит и смутилась, боясь выглядеть смешной. — Простите… Но я правда так думаю, сэр!

Однако доктор Блэк и не думал смеяться. Пока Гермиона говорила, он чуть кивал её словам, а когда закончила, провернул голову к дверям и произнёс:

— Вы слышали, глава Попечительского совета? По-моему, очень неплохая идея.

Чуть не подпрыгнув на стуле, Гермиона взглянула туда же и увидела профессора Дамблдора. Сердце ухнуло, стоило ей понять — тот всё слышал. Подумать только, когда нужно добиться, чтобы хроноворот оставили ей, она критиковала систему образования в школе в присутствии директора!

Но профессор Дамблдор, казалось, совсем не злился. Улыбаясь с хитринкой в глазах, он подошёл ближе:

— Да, мисс Грейнджер, идея чудесная. Я передам ваши соображения Попечительскому совету, хотя сомневаюсь, что наше консервативное Министерство пойдёт на такие, как им всё время кажется, серьёзные изменения.

— Простите, профессор... — вымолвила пристыженная Гермиона, которой только что мягко объяснили, что одних только идей недостаточно.

— Вам не за что извиняться, мисс Грейнджер. Возможно, именно вы сможете изменить то, что не удаётся сейчас нам, «старикам», — Дамблдор сокрушённо покачал головой, но глаза его смеялись.

Прервав повисшую тишину, доктор Блэк позвал:

— Мисс Грейнджер! — Гермиона посмотрела на него, всё ещё смущённая. — Мы хотели бы кое о чём вас спросить. Но сначала пообещайте, что об этом разговоре никто от вас не услышит.

— Но, сэр, я уже дала слово профессору МакГонагалл никому не рассказывать о хроновороте.

Они переглянулись, доктор нахмурился, а профессор Дамблдор объяснил:

— Мы пригласили вас не за этим, мисс Грейнджер, и нужно, чтобы вы хранили в тайне всё, что сегодня услышите и узнаете, всё и ото всех.

— Да, конечно. Я обещаю, то есть, да, я никому не расскажу…

— Припомните, не видели ли вы недели две-три назад кого-то необычного? Вечером, у библиотеки? — вмешался доктор Блэк.

Гермиона задумалась, вспоминая. По своей привычке, она перебирала события от сегодняшнего дня всё дальше по времени, пока не сообразила, чего от неё ждут.

— Я не уверена, сэр… но примерно тогда я увидела в библиотеке… — Гермиона замялась, не зная, как лучше сказать, и профессор Дамблдор пришёл ей на помощь:

— «Вампира»? — доктор Блэк осуждающе взглянул на него, и директор объяснил: — Профессор Люпин рассказал мне о таких слухах среди студентов. Мисс Грейнджер, вы тоже верите в это?

— Нет, профессор, — как могла твёрдо заявила Гермиона. — Она не вампир, я уверена — в учебниках вампиры описываются совсем по-другому! Только глаза, и…

— И — что? — подавшись вперёд, спросил доктор.

— Я… тогда я не придала этому значения… но сейчас вспоминаю, что почувствовала слабость после того, как мы говорили… но уже через день это прошло!

— А о чём вы говорили, мисс Грейнджер?

— Я не успела сказать и слова, профессор Дамблдор, она только вымолвила, что не хочет разговаривать и сразу ушла.

Доктор Блэк и директор ещё раз переглянулись, словно что-то решая, затем первый пожал плечами и отошёл к дальнему окну, а профессор Дамблдор очень серьёзно произнёс:

— Мисс Грейнджер, я хочу попросить вас об услуге. Не спешите с ответом! Конечно, мы с доктором Блэком будем здесь, но подумайте, прежде чем сказать «да» или «нет».

— Что я должна сделать, профессор?

— Наша цель — проверить, действительно ли встреча с той девушкой вызвала потерю вами сил, или это было что-то другое. Если вы согласны, мы устроим здесь небольшую проверку. Если нет — то я только ещё раз попрошу вас молчать обо всём, что вы сегодня услышали.

Гермиона почти не колебалась — ещё бы, ведь можно узнать что-то новое, что-то, чего никто-никто ещё не знает!

— Я согласна, профессор Дамблдор.

Тот кивнул, не сводя с неё внимательного взгляда, и попросил:

— Доктор Блэк, приведите, пожалуйста, на минутку нашу гостью. Она сейчас в своей комнате.

Когда тот вышел, профессор занял своё кресло и предложил Гермионе чаю. Словно из ниоткуда на столе возникли: чайник, прикрытый салфеткой, кувшинчик с молоком и несколько чашек. Разливая ароматный напиток, директор, улыбнувшись, предложил:

— Я знаю, что ваши родители дантисты, мисс Грейнджер, но если хотите — вот здесь у меня чудесные сахарные леденцы. Особенно вкусны мятные…

Гермиона поблагодарила и вежливо отказалась. Размышляя о предстоящей встрече с таинственной «гостьей», она не боялась, нет, но было какое-то чувство... внутренней дрожи. Словно в ожидании чего-то опасного.

Когда вошёл доктор Блэк — один — Гермиона даже обрадовалась, но тот кивнул директору и отошёл к окну. Профессор Дамблдор зачем-то прикоснулся палочкой к своим очкам. Дверь отворилась, пропуская ту самую девушку. Сейчас, при нормальном освещении, стало ясно, что тогда Гермионе не померещилось — волосы незнакомки действительно светло-синие, а глаза ничуть не потеряли ярко-алого оттенка. В руке та держала книгу в светло-коричневой обложке с изображением солнечных часов — Гермиона была уверена, что где-то видела такую, но не могла вспомнить, где.

— Вы не могли бы подойти чуть ближе, пожалуйста? Только медленно.

С тем же равнодушным видом та выполнила просьбу, встав в трёх футах от Гермионы. Профессор Дамблдор отчего-то внимательно разглядывал пустоту между ними, а доктор поинтересовался:

— Чувствуете что-либо необычное, мисс Грейнджер?

— Нет, сэр, ничего, — всё, что Гермиона ощущала — это неловкость от явного безразличия незнакомки. Было в этом что-то странное, что-то… нечеловеческое. Да ещё почему-то сами собой закрываются глаза… хочется спать…

…Чей-то громкий голос настойчиво звал её, так что Гермиона с трудом, неохотно, но подняла веки. Зрение сфокусировалось, и она вновь зажмурилась, краснея от смущения: надо же так, уснуть прямо в кабинете директора! К счастью, спустя несколько секунд память о произошедшем вернулась. Приняв от задумчиво выглядящего профессора Дамблдора большую плитку шоколада, она машинально откусила немного, тут же почувствовав прилив сил. Осмотревшись, увидела в кабинете ещё только доктора Блэка — тот расхаживал от двери к окну и обратно, что-то быстро строча в блокноте, к её удивлению — не пером, а обыкновенной ручкой. Резко подняв голову, он спросил — не у неё, у профессора Дамблдора:

— Как думаете, если бы расстояние было меньше, то…

— Нет. Должно быть, влияние тождественно тому, что мы наблюдали ранее, — директор выделил последнее слово, а когда доктор Блэк кивнул, закончил: — Так что, вероятно, нет. Но на большем расстоянии эффекта вообще не было, никакого, а это уже отличается от предыдущих наблюдений.

— Да, там расстояние приличное, однако… — доктор вновь обратил внимание на свой блокнот, что-то подчеркнул или зачеркнул несколькими резкими движениям и спросил в пространство:

— А как вы сейчас себя чувствуете, мисс Грейнджер? Опишите.

— Только слабость, сэр, но мне уже лучше, спасибо.

— Только? Хм… — он ещё раз пересёк комнату, пристально взглянул на неё и вдруг потребовал:

— Попробуйте какое-нибудь заклинание. Любое.

Вытащив палочку, Гермиона, начиная волноваться, произнесла: «Люмос!» На кончике палочки едва заметно засветился тусклый огонёк, и — всё. Недоверчиво помотав головой, она прошептала: «Нокс» и попробовала ещё раз — с тем же результатом. После третьей и четвёртой попыток ничего не изменилось, а перед пятой Гермиону остановил профессор Дамблдор, мягко забрав палочку. Чувствуя, как на глаза наворачиваются непрошеные слёзы, она потянулась за ней, но директор и не думал отнимать палочку насовсем. Положив её рядом с чашками, он поспешил успокоить Гермиону:

— Не переживайте, мисс Грейнджер. Я ожидал чего-то подобного. Вам нужно хорошенько поспать, восстановить силы, и уже завтра вы будете колдовать, как обычно.

— Но как это возможно, профессор? Что со мной случилось?

Дамблдор улыбнулся — но глаза остались серьёзными — и покачал головой:

— Завтра, мисс Грейнджер. Если всё ещё захотите иметь с этим дело, то возвращайтесь завтра — у вас же после обеда не будет уроков, так? Доктор Блэк проводит вас до гостиной.

— Спасибо, профессор Дамблдор. Мне уже совсем хорошо, я дойду сама, — она поднялась, чувствуя, как от слабости дрожат колени, сделала шаг, другой и чуть не упала. Блэк едва успел подхватить её.

По пути в башню Гриффиндора они не разговаривали — Гермионой вновь овладела сонливость, а доктор явно был занят какими-то своими мыслями. У портрета Полной Дамы он ещё раз напомнил о сохранении тайны и попрощался. Гермиона едва нашла в себе силы умыться и почистить зубы, уснув едва ли не раньше, чем голова успела коснуться подушки.

* * *

Сосредоточиться на уроках на следующий день оказалось сложнее, чем когда-либо. Вдобавок Гермиона страшно волновалась, потому что даже утром, проспав всю ночь, чувствовала слабость, хотя тот же «Люмос» удался ей намного лучше. Профессор Вектор сделала ей замечание, потребовав быть более внимательной, а явно недовольная чем-то профессор МакГонагалл не разрешила практиковаться со всеми, дав Гермионе только теорию, что ещё раз напомнило о вчерашнем.

По окончании занятий Гермиона поняла, что пора решать: профессор Дамблдор вчера ясно дал понять, что она может забыть обо всём. В конце концов, думала Гермиона, у меня и так много уроков, и так приходится многое совмещать. Схему использования хроноворота пришлось уже дважды перекраивать, а если заниматься ещё чем-то…

Хорошенько обдумав всё, она решила просто не думать о произошедшем — тайны тайнами, но что может быть сейчас важнее учёбы? Успокоившись на этом, после обеда Гермиона почти спокойно вернулась в башню факультета и засела за Арифмантику — не хватало ещё, чтобы профессор Вектор вновь сделала ей замечание или вовсе отругала за невыполненное домашнее задание.

К тому времени, как подошёл к концу ноябрь, она не раз убедилась, как была права — профессора, словно сговорившись, давали больше заданий, чем обычно, будто компенсируя предстоящее безделье студентов в рождественские каникулы. Доктор Блэк появлялся в Большом зале редко, да и в замке его почти не было видно, так что результаты исследования по портретам вместе с копией дневника наблюдений Гермиона попросила передать ему профессора Флитвика. Итоги разочаровывали — судя по всему, портреты не помнили ничего дольше нескольких дней. Самый меньший срок составил полдня, самый большой — восемь суток, а чем сложнее фраза — тем быстрее она забывалась. Конечно, и здесь было одно исключение — ведь помнила же Полная Дама пароли для входа в гостиную, не менявшиеся месяцами, но общий вывод оказался негативным — оставалось только признать, что долговременной памятью магические портреты не обладают, либо им требуется для этого что-то простое и приказ помнить. Уже отдавая свиток с выводами, Гермиона торопливо сделала приписку в конце, что, возможно, портреты директоров в кабинете профессора Дамблдора окажутся иными — она ведь не могла их проверить.

Ту странную девушку с алыми глазами Гермиона вовсе не видела — ни разу, и честно признавалась себе, что рада этому — она не хотела, чтобы случившееся в кабинете директора повторилось. В первые дни после своего решения не вмешиваться Гермиона переживала, как бы ещё кто-то не пострадал, но потом вспомнила твёрдое «Мне рекомендовали не общаться со студентами» загадочной «гостьи», прибавила к этому, что профессор Дамблдор в курсе опасности — и немного успокоилась.

Нет-нет, да приходили к ней мысли о том, как должно быть, той девушке одиноко — не поговорить ни с кем, не прикоснуться. Может, поэтому она такая… «замороженная»? Или у неё что-то ещё случилось?..

А затем произошло то, из-за чего все мысли о «гостье» разом вылетели у Гермионы из головы — Гарри тайком пробрался в Хогсмид и узнал, что приходится Сириусу Блэку крестником. А ещё, что именно Блэк предал своего лучшего друга, предал родителей Гарри и выдал их укрытие Волдеморту.

И пусть бы этим всё и кончилось — но Гарри решил сам найти Блэка, найти и отомстить. Гермиона пришла в ужас от одной мысли, что это действительно произойдёт — она слишком хорошо понимала, каковы шансы у Гарри выжить при встрече с тёмным магом такой силы, если даже дементоры его не остановили.

К огромному её облегчению, в воскресенье они навестили Хагрида, и на первый план вышла другая проблема — как защитить Клювокрыла. До слушания почти четыре месяца, но готовиться к нему они начали уже на следующее утро — мадам Пинс только диву давалась, каждый день видя в библиотеке старательно изучающего массивные фолианты Рона!

Но, к сожалению, череда неожиданных событий на этом не прервалась — в рождественское утро кто-то неизвестный прислал Гарри «Молнию», что беспокоило само по себе — такие дорогие подарки анонимно не делают, а затем ещё она поссорилась с Роном из-за его крысы. Разумеется, Гермиона рассказала о своих подозрениях профессору МакГонагалл, и та поступила совершенно правильно, забрав метлу для проверки. Беда была в том, что ни Гарри, ни почему-то Рон — не считали это правильным, но Гарри хотя бы поверил, что она хотела как лучше — а вот Рона было не унять.

В итоге последнюю неделю каникул Гермиона провела вне гриффиндорской гостиной, даже не всегда возвращаясь туда ночевать — благо, спальня на пятом этаже оставалась в её распоряжении. Конечно, она огорчалась, что мальчики так и не нашли её, чтобы помириться, но ведь она права — что значит какая-то метла по сравнению с жизнью друга!

За всеми этими волнениями Гермиона начисто забыла о таинственной девушке и докторе Блэке, и вряд ли бы вспомнила, не заметив их обоих ранним утром спускающимися по лестнице откуда-то сверху. Она и не думала за ними следить — Гермионе было по пути, и решила, что просто пойдёт поодаль — наверняка доктор идёт завтракать. На миг забеспокоившись, что опасная «гостья» — вряд ли, но вдруг? — тоже идёт в Большой зал, Гермиона решила проверить — если да, то лучше вовсе обойтись без завтрака. К её изумлению, спустившись на нужный этаж, те двое свернули в какой-то тёмный коридор. Пытаясь вспомнить, видела ли она это место раньше, Гермиона почувствовала растущее удивление — нет, она точно помнила, что здесь глухая стена. Украдкой заглянув за угол, изумилась ещё сильнее — прямо на её глазах доктор со своей спутницей прошли сквозь стену! Приблизившись к тому месту, она увидела висящий на стене пыльный гобелен с изображённым на нём рыцарем, стоявшим, опираясь на огромный двуручный меч. По какому-то наитию потянулась, прикоснувшись к лезвию меча — ледяному на ощупь, будто это не рисунок, а взаправду. Повеяло холодом, в лицо ударил поток воздуха, почти сразу ослабевший, а рука прошла сквозь ткань. Секунду поколебавшись, Гермиона глубоко вдохнула, словно перед прыжком в воду, и шагнула вперёд.

Почти два месяца, прошедшие с тех пор, как Маркус отказался от поспешно принятого им решения покинуть Хогвартс — до сих пор он не мог вспоминать об этом без стыда — не прошли впустую. Первые недели почти целиком ушли на поиск специалистов разных областей науки, которых можно было бы привлечь к изучению загадочной «нулевой» и самого феномена проникновения Рей и её «спутницы» в чуждый им мир. Ещё пара дней — на согласование с Министерством разрешения Маркусу пользоваться созданными Дамблдором портключами на территории Соединённого Королевства. Возможно, в будущем придётся искать учёных в других странах, но пока решили обходиться теми, кто доступен.

Упомянутое Дамблдором «освоить заклятие «Обливиэйт» на практике превратилось в: изучение способов активации артефактов и управления ими; многочисленные перемещения по Соединённому Королевству с запоминанием мест, где безопасно «возникать из воздуха», не опасаясь лишних глаз; освоение самой технологии создания портключей, что оказалось сравнительно простым — по сравнению с целой наукой о том, как обойти запрет Министерства на создание без разрешения, иначе говоря — не попасться; как настроить — в уме, за секунды! — механизм срабатывания портключа, чтобы попасть куда нужно и не оказаться в воздухе или под землёй…

На вопрос, не легче ли обучить его аппарировать, директор ответил, что легче, но такое перемещение, в отличие от портключевого, и отследить в разы проще, а «Министерство и так уже слишком заинтересовалось, чем мы с вами занимаемся».

Наконец, когда Маркус уже готов был начать возмущаться, что всё это займёт недели, если не месяцы, Дамблдор с улыбкой добавил к списку обязательные медитативные техники, которые позволят управлять процессом стирания и замены памяти — чтобы не превратить объект воздействия в овощ. Он выразился более мягко, но суть от этого не изменилась.

Маркус не знал, да и не мог проверить, действительно ли так — выданные ему из библиотеки справочники и учебники не говорили прямо обо всём этом, а собственные поиски результатов не дали. Но не рисковать же ради своих сомнений в мотивах директора совершенно непричастными людьми! Пришлось соглашаться, так что теперь в «лабораториях» Тайных башен он проводил ещё больше времени.

К его удивлению, туда же переместила свои занятия и Рей — теперь утром, когда Маркус выходил из комнаты, она уже ждала у дверей. Он не стал спрашивать о причинах, да и рад был компании, тем более такой: Рей не отвлекала его, ни о чём не спрашивала и, устроившись с другой стороны башни, просто читала или чертила что-то, придвинув кресло к заставленному вперемешку обычными и волшебными приборами столу. Изредка ругаясь или — что было чаще — вслух возмущаясь, когда что-то не получалось, Маркус ловил на себе её взгляд, по странности не создающий впечатления «нахожусь под надзором». Его монологи, прежде исключительно внутренние, иногда превращались в рассуждения вслух — и что ему за дело, что единственный их свидетель не отвечает ни слова? Зато слушателем Рей была прекрасным.

Судя по книгам, которые она приносила с собой, Аянами сосредоточилась на немагических науках, забравшись в их изучении уже в такие сферы, о которых Маркус не слышал даже мельком. Ещё дважды он ездил в Лондон к своему приятелю, ошарашивая новыми запросами. Тот уже начал спрашивать полувсерьёз, не собирается ли «кузен Ленни» посвятить физике всю оставшуюся жизнь. Чарли поразился бы ещё сильнее, узнав, что одной физикой поиски не ограничились: химия, генетика, анатомия, нейробиология, даже почему-то ядерная энергетика — Рей буквально впитывала знания, а её заметки, порой попадавшиеся Маркусу на глаза, всё чаще выглядели для него письменностью майя.

По-видимому, она давно поняла, что помощи от Маркуса в изучении наук ждать бессмысленно, потому что вовсе не задавала вопросов. Его самого осознание этого подталкивало стараться лучше, скорее осваивать намеченную программу и заодно всё тщательней продумывать, кого ещё можно привлечь к работе и как дать им возможности для исследований — не тащить же всех подряд в Хогвартс!

Судя по словам Дамблдора, после своего открытия о «Пожирателях жизни» тщательно обследовавшего место падения «нулевой», никаких следов магии, схожей с работой порталов — он не нашёл, да и не удивительно: по мнению директора, «нулевая» возникла в воздухе, на большой высоте, так что если и нужно где искать, то там — но как? Они смогли по воспоминаниям Дамблдора примерно прикинуть траекторию падения, но узнать высоту появления или начальную скорость — невозможно, все следы на земле давно стёрлись от постоянных дождей, а переломанные деревья мало что дают. Рей им в этом также помочь не могла — с её слов выходило, что к моменту перемещения в чужой мир системы «нулевой», отвечающие за мониторинг координат, были заблокированы. На вопросы, почему так, что это за системы и что вообще произошло в её мире непосредственно перед падением на вершину холма — Рей мгновенно замыкалась в себе, а затем несколько часов из неё нельзя было вытащить и слова. После нескольких бесплодных попыток разговорить Рей со стороны директора, Маркус попробовал сам, наедине, но с тем же результатом — вернее, с отсутствием оного. Что бы там не случилось, она не хотела об этом вспоминать, а это уже наводило на мысли о том, что ничего хорошего дома Рей не ждёт. Но почему тогда она так стремится вернуться? Ещё один безответный вопрос, да что там — даже без призрачной возможности когда-то получить ответ. «Я должна». Причём в конце фразы Рей часто запиналась, словно удерживая себя, чтобы не произнести — имя? Причину? Кто знает…

Несколько лет спустя, вспоминая то время, Блэк поймёт, какую ошибку они совершили. Сосредоточившись на проблеме возвращения «нулевой» в другой мир, и директор, и сам Маркус словно позабыли, что Рей — вообще-то, просто подросток. Они восхищались её способностями к усвоению знаний, позднее — нестандартными идеями и словно забыли о том, что рядом с ними — не коллега-учёный, не взрослый, а четырнадцатилетняя девочка, которой, по-хорошему, нужен хороший психолог, или на худой конец — человек, перед которым она сможет раскрыться хоть немного. Вылечив, или вернее — подождав, пока сами собой заживут раны её тела, они и не подумали обо всём остальном.

Рей всё время молчит? Ну и что, это просто ещё одна странность наряду с алым цветом радужки и синими волосами. Рей вздрагивает и уходит в себя, стоит спросить о её мире? То же самое. Рей не хочет никого видеть, начисто игнорируя всех, кроме посвящённых в её тайну? Она просто занята, ей не до того…

Маркус поймёт это и будет ругать себя последними словами — впустую, в общем-то, уже слишком поздно, чтобы что-то изменить.

Здесь и сейчас он ещё не думал об этом. Здесь и сейчас, в лаборатории западной из Тайных башен, он разбирался с тонкой настройкой артефактов, позволяющих переправлять неодушевленные предметы по принципу портключа. Не пользоваться же совами, обмениваясь материалами и записями с учёными из обычного мира? Статут нельзя нарушать, а если уж собрался делать это — лучше не привлекать внимания лишний раз, да и совиную почту слишком легко перехватить.

Изучая структуру заклятия по записке Дамблдора, Маркус услышал приглушённый крик, а затем — звон слышного только ему сигнального «маячка» с входа в северную башню: кто-то чужой пробрался к «нулевой»! Провожаемый взглядом Рей, он кинулся наружу, пробежал короткий коридор с понижающимся полом и попал в круглое помещение с четырьмя выходами. Тот, напротив — в восточную Тайную башню, рядом — в северную. Рванув на себя ручку, Маркус преодолел длинный тоннель и вбежал в распахнутую дверь. Никого — ни радом с гигантским телом, ни у стен, стазис тоже не тронут. Услышав тихий вздох, он обернулся и увидел вжавшуюся в стену, без единой кровинки в лице Гермиону Грейнджер.

* * *

Пройдя сквозь гобелен, Гермиона шла по длинному коридору, осматривая стены с неровно выступающими камнями — похоже, это более древняя часть замка. Потолок терялся во мраке, куда не доставал свет люмоса, из-под ног юркнула в сторону небольшая ящерка, но пыли не было, да и воздух — свежий, хотя не видно, откуда он может идти. Через дюжину шагов она споткнулась о первую ступеньку высеченной в камне винтовой лестницы, круто поднимавшейся вверх. Ещё раз поколебавшись, не лучше ли пойти на завтрак, Гермиона всё-таки решила посмотреть, что дальше. «Это Гарри и Рон на меня так повлияли? До встречи с ними я бы…»

Лестница заканчивалась сразу за поворотом, от площадки шёл короткий коридор, а там — вновь ступеньки. Поднявшись, она попала в длинный тоннель, приведший к круглой комнате с низким потолком, косыми углублениями в стенах и тремя дверьми — не считая той, через которую вошла. Из-за крайней слева послышался неразборчивый шум. Гермиона отступила на шаг, вновь раздумывая уйти, но любопытство победило. Видимо, доктор Блэк ушёл туда. Встречаться с синеволосой «гостьей» не хотелось, как и вообще попадаться кому-то на глаза, так что Гермиона пошла вправо.

Дверь отворилась с тихим скрипом, а узкий тоннель вывел к металлической решётке, перекрывавшей проход. Отпирающее заклятие на неё не подействовало или, может, просто механизм заржавел — оттуда явственно тянуло влажным холодом. Живо вообразив глубокий тёмный колодец с водой, Гермиона поёжилась и повернула назад, на этот раз выбрав средний тоннель. Замка на входе не было вовсе, а коридор плавно изгибался вправо, пока не уткнулся в ещё одну дверь — судя по цвету, бронзовую, украшенную гравировкой с изображениями цветов. Потянув за ручку — и здесь не заперто, Гермиона вошла внутрь, опустив руку с палочкой к полу — вдруг тут яма или что-то похуже? На влажных плитах разложены концентрическими кругами стеклянные и металлические предметы необычных форм: шары, переходящие в пирамиды; цилиндры, словно оплавленные с одного края; что-то, похожее на комок проволоки, внутри которого держатся ни на чём тускло светящиеся голубые кристаллы… Гермиона, как завороженная, смотрела на них во все глаза, ближе и ближе подходя к центру башни, откуда доносился еле слышный шёпот. Он звал, она уверена — звал её. Ещё шаг, другой, уже почти различимы слова… и тут она почувствовала словно бы прохладную мысль — чью-то ещё, не свою: «Посмотри вверх!»

Шёпот стал сильнее, но Гермиона уже поднимала голову. Сверху вниз на неё глядел чудовищный человек. Гигантские руки вцепились в камни пола, челюсти сомкнуты, единственный глаз тёмен и неподвижен, но шёпот идёт не оттуда — он скользит в холодном воздухе сквозь не могущую удержать его сущность синюю дымку, истекая откуда-то из пластинчатого живота монстра. Шёпот становится ещё сильнее, приказывая сделать последний шаг — всего лишь маленький шажочек, и прикоснуться, подарить свою силу, отдать всю до капли!

Гермиона уже протянула руку, когда в голове обжигающим холодом вспыхнуло отрицание, что-то заставило её отшатнуться, и шёпот тут же изменился — из ласково-настойчивого он преобразился в осуждающий, звеня яростью в ставшем кристально-острым, царапающим горло воздухе. Гермиона испугалась этого, словно спала какая-то пелена, отбежала к стене: шёпот опять стал мягким, уговаривающим и всё нарастал, нарастал... Пытаясь заглушить его, она крикнула и зажала ладонями уши, выронив палочку. Шёпот звал, она сопротивлялась, как могла, вжимаясь в стену — и стих, угас мгновенно, когда в башню ворвался доктор Блэк.

* * *

— Прежде чем сказать, с кем вы повстречались, мисс Грейнджер, — начал профессор Дамблдор, когда Гермиону отпоили горячем чаем и её хотя бы перестала бить дрожь, — расскажите как можно подробнее, что произошло.

Неуверенно поглядывая в сторону устроившегося у окна доктора Блэка, за спиной которого сидела в кресле, невозмутимо читая книгу, синевласая незнакомка, Гермиона начала с того, как спускалась по лестнице. В тот момент, когда она упомянула о «коридоре-невидимке», доктор Блэк нахмурился и переглянулся с директором, а когда рассказала о «шёпоте» и уже менее уверенно — о «моих или не моих… не помню» мыслях, посерьёзнел уже профессор Дамблдор.

Дослушав её и предложив ещё чаю, он незаметно для Гермионы сделал знак молчать доктору Блэку и начал рассказ:

— Много веков назад, мисс Грейнджер, в местах, называемых сейчас Ирландией, жили могущественные существа. В легендах магглов они оставили свой след, именуемые «сидами» от названия их родного мира. Одним из народов сидов были Туата Де Дананн. «Племена богини Дану» владели землями, которые выбрали ещё и потому, что в холмах тех мест — скрывались проходы в иные миры, причём как на родину сидов, так и в миры, населённые их врагами. Многие вожди в те времена завидовали их богатству и мудрости, но никому почти не пришло в голову воевать с ними — ведь люди знали, что сиды защищают и их от злых порождений других миров.

Маггловские легенды называют врагами сидов неких фоморов, имеющих по одному глазу, одной руке и одной ноге, так как в обычное время — кроме Саммайна, когда открывались врата между мирами — одна половина их тела находилась в нашем мире, а другая в потустороннем, из которого они черпали свою силу.

Но маггловские легенды умалчивают о других, более страшных противниках. К ним причисляли два разных вида: «Осушающие» и «Пожиратели жизни». Когда Туата Де Дананн научили людей взаимодействовать с окружающим миром теми путями, что сейчас мы зовём магией — «осушающие» или вампиры, как из называют теперь, стали не так опасны. Умелый маг защитит себя от атак вампира физическим щитом и уничтожит с помощью заклятий ветви разрушения. Другое дело «Пожиратели жизни», вытягивающие из человека и забирающие себе особую силу... Силу, необходимую для реализации заложенного с рождения потенциала жить в гармонии с этим миром, черпая из него энергию и действуя с её помощью. В лучшем случае пострадавшие становились сквибами, в худшем — погибали. Образно выражаясь, «Пожиратели жизни» отбирали саму магию.

Туата Де Дананн со временем поняли, что война зашла в тупик и решились на беспрецедентный шаг. Они подготовили и провели глобальный ритуал, закрывший пути из мира людей в иные миры, в том числе и в тот, откуда приходили «Пожиратели жизни». Конечно, перед этим большинство сидов вернулись на родину, но некоторые остались — и для того, чтобы активировать ритуал, ибо сделать это можно было лишь отсюда, и потому, что не захотели покидать наш мир, ставший для них родным. С закрытием порталов срок их жизни резко уменьшился, но оставшиеся успели изучить последствия ритуала и сделали расчёты, согласно которым спустя много лет пути в иные миры вновь откроются — вначале слабо, тонкими щёлочками, затем всё сильнее и сильнее.

Такова история. К счастью или к несчастью, но она касается и современности, касается нас. А теперь, мисс Грейнджер, после случившегося сегодня — я должен задать вам вопрос. Вы хотите знать остальное и по своей воле стать причастной к этому?

Гермиона не знала, что и ответить, а профессор Дамблдор хоть улыбался слегка, но глаза оставались серьёзными. Слишком серьёзными, чтобы сходу ответить «да». Слишком серьёзными, чтобы легко сказать «нет» и уйти. К её облегчению, директора отвлёк доктор Блэк, отведя в сторону. Они говорили долго, так что у неё было время подумать.

*

— По поводу того «шёпота»… я ничего не слышал, как и вы, и профессор МакГонагалл, никогда. Вы уверены, что…

— Да, Маркус, уверен. Мисс Грейнджер совершенно здорова психически, если ты об этом, и — она говорила правду.

— Она сказала, что «шёпот» прекратился, стоило мне войти. С чем это может быть связано?

— Вот как раз об этом я собирался рассказать вечером вам с мисс Аянами, — Дамблдор задумался, словно решая про себя, что говорить, а что нет.

— О чём? — поторопил его Блэк.

— Да-да… Один из сотрудников Отдела Тайн, обязанный мне, нашёл кое-что интересное. Конечно, те записи были сделаны много позже, чем закончилась эпоха могущества сидов, после ритуала закрытия путей прошло уже несколько веков, но их автор тоже исследовал легенды и факты, что попались нам. Однако, по-видимому, его источники были более полными… — директор вновь задумался. Маркуса уже начинало это раздражать.

— Дамблдор! Не отвлекайтесь!

— Хм… да. Тот исследователь пришёл к интересным выводам… но мне не хотелось бы пересказывать всё дважды. Давай дождёмся решения мисс Грейнджер — если она согласится, вы узнаете всё одновременно.

Маркус недовольно вздохнул, но совладал с любопытством. Намного больше его волновало другое.

— Кстати, я ведь предупреждал вас, что необходимо лучше защитить путь в Тайные башни. Что вы мне тогда ответили? «Не нужно недооценивать Хогвартс, Маркус…», «этот замок — не просто башни и стены, он живой…», «мне жаль, что ты лишаешь себя возможности почувствовать это»…

Впервые с начала разговора директор искренне улыбнулся, а в ответ на вопросительный взгляд Блэка напомнил:

— Мисс Грейнджер рассказала, что чувствовала, как кто-то предостерегал её, помог преодолеть притяжение «монстра».

— И вы думаете, что?.. — не скрывая скепсиса, уточнил Блэк. Дамблдор только усмехнулся в бороду. — Почему тогда я, например, никогда не слышал «мыслей замка»?

— Хогвартс защищает своих подопечных в минуты опасности и даёт подсказки тем, кто умеет слушать.

— Знаете, магия магией, но это уже слишком! Допустим, хорошо, допустим, что вы не сошли с ума, полагаясь на «разум» — каменного строения! Тогда объясните заодно вот что: на двери стояла моя «сигналка». Но она сработала не сразу. Фактически, только после того, как я услышал крик мисс Грейнджер. Это снова проделки груды камней? — ирония буквально пропитывала его слова.

Дамблдор только покачал головой, видя такое неверие.

— Не знаю, Маркус. Может быть, так повлияли артефакты в башне, сами стены или — да, магия Хогвартса. Но отчего-то мне кажется, что это мог быть и «шёпот».

— Стазис-поле…

— …не абсолютно. Оно лишь замедляет время, но не может удержать ни мысли, ни волю, ни тем более — желания и чувства.

— Нет, вы точно сошли с ума. Теперь ещё и «нулевую» решили объявить разумной?

— Как знать, Маркус, быть может, именно тебе выпадет доказать это. Но сейчас, — остановил он явно готового съязвить в ответ Блэка и повысил голос, — мне кажется, что мы дали мисс Грейнджер достаточно времени, не так ли?

*

Профессор Дамблдор терпеливо ждал, по-доброму глядя на неё, а доктор Блэк, наоборот, отвернулся, словно ему всё равно. Это отчего-то разозлило Гермиону и только укрепило в желании узнать всё до конца.

— Да, сэр. Я хочу знать.

Тот кивнул сам себе, словно такого ответа и ждал, вернулся за стол и напомнил:

— То, что вы услышите сейчас, должно оставаться в секрете от всех. От всех, мисс Грейнджер, иначе может выйти так, что пострадают невинные люди.

Понимая, что профессор имеет в виду даже Гарри и Рона, Гермиона кивнула, хоть и понимала, что ей будет нелегко.

— Так вот, последние из сидов были уверены, что столетия спустя пути в иные миры вновь будут открыты или откроются — сложно понять, будет ли это сделано кем-то или случится само собой. Здесь заканчивается история и начинается современность. То «чудовище» или «монстр», что вы видели — «Пожиратель жизни».

Гермиона вздрогнула, в памяти ожили слова из легенды: «пострадавшие становились сквибами… погибали».

— Я… со мной…

— С вами всё в порядке. Вы ведь так и не прикоснулись к нему, как убеждал «шёпот». Что-то помешало «монстру» влиять на вас без прямого контакта, потребовало более тесной… связи.

— Синяя дымка… это же какое-то заклятие?

Профессор Дамблдор кивнул.

— Да, возможно, повлиял стазис. К сожалению, мы вообще знаем очень мало. Но кое-что выяснить удалось, — он чуть повернулся в сторону окна, будто показывая, что это важно и для остальных. — Сейчас можно с уверенностью сделать вывод, что «Пожиратели жизни» вытягивают жизненные силы и магию из тех, кто ещё недостаточно окреп, чья структура личного магического поля нестабильна и ещё только выстраивается. Не зря по древним обычаям маг становился самостоятельным не ранее двадцати пяти — двадцати семи лет.

И тут Гермиона сообразила. Увидев, куда направлен её взгляд, профессор Дамблдор подтвердил:

— Да, эта девушка, мисс Аянами — пришла к нам как раз из другого мира. На это не было её воли, никому здесь она не желает зла, но, увы, её сущность такова же, как у тех, кто описан в легенде. Поэтому вы и чувствовали себя плохо каждый раз, как встречались с мисс Аянами. Но, — вновь привлёк он к себе внимание Гермионы, — к счастью, раз уж так сложилось, есть способ защитить вас — если пожелаете. Поэтому я хотел бы, мисс Грейнджер, чтобы вы тщательно обдумали, будете ли дальше видеться с мисс Аянами и помогать ей — или нет. Это действительно важно, ведь, возможно, такое общение породит для вас последствия, о которых сейчас мы не можем даже догадываться.

— Помогать? — удивилась Гермиона.

— Мисс Аянами стремится вернуться домой, — резко констатировал от окна доктор Блэк. — Мы пытаемся помочь ей в этом.

— Но что я могу… — растерянно.

— Мне вот тоже интересно. Дамблдор?

— Всё очень просто, Маркус. Мисс Грейнджер может помочь мисс Аянами в изучении магии, как волшебница, с практической стороны. Вы не можете делать этого, а у меня не так много времени — есть и другие дела, настоятельно требующие моего внимания.

— Но ведь есть что-то ещё, Дамблдор? — язвительно спросил доктор.

Профессор улыбнулся.

— Хогвартс, Маркус. Я верю, что отнюдь не случайно мисс Грейнджер увидела скрытый магией замка коридор, ведущий в Тайные башни. По правде сказать, я сам узнал о его существовании, только став директором — настолько тщательно скрывается в тайне само существование Тайных башен, что, помимо присутствующих, о них знают единицы, а бывали внутри — и вовсе двое или трое.

— Но почему, сэр?

— Боюсь, мисс Грейнджер, эта загадка должна остаться без ответа — я давал слово, что не раскрою ничего.

Гермиона хотела спросить что-то ещё, но вспомнила, что от неё ждут решения. Украдкой брошенный на... Аянами взгляд не помог ничем: та вновь читала книгу, словно всё происходящее не касалось её ни в малейшей степени. Зашуршала в тишине перевёрнутая страница, и Гермиона приняла решение.

— Я хотела бы участвовать, сэр, — она надеялась, что прозвучало это достаточно веско и по-взрослому.

Профессор Дамблдор улыбнулся и протянул через стол перевязанный лентой свиток. Гермиона приняла его и ещё раз взглянула на Аянами, замерев под пристальным, изучающим, проникающим, казалось, в самые сокровенные мысли взглядом алых глаз. Невольно поежившись, Гермиона нервно пошутила про себя: «Не так я представляла себе пришельцев».

Она ещё не знала, насколько окажется права.

Механически приводя в порядок лабораторный стол перед тем, как уйти из башни, Маркус заодно разбирался в собственных мыслях. Хорошо, что для этого нашлось время, ибо именно сегодня — он понял, что готов, полностью. Портключи, артефакты, заклятия — подготовлены и освоены достаточно, чтобы заняться, наконец, тем, для чего всё это затевалось. План привлечения учёных для исследования «нулевой» и всего, что связано с появлением Рей из другого мира, графики, схемы разграничения полномочий, способы контроля и проверок — проработаны до мелочей. Оставалось самое простое и самое сложное: начать действовать, взвешенно и на этот раз — без эмоций.

Потому что отпуск, взятый им в больнице, подходил к концу, а срок, выделенный самому себе на колебания — уже истёк. «Уже не осталось «да» или «нет», Маркус. Ты сделал выбор — остаться в замке ещё на неизвестно сколько, а не вернуться к привычной жизни».

Да, сейчас ещё есть время передумать, но — зачем? Понятное дело, другой возможности, другого шанса уйти не будет: он знал себя достаточно хорошо и понимал, что не отступится, пока Рей не вернётся домой. В отличие от увлекшегося раскрытием тайн древних и новых Дамблдора, он не забывал о главной цели. Хотя директор, похоже, действительно искренен в своём желании помочь Рей — это тем более верно, что признать такое оказалось непросто. Наконец, у Маркуса есть и эгоистический мотив — Сириус: нужно разузнать, что происходит с братом и насколько правдиво мнение магического мира о нём.

Пройдя сквозь гобелен, он увидел заместителя директора — выходит, ей известно о Тайных башнях. Профессор МакГонагалл окинула Маркуса строгим взглядом, особенно задержавшимся на незастёгнутой мантии, и то ли попросила, то ли потребовала:

— Вы не уделите мне несколько минут, доктор Блэк?

Маркус молча кивнул, заработал ещё один строгий взгляд и тут же исправился:

— С удовольствием, профессор МакГонагалл.

Они шли какими-то окольными путями и уже приближались к Большому залу, когда профессор, наконец, заговорила:

— Альбус… директор Дамблдор сообщил мне о своих выводах… и это беспокоит меня, доктор Блэк.

Не дождавшись продолжения, Маркус уточнил:

— Чем я могу вам помочь, профессор?

— Ответьте прямо: вы считаете, что эти… существа — действительно так опасны?

— Согласно легенде — да.

— Я не о легендах, доктор Блэк, — неодобрительно покачала головой МакГонагалл. — Эта… это существо каждый день находится рядом со студентами. Кто-то из них может серьёзно пострадать!

— Но как они проберутся в защищённую башню? Насколько я знаю, туда не попасть просто так, и большинство людей даже не знают о том, что… — он развёл руками.

Профессор остановилась и взглянула на него ещё более строго, сухо молвила:

— Вы не поняли меня, доктор.

Маркус поднял на неё действительно непонимающий взгляд, и тут — картинка сложилась. В груди волной поднялось возмущение, на язык сами собой просились язвительные, злые слова — расправив плечи и сложив руки на груди, он буквально выплюнул:

— Да, не понял! И отказываюсь понимать теперь!

Их взгляды скрестились. Блэк кривил губы, словно от сдерживаемого отвращения и Минерва почувствовала стыд, но справилась с собой — безопасность студентов важнее, сделала ещё одну попытку:

— Это существо…

— Рей. Её зовут Рей Аянами, профессор, — ядовито проинформировал Маркус, почти шипя от злости, — и я в самом деле не могу понять, как вы, столько лет проработав с детьми, можете…

Минерва устыдилась вновь, но не сдалась:

— Мисс Грейнджер уже пострадала…

— Мисс Грейнджер, профессор, могла пострадать намного сильнее от той вещи, которую вы дали ей. Да, я знаю об этом — от неё самой. Но она справлялась до сих пор и продолжает справляться. И если вы не в курсе: мисс Грейнджер, даже пострадав, по своей воле согласилась помогать той, кого вы легко называете «существом». Будь я проклят, если это не восхищает меня! Видимо, ваша ученица превзошла вас, профессор — пусть не в знаниях, а в человечности, и… — Маркус запнулся, заметив, что в их сторону смотрят студенты, идущие на ужин, выдохнул, сдерживаясь и добавил, понизив тон: — Я не имею права давать вам советы, профессор, но один всё-таки дам. Научитесь доверять выбору своих коллег и учеников, а если не сможете — хотя бы принимать его, не пытаясь переделать. Это всё равно не удастся, но вы утратите их доверие.

Оставив ошарашенную такой наглостью МакГонагалл стоять посреди коридора, Маркус поднялся на первый этаж и направился к кабинету Маггловедения, на полпути свернув вправо — там была маленькая двухуровневая башенка с винтовой лестницей и единственным окном, выходящим во двор. Здесь никто не появлялся и можно было подумать.

Он прислонился к подоконнику, коснулся пальцами украшенного морозными узорами стекла и попытался понять, что это вот такое сейчас было — почему его настолько задело пренебрежительное отношение к Рей. Она ведь и в самом деле — не человек… причём дело даже не во внешности. Маркус просто привык — к ней, привык почти не замечать всех этих странностей, но сейчас, задумавшись, испытал нечто похожее на благоговение перед невозможным, но сбывшимся: каждый день рядом с ним находился пришелец из другого мира, совершенно, абсолютно нечеловеческое… существо? Он споткнулся об это слово, но всё равно не мог и не хотел соглашаться с МакГонагалл — с тем, как она произнесла это, как она думала о Рей. «Значит, “взвешенно и без эмоций”? Похоже, я так вообще не умею. Равно как и не копаться в себе. Хорошо, хорошо. Это просто есть. Поехали».

Аянами — не человек. Что называется, начал с очевидного. Пусть. Итак, Аянами — не человек. Помимо внешности — она умеет с огромной скоростью залечивать повреждения и с не меньшей — усваивать новые знания. Высокий интеллект, огромная работоспособность и неисчерпаемое терпение. Самообладание, какого нет и у многих взрослых… «у меня, например». Маркус саркастически улыбнулся сам себе. «Дальше».

Дальше — до колик пугающее всех магов словосочетание «Пожиратели жизни». Действительно, в версии легенды они — чуть ли не всеобщее зло. Действительно, возможности таких существ настораживают, но — совершенно не ясны мотивы. Да, древние воевали с ними — но сколько было войн в человеческой истории просто от непонимания? Из глупости, гордости, жадности и фанатизма? «Куда-то я не туда уехал. Вернёмся к Рей и подумаем, наконец, над главными вопросами».

Подумаем. Только вот всё-таки эгоист ты, Маркус, потому что это не «опасна ли она для окружающих»? Чёрта с два, главные — это «почему я забочусь о ней?» и «сколько в этой заботе от меня самого?»

С первым проще — он ведь уже думал об этом. Сначала отношение врача к пациенту, в которое, учитывая обстоятельства, вкралось немало личного — ведь в его мыслях тогда Рей была неразрывно связана с миром магии. Мало того — она умирала, а для него… Маркус вздрогнул и насильно пресёк воспоминания. Потом это отношение переросло в заботу об одиноком подростке, когда у него «открылись глаза» на причину её мнимого безразличия и упорства, затем… было желание насолить Дамблдору — о да, и здесь личного хоть отбавляй!..

А ещё позже их обоюдная чуждость всему миру — что магическому, что обычному — только сильнее сблизила его с Рей. Наскоком — но первый вопрос можно считать закрытым: он мог привязаться к ней.

«Но — настолько? Когда в последний раз ради кого-то ты менял собственное решение? Когда сламывал свою гордость, шёл на поводу у чувств и самое странное — не терзался этим, не выходил из себя, разрушая всё вокруг?»

Так сколько здесь — его воли? Нет, откровеннее — где гарантия, что это не Рей исподволь, аккуратно, использовала свои до конца не раскрытые способности на нём? Что, если среди них есть нечто вроде подчинения? Не в лоб, не прямо — а по чуть-чуть подтачивающего барьеры его воли, чтобы заставить нужного человека — заставить его — выйти из своей скорлупы, и…

Маркус запнулся в мыслях и несколько раз повторил про себя последнее, а потом не выдержал — расхохотался. В этом смехе, услышь его кто-то, было столько способного напугать случайного очевидца издевательства над собой, над собственной неспособностью понять очевидное… но не меньше и облегчения.

Потому что — «причём тут вообще сама Рей?» То есть ещё как причём, но не из-за каких-то там «подчиняющих способностей» — что за маразм, в самом деле?! Дело в том, что она появилась. Всё. Просто появилась, и её возникновение, растерянность Дамблдора, «нулевая», магический замок с его необычностями — вместе и сразу всё это заставило его оставить собственное внутреннее заточение, рядом с которым жизнь у чёрта на куличках так, внешнее обрамление.

Рей — не таинственная интриганка, исподволь управляющая окружающими. Рей — это катализатор, запустивший своим появлением сложнейшую реакцию по превращению замершего в болоте собственной никчёмности дурака в прежнего Маркуса Блэка. «Ну, это я уже хватил — хоть бы в подобие, и то хорошо. Хотя и тут — полегче на поворотах, так и загордиться собой-прежним недолго, а ведь он был тот ещё придурок…»

Оттолкнувшись от подоконника, Маркус быстрым, пружинистым шагом пошёл в свою комнату — ужин он всё равно пропустил, но можно поесть там, если получится — с Рей.

В груди ощущалось что-то лёгкое-лёгкое, трепещущее от любопытства там, где несколько лет был только привычный, уже не замечаемый замшелый камень скуки и тоски по прошлому. А ведь как мало надо-то, да? Чуть-чуть разобраться в себе, и только.

Сегодня уже поздно, но завтра — можно работать. Нужно и интересно работать — вот так вернее. А извиняться перед заместителем директора он не будет — той ещё предстоит выбираться из собственного озерца стоячей воды предрассудков и страхов. Сделает МакГонагалл это или нет — уже не его дело. Она отнюдь не глупа, пусть сама разбирается — Маркусу и так есть, о ком беспокоиться: Рей, Сириус и… да, теперь и Гермиона Грейнджер.

* * *

Стыдно признать, но прошла первая неделя января и потянулась вторая, а у Гермионы не нашлось и свободной минуты, чтобы изучить переданный профессором Дамблдором свиток. Она лишь быстро просмотрела текст, поразившись тому, сколько всего там собрано: легенды, описание того, как то чудовище в башне — Гермиона поёжилась, вспомнив — поглощает магическую энергию, планы по дальнейшему изучению…

В четверг вечером, когда Гарри куда-то пропал второй раз с начала семестра, а Рон, вернувшись в башню факультета, поднялся в спальню, сделав вид, что не заметил её в гостиной, Гермиона почувствовала, что всё валится из рук. Прошло только несколько дней — а она уже чувствовала подступающую усталость: расписание изменилось, и даже с хроноворотом времени на отдых не хватало. А когда к этому добавится то, о чём говорил профессор Дамблдор… Гермиона перевела взгляд на незаконченное эссе по Маггловедению и ужаснулась: как же она сможет успевать всё? Отказаться от части уроков… немыслимо! Из-за беспокойства всё путалось в голове и, понимая, что ничего разумного прямо сейчас она не напишет, Гермиона покопалась в сумке, вытащила свиток, решив прочитать его, чтобы отвлечься. Папа всегда говорит: «Если чего-то не понимаешь — смени тему, а потом вернись. Нужные мысли сами придут».

Пытаясь сосредоточиться на содержании, Гермиона сбилась раз, другой и уже почти решила вернуться к урокам, как вдруг увидела надпись на полях — изумрудными чернилами, резко выделяющимися на фоне чёрного текста. «Загляните в конец свитка».

Торопливо прокрутив длинный пергамент, Гермиона онемела от удивления: такими же изумрудными чернилами, тем же тонким, словно летящим почерком там было записано: «Вы не потеряли ключ от спальни на пятом этаже? Она по-прежнему ваша. Там же найдёте схему использования хроноворота для учёбы и остального».

Слово «остального» было подчёркнуто — сразу понятно, о чём речь; а ниже — приписка: «Постарайтесь не встретиться с собой, мисс Грейнджер».

Гермиона невольно почувствовала восхищение, вспомнив, когда профессор Дамблдор отдал ей свиток. Он уже в то время предполагал, что она согласится и как ей придётся нелегко — и позаботился об этом! Она и не надеялась когда-нибудь стать настолько проницательной и умной…

Решив не ждать, Гермиона торопливо набросала записку («Конспекты не трогать! Учебники тоже!»), положила её посреди стола на учебник Нумерологии и вышла в коридор. С лестницами повезло — в последнее время они сразу вставали, куда нужно, так что до пятого этажа она добралась в считанные минуты. Ключ от комнаты, висевший на тонкой цепочке, прикреплённой к внутреннему карману мантии, подошёл сразу же — Гермиона знала: будь ей запрещено входить, не помогло бы и заклятие.

Внутри всё то же: вспыхнувшие факелы на стенах, стоило открыть дверь, забранная покрывалом постель на кровати с балдахином, но на столе сиял белым магический светильник — прозрачная чаша с пляшущим внутри пламенем, освещая несколько листов пергамента и лежащее поперёк перо. Первым оказался тот самый график — изучив его, Гермиона поразилась, как точно и с каким знанием распорядка и возможностей хроноворота он составлен. Да, сложно, да, первое время придётся сверяться с ним, да, она по-прежнему будет уставать, но зато — времени теперь хватит на всё. Отложив листок, Гермиона обнаружила под ним второй. Надпись вверху гласила, что это «список изученного мисс Аянами». Почерк был другим — округлые, какие-то тяжеловесные, тщательно вычерченные буквы совсем не походили на стройные знаки профессора Дамблдора — наверное, это писал доктор Блэк. Список поражал. Магических дисциплин в нём почти не было — самые начала Чар, Трансфигурации и, неожиданно — «фундаментальная теория путешествий в пространстве и времени» — Гермиона и не слышала о таком! На этом всё заканчивалось, но вот обычные, немагические науки… здесь ей только и оставалось, что продираться сквозь дебри названий и терминов, большая часть из которых звучала для неё абракадаброй, да кусать губы от зависти. Она не знала, как долго «мисс Аянами» изучала всё это, но на вид та не старше Гермионы, а раз появилась в Хогвартсе только в этом году, то… с прошлого лета? Вот это всё — всего лишь с лета?! Получается, она умнее даже, чем папин друг — профессор Уиллс из Даремского университета?..

Гермиону вдруг охватило чувство потери — она словно увидела, чего могла бы добиться, не поступив в Хогвартс, но… разве можно отказаться от такого? Отказаться от магии? Потерять это чувство, когда ты сама — собственными силами, своим умом и терпением — можешь делать такие чудесные вещи? Она помотала головой: невозможно. Ещё раз посмотрела в начало списка и попыталась успокоиться: уж в чём-чём, а в магии Аянами её не обогнать!

«Но так ли? — тихо шепнуло сомнение. — Ты же видишь, что она может. А если так будет во всём? Ты готова к тому, что она окажется лучше тебя — во всём?»

Гермиона не знала, что ответить сомнению, совсем-совсем. Конечно, сейчас она вспоминала «себя саму на первом курсе» без всякого удовольствия — но не потому, что стала уделять учёбе меньше внимания, а потому, что научилась выделять нужное, знала — если придётся выбирать между Прорицаниями и Нумерологией, например — она не будет колебаться. Ну, почти. Постарается сделать всё, но если встанет выбор, колебаться не будет. Это было как… как выбирать между Рэйвенкло и Гриффиндором — если к первому её тянула жажда знаний, то на втором она нашла друзей. Как выбирать между Гарри и Роном — и всеми остальными: заранее знаешь, что правильней.

«А разве это не ответ? Я обещала профессору Дамблдору, что помогу ей». Захватив листки со стола, заперев дверь, она вернулась в факультетскую гостиную, придирчиво осмотрела стол — не поживились ли здесь любители списывать? — решительно отодвинула в сторону эссе по Маггловедению, достала чистый лист пергамента и вывела вверху: «Предварительный план», начертила цифру «1» и задумалась: нужна ли История магии? На первый взгляд — нет, но… сделала пометку уточнить это у самой Аянами и вывела первым номером: «Проверить освоенное по Чарам и Трансфигурации». Вторым номером, не задумываясь, вписала: «Что такое “фундаментальная теория путешествий в пространстве и времени”?». Спохватившись, вывела над единицей — «Спросить, как нам общаться!», вспомнив, что с ней было после встреч с Аянами, и надолго задумалась над третьим пунктом…

* * *

Решив, что пессимизм здесь более применим, чем даже реализм, Маркус, составляя список будущих учёных-исследователей, выбирал не самых известных или мастистых — первые почти наверняка оказались бы слишком высокомерны и заняты, а вторые слишком консервативны. Он искал среди многообещающих, относительно молодых специалистов, пусть не имеющих славы, стольких регалий и многотомных трудов, но хорошо разбирающихся в своих областях науки. В этом ему немало помогли старые знакомства — взять того же Чарли, к примеру, или бывших сокурсников, далеко не все из которых занялись медициной и смежными науками в практическом их применении. К слову сказать, большинство из них были немало шокированы, встретив его по дороге домой, на отдыхе или там, где работали — оно и понятно, человек пропал на годы, а теперь вдруг появляется без предупреждения и со странными вопросами.

По тем же причинам Маркус подобрал больше одного человека для каждой сферы исследований и выделил для каждого отдельный день, чтобы являться во всеоружии — с образцами, записями, амулетом для обеспечения конфиденциальности, подготовленными формулами активации и — волшебной палочкой. Последнее — на самый крайний случай, ведь даже амулеты были сделаны внешне как можно более «маггловски», чтобы не составляло труда выдать их за передовую и жутко секретную научную разработку. Посвящать каждого «кандидата» в существование магии у него не было никакого желания, причём не из одних только соображений безопасности — Маркус искренне не хотел никому этим знанием осложнять жизнь.

*

Профессор Альберт Бринс, несмотря на свои тридцать четыре года уже имевший степени доктора наук в молекулярной клеточной биологии, медицинской физике и биоинженерии, закончив вечерний курс лекций для лично им выбранного круга студентов Университетского колледжа Лондона, собирался, в качестве исключения, не домой, а в бильярд-клуб. Френсис считает его помешанным на науке чудаком и всё никак не оставляет попыток познакомить своего младшего брата с «какой-нибудь девушкой, на которой ты, наконец, женишься». Что «какая-нибудь» Альберту не нужна, как и брак «потому что пора бы уже» — брат игнорировал. Ему легко говорить — сам-то женился по любви ещё в двадцать три!

Уже одевшись для улицы и протянув руку, чтобы вынуть ключи из стола, Альберт услышал негромкий скрип — это открывалась дверь в подсобное помещение, и похолодел — он точно помнил, что сам запирал её минуту назад, как и то, что был здесь один. Кто-то влез в окно? Да нет там окон…

Из-за спины послышались шаги и деликатное покашливание. Альберт подскочил, как ужаленный и обернулся, хватаясь за ручку сумки, готовый то ли бежать, то ли бросить её в незваного гостя. Перед ним стоял темноволосый мужчина с правильными чертами лица, глядя на Альберта с мрачным выражением.

— Кто вы? Что вам нужно?

— Справедливые вопросы, — немедленно ответил тот. — Меня зовут… допустим, Джон. Джон Сильвер.

— Да? — нервно поинтересовался Альберт, а надо сказать — когда он нервничал, начинал к месту и не к месту шутить. — Что-то ни попугая на плече, ни деревянной ноги я не вижу!

Незнакомец, назвавшийся именем пирата, только медленно, словно в вежливом удивлении, приподнял бровь, но даже не улыбнулся:

— Да, вы правы, выбор не самый достоверный.

Он не проявлял агрессии, несмотря на странное появление и слова, так что Альберт чуть осмелел:

— Понимаете, говоря так, вы почти впрямую сознаётесь, что имя вымышленное.

Незнакомец кивнул: мол, учту, и перешёл к делу:

— Доктор Бринс, нас… меня интересует ваша работа. Точнее, мне нужно, чтобы вы изучили кое-что и сообщили все возможные выводы.

— Это что, розыгрыш?

— Нет, доктор Бринс, это не розыгрыш.

— Обратитесь в лабораторию при колледже, там сделают все исследования, которые могут вам понадобиться.

«Пират» вновь поднял бровь:

— Видите ли, доктор, не в последнюю очередь для нас важна конфиденциальность и полное неразглашение результатов.

— Вы что, военные? — поинтересовался Альберт, ответа не получил и продолжил: — Ладно. Видите ли, я очень занят, и сегодня, и вообще. Если хотите, всё-таки могу дать вам номер телефона лаборатории…

— Доктор Бринс! Речь идёт об исследовании организма, не имеющего отношения к известному вам миру.

«Пришельцы? Точно, розыгрыш. Или хуже того — он сумасшедший». «Сумасшедший», похоже, догадался, о чём думает его собеседник, потому что извлёк откуда-то продолговатую указку и взмахнул ею, как-то причудливо поводя кончиком. Его одежда вспыхнула рыжим пламенем, занялись волосы, огонь перекинулся на пол, пополз к Альберту и тот кинулся за огнетушителем, а когда обернулся, «Сильвер» стоял, как ни в чём не бывало. Пламя исчезло так же, как появилось. Недоверчиво приблизившись, Альберт понял, что дымом тоже не пахнет и спросил чуть севшим голосом:

— Что это было?..

В ответ он получил только отрицательное покачивание головой и:

— Это просто чтобы вы убедились: «есть многое на свете»… и поэтому нам нужна ваша помощь.

— Кто вы такой?

— Это совершенно не важно. Называйте меня: Джон. Так каково ваше решение, доктор?

— Мне… нужно подумать.

— Нет. Сейчас или уже никогда.

Альберт прошёлся по комнате, напряжённо размышляя. Он точно знал, что не страдает галлюцинациями, а даже если это какая-то иллюзия… да нет, какая иллюзия, если он чувствовал жар? Чёрт побери, любопытно-то как! Он буквально чувствовал, что здесь кроется что-то грандиозное.

— Допустим, я соглашусь. Что мне нужно сделать?

«Джон» протянул руку и взял со стола медицинский контейнер для биообразцов — откуда он там взялся? — пояснив:

— Здесь восемь унций жидкости и образцы тканей некоего организма, — Альберт услышал, наконец, что-то привычное и протянул руку, но: — Однако прежде, чем я передам их вам, нужно позаботиться о конфиденциальности.

— Мне что, нужно где-то подписать? — вновь попытался пошутить Альберт.

— Нет. Вы должны надеть вот это устройство, — «Джон» продемонстрировал угольно-чёрный цилиндрик размером с указательный палец, висящий на тонкой цепочке того же цвета — и не снимать его ни при каких обстоятельствах. Впрочем, вы и не сможете.

— В каком смысле?

— В самом прямом. Это новейшая разработка, обеспечивающая всю необходимую защиту информации от разглашения любым из возможных способов.

— А если я всё-таки… разглашу?

— Вы не сможете.

— Эта штука, что, убьёт меня? — вспомнил шпионские фильмы Альберт.

— Конечно, нет. Устройство просто не даст вам что-то подобное сделать.

— В каком…

— Доктор! У меня не так много времени. Вы или соглашаетесь, или нет.

Альберт поколебался ещё немного — «да кого я обманываю?» — и протянул руку. Устройство, чем бы оно ни было, оказалось тёплым на ощупь и неожиданно тяжёлым. Стоило надеть его на шею, как глаза на секунду застлала белая пелена, а в голове появилось чувство чьего-то присутствия, но быстро пропало. «Джон» кивнул, словно бы сам себе, протянул контейнер.

Открыв его, Альберт увидел правильно размещенные ампулы и хмыкнул — кем бы они ни были, работать с образцами эти люди умеют. О бильярд-клубе он уже забыл и отвлёкся только, услышав:

— Я загляну к вам через неделю, доктор.

— Лучше через две! — мгновенно откликнулся Альберт, снимая плащ и убирая сумку под стол.

«Джон» чему-то улыбнулся — впервые за весь разговор — и ушёл. Видно, для разнообразия — на этот раз туда, где есть выход.

*

Вернувшись в Хогвартс, Маркус, наконец, позволил себе расслабиться. Разговор дался бы ему легко — если б не необходимость всё время сдерживать себя, чтобы не развернуться и уйти. Ему нравился этот Бринс — хороший человек, влюблённый в свою работу, и поступать с ним так — не хотелось.

Что-то подсказывало: так будет каждый раз. Или почти каждый — должны же ему хотя бы по закону больших чисел встретиться рвачи, карьеристы и просто идиоты?

Поднявшись к себе в комнату, по дороге отвечая на приветствия старшекурсников, которым разрешалось находиться вне гостиных после семи часов, Маркус присел за стол и увидел прямо перед собой скреплённые листы пергамента с записями — почерк незнакомый. Поднеся их к глазам, он прочёл на верхнем: «Доктор Блэк, профессор Дамблдор сказал, что через домовых эльфов передаст это вам. Посмотрите, пожалуйста, чтобы график не пересекался с вашими занятиями». Иронично улыбнувшись, он перевернул лист и ожидаемо прочёл на следующем: «Предварительный план занятий». Откинувшись на спинку стула, бросил листы на стол, потянулся и ответил вслух:

— Завтра, мисс Грейнджер. Мы поговорим об этом завтра.

Обойдясь без стука, Маркус толкнул дверь и шагнул в уже привычный глазу кабинет Дамблдора — в конце концов, тот сам внезапно позвал его, отвлекая от дел...

Сидящий на насесте Фоукс медленно, как-то царственно поднял голову, разглядывая Блэка. Кроме них, в комнате никого не было. Маркус хотел было уже спросить вслух, обращаясь то ли к фениксу, то ли к портретам на стенах, где Дамблдор, когда закрывающий часть стены напротив входа книжный шкаф плавно поднялся в воздух на десяток дюймов и проплыл в сторону, открывая нишу с уходящими куда-то вверх крутыми деревянными ступенями. В свете утреннего солнца они блестели, словно покрытые лаком. «Никакой пыли — здесь ходят и часто».

Решив, что открывшийся вход можно считать приглашением, Маркус принялся подниматься, вспомнил срочность вызова и ускорил шаг. Ступеней десять-двенадцать спустя — откуда здесь столько места? — он почувствовал сильный и неожиданно приятный запах расплавленного камня и в очередной раз мимолётно подумал о «наследственной памяти» — потому что: вот откуда ему знать, как пахнут плавящиеся камни?

Лестница, закручиваясь неполной спиралью, оборвалась на галерее с деревянным же полом, опоясывающей круглый зал — размером даже больше, чем кабинет директора. Вниз вели ещё две короткие, плавно изгибающиеся лестницы, а всё пространство там занимали небольшие столики разных форм, освещённые серебристо-белыми фонарями посреди каждого из них. У одного из таких столиков стоял Дамблдор, склонившись над невысоким устройством тёмного цвета. Услышав шаги, он негромко позвал, не отвлекаясь от своего занятия:

— Спускайся, Маркус. Мне понадобится твоё содействие.

— Где мы, Дамблдор?

— В моей личной лаборатории. По правде сказать, о том, где она в точности находится, знает лишь профессор МакГонагалл, мисс Аянами и — теперь ты, так что…

— Рей?

Дамблдор ещё раз взмахнул палочкой и, наконец, поднял глаза на собеседника:

— Ненамеренно. Просто для мисс Аянами, похоже, не представляет сложности видеть сквозь самые совершенные — даже осязаемые — иллюзии, лучшие из тех, что удалось создать. Видимо, это ещё одно из свойств её загадочной природы.

Маркус подавил раздражённый вздох и признался:

— Я совсем не понимаю, о чём вы.

Дамблдор вдруг улыбнулся — как-то по-особому, предложил:

— Взгляни вверх.

Маркус послушался и едва подавил желание отступить на шаг, а лучше — вовсе убраться отсюда.

— Вы с ума сошли! — потолка не было: вместо него мерцала и слегка колебалась неведомым образом висящая в воздухе масса тёмной воды.

— Не о чем беспокоиться, — улыбаясь в бороду, опроверг Дамблдор, — это как раз одна из иллюзий.

— Неужели вы рассчитываете, что кто-то, приземлившись сверху на башню, станет вскрывать крышу и вода их отпугнёт? Серьёзно?

Сарказм в его голосе, казалось, можно было пощупать. Дамблдор в ответ только чуть приподнял, словно в удивлении, брови и посоветовал:

— Внимательно посмотри на стены.

С усилием отведя взгляд от колышущейся воды, так похожей на настоящую, Блэк повернулся на месте, изучая грубый камень, пока не заметил какой-то узор. Подойдя ближе, он разглядел нечто вроде схемы: три круга, не касающиеся друг друга, но соединённые тонкими линиями, чуть выше — ещё один круг и отходящая от него короткая прямая, перетекавшая в две соединённые спирали, затем — ещё прямая… Выше рисунок был стёрт, причём основательно: камень явно стёсан и вдобавок отполирован едва не до блеска.

— Что-то напоминает… — вслух подумал Блэк, ещё раз окинул взглядом весь узор и развернулся к директору, сообразив: — Ну конечно! Это схема Тайных башен! А мы сейчас…

— ...под восточной из них. Всё верно, Маркус. Из кабинета сюда ведёт путь, по структуре схожий с теми, что в стенах замка — но намного более стабильный. Ему сотни лет и, к сожалению, мне пока не удалось разобраться, как именно и за счёт чего он действует.

— Кто построил всё это?

Без улыбки Дамблдор ответил:

— Этого я не могу тебе сказать.

Маркус вспомнил, как мисс Грейнджер задавала вопрос о башнях и отступился, меняя тему:

— Вы что-то говорили о том, что нужна моя помощь.

— Да, Маркус. Проведя некоторые испытания, я пришёл к выводу, что защитить от «Пожирателей жизни» мисс Грейнджер — да и любого несовершеннолетнего мага — вполне возможно. В теории. А на практике — первые два экземпляра защитного амулета рассыпались в пыль сразу по извлечении из тигля. Третий я максимально укрепил, рассчитав баланс и встроив схему перераспределения и подпитки от внешних источников, но при первом контакте с простейшим призывающим заклинанием он разделил участь своих предшественников. Проверка расчётов и ещё один уничтоженный экземпляр дали ответ на то, почему. Резонанс.

— Что?

— Резонанс, — повторил директор, словно это всё объясняло. — Амулет пришлось сделать довольно сложным по структуре — иначе я не мог добиться широкого спектра защитных свойств, но в результате он стал и весьма хрупким, зависимым от окружающей магии. Эту сложность тоже удалось преодолеть, за одним исключением…

Дамблдор вновь склонился над тёмным устройством, от которого и исходил запах расплава, что-то сделал, стремительно чертя палочкой узоры в воздухе и не произнося ни слова — а затем продолжил:

— Видишь ли, проблема защиты осложняется тем, что мисс Грейнджер — волшебница, притом способная и с довольно нестандартным подходом к магии вообще и освоению нового — в частности. Вдобавок в подростковом возрасте происходит постоянное развитие организма, плюс каждодневное нахождение в таком насыщенном энергией и вместе с тем хаотичном месте, как Хогвартс… С лишённым магии человеком было бы проще: полный запрет, блокировка вообще любой возможности обмена энергией в плане магического взаимодействия по четырём основным направлениям, а именно…

У Маркуса чуть закружилась голова — увлекшийся объяснениями Дамблдор стремительно погружался в дебри магической науки, о которых Блэк даже не задумывался.

— …конечно, это не решает проблемы защиты от боевых и, тем более, Непростительных заклятий, но…

— Дамблдор…

— …и не уверен, что пассивное воздействие — единственное среди возможных для «Пожирателей жизни», ведь зачем-то «нулевая» пыталась заставить мисс Грейнджер подойти ближе и прикоснуться… да, я практически уверен, что это нужно учесть в будущем — ведь по легенде путей в наш мир будет становиться всё больше и больше, а значит…

— Дамблдор!

Тот резко умолк и, наконец, обратил внимание на Блэка, который не преминул заметить с поддёвкой:

— Если бы вы говорили по-английски и не отвлекались, я бы лучше понял, что именно мне хотят сказать. Давайте напомню: резонанс…

Дамблдор улыбнулся в бороду и — не поймёшь, серьёзно или нет — со вздохом поделился:

— Увы, за всеми прочими делами мне остаётся не так много времени, чтобы заниматься наукой. Надеюсь, ты простишь старика, увлекшегося интересной проблемой…

Маркус хотел было вновь проехаться насчёт «старика» — обычные люди столько не живут и в возрасте Дамблдора так не выглядят — когда понял, что тот просто провоцирует его. И вместо этого спросил:

— Так в чём же дело?

— Всё очень просто — и очень сложно…

Блэк досадливо вздохнул, готовясь к ещё одной непонятной лекции, но услышал только:

— Резонанс в данном случае означает, что при контакте с магией того, кем «инициирован» — то есть превращён из совокупности деталей в действующий… механизм — амулет, тот стремительно деструктурируется. Мне удалось добиться определённого уровня защиты от разрушения, но прямого взаимодействия амулеты по-прежнему не перенесут.

— Всё-таки, чем здесь могу помочь я?

— А как часто ты пользуешься магией, Маркус? — вновь улыбнулся Дамблдор.

— Почти не… только во время исследований, а так… — Маркус сопоставил одно с другим и сообразил: — Так вы хотите, чтобы я активировал амулет?

— Инициировал. Да, Маркус.

— Конечно, без проблем.

Дамблдор пристально взглянул на него и добавил:

— Должен предупредить: это будет означать, что амулет останется связанным с тобой. Совсем немного, но…

— Это опасно?

— Нет, вовсе. В действительности, ты этого даже не заметишь.

— Тогда в чём проблема? Вы чего-то недоговариваете?

Директор ещё раз взмахнул палочкой над тиглем, покачал головой и ответил:

— Нет. Но твоё отношение ко всему магическому таково, что я не собирался привязывать тебя к этому ещё больше, не рассказав сначала обо всём.

Маркус опешил: вот чего-чего, а такой щепетильности он не ожидал.

— Послушайте, Дамблдор, по-моему, вы серьёзно заблуждаетесь насчёт меня. Давайте проясним раз и навсегда: я никогда не буду частью вашего мира, — он увидел взгляд директора и поправился, — ладно, магического мира. Я не хочу быть его частью и мне от него ничего не нужно. Когда всё это закончится, я с радостью покину Хогвартс и постараюсь никогда обо всём этом не вспоминать. Но это не значит, что я буду шарахаться от магии, как от проказы, даже если могу кому-то помочь. Мне казалось, вы уже должны были понять это.

— Ты вырос… — тихо, чуть печально начал директор.

— А вот этого! — перебил его Блэк, — вот этого я от вас слышать не желаю! Вы мне не отец!

Хрупкое взаимопонимание рассыпалось неровными осколками — а Маркус с удивившей его самого горечью подумал вдруг, что могло ведь быть и по-другому. Не влезь Дамблдор с этой своей фразой… Он привычно отогнал сомнения подальше и почти торопливо напомнил:

— Давайте займёмся делом.

Директор кивнул, впрочем, не сводя с него внимательного взгляда — словно увидел что-то новое, затем повернулся к столу и сообщил:

— Осталось чуть больше получаса. Вот инструкции: в первую очередь…

Маркус выслушал, несколько раз переспросив и уточнив сложные моменты, да попрактиковавшись с главным — вербальной формулой. В целом — ничего сложного. Конечно, по сравнению с тем, что он знал, когда только появился здесь — это было очень и очень непросто, но сейчас-то — другое дело.

…Тигель мелодично «пропел» несколько нот, извещая об окончании процесса. Дамблдор, как договорились, отошёл в другой конец лаборатории, а Блэк прикоснулся своей палочкой к основанию устройства. С лёгким щелчком то раскрылось, распространяя вокруг ещё более сильный запах раскалённого камня, и показалась сама «заготовка» — в приглушённом свете она сияла маленьким солнцем. Нужно было спешить — по словам директора, вся сложность заключалась в том, что «инициация» должна быть завершена, пока будущий амулет не остынет, намертво закрепляя структуру. Плавно ведя палочкой в неизменном ритме, Маркус отрывисто бросал слова, не отрывая взгляда от пергамента с текстом — зрительный контакт с камнем, к счастью, не нужен. Повторяя эту абракадабру в третий раз — оставалось ещё пять — он, к своему удивлению, вдруг начал разбирать смысл, хотя от классической латыни здесь было лишь несколько слов; а когда начинал восьмой, уже знал, в чём заключается суть защиты, даруемой носящему амулет — и поразился тому, что вот это: Дамблдор назвал всего лишь «довольно сложным».

Повторяя последнюю строку, Блэк взглянул на камень и едва не сбился: не только с кончика палочки — с кисти руки, сжимающей её, стекало вниз дымчато-синими вуалями призрачное сияние, втягиваясь и будто впитываясь в уже почти остывший амулет.

— …азерафа! — проговорил Маркус завершающее, написанное отдельно слово и увидел, как камень потемнел, твердея буквально на глазах. Сияние пропало, руки отчего-то начали дрожать, а он потянулся, чтобы достать его — и разрушил бы только что созданное, не окликни его Дамблдор. Отдёрнул руку и пробурчал, возвращая самообладание:

— Да понял, понял. Что дальше?..

Директор подошёл и взял со стола изящную оправу, напоминавшую формой слегка перекошенный октаэдр.

— Серебро? — зачем-то спросил Маркус.

— Рений. Он подходит лучше.

Повинуясь взмаху палочки, камень взлетел в воздух и опустился внутрь оправы, заняв место между тонкими столбиками-иглами, которыми та была усеяна внутри. Ещё один жест — края сомкнулись, помутнели на миг и словно заплавились.

— Готово?

— Осталось ещё одно. Возьми, — Дамблдор протянул руку с амулетом и положил его на подставленную ладонь Блэка. Тот сжал пальцы, понимая, зачем это и спросил:

— Как?

Директор сосредоточенно проделал ещё несколько замысловатых пассов и резюмировал:

— Прекрасно, Маркус! Камень внутри цел, оправа даёт необходимую защиту. Конечно, прямого применения тобой любого заклятия или чар он не выдержит, но довольно и этого. Теперь осталось проверить его действие на практике.

— Думаю, всё пройдёт хорошо… — задумчиво протянул Маркус, а в ответ на внимательный взгляд Дамблдора объяснил: — Не знаю, почему, но я понял, как он работает. Когда активировал.

Дамблдор неожиданно сбросил серьёзное выражение лица, словно маску — в глазах за линзами причудливых очков искрился смех:

— Очень рад этому, Маркус!

— Что?.. В каком смысле?

— Сегодня у меня, да и у тебя — ещё много дел, — как обычно, проигнорировав вопрос, закруглил разговор Дамблдор, — а завтра или послезавтра, думаю, можно будет пригласить мисс Грейнджер и мисс Аянами для проверки на практике.

— Дамблдор! Что вы имели в виду?

— В другой раз, Маркус. Не хочешь ли чаю? У меня совершенно случайно есть вкуснейший черничный джем…

— Какого… Дамблдор!..

* * *

Гарри, остававшийся в раздевалке дольше всех — Вуд дополнительно задержал его — еле передвигая ноги, в одиночку брёл к замку, чувствуя себя совсем вымотанным. Оливер в последнее время прямо с ума сходит: вот сегодня тренировка продолжалась столько, что остановить её пришлось мадам Хуч, буквально прогнавшей всех с поля. А когда Вуд принялся спорить, она пригрозила потребовать у профессора МакГонагалл замены капитана команды — только это и помогло. Даже вечно неунывающие Фред и Джордж в этот раз уже начали пускать бладжеры по опасным траекториям с такими лицами, словно намеревались отправить Оливера или ещё кого-то в Больничное крыло.

Дементоры, всё время пребывавшие где-то ощутимо недалеко, хоть и за пределами территории школы, также не добавляли радости; из-за тренировок и занятий с профессором Люпином у Гарри почти не оставалось времени, чтобы делать домашние задания…

«А ещё мы так и не помирились с Гермионой». В последнее время она тоже совсем не отдыхает: Гарри уже казалось, что подруга специально заваливает себя уроками… Рон поражался, как же она умудряется всё это совмещать, а Гарри вот уже который раз ловил себя на мысли, что «Молния» — «Молнией», но если всё это из-за их ссоры, то оно того не стоит. Раз или два он пытался заговорить с Гермионой, но та только довольно резко обрывала его на полуслове, требуя не мешать ей заниматься — кажется, даже не замечая, кто перед ней.

Споткнувшись, Гарри машинально перешагнул препятствие — и почувствовал, что под ногой нет опоры. Отшатнулся назад, потерял равновесие и упал на спину, в глубокий снег. Забарахтался, пытаясь подняться и соскальзывая куда-то вниз — видно, задумался и сошёл с дорожки, ведущей к главному входу, там как раз слева некрутой склон, под снегом не видно... Приподнявшись на озябших, несмотря на перчатки, руках, попытался подтянуть ноги и встать — почти удалось, но поскользнулся и снова упал, больно приложившись затылком. Перед глазами от удара вспыхнули искры, а в голове родилась нелепая мысль: «Заголовок “Пророка”: “Гарри Поттер замёрз насмерть в двух шагах от тропинки!”» Рассмеявшись, снова начал вставать, когда над головой прогремело:

— Кто это здесь?

Сильная рука схватила его за шиворот, как пушинку, подняла в воздух и поставила на землю. Снег запорошил очки, но этот голос нельзя было не узнать.

— Гарри, ты что ль? А чего это ты бродишь здесь так поздно один? — пробасил Хагрид обеспокоенно.

Протерев очки рукавом, Гарри смог разглядеть лесничего и ответил:

— Я шёл с тренировки, Хагрид, поскользнулся и…

— Понятно! Ну, пойдём, я тебя провожу!

Чихнув, Гарри поёжился — снег попал за шиворот и пошёл-побежал вслед за широко шагавшим Хагридом, по дороге спросив:

— А ты что здесь делал, Хагрид?

— Эх, Гарри, — гордо ответил тот, — я ведь не просто так называюсь Хранителем ключей и земель Хогвартса! Профессор Дамблдор так и сказал: мол, Хагрид, конечно, ты теперь преподаватель, и я бы, говорит, не стал давать тебе дополнительную нагрузку, но не представляю, кто бы справился с должностью Хранителя лучше! Вот так-то, Гарри!

Судя по всему, Хагрид был очень этим горд и Гарри порадовался за него — да и в самом деле, кто лучше знает всё вокруг Хогвартса, и даже Запретный Лес? Хагрид продолжал что-то говорить, вспомнил о Клюкокрыле и погрустнел, Гарри спросил его, как тот — и сам не заметил, как они подошли к замку.

В холле вертелась миссис Норрис, при виде их с Хагридом громко мяукнувшая и тут же пропавшая куда-то, и Гарри торопливо попрощался — не хватало ему сегодня ещё попасться Филчу:

— Ну, я пойду! Спокойной ночи, Хагрид.

— Спокойной ночи, Гарри.

Уже поднимаясь по лестнице, он обернулся и увидел, что Хагрид не спешит уходить — словно ждёт кого-то, повернул к следующему пролёту и лицом к лицу столкнулся с той, о ком месяца три назад говорила вся школа. Остановившись на миг и скользнув по его лицу взглядом из-под капюшона, она поднялась ступенькой выше, вновь замерла, будто колеблясь, а потом быстро прошла мимо, задев его полой светлой… нет, не мантии, плаща. Секунду спустя вспомнив о Блэке, Гарри обернулся и окликнул её:

— Постой!

Словно не слыша, она продолжала спускаться и Гарри попытался ещё раз:

— Как твоё имя?

На этот раз она остановилась, взглянула вновь, полуобернувшись к нему, и вдруг возвратилась, став двумя ступеньками ниже — близко, но не прикоснёшься. Гарри буквально чувствовал, как её пристальный взгляд замер на шраме — а затем она шагнула вперёд и поднесла руку к его голове, почти касаясь щеки и уха. Глаза её быстро бегали от ладони к его лицу, словно изучая что-то невидимое Гарри, но длилось это совсем недолго. Спрятав руку под плащ, она развернулась, так ничего не ответив, и спустилась вниз.

Удивлённый произошедшим, он не подумал окликнуть её ещё раз, а когда опомнился — из холла послышался голос Хагрида, о чём-то спрашивающего и стук, с которым закрывалась створка двери наружу.

Гарри только помотал головой: у него в голове не укладывалось, что может быть общего у непонятно кем приходившейся Блэку странной девушки, приехавшей вместе с ним в Хогвартс, и Хагрида. Подумал было догнать их и спросить прямо сейчас, но услышал на лестнице внизу шарканье Филча, его скрипучий голос и, стараясь не шуметь, понёсся к башне Гриффиндора.

В гостиной никого не было, а в спальне мальчиков его встретил взволнованный Рон, который уже собирался идти искать друга. Приглушённо спросив, где это его носило, Рон успокоился, тут же предложил сыграть в шахматы — и громко расхохотался, увидев лицо Гарри, за что сразу получил в голову подушкой от пытавшегося заснуть Дина. Подушка полетела обратно, но тем всё и закончилось — за день все слишком замёрзли и устали.

* * *

Если бы — очень уж вряд ли, но если бы — кто-то оказался холодной зимней ночью у невысокого одноэтажного домика почти на самом краю Запретного Леса и заглянул в единственное окно — он увидел бы просторную комнату, освещённую только пламенем в огромном очаге. За большим столом, сделанным явно не на обычного человека, на таком же — сверх нормального размера — стуле со спинкой сидит почти спиной к окну высокий и массивный — под стать его жилищу — хозяин дома, прихлёбывая чай. Напротив него, чуть поодаль от столешницы, не касаясь её, занимает другой стул — брат-близнец первого — хрупкая на вид девушка лет четырнадцати. Пламя очага бушует прямо у неё за спиной, так что неровно и коротко остриженные, но уже успевшие немного отрасти волосы, подсвеченные жёлтым и оранжевым, солнечным убором обрамляют её лицо: в форме сердца, с тонкими, будто нарисованными двумя росчерками тончайшей кисти талантливого художника бровями, аккуратным носом и немного широко, что создаёт впечатление намеренного несовершенства истинного шедевра, расставленными глазами. Цвет их трудно различить: из-за пламени за спиной — радужки кажутся тёмными, но если приглядеться, можно увидеть, что они словно сияют изнутри — такие глаза бывают у людей, которые ясно, сильно и искренне чувствуют… даже если сами не подозревают об этом.

Окажись незваный гость, таящийся за окном — внутри, он смог бы увидеть, что перед девушкой на столе стоит глиняная кружка с нетронутым чаем, и услышать, как она молчит — тем особым молчанием, которое лучше слов говорит о внимании к собеседнику.

А ещё украдкой пробравшийся внутрь разглядит, быть может, выражение лица хозяина дома и ощутит ту не сравнимую ни с чем горечь, навсегда слитую с радостью, с которой тот повествует о многом, что было в его уже долгой личной истории: детские обиды, подростковые надежды, юношеские мечты и, наконец, трезвая рассудительность взрослого, знающего о себе достаточно, и вместе с тем — слишком мало, ибо и в его жизни, как оказывается раз за разом, ещё есть место неожиданно обрушивающемуся несчастью и, что намного более удивительно — внезапному счастью, враз затмевающему всё плохое, позволяя улыбаться и дарить радость другим, забывая о том, что им доступно много больше — или помня, но — какая разница?

Ведь зависти давно нет места в сердце, где живёт умение находить красоту в обыденном.

В последние несколько дней Гермиона постоянно чувствовала себя… неуютно, не в своей тарелке — и с каждым днём сильнее. Дошло до того, что она путала ответы в проверочном тесте — по Маггловедению! — получала замечания от профессора МакГонагалл, посоветовавшей ей быть внимательнее на уроках и хуже всего — начисто забыла сделать лично ей данное задание от профессора Вектор. Она сказала себе, что это из-за усталости, но пока её расписание не изменилось: ни доктор Блэк, отчего-то почти переставший появляться на людях, ни профессор Дамблдор не присылали ей записок и никуда не приглашали. Да и уставала она сильнее не от уроков и заданий, а потому что не могла общаться с друзьями: Рон по-прежнему делал вид, что её не существует, а Гарри из-за нагрузки на ежевечерних тренировках и каких-то ещё непонятных отлучек возвращался в гостиную факультета поздно, иногда к самому отбою, и, не замечая никого вокруг, поднимался в спальню. Переживая, что к нему опять вернулась сумасшедшая идея самому отыскать Сириуса Блэка, однажды она даже тайком проследила за другом — но Гарри зашёл в кабинет профессора Люпина, и Гермиона немного успокоилась: наверное, какие-то дополнительные занятия — некоторые преподаватели приглашали на них особо отличившихся студентов, а у Гарри к Защите явный талант.

Она заходила к Хагриду, помогая ему готовиться к слушанию в Комиссии, иногда её чуть не силой оттаскивала от учебников Джинни, но всё равно это было не то, совсем не то. Она находила себе какие-то ещё занятия, чтобы оставалось поменьше свободного времени. Его и так почти не было, конечно, но лишь пока Гермиона не применила схему использования хроноворота из свитка профессора Дамблдора — теперь удавалось нормально выспаться и не только. Вот, кстати, через неделю будет полнолуние, и она окончательно убедится, права или ошибается насчёт…

Но и это не помогало. За полтора с лишним года с тех пор, как они стали друзьями, Гермиона успела привыкнуть к этому, привыкла к Гарри и Рону, а сейчас чувство одиночества вернулось, словно не исчезало. И никакая нагрузка не могла этого изменить.

Хагрид, видя её, только качал головой и уговаривал отказаться хоть от части предметов, но как она могла? Это означало бы, что она не справилась, не сумела, не выдержала. Стало бы только хуже — у неё появилось бы больше времени, которое не с кем провести. Иногда Гермионе казалось, что ничего уже не будет хорошо — и она то злилась на друзей, переставших разговаривать с ней из-за какой-то метлы, то плакала, поздними вечерами оставаясь в «своей» комнате на пятом этаже, где после десяти часов гасли факелы и оставался только сияющий белым пламенем магический светильник на столе. В этом ярком, но мягком свете даже мысли становились прозрачными и поразительно отчётливыми, отступало утомление и становилось легче.

А ещё Гермиона неожиданно часто стала видеть Рей Аянами: они пересекались на лестницах, в коридорах, в вотчине мадам Пинс, у выхода из замка, даже около хижины Хагрида — что могло её туда привести? Аянами не пыталась с ней заговорить, не подходила — вообще ничем не показывала, что заметила присутствие кого-то ещё рядом, но при этом — ни разу не оказалась ближе пяти-шести шагов, будто непонятно как чувствовала, где точно находятся окружающие — даже в библиотеке, где за высокими стеллажами ничего не видно. Однажды, когда за день они вот так «встретились» четырежды — Гермионе даже пришло в голову, что Аянами следит за ней, но самым странным было не это.

Самым странным оказалось понимание, что стоило Гермионе увидеть — просто увидеть — эту молчаливую девушку, и одиночество рассеивалось, пусть ненадолго, но исчезало. Она никак не могла для себя объяснить, почему, да и заметила не сразу, но это было. И ещё — несмотря на отчуждённость, сама Аянами одинокой вовсе не выглядела. Нелюдимой, замкнутой, сосредоточенной — какой угодно, но только не одинокой. Будто бы хранила в себе что-то, связывающее её с теми, кто дорог — должны же и у неё быть близкие?

Гермиона никак не могла понять, как ей это удаётся и иногда — завидовала.

* * *

Вопреки задуманному, вызвать Гермиону Грейнджер для испытания защиты не удалось ни на следующий день, ни через день после изготовления амулета — Дамблдор куда-то отбыл сразу после завтрака, который Маркус пропустил. Отсутствие директора в замке подтвердил — в ответ на осторожный вопрос — встреченный в преподавательской профессор Флитвик. Впрочем, у самого Маркуса осталось ещё не так уж мало имён в списке учёных, с которыми предстояло договориться… так что он сделал заметку в памяти спросить потом Дамблдора, где того носило и спокойно занялся подготовкой к следующим «визитам».

Техническую, если можно так назвать, часть — освоил уже очень хорошо: на изготовление двух, иногда — четырёх портключей, подготовку и активацию амулета для обеспечения конфиденциальности и выбор момента для разговора, когда следующий «кандидат» гарантированно будет один — уходило полчаса-час, редко больше. Замаскированные под обычные деревянные ящички артефакты, которые обеспечат постоянный обмен материалами и результатами — Маркус, посоветовавшись с Дамблором, пока никому не передавал: неизвестно, какова будет реакция исследователей на первые выводы, и если кто-то из них станет слишком явно беспокоиться или захочет «выйти из дела» — так будет проще работать с памятью… хотя от последней мысли, несмотря на всю её логичность и правильность, до сих пор становилось неуютно. Так что он запланировал посетить каждого из списка минимум дважды: в первый раз, когда будет делать предложение, и через неделю-две, чтобы узнать о первых выводах и окончательно решить, продолжать работать с этим человеком или искать кого-то на его место. «Мест» оказалось неожиданно много — Соединённое Королевство, как обнаружилось при начальной подготовке и «распределении ролей», могло похвастаться приличным числом действительно хороших специалистов во всех сферах, которые вообще могли прийти ему на ум. Некоторые показывали способности в нескольких областях науки сразу, но Маркус, увидев такой простор для выбора, по раздумье решил поручать каждому не более одного направления для исследований: это должно было помочь получить более подробные результаты. Правда, он ещё поймал себя на мысли, что такая стратегия не даст им возможности увидеть картину в целом — и это плохо, с одной стороны… но с другой: так только у него будет возможность систематизировать результаты и, случись что, сумей кто-то неведомым образом проговориться — на поверхность выплывет лишь часть информации.

Маркус не был бы собой, если б, осознав всё, не задался вопросом: «неужели это просто эгоизм? Или того хуже — я становлюсь похож на Дамблдора: решаю, наплевав на чужое мнение, кому что знать и не знать, делать и не делать?»

Наверное, он смог бы найти ответ, который примирил бы его с собственной совестью — но сознательно не стал этого делать. Лучше переживать и так держать себя в руках, чем тратить время и силы на самоуспокоение, которое легко — о да, теперь он не позволял себе забыть! — может перерасти в привычку.

Подниматься из преподавательской обратно к себе в комнату он не стал, и правильно сделал — в башне, где оборудована лаборатория, его уже ждала Рей… ну хорошо, это громко сказано: ждала — просто занималась своими делами. Когда Маркус отворил дверь, Аянами даже не повернула головы в его сторону — но при этом почувствовал, как на миг на нём сосредоточилось её внимание, словно прикоснулся кто-то невидимый, и исчезло ещё до того, как он успел до конца это осознать. «Или мне всё мерещится… ты ведь: то не замечаешь ничего вокруг, то слишком зацикливаешься на деталях, Маркус. Так всегда было».

Перекапывая бардак на столе в поисках списков, которые вроде бы оставлял сверху, он размышлял уже совсем о другом: Сириус. За прошедшее время они всего пару раз поговорили с Дамблдором о брате, но ничего конкретного директор не сказал — да, Сириуса видели в Хогсмиде, да, скорее всего, он по-прежнему где-то неподалёку, да, в помещения факультета Гриффиндор пытался проникнуть именно он, ошибки здесь нет… но на этом всё. Если у Дамблдора и были какие-то предположения относительно намерений Сириуса, отличающиеся от того, что Маркус уже слышал от других профессоров, делиться ими он не спешил. Несколько раз, ближе к вечеру или рано-рано утром — Маркус выбирался в Хогсмид, хоть и знал, что рискует напороться на этих… дементоров, но, сколько ни бродил вокруг деревни и по безлюдной дороге — это ничего не дало. Умом он понимал, что Сириусу сейчас приходится выживать холодной зимой — чёрт знает, как и за счёт чего; что, где бы брат ни прятался — очень уж вряд ли он часто покидает своё убежище, тем более — чтобы осматривать окрестности в поисках непонятно чего… Что, наконец, он мог просто забыть Маркуса за прошедшие годы или даже увидеть, узнать — но заподозрить ловушку. И всё-таки, логика логикой, а желание разобраться в происходящем не угасало, причём самому, не со слов других: разве можно им верить? Эти ограниченные волшебники!..

Так что пусть редко, но он продолжал свои «вылазки» — Дамблдор то ли не знал о них, то ли делал вид, что скорее, потому что несколько раз Маркус натыкался то на преподавателей, то на лесничего Хагрида, то на Аргуса Филча — учитывая основное занятие последнего, прямо-таки «говорящее» имечко.

Усмехнувшись, Маркус наконец выудил из-под завалов скреплённые списки и заодно — план, составленный мисс Грейнджер. Пару секунд поразмыслив, отложил его на край стола — отдавать Рей пока нет смысла. Он почти уверен, что защитный амулет сработает, но всё равно лучше дождаться результата. Она и так беспрестанно изучает что-то новое — и в таком темпе, что на месте Рей сам Маркус давно бы потерял терпение.

Та-ак, что у нас там… Бристольский университет, профессор Эммерт Галтон, специалист по квантовой физике и статистической механике. Маркус долго колебался, привлекать ли его, но у профессора, в отличие от его коллег, была ещё и необычная для физика и математика степень по биологии и то, что он специализировался, в частности, на изучении технологии живых систем. Сплошное везение — если не считать того, что, по словам наслышанного об Эммерте Галтоне старого знакомого Маркуса, профессора даже хорошо настроенные по отношению к тому коллеги считали… эксцентричным. Сам Маркус не придал словам особого значения — лишь бы специалист был хороший — и знакомый, поняв это, рассказал несколько историй, после которых призадумался, во что выльется даже простой разговор с профессором Галтоном, не говоря уже о сотрудничестве — если можно то одностороннее использование, какое он сейчас организовывает, так называть…

Несколько недель назад пять вечеров подряд они с Дамблдором провели за исследованием того, что директор обозвал «структурой магического поля “нулевой”». Сам Маркус, начисто отказывающийся воспринимать «нулевую» как по-настоящему живое, и тем более — разумное создание, предпочёл бы термин «схема энергоснабжения», но придираться не стал. По словам директора, им повезло, что та постоянно вытягивает энергию, в особенности, если снять стазис-заклятие — благодаря этому проследить, по каким «каналам» и куда перенаправлялось поглощённое — было делом времени и внимания. По итогам этих пяти вечеров, причём три из них ушло на дополнения, уточнения и перепроверку — появилось штук двадцать чертежей в разных проекциях с пояснениями и описанием всего процесса. Когда результаты свели воедино, нашёлся и «центр», куда стекалась энергия — он располагался в верхней части туловища, примерно между сердцем и желудком, если бы речь шла о человеке, но — почти ровно посередине. Правда, часть энергии, как выяснилось, шла оттуда куда-то в область между лопаток, где находились большие ромбовидные мышцы — опять же, если бы речь шла о человеке. Рей на все вопросы — не сказала ни слова, причём, похоже, просто не знала ответов: Маркус уже немного научился отличать выражение её глаз, когда это было «я не скажу, потому что не имею права говорить».

Вообще, во время исследований такой знакомый Маркусу разговорчивый, но сдержанный, внимательный к собеседнику, но настойчивый, невольно провоцирующий на доверие, но по-умному хитрый и непредсказуемый Альбус Дамблдор куда-то исчезал, а вместо него словно появлялся вроде бы так же выглядящий внешне, но совсем другой человек… который, например, искренне жалел, что «объект изучения» энергию только поглощает, а не тратит, и почти мечтательно повторял, как сильно он хотел бы пронаблюдать это сколько возможно ближе. Представив, на что и главное, как будет «тратить энергию» эта махина высотой с шестнадцатиэтажный дом, Маркус содрогнулся, а в памяти сам собой всплыл давний сон с её участием. И неудивительно: даже в сидячем положении, стиснутая стенами башни и со склонённой головой — «нулевая» производила неизгладимое впечатление, возвышаясь над полом на добрых тридцать пять-сорок ярдов, а уж если поднимется во весь рост…

М-да, не хотел бы он при этом «путаться под ногами». И зачем такие чудовища нужны в родном мире Рей?..

Ладно. Отвлеклись и хватит. Пора решать, хотя решать, в общем-то, нечего — упускать специалиста такого уровня, как профессор Галтон — попросту глупо. Судя по легко и совершенно законно полученному вчера графику лекций и иной деятельности профессора, по четвергам у него индивидуальные занятия. Как раз то, что нужно.

Маркус открыл ящик стола и извлёк оттуда два одинаковых на вид металлических стерженька — коротких, чтобы уместились в кулаке. Министерство Магии использует для своих «официальных» портключей что-то большего размера — и обязательно похожее на всякий хлам, который не привлечёт внимания посторонних, но: во-первых, министерские портключи обычно используются для переброски людей группами и в заранее разведанное место — одиночному магу по служебным делам проще аппарировать, а во-вторых, чаще всего зачарованы на срабатывание по времени. Те, что научился делать Маркус, не было нужды маскировать — они где попало не валялись, а активировались в ответ на выбранное слово. Дамблдор упоминал, что есть ещё способ активации мыслью или намерением, но Маркус решил не тратить зря время и выбрал более простой и надёжный путь. Не шпион же он какой-то, чтобы совсем уж таиться! Даже если кто-то ненароком увидит, как он исчезает — уже не будет иметь значения, что при этом ещё что-то говорил. Да и слово-активатор выбрал самое простое и само по себе ничего особенного не значащее.

Ещё в самом начале, изучая создание портключей, он прямо заявил Дамблдору, что каждый раз выходить за пределы территории Хогвартса, закрытой от перемещения, не только неудобно, но и неизбежно привлечёт внимание. В ответ тот сказал, что думал об этом — и перед визитом к первому учёному из списка сообщил, что запрет снят для внутреннего пространства западной из Тайных башен — той, где Маркус устроил лабораторию. А когда тот пошутил в смысле «что-то уж слишком просто для вас», как же безопасность? — Дамблдор по-особому улыбнулся и заверил, что вот это как раз совершенно безопасно. Маркус и сам понимал: вероятность кому-то случайно аппарировать именно сюда — ничтожно мала, а уж переместиться портключом — и вовсе стремится к нулю, но скорее по привычке спорить спросил: а если? Вот если? Ответ его озадачил: оказывается, сам переход из Тайных башен в остальной замок надёжно защищён, так что студентам и другим обитателям Хогвартса ничто не угрожает. Маркус не был бы собой, если б не потребовал уточнений, но вновь услышал только спокойное и твёрдое: «Этого я не могу тебе сказать».

Вообще, изучать способы «магической транспортировки» оказалось занятием интересным. К примеру, выяснилось, что и аппарирование, и портключевое перемещение — различались по принципу направленности: «откуда-то» и «куда-то». Правда, практически использовался только второй способ, при первом — аппарирование могло вызвать повреждения организма — так называемое «расщепление», а портключ, конечно, вытащит того, кто его создал, из выбранного места, но вот куда перекинет? А если под землю? Высоко над поверхностью? Внутрь твёрдого объекта?..

Маркус предположил, что, раз в теории существуют и разделяются эти методики, то раньше знали, как контролировать этот процесс, а потом, как это часто бывает, знания были утеряны или попросту забыты из ненадобности или сложности. Дамблдор, услышав его рассуждения вслух, пока они как-то вечером ждали немного задерживавшуюся Рей, поделился, что как-то тоже увлекался этой темой — и пришёл к выводу, что способ «откуда-то» предназначался для перемещения к постоянно движущейся цели или же, хоть это и сомнительно, в прошлом умели устанавливать место назначения уже после начала собственно процесса перемещения. Как уже было не однажды, Маркус почувствовал себя в роли человека, заново открывшего что-то предельно очевидное — не самое уютное ощущение. Но Дамблдор, видимо, уловивший его настроение, добавил, что пришёл к этим выводам не сразу, так и не смог найти доказательств ни одной из теорий, а до экспериментов не дошло — в то время он как раз только-только стал директором… Легче не стало — ну может, немного.

В общем, как бы ни было в прошлом, к настоящему следы от различий в перемещении остались только в языке магов: «аппарировать» — переместиться куда-то, а откуда-то — «дизаппарировать». Технически, маг перемещался всё равно «куда-то», в конкретную точку или хотя бы область, визуальную «картинку» которой хранил в памяти. Это не объясняло, правда, почему в разное время года, например, перемещение происходило без сбоев — «картинка» ведь менялась — но такое можно было свести к свойствам памяти, хранящей некий усреднённый, общий вид места и работе мозга, «умеющего» на самом деле много больше, чем сознательно воспринимал человек. В книге, которую Дамблдор нашёл для Рей — «Фундаментальная теория путешествий в пространстве и времени», и которая после неё попала к Маркусу — нашлось ещё предположение, что, в точности представив некое место со всеми его деталями в определённый, конкретный момент времени — аппарируя, можно было бы туда, а точнее, в тогда, и переместиться. Ещё там смутно, вскользь упоминалось, что вроде бы даже проводились какие-то эксперименты, но с изобретением хроноворотов сошли на нет. А Дамблдор рассказал, что сейчас этим если и занимаются, то сотрудники Отдела Тайн в Министерстве, но там всё хорошо закрыто от разглашения, результаты если и есть, то не обнародуются.

Некоторое время спустя энтузиазм Маркуса, как всё, не находящее для него применения, естественным образом поутих, и он вновь вернулся к исключительно практической стороне…

* * *

«Люди живут, чтобы меняться».

Я знаю это.

«А те, кто не меняется — разрешают менять себя другим».

Это я тоже знаю.

«Люди стараются учить всех вокруг потому, что знают. Это их потребность и она существует даже у тех, кто не хочет меняться: тогда они стараются учить других неизменности. Некоторые называют это: “оставаться собой”».

Я тоже должна оставаться собой?

«Равновесие. Пока я здесь, меня нет там. Пока мы здесь, там всё остановилось. Это получилось, потому что так хотела я? Я хотела, чтобы там всё остановилось?»

Нет?..

«Меня тоже пытались учить. Всегда. Те, кто хотели меняться — чтобы изменить и те, кто не хотели — чтобы казаться себе иными. Лучше. Сильнее. Умнее. Чтобы забыть, что остаются собой».

Я тоже должна учить?

«Людям достаточно, когда их слушают. Даже не нужно быть рядом. Людям достаточно, когда они знают, что их слушают. Особенно тем, кто знает, как слушать других».

Я могу это делать.

«Пока мы здесь, человечество в безопасности. Пока я здесь, ничего не изменится. Пока я здесь, весь мир там останется собой».

Но я должна вернуться?

«Человечеству. Всем людям. Иначе весь мир навсегда останется собой».

Если я вернусь, то принесу боль тем, кто пытался менять меня. Они могут умереть. Это тоже ради них?

«Но пока мы здесь, они не умрут. Испытывать боль и умирать — также означает быть человеком».

Я должна хотеть этого?

«Защищать человечество. Оставаться человеком. Да. Защищать себя?.. Нет».

Быть с ними?

Оставить их одних?

…я должна вернуться?..

Вновь появившись в пространстве западной Тайной башни, Маркус почувствовал, как чуть ударил по ногам пол — здесь постоянно случались небольшие огрехи при перемещении портключами, хотя снаружи те срабатывали нормально — и шумно выдохнул. Ох, не зря его предупреждали о профессоре Галтоне — за какие-то двадцать минут общения с ним Маркус, наверное, столько же раз почувствовал себя, на выбор: несмышлёным ребёнком, клиническим идиотом или жертвой внезапного ступора. Нет, профессор, как выяснилось, дружелюбен, вежлив и даже слушает собеседника… иногда.

Эммерт Галтон был гением, несомненно, но вдобавок к гениальности, или, возможно, благодаря ей, оказался одарён ещё неистощимой энергией и привычкой изъясняться, обрушивая на окружающих лавину стремительных предпосылок, догадок, тут же критикуемых, и сделанных на основе всего этого беспощадно самоуверенных выводов. Которые уже спустя несколько секунд опровергались, а вместо них появлялись новые… и новые… и новые…

Когда-то, в юности — Маркус усмехнулся сам себе: не рано ли начал говорить, словно старик? — ему довелось летать на пассажирском месте лёгкого биплана. Тогда приятель-пилот в шутку предложил откинуть фонарь, приподняться на месте и открыть рот, «почувствовать вкус ветра». Сдуру послушавшийся Блэк чувствовал «вкус ветра» до самой посадки, о чём и «рассказал», хотя говорить толком не мог, приятелю. Очень доходчиво.

В разговоре с профессором Галтоном он испытал нечто подобное: тот ни секунды не стоял на месте, бурно жестикулировал, тут же кидался что-то записывать и говорил, говорил, говорил… Бороться с этой стихией было бесполезно, а состояние общей пришибленности не рассеялось до сих пор. По счастью, Галтон мгновенно понял, что от него требуется, отмахнулся от объяснений посреди попытки сказать о сохранении тайны, чуть не вырвал из руки медальон-артефакт, тут же криво повесив его на шею, и столь же нагло отобрал схемы и записи. После чего на целую минуту — слава Всевышнему! — замолчал, изучая бумаги, а затем потребовал оставить его одного, дабы не препятствовать размышлениям. Повторять ему не пришлось.

— Чёрт, знает, что! — выпалил Маркус, словно жалуясь небе… потолку, и повторил уже спокойнее: — Чёрт, знает, что…

Немного полегчало. Опустив глаза, он нашёл взглядом Рей и оторопел — та по-прежнему сидела у стола с другой стороны башни, но перед ней над столешницей будто вмёрзли в воздух: несколько пробирок, аптекарские весы, пара химических карандашей, фотоаппарат… всё это не висело и не парило, как от заклинания левитации, чуть колеблясь, а словно покоилось на невидимых подставках. Видимо, заметив, что она уже не одна, Рей перевела на Маркуса спокойный взгляд, в глубине которого виднелось сейчас что-то ещё — неужели удовлетворение? — а поименованные предметы плавно и ровно опустились на поверхность стола.

— Магия?.. — только и смог, что спросить Блэк. — Но вы же… на вас она не действует, и в вашем мире…

Рей только чуть покачала головой — отрицательно, а от дверей подтверждением раздался голос Дамблдора:

— Это не магия. Нет, совсем не магия, — директор шагнул через порог, на ходу снимая тёмно-коричневую дорожную мантию, приблизился к Рей и добавил: — Никогда не видел ничего подобного… как вы делаете это, мисс Аянами?

Та вновь покачала головой, и Маркус в который раз поразился, как один безмолвный жест у Рей вкупе со взглядом может обретать смысл целого выражения: ведь сейчас это было уже не краткое и категоричное «Нет», а — «Я не имею права рассказать». Видимо, Дамблдор также понял это, потому что отступил, тут же, впрочем, зайдя с другой стороны:

— Но вы не откажетесь повторить это? Я бы хотел понаблюдать, изучить!.. Сохранить воспоминания…

«Увлёкся, — вздохнул про себя Маркус. — Как будто нам и так дел не хватает. Хотя я и сам не прочь разобраться…» Рей, по обыкновению пристально глядя на собеседника, задумалась — как всегда, будто советуясь с собой, раскладывая по чашам весов плюсы и минусы, и минуту спустя кивнула.

— Чудесно! — обрадовался директор. — Тогда мы могли бы начать, скажем, на следующей неделе?

— Дамблдор, — решил напомнить Блэк, — мисс Грейнджер уже давно передала мне план занятий, и если вы ещё не отказались от идеи вмешивать во всё это студентку, то амулет…

— Ты прав, Маркус. Сегодня уже не будем тревожить её, да и у меня, признаться, день выдался не из простых, а проверку проведём завтра. Ты ведь тоже хотел бы присутствовать?

— Конечно. Завтра подходит.

— Вот и условились. Мисс Аянами, тогда доктор Блэк зайдёт за вами ближе к вечеру.

Она, казалось, не услышала, перенеся своё внимание на книгу, которую читала до того — но к этому и Дамблдор, и сам Маркус давно привыкли: Аянами всё замечает, пусть и кажется, что не слушает.

— Кстати, Дамблдор, как вы планируете организовать доступ к «нулевой» для обычных людей? Не у всех получится работать только по образцам — рано или поздно может возникнуть необходимость привести кого-нибудь из них сюда.

— Не вижу особых трудностей: запрет на перемещение снят, а работать с портключами ты уже научился. Другое дело, что маггловские приборы не будут здесь работать — ты об этом?

— Не совсем… — протянул Маркус, колеблясь, говорить ли, но всё-таки спросил прямо: — Что, вы вот так легко пустите сюда посторонних? А как же сама тайна существования этой части замка?

— Тайна существует для тех, кто знает о ней. Попадая только сюда, нельзя понять, где оказался, нельзя узнать о Хогвартсе, а проход туда закрыт для, как ты выразился, посторонних. Артефакты же, которыми мы снабдили маггловских учёных, не дадут рассказать и об этом.

— Вот так просто? — недоверчиво поинтересовался Маркус — что-то слишком легко Дамблдор согласился. Не к добру.

Тот, улыбаясь, кивнул в ответ, но добавил:

— Конечно, я попросил бы тебя ограничить продолжительность посещений. И позаботиться, чтобы мисс Аянами не причинили вреда.

— При чём здесь Рей? — тут же насторожился Блэк.

— Разве я не говорил? — удивился в ответ Дамблдор: притворно или нет? — Легилименция по понятной причине не подходит, Омут памяти — тоже, так что мисс Аянами согласилась через некоторое время провести сеанс… гипноза, так это, кажется, называют магглы — при условии, что будут заданы только вопросы, которые помогут установить местонахождение области перемещения в наш мир. Вероятно, ответы помогут нам обнаружить портальное «окно» или хотя бы его следы.

Маркус нахмурился: об этом ему никто не говорил. Когда и на что ещё Дамблдор мог убедить пойти Рей?..

— Кто будет проводить сеанс?

— Я нашёл подходящего специалиста — в Святом Мунго есть целитель-легилимент, интересующийся маггловскими практиками, племянник моего старого знакомого. Он согласился дать Непреложный Обет молчать обо всём, что узнает.

— Мисс Аянами, — Блэк дождался, пока она посмотрит на него, и с удивившей его самого сухостью напомнил: — Вы ведь говорили, что… — он сделал паузу, мысленно возвращаясь в тот момент, — что системы определения координат «нулевой» не работали.

Краткий кивок в ответ.

— Тогда чем может помочь гипноз? — поинтересовался Маркус, не особо надеясь на ответ, но услышал тихое:

— Я видела.

— Что?..

— Я видела. Всё.

— Но вы же…

— Потом. Я потеряла сознание потом, — каким-то образом она поняла, о чём он хотел спросить. — После аварийного извлечения капсулы. Оно сработало неправильно. Двигатели не включились.

«Она ведь говорила раньше об этой «капсуле»! Как я мог забыть? Стоп. Двигатели?..» Он повторил этот вопрос вслух.

— Система спасения пилота. На крайний случай.

— На какой это — крайний? — живо заинтересовался Маркус, тут же сообразив: «пилот». Она впервые, совершенно спокойно, как-то даже обыденно назвала себя «пилотом». Значит, вот, для чего оказалась внутри этой штуки!

Рей промолчала: видимо, и так сказала слишком много. Предназначение «нулевой» оставалось одной из тем, говорить на которые она отказывалась напрочь. Что же у них там происходит, в их странном мире, где подростки «пилотируют» таких существ? «А вот это уже необоснованные догадки, Маркус. Никто не говорил, что их несколько. Просто логика и чутьё…»

— Дамблдор, где «капсула»? Или вы не подумали, что её тоже нужно изучить?

В ответ тот лишь улыбнулся с непонятным выражением и объяснил:

— Там же, где «нулевая». Вернее сказать, частично внутри, и я не рискнул пытаться извлечь её. К слову, как ты держишься на метле?

Директор продолжал чуть насмешливо улыбаться, а Маркус чертыхнулся про себя: он боялся высоты, и Дамблдор, конечно, не забыл об этом. Не всякой высоты: летать самолётом — пожалуйста, но самому по себе, не имея под ногами твёрдой поверхности, находиться выше шести-семи ярдов — нет уж, увольте. Единственная попытка прыгнуть с парашютом, чтобы преодолеть страх, закончилась ничем: шагнуть из люка он так и не решился.

— Шутки в сторону, Дамблдор. Вы не впервые утаиваете от меня какую-то информацию, а мы, между прочим, бьёмся над одной и той же проблемой!

— Конечно, Маркус. Но в отношении некоторых частей «нулевой» с изучением придется самое малое — повременить.

— Что же так? — вместе с самообладанием к Блэку вернулся сарказм.

— Это условие мисс Аянами. Здесь она была непреклонна — мы можем осматривать и изучать что угодно, брать образцы, но не должны вскрывать «нулевую», как-либо вредить её внутренней структуре, а также трогать что-либо в «капсуле» и вообще проникать внутрь.

«Вскрывать» Дамблдор произнёс с какой-то особой интонацией, словно на что-то намекая, но Маркус не придал этому значения — его мысли занимало другое. Он вопросительно взглянул на Рей, и та спокойно кивнула, подтверждая слова директора. Не то, чтобы эти условия стали для него неожиданностью… всё разумно. Поражало, правда, как Дамблдор вообще согласился на них — ведь не в его характере ограничивать себя в знаниях. Как однажды сказал отец: «У некоторых людей страсть к тайнам и истинам — безгранично сильна и затмевает всё прочее, часто ведя к безумию».

— Но… почему? Нет, я понимаю — никакого вреда, само собой, но хотя бы зарисовать, что там внутри…

Рей коротко качнула головой, неотрывно глядя в глаза, и безапелляционно произнесла:

— Нельзя.

— Почему? — Маркус сам дивился своей настойчивости, но у него вновь возникло чувство, будто они упускают что-то очень-очень важное.

— Там не должен находиться никто, кроме меня.

— Но… — он собирался было возразить, когда увидел выражение её глаз. «И будь я проклят, если это вот сейчас — не страх, тщательно скрываемый, но всё же…»

— Хорошо, — сдался он и перевёл взгляд на директора, — но снаружи осмотреть-то можно? Кстати, — «время взять реванш, а то эти волшебники совсем зазнались», — вы сами говорили, что мётлы барахлят рядом с «нулевой», но что мешает сделать какой-нибудь помост, левитировать его, стоя прямо там, а уже потом снять стазис? Ничего? Я так и думал. Уж на это моих умений хватит… так что ненадёжные, архаичные и лишенные выдумки средства передвижения оставьте себе, Дамблдор.

И внутренне ухмыльнувшись, с чувством выполненного долга вернулся к своим занятиям.

* * *

Записку от профессора Дамблдора в этот раз принесла не сова — она просто оказалась заложенной в учебник Трансфигурации на теме сегодняшнего урока. Только время и место — ни слова о составленном плане занятий или чём-то ещё. Приписка: «не забудьте хроноворот» ничего не проясняла, даже наоборот.

…Поскорее закончив с ужином, Гермиона сообщила Джинни, будто пойдёт в библиотеку, нашла какой-то предлог, чтобы отказаться от её компании на этот вечер, пообещав помочь с уроками завтра, и поднялась на седьмой этаж.

У каменной горгульи неожиданно обнаружился доктор Блэк. Не успела Гермиона поздороваться, как он опередил её:

— Приветствую вас, мисс Грейнджер. Идёмте, — и негромко, словно сам себе: — Необычное ощущение…

— Здравствуйте, сэр, — уже следуя за быстро шагающим Блэком, ответила Гермиона, — извините, а…

— Этажом ниже есть нужное помещение. Хроноворот ведь у вас с собой?

— Да, сэр, а зачем…

— Вскоре всё узнаете, — отчего-то хмурясь, оборвал вопрос доктор.

На шестом этаже он остановился у одной из дверей — на вид такой же, как остальные — и объяснил:

— Эта комната гарантированно свободна последние несколько часов: ни людей, ни привидений, ни домовых эльфов. Вам нужно войти внутрь и воспользоваться хроноворотом, переместившись на один час назад. Затем… хм… затем я встречу вас и мы пойдём в кабинет директора. Но сначала, — доктор Блэк вынул из кармана небольшой — поместится в ладони — серебристого цвета объёмный ромбик на длинной цепочке, — сначала наденьте это.

Увидев её горящий чуть ошарашенным любопытством взгляд, он внезапно улыбнулся и заверил:

— Мы с профессором Дамблдором всё вам объясним. А сейчас — действуйте.

Дверь захлопнулась за спиной и Гермиона оказалась в комнате, как две капли воды похожей на ту, этажом ниже, где периодически отсыпалась или коротала время, когда можно будет вернуться к остальным обитателям замка. Только большая сумка и несколько чемоданов в углу да застеленная клетчатым пледом кровать говорили, что здесь кто-то живёт… наверное, сам доктор Блэк? Не зря же он так уверен, что можно безопасно пользоваться хроноворотом…

Осознав эту мысль, она спохватилась, вынула из-под мантии цепочку с прибором, похожим на маленькие песочные часы и уже приготовилась прокрутить его, когда вспомнила о выданном… медальоне? Поднеся его к глазам, Гермиона внимательно рассмотрела гладкую поверхность — нет, ничего, что объясняло бы, зачем он нужен. Он не был прохладным, как обычно бывает всё металлическое — наоборот, серебристый «ромбик» излучал тепло: тягучее, слегка обжигающее ладонь и обволакивающее пальцы будто невидимыми струйками горячей воды. Его было приятно держать в руках.

Застёжки не нашлось, но цепочка оказалась достаточно длинной. Гермиона, склонив голову, надела его и освободила запутавшиеся волосы. Медальон лёг ровно напротив сердца — он был настолько лёгким, что казалось, будто его и вовсе нет — если бы не то же ощущение тепла, ставшее чуть сильнее. Гермиона поймала себя на мысли, что уже не хочет его снимать и с лёгким вздохом — скорее всего, после перемещения доктор Блэк заберёт его, ведь это, наверное, какой-то эксперимент — осторожно провернула «песочные часики», как много раз до того.

В комнате ничего не изменилось, только дрогнул и на несколько мгновений исказился сам воздух. Правильно — здесь же всё так и было в последний час. Убрав хроноворот под одежду, Гермиона подавила желание выглянуть в замочную скважину и повернула ручку. Стоящий в коридоре спиной к двери доктор Блэк обернулся, оглядел её с головы до ног и резюмировал:

— Очень интересно.

— Сэр?..

— Ничего, мисс Грейнджер. Просто впервые наблюдаю эффект перемещения во времени в действии. Судя по тому, что вы сейчас здесь, примерно… — он взглянул на часы, — пятьдесят четыре минуты спустя я встречу вас у кабинета директора и проведу в эту комнату. При этом для вас это событие уже случилось, то есть оно, в каком-то смысле — прошлое, а для меня только случится, и потому лежит в будущем. Признаться, жутковатое ощущение. Но — идёмте.

Следуя за ним, Гермиона задумалась над словами доктора Блэка и вдруг поняла, что, несмотря на все объяснения профессора МакГонагалл, когда та выдавала ей хроноворот, так и не осознала, что на самом деле происходит каждый раз, когда она возвращается на час, два или больше в прошлое. Нет, она знала все опасности и избегала их, твёрдо следуя правилам и соблюдая запреты, но вот чтобы вот так проанализировать саму суть происходящего…

— Доктор Блэк!

— Да, мисс Грейнджер?

— Вы верите в парадоксы времени?

Он бросил на неё удивлённый взгляд и промолвил:

— А вы неплохо подкованы… да, верю, но только отчасти. Но когда я увлёкся этим вопросом, начитавшись американца Андерсона, намного больше меня интересовала сама природа процесса перемещения. Точнее, отправная точка, начало координат…

Гермиона смущённо промолчала — фантастика никогда не относилась к её любимому чтению, и упомянутого Андерсона она не читала. Видимо, доктор как-то понял это, потому что, вновь взглянув на неё, пустился в объяснения:

— Если вкратце — движется ли субъект в пространстве-времени, или это Вселенная движется вокруг него? Иными словами, где находится центр приложения сил — внутри человека или вовне? Сколько здесь возможностей для самоконтроля? Управляя собой — мы управляем миром вокруг нас. Отдаваясь на волю внешней силы — этот контроль теряем. Отсюда вопрос: имеем ли мы право изменять прошлое, если даже не знаем, действительно ли мы изменяем его, и мы ли изменяем? Потому что мысль, что события, происходящие с нами, являются последствиями наших выборов, сделанных в прошлом, я принимаю, как данность. Но когда события, происходящие с нами в настоящем, являются следствием наших решений, принятых в будущем, но реализованных через изменение прошлого, даже если это изменение — всего лишь симулякр, пустой знак — такое поведение кажется мне чересчур самонадеянным. Что происходит, когда настоящее, где такое решение ещё даже не было принято, сталкивается с настоящим, где оно уже реализовано через прошлое? Какая из двух образовавшихся реальностей возобладает? Что в таком случае воплотит в себе эйдос и в каком смысле? Или никаких двух реальностей нет, а есть лишь одна и все события — зациклены?.. Но такое уже неприятно отдаёт какой-то обречённостью. Само понятие предопределённости, судьбы претит лично мне, не говоря уже о том, что противоречит ряду квалифицированных в этом вопросе источников…

Они вновь вернулись к горгулье, закрывающей путь в кабинет профессора Дамблдора, а Гермиона уже чувствовала головокружение, как если бы исчезла опора под ногами: за словами доктора Блэка ей увиделось нечто ужасающе-необъятное. Словно постоянно ходишь по известной тропинке туда и обратно, а потом вдруг замечаешь: по обоим краям её, оказывается — бездонная пропасть.

— Но это всего лишь теоретические предположения, выстроенные мною одним странным летом много лет назад, — внезапно оборвал сам себя доктор и нахмурился, видимо, заметив, какой впечатление его слова произвели на неё, — в общем, не воспринимайте всё так уж всерьёз.

Он назвал пароль и развернулся к открывающемуся в стене проходу, а Гермиона, всё ещё ошеломлённая, шагнула следом, пытаясь привести мысли в порядок — сейчас те метались, словно пикси, выпущенные на уроке профессором Локхартом.

Рей Аянами глядела в окно, сидя на том же месте, что и в прошлый раз, сложив руки на коленях и, кажется, вообще не заметив, что кто-то вошёл. Портреты бывших директоров перешёптывались на стенах, профессор Дамблдор стоял у книжной полки, перелистывая какой-то фолиант, но почти сразу обернулся:

— Добрый вечер, мисс Грейнджер.

— Здравствуйте, профессор Дамблдор…

— Маркус, всё в порядке?

Доктор Блэк отошёл к окну, прислонившись к подоконнику неподалёку от Аянами, и ответил:

— Внешне ничего не изменилось, амулет цел. Но вы всё-таки проверьте.

— Мисс Грейнджер, вы не могли бы… нет-нет, снимать не нужно, — профессор Дамблдор повернулся к ней, и Гермиона сообразила: натянула цепочку так, чтобы медальон повис в воздухе. Директор несколько раз взмахнул палочкой, то резко, то плавно рассекая воздух, цепочка дрогнула, потяжелела в руках на миг, затем вдруг стала холодной, вовсе потеряла вес… профессор опустил палочку и подтвердил, обращаясь к доктору Блэку:

— Никаких изменений, — тот отрывисто кивнул, а директор спросил: — Мисс Грейнджер, только что, когда вы использовали хроноворот, не заметили ничего необычного?

Гермиона задумалась, но ничего похожего не вспомнила.

— Нет, сэр, ничего такого.

— Прекрасно! Значит, никаких изменений… — профессор погладил сидящего на жёрдочке феникса по голове и таким тоном, словно что-то вспомнил, проговорил, повернувшись к окну: — Кстати, в отличие от привидений, например, Фоукс не избегает вас, мисс Аянами. Это о многом говорит.

Доктор Блэк почему-то нахмурился, а Гермиона, переводившая взгляд с одного на другого, уже ничего не понимала.

— Давайте начнём, Дамблдор? Время ограничено.

— Да, Маркус, ты прав. Мисс Грейнджер, вы, несомненно, помните, что произошло в нашу последнюю встречу здесь, да и до того. И, так как вы согласились помочь мисс Аянами с изучением магии, мы с доктором Блэком создали вот этот амулет. Уже понятно, что перемещение с помощью хроноворота не повредило ему — для этого мы и попросили вас воспользоваться им — так что осталось только проверить самое основное. Но сначала я ещё раз спрошу — вы не передумали?

— Нет, профессор Дамблдор, — чуть помедлив, ответила Гермиона чуть дрожащим от предвкушения чего-то интересного голосом.

— Тогда я попрошу вас сейчас подойти как можно ближе к мисс Аянами. Если вдруг почувствуете что-то: слабость, что-то ещё — немедленно скажите.

— Хорошо, сэр, — проворила сухими от волнения губами Гермиона и шагнула вперёд. Она боялась — в этом же можно себе признаться — конечно, она боялась, что будет как в прошлый раз. Но ведь это так интересно! До стула, на котором сидит Аянами, остаётся пять шагов, четыре... два. Та внезапно повернула голову и Гермиона запнулась, но, глядя в эти невозможные алые глаза, сделала оставшийся шаг. Колотилось от страха и волнения сердце, ладони вспотели, а в горле пересохло, и… ничего! Больше ничего — ни слабости, ни головокружения, как тогда!

— Мисс Грейнджер? — донеслось до неё словно сквозь вату. Гермиона с усилием повернула голову — почему-то отвести взгляд оказалось нелегко, и решительно отозвалась:

— Всё в порядке, доктор Блэк! Профессор Дамблдор, всё хорошо!

Доктор отрывисто кивнул сам себе, словно того и ожидал, а директор Дамблдор улыбнулся.

— В таком случае, мисс Грейнджер, позднее обговорите с мисс Аянами, когда вам лучше заниматься. Что же насчёт места, то библиотека не совсем подходит, так что это можно будет делать либо в комнате мисс Аянами, либо… Маркус, ты не будешь против западной башни?

Тот безразлично пожал плечами в ответ:

— Там и так, благодаря вам, Дамблдор, проходной двор. Это слабо согласуется с таким стремлением к сохранению тайны, не кажется?

— В данном случае, Маркус, мисс Грейнджер уже посвящена, так что…

— Так что вы решили, что это будет удобно. Нет, директор, я не против, говорю серьёзно. Только — мисс Грейнджер, пообещайте, что будете держаться подальше от северной башни. Мне не улыбается ещё раз увидеть вас в таком состоянии, как после прошлой встречи с «нулевой».

Она вопросительно взглянула на него, и тут поняла, о чём… о ком идёт речь. То чудовище…

— Даю слово, сэр, — дрогнувшим от воспоминания о пережитом голосом обещала Гермиона. Доктор пристально посмотрел на неё и вновь кивнул:

— Я вам верю.

Вынув из кармана часы, он щёлкнул крышкой и заметил:

— У нас ещё примерно полчаса до того, как мне нужно будет встречать вас внизу. Студенты все на ужине, так что предлагаю сейчас сходить и проверить, виден ли ещё вам вход в Тайные башни. Заодно покажу путь в нужную башню и лабораторию.

Гермиона посмотрела на профессора Дамблдора, а когда тот кивнул, разрешая, почувствовала сильное желание оглянуться.

Аянами смотрела на неё, кажется, точно так же — пристально и не мигая, но Гермионе отчего-то этот взгляд уже не казался таким безразличным и отчуждённым. Сама от себя не ожидая, она вдруг негромко спросила:

— Пойдём с нами?

Аянами… Рей моргнула, словно от неожиданности, замерла на миг — а потом чуть-чуть наклонила голову.

— Тогда пошли, — позвала Гермиона и, сама не зная, почему, улыбнулась ей. Рей поднялась на ноги, отложив книгу, Гермиона отступила на шаг, давая ей место, и тут профессор Дамблдор почему-то задумчиво спросил:

— Мисс Аянами, возможно, мне показалось, или — вы сейчас как-то поняли, что амулет действует?

Та повернула голову в его сторону и вновь кивнула.

— То есть вы можете различать такие вещи? Например, студенты и кто-то из преподавателей — вы видите, что есть какое-то отличие?

— Да, — мелодично ответила Рей. Гермиона уже успела забыть, как странно тихо и мягко, но отчётливо звучит её голос.

— И как давно? — продолжал спрашивать профессор Дамблдор, жестом остановив явно собиравшегося что-то высказать доктора.

— Недавно, — по-прежнему односложно ответила Рей, но вдруг твёрдо добавила: — Я научилась.

В кабинете повисла тишина, всё замерло — казалось, даже портреты перестали двигаться в своих рамах и уставились на синеволосую девочку. Гермиона поёжилась, представляя, что оказалась бы на месте Рей, но ту, казалось, вовсе никак не задевало происходящее.

— Вы… научились видеть, как вытягивается магия? — первым пришёл в себя профессор Дамблдор.

Рей вновь кивнула.

— Как вам это удалось?

Она лишь промолчала в ответ — и Гермиона удивилась, увидев, как переглянулись доктор с профессором Дамблдором: словно привыкли к такому.

— И каково минимальное расстояние? — вынув блокнот и обыкновенную ручку, спокойно поинтересовался Блэк.

— Одиннадцать футов.

Доктор хмыкнул и, явно не ожидая ответа, поинтересовался:

— Были какие-то… особые случаи, исключения?

— Да.

Во вновь вернувшейся тишине и всеобщем внимании профессор Дамблдор спросил:

— Это был один из студентов, мисс Аянами?

— Да.

— И… никакого оттока энергии не было?

Подтверждающий кивок.

— Может быть, вы знаете имя?

Отрицательный жест — нет.

— Юноша или девушка? Как она или она выглядели? Какие-то особые приметы? — вновь приготовился записывать доктор Блэк.

— Юноша. Выше меня, тёмные волосы, зелёные глаза. Порез на лбу.

Гермиона почувствовала, как на миг сбилось с ритма сердце. «Неужели это…»

— Порез… или шрам? Тонкий, выглядит, словно только что появился, три линии, похож на молнию? — хмурясь, уточнил профессор Дамблдор, и Рей, помедлив, ещё раз кивнула.

«…Гарри?.. »

Дамблдор вежливо, но уверенно выпроводил всех из кабинета, сказав, что ему нужно подумать. Маркус спускался лестницами и пустующими сейчас переходами на нужный этаж, к входу в Тайные башни, иногда оглядываясь, чтобы убедиться — Рей и мисс Грейнджер по-прежнему следуют за ним, и впервые всерьёз задавался вопросом: кто такой Гарри Поттер? Он знал его историю — в общих чертах, но искренне не понимал отношения к ней магов. Если взглянуть здраво и беспристрастно, все события, о которых говорилось в тех же книгах или хрониках, легко могли стать банальным стечением обстоятельств — или использующим их стечение чьим-то ещё планом: может, того же многоопытного Дамблдора, кто знает?..

Сам Маркус, впрочем, подозревал, что всё намного проще, и этого «Волдеморта» убрали неизбежные враги или вообще свои же, сначала закинув удочку, чтобы тот явился в дом, где жили Поттеры, а затем обустроив всё так, как это выглядело в итоге: годовалый ребёнок погубил могущественного Тёмного лорда. В конце концов, будем прагматиками и реалистами: Волдеморт сунулся в большую политику, да ещё и методами террора, особых успехов не достиг, а в результате плохо кончил — что, в истории человечества мало таких примеров?

Нет, Гарри Поттер интересовал Маркуса совсем в другом аспекте: почему явный несовершеннолетний не подвержен воздействию пресловутой силы «Пожирателей жизни», кем бы те ни были на самом деле, частично воплощённой в Рей? Конечно, в идеале можно было бы провести массовый эксперимент, проверив студентов — вдруг найдутся ещё исключения? — но и Дамблдор не согласится, а главное — Маркусу не хотелось заставлять проходить через это Рей. Так что мы имеем то, что имеем — Поттер почему-то и здесь, если принимать историю с Авадой за правду, стал исключением из общего правила… и нужно узнать, каким образом.

Маркус сошёл с лестницы на нужном этаже, обернулся и спросил:

— Мисс Грейнджер, скажите: насколько близко вы знакомы с мистером Поттером?

— Мы друзья, сэр, — как-то настороженно ответила она. Рей, успевшая пройти вперёд, повернулась в их сторону, словно заинтересовавшись.

— Хорошо, — кивнул Маркус, заметив реакцию Гермионы и решив пока не форсировать события, но не успел продолжить, как та почти потребовала:

— Вы хотите расспросить его о том, что произошло, доктор Блэк?

«Да, она умна для своего возраста», — подумал Маркус, а вслух произнёс:

— У меня была такая мысль, мисс Грейнджер.

Та отвела взгляд, словно не решаясь что-то сказать, но затем вдруг выпалила:

— Пожалуйста, не нужно, сэр!

Маркус даже чуть опешил: «Почему?», и повторил свой вопрос вслух.

— Гарри и так всё время… то есть… все эти постоянные разговоры о «Мальчике-который-выжил» и всё остальное... Все постоянно говорят, что он особенный, ему и так нелегко с этим, а если сейчас ещё окажется… — громко и сбивчиво доказывала она под пристальным взглядом Блэка, но смотрела твёрдо и уверенно, так же закончив свою маленькую речь: — Не нужно взваливать на Гарри ещё и это, сэр!

— Я подумаю над вашими словами, — медленно произнёс Маркус. Чуть улыбнулся, вспомнив Сириуса — брат бывал так же горяч, утверждая то, во что верит; и наполовину шутливо, наполовину серьёзно заключил: — Вы хороший друг, мисс Грейнджер.

На щеках у неё появился румянец — то ли смущения, то ли гордости от похвалы, Гермиона открыла рот, явно намереваясь сказать ещё что-то, но Маркус опередил её:

— А сейчас: видите ли вы всё ещё вход в Тайные башни?

Она смешалась на секунду, оглядевшись, но безошибочно указала рукой на тоннель, ведущий к гобелену-проходу:

— Это там.

— Тогда идёмте.

Обдав холодом — Маркус в очередной раз отметил про себя выяснить, как получится, у Дамблдора причину и механизм этого — гобелен пропустил их. Выйдя на «перекрёсток», Маркус повёл своих спутниц налево, к западной башне, остановился у порога, галантно пропуская их вперёд.

— Мой стол вот там — попрошу ничего на нём не трогать без разрешения, а заниматься можете вон за тем… м-да, там лабораторное оборудование. Нет, лучше скажем Дамблдору, что нам нужен ещё один. Я же правильно понял, что вы планируете изучать в основном теоретическую часть…?

— Да, сэр, — ответила мисс Грейнджер, вдруг замялась на миг, затем вскинула голову и торопливо, словно боясь, что не решится узнать потом, произнесла: — Простите, что спрашиваю, но почему…

Она умолкла, будто колеблясь. Маркус вопросительно взглянул на неё, похоже, тем и придав решимости:

— Почему вы не стали сами учить Рей, сэр? Вы же знаете намного больше любого студента…

Вопрос не стал неожиданным — но… Как в двух словах объяснить этой совершенно ничего не знающей о его жизни девушке всё то, отчего он когда-то посчитал магический мир лживым, чужим и враждебным для себя — и отказался быть хоть как-то связанным с ним? Если рассказывать — то рассказывать всё, а Маркус отнюдь не был уверен, что готов к таким откровениям, да и — что Гермионе стоит слышать от него о другой стороне того, как магия может влиять на взгляды людей. Она приняла этот мир, стала его частью — и ей, похоже, это нравится. «В конце концов, каждый решает за себя».

— Если вкратце, то мои знания в области магических дисциплин сильно отличаются от общепринятых… — «фрагментарностью и ограниченностью», добавил он про себя, и даже смешно стало: какой красноречивой фразой замаскировал своё невежество! — А мисс Аянами нужна именно база, нечто, на что можно опереться, и школьный курс здесь подходит очень хорошо. Посещать занятия вместе со всеми она, как вы понимаете, не может, искать отдельного наставника — означает кого-то ещё посвящать во всё это… К тому же, признаться, у меня попросту не так много свободного времени.

— А чем вы занимаетесь сейчас, доктор Блэк? — точно боясь не успеть, выпалила Гермиона.

Маркус невольно улыбнулся — так забавно она сейчас выглядела: вся подалась вперёд, глаза светятся искренним интересом, руки сжаты в кулачки — воплощённая любознательность!

— Изучением «нулевой», а по правде говоря — всем понемногу. Сейчас основную часть исследований ведут привлечённые нами с директором специалисты — каждый в своей области, но времени прошло довольно мало, результатов для систематизации пока нет. Приходится многое узнавать самому.

— Но… ведь это может быть опасно?

«Наверное, никак не может забыть, что произошло. Да оно и понятно».

— Наука сама по себя не может быть опасной, мисс Грейнджер. Опасным может быть то, как применять полученные знания. Классический пример — хотя бы исследования Архимеда и доктора Оппенгеймера… К тому же, вероятнее всего, у нас просто нет выбора: мисс Аянами прибыла сюда вместе с «нулевой», возможно, благодаря ей, так что мы должны узнать как можно больше, чтобы вернуть её домой.

— Я понимаю, сэр…

— Хорошо, если так. Потому что перед вами стоит та же задача: чем больше мисс Аянами, — он в который раз посмотрел на Рей, чтобы той не казалось, будто её исключают из разговора, обсуждая в её же присутствии, — узнает о магии и магическом мире, тем больше шансов, что вместе нам удастся разобраться с тем, что делать дальше. В конце концов, один только факт, что «нулевая» способна к поглощению магической энергии, уже говорит о том, что это небесполезно.

Маркус высказал это вслух, а про себя подумал: «Рей ведь так и не рассказала, зачем вообще в её мире создают таких существ, а без этого мы вряд ли сможем понять, как и на что именно «нулевая» способна и должна тратить получаемую энергию… в конце концов, куда-то же она должна деваться, иначе это просто не имеет смысла. Разве только случится невероятное — и мы увидим всё своими глазами… хм. Надеюсь, ничего плохого не произойдёт, но на месте Дамблдора я бы крепко задумался над тем, что даже стазис-поле для «нулевой», как оказалось, не помеха».

Спохватившись, он оборвал размышления и взглянул на часы.

— Предлагаю вам обеим пока остаться тут. Мне пора возвращаться к кабинету директора, чтобы встретить там вас и передать вот это.

Маркус извлёк из кармана нужный предмет, с удовольствием наблюдая, как у Гермионы Грейнджер меняется выражение лица, как почти судорожно она вытаскивает из-за отворота мантии такой же амулет — а точнее, тот же самый. В определённом смысле.

— Но… как?!

— Это ответ на ваш недавний вопрос, мисс Грейнджер, — сдерживая довольную улыбку, ответил Маркус, — мы наблюдаем парадокс времени. Ограниченный, конечно — потому что вам лишь кажется, что это тот самый предмет. С точки зрения физики они различаются, пусть неуловимо для взгляда, но различаются. Ваш был получен вами почти час назад — по вашему времени, конечно; и от другого меня — каковым я только стану через несколько минут, поднявшись на седьмой этаж и встретив там вас, пришедшую с ужина. Мой всё это время был со мной, во времени не перемещался и, следовательно — «новее» вашего примерно на тот же час — хотя как посмотреть… И в то же время это один и тот же предмет — потому что я отдам его вам и именно так он окажется у вас сейчас.

Гермиона ошарашенно молчала. Рей стояла рядом и переводила внимательный взгляд с одного на другую, а Маркусу отчего-то показалось, что она хочет его поправить или сказать что-то ещё, но на вопросительный взгляд — просто отвернулась, направившись к своему обычному месту за лабораторным столом.

* * *

Доктор Блэк ушёл, а Гермиона осталась переваривать услышанное. Вот уже второй раз за день сказанное им переворачивало все представления о том, что именно попало в её руки, когда профессор МакГонагалл поспособствовала своей ученице, решившей взять максимальное количество предметов для изучения. Гермиона разговаривала с доктором всего несколько раз, но уже поняла, что он редко высказывает какую-то мысль совсем просто так — и сейчас задумалась, относились ли его слова об опасности науки только к этой чудовищной «нулевой» — или к хроновороту тоже.

Вообще каждой произнесённой фразой тот будто заставлял сомневаться во всём, что кажется совершенно известным — сомневаться, размышлять и делать собственные выводы. Это было совсем не похоже ни на учителей в её начальной школе, ни на большинство профессоров здесь, в Хогвартсе. Иногда это обескураживало и даже пугало.

Это яснее ясного говорило — ей страшно повезло вообще познакомиться с доктором Блэком, необычным чистокровным из древней семьи, который так уверенно говорил не только об Архимеде, но и об Оппенгеймере. А если удастся ещё учиться у него! Гермиона вспомнила разговор с Гарри и Роном, когда доктор впервые появился в Хогвартсе, и почувствовала гордость — пусть не совсем, но слова Рона сбылись! — а затем и стыд: они ведь думали об этом, чтобы выяснить, какое отношение доктор имеет к Сириусу Блэку!

Но теперь друзья почти не разговаривают с ней, а она не может рассказать обо всём, как есть. Даже если бы они помирились прямо сейчас — Гермиона не сможет объяснить им, что доктор Блэк совсем не похож на того же Малфоя, кичащегося «чистой кровью», что он здесь не из-за сбежавшего убийцы, а для того, чтобы помочь вернуться домой…

Спохватившись, что вновь увлеклась собственными мыслями и совсем забыла о той, кому обещала помогать, Гермиона огляделась и увидела Рей устроившейся за заставленным чем только можно столом-лабораторией. Аянами читала, но стоило сделать шаг в её сторону, посмотрела Гермионе прямо в глаза — и она опять замерла на месте, по необъяснимой причине чувствуя, что боится: несмотря на амулет, от которого исходило приятное тепло, на успех его проверки и слова профессора Дамблдора — где-то в глубине души всё равно чувствует страх. Справившись с собой — «потом, я подумаю об этом потом» — она решительно подошла к самому столу и спросила:

— А что ты читаешь?

Аянами, за несколько секунд колебаний Гермионы уже успевшая вернуться к книге, вновь подняла взгляд от страниц и сообщила:

— «Историю магии».

— Но почему её? То есть… ты же хочешь вернуться домой!

— Узнать, что это и откуда взялось. «Если хочешь понять, как что-то произошло, нужно смотреть в основу и в себя».

Рей словно повторяла чьи-то слова, и Гермиона тут же заинтересовалась:

— А кто это сказал?

В ответ та лишь моргнула — показалось, глаза её на миг потеплели — но вновь промолчала. Гермиона замялась, не зная, как на это реагировать, но всё же нашлась:

— Если будет что-то непонятно, спрашивай! Я как раз хотела спросить, нужна ли тебе вообще История магии… и вообще, может, расскажешь, что ты хочешь узнать? Что ты уже изучила? Я передавала доктору Блэку план занятий…

«Я тараторю, — с досадой на саму себя подумала она, — я волнуюсь и потому тараторю, как маленькая. Ну же, остановись, Гермиона».

— …ты его видела? — на выдохе закончила она, и смешалась от собственных мыслей.

Рей кивнула — без тени раздражения, словно никто своей болтовнёй и не мешал ей читать («Я бы точно разозлилась!»), и ответила:

— Видела. Он подходит.

— А…

— Директор дал мне книги. «Концентрация и накопление сил магических», «Фундаментальная теория путешествий в пространстве и времени», «Начальные знания для практического создания портключей». «Трансфигурация: основы», «Плетение чар: основы». «Теория чистокровности»…

«Что?!»

— …но я ещё не всё прочитала. Больше ничего, связанного с магией.

По её ровному голосу сложно было что-то понять, но Гермионе, впечатлённой одним только перечнем книг, показалось, что слово «магия» Рей произнесла странно — словно вызубренный термин, который не понимаешь, а просто помнишь. Только занимало её сейчас совсем другое:

— «Теория чистокровности»?! — нетерпеливо выпалила она.

Рей слегка подняла голову, словно чуть удивившись такой горячности, и ответила, явно цитируя наизусть:

— ««Чистота крови» в изначальном смысле — понятие не только и не столько генетическое и генеалогическое, но, как некая «сумма технологий», есть квинтэссенция объёма накопленных знаний и умений вкупе с системой взглядов на мир, окружающих и самого себя, перешедшая на качественный уровень и закрепляемая каждым следующим поколением». — Она сделала паузу и тихо добавила: — Интересно.

В этом коротком слове, произнесённом с какой-то сложной интонацией, показалось Гермионе, прозвучало намного больше, чем было сказано прямо. Словно за ним крылась целая бездна впечатлений. Но намного сильнее хотелось выяснить…

— Кто это написал? А я могу почитать? И… как это относится к тому, кто… — она смутилась от того, что едва ли не сказала вслух и поправила себя: — …как ты оказалась здесь?

В ответ Рей молча наклонилась, выдвинула ящик стола и протянула Гермионе тонкую — страниц на шестьдесят — книжицу в кожаном переплёте. На лицевой стороне оказалось только тиснёное название, на корешке дополненное витиеватыми литерами «A.Б.», а на форзаце — краткая надпись: «Памяти Освальда Эйвери и про…» — после этих слов словно затёртая, так что остальное не разобрать. Авантитул пуст, как и титульный лист, а сразу за ним начинался текст — кем бы ни был или была «A.Б.», содержание и заголовки для этого мага явно не казались чем-то, без чего нельзя обойтись.

С усилием оторвав взгляд от начальных строк, Гермиона спросила:

— Я могу её взять? На время…

— Директор сказал — читать только здесь. Один экземпляр. «Копированию не поддаётся».

— Почему? — удивилась Гермиона.

Рей не ответила — наверное, просто не знала. А Гермиона, переборов себя, закрыла такую необычную книгу, будящую в ней любопытство пополам с неприятием, вновь припомнила перечень, копию которого когда-то передала доктору Блэку, и предложила:

— Давай начнём с Чар. Я знаю книгу, которую ты читала, так что может, расскажешь, что поняла, а что нет? А завтра вечером продолжим или, если выйдет, проверим твои знания по Трансфигурации.

— Завтра не получится, — спокойно дождавшись, пока она договорит, возразила Рей.

— Из-за занятий с доктором Блэком?

— Нет.

Не дождавшись продолжения, Гермиона спросила сама:

— А почему?

— Придёт врач. Директор позвал его.

— Ты заболела? — вырвалось у Гермионы раньше, чем она смогла себя остановить — и тут же покраснела от того, как неловко это прозвучало.

Рей коротко качнула головой:

— Я здорова, — она замолчала, и когда Гермионе уже показалось, что это всё, договорила: — Специалист по гипнозу. Проверить, где я появилась в вашем мире.

Гермиона смутилась ещё сильнее — её всегда пугала мысль, что кто-то может вот так просто проникнуть в её собственную память и, чтобы скрыть неловкость, торопливо открыла книгу, что так и держала в руках. А спустя всего несколько строк, не глядя, нашла рукой стоящий за спиной высокий стул и устроилась на нём, позабыв даже, что собиралась дальше поспрашивать Рей о Чарах, что скоро комендантский час и нужно возвращаться в гриффиндорскую гостиную…

* * *

«Встретив» — второй раз за день для себя и впервые для неё — Гермиону Грейнджер и передав ей амулет — который всего несколькими минутами ранее видел у неё в руках, Маркус едва удержался от того, чтобы хоть через замочную скважину понаблюдать за перемещением во времени. Удержался — честно сказать, он не представлял даже, на каких принципах работает хроноворот, да и уверен был, что информация об этом тщательно скрывается — и чёрт его знает, как повлияет на перемещение наличие наблюдателя… Не зря же, как он успел поинтересоваться, мисс Грейнджер выделили отдельную комнату-убежище, а квантовый парадокс Зенона⁽¹⁾ экспериментально подтверждён ещё полтора десятка лет назад, знают о нём маги, создававшие хроноворот, или нет.

Маркус усмехнулся про себя, вспомнив выражение лица Гермионы, когда он, увлекшись, рассуждал о парадоксах времени — студентку запутал, даже, наверное, несколько испугал — а что теперь делать с ощущением собственных поступков, «вывернутых наизнанку» по отношению к нормальной линии времени? И есть ли она теперь вообще, эта нормальная линия?

Ведь он, около часа назад встречая Гермиону у дверей этой комнаты, опирался не на факт, не на точное знание, что она будет там — а только на намерение в будущем перехватить её у кабинета директора и отвести сюда. Что было бы с ней и со всеми ними, не будь мисс Грейнджер такой пунктуальной и встреть она на лестнице их — и себя — спускающихся к переходу в Тайные башни?..

О таком даже думать не хотелось. «И именно поэтому я сейчас об этом думаю, — заключил Маркус, размеренно шагая вниз по ступеням. — Со всем тем, что мы делаем, одних только намерений недоста-…»

На очередном шаге он, уже заворачивая за угол, мельком заметил нечто светлое — а в следующий миг в него кто-то врезался, чувствительно угодив головой аккурат в живот. Стиснув зубы — больше от неожиданности, чем от боли — Маркус в последний момент успел поймать за плечо виновницу столкновения, пока она не полетела по лестнице вниз головой.

Расширенными от шока глазами на него смотрела, дрожа, худая — даже чересчур — девочка с длинными, ниже пояса, светлыми волосами. Взгляд вылавливал детали — серые, но словно отливающие серебром радужки, белёсые, очень тонкие, едва заметные брови — отчего глаза кажутся ещё больше — волшебная палочка за ухом, неуклюже повязанный синий в полоску галстук…

Выдохнув и отступив на шаг, чтобы дать ей возможность обрести равновесие, Маркус отпустил её руку, машинально бросил взгляд вниз — и обомлел. «Нет, это уже ни в какие ворота…»

— Где ваша обувь, мисс…?

Та чуть сгорбилась, словно стараясь стать меньше, но лицо вдруг — слишком быстро — стало спокойным, а в безмятежном голосе не прозвучало ни капли раздражения:

— Лавгуд, сэр, — и так же смиренно добавила: — Наверное, опять потерялась…

«“Потерялась”», — Маркус против воли вспомнил «традиции» Харроу⁽²⁾, где провёл долгие пять лет своей жизни, и здорово разозлился. Первым порывом было прямо сейчас отвести её к Флитвику и потребовать прекратить это, но Маркус остановил себя — ему ли не знать, что официальное разбирательство сделает только хуже… но не оставлять же всё, как есть!

«Зачем я опять ввязываюсь?..» — успел подумать он, как увидел, что мисс Лавгуд переступила с ноги на ногу, и запоздало сообразил: да она же дрожит от холода! В следующий миг та уставилась в пол и обхватила себя руками — с лестницы ниже донеслись голоса и топот ног. Похоже, студенты идут с ужина, а судя по тому, где они сейчас находятся — её факультета. Мысленно обозвав себя идиотом — и потому, что ей уж точно не хочется сейчас попасться им на глаза в таком виде, и потому, что он держит её тут: почти босую, на промёрзших ступенях — Маркус наполовину скомандовал, наполовину позвал:

— Идите за мной!

Благо, подниматься недалеко — пара этажей, и они вновь оказались у комнаты, откуда только-только «исчезла», переместившись в прошлое, Гермиона Грейнджер. Открыв дверь, Маркус полез в чемодан, в котором привозил из последней поездки в Лондон очередную партию учебников и кое-какие вещи — памятуя о стремительно обрушившейся на замок зиме. Вытащив нужную коробку, он извлёк из неё и поставил перед замершей на пороге мисс Лавгуд мягкие ботинки мехом внутрь — братья-близнецы тех, что достались Рей.

— Обувайтесь, мисс Лавгуд…

* * *

— Обувайтесь, мисс Лавгуд… а потом мы придумаем что-то, чтобы найти ваши вещи.

Мир бесконечно менялся перед глазами, словно в калейдоскопе. Так было всегда. Каждая вещь, животное, человек — всё отбрасывало вокруг себя цветные двойники-тени, словно солнце — лучи. Иногда — очень редко — вместо этих теней ей виделось… всякое. Другое.

Профессор Флитвик будто кутался в прозрачную синь, сквозь которую то и дело пробивались сталью и золотом острые всполохи, Падму Патил укрывало багряное облако, становящееся бежевым, когда рядом оказывалась её сестра… вокруг профессора Дамблдора ровным-ровным овалом медленно кружилось серебряное пламя — красивое, совсем не страшное. А у Гарри Поттера двойников было больше одного…

Так было всегда. Но никто этого не видел. Только она. «И мама…»

Луна подняла глаза на профессора Блэка — цветные тени охватывали его плотно, словно оторочка на мантии, и постоянно переходили из одного света в другой, точно не могли решить, какими им быть. Иногда они проходили друг сквозь друга — на это было непросто смотреть. Но она смотрела — тени часто могут сказать о других больше, чем всё остальное…

Профессор Блэк не был плохим. Сильным, но не плохим. И он совсем-совсем не сердился на неё и не хотел сделать гадость… так что Луна, подумав, обулась в предложенные ботинки. «Тёплые…»

А ещё, кажется, он растерялся. Она привыкла к этому — люди часто обещают что-то, но потом начинают думать и придумывают себе всякое. “А зачем помогать этой чокнутой”, “а что обо мне подумают”, “а как мне это сделать”… Люди не понимают, что часто помогать и не нужно. «Нужно желание помочь».

Так что она сказала:

— Спасибо, профессор. Я верну их, когда найдутся мои. До свидания, сэр.

Обычно её не останавливали. Вот и в этот раз…

— Стойте, мисс Лавгуд.

Кажется, она вздрогнула. Не до того, как вновь взглянула на него — после. После того, как увидела: цветные тени стремительно густели, выцветали, наливаясь тяжестью и темнотой.

— Я, верите или нет, понимаю, отчего вы не надеетесь на помощь кого-то из профессоров. Но даже это не повод вот так обрывать разговор.

Голос казался спокойным, но Луна невольно поёжилась — тени становились всё чернее и чернее — так что хотелось закрыть глаза, не смотреть на это, но не смотреть нельзя, ведь тогда…

— Раз я обещал помочь… — он вдруг оборвал слова, словно заставив себя замолчать.

…тогда можно пропустить мгновение, когда темнота уходит — и на её место вновь приходит цвет. Ярче, чем раньше.

Профессор смотрел на неё — непонятным взглядом. А Луна вспоминала мамины слова…

— Простите, мисс Лавгуд, я не хотел напугать вас. И… я подумаю, как вам помочь. Даю слово.

Он вдруг улыбнулся, и вот странное — этой улыбке хотелось верить. Похоже улыбался папа, когда смотрел на неё и думал, что она не видит.

Луна кивнула в ответ, развернулась и пошла к выходу из комнаты. Нет, профессор Блэк совершенно точно не был плохим. Только…

«…Блэк — намного больше, чем фамилия» — говорила мама.

…но он всё равно смог вернуть себе цвета. Поэтому за порогом она обернулась и пообещала:

— Не волнуйтесь. У вас всё будет хорошо.

* * *

Маркус стоял, глядя сквозь дверной проём на то место, где только что стояла мисс Лавгуд — слишком ошарашенный её словами. Это ведь он хотел помочь ей, разве не так?..

Даже спустившись к Тайным башням и неожиданно увидев там, похоже, так никуда и не уходившую Гермиону, это чувство не покинуло его. Рассеянно оборонил:

— Комендантский час уже начался, мисс Грейнджер… — только сейчас поняв, что та и вовсе не заметила его возвращения.

Дождавшись, пока Гермиона поднимет на него сосредоточенный, но видящий нечто очень далекое от окружающей обстановки взгляд, Маркус не стал лишать себя удовольствия мягко повторить:

— Ужин закончился, а комендантский час, напротив, начался, мисс Грейнджер.

— Ой!.. Простите, сэр!

— Ничего страшного… идите, пока мистер Филч не вышел на охоту.

Та, явно наполовину ещё в своих мыслях, попыталась засунуть книгу, что читала, в сумку, остановилась с таким выражением, будто впервые её увидела, торопливо передала Рей — и почти выбежала за дверь.

Через несколько минут ушла и сама Рей — Маркус пожелал ей доброй ночи, отчего-то зная, что, когда поднимется на шестой этаж, её не будет там — в последнее время вечерами она где-то пропадала, но не в библиотеке, не в этой лаборатории и не у «нулевой»…

Только странное настроение, оставленное сказанными мисс Лавгуд словами — не пропало: стало лишь сильнее, стоило ему остаться одному — ведь он чувствовал в этих словах что-то… много большее, чем было сказано прямо. «Только — что?..»

Мысль эта отчего-то не давала покоя — и Маркус пришёл в себя, только поняв, что вот уже неизвестно сколько стоит, неподвижным взглядом уставившись на лежащий посреди стола самый обыкновенный календарь с карандашными пометками.

«Завтра двадцать второе января. Приедет этот «целитель-легилимент», что бы это ни значило практически… гипнотизёр, чтоб его. Нужно быть рядом с Рей».

Выходя из помещения, он бросил взгляд через плечо — на эту привычную уже дикую смесь читального зала, склада и лаборатории — и усмехнулся про себя, вспомнив, как «гипнотизёра» отрекомендовал директор. «Посмотрим, Дамблдор, что там за “племянник старого знакомого”…»

1) квантовый парадокс Зенона (или «квантовый эффект Зенона») — если упрощённо, само наличие наблюдателя — и наблюдения — прямо влияет на то, как в квантовой системе протекают физические процессы. Более точно определение звучит так: «метрологический парадокс квантовой механики, заключающийся в том, что время распада метастабильного квантового состояния некоторой системы с дискретным энергетическим спектром прямо зависит от частоты событий измерения её состояния. В предельном случае частица в условиях частого наблюдения за ней никогда не перейдёт в другое состояние». И — да, существование этого эффекта было доказано экспериментально.

Вернуться к тексту

2) Харроу — Маркус имеет в виду школу Харроу, одну из старейших британских частных школ для мальчиков, основанную в 1571 году и расположенную в лондонском боро Харроу.

Вернуться к тексту

«Племяннику старого знакомого» оказалось за пятьдесят — а Маркус в очередной раз напомнил себе, что понятия о времени у них с Дамблдором не могут не отличаться, причём не только оттого, что директор — маг, но и просто потому, что прожил уже век с лишним.

«За пятьдесят» ему оказалось только на вид — по паре обмолвок Маркус понял, что их с Дамблдором связывал в том числе некий общий проект, завершённый уже при Эттли⁽¹⁾, что даже навскидку позволяло прибавить к означенному возрасту ещё лет двадцать пять-тридцать. Невысокий сухопарый мужчина — язык не поворачивался назвать его стариком — кутался, словно от озноба, в странного кроя многослойную мантию, и до официального представления, казалось, Маркуса вовсе не замечал. Да и после — бросил на Блэка лишь один короткий цепкий взгляд желтовато-карих глаз и резко кивнул, словно припечатывая названное имя: Уильям Флатт.

Отчего он явился в замок не двадцать второго, как было обещано, а полторы с лишним недели спустя — не обмолвился и словом, да и Дамблдор воспринял это спокойно. Маркус так и не решил для себя, то ли директору что-то известно, то ли подобная необязательность — норма среди магов и ещё вопрос, одних ли только британских…

За эти полторы недели в замке всё осталось по-прежнему, если не считать того, что студенты всех лет потихоньку, казалось, сходили с ума в преддверии матча Гриффиндора против Рэйвенкло. Маркус попытался вспомнить, было ли так же в середине января, но не смог — тогда ему было точно не до квиддича. Да и сейчас, по правде сказать, тоже — по изучению «нулевой» стали приходить первые существенные, хотя и пока что довольно скромные по сравнению с объёмом запланированного результаты… но о квиддиче говорили везде: в коридорах, в Большом зале, на ступенях лестниц и переходах, где он встречал студентов, даже в преподавательской — Маркус своими ушами слышал, как МакГонагалл интересовалась у Флитвика относительно «метлы Поттера». Звучало это в устах всегда строго выглядящей дамы довольно сюрреалистично… как, впрочем, и ответ Флитвика: от перечня наложенных на эту «Молнию» заклятий, «не считая патентованных и секретных» складывалось впечатление, будто обсуждают сборку самолёта...

К слову о Поттере — нужно узнать, с каким мыслям пришёл Дамблдор насчёт необычной резистентности «героя магического мира» к способностям Рей. В конце концов, это его сфера…

Правда, была ещё одна тема, что не давала Маркусу покоя, и вот об этом он поговорит с Дамблдором как можно скорее. После того, как убедится, что вызванный «легилимент» не навредит Рей… и факт, что в прошлый раз директор отрекомендовал того, как «специалиста по маггловским практикам» — не успокаивал, скорее наоборот. Не так давно Маркусу попался на глаза учебник по Маггловедению — и из статьи об электричестве складывалось впечатление, что штепсельная вилка вкупе с розеткой — это такой составной артефакт, из которого электричество и получается…

…Пригласил их Дамблдор в ту самую лабораторию, куда вёл переход из кабинета директора — то ли доверял гостю, то ли наоборот, хотел иметь с ним дело в контролируемом окружении.

То, как Флатт повёл себя, встретив Рей, говорило, скорее, в его пользу — лишь мелькнул во взгляде интерес, мгновенно сменившийся спокойным участием. О Непреложном Обете, нужно отдать ему должное, тот напомнил сам, причём таким тоном, словно для него этот ритуал давно превратился в рутину.

Возможно, так оно и было: во всяком случае, Маркус, только сейчас понявший, что принимать Обет будет он сам — чувствовал, как дрожала рука, когда нити заклятия одновременно обжигали и леденили запястье, а рукопожатие его визави оставалось таким же твёрдым.

Едва угасли в воздухе последние искры, Флатт всё с тем же спокойным выражением лица преобразовал стоящий у одной из стен стол в удобный даже на вид диван, наложил на него ещё какие-то чары, полыхнувшие искристо-серым, а затем формальным тоном спросил, вновь повернувшись к Рей:

— Вы подтверждаете, что согласны на проведение одного сеанса гипноза, без пост-внушения, продолжительностью не более получаса, мисс Аянами?

Рей, со своим обычным видом следившая за этими приготовлениями, перевела на него ставший каким-то странным взгляд — словно смотрела не на человека, а сквозь него, и отрешённо проговорила:

— Да.

— Я лишь введу вас в состояние транса, а затем задам исключительно вопросы, список которых передал мне профессор Дамблдор. Вы согласны?

— Да.

Флатт чуть нахмурил брови, глядя на неё, словно что-то не давало ему покоя, и уже совсем иным, тёплым тоном добавил:

— Это не причинит вам никакого вреда, обещаю.

— Да, — чуть тише, но так же, без промедления, словно ни на секунду не задумываясь, ответила Рей.

Он явно не ждал ответа — никакого — и на мгновение потемнел лицом, прежде чем предложить ей поудобнее устроиться на диване.

Маркус, до этого с гипнотическим воздействием никогда не сталкивавшийся, хоть и изучивший теорию, едва узнав о задумке Дамблдора, поначалу не заметил ничего необычного — кроме, разве что, того, что в качестве способа индукции Флатт использовал, помимо речи, ещё и блестящую монету, будто саму по себе медленно вращавшуюся в воздухе.

— …Шесть… ваши веки всё тяжелее… пять… вы полностью расслаблены… четыре… три… — Флатт считал, но, вопреки спокойному, размеренному голосу, лицо его становилось всё напряжённее — что-то шло не так, как он рассчитывал.

Маркус не отрывал взгляда от Рей — и ему всё больше не нравилось происходящее. Чем глубже та погружалась в транс, тем заметнее было, что она не успокаивается: дыхание не замедлялось, а напротив, стало частым и неглубоким, на скулах и щеках выступил румянец, на лбу — капельки пота, а лицо застыло, словно маска — до этого Маркус видел такое только несколько раз у кататоников, эпилептиков… Ну и, довольно часто в бытность свою интерном — у кокаинистов после передозировки.

— …один, — так же размеренно, неторопливо договорил Флатт, и Рей, похоже, расслабилась — румянец начал исчезать, дыхание замедлилось, а лицо обрело какое-то уязвимое, беззащитное выражение. «Такой я её никогда прежде не видел».

— Вы меня слышите? — задал Флатт первый вопрос.

— Да.

— Вы помните, когда впервые оказались… в этом мире? — Маркус вполне сознательно встал сбоку, чтобы держать в поле зрения и гипнотизёра, и Рей — и ему точно не померещилось: во взгляде Флатта мелькнул жгучий интерес.

— Да.

— Вернитесь мысленно в ту ночь… что вы видите?

— Дождь. Вокруг только… дождь.

Флатт нахмурился ещё сильнее, бросил взгляд на Дамблдора — тот едва заметно кивнул — попросил:

— Вернитесь на несколько минут до этого… где вы находитесь?

— Я в капсуле.

Ещё один быстрый взгляд на Дамблдора — тот не рассказал ему?..

— Что происходит вокруг вас?

— Нулевая падает… управления нет. Внизу облака… свет слепит глаза. Управления всё нет… И я… я… — голос её сорвался, а затем в нём прозвучало что-то, чувство, которому Маркус так и не смог дать названия — не ужас, не восторг, не боль, а всё разом и ничего из этого: — Я не одна!

Глаза её широко распахнулись, видя что-то — кого-то? — зримого только ею, но уже мгновение спустя Рей поникла, будто в ней что-то надломилось. Маркус невольно шагнул вперёд, но вмешаться не успел — она выпрямилась с закрытыми глазами, словно ничего и не произошло, только…

Только на все следующие вопросы, сколько бы их не задавали — губы её чуть раскрывались, словно Рей хотела что-то сказать, ответить — но так и не произнесла ни слова о том, что происходило до момента, как её нашёл Дамблдор.

К удивлению Маркуса, никто не задал выведенной из транса после десятка минут безуспешных попыток Рей больше ни одного вопроса. Флатт, вновь нацепивший маску бесстрастности, так и вовсе не сдвинулся с места, задумчиво глядя куда-то в иллюзорный водоворот вместо потолка…

Сам Маркус, по безмолвному согласию других отправившийся проводить Аянами к её комнате, идя рядом и чуть ниже — вдруг потеряет силы или ещё что, так хоть успеет подхватить, никак не мог выкинуть произошедшее из головы — но и не знал, как спросить об этом. Да и вообще не понимал, о чём сейчас говорить. Уже почти спустившись на нужный этаж, наконец, нашёлся:

— Как ты себя чувствуешь? Может, мне побыть пока рядом?

Рей прошла мимо, остановившись на предпоследней ступеньке. Коротко ответила:

— Нет. — Сделала ещё шаг, быстро, но плавно развернулась — словно в танце — и, не отводя пристального взгляда, промолвила:

— Вы сохраните тайну.

Слегка опешив — не часто его об этом извещали — Маркус со всей серьёзностью кивнул.

— Знала, что ничего не получится.

— Откуда? — вырвалось у него. — И… тогда зачем было соглашаться?..

Рей молчала и, когда он решил уже, что так и не услышит ответа, почти прошептала:

— Я дала обещание…

Чуть растерянно кивнув — он уже понял, насколько для неё важно держаться данного слова, Маркус проводил Рей до комнаты, и лишь развернувшись обратно к лестницам, сообразил — это могло быть ответом на оба вопроса. Обещанием Дамблдору о гипнозе, и… кому? Кому-то ещё, кто хотел, чтобы она не рассказала ничего о своём мире? О «нулевой»? О… себе самой? Не хотел — и сделал что-то, отчего даже под гипнозом она будет молчать!

Или — кому-то совсем другому?..

«И отчего, будь я проклят, меня точно морозом продирает по коже, стоит вспомнить это «я не одна»?!»

С этой мыслью Маркус ускорил шаг — Флатт не производил впечатления человека с избытком свободного времени, а расспросить о выводах его хотелось лично — не потому, что Дамблдор мог что-то упустить, хотя… «но прежде всего — чтобы ничего не скрыли от меня самого».

Однако тот, похоже, и не думал уходить. Они с директором стояли у одного из столов с оборудованием, негромко переговариваясь: подходящий ближе Маркус уловил несколько незнакомых имён, упоминание «Аравии» и какого-то зелья, да ещё пару ничего ему не говорящих терминов. Повернув голову в его сторону, Флатт сухо констатировал:

— Мисс Аянами не лгала.

Оценив, кажется, выражение лица Маркуса, разъяснил подробнее:

— Гипноз без пост-внушения используется чаще всего в трёх случаях: если пациент не помнит, лжёт другим, что не помнит, или — лжёт о том же себе. Но у нас… — он сделал жест рукой, словно отбрасывая что-то, — другой случай. Пациентка явственно помнит всё происходящее, но по какой-то причине гипнотическое воздействие не заходит дальше определённого, м-м, барьера.

— Насколько понимаю, это довольно необычно? — с явно различимым в голосе любопытством поинтересовался Дамблдор.

— Верно, — чуть склонил голову Флатт. — Я бы предположил Непреложный Обет, некий ритуал или притворство, но вы заверили меня, что первые два варианта следует отбросить, а третье… повторюсь: мисс Аянами не лгала.

— Потому что… — решил настоять Маркус. Флатт изобразил улыбку — у него это выглядело так, словно механически приподнял и тут же опустил уголки губ… жутковатое зрелище:

— Искушённый в искусстве окклюменции, как мне довелось выяснить, не подвержен и гипнозу. Но чтобы верным образом сымитировать гипнотический транс, нужны умения совсем иного рода.

Маркус понимающе кивнул — при всём её самоконтроле, заподозрить в Рей профессиональную актрису никак нельзя. И едва не выругался вслух, когда Флатт огорошил его вопросом:

— Как ваша подопечная переносит боль?

— Вы…

— Мерлина ради, нет! — поражённо воскликнул тот, впрочем, не отводя пронзительного взгляда, от которого ощущалось нечто вроде зуда за переносицей. — Я ни в коей мере не предполагал насильственных методов извлечения сведений!

— Тогда к чему этот вопрос?! — прошипел едва сдерживавшийся Маркус.

— Реакция мисс Аянами на подготовку к процедуре… она явно ожидала, что будет страдать. И когда я, заметив это, заверил её, что не причиню вреда — мгновенно согласилась со мной, хотя… — он помолчал, словно собираясь с мыслями. — Дело даже не в том, что она привыкла к болезненным медицинским или иным процедурам — я узнал это по реакциям, какие наблюдал у некоторых сильно травмированных пациентов…

Чуть успокоившийся Маркус мысленно согласился с ним — он тоже, пусть и не сразу, отметил у Рей эту своеобразную разновидность пластики: точность и даже некую скупость движений, словно она старалась обойтись минимумом их, заранее наметив наиболее эргономичный путь.

— …но и — мисс Аянами привыкла не показывать свою боль и соглашаться с теми, кто уверяет её, что боли не будет. Возможно, лгать, что верит.

Во взгляде Дамблдора проявилась смешанная с сожалением грусть, а Маркус мгновенно вспомнил, как обращался с Рей в первые дни и стиснул зубы. Флатт приподнял, словно в удивлении, бровь, и чуть более холодно высказался:

— Я говорил не о вас. С теми же, кто довёл девочку до такого… — в его взгляде вдруг вспыхнула какая-то мрачная ярость, — о, я бы пообщался.

— Уильям… — покачал головой Дамблдор.

— Альбус, — в тон ему ответил тот, словно продолжая некогда начатый спор; небрежно вынул из кармана часы с тускло блеснувшим зеленью с серебром циферблатом. — Мне пора.

Без нужды одёрнул рукава мантии, и уже поднявшись причудливо изгибающейся лестницей к выходу из лаборатории, заметил, ненадолго остановившись у двери:

— Мисс Аянами совершенно не проницаема для легилименции, а вот вам, юноша, следует всё же озаботиться защитой собственного разума…

И вышел, не дожидаясь ответа.

Маркус, мгновенно сопоставив факты, вспыхнул от злости, резко развернулся к Дамблдору и сквозь зубы проговорил:

— Почему каждый, кто просто может, считает своим правом…

— Всё несколько иначе, — мягко оборвал его директор. — Я ведь предупреждал тебя, что Уильям — целитель-легилимент.

— И что это должно значить?!

— На определённой стадии освоения навыка легилименту становится сложнее не проникать в чужой разум. А целителю, вынужденному упорядочивать образы, возникающие в сознании пациентов, которые зачастую сами не контролируют своё сознание…

— И откуда же мне было знать?.. — процедил Маркус. — По-моему, Дамблдор, в своём стремлении сделать меня частью вашего мира вы забываете, сколько лет я прекрасно обходился без него!

— Пожалуй, — внезапно согласился тот, рассматривая какой-то из приборов на ближайшем столе, похожий на половину астролябии, подвешенной в воздухе над полусферой, — мне следовало выразиться более ясно.

Не ожидавший такой уступчивости Маркус недоверчиво покосился на него, но всё же решил расставить точки над «i»:

— Есть ли какой-то надёжный способ защиты? Я имею в виду — не тратя годы…?

— Не смотреть в глаза. И держать наготове палочку, чтобы вовремя отразить нужное заклинание.

Маркус подождал продолжения. Не дождавшись, спросил сам:

— Так просто? И это поможет?

— В восьми случаях из десяти — да. Другие же способы... — Дамблдор что-то сделал, отчего та самая «астролябия» задрожала в воздухе, издавая треск, словно лопается лёд, покрылась светящимися ярко-жёлтым чешуйками, словно «всплывающими» на её поверхности и упала на выдвинувшиеся из полусферы тонкие стерженьки. — Зелья дают лишь временный эффект и довольно вредны. Что до артефактов… универсальных почти не осталось: секрет их изготовления утерян, а индивидуальные вызовется делать не всякий мастер, да и — не всякий доверит мастеру изготовить столь тесно связанный с личностью предмет.

Поймав себя на мысли, что молчание затянулось, а он сам не отводит взгляда от происходящего — вся конструкция, повинуясь взмаху палочки, взмыла в воздух и сейчас стремительно меняла фактуру, похоже, слой за слоем превращаясь в нечто вроде синего с серыми прожилками хрусталя, Маркус помотал головой и вспомнил самое главное, о чём хотел узнать.

— Дамблдор… что на самом деле случилось первого ноября тринадцать лет назад?⁽²⁾

Застать директора врасплох, конечно, не удалось, хотя он и не ставил такой цели. Тот ответил почти сразу:

— Вижу, изучение газет того времени в библиотеке дало свой эффект… Признаться, — продолжая говорить, Дамблдор завершил превращение этого «непонятного чего» в другое «непонятно что», плавно ведя палочкой, опустил результат на стол, который от соприкосновения покрылся иглами, словно дикобраз, да ещё льнущими к объекту, как железная стружка к магниту... — признаться, я ждал именно этого вопроса несколько раньше.

…и только сейчас поднял взгляд на Маркуса, заставив его почувствовать себя очень неуютно — оттого, сколь многое сейчас было в обычно спокойном, добродушном взгляде: и гнев, и боль — застарелые, словно приглушённые временем, и совсем живое, острое сожаление вперемешку с сочувствием.

— Я уже спрашивал вас о брате, — почти пробормотал Маркус, и его словно ожгло — «я что, оправдываюсь?!»

— Да, ты прав. Но впервые спросил не о настоящем, а о прошлом.

— Вы ответите мне или нет?

— Я не знаю, Маркус, — устало («притворно или нет?») вздохнул директор. — Но тебя же не устроит такой ответ?

— Не поверю, что за столько лет не удалось узнать ничего.

— Видишь ли, — помедлив, ответил Дамблдор, — один человек… уже задавал мне этот вопрос. Я отвечу тебе то же, что ему: да, естественно, я пытался разобраться в произошедшем. Вот только непосредственно во время тех событий у меня было множество других — и весьма срочных — дел, которые потребовали полного сосредоточения. И когда эти дела завершились так, как было задумано, я узнал, что случилось… Вот только уже не мог ничего изменить. Ко второму ноября Питер Петтигрю и ещё двенадцать человек были мертвы, а Сириус арестован и, после безуспешных попыток допросить его, отправлен в Азкабан без суда.

— Почему без суда? — выдавил из себя вспомнивший рассказы отца об Азкабане Маркус. — Как вообще можно приговаривать к такому, даже не пытаясь разобраться?!

— Из всех вопросов, которые рождают события того дня, на этот ответить проще всего. Страх. Страх и политика.

Пауза затянулась, пока Дамблдор взмахом палочки возвращал трансфигурированному дивану прежний вид, но задать следующий вопрос Маркус не успел.

— Поднимемся в кабинет. Там есть кое-что, что поможет мне объяснить.

Терпения Маркуса хватило на сам подъём и ожидание, пока закроется тайный ход — но ждать, пока заварится принесённый домовиком чай, он точно не собирался. Однако директор вновь опередил его, вынув из ящика стола плотно скрученный свиток — довольно длинный, судя по толщине, выглядящий старым, но совсем не потрёпанным. В ответ на вопросительный взгляд он только кивнул и Маркус отщёлкнул замочек на тонком кожаном ремешке. Свиток оказался слегка пыльным внутри и чуть выцветшим с одного края — словно его долго хранили на какой-то полке и лишь недавно вытащили на свет, но так и не разворачивали с тех пор. И… пустым.

— Ах, да… — словно спохватился Дамблдор и коснулся желтовато-белой поверхности кончиком палочки, от которого, словно от брошенного в пруд камня, «побежали», проявляясь, строки, зарисовки и какие-то схемы. Взгляд выловил дату — «31 октября 1981», смутно знакомое название — «Годрикова Впадина», несколько имён…

— Это…

— Это результат моих попыток разобраться в событиях, которые произошли вне моего участия — или даже ведома — в течение нескольких дней до и после того, как Волдеморт пал. Вряд ли тебе будут интересны они все — и должен предупредить, не все записи откроются.

— Дамблдор, если вы…

— Но что касается Сириуса и тех, кто видел его в последние дни перед заключением в Азкабан — здесь всё, что мне удалось узнать.

Маркус развернул свиток чуть дальше, открыв верхушку какого-то списка — но буквы не читались, постоянно искажаясь, меняясь местами... видимо, об этом и говорил так любящий тайны Дамблдор. Судя по объёму, тут ещё разбираться и разбираться…

— Я изучу его, но здесь работы не на один день. Может, расскажете хотя бы главное?..

Дамблдор взмахом палочки разлил какой-то необычный — в льющейся из носика красно-коричневой струйке вспыхивали золотистые искры — чай по чашкам и отозвался:

— Конечно, Маркус, — поднял чашку и, глядя поверх неё, предупредил: — Но начать придётся издалека. Возможно, тебе покажется, что рассказанное не относится к твоему вопросу, но я всё же прошу тебя выслушать, не перебивая.

«Даже если начнёт с истории Гарри Поттера, не страшно», — решил Маркус и неосознанно сделал глоток. Чай внезапно ожёг нёбо, нестерпимо защипало язык, а по горлу и пищеводу словно прокатилась волна пламени, выбивая дыхание из лёгких и через несколько очень долгих секунд обернувшись приятным теплом где-то в желудке.

— Что это?! — просипел он, когда смог говорить.

— Весьма неплохой цейлонский чай… и немного выдержанного огневиски Огдена. Не зря в краях к западу отсюда его называют «uisge beatha» или, на известном тебе языке — «aqua vitae». Огдены, к слову, берут воду из Loch a’ Bhaile-Mhargaidh⁽³⁾, а она и вправду непроста… То что нужно в такую погоду.

Своё мнение об этом «напитке» Маркус решил придержать — хотя бы на время. Тем временем Дамблдор отставил в сторону опустевшую чашку и немного сухо, с ровной интонацией, начал — и если бы с «легенды о Поттере»! Увы, с событий много раньше:

— В тысяча девятьсот шестьдесят третьем году издательством «Dust and Mildewe»⁽⁴⁾ была опубликована разошедшаяся довольно заметным тиражом книга профессора Мордикуса Эгга «Философия мирского: почему магглы предпочитают не знать». Интересный труд, который, однако же, был упрощённо воспринят многими, как ещё одно указание на превосходство происхождения над развитием и косвенно — как указание на необходимость ещё большего отделения магического мира от «маггловского». В тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году Волдеморт посетил Хогвартс, в качестве причины назвав желание занять должность преподавателя Защиты от темных искусств. В следующем году Магическую Британию всколыхнули сразу два события: так называемые «Марши за права сквибов» и, в ответ на них — «Бунты чистокровных». Подтверждений практически нет, но некоторые факты косвенно свидетельствуют, что за одним или обоими этими событиями стоял именно Волдеморт. Два года спустя по всей стране начали пропадать без вести люди — как маги, так и магглы — или, скорее, даже раньше, но действительно заметными эти исчезновения стали именно тогда. В тысяча девятьсот семьдесят третьем году Министерством Магии была отклонена апелляция в отношении решения о юридическом закреплении рабства домовых эльфов — по весьма любопытной причине: никто из рассматривавших дело не смог вспомнить самого акта, которым статус домовых эльфов был закреплён... Два года спустя Министр Магии покинула свой пост под давлением общества, как не сумевшая справиться с действиями Волдеморта, а затем то же повторилось в тысяча девятьсот восьмидесятом.

Не прекращая говорить, Дамблдор направил палочку на чайник — невольно последовавшему взглядом за движением Маркусу показалось, что тот мелко вздрогнул — и из носика пошёл пар. И что чайник стал другим… Но следующие слова директора выбили из его головы все мысли о чае:

— Примерно в тысяча девятьсот семьдесят шестом году Сириус в последний раз видел свою кузину — Беллатрикс… до того, как они встретились в Азкабане. Ей при той встрече было двадцать пять, ему семнадцать. Я не знаю, где и при каких обстоятельствах это произошло, но Джеймс упоминал, что они едва не убили друг друга. А три года спустя умер отец Сириуса, и он остался единственным мужчиной в семье...

— У него же был брат! — вырвалось у Маркуса.

— Регулус, — спокойно подтвердил Дамблдор. — Но он пропал без вести в том же году, а затем Сириус узнал о его смерти.

— К чему вы рассказываете мне об этом?

— Немного терпения: мы уже практически подошли… В те долгие одиннадцать лет открытых действий Волдеморта многие потеряли всё — но другие приобрели. Как Бартемиус Крауч.

Маркус невольно вскинул голову — он знал это имя! «Но откуда?.. слышал от отца? Или…»

— Несмотря на чистокровность, более того — на принадлежность семьи к «Священным двадцати восьми» — он не только отверг идеи Волдеморта, но и смог, благодаря своей настойчивости, организовать и согласовать действия нескольких департаментов Министерства с целью систематического противостояния его последователям. Основная причина, по которой Бартемиус не стал Министром Магии что в семьдесят пятом, что пятью годами позже — нежелание погружаться в бюрократические дрязги, теряя настоящее влияние. Именно он добился не просто разрешения, но полного сокрытия информации о применении Авроратом методов, не слишком отличающихся от методов Пожирателей смерти. Именно он стоял за официальным санкционированием применения аврорами Непростительных заклятий. Именно Бартемиус подтолкнул Министра Минчума к разрешению — впервые за несколько столетий — дементорам покидать Азкабан⁽⁵⁾. Наконец, именно он сформулировал и обосновал возможность заключения в Азкабан единоличным решением Министра на основании подозрения в причастности к Пожирателям смерти, а в случае поимки на месте преступления — не собирая и даже не уведомляя Визенгамот.

Дамблдор помолчал немного, словно погрузившись в воспоминания о тех временах, и продолжил:

— Именно такой человек принимал решение, что делать с найденным — схваченным, как ему сообщили — на месте убийства тринадцати человек и немалых разрушений магом, который вёл себя совершенно безумно и которого не удавалось даже допросить, потому что в ответ на все вопросы он повторял лишь: «Это моя вина!»…

— Так он признался?.. — почти прошептал Маркус внезапно пересохшим горлом.

— Барти — Бартемиус — счёл это признанием. Но, говоря откровенно, — Дамблдор покачал головой, — он отправил бы Сириуса в Азкабан в любом случае. Его же собственные соратники и подчинённые не поняли бы, поступи он иначе. Не в дни, когда взбешённые гибелью своего господина Пожиратели устроили ещё одну — и теперь полностью явную — волну насилия и убийств…

— Вы оправдываете его?

— Я лишь отвечаю на твой вопрос, Маркус. Страх — и политика. Именно они привели к тому, что Сириуса и многих других поспешно отправили в Азкабан: чтобы успокоить общественность и как можно скорее забыть.

— Вы хотя бы пытались?..

— Несколько раз за последние годы. Увы, я не смог добиться пересмотра его дела — никто не хочет ворошить прошлое.

А причины всё те же, понял Маркус. В голове царил хаос: слишком много фактов, слишком много нового, слишком много… злости. В том числе на себя — из-за червячка сомнения, появившегося вслед за словами Дамблдора о признании Сириуса. Мерзкого, ненавистного сомнения, с которым он обязан справиться до того, как увидит брата. «Ведь как я для него, так и он для меня — теперь единственная родня. И я встречу его открыто, не пряча глаз».

* * *

Белое и холодное почти не хрустит под лапами, хотя даже здесь, в тенях под пушистыми елями, оно почти сухое — а впереди, на поляне, куда заглядывает солнце и где то и дело неведомо откуда берётся ветер, и вовсе невесомое, словно пыль. Нос недовольно морщится — даже воспоминание о запахе пыли не нравится ему, хотя вместе с ним приходят другие — о приглушённом свете, тепле огня-в-камне, о том, как там уютно и мягко. Но сейчас не время: он на охоте, а охота — не время для воспоминаний. Осторожный шаг вперёд на мягких лапах, ещё один — и замереть, когда намеченная добыча-в-пятнах рывком поднимает голову. Заметив какое-то движение сбоку, он чуть поворачивает голову — рядом, совсем близко, из-под низкой ветки, усыпанной остро пахнущими иголками, на него смотрят блестящие глаза и беззвучно скалится пасть с белоснежными клыками — намного больше его. Конечно, тот не рычит — на охоте не место шуму, но понятно и так — злится, как бы его брат-по-добыче не спугнул жертву. Кончик хвоста пару раз недовольно дёргается от такого недоверия, но на этом всё — потом, не время…

Добыча, не почуяв ничего опасного, вновь опускает голову, выискивая под белым-холодным себе странную-твёрдую-мягкую-еду, и когда на время отворачивается — он неслышно перебирается чуть дальше, под соседнее дерево. Добыча слишком велика для него, она — для его спутника, он здесь — чтобы вовремя спугнуть и заставить побежать, куда нужно. Замерев, выжидает нужного момента, и когда добыча-в-пятнах вновь опускает голову, зарываясь носом в белое-холодное — прыгает вперёд, вбок, снова вперёд, и добыча разворачивается — медленно, слишком медленно, но успевает пробежать немного, пока в ногу ей не вцепляется брат-по-охоте. Добыча падает, и тяжёлые лапы с острыми когтями да огромные клыки, впившиеся в горло, делают остальное. Он гордо задирает хвост и подходит вплотную, поднимая лапу и впиваясь когтями в пятнистый бок — добыча и его тоже! Брат-по-охоте фыркает, отходит чуть назад, меняется — становится выше и тоньше, но главное — пахнет теперь, как племя Той-что-приняла его…

…Сириус, вновь приняв человеческий облик, с минуту стоит, прикрыв глаза — привыкает. Он давно не охотился в анимагической форме, и хотя навыков не растерять, это каждый раз тяжело — сдерживаться… особенно если месяцы напролёт питаешься впроголодь. Сплёвывает, морщась, чтобы избавиться от вкуса крови во рту и поднимает глаза на своего неожиданного помощника. Рыжий кот подруги Гарри, гордо поставив лапу на круп небольшого — фунтов двести, наверное — пятнистого оленя, выглядит, словно лев, торжествующий победу.

— Да, да, — негромким каркающим голосом произносит Сириус — порядком отвык говорить вслух, — конечно, поделюсь. Ведь и твоя добыча тоже.

Рыжий довольно топорщит усы и, кажется, ухмыляется. Конечно, это не ему тащить тяжеленную тушу добрых четыре мили до пещеры, где временно обосновался беглец из Азкабана… Сириус пару минут раздумывает, не легче ли будет делать это в анимагической форме — солнце давно перевалило за полдень и в его лохмотьях, несмотря на украденный плащ, становится всё холоднее, как вдруг понимает, что выбора-то и нет. В Запретном Лесу водится немало хищников и приводить их к своему пристанищу, оставляя шикарный след из запаха человека и свежей крови мысль точно не из лучших…

Выругавшись, он перебирает в памяти выученные когда-то заклятия, пока не понимает, что — нет, отец, даже когда брал их с собой на охоту, поручал разделку слугам. Что ж, придётся обходиться тем, что есть...

Полчаса спустя, оставив, наверное, немало хороших частей на туше, завернув добытое в более-менее целый кусок шкуры и повесив украденную далеко отсюда палочку в плотно завязанном мешочке на шею, он вновь обернулся псом. Уже подхватив импровизированный свёрток, вспомнил о коте, разжал челюсти и вопросительно гавкнул. Тот, до этого почти неподвижно сидя на ближайшем дереве — словно часовой — спрыгнул вниз и, неторопливо подойдя, со всей своей кошачьей наглостью бесцеремонно устроился прямо на холке. Сириус недовольно зарычал, но рыжая морда и не подумала слезать. «Мордред с тобой, как хочешь, так и держись», — в сердцах решил он и побежал, путая след, по направлению к Хогсмиду.

…в пещере, несмотря на зиму вокруг, даже немного тепло — если поддерживать огонь. Дрянной уголь всякий раз разгорается с трудом, а чужая палочка отчего-то более-менее слушается, только исполняя боевые или приближённые к ним заклятия, при применении бытовых — того малого числа, что Сириус вообще знает — едва не вырываясь из рук и нагреваясь так, что кажется, вот-вот вспыхнет. Всё чаще думается, насколько её вообще хватит и не лишится ли он дополнительного шанса выжить в самые холода.

Сириус невесело смеётся: в начале, едва та досталась ему, он радовался этой «особенности», в красках представляя, что сделает с проклятой крысой — даже с чужой палочкой!.. Но чем больше проходило времени, тем чаще стал ловить себя на мысли, что даже просто дожить до момента, когда предатель окажется в его руках: с дементорами вокруг, Авроратом на хвосте и поистине собачьим холодом — будет непросто… Если бы ещё не этот слишком умный для обычного кот — явный полукровка-низзл, продержаться стало бы ещё тяжелее.

Губы вновь кривит мрачная усмешка — надо же, Лили тоже любила котов, а теперь и подруга Гарри… Сириус надеется, что у его крестника хорошие друзья.

А вот остались ли они у него самого? Вернее — остался ли тот единственный, кого он ещё может считать другом? Ведь Ремус не просто так оказался именно здесь, в Хогвартсе, именно в этот год! Сириус дюжину раз почти решался показаться ему, но останавливал себя. Раньше бы он устыдился самой мысли о недоверии другу… раньше. До Азкабана. До того, как дементоры отучили его надеяться и вспоминать хоть что-то светлое.

Протяжный мявк словно выдёргивает из невесёлых воспоминаний. Рыжий котяра, до того забравшийся на колени и даже упершийся передними лапами в грудь глупого человека, пытаясь отвлечь его, тут же спрыгивает наземь и устраивается чуть поодаль, делая вид, будто его интересует только мясо, уже начавшее подгорать на углях. Сириус сглатывает ком в горле — он уже и забыл, каково это, когда о тебе заботится хоть кто-то, и выбирает самый лучший кусок.

«Нет, — думает он. — Зря я сомневаюсь. У Гарри точно хорошие друзья. Самые лучшие. Настоящие. Дело даже не в том, что ни один пусть и полуниззл не станет терпеть ложь и почует фальшь».

Этот рыжий охотник — просто не мог выбрать ненастоящего человека.

Сириус подкладывает ещё несколько кусков угля, чтобы хватило если не до утра, то хотя бы на пару часов, оборачивается собакой и кладёт голову на лапы, глядя в пламя.

«А ещё, — вдруг понимает он, — я отчего-то чувствую, что мне придётся довериться не только Гарри».

1) «завершённый уже при Эттли» — Клемент Эттли был премьер-министром Великобритании с 1945 по 1951 годы, между первым и вторым сроками Черчилля. Если кому-то проще ориентироваться по таймлайну Магической Британии — примерно в то же время Министром Магии стала Вильгельмина Тафт.

Вернуться к тексту

2) https://www.hp-lexicon.org/event/circa-november-1-1981-peter-pettigrew-fakes-his

Вернуться к тексту

3) http://www.islay.org.uk/2015/02/23/loch-a-bhaile-mhargaidh-on-jura-and-the-sound-of-islay

Вернуться к тексту

4) «Dust and Mildewe» — это, собственно, «Пыль и плесень». Несколько самоироничное — либо же и вправду выбранное с «двойным дном» — название для издательства.

Вернуться к тексту

5) Ходили слухи, что вследствие усиления Азкабана большим количеством дементоров и особенно из-за расплывчатости разрешения дементорам «размещаться вокруг Азкабана» их замечали даже вблизи Бререя и Фетлара (Шетландские острова), а также что их случайными — или нет — жертвами стали экипажи нескольких судов и смотритель маяка на Макл-Флагга, что вызвало непростой разговор между Министром Магии и премьер-министром Каллаганом.

Вернуться к тексту