Третий глаз (джен)

— Ты чего все еще сидишь?

— Письмо домой пишу, — говорит Гермиона. И едва удерживается, чтобы не добавить: как и каждую неделю, дорогая беспамятная Лаванда. Действительно, зачем тебе запоминать мое расписание.

— Полог задерни, чтобы на нас твой Люмос не светил. Мы гадать будем. И не смотри!

— Ладно.

Очень надо.

На листке расплывается клякса. Гермиона морщится, промокает ее. Колдовские перья ее не любят: она их грызет в задумчивости, и кляксы потому они сажают как самые обычные маггловские. Все одеяло уже в кляксах. Но писать в общей комнате — нет уж. По крайней мере, пока она не найдет заклинания «чтобы никто не мог прочесть, кроме меня».

«...Я сразу знала, что на Предсказания идти нет смысла. Вы же понимаете, вы всегда понимали, всегда мне говорили, что если нет порядка в вещах — их нет и в голове. Так вот, у профессора Трелони совсем нет порядка. Нигде. Там такой ужасный кабинет, душно, темно и все валяется. И она нас так хотела убедить, что знает, о чем говорит. Все поверили, даже Гарри и Рон, а я вот вспомнила мисс Ллойд из школы. Да, вы мне говорили, что я слишком, наверное, многого хочу, но она же мне даже после урока не объяснила про комплексные числа. Профессор Трелони тоже не умеет объяснять. Я, конечно, задала мои вопросы... »

— Профессор?

— Да, милая?

Улыбайся вежливо, Гермиона. Вежливо. Неважно, что ты ненавидишь это обращение.

— Скажите, как связано будущее с чайной заваркой? Имеет ли значение сорт чая и почему, если да? Не все ли равно будущему, где являться, и зачем нужен справочник, почему не применить магию, а то ведь мы просто смотрим на блюдце и ничего не должны делать специально?..

— О...

— Ну ты и завернула, Грейнжер!

Сзади захихикали. А Тре... профессор Трелони посмотрела с обидой. Ну почему...

«...Ну почему надо мной всегда смеются, будто я спрашиваю что-то странное? Самые простые вопросы. Первые пришедшие в голову. Как будто магам не нужно думать! А чай был совсем невкусный. Горький. Слишком много заварки. И я, конечно, ничего не увидела...»

Больше всего листья напоминали клювастую голову в перьях. Или — она даже прищурилась — Драко Малфоя. Глупость какая.

— Ты что-то увидела?

— Нет, Парвати. Совершенно ничего.

«Ничего особенного. Наверняка показалось. Или я просто неправильно помню. Малфоя на следующем уроке клюнул гриппогриф, я наверняка наложила это происшествие на мое воспоминание. Так бывает, я читала. Так шарлатаны-предсказатели действуют. Но со мной не сработает. Профессор Макгонагалл, кажется думает, что профессор Трелони — шарлатанка, и я с ней согласна. К сожалению, при всей моей симпатии, Хагрид не лучше. Малфой, конечно, трус визгливый, но Хагрид тоже виноват. Построение урока было в корне неверным...»

Подробно описав урок и свои соображения по поводу, Гермиона убирает перо, задергивает полог кровати полностью. Гасит Люмос. И проводит палочкой по листу.

— Эванеско, — шепотом, едва слышно. Главное не звук, а правильная артикуляция.

Регулярно посылать сов в насквозь маггловский район совершенно невозможно. Это нормально. И, в конце концов, письма нужны именно ей, как замена дневника. После прошлого года дневников она больше не станет вести никогда.

* * *

— Я думала, ты бросишь Предсказания, — говорит Парвати спустя неделю. Неодобрительно, кажется Гермионе.

— Мне интересно, — отвечает она нейтрально. Кладет в сумку справочник для чайных и кофейных гущ. Вместе с учебником рун выходит увесисто. Ну, ничего. Зато, если Малфой прицепится — у нее есть оружие!

— Да ну? — Парвати хмурится. Поправляет прическу. — Ты же считаешь их шарлатанством!

— Предсказания профессора — считаю.

— Ну и что же тебе тогда интересно?

— Смысл этого предмета.

Парвати хлопает не нее глазами.

— Он есть в программе!

— Да, — говорит Гермиона терпеливо. Почему все так нелюбопытны? — Почему он там есть? Зачем? Если это природный дар — то зачем такой долгий курс? Нужно просто понять, у кого он есть, и учить только их. Если это вообще возможно.

— Глупая ты, Герми, — Лаванда выпархивает из ванной, благоухая розой. — Дар — на то и дар, чтобы проявляться как и когда ему угодно! Вдруг у Гарри откроется третий глаз на последнем занятии! Или у Рона. Или даже у тебя!

Гермиона презрительно фыркает и отворачивается.

Третий глаз. Придумают только!

День не ладится с утра. Она путается в расписании, чуть было не сталкивается сама с собой, на Рунах не способна на малейшее умное замечание — ты бездарность, Грейнжер. Полная бездарность. Нужно прочитать еще дальше по программе, и Руны, и Арифмантику. Наверняка дальше они пересекаются. И тогда она и поймет — как они устроены. Поймет, зачем...

— Ты что-то увидела?

Гермиона моргает. Она на Предсказаниях. Душно. Воняет кофе. Из кофейной гущи на нее скалится Пивз...

— Пивз получит жвачкой в глаз.

Парвати разочарованно вздыхает.

— Это ненастоящее предсказание. Настоящее — про судьбу, про любовь! Про важное, а не про Пивза!

— Уж что вижу, — бросает Гермиона. — Смотри ты.

Парвати смотрит — и видит очередного «красивого незнакомца». К чести профессора, ее мягко и аккуратно поправляют, указывают на незаметные детали — и незнакомец оказывается по справочнику всего лишь легким желудочным недомоганием.

Парвати смотрит на чашку грустно, и Гермиона, вздохнув, говорит:

— Гуща для гаданий о любви не годится.

На нее вскидывают изумленный взгляд.

— Правда? Откуда ты знаешь?

— Примечание к «Самой полной энциклопедии о способах предсказаний и их эффективности» Лизбет Суровой.

Взгляд Парвати становится еще более изумленным.

— Я по всем предметам немного читаю дополнительно, — резко говорит Гермиона. Почему она должна оправдываться? Много читать — это нормально. Нормально!

— Она же жутко сложная, — отвечает Парвати. — Жутко! Я ее смотрела, но там так запутано...

Парвати брала в руки дополнительную литературу? Парвати?

— Восемнадцатый век, чего ты хочешь, — говорит Гермиона. — Тебе что, этот урок действительно нравится?

У Парвати вспыхивают глаза.

— Это мое призвание!

Даже так?

— Ладно, — вздыхает Гермиона, давя в себе неожиданную зависть. Ей бы тоже хотелось знать свое призвание. — Я тебя научу ее читать. Хочешь?

Парвати хочет. Лаванда хочет тоже. Поэтому вечером они садятся на кровать к Гермионе, она задергивает полог, накладывает Заглушающие — и они разбирают текст восемнадцатого века. И это непросто — но и не скучно. Совсем не скучно.

— Действительно, все не так сложно! — спустя часа два Лаванда зевает. — Вот спасибо, Герми. Ночи-ночи!

И на этом все заканчивается. Гермиона остается с тяжелой книгой и глупой доверчивой мечтой о подружках. С которыми бы можно было вот так... сидеть, читать, обсуждать, даже хихикать.

«Когда ты научишься, наконец, Грейнжер», — говорит она себе и ложится спать.

На следующий день профессор Люпин заклинанием влепляет Пивзу жвачку в глаз.

«Совпадение», — думает Гермиона.

— Ты это увидела! — вечером с придыханием говорит Парвати и садится на кровать Гермионы. — Ты на самом деле увидела в гуще!

Гермиона с неудовольствием поднимает глаза от книги. Ей нужно читать Арифмантику, иначе она так и будет ничего не понимать, а это совершенно же неприемлемо.

— Случайность.

Парвати трясет головой.

— Нет-нет. Никакая не случайность. Ты же увидела. И сбылось. У тебя есть дар!

— Никакого нету у меня дара, отстань, в самом деле!

Парвати склоняет голову к плечу и смотрит с хитринкой.

— А давай проверим?

Проверим?

Зачем проверять полную глупость?

Впрочем... проверить и выяснить точно, что это всего лишь совпадение — и Пивз, и Малфой — и забыть о глупых странностях совсем. А то ведь, в самом деле, пробегают мысли — ну а вдруг... вдруг как-то сработала неведомая магия чайной заварки и кофейного жмыха, ну вдруг?.. Чудес тебе не хватает, Грейнджер, идиотизма захотелось.

— Как именно проверим? — спрашивает Гермиона.

* * *

Понятие эксперимента Парвати совершенно не знакомо. Как и Лаванде. С их позиции нужно просто гадать. И если будет сбываться — хотя бы иногда — значит, есть дар. Вопрос, как оценить «иногда», ими даже не был понят.

«А ведь нас должны были этому научить», — вздыхает Гермиона. Хорошо, что она научилась сама.

— Сначала выдвигается гипотеза, — говорит Гермиона. — Предположение. Что-то, что мы проверяем. Ну вот, например... — она задумывается, — нравится ли Малфою сладкое.

Парвати с Лавандой синхронно моргают.

— Малфою?

— Почему?

— Ради усложнения задачи, — говорит Гермиона. — Ну и если я, гипотетически, захочу подлить ему Джорджефредово осиняющее зелье, то куда мне следует его подлить.

— Или приворот, — говорит Лаванда. — Э, не смотри так! Гипотетически.

Гипотетически!

— Ну да. Гипотеза: Малфою нравится сладкое. Как ее подтвердить?

— Понаблюдать, — улыбается Парвати. — Аккуратно так... Невзначай.

— Подарить ему конфет, — говорит Лаванда. — Совиной почтой. Анонимно. И посмотреть.

У нее блестят глаза, и Гермиона чувствует себя неуютно.

— Да, — говорит она, — это будет эксперимент. А теперь самый главный вопрос. Вот Малфой увидел конфеты — и отложил их в сторонку. Что это будет значить?

— Что ему не нравится сладкое!

— А вот и нет, — говорит Гермиона. — Это будет значить, что ему не нравятся эти конфеты именно сегодня. Причины могут быть самые разные. Какие?

— Может, ему просто не нравятся конфеты.

— Болит зуб.

— Или желудок.

— Или просто сладкого сегодня не хочется.

— Ага, — улыбается Гермиона. — Это у нас будут вторичные гипотезы. И как выяснить, какая правильная?

— Послать ему торт, — фыркает Лаванда.

— Да! Провести еще эксперименты. Пока нельзя будет сказать с достаточной вероятностью, любит ли он сладкое. И если любит, то какое. Один эксперимент ничего не решает.

— А сколько решает?

— Ну... В моем случае мы же не знаем, как работает этот «дар», если он вообще есть...

— Есть-есть! — восклицает Лаванда.

— Ну, неважно. Сначала нужно провести эксперименты, чтобы выяснить, совпадение ли мои «предсказания» или нет. Я немножко посчитала...

Гермионе очень хочется рассказать, как она нашла в учебнике Арифмантики за следующий курс формулу для выявления закономерности, как сложно было ее понять, но при слове «считать» и Лаванда, и Парвати смотрят на нее совершенно пустым взглядом, поэтому она проглатывает объяснение.

— ...И чтобы формула сработала, нужно тридцать экспериментов. Не меньше.

— О, — выдыхает Лаванда.

А Парвати смотрит с интересом. И улыбается. Медленно. Почти зловеще.

— В «Полной Энциклопедии», — говорит она, — пятьдесят способов. Если убрать самые невозможные...

— Какая прекрасная мысль! — хлопает в ладоши Лаванда.

А Гермиона понимает, что, кажется, влипла. И ей придется ставить эксперименты целый месяц. Над собой.

Ну что, Грейнжер, хотела подружек? Вот теперь и не жалуйся.

* * *

«Дорогие мама и папа, эта неделя показала, что с чаем у меня получается лучше, чем с кофе. Кофе: три эксперимента. Первый: современный стиль с двумя ложками грубого и мелкого помола, в чашке. Второй: в кофейнике, стиль восемнадцатого века, с заклинаниями. Третий: кофе по-турецки. Результат: один позитивный, два негативных. Чай: три эксперимента. Черный в чашке, черный на блюдце, зеленый в чашке. Все позитивны. Хотя по поводу случая в коридоре у меня сомнения. «Кто-то поскользнется» — слишком расплывчато, даже если я не знала про разлитую воду.

Я не понимаю, что происходит. Мы записываем мои предсказания, поэтому я не могу сказать, что изменила мнение постфактум. То, что я говорю, не является точным описанием события. В основном. Но, по сути, я попадаю в описание. Возможно, поскольку мы гадаем на обычные события, на оценки, на фразы профессоров, на Пивза, я попадаю, потому что знаю всех вокруг. Наверняка. Или же тут присутствует влияние хроноворота. Когда я возвращаюсь в прошлое, я же, получается, видела будущее для всех остальных. Жила в будущем. Это для меня оно уже прошлое. Поскольку я не знаю, как он действует, то предполагаю, что я — в какой-то мере — нахожусь вне времени, пока он вращается. Вдруг я вижу вообще будущее, все целиком, для всех? Не сознательно, но оно где-то во мне отпечатывается, а потом проявляется вот так? Это — единственное объяснение, ведь у меня не может взаправду быть таланта к... этому. Как изолировать хроноворот из эксперимента?»

* * *

— Гермиона, а что с тобой? Ты была в больничном крыле?

Спасибо, Гарри, что заметил. Хоть и на следующий день. Рон вот не заметил совсем.

— Переутомление, — говорит Гермиона, и накладывает себе предписанный мадам Помфри завтрак. Яйца, сосиски. Тосты. Яблоко.

«Деточка, тебе нужно поддерживать силы».

И ты обязана есть протеины. На что не пойдешь ради науки.

— Мне запретили ходить на Уход. И я, наверное, брошу Предсказания...

— Насовсем? — Рон смотрит взволнованно. — Миона, но у тебя же так здорово получается всякие жуткие штуки выдумывать! Как мы без тебя будем домашку делать?!

— Как-нибудь, — Гарри вздыхает подавленно. — Ну, придумаю что-нибудь. Профессору нравятся мои смерти...

Ох, Гарри.

— Не насовсем, — говорит Гермиона. — Вот отдохну немножко, и вернусь. Не думаю, что за неделю пропущу хоть что-то, имеющее смысл.

Нехорошо врать мадам Помфри и профессору Макгонагалл, но теперь у Гермионы есть неделя нормального линейного времени. А бросить Уход ей хотелось давно. Да и Предсказания тоже. Потеря времени.

* * *

— Ты уходишь с Предсказаний?! Как ты можешь?! — шепотом кричит Лаванда. Парвати хмурится. Они сидят в библиотеке, с «Энциклопедией» и тремя дополнительными справочниками.

— Кричи громче, — морщится Гермиона. — На неделю ухожу, ничего страшного.

— Но ты отстанешь!

— Лаванда, мы идем с опережением программы. Мы уже все гущи сделали. От чего я могу отстать? Через неделю начнется шар — вернусь.

— В таком случае, — решительно говорит Парвати, — за эту неделю мы должны покрыть все огненные и водяные способы. Потом — зеркала и шар.

— Я думала огненные способы вообще пропустить, — признается Гермиона.

— Что ты! — восклицает Лаванда. — Никак нельзя! Они же самые-самые старые, самые настоящие-настоящие!

Удивленная напором Гермиона кивает. Ну, ладно. Гадание на воске свечи или на соли и цвете пламени — это не так уж и сложно. Хотя странно, что Лаванде они так нравятся. Слишком большая опасность подпалить волосы, да и пахнет...

Как оказывается спустя два дня, Лаванда имела в виду нечто совсем другое.

— Это что?

Гермиона смотрит в кулек, на тщательно очищенные беленькие куриные кости, и не верит своим глазам.

— Это — самый старый способ! — говорит Лаванда гордо. — В книге написано, так гадали еще в Древнем Риме!

— Еще на кишках есть, — добавляет Парвати. — Но он фу. И сложно.

— О, Мерлин, — говорит Гермиона. — Не говорите мне, что мы еще и по полету птиц гадать будем.

— Конечно, — сурово отвечает Парвати. — Но потом. Сначала — кидай кости в печку! И как только треснут — сразу вытаскивай!

— Я помню, — бурчит Гермиона, садясь на пол перед печкой. Во что она вляпалась? Вот во что?

Так. По условиям эксперимента нужно задать вопрос.

— На ближайшее будущее, основное определяющее событие, — говорит Гермиона и кидает кости в огонь.

И едва успевает их спасти от полного сгорания.

Обугленные и потрескавшиеся, они дымятся на полу и пахнут отвратительно. Гермиона шевелит их кочергой.

— Ну? — выдыхает Лаванда. У нее широко открытые глаза и восторг во взгляде.

— Странное что-то, — говорит Гермиона.

Пятна и трещины складываются в собачью башку. И в какие-то руны. И в черный силуэт. И все три формы мельтешат перед глазами.

Глупость какая-то...

— Получается, что у нас в будущем дементоры. И Грим. И — не знаю, что это такое... А, з, номер какой-то...

— Азкабан, — выдыхает Парвати. — Ну наверняка же! Азкабанский номер. У нас в будущем Грим и Сириус Блэк!

Гермиона трясет головой.

Привиделось наверняка, потому что она думает о Гарри. И Грим этот... на Предсказаниях слишком много про него болтали.

— Глупости. Я гадала на нас. Не сбудется.

— А вот и посмотрим!

* * *

«Мама и папа... К нам в школу проник убийца, а я заранее знала... Нет, я не знала точно, что именно будет. Не точно. Но предсказание сбылось. И дементоры теперь вокруг школы, так что на птицах не погадаешь совсем, птицы все улетели. И хорошо. Осталось еще семь экспериментов до тридцати. Шар был совсем неудачен, в зеркалах я вижу какую-то муть. Но я вижу. Я не могу сформулировать, что именно, но ощущение всегда совпадает. Теперь по плану — карты, самые точные, как в книгах пишут. Все пишут, что карточные гадания самые... Если у меня есть этот дар, неважно из-за чего, наверное из-за хроноворота все-таки, из-за чего же еще?.. но если он есть, то мне нужно, необходимо научиться предсказывать точно. Совсем точно. Чтобы предупредить. Помочь. Вдруг в следующий раз Блэк придет за Гарри совсем неожиданно, в незащищенном месте?

Я бы так хотела вам написать по-настоящему. Что у нас тут совсем не сказка. Но я не могу. Я не должна. Вы же попытаетесь меня защитить, не понимая, а я никак не могу бросить Гарри и Рона. Этого же совсем нельзя делать.

Мам, мне так страшно».

* * *

— По-моему, — говорит Парвати вечером, — тебе уже и не надо ничего считать. И так понятно, у тебя дар!

Гермиона кусает губу, но записывает последний эксперимент в таблицу. Осталось два. Два дня. Позади пасьянсы. Позади таро. Позади точное предсказание взрыва Невилла на Зельях. Карты легли ровно в цвет и по символьным значениям трав и эффектов, как по справочнику. Пять экспериментов — четыре позитивных, последний, возможно, подтвердится завтра, она гадала на количество почтовых сов за завтраком. Самый простой вопрос, который можно задать картам, даже не нужно ничего интерпретировать. Двенадцать, сказали карты. Вот и проверим.

Хоть бы не получилось.

— Девочки, а давайте погадаем, — улыбается Лаванда.

Гермиона стучит себя по лбу.

— Мы сегодня уже гадали, ты забыла?

— Да нет же! По-настоящему! Не на школьную фигню. На суженого!

— Ну и гадайте. Только идите к себе на постель!

— Ну Ге-ерми. У тебя же так здорово получается!

— Ничего у меня не здорово получается. Мы еще не выяснили, совпадение это или нет!

— Ну да, — говорит Парвати скептически. — Я знать не хочу, что у тебя там за формула такая, но никогда не поверю, что из этого, — наманикюренный ноготь стучит по тетради Гермионы, — можно высчитать совпадение.

Гермиона вздыхает.

— Мне еще заниматься надо.

— Да лааадно!

— Ты же на год вперед все прочитала?

— Неужели тебе совсем-совсем не интересно?

Гермиона вздыхает.

В общем... ей интересно. И, честно говоря, проще сдаться, чем выпихнуть Лаванду с Парвати прочь.

— Один расклад, — говорит она. — На каждого, так уж и быть. И все. Мне правда надо заниматься.

— Конечно-конечно!

Расклад на Парвати оказывается такой хороший, правильный и красивый, что Гермиона даже улыбается, несмотря на усталость.

— Любовь. Долгая. Он будет... не красавчик, но обаятельный и очень добрый. Встретитесь... после школы. Вот не вижу где. Не в Англии.

— О, — Парвати смеется. — Это, наверное, Индия. Ну надо же... А я боялась. Давай на Лаванду!

На Лаванду Гермиона раскладывает три раза. И каждый раз как будто упирается в стенку. Пустая карта, пустая, Шут... Ну что за глупости?

— Не вижу, — говорит разочарованно. — Вариативность какая-то безумная. То встретишь, то не встретишь, то еще какая-то фигня...

— Вокруг Лав столько поклонников, — говорит Парвати, приобняв огорченную Лаванду, — что даже Дар не знает, кого она выберет!

— Наверняка.

Но пустые карты Гермионе совсем не нравятся. Потому что та «фигня», о которой она упомянула, — пустота. Будто в будущем Лаванды и вовсе могло не быть.

Нет, вот это — точно глупости. Совершенно точно.

— А на себя? — спрашивает Парвати, когда Гермиона собирает колоду. — Не увиливай!

Гермиона вздыхает.

Она уже гадала на себя. Ночью. Позавчера.

Два раза.

И все два — выпал, однозначно, Рон Уизли. И ей не хочется этим делиться. И думать, почему не хочется, не хочется тоже.

— Я не могу на себя, — врет Гермиона. — У меня голова болеть начинает. А мне еще заниматься!

— Вот, — поднимает вверх палец Лаванда. — Вот это и есть признак самого настоящего дара!

— Идите вы отсюда спать! — восклицает Гермиона и гонит их подушкой. Они смеются — и она тоже.

Все-таки она не жалеет, что пошла на эксперимент. Что бы там дальше ни было. Она не жалеет.

* * *

Данные в формулу Гермиона подставляет одна. В библиотеке. Вторая она сейчас сидит на Истории магии, вместе со всем курсом. Ни Лаванда, ни Парвати — никто не помешает, особенно если забиться подальше, к Запретной секции.

Она ожидает совершенно определенного ответа — и все же, все же... Когда формула выдает один процент вероятности того, что все — совпадение, Гермиона чувствует себя странно. Облегчение, с одной стороны. А с другой... С другой, пожалуй, ужас.

Она не хочет этого дара. Совсем.

...И восторг.

Теперь она сможет помочь по-настоящему. Она не станет гадать на суженых и прочие глупости, нет. Только на врагов. На друзей. На удачу. Чтобы отвести несчастье. У нее есть дар, и он принесет Гарри пользу. Настоящую пользу!

— Мой третий глаз ясно показал, что я найду тебя здесь, — из-за стеллажа выходит Сивилла Трелони, Гермиона поспешно засовывает записи под книгу.

— Вы меня искали? Проблемы с моим эссе, профессор?

— Нет, нет, — Трелони садится напротив Гермионы и вздыхает. Она похожа на совенка. С разноцветными перьями. — Дорогая Лаванда мне рассказала про твой дар, деточка...

Гермиона сжимает губы. Вот кто Лаванду просил?

Никому нельзя верить. Никому нельзя доверять. Только Гарри и Рону, они спасли ей жизнь, она им — они не разболтают важное непонятно кому!

— Не злись, дорогая, она поступила правильно. Очень правильно.

— Вы — шарлатанка, — шипит Гермиона. — Все ваши предсказания на уроке — глупость!

Ну же, разозлись. Или посмотри обиженно, оскорбленно и уйди отсюда!

— Да, — неожиданно говорит Трелони. — По большей части глупость. И слава Мерлину, и тому, кто выше!

— Что?

— Моя мать, — говорит Трелони. — У нее не было Дара. Все говорили, что у нее не было Дара. И она сама так говорила. Очень боялась, что если узнают, ей придется... Против Гриндевальда. И ей тоже. Она была седьмая в семье. Они все погибли. Она гадала на всех, перед тем как они ушли на войну, ей было десять лет, и на всех видела пустоту. Бабка ее предупреждала, что некоторых вещей лучше не знать... У меня есть Дар. У меня очень сильный Дар, деточка. Но я не тревожу его. Пусть... пусть спит.

Пустоту. Видела пустоту.

— Пустота... значит смерть?

— Ты видела? — у Трелони за дурацкими очками взгляд цепкий и болезненный. — Забудь. Забудь это. Пусть дар спит.

— Он все равно ненастоящий, — сглотнув, говорит Гермиона. Трелони наверняка расскажет это Лаванде с Парвати. А если и не расскажет... то в следующем году она сама скажет, что «дар» исчез. Если он и в самом деле не исчезнет. Никому нельзя доверять. — Вы же знаете, у меня хроноворот.

— Дар нельзя приманить и создать, — отвечает Трелони. — Нельзя. Он — твой, по рождению, его нельзя отнять. Только забыть про него, но никогда, никогда нельзя отнять.

Вот и хорошо.

— Я вас уверяю, — говорит Гермиона, — что я не собираюсь делать глупостей.

Она видела пустоту у Лаванды. Совершенно необходимо — предотвратить. Необходимо же!

Трелони смотрит на нее разочарованно.

— Не ходи ко мне больше, — говорит она, вставая. — Тебе нечего у меня делать. И я не буду тебе рада.

— Спасибо, профессор, — отвечает Гермиона.

* * *

«Я рассказала Гарри. Именно Гарри. И про эксперимент, и про мои гадания. Он удивился. И обрадовался. Я не сказала ему про Трелони — как вам кажется, зря? Но это все же был личный разговор, она рассказала про свою маму, и мне кажется неправильным... В общем, я решила молчать. Хорошо, что мне не нужно больше ходить на Предсказания. Жалко только... Не знаю, что Трелони рассказала Лаванде и Парвати, вот только они не просили больше им гадать. И отдалились как-то... наверное, Трелони им сказала, что я ее назвала шарлатанкой. Их любимого учителя, в лицо, и не извинилась. Они меня подставили, раскрыли мой секрет, но я... мне жаль. Не знаю чего. Несбывшегося, наверное. Хотелось бы знать, была ли вероятность того будущего, где мы бы остались — вернее, стали — настоящими подругами? Можно спросить у карт. Но... наверное, мне легче думать, что была. В любом случае, исход гадания ничего не изменит, так зачем и спрашивать?

Зато теперь можно заниматься делом. По таблице лучшие результаты у меня получаются с Таро, так что я достала новую колоду для себя. И сегодня в первый раз гадала Гарри! Гадала на важное. На самое важное — на Сириуса Блэка. На опасность. Результаты были такие, что я раскладывала три раза, разным способом. Карты говорят — от Блэка нет опасности для Гарри. Никакой. А от профессора Люпина — есть. И от Скабберса. «Наверное, он меня покусает», — сказал Гарри. Он наверняка прав. Противная крыса. Но профессор Люпин же такой... мягкий. Откуда в нем опасность? Нужно выяснить... »

* * *

(полгода спустя)

— Я так рад! — говорит Гарри, сияя. — Ты представляешь, Сириус меня возьмет к себе! Будем жить вместе! Конечно, когда это все закончится, когда его оправдают.

Гермиона кивает.

За окном купе проносятся поля. Скоро уже Лондон. Позади очередной очень интересный год. Сириус уже наверняка далеко, может быть, уже за Каналом, там его не будут искать. И рано или поздно его точно оправдают. Ведь директор уже знает, как все было на самом деле. И это же он на самом деле спас Сириуса, он намекнул ей, без него она бы точно не сообразила так быстро... Но она хотя бы знала, что все удастся. Карты ей ни разу не соврали. Теперь у нее нет хроноворота, возможно, теперь у нее нет и дара, но... Как было бы хорошо, если бы был!

Рон встает, выходит в туалет — и Гарри наклоняется к ней с заговорщицким видом.

— Погадай? Когда его оправдают?

— Гарри, это неправильно поставленный вопрос, ты же знаешь!

— Ну хорошо... — он хмурится. — Когда его оправдают, я еще буду в школе?

— Вот это другое дело! — Гермиона достает карты. — Но я тебе говорила, возможно...

— Да, может быть, дар пропал. Но попробуй, а?

Она раскладывает карты с радостным нетерпением. Ну конечно же Гарри все еще будет в школе!

Пустота. Пустота. Стена.

Его не оправдают.

Сириуса не оправдают... никогда? Нет, не никогда... что-то будет, пока Гарри еще будет в школе...

Искаженное лицо. Колышущаяся завеса. Дверь в один конец.

Гермиона видит ясно. Четко. Невозможно закрыть глаза. Сириус умрет через два года. Других вариантов — нет.

И на самой грани — ощущение. Она может заглянуть дальше. В поле вопроса — два человека, она может потянуть за нить — и увидеть... Увидеть, когда именно умрет Гарри. И как.

...Он еще будет в школе...

Нет.

Она мотает головой.

Нет.

Я не хочу знать.

Я не хочу знать никогда. Никогда-никогда.

— Гермиона?

Она открывает глаза, смотрит на обеспокоенного Гарри. И пытается улыбнуться.

— Не получается, да? — он вздыхает и улыбается в ответ. — Ну и ладно. Ты не расстраивайся, что больше не можешь. Ты же самая умная, зачем тебе предсказания! Ты все просчитаешь этой твоей Арифмантикой!

Гермиона шмыгает носом и обнимает его через стол. Карты летят на пол.