Вопрос власти (гет)

«Познающий обретает власть над познаваемым силою Логоса»

(Эдвард Эдингер «Сотворение сознания»)

На сей раз актив молодежного отделения подпольной политической (а вернее будет сказать — террористической) организации, носившей романтичное название «Пожиратели смерти», собрался в родовом поместье Люциуса Малфоя. Вышеупомянутый мистер Малфой, не столь давно женившийся и по загадочному стечению обстоятельств одновременно вступивший во владение огромным наследством после скоропостижной смерти обоих родителей, изо всех сил пытался изображать изящество и непринужденный лоск светского мероприятия. А также радушие, гостеприимство и изобретательность по части развлечений. В результате чего молодые люди и немногочисленные леди в унынии и скуке восседали за карточным столом в малом зеленом салоне на втором этаже направо от лестницы.

Всеобщее кладбищенское молчание лишь изредка прерывалось плоскими шутками, выдавленными явно через силу, неостроумными колкостями и чисто английскими замечаниями о капризах погоды.

Многие из собравшихся состояли между собой в близком или дальнем родстве, другие же в скором времени намеревались связать себя родовыми узами, а все остальные — успели прекрасно осточертеть друг другу и за время учебы в Хогвартсе. Говоря начистоту, они все здесь тяготились необходимость совместного времяпрепровождения и мысленно считали минуты до того момента, когда можно будет, наконец, раскланяться с хозяевами и, стерев с лица фальшивую улыбку, шагнуть в роскошный, обрамленный черными мраморными панелями камин.

Вечер не спасало даже то, что на пятой по счету партии в магические карты, признав очевидное поражение в попытках инсценировать хотя бы подобие дружественной атмосферы, хозяин дома приказал эльфам потихоньку начать подливать в шампанское гостей огневиски. И внес совершенно непристойное предложение — изменить правила привычной всем с детства игры.

Но, как ни странно, Люциус не прогадал.

Слегка поплывшие, расслабленные взгляды и порозовевшие скулы гостей куда больше соответствовали теперь целям их неформальной вечеринки. А живописный беспорядок в одежде даже почти помог оживить вялотекущие беседы. И пускай в голосе каждого произносящего очередное хорошо завуалированное оскорбление или намек на пожелание скорой мучительной смерти звенел лед, со стороны вся картина сейчас мало отличалась от непринужденного досуга сплоченного общим делом коллектива. Делом важным, нужным и идеологически правильным. Мало ли... вдруг кому-нибудь бы вздумалось понаблюдать за ними со стороны?

В результате древние стены поместья Малфоев стали свидетелями немыслимого: благовоспитанные джентльмены из чистокровных семейств резались в карты на раздевание.

Дамы, по понятным причинам, не участвовали.

Самым обнаженным по итогам последней партии был сам хозяин поместья, умудрявшийся сохранять царственное величие и важность даже сидя без рубашки, с покрытыми гусиной кожей руками и животом. Более того, даже в таком несерьезном виде он выглядел в прямом смысле слова ослепительно. По контрасту с покрытыми неожиданным для натурального блондина темным загаром плечами блестящий шелк длинных волос казался лунным сиянием на фоне ночного неба. Вынутый из брючного пояса ремень (драконья кожа, серебряная пряжка гоблинской работы, приблизительная цена не менее ста пятидесяти галлеонов) свернулся концептуальными змеиными кольцами на фоне темной зелени сукна. Рядом яркими каплями крови сверкали рубиновые запонки.

Наибольшего же числа предметов туалета лишился, разумеется, Снейп. Избежав участи разоблачиться догола за девять партий лишь потому, что по привычке всегда надевал на себя максимально возможное количество вещей.

Северус Снейп был объективно, всепоглощающе и бесповоротно неудачлив.

Как и во всем прочем в жизни, в карты ему не везло с такой очевидностью для всех окружающих, что смотреть на это было психологически неуютно. Почти неприлично. Неприличным был и его внешний вид, даже невзирая на то, что в отличие от Гойла, Рабастана Лестрейнджа и самого хозяина поместья, о ком говорилось выше, он фактически мог считаться одетым. Рубашка его все еще оставалась застегнутой, однако галстук был развязан, а сюртук, переброшенный через спинку стула, неопрятно подметал длинными рукавами дорогой мозаичный паркет. Причем, судя по тому, как брезгливо сморщилась Нарцисса Малфой, присмотревшись к пятнам от зелий и еще какой-то дряни на отворотах рукавов, опасность испачкаться в данном случае угрожала скорее паркету.

Начиналась пятнадцатая по счету игра.

С выражением глубокой скуки на лице юная миссис Малфой прошлась до окна, потревожив тяжелую бархатную портьеру краем пышных юбок, и вернулась обратно к столу, по дороге прямо из воздуха подхватив ловко подброшенный ей в руку бокал шампанского. (Что ни говори, а эльфы в поместье были вышколены по первому разряду). Поравнявшись со Снейпом, она неожиданно остановилась за его стулом, бесцеремонно заглядывая в карты, и вдруг наклонилась так близко, что тонкая прядка волос, вырвавшаяся из плена строгого пучка на затылке, щекотно проехала по выдающемуся носу.

— Мистер Снейп, отчего вы вдруг напялили на себя белую рубашку? — проговорила Нарцисса достаточно громко для того, чтобы слышно было всем, но с очевидной интимностью в интонациях. — Уж не подались ли от голодной жизни еще и в прорицатели на полставки? А то складывается впечатление, что об игре вы знали заранее и ради такого события даже потрудились откопать в доме единственную чистую тряпку.

Северус небрежно дернул головой, словно отгоняя муху, и Нарцисса едва успела отодвинуться, чтобы не коснуться щекой его лица.

— Даже окажись я прорицателем в десятом поколении, и то бы не смог предугадать, что семейство Малфоев способно организовать у себя в поместье разнузданную оргию под видом невинной игры в карты.

Он обернулся через плечо и обжег ее издевательским взглядом:

— Как по-вашему, мне идет белый цвет?

Нарцисса с подозрением уставилась на него, медля с ответом, словно бы даже в таком простом, в сущности, светском вопросе крылся подвох и намерение жестоко ее уязвить.

— Не понимаю, к чему вы клоните... Я лишь обратила внимание, что до этого вы всегда одевались в черное... — занервничала она.

Проблема была в том, что Снейп действительно знал, как и каким образом довести до бешенства каждого из присутствующих здесь. У него была особая, ни разу не давшая осечки теория о том, что любой человек в процессе общения с окружающими проявлял только часть собственной натуры, совершенно разумно презентуя на суд общества лишь наиболее приглядные и достойные качества. Иная же половина личности оставалась в тени — непроявленной, скрытой. Не становясь, впрочем, от этого менее реальной. И достучаться до этой темной стороны человеческой натуры было не так сложно, как казалось на первый взгляд. Весь секрет в том, что обычно она была кардинально противоположной тем качествам, что демонстрируются людям. Стоит лишь позвать, намекнуть, подразнить эту тень — и она охотно вырвется наружу, с легкостью сметая все попытки ни о чем не догадывающейся жертвы удержать себя в руках.

А заинтересовать тень способно как раз то, чего сам человек избегает, как дементор — патронуса, всячески давая понять, что подобное для него неприемлемо. Стало быть, утонченную, на дух не переносящую плебейства и недостаточно-изящных манер миссис Малфой следовало выводить из равновесия хамством, цинизмом и давлением на банальную физиологическую брезгливость.

И Северус решил не изобретать заново метлы, а воспользоваться проверенной годами темой:

— Как вы совершенно справедливо подметили, у меня не хватает финансов. Должность школьного профессора не позволяет накопить на домовика, а учиться дурацким бытовым чарам я считаю ниже своего достоинства, посему сильно поношенные вещи остается лишь выбрасывать... — состроил он сокрушенное выражение лица. — К тому же, дорогая миссис Малфой, в настоящее время я вынужден проживать в тесном маггловском жилище викторианской архитектуры, в таких помещениях даже не предусмотрен водопровод. Где бы я стал заниматься стиркой? Думаю, теперь вам понятна внезапная перемена в моих цветовых предпочтениях? Свежую рубашку пришлось спешно покупать прямо перед собранием.

На последних словах Снейп как-то резко и странно закашлялся, и это привело к тому, что произведенный эффект превзошел даже самые смелые ожидания.

Нарцисса отшатнулась от него, как от чумного.

По узкому, с размытыми тонкими чертами лицу прошла рябь отвращения, однако любопытства в ее взгляде только прибавилось. И было откровенно забавно наблюдать, как омерзение борется в ней с желанием еще раз наклониться поближе, чтобы убедиться наверняка — не пробивается ли сквозь резкий аромат хвойного одеколона запах пота. Кроме того, в ее воображении Северус был давно и неизлечимо болен одновременно сыпучим лишаем, драконьей оспой и цингой (она где-то слышала, что маггловские бедняки, не имеющие возможности нормально питаться, все поголовно страдают этим заболеванием).

— Знаете что, — от злости миссис Малфой заговорила еще вежливее. Голос ее дрожал, как свечное пламя на сквозняке, — я бы с огромной радостью отказала вам от дома, если б имела в этом чертовом доме возможность хоть что-нибудь решать! Потому что вы — позор для любого приличного общества! И, что прискорбнее всего, прекрасно об этом осведомлены...

— Нарци, — перебил ее муж, — оставь это, ты говоришь вздор.

— А что касается...

— Нарцисса! — Люциус повысил голос, откладывая в сторону карты. — Ты слишком близко к сердцу принимаешь элементарные вещи. Мистер Снейп просто шутит. В своем обыкновенном стиле, разумеется, — процедил он сквозь зубы, кидая в сторону Северуса взгляд, пропитанный застарелой, жгучей ненавистью, — но, тем не менее, это не повод поднимать скандал. Тебе следует простить нашему другу изъяны воспитания, ведь далеко не у каждого в детстве была возможность усвоить цивилизованные манеры.

Тем временем предмет их спора самым оскорбительным образом молчал и не мешал супругам выяснять отношения. В уголках его тонких губ змеилась подозрительно довольная усмешка.

— Дорогая, он только того и добивается, чтобы спровоцировать тебя и заставить сорваться. А ты послушно лезешь в расставленные капканы. Неужели тебе самой хочется выглядеть смешно?

Миссис Малфой поджала губы и отошла к бару. Во всей ее фигуре, особенно в надменно-прямой, закованной в жемчужно-розовый атлас спине, легко читался ответ на вопрос, чего ей на самом деле хочется.

— Рад, что поняла меня правильно, любимая, — обернулся ей вслед Люциус.

Северус незаметно перевел дыхание и усмехнулся про себя. В той детской непосредственности, с которой члены благородного семейства Малфоев позволяли себе обсуждать в третьем лице человека, присутствующего здесь же, в одном с ними помещении, сквозило что-то бесконечно волшебное. Наверное, это была магия парадоксальности людской психики.

Да и вообще... По логике вещей, как раз сейчас кому-нибудь полагалось вставить едкое замечание о том, сколь далека от приличия и такта потребность делить скипетр внутрисемейной власти прямо на публике. Снейп обвел заинтересованным взглядом игроков. Замечаний не было. Все опускали глаза.

И, к его глубокому сожалению, это могло означать лишь одно — в их тайном обществе борьбы за чистоту крови, в их тесном вражеском кружке Люциус Малфой успел прочно занять третье по старшинству место — место официального «неофициального лидера». Вторым был, разумеется, официальный «официальный лидер».

На первое же Снейп метил сам.

Закончилась еще одна партия. Невидимые лапки домовиков забрали со стола использованную колоду. Северус небрежно отложил оставшиеся в его руках карты — он снова продул. Впрочем, это было ожидаемо.

Повинуясь небрежному взмаху палочки, простые костяные запонки (простые, разумеется, лишь для тех, кто не в курсе, из чьих именно костей и с какими целями они были выточены) собрались горкой на его ладони. А затем просыпались на зеленое сукно с таким же звуком, с каким матушка Молли Прюэтт швыряет в котел сушеный горох на похлебку. Ну или, может, не с таким, кто его знает... Во всяком случае, Люциуса он заставил поморщиться.

Плотно сжав бесцветные губы, уставив бездумный черный взгляд куда-то в настенные гобелены за спиной младшего Лестрейнджа, Снейп медленно и торжественно развел в стороны полы рубашки.

Эйвери уже открыл рот, чтобы отпустить привычный унизительный, по его разумению, комментарий о тщедушности плеч, неспортивно впалом животе без намека на пресс или лягушачьей бледности кожи, но осекся. Сегодняшним вечером с Сопливусом творилось что-то совсем уж неправильное. Наверное, все дело было в том, что хотя его рот и кривился в язвительной ухмылке, а выражение лица было привычно индифферентным и непробиваемым, на фоне той самой нездоровой бледности алые пятна румянца на лице буквально бросались в глаза. А кроме лица, розовели еще и уши, и даже тощая шея... кровь расцветала, как розы, под самой поверхностью тонкой кожи до самой груди.

Несмотря на отточенную годами школьных нападок выдержку и умелое ядовитое жало ума, Снейп совершенно точно чувствовал себя неловко. И смотреть на него такого было невыносимо — и стыдно, и отчего-то даже немного страшно, словно бы выпала несчастливая случайность присутствовать при осквернении святыни, но все же отвести взор было абсолютно не возможно.

Разоблачающийся в прицеле выстужающих кровь злых взглядов Северус Снейп казался сейчас вопиюще слабым и беззащитным. И этот факт придавал отчетливый привкус бордельной непристойности их чопорному собранию.

— Насмотрелись? — мрачно поинтересовался заложник всеобщего внимания, с явным усилием заставив себя поднять глаза на товарищей и соратников. — Мистер Малфой, вы вообще собираетесь в этом столетии распечатать новую колоду? — в голосе его заметно прибавилось раздражения. — Фортуна явно не на моей стороне, не заставляйте ее томиться в ожидании. А то вдруг еще перекинется на вас? Говорят, черная удача заразна...

В целях предотвращения мухлежа (ну и, конечно же, чтобы принимающая гостей сторона могла в полной мере похвастаться глубиной гринготтской ячейки и широтой натуры) играли каждый раз свежей колодой, причем самого наилучшего качества. Поэтому жульнические заклинания на карты приходилось накладывать невербально и под столом, рискуя вывихнуть себе запястье.

Люциус рассеянно кивнул и взмахнул палочкой.

С тихим мелодичным звоном активировались игровые чары на свежей колоде, сами собой распределились по стопкам и расползлись к игрокам карты.

Синхронно с этим эльфы подлили всем шампанского.

Снейп равнодушно полюбовался на выпавшие ему фигуры, покусал губы и незаметно сбросил в свой бокал маленький кусочек безоара. Такие кусочки помещались у него по одной штуке под каждым ногтем, кроме ногтя на левом мизинце, где лежал сильнодействующий яд. Вследствие чего о надежде исправить укоренившуюся со школы репутацию неопрятного урода с длинными нечищеными ногтями пока можно было забыть. Но взамен это давало возможность несколько часов кряду принимать участие в дружеских фуршетах и застольях, не рискуя при этом отправиться в гости к Мерлину.

Отсчитав положенные четыре секунды и еще одну, на всякий случай, он задумчиво отпил шампанского, поморщился (эльфы явно перебарщивали с добавлением виски) и выложил перед собой на стол первую карту, открывая новую игру.

Взгляды сидящих за столом игроков сделались суетливыми и липкими.

Кто-то с преувеличенной серьезностью рассматривал статуэтки на каминной полке, кто-то гипнотизировал собственные карты, кто-то просто пытался смотреть в лицо соперникам, однако почти каждые две секунды все, без исключения, присутствующие воровато косились на возмутителя общего спокойствия. И не по одному разу уже каждый успел в деталях рассмотреть, что левый сосок Снейпа уродовали свежие шрамы, рассекавшие ареолу в некоем извращенном подобии солнечных лучей, расходящихся от центра. Сбоку на ребрах желтели обширные синяки, а под правой ключицей наливался отвратительной сизой припухлостью отпечаток чьих-то зубов.

Но только одной Нарциссе, как обычно, хватило духу озвучить то, что крутилось на языке у каждого:

— Выглядишь отвратительно, Снейп. Словно в логове у оборотня ночевал...

На что тот лишь пожал плечами, усмехаясь. Он уже успел взять себя в руки. Болезненный румянец, выдававший стыд и неуверенность, пропал без следа, лицо вернуло свое обыкновенное презрительно-равнодушное выражение, и Северус вновь выглядел привычным язвительным ублюдком. От чего его товарищи по игре и оружию осмелели, наконец, в достаточной степени, чтобы вновь приняться за упражнения в остроумии.

— Что, Сопливус, вспоминал школьные годы? Новая стычка с Мародерами?

— Лазил в окно к Эванс, а она снова оказалась замужем? Напоролся на гриффиндорские рога?

— Порезался, шинкуя слизней для перечного зелья?

Более-менее оригинальной оказалась лишь версия Эйвери, которую Северус даже удостоил странно-веселой ухмылки.

— Мимо, господа, все мимо, — снисходительно покачал головой Эйвери. — Вы просто не в курсе, что в мире магглов бытует множество самых грязных и изощренных извращений. И в частности, они обожают связывать друг друга или заковывать в кандалы, а после бить кнутом, палками и тыкать острыми иголками... Звучит абсурдно, знаю, но чего еще ожидать от быдла и зверья? И что-то мне подсказывает, что и Сопливус не избежал влияния дурной генетики.

— Какие глубокие познания в маггловских половых девиациях, браво! — Снейп лениво похлопал ладонью по тыльной стороне запястья другой руки, в которой были веером зажаты карты. Картинки на них тут же принялись недовольно шипеть на него и бормотать, не оценив такую встряску. С какой-то из них даже вылетел миниатюрный столб самого настоящего пламени, опаливший Северусу манжету и оставивший дымящуюся черную дыру в первоклассном сукне.

— О, дракон, оказывается, у Сопливуса, — вполголоса заметил Рабастан. Закатив глаза, он что-то напряженно высчитывал в уме. — Бьюсь об заклад, единственная его стоящая карта. Я даже уже знаю, кто будет снимать следующую шмотку.

— Подите к черту, Лестрейндж, сделайте одолжение, — огрызнулся Северус, машинально стискивая провинившиеся карты еще крепче. — Можно подумать, без вас никто б не догадался. Мистер Эйвери, — повернулся он к соседу справа, — не просветите ли нас, откуда вы вообще взяли такие подробности о личной жизни маггловских извращенцев?

— Это тебя не касается, — вздернул подбородок тот. — Мои познания хотя бы ограничиваются теорией. Зато ты у нас, очевидно, большой специалист по практике. Мне интересно лишь, действительно ли ты докатился до того, что трахаешься с больными на голову магглами, или тебе пока хватает услуг шлюх-сквибок из Лютного. А может, даже и не сквибок, а сквибов, — понизил он голос, кривя от презрения рот. — Вряд ли женским рукам хватит силы оставить такие красочные пятна...

— Да что вы говорите? — изогнул бровь Северус. — Клянусь, вы безнадежно заблуждаетесь по поводу того, на что способны нежные женские пальчики. Видимо, вам до сих пор недостает опыта в этом вопросе. А что касается моей ориентации, — усмехнулся он, — то мы с вами, вроде бы, уже выяснили это в школе. Я по-прежнему не люблю свой пол. Вам не на что надеяться.

От нахлынувшего стыда и бешенства Эйвери вцепился в край стола так, что побелели костяшки пальцев. Чертов Сопливус посмел еще и сочувственно на него посмотреть, разводя руками, словно бы Эйвери и правда имел к нему противоестественный интерес, а не плевался при одной лишь мысли о грязных извращенцах. Носатый мерзавец снова умудрился вывернуть разговор таким образом, что оставалось лишь молча давиться ненавистью и глотать собственный позор. Свои язвительные замечания Снейп давно уже наловчился строить так, что возражать там было не на что, оправдываться же и вовсе бесполезно. Всем было известно, что кто оправдывается — тот и не прав.

— В самом деле, Снейп, — спас растерявшегося товарища Малфой, — укус можно было и свести. Эти чары доступны любому шестикурснику. А то ведь в словах Эйвери есть определенная логика... эта твоя непонятная потребность привлекать к себе отрицательное внимание действительно со стороны выглядит как...

— Нельзя его свести, — хмыкнул Северус, проигнорировав повторный намек (реагировать на одни и те же подколки второй раз было скучно). — От лечебных заклинаний еще хуже воспаляется. Вторую неделю приходится мазаться зельями, — сообщил он, растягивая губы в ухмылке.

И конечно тут же нашелся тот, кто с готовностью проглотил наживку:

— Вот только не надо гнать! Может, ты просто криворукий и палочку не тем концом к шее приставлял? — съехидничал младший Лестрейндж. — Если след оставили зубы обыкновенного живого человека, он по-любому должен поддаваться чарам.

Северус отрицательно качнул головой, не переставая ухмыляться.

— Что? Еще скажи — не человека?

— Не живого, — вкрадчиво мурлыкнул Снейп и спокойно выложил на стол следующую карту, покрывая пришедшую от Рабастана шестерку болотных фонарников.

Раздался сдавленный, булькнувший звук, словно кто-то подавился и, поправ хваленые правила приличий в чистокровном обществе, выплюнул шампанское обратно в бокал.

Будто завороженные, все уставились на злополучный кровоподтек. Повисла удручающая пауза, и словно бы даже сам воздух над карточным столом загустел, как протухший свиной студень. (По крайней мере у троих присутствующих здесь попытки вдохнуть поглубже сейчас оканчивались ощущением дурноты и слипшихся легких).

— Кто-нибудь собирается подкидывать? — поинтересовался Северус. — Иначе я хожу.

— Мерлин мой... я этому человек час назад подавала руку для поцелуя... — побледнела миссис Малфой, хватаясь за плечо старшей сестры.

— Зря вы так переживаете, — подначил ее Снейп. — Это не заразно. А если и заразно, то явно не на физическом, а лишь на глубоком ментальном уровне, который у большинства из вас отсутствует как таковой. Вы же не можете всерьез верить в глупые страшилки колдомедиков о трупном яде...

— Бл... — распахнул рот Эйвери, отшатнувшись от него прямо вместе со стулом. — Сопливус, ты совсем долбанулся или прикалываешься?! Лучше б действительно подался в извращенцы, чем такие фокусы. Ты хоть в курсе, что за доказанный эпизод некромантии полагается не меньше пятидесяти лет Азкабана?

— Некрофилии эпизод, судя по этому засосу, — мрачно поправил Гойл.

Люциус в отчаянии скрежетнул ногтями по хрустальному краю бокала, повышая голос:

— Прекратите уже ломать комедию! Нарци, Рудольф, ну какая к мерлиновой бабушке некрофилия? Наверняка эту сволочь покусала какая-то зачарованная малолетними обалдуями ерунда. Забыли, где он теперь работает? А может, ты лез ночью порыться в кабинете старого маразматика и нарвался на директорские вставные челюсти в стакане, охранявшие секретные документы, а, Снейп? — прищурился он, на глазах зеленея от гнева. — Что ты ржешь, гад? Я угадал?

Северус в самом деле беззвучно смеялся, запрокинув голову, однако в нескольких сбивчивых, едва различимых кивках действительно можно было разобрать выражение согласия.

— И вообще, господа... и дамы... — не вполне внятно, но решительно продолжил Малфой. — Раз уж мы собрались для того, чтобы укреплять неформальные дружеские связи в коллективе, то давайте перестанем уже оскорблять друг друга и хотя бы попытаемся изобразить нормальное общение культурных взрослых людей.

— Культурных, как же. Культурные люди не разбодяживают своим гостям огневиски с шампунью, — буркнул себе под нос Гойл, залпом допивая оставшийся в его бокале коктейль.

— Дело в том, мистер Гойл, что истинной целью этих, с позволения сказать, «мероприятий для взрослых людей» как раз и является изображение нормального общения, — снова вмешался в разговор Снейп, отсмеявшись. — А наш уважаемый хозяин, видимо, решился возложить на себя полномочия режиссера. Зря, Малфой, — покачал он головой, — глупо с твоей стороны надеяться, что Тот, кому предстоит лицезреть этот трагифарс, оценит наигранные ужимки и фальшивый пафос «чистокровных манер».

— Снейп, по-хорошему прошу: заткнись, — устало и искренне попросил Малфой, подкидывая Рабастану десятку баньши, от которых тому пришлось отбиваться позолоченным козырным инферни.

«Даже не отрицает... Все ясно с ним», — укрепился в собственных подозрениях Северус, продолжая смотреть Малфою в глаза.

Ставки были сделаны, карты раскрыты. Подразумеваемое перешло в разряд очевидного. Люциус действительно, не скрываясь, укреплял свою власть над товарищами по клубу. А мистер Марволо, надо понимать, посредством того же самого укреплял власть над Люциусом Малфоем.

Что оставалось Снейпу? А ничего хорошего. Вопросы власти, как и тысячелетия назад, требовали жертв. И Северус твердо решил за сегодняшний вечер поймать в свои сети очередную жертву. Вычеркнуть еще одну строку из тайного списка.

— Мы будем проводить определенное количество времени вместе, — непонятно к кому обращаясь, сообщил Малфой, не поднимая глаз от своих карт. — Мистер Марволо ясно дал мне понять, что приветствует совместный досуг и укрепление неофициальных связей внутри нашего круга.

— Это точно, — в отличие от Люциуса Снейп не прятал от товарищей саркастичного взгляда. — От себя добавлю, что «дал понять» в данном случае следует рассматривать как однозначный приказ, исполнение которого контролируется со всем пристрастием и тщательностью, на приватных сеансах легиллименции...

— Да ты гонишь, Сопливус! — вытаращил глаза Гойл. От изумления он растерялся так, что напрочь забыл о необходимости поддерживать образ велеречивого надменного аристократа. — С кем это Он "сеансы" проводил? С тобой что ли, слизняк? Так я и поверил в эту туфту!

— Люциус, я ведь не лгу? — отмахнулся от его возмущения Северус. — Признайся, твое сознание Он тоже просматривает?

По набежавшей на красивое лицо Малфоя сумрачной тени было понятно, что Снейп не блефовал. Мистер Марволо Риддл на самом деле интересовался моральным обликом молодой части своего политического клуба.

Точка фиксации реальности вокруг карточного стола стремительно переместилась, и теперь картина просматривалась совершенно с иного ракурса. Все резко посерьезнели. Даже беспечный всегда Рабастан отставил в сторону бокал и о чем-то задумался.

Однако кое-что все равно не укладывалось в общую мозаику.

— Если Он на самом деле потрошит тебе мозги, тогда какого черта ты сам-то разыгрываешь из себя клоуна? — прищурился Эйвери. — Слабо верится в то, что когда мистер Марволо выражал пожелание закрепить в нашем кругу дружественные и неформальные связи, он имел в виду, что ты будешь при этом позориться на публике и доводить до белого каления приличных людей.

— Что имел в виду Он, знает только Он, — холодно ответил Снейп. — Мое поведение — не ваша забота, следите лучше за своим. Малфой же ясно выразился: от нас желают непринужденного, но не выходящего за рамки аристократической благовоспитанности общения. Полагаю, что оскорбительные клички и мутные намеки под это определение точно не попадают, — вернул он подколку.

В том, что Вышеуказанное Лицо менее всего в этой жизни интересовалось тем, насколько тщательно его сторонники блюдут традиции чистокровных, Северус был уверен на все двести пятьдесят процентов. На самом деле, Риддл с тем же успехом мог избрать целью своей вербовки и предателей крови, и, к примеру, одних лишь полукровок или — чем Мерлин не шутит! — оборотней. Снейп точно знал, что мистер Марволо на удивление не питал предубеждений против какой-либо вообще группы магического населения, ни по статусу крови, ни по социальному положению или чему-то иному.

Его интересовал исключительно вопрос полной, авторитарной власти в Магической Британии. Причем даже это не являлось в конечном итоге заветной целью. Здесь уже, понятное дело, достоверная информация у Северуса кончалась, и в ход шли его личные догадки и предположения, но сколько он ни размышлял, всякий раз неизменно возвращался к выводу, что Лорд Риддл намерен завоевывать именно маггловский мир. Организовать что-то вроде современной империи, в которую войдет большая часть европейских стран, США и Канада. А захватить и удерживать власть у магглов он планировал наиболее быстрым, бесшумным и чистоплотным путем — контролем правящих кругов в этих странах с помощью непростительных заклинаний. Потребуется много исполнителей... Множество магов, готовых сутками напролет отвечать за качество и непрерывность действия заклинания «империус» на маггловских президентов, премьеров и членов Парламента.

Крошечная магическая Британия станет безотказным инструментом в его руках, после того как все ее население будет превращено в послушных рабов и фанатичных единомышленников.

И учитывая, что, по большей части, мировоззрение у волшебников все еще оставалось феодальным, несмотря на наличие Министерства Магии и более-менее гуманного и просвещенного законодательства, получалось, что сместить с насиженного сытного места бюрократическую верхушку можно было единственным способом: террором и расколом страны с последующим захватом власти и установлением постоянного военного положения. А для начала ему требовалось хотя бы минимальное количество людей, с кем можно было начать, раскрутить террор и посеять панику в обществе. Молодые оболтусы из чистокровных родов подходили на эту роль идеально. Оторванные от реальной жизни в огромных особняках, изолированные собственным богатством от прочих сверстников, страдающие от огромного самомнения и чувства собственной важности, не подкрепленного пока никакими полезными действиями — они поддавались нужным внушениям практически без усилий.

Сам Северус убеждал себя в том, что пытается оценивать ситуацию трезво и объективно, однако и он не был каким-то особенно выдающимся исключением из правил. Разве что страдал больше остальных, но ведь это не показатель. Великие маггловские философы еще задолго до рождения Мерлина успели доказать, что вовсе не величина страданий определяет границу, отделяющую взрослого человека от ребенка. А о реальной жизни он знал ничуть не больше всех этих мажоров, просто он знал ее с противоположной стороны — стороны бедности и грязи.

Так что все они были наивными глупыми детьми. А мистер Том Марволо Риддл не зря столько лет претендовал на должность школьного преподавателя.

— Может, все-таки вернемся к игре, господа? — хмуро позвал Снейп. — До конца собрания еще почти два часа. К тому же, подозреваю, что миссис Малфой не успокоится, если не узнает сегодня, какого же цвета на мне нижнее белье.

— Может, все-таки вернемся к игре, господа? — хмуро позвал Снейп. — До конца собрания еще почти два часа. К тому же, подозреваю, что миссис Малфой не успокоится, если не узнает сегодня, какого же цвета на мне нижнее белье.

— Ч-что?! — стиснул кулаки Люциус. — Снейп, ты что, пьян? Оставь в покое мою жену, в последний раз тебя предупреждаю!

Однако эта вялая демонстрация Северуса категорически не устраивала. Малфой был просто обязан отреагировать как положено, зримо и недвусмысленно поставить его на место. Атака на руководителя не имеет права оставаться безнаказанной, иначе и положение, и достоинство его будут автоматически поставлены под вопрос. Собственно и главная беда лидеров во все времена заключалась в постоянной необходимости отстаивать незыблемость авторитета...

Интересно, сколько еще Люциус сможет притворяться, что не замечает очевидного?

— Не оставлю до тех пор, пока она будет продолжать проявлять интерес к моей персоне. Я не могу игнорировать внимание леди, это невежливо.

Произносить такое было уже слегка неудобно, даже голос едва не подвел, заставив на последнем слове хрипло откашляться. Неудобно не в том смысле, что совестно говорить людям незаслуженную правду в лицо, а в том, что прямолинейными, топорными намеками он фактически расписывался в неспособности достать Люциуса Малфоя более изящными средствами. Выглядело так, словно он отчаялся. И будь Северус на месте побелевшего от бешенства, с трудом удерживающего себя в руках хозяина поместья, он бы сейчас в два счета нашелся, как выставить самого себя тупым базарным хамом и неудачником.

Но на месте Малфоя был сам Малфой.

Поэтому спектакль продолжался.

— Не смей делать вид, будто надеешься вызвать во мне ревность, — Люциус почти достойно отыграл свою репризу, испортив впечатление лишь неестественным тоном голоса — похолодевшим куда более чем это требовалось по сюжету. — Никто в здравом уме не поверит, что моя жена способна хотя бы взглянуть в твою сторону без отвращения.

— Смешно говорить о ревности применительно к людям, носящим фамилию Малфой, — насмешливо заявил Северус, откидываясь на спинку стула и вольготно расправляя худые плечи. — Вот уж на что бы я никогда не стал рассчитывать, так это на нее. Хотите узнать, как я представляю себе идеальный супружеский секс в семействе Малфоев? — он издевательски выгнул бровь и всем своим видом демонстрировал, что уже целенаправленно, не скрываясь, испытывает всеобщее терпение.

— Просто мечтаем, ага, — со злостью буркнул Гойл, мрачно переглянувшись с братьями Лестрейнж.

Яснее люмоса было, что из-за чертового Сопливуса очередная вечеринка покатилась книззлу под хвост, и теперь оставалось только разойтись по домам и унять растревоженное малфоевскими недококтейлями желание напиться вусмерть хорошей бутылкой огденского из отцовских запасов. Не бить же им, в конце концов, этого мерзавца! Тем более что воспоминания будут просматриваться начальством...

— А выглядит это приблизительно так, — как ни в чем не бывало вещал Снейп. — Обнаженный, натертый маслом и обсыпанный золотыми блестками мистер Малфой старательно мастурбирует на сцене в ослепительном свете софит. Огромный зал битком набит восторженной женской публикой от семнадцати до ста семидесяти. Оркестр играет что-нибудь медленное и торжественное... ну, допустим, Баха. Впрочем, это не столь существенно, можно и в тишине, — усмехнулся он. — Главное, чтобы мистер Малфой не забывал время от времени широко улыбаться и слать в зал воздушные поцелуи. Нарцисса же в это время с царственной снисходительностью во взоре будет принимать поздравления с удачным выбором супруга.

Потерявший на мгновение дар речи Малфой не успел и рта раскрыть: старшая сестра его жены и официальная невеста Рудольфа Лестрейнжа Белла неожиданно опередила его, вскидывая над столом волшебную палочку. Кончик смотрел Снейпу четко в центр сплетения биомагических энергетических потоков — в точку смыкания нижних ребер, раскрытую полами дешевой белой рубашки, которая теперь рождала прямые ассоциации с последним одеянием возводимого на эшафот. Потому что запястье Беллатрикс было согнуто в начальное положение заклятья «круциатус».

— Сейчас же извинись перед сестрой, ублюдок.

— Иначе? — наклонил голову Северус.

— Иначе будет плохо. Очень плохо. Я тебе гарантирую, — прошипела она с той самой интонацией, которая бывает, когда эмоциональный накал настолько силен, что, выкипев за границы всех своих предельных значений, злость кристаллизуется в нечто, абсолютно неотличимое с виду от ледяного, решившегося спокойствия.

— Но с каких это пор за правду надлежит просить прощения? — поднял брови Снейп.

Ему не терпелось ступить на этот тонкий лед, услышать, как он затрещит под его ногами, и своими глазами увидеть бурлящую между льдинами черную лаву аффекта и ненависти.

— Все с тобой ясно, клоун! — выплюнула Беллатрикс. — За нанесенное нашему роду оскорбление я вызываю тебя на магическую дуэль. Без секундантов и без ограничений по боевым и непростительным.

Сидящие за столом изумленно зашевелились, переглядываясь. Сопливус, конечно, был редкостным мудаком, и это уже никого не удивляло, но какие пикси укусили Беллу?

Снейп глубоко вздохнул и втянул щеки, словно изо всех сил пытался сдержать смех. В ехидных антрацитовых глазах плясали черти.

— Мне жаль вас разочаровывать, мисс Блэк, — тихо произнес он, — но женщина не имеет права бросать вызов мужчине. Заметьте, это даже не я придумал — так гласят ваши заплесневелые чистокровные обычаи. Впрочем, по данному вопросу я с ними абсолютно...

— Хватит ломать комедию, — оборвала его Белла. — Или ты соглашаешься драться, или я распну тебя прямо здесь, как слабака и труса!

— ...абсолютно согласен, — невозмутимо закончил Снейп, будто его и не перебивали. Будто бы он находился не под прицелом непростительного заклинания, а на вечернем педсовете в Хогвартсе, в окружении пузатых чайных чашек и добродушных, утомившихся за день коллег. — И я, признаться, ожидал вызова скорее от уважаемого Люциуса. Все-таки защищать честь семьи — это привилегия главы рода. Но прошу простить меня, сэр, если я вдруг что-то неправильно понял... Очевидно, меня ввели в заблуждение эти ваши консервативные кринолины, — он с самым невинным видом скосил глаза на пышное, действительно старомодное платье Беллатрикс. — Знаете, из-за них никогда нельзя быть стопроцентно уверенным, с кем имеешь дело.

Дернувшись, как от боли, Белла резко подалась вперед, склоняясь над столом. С ее лица сползли остатки с таким трудом сохраняемого спокойствия, превращая его в перекошенную жесткую гримасу. Прищуренные глаза горели как у взбесившейся кошки.

— Бэль, звезда моя, — тронул ее за локоть Рудольф, — ну что ты завелась, честное слово? Это же Сопливус, он просто не способен вести себя по-человечески. Не доводи хоть ты до маразма.

— Не лезь, Лестрейндж! — нервным движением Беллатрикс сбросила его руку. — Тебя это не касается.

«До маразма... — рассеянно повторил про себя Снейп. — Честь и достоинство древнего рода для них для всех — маразм и бесполезный пережиток прошлого, не приносящий ни удовольствия, ни выгоды. Для всех... кроме нее, да...»

— Хватит заговаривать мне зубы, слизняк. Даю тебе три секунды, чтобы принять решение, — страшным голосом продолжила Белла, поднимаясь со стула. — Либо ты извиняешься сейчас, либо ты сделаешь это позже. Захлебываясь собственной грязной кровью.

Вместо того чтобы ответить, Северус зачем-то вначале посмотрел на Малфоя. Официальный глава рода, по-видимому, даже не собирался вмешиваться. Сжав губы, он задумчиво и с большим интересом изучал узор стенного гобелена. И против всякой воли Северус испытал острое чувство жалости к мисс Беллатрикс Блэк.

Очень хотелось закрыть лицо руками.

Вместо этого он ухмыльнулся:

— У меня есть предложение получше, мисс Блэк, — в голосе Северуса зазвучала чарующая, почти гипнотическая мягкость, гася напряжение момента, как вода гасит разбушевавшееся пламя. — Давайте лучше с вами сыграем вместо дуэли? Одна партия в карты даст вам куда больше удовлетворения, чем попытка размазать меня по стенке боевыми заклинаниями. К тому же не будет нарушено ни одной традиции.

— И в чем здесь удовлетворение?

— Если я правильно понял, вы только что собирались приласкать меня непростительным, — с ехидным смешком пояснил Снейп. — И предлагаю договор: если вы выиграете эту партию — получите возможность поквитаться за оскорбление, которое я нанес Нарциссе.

— Не соглашайся, Белла, — встрял Люциус, когда-то успевший охладеть к разглядыванию гобеленов. — Это же очередная провокация, разве ты не видишь?

Беллатрикс отмахнулась от предостережения, даже не повернув головы в его сторону.

— Каковы условия, Снейп?

— Условия просты, — невозмутимо ответил тот. — Если вы проиграете, то на ближайшем собрании нашего круга должны будете произнести тост в мою честь. В присутствии мистера Марволо, разумеется. При этом громко и членораздельно объявляя, как глубоко восхищаетесь моей магической силой и интеллектом.

Глаза у него блестели, как у пьяного или надышавшегося парами белладонны. От предвкушения такого близкого завершения охоты его едва не трясло. Пускай намеченный на сегодня в жертву Люциус Малфой и сорвался с крючка — будущая мадам Лестрейндж тоже значилась в его списке. И, стало быть, сегодняшний вечер точно не пропадет зря.

— А если выиграю я?

— Если выиграете вы, мисс Блэк, то сможете пытать меня в течение шести часов. Как вам будет угодно это сделать. Хотите — магией, а хотите — и вручную... все, что придет в голову.

— Так уж и все? — сузила глаза Беллатрикс, нехорошо усмехаясь. — С трудом верится, что ты надумал покончить жизнь самоубийством, Сопливус.

— Ну, разумеется, кроме причинения несовместимых с жизнью волшебника травм и ранений. Кое-Кто однозначно не обрадуется, узнав, что его подчиненные принялись калечить и убивать друг друга, не дожидаясь, пока это сделают авроры и орденцы. Поэтому не советую вам швыряться авадой, отделять голову от тела, вынимать сердце из грудной клетки или мозг из черепной коробки, — голос Снейпа звучал тускло и отстраненно, словно бы он перечислял лишь различные способы потрошения скучечервей на ингредиенты. — Для всего прочего есть бадьян, костерост и энервейт, — закончил он, презрительно косясь на побелевшего, поверхностно дышащего Эйвери.

Малфой скрипнул зубами от досады и ими же вцепился в край пустого бокала. Он единственный из всех здесь если и не понимал, то хотя бы догадывался, в какие игры на самом деле играет носатый мерзавец.

Ему почти невыносимо было сейчас смотреть на этот беспредел, не имея возможности ни избавиться от его присутствия в своей жизни, среди своих родственников и друзей, ни раз и навсегда переиграть, растоптав и желательно еще стерев с лица земли для надежности. Этот ублюдок ловко и непринужденно удерживал в напряжении разом всех. Виртуозно играл на нервах, надавливая на болевые точки и взводя курки, вынуждал беситься и ненавидеть, доводя до конкретного, навязчиво лезущего в сознание намерения сделать ему как можно больнее. Сломать, раздавить, заставить мучиться и умолять о безболезненной смерти.

И озвучив для себя наконец эти удручающие выводы, Малфой вдруг пережил настоящий экзистенциальный ужас: он осознал, что не просто понимает Беллу, подписавшуюся Мерлин знает на что ради возможности отделать Снейпа непростительным — он отлично понимает даже чертовых Мародеров, которые из-за этого мерзавца даже поступались своими хвалеными гриффиндорскими принципами и метелили его одного вчетвером.

От переживания (пусть даже и на долю секунды) своего рода духовного единения с ненавистными гриффиндорцами Люциус пришел в такое отчаяние, что пожелал одновременно обрушения всех мыслимых и немыслимых бед на сальную башку этого засранца и чистого огневиски в свой бокал из-под шампанского.

— Я согласна, — кивнула наконец Белла, глядя на Снейпа со всей серьезностью.

Она вообще всегда отличалась серьезностью и сдержанностью, он хорошо запомнил это еще с Хогвартса. Отличница и школьная староста. Идеал и образец.

Договоренность без промедления скрепили обетом. Дождавшись, пока последний магический луч впитается в кожу запястья, Белла резко отдернула руку, вытирая ладонь о платье, и все-таки отвела глаза — Снейп улыбался как-то слишком мечтательно для человека, поставившего на кон ставку подобной величины. Ей в голову вдруг пришла запоздалая мысль, что она поторопилась... И что, вероятнее всего, потом об этом пожалеет, но... предложение было слишком заманчивым для того, чтобы отказаться.

Распечатали новую колоду.

Всеобщее молчание на фоне шелеста и негромкого переругивания карточных фигур звучало теперь мрачно и торжественно, как панихида. Впрочем, тишина прервалась совсем скоро.

— Скажи мне, дорогая, — ядовито поинтересовалась Беллатрикс, не поднимая взгляда от своих карт, развернутых веером в руке, — чем вообще думает твой муженек? Снейпа надо было спустить с лестницы еще давно. Попросту запретить ему появляться в поместье.

Люциус бросил гневный взгляд на жену, но заткнуть рот самой Белле он не мог. Тем более что по существу та была не только вправе поучать младшую сестру, но и делать замечания ее мужу, как старшая по возрасту и представлявшая более древний и уважаемый в Англии род, чем Малфои.

— Откуда мне знать? — с деланной небрежностью развела руками Нарцисса. — Может, Люцу недостает острых ощущений, раз он рискует возможностью быть отравленным в собственном доме?

— Отравленным? Если бы только отравленным — безнадежно опозоренным, вот что хуже! — прорычала Белла, повышая голос. — Мерзавец попирает всякое представление о приличиях! Да и вообще, — она обвела гневно сверкающим взглядом сидящих за столом. —Вы только посмотрите, во что превратились собрания клуба? В попойки с оргиями! А ведь раньше мы посвящали это время серьезным беседам о философии, обсуждали выдающееся историческое наследие нашей нации и задумывались над тем, как вернуть ей то величие, которого она заслуживает. Мы собирались ради того, чтобы постичь истину, а не поглазеть на цвет исподнего белья!

— Белла, — устало потер шею Люциус, прикрывая глаза, — пожалуйста, перестань. Ты всех уже допекла этими чертовыми правилами благопристойного поведения чистокровных. Я тебя умоляю, двадцатый век на дворе, откуда этот средневековый фанатизм? Раскрой глаза! Никаких оргий здесь не происходит, мы просто играем в карты.

— Кстати, мисс Блэк, раз уж вы заговорили о приличиях, — вклинился Снейп, — не вежливо упоминать обо мне в третьем лице, когда я нахожусь здесь же, рядом с вами. К тому же вы отвлекаетесь от партии. Еще чуть-чуть, и я решу, что вас действительно привлекает идея прилюдно восхититься моими талантами. Двенадцать мантикор, — он ухмыльнулся, плавным движением выкладывая на стол следующую карту. — Чем будете крыть, мисс Блэк?

Мантикоры на его карте, словно насмехаясь над Беллой, прищелкнули клешнями.

Беллатрикс резко замолчала. В ее глазах полыхнули смертельно опасные адские огни. Поверх карты Северуса лег козырной дементор таким образом, что подкидывать ему оказалось нечего.

Белла была твердо намерена выиграть.

— У меня для тебя новое задание, Северус, — без каких-либо предисловий объявляет мистер Марволо. — Особое задание, в какой-то мере даже специфическое.

Несмотря на интригующую постановку вопроса, в голосе босса слышатся скрипучие нотки безразличия, словно он не только заранее уверен в успешном выполнении задачи, но и не очень-то заинтересован в результате.

— Специфика же задачи такова, что ее решение потребует от тебя изрядных усилий по совершенствованию навыков в ментальной магии.

Снейп на всякий случай наклоняет голову и слегка подается вперед, демонстрируя свою заинтересованность и готовность следовать приказам. Любым приказам, каких бы усилий они ни требовали.

— Проблема в том, — продолжает Лорд, выдержав очередную многозначительную паузу, — что ситуация, в которой мы сейчас находимся, слишком уж нестабильна. И обещает оставаться таковой еще очень долго, при самом плохом раскладе — до тех пор, пока я не возглавлю наконец Министерство Магии. Я отлично помню, как все вы клялись мне в верности, принимая на свои руки знак отличия. Но клятвы — это одно. А для того чтоб быть уверенным в своих людях, мне требуются более вещественные причины, чем пафосные слова и театрализованные ритуалы. К тому же... в этом убогом, зыбком мире вообще никому и ни в чем нельзя доверять до конца. Не так ли, Северус?

Бледные губы Риддла вычерчивают на его лице подобие злой усмешки.

И Снейп расценивает это как знак беспрецедентного расположения, потому как обыкновенно черты Лорда не выражают абсолютно ничего. По неизвестной причине (Северус полагает это следствием неудачного эксперимента с ментальной магией) тот напрочь лишен нормальной мимики, что в сочетании с привычкой впиваться в собеседника долгим немигающим взглядом производит поистине пугающее впечатление. Несмотря на правильные черты лица и теплый цвет глаз, мистер Марволо куда больше похож на рептилию, чем на человека. И обычно он утруждает себя имитацией эмоций лишь во время бесед с особо важными партнерами, с теми, кого необходимо обаять, завербовать или ограбить. Но точно не с собственными слугами.

— Точно так, мой Лорд, — Снейп едва заметно качает подбородком, не отводя застывшего, почти стеклянного взгляда.

После таких вот «бесед по душам» он и сам долгое время словно оттаять не может. И очень переживает, что змеиные повадки босса заразны, что однажды он и сам позабудет, как выражать удивление, веселье, гнев или печаль... Нет, пусть Северус и не в восторге от собственной носатой рожи, заполучить на ее месте окаменевшую, лишенную эмоций маску хочется еще меньше.

Будто в подтверждение этих мыслей усмешка стекает с лица босса, как поплывший актерский грим, обнажая жесткие, как будто пластиковые челюсти и малоподвижный резиновый рот.

— Это был риторический вопрос, — хмыкает Риддл. Теперь он добавляет в интонации хорошо выверенную дозу презрения, словно каплю токсичного ингредиента, способную разом трансформировать безобидное зелье в смертельный яд. — Теперь к делу, Снейп. Слушай внимательно и не смей закрываться, — командует он, поднимая палочку.

Вдоль позвоночника ползет знакомое ощущение ледяного озноба — предвосхищение настоящей реакции на «легиллименс».

Каждый человек переживает насильственное вторжение в сознание по-своему, но лично для Северуса это — мертвецкий холод. Бледнеющая до синевы кожа, неконтролируемые судороги, скручивающие тело, подгибающиеся колени и отчаянное желание сжаться, обхватить себя руками, закрыться... Возможно, ему кажется, что он замерзает из-за обыкновенной физиологической реакции — сужения капилляров вследствие подавляемого усилием воли стресса, но это объяснение мало утешает. Первый раз, помнится, он и вовсе потерял сознание...

Но закрываться он не собирается, хотя еще совсем недавно ему лишь усилием воли удавалось сдерживаться от рефлекторных попыток возвести окклюменционные барьеры на пути риддловских заклятий. Просто... сейчас все иначе.

Теперь уже иначе.

Северус не дергается, когда острый луч прорезает чувствительные эмоциональные слои, вгрызаясь в сочную плоть разума, добираясь до мотивационных и волевых потоков. Он не пытается отвести глаза и даже не моргает — чем зарабатывает еще одну одобрительную усмешку. Его босс и не догадывается, что с некоторых пор процедуры досмотра перестали переживаться как унижение и мука, теперь это скорее приключение. Травматичная и рискованная, но достойная схватка с равным. Все дело в том, что Снейп все-таки научился прятать от мистера Марволо мысли и чувства, не закрывая сознание и не выстраивая защитных стен.

А причины, по которым это произошло, одновременно явились и той самой основополагающей целью, ради которой однозначно стоило рисковать и раз за разом пытаться переступить границу физических возможностей волшебника и человека.

— В ближайшее время ты займешься сбором информации, — невозмутимо диктует Лорд, по всем законам жанра не придающий значения тому, насколько изящно и двусмысленно его положение — положение обсуждающего вопрос потенциального предательства с предателем. — И нет, это не имеет отношения к Дамблдору, — отвечает он тут же на мгновенно высветившийся в сознании Снейпа вопрос. — Мне нужно, чтоб ты узнал поближе каждого из своих товарищей — я говорю сейчас о твоих приятелях, молодом активе нашей организации. Узнать их тебе следует очень и очень близко. Фактически изнутри. Я хочу быть уверенным, что ни один из этих пустоголовых павлинов не отречется от меня, если я вдруг окажусь в неудачном положении. Может случиться, что я временно потеряю силу, влияние, личную убедительность... и на этот случай мне необходимо иметь надежные рычаги воздействия на своих слуг.

«Компромат?» — уточняет Северус мысленно.

— И компромат в том числе. В течение ближайших трех месяцев ты сольешь в мой омут памяти подходящие воспоминания о каждом, отдельным списком приложишь слабости, уязвимые стороны и болевые точки. Это будет первой частью твоего задания. О второй же следует сказать отдельно.

Мистер Марволо удобнее перехватывает палочки, подкрепляя связь с сознанием Снейпа. А затем так же медленно и размеренно продолжает инструкции:

— Для того чтобы сделать из обычного среднестатистического человека преступника, недостаточно поманить его благами и привилегиями или запугать угрозами. Тем более когда речь идет о твоих бесполезных и убогих умом однокашниках, — фыркает он. — Между тем, как раз таки им в скором времени придется не просто ежедневно пытать и убивать совершенно не знакомых им людей, при всем этом они должны будут еще и сохранять абсолютную иллюзию благопристойной светской жизни. Жениться, заводить детей, устраивать приемы и балы, ходить на работу в Министерство, заниматься делами поместий и прочее, что там привыкло видеть в них общество... А теперь скажи мне, Северус, способен ли нормальный человек без труда сочетать обывательскую жизнь и организацию терактов? Купать руки в крови, а потом этими же руками... Нет, — твердо завершает мысль Лорд, не дожидаясь ответа. — Нет, если только он не сумасшедший, не психопат или маньяк. Проблема лишь в том, что мне не нужны неуправляемые психопаты в организации.

«Но при чем...»

— При чем здесь ты? — перебивает Риддл. — Ты как раз и должен будешь добиться, чтоб твои слабонервные товарищи выучились нужной степени цинизма. Чтоб смогли безотказно преступать моральные нормы, давить в себе страх, брезгливость и сочувствие, но не потеряли бы при этом человеческого облика. Впрочем, — поднимает он брови, — последнее не обязательно. Главное, чтоб каждый из них был полностью управляем извне и не имел возможностей контролировать собственное поведение и трезво оценивать все, что с ним происходит. Я хочу получить идеально функционирующее живое оружие. Преступников и солдат, твердо считающих себя аристократами и элитой.

«Как?..»

— Как это делается? — Лорд чуть медлит с ответом, прокручивая в длинных, цепких пальцах рукоять палочки, усиливая действие заклинания еще больше. — И рад бы сказать, что очень просто, но в том и беда, что все не так легко, как хотелось бы, — туманно отвечает он.

Давление «легиллименс» растет, от силы магического потока, льющегося с кончика палочки, дрожит и плавится воздух: мистер Марволо зачем-то трансформирует форму их взаимодействия — все мысли и эмоции Северуса теперь вынесены за пределы контакта их сознаний, в прямом смысле слова, вывешены напоказ. В воздухе вокруг них зыбко качаются беспрестанно меняющие цвет проекции его эмоционально-волевой сферы, и сейчас он имеет кошмарную возможность наблюдать самого себя изнутри. Чувствуя себя так, словно Лорд вывернул его наизнанку.

Наверное, так же ощущает себя флобберчервь на разделочном столе зельевара-экспериментатора...

Никогда еще до этого Риддл не потрошил его с таким усердием. Он не изощрялся так, даже когда учил Северуса окклюменции.

Желание согнуться пополам делается практически нестерпимым.

Напрягая все свои силы, Снейп все-таки стирает из головы образ сворачивающейся в комок гусеницы. И тут же получает отдачу — настоящую, пугающе реалистичную галлюцинацию. Ему мерещится, что все его внутренности теперь располагаются снаружи: живот обмотан розово-сизыми, блестящими кишками, по коже змеятся кровеносные сосуды, белеют сухие углы костей и нити сухожилий. Даже всерьез кажется, что воздух холодит влажные мышечные ткани пульсирующего где-то на спине сердца.

В глазах темнеет.

— Я жду, Северус, — подгоняет его босс. — Имей в виду, если опять хлопнешься в обморок — тебе же хуже. Начнем заново, оттуда, где остановились, потому что на сей раз я желаю быть на все сто процентов уверенным в твоей лояльности.

«Сука, вот параноик!»

Резкая, обжигающая руку боль, наведенная через метку, парадоксальным образом помогает собраться. Отрезвляет и как будто... согревает. На несколько мгновений ему делается теплее. Даже дышать легче.

Голова медленно проясняется.

— Готового рецепта нет, — спокойно продолжает Лорд.

Очевидно, ему удобнее сделать вид, что оскорбления в свой адрес он не расслышал. Он не обращает внимания на проскакивающие отдельные мысли, а внимательно отслеживает изменения в палитре проекций. Сейчас в ощущениях его слуги преобладает свинцово-серый, но общая атмосфера остается читаемой и прозрачной.

— Существуют лишь общие закономерности, по которым функционирует человеческая душа, и, исходя из них, тебе придется всякий раз импровизировать и подбирать верное решение наугад. Есть два пути обретения власти над другими, но каждый из них предполагает вначале разрушение собственной воли будущего раба. Необходимо сделать так, чтоб человек был не способен отличить собственных желаний и мотивов от того, что ему приказывается. И ни в коем случае не подвергал свое поведение критическому осмыслению и сомнениям.

Сделав небольшую паузу, Риддл позволяет загадочной ухмылке расцвести на своем лице.

— Когда ты осваивал азы легиллименции, я рассказывал тебе, что обычно заклинание способно проникать на совсем незначительную глубину, на глубину того, что человек способен ощущать, осознавать и контролировать. Большая же часть души находится там, куда не доходят лучи сознания. И для того чтобы пробиться так глубоко, в эту слепую темную зону души, надо обладать чрезвычайной силой. Я, как ты понимаешь, могу это сделать, если захочу. Но никогда до сегодняшнего дня не демонстрировал тебе ее действие. Дело в том, что за пределами сознательного, освещенного участка, за пределами человеческого разума очень трудно что-либо разобрать. Там в прямом смысле слова тьма и ад, населенный слепыми инстинктами и чудовищными, унаследованными от самых древних предков комплексами. Эта теневая, безумная сторона души гораздо сильнее сознания, — доверительно наклоняет голову босс. — И если она вырвется из-под контроля и одержит верх, то первоначальная личность уйдет под воду и мы получим чудовище в теле человека и с идеально сымитированными повадками обычного человека. Его можно будет, допустим, посадить в Парламент... и никакой возни с империо. Понимаешь, к чему я клоню?

Лорд дожидается положительного ответа и говорит дальше, снова понижая голос:

— Но может получиться и лучше. Темная сторона не заменит собой сознание, она отколется от него и получит полную независимость в своих действиях. Это сродни ликантропии. Практически вторая самостоятельная личность рядом с первой, со своими желаниями, стремлениями, мотивами... Вернее, это будут не ее желания, а мои, — жестко добавляет он. — Впрочем, раскол — это не по твоим щенячьим зубам... Твоя задача, Северус, добиться, чтобы каждая темная тварь, сидящая под замком, получила шанс выйти наружу. Этого достаточно.

«Неужели все так просто и однозначно?» — палитра эмоций переливается желто-зелеными оттенками сомнения.

Вместо ответа Лорд цитирует весьма странный текст:

— «...Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю. Ибо знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю».

Однако он сразу осекается, заметив, что у Снейпа эти слова не рождают ничего кроме разрастающегося с каждой секундой недоумения.

— Это же апостол Павел, Послание к римлянам, седьмая глава... Ты не читал Священного писания? Я был лучшего мнения о твоем уме.

— «Не вижу смысла читать бурду для фанатиков, — пожимает плечами Северус. Простое движение дается с большим трудом, словно он уже не хозяин собственному телу. — Я атеист».

— При чем здесь это?! — раздражается Темный Лорд. — Абсолютно все священные книги, какую мировую религию ни возьми, — готовое, эффективное руководство по подчинению масс. Ветхий Завет — действительно великий текст, там все по полочкам разложено. И никто не виноват, что магглы — жалкие слепцы и не способны увидеть, что опаснейшее оружие массового поражения — прямо у них перед глазами. Я глубоко уважаю мудрость, заключенную в этих, на первый взгляд, наивных и мифологических маггловских летописях. Поэтому я сделал изречение «Последний же враг истребится — смерть» девизом организации.

Северус обреченно опускает взгляд.

Он не пытается остановить разбег самоубийственных мыслей — разве удержишь сорвавшихся с привязи коней? В речи Темного Лорда он неожиданно для самого себя углядел откровенный, почти неприкрытый провиденциализм. И это было тем более дико, что до сих пор Северус вполне искренне считал его одним из самых умных людей во всей магической Британии.

А еще он догадывался, что с рук ему это не сойдет.

— Нет, ты не атеист, ты идиот! — реакция Риддла не заставляет себя ждать. Он повышает голос уже не притворно, а вполне по-настоящему. — Только на вид чуть поспособнее остального дурачья, а на деле еще хуже. Самоуверенный щенок! Ради чего я вообще трачу на тебя свое время? Не вздумай заблуждаться, я поручаю тебе это дело отнюдь не по причине какого-то особого расположения, — шипит он, презрительно глядя на то, как Северус тщетно пытается сдержать вспыхивающие в ответ досаду и злость, — ты всего-навсего жалкий нищий мальчишка, в котором столько наглости, что она умудряется заглушать даже инстинкт самосохранения! И убери уже, в конце концов, эти чертовы эмоции, пока я не помог тебе круцио! — рявкает он, теряя терпение окончательно. — Мне надо ясно видеть, что ты понимаешь, о чем я говорю, а не просто трясешь башкой!

Усиленный магией голос гудит в голове как колокол.

И сразу за этим его накрывает тяжелой черной волной фантомной боли, разливающейся в этот раз по всему телу. И кажется, именно эта боль спасает ему жизнь. Не потеряй он на мгновение способности связно мыслить — обязательно подумал бы что-нибудь совсем уж нелестное. Например, что как раз таки тому, кто уверен в себе, и нет нужды доказывать свое превосходство силой.

Северус берет себя в руки, и в следующее же мгновение его сознание светлеет, делаясь пустым и совершенно чистым. Легкость, с которой он выполняет этот трюк, заслуживает отдельной похвалы, но Риддл все равно злится. Хоть с виду по нему уже и не скажешь, что он только что на полном серьезе обдумывал мысль прикончить своего слугу.

И тот отлично это понимает.

С одной стороны, вопросы субординации и авторитета требуют отбраковывать подчиненных после малейшего проявления непочтительности. С другой — если дело и правда требует нестандартных психологических манипуляций, то он, Снейп, объективно лучший вариант. Он так и не сумел избавиться от школьной репутации пугала и неудачника и единственный из всех последователей босса не может похвастаться ни чистотой крови, ни благородным происхождением, ни хорошим положением в обществе. Никто не удивится, если он вдруг начнет вести себя абсурдно или провокационно. Они примут это как должное, что поможет усыпить бдительность даже таких сообразительных и осторожных кадров, как Малфой.

— Верно, — поджимает губы Темный Лорд, — ты мыслишь в правильном направлении. Люди обожают неудачников, рядом с ними они кажутся самим себе успешнее и лучше. И люди боятся неудачников. Ведь в них, как в зеркале, отражаются их собственные страхи и недостатки. Если ты как следует удовлетворишь их ожидания, то получишь возможность незаметно манипулировать их волей.

Северус молча кивает на манер китайского болванчика. Все же иногда ментальная связь может быть очень удобной. Всего за несколько секунд он фактически обсудил с мистером Марволо план конкретных действий и получил официальное одобрение.

— Разумеется, рано или поздно мне придется воспользоваться грубыми массовыми технологиями,— дергает плечом Риддл. — Но это будет потом, когда я доберусь до магглов. С ближайшим же окружением приемлема исключительно индивидуальная работа. Универсальными ключами — только двери ломать.

Северус автоматически качает подбородком, хотя в этом нет нужды — лиловый «интеллектуальный» спектр проекции и белые росчерки логических связей на ней убеждают босса, что он отлично понимает, о чем ведется речь. И более того, уже наметил для себя и порядок подбора отмычек к замкам, и необходимый инструментарий.

— По-хорошему, я должен заниматься такими вещами сам, — мистер Марволо задумчиво прикрывает глаза, жесткие черты лица его моментально расслабляются, словно теряют каркас. Однако разрисованная красноватыми сосудами кожа на веках тонка и прозрачна до такой степени, что Снейпу кажется, будто босс прекрасно видит его и сквозь них. — Вопросы власти — вещь чрезвычайно интимная, не терпящая чужих жадных пальцев.

Следующая за этим весьма недвусмысленным намеком пауза страшнее пыточного заклятья.

— Вполне может быть так, что я доверил тебе лишнее... — тихо, практически с нежностью говорит Риддл. — В таких случаях я обычно стираю память, и слугой можно пользоваться дальше, но вот незадача — мы с тобой оба в курсе: обливиэйт на тебя не действует. Я сам учил тебя защищаться от него. Поэтому сейчас ты доказываешь мне свою ценность, и я убеждаюсь, что не зря сделал тебя своей правой рукой, иначе...

«Если твоя правая рука искушает тебя...» — Снейп успевает додумать эту мысль раньше.

И Темный Лорд неожиданно смеется негромким и каким-то металлическим смехом и распахивает глаза — в них почти нечеловеческий огонь и ярость.

— Ну вот, а сам говорил, что атеист... Твою липкую, лживую душу, щенок, я держу сейчас на кончике своей палочки, — холодно сообщает он. — И вижу ее насквозь, до самого донышка. По недомыслию, видимо, Мерлин снабдил тебя гораздо более сильным интеллектом, чем полагалось грязному нищему полукровке. Я вижу силу воли и целеустремленность, высокий магический потенциал и граничащую с гриффиндорским безрассудством смелость. А также непробиваемое самодовольство и уверенность в собственном превосходстве над остальными людьми. Нормальные люди с таким набором рвутся спасать мир, — разводит руками мистер Марволо. — Или порабощать его. Они пытаются занять пост Министра или хотя бы пробиться на место капитана в школьной квиддичной сборной... Твоя же беда в том, что все это богатство характера венчается гнилой макушкой из полнейшего отсутствия амбиций и своих идей.

Риддл прерывает обличительный монолог, чтобы окинуть взглядом декорации — они полностью подтверждают его слова. Эмоциональные проекции Северуса буквально полыхают алыми языками пламени — злостью и зелеными — сильной тревогой.

— Паршивый из тебя Пожиратель смерти, Снейп. Но и фениксовец не лучше, — резюмирует босс. — Не имея собственных стремлений, ты заранее считаешь ошибкой и чужие, кому бы они ни принадлежали. С таким анамнезом из тебя не получится ни достойного руководителя, ни послушного исполнителя. Твоя стезя — это бессмысленный риск, доскональная осведомленность и последующее предательство. И нет, я не волнуюсь о том, что ради дела мне приходится доверять потенциальному предателю, потому что толку от этого больше, чем если б я пользовался лояльными тупицами. Никогда не забывай, что я вижу тебя насквозь и успею убрать с дороги прежде, чем ты сделаешься опасен для моего дела.

Взгляд Темного Лорда в одну секунду мрачнеет, становясь тяжелым и острым. А раскаленный добела луч заклятья, соединяющий их разумы, разгорается еще ярче и обрушивается на сознание Снейпа с такой силой, что он чувствует, как все и снаружи, и внутри головы раскручивается бешеной каруселью и сливается в один сплошной тошнотворный поток.

— А теперь поговорим начистоту, — сквозь шум в ушах слова босса доносятся смазано и глухо, как через толщу воды. — Неужели ты надеялся, что я не замечу, как буквально каждый мой совет ты готовишься обратить против меня же самого! Так давай выясним сразу, встретишь ли ты завтрашний рассвет! Ответь мне, Северус, для чего тебе, лично тебе потребовалась власть?

«Зачем ты хочешь стать сильнее меня?»

Пространство вокруг них наполняется множеством оглушительно цветных и реалистичных копий одной и той же картины. Смеющейся девчонки с зелеными глазами, раскачивающейся на скрипучих детских качелях.

С потолка сыплются пожелтевшие листья клена. В лицо бьет холодный сырой ветер, мешая вдохнуть (а может, ветер — это тоже галлюцинация). Совершенно утратив соображение, Снейп бездумно ловит их руками — они тут же исчезают, просачиваясь между пальцами, растворяются в неестественно загустевшем воздухе. И так же, безжизненным фантомом, тает в ушах родной голос.

Эмоциональные проекции залиты кроваво-красным светом, в нем почти в равных долях смешались любовь и ненависть. И Темный Лорд внезапно успокаивается, убедившись, что все немного проще, чем он думал.

Он резко обрывает заклинание, убирая палочку в рукав.

— Рыжая ведьмочка... Всего только маленькая грязнокровная девка, м-да... так я и думал, — констатирует босс с почти обаятельной насмешкой в голосе. — И знаешь, я рад, что могу оставить тебя в живых, Северус. Твоя смерть причинила бы мне значительные неудобства. Теперь же, полагаю, этот вопрос можно закрыть, — говорит он с уверенностью.

— Закрыть? — Северус все еще не может избавиться от ярких пятен галлюцинаторных осенних листьев перед глазами. Во рту противный соленый привкус, и только сейчас его начинает трясти от хлынувшего в кровь адреналина.

— Да. Если это все, что тебе нужно, то я намерен оставить ее в живых. Когда я отыщу их и разберусь с Поттером и его отродьем, ты получишь ведьму себе. Я это обещаю, — веско говорит Риддл, продолжая всматриваться в его лицо. — Тебя это радует?

— Я просто счастлив, мой Лорд, — с трудом выговаривает Снейп, покаянно опуская голову (теперь уже можно было позволить себе разорвать зрительный контакт), и тут же заходится хриплым кашлем.

— Иных причин для разногласий со мной я не увидел.

— Их нет, мой Лорд, — заверяет Снейп.

Он без стеснения сгибается почти пополам, упираясь руками в колени, пытаясь отдышаться и унять тошнотворное головокружение.

— Я и не знал, что ты успел потрахать ее, перед тем как она бросила тебя ради Поттера. Теперь мне ясна твоя мотивация, — еще одна презрительная усмешка кривит губы босса. — Желание вернуть украденное... как это примитивно.

Северус ощущает себя так, словно пешком пересек Южный полюс — он замерз, вымотался и, кажется, не чувствует пальцев на руках и ногах. А еще он понял, что именно сегодняшний его статус бесправной и беззащитной жертвы вынудил Риддла рассказать ему гораздо больше, чем тот собирался. Общеизвестно, что любой злодей с готовностью распахнет свою душу перед тем, кто находится в полной его власти. Кто уже потенциально мертв, и только время исполнения приговора остается единственной, не до конца определенной переменной.

— А вы уже нашли какую-нибудь зацепку по Поттерам? — прямо спрашивает Снейп. Ничто так не располагает к наглости, как отсутствие нацеленной тебе в лицо волшебной палочки.

Но тут же, едва успев оттаять, сердце его застывает вновь — в темных глазах мистера Марволо пляшут самодовольные огоньки. И это значит... это значит...

— Я всегда нахожу то, что мне нужно, — свистящий голос босса расползается по гулкому залу, как ядовитый газ по камере смертников. — Ты угадал, Северус, у меня появилась ниточка, и скоро она приведет меня к цели.

— Какая?! В смысле... Я... хотел сказать, надежен ли след?..

Риддл предупреждающе качает головой.

— Простите, мой Лорд, я знаю, что это не мое дело, но...

— Вот именно, не твое! — цедит сквозь зубы босс. — Поэтому умерь свое нетерпение, идиот! Ты эту девку не один год хотел — и еще несколько месяцев подождешь. Займись-ка лучше своими делами, я только что дал тебе сложнейшее задание, — напоминает он. — Все, у меня больше нет сил тебя терпеть. Свободен. Убирайся!

Темный Лорд брезгливо машет рукой — жест, означающий нечто среднее между позволением уйти и пожеланием провалиться к мерлиновой матери. И в следующую же секунду аппарирует из зала, оставляя Северуса задыхаться от собственного бессилия и сжигающей душу тревоги.

Риддл ничего не понял. Мерлиновы яйца, он даже не почувствовал разницы! Легиллименция оказалась вовсе не всесильна, Лорд зря сделал ставку на контроль... В кои-то веки старик Дамблдор оказался прав — до некоторых вещей этот ублюдок никогда не сможет додуматься, просто потому, что не верит в их существование. Ведь их так называемые «разногласия» никуда не делись. И на самом деле Северусу даром не нужно обещание сохранить жизнь Лили, если при этом ее сын будет убит и самое дорогое для него сердце разорвется от горя.

Все, что сказал о нем Темный Лорд — все от первого до последнего слова правда: и что он почти не пользуется своими природными способностями, и что у него нет никаких высоких целей для приложения кипучей энергии. В настоящее время ему было наплевать и на обоих своих работодателей, и на войну света и тьмы, и на "наше великое правое дело", кто бы ни подразумевался под этими словами, но одна цель у него все же была...

Рано или поздно Лили устанет от бесконечной гриффиндорской тупости и примитива. Северус слишком хорошо знал характер своей подруги. Со временем ребенок подрастет, новизна и драйв отношений смажутся и угаснут. Муж наскучит, а его вечно проблемные, пьяные и бесприютные дружки станут вызывать лишь отвращение, и тогда она сама прибежит к своему верному лучшему другу. И когда этот момент настанет, она просто обязана быть счастливой, такой же беззаботно-светлой, как в их детстве, а не сломленной и выцветшей.

А для этого он должен был успеть, во что бы то ни было успеть выиграть эту партию, прежде чем Риддл доберется до Поттеров и все станет бессмысленно.

Словно издеваясь над ним, в этой игре козыри шли непрерывным потоком. С начала партии Снейп умудрился вынуть из колоды козырных «Упыря», «Русалку», «Дементора» и даже — О Мерлин! — козырного «Мерлина»! Не говоря уже о том, что почти все мелкие карты, вроде «Пикси» и «Мантикор», доставались мисс Блэк.

— Тот, кто разбрасывается хорошими картами, никогда не выиграет, сколько бы ему их ни пришло, — бесцветным голосом заметила Белла. — Победителя определяет одно лишь удачное завершение игры.

Между тем, взгляд ее ощутимо помрачнел. Она тоже обратила внимание на то, как необычно распределились карты в этот раз.

В глубине своей черной и липкой, как смола, души Северус смеялся в голос. Смеялся над собой. Потому что это было невероятно. Непостижимо. Черт побери, да это было просто за гранью всего чего только можно! Он умудрялся оставаться неудачником, даже когда ему формально везло, как сейчас.

Стопка оставшихся карт таяла, как весенние сугробы.

Таяла до тех пор, пока после очередной смены хода прямо на глазах у не очень убедительно изображавших равнодушие зрителей обе карты, ползущие по сукну от стопки к игрокам, невысоко подпрыгнули над столом и словно бы даже на миг в воздухе пропали из виду и появились снова.

— Кто?! — Несколько голосов прозвучало абсолютно синхронно, из-за чего разные степени искренности и неискренности в них смешались и не подлежали качественной идентификации.

— У меня есть веритасерум, — весело сообщил Снейп, оживляясь. — Развлечемся?

— Бред, — Люциус покачал головой, — никто из нас не держал в руках палочку. — Должно быть, просто показалось, — голос его был холоден, как стены подземелий.

— Ну да, — хмыкнул Северус. — Массовая галлюцинация. Что за дрянь здешние эльфы подсыпают в шампанское?

Нарцисса наморщила лоб и поджала губы столь гротескно, что сразу было понятно: она собралась лгать:

— Эльфы?.. Ну конечно! Наверняка это Твинки вмешалась. Мама подарила ее нам с Люциусом на свадьбу, но эта ушастая дрянь всегда была личной служанкой Беллочки и, конечно, не смогла удержать свои кривые ручонки при себе!

— Кривые ручонки, — задумчиво повторил Снейп, рассеянным взглядом обводя сидящих за столом. — Действительно, вполне здравое объяснение.

Судя по лицам, никто из присутствующих даже не собирался притворяться, будто верит в этот спектакль. Хуже того. Все они смотрели на него голодными, блестящими неприкрытым цинизмом глазами. Как будто от того, чтобы устроить групповую расправу прямо здесь и сейчас, их удерживал лишь страх вызвать недовольство Темного Лорда.

— Твинки! Мерзавка, как ты посмела?! — высокий, режущий слух голос миссис Малфой, распекающей послушную домовуху, дребезжал где-то на заднем плане.

К нему прибавились глухие звуки ударов и тихие, полузадушенные эльфийские всхлипы. Северус почти не разбирал слов. Окружающая действительность на время вырвалась из-под контроля и теперь плыла мимо него, вызывая легкое головокружение и пробирающее чувство свежести и риска.

— Белла, дорогая, придется теперь переигрывать заново... Не может же обет принять результат игры, в которую успела вмешаться эльфийская магия.

«Интересно, что бы они подумали, если б узнали, что босс не только не был бы против, а фактически прямым текстом санкционировал линчевание?»

Фантазия рисовала картины, опьяняющие гораздо сильнее малфоевского виски.

Спина покрылась мурашками. Неприятно-тревожно ныло под ребрами.

— Я так понимаю, я упустил ряд юридических тонкостей в заключаемом договоре, — Северус перевел взгляд вниз и нехорошо улыбнулся зеленому сукну. Улыбка моментально примерзла к губам. — И теперь мы будем играть до тех пор, пока я гарантированно не проиграю?

— Заметьте, мистер Снейп, вы сами это сказали, — ласковым голосом отозвался Малфой. — Но лично я не вижу ни единой причины опровергать ваши слова.

— Ну так... что ж.. тогда сдавайте, мистер Малфой, — ответил тот, запнувшись. — Отведите душу.

Исход повторной партии был предсказуем, и во второй раз сенсации, естественно, не вышло.

— Поздравляю вас, мисс Блэк, — с притворным участием развел руками Снейп. — Желаете получить выигрыш прямо сейчас?

— Палочку, живо! — потребовала Беллатрикс, от нетерпения стуча барабаня пальцами по столу. — «Инкарцеро», — глухо прибавила она, как только он протянул ей свое оружие.

Снейп потряс стянутыми запястьями, проверяя прочность узлов, и кисло ухмыльнулся каким-то своим мыслям, не сводя с победительницы потемневшего взгляда, в котором выражение триумфа мешалось с чем-то подозрительно похожим на отчаяние. И от этого, несмотря на привычную глазу фоновую омерзительность, его вид сделался совсем уже непереносимым. Непереносимо виктимным и податливым.

— Поднимайся! И на выход! — Белла кивком указала на дверь гостиной. — Полукровная мразь... Надеялся, что я передумаю?

Не переставая кривить губы, тот молча встал и, не оглядываясь ни на кого, шагнул к выходу. Расстегнутая рубашка сползла и неловко болталась на согнутых локтях. Северус несколько раз дернул плечом, пытаясь хоть как-то сладить с беспорядком в одежде, но маневр не увенчался успехом.

При взгляде на него такого в голову снова лезли мысли об одних лишь непристойностях: жарко сплетающихся обнаженных телах, глухих стонах и сорванном дыхании. И каким образом в его сознании умудрились связаться воедино оговоренные в качестве ставки добровольные пытки и сексуальное удовольствие, законный жених мисс Блэк Руди Лестрейндж не смог бы объяснить даже под угрозой авады. Однако промолчать и сделать вид, что все в порядке, не хватило выдержки:

— Послушай, слизняк, я тебя по-хорошему предупреждаю: без пошлостей там с леди, ясно? — поднялся он, нетрезво взмахнув руками.

По полу покатился сбитый со стола бокал.

— Нет, не ясно, — Северус пожал плечами, по-прежнему стоя спиной. Создавалось впечатление, что не поворачивается он тоже специально, пользуясь последней возможностью позлить окружающих. — Не ясно, потому что слово «пошлость» обычно означает нечто отсталое, приземленное, тривиальное. А что из этого списка сейчас имели в виду вы, мне остается лишь догадываться.

Рудольф в сердцах сплюнул в стоящую рядом пепельницу.

— Не смей приставать к леди, я имел в виду! В самом обычном смысле, в смысле траха. Надеюсь, теперь понятнее?

— Надейся, Лестрейндж. Надежда — прекрасное чувство.

Северус не спеша развернулся, являя сидящим за столом очередную гадкую ухмылку и злой блеск в глазах. А затем медленно и совершенно точно напоказ облизал губы.

— Сука, вот только прикоснись к ней хотя бы пальцем, — в бешенстве дернулся Рудольф, краснея лицом и раздувая ноздри, как дракон, приготовившийся изжарить свою добычу, — и я тебя просто...

— Заманчивое предложение, — перебил его Снейп, — но вынужден отклонить. — Он демонстративно приподнял стянутые веревкой запястья. — Как видите, я не в том положении, чтоб позволять себе вольности. Разве что мисс Блэк сама потребует...

Острая палочка Беллактрикс ткнулась ему в бок, как маленькое копье.

— Закрой свой грязный рот и даже не думай об этом!

— Слышал, что сказала леди, придурок?!

— Угомонись, Лестрейндж, — едко сказал Северус. — Я не извращенец, что бы там ни намечтал себе Эйвери. Но если вдруг мисс Блэк кончит от моих надрывных воплей — я слагаю с себя всю ответственность, — добавил он и покинул гостиную, напоследок оскорбив всех надменно выпрямленной спиной.

На пороге он споткнулся.

* * *

Белла конвоировала его молча, храня сосредоточенное и загадочное выражение лица. Скрипели дубовые перила, гладкие мраморные ступени под ногами отзывались певучим и нежным шорохом. Восклицали по-французски бесчисленные портреты. Вероятно, достопочтимые предки Люциуса попросту не могли понять, с какой стати пленника ведут наверх, а не в подземелья, и страшно этим возмущались.

В лестничном пролете мэнора резвились сквозняки. И медленно стягивающий обнаженные плечи и спину озноб казался Северусу еще одним особо изощренным видом пыток.

Войдя в коридор четвертого этажа, Беллатрикс остановилась возле самой первой двери:

— Я не знаю, где... — замялась она. — Где лучше это делать... в комнате или, может быть, в оружейной?

Непривычная растерянность, звучавшая в ее голосе, делала его почти неузнаваемым, словно принадлежащим другому человеку.

— Вы предлагаете мне выбрать самому? — натянуто рассмеялся Снейп, поворачиваясь. — «Этим», как вы выразились, я и сам никогда не занимался, — передразнил он ее, — но полагаю, что в оружейной будет чересчур шумно. Доспехи, знаете ли, имеют досадное свойство падать и греметь.

Он толкнул локтем ближайшую дверь — за ней обнаружилась стандартная гостевая спальня. Белла без возражений вошла следом, надежно запечатав вход весьма затейливыми и редкими чарами.

— Браво, мисс Блэк! Примите искреннее восхищение мастерством. А с пыточными заклятьями у вас так же идеально обстоят дела, как и со всеми остальными? Когда на школьных отработках мне приходилось чистить кубки в зале наград, я часто встречал на них ваше имя... Кажется, вы даже не проиграли ни одного соревнования в хогвартском дуэльном клубе.

— К стене, и подними подбородок! — оборвала Беллатрикс.

Северус покрутил головой, проверяя давление ошейника. Ситуация, начавшаяся как блестяще сымпровизированный (им самим, разумеется) фарс, стремительно переходила в абсурд. И надо было любой ценой остаться в здравом сознании, не позволяя странному ощущению нарастающей легкости и беззаботности поглотить себя, иначе дело может закончиться драмой.

— Не надо нервничать, — сглотнул он. — У нас бездна времени и тьма вариантов, как можно весело его провести. Надеюсь только, что вы помните основы ЗОТИ и колдомедицины? Например, что «круциатус» имеет ограничения... после трех часов его использования нервная система жертвы выгорает, и начинается необратимое разрушение всех слоев психики.

— Я это знаю, — Белла шагнула ближе. — А вот ты зря не указал потерю разума в списке недопустимых последствий, теперь обет не остановит меня, даже если я вычищу твои мозги добела.

— Известное нам обоим Лицо не обрадуется такому повороту событий.

— Сомневаюсь, что Он заметит разницу, — усмехнулась мисс Блэк. — Последнее время ты и так неотличим от безумца. К тому же до сих пор твой ум приносил тебе одни лишь неприятности, быть может, не стоит им так дорожить?

На сей раз связывающее заклятье было невербальным, но выполненным все так же безупречно и четко. Кроме того, к формуле «инкарцеро» Белла ухитрилась добавить и простейшую трансфигурацию. Так что веревка, стягивавшая его запястья, в один миг сменилась вбитыми прямо в стену стальными кандалами, вынудившими Северуса развести руки в стороны, словно распинаясь на фоне почти черных стенных панелей из мореного дуба.

— А может, вы просто не хотите признавать, что у вас фантазии не хватит выдумать что-то поинтереснее, чем банальное пыточное заклинание? — поднял брови Снейп. — Я, конечно, не могу похвастаться вашей начитанностью, мисс Блэк — увы, плебейское воспитание в маггловском захолустье имеет свои недостатки... Но вполне способен подкинуть пару свежих нетривиальных идей.

— Зачем тебе это нужно, Снейп? — вдруг спросила Беллатрикс, опуская палочку. — Зачем? Я не понимаю.

И почему-то именно в этот момент Северус совершенно некстати вспомнил, что она на девять лет старше него... Намного старше, намного дольше общается с мистером Марволо и несоизмеримо опытнее в темной магии.

— Зачем — что?

— Не прикидывайся! С какой стати тебе вздумалось играть на такие неравноценные ставки? Ты же не мог не понимать, что проиграешь.

— Как знать, мисс Блэк... — сузил глаза Снейп, пытаясь небрежно пожать плечами. С прикованными к стене руками и шеей получалось неуклюже и совсем не эффектно. — Вдруг я и вправду половой извращенец?

— Возбуждает собственная беспомощность? — недоверчивые нотки в ее голосе смешались с презрением, однако взгляд предсказуемо нырнул вниз в поисках исчерпывающего доказательства.

И, судя по всему, визуальный ряд Беллатрикс не убедил, потому что уже в следующее мгновенье ее ладонь, сложенная узкой лодочкой, медленно скользнула по вжимающемуся животу под пояс дешевых учительских брюк из черного твида. Кожа на вышеуказанном животе сразу покрылась мурашками — рука мисс Блэк как-то уж слишком архетипично напоминала змею.

Спустя секунду Белла возмущенно фыркнула и рывком вытащила руку. На бледной коже остались гореть болезненно-розовые ссадины от длинных ногтей.

— Скотина! — прошипела она ему в губы, задохнувшись от злости. — Скот и извращенец!

Северус прикрыл глаза и криво улыбнулся. Он всегда догадывался, что для того, чтобы совершенно разъярить красивую женщину, достаточно лишь дать ей понять, что одно ее присутствие в помещении еще не заставляет твой член твердеть. Что ж, его гипотеза подтвердилась. Теперь Белла гарантированно будет беспощадной и изобретательной.

Если, конечно, решится...

— Я не могу, — помотала головой Беллатрикс. Сейчас она казалась совершенно пьяной, хотя Северус мог поклясться, что ни разу за вечер не видел в ее руках бокала. Вечная староста и умница никогда не злоупотребляла неподобающими леди напитками и зельями. — Я так не могу, я не понимаю цели... Все это подозрительно.

— Но ведь хочется же? — в низком, негромком голосе было растворено столько понимания и соблазна, что позавидовал бы и Эдемский Змей. — Не глупите, Белла. К чему волноваться о моих мотивах, когда есть надежные гарантии? Я безоружен и связан магической клятвой. Вы можете делать все, чего только душа пожелает...

У Беллы Блэк кружится голова и трясутся руки. В глазах скачут то ли черные точки, то ли белые вспышки. У Беллы расфокусированный, жалобный взгляд, а совершенно не пуританские от природы пухлые и мягкие губы заметно дрожат. И она сама не понимает, когда успела подойти к своему пленнику так близко — видел бы только Лестрейндж!

Северус расставляет ноги и слегка, насколько позволяет высота крепления оков, съезжает спиной по стене, чтобы ей было удобнее прижиматься. Левой рукой Беллатрикс неосознанно держится за его плечи, словно бы обнимает, а с зажатой в безвольно опущенной правой руке ореховой палочки сыплются радужные искры.

Наверное, со стороны они похожи на влюбленных.

Холодные браслеты кандалов врезаются в запястья, стальной обруч давит на нижнюю челюсть, но он едва ли сейчас замечает неудобства. У Беллы нестерпимо горячая, влажная кожа, и даже пряди ее волос, скользящие по его лицу, вопреки всем законам человеческой физиологии чувствуются живыми и теплыми. Желание расслабиться и отпустить контроль накатывает, как морской прибой. Ненавязчиво... Убаюкивающе... Безжалостно смывая всю сосредоточенность и настрой.

— Ты можешь просто стереть мне память в конце, — шепчет Северус пересохшими губами. — Никто ничего не увидит и не узнает. По крайней мере от меня.

И она кивает, наконец сдаваясь.

От открывающихся перед ним поистине безграничных перспектив кругом идет голова. У него. Но у Беллы наверняка тоже. И как же он понимает ее в эту секунду... Как никто другой, лучше всех на свете!

Снейпу хорошо знакомо это волшебное чувство. Ощущение свободы, силы и вседозволенности, когда ты почти что равен богу, почти всемогущ... Нет, это просто невозможно — остаться равнодушным, осознавая, сколь безгранична твоя власть, пусть даже это власть над одним единственным человеком. Понимая, что на самом деле можешь сотворить с ним все — абсолютно все! — и ничто тебя не остановит. Можно отпустить контроль и позволить себе выглядеть глупо и неэстетично, разрешить себе вести себя подобно грязному, агрессивному и бессознательному животному.

Все. Что. Угодно.

Можно быть мерзким, быть чудовищным... никто не осудит больше и не подумает дурного. Никто не узнает... Кроме, разумеется, самой жертвы. Но жертве будет совсем не до этого.

Именно в такие моменты Северус особенно остро чувствует, какова на вкус чистая, безусловная, безграничная власть. От ощущения собственной магической силы, зашкаливающей за все мыслимые пределы, потоком бьющей из каждой поры на коже, перехватывает дыхание. Такое не снилось даже боссу... Видеть другого человека практически насквозь — все мысли, воспоминания, сомнения и эмоции, — ловить малейшие колебания воли... это гораздо мощнее, чем легиллименция. И, главное, для этого не нужны ни заклинания, ни палочка.

И такая власть может легко разрушить все барьеры и защитные стены личности. Она может заставить показать всю свою натуру, открыть то, чего никогда не выдал бы и под веритасерумом... Одна лишь мысль, что можно делать со своей жертвой все что угодно и оставаться безнаказанным — это искушение, которому невозможно противостоять. Которому никто не способен сопротивляться. За все то время, что успело пройти с тех пор, как было получено задание, Северус успел отыскать не один способ, как нарушить баланс тьмы и света в другом человеке, но так и не придумал ничего быстрее, эффективнее и безотказнее, как попросту вытащить из чужой души ее собственное, внутреннее зло. Выманить его на поверхность, предложив себя в качестве жертвы.

Сквозь его собственное сознание, как никогда прежде ясное и чистое, беспрепятственно потекли чужие эмоции и воспоминания.

Выкрашенные в горько-зеленый цвет, прокисшие от старости детские обиды: «Не смей сутулиться и сгибать локти, Беллатрикс!», «Леди должна иметь выдержку!», «Леди должна уметь молчать... она должна терпеть... Леди должна, леди не имеет права, леди обязана...» Темно-вишневые, не столь давние переживания мучительного стыда из-за участившихся снов непозволительного содержания. В которых к тому же вместо ее законного жениха упорно вырисовывалась загадочная и одиозная фигура мистера Риддла... А яркая, бирюзовая вспышка искреннего изумления: «Как вообще могло произойти, что первым мужчиной, кого я коснулась в интимном плане, вдруг оказался этот мерзавец?!» — едва не заставила Северуса растянуть рот в идиотской ухмылке. После чего он от чистого сердца пожелал, чтобы тупоголовый Лестрейндж, посмевший динамить такую фееричную женщину, в первую же брачную ночь отхватил себе «сэко» по яйцам. Потому что Снейп знал также, что все эти три года, пока они считались помолвленными, сам Рудольф совершенно точно не вел монашеского образа жизни.

Напоследок он успел выхватить уже заливающуюся огненно-желтым, эйфорическим опьянением попытку Беллатрикс убедить себя, что она сумеет удержать себя в руках и ни за что не потеряет контроль. После чего провалился куда-то в сплошной белый туман. Еще глубже, под все эти полыхавшие цветами и звуками пласты сознания.

О предстоящей боли он больше не думал.

Ему отлично известны были свои исходные данные: и низкий болевой порог, и крайне обидная для мужчины повышенная чувствительность. Возможно, это определялось астенической конституцией, а может, вслед за своим ненормальным боссом он тоже успел нарушить баланс психического и физического в организме, переусердствовав с вмешательствами в сознание... Все это было не важно. Единственное, что теперь волновало Снейпа, — сколько времени и дорогостоящих ингредиентов для зелий потребуется для лечения и не окажутся ли результаты необратимыми даже для магии. В остальном же Северус не питал никаких заблуждений. Он будет кричать. Он будет считать минуты в ожидании потери сознания. И совершенно точно будет презирать сам себя, когда все это наконец закончится.

Но именно в это, растянувшееся почти до маленькой вечности мгновенье вся эта суета ничего не значила.

Важна была лишь та неуловимая, редкая красота, проявляющаяся вдруг, когда ты целенаправленно и усердно сдираешь с кого-то душевную кожу, а в результате обнаруживаешь освежеванным самого себя. Настоящая красота, которая всегда только наполовину прекрасна.

А наполовину — ужасающа.

И как раз сейчас Белла Блэк была сумасшедше, умопомрачительно хороша. Темный Лорд ему такого не говорил — Северус сам, опытным путем вывел незатейливую психологическую истину: все целостные люди прекрасны. В тот скоротечный миг, когда человек, словно вращающаяся на ребре монета, иллюзорен, подвижен, когда он не зафиксирован ни темной, ни светлой, ни моральной, ни социопатической своей стороной — вот тогда он выглядит как идеально гармоничная, слитая с окружающей материей сфера.

Совсем близко от него, в нескольких сантиметрах под чопорным закрытым платьем, под горячей кожей и живой кровавой плотью лихорадочно билось сердце, половина которого по праву принадлежала тьме.

Ослепительно красивое сердце.

Густой молочный туман вокруг медленно расступался, обнажая контуры самой потрясающей окклюментной защиты из всех, что он видел в жизни. Гибкая, полупрозрачная пленка даже на вид казалась невероятно упругой и прочной. Ни малейшей неровности, ни единой трещинки — безупречно! С такими редкими талантами Белла могла бы вне конкурса поступить на службу в Аврорат. Или в Отдел Тайн...

«Эту броню никогда не пробить снаружи, — заключил Снейп. — Даже Риддлу, со всей его хваленой магической энергией, едва ли по силам это сделать. Нет, взломать такое можно лишь изнутри».

И сейчас он как раз находился с внутренней стороны поверхности.

Переживание легиллиментной двойственности восприятия было ярчайшим. Максимальным. Северус ощущал себя в собственном теле, распятом в стальных кандалах у стены, и одновременно — глубоко внутри Беллы.

Но как только он сосредоточился на этой двойственности, тотчас обнаружил, что проваливается еще на уровень ниже. И остатки клочковатого белого тумана, и переливающаяся радужными мыльными пятнами защитная пленка пропали из виду. Теперь его окружал серый полумрак и полнейшая тишина.

Кажется, это и был самый нижний ярус.

И даже на этом уровне психики, где у всех нормальных людей, в том числе и у него самого, царили кромешная тьма, грязь, мусор и хаос, у мисс Блэк наблюдался безупречный порядок и чистота.

Снейп почти как наяву ощущал кончиками пальцев гладкость блестяще-черных, словно бы слюдяных стен. Которые казались раскаленными, как стенки кипящего котла. Тесное полуподвальное пространство между стенами и полом было сухим и душным, и безошибочно чувствовалось напряжение, рвущееся из-под них на свободу. Как будто прямо за этими стенами — работающий ядерный реактор или жерло вулкана... На эту красоту он мог бы любоваться вечно.

Как жаль, что вечности у него в запасе не было.

Северус в последний раз обводит внутренним взором окружающую красоту и решительно произносит: «Диффиндо!», мысленно ставя галочку напротив имени Беллатрикс Блэк у себя в списке.

Пол у него под ногами дрожит, как перед землетрясением, по стенам, словно змеи, ползут извилистые тонкие трещины, из которых сочится густая и пузырящаяся, источающая омерзительные запахи тьма. Весь внутренний мир Беллы начинает раскачиваться вокруг него.

Повинуясь какому-то первобытному, интуитивному прозрению, Северус поднимает глаза к потолку и буквально чувствует, как холодеет в животе — потолка нет. Прямо над его головой мерно колышется огромное, покрытое белесой слизью брюхо, а по краям свисают восемь членистых мохнатых ног.

И все вокруг стремительно покрывается липкой, вонючей паутиной.

«Диффиндо! Диффиндо!» — кричит он безостановочно, пока окончательно не глохнет и не слепнет от залепившей все лицо сплошной мазутной черноты, вырвавшейся из своего плена.

Когда он сумел наконец вдохнуть и открыть глаза, реальность перед ним все еще не вернула себе привычных физических очертаний. Она двоилась, троилась, множилась перед глазами, распадаясь на бесконечное количество наслаивающихся друг на друга полупрозрачных проекций. В одной из них, прямо поверх изображения Беллатрикс, жадно хватающей перекошенным от ярости ртом воздух, медленно вращался на ребре ослепительно-золотой диск. С каждым оборотом он все больше накренялся, пока, наконец, не лег неподвижно.

Темной стороной вверх.

Мгновение — и иллюзорный морок рассеялся. Белла окончательно утратила цельность и теперь казалась страшнее дьявола. В ее блестящем от жажды, обезумевшем взгляде не отражалось уже ничего человеческого. Волосы растрепались и вызывали в памяти ассоциации с медузой Горгоной.

— Говоришь, у меня нет фантазии, малыш Северус-с? — горячее дыхание Беллатрикс обожгло ему ухо. — Клянусь, скоро ты убедишься, что я очень... — (полупоцелуй-полуукус в шею) — очень... — (мягкие губы заскользили по линии челюсти) — очень изобретательна!

Предвкушающий, короткий укус в нижнюю губу,

Снейп не мог заставить себя произнести в ответ хотя бы слово. По телу медленно растекалось безволие.

— Открой рот!

К правому углу губ прижался кончик палочки. Очередное невербальное заклинание, и несколько крайних зубов превратились в осколки. Обнажившиеся нервы запульсировали острой, дергающей болью. Каждая попытка вдохнуть или шевельнуть головой отзывалась слабостью в ногах.

— Начнем с чего-нибудь простенького, — левой, свободной от палочки рукой мисс Блэк рванула застежку на высоком вороте платья (ей тоже было душно) и нежно стерла кровавую слюну с его подбородка. — Поиграем в горячо-или-холодно.

От череды вонзавшихся прямо в открытые зубные корни разогревающих и охлаждающих чар онемела вся половина лица, вверх до виска и по челюсти до самого уха. А когда разыгравшаяся мучительница направила нагревающее еще и на стальные обручи, обхватившие запястья и шею, из глаз почти в буквальном смысле посыпались искры.

— Все еще скучаешь, малыш? Думаю, что вряд ли... Не лучше ли было тебе не выделываться и согласиться на старый добрый магический круцио? — с притворным сочувствием поинтересовалась Белла.

И вероятно, чтобы доказать, как много он потерял, она решила продемонстрировать разницу. Под ребра ткнулась палочка, и мгновеньем позже сознание окончательно оторвалось от реальности и вспыхнуло, как порох, выжигая изнутри череп.

В груди болит так, что с каждым глотком воздуха растет уверенность — сердце не выдержит и попросту лопнет. «Сердце — это мышца, а мышцы не лопаются», — говорит себе Северус, но сам же улавливает в этих словах ощутимую фальшь. Трудно верить в разумность доводов того, кто разговаривает сам с собой, вслух...

День всех святых прошел, и теперь все кончено.

И не помогли святые.

И глупая надежда на Дамблдора тоже не помогла, а сам Северус ничего толкового сделать не успел.

Чудо, конечно, произошло, ведь, если ему не померещилось, ребенок Лили выжил. Тот, на которого Риддл и затеял эту безумную, почти мистическую охоту, остался в итоге жив. Чудо произошло, но волшебства никогда не хватает, чтобы спасти всех.

И единственное, что всегда было, есть и будет актуальным, — это боль.

Час за часом Северус мечется по дому, меряет шагами узкие комнаты, бесцельно ходит по лестнице, садится и тут же вскакивает, ощущая себя ослом с повязкой на глазах, бегущим по кругу, потерявшим надежду и на прошлое и на будущее, застрявшим в бесконечном кошмарном «сейчас». Пока, наконец, не сдается окончательно.

Он мысленно проклинает себя за этот позор, эту слабость, но все равно пытается поставить у себя в голове щит от выжигающей душу боли. Снейп отлично помнит, как выглядела подсмотренная когда-то у Беллатрикс окклюментная защита, и воспроизводит ее в деталях: столь же тонкую, растяжимую, словно мыльная пленка, твердую как алмаз и надежную, как сейфы банка Гринготтс.

Но ставит ее совсем не в том месте, где полагается по технологии, а там, где она сейчас нужнее всего — с помощью окклюментного щита он пытается разделить противоборствующие функции в собственной душе. И ему это удается. Разум и чувства теперь словно глядят друг на друга сквозь мутное стекло. Боль начинает уходить практически сразу. Медленно, будто выползая из груди, нехотя разжимая ядовитые клыки и вынимая из ран когти.

Но уходит.

Северус не зажигает света. И, сказать по правде, не особенно-то смотрит в окно, поэтому сколько прошло времени с тех пор, как он аппарировал сюда, он представляет себе лишь приблизительно.

Сутки. Может, двое.

Может, больше...

Он лежит на диване в тесной, заставленной ветхой мебелью гостиной и перечисляет про себя таблицу процентного содержания активного вещества в сухих ингредиентах в зависимости от условий их хранения.

В какой-то момент сквозь наглухо запертое окно в полутемную гостиную врывается призрачно-светящийся силуэт феникса. Патронус директора Дамблдора.

— Северус, немедленно вернись в Хогвартс! Ты заключил контракт со школой, и я не давал тебе отпуска! — громыхает из бесплотного клюва разгневанный голос божества.

Снейп молча отмахивается, для надежности сложив пальцы в недвусмысленно оскорбительном жесте, и отворачивается лицом к стене.

Вернись?

Куда ему возвращаться? Зачем? Хогвартса нет. Хогвартса, черт побери, больше нет! Его нет и никогда не было на этой проклятой Морганой и всеми ее змеерожими дочерьми земле!

Не хлопали двери, не скрипели вековые ступени лестниц, не бормотали портреты, не... не отражались от рыжих волос золотые брызги солнечных лучей, пробивающихся сквозь витражные стекла высоких окон.

Ничего. Не. Было.

«Ты станешь одним из лучших ментальных магов современности, Северус».

И ничего уже больше не будет...

В затылке будто кто-то скребется и тяжело ворочается. Дурное, морочащее ощущение — кажется, что внутрь черепной коробки запихнули что-то несоизмеримо большее, что никак не может там поместиться и оглушительно давит изнутри. Северус почти отчетливо слышит, как лязгают огромные когти по стали внутренней оболочки. Но окллюментные щиты выдерживают этот натиск.

«Ты станешь одним из лучших ментальных магов».

Пальцы безотчетно трут виски — сосуды в них изматывающе пульсируют болевыми разрядами. В налившуюся свинцовым холодом голову лезут абсурдные мысли, вроде того, что, полежав вот так без движения еще немного, он научится собственным позвоночным столбом улавливать глубинные вибрации тектонических плит под толщей земли. Но окллюментная защита тверда и надежна, как крепость Сент-Эльмо. И чужеродная тяжесть в своей голове — это единственное, что он сейчас чувствует.

«Ты станешь...»

Северус молча разглядывает стену до тех пор, пока не понимает внезапно, что она — ненастоящая.

Он прижимает ладонь к покоробленным от сырости, дешевым светлым обоям в тонкую полоску и не чувствует привычной бумажной шершавости. Не чувствует твердости под рукой. Вся поверхность мягко проминается, словно плавится, как восковая, от тепла его тела.

Под спиной точно так же проседает диван.

И через несколько мгновений растерянности и бесплотных попыток опереться хоть на что-то вещественное он падает прямо сквозь стену и обнаруживает себя лежащим на животе, в кухне на полу.

«Мир — все-таки иллюзия, — горько думает Снейп. — Я, дурак, не верил философам-идеалистам, и за это мне уготовано провалиться на веки вечные в подвал».

Он поворачивает голову. Совсем рядом уверенно пронзает мироздание деревянная ножка стола. Квадратное сечение, потемневшая от времени и сырости сосна, и если присмотреться, можно даже различить занозы — она кажется такой надежной. И Северус вцепляется в этот оплот субстанциональности обеими руками. Собственную палочку приходится отшвырнуть куда-то в сторону, но зато он, кажется, перестает падать.

Держаться почему-то неудобно, на подушечках пальцев под кожей что-то шевелится, вызывая жгучее желание почесаться. Он с трудом отрывает одну руку от ножки стола и... обмирает от ужаса. Забыв о том, что только что проваливался сквозь пол, поднимается вначале на четвереньки, потом садится к стене и широко распахнутыми глазами разглядывает свои руки. Под кожей предплечья движутся бугры, на кончиках пальцев вздуваются волдыри.

Внутри что-то ползает.

Снейп несколько раз со всей силы бьет ребром ладони об пол, и волдыри возле ногтей лопаются. Из разрывов торчат пучки извивающихся желтых червей. От шока он даже зажмуривается, но сразу же заставляет себя открыть глаза.

Рядом на полу — проржавевший кухонный нож.

От щекочущих ощущений, от этих мордредовых извиваний под кожей желудок сводит судорогами. К горлу подкатывает тошнота.

Пальцы отказываются сжимать рукоятку.

Кошмар. Это просто кошмарный сон.

Содрогаясь от омерзения, Северус распарывает левое предплечье. От запястья до локтя. Вначале неглубоко. Вены твердые и гибкие, как резиновые трубки. Затем вскрывает вену, одним движением, вдоль. От локтя до запястья. Виртуозная хирургическая точность, выработанная годами тренировок на куда более сложных и ценных ингредиентах, и даже убогий затупившийся инструмент ей не помеха. Боли совсем нет, вместо нее нарастает мутное, тянущее головокружение. Крови во вскрытых венах тоже нет. Ни капли. Внутри вытянулись длинные скользкие черви, он выковыривает их кончиком ножа. Стряхивает на пол. Следом из опустошенных сосудов вытекает кровь. Вяло и медленно, будто из одолжения. Она совершенно, беспросветно черная. Черный вязкий мазут. И пахнет гнилью. Северус сжимает зубы, задерживает дыхание и быстро, чтобы не успевать даже задумываться, вспарывает вздувшуюся кожу на пальцах. Один за другим. Трясет уже начинающей неметь рукой. И мелкие, тонкие, как дешевые макароны, вертлявые черви сыплются на пол, на колени, пачкают лезвие желтой слизью...

...медленно-медленно отпускает дурнота. Он смотрит на развороченную руку, и дышать становится все легче. Словно в задымленную ядовитыми парами от неудачного эксперимента лабораторию впустили свежий воздух. Паника унимается, вместо неё приходит азарт. Азарт человека, способного, когда это нужно, быть очень дотошным и ответственным.

И Северус чувствует, что непременно должен вычистить все. До самого последнего насекомого.

Он пытается переложить нож в левую руку, но пальцы не слушаются, не могут удержать скользкий пластик. Где-то необратимо разомкнута нервная цепь. Плевать. С отстраненным любопытством Снейп пробует сжимать и разжимать кисть и наблюдает, как двигаются комками мышцы. Предплечье раскрыто, как анатомическое пособие, и это более чем странно — ощущать себя одновременно и патологоанатомом, и материалом на прозекторском столе.

А нож можно попросту зажать между коленями, поставив вертикально, вверх лезвием.

В правой руке будто и вовсе нет крови, даже такой — ненормально густой и черной. Из разрезов в сухой, похожей на картон, коже высыпается тонкий речной песок. Но это его уже мало беспокоит.

Ведь Северус помнит, что есть еще вены в паху, там резать будет хоть немного да удобнее.

* * *

Когда он приходит в сознание — Зачем?.. Почему?.. — вначале даже боится открывать глаза. Боится увидеть, что только что сотворил с собственным телом.

Потом здравый смысл все же берет верх над животными инстинктами.

На коленях его, скорбно опустив клюв, сидит большая огненно-красная птица. Из ее глаз непрерывно, одна за другой катятся серебристо-белые, как шерсть единорога, слезы. Ясно мерцающие даже в полумраке капли падают на левую руку. Правая, освобожденная от тухлой крови, промытая неземной легкостью фениксовых секреций, — уже сияет белизной восстановленной кожи.

Откуда здесь взялся директорский фамилиар?

Северус вспоминает о волшебной палочке и сразу же обнаруживает ее рядом с собой на полу. Почему он не заметил ее раньше, когда ковырялся в собственной плоти в поисках несуществующих червяков? Как он оказался на полу под кухонным столом? Не провалился же, в самом деле, сквозь стену... Бред. Ну что за бред, а?

— Фините инкантантем.

Слабо вспыхивают круги и сплетения магических линий. Вспыхивают и тут же гаснут. Заклинание, естественно, не снимается — чтобы снять заклинание, наложенное Альбусом Дамблдором, надо быть, по меньшей мере, Альбусом Дамблдором. Зато это очень многое разом проясняет. Значение слов «у тебя контракт со школой, и я не давал тебе отпуска» предстает во всем своем безбрежном цинизме.

И когда только старик успел наложить сигнальные чары?

Между прочим, в бумагах, что они подписывали тогда, точно значилось число «пятнадцать»... Стало быть, теперь целых пятнадцать гребаных лет Дамблдор будет вести себя так, словно Северус Снейп — частная собственность школы? Может быть, и запрет умирать в течение срока действия контракта тоже оговаривался где-то там, в дебрях многофутового пергамента?

Уронив последнюю слезу, феникс беззвучно растворяется в воздухе.

«Вот так, — думает Снейп ему вслед. — Как всегда. И ни вопросов, ни объяснений».

— Проваливай! Катись к мерлиновой матери, — говорит он вслух.

В голове слабо трепыхается крамольная мысль: сожрать сейчас какой-нибудь сильнодействующий яд, из тех, что отравляют мгновенно и не заставляют смерть долго топтаться на пороге, и посмотреть — что тогда запоет эта курица?

Он еще раз внимательно оглядывает свои руки. Кожа светлая-светлая, никаких вздувшихся пузырей. Никаких шрамов даже. Метка, конечно, на месте, куда ж она денется... Эту мерзость не возьмешь и рыданиями всех фениксов Вселенной разом.

В груди ноет все сильнее и сильнее, а в башке, наоборот, — наконец-то глухая, блаженная пустота. Словно там вдребезги разбилось все, что могло разбиться, и рассыпалось в прах все, что только могло рассыпаться. Установленная с таким трудом окклюментная защита сознания лежит в руинах. И вряд ли будет хорошей идеей повторять попытку, доведшую его до галлюцинаций. Подумать смешно — он своими же руками едва не зарезался насмерть. Не то чтобы он беспокоился за свою жизнь, но...

Просто — но.

Северус с трудом поднимается, держась за край стола и пошатываясь. Добредает до гостиной. Полумрак и задернутые шторы после пережитых кошмарных видений вызывают нервную дрожь и желание убраться отсюда как можно скорее. Куда угодно, лишь бы подальше от этого склепа. Если б не чертова бессмертная птица — гнить бы ему тут на полу до тех пор, пока авроры не взломают защиту дома. И еще не факт, что сумели бы взломать.

Он закутывается в первую попавшуюся под руку мантию и кидается за дверь, в густеющие вечерние сумерки.

Через полчаса непрерывных аппараций он обнаруживает Лестрейнджей в их собственном родовом поместье, скрытом от авроров и дамблдоровских бойцов чарами ненаходимости.

* * *

Братья Лестрейндж заливались дорогим коньяком в тесном семейном кругу . Четыре коптящих факела на стене над столом с трудом разгоняли гулкий полумрак в роскошном бальном зале.

— Опа, Север! Пришел все-таки, — поднялся навстречу Рудольф. — Мы уж думали, тебя псы сцапали. От Лорда новостей не было? — с какой-то сиротливой тоской в голосе добавил он, смазывая все впечатление от своего залихватски-разбойничьего вида.

— Тело они не нашли. А больше я и сам ничего не знаю, — пожал плечами Снейп.

— Отсиживался в своей норе? — понимающе кивнул Рабастан. — Ну да, что еще делать-то? Мы вот тоже сидим...

— Что делать? Жить своим умом, — ответил ему Северус.

— Одно горе от этого твоего ума, Север, — скривился Рудольф. — Братуха, дай-ка сюда еще стакан. Накатим втроем за здоровье нашего Лорда. И чтоб все грязнокровки сдохли, как бешеные твари! — со злостью выкрикнул он, опрокидывая в себя полную стопку коньяка, и хлопнул ладонью по скамье рядом с собой: — Что ты стоишь? Приземляйся!

Снейп отрицательно покачал головой.

— Не в этот раз. Я к Белле пришел. Она у себя?

— Беллс? — Рудольф озадаченно почесал заросший подбородок. — Наверху, да, спать собиралась... А зачем она тебе? Поговорить?

— Поговорить, — усмехнулся Северус. — Поднимусь, пожалуй, пока она и в самом деле не легла.

Он смерил братьев странным ироничным взглядом и шагнул к дверям.

— Эй, погоди! Мы ж завтра на акцию в Косой переулок собираемся, утром Эйвери присоединится... Ты с нами или как? Оставайся на ночь в поместье.

Снейп обернулся через плечо.

— Спасибо за приглашение, мистер Лестрейндж. Очень любезно с вашей стороны. Спокойной ночи, — в ухмылке, изогнувшей бескровные губы, не было и тени былого веселья и азарта.

Но Рудольф с пьяных глаз этого не заметил.

Как не заметили они с братом и того, что Снейп не ответил согласием на вопрос о завтрашнем мероприятии.

* * *

«Северус!»

Тонкую ткань сна безжалостно прорезают знакомые интонации. В прорехи льется хмурый осенний утренний свет, растворяя остатки грез. Снейп с трудом разлепляет склеившиеся веки, проводит ладонью по лицу. На пальцах остаются коричневые следы свернувшейся крови.

Интересно, откуда в нем столько крови? Он все проливает и проливает ее, а она все не кончается и не кончается...

Запястья выглядят мерзко: синие и распухшие. Даже несмотря на то, что Белла вчера наложила несколько исцеляющих заклинаний, после того как сняла веревки. Каждое движение отзывается глухой и тусклой, словно бы выцветшей за эту ночь, болью.

— Северус!

Он отрывает голову от подушки — прямо перед постелью хлопает крыльями прозрачная светящаяся птица. О, нет. Ну зачем опять?

Слишком много фениксов в его жизни за последние двое суток...

— Северус, ты должен аппарировать ко мне. Сейчас же!

«Северус, к ноге!» — мысленно передразнивает он безапелляционный тон начальника и поворачивается на живот, вжимаясь лицом в мягкое бедро Беллы, машинально прихватывая губами разогревшуюся во сне кожу. Какого боггарта старик не может просто оставить его в покое?

Беллатрикс раскинулась поперек своей широченной кровати и спит, как ребенок. От воплей патронуса у нее даже не сбилось дыхание.

— Я прошу тебя, пожалуйста... — вдруг раздается сзади, и Снейп от удивления приподнимается на локте, оборачивается и... и, кажется, у него трещина в левом запястье. Как он, черт возьми, вообще умудрился вчера заснуть? И против всякого здравого смысла — еще и прекрасно выспался.

Медленно и бездумно, словно под действием империуса, он поднимается и, кое-как натянув одежду и застегнув все пуговицы, которые оказались неоторванными, снимает с двери запирающее заклятье и покидает комнату.

«Если хоть кто-нибудь из Лестрейнджей проснется — не пойду. Останусь здесь», — загадывает он себе.

Но никто не просыпается.

На хозяев будто наложили морфеевы чары. На всех троих.

Северус спускается по лестнице, проходит по первому этажу, даже не пытаясь ступать тише и захлопывая за собой двери без малейшей осторожности.

Рабастан храпит за столом, уронив голову на сложенные руки. Его старший брат, как последний бездомный оборотень, вытянулся прямо на вытертом персидском ковре, поперек прохода. Снейп перешагивает через тело, с трудом удерживаясь от того, чтобы не пнуть его на прощанье в живот.

Он не аппарирует сразу же от парадного входа, а предусмотрительно отходит немного от особняка и сворачивает в боковую аллею. И перед тем как шагнуть в аппарационную воронку, успевает различить между деревьями силуэт Эйвери, направляющегося по центральной дорожке к дверям.

* * *

Дамблдор дожидался его в школе, в своем кабинете.

— Зачем вы хотели меня видеть, директор? — спросил Снейп, сразу же как стряхнул с мантии каминную сажу.

— Доброе утро, Северус... — поприветствовал тот, скользнув внимательным взглядом по его покрытому синяками и порезами лицу. — Присядь, пожалуйста, — поджал он губы. — Нам с тобой необходимо пробыть здесь кое-какое время.

— И зачем же это необходимо? — Снейп не двинулся с места. — Я буду очень признателен, если вы перестанете игнорировать мои вопросы.

— Сядь, я тебе сказал! — крикнул Дамблдор. — Привыкай к тому, что некоторые твои вопросы будут оставаться без ответов! И что некоторые вещи — вообще не твоего ума дело, и вряд ли когда-либо ты сможешь их понять. И вообще... — он на секунду замолчал, а потом продолжил, все так же жестко: — Ты больше не игрок, Северус, с этим надо смириться. Ты провалил очень серьезную партию и потерял право на собственные ходы и решения. Возможно, что навсегда.

От безжалостно бьющих прямо в цель точных слов хотелось сдохнуть сейчас же, на месте...

— Может, тогда не стоило вчера вмешиваться?! — Снейп тоже повысил голос. — Раз я провалил, надо было просто дать мне расплатиться за эти ошибки! Мне эта ваша чертова жалость...

— ...жалость? — перебил его Альбус. — При чем тут жалость? Это совсем по-другому называется. Это был знак моего к тебе уважения. И веры. Умирать из-за того, что вышло вдруг не по-твоему, — чистейший эгоизм. И трусость. А я верю, что на самом деле ты смелый и ответственный человек, Северус, — старик внимательно и серьезно посмотрел на него поверх сдвинутых на нос дурацких очков. — Ответственные люди позволяют себе уйти лишь после того, как полностью выплатят свои долги. А смелые — не пытаются сбежать от боли и ненависти. Современная молодежь не имеет никакого понятия о долге, — нахмурился он.

— Зато ваше поколение — просто образец морали и благородства, — съязвил Снейп.

— Хочешь упрекнуть меня в том, что я их не спас, так? — прямо спросил Альбус. — Не защитил, хотя это были мои люди, и они воевали и рисковали жизнью за мои взгляды и мои решения? Знаешь, я даже слышал, как некоторые члены Ордена — моего собственного Ордена! — за моей же спиной говорили, что мне была выгодна гибель Поттеров. Что я был прямо заинтересован в том, чтобы пророчество сбылось и Том поскорее выбрал того, кто в будущем сможет его уничтожить.

Северус сжал зубы.

Старик попал в точку. Он думал точно так же, просто в отличие от орденских сплетников ему не с кем было обсудить свои подозрения. Разве что с самим Дамблдором.

— Так вот, — продолжил директор. — Я, разумеется, знал, что рано или поздно Том доберется до кого-то из них и пророчество начнет исполняться. Но до последнего думал, что он выберет сына Лонгботтомов. Я никогда не желал смерти никому из своих учеников, даже самому Томми. И по собственной инициативе наложил «фиделиус» на дом Джеймса и Лили и на дом Августы Лонгботтом. Но вот хранителей они выбирали сами, не слушая моих советов. Молодость всегда все знает лучше стариков, так ведь, Северус? — в его голосе зазвенела откровенная горечь.

— Это я виноват, — хрипло произнес Снейп. — Нельзя было вообще передавать Риддлу это пророчество, без разницы кого оно ставило под удар.

— Да, ты виноват, — согласился Дамблдор. — А теперь сядь, наконец, за стол и выпей со мной чаю.

— Выпить... чаю?.. — опасно тихо переспросил Северус, машинально проходя через кабинет и опускаясь в кресло напротив него.

— Да, — Альбус протянул ему через стол чашку, от которой шел горячий пар. — У тебя бледный вид, а ждать, похоже, придется еще долго.

Тонкий фарфор лопнул прямо у директора в руке, обдав брызгами кипятка его одежду, стол и лежавший на столе ворох рабочих пергаментов.

Всё с той же убийственной невозмутимостью Дамблдор высушил и отправил на полку документы, починил чашку «репаро» и наложил лечебные чары на обожженную ладонь. Блестящий медный чайник вновь подплыл по воздуху к столу и наклонил носик к чуть скособоченной теперь чашке.

Вынув из кармана два стандартных медицинских пузырька, Дамблдор накапал в свежий чай по двадцать капель вначале из одного, потом из другого.

— Восстанавливающее и кроветворное, — пояснил он сухо. — Из нашего больничного крыла. Кстати, отличные зелья, Северус, спасибо. В Мунго готовят гораздо хуже.

— Может, еще успокаивающего тогда? — нагло скривил рот Снейп. — Его я тоже варю неплохо.

«Флакона так три-четыре», — добавил он мысленно.

— Этого, увы, пока нельзя, — поднял брови директор. — В твоей голове сейчас полнейший хаос. Неудивительно, что все взрывается, — добавил он.

Северус глубоко вздохнул и заставил себя взять чертову чашку.

Разговор явно обещал быть долгим.

* * *

Часа через два загудел камин. В нем вспыхнуло пламя, и секундой позже в кабинет шагнула низенькая женщина средних лет в алой форменной мантии с нашивками старшего аврора. Мантия, впрочем, сидела на ней косо, а строгий пучок на голове растрепался, от чего аврорша выглядела так, словно буквально только что сражалась с преступниками.

— Мелинда, — кивнул Дамблдор, поднявшись из-за стола ей навстречу. — Ну что там? Вы закончили?

— Закончили, — устало выдохнула та. — Взяли, как миленьких, при попытке нападения на лавку Оливандера в Косом. Лестрейнджи, все трое, Эйвери и Крауч-младший. Мои ребята уже ведут допросы.

Снейп дернулся в кресле, и женщина перевела на него цепкий, серьезный взгляд.

— Северус Снейп? — уточнила она без особых, впрочем, вопросительных интонаций в голосе.

— Да, это он, — ответил за него директор.

— Отлично. Старший аврор Мелинда Грейч. Именем закона и порядка магической Британии вы арестованы. Не пытайтесь оказывать сопротивление и следуйте за мной. Вы имеете право не свидетельствовать добровольно против себя и ближайших родственников или же полностью хранить молчание, однако в этом случае Аврорат оставляет за собой право использовать специальные методы ведения допросов и расследования, — зачитала аврорша сухой бюрократической скороговоркой. И добавила уже нормальным тоном: — Вставай, парень.

Снейп кивнул и поднялся.

Острый локоть Дамблдора будто случайно врезался ему в плечо, толкая обратно в кресло.

— Подожди, Мелинда, — директор развернулся к женщине, закрывая собой Северуса. — Насчет профессора Снейпа надо разобраться.

— Он провел эту ночь в поместье Лестрейнджей, и я обязана задержать его. Но я помню, что вы мне говорили, не волнуйтесь, — успокоила его та.

Северус хотел возмутиться, но обнаружил, что чертов Дамблдор уже успел реализовать его право хранить молчание. Собственноручно. Причем не самым легитимным способом — наложив связывающие челюсти беспалочковые чары. В отличие от силенцио, они не позволяли ему даже раскрыть рот.

— К тому же один из преступников уже подтвердил, что Снейп — «мудак, трусливое очко и предатель». Извините, директор, это цитата из протокола...

— Прошу, не надо извиняться, дорогая, — поднял ладони Альбус. — Мнение этих людей меня абсолютно не интересует. Я просто хотел сказать тебе, что профессор Снейп хоть и входит формально в число сторонников Волдеморта, но идей господства чистокровных или тем более террора и убийств мирного населения не придерживается. И, разумеется, он даже не собирался сегодня или когда-либо еще участвовать в бандитских акциях.

— Я верю, однако это должно быть подтверждено легиллименцией или веритасерумом. При всем моем уважении, директор Дамблдор, мы не можем оправдать парня, опираясь только лишь на ваши слова.

— Он обязательно вам подтвердит под сывороткой, что никогда не разделял стремлений Тома Риддла, но только позже. У мальчика была травма от ментальной магии, и у него пока что все мозги набекрень. Легиллименция, кстати, тоже бы нежелательна.

— Ментальная травма? — озадаченно переспросила Мелинда. — Ну, хорошо. Я распоряжусь, чтобы его освидетельствовал наш колдомедик.

Северус прикрыл глаза и в отчаянии застонал. Вот же старый козел! Фактически прямым текстом заявил, что у него едет крыша!

— Что с ним? Головные боли? — моментально отреагировала на эти движения бдительная аврорша.

— Боюсь, что не только головные, — загадочно произнес директор, и Снейп поклялся себе, что когда-нибудь обязательно убьет этого человека.

— Попробуйте чары вызова примененных заклинаний, — предложил тот, напрочь игнорируя полный ненависти взгляд. — Сразу будет ясно, что мальчик никак не мог участвовать в этом по своей доброй воле.

Северус поднялся из кресла, сжимая в складках рукава мантии палочку.

И, видимо, Дамблдор все же почувствовал, что он способен сейчас выкинуть любую глупость, потому что к чарам, препятствующим речи, добавились еще и ограничивающие движения. Заклинание ловко прихватило его как раз в тот момент, когда он развернулся спиной к стене, увешанной портретами бывших директоров, и лицом к аврорше.

В ту же секунду в грудь вошел луч «гоменум инкантантем».

В воздухе над его головой в обратном порядке потекли полупрозрачные латинские названия заклятий, применявшихся к нему в последнее время.

— Эннервейт, эпискеи, диффиндо, сэко, сэко, круцио, круцио, круцио, флагелло... — сосредоточенно зачитывала Мелинда. — Инкарцеро, круцио...

— Да уж... — вставил старик, сокрушенно разводя руками.

— Компрессио... компрессио тестикулус... А это что за чертовщина? — запнулась она. — Темная магия?

— Это... Хм, как бы сказать... — заметно смутившись, Дамблдор наклонился и что-то тихо шепнул ей на ухо.

— Какой ужас! — ахнула Мелинда. — Бедный мальчик!

Ее круглые щеки заалели под цвет форменной мантии, в глазах разгорался безжалостный и беспощадный материнский инстинкт. Красная, растрепанная и сердитая, Мелинда теперь была похожа на здоровенный оживший плод бешеных помидоров из теплиц Спраут.

— Ну и сучка эта Лестрейндж! — потрясла она перед носом у директора не по-женски крепким кулаком. — Вы ведь уже знаете, директор, что она сделала с Алисой и с Фрэнком? Они пропали позавчера. А сегодня, после того как мы начали допрашивать этих мразей, выяснилось, что Лонгботтомов все это время держали в подвале дома Эйвери и пытали. Они живы, но в Мунго говорят, что прогнозы бедняг неутешительны... Эта тварь издевалась над ними собственноручно, пыталась дознаться, куда подевался ее обожаемый «повелитель»! Ничего, наши ребята тоже умеют развлекаться с подследственными, — мстительно протянула Мелинда.

В голосе ее слышались слезы.

Северус закрыл глаза и несколько раз приложился затылком о стенку, потревожив чей-то портрет.

Черт! Он даже понятия не имел, что они все это время продолжали нападать на авроров!

— Мальчик точно в норме? — уточнила женщина, внимательно посмотрев на него. — Суицидальных порывов не было? Долгих взглядов в одну точку? Необоснованных страхов? — прищурилась она. — Мы, разумеется, его в одиночную пихнем, подальше от этих упырей, но все-таки...

— Все будет хорошо, Мелинда, — тронул ее за локоть Альбус. — Можешь уводить. Я буду присутствовать на всех процессах, появлюсь сразу же, как получу от тебя сову.

— Ладно. Пошли, парень! — повернулась та к Северусу.

И он, почувствовав, что связывавшие его директорские чары больше не действуют, послушно шагнул к ней, подставляя запястья под заклинание. Аврорша бросила горсть пороха в камин и, произнеся ожидаемое: «Британский Аврорат», — толкнула его перед собой в зеленое пламя.