Нерожденные. Греза (джен)

Неизвестный юноша с волосами цвета самого белого снега, свободно разметавшимися по плечам, и глазами пасмурнее самого хмурого неба самозабвенно напевал уже третью балладу, развлекая слушателей в местной сельской таверне. В каждом его напеве был свой мотив, который прежде на этой стороне света никто не слышал.

Бард развлекал зевак, чуть покачивая головой и умело контролируя свой волшебный голос. Люди слушали его, шептались и улыбались. Только светловолосый мальчишка лет десяти отроду, сидящий на лавке у самых дверей, слушал легенды сказителя без улыбки, но с упоением, несвойственным никому из сидящих в хорошо протопленной зале. Люди вообще скучные до невозможности, только их навещать иногда надо, чтобы среди мошкары светлячков находить и забирать с собой в недосягаемые серым душам места.

Сказитель вещал о крылатых Мечтателях-ангелах и бескрайних просторах за облаками, а ребенок сидел и слушал, подперев острый подборок тонкими до неправдоподобности руками и наблюдая за каждым движением юноши, которого здесь никогда не видели и не знали. А юноша наблюдал за ним своими свинцово-дождливыми глазами, загоняя мальчишку в тупик. Пел он без передышки почти, пел о разном — известном и неизвестном, ошеломляющим и опасном, несбыточном и прекрасном. Он пел, а мальчишка слушал. И не просто слушал, а слышал его слова.

А потом незнакомец запел о Грезе.

О Грезе в этом краю знали все. Так известно было самое великое волшебство этого мира. Самое великое и самое недосягаемое. Грезой люди звали божественной красоты цветок, по одной из старинных легенд посаженный здесь самими ангелами, принесшими семя из райского сада. Цветок исполнял желания — самые заветные, самые искренние и чистые.

Греза цвела постоянно, не увядая, цвела у подножия белокаменной башни, местами уже раскрошившейся из-за того, что на долгие годы ее оставили без присмотра. Приближаться к башне этой боялись — навсегда в памяти многих остались воспоминания о жутких полночных сказках, в которых так и витал замерший навсегда в нависшем над ней небом, полный боли девичий визг.

Охраняла цветок фигура из белой кости, изображающая прекрасную деву, в длинные косы которой давно вплел свои ленты властолюбивый зеленый вьюн. По словам храбрецов, бывших в тех вселяющих трепет местах, костяная фигура склонилась над вечно цветущей Грезой, разинув в беззвучном крике свой рот.

Говорили, что дева эта, чьи черты исказила навеки гримаса ужасной муки, никто иная, как принцесса богатого некогда королевства, последний правитель которого сейчас давно уже обратился в прах в своей разрушенной и разграбленной усыпальнице. И не просто воплощение ее мастерами из белой кости, а дева окостеневшая — наказанная за обращенное к воле цветка алчное и порочное свое желание.

Незнакомец пел, а ребенок слушал.

Когда баллада о Грезе подошла к концу, бард поднялся на ноги и, поклонившись слушателям, направился к выходу. Мальчишка наблюдал за ним, не смея оторвать глаз от точеной фигуры, с секунды на секунду должной скрыться под серым плащом. Вот плащ накинут на плечи, перехвачена поудобнее походная сумка с чем-то, чуть торчащим из неплотно затянутой горловины, а незнакомец застыл вдруг перед мальчишкой, положив ладонь на резную дверную ручку. Глаза у него и впрямь свинцово-дождливые, таких ребенок никогда ни у кого не видел, а людей он за свою недолгую жизнь повидал немало.

Однако смотрели они друг на друга недолго, мальчишка отвел взгляд и нахохлился, стоило к сказителю подойти хозяйке таверны. То была женщина высокая и тощая, словно сухая палка. Она поклонилась, расплатилась за «столь замечательное представление» и, заметив ссутулившегося на скамейке ребенка, поджала сердито губы, отвлекаясь мгновенно от юноши.

— Опять ты здесь, маленький наглец! Докучаешь гостю? А ну, прочь! — она замахнулась на него, и мальчишка, униженно опустив глаза, вскочил со своего места, направляясь к двери.

— Позвольте, хозяюшка! — глаз он упрямо не поднял, даже когда его придержали за плечо. Незнакомец с волшебным голосом и странными глазами укоризненно покачал головой, привлекая мальчика к себе и не позволяя сбежать. — За что вы так с ним?

— Да проклятый он, господин сказитель! — не замедлила нажаловаться хозяйка. Гости таверны притихли, прислушиваясь, а женщина продолжила: — Как появился он у нас, начали неприятности разные вытворяться! И чего только ошивается! — она вновь замахнулась, но бард чуть улыбнулся и легким движением задвинул сверлящего взглядом дощатый пол ребенка себе за спину.

— Вот какие дела, значит... — со знанием дела протянул он, глядя прямо в лицо хозяйке и не отпуская плечо мальчишки, хоть теперь его рука и была неудобно заведена за спину. — А может, вы сами виноваты в своих неприятностях, уважаемая? Негоже так с детьми обращаться.

— Да как же ж это!.. — всплеснула руками женщина. Юноша чуть свел брови на переносице, похмурев как-то разом, и она вмиг примолкла.

— Ну, что же, тогда ребенка я забираю, — усмехнулся довольный молчанием бард. — Вы ведь не возражаете? Раз он проклятый, со мной ему самое место!

Народ в зале тут же неодобрительно загомонил, а сказитель отвесил с ухмылкой оторопевшей женщине еще один исполненный изящества шутовской поклон, да и был таков, прихватив мальчишку, только и хлопнула дверь о дубовый косяк.

* * *

Они двигались довольно быстро, направляясь в сторону леса, словно горящего в пламени закатного солнца и своих желто-оранжевых листьев. Походка у сказителя была легкая, словно танцующая, так и наполненная какой-то нездешней грацией. Мальчишка шел следом, чуть приотстав, и с нескрываемым любопытством его рассматривая. Его никто не держал и не принуждал, просто проклятому ребенку некуда было идти, так почему бы не отправиться за бардом в какие-нибудь другие края? Почему-то сказителя, как других людей, он не сторонился и не боялся. От него словно исходило какое-то невидимое сияние.

Однако любопытство брало свое, долго молчать ребенок не мог, а незнакомец в наспех накинутом на плечи сером плаще не собирался ему что-либо объяснять. Усыпанная опавшими листьями тропинка под ногами становилась все уже — в этот лес мало кто осмеливался ходить, как и многие места этого мира, он был наполнен неизвестными людям и оттого пугающими их чудесами, вот только бард, кажется, могущих постигнуть его здесь неприятностей совсем не боялся.

— Куда мы идем? — юноша в ответ замедлил шаг, подождав, пока мальчишка его догонит, и с довольным видом ему сообщил:

— В лес идем, куда же еще. Ты ведь уже неоднократно здесь был, правда?

— Я из леса пришел в эту деревню, — неохотно ответил мальчишка, — поэтому меня и посчитали проклятым...

— И зачем же ты в лес забрел, чтобы потом оказаться здесь? — сказитель искоса взглянул на своего маленького собеседника, сворачивая с тропы и без зазрения совести шурша высохшей мертвой листвой.

Спустя пару минут они вышли на уютную поляну, почти со всех сторон скрытую густым кустарником. Здесь уже кто-то удобно устроился, успев разбить лагерь, оставить привязанной к древесному стволу белую лошадь — наверное, жеребца — и разжечь весело потрескивающий в данный момент хворостом костерок.

— А просто так, — мотнул головой ребенок. — Куда мне еще идти?

— А твои родные? — продолжал допытываться бард, попутно высматривая в пределах полянки неизвестного хозяина лагеря. — Неужели не беспокоятся?

— Нет у меня родных...

Юноша покачал головой и, ничего не ответив, проследовал к костерку, поманив мальчика за собой. Плюхнулся на попону, потянулся и полез в свою сумку, достав оттуда краюху хлеба и кусок сыра, чтобы тут же протянуть ее маленькому гостю.

— Ну, хорошо... А зовут-то тебя хоть как?

— Тэйн, — ребенок осторожно опустился рядом со своим благодетелем, беспрекословно принимая у него из рук нехитрое угощение, но есть не стал, поднял на собеседника синющие глазищи и с неожиданным любопытством осведомился: — А кто ты? И откуда? Как тебя зовут?

Сказитель одобрительно усмехнулся, потрепав маленького собеседника по пшеничной макушке.

— Ешь и слушай, все по порядку, — Тэйн послушно принялся есть, а юноша растянулся на попоне так, что его ноги в высоких сапогах из сыромятной кожи оказались на пожухшей траве, и заговорил, отвечая на вопросы по своему собственному порядку. — Зовут меня Илир, я странствующий сказитель, и я... не отсюда.

— А откуда же ты?

— Я оттуда. И я не один, просто моя спутница еще не вернулась.

Илир отчетливо усмехнулся и ткнул тонким пальцем куда-то в непонятном направлении. Кажется, вверх, но Тэйн не был полностью в этом уверен. Стояла ранняя осень — сентябрь-месяц, — но сумерки уже быстро обволакивали мир своим сказочным теневым покрывалом.

— А кто твоя спутница? — продолжил мальчишка, заканчивая трапезу и вытирая руки прямо о штаны, за что удостоился насмешливого хмыканья своего взрослого визави.

— Моя спутница — ангел с солнечными волосами, — тихо отозвался юноша, — зовут ее Клэйр. Она скоро совсем вернется, сам ее и увидишь.

— А почему ты о ней не расскажешь?

— Она сама о себе расскажет... — туманно откликнулся бард, подкладывая руки под голову. — Вон, я уже слышу, как под копытами у лошади листва шуршит, погоди немного.

И долго ждать Тэйну действительно не пришлось — совсем скоро на поляну, ведя под уздцы серую в яблоках кобылу, вышла спутница Илира. И, может, мальчику показалось, но ее волосы действительно были как будто солнечными...

Статная фигура на лошади, словно окруженная каким-то сиянием, стремительно проявлялась в сумраке вечернего леса, словно сотканная из бледно-оранжевых языков пламени. Когда девушка приблизилась к лагерю и спешилась, привязывая свою кобылу к древесному стволу, Тэйн разглядел, что сияние, окутывающее ее словно плащом ― всего лишь длинные пшеничные волосы, распущенные по спине и плечам и достающие до пояса.

— Илир! ― полный радости, нежный девичий голос ласкал слух. ― Ты уже вернулся!

Мальчишка во все глаза рассматривал новое лицо. Хозяйка серой в яблоках кобылы обошла костерок и устроилась на попоне сбоку от пепельноволосого барда, с наслаждением вытянув ноги и широко улыбнувшись. Юноша немедленно переключил свое внимание на спутницу и улыбнулся ей в ответ. Мальчишка молчал, наблюдая за ними. С возвращением в лагерь девушки его новый знакомый как будто засветился весь изнутри, а его голос зазвучал еще более сочно.

— Конечно, душа моя, удача нынче на моей стороне! ― не менее радостно отозвался он. ― А ты, я вижу, вернулась в одиночестве!

— Да, ― смиренно кивнула Клэйр. Светлая челка упала ей на лоб, и она быстрым привычным движением отбросила ее. ― А вот ты, видимо, нет...

— Совершенно верно! ― бард снова упал на попону, закладывая руки за голову и тем самым открывая обзору собеседницы застывшего от неожиданности мальчишку. ― Он замечательный, правда?

— Эй! ― Тэйн тут же пришел в себя и сердито вздернул нос, за что удостоился беззлобного смешка Илира и светлой улыбки его подруги. ― Сначала скажите, чего вы хотите от меня?

В свете от пламени костра тонкие, словно выведенные тушью черты лица Клэйр были видны особенно четко. Ее светлые брови удивленно взметнулись вверх, скрывшись под солнечной челкой, и девушка вдруг совершенно без причины засмеялась. Вопрос Тэйна бессовестно оставили без ответа.

— Ох, ты прав, душа моя, он действительно просто замечательное создание!

Мальчик покраснел, и Илир, заметив это, все-таки сдержал следующий смешок.

— Не смущай его, Клэйр!

Девушка пожала плечами, легко согласившись не докучать ребенку, и достала из своей заплечной сумки отполированный кларнет, такой же неземной, как и его владелица. Бард, снизу вверх наблюдающий за всеми ее действиями, снова расплылся в широкой улыбке.

— Сыграй мне, душенька. Сыграешь?

Девушка чуть наклонила голову, поглаживая инструмент по полированной поверхности и таинственно посматривая на своих собеседников. Затихший мальчишка наблюдал за ней с интересом и толикой опасения, пока не зная, как реагировать на подобное поведение. Но, кажется, что-то он уже понял.

А Тэйн понял, что же скрывается в сумке у Илира, чуть выглядывая из неплотно затянутой горловины. Наверное, это тоже какой-то подобный музыкальный инструмент. Хотя Илиру с его чудным голосом не нужен был никакой инструмент...

Илир же, не имея понятия о мыслях своего нового подопечного, почти с вожделением наблюдал за тем, как девушка подносит мундштук к пухлым губам и начинает выводить легкую загадочную мелодию. Продолжая молча наблюдать за молодыми людьми, Тэйн заметил, что Клэйр чуть улыбается, посматривая на своего взрослого слушателя ― юноша сжал в пальцах ткань попоны и, казалось, не дышал даже, замерев на месте. Мальчик вслушался в негромкую музыку, разрывающую наполненную шорохами тишину ночного леса, и словно куда-то нырнул, только по окончании партии осознав, что тоже не дышал все это недолгое время. Мелодия, выводимая девушкой, звучала, как дуновение ветра или шелест морского прибоя ― почему-то Тэйн был уверен в этом, даже учитывая то, что ни разу не был у моря.

Илир осторожно тронул мальчика за плечо, и тот вздрогнул, распахивая до этой минуты блаженно прикрытые глаза. Взглядом он сразу наткнулся на Клэйр, бережно поглаживающую свой инструмент.

— Понравилось? ― жарким шепотом раздалось у мальчишки над самым ухом. Тэйн взволнованно облизнул губы и почти судорожно кивнул, пока не будучи в силах ответить внятно. ― А хочешь так научиться?

— Конечно!.. Но у меня... ничего нет...

Юноша как-то очень тихо засмеялся, и Тэйну показалось, что кто-то тихо крадется по поляне, шелестя лиственным ковром. Клэйр положила кларнет на попону и улеглась набок рядом с бардом, совершенно не стесняясь подобной близости и завороженно глядя, как на поверхности инструмента играют огненные блики. Наверное, они уже очень долгое время путешествуют вместе...

— Это не проблема, все у тебя появится! ― не дав Илиру ответить, произнесла она, переводя взгляд на мальчика и улыбаясь. ― А особенно флейта... Да, нет сомнений, это точно будет флейта!

Юноша со снежными волосами ревниво фыркнул и, не удержавшись, резко сел, протягивая руку и прикасаясь к солнечным волосам спутницы.

— И как же она у меня появится? ― невесело усмехнулся мальчишка, задавая вопросы и вместе с тем стараясь как можно лучше рассмотреть молодых людей, уловить что-то... неуловимое между ними. Какую-то незримую, но неразрывную связь. Эти двое словно светились. Они словно сошли с небес.

— Вот так и появится, ― Илир изящно повернул голову, улыбаясь мальчику, ― нарисуется. Завтра утром ты все увидишь.

Тэйну они сейчас показались ангелами. В тот момент он даже помыслить не мог, до какой же степени прав.

* * *

Ему было тепло и не хотелось просыпаться. Лес тихо шуршал опадающей листвой, ветер напевал свои волшебные песни, похожие чем-то на вчерашнюю мелодию Клэйр. Тэйн с неохотой разлепил глаза, зевнул, прикрыв рот рукой, и сел на мягкой попоне, обнаружив, что его заботливо укрыли плащом, приятно пахнущим чем-то пряным. От костра остались одни уголья да пепел, а привязанные к одному березовому стволу лошади мирно щипали пожухшую траву. На поляне Тэйн был один, однако обычной пустоты, как всегда было в моменты пробуждения, он почему-то не ощущал. Будто совсем рядом с ним кто-то есть. Так, в общем-то, и оказалось.

Совсем скоро из лесной чащи, следуя незаметной с первого раза глазу звериной тропе, вышли вчерашние новые знакомцы мальчишки. Они весело переговаривались и хохотали, сейчас уже не кажущиеся такими неземными в утреннем свете. Правда, все равно оставалось в солнечных волосах Клэйр и чуть шелестящем голосе Илира что-то... волшебное.

— О, ты уже проснулся! ― увидев, что Тэйн сидит и ошеломленно рассматривает их, словно не уверенный в том, что они реальны, Илир усмехнулся. ― Мы придумали, на чем ты поедешь, дружок...

— Доброе утро, кстати!

— Доброе... И на чем же? ― ему что, нашли лошадь в лесной чаще?

— Ммм... В другом месте его звали Пятнистый Ветром, ― отозвался юноша, садясь рядом с мальчиком и подволакивая к себе по траве свою сумку, ― но на самом деле его зовут Илмари... Он ― мой друг.

— И недавно Илир перекрасил его шкуру в льдисто-голубой цвет! ― со смехом наябедничала Клэйр, направившаяся к лошадям, чтобы, должно быть, взять что-то из своей седельной сумки.

— Ах, душа моя, не порть сюрприз! ― укоризненно поморщился бард ― удивительно, но даже это выходило у него красиво. Юноша повелительно махнул рукой, словно подзывая кого-то, и по той же звериной тропе, которой вернулись совсем недавно он и его подруга, чуть шурша листвой и травой, на поляну вышел огромный тигр с бледно-голубой шкурой, испещренной черными полосками-шрамами.

Тэйн даже не успел удивленно разинуть рот, когда огромная зверюга, сделав один большой прыжок, оказалась совсем рядом с ним и усевшимся на попону бардом. Лицо мальчишки ошарашенно вытянулось, и он едва нашел в себе силы не вскрикнуть. Заметив его реакцию, Клэйр беззлобно захохотала. Ее легкий серебристый смех в очередной раз звоном маленьких колокольчиков разнесся по лесной чаще.

— Знакомься, это ― Пятнистый Ветер Илмари, ты будешь путешествовать верхом на его спине! ― чуть успокоившись, заявила она.

— На спине этой огромной кошки?!

Испуг обратился изумлением довольно быстро. А изумление стало восхищением, когда великолепный тигр уселся рядом с довольным жизнью светловолосым хозяином, чуть наклонив голову и подергивая ушами с белыми кисточками, и... замурлыкал. Илир засмеялся и потрепал его по необыкновенно красивой шерсти. Смех у барда был бархатистый, терпкий. Странно, подумалось тогда еще Тэйну, терпкий смех... Что за глупости?

Между тем, пока Илир беззаботно баловался с огромным котом, не замечая на себе частых обрадованных взглядов спутницы, Тэйн решил изучить обстановку. Судя по всему плащ, которым его укрыли, принадлежал барду, потому что на Клэйр была подобная ему серебристо-серая накидка, а на Илире был из верхней одежды только черный колет.

Девушка с солнечными волосами расстелила зачем-то рядом с первой вторую попону и, усевшись на нее, достала из своей сумки... кисти. Просто несколько кистей, бережно уложенных в отдельный кожаный чехол. Ни мольберта, который, конечно, в ее рюкзачок не поместился бы, ни красок... Только кисти, казалось бы, самые обыкновенные, на кончиках которых что-то ярко сияло. Взяв из своего арсенала самую тонкую, Клэйр осторожно подула на ее кончик, на мгновение прикрыв глаза, и сияющее пятнышко... изменило свой цвет.

А потом у Тэйна возникло такое ощущение, словно он чувствовал нечто подобное раньше. Совсем недавно. Сейчас девушка с волосами цвета солнечных бликов совершенно спокойно рисовала что-то кистью без красок прямо в воздухе. Что-то, постепенно приобретающее вполне себе материальные очертания... Уж не то ли это самое чувство нереальности пронзило мальчишку сейчас, какое он ощутил вчера вечером в таверне, где неземной бард со свинцово-дождливыми глазами пел своим чудесным бархатистым голосом балладу о Грезе?

Уж не волшебство ли это?

Тэйн не понял, что произошло. Просто в один момент нарисованная в воздухе одежда приобрела совершенно четкие очертания и ворохом свалилась на попону. Клэйр улыбнулась, явно довольная собой и своим трудом, и подвинула комок ткани к ошеломленно застывшему мальчику. Тэйн вообще не был уверен в реальности происходящего, однако когда его пальцы ощутили мягкость теплой и явно недешевой ткани, мальчик окончательно понял, что это — не сон.

Быстро переодевшись и почему-то почувствовав себя в неожиданных обновках куда более уверенно, чем прежде, Тэйн встал с попоны и отошел подальше от центра поляны, принявшись наблюдать за дальнейшими действиями своих странноватых благодетелей. Сначала они вели себя абсолютно обычно — Илир снаряжал лошадей в путь, а Клэйр собрала свои кисти в чехол и вновь отправила в рюкзак, не туго затянув его горлышко кожаным шнурком.

Однако просто так сдаваться мальчик не собирался. Он слышал много историй об ангелах, которые путешествуют, где им вздумается, и рисуют. И рисунки их оживают. Он многое знал, но многое было ему и неведомо. Зачем люди-боги подобрали нищего мальчишку, у которого ни отца, ни матери? То ли бросили, то ли умерли.

Однако окончательно все встало на свои места очень и очень быстро — Тэйн уверился в своей правоте, когда молодые люди, лукаво улыбаясь, встали спина к спине и взмахнули руками. С кончиков их одинаково тонких пальцев сорвались тонкие струи чего-то ярко сверкающего, похожего на пыль, что покрыло на секунду все вокруг и после бесследно растаяло в воздухе, словно стерев с уже пожухшей местами травы следы от костра и устранив примятости от расстеленных накануне попон.

Теперь мальчик был свято уверен в том, кто перед ним. И он не ошибался.

— Вы... Кто вы?.. — тихо и как-то неожиданно хрипло поинтересовался он, срываясь с места, но останавливаясь уже шагах в пяти от посмеивающихся молодых людей. — Вы ангелы, правда? Те самые ангелы!

Илир улыбнулся как-то даже виновато немного.

— Не совсем, — и пространно пожал плечами. — Это вы называете нас ангелами или, того пафоснее, богами. А мы — Мечтатели. Всего лишь Мечтатели, которые сотворили ваш мир.

— Но разве это не делает вас богами? — так же тихо вопросил Тэйн. — Вы ведь... вы создали всех нас, да? Почему вы мне помогаете?

Клэйр улыбнулась как-то по-матерински нежно и, в мгновение ока сократив расстояние между ними, потрепала мальчишку по взлохмаченным и без того волосам.

— Ну как это зачем? — засмеялась она. — Вы сами называете нас ангелами. Надо оправдывать свой статус! Хотя это, конечно же, не совсем правда...

— Ох, прекрати паясничать, душа моя, — махнул рукой Илир и обратился к Тэйну: — Все очень просто, мой юный друг. Ты — наше Дитя, — последнее слово он произнес почему-то с особенным нажимом. — Мы способны созидать, но не так, как люди — заводя детей, потому что мы — не люди вовсе. Поэтому иногда и отправляемся на поиски таких, как ты. Тэйн, ты — Нерожденный. Так называют всех людей, которые были сотворены Мечтателями, но стали чем-то большим, чем просто ожившие картины. Мы рисуем миры, но сами являемся... гораздо более настоящими, чем то, что делаем.

— Поэтому мы пришли забрать тебя, — не переставала улыбаться Клэйр. — Каждое Дитя бесценно для нас. Все больше Мечтателей отправляется в ссылку, потому что теряют веру в чудеса. Они... ломаются. И ничего нельзя с этим поделать. Это своего рода смерть. Редко, очень редко Сломанные возвращаются назад. Именно поэтому мы здесь, мы...

— ...хотим отправиться на поиски Грезы, чтобы загадать желание, — не сдержавшись, перебил подругу юноша со снежными волосами. Его глаза с необыкновенными свинцово-дождливыми радужками были как-то странно светлы сейчас, словно небо после минувшей бури.

Тэйн был и рад, и испуган.

Об ангелах всегда и везде ходили легенды, никто не брался их существование оспаривать, ибо тех, кто их видел, было слишком много. И все эти легенды примерно на одном и том же сходились — у ангелов большие прекрасные крылья, как у птиц, блестящие на солнце, и кисти, которыми они рисуют без красок что ходят и где пожелают.

Клэйр с секунду покружилась на месте и танцующей походкой направилась к своей серой в яблоках кобыле, а Илир, наконец соизволив оторвать от нее преисполненный трепета взгляд, подозвал тигра со сверкающей голубой шкурой и помог Тэйну на него взгромоздиться. Илмари принял подобное соседство весьма добродушно, мурлыкнул что-то и потянулся за лаской к точеной ладони юноши со снежными волосами, но тот шутливо нахмурил светлые брови и погрозил тигру пальцем.

— Успокойся, дружок, нам предстоит долгий путь!

Послушное создание величественно мотнуло хвостом, в знак согласия должно быть, не иначе, и прошествовало мимо ангела к кобыле его спутнице. Илир хмыкнул и, как-то очень уж быстро оказавшись подле своего жеребца, легко вскочил в седло.

* * *

Тэйн уткнулся носом в мягкую шерсть, отдающую по-настоящему зимним морозцем, и крепко вцепился в нее пальцами, однако расслабиться и успокоиться хоть сколько-нибудь ну никак не мог. Мысли о том, что он путешествует с настоящими ангелами, о том, что он является почти что одним из них, будоражили его сознание.

Илир ехал чуть впереди, явно никуда не торопясь и негромко о чем-то переговариваясь с Клэйр. В унисон их тихие, но оттого не менее красивые голоса звучали необычайно гармонично, а когда девушка, удерживая поводья в одной руке, вторую протянула другу и тихонько запела, призывая его присоединиться, мальчику и вовсе показалось, что он попал в какую-то чудесную сказку, потому он все же закрыл глаза и постарался уснуть, полностью облокотившись на тигриную спину и доверив себя необычайно заботливым с заморышем чужим рукам.

Илир обернулся, не прекращая негромко подпевать подруге, и медленно приложил палец к губам, призывая ее замолчать. Клэйр послушно вывела последний куплет и с интересом воззрилась на юношу, который, вновь оглянувшись на задремавшего мальчика, теперь наблюдал за шествующим осторожно Илмари трепетно и заботливо.

— Почему мы замолчали? — наконец не выдержала молчания девушка с солнечными волосами, вновь нежно касаясь руки спутника и осторожно переплетая их тонкие пальцы.

— Потому что наш малыш заснул, — загадочно отозвался Илир. — Я даже поверить не мог, что нам удастся провернуть подобное!..

— Это уж точно! — Клэйр мотнула головой, чуть улыбнувшись, и длинные волосы солнечными всполохами заструились по ее спине и плечам, сегодня не стянутые кожаным шнурком. — Он такой замечательный...

— И очень чистый, — добавил юноша, чуть сжимая руку собеседницы и не желая перестать улыбаться. — Я думаю, он станет настоящим Мечтателем.

— Если мы научим его правильно верить, — усмехнулась Клэйр, необычайно спокойно поводя плечами в ответ за озорной взгляд спутника. Когда душа — одна на двоих, к такому быстро можно привыкнуть, потому что все ощущения тоже делятся надвое.

— Уж мы-то научим! — ухмыльнулся задорно Илир. — Будь уверена в этом, душа моя!

— А я и уверена! — насмешливо вскинулась девушка. — Это ведь ты завел такой разговор первым!

— А если ты уверена, — обезоруживающе улыбнулся ангел, притягивая девушку к себе за руку и умудряясь каким-то совершенно немыслимым образом не стащить ее с лошади, — тогда пой, душа моя!

И Клэйр, широко улыбнувшись и все-таки дотянувшись до губ визави, легко его поцеловала и, тут же отстранившись, проникновенно запела.

* * *

Тэйн проснулся, когда солнце уже клонилось к закату, и, резко сев на спине у широко шагающего Илмари, выжидающе огляделся. Ангелы никуда не делись, они по-прежнему ехали чуть впереди и о чем-то тихонько переговаривались. Мальчик вздохнул облегченно и пристально всмотрелся в белоснежный затылок Илира, который, изящно наклонив голову чуть в бок, что-то упорно втолковывал своей спутнице, и понял внезапно, что волосы юноши будто подернуты разноцветной дымкой, словно какая-то завеса ореолом ограждает Мечтателя. Нерожденный перевел недоверчивый взгляд на затылок Клэйр и едва не охнул. Возможно, это только ему показалось, но радужное сияние вокруг девушки имело весьма определенные очертания — оно было похоже на крылья, можно было при желании даже разглядеть особо крупные перья. Правда, свечение это сильно резало глаза, почти что до слез.

Словно почувствовав на себе посторонний взгляд, девушка повела зябко плечами и обернулась. Однако когда она, мельком осмотрев местность, перевела взгляд на Тэйна, тот уже снова уткнулся носом в тигриную шкуру и притворялся успешно спящим, крепко жмурясь на деле и пытаясь унять нестерпимо сильную резь. Правда, это Клэйр нисколько не остановило — Мечтатели знают если не все, то очень многое, и уж колебание реальности вокруг мальчика девушка безошибочно уловила. Она чуть тронула спутника за руку и, дождавшись внимания, тихо сообщила:

— Ты почувствовал на себе его взгляд? Кажется, наш мальчик что-то увидел...

Илир усмехнулся в своей необыкновенно загадочной манере, вернувшейся к нему вместе с потерянными когда-то крыльями.

— Не глупи, душа моя. Что он мог увидеть, наблюдая за твоим затылком?

— Что?..

— Что у тебя за спиной, дурочка? — тихо засмеялся менестрель.

— Крылья? — догадка была верной, о чем свидетельствовал благосклонный кивок пепельноволосого Мечтателя, но слишком уж неожиданной.

— Верно, крылья. Надо быть осторожнее с ними теперь...

— Но ведь люди обычно никогда их не видят!

— Ты должна помнить о том, что Тэйн — не обычный, — покачал головой Илир. — Он — Нерожденный. И постепенно он просыпается.

— Значит, именно из-за него мы и направляемся к цветку? — удивленно вздернула брови Клэйр.

Юноша вновь лаконично кивнул.

— Когда-то давно я специально посадил в этом мире Грезу, зная, что она обязательно пригодится. И не прогадал.

Леса сменяли друг друга и будто на задний план отступали куда-то, не стираясь из памяти, но оставаясь в ней миражом, прекрасным, будоражащим душу сном, который когда-нибудь обязательно повторится. Они будто шли сквозь реальность, едва соприкасаясь с ней и почти ее не тревожа.

Тэйну уже иногда казалось, что он никогда не скитался по унылому прежде миру в одиночестве, лежащем на плечах тяжелым ужасным грузом. Играла на кларнете прекрасные мелодии-ветры Клэйр, подпевал ей своим терпким, глубоким голосом Илир, вылизывал его щеки ласковый Илмари, а все вокруг сияло новыми красками.

Он не знал, куда они шли, знал, что к Белой башне, что к великолепной сказочной Грезе, но куда — не знал. Странно улыбаясь, мечтательно перешептывались сияющие его спутники, за спиной у которых совсем четко он различал теперь переливчатые перья стеклянных крыльев, хрустела мертво пестреющая листва под копытами лошадей и тигриными лапами; алело небо на раннем закате.

Клэйр покачивала головой и мурлыкала себе под нос про Алую чащу вечно осенних листьев, а Илир посмеивался над ее спонтанными стихосложениями тихонько и загадочно улыбался, словно было в этом лесу что-то, о чем известно лишь одному ему.

Черту Алой чащи они пересекли до странности незаметно. Воздух стал тяжелее и влажнее, добавился неуловимый почти что, новый какой-то запах умерших листьев. Под ногами они не хрустели, только глубже в сырую землю вдавливались и рассыпались ало-кровавой пылью, появляясь, должно быть, где-то на толстых ветках. Илир говорил, что лес этот вечен и ничто не меняется в нем без веления на то Мечтателя, а те ничего не хотят менять.

«Это место, — произнес тогда бард с усмешкой, — очень нравится одному моему другу... Да и мне оно нравится тоже. Но люди страшатся его, говорят, что, мол, лес — Кровавый».

Алая чаща густела вокруг постепенно. Смыкались древесные кроны над головой, нависало плотною пеленой багровых облаков небо, словно кровь, доведенная до загустения. Все здесь было ало-кровавым — стволы деревьев, листья, жухлая травка, даже земля какая-то не такая. Тэйн наблюдал уже без явного удивления, только головой по сторонам все равно вертел. Льдисто-голубая шкура Илмари выделялась здесь ярким росчерком, словно кто-то кистью случайно по завершенному уже давно пейзажу случайно мазнул. Такими же кляксами были здесь и Илир с Клэйр, и он сам — светловолосые, светлоглазые и светлокожие, в серых плащах с меховым подбоем.

Илир сиял призраком стеклянных крыльев за своею спиной и изредка по сторонам оглядывался, словно чего-то ждал. От Тэйна он ехал по правую руку, а Клэйр — по левую, и мальчишка, косясь на нее с любопытством, видел, что девушка наблюдает за бардом и улыбается чему-то, ничем больше не выдавая своего настроения, даже кларнет спрятала в рюкзачок и теперь только за реакцией юноши наблюдала. Чего они дожидались? Кого? Совершенно неясно было. Тэйн чуть качнул головой и решил все узнавать с дальнейшим ходом событий.

Шли они не то чтобы очень долго — время по-прежнему ускользало — но мальчишке казалось, что не успел он и глазом моргнуть, а почти над его головой зашепталась внезапно листва, и затрещали тонкие ветки. Ветки трещали, листва шуршала, а ветра... не было.

Илир вскинул голову вверх, улыбаясь неожиданно широко и отбрасывая со своих серо-свинцовых глаз длинные волосы. Клэйр же негромко только хмыкнула и притормозила лошадь. Кажется, знала все-таки, что произойдет дальше. И действительно.

— Хватит шуточек, безумные, — произнесла она с беззлобным ворчанием в тоне, — напугаете Дитя только. Спускайтесь уже на землю!

Опять зашуршала листва, затрещали темно-красные ветки. Тэйн почти ощутил, как промялась необычного оттенка сырая земля под спружинившими об нее ногами. Стояли на тропе, отряхиваясь более чем элегантно, словно плащи поправляли, два молодых человека. Один был словно олицетворением Алого леса — на голове копна волос ало-рыжих, словно древесная крона, в глазах — мертвые листья будто, в пыль рассыпающиеся под подошвой сапог, а на губах — усмешка беззлобная, странноватая только какая-то. Второй же был будто бы его темной тенью — чернильные волосы, струящиеся потоками по плечам, а глаза — словно шарики голубого стекла в глазницах, вырезанные и вставленные так искусно, что и от настоящих не отличишь совсем.

— Ах, матушка Клэйр, прошу извинить, — отвесил ало-рыжий шутливый поклон смеющейся девушке и тут же вновь отряхнул свой плащ — столь же алый, сколь его волосы и кроны здешних деревьев. — Я чуть не забыл, вы ведь заграбастали Нерожденного.

— Перестань, — голос второго юноши был более суровым и более низким, нежели у первого. — Ты действительно напугаешь ребенка. Посмотри, он наблюдает за тобою, как за какой диковинной зверушкой.

Илир молчал и улыбался, глядя на прекрасных пришельцев и явно ничего объяснить не собираясь. Он словно на время из реальности как-то выпал. А потом спешился и шагнул по направлению к ало-рыжему юноше, заключая его в объятия с облегчением.

— Рад встрече с тобой, безумец, — пришелец вновь улыбнулся, уже по-другому совсем. Уже более как-то... радостно. Клэйр же, зеркально почти повторив жест спутника, подошла к темноволосому аристократу и чуть склонила свою солнечноволосую голову.

— Прекрати глупые церемонии, Клэйр, — отмахнулся тот. — Я тоже рад тебя видеть. Кто бы мог подумать, что вы блуждали по разным мирам так долго, а в итоге Дитя оказалось у вас под носом.

Девушка серебристо расхохоталась.

— За это я больше всего люблю тебя, Эйрон! Ты умеешь задеть так, что даже и незаметно!

— Если ты все еще в состоянии слышать мои издевки, значит, мы оба не потеряли норов, — названный Эйроном не сдержал смешка и заключил синеглазую подругу в объятия.

Тэйн чуть щурился, рассматривая незнакомцев и сжимая настороженно в пальцах мягкую голубую шерсть тигра, испещренную полосками-шрамами черноты. Казалось, на какое-то время о нем забыли. Казалось, имя ало-рыжего юноши так и не будет произнесено, но...

— Скажи-ка, Скай, как поживает Греза? — тон Илира стал серьезнее, но терпкий голос его звучал при этом еще приятнее. Клэйр отстранилась сейчас же от Мечтателя с глазами-стекляшками и вздохнула как-то взволнованно.

Ало-рыжий Мечтатель благосклонно качнул головой.

— Белая Греза очнулась, и волосы ее сияют первозданной своей красотой.

Белая Греза? Но ведь Греза — это цветок?

Тэйн переводил настороженный синий взгляд с одного Мечтателя на другого и никак толком не мог понять, о чем же они говорят. Все было как-то в каком-то новом красочном сне — алые кроны густеющей чащи, воплощение самого леса со своей темной тенью и два светлых пятна рядом с ними. И мурлычащий Илмари, задирающий голову и наблюдающий за ним с каким-то поистине осмысленным интересом.

Вспомнили о Тэйне внезапно совершенно и совершенно необычным образом. Скай шагнул просто вдруг мимо Илира и вмиг оказался рядом с огромным тигром, поглаживая его по шерсти и слушая в ответ довольное утробное урчание. Тэйн окаменел на секунду, потому что вот он — такой ярко-алый, такой прекрасный — стоит от него меньше, чем в полуметре и коварно блестит красно-коричневыми глазами. Скай рассматривал его где-то с минуту, чуть склонив набок голову, отчего красные прядки красиво змеились по бледной его щеке. А потом протянул руку и коснулся кончиками пальцев моментально вспыхнувшей от смущения кожи мальчишки. И усмехнулся, вглядываясь в его глаза.

Илир следил за мальчиком напряженно, словно боясь, что тот от одного прикосновения Ская рассыплется Радужной пылью, однако безумный Мечтатель только улыбнулся широко, обнажая ровные белые зубы, и потрепал Нерожденного по голове.

— Что за чудо-ребенок, дорогие друзья? Он определенно нашей породы!

Тэйн затаил дыхание, чувствуя, как перебирают бережно тонкие пальцы светлые его пряди. Его еще никто и никогда не называл чудом.

Солнце к горизонту быстро как-то совсем склонилось, не успели Мечтатели даже посреди тропы и получаса простоять. Скай улыбался загадочно, а Илир только головой качал и улыбкой такой же странной, как и у родича. Клэйр болтала без умолку о чем-то, Тэйну совсем неясном, а холодный черноволосый Эйрон с легкой улыбкой кивал ей в ответ и едва ощутимо мальчишку за руку придерживал, чтобы тот в пугающих сумерках дикого Алого леса от своих не отбился.

Тэйн изо всех сил старался не улыбаться и безропотно следовал туда, куда вели. Только в голове все время слова ало-рыжего Ская бились, словно канарейки в тесной клетушке. Что «чудо-ребенок». Что «нашей породы». Нерожденный смотрел на макушку оттенка лиственных крон этого леса и крепче сжимал кажущиеся столь хрупкими пальцы Эйрона.

Разведенный на небольшой уютной полянке костер был столь же алым, сколь трава этого странного леса. Но огонь был нужен для света скорее, разгонявшего темные тени вокруг места пребывания гостей данной чащи, чем для тепла, ведь никто из Мечтателей почему-то совсем не мерз. Лошадей на сей раз и привязывать даже не стали, Скай обмолвился только, что если они сбегут, им с Эйроном не придется за кисти попусту браться.

Тэйн плюхнулся на заботливо расстеленную попону и погладил по голове Илмари, устроившегося рядом. Тигр заурчал довольно и уложил огромную голову мальчику на колени под беззлобный смешок Ская.

— Тебе все-таки удалось создать что-то большее, чем просто тигр, Илир, — юноша улыбнулся, усаживаясь рядом с Илмари и чухая его за ушами. — Ты прямо как Птичник, — он бросил на польщенного явно Мечтателя исполненный уважения взгляд, — только тот создал себе говорливую девчонку-галку, а ты вложил частичку себя в свой Пятнистый Ветер. Он... прекрасен.

Илир чуть улыбнулся и постелил вторую попону, усаживая на нее Эйрона и Клэйр и садясь рядом со своей душенькой.

— Я слышал, они друг за другом и друг от друга давно по мирам скачут, как две маленькие обезьянки по веткам... А еще слышал, что Греза очнулась.

Скай в момент стал серьезным и кивнул головой.

— Да, это правда, я же сказал. Первая все же очнулась...

— И как она? — Клэйр встрепенулась тоже и села поближе к Илиру, сжимая его руку в своей руке ― неясно, произвольно или же нет.

— Пока все нормально, — отозвался уклончиво Эйрон. Скай кивнул, соглашаясь с ним полностью, и добавил все же многозначительно, словно подчеркивая что-то очень важное:

— Пока.

— А... Постойте-ка... — Тэйн на Мечтателей во все глаза смотрел и не мог понять ничего. — Греза?.. Но ведь это ― цветок?..

— Это две разные Грезы, — преспокойно пояснил Илир, улыбаясь уже как-то грустно и не по-обычному совсем. Не так странно, как Скай даже ― уголком губ как-то. — Греза-цветок спит до сих пор в руках Костяной принцессы у подножия Белой башни.

Тэйн качнул головой, словно наваждение какое отгонял, и попытался понять, о чем говорит Мечтатель. Две разные Грезы? Как это? Скай потрепал мальчишку по голове, заметив его любопытство, и произнес негромко:

— Всему свое время, друг. Всему свое время. Мы тебе скоро расскажем одну сказку. Правда, не до конца, но до того места, которое считается им в данный момент.

Тэйн распахнул удивленно глаза и воззрился на ало-рыжего юношу с непониманием. И едва в его глазах не утонул, словно в освещаемом заходящим солнцем карминовом море.

— То есть как это?..

— Эта сказка еще не закончилась, — улыбнулся Мечтатель, знавший, видимо, какое влияние его взгляд оказывает, и пользующийся этим бессовестно. — Держу пари, ты точно узнаешь ее героев.

Он вновь потрепал мальчишку по голове и потянулся к своему рюкзаку, неизвестно откуда взявшемуся, доставая оттуда инструмент, чем-то на флейту или кларнет похожий, но ни то и ни другое. Коснулся губами бережно мундштука, пробежался по клапанам бледными пальцами и вдохнул в него жизнь. Звук был похож на шелест листвы в кронах деревьев. Тэйн вздрогнул, будто его ледяной водой окатили, и замер, не смея даже на миллиметр с места сдвинуться. Ало-рыжий Мечтатель играл и чуть улыбался, пробегая пальцами по контурам точеного инструмента, какого-то эфемерного словно, как сам он в этот момент. Звук шевелил волосы на макушке подобно нежным пальцам, касался губ, словно заставляя их распахнуться, словно вырывая из них воздух какими-то рваными толчками; проникал куда-то в самое нутро. Усыплял постепенно.

Тэйн медленно завалился на попону и прикрыл устало глаза. Ему нравились эти звуки, они как будто опутывали своими нотными паутинками и заставляли не дышать иногда даже. Совсем ничего не хотелось ― только слушать этот прекрасный шепот, поселившийся где-то на грани сознания и будоражащий до странности сильно.

Скай вдыхал в свой инструмент жизнь, и жизнь эта, вылетая из него манящими звуками, побуждала увидеть что-то, чего мальчик не видел раньше. Алые кроны смешались в дымке с белизной тонких пальцев и рыжиной волос, а улыбка слилась со звуком. Мелодия пронизывала до кончиков пальцев.

А потом на голову теплым флером упала тьма.

* * *

— По-моему, это слишком резко, — передернул Илир плечами, переползая по алой траве с одной попоны на другую и осторожно кладя вихрастую голову спящего Тэйна себе на колени.

— Нормально, — махнул рукой в ответ Скай. — Это было нужно, чтобы поговорить конкретно. Терпеть не могу все эти загадки, ты знаешь же...

— Знаю, — Мечтатель чуть усмехнулся и сощурил свои грозовые глаза. — Так в чем же дело? — он краем глаза заметил, как чуть заметно сужает глаза и его душа, комкая в пальцах край ткани попоны. Она всегда считала Ская излишне странным.

— А дело в Первой, — неожиданно подал голос Эйрон. — Ему кажется, — он кивнул на ало-рыжего Мечтателя, — что волосы у нее все-таки потускнели. Нам придется его привести.

— Мы знали, что это произойдет... — грустно качнула головой Клэйр, растирая отчего-то замерзшие руки. — Видимо, все же придется нам...

— Вырвать Грезу с корнем, — кивнул в ответ Эйрон. — Вырвать ее из холодных рук Костяной принцессы и принести в Храм. Думаю, мальчик скоро созреет для своей миссии.

— Мне его жаль, — Илир негромко цыкнул, — Тэйн еще даже до конца не понял, что должен делать и кто он. Но он нас видит.

— Видит? Крылья и пыль видит?

В голосе Ская так и сквозило изумление.

— Именно так, — Клэйр кивнула и ноги скрестила на манер позы для медитации. — Наверное, сила Первой теперь утекает в него.

— Это грустно немного, — чуть усмехнулся Эйрон. Совсем не весело, правда.

— Это был выбор Воли Мира, — сказал как отрезал рыжий безумец. — Мы не можем его оспорить, ведь иначе... Иначе же все рухнет! И все мы либо отправимся Темной тропой за Мертвыми, либо исчезнем вовсе!

— Это будет еще нескоро, — тряхнула кудрями Клэйр. — Это еще через пару тысячелетий только...

— Да плевать, — зябко передернул плечами Скай. — Для нас эти тысячи и миллионы могут одним днем при желании пролететь, только захотеть стоит. А даже если не захотим... Время тянуть в бесконечность все равно невозможно. Время ― это такая река, русло которой ты ни беса не изменишь.

— Тогда каждый сделает то, что должен, — Эйрон поднялся на ноги как-то резко. Поднялся и протянул руку Скаю. — Успокойся уже, наконец. Угомонись, слышишь?

Ало-рыжий Мечтатель сухо кивнул и сжал тонкими пальцами его ладонь ― слишком узкую для мужской и для женской слишком широкую.

— Думаю, вам стоит уйти пока в чащу, — попросила совершенно неожиданно Клэйр. — Сейчас твои силы, Скай, могут повредить мальчику, — она бросила на Тэйна взгляд, исполненный какой-то поистине материнской нежности. — Он нестабилен, еще и ваших крыльев пока не видит. Но твоя музыка... Он чувствует ее иначе, чем все остальное. Острее намного.

Мечтатель с кровавой кроной на голове отрывисто кивнул и, схватив за руку своего спутника, подорвался с места, без прощаний шагнув в сумерки Алого леса.

— Думаю, у него будет все же фагот — не флейта, — произнес как-то уж больно тихо Илир, поглаживая ребенка по волосам и перекладывая осторожно его голову со своих колен на шкуру развалившегося совсем рядом Илмари. — Смотри, чтобы он не замерз, дружок. Ладно?

Тигр в ответ изящно наклонил морду и фыркнул что-то себе под нос, словно хотел какую-то колкость сказать в ответ. Мечтатель потрепал его по шерсти и тоже встал на ноги. И, протянув руку Клэйр, начал медленно растворяться. Ему и его душе надо было посетить важное одно место и попросить некое существо исполнить определенную просьбу. Скай и Эйрон все равно будут неподалеку, да и Илмари здесь, так что волноваться за Тэйна не приходилось.

* * *

Когда Тэйн проснулся, под боком у него урчал мирно голубой тигр, соседняя попона была пуста, а костер медленно догорал, отбрасывая изредка на влажную траву мелкие оранжево-красные искры. Мальчик поднялся, стащил с себя плащ, полу которого Илмари как будто специально придавил лапой, и решил обойти полянку. Костер еще тихо потрескивал, а где-то за границей едва освещенного им круга слышались знакомые голоса. Кажется, Скай и Эйрон ушли не так уж и далеко. Вот только зачем же вообще ушли?.. Мальчик приблизился осторожно, стараясь не шуршать опавшей листвой, хоть она и не издавала звуков на самом деле, и замер, спрятавшись за толстым дубовым стволом.

Скай лежал прямо на траве, уложив доверчиво голову на колени Эйрона, зарывающегося пальцами в его алые волосы, и тихо говорил что-то. Тэйн постарался прислушаться и разобрал все же его слова.

— ...с Первой. И мне будет жаль ребенка.

— Угомонись, еще ничего не ясно, — Тэйн видел красивое искрящееся сияние за спиной Мечтателя с холодными глазами-стеклами и не смел двинуться с места. Эйрон говорил негромко, успокаивающе, словно усыплял Ская своим тоном, и Тэйн поддавался чарам вместе с рыжим безумцем. — Это еще всего лишь твои предчувствия.

— Но ее волосы с каждым днем тускнеют, — не замолкал юноша. — Она гаснет, и с ней вместе погасает сияние нашего Храма. Ей нужна сила. Она ― Хранитель. Сможет ли маленький мальчик хоть что-то сделать?..

Вопрос был, наверное, риторическим. Скай не ждал на него ответа, он тянул тонкие пальцы к лицу Эйрона и касался ими его прохладной, должно быть, кожи. Касался черных волос, спадающих тонкими, чуть блестящими в сумраке прядями, словно сияние крыльев его отражающих. Касался приоткрытых губ, ловя мерные входи и выдохи, оглаживал крылья точеного носа... А потом порывисто подался вперед и коснулся исступленно губ Стекольщика уже губами, зарываясь пальцами в жидкую тьму его волос и наклоняя властно ближе к себе.

Тэйну показалось, что он стал свидетелем чего-то, чего ему нельзя было видеть. Это было что-то личное до невозможного, что-то тайное, что-то... что-то волшебное. Когда два божества отдают друг другу себя, словно сливаются в единое существо. Нельзя было этого видеть, нельзя было приходить сюда, нельзя было наблюдать... Но Нерожденный глаз оторвать не мог. Казалось, Мечтатели к нему находятся слишком близко, одновременно с тем полностью поглощенные друг другом.

Алая рыжина мешалась с блестящей тьмой, словно две неземные краски, которые никогда не дадут один какой-то единый тон, пальцы переплетались, ресницы дрожали, губы сминали губы. Отовсюду слышался шепот. Какой-то неясный шепот. Возможно, шепот алой листвы. А возможно... Возможно, мелодия Шепчущего гобоя.

Тэйн тряхнул головой, словно отгоняя наваждение от себя, и поспешно отвернулся, едва ли не бегом направляясь обратно к догорающему костру. Сердце в груди ухало так, словно вырваться хотело из клетки ребер, щеки горели, словно пылающие уголья, а воздух казался каким-то слишком тяжелым, слишком влажным, словно бы приближался ливень. Мальчишка опустился тяжело на попону и спрятал лицо в густой шерсти дремлющего Илмари, пытаясь осознать то, что видел сейчас и слышал.

Они... Они особенные друг для друга. Как две части единого целого. Они не могли друг без друга. И друг с другом им тоже непросто. Они обречены были вместе сходить с ума. Медленно, постепенно. Скай видел то, чего другие не в силах были заметить. Он рвался вперед, словно быстроногий лис. А Эйрон, холодный прекрасный Эйрон, чуть-чуть похожий на стеклянную статуэтку, сдерживал его постоянно. Наверное, это и есть «душа». Наверное, так и у сероглазого Илира и солнечноволосой Клэйр.

Лед и пламя, солнце и дождь.

Тэйн поднял голову и вгляделся в окружающий его красноватый сумрак. Теперь он начинал понимать все. Он, видно, должен был заменить кого-то на вечном его посту. Этот кто-то ― таинственная Первая Греза. Не Греза-цветок, а женщина-Греза. Что ж, когда Илир и Клэйр вернутся, им эту странную сказку придется ему рассказать. Теперь еще сильнее хотелось принять в данном чарующем приключении непосредственное участие.

Эти заросли начались сразу, стоило только шагнуть за границу Кровавой чащи. Заросли были белыми и так, собственно, в народе и назывались. Здесь сверкала сталью трава, серебрились инеем листья, и смутно серело затянутое облаками небо. Тэйн боялся лишний раз даже шуршать, потому как Илир, идущий рядом с ним и ведущий под уздцы своего коня, был до странности напряжен и явно очень уж недоволен чем-то. Говорила об этом морщинка на его переносице от сведенных светлых бровей и поджатые сердито бледные губы.

На одной из серебристо-белых полян Зарослей их уже ждал кто-то. Тэйн на секунду дышать перестал, когда увидел, кто же. Клэйр про нее говорила совсем недавно ― Лунная Леди ― Иная ― со своим пробужденным ото сна спутником.

«Дерзкая и склочная личность!»

Правда, дерзкой Иная не выглядела ни на йоту. Она вообще не выглядела такой, какой на самом деле казалась. Лунная Леди была вся белая, и только ее волосы были черны, как ночь. Она держала под руку высокого юношу в черном камзоле, за спиной которого ярко сверкали светло-прозрачной белизной могучие крылья.

— О, какие гости! — всплеснула Леди руками картинно. — Сам Безумец ко мне пожаловал со своим ручным Стекольщиком! И господин Принц со своей госпожой Светлой Леди! Не ожидала, право!

Тэйну казалось, что он видел ее когда-то. Возможно, на фоне бледно-желтого лунного яблока, стабильно зависающего над его «родным» лесом. На самом деле, и не скрывалось это совершенно, бледная, словно тень, девушка не была удивлена. Она, видимо, знала, кто же идет к ней.

— И посмотрите только! — продолжала она тем временем, добавляя в голос еще больше иронии. — Пожаловали ко мне с самим Избранным! И чего только ради?

— Ты хочешь, чтобы мы сами это сказали? — недовольно скривил губы Илир. Удовольствия ему общение с этой девушкой, видимо, не доставляло.

— Очень хочу! — отозвалась та охотно. — Соизволишь, господин Принц? — сказано это было с явной издевкой. Тэйн скосил на барда глаза и поймал себя на том, что рассматривает его, отмечая сходство с принцами, которых не видел никогда даже ни разу. Но что самое интересное ― он находил их.

Утонченность, изящность, красота неземная какая-то... Он и впрямь был похож на принца, только принцем он был откуда-то... Не отсюда.

Илир чуть наклонил голову и неслышно вздохнул.

— Мы пришли к тебе, чтобы попросить помощи.

— Вам нужна помощь Иной? — вновь всплеснула картинно руками девушка в белом. — Что же такого случилось внезапно, что вы так суетитесь?

— Греза гаснет, — не выдержал, наконец, Скай. — Хватит паясничать! Кто еще здесь из нас безумен?

— Но это не я ведь сбиваю себе руки в кровь об острые стеклянные грани! — ухмыльнулась как-то нездешне совсем Иная. — Ну, хорошо. И что вам нужно?

— Мы хотим, — пропустил мимо ушей явную шпильку, даже не спрятав испещренные сетью бледных тончайших шрамов ладони, Скай, — чтобы ты помогла нам пробудить Нерожденного.

— Но ведь это никому не под силу. Не проснется сам ― никто его не разбудит, — ухмылка не сходила с ее лица.

Юноша, держащий ее под руку, хмыкнул тихо и воздержался от возражений, но взгляд его был явно насмешливым. Он был плодом ее стараний, и все это знали. Все, кроме мальчишки, который прятал старательно свои подозрения. Его будто к чему готовили. Будто он мир спасти должен был или стать во главе миллионной армии. Тэйн это будто бы ощущал. Он ощущал это так же явно, как видел сейчас алые росчерки крыльев за спиной рыжего безумца Ская.

— Тебе ― под силу, — безапелляционно вдруг произнес незнакомец в черном. Иная дернулась как-то странно и бросила на него не менее странный взгляд, словно бы советуясь или спрашивая о чем. И когда юноша медленно ей кивнул, сразу подобралась вся.

— Ну, хорошо... Значит, я должна пробудить его мысли? — Леди бросила на мальчишку взгляд, исполненный какой-то странной неприязни. Тэйн не моргнул и глазом ― давно привык, что о нем по большей части говорят в третьем лице. Он как бы есть, но как бы его и нет. Это было удобно очень, кстати. Тэйн мог наблюдать с легкостью за всеми и всех анализировать. Так, в ту ночь, из-за своей незаметности, когда увидел то, что не стоило бы ему видеть, мальчишка пришел к прочному выводу о том, что порочная связь безумного Ская и стеклянного Эйрона ― нечто большее, чем просто порочность в понимании обычного человека. Конечно, они ведь были для них богами.

Наверное, никогда не постигнешь полностью этой мудрости, пока не станешь ее носителем хоть в какой-то самой ничтожной мере. Пока не ощутишь то, что было прочувствовано ими, пока не захочешь также хвататься за чью-то руку, словно за саму последнюю соломинку, надеясь без оснований, что она поможет над пропастью удержаться.

Двух безумцев тянуло друг к другу, словно они были единым целым, не могущим до конца соединиться. Тэйн бы сказал даже, что они любят друг друга, если бы точно знал, что это слово к Мечтателям применимо. То же самое наблюдалось между Илиром и его солнечной, нежной Клэйр. Каждый жест, каждый взгляд говорил об этом. Каждый творец в известной степени в чем-то безумен, их же безумство просто теплилось где-то внутри, словно оно их грело.

Клэйр выступила вперед, придерживая Илира за руку, и прямо посмотрела на странную особу. Среди них сейчас не вступал в разговор только Эйрон, положивший успокаивающе руки Тэйну на плечи и разглаживающий невесомо невидимые складки на его плаще. За его спиной мальчишка боковым зрением видел до сих пор крылья. Эйрон чуть улыбался, будто бы зная обо всех его мыслях, и не спешил открывать рта, предоставляя спутникам делать то, что они хотят.

— Подойди ко мне, мальчишка, и назовись, — Иная первой отвела взгляд и недовольно поджала губы. Тэйн вздрогнул, когда руки Стекольщика на его плечах на секунду чуть сильнее сжались, а потом подтолкнули его вперед, и заметил в солнечных волосах Клэйр серебро седых прядей. Или не седых?.. Прядки девушки были того же оттенка, что и длинные волосы ее неизменного спутника.

Она слабо ему улыбнулась в ободрение, но в глазах ее заметна была затаенная тревога. У Клэйр вообще очень выразительные глаза были, Тэйн это понял сразу, как только увидел ее. Ему тоже было очень и очень страшно. Страшно находиться среди них, страшно видеть их сияние, но этот страх был... благоговейным каким-то. Именно поэтому мальчик наклонил спокойно голову в ответ на ее улыбку и медленно, мысленно считая шаги, проследовал к Лунной Леди.

Она перевела на него пристальный взгляд и долго всматривалась, словно что-то никому неизвестное желая увидеть. Смотрела, но не увидела. Тэйну показалось на мгновение какое-то, что его телом кто-то другой управляет, а он со стороны за своими действиями наблюдает, словно невольный зритель. Или заложник Чуда. Правда, теперь он точно еще одно знал: и среди ангелов попадаются неприятные личности.

Шагов получилось десять. Всего лишь десять.

Иная была в длинном свободном платье и в правой руке какой-то странный инструмент держала, тоже, видимо, духовой. И совершенно своей сущности не скрывала. Мощные ее крылья развернуты за спиной были сияющим ореолом, а черноту волос раздувал налетевший ночной ветер. Девушка вплотную к нему приблизилась, обдавая холодным потоком странного сквозняка, и положила руки на плечи, сжимая их обманчиво хрупкими пальцами и заставляя поднять на себя глаза. Цвет ее радужек различить было уже невозможно в надвинувшихся сумерках, но Тэйну глаза Иной показались черными. Она смотрела на него безднами темных зрачков и не давала отвернуть головы. Было и боязно, и увлекательно одновременно.

Дыхание быстро сбилось, заслезились широко распахнутые глаза, однако моргнуть мальчик в себе сил и желания не находил. Казалось, что телом своим он действительно больше не управляет. Казалось, что он поднялся над всеми и вся и видит сотни и сотни миров, заключенных в плен цветных стеклянных шаров.

Он видел Небо. Вечное Небо. Он чувствовал живой ветер, куда более настоящий, нежели в любом другом месте. Он запах красок чувствовал и слышал, как где-то в туманном далёко играет флейта. Хотелось объять необъятное, создать несозданное, выдумать невыдуманное.

Когда Иная наконец отпустила его, над Белыми зарослями взошла круглая и большая Луна. Девушка в белом оттолкнула грубовато мальчишку от себя обманчиво хрупкими руками и сразу почти оказалась в объятиях своего спутника.

— Убирайтесь, — голос ее был тих. Странно тих и глух.

Она оперлась на руку сопровождающего ее юноши и глубоко вдохнула, словно в последний раз. А может быть, только в первый. Вдохнула и снова бросила недовольно:

— Прочь!

Скай преодолел моментально мучительные десять шагов до Тэйна и почти что в охапку его схватил, ведя обратно. Десять шагов туда, десять ― обратно. Ало-рыжий безумец присел перед мальчишкой на корточки и заглянул в испуганное лицо, чуть поглаживая по бледной щеке.

— Расскажи мне, Тэйн. Расскажи, что ты видел?

Эта мимолетная ласка подушечкой большого пальца подействовала успокаивающе. Скай, как Иная, ужаса не вселял. Скай вселял безграничный трепет. Скай был прекрасным безумцем с глазами цвета промерзших листьев. Скай гладил сейчас его по щеке, и за эту минуту покоя можно было рассказать все. И Тэйн рассказал. Рассказал о мире стеклянных шаров, о замке из чистого хрусталя, зависшем среди облаков, рассказал о поющем ветре... О сиянии рассказал. И о том, как чувствует, что от каждого из Мечтателей пахнет краской ― не простой, а какой-то неземной совершенно.

Скай улыбался, слушая мальчишку и куда-то ему за спину иногда глядя. Чуть позади него стоял в полный рост Илир, держащий, как прежде, под руку Клэйр, а Эйрон вновь держался в стороне. Тэйн улыбался и говорил. Говорил, говорил, говорил. Ему казалось, что остановиться он просто не в силах, слова сами выпрыгивали изо рта подобно вылетающим из своих гнезд ласточкам. Замолк мальчишка только тогда, когда ладонь Ская опустилась на его светлую макушку и чуть растормошила волосы. Ало-рыжий безумец улыбался ему, но как-то немного грустно, как-то слишком уж человечно для создания, у которого за спиной сияние в виде крыльев.

— К нам действительно снизошло Чудо... — Эйрон все же подошел ближе и даже не удержался от хмыканья. — Сегодня, Тэйн, ты услышишь еще одну сказку о Грезе.

На этот раз ночевать Мечтатели со своим воспитанником и тигром остались в трактире, да странном таком, что Тэйну только недовольно хмурить брови в замешательстве оставалось. Люди, сидевшие там, видели голубую искрящуюся шкуру Илмари, видели странных созданий, неземных будто бы, но совершенно не удивлялись. Радовались только их приходу, словно Принц и его Леди сюда не в первый раз уже возвращались. Так и было на самом деле.

Илир весело улыбался хозяевам, а Клэйр согласилась даже на кларнете сыграть. Скай сидел за столом рядом со своим черноволосым спутником, откинувшись на спинку кресла, и молчал. Недвижное бледное лицо его было спокойным. Таким спокойным, словно юноша заснул и не видит снов. Стекольщик чуть улыбался, склонив голову ему на плечо, и за Светлой Леди искоса наблюдал. Та, прикрыв глаза, сидела в самом центре зала, на стуле с резною спинкой, и самозабвенно играла. Илмари развалился вальяжно у ее ног и громко мурлыкал, вызывая у всех улыбки. Тэйну казалось, что он вдруг очутился в каком-то Раю. Так тепло вокруг, приглушенный свет согревает ночь...

Илир сел с ним рядом и нежно прошелся длинными пальцами по волосам. Мальчик вскинул голову и утонул в глазах Мечтателя на секунду. Чего только в этой серой пелене не было — и звезды бликами от чадящих свечей проглядывали, и отражались тени штрихами туч.

— Сейчас душа моя нам сыграет, — вкрадчиво произнес Илир, — и мы расскажем тебе еще одну сказку.

Тэйн словно зачарован до сих пор был. Сначала одним ангелом, потом — другим... Они только рядом оказывались, а он каждый раз заново в них влюблялся и после долго взгляд от точеных черт отвести не мог.

Мелодия Клэйр смеялась. Разбивалась тысячью стеклянных снежинок об острые скулы мальчишки, ласкала теплым ветром пересохшие губы, шепотом опавшей листвы вклинивалась в сумбурный мысленный ход...

Ангелов все любили. Такова была их природа. И чем больше люди знали о них, тем сильней это чувство было. Зная о том, кто перед ними, находящиеся в трактире гости были очарованы ими навсегда.

На высокой ноте оборванная, музыка стеклянного снега и золотой листвы сверкающим призраком вылетела в приоткрытую форточку, и Клэйр, встав, поклонилась.

— Большое спасибо, что вы услышали. Всегда счастье — играть для вас.

Они были идеальными, а светлый мальчишка себе рядом с ними казался гадким утенком. И еще больше все равно в них влюблялся. Нельзя ненавидеть того, кто тебя придумал.

* * *

— Все началось так давно, что память мне уже изменяет... — начал задумчиво Скай. Он лежал на кровати, нагло подмяв под себя подушку, и поглаживал устроенный рядом гобой. Ало-рыжие волосы разметались по плечам яркими всполохами, глаза чуть прикрыты.. И за спиной — очертания в дымке огромных крыльев. — Появился я после Великой Грезы, она меня и учила, как и других Первых. Нас было много. Правда, много. Сейчас только почти не осталось... Первых заменили вторые и третьи, уже не такие сильные, как были когда-то мы. Эти Мечтатели — плод любви Первых, порождающих новые поколения. Только каждое — все слабее. Есть среди нас такие, кто веру в себя и свое всесилие теряет. Раньше такое было безумно редко, а сейчас — постоянные случаи. Потеря веры для Мечтателя — это почти как смерть. Они дышат, живут — да... Но претворять в жизнь свои фантазии уже больше не могут. Таких называют Сломанными и ссылают в один из множества выдуманных миров, где предоставляют самим себе. Такой Сломанный может прожить жизнь длиною в вечность, помня обо всех своих прошлых шалостях. За эту вот жизнь он еще может что-то в себе изменить и вернуться обратно, но это бывает редко. Чаще Сломанные остаются в одном мире, как в клетке, не в силах что-либо сделать...

— Давай уже к делу... — поморщился недовольно Эйрон. — Иначе я сам рассказывать буду.

— Эй! Это же сказка!

— Страшная выходит у тебя сказка... — покачала головой Клэйр. — Может, я продолжу? Там дальше только один неприятный момент есть...

Безумец махнул рукой, недовольный тем, что его перебили, и заговорил вновь.

— Есть еще те, кто ищет по каждому миру плод своей любви. Мечтатели ведь кем угодно быть могут, для них ничто не важно. Пол, возраст и внешний облик — это все мишура. То, что внутри — главное. Нерожденные дети в любой реальности появиться могут, их найти очень сложно, некоторым долгие годы скитаться приходится, и если они не находят Нерожденных, то отчаиваются. Отчаяться — это сразу же потерять все и прожить жизнь обычного Сломанного за одну секунду. Таких Темной тропой уводят, и больше они никогда не возвращаются.

Тэйну не было страшно. Тэйн сидел на большой кровати напротив лежащего на животе Ская, свесившего на пол ноги, и завороженно следил за тем, как перебирает притихший отчего-то Стекольщик алые всполохи тонких прядок.

— Храм Спокойствия Грезы пустел постепенно, все меньше Мечтателей стали его посещать, чтобы найти облегчение. И тогда Великая Греза, повинуясь говорящей в ней Воле Мира, воплощением которой является с начала всего, обратила часть своей души в цветочное семя и отдала одному из Первых, чтобы тот его посадил в одном из миров и вырастил. «Когда прорастет семя, — сказала она, — найди в пределах Великого Неба чистое душой создание и позволь ему прикоснуться к цветку». Первый искал такого Мечтателя очень долго, но раз за разом все же терпел неудачу. И когда он потерял веру в то, что сможет исполнить наказ Грезы, потерял свои крылья, став Сломанным и застряв в мире, который нарисовал сам.

Устроившийся рядом с Клэйр на соседней кровати Илир, не мигая, смотрел на язычки рыжего каминного пламени, пожирающего яблочные поленья. Огненные блики странно отражались в свинцово-серых его глазах и превращали их словно в две тускло отблескивающие звезды. Светлая Леди устроила голову у юноши на плече и тоже молчала, не вмешиваясь больше в повествование.

То ли это начиналась самая интересная его часть, то ли самая волнующая. То ли самая болезненная для них.

— Скитаясь по пространству красивой клетки, этот Мечтатель однажды зимой набрел на один трактир. В трактире этом на кларнете играла прекрасная девушка с солнечными волосами. В своей сказке без слов она хотела рассказать людям, о чем поет носящийся по мирам ветер. Когда Сломанный впервые ее услышал, ему показалось, что он вернулся в свои беззаботные прежде дни. Однако мелодия вскоре смолкла, и дымка иллюзии с ней исчезла, как исчезла прекрасная девушка. Ты не думай, они совсем скоро встретились вновь и бродили по миру вместе. Мы наблюдали за ними, ведь спустили их в тот мирок сами, — Скай перевернулся на спину и вперил затуманившийся отчего-то взгляд в потолок. — Она учила его смеяться. Он не улыбался ни разу с тех самых пор, как я оставил его на усыпанной красно-желтой листвой поляне. Мне казалось тогда, я оставляю его в огне выдуманной суеверными людьми Преисподней... Но появилась солнечная девушка, и он начал вновь улыбаться. Вскоре он пел ей, а потом даже играл на своей флейте.

Рыжий безумец снова замолк и какое-то время не мигал даже, прикрыв глаза. Со стороны могло показаться, что он уснул, однако же было это совсем не так. Когда Мечтатель снова открыл глаза, тонкие губы его тронула чуть улыбка.

— Она смеялась и говорила, что он похож на зиму... Она его разбудила и стала его душой. Когда этот Мечтатель получил свои крылья обратно, он отправился посмотреть, что сталось с цветочным семенем Великой Грезы, и оказалось, что пробившийся сквозь слои почвы чернозема росток стал прекрасным цветком. Каждое мгновение менял он свои очертания, и никто не мог описать его красоту в точности. Люди стали называть частицу Первой цветком мечты, то есть Грезой. Много кто приходил к Белой башне, сотворенной Мечтателем прямо вокруг вечноцветущего растения, но желания никто так и не загадал — все пришедшие обратились в камень.

Тэйн испуганно как-то сглотнул. Дышать стало почему-то сложно, однако Скай на это внимания, кажется, не обратил — уж слишком он был увлечен рассказом.

— Принцесса, почти заключившая Грезу в свои объятия, была из обычных, как и застывшие снаружи люди, то есть придуманной Мечтателями. Однако оказалась она очень чистой — это потом уже годы приврали, что она была алчной и мелочной. Эта принцесса была до того красивой и столько всего у нее было, что она не знала, чего еще пожелать!.. Ее погубили сомнения. Она колебалась. То одно загадать хотела, то другое... Так и застыла с открытым ртом!

Тэйн оглянулся на соседнюю кровать. Илир дремал, упершись подбородком в макушку подтянувшейся выше Клэйр. Последние слова были так и пропитаны черной иронией, но смеяться над принцессой мальчику не хотелось. Наверное, ему было ее даже жаль — ведь принцессы должны умирать красиво.

— Мечтатель, нашедший Грезу уже цветущей, отправился с новыми силами на поиски чистого душой существа, — голос Ская начал стихать, показывая как будто, что рассказ приближается постепенно к концу, — и знаешь, как он удивился, когда нашел его в Раю Первых?.. Это был тщедушный бездомный мальчишка с невероятно синими глазами, который жадно вслушивался в каждое его слово. Мечтатель увел его с собой, и больше никогда этот мальчишка не познал ни людской жестокости, ни одиночества.

К концу голос Безумца сорвался почти на шепот, и когда он замолк, Тэйн долго не мог сказать ни единого слова. Вот, значит, что это была за сказка, которая не закончилась до сих пор. Вот, значит, кто же ее герои.

— А... Скажи Скай, — мальчишка вновь оглянулся на задремавших Мечтателей. Безумец приоткрыл один красно-коричневый глаз. — Как их звали?

Ало-рыжий Метатель широко ему улыбнулся, сонно жмурясь и выгибая, как кошка, спину.

— Я знал, что ты догадаешься. Того Мечтателя звали Илир, а девушку, сломленную сомнениями наполовину — Клэйр. Спокойной ночи.

Их было много, и все они были разными. И у всех у них были крылья. Он никогда не видел их наяву. Их лица были скрыты туманной пеленой, они поворачивались к нему статными спинами, их крылья сверкали подобно звездам в ясную ночь. Они смеялись и танцевали, пели и играли на своих инструментах; они рисовали, и расцветали вокруг мечты.

Сегодняшним днем все вокруг вновь было снежно-белым. Они зашли в чьи-то чужие места, незнакомые и холодные. Потрескивал снег под копытами лошадей, смеялась колючая метель...

Мир менялся. Скай видел это, зрение у него было очень острое. Чудо-мальчишка сидел верхом на разумном голубом тигре и озирался с интересом по сторонам, все никак до конца не желая в себя прийти.

Зачем ему знать о том, что принцесса из грустной сказки была действительно алчной дрянью? Зачем ему знать, что он станет новым сосудом для их Великолепной Грезы с волосами цвета далеких звезд? Лучше, наверное, никогда, чем поздно. Но до «никогда» откладывать все не имеет смысла.

Скай чувствовал, что на него смотрят. Даже так — на его крылья. Они не мешали, могли при желании исчезнуть, но незримо всегда были рядом с ним. Были его частью. Скай чувствовал каждую кочку под конскими копытами и наблюдал с откровенной скуки за крыльями Илира, что ехал с ним рядом — чуть впереди и сбоку.

Сияние этих крыльев в холодном солнечном свете преломлялось как-то совсем уж чудесно... Он мог каждое перышко рассмотреть. Они были крупные и острые, как наконечники у копий. Сияние это не резало глаз, а будто бы расступалось, позволяя узреть точные очертания. Будто признавая его достойным этой огромной чести. Перья от движения иногда соприкасались друг с другом, и снег становился белее, а его сияние в солнечном свете — ярче, словно его осыпали алмазной пылью. Реальность странно дрожала, как воздух дрожит над огнем костра, и неуловимо менялась, становясь более сочной, более близкой, более... настоящей. Илир вообще был замечательным. Наверное, если бы они не были повязаны, он хотел бы совсем иначе быть рядом с ним.

Но в Принце наблюдалась присущая только ему надменность, незаметная из чужаков, кажется, никому. Он был улыбчивым, добрым и озорным. Он словно желал скрасить последние дни чудо-мальчишки.

Наблюдать за разрывами в материи этого мира вокруг Илира оказалось внезапно столь увлекательно, что Скай пропустил тот момент, когда пробуждение мальчишки замечено было не только им. Очнулся он лишь тогда, когда Принц, чуть улыбаясь, щелкнул пальцами у Тэйна под самым носом. В ушах этот звук раздался подобно какому-то странному звону. Если бы чудо-мальчишка знал, что прячет его добрый друг под перчатками...

За его спиной, как и прежде, сияли крылья, сквозь прозрачно-стеклянные перья которых можно смутно было увидеть очертания раскинувшегося в далекой недосягаемости горизонта.

— В чем дело, Тэйн? — его голос звучал по-прежнему ласково и приятно, однако еще более терпко, чем раньше. Или, может, Скаю только это казалось. Или, может, что-то произошло с его слухом. И со зрением — тоже. И с ним самим. Он не знал. Просто нелепая жалость к чудо-мальчишке обуяла как-то совсем внезапно.

— Твои крылья... Они настоящие, правда?.. — мальчишка протянул вперед руку и, задержав дыхание, словно пытаясь остановить само время, едва ощутимо коснулся сияющего стекла.

— Ты их действительно видишь? — Тэйн в испуге отпрянул и наконец выдохнул, глядя на юношу во все глаза. В свинцово-дождливых радужках Мечтателя отражалось, должно быть, сияние зимнего снега и блики холодного бело-желтого солнца. И он, кажется, был в восторге. Скай едва заметно переглянулся с Клэйр и невесомо пожал плечами. Та на секунду поджала губы и отвела взгляд.

Им всем было очень жаль.

Чудо-мальчишка нашел, кажется, в себе силы кивнуть.

— Да, вижу. Они... стеклянные. И они очень теплые. И сияют. И так похожи на ястребиные... — речь, как видно, давалась ему с трудом. То ли это было ошеломление, то ли испуг.

— Клэйр! — Илир резко повысил голос и обернулся к солнечной девушке. — Сыграй немедленно что-нибудь! А ты сейчас скажешь мне, что услышишь, — тут же обратился он вновь ребенку. — Ты ведь сможешь мне описать?

— Да... Наверное... Не знаю...

Скай постарался вздохнуть так тихо, чтобы его никто не услышал, спрыгнул на землю и решительно приблизился к мальчику и Мечтателю. За его спиной Тэйн тоже должен был видеть большие красноватые крылья. Эти — орлиные. И сквозь их перья он в дымке должен был видеть алый, слегка искаженный мир.

Клэйр достала кларнет и, бросив на мальчика быстрый взгляд, немедленно заиграла. Вокруг них сейчас же завьюжило, будто ветер так подпевал хозяйке мелодии, и Скаю почудилось, что он заслышал в этой внезапной пурге чей-то едва слышный шепот. Светлая Леди всегда любила говорить через музыку с ветром. Безумный Мечтатель припомнил даже, что можно было спеть этот самый миг.

Грезы стебель в руки ты возьми

Не теряй.

Музыка словно топила его в себе. Возможно, в чем-то он оставался совсем обычным. Возможно?.. Точно. Частица его всегда оставалась там, за стеклянными стенами огромной комнаты с твердой кушеткой и пианино. Частица его оставалась там, и он всегда за ней возвращался, все равно забывая себя за голубоватой стеклянной дверью.

Присутствие только-только вернувшегося Эйрона ощущалось совсем-совсем близко — прямо за спиной. Он подошел, едва слышно хрустя умирающими снежинками, и положил ладони ему на плечи. Скай дернулся чуть и подался назад, отдаваясь в чужие руки.

Мальчишка говорил сбивчиво и невнятно, как будто пьяный. Говорил о крыльях, о дрожащем мареве в воздухе; говорил о странном, живом тепле.

Стекольщик дышал у рыжего Безумца над самым ухом и молча слушал. Пальцы его на плечах Ская сжимались сильнее с каждым сказанным Тэйном словом. Он знал что-то, чего пока не знали другие. Он был где-то, куда другие пока не добрались.

— Греза окончательно расцвела, Скай, — Безумцу показалось, что что-то перевернулось в его желудке. Человеческим чувствам он не должен был быть подвержен, но это, возможно, был тот самый отголосок безумия в нем. Возможно, это частичка его самого из стеклянной комнаты. Это как стеклянные руки Илира, скрытые тканью перчаток-кожи. Это как серебристые пряди в солнечных волосах Клэйр. Это как снежинки вечной отстраненности в глазах у Эйрона. Этого им ничем никогда не скрыть.

— И... И какая она? — руки слегка задрожали. Пальцы Эйрона сжались еще сильнее, до синяков почти стискивая Скаю плечи. Это было болезненно и до странности хорошо. Впрочем, ему ли заикаться о странностях?

— Разная, — отозвался лаконично Стекольщик, наклоняясь еще чуть ниже и разжимая, словно опомнился, руки.

От него пахло пылью, цветочной пыльцой и слоновой костью. В такие моменты Скай понимал, что Илир и его стеклянные руки совсем из другого мира. Что Илир и его солнечноволосая Клэйр, в прядях которой прячется серебряная седина — совсем не те, с кем он мог бы быть постоянно рядом. У Эйрона были равнодушные глаза-льдинки и самые осторожные в мире руки. И еще у него была душа Ская. Но это уже неважно. Это уже другое.

— Она ждет его, так же ведь? Она его ждет.

— Она хочет его поглотить.

Тэйн улыбался и прикасался к серебряной флейте Илира, не замечая ни одного брошенного на него искоса взгляда. Тэйн был счастлив. Скаю его было жаль. Резкой при встрече в своих словах Лунной Леди, как видно, тоже.

— И мы это ей позволим? — голос его тоже мог дрожать.

— Это ради нас всех, Скай, — голос Эйрона был очень тих и тверд. Он невесомо касался губами его макушки и оглаживал руками плечи с наверняка уже расцветшими на них лиловыми синяками. — Мы молчали, когда это не касалось конкретно нас. И нам же молчать теперь.

— Я боюсь, что Илир просто уйдет в себя. Я боюсь, что Клэйр уйдет следом, и ничто уже не поможет нам их вернуть.

Изо рта вырывались облачка белесого пара, голос сбивался на почти что беззвучный шепот. Скаю было холодно и промозгло. Скаю было безумно противно. В его голове теснились сотни видений, словно заставляя ее лопаться. Сотни вариантов нового будущего. Тысячи осколков грядущей вечности.

В одном видении рассыпался на части мир, в другом — рассыпался Эйрон. Пожалуй, последнее было бы самым страшным. Скай открывал глаза и видел перед собой вновь снежную равнину и смеющегося чудо-мальчишку. И вымученно ему улыбался.

Сколько времени еще у них осталось?

Она смеялась своим теплым смехом и целовала в лоб очередного чудо-ребенка, а потом жила тысячу или две лишних лет и просила новую жертву. У нее были длинные серебристые волосы и самые светлые глаза в мире. Она была их матерью и богиней. Она их учила, а они все делали ради нее. И сделают это снова.

Ее называли Первой.

* * *

— Тебе страшно?

Илир обернулся и посмотрел пристально на подавшего впервые за многие часы голос Ская. Они ушли вперед немного, оставив чудо-мальчишку и Эйрона с Клэйр футов на сто позади. Безумный Мечтатель старался тщетно скрыть свое беспокойство, но, судя по взгляду Принца, у него не больно-то получалось. Что ж, от Илира, как и от Эйрона, Скай никогда ничего не мог толком скрыть...

— С чего ты взял? — ни единого намека на горечь в голосе барда не просквозило. Он был необычайно холоден, красив и надменен. Не тот улыбчивый светлый Мечтатель, что говорит с вихрастым чудо-мальчишкой — творец миров, чуждый ненужным чувствам.

— Но... это ведь твой ребенок.

Илир чуть помолчал и качнул головой. Длинные волосы серебристыми змейками разметались по ткани серого с мехом плаща.

— Мы молчали, Скай, когда умирали сотни невыдуманных миров в чьих-то чужих мечтах.

«Мы молчали, когда умирали чужие дети».

— Вправе ли мы сейчас защищать свое?

Его голос был очень глух.

— Резонно, — Безумец склонил голову набок, наблюдая за тем, как медленно погружается в карминное море заката солнце. — Но ты ведь... Ты же будешь в порядке? А Клэйр?

— Я уже успел как-то смириться с этим. А Клэйр... — на мгновенье Илир замолк. — Меня хватит на нас обоих, Скай. Клэйр однажды меня спасла, помнишь? Надо платить по счетам.

* * *

Греза всегда была их матерью и защитой. Они были к ней привязаны и очень ее любили, а она в ответ одаривала их заботой и лаской, уделяя внимания каждому по чуть-чуть и всем практически одновременно.

Они друг друга не видели и не знали, пока не повзрослели. А когда повзрослели — разбрелись по мирам и встречались безумно редко. Когда встречались — кивали друг другу и расходились в разные стороны, каждый — своей дорогой. Цветные яркие светлячки, летящие на животворящий свет. Все они стремились вернуться к ней, даже кого-то другого рядом.

Это была зависимость.

Это сейчас зависимость.

Она — их костер, а они — ее мотыльки.

А Воля Мира — всепоглощающая стихия.

Скай любил ее. Он всегда любил свою прекраснейшую богиню. Он терялся перед ней и всегда почти говорил только правду. Он целовал ее руки, расчесывал ее волосы, наблюдал за ее игрой. Первая не знала лишь о его поглощающей разум способности прорицать. А еще — о том, как искривляются временно нити жизни, вбитые ему в ладони, когда он сжимает пальцами голубое стекло пианино.

Даже сейчас, на внушительном расстоянии, за сотни сотен шагов по Небу, он ощущал эту зависимость от нее. Он видел, как она поглощала души окрыленных своими возможностями Нерожденных, и не мог ее ненавидеть за то, что она отнимает вместе с сознанием их надежды.

...Тени ползли по снегу призраками за ними. Тэйн рисовал прямо пальцами в воздухе белых бабочек и смеялся, глядя на них. Блестящие, словно стекла, и легкие, словно пыль, эти снежные бабочки порхали над его головой кипенно белой известкой инея.

Клэйр рассеянно дула в мундштук своего кларнета, даже не думая что-то воспроизводить, а Илир рассказывал мальчишке какую-то очередную сказку с добрым концом. Кажется, в этот раз он вдохновенно лгал мальчику о той самой Лунной Леди.

Рассказывал, что она потеряла свое крыло и стала очень сильно бояться света, из-за чего проводила все свои дни в абсолютной тьме, пока ей на помощь не пришел ее нынешний спутник — тогда — всего лишь обычный юноша.

«Она подарила ему часть себя в благодарность за то, что он спас ее заблудшую душу».

Скаю хотелось хохотать так, словно он был и впрямь безумен, а не просто носил такую кличку из-за своих постоянных видений грядущего им конца.

Илир — действительно сказочник. Зачем же ребенку знать, что Лунная Леди не теряла свое крыло, что ей стало просто скучно, и она решила свести весь свой мир с ума? Зачем ему было знать, что Лунную Леди за любовь к тьме и зовут Лунной — ведь ее самый лучший мир — мир вечной ночи с вечной луной и высокой серебристой травой? Зачем ему знать, что спутник ее и ее любовник — ее собственный Нерожденный?

Зачем ему знать, что у Мечтателей нет души в обычном для понимания человека виде?..

А Илир рассказывал, изящно размахивая руками и улыбаясь так светло, как не улыбался никому из сородичей. Скаю казалось, что он просто сошел с ума, помешался на этом ребенке, смотрящем на него столь восторженно и столь открыто. Мечтатель говорил о прекрасных песнях чудака-ветра, о стеклянных лестницах и дорогах в Вечное Небо, о светлой прекрасной Грезе.

Ало-рыжему Безумцу хотелось закричать, зажать уши руками, приказать надменному Принцу закрыть свой рот... но он молча слушал и смотрел на искрящихся снежных бабочек над вихрастой светлой головой мальчишки.

А потом его лошадь повело куда-то в сторону, и почти что у самого уха раздался невозмутимый голос Эйрона, который звал Светлую Леди.

— Клэйр, — она обернулась резко, и солнечные волосы ее взметнулись на секунду ярким сияющим ореолом.

— Да? — кларнет был отнят от губ. Девушка склонила голову набок и чуть сощурилась.

— Мы отстанем от вас на какое-то время, ладно? Потом нагоним.

Она понимающе кивнула и даже не подумала задать ни одного вопроса. Только бросила на ало-рыжего безумца долгий изучающий взгляд и тут же отвернулась, поднося к губам музыкальный инструмент и вплетая легкие отзвуки услышанной когда-то мелодии в новую песнь ветра.

* * *

Стекло разлеталось голубыми сверкающими осколками и падало куда-то вниз — в разноцветные пятна чужих домов.

В этом мире было стеклянное солнце и хрупкие ломкие люди, двигающиеся, словно марионетки, лишь по желанию своего создателя.

Эйрон крепко держал Ская за руку и шагал широко к знакомым стрельчатым окнам самого высокого здания этого места.

Синие стекла давно затянулись паутинной сеточкой трещин, солнечные лучи блуждали на ее тонких изломанных гранях и поджигали их белым своим огнем. Скаю всегда казалось, что он похож чем-то на эти загнанные в лабиринт надтреснутых стекол лучи. Только он был отблеском пламени от костра. Рыжий и непокорный язычок пламени, поднимающийся высоко вверх и вылизывающий чьи-то неосторожные руки.

Скай всегда отражался отблеском буйного пламени в стеклянных глазах Эйрона. Эйрон всегда купался в огненной ласке Ская. Хозяин Кровавой Чащи и Безумный Стекольщик — что может быть еще более странным? Разве только то, что прекрасная богиня Мечты выпивает души своих Нерожденных детей, чтобы и дальше поддерживать этот мир.

...Его волосы огненными всполохами разметались по голубому стеклу пианино. Ладони до кровоточащих ран вжимались в острые прозрачные клавиши и скользили по ним в разные стороны. Кожа, его тонкая бледная кожа оставалась на их острых холодных уголках-сколах.

Холодные губы скользили льдинками по его шее к подбородку, потом — к уху, к скуле, потом — к губам... Стеклянные неживые глаза изучали его искаженное сладострастной мукой лицо.

Эйрон был таким же прекрасным, как кукла.

Когда-то давно — Скай уже не помнил, сколько же лун назад это было — он посетил один интересный мир. Тамошние жители очень любили игрушки. Самыми дорогими и самыми замечательными из них были куклы. Красивые фарфоровые куклы с блестящими нитями волос, холодными подкрашенными губами и стеклянными шариками синих глаз.

Эйрон был очень похож на такую куклу. Когда Скай усаживал его на кушетку из ярких стекляшек и медленно расстегивал черный колет, наблюдая, как залетевший в вечно распахнутое окно ветер треплет цвета воронова пера волосы, он как никогда был похож на куклу.

Но сегодня покорной, жаждущей трепетной ласки куклой был сам огонек-Скай.

Ему было больно.

Ему было хорошо.

Они нагнали Илира с Клэйр только поздней ночью.

Белая башня была уже совсем близко.

Греза всегда была великолепным, ежеминутно меняющим свою наружность цветком, по лепесткам которого, что то сужались и истончались, то расширялись и наливались красками, пробегала неуловимо быстро радужная рябь.

Цветок этот рос и не увядал ни в какие ветра и морозы, охраняемый и скрываемый от невзгод собственным нерушимым волшебством и согбенной костяной фигурой алчной принцессы, которая так и не успела коснуться его, разинув в беззвучном крике свой прежде очаровательный рот.

* * *

Облака наливались мареном солнечных лучей, как спелая малина наливается сладким соком. Острый заржавевший шпиль Белой, когда-то величественно-прекрасной башни маячил на пылающем горизонте в паре миль от неспешно движущейся процессии и все не желал исчезать в глаз, медленно, но неумолимо приближаясь.

Чем больше сокращалось расстояние между Мечтателями и Грезой, тем холоднее становилось Скаю. Зябко передергивая плечами, он до побеления костяшек израненных о стекляшки пальцев сжимал поводья и смотрел куда-то как будто сквозь.

Илир говорил о чем-то с радостным чудо-мальчишкой, развлекая его и свою принцессу, а Эйрон насвистывал что-то себе под нос, двигаясь вровень с Безумцем, находясь почти что к нему вплотную и иногда как будто случайно задевая его рукой.

Скай знал, что Эйрон всегда останется рядом. Что ему тоже на деле страшно. Что этот ребенок не заслужил ничем такой страшной участи.

А еще он знал, что Великая Греза ждет их в своем Храме и хочет как можно скорее получить жертву.

И знал, что никто не сможет ей воспротивиться.

Возможно, сейчас она позволяла Стражам увести Темной Тропою очередного несчастного Сломанного с покореженными недоверием крыльями, который уже не может сопротивляться своему бессилию и безысходности. Возможно, сейчас у нее уже просто нет сил держать на ладонях мир.

Греза всегда ласково улыбалась им, оглаживая невесомо тонкими пальцами стеклянные шарики хрупких чужих миров. В уплату за них отдавала она Воле Мира практически всю себя.

Мечтатели были ее детьми, которым хотелось играть со своим собственным волшебством, придумывать свои собственные истории и рисовать миры. Мечтатели были детьми и спустя еще многие тысячелетия ими же они и останутся. Потому что времени для них просто нет. Время придумали именно люди. И расстояние придумали тоже люди. И смерть, и потери, и горечь разлук. И туманно-промозглую безнадежность.

Раньше Мечтателю достаточно было просто представить — и это в одночасье могло исчезнуть. Вот только для многих из них это уже, к сожалению, не представляется ни в коей мере возможным. Слишком много человеческого проникло к ним из собственных их миров.

Кто создал первых людей по своему образу и подобию? Кто наблюдал за ними, проникался их чувствами и проблемами?

Мечтатели — в определенной степени вправду боги. Вот только винить в происходящем, в отличие от людей, им некого. Они виноваты в своих потерях сами.

* * *

Скай чувствовал почти осязаемую тягу порождению Богини Храма.

Он задыхался.

Он готов был бежать к нему сломя голову, не обращая внимания ни на что иное.

Эйрон блестел в закатном солнце стекляшками холодных прекрасных глаз и что-то неясное нашептывал ему на ухо, заставляя стоять на месте. Илир стоял рядом с ними, будто в землю врос, и наблюдал за отбрасываемыми цветком отблесками на лицо костяной принцессы.

Клэйр же бесстрашно опустилась на колени подле заколдованной девы и чуть пробежалась пальцами по ее затянутой вьюном щеке. Она и Эйрон относились к цветку спокойнее всех остальных Мечтателей, когда-либо бывавших здесь. По ее лицу проскользнул отблеск давно позабытого сожаления, и девушка невесело улыбнулась.

— Ну здравствуй, дорогая моя Армель… — по лицу заключенной в камень прошла едва заметная рябь. — Пора бы уже проснуться.

Скай нервно дернулся, словно его ударило в темечко молнией, и зажмурился резко, лишь бы ничего из последующего действа не видеть, не запоминать. Чудо-мальчишка, кажется, бросил на него полный странного опасенья взгляд и вцепился в шкуру голубого тигра так, что тот негодующе зарычал.

А потом по поляне у Белой башни разнесся крик.

Безымянная ныне принцесса, издавна прозванная Мечтателями Армель, горела.

Вырвав из цепкого захвата Стекольщика руки, Скай лихорадочно мотнул головой и заткнул поскорее уши. Однако крик ожившей буквально на считанные мгновенья принцессы все равно достигал его слуха и ввинчивался в память, как штопор в винную пробку, не оставляя надежды забыть и больше никогда не вспоминать его.

Тело, обращенное в фигуру из слоновой кости, в считанные мгновения стало золой и рассеялось как дым.

Крик стих так же внезапно, как и раздался, и на поляне воцарилась мертвая тишина, достаточно быстро, однако, прерванная.

— Больше никогда Рай Первых не увидит таких принцесс, — качнул головою Илир.

Взяв себя, видно, в руки, как только заметил в волосах Клэйр серебряные нити новой проседи, он чуть коснулся плеча прячущегося за ним мальчика и скривил в улыбке тонкие бледные губы.

— Все хорошо, Тэйн, — его голос звучал невозможно мягко. — Слышишь?.. Все хорошо. Все закончилось.

Резко распахнувшему глаза Скаю казалось, что все это сейчас было просто сном. А еще казалось, что он только что вынырнул из глубокого озера, на дне которого сидел до этого по меньшей мере пару тысячелетий.

— Перестань, наконец, дрожать, — в голосе Эйрона послышалась нескрываемая насмешка. Он рассеяно огладил отнятые от ушей руки Мечтателя и неуловимо быстро коснулся внутренней стороны одной из ладоней губами, пробежавшись по еще совсем свежим шрамам, неровными рубцами легшими поверх заросших.

Скаю захотелось обратно в комнату из стекла, где на прямоугольных сколах холодного фортепьяно застыли запекшиеся капли его потемневшей крови. Скаю хотелось боли.

Греза, освобожденная от кольца костяных ладоней, призывно сияла, маня подойти и хоть раз прикоснуться к ней. Прикоснуться один раз и потом никогда уже не отпускать.

— Я не хочу здесь находиться… — голос хрипел и грозил сорваться на истеричный крик, но пока что спутники, увлеченные созданной ими же ложью этого не замечали. — Не хочу, слышишь?..

— Потерпеть осталось совсем немного, — стеклянные глаза Эйрона смотрели куда-то в самую глубь, не позволяя разорвать этого странного, но такого привычного уже по-своему контакта. — Он исчезнет, и ты обязательно почувствуешь себя лучше…

— Она его убьет, понимаешь?

— Понимаю. Но нам с тобой станет легче.

Да, им действительно станет легче. Потому что прекрасная Богиня мечты поцелует каждого своего ребенка в лоб и отдаст частицу самой себя, прося не огорчаться и — что еще лучше — просто забыть об этом.

И воспоминаний о том ни у кого и впрямь не останется. Только Илир будет иногда протягивать руку к пустоте, а Клэйр — напевать колыбельные совершенно чужим детишкам. Скаю же только останется периодически мучиться от неясных видений и боли в груди, успокаиваемой одним лишь прикосновением своего извечного спутника.

Забвение будет. Спокойствие будет. Потом, когда великолепная Греза поглотит чудо-ребенка, проклятого собственным даром. А пока Скай все очень и очень хорошо помнит.

И кривит губы в полной муки гримасе.

— Но он ведь всего лишь ребенок… Чертов ребенок, — Тэйн оглаживал лепестки проклятого цветка подушечками пальцев и вздрагивал каждый раз, наверное, от какого-то лживо-прекрасного наваждения.

Может, ему чудился Храм Спокойствия Грезы, находящийся высоко-высоко над Раем Первых. Может, он слышал волшебную песнь ветра… А может, он видел стеклянные крылья, которых у него никогда не будет.

Она прекрасна. У нее серые глаза и серебристые длинные кудри, тонкая бледная кожа, высокий рост и огромные белые крылья, развернувшиеся за спиной.

Крылья его постепенно тускнели, и там, где их перья уже не отражали свет, прокладывала себе путь паутина трещин. Красивые тонкие перья осыпались песком и таяли, не касаясь пола. Серебра у него в волосах не было — этот Мечтатель был и без того сед как лунь.

Нет, не Мечтатель уже — Отчаявшийся. Таким прямая дорога в их персональный Ад.

Греза стояла подле него и с нежной улыбкой позволяла касаться своей руки. Рядом с нею уже стояли Стражи. Скай поежился чуть заметно, но только Первая его заметила, тут же забыл обо всем и попался в ловушку ее прекрасных глаз.

— Скай, радость моя! — она медленно подплыла к нему и пробежалась подушечками пальцев по контуру лица. Тут же забыв про Отчаявшегося. Скай хотел бы ее ненавидеть и презирать, но не мог.

— Первая… — мысли сразу исчезали, улетая куда-то прочь. — Я… рад, что смог наконец вернуться.

Греза благосклонно ему улыбнулась и хотела уже запечатлеть поцелуй на скуле, когда воцарившуюся в зале паутинную тишину разорвал ошеломленный вопрос:

— Он умирает? — Скай обернулся, вырываясь из губительно приятных объятий Первой.

Тэйн смотрел во все глаза только лишь на Отчаявшегося и даже не чувствовал, как из его пальцев выскальзывает волшебный цветок.

— Я так полагаю, что это он? — Греза смотрела на мальчика с любопытством. Тот дрожал и едва сдерживал себя, кажется, от того, чтобы не броситься к умирающему. Скай затаил дыхание, не зная, что будет дальше.

Он видел, как сокрушенно прикрыл глаза Эйрон, как закусила губы до крови Клэйр, как костяшки пальцев Илира стали еще белее, хотя, казалось бы, уже некуда.

— Да, это он.

Первая улыбнулась.

— Какой он прекрасный мальчик. Чудо-ребенок.

Тэйн едва видно вздрогнул, отрывая взгляд от Отчаявшегося Мечтателя. Стражи уже накинули на него черный туманный плащ и дернули вверх, грубо заставив подняться и встать на дрожащие от бессилья ноги.

— Спасите его, — губы его дрожали.

Греза вздернула тонкие светлые брови, глядя куда-то мимо мальчишки. Глядя на Грезу-цветок, упавшую на прозрачно-прекрасные плиты пола.

— То, чего ты хочешь — невозможно, маленький Нерожденный, — она проплыла мимо Ская, наклонившись к ребенку и светло ему улыбнувшись. И Тэйн пропал.

— П-пожалуйста…

— Это невозможно. Он совершил грех и должен заплатить за него, — ее лицо оставалось таким же прекрасным, а улыбка — такой же светлой. Греза всегда оставалась светлой, даже говоря самые жестокие в мире вещи.

Скай не видел, стоя спиной к мальчишке, но знал почему-то, что ему на глаза навернулись слезы. Он знал, что Греза ласкает его щеку подушечкой большого пальца.

— Но разве вы не должны давать шанс? Вы же ангелы!

Слова с языка — словно плеть по спине. Греза вздохнула тихо.

— Мы не ангелы, мальчик мой. Это вы прозвали нас так. Мы же всего лишь те, кто мы есть.

Скай все-таки обернулся.

Тэйн плакал, а она утирала ему слезы. Ее волосы сияли серебряными нитями в прячущемся за перистыми облаками солнцем. Казалось, она уже сейчас пьет его всего. Пьет до дна, словно опустошает чашу божественного нектара.

— Подобное должно существовать среди подобного, а равное — среди равного. Это создание уже не может быть даже и человеком... — Греза устало вздохнула и подняла с плит цветок, тут же приветственно засиявший и ее руках. — Впрочем, если ты сможешь его вернуть...

Мальчишка расширил глаза в ступоре. Как же — вернуть…

— Вернуть?.. Я смогу?..

— Ты ведь хочешь ему помочь? Все в твоих руках.

Греза отдала с неизменной улыбкой ему цветок. Скай видел, как Илир следит за всем этим — следит со страхом и неизвестно откуда взявшимся трепетом. У Тэйна не было кистей и не было крыльев, у него не было песен и флейты. У него была только вера. И он держал в руках всемогущую Грезу, олицетворяющую, как и Первая, волю Мира. Отдавать столь важное что-то в руки ребенку? Чего хочет добиться Греза?..

А может... Нет.

Скай помнил еще ту принцессу-девчонку с прекрасным лицом и распахнутым в ужасающем крике ртом. Она бы так и осталась стоять у подножия Белой башни, пытаясь сомкнуть руки на пустоте. И там она бы стояла вечность. Потому что Рай Мечтателей вечен. Это — плата за пожирающие сомнения. Как же Стекольщик был рад, что Клэйр до такой степени милосердна, что отпустила ее грехи. Из всех здесь присутствующих лишь она — истинно словно ангел.

Тэйн сжал цветок в пальцах так сильно, что к запястьям тонкими струйками побежал сок.

— Я хочу, чтобы мечтатели перестали умирать.

В его голосе не было ни капли сомнения. Греза светилась и изменялась в его руках.

Скаю хотелось смеяться. Горько-горько смеяться его желанию — светлому до нелепости. Невозможному до отчаянья.

Греза осыпалась Радужной пылью в руках мальчишки и закружилась вихрем вокруг него. Вот и конец.

Первая шагнула вперед, оказавшись к нему вплотную, и, погладив по волосам, по-матерински трепетно обняла. Он загадал желание, противоречащее самой Воле Мира. Греза тепло смеялась, чувствуя, верно, как ее тело полнится силой, а Радужная пыль въедается намертво в волосы, в кожу… Как душа чудо-мальчишки словно бы полирует Храм.

Скай скользнул мимо вихря заманчиво яркой пыли и вжался спиной в грудную клетку оказавшегося сразу же сзади Эйрона. Тот молчал.

Скай знал, что Илиру очень жаль. Он знал, что солнце из волос Клэйр исчезло. Он не смотрел на них, крепко зажмурив глаза, но знал это. А еще он знал, что сегодня комната из стекла снова обагрится его ржаво-алой кровью.

За все надо платить.

* * *

…Свежо блестели хрустальные стены Храма. Белела безупречная кожа Первой, к которой прикоснутся еще не одни губы. Тэйн сидел на коленях у ее ног и сжимал до хруста в пальцах увядший уже цветок.

Им осталось лишь только ждать.