Эгоист (гет)

Август, 1998 год.

— ...оправдан по всем статьям. Решение суда вступает в силу немедленно.

Гарри посмотрел на Малфоя, от которого сразу же отошел охранник. Обычный человеческий охранник, дементоров на суд больше не таскали, как было при Амбридж. Драко почему-то выглядел не радостным, а каким-то пришибленным. Разговаривать с ним Гарри не желал, а потому поспешил покинуть зал.

— Поттер, — Малфой, видимо, считал, что обязан сказать какие-то вымученные слова благодарности, скорее всего, совсем неискренние. Выйти из Азкабана он, конечно, хотел, но его самолюбие было задето. Как же, его снова спас Поттер.

— Можешь молчать, я тебя понял.

— И что ты понял?

— Ты сейчас будешь пытаться выразить какие-то глупые и почти лживые слова благодарности, я скажу, что не стоит, мы разойдемся и больше никогда не увидимся.

— Ну, вообще-то... — Малфой отвел глаза, — Да я бы и не сказал, — усмехнулся он после некоторой заминки.

— Ага, Малфои не умеют быть благодарными, а Нарцисса, искренне говорившая мне спасибо, в девичестве Блэк. Мне пофиг, Малфой. Честно. Не для тебя старался.

— А из чувства обостренной справедливости...

— И на справедливость мне тоже... Просто забудь, — сказал Гарри, почему-то удивляясь тому, что тоже не может выразить эту пресловутую благодарность его матери за то, что спасла ему жизнь.

— И что дальше? Женишься на Уизли, она нарожает тебе рыжих детей, ты назовешь их в память о тех, кто погиб на войне, пойдешь работать в аврорат? — спросил Малфой и смутился, так и не поняв, зачем он стоит тут и предполагает будущее Поттера.

Гарри посмотрел в глаза Малфоя и как-то помрачнел. Развернулся и пошел прочь. Подальше от министерства, от всех этих судов, от людей, решающих, каким в идеале должно быть его будущее.

Вечером, в мрачной гостиной дома на Гриммо, Гарри сидел с бокалом огневиски в руках и впервые в жизни пил в одиночестве. До того, как Малфой озвучил перспективы его собственного будущего, Поттер не сильно думал об этом. Но каким-то само собой разумеющимся было то, что он после войны женится на Джинни, пусть и не сразу, поступит на работу в аврорат и обязательно назовет детей в честь погибших. Это казалось таким правильным и, как выяснилось, было настолько очевидным, что даже какой-то Малфой вот так просто взял и то ли в шутку, то ли всерьез описал его дальнейшую жизнь. От этого было паршиво. Хотелось выть, сделать что-то, чего от него никто не ожидает, чтобы впервые в жизни то, о чем пишут в газетах, было не чьим-то выбором за него. На четвертом курсе, когда он был под прицелом Прыткопищущего пера Риты Скитер, он был интересен, как четвертый чемпион. Не как личность, Гарри Поттер. Тогда выбор за него сделал Волдеморт. Сейчас, после победы, снова писали о нем. И снова потому, что кто-то решил, будто именно он должен уничтожить Лорда. Кто решил? Трелони? Дамблдор? Не важно.

* * *

— В детстве я хотела быть адвокатом. Здесь это невозможно, поэтому я думала над отделом магического правопорядка в министерстве, — поделилась своими планами Гермиона, — Еще на пятом курсе узнавала, какие они требуют экзамены. Мне пришли результаты ЖАБА, все "превосходно".

— Когда ты успела их сдать? — удивился Дин Томас.

— Через три дня после битвы за Хогвартс я написала заявление о сдаче экзаменов экстерном. Я рассматривала такой вариант, когда уходила с седьмого курса.

Гарри сидел в "Трех метлах" с друзьями и чувствовал себя полным ничтожеством. Вопреки ожиданиям, Хогсмид не вызвал в нем чувства умиротворяющей ностальгии, но он был рад, что здесь снова все хорошо, волшебники не боятся ходить в бары и магазины, они улыбаются и строят планы на свое мирное будущее.

— Я записался на курсы A-levels, долго думал о профессии, — рассуждал о перспективах своей жизни Дин, — И пришел к выводу, что в магических сферах мне будет безнадежно скучно. Я всегда любил рисовать, поступлю в маггловский колледж.

— У нас тоже есть художники! — возразил Рон, — Видел, сколько портретов везде?

— Ага, видел. Только портреты меня совершенно не интересуют. В них нет мысли, и чувства в них чужие, того, чей портрет пишет художник.

— Но ты бы мог выставлять картины и здесь! — убежденно заявила Гермиона, — Это было бы здорово, создать галерею. Волшебный мир безнадежно отстает...

— Кто я такой, чтобы ради меня создавали галереи, — усмехнулся Дин.

— Но мы могли бы помочь, не сейчас, возможно, позже. Да, Гарри?

— Что? — Поттер слышал весь разговор. Переспросил, чтобы дать себе время подумать, собраться с мыслями.

— Я говорю, было бы здорово, если бы Дин смог выставлять свои картины здесь, в магическом мире, — повторила Гермиона, внимательно глядя на Гарри. Она всегда чувствовала настроения окружающих. И сейчас, наверняка, догадывалась, о чем примерно думал Гарри.

А думал он о том, что у всех есть планы на будущее. Они всегда были, пока он бегал за Волдемортом, все строили мысленное будущее. Оно, непременно, будет отличаться от реальности, ведь мечты не способны воплотиться в точности так, как хотелось бы. Главное — им было, что воплощать.

— Да, здорово, — согласился Гарри.

— А ты в аврорат, да? — спросил Дин, и Поттер еле сдержался, чтобы не стукнуть рукой по столу. Но он только плотнее сжал кулаки, что не укрылось от Гермионы, которая поджала губы.

— Нет, — как можно более спокойно ответил Гарри, — Хватит мне в жизни приключений и поимки темных магов.

* * *

— Так не хочется снова в Хогвартс, я там осталась совсем одна, — протянула Джинни, лежа на траве у озера, недалеко от Норы.

— Луна тоже на седьмом курсе, — отозвался Гарри, внимательно разглядывая Джинни, лежащую с закрытыми глазами.

Стройная, солнечная, жизнерадостная. Наверное, такой была Лили Эванс. Рыжие пряди разметались по траве, и Гарри перебирал их.

— Да, она хорошая. Но хочется иногда иметь рядом того, с кем можно поговорить на человеческом языке, — засмеялась Джинни и открыла глаза, но не спешила поворачивать голову и смотрела на синее летнее небо.

— Зато она искренняя.

— Я буду скучать по тебе, — Джинни перевернулась и теперь, лежала на боку, улыбаясь и поглаживая рукой щеку Гарри. — Наверное, в этом году я стану капитаном нашей квиддичной команды.

— Гриффиндор обязательно возьмет кубок.

Руки у нее тонкие, а пальцы мягкие. От ее легких прикосновений Гарри зажмурился, как кот, которого чешут за ухом. Все таки она хорошая. Наверное, такой была Лили... Поттер резко открыл глаза. Он повторил мысль дважды за пять минут. Какое ему дело, какой была Лили? Она — его мать, а он сам — не Джеймс Поттер. Но тогда почему его девушка так похожа на мать? Гермиона бы нашла, что сказать по этому поводу, но сейчас ее не было рядом. Поэтому пришлось рассуждать самому. Значит ли это, что он подсознательно хочет вернуть ту семью, которой у него не было? Дать детям то, чего не получил сам? Если так, то какой в этом толк? Он ведь свое детство не вернет. А он хотел бы идеальную семью, где он был бы ребенком, а не отцом. Есть вещи, которые нельзя вернуть... Нужно стараться, чтобы то, чего тебе не хватало, дать тем, кого любишь. На этом моменте мозг запротестовал. Он кричал, что хочет семью с мамой и папой, игрушечными метлами, игрой с отцом в догонялки по дому, братом или сестрой. Чтобы были те, кто переживает за его поступление в Хогвартс, те, кто будет ждать его каникул и писать письма, интересуясь школьными делами. Он не готов альтруистично подарить то, чего у него не было кому-либо. Это несправедливо! Даже если этот кто-то другой — твой родной предполагаемый сын. Какой бред! Гарри подумал, что совсем свихнулся, раз пришел к таким выводам. Если он не готов подарить семью, которой у него не было, даже родному сыну, то это значит, что он всего лишь — эгоист.

Эгоист... Это открытие напугало Гарри. Он ведь сражался за мир ради друзей, близких ему людей, разве эгоисты так делают? Нет, они думают только о себе. А он думал о других, идя на собственную смерть после того, как узнал, что является крестражем Волдеморта. Но с другой стороны, он просто не смог бы жить с крестражем в голове. Может быть, и тогда он думал о себе, но боялся в этом признаться? Поттер глубоко вздохнул, решив, что попытка психоанализа провалилась. Гермиона бы объяснила все гораздо понятнее.

— Я хотела бы заняться квиддичем профессионально. Мне это нравится.

Даже Джинни строила планы на свою жизнь, у нее были мечты. Гарри снова подумал, что мимо него прошла целая жизнь, полная надежд на простое будущее. Живя у Дурслей он даже не задумывался, кем бы хотел стать. Пока дети в начальной школе представляли себя учителями, врачами, таксистами, министрами, он думал, что любая жизнь покажется ему раем, стоит уйти от Дурслей. Как оказалось, в Хогвартсе все тоже мечтали, стремились. Пока он думал, что жизнь без Волдеморта станет прекрасной сама по себе. Не стала. Поначалу было даже хуже. Похороны, рыдания и жуткое чувство в груди, будто оттуда вырвали что-то, чего уже никогда не вернуть. Когда погиб Сириус — нужно было мстить, это подбадривало, давало сил бороться. Когда погибли Тонкс, Люпин, Фред — мстить уже было некому. Через месяц стало легче. Только пусто совершенно. Нахлынуло какое-то жуткое понимание, что впереди — только безысходное существование и смерть, которая поставит на нем точку.

* * *

Ноябрь, 1998 год.

Гарри не любил дом на площади Гриммо. Но другого у него не было, а смысла в покупке нового он не видел. Зачем тратить деньги на что-то бесперспективное? Можно было сделать ремонт, сменить темные шелковые, но уже изрядно полинявшие обои на новые, светлые и уютные, выкинуть старую мебель, обшитую бархатом, и, чтобы позлить леди Блэк, повесить на окна жалюзи. Но ремонт откладывался на потом, как что-то совершенно неважное. Гарри даже находил забавным, что он живет в таком мрачном доме, в котором, возможно, обыск авроров дал бы вполне законное основание его арестовать.

Сириус никогда не интересовался тайниками и подземельями, а Гарри от скуки обошел все подвалы, найдя там склепы домовиков. Причем дверь была заперта так, что войти туда мог только хозяин дома, поэтому вряд ли об этом склепе знал даже Дамблдор. В одной из комнат на третьем этаже Гарри нашел маленький колокольчик, после перезвона которого он оглох на несколько часов, и у него начало жутко ломить кости. Пришлось обращаться за помощью в клинику Святого Мунго, но от колокольчика Поттер не избавился. Пусть будет, хотя, скорее всего, это темная магия.

Сейчас Гарри находился в довольно светлой комнате, где из мебели стояло только одинокое кресло в зеленой грязной обивке. Были здесь еще стул и мольберт, обычный маггловский, но эти предметы появились тут гораздо позже. И сейчас на этом самом стуле сидел Гарри, выводя угольком что-то на листке бумаги, приколотом к мольберту кнопками.

Художественного таланта у него не было, Поттер и сам это понимал. Другое дело — картины Дина Томаса. Но в то же время... Гарри встал и отошел подальше, чтобы оценить свое творчество. Зато его картины были понятнее. Вот сейчас он рисовал голую женщину — вполне себе очевидный смысл. Не то, что у Томаса. Тот рисовал робота с человечными глазами, и человека с пустым взглядом, взрывы в космосе, людские трагедии. В них, действительно, была глубокая мысль и чувства художника, а в картинах Поттера — его собственный недотрах. Только чья выставка произвела бы больший фурор в магическом сообществе?

Здесь писали чинные портреты леди и джентльменов в парадных мантиях, поэтому Гарри был уверен, что его выставка с голыми женщинами стала бы скандалом, в то время как на картины Томаса пришли бы посмотреть только полтора истинных ценителя.

— А это мысль... — вслух произнес Поттер.

Гарри усмехнулся собственной идее и покинул импровизированную мастерскую. Завтра ему рано вставать, как во все будние дни. Ведь он тоже задумался над своим будущим и записался в старшую школу на двухгодичные курсы A-levels, предварительно сделав себе документы об окончании средней школы.

Ноябрь, 2000 год.

— Ты пойдешь к Поттеру сегодня?

— Там будет Грег?

— Он обещал, что привезет.

— Завидую я Поттеру, с первого курса он снимает квартиру. Мои родители решили, что мне пока рано и нужно пожить в общежитии под присмотром куратора.

Гарри слышал это за дверью туалета, разговаривали девушки с его курса. Только какого черта они делают под дверью мужского сортира? Их разговор о нем же самом отвлекал, и он никак не мог отлить. Наконец Гарри сосредоточился на этом нехитром процессе, и у него получилось. Даже смешно, как чьи-то разговоры способны стать препятствием для банального справления нужды.

— А меня ты позовешь на свою вечеринку, Поттер? — раздался прямо за спиной у самого уха чей-то голос, отчего Гарри коротко ругнулся.

Он едва успел развернуться, чтобы узнать, какого лысого Мерлина кто-то так подкрадывается к нему в сортире, как почувствовал, что ширинку, его, черт возьми ширинку, застегивают чужие руки. В мужском туалете.

— Ты охуел? — прямолинейно высказал свои мысли Поттер и отодвинулся.

Теперь он мог рассмотреть человека. Худой, среднего роста, в черной футболке, джинсах и высоких ботильонах на шнуровке. Виски выбриты, а волосы посередине собраны в хвост. Зубы бы ему выбить за такое неуместное поведение, но злости не было. Вообще ничего не было.

— Ты кто?

— Я на втором курсе, мы пересекались на лекциях по истории, Поттер. Да не суетись ты так, кто не знает Гарри Поттера.

— Проваливай.

— Как грубо со стороны национального героя...

— Ты за мной следишь?

— А если и так? Ну что, пригласишь?

— Иди ты... к черту.

Парень, к удивлению Гарри, достал из-за пояса брюк волшебную палочку, поднес к горлу.

— Так лучше? — спросил он... женским голосом.

Поттер открыл рот. И закрыл, не зная, что сказать. Он так надеялся сбежать от волшебного мира, пустого, глупого, скучного...

— И что ты тут делаешь?

— В мужском туалете? Или в Оксфорде? В последнем, как несложно догадаться, я учусь. А туалет... Ты знаешь, в женских всегда такие жуткие очереди. Ну так что насчет твоей вечеринки?

— Да приходи, мне вообще плевать, кто на них приходит.

— А говорили, что к тебе не пробьешься, фейс контроль жестче, чем в пафосных клубах. Ладно, мне пора. Тогда до вечера?

— Ага. Стой, а зовут-то тебя как?

— Хэлен, — услышал Гарри уже от самой двери туалета.

* * *

Свет был слишком ярким и почему-то розовым. Какого черта освещение в его собственной квартире такого ядовитого цвета... Музыка словно разбивалась в голове на несколько мелодий, которые никак не могли быть в одной. То ему слышалась какая-нибудь народная колыбельная, что-то из далекого детства. Кажется ее напевала тетя Петуния своему Дадлику. Постепенно колыбельная перетекала в тяжелый рок, затем сменялась чем-то торжественно траурным, потом... Да какая разница, главное, что это было ненормально.

Люди вокруг двигались медленно, слишком медленно. Вот Марика... Мария... неважно, плавно идет с подносом в руках, на котором такие же розовые, как и все освещение, коктейли. Наверное, если их выпить, рот внутри выкрасится в этот же мерзкий цвет. И дым вокруг... тоже медленный, и тоже розовый...

Гарри пытается протиснуться к Мари... да, пусть она будет просто Мари, чтобы взять один из коктейлей с подноса. И плевать, что он розовый. Но сам он двигается еще медленнее, чем все окружающие, и врезается в кого-то по дороге.

— Гарррри, — слышит он у самого уха, но отчего-то ему кажется, что это сказали на парселтанге.

Он пытается разглядеть человека, назвавшего его по имени, но видит перед собой Волдеморта, в розовом костюме Амбридж. И лицо его тоже не бледное, каким он помнил его, а ядовито розовое. Гарри моргает, и вот перед ним Кэт. Она мило улыбается, но лицо ее тоже розовое... Она проводит рукой по его волосам и медленно, мучительно медленно целует. Поттер прикрывает глаза, а когда открывает их снова, боковым зрением замечает черную фигуру среди розового цвета вокруг. Резко поворачивается и видит, как Хэлен целуется... с девушкой? Гарри снова моргает, но картинка не меняется.

* * *

Гарри проснулся не сразу. Сон окончательно, когда он понял, что у него затекла рука. Он открыл глаза и уставился в белый, уже не розовый, как вчера, потолок.

— Так вот они какие, вечеринки маггловских аристократов, — протянул рядом женский голос, и Гарри повернулся.

К его удивлению, рядом с ним лежала не Кэт, а Хелен. Он сделал неопределенное движение, пытаясь закрыть глаза руками, будто показывая свое отношение к этому факту.

— Первый раз на таких вечеринках? — решил как-то поддержать разговор Поттер, хотя у него было единственное желание — уйти как можно дальше отсюда. Но это выглядело бы неприлично.

— Ага, я не так тщательно, как ты готовилась к уходу из мира волшебников. А тут, судя по вчерашним разговором, ты был одноклассником Мэтта по Винчестеру и придумал себе отличную легенду.

— Ага, — усмехнулся Гарри, переворачиваясь на живот.

— Кто этот Мэтт?

— Обычный маггл, просто после Конфундуса он думает, что я с ним учился.

— Как банально.

— Я вообще банален. Мне даже не хватило мозгов хорошо сдать A-levels, чтобы поступить.

— Но ты поступил.

— Как видишь, — это было странно, что можно рассказывать кому-то о подобном.

— И как ты смог обмануть нашу прекрасную образовательную систему?

— О, а вот это как раз то, чем я горжусь, — усмехнулся Гарри.

Хэлен тем временем поднялась с кровати и начала искать свои вещи. Гарри, наконец, смог разглядеть ее фигуру, потому что окончание вчерашней вечеринки он помнил крайне смутно. Она была худой. Неестественно худой, но с образом, который она себе создала, это смотрелось гармонично. Возможно, если бы она надевала платья в духе Мерилин Монро — ее худоба смотрелась бы нелепо.

— А ты почему сбежала от волшебников?

— А что там делать? — задала логичный вопрос Хэлен. Гарри тоже так считал, в магическом мире ему было невыносимо скучно.

— Сделай мне кофе, а?

* * *

— Сразу, как сработает сигнализация — надо быстро бежать, — шептала на ухо Гарри Хэлен.

После того, как она озвучила ему свою идею, Поттер понял, что ей в мире чинных волшебников, наверное, еще более скучно, чем ему.

— Может объяснишь, какого черта мы делаем? Я вполне могу себе позволить купить эту рубашку и эту твою футболку.

— Вот. Я не могла, понимаешь? А потом мне показалось, что это весело. Вот увидишь, тебе понравится.

— Тогда почему мы не обрежем все штрих-коды и что там еще есть, чтобы сигнализация не сработала?

— Тогда за нами не погонится охранник, — весело прощебетала Хэлен, и Гарри закатил глаза. — Идем к выходу.

Хэлен схватила Поттера за руку, не давая опомниться, и поволокла его к выходу из магазина. Как только Гарри услышал противный звук, Хэлен прокричала:

— Бежим!

И они побежали, не глядя, пересекая маленькие улицы и натыкаясь на мусорные баки, чувствуя, как за ними гонится охранник. Гарри никак не мог избавиться от первого, инстинктивного для волшебника желания — аппарировать.

— Стой, — Хэлен облокотилась о стену и притянула к себе Гарри, — От-отбились.

— Ты уверена? — Гарри тяжело дышал после такой резкой пробежки, понимая, что полеты на метле нельзя назвать полноценным спортом.

— Абсолютно, — ответила Хэлен, притянула к себе Гарри и поцеловала.

Сердце его бешено колотилось, в голове стоял странный шум, а в мыслях было как-то совсем легко, как будто он перестал существовать. И от этого поцелуй казался каким-то невозможным в такой ситуации. Неестественным, и оттого — самым необычным.

* * *

Вы когда-нибудь видели медведей, самостоятельно включающих магнитофон и танцующих настолько легко, непринужденно и даже грациозно, как будто двигался человек, а не животное? Вот и Хэлен не видела, а потому испугалась наличию дикого зверя только в первую секунду, а потом тихо рассмеялась и затаилась у двери, наблюдая.

— Превращайся, — сказала она, улыбаясь.

Медведь, услышав ее, растерялся и застыл в неестественной для зверя позе, отчего стал выглядеть нелепо. Хэлен снова рассмеялась.

— Тебе бы в цирке выступать, Винни-Пух.

Медведь вернулся в естественное положение — на четыре лапы, встряхнул головой и превратился в так же стоящего на четвереньках, голого Поттера. Он быстро поднялся и тоже рассмеялся.

— Я думал об этом, но представил, что размещение в интернете резюме "дрессированного медведя, находящегося в поисках цирка" будет выглядеть... не очень правильно. Как и сам медведь, проходящий собеседование у HR-ов, отвечающий на вопрос: "Почему вы решили работать именно в нашем цирке?"

— Ты еще и говорящий?

— Конечно, нет. Но фак с длинным черным когтем могу показать недоброжелателям.

Хэлен опять засмеялась и подошла ближе к Гарри, провела рукой по его вспотевшим после медвежьего танца волосам.

— Я могла бы сыграть роль хозяйки дрессированного Винни-Пуха.

— Ну уж нет! Медведей положено перевозить в намордниках, а я не хотел бы практиковать зоо-БДСМ!

— Как давно ты освоил анимагию?

— Летом. — Гарри, как был, голым сел на пол. — Для меня это стало принципом.

— Странный принцип, — Хэлен села рядом и облокотилась о колени Поттера.

— Не странный. — Гарри стал совсем серьезным. — Я начинал многое, понимаешь. Слишком многое, как будто хотел быть всем и сразу. Сил на то, чтобы все закончить уже не оставалось. Может быть, помнишь мою выставку? Тогда в "Ежедневном пророке" только о ней и писали, — Поттер ухмыльнулся. — Я хотел продолжить рисовать, нанять хорошего учителя, но устал. Когда учился в старшей школе, многие одноклассники умели играть... кто на гитаре, кто на фортепиано. Я решил, что мне под силу самый сложный на мой взгляд инструмент — скрипка. В итоге я могу сыграть что-нибудь при желании, но учиться мне быстро надоело. Я не стал художником, я не стал музыкантом. Поэтому довести занятия анимагией до конца и стало делом принципа.

Хэлен уткнулась носом в плечо Гарри, как будто этим жестом старалась показать, что понимает его. Возможно, действительно понимала.

— У меня идея! — глаза Хэлен загорелись, — Мы могли бы открыть ночной клуб, где главной фишкой стал бы медведь, танцующий гоу-гоу!

Гарри уронил голову на колени и тихо засмеялся, представив эту картину.

* * *

Декабрь, 2000 год.

— Нам надо расстаться с Джинни, — сказал Гарри поздно ночью, сидя в гостиной Норы.

Сейчас дом преобразился. Семью Уизли теперь нельзя было назвать бедной, а их жилище — большим сараем. Но что-то оставалось неизменным — аляпистые накидки на новых креслах, часы, показывающие не время, а место или состояние членов семьи. Здесь так же что-то продолжало шуметь, отчего дом казался живым. Не таким, как его квартира с дизайнерским ремонтом в стиле хай-тек. Она была мертвой, какой и положено быть квартире обычного маггла, которым Гарри и притворялся.

— Я знала, что так будет, — улыбнулась Гермиона.

— Почему?

— Ты бежишь от мира волшебников, как будто он обманул твои ожидания. Уверена, что меняешь девушек и стараешься не думать о будущем. Джинни не станет бежать от тебя самого с тобой.

— Ты считаешь, что я бегаю от себя?

— Это очевидно, — пожала плечами Гермиона. — И я не могу сказать, что не понимаю тебя, — грустно добавила она.

— Неужели тебе тоже хочется сбежать? — удивился Гарри.

— Ты даже не представляешь как сильно.

— Тогда почему ты еще здесь?

— Я люблю Рона. Это стоит того, чтобы остаться. Чтобы забыть о мечте стать адвокатом и просто жить, как получается. А ты не любишь ее. Не любишь Джинни. Это уже заметно, мы с ней говорили, даже она это чувствует, но продолжает надеяться, что все изменится. И если ты ее не любишь, получается, тебя ничего не держит.

— Но я еще здесь. Продолжаю возвращаться на каникулы...

— Зачем?

— Боюсь потерять. Не Джинни, а их всех. Рона, миссис Уизли, которая заменила мне мать, Джорджа... Они не поймут. Было время, когда меня с Норой связывал Рон, но сейчас меня с ней связывает только Джинни. У Рона своя жизнь, у меня своя, наши пути разошлись, когда он пошел в аврорат, а я в маггловскую старшую школу.

— Тогда подумай, стоит ли это все того, чего ты хочешь от жизни... Гарри, я уверена, миссис Уизли будет рада видеть тебя, даже если вы с Джинни расстанетесь.

— Уже не как сына, а как старого друга семьи, с которым есть что вспомнить, но кроме этого и поговорить не о чем. Да, я это понимаю.

— Зачем ты выбрил виски, — Гермиона дотянулась рукой до короткого, уже слегка отросшего ежика над ухом Гарри, — У кого они выбриты так же?

— С чего ты взяла, что они у кого-то так же выбриты?

— Гарри, — вздохнула Гермиона, — Я вижу. Ты как будто проживаешь множество жизней одновременно, составляя свой образ компиляцией. Дин хотел свою выставку, но ты его опередил и вызвал скандал, но зато стал "улыбкой месяца" Ведьмополитена. Я хотела быть адвокатом, и ты поступил в Оскфорд на отделение права. Уверена, что есть тот, у кого похожая прическа. Даже в мелочах твой образ — компиляция чужого имиджа, целей и принципов. И это... очень плохо, Гарри. Ты не проживешь их жизни, зато потеряешь себя.

— Возможно. Но после победы я понял, что у меня своих целей никогда и не было. Почему бы не жить чужими? Зато это весело!

Гермиона только покачала головой.

Январь, 2003 год.

— Волшебники не способны придумать что-то свое, все их новшества — что-то, слизанное предприимчивыми магами у магглов, — рассуждала Хэлен, закинув ноги на спинку кресла. — Вот взять тот же Ведьмополитен. Ведь всем понятно, что основатель журнала, магглорожденный, между прочим, безнаказанно слизал идею с Космополитена, осчастливив волшебниц-домохозяек и сколотив на этом состояние.

— Не маги в этом виноваты, — сонно отозвался Гарри, листая какую-то газету.

— Но кто тогда?

— Ну, смотри. Все какие-то значимые события происходят в крупных городах. Вряд ли в деревне, где каждый день похож на другой, кому-то в голову взбредет идея, что нужно что-то менять. Но даже если придет, какой будет реализация? Любая попытка создать какое-то интересное заведение обернется в домашнюю тусовку для своих, на любой скандальной выставке перетрут все косточки ее организатору. Никакого плюрализма.

— Как и было с той твоей выставкой, — улыбнулась Хэлен, меняя позу в кресле на более привычную.

— Именно. Но было весело.

Гарри вспомнил статью Риты Скитер на эту тему, где она жалела бедного героя, пытающегося выразить собственное одиночество через картины с голыми женщинами, и недвусмысленно упрекающую Джинни, тогда еще официальную девушку Поттера. Перетирали косточки ему долго, и только все парни, старше третьего курса Хогвартса, просто несколько раз посетили сие скандальное заведение в Хогсмиде. Для них это все было ново, шокировало и, как и всех подростков, манило.

— Слушай, а давай создадим свой журнал? С голосованиями по разным номинациям. Ну, там "самая красивая грудь" и все такое. Банально, но тоже весело, — Хэлен рассмеялась. — Я представила Кингсли, читающего наш журнальчик.

— Наш журнальчик? У тебя нереализованных идей еще больше, чем у меня. Я тут про мишку, танцующего гоу-гоу вспомнил.

— Готов зажечь на сцене с девочками? — хитро прищурилась Хэлен.

— Это ерунда, как творить всякий бред под обороткой. Ты — не ты, и проблемы вокруг не твои, и стеснения нет никакого, ведь это все делает не Гарри Поттер. Но тут вопрос глобальнее, чем ты думаешь.

— Почему?

— Потому что ты учишься на отделении истории, а я — права. Выбить на подобное разрешения — практически невозможно. В цирке соблюдают такую кучу требований к безопасности, что в клубе воссоздать их — невозможно. Да и потом гринписовцы подтянутся. Шум, для медведя вредно. Мне он тоже не очень приятен, но заклинания ограничения слышимости спасут.

— Это все отговорки. Можно даже экзотичный антруаж создать — клетка на сцене, вроде как безопасность, но при этом... — Хэлен замолчала, продумывая детали своей безумной идеи.

— Клетка на сцене, девочки в черной коже и с плетками... Говорю же, зоо-БДСМ выйдет.

— Так в этом и фишка. Девочки в коже, и ты их — мохнатый бурый властелин.

— Какой бред... — совершенно искренне сказал Гарри, но воображение тем временем работало, и соответствующая картинка в голове вырисовывалась.

— Слушай, а как у медведей работает инстинкт размножения? Тебе после превращения никогда не хотелось..?

— Хэлен, ты что употребляешь? Без меня?

— Сегодня ничего кроме чая не пила.

— А лучше бы поела.

— Тогда я стану такой же толстой, как твоя Кэт. Помнишь, какой милой она была на первом курсе, не то, что сейчас.

— Она и сейчас вполне обычная девушка.

— Мы отвлеклись, — как обычно быстро сменила тему Хэлен. — Нет, я же не предлагаю тебе слинять в Сибирь на поиски медведицы. У меня никогда не было проблем с трансфигурацией живого в живое, и экзамены я по ней сдала на "превосходно".

— Извращенка! — Гарри кинул в Хэлен подушку.

* * *

Февраль, 2003 год.

— Мы решили сыграть свадьбу летом, — сообщила новость Гермиона, улыбаясь.

— Что-то вы долго тянули.

— Нужно было разобраться со всем после войны, научится жить заново, — философски сказал Рон, чем вызвал улыбку у Гарри.

— Я рад за вас. Правда, рад. Хочу, чтобы хоть кто-то был счастлив.

— Ничего, дружище. Мы на твоей свадьбе тоже еще попляшем.

Гарри никакой свадьбы не хотел. Ему казалось, что создание семьи — непременное условие нормальной жизни, которой у него не может быть априори. Жена, готовящая ужин и ждущая мужа с работы, дети, показывающие свои первые нелепые рисунки, списки необходимых покупок к школе и ежегодное совершение оных покупок, как своеобразный ритуал. Поттер представил Хэлен в роли жены... С коротким ежиком черных волос (да, в данный момент с ним), татуировкой на пояснице, надевающую поверх его футболки, в которой она обычно ходила дома, фартук, готовящую ужин и умиляющуюся нелепым рисункам трехлетнего сына. И рассуждающую о предстоящем ремонте... Абсурд! Как и сам Гарри-семьянин, приходящий с работы в уютный дом. С работы? От одной мысли о необходимости строить карьеру, лебезить перед начальником и поначалу бегать по мелким поручениями, как прислуга, его начинало тошнить.

— Это вряд ли. Но даже если и станцуешь, то это будет танец на сцене абсурда.

— Когда ты нас познакомишь с Хэлен? — спросила Гермиона.

— На свадьбе и познакомитесь.

— Мне показалось, дружище, или ты только что намекал, что у тебя не будет свадьбы?

— Так на вашей же! Или вы пришлете приглашение только мне?

— Она училась в Рейвенкло, говоришь? — Гермиона уставилась в своей стакан со сливочным пивом, пытаясь вспомнить.

— Да, только на два курса старше.

— Все равно не могу вспомнить никакой Хэлен Вейс...

— И не надо, она не любит, когда ее кто-то помнит со школы. Говорит, она тогда была толстой занудой, — усмехнулся Гарри. — Даже мне свои школьные фотографии не показывает!

— Ты ее любишь?

— Я себя люблю. А она делает мою единственную и неповторимую жизнь ярче, — шутливым тоном ответил Гарри, но Гермиона не упустила в этом тоне какого-то... разочарования.

— Эгоист! — ухмыльнулся Рон, и получил локтем в бок от Гермионы.

— А вот и нет, мы все любим себя. Даже себя в других. Отец любит сына потому, что вложил в его воспитание свою душу. Если к взрослому человеку подвести пацана лет пятнадцати и сказать, что он его сын, при условии, что это действительно так, откуда там будет взяться этой любви? Вот и ты любишь Гермиону потому, что она обратила на тебя внимание, она уделяла тебе свое время, ты и твоя судьба ей были не безразличны. В обратную сторону — то же самое.

— Гарри, ты... — Рон разозлился из-за этих слов.

— Я говорю правду, даже если она не вписывается в твои представления. Не вижу в этом ничего плохого.

— И что тогда безответная любовь? — попытался поддеть Рон.

— Комплексы, — пожал плечами Гарри, — Неудовлетворенное чувство собственного достоинства от желания, чтобы конкретный человек обратил на тебя внимание и страдания оттого, что этого не происходит.

После этих слов в "Дырявом котле", где сейчас сидело некогда дружное школьное трио, возникло молчание. Наверное, Гарри говорил все это не очень тихо, потому что ему показалось, что замолчали даже те, кто сидели за столами поблизости.

— А какие тогда у тебя планы на будущее? — постаралась перевести тему Гермиона.

— Жить и сдохнуть, — весело отозвался Гарри, поднимая руки в примирительном жесте, — Ну вы чего, не стоит обижаться. На дураков не обижаются.

— Забыли. — мрачно ответил Рон, но тоже попытался продолжить разговор, — Так и останешься в маггловском мире?

— И да, и нет. Я их не разделяю. Могу пройтись по Косому переулку, посмотреть, что здесь изменилось и купить книжные новинки, чтобы не отставать от жизни. Но Хэлен права, тут скучно. Поэтому планы и касаются сразу двух "миров".

— Решил захватить оба?

— Почти. Я думаю основать свой журнал тут, и открыть ночной клуб в Лондоне для магглов. Волшебники не оценят.

— Почему же?

— Я приглашу тебя, Рон. Сам увидишь, почему. Вообще забавно было бы организовать встречу выпускников. Пригласить Симуса, Дина, сестер Патил. Да вообще всех из Армии Дамблдора. Можно даже Малфоя позвать, интересно же узнать, как живут наши оправданные Пожиратели, помериться пи... Темными метками, в общем.

— Какими еще Темными метками? — не понял Рон.

— Я не говорил? Я себе татуировку сделал, она похожа на темную метку, только... Она не шевелится, конечно.

У Рона и Гермионы совершенно одинаково округлились глаза от такой новости, и Гарри рассмеялся.

— Это же забавно, — Гарри закатал рукав, показывая "метку".

Это был череп, но из его рта выползала не змея, а девушка с длинными волосами в одном купальнике, которая весьма призывно улыбалась.

— Вначале хотел, чтобы девушка была полностью голой, но решил, что ее сиськи на мой руке тоже обвиснут к старости, — отшутился Гарри, забавляясь реакцией друзей, и по-привычке пытаясь взлохматить волосы, которых на голове сейчас не было.

— Ты бы это... потише говорил. А то завтра в "Ежедневном пророке" появится очередная сенсация: "У Гарри Поттера на руке есть Темная метка!"

Гарри, Рон и Гермиона засмеялись. Почти как раньше, в школе, когда их еще не отделяла пропасть противоположных взглядов на жизнь.

* * *

Май, 2003 год.

Свет слишком бил в глаза и от него хотелось зажмуриться. Неестественный, быстрый, от него кружилась голова и до состояния обморока было недалеко. Но Гарри знал, что он выдержит эту пытку, уже выдерживал и был готов к ней.

Пока еще это не был их клуб, но они придумали программу, получили кучу разрешений, использовав всего два Конфундуса, и теперь были гастрольными артистами — мишка Цезарь и его хозяйка Хэлен Франциска Борджия. Над этим словесным каламбуром Гарри и Хэлен долго смеялись. Вместе с ним в их актерском составе были еще три смелые девушки, только Гарри так и не понял, смелые они от природы или от безысходности. Да и смелость их была своеобразной, вряд ли такие бы вышли в битву против Волдеморта, но вот танцевать на высоких шпильках и топлес рядом с медведем, пусть и в наморднике — они могли. Хэлен в этом безобразии не участвовала, представляя себя продюсером.

Это был их первый выход на мероприятия такого масштаба. До этого им довелось только наделать шум в небольших городах, сейчас они были в Лондоне, под прицелом вспышек фотокамер единственных людей, которые были относительно адекватны. Работа у них такая, не бухать, а делать репортажи для журналов о всех значимых событиях "светской жизни". Гарри раздражало это словосочетание, как и люди. Мелкие, жалкие, крутящиеся в дерьме. Поэтому если уж его занесло в это дерьмо, то делать маленькие ставки он не собирался.

Одному из ненавистных фоторепортеров мишка Цезарь показал средний палец с черным когтем, но, скорее всего, тот заметит это лишь просматривая получившиеся фотографии на компьютере.

Пьяные и не совсем адекватные глаза были прикованы к нему и он старался расслабиться, просто от одного осознания того, что все их жалкие жизни были в его руках — становилось дико смешно. Он — победитель Волдеморта, желавшего уничтожить всех этих жалких магглов, сейчас крутит своей медвежьей задницей под общий пьяный гул.

Неожиданно на голову медведя прилетел чей-то черный кружевной лифчик, и Гарри даже на секунду замер, пытаясь понять, какого черта.

"Вот же обдолбанная идиотка!" — подумал он, увидев блондинку, смотревшую на сцену затуманенным глазами, после чего услышал истеричный смех Хэлен, наблюдающей происходящее за кулисами.

* * *

Август, 2003 год.

— Может, мне еще мантию надеть? Со школьных времен осталась, с нашивкой Рейвенкло сойдет? — возмущалась Хэлен.

— Да срать на мантию, но шокировать магическую общественность тоже не стоит, — Гарри критически посмотрел на Хэлен, которая решила прийти на свадьбу Рона и Гермионы в коротких шортах. — Есть элементарный этикет, на такие мероприятия принято, что мужчины приходят в костюмах, а девушки в коктейльных платьях или как там они называются.

— Платьях, говоришь? Коктейльных, да? Отлично! — Хэлен развернулась и побежала на второй этаж, а Гарри опустился в кресло, обреченно вздохнув.

Это был первый случай, когда возникли подобные проблемы. С чего бы им возникать до этого, если Поттера никогда не интересовало, во что именно одета Хэлен. Как раз, скорее всего, надень она мантию, он бы удивился, а видеть ее в августе в шортах было обычным делом.

Хэлен спустилась довольно быстро. В черном коротком платье и в черных чулках, подчеркивающих ее неестественную худобу. Она успела сменить прическу, и теперь ее волосы были забраны в хвост и только длинная челка спускалась на один бок, другой же бок был снова выбрит, как раньше, несколько лет назад. Смотрелось все это вызывающе даже для магглов, отчего Поттер обреченно прикрыл глаза.

— Опять не нравится? — ехидно отозвалась Хэлен, и опустилась рядом с Гарри на спинку кресла. — Они уже нас ненавидят, тебя больше, конечно, но и меня. Просто они обо мне еще не знают, а как узнают — сразу возненавидят. Ты их бросил. Бросил! Не стал правой рукой министра, когда твои нужные слова, нужные ему, разумеется, могли бы перевернуть их гребаный мир! И сейчас ты можешь играть образцового мальчика в костюме с лохматыми волосами, которые ты укладывал дольше, чем я. С образцовой девочкой под ручку, в нежно лиловой мантии и с милыми кудряшками на голове. Таким положено быть студенту Оксфорда. И Слизерина, — усмехнулась Хэлен. — И за это они возненавидят тебя еще больше. И мы оба знаем, что я — не образцовая девочка, а ты — не образцовый мальчик.

— Если ты так считаешь, — прошипел Поттер, резко встал с кресла и подошел к зеркалу.

Вскинув палочку, молча призвал что-то из верхних комнат, зачесал волосы назад, а затем обратно, вперед. Провел палочкой над головой, и волосы легли в зеркальном отражении прически Хэлен, только без длинного высокого хвоста. Пиджак был брошен на пол, а вместо него к брюкам были прикреплены подтяжки. После того, как Гарри закатал рукава выше локтя, он резко обернулся к Хэлен.

— Ну что ж, тогда будем выглядеть как два идиота, — сказал Поттер, и зло добавил. — Все для тебя, любовь моя.

И только сказав это понял, что впервые назвал Хэлен так. Пусть злобно, но все же.

— Портал сработает через три минуты, — как ни в чем не бывало, сказала Хэлен.

— Рон меня убьет... — обреченно сказал Гарри, еще раз критично оглядев себя в зеркале.

Найденная на ноуте прода посвящается d Ark'у, который напомнил мне о том, что я забыл ее положить сюда.

Март, 2005 год

Гарри шел по ненавистному коридору, и каждый его шаг отдавался глухим эхом. Он ненавидел министерство, его кабинеты с тех пор, как ему пришлось раз за разом присутствовать на слушаниях по делам Пожирателей смерти. Тогда Малфои вышли одними из первых, хоть Люциуса освободили не сразу, и то под огромный залог. Другим повезло меньше, многих ждали пожизненные сроки в Азкабане. И теперь министерство ассоциировалось исключительно с обреченными взглядами, которые осужденные пытались скрыть за мрачной и такой неуместной решимостью.

До начала рабочего дня оставался час — единственное время, в которое Поттер согласился посетить министра, смутно догадываясь, что речь ни пойдет ни о чем хорошем. Наконец, дойдя до нужной двери, Гарри не стал утруждать себя элементарным этикетом и зашел, не постучав. Его приглашали, его должны ждать, лишние церемонии ни к чему.

Кингсли сидел в своем кабинете и пил кофе, листая журнал. Гарри пригляделся и рассмеялся. Это был их с Хэлен журнал, основанный в начале года и уже успевший сыскать себе определенную славу.

— Интересно, министр? — спросил Гарри, садясь в кресло.

— Не буду скрывать, что весьма занимательно, — мрачно заметил Кингсли, после чего отложил журнал в сторону. — У магглов ты бы уже находился под следствием, хотя кому я объясняю... коллега.

— Вы о фото той хаффлпаффки из журнала? Она сама изъявила желание, а все ваше уголовное законодательство крутится вокруг темных магов, но никак не интересуется возрастом согласия, брака и прочим, что можно было бы как-то использовать против меня. Даже если вы сейчас срочно озаботитесь законотворчеством, фото уже опубликовано.

Министр откинулся на спинку кресла и посмотрел в глаза Гарри, пытаясь в них что-то найти, но, видимо, так и не найдя, отвернулся.

— Ей тринадцать лет, Гарри. Тринадцать! Ты подумал, что ее ждет в школе?

— Успех? — невинно поинтересовался Поттер.

— О чем ты думал вообще, устраивая эту фотосессию? И, насколько я понимаю, ты же и был фотографом, верно? Что ты чувствовал? Неужели ни разу не задумался, какие будут последствия...

— Что я чувствовал? — Гарри подвинулся поближе, поставил локти на стол, подпер руками подбородок и продолжил почти шепотом, — Вы хотите поговорить об этом? Она очень милая, не находите? Особенно, когда голая. Наверное, вы удивитесь, но я чувствовал легкое возбуждение. Представьте, есть такая нормальная реакция организма...

— Ты настроил против себя половину магической общественности! — Кингсли стукнул кулаком по столу.

— Зато другая половина дрочит на фото этой девчонки, — пожал плечами Гарри. — И боготворит меня. Меня, в кои-то веки, а не Мальчика-который-выжил.

— У тебя на сегодня назначена встреча с Ритой Скитер. Гарри, пожалуйста, прислушайся к моим словам. Через шесть месяцев после победы, Скитер выпустила твою биографию, она описывала детство, школьные годы, войну. Ее читали. Восхищались, сочувствовали и желали подражать тебе. Но твоя жизнь не закончилась, выйдет еще много статей, будут расползаться слухи и обрастать новыми подробностями. Скитер может написать вторую книгу. О твоей учебе в Оксфорде, вечеринках, которые ты устраиваешь, наркотиках, подружках. О твоей однокласснице Мегги Сеймон, с которой ты вместе закапывал в лесу пятимесячного мертвого младенца.

— Так вышло, — пожал плечами Гарри, воспоминание было одним из самых неприятных.

— Да, действительно, это ведь нормально, когда будущий отец ребенка лично вызывает искусственные роды. Магически! Тем более на таком сроке, — невозмутимо продолжил Кингсли.

— Вы могли меня арестовать, — с вызовом ответил Поттер, склонив голову на бок, — Но только за нарушение Статута о секретности, не более. И то, меня бы оправдали, я использовал Обливиэйт. Опять же, по вашим законам, пятимесячный нерожденный ребенок не считается человеком. Вы следили за мной, и следите до сих пор. Знаете такие подробности, но не можете понять, что ничего хорошего Мегги не ждало. Ни ее, ни меня. Она плакала по ночам, кричала, что ненавидит этого ребенка, из-за которого не сможет учиться, ненавидит себя. Вы же читали мою биографию? Мне очень нравилось жить с моими любимыми родственниками. Нравилось настолько, что я мечтал не рождаться. Каково было бы ребенку с матерью, которая его ненавидит?

— У него мог бы быть отец, — возразил Кингсли.

— Который бы его так же не любил, — парировал Гарри.

— Я взял с того аврора Нерушимый Обет. Но не думай, что это очень надежная гарантия. Просто прислушайся к моим словам. Если появится твоя новая биография, еще больше молодых людей будут стремиться подражать тебе. Грязь... она притягивает.

— Я вас понял, министр. — Гарри медленно поднялся, не разрывая зрительного контакта с Кингсли. — Я найду способ сообщить, что если моя смерть будет неожиданной, то, возможно, она будет заказной. Это тоже включат в мою биографию.

— Да ты скорее умрешь от передозировки какой-нибудь дрянью! — возмутился Кингсли. Видимо, несмотря на то, что Поттер в данный момент ему мешал, на такие меры он идти не собирался.

— Это тоже возможный способ убийства. Пусть ваши авроры следят не только за моей личной жизнью, но и оберегают мое здоровье, — ядовито сказал Гарри и поспешил выйти из кабинета.

Спустя несколько часов Поттер, стараясь выкинуть из головы разговор с Кингсли, сидел в "Трех метлах" с Ритой Скитер. Он усмехнулся, увидев Прыткопищущее перо, но возражать не стал.

— Итак, вы с Хэлен объявили о помолвке. Скажите, где вы познакомились?

— В мужском туалете, — совершенно искренне ответил Гарри.

* * *

Май, 2005 год.

— Двадцать третья палата, мистер Поттер.

Гарри получил пропуск в регистратуре маггловской клиники, и почти бегом помчался по лестницам. Утром, когда он решал вопросы с арендой помещения для их с Хэлен клуба, ему позвонила соседка. Она видела, как на неотложке увозили Хэлен. Кто вызвал "скорую" было неясно. Видимо, это сделала сама Хэлен, почему-то решив не отвлекать Гарри.

Двадцать третья палата. Реанимация. Дойдя до нужной двери быстрым шагом, Поттер остановился, неуверенно держась за ручку двери. Ему не хотелось видеть то, что он мог увидеть. Вздохнув и мысленно готовясь к самому худшему, он открыл дверь и вошел очень тихо, стараясь не создавать шума. В палате находилось двое в медицинской форме. Девушка в розовой робе, очевидно, медсестра. И седой мужчина в серо-синем костюме, что-то полушепотом говорящий девушке. Она записывала и как-то немного глупо кивала. Гарри смотрел только на них, не желая видеть саму Хэлен.

— Мистер Поттер? — спросил мужчина, наконец, заметив его в дверях.

— Да, здравствуйте.

— Я доктор Фоссет, мне необходимо задать вам несколько вопросов. Что она употребляла, помимо очевидного? Сегодня утром, в частности.

Гарри нахмурился. Что значит "помимо очевидного", он не понял, поэтому удивленно уставился на доктора.

— Пришли первые анализы крови. Обнаружены остаточные метаболиты MDA, NMMA и MDOH, но их содержание в крови незначительно. Они не могли вызвать подобное состояние. Но сегодня утром она выпила что-то, либо сильно превышающее допустимую дозу, либо организм просто не справился. Причем что-то ненаркотического содержания, судя по всему. Вы не знаете, что это может быть?

— Нет.

— Хорошо. Вернее, плохо, потому что это необходимо для правильного лечения. Как долго она на диете?

— Сколько я ее знаю, — как-то нервно усмехнулся Гарри.

— И сколько вы ее знаете?

— Почти пять лет. Она в детстве была полным ребенком, и из-за этого у нее были комплексы. Она всегда боялась пополнеть.

— И вас не смущал ее вес в 45 килограмм при росте 170 сантиметров?

— Ей шло, — пожал плечами Гарри. — Ну и, я думал она, как взрослый человек, сама в состоянии позаботиться о своем здоровье... Наверное, я зря так думал?

— Видимо. Анорексия — это болезнь, мистер Поттер. И она крайне сложно лечится даже при врачебном вмешательстве. И мы видим результат. Возможно, прием какой-то нейтральной таблетки от головной боли привел к таким последствиям.

Доктор кивнул медсестре и они направились к выходу, видимо, не имея больше никаких вопросов или видя, что задавать их Гарри не имеет смысла. Но перед самым выходом Фоссет оглянулся.

— Мы проведем еще несколько анализов. Возможно, она приняла мифеген или его аналоги. Она была беременна. Срок три недели.

— Была? — ошеломленно спросил Поттер.

— Была. — равнодушно ответил доктор, прежде чем закрыть дверь, и в выражении его лица читалось осуждение.

И только тогда Гарри посмотрел на Хэлен. Бледная, с закрытыми глазами, она лежала не шевелясь. Она казалась мертвой, на аппараты показывали, что ее сердце бьется. И несколько секунд Поттер завороженно смотрел на зеленые кривые линии на экране. Он осторожно погладил Хэлен по волосам, растрепавшимся по белой подушке, по закрытым векам.

— Что же ты наделала, глупенькая? — со странной для себя нежностью спросил в пустоту.

* * *

Август, 2005 год

Гарри сидел в кресле, закинув ногу на ногу. В черном, слегка порванном фраке с неуместным, и оттого жутким цветком в нагрудном кармане, синющими пальцами, где видна была каждая венка, в непонятных струпьях и следах гнили, он аккуратно держал в руке белую чашку крепкого кофе. Свое лицо со стороны он не видел, но когда последний раз смотрелся в зеркало, оно выглядело не лучше пальцев. Где-то на щеке кожа сгнила настолько, что виднелась даже кость.

По лестнице, наконец, спустился Рон. Выглядел он чуть лучше Гарри, но не сильно. Хотя костюм его определенно был чище, а труп собственного тела несколько свежее. Кожа точно еще не прогнила до костей, по крайней мере.

— Гарри, твою ж мать. Я чувствую себя сдохшим и разложившимся Волдемортом! Я так и знал, так и знал, что это будет тем еще испытанием.

— Ничего, я уверен, Гермиона будет выглядеть соответствующе, и вы будете смотреться... мило, — спокойно заявил Поттер, но казалось, он едва сдерживает смех.

— Я уже боюсь ее увидеть, — обреченно простонал Уизли, — Как вам вообще взбрело подобное в голову?

— Мы посчитали, что свадьба в стиле зомби-апокалипсиса может быть веселой, — Гарри поставил чашку на журнальный столик, поднялся, аккуратно поправил фрак. — Думаю, нам пора. И спасибо, что согласился быть моим шафером на этом безумии. Кстати, как я выгляжу?

— Отвратительно.

— Это хорошо.

В арендованном под мероприятие помещении было мрачно. Наверное, если бы на собраниях Пожирателей смерти присутствовали инферналы, там было бы так же. Место оформляла Хэлен и оно напоминало заброшенную маггловскую клинику из фильмов ужасов. Свет был соответствующим — светильники были выполнены в стиле освещения над операционными столами. По белому кафелю на стенах было размазано что—то красное, возможно, томатный сок. Гарри с Роном прошли к импровизированному алтарю. Поттер наблюдал за людьми, пока ждали появления невесты.

Все же, против прямой просьбы в пригласительных — прийти в костюмах и гриме, наиболее напоминающих не самых свежих инферналов, никто не пошел. Всем так или иначе удался маскарад. Особенно забавно выглядели мистер и миссис Уизли. Это было даже, в определенной степени, комичным. Если учесть, что миссис Уизли к этому времени совсем располнела. Среди приглашенных были и Малфои, но они не могли позволить себе выглядеть неподобающим образом, поэтому больше напоминали семейку Аддамс, а не зомби. Министерский чиновник, которому за маскарад пришлось заплатить, тоже не сильно старался, но это и к лучшему, а то из-за полноты смотрелся бы еще более нелепо, чем миссис Уизли.

Гарри как-то отстранено наблюдал как железные ржавые двери со скрипом отворяются и двое людей вносят в помещение гроб. Гермиона шла рядом с процессией, как и положено подружке невесты, и даже держала девушку в гробу за руку. Хэлен хорошо поработала над ее образом. Натурально так. Она была одеты в черное платье, спутанные волосы чем-то напоминали прическу Беллатрикс Лестрейндж в ее лучшие постазкабанские годы, под глазами залегли глубокие синяки, а кожа приобрела отчетливый фиолетовый оттенок. У виска виднелся кровоподтек.

Гроб поднесли к самому алтарю и аккуратно поставили на приготовленный заранее стол, как раз завершающий своим видом образ маггловской операционной. Поттер знал, что эта идея пришла Хэлен в голову после того, как ей посчастливилось провести почти два месяца в клинике. Гермиона аккуратно помогла Хэлен сесть в гробу, и та натурально заозиралась по сторонам, будто впервые проснулась после собственной смерти и пытается теперь понять, где она.

Гарри улыбался, глядя на то, как Хэлен в довольно грязном и помятом открытом белом платье, с синяками на руках и лохматыми волосами, зачесанными вперед, вылазит из гроба. На ней не было туфель на каблуках, как принято на свадьбах, да и вообще какой-либо обуви, поэтому она, встав в полный рост, просто спрыгнула на пол.

Были видны вспышки фотоаппаратов — это Колин Криви с коллегами старались для репортажа в Ежедневный пророк, и Гарри был уверен, что таких фотографий на первой полосе этой газеты не было даже в самые жуткие времена деятельности Волдеморта.

— Мозгиии, — жутко протянула Хэлен, и рассмеялась.

Июнь, 2007 год.

Симус Финниган сидел в кресле за столиком в расслабленной позе. По слухам, он дважды попадался на незаконном обороте оружия в маггловском мире, и оба раза выходил сухим из воды. Вероятно, благодаря магии и взяткам в министерстве магической Британии. Выглядел он уверенно, как будто весь мир принадлежал ему лично. Рядом с ним сидела его молодая супруга — маглорожденная ведьма девятнадцати лет, красивая, но какая-то неестественно кукольная блондинка с пухлыми губами. Она аккуратно закинула ногу на ногу, потягивала неизвестный ярко-оранжевый коктейль из трубочки и улыбалась всем, кто на нее смотрел, флиртуя. Симус обнимал ее собственнически, как бы заявляя: «это моя женщина».

Дин Томас же чувствовал себя, напротив, неуютно. Как и его жена — маггла, о магии, естественно, знающая, но в среде такого большого количества магов оказавшаяся впервые. На ней было не совсем уместное в ночном клубе серое платье, скорее офисное, нежели вечернее, волосы ее были собраны в скромную прическу. Дин выглядел банально уставшим. От работы, от жизни, от двоих детей, рожденных буквально три месяца назад. Говорят, с двойняшками всегда тяжелее. Карьеры художника у него так и не сложилось. Вернее, не сложилось отчасти. Его работы не пользовались успехом, не продавались на аукционах за миллионы фунтов, но работа преподавателя в академии искусств должна была приносить вполне приличных доход. Естественно, это было не то, о чем мечтал подающий когда-то надежды художник. Казалось, будто сама жизнь оставила на его лице печать разочарования.

Перси взирал на все с любопытством. Пенелопу он с собой не взял, все-таки девятый месяц беременности. Но сам, как было видно, не прочь был увидеть знакомые лица, возможно, поностальгировать о былым временах и посокрушаться на тему современных нравов.

Джордж с Анджелиной поочередно подходили к каждому столику — неважно, знакомым или нет, улыбались и о чем-то переговаривались с гостями. О чем — понять было невозможно, но Гарри бы не удивился, если бы они прямо здесь зазывали всех посетить свой магазин и раздавали бы скидочные купоны. Оба выглядели здесь... уместно. Как будто у них, как и у Гарри с Хэлен, получалось с легкостью вписываться в оба мира — магический и маггловский, не разделять их, а в любом из них оставаться собой.

Джинни и Невилл напоминали мистера и миссис Уизли. Джинни не располнела так, как ее мать, она была вполне симпатичной и стройной девушкой, поэтому образ, скорее, создавал Невилл. В классическом кардигане, белой рубашке под ним и черных брюках со стрелками, он выглядел сейчас как учитель математики из маггловской средней школы какой-нибудь окраины Бирмингема. Который когда-то еще наделся быть видным ученым, совершать значимые открытия, но потом не смог найти работу, женился, взял дом в ипотеку, на оплату которой уходит половина его учительского годового дохода. И теперь он по вечерам смотрит сериалы, заедая пиво чипсами и вытирая крошки о собственные брюки или диван.

А вот Гермиона выглядела прекрасно. Гарри всегда замечал, что она — красивая женщина. В Хогвартсе еще она была угловатым подростком, да и сразу после войны — тоже. Но она расцвела, как это часто бывает, после двадцати лет. Уже к этому моменту — высокопоставленный сотрудник министерства, член Визенгамота. Все это придавало ее взгляду уверенность в собственной правоте, в любом своем действии, каким бы оно ни было. Вкупе с красным вечерним платьем и выпрямленными, гладким, — что смотрелось крайне неожиданно, — волосами, она, скорее, напоминала не себя прежнюю, а незнакомую красавицу. Холодную и недоступную.

Гарри подумал, что Рону очень повезло и он обязан беречь такую женщину, как самое ценное. И в голове тут же возникли непрошеные мысли, как сложилась бы его судьба, начни он ухаживать за Гермионой. Еще там, в лесу, на седьмом курсе. А, может, раньше или позже. Не важно. Возможно, тогда бы и он к сегодняшнему дню был тем, кто бы соответствовал Гермионе. Высокопоставленный чиновник, возможно, первый заместитель министра, пришел бы на эту встречу выпускников под руку с женщиной в красном, в которой сейчас едва можно было узнать ту заучку Грейнджер. И они бы так же холодно и отстраненно улыбались всем знакомым, задавали бы дежурные вопросы, на деле же понимая всю формальную необходимость присутствия, словно демонстрируя холопам свою преданность и жертву ценнейшего времени.

— Любуешься своей подружкой, Поттер?

— Да, — Гарри медленно обернулся на знакомый голос. — Пытаюсь представить, какова она в постели. Кстати, здравствуй, Малфой.

— Здравствуй, Поттер.

Некоторое время они молчали. Гарри как раз нашел глазами Асторию Малфой и усмехнулся. Она, как часто бывало с чистокровными волшебниками, пытаясь одеться по-маггловски, выглядела несколько странно. Хотя вполне можно было подумать, что специально. Она напоминала девушку из черно-белого кинофильма 20-х годов, с волосами, забранными под ленту, в платье до колен без рукавов и туфлях-лодочках. Она не была красивой, но ее можно было назвать вполне милой. Особенно учитывая, что Астория уже имела годовалого сына.

— Забавное место, Поттер. Нет, серьезно, забавное.

— Чем же?

— Да всем. Светом, атмосферой вседозволенности. — Малфой кивком указал на девушку-танцовщицу. — Доступности любого банального блага. Нетривиальные развлечения для массы, чтобы задвинуть ее мысли в сторону от того, что может быть важным.

— А что важно, Малфой? Ты знаешь, что? Я вот не знаю.

— Важно не потерять себя, пожалуй.

— А что делать тому, кого никогда и не было?

— Ты сейчас о себе?

— Разумеется, Малфой, о себе. Вот ты был тем самым говнюком с первого курса, настоящим Малфоем, желающим быть похожим на своего отца. Потом твои взгляды менялись, кореллировались с изменяющимися обстоятельствами, в конце, — не знаю уж, на словах или действительно, — ты отринул многие доводы отца, заменив их собственными выводами. Это нормальный процесс взросления, то, что и называется поиском себя. Только у меня все было иначе.

Гарри снова посмотрел на пеструю толпу. Светскую. Какую невозможно было представить еще в его школьные годы. Мир изменился, и отчасти — он его изменил. Как бы пафосно это ни звучало. Потому что мир меняют не только политики, не только чиновники в костюмах, революционеры. Но и те, кто привносит новый взгляд на мир, на окружающую действительность и не боится этот новый взгляд показать.

— Кумир подростков, думающих членом, сейчас назвал себя пустышкой или я ослышался, Поттер?

— Не ослышался. А привносить что-то новое могут не только те, кто новое задумал, но и те, кто всего лишь отринул старое.

— Возможно. Но этот мир летит в бездну, Поттер. Нас мало, слишком мало, чтобы прививать магам маггловские развлечения, чтобы подростки, как каждый второй маггл в их возрасте, употребляли наркотики, девушки уходили в проститутки, считая доступность нормой, маги встречали любовь всей своей жизни в маггловских барах и женились, рожая уже в третьем поколении сквибов.

— А я-то думал, твои взгляды изменились, — усмехнулся Гарри, заглядывая прямо в серые, совсем бледные глаза своего школьного врага.

— Они изменились. Я не против магглорожденных, изучая этот вопрос я пришел к выводу, что они — скорее чистая, новая кровь, необходимая для продолжения нашего существования. Но все это... — Малфой неопределенно обвел рукой клуб. — Это уничтожит нас через сотню лет. Не останется даже упоминания.

— Да, все это очень плохо. — Гарри в последний раз обвел взглядом зал и направился к лестнице, ведущей вниз. — Только скажи, какое мне до этого дело? Развлекайся, Малфой. — бросил он, оглянувшись напоследок.

* * *

Август, 2007 год.

— Сегодня многие активисты, сторонники движения Гринпис, вышли на улицы и перекрыли движение нескольких транспортных развязок, ведущих к аэропорту Хитроу. Все это связано с попавшей в прессу информацией о заграничном гастрольном туре известного у нас, в Британии, медведя Цезаря, которого по данным независимого источника, сегодня должны перевезти в аэропорт... Как сообщает наш корреспондент, наблюдающий за событиями на шоссе...

— Выключите радио! — бросила Хэлен водителю. — Какие пути свободны?

— Мы могли бы подъехать к аэропорту с другой стороны, однако, на такой объезд мы потратим лишних два часа.

— Ничего, мы успеем. Вот какое им всем дело? Их интересует все, конфликты в Ливане, голодающие африканские дети... Они как будто стремятся найти свою значимость и применение, не найдя его в собственной работе, хобби, сексе, воспитании детей...

Гарри не мог ответить, потому что должен был быть перевезен в облике Цезаря. Хэлен зарылась рукой в его грубую шерсть. Все происходящее ее изрядно раздражало, потому что любые претензии касались, прежде всего, ее, а не на Гарри. Несколькими неделями ранее незнакомцы облили ее холодной водой из окон верхних этажей, когда она возвращалась из магазина. Затем, спустя три дня, ее окружила толпа активистов с плакатами, выкрикивая свои лозунги и призывая почему-то правительство, которое никак не могло услышать в тот момент их возмущений, признать ее действия издевательствами над животными и подвергнуть уголовном наказанию. После этого Гарри пришлось подыскивать ей охрану для появлений в публичном месте, а так же нанять водителя. В остальное время Хэлен предпочитала перемещаться по городу аппарацией, чтобы не попасться снова в лапы людей, ее ненавидящих.

Хэлен обняла Цезаря, положила голову ему на бок и запела старую детскую колыбельную:

— Rock-a-bye baby,

on the treetop

When the wind blows,

the cradle will rock

When the bough breaks,

the cradle will fall

Down will come baby,

cradle and all.

...или девятнадцать лет спустя

Осень в этом году настала внезапно. Утро первого сентября было золотым и похрустывающим. Когда маленькая, но такая заметная семья, окруженная тремя высокими, статными мужчинами в черном, помогающими проложить им дорогу, пробиралась по шумной дороге к огромному вокзалу, выхлопы машин и дыхание прохожих блестели в холодном воздухе, как нити паутины. Родители толкали перед собой по нагруженной тележке, поверх которых стояла огромная клетка с двумя совами.

— Она теперь и сов решила дрессировать, — сказал Гарри какому-то прохожему, узнавшему Хэлен и тыкающему в нее пальцем.

Хэлен гордо вздернула подбородок и сделала вид, что именно это делать она и собиралась.

Пятеро Поттеров подошли к барьеру. Самодовольно покосившись через плечо на младшего брата, темноволосый мальчик азиатской внешности, впрочем, довольно симпатичный и, как ни странно, высоки для своего возраста, взял тележку у Хэлен и побежал вперед. Спустя мгновение он исчез из виду.

— Он меня и там достанет, — вздохнул темнокожий мальчик.

— Ничего, Руди, просто двинь ему хорошенько по яйцам, — подмигнул приемному сыну Гарри, прежде чем вместе с ним пересечь барьер.

— Мам, — темнокожая девочка, волосы которой были собраны в тугой и очень пушистых хвост, указывал в сторону, — Это Роза. Я видела там Розу.

— Конечно, Бэлла. Она ведь тоже едет в Хогвартс.

На них пялились. Откровенно пялились. И если Гарри и Хэлен это было привычно, возможно, к подобным взглядам успел привыкнуть и третьекурсник Том, уже скрывшийся в вагоне поезда, то двойняшки Руди и Бэлла были здесь впервые. Бэлла посильнее прижалась к Хэлен.

У Хэлен не могло быть детей после того случая в 2005 году. Чуть меньше десяти лет назад ей вдруг вздумалось заняться благотворительностью, и Гарри не знал, то ли это такой пиар-ход, то ли она вдруг искренне возлюбила детей. Хэлен начала в свободное время посещать приюты и лагеря для беженцев, выискивая там оставшихся без родителей маглорожденных детей, старалась пристроить их в семьи. Чужие. Потом в свою. Вначале у них появился Том, Хэлен нашла его в Китае.

Имена детям придумал Гарри. Более того, поначалу все думали, что это случайность. Ну мало ли — назвал ребенка Томом. Двойняшкам, обнаруженным Хэлен в Центральной Африке, он дал имена Бэллатрикс и Рудольфус. Да, именно в честь Лестрейнджей.

Гермиона тогда устроила знатный скандал, узнав об этом. Кричала, что вообще оспорит родительские права, что необходимо отправить Гарри на освидетельствование, где его обязательно признают невменяемым. Однако она ничего этого не сделала. Как и не приняла его объяснений, что он хочет раз и навсегда развеять эти имена, чтобы ни у кого они не ассоциировались с Пожирателями, потому что их носители — маглорожденные дети, приемным отцом которых является тот, кто считал Пожирателей врагами. Ему казалось, что со временем это сотрет любые воспоминания о Лестрейнджах, возможно, кто-то еще вспомнит их фамилию, но имена — они будут принадлежать другим людям.

Тем более, его Бэлла и Руди были весьма любознательными, скорее всего, им светило поступить в Рейвенкло, в отличие от их старшего брата — Тома, который учился в Гриффиндоре. И, возможно, со временем они сделают, создадут что-то интересное, их имена вспомнят многие, а имена Лестрейнджей — нет.

Скорее всего, это объяснение было ложью. Вероятно, Гарри лгал даже самому себе. Быть может, он просто настолько привык к эпатажным поступкам, что просто не мог представить обычную жизнь, не мог представить, как называет детей именами, которые ничего не значат, а так, в очередной раз, МакГонагалл называя по списку новых первокурсников, вспомнит снова его — Гарри Поттера, того придурка, что посмел насмехаться над тем, что было для них дорого.

— Бэлла, Руди. — Гарри присел на корточки, поочередно заглядывая в глаза детям. — В школе многие будут говорить вам, что думают о нас с мамой. Что нас ненавидят, презирают, восхищаются, спрашивать, как можно опубликовать статью в наш журнал, есть ли способы несовершеннолетним пройти в клуб в Лондоне, кто такой Цезарь... Просто забейте. Шлите всех нахер и живите так, как вам хочется. Узнавайте магию, замок, шутите над однокурсниками, учителями. Ясно?

— Да... — ответила за двоих Бэлла.

— А если Том снова вздумает шутить над вами...

— Дать ему по яйцам, — продолжил Руди.

— Именно. Но не сильно, а то это будет совсем жестоко.

— Я нашел нам купе, — Том бежал, почти расталкивая толпу. — Идемте за мной.

И они пошли. Гарри, с закатанными рукавами джемпера. На левой руке его виднелась та «темная метка» с голой женщиной, недавно обновленная в цвете. Хэлен в джинсовой мешковатой куртке и кедах, с черным платком на голове, потому что ей лень было утром что-то придумывать с прической. Том, который тащил Гарри за руку, словно гордясь простым достижением — найденным пустым купе. Бэлла и Руди, нервозность которых, казалось, можно потрогать руками.

По дороге им встретился Драко Малфой с Асторией, провожающие своего сына так же в первый класс, насколько помнил Гарри. Поттер коротко кивнул Малфою и получил кивок в ответ. После того разговора в клубе, десять лет назад, они больше никогда не общались.

— Вот вы где! — воскликнул Рон, сильно пополневший за это время, но такой же рыжий и веснушчатый.

Гермиона, улыбаясь, смотрела на приближающуюся чету Поттеров. Они не так часто общались теперь, но в магическом мире у Гарри все равно не было тех, кто был бы ему ближе. И он был благодарен им за то, что они смогли сохранить о нем хотя бы память. Память о том, каким он был когда-то. Возможно, он был тогда гораздо лучшим человеком.

Все было обычно на платформе девять и три четверти. Даже слишком. И от этого Гарри Поттеру всегда становилось не по себе.