ILY (гет)

Честное слово. Я не представляю, как это случилось. Ох, не думала, что в моей жизни может случиться что-то подобное. Окей, люди. Мне страшно. Я не представляю, что мне делать. И я хочу домой. Одно сплошное безумие…

Днем ранее…

— Хей, ты серьезно? Сколько времени прошло, а ты все так же боишься!

Моя спутница встряхнула темными волосами до плеч и вздохнула. Никогда не соглашается со мной, когда я не хочу подходить к его кабинету. Вообще к нему. А когда я рвусь поближе к нему и тащу ее за собой, как , она нещадно голосит и упирается. Попробуй пойми ее. Я же упираюсь плечами к стене, свожу лопатки и провожу по лицу ладонью. Во всех моих жестах присутствует что-то наигранное. Не такое, как бывает в игре плохого актера. Я веду себя так, как будто мы в фильме. Ну или в рассказе. Этакий человек-трагизм. Всегда проявляла слабость к актерской игре.

— Пойми, все давно все забыли. ВСЕМ. ПОФИГ.

Я недовольно бурчу и оглядываюсь на коридор, где сейчас, прислонившись к подоконнику, сидит Сэм. Я прямо кожей чувствую его присутствие. Такое ни с чем не спутаешь.

— Пошли на лекцию. 59 минут. Ты же знаешь Гадюку, если опоздаем, набросится и покусает.

Как будто отдираю себя от стены и ползу в направлении нашей аудитории. Шаги по ступенькам. Шаг на линолеум. Пластиковая ручка двери. Парта. А мысли все остались там, наверху. И так каждый Божий день. Сплошное мучение.

А на следующей перемене они испаряются. Сэм. Его брат. Его два друга. Просто испаряются. Я в рассеянности бреду к другому кабинету, который у нас смежный с этой горе-компанией. Вдруг меня что-то бьет в легкие. Прямо посреди фойе. Я резко останавливаюсь. Голову заполняет белый шум, как когда случайно попадаешь не нерабочий канал. От этого хочется закрыть уши. Но мои конечности как будто наливаются свинцом. И в ушах одно глухое «Сэм…» Мои лучшие подруги, Олив и Перри, идущие за мной, тоже останавливаются и смотрят прямо мне в глаза.

— Лили? Что, черт тебя возьми, происходит? – обращаются явно ко мне. Ох, Перри, как будто я знаю что ответить.

Моя голова сама медленно поворачивается налево. За стеклянными дверями Сэм. Я просто увидела, как мелькнула чья-то голова, а уже узнала светло-русые волосы.

— Черт. – мои губы еле двигаются. Я сама не понимаю, что такое. Но шаг. Еще один шаг. И вот я уже срываюсь на бег, резко распахиваю двери и закашливаюсь в шарфик из-за остро-холодного воздуха. Скрючиваюсь от кашля, а когда поднимаю голову, Сэма уже нет. И всей этой его долбанутой компании тоже. Они пошли в подвал. Какого…

Опять бегу. Оскальзываюсь на тонкой корочке льда, но удерживаю равновесие и, чуть ли снова не падая, заплетая ноги и глубоко дыша, сбегаю вниз по щербатым каменным ступенькам сорокалетней давности.

— Лили, идиот, куда ты?! – Олив и Перри срываются за мной, смотря на меня, как на умалишенную. Тут же понимаю, что это так и есть.

— Тихо, придурки! – шепотом ору я и спускаюсь вниз. Они идут за мной. Мы всегда ходим друг за другом, что поделать.

В подвале холодно и сыро. Тихо ступаю по бетонному полу, от которого волнами исходит холод, вслушиваюсь в веселые мальчишеские голоса впереди. Наконец, осмеливаюсь и выхожу полностью, наблюдая за мальчиками. Меня не видно, я нахожусь в темноте, дверь за собой мы благоразумно закрыли. К счастью, увлеченные беседой ребята, не заметили блика света за ними. Вот Сэм, стоит ко мне спиной, его тонкая бледная шея, короткая стрижка, тонкие руки с длинными пальцами, все кажется призрачным и пугающим в мигающем свете. С ним его брат Дин, два друга, Бобби и Мэтт, и, кажется… О Господи. А они то что здесь делают?! Рядом с братьями мелькают силуэты еще нескольких мальчиков. Один из них – Рэд, славный малый, немного полноватый, но веселый, с чутка странным именем. Зак – вот этот чувак уже заводила. На лице всегда улыбка, иногда немного пугающая, темно-медные кучерявые волосы, глаза цвета темного золота, пошлость и крайняя шумность – это все он.

Что они делают тут все вместе? Неожиданно мне в голову ударяет совершенно шальная мысль. Будут знать, как шастать по подвалам. Рука сама тянется к выключателю. Щелчок – и тут кто-то из мальчиков несолидно взвизгивает от испуга. Мгновение. Такое долгое, бесконечное мгновение. Слышится щелчок, звук падающего на пол тела, дикий крик Дина: «Сэм!!!» и я уже несусь вперед, прямо сквозь темноту, сшибаю кого-то, хватаюсь за грудки чьего-то пиджака и как-то слишком медленно для реальности ударяюсь об землю, слушая затихающий в ушах писк.

Писк в ушах снова сменяется белым шумом. Тело не чувствует ничего, я как будто нахожусь в астрале, неприятной невесомости, когда хочешь прямо стать на твердую землю, а тебя швыряет вверх ногами. Вдруг сквозь шум прорывается волна звука, чей-то голос, тот самый голос, который прошептал мне "Сэм", и по вине которого я сейчас нахожусь здесь.

"Будь готова бежать..."

Тело напрягается, как бы выходя из зоны невесомости. Под ногами твердеет опора, шум неисправного телевизора сменяется шумом листьев, трепещущих на ветру, в нос ударяет запах тысяч цветов, в глаза бьют золотистые блики. Когда зрение проясняется окончательно, пред моим взором появляется поляна, утопающая в цветах и ягодных кустарничках. И, как только я подумала, что попала в рай, мое сердце начинает колотиться, время опять замедляется, льется густо и медленно, как сироп, а к горлу подступает тошнота. Огромный золотой рог, прямо в центре поляны, нагретый палящим солнцем до невозможности. Луг протягивается на многие мили. Где-то вдали с одной стороны зеленеют леса, с другой — белеет вершина высокой горы. И... раз, два, три... сорок восемь идеально круглых пластинок, поднимающихся над землей где-то на тридцать сантиметров. На каждой человек. Замечаю среди всех Дина, Зака, Рэда, Перри, лицо которой немного проясняется, как будто она узнает обстановку, Олив — эта просто ошеломлена... у них всех настолько пораженные лица... Неудивительно. Наверное, я также сейчас выгляжу. Это закон толпы. Все не двигаются с места, и мои знакомые тоже остаются на местах. Слава Богу. Это может плохо закончиться. Две пластинки пустуют. Этого, как будто, никто не замечает.

До моих пальцев наконец-то доходит боль. Они мертвой хваткой вцепились во что-то. Поворачиваю голову, фокусирую взгляд... И чуть не разжимаю пальцы.

"Восемь... семь..."

Голос густо разливается по поляне, отражаясь от стены леса.

Мои пальцы держат за ворот Мэтта.

"Пять... четыре..."

Холодные, но испуганные ледяные глаза впиваются в меня.

— Какого...

У нас с Мэттом взаимная неприязнь. Уже давно я стараюсь не состыковываться с ним, а он подшучивает надо мной.

Если бы я очнулась, оказавшись лоб в лоб с Мэттом, я бы просто онемела. Но Мэтт.

Он начал вырываться.

Нехорошо.

"Три... два..."

— Отпусти!

— Стой, придурок!!!

Мэтт изворачивается и падает на землю. Медленно. Очень медленно.

"Один."

Гудит сигнал. Мэтт касается земли, укрытой плотным слоем шелковистой травы. Уже можно. После сигнала она больше не заминирована. Все оглядываются, как в полудреме. Луг действительно прекрасен, а от пейзажа просто захватывает дух. Только один темноволосый юноша срывается, подбегает к Рогу. Пара мгновений – и он вооружен до зубов, а в рюкзаке у него первоклассные припасы. Он скрывается в лесу прежде, чем некоторые успевают сойти со своих мест.

— Дин!

Кричать вообще не стило. К счастью, потенциально опасные соперники так поражены видом, что даже не поворачивают голов в нашу сторону. Мой голос пробивается сквозь шум, образовавшийся из-за толкотни более активных людей у Рога. Но Дин оборачивается ко мне. Все смотрят на меня.

— За мной. — Во всем этом шуме эти слова просто вырисовались губами. Не факт, что кто либо поймет.

Секунда. Ровно секунду никто не двигается с места. Я уже понимаю, что Дин не отправится вслед за мной, поворачиваюсь в сторону гор, механически хватаю Мэтта за рукав, таща за собой, и даю деру, как Дин делает прыжок, отталкиваясь от пластинки, и мчится за мной. Поскольку он быстрее, да и он не тащит четырнадатилетнего пацана за собой, он проносится мимо меня, ударяя Мэтта по плечу с криком: "беги, принцесса на горошине!", и освобождает меня от ноши.

Кто-то из незнакомцев бежит в сторону гор, кто-то все еще воюет с другими за рюкзаки и оружие у Рога, а кто-то уже не поднимется с шелкового колышащегося зеленого одеяла, глядя стеклянными глазами в бескрайнее лазурное небо.

А мы все бежим и бежим, мои ноги совсем не чувствуют усталости, а в голове колотится "Лес лес лес лес!!!" Если кто либо прекратит бежать, упадет или побежит не туда, мы его потеряем. Его могут убить, он может попасть в ловушку, потеряться, в конце концов! Из-за этих мыслей мои ноги начинают болеть, будто только что понимают, что пробежали уже черт знает сколько метров. Я отгоняю размышления прочь и мчусь вперед, грубо, но эффективно оттаскиваю Дина за шиворот и петляю по следам незнакомого темноволосого юноши, а в спины нас подгоняют пушечные хлопки.

* * *

Солнечный свет пробивается сквозь густые сосновые кроны, яркими пятнами лежа на поверхности, отражаясь бликами от блестящих листиков ягодных кустиков, так и заманивая "Съешь! Это очень вкусно! Ну же, вы так голодны..." Я с отвращением отодвигаю от себя незнакомый кустик с болтающимися на тонких веточках ягодками насыщенного фиолетового цвета. Разве не мог Сэм подождать с этим походом в подвал, после совместного урока наш класс как раз должен был отправляться а столовую. О да. Это же мечта. Провалиться в книгу не самого гуманного содержания. Может быть все это — сон. В конце концов я врезалась в Мэтта на полном ходу, могла и отключиться. Может быть, это бред. Мало ли чем балуются наши охранники и физкультурники. Вдруг они готовят оружие массового поражения в подвале втайне от директора. А может директор и с ними.

Поворачиваю голову налево. Там сидит Дин, прямо на траве, давя ягоды ногами, которые он поставил полусогнутыми. Одна рука лежит на колене, кисть свободно болтается, вторая рука согнута, пятерня распласталась по голове, пальцы запутались в русых волосах, стоящих торчком. Шоколадные глаза прикрыты, рот изогнут скорбной дугой.

— Еще раз.

— Что?

Мой взгляд, примагниченный неосознанными движениями его рук, поднимается на лицо.

— Еще раз. Скажи, что происходит. – Он внезапно открывает глаза, зрачки оказываются больше положенного, но почти сразу восстанавливают нормальный размер.

— Я уже говорила. – Из губ неуместно вырывается истерический смешок. Все оглядываются на меня. Рэд и Зак, которые за мгновение до этого разговаривали с Олив и Перри, замолкают. Мэтт, сверлящий меня немного насмешливым и неприятным взглядом, все так же пялится. Вытаращиваюсь на него в ответ, вкладывая в ответный взгляд слова: «ИДИКЧЕРТУКАКОГОТЫНАМЕНЯВЫЛУПИЛСЯ?» В конце концов он препротивно усмехается и отводит взгляд на Дина, тем самым зля меня еще больше. Бобби, про которого я вообще забыла, не сидит, как остальные, а расхаживает между двумя деревьями, топча цветы школьными ботинками, нервно поглядывая то на меня, то на Дина, то в сторону поляны с Рогом, которой здесь, разумеется, не видно. Меряет шагами землю он недолго, так как Дин вдруг вскидывает голову и рявкает во всю силу легких: «СЯДЬ!!!», на что я, совершенно не думая, хлопаю ладонью ему по рту и затыкаю его, опасливо осматриваясь. Дин вытаращивается на меня, судя по его виду, он готов убить наглую малую. Пофиг. Везде могут оказаться другие. На дереве в этот момент может сидеть профи с оружием. Вскидываю голову вверх, но не замечаю никого, кроме нескольких белочек с золотистыми шкурками. Прищуриваю на них глаза и поворачиваю голову к моим попутчикам.

— Хорошо. Без понятия, как еще вам можно объяснить, но слушайте. Кто смотрел Голодные игры?

В воздух поднимаются руки Олив и Перри, потом Рэда и Зака, Мэтт лениво приподнимает пару пальцев, все так же держа руку на колене. Дин и Бобби переглядываются.

— Ты ведь не хочешь сказать… — Дин поднимает взгляд на кроны деревьев и нервно сглатывает. – Что мы на каких-то Голодных играх?

— Не каких-то. – Неожиданно подает голос Рэд. – Это не совсем хорошо. Здесь может выжить только один. А нас сколько? – Он обводит нас взором, перескакивая с человека на человека. – Девять.

— Десять. – Одновременно с ним произношу я.

Дин так резко вскидывает на меня голову, что я пугаюсь.

— Как Десять?! Сэм тоже тут?! – На секунду напускная бравада Дина спадает и на лице показывается нешуточная тревога. – Его не было на поляне, не так ли?

— Да, но две площадки пустовали и… — Я запинаюсь. Неудобно вспоминать, что я очнулась, вцепившись в Мэтта. Последний опять усмехается и отворачивается. Засранец. – А если одного трибута не было, то на его месте должен был быть Сэм. Мне кажется, его выкинуло куда-то на другое место. Взрыва слышно не было, так что вряд ли он подорвался на минах до сигнала. Остается надеяться, что он жив.

— Остается надеяться?! – Дин вскакивает с травы, оставляя примятый след. На деревьях слышится движение, но никто не обращает на это внимания.

— Мы должны найти его! Как, по-твоему, кто-то из нас победит? Он мой брат! Мы должны его вытащить!

«Я его люблю, придурок. Не для тебя одного он что-то значит«

— Никто из нас не выживет. – Прозвучало грубовато, но они должны были это знать.

— Почему? – Впервые подает голос Бобби. – Почему ты в этом так уверена?

— Добро пожаловать на пятидесятые голодные игры! Вторая квартальная бойня! Захватывающий пейзаж, насквозь пропитанный ядом, отравленные ягоды, цветы, ядовитые воздух и вода! Плотоядные белки и птицы-убийцы! Бабочки-отравители и еще многие захватывающие факторы, о которых даже мне неизвестно! И победителем игр станет никто иной, как Хеймитч Эбернети из двенадцатого дистрикта!

— Хеймитч? – Зак начинает прищелкивать пальцами рук, хмуря брови. — Тот самый пьяница?

— Да. Какая ирония. – Холодно произношу я. – Именно неделю назад я перечитывала информацию про игры, на которых победил Хеймитч, а теперь сама в них участвую. Я уверена, что это они. В битве у Рога погибнет восемнадцать человек. Многие оставшиеся будут травиться ядовитыми ягодами и отравленной водой. Та заснеженная гора через четыре дня превратится в вулкан. Все будет спасаться бегством в лес, где на данный момент находимся мы, Хеймитч Эбернети и Мэйсили Доннер. Сэм? Возможно. У кого-нибудь есть еда?

Перри достает из портфеля несколько яблок, я выуживаю батончик мюсли, Олив как раз приносила в школу большую шоколадку, жестяную банку леденцов и пакет мармеладок, теперь покоящиеся в образовавшейся кучке еды, мы собирались гулять после учебы, Дин взмахивает пустыми руками, он обычно питается или идет в буфет, Рэд достает пол-литровую бутылку питьевой воды, Зак кладет поверх общей кучи два сэндвича, завернутых в полиэтиленовый пакет, Бобби добавляет литровую бутылку ледяного чая с лимоном, а Мэтт завершает строительство пищевой пирамиды башенкой из булочки с маком и мятной жвачки.

Под всеобщее ободрение я и Дин выкидываем половину учебников, складывая в образовавшуюся пустоту еду.

— Как будем искать Сэма? – Вжикнув молнией на портфеле, Дин осматривается.

Вдруг глаза его увеличиваются. Он едва заметно поворачивает голову ко мне. Все замолкают.

— Белки-убийцы, говоришь? – Шепчет он, приподняв брови.

Я чрезвычайно медленно поднимаю взгляд на золотое скопище над нами, когда оно колышется и обрушивается на нас.

Вас когда-нибудь атаковали белки-убийцы?

Вот и меня нет.

До этого гребанного момента. Видите ли, это не совсем приятно, когда на лицо тебе обрушивается взвод белок-мутантов, которым так хочется до смерти расцарапать тебе лицо и вообще все, что можно расцарапать. Натыкаясь на деревья, мы продираемся сквозь ветви и кустарники. Я чувствую, что почти все мое тело исцарапали эти чертовы белки, потому что все горит. Я бегу и падаю в воду, завалившись коленями в мягкий ил.

* * *

— Дин, я не думаю, что это сон…

— Тогда ты сумасшедшая! – Вскрикивает гневно Дин.

— Бобби не умер, его черт-тебя-возьми, не убили какие-то жалкие белочки! Мы не могли оказаться здесь, понимаешь?! Не! Мог! Ли! Скорее всего мы просто здорово долбанулись головами об стену или пол и все!!! Это все бред, я просто возьму и очнусь, когда приду в себя!

— Тогда почему же мы общаемся? Как ты можешь меня понимать? Как я могу понимать тебя? Может быть, ты просто плод моего воображения, в конце концов я тоже врезалась в Мэтта. Подумай, Дин.

— Я НЕ МОГУ!!! – Вдруг во всю силу легких орет Дин. Отлично. Скоро сюда заявятся все потенциальные убийцы. – Не могу-у-у… — Дин падает на землю и гневно колотит по ней кулаком, будто это она виновата в смерти Бобби. Прошло два дня с этого события. Кто же знал, что обычные белки могут быть настолько кровожадны?

И, совершенно неожиданно раздается тихий, ужасно отдаленный крик, полный ужаса и боли:

— ДИ-И-ИН!!!

Дин вскидывает голову, как раненый зверь, над которым занес нож охотник. Мокрые пряди волос, потемневшие от воды и прилипшие к лицу, окатив брызгами меня, подобравшуюся к Дину слишком близко, бьют его по глазам. И, резко заорав: «СЭММИ!!!», только что бьющийся в бессилии парень, бросается в сторону, неудачно подорвавшись с земли, падает, спутав ноги, но тут же снова вскакивает и несется галопом в сторону шума, треща ветками как пьяный лось. Мне ничего не остается, как кинутся за ним, вслед Мэтту, понявшему все быстрее меня. Это кричит Сэм. Он жив. Но он в опасности.

Я бегу не разбирая ног, а, когда оборачиваюсь на лету, вопреки своим ожиданиям не вижу остальных. Умные люди. Решили не бросаться по первому крику.

Я отвлекаюсь и с шумом, вскрикнув, врезаюсь в застывшего Мэтта на полном ходу. Мы оба падаем, я уже готовлюсь извиниться, но Мэтт, не обращая на меня внимания, все так же выпячивает ледяные глаза с чрезвычайно узкими точками зрачков в сторону поляны, открывшейся нам. Я не глядела на нее, ввиду живого препятствия на моем пути. Но сейчас я смотрю на открывающуюся нам картину. Рвотный позыв стискивает мой желудок, но я удерживаюсь. Мне просто слишком страшно.

Дин трясет за плечи фигуру в темном пиджаке, вопя что-то, что я не слышу из-за гула в ушах. На подгибающихся ногах подхожу поближе. На траве, странно пожухлой, лежит Сэм. Темно-серый туман обволакивает его и Дина, как будто шепча что-то. Слышится шум тысячи очень тихих голосов, когда туман, ощупывая щупальцами вихрастую голову Сэма, заползает в уши, шевелится в волосах. Когда рот Сэма как будто сам раскрывается и туман тонкой струйкой ползет ему в горло, а грудная клетка парня импульсивно вздрагивает и начинает приподниматься, я оживаю и подбегаю к братьям. Вопреки моим планам, я обхватываю отсутствующее лицо Дина ладонями и кричу ему, глядя прямо в застывшие темные глаза:

— Вставай, придурок!!! Мы нашли его! Не дай. Ему. Умереть!

Не дождавшись ответной реакции, выдергиваю рукав пиджака Сэма из расслабившихся пальцев Дина и тащу пострадавшего по траве и грязи, пытаясь выволочь из круга, образовавшегося туманом. Мои нервы дают слабину. Я начинаю рыдать, судорожно сглатывая слезы и пытаясь тащить Сэма, слишком тяжелого для моих уставших рук. Его голова никак не желает оказываться за границей темно-серого круга из дыма, который темнеет с течением того времени, как некая часть забралась в зеленоглазого. На секунду прикрываю мокрые глаза, мои плечи вздрагивают так сильно, будто меня колотит жуткий озноб, но вот я начинаю различать лицо человека, которого хотела спасти. Оказывается, я обессилено билась возле него, впившись пальцами в голую ключицу в расстегнутом вороте рубашки. Пришедший в себя Дин сначала вытаскивает из-под меня опору, а потом и меня окончательно выносит на солнце. Я, не обращая внимания на спасителя, обхватываю руками бледное лицо, холодеющее с каждой минутой и жадно припадаю к нему лбом, кожей чувствуя холодную шею и обливаясь слезами.

— Мы… его… потеряли?.. – Всхлипывая после каждого слова я обращаю мокрое зареванное лицо к Дину, немо наблюдающему за моими терзаниями, и тут меня ударяет прямо в грудь волна страха. Теперь он знает про мои чувства. Господи, только не…

— Нет! – Дин прерывает неловкое напряженное молчание одним единственным словом, обхватывает Сэма за живот, переваливает затылком к себе и цепляет руки на его грудной клетке. – Что с ним? У него есть пульс, но очень слабый, и он…

— Холодный… — До меня начинает что-то доходить. Распорядители Игр горазды на всякие каверзные штуки. Туман наверняка парализует жертву, забирается в нее и охлаждает до смерти. – Туман! Надо чтобы он…

— Выблевал его! – вскидывается Дин и сдавливает Сэма за грудь, пытаясь вытолкнуть из нее заразу. Раз, другой, руки Дина уже слабеют, а Сэм все никак не очнется. Дин вдруг сутулится и смотрит прямо на меня.

— Все.

Я чувствую тошноту, слабость, и меня опрокидывает на траву без чувств рядом с Сэмом.

* * *

Он все еще лежит на земле возле меня. Так близко, что я различаю морщинки на переносице и бледные, практически незаметные веснушки. Глаза закрыты. Кожа бледная, как будто полупрозрачная. Широкий лоб как будто ракушечной краской покрыли, настолько он белый. Челка растрепана, в светло-русых волосах запутались несколько травинок.

И он мертв.

Я люблю тебя, а ты умер.

И не будет больше ничего.

И горло не перехватит от радости, и легкие не переполнятся кислородом от счастья, ничего.

С усилием приподнимаю голову. Чувствую легкую тошноту, но осматриваюсь. Никого. Узнаю наши портфели. Даже портфель Бобби здесь. Меня действительно шокировала его гибель. До этого я никогда не сталкивалась со смертью так осознанно. И я хочу просто стать Дином, верить, что весь этот бред — сон. Никто не умер. Ни Сэм, ни Бобби. Я просто проснусь. Сейчас же!

С усилием щипаю себя. Боль чувствую, но не просыпаюсь. Вокруг меня все так же шевелится трава. Ветер шепчет листве деревьев тайны. А рядом со мной лежит мертвый любимый.

Не замечаю, как плачу, пока холодная мокрая дорожка не пробегает по моему носу. Становится щекотно. Но я не двигаюсь. Просто приподнимаю тяжелую руку, протягиваю ее и дотрагиваюсь до Сэма. Впервые в жизни.

Вожу пальцами по лбу, очерчиваю скулы, прямой нос, глаза, когда-то такие зеленые, линию подбородка, уши, виски, щеки и губы. Холодные, бледные, потрескавшиеся от холода губы. Мои пальцы остаются на его губах, а глаза закрываются. Дремота одолевает все тело. Ты не уйдешь от меня. Я не позволю.

Я уже почти провалилась в небытие, когда мне становится холодно. Пальцы немееют, к ним как будто притрагивается щупальцами холодный ветерок. Приоткрываю тяжелые веки. Вокруг моей руки пляшет темно-серый дым. Обвивает запястье, истончается и тает, оставляя дрожь и гусиную кожу. Дым льется из приоткрытого рта Сэма. Мне, безнадежно сонной, кажется, что так и должно быть. Я остаюсь смотреть на живую смерть, истончающуюся из-за губ русоволосого парня.

Секунда.

И меня обжигает светло-зеленая трава, колышащаяся в покрасневших распахнувшихся глазах Сэма.

— Господибожемоооой! — Я вскакиваю с колен, но голова резко начинает кружиться и я бухаюсь обратно. Подползаю на коленях поближе к Сэму и прикладываю к его щекам теплые ладони. Какой же он холодный...

— Я думала... Мы думали... Что ты... — слов не хватает и я просто припадаю к очнувшемуся, зарываюсь пальцами в волосы, трогаю скулы и губы. Но Сэм поджигает мне сердце одним простым движением и отстраняется, хмуря брови.

Он пытается сказать что-то.

Но из горла не вырывается не звука.

— Сэм, это не смешно...

Но он не смеется.

На его лице ужас.

Он немой.

О Господи, он действительно немой!

Все этот чертов дым, все он!

Я жду, пока Сэм рассмеется и скажет, что надурил меня, что у меня было такое глупое лицо сейчас, но ничего. Он все еще хрипит.

— Что случилось? — неожиданно раздается прямо у меня за спиной голос Мэтта. Я подпрыгиваю.

— Он онемел! Из-за того самого дыма, в котором...

В голове начинают проясняться детали недавнего проишествия.

— А где же... Где был ты?! Ты стоял на краю поляны, почему ты не помог? Почему ты...

— Я за другими побежал, дура! Они даже понятия не имели, что происходит!

— Какого черта ты называешь меня дурой, если сам убежал, пока твои лучшие друзья чуть не сдохли?!

— Да что ты вообще...

Раздается два громогласных хлопка со стороны Сэма. Он слабо наблюдал за нами, пока мы не перешли на оскорбления. Сердце сжалось. Я всегда хлопала дважды. Мне казалось, что единичный хлопок — это дискриминация числа два.

Сэм, недовольно насупившись, смотрит на нас по очереди. Потом, немного зеплетаясь и тормозя, тычет пальцем на себя, показывает на пальцах "два" и вопросительно приподнимает брови. Мы с Мэттом автоматически переглядываемся с озадаченным выражением лица и тут Мэтт обращается к Сэму, вскрикнув:

— А! Дин!

Сэм довольно кивает.

— Дин в порядке. Он уже знает, что ты жив. Все знали, кроме этой...

Сэм опять довольно взмахивает головой и расплывается в улыбке, потом раскрывает рот и указывает на себя пальцем.

— Есть? Пить? — Мэтт двигает бровями.

Сэм смешно копирует его движение бровями и поднимает указательные пальцы обеих рук в воздух.

— Понятно. — Мэтт механически поправляет прическу, безнадежно растрепанную и поводит носом в сторону кучки рюкзаков, среди которых мой и Дина — с едой. — Пошли. Дадим Спящей красавице пожр...

Я хмыкаю.

-... Поесть. Я имел в виду поесть.

Сэм заливается беззвучным смехом и взмахивает рукой в королевской манере — мол, идите, холопы!

Мы синхронно разворачиваемся и идем к рюкзакам. Склоняемся над моим. Там только еда, которой немного поубавилось, и питье, к которому заметно приложились, осушив пол литра зеленого чая. Для человеческого организма мало, но ситуация экстренная. Беру оставшиеся пол литра в руку. Мэтт извлекает пару яблок.

— Серьезно? Он ничего не ел, чуть не умер, а ты берешь яблоки? — Я извлекаю шоколадку Олив и отламываю две полоски. — Добавь.

— Не указывай мне. -бормочет Мэтт, но все же берет в руку шоколад.

Неловкое молчание я прерываю фразой:

— Как много ты видел?

— Достаточно. — Усмехается Мэтт.

— Нет. Ты ничего не видел. Окей? — Я пытаюсь обернуть все в шутку и волнение, но мой голос предательски дрогнул на последнем слове.

— Разумеется не видел.

Я не выдерживаю и удивленно гляжу на Мэтта.

— Я не буду трепаться. Не хочу, чтоб над моим другом смеялись.

— Пфф. — Я саркастично фыркаю и в душе недолюбливаю Мэтта еще больше.

Мы подходим к Сэму. Теперь он смотрит на меня, вскинув одну бровь.

— Нет, все в порядке. Мы не ссорились. Видишь, мои конечности целы. Она меня не съела. Все окей.

Пихаю наглеца локтем под ребра. Сэм хмыкает, но взгляд его так и орет: "Я немой, но никак не глухой"

Мэтт показывает ему еду. Взгляд несчастного загорается, но он тут же затухает. Сэм взвешивает на ладони яблоки и шоколад, уставившись на нас, как на психов. Мэтт недоумевает, но я отворачиваюсь и картинно взмахиваю руками.

— Да, это все. Я ведь говорила ему... Если хочешь, я могу...

Мэтт тут же выпячивает на меня глаза, грязно улыбаясь.

— Заткнись, придурок.

— Я молчал! — Серебристые глаза темнеют.

— Ты думал. Это уже раздражает.

— Да я тебя...

Потенциальную угрозу прерывает хруст зеленых яблок. Мы одновременно замолкаем и смотрим на Сэма. Он картинно откусывает еще раз и сглатывает, равнодушно уставившись на нас так, будто он смотрит сериал. В выражении его лица явно читается фраза: "Ишь ты, семейная парочка!"

— И ты молчи. — Буркаю я, отвернувшись.

Сэм опять заливается беззвучным смехом. Он веселее, чем я думала. А может дым был веселящим.

— Сэм... Тут... В общем, пока тебя не было... — Вдруг начинает Мэтт, и я понимаю, что он собирается сказать. Не видела его таким нерешительным за все время, что мы здесь.

— Сэм, я хочу сказать что... — Действительно. Произнести это сложно.

Я медленно перед парнем на колени. Руки шарят по земле, я без понятия, куда их деть. Такое всегда мучает меня, когда я волнуюсь. В я концов, я нерешительно беру руки Сэма в мои и сжимаю их. То, что я сообщу ему, должно заглушиться поддержкой. Я не его друг, но такой жест от Мэтта явно выглядел бы странно. Сэм озадаченно переводит взгляд с наших рук на мое и, наконец, на Мэтта. Тот стоит, наклонив голову. Его не удивляет такое мое поведение. Напротив, он делает вид, что ничего не замечает. И я впервые ему благодарна.

— Сэм, Бобби погиб.

Плясавший на лице Сэма огонек улыбки на секунду затухает, а потом снова разгорается.

"Нет, это не так смешно, как вы думаете" : читаю я по его губам.

— Я не шучу, Сэм. — Не выдерживаю — слезы стекают по щекам и я опять рыдаю. Который раз за день. — Не шучу...

Мой голос вздрагивает и затухает. На наши сложенные руки дождем накрапывают горячие слезы. Сэм шевелится. Мне кажется, он сейчас уберет руки. Но нет. Он сжимает мои ладони. Поднимаю глаза. Его губы беззвучно шепчут: "Объясни."

И я объясняю все. И догадки про Игры, и что мы делали. Когда я говорю про Бобби, мой голос дрожит от слез. Сэм не двигается. Он давно превратился в камень. Он явно сожалеет о своем проявлении великодушия – его руки лежат на коленях. Он убрал их из моих ладоней так, будто всего лишь захотел почесать висок. Но его ладони не вернулись в мои. Это не страшно. Я все понимаю. В конце концов я рассказываю о том, насколько холодным был Сэм. Как вдалеке именно в этот чертов момент, когда Дин убитым голосом произнес: «Все», громыхнула пушка, вещающая смерть трибута. Только сейчас до меня доходит – когда умрет кто-то из нас, пушка не выстрелит. Нам в кожу не вживляли маячок. Но тогда для меня ничто не было важно. Я опять раскисаю и отворачиваюсь от парней, смотрящих на меня. Перебираю травинки пальцами, пряча глаза от требовательного взгляда Мэтта и пустого взора Сэма. Когда я заканчиваю все моментом, когда Сэм раскрыл глаза, полные зелени, глазам последнего возвращается жизнь. Он фокусирует взгляд на мне, я замечаю это боком. Дотрагивается до меня рукой, обращая мое внимание на себя. Господи, я всегда смотрю только на тебя.

«Дин?»: Спрашивают его губы.

— Мэтт, где Дин и остальные?

— Ушли в лес. Дину пришла идея добраться до той золотой хрени на поляне. Мол, ты говорила, что все отравлено. Он тебе поверил.

Вскакиваю от ужаса.

— И ты его отпустил?! ТЫ! ЕГО! ОТПУСТИЛ?!

— Ну да, что такого? — Мэтт отскакивает от меня, но я подлетаю к нему и, позабыв все стеснение, страх и недопонимание, хватаю Мэтта за плечи.

— Мы должны идти за ними. Они могут умереть. Желаешь потерять еще одного лучшего друга? — Вспоминаю кое-что и обращаюсь к Сэму. -Ты... Ты можешь идти?

Сэм пожимает плечами, но пытается привстать. Ему это удается, но ноги тут же предательски подгибаются, и Сэм облокачивается на подступившего Мэтта.

— Плохо. — Я решительно поджимаю губы.

Пару секунд у меня зреет что-то в голове. Раз! И меня ударяет одна простая догадка. Я теряюсь, но сжимаю кулаки.

— Мэтт, будь с ним. Корми, пои, делай все, чтобы он быстрее поправился и встал на ноги. Чувствую, нам скоро придется бежать.

— Раньше ты и сама неплохо справлялась. — Язвит Мэтт, но в его голосе появляются искорки заинтересованности. Сэм умнее. Он понимает, что я хочу сделать. Он поднимает вверх ладонь, как на уроке.

— Да?

"Одна?"

— Да.

Мэтт переводит взгляд с меня на Сэма и, наконец, осознает мой план.

— Ты идешь одна? Да тебя грохнут!

— Как будто с вами я стану неуязвимой. — Хочется уколоть Сэма. Он не попытался выразиться против моего похода.— Просто скажи, куда они пошли.

— "Золотая хрень" в той стороне. — Вытягивает руку Мэтт. — Ты не боишься, что тебя убьют?

— Ох, ребят, как будто это вас волнует. — Я уже готовлюсь к бегу.

Лица парней остаются неподвижны.

— Ладно. Я кое что поняла. Чем меньше ты здесь находишься — тем быстрее ты оказываешься в нашей реальности. Уверена, Бобби уже в школе. Он не погиб. Он просто перестал существовать в этом мире. Но он есть в нашем. Проще говоря, сдохнешь — не страшно. Главное не покалечиться.

Я оставляю Сэма и Мэтта в раздумьях, а сама припускаюсь в сторону леса. Эти идиоты еще не понимают, в какую фигню они вляпались.

Три дня. Сегодня четвертый. А в книге на четвертый день произошла плохая, действительно плохая штука. Арена 50 Голодных игр состоит из леса, огромной поляны и "горы" со всеми ее окрестностями. "Горы", потому что нихрена это не гора. Это вулкан, который на четвертый день привели в действие распорядители. Они угробили много людей, и я не хочу, чтобы мои друзья были в их числе. Все трибуты будут спасаться бегством в лесу. И тогда нам не поздоровится.

А пока что надо выручать наших.

Оказывается, мы немилосердно топтали лес в первые три дня. Блуждали кругами, чудом не натыкаясь на ловушки. До Золотого рога я быстро добираюсь. Уже через полчаса бега перед глазами мелькает золотистый блик. Минута — и я оказываюсь на поляне. Кроваво-алый свет заходящего солнца немилосердно жжет глаза, привыкшие к лесному полумраку. Гора сияет белоснежной верхушкой на бледно-розовом небе с пролегшими на нем длинными золотистыми перьями-облаками. Вся эта арена красива до безобразия. Покрытая жидким золотом бархатная ткань леса разгоняет шумом ветвей зловещую тишину. Я не знаю куда идти дальше. Кричать и звать наших не выход — могут прибежать другие особы, вооруженные до зубов. Можно только лишь проверить рог. Изначальной целью был он. Бегу, стараясь не особо шуметь. Слышу приглушенные голоса из глубины железного строения и пригибаюсь, продвигаясь дальше ползком. Но потом различаю голос Перри:

— Все-таки, мы зря их кинули. Сэм может не отойти. Их там трое. А вокруг бродят всякие дубины с оружием.

— Мы их не кинули. — Прерывает монолог возражение Дина. — У нас слишком мало еды и воды. Мы подохли бы, если бы не достали чего-нибудь на пожрать.

— Это точно. — Мой голос пугает их до чертиков. Олив отскакивает от Рэда, Перри с таким диким видом шарахается от меня, будто я призрак, а Дин заносит за плечо руку с мечом, приобретенном здесь. Меч вспыхивает золотом от солнца, заглядывающего вглубь рога, но, сразу видно, Дин не умеет с ним обращаться. Рукоятку он сжимает так, что меч можно легко вышибить, но выглядит все равно впечатляюще. Я вскрикиваю и отступаю от Дина с его диким выражением лица. Только Зак приподнимает на меня глаза и опять опускает их, вновь занявшись своими ногтями, вычищая грязь из-под них коротким серебряным ножичком с рукояткой из светлого дерева.

— Какие люди! А мы тут плюшками балуемся. Не желаете вооружиться? — Он носом поводит в сторону небольшой груды ножей, кинжалов и прочего металлолома. Я подступаю к ней, опасливо косясь на сверкающие острые ребра, выпирающие из общей кучи. Подбираю кинжал, примериваюсь к нему, делаю пару неуверенных выпадов и вдруг бросаю обратно.

— По-твоему, я могу убить человека? — Потираю переносицу, зажмурившись.

— По-моему, не кокнем мы — кокнут нас! — Зак вонзает свой кинжал в деревянный ящик, на котором он сидит. — Но невооруженным я отсюда никого не отпущу.

Озадаченно перевожу взгляд на Дина, так легко отдавшего командование в руки этого маньяка. Тот лишь облокачивается на меч, воткнутый острием в землю и сам кивает в сторону оружия.

— Слушай, а откуда ты у нас такой спец по членовредительству и ножам? — Мой вопрос не застает рыжего врасплох, напротив, он хищно улыбается и соскальзывает с ящика, обнажая белые зубы.

— Мало ли чем я могу увлекаться... — Шепчет он мне прямо в ухо. — Выбирай наконец. Мы должны скоро уйти.

Отхожу от кучи, сверкающей золотом и серебром, и осматриваюсь. Рука тянется к лукам, я всегда хотела научиться стрелять, но нет. Не хватит времени научиться. Тогда я замечаю небольшой бронзовый цилиндрик. Подхожу поближе и беру его с земли, осматривая и ощупывая. Гладкий металл оказывается не обжигающе холодным, но теплым. Моя рука идеально обхватывает его — в цилиндре имеются углубления по форме ладони. Длинной он с расстояние от кончиков пальцев до косточки на руке. Верчу его в руках. Одно основание сплошное, без стыков и швов, зато по второму пробегает тонкая трещинка. Как же оно работает...

— Что там у тебя? — Зак подходит и замечает цилиндр, который я до этого закрывала собой. — Пфф, и это оруж...

Договорить он не успевает, потому что я поворачиваюсь к нему и одновременно задеваю углубление в центре цилиндра ногтем. Вот Зак уже орет, скрючившись, после того, как ему в пах заехало продолжением моего на первый взгляд непутевого оружия. После того, как я задействовала механизм на рукоятке, трещина раскрылась и из центра цилиндра выскочила с характерным щелчком стального цвета палка с утяжеленным концом. Всего в моей металлической трости оказывается полтора метра. Я в восхищении выпячиваю глаза на мою новоиспеченную любовь. В это время Зак выпрямляется и с грозным видом двигается на меня со словами:

— Я тебя сейчас...

Он опять не успевает договорить, потому что я, восторженно улыбаясь, размахиваюсь и пускаю трость вдоль пола. Зак бухается на пятую точку. Вокруг нас уже хохочут остальные. Рэд спрыгивает со второго деревянного ящика, с которого он болтал с Олив, и делает ко мне пару шагов:

— Слушай, это действительно круто! Может, ты отдашь его...

— Мое! — Воплю я и прижимаю к груди мгновенно ставший маленьким цилиндр. Бронзовая поверхность едва заметно вибрирует.

— Ладно, ладно! — Поднимает вверх ладони Рэд.

— Надо взять оружие Сэму... Как он?! — Вдруг подбирается Дин.

— Очнулся, но...

— Но... — Бледнеет Дин.

— Он потерял голос из-за тумана. Вообще. Он даже смеяться не может...

Дин тяжело сглатывает и опускает глаза.

— Зато живой. Где-то здесь должен быть лук, он его развеселит, это точно.

— Лук? Сэм умеет стрелять?! — Я в легком шоке. Сэм умеет стрелять из лука! Да это же комбо!

— Умеет. — Лучезарно улыбается Дин. — Он учился этому с дедушкой. Он был лесником.

Слово 'был' немного режет по ушам, да и Дин немного кривится, так что я больше не говорю о луках.

— А ты? Не зря же меч выбрал.

— Не зря. Не хочу подпускать врага близко, но и подразнить его охота. Я никого, разумеется, не убивал. Но если бы пришлось — я бы выбрал меч.

Парень, ты уже его выбрал. Значит, все-таки пришлось.

— Сэм, он осмотрительнее меня. Всегда. Да и мозгов у него, пожалуй, побольше. — Дин смеется и несильно хлопает себя мечом по лохматой голове. Точно побольше. Но всю эту милую беседу прерывает ужасный звук. Внутри меня все холодеет и желудок схватывает от страха.

Вулкан.

Он проснулся.

Нехорошо, ой-ей как нехорошо...

— Господи... — Рэд оглядывается, пытаясь понять, откуда исходит рокочущий звук. Кажется, его издает сама земля.

— Вулкан. — Мой голос звучит удивительно, даже неподобающе спокойно.

— Что?! — Чуть ли не хором кричат остальные.

— Та гора — вулкан. Думаете, почему я здесь? Делаем ноги в лес.

Никто не двигается. Все принимают это за шутку из-за моего напускного спокойствия.

Потом раздается низкий звук, еще громче, чем раньше.

— Ох ты ж... БЕЖИМ-БЕЖИМ-БЕЖИМ!!! — Вопит Дин и срывается с места, спрятав меч в ножны на поясе, а лук закинув за спину, как рюкзак. Я закидываю цилиндр в карман куртки. Потом разберусь получше. Пока что нам нужно спасаться.

— ЧЕГО ТОРМОЗИМ, СУСЛИКИ?! БЕГО-О-ОМ! — Дин подгоняет нас, и без того несущихся. Земля уже рокочет, кажется, что началось землетрясение. Вулкан выплевывает в воздух первые столбы дыма.

— Кинжал!!! Я забыл свой кинжал! — Вдруг орет Зак и разворачивается обратно. В него ударяется девичий незнакомый крик, громыхает пушка. Первая жертва.

— Нет, дебил! — Дин бежит за ним, но я совершенно автоматически сбиваю его с ног.

— Ты что делаешь?! — Дин, покатившийся кубарем по траве, вскакивает.

— Ты его уже не вытащишь!

В небо плюет сноп искр, на миг потемневшее небо озаряется медным светом. А потом на рог обрушивается груда горящих камней.

— ЗАК!!! — Нечеловечески орет Рэд, дернувшись в сторону разгорающегося пожара, но Олив удерживает его, потрясенно глядя на место, где только что стоял наш товарищ. Теперь там камни. Всего лишь камни.

Пушка громыхает еще трижды.

Мы уворачиваемся от падающих глыб, означающих свое приближение тенями на алой от света траве.

Пушка догоняет нас двумя выстрелами.

Но мы уже в лесу.

Мы недосягаемы.

И мы должны найти Сэма с Мэттом.

* * *

Сейчас не хватает костра.

Холодно и темно.

Но дым и свет заметят трибуты, заполонившие безопасный лес. Да и слишком живо воспоминание об огне, унесшем жизнь нашего друга.

Никто не говорит.

Мы лежим в кустах лещины, предоставившей нам спасительные объятия. Спать на деревьях как Китнисс мы не сможем. Мы грохнемся, да и я не умею лазить. И Сэм еще слаб. Нас не видно, и то хорошо.

Рэд вызвался дежурить, пока мы спим, но сразу видно — он не в порядке, да и мы не можем закрыть глаза. Только Мэтт, Перри и Олив спят счастливым сном, и мы не хотим отбирать его у них. Темно-синее небо накрывает нас своим одеялом, усыпанном многочисленными мерцающими звездами, невероятно красивыми, вспыхивающими белым и голубым светом. Извержение закончилось так же неожиданно, как началось, унеся с собой пятнадцать жизней. Нет. Четырнадцать. Зак не умер. И я должна сказать это тому, кто в этом нуждается.

Встаю и накидываю свою куртку поверх плеч, как одеяло. Подхожу к Рэду, сидящему на большом камне, с одной стороны которого выросла наша лещина. Рэд не обращает на меня внимания. Одна нога согнута. Подбородок покоится на колене, подобранном к голове. Голубые глаза устремлены далеко вперед. В них отражаются звезды.

— Рэд, я хочу кое-что тебе сказать.

Парень переводит на меня взгляд, так странно осмысленный. В кустах раздается сопение — Дин вникает в каждое слово, а Сэм слушает с здравым интересом. Он немного угасает, после первых моих слов, а вот Дин становится сплошным сгустком внимания. Он этого еще не слышал.

— Зак не умер.

Рэд отводит взгляд и в его глазах снова пляшут белыми точками звезды.

— Он не умер. Он погиб.

— Нет, он именно не умер. По-настоящему.

Рэд опять заинтересовывается, а Сэм окончательно отключается от течения диалога — он поворачивается в сторону леса, чтобы луна не светила в глаза, и сворачивается, подгибая одно колено под себя под темной дутой курткой. Дин покоится под такой же, только полностью изодранной и покалеченной. Встреча с белками-мутантами не прошла для нас без ущерба.

— Рэд, ты веришь, что это все реально?

— Верю.

Необычно. Дин с Мэттом придерживаются версии, что все это сон. Сон, в котором они хотят избежать физической и моральной боли, поэтому они спасаются сами и просят спасаться нас.

— Я тоже верю, но в какой-то степени Дин прав. Он рассказывал тебе что-либо?

— Да. — Рэд кивает. — Дин все уши по пути к рогу нам прожужжал, что все это — бред.

Закусываю губу — я думала, его удастся убедить.

— Так вот. Зак погиб для этого мира, но остался жить для нашего. Как и Бобби. Как любой из нас, кто здесь умрет. Я думаю, мы просто окажемся в нашей реальности. И я завидую Бобби и Заку.

— Почему? — Рэд удивленно вглядывается в меня.

— Им не придется убивать.

После этих слов воцаряется полная тишина. Рэд нахмурено наблюдает за шепчущими деревьями, словно передающими по цепочке мои слова. Дин больше не ерзает на своем рюкзаке. И Сэм тоже слышал. И это тоже произвело на него впечатление. Он не двигается.

— Пожалуй, ты права. — Вздыхает Рэд. — Но не легче ли умереть, не сражаться, не бежать? Просто подставить себя под огонь.

Опять воцаряется молчание. Я знаю, что ответить, но не знаю, как это преподнести.

— Легче. Определенно легче.

Сэм шумно выдыхает.

— Так я вас прямо здесь и грохну, коль вы так хотите. Дайте человеку поспать. — В рюкзак бубнит Мэтт.

Этот выпад разряжает обстановку. Рэд тихо и нервно хохочет. Но, когда Олив двигается под своей темно-зеленой многослойной курткой, все затихают.

— А человек прав. Давайте спать. Утро вечера мудренее. — Распоряжается Дин, снова взявший на себя командование отрядом.

— Может, поспишь? — Обращаюсь я к Рэду.

— Нет, пожалуй. Я подежурю. Спать не хочется. Ты дала неплохую почву для размышлений. — Рэд тепло улыбается. Я улыбаюсь ему в ответ и ложусь на свою куртку, укрывшись руками. Я уже почти засыпаю, когда на мое плечо ложится теплая рука. Я оборачиваюсь. Все спят. Только Сэм лежит с закрытыми глазами ближе всех и улыбается. Я кладу ладонь на его руку. Он улыбается шире и дыхание его выравнивается. Он спит.

А вслед за ним, засыпаю и я.

Солнце здесь рассветает очень по-летнему. Оно не багровеет: вот темное небо озаряется с самого края голубоватой каймой, а вот сияющий белый диск уже равняется с верхушками сосен. Но все равно утром прохладнее. Ветерок, лениво шевелящий листики на кустах лещины, проводит по моей щеке легким перышком. Я морщусь и отворачиваюсь. Но все опять повторяется. Нос что-то щекочет. Я чихаю. Слышится хихиканье, и я открываю глаза. Надо мной склонилась Перри. Ее темные волосы почти касаются моего лица. Она водит кончиком моей косички по моему лицу и смеется. Я морщусь и дую ей в лицо так, что ее же волосы закрывают ей лицо. Поворачиваю голову направо, и мое сердце замирает. Сбоку, примостившись на яркой траве, лежит Сэм. Его спина подставлена всходящему солнцу, которое играет в русых волосах. Руки согнуты в локтях — Сэм упирается на них. На лице улыбка. Зеленые глаза смотрят с прищуром. Я смущаюсь и закрываю неожиданно запылавшее лицо руками, но потом, не выдержав, растопыриваю пальцы и гляжу на Сэма. Он беззвучно смеется, откинув голову. Чересчур красив.

Дин в это время сортирует еду, добытую у рога. На это занятие вчера не хватило ни времени, ни сил. Ту еду, что была у нас, мы уничтожили. Бутылки из-под воды тоже опустошены и теперь упокоены в моем рюкзаке, а Дин выуживает из своего все новый и новый скарб. Увесистый льняной мешочек с вяленым мясом, нарезанным длинными ломтиками, такой же мешочек сухарей, еще жестяная баночка с орехами. Каждому по фляге воды. Как рассказывал Рэд, найти все было легко. Профи сложили всю еду в одну горку, а сами двинулись к горе в поисках трибутов. Дин подождал две минуты после того, как куртка последнего профи перестала маячить за россыпью скал, и пустился к рогу, похлопывая ладонями и приговаривая: "Вот он, мой красавец!" Теперь каждый получает по одному ломтику мяса, сухарю, паре орехов и личной незамысловатой фляге с гербом Капитолия на серебряной поверхности. Мэтт беспробудно дрыхнет. Только через пять минут после окончания нашего общего завтрака он не выдерживает наш галдеж и больше не притворяется, что спит. Потрапезничав, он встает, отряхивает школьные штаны и уходит исследовать территорию с Дином и Сэмом.

Оставшиеся, в том числе и я, расспрашиваем Рэда о его жизни, потом он расспрашивает о нашей. Вместе мы смеемся над смешными случаями в школе, учителями и учениками, и барьер недоверчивости между нами исчезает. Я с острой тоской осознаю, что все эти люди стали мне как семья. Что же будет потом, после Игр? Как мы будем смотреть друг на друга? Не забудет ли Сэм о нашей связи, пробуждении на грязной траве, немых переговорах, теплых ладонях в моих руках?

Так мы сидим долго, слово за слово — мы не замечаем, как солнце начинает клонить к западу.

— Птицы перестали петь. — Вдруг неожиданно говорит Рэд, вскинув голову к кронам деревьев. — Стемнело... А как же Дин и Сэм! Надо ведь было этому идиоту Мэтту тащить их. Отсиделись бы денек и дальше пошли. Не наша это игра. Не нам здесь выживать надо.

— Ну, у нас нет выбора. — Я встаю и, как Мэтт казалось бы много часов назад, отряхиваю штаны от песка.

Взвалив портфели за спины (Рэд понес еще и портфель Зака, а я прихватила котомку Бобби), мы чепаем в ту сторону, куда ушли ребята.

Очередная ночь уже опустилась на деревья, когда мы доходим до скалы. Обрыв. Где же тогда парни? За нашими спинами лес, из которого мы пришли. Впереди конец всего. Темно серый камень резко обрывается, а за ним пустота. Одна темно-синяя пустота.

— Куда вообще они могли деться здесь?

Затихшие деревья едва шелестят. Затихают. Опять перешептываются. Издеваются, падлы.

Я поворачиваю голову и вижу Мэтта в двадцати шагах от меня. Даже на таком расстоянии кажется, что его глаза светятся белым. И он резко срывается с места. Я в недоумении смотрю как он несется по краю крепости с самым сосредоточенным выражением лица.

Он становится спиной ко мне.

На его джемпере расцветает кровавый цветок.

Мэтт рассеяно переводит взгляд на рану. Из его ребер торчит наконечник копья. Он улыбается мне.

— Скоро увидимся!.. — Мэтт салютует нам рукой и падает в пропасть.

Мы стремительно оборачиваемся. За деревьями стоит светловолосая девушка с луком. В черных глазах горит жажда продолжения. Она близко. Хищно улыбаясь, она начинает подступать к нам, держа тетиву лука натянутой. Дальнобойного оружия у нас нет — Сэм со своим луком как сквозь землю провалился. Острие стрелы смотрит прямо на меня. Лихорадочно соображаю и вспоминаю обстоятельства Игр. Хватаю Рэда за шиворот.

— Прыгай! — Шепчу я ему прямо в ухо.

— Что?!

— Верь мне!

Передаю это Олив и Перри. Они недоумевают, но решительно кивают.

Поворачиваюсь лицом к пропасти, глубоко вздыхаю, наполняя легкие воздухом, и, оттолкнувшись от скалы, прыгаю.

Ветер свистит в ушах, из-за него слезятся глаза. Я лечу, а дна не видно. Да и у меня другая цель. Собираюсь с духом и широко расставляю руки. Их тут же выкидывает вверх так, что плечи грозятся выскочить из суставов. Напрягаю руки и держу их перпендикулярно телу. Как крылья. Меня перестает ворочать, падение становится более плавным. Наклоняю голову чуть вперед, ускоряясь и со свистом рассекая воздух. Полет в бездонной пропасти так меня затягивает, что я замечаю мерцание и дрожь воздуха только в последний момент. Переворачиваюсь и отталкиваюсь ногами от чего-то, что напоминает желе, чересчур приправленное желатином. На секунду падение замедляется, останавливается, затем по моему телу проходит импульс и я выстреливаю вверх. Темно-фиолетовое небо, вновь усыпанное звездами, становится все ближе. Меня охватывает страх, что силы защитного поля не хватит, потому что полет замедляется, но меня выкидывает на поверхность на два метра и я приземляюсь на корточки. Боль прошивает ногу, и я падаю на колени. Перед глазами воцаряется темнота, шум в ушах превращается в писк. Скрючиваюсь за земле, зажав уши руками. Сквозь прорывается крик Дина:

— Лили... Лили! — Шаги по камню срываются на бег.

Мне хочется сказать ему, чтобы он не кричал, что я для того и прыгнула, чтобы девушка-убийца Мэтта подумала, что мы погибли, но я лишь раскрываю глаза, ища свет. Я думаю, что ослепла от перепадов давления, но перед глазами появляется лицо Дина, который держит меня в вертикальном положении за плечи.

— Что такое?

— Тихо... — Хрипит мой голос.

— Лили, где Мэтт?! — Дин встряхивает меня за плечи, и меня мутит. Тут Сэм отдирает руки Дина от моих плеч и смотрит мне в глаза.

"Мэтт?"

— Он выбыл.

Дин ошеломленно отходит от меня, но вдруг смеется.

— Молодец, парень! Надеюсь, он не особо страдал?

Я рассказываю братьям о том, что произошло. Как я вспомнила, что на этих играх силовое поле сослужило Хеймитчу хорошую службу, как Мэтт попрощался, как я падала. Поднимаю голову (на секунду перед глазами почернело) и ищу взглядом остальных. Они в порядке, всего лишь ошеломлены тем, как все разрешилось. Расширяю глаза, даже картинно протираю их, но картинка не уходит — Рэд обнимает Олив. Серьезно? Ребят, мы тут за жизнь которую нам не спасти сражаемся, а вы. Кажется, я явно что-то упустила в жизни друзей в этой бесконечной погоне за осознанием Сэма и себя.

Сумасшедшее место, сблизившее нас всех.

Мы не взволнованны смертью Мэтта. Пожалуй, это слово можно оформить по-другому. "Смерть". Мы же знаем, что увидим его после своего ухода из этой реальности. Надо только подождать. Еще немного — и он опять будет подкалывать меня.

Мы бредем обратно в лес, не разговариваем. Трибутов в лесу стало больше. Но конец Игр скоро. Мы должны скорее... Гкхм... Умереть. Чтобы не портить и не влезать в историю.

Но опять же: вокруг чертовски красивый лес, надо мной чертовски красивое звездное небо, а плечо о плечо со мной идет чертовски красивый Сэм. Сегодняшняя ночь — полнолуние. Луна, чрезвычайно яркая, распространяет вокруг себя матовый белый свет, небо вокруг нее цвета морской пены, каждый листик, каждая веточка, каждое громадное дерево и каждая крохотна травинка — все имеет свою тень в эту ночь. И пальцы Сэма, длинные, кажущиеся черно-белыми в потустороннем призрачном свете, переплетенные с моими.

Мне всегда говорили, что у меня мягкие и гладкие руки. А я всегда хотела себе тонкие пальцы. Мои и так длинны и очень чувствительны, но они не очень красиво смотрятся. У всех свои заморочки.

Теперь мои пальцы держат теплую ладонь Сэма. Он рассеянно гладит мою руку, поводя большим пальцем по коже. Он ведь даже не специально, мне тоже бывает некуда деть руки от волнения, но из-за этого жеста мне так хорошо и уютно, что я не хочу отпускать парня. Найму его личным гладильщиком рук, когда мы вернемся.

Мы присаживаемся отдохнуть через пару часов, по моим расчетам уже четыре утра. Ночь стоит теплая и я повязываю куртку вокруг пояса. Нас осталось шестеро. Целая куча подростков, неизвестно как выживающая в диких условиях. Серьезно, я не понимаю, как МЫ еще живы.

Мы сидим в большой подземной пещере, которую нашел Дин. Ну как нашел. Он оступился и грохнулся прямо в темную яму сквозь заросли плюща и папоротника, обвивающие и закрывающие вход в пещеру от посторонних глаз.

Невидимый дождь льет из черно-синих туч, но не закрытая ничем луна светит так же ярко, так что тут и там вспыхивают освещенные ее серебристым светом капли. Дождь усиливается, и редкие блики превращаются в сплошную стену воды, сквозь которую просвечивает белый диск луны, серебрящий фантастический водопад. Мы лежим на мягких растениях и мхе, устилающем каменистый пол нашего убежища. Рэд опять тихим приглушенным голосом говорит что-то Олив, прислонившейся к его плечу. Перри тихо спорит с Дином насчет свойств силового поля, окружающего арену. Мы с Сэмом сидим у самого края пещеры, достаточно близко, чтобы наблюдать красоту брызг, скачущих по камням, но и достаточно удобно, чтобы эти самые брызги до нас не доставали, давая насладится теплом и шелестом дождя. Я рассеянно глажу ладонь Сэма, играюсь с пальцами, бледно светящимися в лунном свете. В конце концов, Сэм подтягивает свободной рукой рюкзак Рэда и достает из него неизвестно как сохранившуюся ручку и помятую, искупавшуюся в озере и высохшую на солнце тетрадь. Парень вырывает из нее двойной листик и прислоняет его к картонной обложке тетради, чтобы было легче писать. Я догадываюсь, чего он добивается.

— Ты хочешь поговорить?

Сэм кивает.

— О чем же?

"Расскажи о себе"

Его почерк оказывается тонким и острым с наклоном вправо.

И я начинаю рассказывать.

— Чтож, зовут меня Лили Бетт Холмс. Учусь я в той же гимназии, что и ты. И я из той же страны, что и ты. Мда. Неловко получилось.

Сэм смеется.

— На самом деле я не знаю, что говорить. Много пишу и читаю. Сижу в интернете. Сплю. Практически все, чем я занимаюсь. Если бы я еще и добилась того, чтобы мне платили за это деньги...

Сэм опять беззвучно хохочет, немного откинув голову вверх.

— Я больше хочу, чтобы о себе рассказал ты.

Сэм хмурит брови и кладет тетрадь на согнутые колени. Свет от луны настолько ярок, что буквы без проблем выводятся на бумаге с синими разводами смывшихся строчек.

Я смотрю на водяную завесу и зеленые силуэты буйно растущих трав, пока в плечо мне не упирается тетрадь. Поворачиваю голову и принимаю листик от внезапно смутившегося Сэма.

"Парень Сэм Брайан Уайт, четырнадцати лет, ищет нового друга. Спортивный, увлекается бегом, плаваньем и стрельбой из лука, совершенно скромный, бунтарски настроенный хорошист. Немножко немоват, но проблема решается одним листом бумаги и ручкой, либо одним хорошим считывателем мыслей. Второй вариант менее желателен. Можно свихнутся от количества некультурных мыслей в голове бедного парня. При желании пообщаться прошу обратится направо.

Фух, наверное, ни разу в жизни не писал так много по собственному желанию :D"

— Некультурных мыслей, значит... — Приподнимаю брови я. — Пожалуй, я достаточно выслушала их от твоего брата за эти дни.

— Кто там обо мне говорит? — Раздался голос из темного угла пещеры.

— Тот, кто просит не подслушивать! — В тон Дину отвечаю я.

— Ой, да ладно, воркуйте, голубки! — Дин фыркает от смеха и укладывается на своей куртке, готовясь к заслуженному отдыху.

Еще минуту мы с Сэмом слушаем только этот звук. Я, покрасневшая до корней волос, и Сэм, сопящий в сторону брата. Похоже, все до этого было иллюзией. И объятья, и сложенные руки, все. Он все еще стесняется меня. И я его понимаю.

— Слушай, Сэм...

Парень поворачивает на меня голову. В глазах горит непонятный мне огонек. Злости и стыда, наверное.

— Извини, что тебе приходится краснеть за меня. Тебе, наверное, очень стыдно. Понимаю, я совсем не такая красивая... — Брови Сэма хмурятся, образуя морщинку. — Вернее... Ну... Как сказать... Тебя наверняка высмеивают из-за меня... Мэтт говорил, что не скажет никому о том, что видел, когда ты очнулся, потому что он не хотел, чтобы над тобой смеялись... — Сэм хмыкает как-то внутрь себя, наклоняя голову. Непрошеные слезы напрашиваются на глаза и я зло стираю их тыльной стороной ладони, чтобы Сэм не заметил, но от него не укрывается этот жест. Он смотрит на меня удивленно и как-то... Как будто жалеет меня...

— В общем, прости меня. Я больше не буду к тебе лезть и вообще трогать тебя. Я совершила ошибку и прошу за это проще... Прощения...

Слезы льются по моему лицу, застилая лицо Сэма. Я совершенно механически протягиваю руку к нему, трогаю его за щеку, но, как будто обжегшись, убираю ее и выбегаю из пещеры.

* * *

Надо же. Даже в таком месте мы смогли найти повод, чтобы пострадать, создать драму и разруливать ее на фоне падающих тел и трупов. Плавными движениями тьма отступает от горизонта, где вот-вот должно показаться солнце. Небо светлеет, луна все еще висит желтоватым кругляшом, совершенно недоумевая, что же она здесь делает. В высоких соснах перезваниваются птицы, хрустальные голоса их разлетаются на тысячи осколков, ударяясь о громадные стволы деревьев. Бело-синий мир ночи сменяется теплыми, пастельными оттенками персикового, зеленого, голубого. Я сижу на вновь рождающейся мокрой траве, сминая ботинками теплую, влажную и рыхлую землю. Пальцы нервно теребят рукав безнадежно испачканной куртки, но в душе царит пустота. Пустоту наполняют песни птиц, чистота и прозрачность воздуха, нежно-оранжевый свет, разливающийся на востоке. Глаза давно высохли и теперь устремлены туда, где зарождается новый день. Я не реагирую на шорох. Рядом со мной садится Сэм. Он осторожно, как бы спрашивая: "Можно?", приседает возле меня, потом, не дождавшись ответа, вытягивает ноги и усаживается на бесконечно свежую траву, сияющую каплями росы. Так мы и сидим рядом: безнадежно влюбленная и безнадежно запутавшийся. И я хочу запечатать этот момент в банку, а саму банку держать на полке, как напоминание о том моменте, когда Сэм Уайт сам захотел быть рядом.

Сэм трогает меня за плечо. Я поворачиваю к нему голову. Зеленые глаза смотрят жалобно, но решительно. Я боюсь этого момента. Что же он сделает?..

Уайт опускает голову и поворачивается лицом ко мне, прямо напротив солнца. Как-будто сама земля говорит, само небо, сами деревья, вечно пытающиеся дошептаться до нас, наконец-то смогли это сделать, но это неокрепший голос Сэма. Тихое, сиплое, несмелое и слабое:

— Прости...

Сэм поднимает глаза, резко принявшие страшное выражение, на момент его силуэт озаряется ярко-алым светом всходящего солнца, а потом в его тело вонзается стрела. Сэм смотрит на стрелу почти так же потрясенно, как Мэтт до этого смотрел на пронзившее его копье, рвано вздыхает и падает на спину. Радужка его глаз вспыхивает золотым и блекнет. Глаза замирают, как будто Сэм спит с открытыми глазами, подернувшимися мутной поволокой. Я оборачиваюсь на девушку, только что так вероломно забравшую жизнь, пусть она и не знает, что мы не можем умереть здесь. На девушку, которая оставила свое копье в теле Мэтта. Светловолосая кретинка, возомнившая себя профи. Вторая стрела для меня. Она опять, как и ночь назад, смотрит своим острием на меня. Я закрываю глаза. Глубоко вздыхаю. И слышу вскрик. Резко распахиваю глаза, наблюдая, как девушка сползает вниз, беспомощно приоткрыв рот. За ее спиной стоит темноволосый парень, смуглый, хорошо сложенный, даже красивый. Серые глаза светятся белым на солнце. В руке окровавленный нож. Грохочет пушка. Я глубоко дышу, сердце колотится от страха. Парень чуть наклоняет голову и хищно улыбается. Но потом он видит Сэма, лежащего на медной траве. Видит мои пальцы, судорожно сжатые на его рубашке. Парень вытирает нож о рубашку и уходит, совершенно неуместно подмигнув. Хемитч Эбернети. Двенадцатый дистрикт. Победитель второй квартальной бойни. И он спас меня.

Я опять наклоняюсь и зажмуриваюсь. Когда открываю глаза, даже деревья не шевелятся. Хеймитч ушел. Спасибо ему.

Я вглядываюсь в белое лицо Сэма. Провожу рукой и закрываю ему глаза. Ерошу волосы.

— Я прощаю тебя, Сэм Уайт.

Наклоняюсь и сухо целую Сэма в бледные губы.

Прощаю...

Я оставляю Сэма таять в солнечном свете, а сама бреду в нашу пещеру. Там меня встречают взволнованные ребята.

— Мы слышали пушку, что там у вас... — Начинает Рэд.

— Где Сэм? — Прерывает его Дин, отставив другого парня в сторону.

Я ничего не говорю. Иду вперед с опущенной головой и плотно сжатыми губами. Иду прямо на Дина, врезаюсь в него, замираю, но вдруг обхватываю его руками и изнутри вырывается всхлип-вздох. Дин каменеет. Приподнимает руки и, прямо как его брат пару дней назад, обнимает меня за плечи. Так мы и стоим, я рыдаю Дину в рубашку, а Дина трясет от горя. Мы оба понимаем, что Сэм не умер. Но даже одна мысль о том, что твой брат или любимый умер, вызывает дрожь и слезы в глазах. Что говорить обо мне, целующей мертвые и холодные губы Сэма? Что говорить о Дине, находящемся в таком месте, где каждый день слышишь грохот пушки, где ты видел смерть своих друзей, где приходится держаться непринужденно, будто ты на отдыхе на пляже, чтобы поддерживать дух остальных? Олив прерывисто вздыхает, а Рэд прикрывает глаза. Перри, до этого не слышавшая разговор из-за пребывания в царстве Морфея, выходит на свет, отчаянно зевая.

— Что вы здесь обжимаетесь? А как же Сэм? Что, надоел уже? — Беззлобно спрашивает Перри, явно ее замечая моего состояния. Я, уже было чуть притихшая, еще сильнее сжимаю куртку на спине Дина и сдавленно рыдаю. Последний тоже конвульсивно дергается, зарываясь носом в мои волосы, пока я глажу его по спине, успокаивая.

— Только не говорите мне, что... — Перри ошарашенно наблюдает за этим, рот ее кривится от горечи и она, как будто оглушенная, отступает.

Мы стоим. Группка подростков, притихшая, создавшая такую тишину в заливаемой солнцем пещере, что, кажется, она давит на виски. И тишину эту разрезают только судорожные вздохи русоволосой девушки и редкие, но глухие и полные боли рыдания высокого парня. Впервые за время после "оживления" Сэма я пугаюсь, что моя теория может быть не верна. Что мы действительно умираем. Что мы можем смеяться, болтать, шутить, немо изливая весть о трепетной любви и преданной дружбе, а в следующую секунду ничего. Ты уже стоишь на Страшном суде, жалея о том, что не успел сделать. Вдруг, я уже не увижу Сэма, его тонкие пальцы, сжимающие шлейку рюкзака на плече, его большие светло-зеленые глаза, постоянную, как будто легкомысленную улыбку на лице?..

Я поднимаю глаза. А как же они?! Олив и Перри, которые всегда рядом, Рэд, простодушный, улыбчивый и добрый парень, Дин, кареглазый вихрь, сеющий смех в школьных коридорах... Даже недовольный и саркастичный Мэтт, так не любящий, но спасший меня. А я? Меня больше не будет... Что же скажут родители...

— Где он? — Глухой голос Дина совсем не похож на тот задорный, приятный слуху звон. Невольно возникают ассоциации с шелестом сухой травы и сосновых иголок на кладбище.

Я беру Дина за руку и веду его на то место. Но... Сэма там нет. Ни следа. Я падаю на колени, слепо шаря по траве руками, будто Сэм спрятался в густой буйно растущей траве. Но нет. Нет, нет и нет... Я остаюсь на земле. Глаза с такой силой впиваются вниз, что скоро начинают болеть. Я была права. Я была права... Мы не умираем. Мы, каким-то невероятным способом переносимся обратно. Целые и живые... Сэм ждет Дина. Ждет нас. Ждет меня.

Я встаю как в полусне. Провожу рукой по волосам Дина.

— Мне нужно идти. Скоро увидимся, Дин Бенджамен Уайт.

Дин наклоняет голову на бок и мелко и часто кивает сам себе.

— Да...

— Он ждет нас.

Я поджимаю губы и разворачиваюсь. Иду, слепо натыкаясь на корни могучих деревьев, надеясь, что меня подстрелят, как Сэма, без предупреждения. Но, как назло, мне никто не попадается.

Я дохожу до скалистых холмов, груды острых камней, торчащих из земли, нависающих над черной водой озера. Дохожу до края, обрыва и сажусь, свесив ноги вниз. Солнце уже должно быть высоко. Но все небо застилают ровным слоем светло-серые, неизвестно откуда взявшиеся тучи, лишь на том месте, где сейчас дневное светило, тучи грязно-белые, светящиеся изнутри. Я сижу так пять минут, а может и час. Шлейки рюкзака обнимают плечи, в рюкзаке мое оружие, которым мне не удалось воспользоваться. Школьная одежда — грязная рубашка, мятый испачканный джемпер, узкие черные брюки, порванные на колене — все безнадежно испорчено. Русые волосы, обычно уложенные в аккуратную косу, растрепаны. Ботинки заляпаны грязью и мокры внутри. Я ужасно выгляжу, но никогда, еще никогда я не чувствовала себя настолько живой. И настолько мертвой. Я встаю. Поворачиваюсь спиной к озеру, опасно балансируя на остром крае камня. И делаю шаг назад.

Вода вокруг, везде, в ботинках, в одежде, в моей голове, крови, мыслях. Они тяжелеют, тонут вместе с моим телом. Я уже готовлюсь принять неизбежное, воздух жемчужными ниточками пузырей уходит из легких, заливаемых водой, глаза закрываются.

"Я иду к вам..."

Но вдруг ужасная догадка пронзает меня. Тела не было не потому, что оно исчезло само, а потому, что его забирает планолет, чтобы трибуты не натыкались на трупов на каждом шагу! Я действительно могу умереть, и, о Господи, я это уже делаю!

Пытаюсь барахтаться, выплыть на поверхность, но уже поздно. Движения мои слабы, мысли спутаны. Собираю остаток воли и мысленно кричу, обращаясь к тому, кто умер немногим раньше меня:

"Заставь, заставь меня жить! Заставь! Меня! ЖИТЬ!!!"

Чернота застилает глаза. Легкие горят от недостатка кислорода. Я теряю сознание и умираю, оставляя за собой ниточку кислорода, вьющуюся из моего рта, как путеводная нить.

Я не справилась, Сэм Уйат.

Твоя очередь прощать меня.

Гул, он нарастает в голове, превращаясь в назойливый рой молодых голосов. Глаза распахиваются, вокруг свет, свет, слишком много света! Легкие радостно вкачивают внутрь порцию воздуха, шалея от такой роскоши, как кислород. Беспорядочно бегаю взглядом вокруг, ища что-нибудь темное. Улавливаю чей-то пиджак и пялюсь на него, чувствуя, как глаза заходятся от облегчения.

Неосторожно поднимаю взгляд. Это пиджак Мэтта. Он страшно смотрит на меня широко распахнутыми голубыми глазами, несмело улыбается, как будто хочет беззлобно подколоть, как во время наших странствий по арене, но вдруг отступает, смутившись, и уходит. Я беспомощно гляжу вслед ему, опустив руки.

И вдруг вижу его.

Да, да, это он!

В пяти метрах от меня стоит Сэм, целехонек, в чистой, выглаженной, как и в начале нашего путешествия, одежде. Он смеется, мягко округляя губы в улыбке, будто отвык что-либо говорить.

— Сэм! — Тихо вскрикиваю я, обезумев от счастья.

Он... Он как будто не слышит меня... Замирает, но не оборачивается. Спина резко становится прямой и строгой. Беседа с взволнованным Мэттом прерывается. Сэм делает пару шагов вперед, мельком оборачивается на меня — его лицо полно непонятной мне боли — и быстро уходит. В моей голове лед. Я опять задыхаюсь. Отхожу к стене коридора, в котором пришла в себя. Глубоко дышу, стараясь успокоить себя. Скрючиваюсь от необъяснимой боли в ребрах, будто кто-то кувалдой колотит по ним.

— Тебе плохо? — Спрашивает вдруг знакомый голос. Я замираю и приподнимаю голову. Секунду мы стоим и смотрим друг на друга, а потом я срываюсь и вешаюсь на шею парню.

— Рэд, Господи, скажи, это было взаправду? — Горячо и быстро шепчу я ему на ухо. Рэд замирает. Потом тихо говорит мне:

— Я уже ни в чем не уверен, Лили... Ни в чем...

Он уходит. Душу опять заполняет лед, но большая его часть поубавилась. Это было. И мы с Сэмом действительно были вместе, хоть какое-то время. Просто никто из них ни в чем не уверен.

Я захожу в аудиторию, в которой у меня сейчас должна проходить лекция по философии. В помещении пахнет лаком, деревом, мелом и кожей, как в магазине обуви. Теплый воздух пропитан янтарными солнечными лучами, пробирающимися сквозь щелки в зашторенном темно-алой тканью окне. В этих лучах кружатся пылинки, позолоченные солнцем. Профессор, сухонький, но твердо держащийся старичок, постоянно носящий темно-коричневый пиджак с ярко-красной подкладкой, входит в аудиторию. Пиджак, разумеется, на нем. Говорят его вообще без него не видели. Я тихо улыбаюсь этой мысли.

— О, мисс Холмс, вы были печальны, но, когда я зашел, вы стали радостны. Неужто мой старческий вид вас так забавляет? — Профессор совсем по-детски хихикает и хлопает рукой по своему массивному столу. Пожалуй, единственный профессор, который меня любит. Остальные вежливо терпят из-за хороших отметок, но злобно косятся из-за длинного языка. Профессор же иногда сам не прочь поспорить со мной, и тогда за нашими азартными перепалками наблюдает весь класс.

Я только вежливо отмалчиваюсь, улыбнувшись. Вдруг в аудиторию влетает Дин, останавливается на пороге, мелко бормочет извинения за опоздание, пока профессор не махает рукой, мол, "Да проходи ты уже!", и тот бухается на место рядом со мной. Я таращусь на него, но Дин не обращает внимания. Только потом я вижу, что в аудитории больше нет свободных мест. Неловко отворачиваюсь и хватаюсь за рюкзак.

— Профессор Крамб... — Вдруг испуганно начинает Дин.

— Что, мистер Уайт?

— Я забыл конспект...

— Так сбегайте в свою комнату, я разрешаю. Не думаю, что это займет много времени, ноги-то у вас длинные. — Профессор опять хихикает.

— Я забыл ее у друга, а он... Уехал.

— Да? — Профессор Крамб приподнимает брови, поправляя дужку очков. — Чтож, прискорбно. Воспользуйтесь конспектом мисс Холмс.

Я дергаю замок и каменею. Теперь понятно, почему у Дина нет конспекта.

— Эмм... Профессор Крамб... — В тон Дину начинаю я.

— О, мисс Холмс! Только не говорите, что и вы забыли!

Я лишь поджимаю плечи.

— Ох, Господь Всевышний, дай мне сил справится с этими детьми! — Театрально разводит руки Крамб. — Ну ладно. Сегодняшнее занятие назовем "болталечным".

Класс победно переговаривается, кое-где слышится "Ура!". Все рады, даже парень с парты за нами перевешивается через свой стол и пожимает мне и Дину руки. "Болталечным" Крамб называет занятие, где мы прячем ручки и тетради, усаживаемся поудобнее и начинаем с профессором словесные баталии на самые разные, но серьезные темы.

Но мы с Дином не слышим гула. Мы смотрим друг на друга. Одновременно наклоняемся к рюкзакам. На парту с легким звоном падает серебряный меч и бронзовый цилиндр. Они не изменились со времен арены. Почти. Я провожу пальцем по выгравированным буквам на металле.

— И пусть удача всегда будет с вами. — Одновременно говорим мы с Дином.

— Значит, все это правда? — Я наклоняю голову набок.

— Похоже, что да...

— Почему же вы все делаете вид, что нас ничего не связывает? Почему Сэм от меня уходит?

Дин кривится, как от зубной боли.

— Насколько я понял, он хочет... Уберечь тебя что ли?.. Мол, ничего не было, никто не умирал и так далее.

— Он разве не понимает, что так все хуже?

— О, поверь, Лили, я ему говорил. Он и слышать ничего не хочет.

— Стой, ты разве... Разве ты не против?

— Против чего? — Дин улыбается уголком губ и косится на меня с самым вредным видом.

— Ну, он твой брат, а я...

— Ты о том, что ты к нему неравнодушна? — Дин хмыкает, улыбаясь, а я смущаюсь и прячу глаза. — О, это ничего. Мне кажется, ты ему тоже небезразлична.

Остаток лекции мы сидим молча. Крамб пару раз озадаченно смотрит на нас, явно недоумевая, почему два его самых разговорчивых и дерзких в многих вопросах ученика молчат в тряпочку. Я сижу, чувствуя при движении звон осколков души, бьющихся о ребра. Дин как будто пытается заговорить пару раз, но уж слишком жалобно смотрит на меня и снова смотрит в одну точку на покрытом лаком столе. Под партой его рука сжимает меч, поглаживая ребристую рукоятку большим пальцем. Я изредка смотрю на него, но вижу не ухоженного уверенного в себе молодого человека, а парня, смеющегося в пещере под шум дождя, неумело орудующего мечом в свете солнца, отражающегося от Золотого рога, плачущего у меня на плече... Я мягко улыбаюсь воспоминаниям, и Дин это замечает. Он, совсем как его брат недавно, просит листик и ручку у того самого соседа сзади, усаживается ближе ко мне и пишет на линованной бумаге "Не расстраивайся. Ты, в целом, неплохая. Я еще скажу этому вихрастому придурку, чтобы он подумал."

Я отвечаю: "Судя по твоим словам, этим вихрастым придурком движут добрые намерения..."

"..."

"Стоп. Как вы погибли?! Как вы вернулись?"

"Мы не погибали. Я не помню, что случилось." — Ручка в пальцах Дина немного дрожит. Он явно что-то скрывает. Похоже, мне не стоит ворошить его воспоминания.

"Я думаю, мы должны стать друзьями... Ну, после всего, что произошло..."

— А разве мы еще не друзья? — В голос спрашивает Дин. Брови парня задорно ползут вверх. — Тогда стоит исправить это недоразумение. Дин Бенджамен Уайт. — Он протягивает мне руку с длинными тонкими, точь-в-точь как у брата, пальцами.

— Лили Бетт Холмс. — Протягиваю свою руку. Ладони хлопают одна по одной с громким округлым звуком. Союз, подтвержденный чем-то большим, чем просто словами.

* * *

Вот он. Стоит в двух метрах от меня. Мы столкнулись с ним после лекции по философии. Так и стоим уже пятнадцать минут. Он один. Куда делся брат, я не знаю. Да и это неважно.

Светло-ореховые волосы вспыхивают золотистыми искорками ярко-желтых светильников. Звенит колокол, особая отличительная черта нашего училища — в Гринплэйс начало и конец урока вещает тяжелый колокол. Старинная традиция этого места.

Сэм не двигается с места. Вокруг торопятся ученики, спешат на урок. А мы стоим, два маяка, двое безнадежных. Сэм с опущенной головой, я с поджатыми от неуверенности плечами. Парень поднимает глаза. Сейчас ты видишь меня. Что ты сделаешь?

Он мягко и робко улыбается. В полумраке коридора его кожа светится бледным призрачным пятном. Глаза вспыхивают белым. Он делает два шага. Между нами двадцать сантиметров. Сэм смотрит на меня сверху вниз. Я пытаюсь ответить ему дерзким взглядом, показать, что мне наплевать на его поведение и отстраненность, но мне ничего не удается. Лед в моей душе, и без того тонкий, трескается, пропуская внутрь яд и тот самый холодный дым, один раз уже чуть было не забравший у меня Сэма.

— Я... Я вроде как не успел извинится?

В глазах Сэма кружатся золотистые искорки. Они купаются в светлой колышущейся зелени. От него пахнет дубовыми листьями и морем. Он наклоняется ко мне.

Зачем я люблю тебя, Сэм Уайт?

— Чтож, мои бравые холопы, мы добрались до этой загадочной фигни! Каковы дальнейшие действия? — Дин спрыгивает с камня, на котором он осматривал окрестности.

— Тут написано "опасно для жизни", ты ведь не хочешь полезть в эту рухлядь? — Вдруг подает голос Сэм, и я вздрагиваю.

— Мой дорогой брат, именно это я и собираюсь сделать! — Сквозь зубы с сумасшедшей улыбкой отвечает Дин. Его глаза уже прикованы к старому замку, полуразрушенной грудой возвышающемуся на зеленом холме. С одного боку его подпирает золотой, только местами темно-зеленый, лес, с другого он окружен горами, с третьего виднеются просторные поля и озеро.

— А они знали, где строить. Пейзаж очень красивый. — Бормочу я, стараясь охватить взглядом охровую макушку леса.

— Вай-вай, кому что, а Лили — пейзажи. Тебе в наших походах нужны только цветочки да поля. Осталась бы на арене, утешила бы свою жажду прекрасного. — Хохочет Мэтт, откинув волосы со лба.

— Сам-то небось за барсуками гонялся на Играх. — Тихо, но отчетливо говорит Олив.

Мэтт смущается, пока все смеются, и я беру слово:

— Там красота была рукотворная, опасная, вся пропитанная ядом. А тут первозданная, нетронутая природа. Нам повезло, что наша школа находится именно в Шотландии, и ты это знаешь, Мэ-эть-ю-ю. — Я издевательски растягиваю слоги, и Мэтт кривится. Впрочем, как всегда, когда его настоящее имя оглашается.

— Так, Дин, ты что, действительно хочешь туда полезть? — Вдруг хмурится Рэд.

— Ну да. — Совершенно спокойно, будто он собирается посетить магазин, отвечает Дин.

— И я пойду с ним! — Неожиданно даже для самой себя, я становлюсь рядом с Дином. Получай, Сэм.

И да. Сэм на мгновение зажмуривается (проклинает меня, наверное) и смотрит на меня чрезвычайно обреченно. Я едва удерживаюсь, чтобы не показать ему язык. Так тебе и надо.

— Да он на соплях единорога держится! – Вставляет свое слово Перри.

— Чудесно. Люблю единорогов. – До смешного серьезно говорит Дин. Мы с ним разворачиваемся и уходим к замку по бурой сухой траве.

— Ты был в этом замке? – Спрашиваю я.

— Что?.. А, здесь? Нет. Никто не был.

Как раз в тему мы проходим знак «Опасно для жизни!»

— Говорят, этот замок отталкивает людей. Тебе просто не хочется туда идти. Ну, предупреждения тоже работают. – Заговорщески бормочет Дин мне на ухо, будто кто-то может услышать.

— Хмм… Такое я уже где-то слышала.

— Да. Я тебе только что рассказал.

— Не в том смысле. – Я взмахиваю руками в эмоциональном порыве и случайно ударяю подобравшегося близко Дина по носу. Он ойкает и хватается за лицо. Я начинаю извинятся, неуклюже пытаясь отодрать его руки от носа, чтобы оценить ущерб, но Дин вдруг сам резко разводит руки и гаркает мне прямо в лицо страшным, зычным голосом:

— Смерти ищешь, холоп?!

Я отпрыгиваю и вскрикиваю, а Дин хохочет в голос.

— Придурок… — Я опускаю глаза и улыбаюсь. Мы с Дином сдружились с Игр. Он оказался хорошим другом. Сэм же после того самого… Гкхм… Случая в коридоре… Кое что сделал. В то время, как Дин и Рэд отлично влились в нашу компанию, Мэтт и Сэм изредка подходят поболтать, да и то, если парни с нами. Если с Олив были не мы с Перри, с ней был Рэд. Все же, у нас были секреты, недоступные ушам ребят.

— Пфф. – Дин насмешливо фыркает, вскинув голову. – Я всегда им был.

Когда мы подходим к замку, что-то действительно заставляет нас остановится.

— Ты ничего не подумай, Лили, я не трус, да и твои нервы трепать не собирался, но, может нафиг все это? Может, все-таки не стоит? – Громада замка возвышается серым камнем. Подозрительно знакомые черты…

— Стоит, я сказала! – Упрямо поджимаю губы. Старая мания – пытаться доказать Сэму, что я чего-то стою. Он, взрослый парень, не пошел, а я, хоть и на год младше, а пошла! Бальзам на сердце. Дин понимает причину такого упрямства и усмехается.

— Брось, Лилз. Парень к тебе неравнодушен, не мучай его.

— Этот парень – твой брат.

— Мы это уже обсуждали. Ты – моя лучшая подруга. Сэм – мой брат. Как будто я против того, чтобы вы были вместе. Вот чего я действительно не понимаю, так это чего ты его так терроризируешь!

— Он… Он кое-что сделал… — Я заминаюсь. Не хочу об этом вспоминать. Да и знают о поступке Сэма только Олив и Перри.

— И что же? – Дин смешно поводит бровями.

В это мгновение у нас за спинами раздается тяжелое дыхание, и мы, напуганные аурой замка, вздрагиваем и оборачиваемся. Сэм стоит, согнувшись в три погибели, и тяжело дышит от бега.

— О, добежал таки! – Дин, казалось бы, совсем не озадачен появлением Сэма. Последний смотрит только на меня, из-под растрепавшейся челки сверкают светло-зеленые, почти белые глаза. Так бывает, когда он злится.

Дин переводит взгляд с меня на Сэма, потом фыркает и отходит.

— Серьезно, вы долго этот спектакль разыгрывать будете?

Мы одновременно отрываемся от игры «Сожги другого глазами» и поворачиваемся к Дину, который опять фыркает, уже из-за нашей синхронности, и почти вплотную подбирается к застывшему Сэму. Тот, не ожидая такого выпада, отшатывается, запутывается в ногах, и чуть не падает.

— Скажи, Сэмми, что же ты натворил, что мисс Холмс теперь категорически отказывается подавать вам руку?

Сэм бледнеет, даже перестает дышать на мгновение. Я отвожу глаза. Не дождавшись ответа, Дин разворачивается и шмарует вперед, под своды замка. Я отправляюсь за ним. Сэм перехватывает меня за локоть. Я останавливаюсь, но не оборачиваюсь.

— Лили... — Сдавленно обращается ко мне Сэм. Внутри все холодеет. Этот голос... Господи, Сэм, зачем мне это проклятье?

— Не бойся. Я ему не сказала. — Я пытаюсь произнести это сухо и безразлично, но в голосе дрожат еле уловимые слезы. Сэм это чувствует. И берет меня за руку.

— Прости, Сэм. Я бы очень хотела не отвергать тебя. Мне и самой плохо. Представляешь, тот, кого ты так безнадежно любишь, вдруг отвечает взаимностью. — Я печально усмехаюсь воспоминаниям. — Да я думала, что умру от счастья. Но ты... Зачем ты это сделал?

Сэм опять бледнеет. Его рука, в которой он еще держит мою ладонь, ослабевает.

— Ты же знаешь, Лили, я был не в себе...

— Ты уверен?! — Голос сам вдруг срывается на крик. — Ты уверен, Сэм?! Мне казалось, что когда ты ее целовал, ты был ой как в себе! — Меня начинает колотить. Рыдания все сильнее бьют по плечам, сотрясая мое тело. Жадные горячие слезы льются по щекам, касаясь губ. Я давно не плакала из-за этого. Только тогда, когда через неделю после нашего возвращения в Гринплэйс, Сэм Уайт доказал, что я ему не нужна.

— Ты нужна мне! — Будто в опровержение моих мыслей кричит Сэм. Всегда спокойный, холодный, уравновешенный Сэм.

— Это ты мне нужен, но не я тебе! — Во всю силу легких кричу я. Рыдания окончательно опускают меня на колени, я лежу на каменном полу огромного зала, легкие не успевают набирать достаточно воздуха, потому что со слезами его выталкивает обратно. На плечо ложится рука. Я дергаю плечом, отгоняя ее. В зале воцаряется тишина. Я даже не думаю, как мы попали из ворот замка в его центр. Некоторые вещи не стоит узнавать. Они просто случаются и все. Но некоторые могут изменить твою жизнь.

Сэм берет меня за плечи и мягко приподнимает. Я не против. Мы садимся за один из огромных и длинных четырех столов, перекинув ноги через лавочки. Сидим молча. Мои глаза все еще красные. Я смотрю в одну точку на темном столе.

— Прости меня.

Я помню эти слова. Сэм умер для другой реальности, произнеся их. Его убили. Он лежал в солнечном свете, бледный и холодный, когда я поцеловала его на прощание.

— Я давно тебя простила. — Мой голос необычайно глух и безжизненен.

— Тогда почему ты...

— Так будет лучше для тебя. Я не та, кто нужен тебе. Не красива. Не стильно одеваюсь. Не хожу на вечеринки и не обсуждаю других с подругами.

— Как будто я ищу таких. Ты... Ммм... Не от мира сего, что ли?

— Но и я тебя не искала.

— Так и я тебя не искал.

Мы смотрим в глаза друг другу. Зеленая вода колышется в радужках Сэма.

— Я виноват. Но я...

— Ничего не говори. Мало ли, станет хуже.

Гул голосов нарастает, как снежный ком. Между бровями Сэма пролегает морщинка, но мы не отрываемся друг от друга. Я закрываю глаза.

— Лили, Сэм! — Кричит где-то Дин.

В ушах появляется знакомый писк.

О нет, неужели опять?..

Фейерверк звуков и цветов ослепляет меня. Я хватаюсь за стол и нащупываю что-то твердое. Слышу девичий визг и крик парня:

— Риктусемпра!

— Протего! — Немедля вскрикиваю я, на автомате взмахнув рукой с зажатой в ней... Палочкой? Непонятная волна проходит по столу, из ближайших стаканов выливается немного сока.

Мое зрение окончательно проясняется. Я сижу за тем же столом на той же лавочке, только теперь зал заполнен детьми в черных мантиях, все освещено сотнями, а может и тысячами свечей, а сам стол заставлен многочисленными яствами и напитками. Все молчат. Все смотрят на меня. Сэм хватает меня за руку, и я, забыв обо всем, сжимаю его ладонь в своей. Я поднимаю голову вверх — потолок небесно-голубой, такой, как и небо снаружи. У дальней стены зала располагается длинный стол с высоким креслом во главе.

— Хогвартс! — Вздыхаю я, завороженно оглядывая лица людей вокруг.

— Вот те самые магглы, директор! — Взвизгивает вбежавший в зал старый мужчина с длинными, спутанными волосами, одетый в заляпанную рваную мантию. Рядом с его ногой вертится старая худощавая кошка.

— Я вижу, мистер Филч. — Рядом с нами неожиданно оказывается высокая сухая женщина в изумрудной мантии. — Но я не думаю, что...

— Сэм, Лили!!! — Раздается знакомый голос. Дин несется от огромных дверей зала, перепрыгивает через облезлую, недовольно мяукающую кошку, и подбегает к нам. — Что за хрень здесь творится?

— Прошу выражаться поаккуратнее, молодой человек! — Строго сверкает очками женщина, но Дин не обращает внимания на ее упрек.

— Дин, это опять повторилось...

Дин затравленно оглядывается и неожиданно взвывает:

— Опять?!

— Дин, это не арена, это Хогвартс! Здесь безопасно. — Провожу рукой по волосам Дина, пытаясь его успокоить. У меня тоже была бы такая реакция, если бы Игры повторились.

— Разумеется, это Хогвартс, девочка. А теперь отдай мне мою палочку. — Обращается ко мне высокий парень с копной черных как смоль волос и карими глазами, сверкающими за очками. Я напряженно вглядываюсь в его лицо и это, видимо, пугает его.

— Джеймс... Джеймс Сириус Поттер? — Вдыхаю я, обрадовавшись. Парень меняется в лице.

— Откуда ты...

— Джеймс, кто это? — Спрашивает рыжеволосая девушка с зелеными малахитовыми глазами.

— Лили. — Выношу вердикт я.

— Откуда ты нас знаешь? Кто ты? — Джеймс сильнее сжимает палочку. Я перевожу на нее взгляд.

— Не стоит, Джеймс. У меня нет палочки. Это будет нечестно.

— Пфф, я не собирался сражаться с девчонкой, тем более с маггловкой.

— Она не маггл. Ее заклинание сработало. — Лили хмурится, переводя взгляд на меня.

— А ты мог бы и подумать перед тем, как швыряться Риктусемпрой. — Злюсь я на парня. — Это, как бы, больно.

— Прошу вас. — Спокойно Произносит женщина. МакГонагалл, я полагаю. У нее хорошо получается сдерживать свои чувства, но я вижу — она волнуется. Не каждый день в Хогвартсе такое случается. В наши спины волнами ударяются одни и те же слова. Их не знает только глухой, слепой и исключительно больной. Они перебегают, как лесной пожар на ветвях деревьев.

Магглы в Хогвартсе.

— Присаживайтесь. – МакГонгагалл взмахивает палочкой и прямо посреди комнаты появляется девять стульев с прямой жесткой спинкой. Никто не трогается с места, но, когда я решаюсь и сажусь на один под цепким взглядом директриссы, остальные ребята тоже садятся.

— Итак. У меня к вам много вопросов, мисс…

— Холмс, профессор МакГонагалл. – Я вежливо наклоняю голову.

— Чтож, мисс Холмс. Кто вы и что вы делали на территории замка Хогвартс?

— Хогвартс?! – Олив и Перри, которые уже были в кабинете с Мэттом и Рэдом до нашего прихода, вскидываются и начинают оглядываться вокруг.

— Мы отправились к замку, потому что он находится недалеко от места нашего обучения.

— Недалеко?

— Пять километров.

— Но, если вы, я извиняюсь, магглы, то как вы смогли пройти на его территорию и, тем более, обнаружить его обитателей? – В глазах МакГонагалл появляются непонятные мне смешинки.

— Я бы и сама хотела узнать ответ на этот вопрос, профессор МакГонагалл.

— Минерва, я бы с вами поспорил. Вы и сами знаете о том, что они не магглы. – Седовласый старик на одной из картин, развешанных по кабинету, усмехается в усы и подмигивает мне.

— Профессор Дамблдор, нельзя же называть преподавателя учеников по имени в их присутствии! – Грозно восклицает МакГонагалл.

— Извините, но мы не являемся учениками Хогвартса… — Осторожно начинаю я, но МакГонагалл меня прерывает.

— Похоже на то, что вы только что ими стали. – Она обессиленно взмахивает рукой, облокачивается на спинку своего кресла и, сцепив пальцы в замок, в упор смотрит на седовласого старика.

— Минерва… Я извиняюсь… Профессор МакГонагалл, не смотрите на меня так. Вы в состоянии объяснить ученикам, что им следует делать дальше. – Дамблдор приподнимает густые брови и решительно глядит в ответ на нынешнюю директриссу.

— Да, я знаю. Вас нужно проверить на действительную способность к магии. – МакГонагалл поправляет очки на носу и оглядывает по очереди всех нас. – Вы не замечали за собой чего-то необычного?

— Кроме перемещения в книгу и обратно? – Я не удерживаюсь и улыбаюсь уголком рта.

— Перемещения… Куда? – МакГонагалл, задыхаясь от неожиданности, впивается в меня взглядом.

Я поджимаю губы и пускаюсь в объяснения. Про то, что жизнь Хогвартса и одного его легендарного ученика, Гарри Поттера, описана в семи книгах и восьми фильмах, я решаю не упоминать. Женщина уже немолодая, нервы хрупкие…

— Это… Очень необычно. Но я бы не сказала, что это имеет какое-то отношение к магии. Именно к такой магии, которая проявляется у подростков вашего возраста, не обучающихся в школах чародейства и волшебства. Удивительно, что, если вы действительно обладаете волшебным даром, вы еще не… Натворили дел. А пока… Пока вам нужно направится в Косой Переулок.

* * *

— Это все настоящее? – Мэтт, приоткрыв рот, неотрывно следит за леденцами, летающими в воздухе за стеклом кондитерского магазина.

— Ясно дело, настоящее. Даже вкусное. – Хагрид решительно прорезает толпу своей необъятной фигурой, направляясь к Гринготтсу. – Воно как глазеет! – Шутливо подталкивает меня в плечо лесничий Хогвартса. – А сам такой недовольный был, когда директор сказала сюда идти!

— Да он по жизни такой. – Бормочу я в ответ, уставившись на светлое здание банка.

— Зачем нам туда? – Сэм тоже смотрит на банк. – Он же, вроде, только для волшебников.

— Глянь! А вы-то кто?! – Хагрид разворачивается так стремительно, что какой-то незадачливый волшебник, проходящий мимо, врезается в его огромную руку и падает на мощеную камнем дорожку. – Ну будь вы волшебниками, директор бы не послала вас сюда! А вот и пришли…

Хагрид довольно открывает двери и нашему вниманию предстают ряды массивных высоких столов, за которыми сидят множество гоблинов, которые синхронно приподнимают головы, когда мы входим, и, так же синхронно, опускают их обратно, продолжая шуршать перьями, периодически обмакивая их в хрустальные чернильницы.

— Охренеть! – Вырывается у Дина, осматривающего помещение с видом ребенка, проснувшегося в рождественское утро и обнаружившего, что под елкой покоится куча подарков.

— Сам знаю… — Усмехается в черную бороду Хагрид. – Ну, пошли.

— Существуют ли хранилища на эти фамилии? – Лесничий показывает список наших фамилий одному из гоблинов. Тот оглядывает нас черными глазками-бусинками и вглядывается в список.

— Странный вопрос. – Скрипучим голосом вдруг произносит он. – Не каждый день такой услышишь. Хранилище семьи Холмс. Третий уровень. Номер 314. Представитель семьи?

— Ну, наверное, это я? – Я неуверенно делаю шаг вперед.

— Наверное. – Фыркает гоблин. – Доказательство принадлежности к семье?

— Я… — Я начинаю оглядывать себя, будто где-то на мне написано: «Лили Бетт Холмс. Подтверждено и обсуждению не подлежит.» Вдруг глаза гоблина расширяются. Он крючковатым пальцем указывает мне на шею.

— Медальон. Вот ваш ключ. – Мне в руки попадает маленький железный ключик с бирочкой «314».

— Хм… Спасибо. – Произношу я, но гоблин больше не обращает на меня внимания.

— Я не думал, что это что-то настолько важное. – Тыкает немного погодя в медальон Сэм.

— Поверь, я тоже не знала. Родители сказали носить. Да и я не против. Но чтобы кто-то из моих родителей – волшебник, так это действительно странно. И неожиданно. Почему же они мне не рассказывали? Почему не отправили в Хогвартс, если знали, что это опасно?

— Что именно? – Хмурится Сэм.

— Не давать необходимый выход энергии может быть небезопасно. – Приподнимая брови, говорю я. – Сестра Дамблдора пострадала из-за этого.

— Как именно? – Вклинивается в беседу Дин, но я отмалчиваюсь. Не хочется говорить братьям, что девочку за колдовством застали соседи-мальчишки и всей семье Дамблдоров досталось. Вместо этого я рассматриваю медальон, вспыхивающий резкими серебристыми бликами в свете факелов, располагающихся вдоль стен подземелья Гринготтса. Простой медальон. На серебряной поверхности красуется выпуклая буква «Н», украшенная листиками и ягодами остролиста. С обратной стороны такой же выпуклый серебряный ворон с распростертыми крыльями. Внутри медальона выгравированы слова «Trova il piacere nella sofferenza», что означает «Найди удовольствие в страданиях». Вот так вот весело. Родители обещали объяснить мне смысл сих слов, когда мне исполнится 16. А потом их не стало.

Из размышлений меня выводит звук открывающейся двери. Мы уже дошли до хранилища. Хагрид отходит в сторону, чтобы дать мне возможность первой пройти в хранилище нашей семьи. Я захожу и чувствую себя Гарри Поттером. Честное слово. Это так странно… На каменном полу, от которого веет холодом, стоят три сундука. Один, темно-коричневого цвета, кованный серебром. Сравнительно небольшой, больше второго, но меньше третьего. На крышке распростерся большой серебряный ворон. Кажется, вот-вот, и он оторвется от крышки и взлетит. Я заношу над ним руку. Все остальные почтительно стоят в отдалении. Я чувствую напряжение, которое повисает в воздухе. Приподнимаю крышку и теряю дар речи.

— Это что, шутка такая? – Я растерянно поворачиваюсь к ребятам. Сэм, стоящий ближе остальных, сводит брови к переносице я пытается заглянуть в сундук.

— Ты там ничего не увидишь. Тут пусто. – Изо всех сил стараюсь сказать это равнодушно, но получается не очень хорошо. Я ожидала, что там найдется хоть сколько денег или чего-то, что облегчит мне жизнь в новом мире.

Сэм подходит к сундуку и деловито осматривает его. Щупает стенки и крышку, задерживаясь на серебряном вороне. Почти минуту он гладит его, нажимает, проворачивает разные махинации, но потом бросает это дело и работает дальше.

— Я думал, что ворон – это секретный механизм. Твои родители вряд ли оставили тебе пустой сундук в насмехательство. – Отвечает Сэм на мой немой вопрос.

— Может, они так и сделали. – Угрюмо выдает Мэтт и вдруг неприятно усмехается. – Спроси у них, когда вернешься. – Я резко вдыхаю. — Придется им рассказать тебе обо всем. – Продолжает Мэтт, не замечая моей реакции и Олив с Перри, которые, чуть ли не перед его лицом, махают, стараясь заткнуть. Я отворачиваюсь. Кладу руку на крышку сундука, поглаживая детально вырезанные перья в крыльях ворона.

— Они погибли три года назад.

Лопатки Сэма каменеют, а руки на мгновение перестают искать потайные механизмы. Лицо Дина принимает странное выражение, он опускает голову, делая вид, что занят карманом байки. Мэтт неловко переступает с ноги на ногу. Нечасто его таким увидишь.

— Ладно, прости. – Мэтт отворачивается, но потом снова смотрит на меня.

— Конечно. Ты ведь не знал.

Что-то сжимает мои пальцы на крышке сундука в утешительной манере. Я смотрю вниз. Сэм пальцами левой руки ощупывает дно сундука, но правая лежит на моей ладони. Он чувствует мой взгляд, приподнимает голову и несмело улыбается мне. Я улыбаюсь ему в ответ.

— Вот оно! – Сэм победно вскидывает руки и хлопает в ладоши два раза. Раздается щелчок, и дно сундука исчезает. Вниз ведет лесенка из железных прутьев. Я ошарашенно поворачиваюсь к ребятами, но они уже стоят рядом, заглядывая внутрь. Все ошеломлены. Хагрид возвышается над остальными, чуть ли не закрывая обзор Рэду своей бородой.

— Ты первая. – Сэм подает мне руку и я ставлю ногу на первую ступеньку. Оступаюсь, вскрикиваю, бухаюсь прямо на дно сундука и… оказываюсь в небольшой, но довольно-таки просторной комнате, заставленной вдоль стен высокими книжными полками. Слава Богу, высота небольшая. Я встаю, потирая ушибленную ногу, и окидываю взглядом все помещение. Стены обиты длинными светлыми досками с ярко-выраженным древесным узором, пол простой, каменный, кое-где неровный. В центре комнаты лежит большой кремовый ковер с длинным ворсом. У одной стены примостился небольшой, но уютный диванчик с парой подушек. Оглядываюсь на книжные полки, пестреющие корешками книг, но не могу рассмотреть их названия – в сундуке слишком темно. Только неровный свет факелов снаружи проникает сюда.

— Ничего себе… — Выдыхает Дин прямо у меня за спиной. Я подпрыгиваю и оборачиваюсь – за мной стоят Дин, Сэм, Олив, Перри и Рэд. Мэтт последним спрыгивает со ступенек и раскрывает рот, что выглядит совсем несолидно. Я фыркаю, вызвав недоуменный взгляд Сэма. В отверстие сундука пролазит косматая голова Хагрида.

— Вот оно как… Слыхал я о таких сундуках, но чтобы видеть… Хорошая вещица.

— Места маловато. – Ляпает Мэтт.

— Да ты что. – Нарочно каменным голосом произношу я. Мэтт, опять стушевавшись, затыкается.

Второй сундук удивляет меня не меньше, чем первый. На нем такой же серебряный ворон, как и на первом, только размером сундук поменьше. Стоит мне его открыть, так на крышке сразу появляются дополнительные полочки. Я из любопытства просовываю руку внутрь. Она уже по плечо там, когда я нащупываю дно кончиками пальцев. Внутри он больше, чем на вид, это точно. Но самая интересная фишка заключается в том, что когда я рассматриваю орла, я вижу вокруг него буквы, складывающиеся в знакомые мне слова.

— Trova il piacere nella sofferenza… — Произношу я машинально. Сундук тут же складывается, как карточный домик и становится размером с игральную карту. Такой же плоский. Как будто нарисованный на бумаге. Я испуганно отбрасываю карточку от себя, но ее ловко перехватывает Дин.

— Еще один кот в мешке! – Смеется Дин так, будто действительно поймал кота за хвост, и кидает карточку обратно. – Спрячь в карман. Пригодится.

Последним я приоткрываю третий сундук, самый обыкновенный на вид, и тут же захлопываю крышку.

— Что там? – Взволнованно спрашивает Сэм, подлетая ко мне. Я только махаю головой и закрываю лицо. Парень испуганно смотрит на меня и сам открывает сундук. Замирает, медленно закрывает его, подходит ко мне и становится в ту же позу, что и я. Мы одновременно садимся на крышку большого сундука. Я смеюсь, а Сэм подхватывает меня звонким смехом. Никто не понимает, что происходит.

— Все настолько плохо?.. – Несмело спрашивает Рэд. Мы с Сэмом замолкаем, переглядываемся, а потом смеемся с новой силой.

— Там много денег. – Вдруг совершенно спокойно говорит Сэм без тени улыбки на лице. – Действительно много.

— И я знаю, что мы будем с ними делать… — Громким шепотом говорю я и смотрю на Сэма, задорно прищурив глаза. Он смотрит на меня в ответ, так же прищурив глаза. Секунда – и мы оба хохочем. Сэм притягивает меня к себе, приобнимая, а я в ответ утыкаюсь ему в теплую байку. Все забыто, пусть никто и не забыт. Это мой Сэм, а я его Лили. И мы действительно должны прекратить это представление. За кулисами нам будет лучше.

Дин и сам улыбается. Он засовывает руки в карманы, театрально отворачивается, делая вид, будто только что подглядывал что-то личное.

— Обожаю этих двоих. – Вздыхает он и, развернувшись, уходит.

* * *

Что может делать группка подростков в волшебной деревне, где продаются всякие очешуенные штуки, имея при себе много денег и свободные мальчишеские руки, согласные нести покупки?

О да.

Вы знаете ответ на этот вопрос.

Сначала мы сплавили Хагрида вместе с сундуком-комнатой, под предлогом: «Хагрид, нам пятнадцать, а этим грозным парням, что нас сопровождают, уже, о ужас, шестнадцать. Они умеют драться, я умею кусаться, мы не пропадем». Первым делом я, начитанная Гарри Поттера, потащила всех в «Сладкое королевство», где все просто охнули и остановились, вдыхая дух шоколада и ванили. У мешка со всевкусными бобами «Берти Боттс» я останавливаюсь, чтобы зачерпнуть щедрой рукой бумажный пакетик бобов, а Дин с Сэмом (вот негодники!) незаметно закидывают по одному бобу в рот и тут же чуть не орут – как я поняла из дальнейших объяснений, Дину попался боб со вкусом огненного перца, а Сэм вкусил сороконожку…

— Только прошу, не дыши на меня. – Шучу я, глядя на Сэма.

— О, что вы, мадам. – Щурится он и притягивает меня к себе, но я, изловчившись, пихаю ему в рот боб из своего пакетика, счастливой рукой выбрав боб со вкусом шоколада.

— Вот это я понимаю, спасибо. – Мгновенно отстает Сэм, тщательно разжевывая лакомство. Мы сматываемся, пока продавщица не стала обращать внимание на вандализм и кражу имущества.

Мы выходим из «Сладкого королевства» довольные и нагруженные пакетиками с перечными чертиками, бобами, шоколадками, летающими шоколадными снитчами с золотистой фольге, искрящимися карамельками, мятным нетающим мороженым и прочей чудесной вкуснятиной. Из «Трех метел» мы выходим, согретые теплым сливочным пивом. Вопреки названию этот напиток скорее походит на теплую сливочную газировку с приятным карамельным вкусом. Обойдя еще много маленьких магазинчиков и закупившись волшебными сувенирами, исправляющими ошибки перьями, волшебными тетрадями и прочими вещицами, мы останавливаемся у лавки Оливандера. Я тяжело сглатываю, волнуясь. Сэм берет меня за руку. Мы проходим в узкое помещение с высоким потолком, заброшенное продолговатыми коробками с палочками. На многих толстый слой пыли. За стойкой стоит худощавый мужчина с белыми, как снег, волосами, вьющимися вокруг головы как облако. Он поднимает на нас взгляд, и я вижу в его глазах немного сумасшедший блеск.

— Нам нужны…

— Да, я знаю, палочки. Надо сказать, я давно такого не видел, чтобы их покупали в вашем возрасте, очень давно. Тем более одни, без взрослых. Ясно дело, когда палочка ломается, и нет иного выхода, кроме как купить новую, но у целой кучи детей… Да и я вас не помню. Вы не приходили ко мне раньше. Следовательно, чем я могу помочь юным волшебникам?

Я немного сбиваюсь после такой речи, но вдруг слово берет Мэтт.

— А, извините, если ты… Если ты не волшебник, палочка отреагирует в твоих руках? – Мэтт явно волнуется. Я удивленно поворачиваю к нему голову.

— Нет, мистер…

— Бернс.

— Нет, мистер Бенрс. Палочка никак не отреагирует. Есть старое правило – палочка выбирает волшебника, а не волшебник палочку, но волшебство таится именно в человеке. – Оливандер печально улыбается. — Без волшебной силы палочка просто деревяшка. – Уже шепотом завершает он, будто испугавшись, что палочки в своих футлярах услышат его и мигом придут в негодность.

— Чтож, ну… спасибо. – Мэтт чешет в затылке и, стушевавшись, отступает на задний план.

— Итак, кто первый на очереди? Дамы? – Оливандер поворачивает голову в нашу сторону. Я неловко делаю шаг вперед и робко улыбаюсь.

— Попробуем, мисс…

Я уже собираюсь сказать свою фамилию, как вдруг мастер приподнимает вверх палец, призывая к тишине. Бледно-голубые глаза смотрят на мой медальон.

— Знакомая вещь… Можно?

Я немного боязливо снимаю медальон с шеи и протягиваю его Оливандеру. Он рассматривает его, немного прищурив глаза.

— Похоже, время пришло… — Бормочет он. — Мисс Холмс, я помню вашего отца… смешной парнишка такой был. Из важной семьи, а по нему не скажешь. На месте не сидел. Он разнес мне пол лавки… — Мастер усмехается, вскинув брови. – Ему вдруг стало жутко интересно, что будет, если взмахнуть двумя палочками одновременно…

Дин смеется, но вовремя успевает замаскировать все это дело под приступ кашля. Оливандер выуживает один футляр из недр шкафчика и открывает его, доставая светлого неопределенного цвета палочку, испещренную непонятными знаками. На палочке идут две борозды, обозначающие рукоятку.

— Попробуем эту. – Он протягивает ее мне, и тут мне в голову приходит одна идея. Если не получится – опозорюсь, но если удастся – это того стоит.

Я беру палочку в руки и светлое, покрытое тонким слоем лака дерево едва заметно теплеет. «Ну, не подведи!»: произношу я про себя и вскидываю руку с палочкой.

— Орхидеус!

На глазах изумленных ребят и довольного Оливандера мне в руки падает маленький букетик ярко-синих орхидей. Я и сама не верю своим глазам: несколько раз глажу лепестки тропических цветов, пока не осознаю окончательно – у меня получилось.

— Вау. – Выдыхает Перри.

— Это точно ваше. – Оливандер улыбается так, словно он только что выиграл в лотерее.

Через полчаса палочки всем уже подобраны. Разумеется, не обошлось без неких инцидентов. Мэтт перепробовал пять палочек, пока одна в его руках не вспыхнула ярким светом. Мэтт попытался отбросить ее, но она намертво прилипла к его руке и отклеилась только тогда, когда Мэтт согласился взять ее. Первая палочка рванула в руках Дина, вторая выпустила ему в лицо сноп искр, а третья, позже признанная парнем, вела себя тихо до сих пор, пока озадаченный Дин не почесал ей в затылке. Все сразу засмеялись над волосами парня, неожиданно принявшими ярко-зеленый цвет, а Оливандер побежал исправлять это дело, но я отгородила Дина от него, взбила последнему шевелюру и растрепала челку, пока он хохотал над моим сосредоточенно-радостным лицом. Мастер махнул рукой со словами «Ох уж эти подростки…», а Дин, вывалив от усердия язык, пытался покрасить волосы упирающегося Сэма. Позже Сэм вышел из лавки мастера, старательно пряча нежно-розовые волосы под капюшон толстовки.

Я собираюсь выходить, но Оливандер вдруг берет меня за локоть.

— Я бы хотел кое-что вам сказать, мисс Холмс. Плату с вас за вашу палочку я брать не могу потому, что эту палочку сделал ваш отец.

Я удивленно приоткрываю рот, но тут же захлопываю ее.

— Он был мастером?

— Ммм… не совсем. Он сделал палочку только вам, как ему до этого сделал его отец, а тому его отец.

— Но что же он делал в вашей лавке?

— Его отец не успел подарить ему палочку. Поэтому ваш папа не хотел, чтобы такая же история повторилась с вами.

Я хочу поспрашивать об отце еще, но дверь захлопывается перед моим носом.

Я смотрю на потрепанную кожаную шляпу, лежащую на трехногом табурете передо мной. Такое чувство, будто шляпа тоже смотрит на меня. В кабинете полумрак. За высокими окнами видно темно-фиолетовое небо, усеянное тысячами мелких звездочек. Распределение проходит в директорском кабинете. Логично, мы ведь нездешние, да и на дворе октябрь…

— Рэд Кристофер Шейм. – Произносит МакГонагалл, глянув в список. Рэд выходит вперед и садится на табурет, чуть не свалившись с трехногого чуда. Не успевает шляпа как следует уместиться на макушке Рэда, как уже орет: «Хаффлпафф!» и замолкает.

— Мэтт Айзек Бернс.

— Слизерин!!!

Мэтт совершенно по-слизерински довольно кривит губы в улыбке.

— Перри Кейт Олд.

— Гриффиндор!

— Олив Грейс Уокер.

Вот тут-то шляпа и застопорилась. Минуту размышляя, она выдвинула:

— Гриффиндор!

— Лили Бетт Холмс!

Я на негнущихся ногах подхожу к табурету, присаживаясь на самый краешек. Шляпа опускается на мою голову тяжелым грузом. Вдруг в голове начинает хозяйничать голос:

— Интересный экземплярчик! Я думаю, Гриффиндор? Сколько отваги и готовности защищать своих друзей…

Я невольно краснею после этих слов. Из-под тульи шляпы, спадающей мне на глаза, видно, как Сэм хмурит брови, а Мэтт едва заметно усмехается, препротивно сверкая глазами-льдинками, но Сэм дает ему локтем под ребра, и наглец натягивает на свое лицо обычную маску «Мне-на-все-пофиг-отстаньте-от-меня-что-вы-вообще-на-меня-смотрите-жалкие-магглы?»

— Знания. Их тоже без внимания оставлять нельзя. Много знаний, тяга к ним. Амбиций для Слизерина недостаточно, трудолюбия для Хаффлпаффа тоже, что вы думаете, мисс Холмс?

Звучание моей фамилии выводит меня из транса, в который ввел густой голос шляпы.

— Я доверюсь вам.

— Рейвенкло!!!

* * *

— Сэм?..

— Ммм? — Парень вскидывает голову, встряхивая волосы, выкрашенные в нежный фиолетовый цвет, и рассеянно улыбается.

— На какой факультет ты хотел попасть?

— Я не особо знаю всю эту систему, я, знаешь ли, не совсем повернут на Гарри Поттере, — Сэм крутит пальцем у виска, но потом понимает, что сказал, натыкается на мой оскорбленный взгляд, и неловко опускает руки на колени. — ну... Мы учимся на этом факультете вместе, здесь довольно-таки милые и эрудированные ребята, да и гостиная у факультета офигенная, так что вот.

— О, Сэм Уайт, ты в своем репертуаре. Сморозишь глупость, а потом так мило ее исправляешь, аж неловко. — Я наигранно-сердито сдуваю упавшую на глаза длинную челку.

— Лили Бетт Холмс, вы мне льстите. — Сэм наклоняется ко мне и целует.

— Воу-воу, ребятки, полегче! — Между нами неожиданно втискивается Дин, припершийся с гриффиндорского стола, и бухается на лавку. — Я Дин Бенджамен Уайт, вы, вроде так всю эту фишку проворачиваете, полное имя, да? — Дин рассеянно крутит пальцами перед лицом, бесбашенно улыбаясь. — Ну все, я представился, кто теперь меня поцелует?

— Вот его и целуй, Дин Бенджамен Уа-а-айт. — Перекривливаю я Дина и резко поворачиваю его лицо к Сэму. — Совет вам да любовь!

— Лилз, не обижайся, да я же не хотел обидеть тебя! — Дин делает расстроенную мордашку, шоколадные глаза смотрят так жалобно, что хочется ткнуть парню бутерброд и блюдечко молока со словами "кушай, скотинка, кушай".

— Ну дава-а-ай я тебя обниму-у... — Дин тянет ко мне руки, распростертые для объятий.

— Э-э-э нет, парень. Это мое. Ты мой брат и так далее, но руки, кыш кыш. — Сэм отодвигает Дина, подбирается поближе ко мне и обхватывает руками, как бы захватывая в замок.

— Ну и ладно. — Дин делает вид, что смертельно обиделся, но потом его бессовестная морда опять принимает хитрое выражение. Темные глаза смотрят с прищуром. — Я что, поцелуев не видел, что ли?

Дин уворачивается от летящего в него конспекта по трансфигурации и, сдавленно хохоча, прыжками отбегает обратно к своему столу.

Мы собираем сумки и выходим из зала, скрытно смеясь в рукава толстовок, будто, если мы будем смеяться тише, никто не заметит двух подростков, учинивших беспредел, из которых один с фиолетовыми волосами, а второй (м-м-м, вторая) то и дело откидывает волосы и кусает парня за предплечье. Выглядит диковато.

— И, Сэм.

— Да?

— Если бы я не была повернута на Гарри Поттере и Голодных играх, нас бы давно уже...— Изображаю движение, будто горло перерезают ножом. — И мы не были бы вместе. Но это, наверное, небольшая потеря для тебя, в конце концов это ведь я в тебя...

— Господи, опять.

Сэм нервно смеется, но вдруг поворачивается ко мне. Свет ярко-зеленых, как и обычно в такие моменты, глаз, обжигает мой взгляд на них.

"Любит, любит, любит...": счастливо бьется у меня в голове, пульсирует в висках, течет по венам, пока Сэм прижимается ко мне сухими, чуть шершавыми от холода губами.

"Люблю, люблю, люблю...": отдается в ответ сердцебиение, такое быстрое, будто я бегу марафон.

— Молодые люди!

Мы мгновенно вытягиваемся в струнку, но на губах нет-нет и проскакивают счастливые улыбки.

— Я разрешила вам ходить в маггловской одежде во время учебы. Я разрешила вам пользоваться школьными атрибутами для учебы. Но такого поведения я вам не позволяла, это точно! Не думаю, что стоит... Гкхм... Целоваться... — Это слово явно тяжело дается МакГонагалл. — Прямо посреди школьного коридора.

Мы оглядываемся, и действительно — со всех сторон на нас таращатся любопытные глаза. Кое-кто посмеивается.

— И этого я тоже вам не разрешала!

Один взмах палочкой — и потрясающая лиловая шевелюра Сэма превращается в обычные русые волосы, уложенные так, будто кто-то основательно поработал расческой.

— Так то лучше.

МакГонагалл уходит. Полы изумрудной мантии развеваются от быстрой ходьбы. Мы оглядываемся на нее и продолжаем свое движение в кабинет.

— Мне так больше нравится. — Бурчит Сэм и запускает палочку в волосы, наливающиеся насыщенным синим цветом.

— Я тебя люблю. — Бормочу я в рукав толстовки, не в силах справится с накатившей нежностью к этому синеволосому человеку.

— Что? — Сэм косит на меня глаза, продолжая издеваться над прической.

— Нет-нет, ничего... — Я морщусь и отворачиваюсь.

— Ладно.

Сэм пытается выкрасить несколько прядей в черный, но они у него выходят белыми, и парень становится похож на енота.

— Лилз?..

— Да?

— Я тебя тоже.

* * *

— Джеймс Поттер. — Кареглазый парень протягивает руку Сэму.

— Сэм Уайт.

Ответ на рукопожатие получается крепким, такое чувство, будто ребята собираются сломать друг другу пальцы. Шоколадные глаза сверлят взглядом зеленые, светящиеся белым.

— Вам еще много льда растопить придется. — Лили стягивает темно-рыжие волосы в хвост и закатывает рукава школьной рубашки. — Особенно учитывая то, чем мы будем заниматься.

— Он пальнул в нас заклятием. — Невозмутимо отвечает Сэм, не отрывая глаз от соперника.

— Он свалился нам на голову. — Копируя интонацию и выражение лица Сэма, дополняет Джеймс. — Буквально.

— О да. Вам только покусаться не хватало.

— Отличная идея. — Совсем как Дин недавно улыбается Поттер, скаля зубы.

— Кусаться это мой профиль, а не его. — Многозначительно поднимаю я указательный палец вверх.

— Фрик. — Фыркает Джеймс, глазами указывая на волосы Сэма.

— Хвастун. — Хмыкает последний, недобро глядя на обидчика.

— Оба хороши. — Подводит черту Лили.

К месту нашего собрания подходит Дин.

— Привет, ребятки. — Дин хлопает Лили по плечам, пожимает руку Джеймсу и коротко махает нам. — Вижу, вы уже познакомились?

— О да. — Ехидно улыбается Сэм. Я и забыла, каким он может быть холодным по отношению к другим, если захочет.

— И... М-м... Мы будем заниматься здесь? — Новоприбывший осматривается. — Коридор. Неплохой выбор. — Смеется он.

— Джеймс хотел вам кое-что показать... — Начинает Лили.

— Я не хотел. МакГонагалл попросила. Не обижайся, Дин, но я не думаю, что вы здесь долго продержитесь. — Обращается Джеймс к Уайту, с которым успел подружиться. Тот лишь усмехается.

— Не бойся, мы не пропадем. У нас есть свой Хогвартсовед. — Дин кладет руку мне на плечи, пальцами выстукивая на моей руке что-то.

— Да. Я заметил. — Бормочет Джеймс, явно намекая на мое заклинание, отразившее его Риктусемпру. Он становится напротив стены и закрывает глаза, напряженно замирая.

— О… Мы что, будем… Она разве не сгорела?..

— Ты знаешь про Выручай-комнату? – Вскидывается Лили, оборачиваясь ко мне.

— А я говорил! – Вклинивается Дин между нами.

— Да, знаю. Я много чего знаю… Наверное… — Отвожу руку назад, убирая Дина с поля зрения, но, вместо того, чтобы убрать его лицо подальше, я просто вожу по нему пальцами, пока Дин не щелкает зубами и не кусает меня. Вы что, помешались все на этом?

— Готово! – Восклицает Джеймс, и мы все как по команде смотри на стену, где начинают вырисовываться кованные завитки двери, ручка, петли, и дверь открывается, тяжело сдвигаясь с места с густым звуком.

Мы входим в большое помещение. По полу раскинуты мягкие подушки, они, кажется, застилают весь пол своими плюшевыми боками, высокий потолок украшен фигурными узорами. Огромное зеркало во всю стену отражает наши пораженные лица.

— А остальные? – Оборачиваюсь я к Джеймсу.

— А остальных пока не надо. Потом посмотрим. МакГонагалл попросила меня и Лили помочь вам. В конце концов, вы ведь… Ты пятый курс, а ты шестой? – Указывает парень по очереди на меня с Сэмом. Мы киваем. – Вас так определили. А вы на своем пятом и шестом знаете не больше, чем первокурсники. Нет, вру. Гораздо меньше, чем первокурсники. – Карие глаза на стеклами очков насмешливо вспыхивают. – Вас можно было отправить к малышам «левиоссу» учить. Так что слушайте и…

Договорить он не успевает, потому что я взмахиваю палочкой, давно покоящейся у меня в руке, и про себя бормочу: «Левикорпус!». Джеймс смешно крякает и повисает верх ногами. Очки падают ему на лоб, но он сердито припечатывает их обратно одним движением руки.

— Ах ты ж…

Лили тоже взмахивает палочкой, и Джеймс грудой рукавов от свитера и штанин валится на подушки. Он сразу вскакивает, и до меня доходит, что будет дальше.

— Мамочки… — Я закрываю лицо ладонями, зажмурившись. Мгновенно меня охватывает какое-то странное чувство, капюшон толстовки сам падает мне на голову. Но уже через мгновение меня отпускает, и гравитация вспоминает, что где-то в мире существует девочка Лили Холмс. Я внутренне готовлюсь упасть на мягкие подушки, но вокруг живота меня обхватывает чья-то рука. Падения не наблюдается. Я осторожно приоткрываю глаза. Смотрю на сердитую Лили, почему-то оказавшуюся верх ногами. Но тут я осознаю весь масштаб ситуации и опускаю ноги за спину Сэму, держащему меня в воздухе. Приподнимаю глаза на него, а он смотрит на меня. Я опускаю руки безвольно болтаться, пока Сэм сверлит взглядом Джеймса. Наконец я опять оказываюсь на ногах, и на меня тут же налетает Джеймс:

— Ты рехнулась?!

— Нет. Не надо было быть таким грубым. – Я одергиваю толстовку и поправляю капюшон за спиной. — Как видишь, мы что-то, да умеем. – Я смотрю прямо на Джеймса, недовольно пыхтящего.

— Но могла хотя бы предупредить! – Джеймс опять накидывается на меня, но за одну руку его держит сестра, а за вторую грубо отдергивает Сэм.

— А что? Выглядел ты очень даже забавно.

— Все, хватит. Джеймс, почему ты такой злой? Никогда тебя таким не видела. – Недовольно сетует на брата девушка. – А вы? Сами ведь видели, что он не в настроении. – Праведный гнев рыжеволосой обрушивается на нас. – Давайте просто заниматься, как попросила МакГонагалл.

— А где Дин? – Вдруг прерывает ее Сэм.

Мы оглядываемся, но парня и след простыл. Ходим по залу, разыскивая пропавшего за шкафами и прочими атрибутами тренировочной комнаты, пока я не натыкаюсь на чей-то походный ботинок, торчащий из кучи подушек. Провожу взглядом прямую линию от ботинка и замечаю среди постельных принадлежностей темно-красную макушку. Дин тоже увлекается нелегальной покраской волос палочкой, знаете ли.

— Вставай, принцесса на горошине. – Повторяю я обращение Дина, с которым он месяц назад побуждал Мэтта быстрее нестись через лес на Играх.

— Лилз, не трогай меня, у меня отпуск. – Ботинок недовольно шевелится, макушка поглубже зарывается в объятия подушек.

— Встава-а-ай… — Я наклоняюсь и за плечи выуживаю Дина из плюшевого плена, на что он только возмущенно, но вяло бурчит протестующие выражения.

В конце концов, когда вся группа оказывается собрана, мы становимся перед зеркалом. Хогвартсовцы объясняют нам несколько защитных заклинаний, пока у нас не получается отражать их Риктусемпру, Силенцио и прочие неопасные боевые заклинания. Лили берет меня в пару, мальчишки остаются в другой группе, по очереди нападая и защищаясь.

— Он не такой злой, как сейчас пытается показаться. – Неожиданно говорит мне Лили после очередного успешно отраженного мной заклинания.

— Я верю. Мы просто незнакомые люди, сами еще не освоились. Я просто вспылила, извини. – Я виновато улыбаюсь и посылаю Лили Ступефай, который она отбрасывает палочкой, как теннисный мячик отбрасывают ракеткой.

Мы не замечаем, как проходит время. Когда Сэм в очередной раз смотрит на часы, оказывается, что уже одиннадцать.

— Эй, и что нам делать? – Обращается он к Джеймсу, конфликт с которым был улажен уже на третьем Пертирификус Тоталус.

— Черт!!! – Взвывает парень, схватившись за голову. – Лили, я забыл… ее. Я забыл ее в башне. – Джеймс опасливо косится на нас, понимая, что чуть не выболтал кое-чего лишнего, но я опять поражаю его, вздыхая.

— Мы все всё равно не уместились бы под одной мантией-невидимкой.

— А ты явно не так проста, как кажешься… — Бормочет Поттер и бухается на подушки, раскинув руки. – Будем спать здесь. В коридоре наверняка ходят преподаватели, а вам не нужны проблемы на самое начало учебы.

— Погодите. – Вдруг произносит Сэм, вскакивая с огромной подушки, на которой только что уместился. – Отойдите к выходу. Я хочу кое-что попробовать.

Все недоумевают, но отходят и закрывают глаза по просьбе Уайта. Сам он становится чуть впереди нас и глубоко вздыхает, сосредотачиваясь. Сначала ничего не происходит, но потом по моим волосам пробегает легкий ветерок. Я удивленно распахиваю глаза. Передо мной лес, подпирающий кронами огромных раскидистых деревьев темно-синее небо, светящееся звездами, вспыхивающими белым и голубым светом. Вокруг нас раскинулись заросли лещины, с боков обнимаемые мягкой, шелковистой травой, так и манящей улечься на нее. С одного боку лежит большой камень. Я прерывисто вздыхаю, и в нос мне ударяет запах свежести и лесных цветов, густо устилающих поляну неподалеку. Я сразу вспоминаю Рэда, сидящего на этом камне, глядящего на звезды, отражающиеся в голубых глазах, оранжевые всполохи неба на горизонте, шепот деревьев…

— Красиво… – Шепчет Лили, поднимая голову к звездному небу. Сэм и я переглядываемся. Парень мягко улыбается и ложится на траву, где уже похрапывает Джеймс. Я ложусь рядом. Сэм приобнимает меня одной рукой в мягкой теплой байке, пахнущей дубовыми листьями и морем.

— Я люблю тебя, Лили Холмс. – Шепчет мне на ухо он.

— Я тоже люблю тебя, Сэм Уайт. – Еле слышно отвечаю я и утыкаюсь лбом в его руку. – Люблю…

Сэм стоит спиной ко мне, чуть наклонив голову. Короткие русые волосы, оголяющие бледную тонкую шею, растрепаны как обычно. Я окликаю его, но мой голос как будто тонет в воздухе, сводится на нет. Ни звука не вырывается из моих губ. Даже на таком расстоянии видно, как Сэм сводит лопатки под байкой, двигает плечами, как после сна, и поднимает голову. Трава под его ногами превращается в грязь. Походные ботинки тонут в ней, жадно втягивающей ноги парня. Сэм пытается высвободиться, но его только сильнее затягивает. Деревья вокруг нас разом теряют листву, которая вянет и высыхает, чернея, как будто кто-то включил быструю перемотку. Я собираю остатки сил и кричу, что есть мочи:

— Сэм!!!

Вопреки усилиям, крик получается едва слышимый, но парень дергается. Он поворачивается ко мне всем корпусом. Но вместо светло-зеленых знакомых глаз я вижу абсолютную черноту. Как будто глаза Сэма полны нефти. Он хищно и зло усмехается.

И пропадает под землей.

— Лилз… Лилз!

Кто-то несильно трясет меня за плечо.

— Лилз, вставай. Скоро занятия. – Я узнаю голос Сэма и открываю глаза. Надо мной склонился Сэм. Брови нахмурены, будто он увидел нечто плохое, но когда я открываю глаза, на его лицо снова возвращается радостное выражение.

— С днем рождения, соня. – Сэм мягко и тепло улыбается, совсем не похоже на ту злобную усмешку из сна.

— Сегодня что, тридцать первое?

Я усаживаюсь поудобнее. Вместо травы под ногами многочисленные подушки. Вокруг нас снова тренировочный зал.

— Да, тридцать первое. Ни за что не поверю, что ты могла забыть собственный день рождения.

— О, поверь. Сама от себя такого не ожидала. – Я сладко потягиваюсь, расставляя руки, но Сэм не выдерживает и слабо тыкает мне в ребра. Я складываюсь от щекотки и недовольно смотрю на парня, в глазах которого притаились смешинки. Он замечает мой рассерженный взгляд и немного отступает. Запускает пятерню в волосы, сегодня приобретшие мятный цвет. Мой любимый. Человек, ты и мысли читать умеешь? Волосы растрепаны после сна, но махинации пальцами придают им еще более неряшливый вид.

— Виноват. – Сэм опускает глаза и запускает руку в карман толстовки. – Вот мое извинение. – На свет появляется коробочка, совсем маленькая. Я озадаченно хмурю брови.

— Я… Я не совсем люблю всякие украшения типа цветочков и…

— Нет, тебе понравится. – Улыбается Сэм, покачиваясь с пятки на носок.

— Все равно спасибо. – Я приподнимаюсь на носочках и обнимаю Сэма за пояс, на что он хмыкает и сам обнимает меня за плечи. Так уж получилось, что он выше меня.

Я отстраняюсь и заглядываю в коробочку. Глаза мои расширяются. Я просто немо гляжу на украшение.

Серебряный ворон.

Я распростертыми крыльями.

Точь-в-точь такой, как на гербе Холмсов.

— Где ты… — Я глотаю ртом воздух.

— Пусть это будет сюрпризом. – Сэм обнимает меня со спины, кладет свой подбородок мне на макушку и берет мои руки в свои. Расправляет цепочку, чуть дрожащую в моих руках. Щелкает застежкой за моей шеей. Опускает ворона мне под байку.

— Это будет нашим секретом. Сойдет? – Раздается голос Сэма прямо возле моего уха. Я киваю и сжимаю его ладони в своих.

— Спасибо.

— Всегда пожалуйста. – Рука Сэма заправляет мне выбившуюся прядь за ухо.

— Пойдем на завтрак. – Я наклоняюсь и подбираю свой рюкзак. В нем все еще лежит мое оружие с Игр. На всякий случай.

— Да, пошли. Нас, наверное, заждались. – Сэм неожиданно осекается.

— Представляю шуточки Дина. – Цокаю языком я.

Сэм давится воздухом и, закашлявшись, смеется. Я смеюсь вместе с ним. Мы уходим из комнаты, напоследок окинув ее взглядом. И закрываем дверь, мгновенно исчезнувшую, растаявшую в каменной кладке.

Как только мы входим в зал, мне в глаза бросается черно-оранжевое убранство. Огромные тыквы располагаются рядом с учительским столом, между свечами под потолком тянутся длинные белые нити паутины, а в проходах между факультетскими столами носятся маленькие скелеты, клацающие черепушками и грозящиеся укусить каждого, кто по ошибке пнет их. Только мы с Сэмом усаживаемся за стол Рейвенкло, как к нам с Гриффиндорского стола прибегают Олив, Перри и Дин, а с Пуффендуйского подтягивается Рэд.

— С днем рождения, Лилз! – Дин обнимает меня и целует в щеку, вызвав деликатное покашливание Сэма.

— Ой да ладно, братец. Вы и так невесть где пропадали все утро, чуть завтрак не пропустили. – Дин отводит взгляд на учительский стол, но дергает бровями с ужасно хитрым видом.

— Дин, мы еще дети, прекрати! Откуда в тебе это взялось?! – Я недовольно ударяю его по руке, но он только невинно выпячивает на меня глаза.

— Я, вообще-то ничего такого не имел в виду. А ты, значит…

— Ой все!

Дин заливается смехом, но я лишь опускаю глаза в тарелку. Сэм смотрит на меня, поджимает губы и сжимает мою руку под столом.

— Эх, опять я глупость ляпнул. Ну ладно, все, прости. Вот тебе подарок от всех нас.

Дин протягивает мне большую коробку, перевязанную лентами. Я приподнимаю крышку и вижу много волшебных сладостей и пластинок из волшебного магазина музыки. На губы возвращается улыбка.

— Но это все из Хогсмида, как же вы…

— Кое-кто нам помог. – Улыбается Дин, и из-за его спины показывается рыжая голова Лили Поттер, а за ней появляется ее брат, так не ладивший с Сэмом.

— С днем рождения, новенькая. – Джеймс пожимает мне руку, пока Лили обнимает меня.

— Думаю, будет неплохо, если вы присоединитесь к нашему столу на праздничном ужине. – Лили откидывает солнечные волосы за спину и улыбается, сверкая малахитовыми глазами.

— А разве так можно? – Я удивленно вскидываю брови.

— А разве кто будет смотреть на празднике? Все будут слишком заняты набиванием своих животов.

— А это уже интересно. – Дин заинтересованно похлопывает себя по животу. – А теперь, пардон, удалюсь. У нас зельеварение. И, если ты не забыл за своими интересными делами, Сэм, у тебя тоже. – Дин хватает с нашего стола тост и уходит. Я оглядываю зал и замечаю Мэтта, который сидит за Слизеринским столом в другом конце зала. Он смотрит на меня. Я смущенно отвожу взгляд и обращаюсь к Рэду:

— Как там Мэтт? Он же один на своем факультете. Вы его, случаем, не бросили?

— Мэтт? – Рэд чуть оборачивается к слизеринцам. – Нет, не бросили. Я, как знаешь, тоже отдельно от вас, но ничего, общаюсь же. Наверное, он просто считает себя раскрутым социопатом. – Рэд недовольно взмахивает руками. Разумеется, ему не нравится, что его друг не держится вместе с остальными.

— Или же ему неприятна вся эта суматоха с днями рождения. И со мной, в частности. – Я нарочито громко отхлебываю горячий чай, но тут же давлюсь и кашляю.

— Да ладно тебе. Мэтт у нас всегда такой обособленной штучкой был, ты тут не причем. – Сэм похлопывает меня по спине, пока кашель не успокаивается.

— О, Сэмми, он меня терпеть не может. Это точно. – Мрачно выношу свой вердикт я, копируя манеру обращения Дина.

— Хм… Дин прав. Пошли. Слизнорт нас угробит. – Сэм поднимает свой рюкзак с лавки и встает. – Ты идешь?

— Да, конечно. – Я отрываю свой взгляд от Мэтта и иду вслед за Сэмом.

* * *

По комнате разливается мягкий свет волшебных огоньков, парящих в воздухе. Сэм сидит на мягком кремовом ковре, сложив ноги крест-накрест, и накручивает на палец мои распущенные волосы. Дин лежит на единственном диванчике в комнате, закинув ногу на спинку. Олив, Перри и Рэд сидят рядом с нами. В помещении светло и уютно, а главное тепло. У каждого из нас в руках по чашке горячего шоколада. Удобную, как теплый плед, тишину, разрывает неожиданный вопрос Дина:

— Сэм, твои соседи по комнате не спрашивали, где ты был всю ночь?

— Ох, опять… — Бормочу я, уткнувшись в чашку.

— Спрашивали.

— И что ты им ответил? – Дин свешивает свою голову с диванчика, глядя на нас сверху-вниз.

— Что заблудился. – Сэм хмыкает и снова занимается моими волосами.

— И они что, поверили? – Дин недоверчиво поводит бровями. – Вот лохи.

— Это их дело. Меня не волнует, что они там себе напридумывали.

— А ты, Лилз? – Перевернутая голова Дина обращается ко мне.

— У меня никто не спрашивал… — Просто отвечаю я, обрадованная тем, что Дина не в чем будет меня подколоть.

— О, у меня спрашивали! – Неожиданно выдает Сэм. Я тупо гляжу на него, устроив свою голову у него на колене, пока Дин хохочет, сложившись.

— Ты что, серьезно? – Сквозь смех скулит он.

— Серьезно. Одна из них, светленькая такая…

— Бриджит Леган. – Отчеканиваю я.

— Я не интересовался, как ее зовут. – К моему неожиданному облегчению отзывается парень. – Так вот. Она подошла ко мне перед трансфигурацией и в лоб спросила: «Не знаешь ли ты, где вчера всю ночь была Лили Холмс?» — Смешно кривит голос девочки Сэм. – Я у нее и спросил, почему этот вопрос она задала именно мне, а она только передернула плечами и ушла. Странная какая-то.

Дин уже гогочет. Слава Богу, крышка моего сундука не пропускает звуки изнутри.

— Ты ей нравишься. – Чуть севшим голосом сообщаю я.

В комнате воцаряется тишина.

— Откуда ты знаешь? – Осторожно спрашивает Сэм.

— Она рассказывала в спальне перед сном. Болтала: «Ой, этот новенький Сэм Уайт такой милашка!» и бла бла бла. Аж противно.

— Сэмми, да ты в ударе! – Выдает Дин, но тот только смотрит на меня.

— Не поверю, что Лили Холмс ничего не ответила.

— А Лили Холмс и не молчала. Она сказала: «У этого новенького Сэма Уайта есть пара».

— А она что? – Взволнованно спрашивает Перри.

— Ну она и спросила, кто это. Я сказала ей правду. А она не поверила. Но и вести себя со мной стала осторожнее.

Я ложусь на бок и наблюдаю за реакцией ребят.

— И зачем ты это рассказала? – Спрашивает Сэм.

— Просто ты сказал о ней, и я вспомнила. – Ровным голосом отвечаю я.

Сэм хмурится, а у меня внутри включается маленькая назойливая кнопочка активирования ревности.

— А почему к вам в спальни могут попасть мальчики? У нас есть защитная лестница. – Спрашивает Олив.

— Я знаю, что у вас она есть. Просто считается, что наши мальчики-рейвенкловцы культурные и ответственные.

Дин закашливается, за что Сэм дотягивается до него и дает подзатыльник.

— Не веди себя как идиот! – Неожиданно выпаливает он и бухается обратно на ковер.

— Брат, успокойся. Я же вас просто подкалываю, это же понятно.

— Опять вы за свое. Почему вы ссоритесь? – Вспыхивает Олив. – Я рада, что мы попали в Хогвартс, об этом же практически каждый мечтает, а вы ведете себя так, будто вам по десять лет!

— Мне пятнадцать. – Вскидывает указательный палец вверх Дин.

— В том-то и дело! Это же невероятно! Я только не понимаю, как нас еще не хватились.

— МакГонагалл отправила директору и родителям какие-то сверхофициальные письма с какой-то лабудой. Так что все теперь считают, что мы уехали. – Бормочет Дин.

— Но вот Зак и Бобби обязательно обо всем догадались. – Говорит Сэм, и все понимающе переглядываются.

— Ладно, я пошел. – Дин решительно встает с дивана и хлопает себя по коленям. – Предлагаю присоединиться.

Олив, Перри и Рэд встают, а Сэм не двигается с места.

— Мы еще поболтаем. – Объясняет он.

— Да ладно, никто тебя не гонит. – Томным голосом произносит Дин. Наши с Сэмом губы кривятся как по команде. Дин осекается, обещает вести себя лучше и выползает из сундука. Хорошо, что в спальне никого нет. Все подольше задержались на праздничном ужине, а мои соседки по комнате еще и на вечеринку какую-то собрались, так что хлопот не будет.

— Еще раз с днем рождения, Лили. – Произносит Рэд и последним вылезает из комнаты.

Воцаряется тишина.

Сэм приподнимается и полностью ложится на ковер, уставившись в потолок. Я тоже ложусь на пол и подбираю его руку, которая широким жестом откинута от тела. Лежа на боку и перебираю пальцы этой руки, рассматриваю вены, линии на ладони, чуть выпирающие костяшки. Сэм молча смотрит на меня, как я издеваюсь над его рукой. Я старательно отвожу глаза от внимательного взгляда, сводя пальцы вместе и раздвигая их. В конце концов я не выдерживаю и тоже смотрю в упор на Сэма. Он только чуть усмехается уголком губ и закрывает глаза. Теперь я смотрю на него.

— Ты красивая, когда чем-то занята. – Еле шевеля губами произносит Сэм.

Я вспыхиваю и перестаю мучить пальцы парня. Он удивленно открывает глаза.

— Я боялась… Из-за Бриджит. Вот она красивая… — Я коротко вздыхаю и закрываю глаза. Когда я их снова открываю, глаза Сэма оказываются неожиданно близко.

— Нет, я сказал, что это ты красивая. – Выдыхает он. Мое сердце бьется гулко и тяжело, разгоняя по телу приятные волны. – Кто из нас твой парень, кто лучше знает, в конце концов? – Щурит зеленые кошачьи глаза Сэм, весело улыбнувшись.

— Ты невозможен, Сэм Уайт. – Тоже улыбаюсь я.

— Можно кое-что спросить? – Неожиданно серьезно спрашивает Сэм.

— Конечно. – Осторожно отвечаю я.

— Как ты погибла?

Я тяжело вдыхаю воздух носом.

— Я пошла на озеро. И прыгнула. Я была уверена в своей теории. Но в воде, когда я уже тонула, я испугалась, что просто умру. И я утонула. Окончательно. Но потом очнулась в коридоре. А дальше ты знаешь.

— Ты… Сама прыгнула? – Задыхается Сэм. В его глазах сквозит настоящий страх.

— Да… Сэм, что с тобой? – Парень тяжело дышит, неотрывно глядя на меня.

— Только не смейся. – медленно произносит Сэм, и вдруг выпаливает на одном дыхании: — самый мой большой страх – это страх утонуть. Я настолько этого боялся, что до десяти лет меня было не загнать в воду, а Дин только смеялся. Он боится сгореть, полная противоположность, да, но я поверить не могу что… — Сэм вдруг каменеет. Даже его руки, обхватившие мои в момент этой пламенной речи, каменеют. – Лили… Только не говори, что ушла оттуда так, потому что я… Потому что меня…

Я морщусь, но согласно прикрываю глаза.

— Я должна была быстрее сделать это.

— Господи… — Сэм неожиданно порывается и обнимает меня, так крепко, что я начинаю беспокоится за сохранность моих ребер.

— Никогда… Никогда не причиняй себе боль из-за других, а в особенности из-за меня. Слышишь? – Сэм отстраняется и обхватывает мое лицо в горячие ладони. В зеленых глазах колышется неподдельная тревога. Я поджимаю губы и медленно киваю, а потом, внутренне содрогаясь, подтягиваю Сэма за байку к себе и сама обнимаю, зарывшись лицом в складки у капюшона.

— Не буду. Но и ты больше не уходи, хорошо?

— Не уйду. – Решительно шепчет Сэм. – Куда же я от тебя денусь? – Тихо смеется парень.

— Можно теперь вопрос от меня? – Гужу я откуда-то из недр байки. – Почему ты избегал меня после нашего возвращения?

Сэм опять замирает.

— Я хотел, чтобы ты забыла все те ужасы. Я думал, так будет лучше для тебя. А потом, когда я понял, что ты на самом деле любила меня, я опять потянулся к тебе. Но ты уже отталкивала меня. Я осознал, каким же идиотом был. Прости меня. – Вдруг шепчет он мне в волосы и крепче обнимает.

— Там были не только ужасы. Там было то, что я никогда не смогу забыть, хочешь ты этого, или нет.

— Не хочу. Я и сам не забуду этого.

Мы лежим так еще полчаса. Каждый думает о своем, но выходит одно и то же. Люди говорят, что в нашем возрасте любить еще рано. Что это все только самовнушение и попытка казаться взрослее.

Если и так, то это лучшее самовнушение в моей еще недолгой жизни.

Мы уходим из комнаты, попрощавшись на пороге спальни.

— До завтра, Сэм. – Я встаю на цыпочки и коротко целую Сэма в губы.

— До завтра, Лили. – Сэм мягко отвечает на поцелуй, но почти сразу отстраняется. – Я хотел кое-что тебе сказать, но уже не сегодня.

— Что же? – Спрашиваю я у парня, уже стоящего на пороге.

— Завтра узнаешь, Лилз. – Улыбается мне Сэм и затворяет за собой дверь.

Я переодеваюсь в пижаму, купленную в Косом переулке, и с головой заползаю под одеяло.

«Завтра узнаешь».

А этой ночью мне приснился тот же самый сон, только я в нем тонула в противной горячей грязи, протянув руку черноглазому Сэму, но он ушел, оставив меня погибать в своем кошмаре одну.

На следующий день Сэм не подождал меня в гостиной. Я выхожу и по привычке осматриваюсь, но никого нет так рано. Мы с Сэмом напротив любим выходить пораньше, когда людей мало. Я в очередной раз поражаюсь воздушной красотой нашей гостиной. Темно-синий потолок, сделанный под звездное небо, белые колонны, украшенные завитками, небольшие аккуратные диванчики кремового цвета, чем-то похожие на диванчик в моем сундуке, журнальные столики из светлого дерева, статуя Ровены Рейвенкло, основательницы факультета, насыщенного синего цвета шторы на окнах, а чего только стоит собственная библиотека?! В нашей гостиной часто можно застать школьника, поджавшего ноги в светлом кресле, читающего толстую старую книгу, или небольшую красочную книжечку. У нас любят читать. Неудивительно, что я попала на этот факультет. Интересно, мои родители тоже обучались здесь?

Я спускаюсь в Большой зал, где во всю идет завтрак. Замечаю Сэма, сидящего за нашим столом рядом с перебежчиком Дином. Волосы Сэма русые, без всяких диких цветов. Странно, мне нравились эти эксперименты с волосами, да и Сэм обычно не прочь поменять цвет на фиолетовый или бирюзовый. Я подхожу к ребятам, оживленно спорящим о чем-то.

— Доброе утро. — Я усаживаюсь между мальчиками и целую Сэма в щеку.

Он отстраняется и ошеломленно смотрит на меня.

Что это с ним?

— Ты чего, Холмс? — Голос Сэма, непривычно холодный и раздраженный, пугает меня. Я беру его за руку, но он выдергивает свою и недовольно кладет на стол.

— Сэмми, что с тобой? Или ты уже не идешь на такой невинный контакт? — Острит Дин, но в его голосе проскальзывает едва заметное волнение. Он еще помнит то время, когда я, убитая недомолвками с Сэмом, часто плакала. Ему это не нравилось.

— Я не понимаю о чем ты. — Сэм опасливо косится на меня.

— Чувак, только не говори, что не знаешь ее. Я все равно тебе не поверю.

— Знаю.

— Хвала небесам! — Ворчит Дин.

— Это Лили Холмс. Она училась с нами в одной школе, в Гринплэйс.

— И она твоя девушка, но этого можно было не добавлять.

Я смущенно опускаю глаза в серебряную тарелку, пустующую передо мной. Но после следующих слов Сэма мое сердце пару раз гулко бьется и как будто исчезает. Я не слышу его. Все мое сознание заполняет один сплошной страх. И боль.

— Моя... Девушка? — Сэм озадаченно переводит взгляд на меня и вдруг разражается таким смехом, что я невольно резко вскидываю голову. — Прости, Холмс, но это абсурд. Полнейший. С каких пор она моя девушка, а я об этом даже не знаю? — Обращается Сэм к Дину, беспардонно указывая на меня пальцем. Я потрясенно наблюдаю за смехом Сэма. Да и Дин в легком шоке. Чего уж легком. У него такой вид, будто его по голове шандарахнули куском арматуры. Но он вдруг резко начинает тихо и нервно смеяться.

— Сэм, это не смешно. Пошутили и хватит. Не пугай свою Лили Бетт Холмс. — Дин усмехается, вспоминая нашу с Сэмом привычку называть друг друга полными именами.

— Она не моя. — Сэм рассерженно встряхивает головой. — Сколько можно, я не понимаю, зачем ты устроил этот цирк, Дин.

Сэм говорит вполне серьезно. Господи, что такое?..

— Нет, это ты кончай уже. Хватит. Это действительно не смешно, Сэм. Прекрати валять дурака. Думаешь, Лили приятно смотреть на этот театр? — Сердито говорит Дин, чуть подвигая меня к себе, будто стремясь защитить от злой шутки Сэма.

— Да мне пофиг, приятно ей или нет! — Вдруг восклицает Сэм. — Это ты валяешь дурака, Дин! Привел какую-то девку, назвал моей девушкой и ржет! А я ее даже не знаю толком! К тому же, мне больше нравятся блондинки. — Нахально ухмыляется Сэм, поглядывая в сторону Бриджит Леган. Та вмиг оценила внимание Сэма, проворно поправив волосы кокетливым жестом. Сэм дергает бровью, но не иронично, как это обычно бывает, а как-то призывно. Мое сердце, потерявшееся где-то, снова бьется пару раз и, споткнувшись, затихает.

Удар ниже пояса.

Я всхлипываю-вздыхаю, а потом глаза начинает нестерпимо жечь.

Я понимаю, что это значит и, пробормотав непонятно кому тихое "извините", встаю, снова резко вдыхаю порцию кислорода, не сдерживаюсь и убегаю, руками отгоняя непрошеные слезы с щек. Я не буду плакать перед Сэмом, а Дин и так достаточно насмотрелся на мои слезы. Я должна если не стать сильнее, то казаться таковой, чтобы на меня могли положиться, а не вспоминали как девочку, которая постоянно плачет. Я же, черт возьми, Лили Холмс! Родители должны гордиться мной! И я должна вытащить Сэма, чего бы это мне не стоило.

* * *

— Лили?.. Я еле тебя нашел. — Неуверенный голос Дина выводит меня из невеселых размышлений. Я поднимаю глаза на хмурого парня.

— Что случилось?

— Я поговорил с Сэмом. — Имя Уайта повисает в воздухе, колотя меня изнутри, пока Дин не продолжает. — Пожалуйста, не расстраивайся. Мы будем рядом. — Дин хватает меня за руки, мягко сжимая их. В карих глазах таится что-то, что-то очень нехорошее.

— Что случилось? — Опять повторяю свой вопрос я.

— Он... Он помнит все. Все, кроме тебя.

Я тупо смотрю на парня, присевшего напротив меня. Его волосы выкрашены в черный. Как непохоже на Дина, но как подходит под ситуацию... Уайт неверно толкует мое молчание, поэтому быстро продолжает:

— Я не понимаю, как это могло случится. Я думал, он просто прикалывается. Злые шутки, конечно, не в духе Сэма, но все это вообще очень странно. Он не помнит всех этих ваших полных имен, ваших посиделок, того, как вы лежали в Выручай-комнате... Ничего... — Дин осекается, замечая мое вмиг опустевшее лицо. И вдруг так кривится, будто ему больно.

— Лили, ну зачем ты его полюбила, а?

Я молчу. И Дин молчит.

— Я думаю, все это похоже на Обливиейт.

Я киваю головой. Дин безутешно пытается найти что-то в моих глазах.

— Дин, так не бывает. — Сипло шепчу я, прикрыв веки. — Мы не в гребанном сериале, не в фильме, не в какой-нибудь плешивой мыльной опере. Так не бывае-е-ет... — Уже скулю я едва слышно, раскачиваясь взад-вперед. До тех пор, пока Дин не обнимает меня двумя руками, словно маленького ребенка, прижимая к себе. От его байки пахнет хлебом. И ветром.

— Ну, ну, Лилз, все будет хорошо. — Дин поглаживает меня по спине, пока моя душа медленно разрывается. Я забываю, как дышать. Буквально. Я жажду кислорода, но легкие, порезанные осколками души, не желают принимать его. Мы сидим так долго. У Дина невероятное терпение. Но он ничего не потерял, а я потеряла все.

— Может, поплачь? — Тонким голосом спрашивает парень, но я лишь качаю головой. Я себе обещала. Только спустя час я вновь говорю.

— Кто еще знает?

— Все. Все наши видели, как ты выбежала из зала. Пошли интересоваться к нам, а там Сэм с этой... — Дин изображает рвотный позыв. — Сказать, что все были удивлены, это ничего не сказать. Их-то Сэм помнит! Перри просто закатила ему гору нелестных отзывов, Олив поддерживала ее, Рэд бормотал, что ты была бы против таких слов о Сэме, а тот медленно офигевал. Даже Мэтт на шумиху приполз, представляешь?!

— И что же он сказал?

— О, он нас всех поразил. Он просто кинул ему в лицо: "Какой же ты козел, Уайт". И ушел. Ему только взрывов за спиной не хватало.

Я ошеломленно гляжу на Дина. Странно, что Мэтт поддержал меня, а не Сэма.

— Давай ты сейчас просто уйдешь с этих занятий и как следует отоспишься? А я прикрою тебя. Не уверен, что Сэм не свихнется, если у него постоянно будут спрашивать «Где же Лили Холмс?»

— Господи, ты же пропустил занятия из-за меня! — Я вскидываюсь и взволнованно гляжу на Дина, на что тот только фыркает.

— Формально, я пропустил их из-за Сэма, так что все отлично. Всех собак спустим на него.

— Но он же не виноват, что на него наложили заклятие.

— Но ведет он себя как дебил. Это очень непохоже на него. Кстати, заклинание ведь можно снять, да?

— Насколько я помню... — Я хмурю брови и поглаживаю лоб. — Его может снять только тот, кто его наложил. Ну, или сильный волшебник. Но я точно не помню.

— Значит, будем искать того, кто это сделал. Эта скотина у меня еще попляшет. Давай так: кто что-либо узнает, сразу докладывает другому. По рукам?

— По рукам.

Дин сжимает мою ладонь, решительно глядя в мои глаза.

Мы все исправим, Сэм, я обещаю.

* * *

Вечером я второй раз за день выхожу из гостиной. Мягко переливается огненный свет на стенах Астрономической башни, бросая вокруг причудливые тени. Я чувствую себя больной, в голове пустота, ноги еле ходят, мозг не собирается думать. Да и нынешнее мое состояние — сплошная болезнь, противная и неизлечимая. Я вспоминаю вчерашний вечер, сегодняшнее утро и странное поведение Дина. Он и раньше считал меня за младшую сестру, оберегал, подкалывал и отбивал обидчиков, но тут его чашу заботы словно переполнило — днем, когда я лежала в башне, он прибежал ко мне в перерыве между занятиями, принес сэндвичи, поинтересовался о моем самочувствии и скрылся, осторожно ступая по мягкому светлому ковру спальни, словно боялся спугнуть кого-то. Я спросила у него, почему он так себя проявляет, если раньше всегда раздраженно отзывался о терзаниях людей, которые с кем-то расстались, на что он помолчал и ответил, не по-Диновски серьезно:

— Вы не расстались, он потерялся в своих чувствах и воспоминаниях, а ты в этом не виновата. Ты не должна страдать из-за моего брата.

И вот теперь я иду по коридору, пока меня не останавливает такой знакомый голос:

— Холмс!

Я вздрагиваю и медленно оборачиваюсь на Сэма, словно боясь, что он в любой момент может подскочить и ударить. Сэм стоит в паре шагов от меня.

— Холмс, я бы хотел поинтересоваться у тебя кое о чем... — Медленно подступая, начинает парень. В его движениях и голосе нет той самой умиротворенной, почти детской мягкости и невинности, которая так открыто показывалась в моменты наших разговоров. Каждым словом Сэм словно пришпиливает меня к стене, как коллекционер прикрепляет крылья бабочки булавками к дощечке.

— Почему все так смотрят на меня, — Сэм подходит еще на шаг. — спрашивают о тебе, — Еще один шаг. Я инстинктивно прижимаюсь к холодной каменной стене. — ведут себя так, будто я в чем-то виноват перед ними, — Сэм неожиданно выпростает руки из карманов толстовки и резко вдавливает их в стену возле меня, не давая пути к отступлению. — а главное, — Сэм наклоняется ко мне и выдыхает почти в лицо. — перед тобой?

Я изо всех сил вжимаюсь в камень, глядя только в бело-огненные глаза Сэма. В них отражается пламя, подпитываемое внутренней яростью.

— Что я тебе сделал, Холмс? — Прежний, даже немного жалобный голос Сэма приводит меня в чувство. Я всматриваюсь в лицо Сэма, как-то неуловимо изменившееся со вчерашнего дня. Русые волосы более аккуратно уложены, зеленые глаза, обычно добрые и ярко-зеленые, теперь колючи, ироничны и почти прозрачны в своей животной злости.

— Ты… Действительно ничего не помнишь?.. – Тихо спрашиваю я.

— НЕ ПОМНЮ! – Орет прямо мне в лицо Сэм. Я зажмуриваюсь и не замечаю, как начинаю дрожать от страха. Я боюсь Сэма. До чего же мы докатились…

— Я ничего не помню! Ничего, что могло быть связано с тобой! – На бледной шее Сэма пульсирует голубая вена. Руки, с обеих сторон окружающие мою голову, сжимаются в кулаки.

— Не надо, Сэм. – Я-то хотела сказать это решительно и твердо, а выходит какой-то скулеж.

— Вот именно! Не! Надо! Ко мне! Лезть!!!

— Я не лезу к тебе. – Опять тихо шепчу я.

— Что между нами было? – Вдруг в лоб интересуется Сэм, поджав тонкие губы.

— Мы… — Я неловко запинаюсь. Как его не разозлить?

— Говори все.

— Мы были вместе. И все. Вместе ходили, гуляли, тренировались, учились… — Я начинаю слабо кивать головой в такт словам, неотрывно следя за реакцией Сэма. Тот лишь опускает голову. И слабо ухмыляется, будто это все – бред маленького ребенка.

— Точно все?

— Точно.

— Тогда почему же Я ничего не помню?

— Мы с Дином думаем, что это Обливиейт.

Сэм с прищуром смотрит на меня, отчего мне становится неудобно. Забывшись, я протягиваю руку к Сэму и сжимаю его предплечье, но тот отскакивает, как ошпаренный.

— Прекрати это делать! Я не помню тебя, и точка! И вряд ли захочу вспомнить! – Сэм опять срывается и до боли сжимает мои плечи. Завтра там останутся синяки. Он зло встряхивает меня. Я сильно ударяюсь головой о стену и хватаюсь за затылок. Огонек в глазах Сэма тухнет, на меня смотрит прежний Уайт, озадаченный и потрясенный. Весь вид Сэма такой, будто он сейчас кинется извиняться, но вдруг его от меня оттаскивают чьи-то сильные руки. В голове все мутнеет, но я узнаю Дина с перекошенным от ярости лицом.

— Ты свихнулся, Сэм?! Какого черта ты ее бьешь?! Что-то я не припомню, чтобы люди имели привычку бить того, кто тебя любит, и кого любишь ты! – Дин точно так же, как Сэм минуту назад, встряхивает его. Темно-фиолетовые волосы парня всколочены.

— Да я не люблю ее! Как я могу любить того, кого почти не знаю?!

— Я не ожидал от тебя такого поведения, Сэм. – Вдруг отстраняется от брата Дин. – Ты не знаешь ее. А ведешь себя так, будто она поубивала всех твоих родственников.

— Сэмми! – Раздается оклик с лестницы. Мы вскидываем головы и видим лучащуюся радостью Бриджит, зовущую Сэма. Дин кривится и еще больше отходит от последнего.

— Психи. – Кидает Сэм и уходит.

Я слабо закашливаюсь. Потрясение и удар о крепкие стены не проходят даром.

— Сам ты псих, братец. – Сквозь зубы кидает Дин, берет меня под руку и, помогая идти, уводит подальше от рейвенкловских спален. Совершенно того от себя не ожидая, я всхлипываю, и весь мир вокруг меня оборачивается в темноту. Я теряю сознание и сползаю на пол, уже не слыша крика Дина, не замечая ничего. Я уже не вижу, как Дина со мной на руках, оставшейся без чувств, провожает взглядом Сэм. Он отворачивается, а потом со всей силы бьет по стене кулаком.

Я открываю глаза. В воздухе, пропитанном солнечными лучами, витают позолоченные пылинки. Запах лекарств мешается с пряным запахом осени. Я приподнимаю голову, немного кружащуюся, и оглядываю себя. Я в своей пижаме, что странно, потому что я всегда оставляю ее под одеялом на кровати. Поворачиваю голову влево и вижу свою обычную одежду, постиранную и высушенную. Справа что-то копошится, и я резко смотрю сюда. Чуть не подпрыгиваю, но сердце и так и бухает. Удивительно, как его стук еще не разбудил спящего на соседней кровати Сэма.

Я часто видела его спящим. Мы ведь под открытым небом вместе путешествовали, да и в Хогвартсе Выручай комната становилась лесом, укрытым звездным небом, где так сладко забыться сном. И теперь, когда Сэм лежит на животе, раскинув руки с тонкими длинными пальцами, скинув одну ногу с низкой больничной койки, я снова узнаю старого Сэма, не того, кто объят злостью, не того, кто ударил меня, а простого, очень милого, обходительного, вечно смущающегося, но решительного паренька, в которого я так безнадежно влюбилась.

Я ухожу за ширму и переодеваюсь в обычную одежду, в которой мы все сюда прибыли. Подхожу к своей кровати и сажусь на пол, обперевшись о койку. Я смотрю на Сэма, идеального в своем умиротворенном состоянии.

Он открывает глаза и фокусирет взгляд на мне, вскакивая.

— Я здесь заснул?! — Сэм, торопясь, хватается за рукав толстовки, оттягивая его, и смотрит на часы.

Я молчу.

Не двигаюсь.

И стараюсь не смотреть на него.

Мало ли, опять разозлится.

Сэм замечает мое поведение и неловко замирает.

— Прости.

Я мельком кидаю взгляд в глаза парня, но потом опять его отвожу.

— Мы поговорили с МакГонагалл.

— Мы? — Ай, к черту все. Когда мне еще удастся поговорить с Сэмом?

— Я и Дин. Он отнес тебя сюда, а потом побежал вправлять мне мозги. — Сэм беззлобно ухмыляется. — Он отвел меня к МакГонагалл, которая действительно заинтересовалась этим. И, зуб даю, она немного испугалась.

— Побереги зубы. — Бубню я. — Странно, что это ее заинтересовало. Ты ведь забыл меня, а не то, что нехорошо кидаться в людей Авадой и грубить старшим.

— Я, все же, не удивлен, что когда-то влюбился в тебя. — Вдруг выпаливает Сэм. — Если все это, конечно, было правдой.

— Но теперь...

— Но теперь я ничего не чувствую. МакГонагалл сказала, что только тот, кто наложил заклятие, может по-настоящему его снять. Но этот человек изменил мои воспоминания о тебе, ну, те, которые остались, на плохие. Поэтому я на тебя сорвался. Прости меня еще раз, прошу. МакГонагалл уже исправила это. Теперь все нормально.

— Ничего не нормально. — Безжизненно прерываю я. — Как ты не понимаешь? Конечно, ведь ты ничего не потерял. Твое сердце не привязано к девушке. Я тоже не потеряла ничего, но одновременно потеряла все.

— Ты говоришь, я ничего не потерял... Ты все еще любишь меня? — Вопрос застает меня врасплох, хоть я внутренне и готовилась, что он прозвучит. Я лишь едва киваю и встаю.

— Но ты можешь не обращать на это внимания. Очень маловероятно, что мне будет дан второй шанс. Что было, то прошло. Зачем ты сюда пришел?

— Я?.. — Сэм рассеянно оглядывает больничное крыло, будто только что понял, где находится. — Я не знаю... Я просто пришел сюда после беседы с директором. У тебя был такой вид... Я испугался, не из-за меня ли ты пострадала... И заснул...

Дверь лазарета приоткрывается, и на пороге показывается Дин, застывший при виде Сэма.

— Все точно хорошо? — Спрашивает он у парня. После того, как тот кивает, он бубнит: "Вот и славненько" и подходит ко мне.

— Если тебе еще плохо, то ты можешь остаться.

— Нет, все отлично. Не стоит два дня подряд пропускать занятия.

— Два? — Приподнимает брови Сэм, но я лишь отмалчиваюсь, а Дин не удерживается и недобро косится на брата.

— И ты иди. У наших факультетов смежное занятие. — Бубнит он. — Тебя довести? — Я не сразу понимаю, что вопрос был задан мне.

— Нет-нет-нет, что ты, я же сказала, что все отлично. Я просто… — Я взмахиваю рукой, давая понять, что та слабость была несерьезной.

— Ну что, пошли тогда, горе ты наше луковое. – Дин манит Сэма рукой и выходит за дверь.

— Пока. – Сэм коротко махает мне рукой и неловко улыбается. Невольно вспоминаю слова Лили, обращенные к Сэму и Джеймсу «Вам еще много льда растопить придется». Ох, Лили, как же ты права…

* * *

Сэм

Дин точно на меня рассердился. Ну, я его брат и все дела, но Холмс его подруга, как можно понять. Я действительно не помню ее. И это пугает. Особенно учитывая то, что мы любили друг друга.

«Ты говоришь, я ничего не потерял... Ты все еще любишь меня?»

Да. Она любит.

Знаете, не помнить человека это ужасно. Такое чувство, будто из тебя кусок вырвали. Тебе приходит что-то на ум, ты цепляешься за это, пытаешься вспомнить, прояснить картинку, а, когда ты вот-вот ее настигнешь, она берет и – пуф! – исчезает. Фигово. Я чувствую себя таким ублюдком перед ней, этой Лили. Хотя я-то в этом не виноват. Или виноват?.. Ну, я же не знал, что на меня наложат заклинание… Или знал? Че-е-ерт…

— Сэм? – Дин осторожно поворачивается ко мне. Я вопросительно вскидываю брови, и брат все так же осторожно продолжает, как будто в подтверждение моих мыслей: — Ты точно не знаешь, кто это сделал?

— Я тебе уже говорил. Точно. Нет. То-очно. Поверь, я и сам хочу знать. Это не дает мне покоя.

— Только не говори, что действительно чувствуешь себя виноватым.

Я лишь вскользь гляжу на него и отвожу глаза.

Дальше мы опять некоторое время идем молча. Но я решаюсь на вопрос, который мучает меня даже после того, как я получил ответ.

— Мы... Послушай, насколько сильно мы... Она...

— С каких пор ты стал таким нерешительным, Сэмми? — Дин ухмыляется, чуть наклонив голову. Когда он резко поднимает ее и прямо смотрит на меня, я вижу, что кроме обычной веселости и него в глазах еще что-то... Что-то, похожее на потерянность. И злость. Она чуть заметными золотыми крапинками искрится в карих глазах. — Ты точно хочешь это знать?

Я заминаюсь, но слабо киваю.

— Вас было не расцепить. Вы как сиамские близнецы — все время рядом. — Дин коротко размахивает руками, все больше распаляясь. — И... Да, судя по всему, вы действительно сильно друг в друга втрескались. — Дин хлопает меня по плечу и уходит вперед, заметив в толпе какого-то беловолосого парня с такой же беловолосой девушкой. А мне становится действительно паршиво. Я помню только Хэллоуин, гриффиндорский стол, рыжеволосую Лили Поттер... А была ли там она, Лили Холмс, рядом со мной? Я пытаюсь выловить из памяти моменты, когда смотрю куда-то, кроме еды и вечно подкалывающего меня Дина, но, как нарочно, ничто не вспоминается. А за что надо мной подтрунивал этот кареглазый идиот?.. Кажется, я с кем-то поцеловался прямо за столом, вызвав одобрительные возгласы темпераментных гриффиндорцев, тепло принявших нечастых гостей — рейвенкловцев... Значит, я проделал это с Лили?! Я пытаюсь вспомнить лицо девушки, но голова вдруг начинает нестерпимо раскалываться, не желая предъявлять ничего. Но, так же резко, как началось, все прекратилось. И я четко увидел лицо светловолосой Бриджит Леган. Чушь какая... Она, конечно, ничего так, но Дин, который точно находится в "команде Лили", за столом смеется над нами, а не пытается ткнуть меня лицом в салат, значит, это все-таки была Холмс... И опять виски прожигает такая боль, что я не сдерживаюсь и хватаюсь за голову, неровный гул детских голосов сливается в один бесконечный знакомый писк, и я, прислонившись к стене, медленно сползаю по ней, изо всех сил стараясь держать глаза открытыми. Вот поверх моих рук, стискивающих раскалывающуюся на куски голову, ложатся чьи-то ладони, вспыхивает белым светом качнувшийся перед глазами серебряный ворон на тонкой цепочке, и все тонет в черноте, сопровождаемой противным писком и глухим голосом, словно идущим издалека, зовущим меня по имени.

* * *

Мне снится Холмс. Она недовольно качает головой, глядя на меня. Вскидывает руки, в которых чуть ли не звенит напряженной тетивой лук, и стреляет, попадая прямо в ребро. Туда же, куда попала светловолосая девушка, «убившая» меня. Я недоуменно гляжу на стрелу, которая начинает растворяться черным дымом, исчезая в холодном, влажном воздухе. Как только она растворяется, прямо из того места, где она была, начинает литься вода. Морская, иссиня-черная вода, мгновенно заполняющая все вокруг. Я пытаюсь выбраться на поверхность и вдохнуть, но мои голые ступни словно приклеились к сухой траве. Холмс стоит напротив меня, ее распущенные волосы светло-русыми прядями колышутся в воде. Кожа, необыкновенно бледная, словно светится под лучами белого солнца, проникающего сквозь толщу воды к нам, оставшимся стоять друг напротив друга. Лили что-то говорит мне, но я ее не слышу, только пузырьки воздуха поднимаются наверх. А я не могу. И она не может. И я захлебываюсь этой противной соленой водой, умирая во второй раз.

* * *

Лили

Сначала я, теперь Сэм. Вот он просто стоит среди толпы, окружающей его, проплывающей мимо, обволакивающей своим многоголосьем, а вот он падает, вцепившись пальцами в камни, торчащие из стены. Я зову его, но он только смотрит как-то сквозь меня широко распахнутыми светло-зелеными глазами, которые вдруг закатываются, из-за чего Сэм становится похожим на труп. Я зову Дина, мгновенно оказавшегося рядом вместе с какими-то беловолосыми парнем и девушкой. Они подхватили Сэма и донесли до Больничного крыла. Мадам Помфри, являющаяся полноценной хозяйкой сего места, удивленно вскинула брови, увидев парня, который навещал девушку без сознания, без чувств разлегшегося на больничной койке, и ту же девушку, держащую его руку, но ничего не сказала. Лишь выперла всех нас из Крыла, а сама проверяла состояние Сэма. Вышла она немного взволнованной, сообщая о том, что это не обычный обморок. Обморок, вызванный направленной болью, вещь нечастая. Из этого следует только одно – это было сделано специально. Кто-то специально направил болевое заклинание на Сэма. Более точных обстоятельств мы не знаем. Как только Сэм очнется и достаточно поправится, МакГонагалл сама все у него узнает. А пока что он без сознания.

Свет проникает сквозь высокие узкие окна. Сэм, который как раз лежит напротив одного из них, выглядит как какое-то мистическое создание. В русых волосах, заметно отросших со времен Игр, запутались солнечные лучи. Тонкий, чуть вздернутый нос, странно нахмуренные брови, широкий белые лоб, тонкие бледные губы, рука, свешенная с низкой койки, тонкие длинные пальцы чуть касаются пола. Я воровато оглядываюсь – нет ли кого в Крыле, но здесь пусто. Никто не собирается калечить себя или заболевать в такой чудесный день. Но только не мы. Мадам Помфри уже достаточно замучила нас расспросами, почему это вслед за мной в Крыле опять появился парень в бессознательным состоянии. Как будто мы сами знаем, что с ним случилось. Дин вообще мне все уши прожужжал фразой: «Вы оба – два сапога пара. Все вас тянет в обморок грохнуться!». Я слабо улыбаюсь этой мысли, наклоняюсь и одним простым движением едва ощутимо прижимаюсь своими губами к губам Сэма, после чего шустро вскакиваю и вылетаю из Крыла, не видя, как растерянно смотрит на меня очнувшийся Сэм.

* * *

Я лежу на мягкой постели, застеленной тонким пуховым одеялом. Темно-синий полог скрывает меня ото всей комнаты и соседок, возлегающих на своих подушках. Я тереблю в руках серебряного ворона, мягко поблескивающего в свете нескольких волшебных огоньков, которых я пустила летать в пределах кровати. Ворон лишь напоминает мне о том, что не все потеряно, и что любовь выше заклинаний. Фигурно вырезанные перья в его крыльях опять заставляют меня задуматься, кто же передал такую вещь Сэму? Этот человек как-то связан с родом Холмсов? То, что ворон идентичен нашей фамильной птице, я уже определила, проведя полчаса на коленях перед сундуком, стараясь найти отличия. Не нашла.

— Сэм такой милый, странно, что он прибыл только в октябре. Да еще и вместе с несколькими магглорожденными в придачу. – Раздается голос Бриджит Леган. Я невольно напрягаю слух, замерев и прекратив вертеть ворона в руках.

— Одна из них, Лили Холмс, не магглорожденная. Она полукровка, но оба ее родителя были волшебниками. – Тихо возражает голос еще одной моей соседки, Сюзан Грей, которая не крутится возле Бриджит. Из-за этого она уже получила некую долю моего негласного уважения.

— Не напоминай об этой… — Голос Бриджит искривляется, из чего следует, что она раздражена. – Чего это ты так осведомлена про ее семейку? По-моему, ни она, ни ее семья не представляет из себя ничего особенного. А уж чего это она приставала к моему Сэму, не представляю. Она ему не подходит, это точно. Да они даже рядом не стояли! А мы с ним вчера целовались… — Голос Леган вздрагивает от чего-то, похожего на радость. Этого я уже выдержать не могу. Я откидываю полог, заставляя нахалку вздрогнуть. Но в следующий момент она уже берет себя в руки, гневно сверкая своими голубыми глазищами.

— Я вообще-то здесь! – Я подрываюсь и сажусь на кровати, свешивая вниз ноги в своих обычных ботинках, из-за чего Бриджит препротивно морщит нос и отводит взгляд.

— Тебя это не касается. Сэм мой.

— А вот здесь ты ошибаешься. – Я встаю с кровати и делаю пару шагов к двери.

— А что это у тебя за украшение такое? Кто подарил? – Вдруг интересуется Сюзан, направив палец на ворона. Бриджит выжидательно смотрит на меня, но я вижу, что и ей интересно.

— Друг подарил на день рождения. – Буркаю я. Что-то в облике Леган не дает мне сказать правду. Она же только хмыкает и закатывает глаза, певуче обращаясь к остальным:

— Гляди-ите, у Холмс появился друг. Не так-то ты и сильно за Сэма хватаешься, как я погляжу.

— Это ты за него хватаешься, Леган. – Я открываю дверь. – У меня он есть.

— Благодаря мне уже нет. – Долетают приглушенные слова Бриджит из-за закрытой двери. Я делаю пару шагов в гостиной, собирая устроится здесь, но осознание бьет меня чуть ли не в лоб. Я останавливаюсь, широко раскрыв глаза, привлекая внимание остальных рейвенкловцев, сидящих в креслах, после чего подрываюсь и бегу, не обращая внимания на удивленные возгласы.

Вот передо мной уже полотно, изображающее полную женщину, запрашивающую у меня пароль.

— Венгерская Хвосторога. – Выпаливаю я. Олив давно дала мне их пароль, на всякий случай.

Я влетаю в объятую теплом и алым светом огня в камине гостиную, на миг замеревшую от моего неожиданного появления. В кресле я замечаю поджавшую под себя тонкие ноги беловолосую девушку, ту самую, знакомую с Дином. А вот и он – сидит у стола, переговариваясь со светловолосой и изредка реагируя на слова Олив и Перри. Он вскидывает голову с выкрашенными в ярко-алый цвет волосами и пламя на миг отражается в его карих веселых глазах. В гостиной все та же тишина. Только поленья изредка трещат, выбрасывая искры. Дин удивленно смотрит на меня, но тут же подскакивает.

— Лили?! Что ты здесь делаешь? Что случилось?!

Видимо, этот вопрос интересует всех, собравшихся здесь. Кто-то тихо посмеивается, вспомнив хэллоуинское пиршество и нашу с Сэмом… Гкхм, инициативу. Но я не обращаю на него внимания. Я стараюсь отдышаться от быстрого бега, но желанная новость так и рвется наружу, поэтому я наклоняюсь, зажмуриваюсь и выпаливаю:

— Я знаю, кто наложил заклинание на Сэма.

Я думала, что в гостиной тихо. Но оказывается, что может быть еще тише. Пару секунд треск поленьев — это единственное, что нарушает плотную, всепоглощающую тишину. А потом Дин резко выдыхает и бросается ко мне.

— Кто это сделал? — Горячо шепчет он мне на ухо, пока его глаза лихорадочно бегают по моему лицу.

— Леган.

Дин немеет, но потом громко оглашает гостиную возгласом:

— Твою ж мать!

Напряжение лопается, как мыльный пузырь, слышаться неловкие смешки, возня у камина становится явственнее, а все гриффиндорцы обращаются в слух.

— Откуда ты знаешь? — Хмурит брови Дин.

— Она, можно сказать, сама проболталась. Там такой момент щекотливый был, ну она и...

Позже я сижу, окруженная несколькими людьми: Олив и Перри напряженно всматриваются в меня, Дин устраивается на подлокотник мягкого гигантообразного кресла, в котором сидит Хелли Малфой, та самая беловолосая девушка, рядом на ковре пристроился Джеймс Поттер, как-то незаметно влившийся в общую компанию, а справа от него устроилась Лили Поттер, закусившая губу. Все остальные деликатно держатся подальше, но я знаю, что и им интересна судьба заколдованного рейвенкловца.

— Ты уверена, что это Бриджит? — Спрашивает Лили, нахмурив брови, после того, как я, смущаясь, поведала о причине раздора и словах, сказанных после него. В ее медных волосах, собранных в узел на затылке, играют отблески пламени.

— По крайней мере, у нее есть причины. — Пожимаю плечами я, но в душе у меня уже разгорается дикое желание встать и надрать Леган ее... Хм... Белобрысую морду.

— Нам нужны доказательства. Это серьезное обвинение.

— Они нужны. Это точно. Но у нас их нет. — Впервые подает голос Хелли, до этого лишь вслушивающаяся в наш разговор. Ее голос оказывается звонким и высоким, как будто искрящимся от внутренней силы и энергии. Очень светлые, похожие цветом на легкие взбитые сливки волосы волнами рассыпаются по узким худеньким плечам. Взгляд бледно-голубых, почти белых глаз горит решимостью и нестерпимой жаждой чего-то. Весь вид Хелли говорит о том, что она не просто хрупкая фарфоровая куколка, которая требует, чтобы с нее сдували пылинки и чистили шелковой тряпочкой каждое воскресенье. Она настолько... Живая. От нее словно волнами исходит задор и готовность дать отпор. Она похожа на Дина. Она и есть Дин в женской ипостаси. Неудивительно, что она попала на Гриффиндор. Я только познакомилась с ней, а уже чувствую, что на нее можно положиться.

— Нет, но я знаю, как можно их добиться...

Мы все удивленно смотрим на нее, а Дин тихо смеется:

— У тебя что, сыворотка правды завалялась в сумочке?

— Ты что. — Лили возмущенно глядит на Дина, после чего ее лицо приобретает безмятежное выражение. — Она стоит у меня на полке.

Дин поперхнулся воздухом. Да и Джеймс так высоко и эмоционально вскидывает брови, что очки слетают с его носа.

— Откуда? — Сипло спрашивает он.

— Слизнорт. Разыграл флакончик на одном из уроков.

— Точно, Слизнорт... Похоже, ты напоминаешь ему твою бабушку. — Улыбаюсь сама себе я. Лили смотрит на меня, чуть наклонив голову.

— Скажи, откуда ты все это знаешь? — Спрашивает она, сдвинув тонкие светлые брови.

— Не сейчас. Я не думаю, что это вообще стоит знать кому либо.

— И что же нам делать с сывороткой? Даже если мы, не знаю, как, найдем способ подлить ее ей, это услышим мы, а не взрослые... — Начинает Перри, но Хелли прерывает ее одним резким движением руки.

— Не надо взрослых. Мы сами заставим ее сказать правду и снять заклинание.

— Но ведь кто-то должен узнать, что случилось и кто в этом виноват! — Поддерживает подругу Олив.

— Мне кажется, Хелли права... — Бормочет Дин. — Но ведь МакГонагалл знает, что на Сэма наложили Обливиейт, она точно будет интересоваться.

— Поживем — увидим. — Многозначно изрекает Хелли и потягивается в своем кресле. — Я просто отправляюсь спать. И вам того же советую.

— Я не хочу туда возвращаться... — Бормочу я, качая головой из стороны в сторону.

— Так останься! — Пожимает плечами блондинка. — Места хватает. Да и коврик перед камином свободен...

— Вообще-то это против правил, могут закатить скандал, да и недюжинный, если обнаружат, что ты ночевала в спальне другого факультета, но я не против. — Выдает Лили, встает с ковра и, попрощавшись со всеми, тащится в спальню для девочек.

— Мы все исправим, Лилз. Не переживай. — Поджимает губы Дин.

— Парню стерли память, хоть и частично. В моем случае страдать и переживать, по крайней мере, эгоистично. — Заявляю я и поудобнее устраиваюсь на небольшом, но чрезвычайно мягком диванчике, поближе к огню. — Глядите, не забудьте меня разбудить. — Улыбаюсь я Дину и закрываю глаза.

Мне не снится Сэм. Как-то непривычно. Он являлся главным героем моих снов на протяжении четырех дней. Передо мной стоит фигура в длинной черной мантии. Капюшон, надвинутый на глаза, скрывает все лицо. Только смуглые крепкие руки находятся на обозрении. Мужчина. Он не двигается, я следую его примеру. Не знаю, видит ли он меня вообще. Неожиданно белая, сюрреалистичная пустота вокруг нас сменяется обстановкой обычного кабинета. Темнота комнаты практически скрывает от меня силуэт мужчины. Я слышу отзвук шагов. И вдруг все заливает голубое сияние. Я прикрываю глаза рукой, а когда они привыкают к свету, понимаю, что он исходит из небольшого шкафчика, который приоткрыл мужчина. Он смотрит на меня. Я чувствую это кожей.

— До скорой встречи, Лили Холмс. — Звучит глухой голос из-под капюшона. На шее мужчины вспыхивает бело-голубым светом серебряный ворон. Что-то хватает меня и выдергивает из сна.

Я открываю глаза и вижу Дина, нависающего надо мной. Светло-синие волосы стоят торчком. На лице играет сумасшедшая улыбка. — Ли-и-илз. — Дин улыбается еще шире. — Лилз, мы с тобой идиоты.

— Почему это? — Я сонно протираю глаза. В легких, кажется, не хватает кислорода. Я привыкла просыпаться в полной воздуха спальне, а тут всю ночь трещали искры огня. Я никак не могу надышаться.

— Какой сегодня день недели, Лилз? — Сладко прищуривается Дин. Я недоуменно гляжу на него, но тут вспоминаю ответ и, так же счастливо прикрывая глаза, отвечаю, лениво растягивая слова:

— Суббота.

— Да-а-а. — Отвечает Дин. Мы смотрим друг на друга и одновременно смеемся.

— И я бы очень хотел, чтобы вы с Сэмом присутствовали на сегодняшнем гриффиндорском шабаше. — Что-то на мгновение проскакивает в карих глазах, но парень тут же берет себя в руки. Вы с Сэмом. Мы уже и не мы. Тем не менее я соглашаюсь. Дин довольно потирает руки и встает.

— Тут что-то не так. — Он потирает подбородок, хитро прищуривается и, нахально улыбаясь, стаскивает меня с диванчика за ногу. Я визжу и брыкаюсь, задыхаясь от смеха, пока парень подхватывает меня за ноги, придерживая за талию, и валит себе на плечо, крепко перехватывает на сгибе коленей и идет по гостиной, довольно посвистывая. Из спален девочек по лестнице спускаются Олив, Перри и Лили. Они изумленно смотрят на то, как я, заливаясь смехом, колочу Дина по широкой спине и брыкаюсь ногами в тяжелых кожаных ботинках, под стать походной обуви Уайтов, а сам парень лишь встряхивает меня и распахивает дверь гостиной. За дверью стоят Сэм и Мэтт. Оба в одинаковом изумлении смотрят на развернувшуюся картину. Только Сэм как-то растерянно, будто его только что ударили по затылку кочергой, а Мэтт всем своим видом выражает презрение и нездоровую злость.

— Прекращайте уже. Ведете себя как два идиота.

— Да, Мэтт прав. Хватит. — Хмурится Сэм.

— О, дорогой Мэтью, в том-то и ваше с Лили различие. Она уже давно осознала и приняла то, что я идиот. — с этими словами Дин внутренне усмехается так, что я вздрагиваю на его плече, и отпускает руку. Я взвизгиваю и, не удержавшись, валюсь с высоты почти под два метра. Учитывая то, что Уайт намного выше меня, падение предстоит нелегкое. Я зажмуриваюсь, но меня за талию придерживают чьи-то руки. Я замираю, думая, что это Сэм, и открываю глаза. В паре сантиметров от моих глаз находятся бледно-голубые глаза-льдинки Мэтта. Он тут же убирает руки и отворачивается. Мы немо смотрим ему вслед.

Вот он скрывается в проходе, но через секунду показывается его светлая взлохмаченная голова.

— Думаете, мы с Сэмом просто так за вами зашли? Пошли на завтрак, что ли.

Мы переглядываемся (Дин старательно прячет усмешку в карих глазах) и следуем за ним.

Не сговариваясь, мы всем скопом садимся за гриффиндорский стол. Хозяева стола удивленно косятся на внезапно объявившихся среди львов змею и двух воронов, но ничего не говорят. Через мгновение все снова стучат приборами о серебряные тарелки и заполняют кубки водой и тыквенным соком. Я то и дело вздрагиваю. Мне слишком холодно. Я оставила свою байку на диванчике у камина, а сама осталась в одной легкой рубашке с короткими рукавами. В выходной никто не посмотрит на отсутствие мантии. Почти весь Хогвартс расхаживает в маггловской одежде. Дин замечает мои мучения и хлопает себя по лбу.

— Вот я дебил! Давай я сбегаю за толстовкой. — Дин привстает с места, но я дотягиваюсь до него и усаживаю на место.

— Все в порядке. Я сама сбегаю после завтрака.

Но мне все равно холодно. До такой степени, что нож то и дело стучит по дну тарелки, не давая как следует разрезать ломтик бекона. В следующий момент кто-то раздраженно цокает языком, вжикает застежка молнии, и мне на плечи тяжестью ложится серая теплая кофта, пахнущая свежестью и чем-то, напоминающим мяту. Воцаряется гробовая тишина. Вся наша компания, в том числе и я, смотрим на Мэтта, оставшегося в одной рубашке. Парень поправляет манжеты темно-синих рукавов и призывно смотрит в ответ на Дина.

— Я же знаю, что ты меня послал бы за ней. Мне влом бегать, да и не пропустят. Ничего личного. — Цедит из-за сжатых зубов Мэтт.

— Что-то ты сегодня, кха-кха, обходительный больно. — Дин смеется, но тут же маскирует это под кашель. — И я бы не послал.

Я украдкой гляжу на Сэма. Он только кривится, а в следующую секунду опять занимается созерцанием своей яичницы в тарелке.

— Сэмми! — К парню подносится светловолосая девушка. Я давлюсь кусочком бекона и во все глаза смотрю на Бриджит. Леган тянет Сэма за локоть, и он подчиняется.

— Извини, Дин, сам понимаешь... — Виновато улыбается парень и уходит за наш стол.

— Мг. — Дин яростно откусывает от ломтя хлеба больше половины. Я, забывшись, смотрю вслед Сэму, и внутри меня что-то ноет, мучительно скручивая внутренности. Я резко отворачиваюсь и замечаю на себе внимательный взгляд Мэтта. Он тут же отводит его, и я, смутившись, сжимаю губы. Хелли смотрит на нас, наклоняется и что-то шепчет Дину. Он тоже пялится на нас, качает головой и что-то возражает Малфой. Та лишь снова яростно шепчет ему на ухо, уже дольше. У Дина становится совершенно растерянное лицо. Он сглатывает, кидает на Мэтта осторожный взгляд и громко и нервно отхлебывает из кубка.

— Нет. — Неожиданно громко говорит Дин.

— Да я чувствую такие вещи! — Восклицает Хелли.

— Нет. — Опять просто отрицает Дин.

— Что нет? — Мэтт оглядывает по очереди двух гриффиндорцев. Светло-голубые глаза яростно мерцают.

— Да ничего. — Отмахивается Дин и тут же переводит тему:— Я знаю, как нам доказать маниакальные способы завоевывания парней нашей уважаемой Бриджит Леган. — Дин невозмутимо намазывает абрикосовым джемом хрустящий тост.

— Так объясни. — Джеймс Поттер, до этого беседующий с другими гриффиндорцами, обращается к Уайту.— Чувствую, нам все равно придется в этом участвовать.

— О, мой дорогой друг, я надеюсь на тебя! — Дин чуть наклоняет голову и хищно улыбается. Он всегда так делает, когда что-то замышляет. И мне это не нравится...

* * *

В обед к нам присоединяется Рэд. Мы сидим в Выручай-комнате, превратившейся в изумрудный незнакомый нам лес, прямо на земле, на наколдованных Дином покрывалах, теплых и клетчатых: я, Дин, Сэм, Перри, Олив и Рэд. Последние двое вполголоса беседуют о чем-то. Олив то и дело улыбается. Я и Дин обсуждаем успехи оного в трансфигурации.

— У меня такое чувство, словно я до этого уже занимался превращениями! Это просто поразительно! Представляешь, нам нужно было превратить какую-либо вещь в животное, я превратил свой телефон в мышь, все равно он здесь из-за магии не работает, а Сэм никак не может. Ну я и думаю: "Это же так просто!", а у него не получается. Вот я взял и…

— Не надо. — Вдруг поворачивается к нам Сэм, недовольно сверкая глазами. Дин, не обращая на него внимания, все больше распинается:

— Я взял, махнул палочкой, сказал заклинание, которое еще в учебнике по трансфигурации за седьмой курс прочитал, а Сэм — Хоп! — И в птицу превратился.

Я удивленно распахиваю глаза и смеюсь, а Сэм морщится и опускает взгляд.

— Я вообще думал, он там енотом каким-нибудь станет, или ежом, а он соколом обратился. Сидит на парте, крыльями хлопает, зыркает глазищами своими желтыми. Ну, я-то и думаю, что сокол из него лучше, чем человек. А МакГонагалл как увидела, так и обмерла! Махнула палочкой, Сэм опять собой стал, сидит прямо на парте, с ногами, носом "перья" на руках чистит!

Я уже задыхаюсь от смеха, а Сэм недобро смотрит на меня, нахмурив брови.

— МакГонагалл, конечно, рассвирепела, стоит, орет мне, что, мол, я собственного брата заколдовал, он мог собой не стать, или не полностью обратно превратиться, бла бла бла... Отняла у нас пятьдесят баллов, а потом сто прибавила, за превосходное превращение. Теперь она сказала, чтобы я углубленно изучал искусство трансфигурации. — Смешно передразнивает Дин манеру говорить директора.

— Это же здорово! А сам Сэм в чем преуспевает?

— Ни в ч... — Начинает было Сэм, но Дин его прерывает:

— О, Сэмми у нас зельевар. Старик Слизнорт его боготворит. А ты у нас тоже в зельях шаришь? — Дин хитро мне подмигивает.

— Нет, я, скорее, по заклинаниям.

Дальше мы просто молчим, наслаждаясь умиротворенной тишиной леса. На дворе уже ноябрь, вся растительность позолочена заботливой рукой поздней осени, а здесь чувствуется дух лета, сладкий, манящий, свежий и прозрачный. Я смотрю на Сэма. Он смотрит на меня. В зеленых глазах нет ни злости, ни раздражения. Они смотрят изучающе. Я достаю руку из кармана и кладу ее на траву между нами. Сэм отворачивается. Двигает рукой, которая уже нависает над моей, как на место между нами двумя бухается Мэтт.

— Привет всем! — Парень деловито вытягивает ноги и потягивается. Мы с Сэмом успели отдернуть руки, чтобы Мэтт не отдавил их. Последний же чувствует мой недовольный взгляд и поворачивается ко мне. Привычно кривится, но в глазах его скачут искорки задора и довольства.

— Извините, ребятки. — Мэтт по очереди смотрит на нас с Сэмом и хитро улыбается. — Если я помешал, я могу восстановить равновесие в природе. — Парень хватает наши с Уайтом руки. Сэм кривится. Видимо, Мэтт сжимает его пальцы слишком сильно, но Сэм не будет Сэмом, если скажет об этом. Рука Мэтта горячая и сухая. Я всегда представляла его этакой интерпретацией Снежной королевы, холодной и презрительной. Но в венах Мэтта горит живая кровь. В глазах Мэтта скачут живые огоньки. Мэтт живой. Но к нему нужен подход.

Я не замечаю, как сжимаю его ладонь сильнее. Но ребята замечают. Мэтт вдруг улыбается, обнаруживая ямочки на щеках. А Сэм только холодно смотрит на наши сцепленные руки, в глазах его зажигается тот знакомый блеск, который был в глазах того, моего Сэма, когда я слишком контактировала с кем-то мужского пола, встает и уходит, хлопнув дверью комнаты. Я выдергиваю руку из ладони Мэтта. Его улыбка тухнет, как огонек свечи, опущенной в воду. Голубизна в радужках глаз опять леденеет. Я вскакиваю и выбегаю из комнаты, кинув в воздух неопределенное "извините".

Но перед кем я извиняюсь, перед Дином или Мэттом?..

* * *

В гостиной Гриффиндора жарко и шумно. Неровное пламя огня вспыхивает на фигурах подростков, слившихся в одну толпу. Единым телом прыгает эта толпа, горит смехом, шумом горячей крови, еще детскими, особенно яркими эмоциями. Красный свет заливает комнату. Вспыхивают золотыми бликами вскинутые вверх голые руки. И неважно — знакомый, друг, человек, которого ты видишь впервые, — все кружатся в диком танце, обнимаются, смеются, передают себя из рук в руки. Все равны в огненном свете. Гриффиндорцы.

Вот я кружусь с Дином, он то и дело берет меня на плечи, и тогда я возвышаюсь над остальными, доставая пальцами рук до потолка. Вот он кричит мне в ухо: "Закрой глаза, это круто!" — и передает меня Олив, и мы — я, она и приглашенный Рэд — втроем переплетаем руки, хватаем друг друга за плечи и разгоряченные спины, крутимся из стороны в сторону, как-то пьяно, пусть в комнате только тыквенный сок и сливочное пиво, смеясь. Вот меня передают в незнакомые руки, я закрываю глаза и предаюсь осязанию — беру руки человека, поднимаю их вместе со своими, болтаю ими из стороны в сторону, пока волшебный проигрыватель разрывается от музыки маггловской группы "Вring Мe Тhe Нorizon". Незнакомец кладет свои руки мне на плечи. Я кладу свои на его, а потом, поддавшись единому порыву, одновременно подпеваем солисту, надрывая глотки припевом:

"Time stood still

The way it did before

It's like I'm sleepwalking

Fell into another hole I dug

It's like I'm sleepwalking!"

Я чувствую запах мяты.

Открываю глаза.

Меня обнимает Мэтт.

Он смотрит на меня своими ледяными глазами, улыбается и растворяется в толпе.

И я стою среди людей, глядя на свои руки, которые только что обнимали Мэтта, ерошили его волосы. Я не двигаюсь до тех пор, пока не начинается новая песня. Напротив меня кто-то становится. Я поднимаю взгляд на Сэма, который до невозможности красив в этом непривычном, кровавом, горячем свете. Бриджит куда-то делась. У нас есть одна песня. И Сэм несмело поднимает руки, устраивая их у меня на талии, а я кладу свои ему на плечи. Ты не помнишь меня, Сэм. Но я помню тебя.

«Can you hear the silence?

Can you see the dark?

Can you fix the broken?

Can you feel... can you feel my heart?»

Я и не замечаю, как начинаю шептать эти слова Сэму в футболку. Они словно знают о том, что произошло, идут откуда-то изнутри меня. Сэм сильнее прижимает меня к себе. Он слышит меня. И он не знает ответа.

— Зачем ты это делаешь?

Я думаю, что он меня не услышит за ревом музыки и людей, но он наклоняется ко мне и шепчет на ухо:

— Я не знаю, Лили, я уже ничего не знаю...

— Ты делаешь все это. С Бриджит, со мной... Лишь ты волен выбрать кого-то. Или не выбирать.

Я отстраняюсь и пячусь в толпу. В ней легко скрыться. Сэм невольно протягивает за мной руку, я на секунду переплетаю наши пальцы и ухожу, оставляя Сэма одного.

* * *

Волна жара уже сошла, многие разошлись по спальням, а самые крепкие осадили диванчики и кресла, мягкие ковры и даже столы. Джеймс тихонько бренчит на гитаре, повязав свой галстук вокруг головы, Дин и Мэтт всматриваются в то, как он играет, Сэм с Бриджит сидят в одном кресле, еще парочка гриффиндорцев, в том числе и Хелли, Олив и Перри, играют в волшебные карты, то и дело взрывающиеся светом, если кто-то слишком неаккуратно швырнет их о стол, а я стою, прислонившись к косяку двери, наблюдая за всполохами огня в отросших волосах Сэма. На плечо мне ложится чья-то рука, я оборачиваюсь и вижу Лили. Она таинственно блестит малахитовыми глазами, а может это просто отблески огня, мерно гудящего в камине. Лили протягивает мне по два кубка с тонкими ножками в руку.

— Отдай левый, тот который ближний к тебе, Бриджит. Там сыворотка. Гляди не перепутай.

Я киваю и подхожу к ребятам, улыбаясь как можно более дружелюбнее. Один кубок протягиваю Дину, второй Сэму, третий Мэтту, а четвертый Бриджит.

— Эй, а нам?! Что там? — Джеймс прерывает свою игру и вытягивает шею, заглядывая в кубок Дину. Тот отхлебывает и довольно вздыхает.

— Тыквенный сок со льдом.

— Лили сейчас еще принесет, не бойся, она родного брата не обделит. — Примирительно говорю я сверкающиму глазами Поттеру.

— И мне! — Вскидывает в воздух руку Хелли, не отрываясь от игры.

Я кошусь на Бриджит. Она уже отпила. Отлично. Я ловлю взгляд Дина и пару раз показываю глазами на Леган. Уайт недоуменно смотрит на меня, но потом в его глазах загораются искорки понимания, и он едва заметно кивает.

— Ребят, ну как вам наш шабаш? — Издалека начинает он, щурясь, как кот, объевшийся сметаны.

По гостиной проходит довольный ропот, все кивают, выражая удовлетворенность вечеринкой.

— Хогвартс это, конечно, классно. Хорошо, что мы здесь оказались, вот только... Не для всех все так счастливо обернулось... Бриджит, дорогая, как ты думаешь, кто у наложил Обливиейт на нашего дорогого Сэма?..

— Я. — Невозмутимо ляпает Бриджит, но тут же понимает, что сказала, и зажимает рот рукой. Но уже поздно. Вся гостинная замирает. Все смотрят на Леган. Сэм ошарашенно отодвигается от нее.

— Прости, что?.. Это сделала ты?

Бриджит зажимает рот рукой.

— Отвечай!!!

Леган всхлипывает и кивает.

Сэм вскакивает с кресла и нависает над ней.

— Ты понимаешь, что ты сделала?! Зачем?! Зачем, Бриджит?!

— Ты не должен был быть с ней. — Леган опять всхлипывает, и плечи ее сотрясают рыдания. — Она ведь не подходит тебе!

Сэм уже не слушает ее, он подносится к двери, взъерошенный и сердитый.

— Но я ведь люблю тебя! — Рыдает Бриджит.

— Зато, благодаря тебе, я не люблю никого.

С этими словами Сэм захлопывает дверь гостиной.

Я верчу в пальцах перо. Сложно было привыкнуть к такому инструменту для письма, но мы уже адаптировались. В аудитории светло и тепло. Высокие книжные шкафы, заставленные многочисленными томиками, достают чуть ли не до потолка, под которым на многочисленных крепких нитях висит скелет какого-то животного, больше похожего на доисторического птеродактиля. Кабинет Защиты от темных искусств произвел на нас большое впечатление в самом начале. Теперь же мы просто изредка приподнимаем на скелет глаза, когда он стучит своими доисторическими зубами.

Декабрь пришел неожиданно. За окном царство абсолютной белизны. Снег лежит толстым слоем на всем, на чем только можно лежать. Хижина Хагрида больше похожа на большой сугроб, из отверстия в котором курится дымок. Через неделю Рождество. Большой зал уже украшен гигантскими елями, за каждым углом подкарауливают кустики омелы, перила и люстры с многочисленными свечами увиты остролистом, а с потолка сыплет волшебный снег, теплый и мягкий. С завтрашнего дня начинаются каникулы, и все разъезжаются по домам. Но не я. Мне нет смысла возвращаться в Гринплэйс, оттуда ведь тоже происходит массовая рождественская "эвакуация". Мне бы лучше подумать о подарках Сэму и Дину на их шестнадцатилетие. Дин обещал приехать на Рождество, чтобы я не оставалась одна в, цитирую: "Таком огромном замке, где можно как следует отпраздновать и накуролесить". И я ему благодарна. Мы еще несколько раз занимались в Выручай-комнате. Все, кроме Мэтта. Он занимается со старшим братом Хелли, Скорпиусом. У него появилась девушка, симпатичная слизеринка с густыми волосами цвета воронового крыла и темными, блестящими глазами. Мэтт все чаще появляется на людях счастливым. И мы рады за него. Дин берет занятия у МакГонагалл. Еще в конце осени он сообщил, что понял причину своих способностей. Настоящее Дина становится таким, каким оно было бы, отправься Дин в Хогвартс в одиннадцать лет. Таким образом парень все лучше и лучше совершенствуется в трансфигурации. МакГонагалл говорит, он далеко пойдет. Сэм больше не контактировал с Леган. Только один раз, когда мы хотели заставить ее снять заклинание. Не получилось. Сэм до сих пор не помнит меня. Мы уже не знаем, что делать. Но это не Обливиейт.

— Мисс Холмс, вы можете повторить то, что я только что сказал? — Профессор Холмс указывает на меня палочкой и вопросительно приподнимает брови. Я смущаюсь и опускаю глаза, отворачиваясь от окна.

— То-то же. — Профессор кивает головой и продолжает рассуждать на тему дементоров.

Профессор Холмс заменяет нашего обычного преподавателя по ЗОТИ, пока та в отъезде. Учитель-однофамилец это нечастое явление, так что на первом уроке все спрашивали, не являемся ли мы родственниками, на что Холмс только смеялся и опровергал это. МакГонагалл была чрезвычайно рада тому, что нашла преподавателя, который согласился поработать всего пару месяцев. Да Холмс вообще находка...

— ...И именно поэтому мы с вами пробуем вызвать своего защитника-патронуса.

Да. Мы пробуем уже две недели. Пока безрезультатно. Насколько я знаю, раньше в программе такого не было. К слову, дементоров так и не вернули на службу министерству. Они все еще летают туманом вокруг городов, высасывая радость из их жителей. Жуткие создания.

— Сейчас вы выйдете в центр комнаты и максимально сосредоточитесь.

Я слушаюсь профессора и выполняю, все, что он говорит. Класс оживленно и взволнованно гудит, выставляя палочки и зажмуриваясь.

— Представьте самое хорошее воспоминание, самое светлое и чистое. Сосредоточьтесь на нем, не отпускайте его. Пусть оно заполнит все ваше сознание.

Профессор взмахивает палочкой, и класс восхищенно ахает — на плечо Холмсу приземляется серебрящаяся птица. Профессор примолкает, давая нам время выполнить все. Я в панике приоткрываю глаза — все стихли, все думают о чем-то своем, сокровенном. Лили стоит, прикусив губу. На ее лице такое блаженное выражение, что мне становится неловко, будто я увидела что-то личное. Смотрю на остальных и замечаю на себе такой же панический взгляд Перри. Она тоже не знает, что ей представить. Я легонько ей киваю и закрываю глаза.

Ну же, Лили, ну же.

Должно же быть хоть что-то.

Ты так часто была счастлива, с друзьями, с Сэмом... Сэм сейчас — это боль. Это напоминание о том, что я потеряла. Но это и радость. Это любовь. Смех. Нежность. Я невольно представляю Выручай-комнату, лес, звездное небо, мягкую траву и теплые руки Сэма. Улыбаюсь сама себе. Не все исчезло бесследно. Не все забыто. Не все предано.

— Теперь четко произнесите: "Экспекто Патронум".

— Экспекто патронум. — нестройный хор голосов прорезает тишину.

Я молчу, пытаясь сосредоточится.

Сэм открывает покрасневшие глаза, полные зелени, когда я думаю, что уже не увижу их.

Сэм получает выговор от МакГонагалл, но все равно красит свои волосы в синий.

Сэм смеется, откинув голову, и, резко наклоняясь ко мне, целует.

Сэм перебирает мои волосы, пока моя голова покоится у него на колене.

Сэм щелкает застежкой цепочки. Серебряный ворон устраивается у меня под толстовкой.

Сэм вздрагивает, когда я подкрадываюсь к нему и утыкаюсь носом ему в лопатку. От его байки пахнет мокрыми листьями и морем.

Сэм обнимает меня, купаясь в кровавом горячем свете огня.

— Экспекто патронум!..

Возня в комнате замирает. Я открываю глаза. Под потолком кружит призрачный ястреб, отливающий серебром, будто сотканный из света.

— Очешуеть... — Выдает Хелли, раскрыв рот смотрящая на ястреба, который, полетав, приземляется мне на плечо.

— Позер. — Смеюсь я, глядя на птицу. Ястреб смотрит на меня одним глазом, поворачивает голову, пронзительно кричит и растворяется в воздухе. Я удивленно опускаю руку, но с лица не сходит счастливая улыбка.

— Что ж, мисс Холмс, вы первая смогли вызвать телесного патронуса. Это получается далеко не у всех. Поздравляю. — Профессор на полном серьезе протягивает мне руку, и я несмело пожимаю ее.

Как только над замком разливается звон колокола, я хватаю рюкзак и иду к выходу.

— Мисс Холмс, задержитесь, пожалуйста. — Профессор чуть выставляет вперед руку, словно собирается словить меня ей. Олив, Перри, Лили и Хелли обеспокоенно оглядываются на меня в дверях, но я слабо киваю им. Они уходят.

— Надо сказать, я удивлен.

— Чем вы удивлены? — Я хмурю брови. Я думала, это хорошо, вызвать телесного патронуса.

— Я удивлен, что ваш патронус не ворон. — Холмс улыбается, и в уголках его глаз появляются морщинки.

— Вы… Что?.. — Я округляю глаза.

— Я был лучшим другом вашего отца. У всех Холмсов поголовно патронус всегда ворон. Это особенность семьи.

— Вы знали моего отца? — Я не замечаю, как присаживаюсь на стул, а Холмс следует моему примеру.

— О, все говорили, что нас познакомила судьба, мы ведь с Себастьяном однофамильцы.

— Каким он был? — Внутри меня что-то надорванно дергается. Я потеряла родителей, когда мне было одиннадцать. Авиакатастрофа. Они всего лишь вылетели на отдых на неделю. Так хотели увидеть Австралию... Меня оставили у друзей семьи. А потом я стала сиротой.

— Но... Я не помню вас... — Я потираю шею, выражая всю неловкость ситуации. Темно-синие глаза Холмса темнеют. Они похожи на глаза моего отца.

— Тебе не казалось в последнее время, что ты чего-то не помнишь? А скрытые способности? Могу поспорить, ты удивилась, когда узнала о своем волшебном происхождении. Род твоего отца действительно древний и могущественный. И ты единственная наследница, я полагаю.

— Я этого не знала... — Я качаю головой, глядя в одну точку. — Но почему?

Холмс загадочно прищуривает глаза. На секунду он напоминает мне отца.

— Именно это я и хочу выяснить.

* * *

Сэм

После обеда, когда у нас появляется свободное время, мы с Дином идем в Выручай-комнату. Хочется еще больше ощутить Хогвартс перед тем, как мы уедем. На каретах с фестралами (Холмс рассказала нам о них все, что только можно рассказать) мы уедем на станцию в Хогсмид, там сядем на Хогвартс-экспресс, а на нем до Лондона. Там нас встретят родители и мы вернемся в наш город, Эдинбург. Родители вообще были очень рады, когда узнали, что их детей "приняли в частную школу, специализирующуюся на особенных наклонностях в обучении, по специальной программе". Я все чаще представляю, как мы сидим за рождественским столом, и я спокойным тоном заявляю: "Мам, пап, вы помните тот Хогвартс из "Гарри Поттера"? Теперь мы с Дином учимся там. Сюрприз!". Но, разумеется, я понимаю, что этому не быть. Родителям магглорожденных волшебников сообщают об этом, но ведь у нас и случай другой. Такого в Хогвартсе еще не было.

Мы подходим к стене, где должна появляться дверь, но там она уже есть. Странно. Мы приоткрываем ее, и я быстро и прерывисто вздыхаю. Спиной к нам сидит Лили. Она запустила пальцы в высокую траву, которая колышется морем на огромном поле. Светло-серое небо забирает себе большинство красок, все кажется полинявшим и старым. Все, кроме ярко-синих, невероятно свежих, многочисленных цветов василька в венке на волосах девушки. И ее глаз, когда она к нам оборачивается.

Меня всегда удивляли ее глаза. Они наводили на меня странное чувство — восхищение, наравне с какой-то внутренней дрожью. Лили объяснила это тем, кто у нее так называемая гетерохрония — один ее глаз темно-синий, а другой зеленый. И теперь они невероятно яркие из-за застилающих их слез.

Холмс быстро стирает слезы тыльной стороной ладони и отворачивается, опять глядя на горизонт. Поле и небо. И тысячи васильков, синими искрами вспыхивающих в густой траве.

— Лили, что случилось? — Я опускаюсь на колени рядом с девушкой и трогаю ее за плечо. Она вздрагивает, будто ее ударило током и качает головой. Я поджимаю губы и медленно убираю руку. Пусть я и не помню ее, что-то тянет меня к ней. А она, как и в прошлый раз, отталкивает меня. Ей всего шестнадцать, а она столько увидела и столько пережила.

— Ничего, просто... Профессор Холмс был другом моего отца.

Дин хмурит брови, недоумевая. Я тоже не совсем понимаю, зачем плакать.

— Не бойтесь, я не истеричка, — Лили горько усмехается. — хотя, иногда мне кажется, что это не так. Я обиделась на родителей за то, что они не захотели брать меня с собой. Они улетели. И не вернулись. А я... Была такой глупой... — Лили опускает голову.

Дверь открывается, пропуская на поле остальных. Мэтт, похоже, опять со своей Клариссой. Зато подальше от Лили. Рэд, наверное, там же. Та же шепчет нам: "Не говорите им" и скоро-скоро перебирает пальцами траву, ловко выискивая и вырывая васильки. Она обыденна, но необыкновенна в своем роде. И, если она спрашивала у меня, за что я ее любил, я теперь знаю ответ на этот вопрос.

— Лили, зачем тебя задержал Холмс? — Хелли опускается на траву без лишних прелюдий. Забавная и достойная интереса девушка, я думаю.

— Он просто поговорил со мной. Он знал моих родителей. — В глазах Лили не слезинки. Только темно-синий особенно ярок и в нем то и дело проскакивают искорки, блики серого неба, будто по морю пустили электрический ток.

— Дайте угадаю, вы тоже проходили патронусов. — Дин поудобнее присаживается на земле. — Холмс нам долго про них рассказывал. По ходу, тема его реально интересует. Ну и нам ничего так. Телесный патронус — показчик особой силы духа, патронус маленького размера, вроде мыши, может защитить от дементора не хуже медведя или дракона, бла бла бла. Неплохо.

У меня в мыслях всплывает одна фраза, сказанная профессором: "Патронус человека может изменится в форму патронуса того, кого он любит. Удивительное явление, как нельзя ярко показывающее способность человека меняться и совершенствоваться, чувствовать и осознавать это". Не знаю, правда ли это, но сказал он красиво, это да.

— А мы с Сэмом тоже патронуса вызвали. У меня собака, вроде овчарка, а у Сэма птица. Ястреб? — Дин поворачивается ко мне, и я рассеянно киваю. Лили как-то бледнеет, отчего васильки, запутавшиеся в ее волосах, как будто вспыхивают синевой, выделяясь на бледной коже среди светло-русых с медовым оттенком волос.

— У Мэтта тоже какая-то птичка, патронус сразу исчез. Мэтт аж перепугался, да, Сэмми? Наверное, думал, что у него не получится, а тут птица прямо из палочки.

— Бедный парень. — Цежу я сквозь зубы, отчего Лили удивленно поворачивается ко мне, впервые за день. В глазах недоумение.

— Отчего такая злость, братишка? — Дин шутливо треплет меня по волосам, как когда мы были детьми. Пусть мы и родились в один день, он все равно ощущает себя старшим.

— А из вас кто-то тоже вызвал патронуса? — Я стряхиваю руки брата с головы.

— Д... — Начинает Перри.

— Нет. — Лили так сжимает один из васильков в руках, что он сминается, а тонкие лепестки рвутся и становятся похожи на лохмотья. Девушка немного удивленно смотрит на загубленный цветок и разжимает пальцы. Бутон падает на траву.

— Жаль. — Я не отрываю глаз от цветка, а когда поднимаю их, натыкаюсь прямо на взгляд Лили.

Дин встает и отряхивает штаны. Подает руку Хелли.

— Пошли. Может, стащим еды с кухни? — Парень расплывается в хитрой улыбке.

— Ты только что ел. — Я тоже встаю и на автомате подаю руку Лили, но она не видит ее, перебирая пальцами стебельки васильков. Я сжимаю руку и засовываю ее в карман.

— Мне не хватило, братишка. — Дин поворачивается к Лили, которая тоже поднялась с травы. — Ты идешь?

— Нет, я еще погуляю. Я устала от зимы, можно сказать.

Дин кивает и уводит за собой Хелли. Остальные идут следом. Я нерешительно переминаюсь с ноги на ногу.

— Ты вызвала патронус, не так ли? Кто это?

Лили, уже уходящая куда-то в поле, оборачивается ко мне. Она как будто собирается сказать что-то, но лишь поджимает губы и качает головой из стороны в сторону, закрывая тему. Вот она прикрывает глаза, и мы оказываемся в лесу. Лили скрывается между деревьев, так, как будто уже много раз была здесь. На мягком слое мха лежит второй венок с вплетенными ярко-синими цветами. Мне не нужно знать ответ.

Я уже знаю эту птицу.

И это ястреб.

* * *

Дин поднимает руку, швыряя в Мэтта упругий снежок. Он попадает ему в голову, и Бернс возмущенно поворачивается к нападающему. Пара мгновений — и в руках у Мэтта целая снежная глыба. Он подходит к Дину. Тот, заорав, ныряет рыбкой между двух сугробов и исчезает. Мэтт, недолго думая, кидает эту глыбу на меня, но прямо передо мной она разлетается ледяными и снежными брызгами. К нам, смеясь, подходит Лили в смешной шапке с бубончиком, купленной в Хогсмиде. Мэтт улыбается и кидает в нее заготовленный снежок, но она лишь отбивает его палочкой, как ракеткой, и снежок попадает в лицо парню.

— Ну держись!!! — Мэтт подхватывается я несется прямо за радостно смеющейся Лили. Вот она пробегает мимо сугроба, и ее за ногу хватает рука в красных варежках. Лили спотыкается и падает, а из сугроба вываливается Дин, больше похожий на снеговика, чем на человека. Мэтт, бегущий прямо за Лили, спотыкается о ее ногу и валится в снег рядом с ней, хохоча. Они лежат и смеются. Слишком близко друг к другу. Это плохо.

Вот Лили поднимает глаза и отряхивает свою шапку. Она смотрит на меня. Искры снега разлетаются вокруг нее, а свет золотит их, превращая в солнечную пыль. Она резко подскакивает, уже держа в своей руке снежок. Он попадает мне прямо в грудь. Лили радостно хлопает руками в обледеневших варежках. Я слабо улыбаюсь. Пора принять игру Мэтта на себя. Дин смеется, когда я, разогнавшись, хватаю Лили в охапку и бросаю ее в сугроб, так, что из снежной кучи торчат только две ноги в теплых кожаных ботинках. И, как только я начинаю переживать, что что-то не так, Лили могла ударится головой или нахвататься снега за шиворот, из сугроба показывается рука, хватает меня за колено, и я тоже падаю в тот же самый сугроб, чудом не задавив спрятавшуюся там Лили. Она сидит там полностью, скрестив ноги. В сугробе большое просторное полое пространство. Из снега там только корка. Девушка беззвучно смеется, прижимает руку к губам и взмахивает палочкой, возвращая наст на место. Сугроб снова становится целым, а мы сидим внутри него.

— Это мой прием! – Раздается вопль Дина, и вот он сам уже приземляется на стоптанный снег под ледяным куполом. Я закрываю Лили руками, чтобы, если Дин приземлится неудачно, она не пострадала. Она смотрит на меня, а в ее глазах светятся искры. Я все еще держу свои руки вокруг ее головы и талии. Рядом с нами сумасшедше хохочет Дин. Он взбрыкивает ногами, и ледяная корка осколками рушится на нас.

* * *

В карете слышна возня снаружи. Я вожу палочкой по себе, волна горячего воздуха кажется мне райским дыханием в этот момент. Напротив меня сидит Дин, занимающийся той же процедурой. Волосы алыми сосульками торчат из-под обледенелой шапки. Вот он слышит что-то снаружи и, резко подскочив, глядит в небольшое окошко. Я тоже гляжу туда и вижу Лили и Хелли.

— Я поговорю с ней, окей? – Дин, явно волнуясь, стаскивает шапку со своего красного бедлама на голове. Привычка красить волосы палочкой никуда не делась.

Я удивленно гляжу на него. Он никогда не был нерешительным. Через пару секунд понимание всего приходит ко мне, и я довольно улыбаюсь.

— Хелли?

— Хелли, – Дин открывает дверцу и вылазит на морозный воздух. – она красивая, правда? И… Я думаю, тебе стоит поговорить с Лили. Она этого ждет, мне кажется.

Дин смущенно покашливает и уходит к Малфой. Я выглядываю в покрытое по краям инеем окно. Мэтт прощается с Клариссой и она уходит в другую карету, к остальным слизеринцам. Я закрываю глаза. Соберись, Сэм. Подойди к ней. Ну же. Вы оба этого хотите.

За пределами повозки я слышу голос Мэтта. Открываю глаза.

— Почему ты здесь? – Я не понимаю, к кому он обращается. Неужели…

— Я жду Перри и Олив. Хочу попрощаться. – Да. Это Лили. И что он опять от нее хочет?

— То есть, ты остаешься? – Мэтт, Мэтт, Мэ-этт… Что он делает? Он же никогда особо к ней хорошо не относился…

— Нет, увы. – Лили слабо улыбается, обозначая ямочки на щеках.

— А, ну, что ж , тогда… — Мэтт явно выглядит недовольным. И немного расстроенным.

Он опускает взгляд.

Наклоняется к Лили.

И...

Он ее целует! ЦЕЛУЕТ!!! Как он, придурок, вообще до такого додумался?!

В моей голове что-то тяжело бухает. Как будто мы опять в гостиной Гриффиндора, все окрашивается в красный цвет на мгновение. Я глубоко вдыхаю воздух носом.

Лили потрясенно замирает, пока Мэтт своими паршивыми губами прижимается к ее губам. Он отстраняется и улыбается.

— С Рождеством, Лили Холмс.

Я хочу поотрывать ему руки, чтобы он к ней больше никогда не прикасался. В голове вдруг всплывает момент, которого я не помню. Был ли он?..

Я сам целую Лили в коридоре Хогвартса, она запускает пальцы в мои, почему-то голубые, волосы. Нас окликает МакГонагалл, и мы отскакиваем друг от друга с сумасшедшими улыбками на лицах...

Я так резко толкаю дверцу кареты, что она с лязгом ударяется о стенки. Лили испуганно поднимает на меня глаза и бледнеет.

— О, Сэм, ты уже здесь? — Мэтт с таким невинным видом смотрит на меня, что мне хочется ему врезать. — Почему ты вышел? Сейчас поедем...

— Иди к черту.

Я сжимаю в кулаки руки которые держу в карманах. Сухие цветы василька сминаются, крошатся между моими пальцами. Я не вижу ничего и никого, пару раз натыкаюсь на людей, но просто извиняюсь и иду дальше.

Моя дорогая Лили, ты бала не права.

Если бы ты меня потеряла, я бы нашел тебя.

Нет.

Это я потерял тебя.

Наш мир можно назвать некоей ошибкой.

В нем все совершенно, заботливой рукой Бога был сотворен каждый камешек, каждая травинка, каждый человек.

Но наш характер и наши мысли, деяния, все это творим мы сами.

Поэтому, в большинстве случаев, все выходит фиговым.

Я смотрю на себя в зеркало. Вижу лишь растрепанную русую косу, пижаму, усыпанную котелками, снитчами и упаковками от шоколадных лягушек, да испуганный взгляд разноцветных глаз.

Я истощена.

Я уже не та.

Я тону в чувствах, которые не отпускают меня.

И поделом.

Иду в душевую. Наполняю раковину холодной водой и смотрю на свое отражение, кругами расплывающееся по неспокойной поверхности. Я не достойна тех людей, которые окружают меня. Ни Сэма, настолько идеального в своей неидеальности, и Дина, верного и разгоряченного, готового стать твоей стеной, и даже Мэтта, всегда настолько холодного и острого, но со своим горячим сердцем, скрывающимся подо льдом.

Я знаю, о чем говорю.

В тот день я сама чувствовала его дикий бег, который, казалось, гремел на всю округу.

Я резко вдыхаю воздух и опускаю лицо в воду. Кожу тут же обжигает. На глаза наворачиваются слезы.

Я тону.

Легкие горят, выпуская последний воздух.

Руки безвольно поднимаются вверх, облегченные водой. У меня нет сил их опустить.

Я мгновенно поднимаю голову и глубоко дышу. Прикасаюсь ладонями к лицу, закрываю пальцами глаза.

Сдавленные рыдания вырываются из глубины меня, сотрясая плечи.

Мэтт, что же ты натворил?

* * *

В Хогвартсе осталось всего лишь несколько человек. Один парень из Рейвенкло, двое из Гриффиндора, да один из Хаффлпаффа. Всего нас пятеро.

Я обследовала большую часть Хогвартса, чтобы было чем похвастаться перед Дином. Все равно он настолько огромен, что обойти все за пару раз невозможно. Пару раз заблудилась, но это ничего.

Я иду к кабинету Холмса. Он прислал мне сову с запиской. В ней была просьба прийти к нему. Намечается что-то важное, наверное.

В кабинете все так же тепло и просторно. Каждый преподаватель приносит что-то в обстановку. Об этом я знаю из книг, так полюбившихся мне когда-то.

— А, Лили, это ты, проходи. — Профессор взмахивает палочкой, и скелет, до этого висящий под потолком, мгновенно становится размером не больше кошки. Холмс заботливо кладет его в чемодан.

— Я слышал о проблеме на вашем факультете. Мистер Уайт, кажется?

Я настороженно киваю и сцепляю пальцы в замок.

— Я, надеюсь, что верно, выяснил причину. Я вызвал к себе мистера Уайта и провел интересные мне махинации.

Я хмурю брови, но внутри меня все подбирается.

— Теперь я могу сказать, что это не Обливиейт.

Холмс явно ожидает моей реакции, но не такой — вопреки воле я фыркаю и опускаю глаза.

— Что-то не так?

— Я... Мы знаем, что это не Обливиейт. Мы знаем, кто его наложил. Ну, или пытался наложить. У него не получилось, но у Сэма все равно пробелы в памяти.

— Лили, это не просто пробелы. — Когда это он начал называть меня по имени?

— И что же это? — Мой голос немного дрожит от волнения.

— Точно не знаю, но это все похоже на какое-то проклятие. Хорошо замаскированное и долго действующее проклятие.

— И как нам его... Ммм... Снять? — Мой голос вздрагивает от волнения. Я прикрываю глаза.

— Сначала стоит узнать, откуда оно исходит. Понимаешь, оно действует так, что Сэм забывает определенные события, а, как только начинает вспоминать забытое, его пронизывает боль. Оттуда и неосознанная агрессия к тебе в самом начале. Сэм слишком многое пытался вспомнить. Мы должны просто натолкнуть Уайта на забытое. Но это рискованно. Либо мозг Сэма удачно воспримет большое количество стертой информации, либо боль добьет его.

Я немного смущаюсь под взором Холмса. Слишком многое. Я — слишком многое и трудное для Сэма теперь. И он может пострадать из-за меня.

— Куда вы уезжаете? — Внутри меня поселяется какой-то настырный червячок, который точит меня изнутри, напоминая о Сэме. Вид собранных чемоданов Холмса сжимает мои внутренности. Он только-только подошел к разгадке!

— Ваш преподаватель возвращается. Не уверен, что она особо обрадуется, если застанет здесь другого преподавателя по защите, особенно если он похозяйничал в ее кабинете. — Рот Холмса кривит усмешка.

— Но...

— Не бойся, я постараюсь как можно скорее найти правильный ответ. Вынужден с тобой попрощаться, Лили. — Холмс протягивает мне руку, как на том занятии. Я пожимаю ее, как можно увереннее. Встаю и дохожу до двери, но что-то заставляет меня обернуться.

— Профессор Холмс.

— Да, Лили? — Мужчина оборачивается на меня. Темно-синие глаза поблескивают от выражения вечного любопытства.

— Вы отличный преподаватель. — Я несмело улыбаюсь и выхожу за дверь.

* * *

Открываю глаза. В комнате свежо и тихо. Все такое обычное, но что-то выбивается из общего строя. Я сладко прищуриваюсь и улыбаюсь. Рождество. Двадцать пятое декабря. После обеда приедут Дин и Сэм, возможно и Олив с Перри, а, может, и Хелли с Мэттом, чтобы справить день рождения Уайтов. Дину я подарок купила еще три дня назад, когда, на свой страх и риск, выбралась по тайному ходу в Хогсмид. В моем сундуке давно лежит несколько пластинок его любимой группы и теплый алый шарф. Подарок Сэму я придумать так и не смогла. Неловкое чувство схватывает мой желудок, когда я подумаю об этом. Он был очень рассержен из-за Мэтта. Ни один подарок не сможет выразить мои чувства.

Я поднимаюсь, надеваю джинсы и теплый темно-синий свитер, прикупленный в Хогсмиде. Я в нем, буквально, тону. Чуть заворачиваю рукава до косточек у кистей рук. Шею греет легкий, но теплый шерстяной шарф-хомут черно-голубой расцветки. В голове счастливым ветерком носится дух праздника. Я спускаюсь в Большой зал, откуда исчезли все факультетские столы. Вместо них прямо в центре зала красуется небольшой вытянутый стол. Там уже сидят все учителя. Еще пять стульев подготовлено для учеников. Я пришла первой.

После рождественского завтрака я иду к себе в комнату, еле передвигая ногами. На столе было столько вкусностей, что, кажется, мой мозг слипся от них. Но все проходит, как только я вижу у себя на кровати большую коробку.

Эльфы разносят подарки ранним утром. У меня не было подарков, потому что все те, кто мог их подарить, все равно скоро приедут и вручат их мне в руки.

Откуда это?

Я подхожу и осторожно приоткрываю крышку. Кремовый листик хорошей плотной бумаги лежит на чем-то, обернутым черной тканью. Я бегаю глазами по строчкам. Пальцы трясутся, не давая спокойно прочитать содержимое, которое гласит:

Дорогая Лили Бетт Холмс, я обещал тебе, что помогу с проблемой Сэма. Боюсь, правда тебя не обрадует.

Ты помнишь ворона, которого Сэм должен был преподнести тебе на день рождения? Его дал ему я. А у меня он от твоего отца. Себастьян хотел, чтобы я смог передать его тебе. Я знал, что такой подарок может многое значить для тебя, и я хранил его с тех пор, как тебе исполнилось одиннадцать лет. К сожалению, я не знал, что наложено на этого ворона.

«Я тебе уже говорил, что Холмсы – древний и знатный род. Серебряный ворон – это его семейный знак, герб, который достался нам от одной из наших родственниц. Сестру основателя нашего рода звали Ровена Рейвенкло. Не спрашивай, почему наши фамилии не одинаковы, это все очень давняя история, которую, я надеюсь, ты узнаешь. Не в этом суть. У каждого члена семьи Холмсов есть особый отличительный знак, серебряный ворон с распахнутыми крыльями. К сожалению, многие пытались влезть в нашу семью, а родовое древо, содержащее имя каждого Холмса, исчезло. Поэтому на серебряного ворона было наложено заклинание. Я сам не знал этого, но многие обстоятельства навели меня на эту мысль. Пришлось покопаться в архивах. Заклинание должно срабатывать только на того, кто не является Холмсом. Когда самозванцу вручается такой знак, он забывает все о том, о чем думал в момент вручения через некоторое время. О чем думают люди, желающие присоединиться к семье, когда они так близко к этому? О самих Холмсах и о своих планах, разумеется. Они забывают их и Холмсы, настоящие Холмсы, жестоко наказывают самозванцев. Мне очень жаль, что я виноват в том, что случилось с Сэмом и с тобой. Надеюсь, ты простишь меня. Я помогу тебе, как смогу. Сделай правильный выбор и верни Сэма. Ты сильная, я знаю это. Это у нас в крови. Мой брат Себастьян гордится тобой, знай это.

Марк Джейсон Холмс»

Это он. Он мне снился. И ворон, висящий у него на шее, и то, что он позвал меня, все указывает на него. «Мой брат Себастьян» … То есть, мистер Холмс мой… Дядя?.. Я в ступоре стою несколько секунд, но потом дергаюсь, хватаю письмо и жадно всматриваюсь в эту строчку. «Мой брат Себастьян гордится тобой». Гордится. Это значит…

Горло перехватывает. Я приподнимаю ткань.

Там омут памяти.

* * *

Сэм

Мы вылазим на воздух. Дин довольно потягивается и дергает затекшими ногами.

— Хогвартс, Хогвартс, наш любимый Хогвартс… — Затягивает Дин гимн Хогвартса, найденный, кстати, в интернете, но я лишь хмуро смотрю на него.

— Сэмми, расслабься, сегодня Рождество, нам стукнуло семнадцать лет, мы законно совершеннолетние, а ты недоволен! – Дин примирительно смотрит на меня, расплывается в хитрой улыбке, подбегает ко мне и трет волосы костяшками пальцев. Я смеюсь, пытаясь стряхнуть его с себя. Дин ведет себя так, будто я младше его. Фактически, это так. На полчаса, правда. Он никогда не перестанет напоминать мне об этом.

За нашими спинами появляется Мэтт. Я замолкаю и демонстративно отворачиваюсь, держа на лице превосходный покерфейс. Мэтт не остается в долгу и покашливает. В его кашле явно проскакивает слово «Придурок». Дин насмешливо фыркает.

— Серьезно, вы долго этот спектакль разыгрывать будете? – Дин смотрит на меня, явно чего-то ожидая, но потом огонек в его глазах тухнет, и Дин немного кривится, будто ему стало больно. – Эм… Забудь. – Дин кривится еще больше, махает рукой, и уходит.

Мы проходим в нашу комнату.

— Во-о-оу!!! – Дин радостно хватает со своей кровати сверток, разрывая бумагу. На кровать валятся пластинки группы «Arctic Monkeys» и алый длинный шарф. – Наша Лили хороша на подарки. А у тебя что…

Дин свистит, замечая большую коробку у меня на одеяле.

— Обиды забыты, подарки подарены?

Я и сам удивленно смотрю на коробку. В последний раз она видела меня дико взбешенным, я даже не попрощался с ней. Тем более, много неприятного было… Я подхожу к подарку и достаю из коробки записку.

«Я не знала, что тебе подарить, но идея возникла в самый последний момент. Это омут памяти. Надеюсь, ты не будешь против заглянуть в него.

Лили»

Я достаю большую чашу из белого мрамора, украшенного резьбой и маленькую бутылочку, до верха заполненную вихрящейся белой жидкостью, а, может, и газом. Омут памяти… Я помню, нам рассказывали про такие штуки. Их немного, они очень редкие…

Внезапно, странное чувство одолевает мной. Я не хочу делать этого при Дине. Это дело касается только Лили. Да и тот заглядывает мне через плечо и рвано вздыхает. Он все понял.

— Давай только скорее, Сэмми, ладно? – Брат хлопает меня по плечу и уходит из комнаты.

Я откупориваю бутылочку и выливаю жидкость в чашу. Она до краев наполняет ее, что странно, глядя на объем бутылочки. Что там дальше?.. Я наклоняюсь над чашей. Всматриваясь в белые светящиеся вихри на ее дне, и меня затягивает внутрь.

* * *

Я стою в пещере и вижу себя, сидящего рядом с Лили. Мы смеемся, Лили что-то оживленно говорит мне, а за пределами пещеры хлещет дождь, создавая водяную стену. Между нами лежит тетрадь и ручка.

Внезапно, обстановка меняется. Мы с Лили сидим на траве. Полоска рассвета виднеется на горизонте. Я говорю "Прости", и меня убивают. Так странно, смотреть на себя, а потом наблюдать собственную смерть. Лили целует меня и уходит. Ее глаза пусты. Она только что меня потеряла. Я заставил ее пережить это опять.

Лили и Дин рвано рыдают, обнявшись, в пещере. Лили сильно сжимает куртку на плечах Дина пальцами, они бледны и напряжены.

Лили падает вниз, оттолкнувшись от каменистого выступа. Я стою на нем и смотрю на то, как ее расплывчатый силуэт исчезает под слоем черной воды.

Лили смотрит на меня. Мы стоим в коридоре Гринплэйс, колокол монотонным низким басом велит нам убраться, но мы не обращаем на него внимания. Я наклоняюсь к ней. Внезапно я чувствую то волнение, которое при этом испытал. Но потом мне становится приятно. Я вспоминаю губы Лили, теплые, согретые дыханием. Я вспоминаю то, что от нее пахнет какими-то фруктовыми духами и ветром.

Лили смотрит на то, как я целую нашу общую знакомую на школьной вечеринке. Ее глаза полны слез, но она не двигается и молчит. Я замечаю ее и дергаюсь навстречу, но она качает головой и уходит.

Я обнимаю Лили в пустом Большом зале, а он вдруг наполняется людьми. Я вижу, как Джеймс Поттер резко вскидывает руку в мою сторону и выкрикивает болевое заклинание, но Лили отражает его.

Я, голубоволосый и счастливый, целую Лили, чуть наклонившись к ней. МакГонагалл отчитывает нас, но я все равно опять крашу волосы, уже в синий, а Лили в рукав бормочет: "Я тебя люблю". В области солнечного сплетения что-то радостно трепыхается и теплеет.

Я дарю Лили серебряного ворона, и она поднимает волосы, чтобы я защелкнул застежку.

Мы лежим на мягком ковре в маленькой комнатке. Я перебираю волосы Лили. Свет волшебных огоньков то тут, то там вспыхивает в воздухе.

Я смеюсь над Лили и улыбаюсь Бриджит.

Мы стоим, облитые красным светом. Мои руки на ее талии. Ее — на моих плечах. Волосы девушки спадают ей на спину, безразмерная черная футболка немного оголяет одно плечо. Она сплетает наши пальцы и растворяется в толпе...

Я выныриваю из омута, глубоко дыша.

Я вспомнил.

Я все вспомнил.

Господи, каким же я был придурком...

Я вылетаю в гостиную, где на меня удивленно возаряется Дин.

— Что...

— Где Лили?! — О, я, похоже, немного пугаю его. Вообще можно испугаться, когда твой брат выбегает из спальни и с дикими глазами начинает интересоваться, где же находится девчонка, с которой он поссорился.

— Ты у меня спрашиваешь? Может в Выру...

Я уже вылетаю за дверь. Бегу по коридору. Не знаю, почему. Просто бегу. Мне хочется бежать к Лили, чтобы что-то сказать ей. Что? Еще не знаю.

Я подбегаю к двери, дергаю ее на себя, и оказываюсь в огромной пустой комнате. В центре ее стоит Лили. Я выдыхаю. Она резко поворачивается ко мне, и вокруг нее вырастает лабиринт из зеркал. Холодные стекляшки, через которые невозможно пробраться, не сойдя с ума. На меня смотрит сотня Сэмов. У них горят глаза. Они испуганы.

Я начинаю пробиратся между зеркалами. Узкие коридорчики между ними отражают мои тщетные попытки. Сотня Сэмов то и дело зовет:

— Лили, Лили!

В ответ раздается душераздирающий крик.

— ЛИЛИ! — Я напролом пробиваюсь через зеркала, ломая тонкие и ударяясь о прочные. Внезапно они взрываются тысячей осколков. Я закрываю лицо рукой, но один все равно бьет меня в бровь. Глаза заливает кровью. Я спотыкаюсь о зубья зеркал, торчащие из пола. Когда мне удается протереть и распахнуть глаза, я оказываюсь на каменистом выступе. Серое небо так близко ко мне, что хочется поднять руки и придержать его. Слепое белое пятно красуется прямо по центру этой серой пелены. Огромное черное озеро раскинулось подо мной. Я тяжело сглатываю и подхожу к краю. Из воды торчит бледная рука. Виднеется полоска темно-синего свитера.

Лили.

Опять.

В мыслях копошится тысяча сомнений. Я боюсь утонуть, чертовски боюсь утонуть...

Только когда рука скрывается под водой, я думаю: "Ты боишься этого, но оставляешь ей эту участь" и прыгаю в воду. Она обжигает мои легкие и кожу. Я раскрываю глаза и вижу лишь черноту. Сердце колотится так, что я чувствую его биение где-то в ключице. Я опускаю глаза и вижу расплывчатое белое пятно. Ее рука. Я хватаю ее и подтягиваю Лили к себе. Хватаю за талию и отталкиваюсь ногами от толщи воды, пытающейся поглотить нас. Я уже почти мирюсь со страшной участью, когда бормочу пузырьками воздуха: "Я не отдам ее снова" и выныриваю на поверхность.

* * *

Здесь тепло. Полумрак окутывает фигуру девушки на белой больничной простыне. Она не открывает глаза уже несколько часов.

Когда я выбрался на поверхность, мы снова оказались в пустой Выручай-комнате. Я добрался да Больничного крыла. Мадам Помфри охнула: "Опять!" и только потом обратила внимание на Лили. Она была бледна, как то небо над озером. С ее волос капала вода. Мадам Помфри просто уложила ее на койку, влила в нее пару каких-то микстур из скляночек-баночек и ушла дальше заполнять бумаги. Я смотрел на Лили. Мой порез уже обработали так, что он затянулся. Дин нашел нас здесь и сидел на соседней койке. Грудь и живот Лили мерно вздымались при дыхании. Я отвлекся. Когда повернулся к девушке, она не двигалась.

Никак.

Я сразу закричал на Дина. Тот, споткнувшись о койку, побежал за мадам Помфри, пока я держал Лили за плечи и пытался привести ее в чувство. Я не знаю, как восстановить дыхание. Моя ошибка. Мадам Помфри тут же кинулась к Лили. Дин держал меня за локти, чтобы я своими метаниями и дерганьями не мешал ей. Теперь я слежу за Лили. Она снова дышит. Но она так и остается без движения. Немного рыжеватые в свете свечей волосы разметались по подушке. И вся она кажется хрупкой и болезненной, только тронь — растает на кончиках пальцев.

Я закрываю глаза и устало вздыхаю. Дин сжимает губы, встает и подходит к девушке, держа палочку. Прядь за прядью он выкрашивает волосы Лили в мятный и бирюзовый. Ее любимые цвета.

— Так-то лучше. — Дин ерошит мои волосы своей палочкой и садится на место.

Мы сидим еще пятнадцать минут.

И Лили распахивает глаза.

* * *

Лили

Мне снится зеркальный лабиринт. Я бреду по нему, пока он не превращается в то озеро. Я тону. Опять тону.

А после этого чернота. Абсолютная, всепоглощающая. Я изо всех сил стараюсь открыть глаза, но ничего не выходит. У меня такое чувство, что я шевелю руками, ногами, пытаюсь встать, кричу, но это бесполезно. Я не двигаюсь В легких не хватает воздуха. Я не хочу умирать, Господи...

Через, как мне кажется, сто лет, я слышу шум. Тихий, очень тихий. Как будто деревья за окном шевелят ветвями. Потом чувствую кончики своих пальцев. Мне тяжело дышать, но я стараюсь. Кто-то трогает мои волосы. Я чувствую себя. Я жива.

Я собираюсь и открываю глаза. Потолок расплывается пятнами, бурыми и серыми, пока не появляется бело-голубое пятно. Я напрягаю зрение.

Лицо Сэма очень бледное. Такое чувство, будто он вымотан и немного напуган. Его бровь и угол светло-зеленого глаза пересекает тонкая белая полоска шрама. Глаз не задет. Бледно-голубые волосы растрепаны, но не так, нарочно-неряшливо, как обычно, а так, будто Сэм торопился, или бежал куда-то при сильном ветре. Он жадно всматривается в мое лицо. Я приподнимаю руку и пальцем легонько провожу по шраму. На его губах появляется усталая счастливая улыбка. Он облегченно выдыхает и шепчет:

— Лили?..

Глава 1.

Нет ничего, что не может быть решено. На каждый ответ есть вопрос. У каждой проблемы есть решение. И всему есть конец.

Голубо-белые огоньки вспыхивают поочередно, освещая темную комнату яркими всполохами. Они красят кремовый мягкий диванчик то в светло-голубой, то в потусторонний белый цвета. Поджав под себя ноги, я сижу на этом диванчике и вдыхаю запах листьев и моря. Я дышу медленно, редко делая глубокие вдохи. Легкий прохладный воздух быстро заполняет легкие. Сэм дремлет, откинув голову на спинку дивана, приоткрыв рот. В белых волосах светлячками обозначают себя огоньки гирлянды, которой мы обмотались. Она змейкой бежит по рукаву Сэма, заползает на плечо, прячется в волосы и сбегает по руке и пальцам мне на ноги. Каждую секунду спящий скрывается во тьме гостиной, но потом мигающий свет выхватывает отдельные детали — подрагивающие ресницы на глазах, растрепанная стоячая белая челка, свободный ворот большого черного свитера, оголяющего бледную шею, запястья, спрятанные в объемные рукава, кончики длинных пальцев.

— Мама говорила мне, что я попаду в Хогвартс… — Губы Сэма вяло шевелятся, но глаза он не открывает. – Когда мне было одиннадцать, я спросил ее перед первым сентября, могу ли отправиться сюда. Она сказала: «Конечно!». Я так обрадовался, а потом ревел, потому что знал, что не попаду в Хогвартс, ибо я маленький мальчик, а не волшебник. Слышишь, я верил, что Хогвартс есть, но не верил, что я не маггл! – Сэм раскрывает глаза и чуть поворачивает голову ко мне. — Честное слово, я был таким странным.

— Да, я тоже ненавидела, когда они в шутку говорили то, что я хочу услышать на самом деле. Взрослые, которые по природе не склонны шутить, так легко бросаются такими обещаниями и словами. Я хотела единорога. Папа обещал мне его показать. Теперь я, конечно, думаю, что он не шутил, но тогда я расстроилась. Мне кажется, выросшие люди просто обращают в шутку слова о том, чего они действительно хотят, чтобы их не засмеяли. Ведь всегда можно сказать на человека, который серьезно отреагировал, что он просто не понимает шуток. М-да, я употребила слишком много слова «шутка». Сэм, может, я взрослею? – Я наигранно-испуганно ближе подвигаюсь к Сэму, вжимаясь в него, хотя и до этого между нами невозможно было просунуть лист бумаги.

— Я выбрал не ту девушку, Лили. – Серьезно говорит парень.

— Что?

— Моя девушка слишком умна для меня, что! – Сэм смеется и обхватывает меня руками, пытаясь защекотать. Я пищу и отбиваюсь, но парень явно сильнее, и, в конце концов, я оказываюсь в его крепких объятиях. Я улыбаюсь, но чувствую, что Сэма что-то тревожит, раз он рассказал мне что-то такое. И я хочу знать, что.

— Что случилось? — Я легонько сжимаю плечо Сэма.

— Ничего. — Парень мотает головой, даже улыбается, но я вижу отсутствующее выражение его глаз.

— Посмотри на меня.

— Что?

— Посмотри на меня. — Опять повторяю я. Сэм глядит мне в глаза. Даже брови у него белые, и это выглядит странно, но я такая же странная. Мы с Сэмом знаем это. Он и я, мы одинаковы, как оказалось.

— Что случилось, Сэм? — Я стараюсь говорить мягко, как мне кажется, успокаивая.

— Не сейчас, Лилз. Ничего серьезного, так что волноваться не стоит. Я бы на твоем месте волновался за себя.

Ох, Сэм, ты не на моем месте.

— О чем ты хочешь поговорить?

Сэм смотрит на меня, отводит взгляд, а потом усмехается.

— Давай пофилософствуем. У тебя это отлично получается.

— Я не философствовала, я просто говорила то, что думала.

— Чего ты боишься?

Я сжимаю кулак в темноте. Пальцы болят от напряжения. Я не должна стесняться, Сэм ведь говорил о своем страхе.

— Высоты. Замкнутых пространств. Одиночества. Пауков. Падать. Апокалипсиса. Конца всего этого.

— Конца?

— Да. Я просто понимаю, что это закончится когда-нибудь. И я этого боюсь. Это страшит меня. Хогвартс. Дин. Олив и Перри. Ты...

— Давай договоримся — до тех пор, пока другой будет что-то значить для нас, мы будем держаться рядом. Пока не охладеем. — Сэм подает мне руку.

— Пока не охладеем. — Я пожимаю тонкие теплые пальцы.

— Видишь? Я не охладел. Тебе нечего бояться. — Сэм мягко улыбается и целует меня в лоб.

— А ты? Чего боишься ты?

— Утонуть. Быть перееханным поездом, — я усмехаюсь в свитер Сэма. — Темноты. И забыть еще что-то важное.

Я каменею. Пальцы Сэма на моей лопатке слабо поглаживают мою спину. Мурашки пробегают по моему позвоночнику.

— Это дерьмовое чувство. Ты пытаешься вспомнить что-то, но лишь хватаешь пальцами пустоту. И голова болит так, будто это забытое засело где-то в висках и колотит теперь изнутри.

Я показывала Сэму то письмо Холмса. Он был шокирован, но виду не подал. Только спросил: «Теперь проклятие не работает, я надеюсь?» и выпростал ворона наружу.

— Ты настоящая Холмс. И ты не должна скрывать это.

Теперь мы сидим на мягком диванчике в гостиной Рейвенкло, в абсолютной темноте, сплетением ног и рук. Шрам Сэма тонкой белой полоской высвечивается на чистом лице, таком красивом для меня. Он опять засыпает. И мне хочется сказать ему что-нибудь, чтобы он понял, насколько важен для меня. Я нерешительно кусаю губы, будто они не ощущали другие, теплые и податливые, будто всего этого не было, будто мы все еще не близки, как никогда.

— Ты замечательный, Сэм Уайт, ты знаешь это? – Шепчу я, жадно всматриваясь в закрытые глаза и подрагивающие белые ресницы.

Я укладываю голову на плечо Сэму, поудобнее обхватываю его талию руками и закрываю глаза. Сэм что-то бубнит во сне и притягивает меня к себе, устраивая свои пальцы у меня на ладони.

* * *

— Как там остальные? – Спрашиваю я. Я не видела их со позавчерашнего дня, потому что мне вчера нездоровилось и я читала у себя в комнате. А потом на меня что-то нашло, я настежь распахнула окно, накинула теплую мантию, шарф и шапку и села на подоконник, свесив ноги в пустоту. Высота, обычно так пугающая меня, манила. Я просидела так где-то полчаса, пока не пришел Сэм. Хорошо, что он не заходил в мою комнату, там было холодно, как в яме со льдом. Он бы меня пришиб.

— О, все отлично. Дин слушает те пластинки, Рэд еще не вернулся, а Мэтт… В общем, Мэтт постоянно куда-то уходит и возвращается поздно, усталый и замерзший.

— Откуда ты знаешь?

— О, свои связи на Слизерине полезны, Лилз.

Я удивленно приподнимаю бровь, после чего Сэм смеется.

— Да это Скорпиус Малфой мне рассказывает. Сдружились мы с ним, он хороший парень.

— Он и с Мэттом дружит?

— Ну, да. А сам весь такой простой, сразу и не скажешь, что из семьи этих самых Малфоев. – Ловко переводит разговор от Мэтта Сэм.

— Ты слышал про «этих самых Малфоев»? – Осторожно начинаю я.

— Да. Разумеется. Интересная семейка, ничего не скажешь. Но мама Скорпа воспитала его в хороших отношениях к магглам. Так что, наше с Мэттом происхождение его не волнует.

— Ты не знаешь, что с самим Мэттом? – Опять пытаюсь спросить я.

— Нет. – Отрезает Сэм. У нас негласное табу, как я поняла. Разговоры о Мэтте и случившемся во время отъезда из Хогвартса мы обходим стороной. Но у Сэма становится такое лицо, что я невольно поеживаюсь. Как будто излишней ревности не хватало в моей скучной и ничем не примечательной жизни.

* * *

Опять сны. Сны, которые я не хочу видеть. В прошлый раз, когда мне приснилось подобное, Сэм получил проклятие забвения. Что на этот раз? Или, может, это просто нехороший сон?

Сэм стоит на полу Большого зала на коленях. Зал пуст и заброшен, как когда мы впервые вошли в него. Я стою в шагах двадцати от Сэма. Он поворачивает ко мне голову. Ужас в его глазах накрывает меня с головой, мне хочется забиться в угол и скулить, но я не могу такого себе позволить.

— Помоги мне. — Шепчет Сэм, но его шепот отчетливо слышен даже на таком расстоянии. — Помоги...

Мои уши режет дикий крик.

Сэм корчится на полу, вцепившись пальцами в ставшие черными волосы. Его рот скривился в ужасном вопле.

Его как будто режут по живому.

Я пытаюсь броситься к нему, но какая-то непонятная сила отталкивает меня.

Сэм опять кричит, еще страшнее прежнего.

Я колочу кулаками по воздуху, но пробиться не могу. Воздух крошится шепотом, заползающим в мои уши, как тот белый туман, оседающий на мне, как ядовитая пелена.

Остается лишь кричать.

И я кричу, связки горят, но я зову Сэма, так, будто от этого зависят наши жизни. Будто он услышит мой голос и встанет, целый и невредимый. Я прерывисто вздыхаю, меня душит вопль и рыдание, то и дело рвущееся из груди, но я молочу руками и ногами по невидимой преграде. И она поддается. Просто лопается, как мыльный пузырь, высвобождая короткую неприятную волну воздуха, ударившую меня по выставленным вперед рукам и плечам. Я подбегаю к Сэму и хватаю его за руки, пытаясь отодрать их от его лица. Он сжимает мои предплечья и поднимает на меня взгляд, полный боли.

— Проснись! — Неожиданно ровным голосом кричит он и меня выдергивает из сна.

Я тяжело и быстро дышу, надо мной склонился Сэм. Он озабоченно сдвинул брови, а теперь его лицо выражает опасение.

— Ты в порядке? — Выдыхаю я, слепо обхватывая пальцами лицо Сэма. Он позволяет мне трогать его, ворошить волосы, но глаза так и поблескивают огоньками.

— Разумеется, я в порядке... Что случилось? — Сэм и сам обхватывает меня руками, сжимая мои плечи.

— Что... Что ты делаешь здесь? — Я смущенно натягиваю одеяло повыше, почти до горла. Сэм замечает этот жест, и в его взгляде проскальзывает забота, будто я маленький ребенок. Он и сам заворачивает меня в одеяло, мне становится спокойнее.

— Ты кричала во сне. Так громко, что мы с Чаком проснулись. Ты... Вроде как, звала меня...

Чак это тот самый парень, который остался в Хогвартсе и был единственным рейвенкловцем, который был со мной до Рождества.

— Что же тебе приснилось? — Сдвигает брови Сэм.

Шок проходит и я лишь сжимаю кулаки, беспомощно сгибаясь на кровати. Я опять плачу, потому что это было ужасно. Я не хочу вспоминать это. Потому я качаю головой и из меня вырывается всхлип.

— Ох, Лилз, тише, успокойся. — Тихо шепчет Сэм и прижимает меня к себе. Я прячу лицо в его футболке для сна и обнимаю за шею. Он гладит мои волосы, успокаивая, а потом целует в макушку. Я стараюсь дышать ровнее.

— Я веду себя, как истеричка. Люди не любят этого. Я боюсь, что и ты этого не выдержишь. — Как-то вырывается у меня. Сэм молчит какое-то время. А потом ладонями приподнимает мое лицо к себе.

— Не думай о людях. Я ведь знаю, через что ты прошла. Я не люблю, когда ты плачешь, потому что и мне от этого больно. — Его голос немного надламывается. Я смаргиваю последние слезы и вглядываюсь в лицо парня.

— Не уходи.

— Не уйду. — Тихо, но твердо отвечает Сэм. Встает с моей кровати и подходит к соседней. Ложится на бок и глядит на меня. Протягивает ладонь. Я выпростаю свою руку из одеяла и сжимаю ладонь Сэма. Он улыбается, чуть сжимает мои пальцы и закрывает глаза, возвращаясь ко сну.

* * *

Солнечные лучи светят мне в глаза. Я сильнее жмурюсь и поворачиваюсь на другой бок. Открываю глаза. Щурюсь и протираю их. Нет. Это правда. Сэм действительно спит на соседней кровати, забавно приоткрыв рот. Я улыбаюсь и прохожу в душевую, моюсь и переодеваюсь в джинсы и свитер. Когда прихожу, Сэма уже нет. Наспех заправленная кровать пустует.

Я спускаюсь в гостиную и вижу там парня с ярко-голубыми волосами, в которых затесалась и пара снежно-белых прядей. Он читает книгу, шурша страницами. Уайты прихватили из дома одежду, поэтому Сэм сидит в сером свитере под горло на пуговицах. Когда я подхожу к нему, он улыбается, откладывает книгу, встает и коротко целует меня вместо приветствия.

— Пошли на завтрак, а потом на улицу. Мне кажется, там уже начались снежные баталии.

Как будто в подтверждение этих слов, в окно с силой плюхается снежок, заколдованный так, чтобы долетать до окон.

После завтрака, который вся наша компания, в том числе и Дин с Мэттом, проводит за гриффиндорским столом, мы шумной гурьбой вываливаемся на улицу, ослепленные солнечным светом, отражающимся от снега. Дин обрушивает на Сэма целый сугроб, когда вдруг оборачивается, радостно вопит и сбивает Хелли с ног объятиями. Неожиданно приехавшая девушка смеется, в ее белых волосах искрятся снежинки с варежек Дина. Парень смеется вместе с ней, но вдруг замолкает, серьезно смотрит Малфой в глаза и целует. Он что-то спрашивает у нее приглушенным голосом, и та счастливо кивает, прикусив губу. Все вокруг замирает. Все молчат и посмеиваются, но Сэм, освободившись от снежного плена, складывает ладони рупором и на манер койота весело воет:

— Ух-у-у-у!!!

Я шутливо толкаю его в бок, на что он хватает меня одной рукой и резко притягивает к себе, так, что я оказываюсь у него под подмышкой, спотыкаюсь и валю нас обоих в снег. Сэм ошалело хлопает ресницами, а я, воспользовавшись случаем, хватаю его одной рукой за грудки, а второй зачерпываю горсть снега, притягиваю на себя и решительно целую в губы. Сэм, не привыкший к такой требовательности, еще шире распахивает глаза, но потом закрывает их, пытаясь что-то сказать, но слышно лишь невнятное мычание. Вот теперь пора действовать.

Я засовываю пригоршню снега прямо за шиворот Сэму, вскакиваю и бегу, не оглядываясь, но смех разбирает меня так, что я еле передвигаю ногами. Сэм орет что-то, из чего я слышу только: "Это нечестно!". Я окончательно складываюсь, неспособная бежать, а Сэм, несущийся близко позади, натыкается на меня и тормозит.

— Ах ты хитрюга! — Сэм обхватывает меня руками вокруг живота и поднимает в воздух, победно вопя. Я хохочу и брыкаюсь, перебирая ногами в воздухе так, будто я еду на велосипеде.

— Отпусти девушку, подлый трус! — Смешливо орет Дин и несется на брата с руками, полными снега. Тот предусмотрительно отпускает меня и морщится — по его спине точно сбегают холодные струйки снега, уже растаявшего под курткой разгоряченного парня. Я взмахиваю палочкой, и груды снега в руках Дина взлетают в воздух и обрушиваются на кареглазого Уайта. Тот чертыхается и бредет обратно, вслепую размахивая руками, больше похожий на снеговика, чем на человека. Я кричу: "Тайм-аут!" и хватаю Сэма под руку, уводя от поля боя.

Мы входим в пустую гостиную. Чак с Дином уже насылали друг на друга тучи снежков, когда мы уходили. Сэм зябко поводит плечами и сбрасывает на пол насквозь мокрую куртку. Его свитер полностью мокрый на спине. Я стыдливо прикусываю губу. Сэм вдруг дергается и оглушительно чихает. Я подхожу к нему и протягиваю руку к его плечу, но останавливаюсь и нерешительно убираю ее.

— Не сердись на меня, пожалуйста... — Я смотрю в пол и прикрываю глаза. Сэм не двигается. А потом он легко вздыхает. Я открываю глаза и гляжу на парня. Тот расправляет плечи и ерошит мои волосы заботливым жестом.

— Я чуть не швырнул тебя головой в снег в прошлый раз. Как я могу на тебя сердиться, Лилз?

— Я сейчас, возьму разогревающее зелье. — Я поднимаюсь по лестнице в комнату и шарю по полкам, разыскивая маленькую бутылочку с приятным на вкус настоем каких-то трав, помогающим при простуде, подаренную мне предусмотрительной Лили на Рождество. Нахожу ее и сжимаю в руке. Выхожу в гостиную, но Сэм уже ушел. Не задумываясь, иду в другую сторону и распахиваю дверь в спальню мальчиков.

— Я нашл... — Замираю, бездумно уставившись на Сэма, стянувшего мокрую футболку и оставшегося в одних темных джинсах.

Он чуть дергается, но сразу берет себя в руки и распрямляет спину.

— Оу.

Я собираюсь развернуться, но Сэм тут же вскидывает руку с распростертыми пальцами.

— Нет, погоди, я сейчас. — Парень начинает беспорядочно метаться по комнате, разыскивая чистую футболку. Я смущенно смотрю в потолок, но нет-нет и случайно скашиваю глаза на Сэма, бегая взглядом по прямой спине и плечам. "Красивый..." — проскакивает у меня в мыслях.

Сэм победно вскидывает руку с зажатой в пальцах черной футболкой. Сильно выступающие красивые ключицы чуть двигаются. Парень быстренько натягивает одежду и подходит ко мне.

— Кхм. — Кашляю в кулак я. — Да. Впечатляет. — Мои щеки горят от смущения.

Сэм смеется и запускает пальцы в свои волосы, прохаживается по ним и спускает руку к шее, потирая ее.

— Спасибо, что ли...

Сэм дотрагивается до моей горячей щеки, пытаясь сбросить повиснувшее в воздухе напряжение, но оно как будто звенит прозрачными струнами.

— Держи. Сделай только глоток. Поможет. — Глухо бормочу я и вылетаю за дверь прежде, чем Сэм успевает ответить.

В гостиной волна напряжения чуть спадает, но немного держится в воздухе. Я выхожу из помещения, все ниже спускаясь по лестнице астрономической башни, погруженная в свои мысли. Я думаю, но не знаю о чем. Странное состояние.

— Лили! — Вдруг восклицает кто-то, и я осматриваюсь, ища глазами источник звука.

— Ли-или-и-и! — Меня чуть не сбивают с ног Олив и Перри в дутых куртках и шапках, красные от мороза. Я радостно смеюсь, обнимаюсь с ними и отвечаю на вопросы, которыми они меня заваливают, как вдруг кто-то прочищает горло, означая свое присутствие. Я поворачиваю голову и замечаю Рэда, кажется, заметно выросшего за время каникул. В торчащей из-под шапки челке запуталась пара снежинок.

— Рэд! — Я на радостях обнимаю и его, а добродушный парень похлопывает меня по спине. — Но... Стоп, откуда ты здесь? Ты ведь собирался вернуться позже.

Рэд смущенно покашливает, а Олив заливается такой краской, которую видно даже на ее смуглой коже. Перри хитро щурится и чуть толкает подругу в бок.

— Будет лучше, если скажешь ты.

— Хм, Рэд был у меня в гостях... Немножко...

Моя челюсть отпадает, как будто кто-то обрезал поддерживающую ее ниточку.

— А... Родители?

— А родители сами его пригласили. — Закрывает пылающее лицо Олив.

— Оу, ну, это круто. Правда.

Олив и Рэд одновременно кивают и уходят вперед.

Перри протягивает мне сжатый кулак, и мы сталкиваемся костяшками пальцев, как будто говоря: "Да, бро, это свершилось".

Все пропали. Я пытаюсь найти Сэма, но он куда-то делся, Дин тоже исчез. Более того, ни Рэда, ни Хелли, ни даже ее брата Скорпиуса, с помощью которого я хотела выйти на след пропавших. Нехорошее предчувствие сдавливает мои внутренности и я иду в последнее место, где надеюсь их найти. Больничное крыло.

Я подхожу к нему и вижу, как из-за дверей вываливается толпа этих самых пропавших. Всех, кроме Мэтта.

— Что случилось? — Я подлетаю к ним и замечаю пустое выражение глаз Дина.

— Он не знал. Он полез туда. Не надо было...

— Что случилось? — Опять повторяю я, но ответа не следует. — Что случилось?!

— Мэтт!!! — Вдруг срывается Сэм, оборачиваясь ко мне. В его глазах пляшут белые огоньки. — Нагулялся он в своем Запретном лесу! Напоролся на эту хрень, которая теперь сожрет его изнутри!!!

— Не ори на нее, Сэм. Это ведь не она виновата. — Ровным голосом произносит Дин. Это одна из странностей Уайтов. Энергичный и взбалмошный Дин при потрясениях вянет и стихает, превращаясь в тень, а Сэм, обычно уравновешенный и рассудительный, взрывается и искрит, руша все и вся на своем пути.

— Просто объясните мне, что с Мэттом? — Надломлено выдавливаю из себя я.

— Мэтт лазил по Запретному лесу ранним утром, практически ночью. Ночью полнолуния. — Неожиданно подает голос Скорпиус. Бледно-голубые глаза смотрят цепко, но не так неприятно, как выглядит взгляд его отца. Они скорее похожи на глаза Мэтта.

Понимание приходит ко мне немедленно, но я отвергаю его. Вернее, мне хочется его отвергать. Но все ведет к ужасному ответу.

— Его укусили?.. — Шепчу я. Оборотень укусил Мэтта, но парня спасли, это точно. Если бы не спасли, он бы не был в Больничном крыле.

Сэм кивает, а Хелли всхлипывает и хватает ладонь своего брата. Наша дерзкая, стойкая Хелли.

— Но он ведь выживет...

— Не факт. — Скорпиус кривится и потирает переносицу. Мэтт ведь и его друг.

Мы долго сидим молча, пока бледная мадам Помфри не выходит из-за двери и не сообщает, что Мэтт жив. Он слаб и жив, но теперь он оборотень. Эта новость бухает у меня в висках. Наша жизнь в Хогвартсе превратилась в страшный сон.

* * *

— Все будет хорошо, Мэтт. Просто внимай советам МакГонагалл и мадам Помфри, и все обойдется.

— По-твоему, я буду понимать, что я делаю, в облике волка? — Бледный и худой Мэтт полулежит на больничной койке, облокотившись о подушку.

— Нет, не будешь, но все будет хорошо. — Опять повторяю я. — Сейчас ничего страшного не произойдет. Подумаешь, тошнит от столового серебра...

— И от людей. — Вставляет Бернс.

— ...Ты ничем не отличаешься от остальных. Потому что ты и есть обычный человек. — Я улыбаюсь и ободряюще сжимаю предплечье Мэтта. Он похож на призрака, тонкий и белый, с черными кругами под глазами. Только на лице все так же пляшет чуть усталая ослепительная улыбка. Но теперь и ее нет.

— Что же скажут родители... — Шепчет парень. Мы много раз молчали об этом. Именно молчали. Мы не знаем, что говорить. Все это слишком сложно и тяжело.

— Хей, мы тебя не оставим. — Я решительно гляжу в глаза несчастного.

— Честно? — Непривычно мягко и ранимо спрашивает Мэтт. Будто одним словом из него вырвались все эмоции, которые до этого нельзя было показать кому-либо. За этот месяц с момента укуса мы сдружились. Я поддерживаю его, а он... Он как будто дополняет меня. Это делает и Сэм, только иначе. Мы две половины одного целого, неразделимого. А Мэтт это тот друг, который нуждается в тебе, и ты это знаешь. Сложно объяснить. Поэтому я просто отвечаю:

— Честно.

— My secrets are buried now

From my heart and my bones catch a fever…

— When it cuts you up this deep

It's hard to find a way to breathe.* – Подхватываю я и ухожу.

Весь день я дергаюсь и нервничаю, а на переменах при первой возможности навещаю Мэтта, пока в один такой визит приближающееся полнолуние не кладет на него значимый отпечаток.

— Убирайся отсюда!!! — Вопит Мэтт вне себя, как только я переступаю порог.

Я ошалело стою, после чего осторожно подхожу к парню и успокаивающе произношу:

— Мэтт, это я, Лили.

Мэтт пару секунд смотрит на меня, как будто не узнавая, а потом стыдливо прикрывает глаза рукой.

— Прости... Я немного не в себе.

Одеяло сброшено с кровати.

Несколько учебников, раньше лежащих рядом на тумбочке, валяются там же, раскрытые на разных помятых страницах. Нетронутая бутылочка успокаивающей настойки стоит у изголовья кровати. Немного не в себе.

— Ничего, я понимаю.

— Тебе, похоже, действительно стоит уйти. Я не хочу сорваться на тебя, окей?

Я киваю и вяло махаю больному рукой.

— Увидимся завтра днем. — Кидает Мэтт на прощание, прежде, чем я захлопываю дверь.

* * *

— Чак, ты не видел Сэма?

Рыжеволосый парень поднимает голову от альбома для рисования и мотает ей из стороны в сторону.

— Не против, если я... — Я легким взмахом руки указываю на свободное место на диванчике.

— О, конечно. — Чак пододвигается, освобождая еще больше пространства.

— Ты хорошо рисуешь? — Я осторожно дотрагиваюсь до плотного листа бумаги, на котором изображен гиппогриф, детально прорисованный. Чак пытается его утихомирить, то и дело тыча в него острым карандашом, чтобы тот не прыгал по поверхности листа.

— Как видишь. — Чак не отрывает глаз от рисунка, но я понимаю, что это не неуважение к собеседнику, а всецелое поглощение процессом рисования.

Я рассматриваю парня так, как будто увидела впервые. Медно-рыжие волосы немного курчавятся, губа закушена, она бледнеет, когда Чак сильнее сжимает ее зубами, большие карие, почти черные глаза сосредоточенно наблюдают за гиппогрифом, худая спина чуть сгорблена. От всего вида Чака Фоллера кажется, что здесь происходит какое-то таинство, нечто совершенно секретное и чрезвычайно одухотворенное. Это вдохновляет и меня.

— Погоди, я сейчас. Мне нужно прихватить кое-что. — Чак встает и откладывает альбом.

— О, конечно. — Копируя манеру Чака, роняю я. Он улыбается и уходит в спальню, где ночует и Сэм.

В гостиной никого нет, только-только закончился ужин. Даже надменная Бриджит, с которой мне приходится делить спальню, упорхнула в неизвестном направлении. Я воровато осматриваю пустую комнату и тяну руку к альбому. Одной рукой приподнимаю страницу с гиппогрифом. На меня смотрят знакомые глаза.

Перри сидит на каменном подоконнике во внутреннем дворике Хогвартса. В переброшенных на одну сторону темных волосах запутались отблески солнца. Перри смеется. Я заинтригованно переворачиваю страницу и вижу еще одну Перри, сосредоточенно решающую тест по трансфигурации. Еще несколько последующих изображений девушки прерываются только парочкой рисунков, вроде разных фантастических зверей. Я удивленно гляжу на любовно прорисованные черты девушки. Значит, вот оно как...

Где-то сверху хлопает дверь. Я чуть ли не отбрасываю от себя альбом с чужим секретом, но Чак уже стоит передо мной с зажатыми в руке цветными карандашами.

— Хм, гиппогриф, он пытался улететь. Да. — Я неловко стучу по нарисованному зверю, на что он уворачивается от моих пальцев и недовольно разевает клюв в немом клекоте.

— Не бойся, не улетит. — Чак осторожно садится рядом и принимает альбом себе.

Молчание нарушается только шорохом карандашей по поверхности.

— Ты смотрела.

— Что? — Я поднимаю голову от обретающего цвет гиппогрифа. Внутри меня что-то сжимается.

— Ты видела рисунки.

— Оу, ну... — Я не могу врать ему. Не хочется.

— Ясно.

— ...

— ...

— ...

— Не говори ей, ладно? Я сам хочу это сделать.

— Да, разумеется.

— ...

— ...

— А у нее кто-нибудь?..

— Нет.

— Хм, здорово.

— Да. Ну, я пойду, наверное.

Чак рассеянно кивает. Я поднимаюсь в комнату.

Я читаю, пока совершенно не темнеет, а в комнате не объявляется Бриджит со свитой. Я ложусь спать и занавешиваю полог. Через какое-то время свет за легкой тканью меркнет.

Я сплю, когда сквозь сон прорывается звук резко распахнутой двери. Я подскакиваю и откидываю полог. Там стоит взъерошенная Хелли.

— Хел, ты видела, который час? — Я кидаю взгляд на кровати других, где спящие начинают шевелиться. — Как ты вообще сюда...

— Лили, бежим, скорее! — Я замечаю слезы в глазах девушки.

— Что...

— Там новый укушенный, бежим! — Хелли уже рыдает, хватая меня за руку.

Я чувствую только бухающий ком льда, мое смерзшееся сердце, пока я бегу по направлению к Больничному крылу. Каменные плиты пола волнами холода овевают мои босые стопы. Когда мы, наконец, добегаем до точки назначения, я уже думаю, что умру от волнения.

— Что-то с Мэттом? – Заранее спрашиваю я.

— Нет, его просто задела пуля. – Хелли протаскивает меня в светлое помещение.

Я сразу замечаю Мэтта, морщащегося от боли и покрытого испариной. Хочу подойти к нему, но что-то меня останавливает.

На соседней койке лежит кто-то в изодранной одежде. Бок прокушен так, что страшно даже думать об этом, не то, что смотреть.

Я делаю пару шагов.

Из меня вырывается всхлип-стон. Мне хочется потерять сознание тут же, чтобы забыть этот образ.

Полумертвый Сэм в крови.

* — Слова из песни Bring Me The Horizon — Sleepwalking

— Это все ты, ты, ТЫ!!! — Кричу я вне себя, пока Дин стоит сзади, крепко обхватив меня руками.

— Тише, тише... — Шепчет он, но у него получается неубедительно. Голос такой, словно он и сам готов заплакать и закричать.

Я кидаюсь к Сэму, но Дин крепче сжимает мои локти.

— Нельзя. Он ранен. Нельзя, Лили.

Мэтт смотрит, чуть прикрыв веки. По его щеке проходит царапина от скользнувшей пули. Его наверняка разбирает дикая боль от серебра, капилляры на щеке чернеют сожженными ниточками, протягиваясь по левой половине лица, но парень смотрит лишь на меня, пока мадам Помфри метается от одного пострадавшего к другому, залечивая шрамы у Мэтта и борясь за жизнь Сэма. Бернс сидит, скрючившись, будто он цветок, сломанный сильным ветром. Из-под грязных, всколоченных волос блестят пьяные от боли глаза. Но я вижу в них укор. И боль не от пули. От того, что его только что предали.

" — Хей, мы тебя не оставим.

— Честно?

— Честно."

— Это ты-ы! — Уже рыдаю я, вжимаясь в Дина. Тот и сам напряжен как струна, обеспокоен из-за брата. Он молчит, а я веду себя, как последняя истеричка.

— Я. — Едва шевеля губами, до которых почти достают черные ниточки, соглашается Мэтт. Потом кривится, еще больше страдая от движения лицом. — Я...

Мадам Помфри уводит нас из помещения, чтобы мы ей не мешали.

— Как так получилось?.. – я не узнаю свой голос. Я инстинктивно рвусь к Сэму, но меня за руку держит Дин. Я уверена, он готов нарушить запрет и рвануть туда со мной.

— Когда Мэтт был… Ну, ты понимаешь… — Хватка Дина чуть слабеет. — Извините, я не могу... — Дин прикрывает рот рукой и быстро уходит.

— Дин! — Хелли пускается за ним. Я остаюсь одна.

Через десять минут дверь наконец открывается. Я радостно дергаюсь навстречу мадам Помфри, но что-то вопит во мне. Целитель морщится, ее глаза полны слез.

— Мне очень жаль, но он потерял слишком много крови... — Она прижимает ладони к лицу и быстро уходит.

Я немею.

Мои ноги не слушаются меня и подкашиваются.

Скажите мне, что вы пошутили.

Скажите мне, что с ним все в порядке!

Скажите мне это!!!

Я прохожу в Больничное крыло, спотыкаясь у порога. На одной койке лежит Мэтт с закрытыми глазами. Пустая бутылочка зелья без снов стоит на тумбочке. Протягиваю руку к другой кровати.

На ней лежит Сэм.

Бледный, настолько бледный...

Обескровленные губы, чуть ли не прозрачные веки, беспомощно лежащие на одеяле ладони.

Я медленно опускаюсь на колени перед койкой. Приподнимаю руку с дрожащими пальцами. Приглаживаю волосы парня, заправляю за ухо несколько русых прядей.

Ты ведь жив? Жив?..

— Сэм... — Хрипло шепчу я. Парень не отзывается.

— Сэм... — Я бессильно роняю голову на грудь Уайта. Конвульсивные рыдания рвутся изнутри, разрывая меня на части. Это все неправда. Это все неправда... — Сэм!

Я чуть ли не вою в мягкое одеяло, пахнущее порошком и лекарствами.

И я плачу.

Плачу так сильно, как плачут только маленькие дети. Надрывно, глотая бесконечные слезы. Я забываю дышать и делаю вдох только тогда, когда мои легкие уже горят. Я не могу в это поверить... Я не должна в это поверить...

Я подползаю на коленях поближе, одну руку пропускаю под головой Сэма, придерживая ее, а другой приобнимаю, держа белого как мел парня, будто он заснувший ребенок. От него уже не пахнет живым запахом листьев и морской соли. Он мертв. Он ме-е-ертв...

Мои слезы падают на голую чистую грудь Уайта. Грязная одежда, от которой веет железистым запахом крови, комом валяется на полу. Я задерживаю дыхание, стараясь представить запах дерева, света и моря, всегда сопровождающий Сэма, но в голове пустота. Сердце Сэма не бьется. И мое сердце тоже остановилось. Я не слышу его биения, только пальцы покалывает, а по руках и ногам проходится холодок.

Я прижимаю свой лоб к холодеющему лбу Сэма. Такой красивый, мучительно красивый, даже после смерти. Я запускаю пыльцы в волосы, чистые благодаря заклинаниям мадам Помфри. Сжимаю кажущееся таким хрупким тело, стараясь стать с ним одним целым, отдать хоть частичку живого тепла, но у меня ничего не получается. Я беспомощно раскачиваюсь, кажется, умирая вместе с Сэмом. В горле и груди смерзся целый ком сплошной боли, она выпускает иголки, раз за разом, наблюдая за моим сердцем, из уколов в котором сочится кровь. В голове тишина, звук как будто отключили. Только последние удары моего сердца гоняют последнюю кровь, омывающую мое тело.

Я не верю, когда оно не останавливается.

Не верю.

— О Господи… — Выдыхает Дин где-то сзади. Я отстраняюсь и парень подлетает к брату. – О Господи…

Дин скрючивается у койки Сэма, слышны только сухие рыдания. Не такие, как тогда, в пещере. Тогда мы знали, что увидим Сэма. Теперь же мы потеряли его навсегда.

* * *

Я стою перед дверью выручай-комнаты. Дергаю ручку. Закрываю глаза и в совершенном неведении проходу внутрь. Запираю дверь. Я знаю, что окажется здесь.

Темнота слепит мои глаза. Но вот вспыхивают бело-синие огоньки. Они змейкой ползут по полу прямо к моим ногам. Тухнут. Опять загораются. Гостиная Рейвенкло.

— Нет, уйди! – Кричу я и зажмуриваюсь.

За моими веками мягко горит свет. Я не хочу открывать глаза и видеть там комнату в моем сундуке, где я лежала на коленях у Сэма, а он перебирал мои волосы теплыми, длинными и чуткими пальцами. Теперь они холодны.

Я никогда больше не сожму его руку. Он никогда не улыбнется мне одними глазами. Я никогда не взъерошу его бирюзовые волосы небрежным жестом. Не попытаюсь натянуть забавную ушастую шапку на его голову и завязать шарф. Не обниму изо всех сил, чтобы выразить все, что мной движет. Не пройдусь легонько пальцами по его шее и плечам, так, что мурашки пробегают по его спине. Никогда не поцелую, ощущая приятные и теплые губы. И он никогда не ответит на мой поцелуй.

Я не замечаю, как сжимаюсь в комочек и сижу на корточках, раскачиваясь.

Никогда.

Никогда.

Никогда.

Я распахиваю глаза. Передо мной бесконечный ряд зеркал. Они создают бесконечно длинные туннели и лабиринты. Я распрямляю спину. Дотрагиваюсь до одного зеркала. Вопреки всем ожиданиям, оно очень тонкое. Я сжимаю кулак.

Сэм старательно выводит буквы при лунном свете, а я украдкой гляжу на него.

Одно зеркало разбивается вдребезги.

Сэм приобнимает меня, впервые после ссоры. Я успокаиваюсь.

Второе зеркало мелкими осколками впивается мне у руку.

Сэм взволнованно вглядывается в мое лицо, наклонившись над больничной койкой.

Кровь стекает по моей руке.

Огоньки вспыхивают в белых волосах Сэма.

Сэм будит меня, прекращая кошмар, и заворачивает в одеяло, обнимая. Слезы уходят из моих глаз. Я прижимаюсь к нему.

Сэм смущенно отводит глаза в поисках футболки, пока мой взгляд прикован к его широким плечам.

Я сплетаю наши пальцы.

Опускаюсь на колени среди осколков и кричу, как раненный зверь. Мне больно, так больно, чертовски больно!!! Как ты посмел оставить меня? Как ты оставил Дина? Ка-а-ак?!

А как больно было ему, ощущать, как яд клыков оборотня расползается по телу, не иметь возможности даже сказать что-нибудь?

Я с ним не попрощалась.

Осознание этого заставляет меня раскрыть глаза. Я лежу среди осколков зеркал, в них отражаются многочисленные разноцветные глаза, окровавленные руки, спутанные волосы, раскрытые губы. Я скрючиваюсь еще больше, мечтая сжаться и исчезнуть, чтобы не ощущать этой боли, застывшей во мне. Я умерла. Но я жива. А Сэм мертв. Навечно.

* * *

Неделя пролетела как в тумане, я мало что помню. Я была на похоронах Сэма. Его родители. Они так плакали. Я стояла чуть в стороне ото всех, наблюдая за Уайтами, потерявшими сына и брата. Дин, чье лицо было непривычно угрюмо и отрешенно, чуть сжал мою руку, когда проходил мимо. Ему больнее. Это то, во что я должна верить. Но и я любила Сэма больше жизни. И чувствую, что продолжаю любить сейчас.

Я перевожу взгляд на гриффиндорский стол. Там не так шумно, как обычно, без заводилы Дина. Джеймс Поттер, и тот не травит бесконечные шутки и не пытается подложить никому в еду блевательный батончик.

Мэтт сидит за слизеринским столом. Обычно прямая спина сгорблена. Он потерян. Я стараюсь понять его. Он лишил жизни лучшего друга. У него есть оправдание, он ведь не мог себя контролировать, но, будь я на его месте, я бы страдала не меньше.

Мэтт ловит мой взгляд и устало смотрит на меня. У него затравленный и усталый вид. Наш Мэтт никогда таким не был. И с этим нужно что-то делать.

Когда Бернс поднимается с места и идет к выходу, я быстро подхватываюсь и иду к нему. Он удивленно замечает меня рядом с собой.

— Что-то случилось? – Хриплый голос, под стать внешнему облику парня. Я чувствую, как внутри сжимается боль. Сэма больше нет. Что случилось? Даже не знаю. Мэтт правильно характеризует мое молчание и виновато склоняет голову.

— Ты идешь за мной. – Тихо говорю я и тяну Мэтта за рукав. Он подчиняется. Похоже, ему все равно, куда его ведут. Как и мне последнюю неделю. Но теперь я должна вытащить парня, а заодно и обрести себя. Если это возможно.

Мы поднимаемся по лестнице, ведущей на Астрономическую башню. Я открываю дверь, ведущую на поверхность. Мэтт крепче сжимает мое предплечье. Холодный и безжалостный февральский ветер дует мне в лицо. Волосы я теперь заплетаю только в косу, им это не страшно.

— Что-то не так? – Я присаживаюсь на широкий каменный бордюр. Мне страшно. Мне дико страшно. Но теперь что-то сломалось во мне, и мой самый главный страх приутих. Его место заняла постоянная боль.

— Я… Боюсь высоты. – Мэтт, и без этого бледный, становится похожим на приведение. Кажется, протянешь руку – она пройдет насквозь.

Что-то во мне взвывает. Я тоже боюсь высоты, Мэтт. Но, если ты узнаешь, что тебя за руку на высоте держит человек, который сам готов сорваться отсюда, и его поддерживает только желание заглушить боль адреналином, тебе вряд ли будет приятно.

— Все в порядке. Доверься мне.

И Мэтт кивает. Свешивает ноги в пустоту. Я легонько взмахиваю палочкой. Достаю из рюкзака бутылку с плещущейся в ней жидкостью густого янтарного цвета. У Мэтта округляются глаза.

— Лил… Лили, ты чего? – Мэтт ошарашенно следит за тем, как я прикладываюсь к горлышку и делаю малюсенький осторожный глоток. Закашливаюсь. Как будто огонь залили мне в горло, а перед этим подожгли. Дергаю бровями.

— Пей. – Протягиваю бутылку парню. Он делает глоток. Явно больший, чем мой. Чуть морщится, но не кашляет и точно не брезгует. Что же с тобой? Когда ты стал таким? Как один месяц может так изменить человека? Вспоминаю, как и изменилась за неделю, и морщусь.

— Где ты взяла огневиски?

— Чего только не достанешь у сердобольных гриффиндорцев. – Хмыкаю я. Больше Мэтт вопросов не задает.

Мы сидим, по очереди передавая бутылку друг другу. Студеный ветер пробирается под мантию, но с каждым глотком становится теплее. Огневиски. Огонь. Тепло. Смешно. Я хихикаю, и Мэтт, косясь на меня, отбирает бутылку.

— Говори. – Даже язык не заплетается.

— Что говорить? – Удивляется Мэтт. Обычно ясные светло-голубые глаза подернулись поволокой. Не от алкоголя. Но от чего? Это я и хочу узнать.

— Что тебя мучает. О чем сожалеешь. Как ты себя чувствуешь.

Мэтт приподнимает брови. В обычном состоянии он бы точно не захотел говорить, но огневиски развязало ему язык. Чего я и добивалась. И было бы неплохо, если бы Мэтт не очень хорошо запомнил этот разговор. Иначе наше общение изменится еще сильнее, чем оно изменилось на данный момент.

И Мэтт говорит. Слова, сначала идущие так неловко, будто нехотя вылезающие из-за зубов, теперь льются потоком. Ни пауз, ни эмоций. Только на одних словах голос Мэтта срывается:

— Я не хотел его убивать. Я ублюдок. Я — зло. И я ничего не могу с этим поделать.

Мне сложно слушать чужие переживания и беды. Мне хватило своих. Но я поглощаю слова Мэтта. С каждым, не отделенным от другого, предложением, мне становится тяжелее дышать. А Мэтт освобождается. Я вижу это. Его плечи чуть распрямляются. Глаза обретают некую ясность. Но рот кривится. Мэтт смаргивает слезы. Я удивляюсь, но не подаю виду, чтобы не смутить парня.

— И я ведь даже не знал. Меня усыпили, чуть подлатав. А на Сэма ничего не хватило… Думаешь, я не переживаю? Я убил собственного друга! Я. Убийца. Жалкий. Убийца. — Плечи Мэтта дергаются с каждым словом, и я слышу всхлип. И сама шмыгаю носом. Чувство злости к Мэтту лопается, как мыльный пузырь. И до этого я понимала, что он не знал, что творил, но эта исповедь разрушила что-то не дающее мне понять все окончательно. И смириться со смертью Сэма. Сделанного не воротишь. Нужно жить дальше. Он бы понял. Он всегда меня понимал, мой Сэм.

— Знаешь что? – Я смотрю вдаль, на заснеженные верхушки елей. Как все изменилось…

…— Тут написано "опасно для жизни", ты ведь не хочешь полезть в эту рухлядь? — Вдруг подает голос Сэм, и я вздрагиваю.

— Мой дорогой брат, именно это я и собираюсь сделать! — Сквозь зубы с сумасшедшей улыбкой отвечает Дин. Его глаза уже прикованы к старому замку, полуразрушенной грудой возвышающемуся на зеленом холме. С одного боку его подпирает золотой, только местами темно-зеленый, лес, с другого он окружен горами, с третьего виднеются просторные поля и озеро.

— А они знали, где строить. Пейзаж очень красивый. — Бормочу я, стараясь охватить взглядом охровую макушку леса.

— Вай-вай, кому что, а Лили — пейзажи. Тебе в наших походах нужны только цветочки да поля. Осталась бы на арене, утешила бы свою жажду прекрасного. — Хохочет Мэтт, откинув волосы со лба…

— Что? – Бесконечно больной и страдающий Мэтт поворачивает ко мне взлохмаченную голову.

— Иди сюда. – Я кладу одну руку на плечи Мэтту и притягиваю его к себе. Обнимаю, обвивая руки вокруг спины. Он замирает. Я не чувствую, как бьется его сердце. А потом он приподнимает свои руки.

— Ты замечательная, Лили. – Шепчет он мне на ухо.

— Ты замечательный, Сэм Уайт, ты знаешь это? – Шепчу я, жадно всматриваясь в закрытые глаза и подрагивающие белые ресницы.

Я укладываю голову на плечо Сэму, поудобнее обхватываю его талию руками и закрываю глаза. Сэм что-то бубнит во сне и притягивает меня к себе, устраивая свои пальцы у меня на ладони.

— Не стоит меня любить. Я и Сэма не уберегла. И своих родителей. Я могла уйти с ними всеми. Но я осталась одна. – Слова вырываются прежде, чем я их осмысливаю, и получается немного заторможено. Тем лучше. Можно будет списать на опьянение, если реакция на мои слова будет ранящей. Но Мэтт крепче сжимает объятия.

— Ты не одна. Сэм не простил бы тебе таких слов. У тебя есть мы. И ты это знаешь.

Я киваю, положив голову Мэтту на плечо. Чувствую себя немного виновато, потому что для меня Мэтт – друг, а я для него значу явно что-то большее. Но мы пьяны. И молоды. И убиты. Нам можно.

Я жду, пока мои слезы не просыхают. Встаю, и чуть не падаю в пропасть. В последний момент Мэтт поддерживает меня за талию. Память сразу представляет на месте рук Мэтта теплые тонкие пальцы Сэма. Я прерывисто вздыхаю, но боль уже не так сильна.

— Осторожнее, Лил.

Мэтт проводит меня до спальни Рейвенкло. Холодный ветер на высоте продувал мою голову, но сейчас я чувствую себя совершенно пьяной.

— Спокойной ночи. И, знаешь…

— Что? – Я щурю глаза, чтобы разглядеть Мэтта в полумраке.

— Я бы прибил тебя, если бы ты не была в таком состоянии. Ты чуть не сорвалась, черт возьми! – Мэтт импульсивно протягивает ко мне руки, но в последний момент сжимает их в кулаки и трет ладони о штаны, волнуясь. Я рассеянно киваю и открываю дверь. Я что-то хотела ответить… А, да, точно!

— Я бы не сорвалась, Мэттью. Для чего, по-твоему, мне страховочное заклинание?

Все еще наслаждаясь видом вытянувшегося лица Мэтта, я бреду к себе в спальню, не обращая внимания на оклики одноклассников. Заваливаюсь на постель прямо в одежде и обуви. Так. Вроде, это раздражает Бриджит. Ой да ладно. Все равно она и ее свита утихомирились после того, что случилось. Добреньких из себя строят, что ли?..

Я просыпаюсь среди ночи. Мне холодно. Откидываю полог и осторожно иду по ковру в гостиную, поближе к камину. Отмечаю, что краски как будто стали ярче, даже учитывая то, что сейчас ночь. Я не видела их такими уже больше месяца.

У огня кто-то сидит на полу. Голубые волосы. Объемный свитер. Тихо присаживаюсь рядом. Точно галлюцинации. Или сон.

— Что с тобой? Почему ты не спишь? – Сэм удивленно смотрит на то, как я неловко заваливаюсь на пол. Пусть он и сон, о моем опьянении он знать не должен.

— Мне холодно. Я буду спать здесь. Ты не против? – Я бухаюсь на ковер и глупо хихикаю, а смех превращается в тихое рыдание. Он под землей. Он со мной не заговорит. И, разумеется, он не против.

— Ох, нет. – Сэм хмурится, но с вопросами не лезет. Только берет плед и накрывает меня им. Целует в лоб.

— Спокойной ночи, Лилз.

— Спокойной ночи, Сэм.

Сэм уходит. Я провожаю его взглядом и закрываю глаза, засыпая. На веках отпечатался образ Сэма. Я запомнила тебя таким, Сэм Уайт.

И я буду тебя помнить.

Я открываю глаза. Странно, мне казалось, я уснула у камина. Сознание тут же выдает образ Сэма и я кривлюсь. Мне жить с этой болью по утрам, когда я пару первых секунд не помню, что случилось, а потом думаю о Сэме в крови и гробе, опускающемся под землю, и меня словно бьет тяжелой кувалдой в грудную клетку. Пора привыкать.

Я на автомате смотрю на часы и вскакиваю с кровати, так резко, что голова немного кружится, и я чуть не бухаюсь обратно. Как я могла так опоздать?! Отбрасываю полог, и белый свет из окна ударяет меня в глаза. Странно. Вчера снега было меньше, да и тот был какой-то… Февральский.

Я открываю дверь в гостиную и замираю. Опять?..

* * *

Сэм

Лили стоит, замерев на верхней ступеньке лестницы. У нее болезненный вид. Хорошо, что я ее перенес, и она спала в мягкой постели, а не на твердом полу. Она медленно, словно во сне, сходит со ступенек и подходит ко мне, вглядываясь в меня так, что мне не по себе. И я замечаю кое-что еще. У нее в глазах дрожат слезы.

— Зачем ты нас оставил? Нам же больно. — С этими словами она опускает голову и сжимает виски ладонями. — Уходи, хватит мне сниться, я не могу так больше.

Лили уменьшается, скрючиваясь, теряясь в объемном свитере, как корабль в волнах, исчезая, не оставляя ничего на поверхности, унося все тайны и всех людей с их жалкими ценностями на дно. Она рыдает так горько, что я не выдерживаю и обнимаю ее. Она утыкается в мой свитер носом, я вдыхаю запах ее волос. Фруктовые духи с небольшой кислинкой, тонкий шлейф которых повисает в воздухе даже после ее ухода.

— Ты самый лучший сон в мире. — Бормочет она мне в свитер.

— Я не сон, Лилз. Что с тобой? — Я поднимаю ее лицо, заставляя смотреть на меня. Она так хрупка, моя Лили. А я даже чаще не знаю, из-за чего она плачет. Она сильна даже только потому, что закапывает это в себе, чтобы не отравить окружающих. Но потом это убивает ее саму. И она, все-таки, та самая девочка, греющая свои ладони в моих, в пещере, полной лунного света.

— Какое сегодня число? — В ее, как я с ужасом заметил, мертвых глазах, зажигается заинтересованный огонек.

— Десятое. — Бормочу я. Не дай Бог спросит, какой год. Я уже боюсь за нее.

Она каменеет. Я чувствую, как замирают ее пальцы, ее руки, ее лицо. На губах расцветает безумная улыбка. Она рыдает, смеясь.

— Господи... — Выдыхает Лили и обвивает меня руками.

Лили

Я поняла. Я все поняла! Это был сон! Очередной, мать-его-кошмар! Я чувствую, как тепло, исходящее прямо из кончиков пальцев, которыми я дотрагиваюсь до мягкого свитера живого и невредимого Сэма, разливается по мне, загоняя остатки мертвого холода в самые укромные уголки. Я не хочу, чтобы во мне оставалась эта зияющая дыра. Поэтому я сильнее вжимаюсь в Сэма и накрываю его губы своими.

Все мои чувства, кажется, сосредоточились на моих губах, я жадно вдыхаю живой запах дерева и моря, хочу открыть глаза, чтобы насмотреться на эти живые, зеленые, бескрайние, как огромная водная гладь океана, но чувствую, что не могу, потому что вот оно! Я раскрываю губы Сэма своими и требовательно запускаю пальцы в его волосы, стараясь, чтобы между нами не осталось никакого пространства. Тепло из солнечного сплетения импульсами расходится по телу, отогревая его, мурашками рассыпаясь по кончикам пальцев, ресниц, кожи. Я будто сама излучаю это тепло и радость. Я больше его никогда не отпущу.

Сэм, вопреки всем моим ожиданиям, не отстраняется, как обычно, а сам руками обвивает мою талию, углубляет поцелуй, пока все мое сознание трепещет. И в голове точно складываются слова: "Я скучала, черт возьми, я так скучала!". И я действительно чувствую, что соскучилась по этим сильным рукам, тонким, светло-русым волосам, искоркам в глазах, теплу губ, запаху кожи и этому чувству, которое само толкает меня к Сэму, когда мне хочется его поцеловать.

Сейчас оно остро, как никогда.

Я поднимаю руки по спине Сэма, до линии волос, граничащей с шеей. Он дышит чуть тяжелее, но все так же жадно отдает мне свое тепло, как будто это он потерял меня. Мы такие ненасытные и свободные от предрассудков, какими могут быть только подростки.

— Не оставляй меня, хорошо? Я видела ужасные вещи... И не хочу, чтобы это случилось. — Чуть задыхаясь, шепчу я ему в шею.

— Не оставлю. — Просто отвечает Сэм и находит мои губы. В следующую секунду мы не помним ничего, нам не важно ничто, кроме человека, целующего нас.

Мы делаем пару шагов назад и спотыкаемся о стол, чуть не падая.

— Ты хоть понимаешь, что сейчас… — Сэм обеспокоенно ловит мой взгляд, отрываясь от меня.

— К черту. – Я как можно увереннее сжимаю между пальцами свитер на спине Сэма.

И пусть весь мир катится в Тартарары. Они жив. И мы вместе.

* * *

— Мы весь день проспим. – Бурчит Сэм откуда-то с пола, куда он свалился. Ему было лень подниматься. Даже на него не похоже.

— Угу. – Бурчу я. По праву обладания лишней Х-хромосомой я осталась на мягкой кровати, а Сэм сцапал подушку у меня из-под головы. Мы может и любим друг друга, но на полу без подушки – это уже перебор.

— Нет, я серьезно, Лилз. Сколько сейчас? – Откуда-то снизу поднимется рука с наручными часами. Я одним глазом гляжу на них.

— Сейчас только час. – Я опять утыкаюсь лицом в матрас.

Сэм вскакивает с пола, отыскивая свитер. Я переворачиваюсь на спину и гляжу на него, глазами переходя от ключиц и шеи до лопаток.

— Просто представь ситуацию – кто-то из твоих соседок по комнате возвращается раньше, как Олив и Перри вчера, и застают тут полуголого Сэма Уайта-того-самого.

Я фыркаю.

— Уверена, они не будут возражать.

— Вставай. – Сэм уже полностью оделся и присел напротив меня, уставившись мне в глаза. Я не блефую и выпяливаюсь на него в ответ. Мы не моргаем. В конце концов, Сэм фыркает, почти так же, как я минуту назад, и поднимается. Я закрываю глаза и собираюсь повернуться на другой бок со словами: «Я победила», но Сэм хватает меня и поднимает на руки, так, что я оказываюсь в коконе из мягкого невесомого одеяла. Он, видимо, ждет, что я запротестую и начну выворачиваться в его руках, но я лишь сонно зеваю и утыкаюсь носом в одеяло, подвернувшееся наподобие валика прямо у меня под головой. Да и как мне выбираться из его рук, ползком, аки гусеница?

— Вставай. – Опять говорит Сэм.

— Теоретически, я уже стала, я ведь у тебя на руках, а ты находишься в вертика… — Пока скулы сводит зевота, я проговариваю это, но Сэм закатывает глаза и наклоняется ко мне, прерывая вымученную моим сонным мозгом речь поцелуем.

— Ладно. Я поняла. – Забывшись, я хочу встать, но чуть не сваливаюсь с рук Сэма. Он поудобнее перехватывает меня и тащит в душевую.

Там он кладет меня прямо на пол.

— Я в гостиной. – Улыбается он и закрывает дверь. Ишь ты, какой обходительный.

Пока я моюсь, я вспоминаю, какие у Сэма плечи, какая на ощупь кожа, волосы, губы. Усмехаюсь сама себе. Сэм теперь мой и только мой. И я его.

Десятое, десятое…

Что-то крутится на языке, в мыслях, но я не могу за это ухватиться. Вспоминается Мэтт из моего сна, который, даже будучи в раздавленном состоянии, мог подмечать мелочи.

Мэтт.

Бутылочка с гелем для душа с шумом падает на дно ванной.

Я стою, растерявшись, с приподнятыми руками.

Мэтт из моего сна.

Сна, который может стать явью.

О нет, только не сейчас!

Я выскакиваю из душевой, наскоро обтеревшись полотенцем в одном белье и носках. Бегаю по всей комнате в поисках одежды. Я, вроде бы, и не такая уж неряха, но она сама по себе куда-то пропадает.

Я выбегаю из спальни и натыкаюсь на Сэма, оперевшегося о перила. Он удивленно поворачивается ко мне, явно не ожидая такой прыти от девушки, которую он пятнадцать минут назад не мог вытащить из кровати.

— Куда ты так торопишься?

— Мне нужно кое-что сделать, не волнуйся, я скоро приду. Подождешь здесь или пойдешь к Дину? — Я быстро застегиваю пуговицы на рукавах клетчатой рубашки, но мои пальцы дрожат, и я не могу справится с одной, самой настырной, так жестоко отбирающей у меня время. Поджав губы, Сэм смотрит на эту картину и сам принимает мою руку, поддерживая ее под запястье. Манжет рукава плотно облегает его.

— Наверное, к Дину. Что-то случилось? — Он всегда видит меня насквозь, но мне нужно попытаться провести его. Я пока что не могу сказать ему о сне. Слишком сложно.

— Нет, что ты. — Я стараюсь говорить спокойно и успокоить нервную дрожь в голосе. — Я просто кое-что забыла.

Я одергиваю подол кардигана и сжимаю его. Почему я так нервничаю? Все будет в порядке. Я смогу его уговорить.

— Хорошо, ладно. — Неожиданно легко соглашается Сэм. — Это на тебя так что, полнолуние действует?

Сэм усмехается, и я слабо улыбаюсь. Полнолуние. Из-за него все эти чертовы проблемы.

— Хм, наверное. Я скоро. — Я чуть привстаю на носочки, а Сэм одновременно наклоняет голову, так, что мы стукаемся лбами и носами и беззвучно смеемся. Я скоро и легко целую его в щеку и убегаю, стуча массивными подошвами кожаных ботинок по деревянным ступенькам лестницы.

Я не замечаю пути до подземелий Слизерина. Очнуться мне получается только в коридоре, освещенном влажным светом факелов, но все равно мрачном. Я растерянно останавливаюсь. Куда теперь? Я даже не знаю, где дверь в гостиную.

За поворотом мягко шуршит чья-то одежда, какой звук бывает при быстром движении. Из-за угла выворачивает светловолосый парень, и мы чуть не сталкиваемся. Он приподнимает бледно-голубые глаза. А вот и ты.

— Лили?.. Что ты здесь делаешь. — Мэтт оглядывает меня сверху вниз, словно желая удостовериться, что я не призрак, бродящий по коридорам Хогвартса.

— Мне нужно кое о чем тебя попросить. — Я сжимаю и разжимаю пальцы правой руки. Подол кардигана и край рубашки немного мнутся.

— И чем же я могу быть тебе полезен? — Со странной усмешкой спрашивает Мэтт. Понимаю, что мы оба вспоминаем тот случай перед отъездом. Теперь все не так, Сэм ведь все так же любит меня, а я люблю его. Слова сами приходят на ум. Горькая усмешка, вот как это называют.

— Я знаю, что ты ходишь по ночам в лес.

Брови парня удивлено приподнимаются.

— Не мое дело, зачем ты это делаешь, но я тебя прошу. Очень. Очень прошу. Не ходи сегодня ночью.

— Почему это? — Мне неприятно слышать жестокие интонации в голосе Мэтта. Еще полгода назад он не знал меня, а я не знала его.

Мэтт выворачивается из моих пальцев, падая на траву. Ледяные глаза с сузившимися зрачками впиваются в меня.

Мэтт отсалютовывает мне рукой и падает в пропасть.

Мэтт сжимает мое предплечье, стараясь не глядеть вниз, и принимает холодную бутылку, полную полупрозрачной янтарной жидкости.

— Сегодня ночь полнолуния. Запретный лес — лишь малая часть Каледонского леса, в котором жил Мерлин. Ты представляешь, какие звери там бродят по ночам? Что будет, если тебя покусают? — Я стараюсь вложить в свой голос больше рассудительности.

— Может, хоть тогда ты меня заметишь. — О да. Замечу, это точно. Улыбка на лице у Мэтта не горше, чем его взгляд. Осуждающий. Умоляющий.

— Хорошо. Я не пойду. Но ты кое-что сделаешь. — Мэтт чуть приподнимает подбородок. Внутри меня зарождается нехорошее предчувствие. — Ты поцелуешь меня.

Мое дыхание сбивается.

— Я... Что?..

— Один поцелуй, Лили Холмс. И я не буду подвергать свою жизнь опасности. — Мэтт дергает бровью, и я впервые чувствую к нему отвращение. Нет. Не к нему. К его поведению.

— Ты спятил, Мэтт?! — Я чересчур резко отталкиваю парня в грудь, но он не сдвигается с места. Только глаза холодеют, сверкая голубым льдом.

— Тогда не могу ничего обещать. — Немногозначно Мэтт поглядывает запястье. Он хочет поцеловать меня. Я хочу его пнуть.

— Ты не понимаешь, Мэтт. — Я пытаюсь вразумить Бернса, но он только качает головой.

— Это ты не понимаешь меня, Холмс.

И резко наклоняется ко мне, обхватывая мое лицо ладонями.

Я изо всех сил сжимаю его плечи, пытаясь оттолкнуть, но не могу. Я лишь слабая маленькая девочка, взявшаяся за большое дело. Я не могу терпеть поцелуй Мэтта и чувствовать, как горят на моем теле губы Сэма.

Я прикладываю усилие и отталкиваю Бернса, отходя от него. Он каменеет. Челюсть, остро очерченная, зло дергается.

— Ты разрушаешь меня, Лили. Ты понимаешь это?! — Парень свирепо дергает руками.

— А ты разрушаешь все, Мэтт. — Я качаю головой и отступаю, пятясь. Мне хочется влепить ему пощечину, но я не могу даже дотронуться до него. Яд его губ и ладоней впечатывается в меня, разгоняя по венам чувство вины перед Сэмом.

Неужели, я опять предала его?

* * *

— Смотрите кто! – Дин рваным движением махает мне рукой, устроившись на диване так, что ноги располагаются на спинке, а голова свисает с сиденья. Сэм оборачивается ко мне.

— Ну что?

— Оказывается, я ничего ни у кого не забывала. Дурная голова. – Я стучу себе по виску. Дин иронично дергает бровью. Он, похоже, в курсе того, почему вдруг к нему в гостиную приперся брат. Главное, чтобы он не был в курсе того, что случилось до этого. Этот идиот точно будет ржать. Неловко-то как будет…

Я бы хотела объяснить ситуацию с гостиными и факультетами. То, что рейвенкловцы просиживают штаны у Гриффиндора и наоборот, никак открыто не терроризируется остальными однофакультетниками. Это, конечно, не дело, жить сразу везде, но, коль друзья не идут к тебе – ты идешь к друзьям. А люди у нас дружные.

— Можно, я его у тебя заберу? – Я подхожу к Сэму и кладу ладонь на ворот его свитера. Он едва заметно двигает плечом, так, что моя рука теперь касается его шеи.

— Но мы даже поговорить не успели! – Дин скидывает ноги с настрадавшегося дивана и, якобы возмущенно, глядит на нас.

— Мы не разговаривали. – Поднимает палец Сэм.

— Я собирался. Дин в свою очередь повторяет движение Сэма, и два брата, обычно такие непохожие, становятся своими спятившими отражениями. Я с горечью понимаю, что никогда не буду так близка к Сэму, как его брат, и, наверное, никогда не буду знать его так хорошо.

— И о чем же? – Сэм опирается локтями и колени и складывает руки, уставившись на Дина. Тот глядит на него в ответ и взмахивает руками.

— Уже забыл. Можете идти. – Уайт по-царски взмахивает рукой. – Чем это вы, интересно, были так заняты. – Дин щурится, посылая нам жеманную улыбочку, под которой кроется настоящее веселье.

— Э-э-э… — Сэм бегает глазами справа налево, как это ни удивительно, заливаясь краской.

— Да ладно вам, знаю я ваши поцелуи-обнимашки. – Смеется Дин. Он еще и в хорошем настроении. Ладно, я и сама готова была петь до поступка Мэтта.

Сэм покашливает в кулак, а я смотрю на него. Не дай Бог, сказал. Но нет. Он ловит мой взгляд и быстро хмурится, дергая глазами из стороны в сторону. Я глубоко вдыхаю воздух носом. Дин все так же улыбается, но его улыбка медленно сползает. Он приоткрывает рот.

— Лили Бетт Холмс. Не говори, что ты совратила моего брата. – Дин старается обернуть все в шутку, но ему явно интересно, как мы отреагируем.

— Нам пора. – Сэм хватает меня за ладонь и уходит. Я стараюсь улыбнуться Дину, но получается какая-то жалкая гримаса.

Мы вываливаемся из гостиной, вызвав недовольный возглас Полной дамы, которая вечно бурчит относительно прохода сюда не гриффиндорцев, а в спины нам доносится смеющееся: «Очешуеть» Дина. Мы несемся до гостиной Рейвенкло так быстро, будто за нами гонится пятьдесят Динов, сверлящих нас карими глазами. Сэм тащит меня за руку, пока я давлюсь от смеха. Когда он поворачивается ко мне, я вижу, что и он хохочет.

Чак удивленно поднимает голову от альбома для рисования, когда мы, смеющиеся, вваливаемся в светлое помещение и натыкаемся на темно-синий диванчик. Я уже хочу с ним по-дружески поздороваться, но потом вспоминаю, что это был сон. Чуть разочарованно опускаю поднятую для приветствия руку. Но, если он пророческий, может, Чаку и сейчас нравится Перри? Надо будет разузнать.

— Я хочу спать. И мне все равно, что сейчас только обед. – Я валюсь на кровать лицом вниз, распластав руки и ноги по одеялу.

Сэм стоит, глядя на меня. Я чувствую это, усилием воли приподнимаю свою руку и указываю пальцем на соседние кровати.

— Они свободны. Присоединяйтесь, сэр.

— Меня волнует то, что твои соседки действительно могут вернуться раньше. – Я уже поворачиваю голову на Сэма. Он озадаченно сдвинул брови и положил ладонь на подбородок, что придает ему вид статуи из Древнего Рима, рассуждающей о бытии каменных изваяний в целом.

— Аргх. – Вместо ответа издаю я и встаю. Хватаю в одну руку две подушки, а в другую два одеяла и тащусь в своему сундуку. Открываю его и бросаю все это вниз, на пол. Потом сама заползаю в комнатку и устраиваю подушки на полу. Сэм стоит, чуть ли не касаясь потолка головой. Он вырос с тех пор, как был здесь последний раз. Да и я не навещала свою комнатку где-то полтора месяца, но ковер чист, а полки не покрыты пылью. Видимо, здесь работает какое-то заклинание, наложенное прежними хозяевами – моими родителями.

Я бухаюсь на пол, поджимаю под себя одну ногу и прячу руки под одеяло. Сэм без лишних вопросов набрасывает на меня одеяло. Этот жест всегда ассоциируется у меня с мамой, которая умела так уютно накрыть меня, что я тут же проваливалась в сон. Это своеобразный жест доверия и заботы, и он заставляет меня почувствовать себя кем-то важным.

А вы еще спросите, за что я люблю Сэма?

Сам парень просто кидает свою подушку поближе к моей и ложится, запутав ноги в легком одеяле, которое, как оказывается, принадлежит моей кровати. Оно насквозь пропитано моим запахом, и, похоже, Сэму это нравится.

Мы не спрашиваем себя, что мы здесь делаем, что будет, если кто-то действительно заявится в спальню, как и когда мы отсюда вылезем, мы просто лежим на мягком кремовом ковре, свет сотни крошечных повисших в воздухе волшебных огоньков переливается волнами на наших фигурах, а наши ноги и руки сплетены. Мы как один организм, дышащий одним воздухом, живущий одними моментами, излучающий одно тепло и один свет. Рука Сэма, который обнял меня во сне, доверчиво проходит по моим плечам. Я утыкаюсь в нее носом, полной грудью вдыхая запах, который мог заставить меня плакать в том сне. На затылке чувствуется мерное, глубокое дыхание спящего парня. Я засыпаю, согретая теплом Сэма, которым он всегда делился со мной, не скупясь.

Не смотря ни на что.

The Neighbourhood – A Little Death

Мы с Сэмом сидим на крыше астрономической башни, усыпанной снегом, по-январски чистым и белым, как сахар. Ушастая шапка Сэма делает его похожим на маленького ребенка, а не на совершеннолетнего парня, а шарфик скрывает шею и щеки, вплоть до носа, которым Сэм время от времени забавно шмыгает. Я прислушиваюсь и различаю, как Уайт напевает себе что-то под нос.

— All I am,

Is a man,

I want the world,

In my hands.*

— I hate the beach

But I stand in California with my toes in the sand... — Подхватываю я, улыбаясь песне своей любимой группы.

Сэм озорно улыбается в шарфик, это видно по его прищурившимся глазам. через пару секунд мы оба уже воем, фальшивя и дурачась. Мы, не боясь свалиться, размахиваем руками и ногами, а страховочное заклинание надежно держит нас.

— She knows what I think about

And what I think about

One love, two mouths

One love, one house

No shirts, no blouse

Just us, you find out.

Nothing that we don't want to tell you about, no. — Сэм вскакивает, прыжками несется к центру площадки на крыше и тащит меня за собой, приобнимает меня одной рукой, а другой описывает в воздухе круги и рваные линии, захватившись песней.

— Cause it's too cold, for you here,

And now so let me hold both your hands in,

The holes of my sweater. – Горланим мы, надрывая глотки на морозном воздухе, глядя на бескрайний лес, бархатной изумрудной тканью текущий по равнинам и горам Шотландии.

Мы переступаем с ноги на ногу, покачиваясь в такт песне, которая льется прямо из нас. Кошачьи глаза Сэма отражают снежные искры и прозрачное вечернее небо цвета малины и смородины, раскинувшее свой купол над нами. Они и сами чисты и ясны, в них переливается свет, который я так люблю. Он счастлив. Это так здорово, осознавать, что ты — причина радости другого человека, что мою голову наполняет пьянящее чувство, совсем не похожее на похмелье после огневиски. Я пальцами убираю шарф от лица Сэма и прижимаюсь к его губам своими, настолько мягко, насколько я могу. Он закрывает глаза и обнимает меня, а я ерошу волосы, искрящиеся алым и золотым солнечным светом. Сэм улыбается, все еще накрывая мои губы своими, и на его щеках появляются ямочки.

— Я тебя люблю... — Глухо говорит он, легонько отстраняясь и всматриваясь в мое лицо.

— Я тебя тоже. — Я согласно прикрываю глаза и улыбаюсь.

Некоторые люди жалуются на все и всех, обиженные судьбой. Они не видят в жизни ничего хорошего, к ним не могут пробиться даже слабые тонкие лучики солнечного тепла. Я же живу в этом свету, который касается моих пальцев, губ, ресниц, греет и шепчет слова, такие же теплые, как и он сам.

И я знаю, как зовут мой собственный свет.

* * *

Сэм

В словах есть лекарство и яд. Главное правильно смешать и преподнести. От этого зависит то, умрешь ли ты, отравленный чужой речью, или исцелишься от рубцов прошлых ядовитых волн.

Яд проникает в меня, пуская свои противные корни поближе к сердцу и легким, и я изо всех сил стараюсь не подпускать их туда.

"Думаю, тебе интересно будет узнать, что вчера днем Лили Холмс находилась в объятиях Мэтта Бернса, пока они самозабвенно целовались.

Твоя слизеринка."

Закопать бы таких слизеринцев, которые клевещут на людей. Это явно не почерк Мэтта, его закорючки я знаю с одиннадцати лет, но кто же тогда написал эту ерунду?

Слова, написанные на плотном пергаменте, въедаются мне в душу, и мне противно от самого себя. Как я мог позволить кому-то посеять сомнения в моей Лили?

В Выручай-комнате пахнет дождем и землей. Огромное поле, усыпанное ярко-синими пятнышками васильков, простирается далеко-далеко, уходя за горизонт. Комната, конечно, не таких размеров, но эта способность делать иллюзию большого пространства меня поражает.

Солнце садится, окрашивая небо в мистические насыщенные цвета. Темно-синий и пурпурный соседствуют я ярко-оранжевым и золотым. На поле ложится густая тьма, скрывающая очертания лица Лили. Она держит меня за руку, присев прямо на сухую траву. Под ее ботинками смялось несколько васильков.

— Почему они?

— Что? – Лили поднимает на меня глаза, чуть поблескивающие. Свет исходит от огненной полоски на горизонте, единственной светлой вещи.

— Васильки. Когда мы пришли сюда в прошлый раз, тоже были они. Что в них особенного? – Я неосознанно верчу в пальцах цветок на тоненьком стебле.

— О, они чудесны, не правда ли? Папа всегда дарил мне букетики васильков. Родители уезжали в лес за травами. Мама любила собирать их, высушивать и заваривать восхитительный чай. Они приехали с букетиком для меня, а я, обрадованная, поставила их в вазочку. Они не вяли месяц. Я это только сейчас понимать начала. Тогда же мама просто говорила мне, что по ночам приходит добрый волшебник, который взмахом волшебной палочки дарит цветам свежесть и цвет. Я любила эти истории про волшебника, странствующего по Шотландии, чтобы помочь невинным. Слушала их на ночь, а в мыслях отпечатывался высокий сильный мужчина в мантии. Папа.

Я слушаю о прошлом Лили, затаив дыхание. Кажется, я притрагиваюсь к чему-то, что Лили старательно прячет. Ее прошлое. Что с ним?

Я кладу цветок в карман, а когда достаю руку, из него выпадает записка, сложенная вчетверо. Маленький клочок бумаги, сложенный вчетверо, имеющий странную связь со мной. Он как будто знает, чего я боюсь.

— Ты не против? – Лили осторожно приподнимает записку. Внутри меня все схватывается и замирает. Я просто сижу, тупо уставившись на Лили. Она разворачивает плотный листик пергамента и шепчет: «Люмос». На кончике ее палочки загорается светлячок.

Скажи мне.

Скажи мне, что это неправда.

Скажи мне это!

Я вижу, как бледнеет Лили. Дрожь пальцев заметна даже в сумерках. Я шумно втягиваю воздух носом, стараясь успокоить неровное, сбитое дыхание.

— Лили? Это?..

Лили закрывает глаза. «Нокс».

Нет.

Не-е-ет.

Не может такого быть.

— Как ты могла, Лили? – Мой нос подергивается, будто я собираюсь чихнуть. Но я просто зол.

— Я расскажу тебе, что случилось. Ты не знаешь…

— Да все я знаю, Лили! – Я обреченно взмахиваю руками. – Комично, правда? Девушка использовала парня и выбросила его, получив свое. Как смешно!

— Нет же, Сэм, послушай… — Лили пытается взять меня за руку, но я сжимаю свою ладонь в кулак и прячу в карман байки. Я не понаслышке знаю, как это страшно, когда к тебе не хотят больше прикасаться. Я бы чувствовал себя виноватым, будь это так. Но нет. Мне и сейчас хочется целовать ее, греть ее холодные руки о мою шею, не оставлять никакого расстояния между нами, я рвусь к этому, как мотылек рвется к свету, но я бьюсь о горячее стекло фонаря. Мэтт. Как я могу дотрагиваться до нее и знать, что он своими губами касался ее губ, которые, черт возьми, только мои?! Даже сейчас от одной мысли об этом меня передергивает.

— Ты все уже сказала. – Я резко отворачиваюсь, чтобы Лили не увидела моего перекосившегося лица, и ухожу, захлопнув дверь Выручай-комнаты. Я знаю, что скоро отбой, и, если девушку застанут в коридоре Хогвартса, ей несдобровать, но злая решимость гонит меня вперед, подальше от этого места.

* * *

Лили

Первые минуты я не чувствую ничего. Непонятная сонливость склоняет мою голову к василькам, которые словно шепчут: "Приляг, отдохни, забудь". И я ложусь. Сэм потом. Сначала я должна успокоить мысли. Сон берет меня в желанные объятья, сухая трава становится похожа на прохладный гладкий шелк, ярко-синие цветы щекочут лицо. На секунду мне кажется, что это спасительные объятья Сэма, пахнущие листьями и морем. А через мгновение я засыпаю.

* * *

Пробуждение больше похоже на выдергивание. Опять сухая трава колет щеки. Я не помню, как покинула поле, как шла. Я "просыпаюсь" только из-за какого-то странного чувства. Оглядываюсь, испугавшись. Я заблудилась. Я понятия не имею, где нахожусь. Вокруг лишь многочисленные лестницы и проходы.

Беспорядочно метаюсь, стараясь выйти в знакомый коридор, но гобелены и портреты на стенах недружелюбно косятся на свет палочки и ропщут. Гул их картонных голосов опустошает меня. Я опускаю палочку и пячусь, прошептав "Нокс". Закрываю глаза и мотаю головой. Мне вдруг становится очень страшно. Чувство тоски одолевает меня, стены как будто сжимаются. Я в ужасе слепо гляжу в темноту и оступаюсь. Сердце замирает, когда нога не находит опору, и я падаю, вскрикнув. А дальше ничего.

Одно сплошное 'ничего'.

* * *

Я погружаюсь в темноту. Не чувствую ни рук, ни ног. Невесомость превращает мое тело в дым. Я — это призрачные завитки, вьющиеся в невидимом воздухе, дыхание, мысли, желания. Я ничто, и я — все.

Боль пронзает руки, ноги и шею, вмиг обретшие себя. Я не могу открыть глаза, они словно заклеены этим противным пластырем, который практически невозможно оторвать от кожи. Я метаюсь, но руки ощущают преграду. Я как будто в саркофаге, подогнанном под меня. Стараюсь вдохнуть. Ничего не выходит. Я кричу изо всех сил, остатки кислорода, замурованные во мне, вырываются с этим воплем, и меня выкидывает наружу. Я озираюсь, бешено дыша, наслаждаясь воздухом. Как тогда, когда я очнулась после Игр. Сейчас я замечаю холодные оттенки окружающего мира. Как во время того полуторамесячного сумасшествия, когда я потеряла Сэма и увяла, утонув в тоске. Неужели, снова?..

Наконец, я обращаю внимание на помещение, в котором нахожусь. Больничное крыло. Нехорошо.

Сгорбленная фигура у больничной койки напоминает кучу скомканной одежды. Но вот поднимается голова с взъерошенными волосами. Бездонные в своей печали зеленые глаза глядят сквозь меня, будто не замечая. Потом они устремляются на фигуру, наполовину замотанную в бинты, растянувшуюся на белой больничной простыне. Я слежу за взглядом Сэма и ахаю, но из моих губ не вырывается ни звука.

По подушке разметались тусклые русые, отливающие рыжим волосы.

Это я.

Бутылочка Костероста стоит на прикроватной тумбочке. Пустая. Зелье делает свое дело. Но по виду Сэма не скажешь, что все хорошо. Он измучен и бледен. Под его глазами темные круги.

— Прости меня. Это я во всем виноват. — Склоняет голову Сэм. Его тонкие пальцы судорожно сжимают простыню.

Я сажусь рядом с Сэмом. Я не ощущаема, но я провожу пальцами по лбу парня, убирая челку, которая лезет ему в глаза. Он чуть вздрагивает. Я не оставлю тебя одного. Не сейчас.

За все время, что я провела рядом с Сэмом, который глядел на мое искалеченное тело, я многое узнала. Позвоночник, нога и руки в двух местах сломаны. Серьезное повреждение головы. Я упала с большой высоты, действительно большой. Оступилась на лестнице. Теперь вся надежда на Костерост. Иначе я больше не смогу ходить.

Сэм приходит каждый час, чуть ли не ночуя у моей постели. Мадам Помфри глядит на нас, многострадальную пару, вечно попадающую в Больничное крыло, и на ее глаза наворачиваются слезы. Все так плохо?..

Перри и Олив приходят пости так же часто, как и Сэм. Они держат меня за руку. И просят вернуться.

Дин умеет грустить. Под его глазами пролегли тени. Он включает мне мою любимую музыку. Проигрыватель стоит на прикроватной тумбочке. Мадам Помфри говорит, это поддерживает связь между мной и остальными. Она догадывается, что я где-то здесь, гляжу на них?

Кроме друзей ко мне приходят и рейвенкловцы. Чак держал за руку Перри. Это был второй день после моего падения в забвение. Я опять что-то упустила в жизни друзей.

Гриффиндорцы, Лили и Джеймс Поттеры, тоже приходят ко мне иногда. У меня за ширмой, в самом углу Больничного крыла, бывает много гостей.

Сэм ставит в вазу васильки. Много васильков, ярко-синих, как глаза моего отца. Он срывает их на нашем поле, а потом накладывает на них то самое заклинание, чтобы они долго не вяли. Черты Уайта ожесточились, хотя я вижу, он просто разбит. Скулы, кажутся такими острыми, если проведешь по ним пальцем — порежешься. Глаза, тусклые, безжизненно зеленые, вглядываются в меня. Я вижу в них отражение изломанных под неправильным углом рук и ног своего тела, лежащего под лестницей. Мои кости уже давно срослись благодаря зелью. Но в сознание я так и не вернулась.

Меня с моим телом связывает нить. Она ведет из центра живота, из моего тела, лежащего на кровати. Она невидима, но, когда я отошла слишком далеко от себя же самой, она слабо засветилась золотым, а меня пронзила боль. Я — душа. Всего лишь душа.

Я слышала один разговор между МакГонагалл и Мадам Помфри. Директор навещала меня. Неужто, я так важна?

— Почему было не отправить девочку в Мунго? Ей бы помогли выкарабкаться. Теперь же шансов очень мало. — Главная медсестра Хогвартса печально глядит на меня. Во мне поддерживают жизнь с помощью каких-то многочисленных заклинаний. Ждут, пока я очнусь. Если такое вообще произойдет.

— Все обернулось серьезней, чем мы думали. Да и в больнице было опасно. — Сморщенное лицо немолодой женщины лишь чуть напоминает ту МакГонагалл, которую мы знаем. Эта МакГонагалл много переживает за учеников и не имеет возможности ни с кем поделиться. Каждая беда морщинкой прорезается на ее лице.

— Опасно? В Мунго? — Мадам Помфри недоверчиво глядит на директора. Безопасность волшебного госпиталя не дает ей усомниться в себе.

— Марк писал мне, что дело приняло плохой оборот. Охота за последними Холмсами, невиданное дело. Многие даже не подозревают, что происходит.

— Марк Холмс? Дядя девочки?

Я замираю, вслушиваясь в каждое слово. Даже подхожу поближе к МакГонагалл, стоя наравне с мадам Помфри.

— Да. Доставка писем Холмсов всегда удивляла меня, но в такое время оказалась очень кстати. Никто не сможет перехватить письмо. Надо сказать, я волнуюсь за Себастьяна и Розу. Им сложно будет справится. Остается только надеяться.

Мои родители в опасности? Дядя пишет письма директору? На Холмсов ведется охота? Что вообще происходит?

— Мы должны помочь ей. Она может действительно остаться одна, как все думали до этого.

Директор уходит. Хорошо, что она не увидела Сэма, который все это время стоял под дверью. Зато его видела я. Он бледен. Обеспокоен. Разбит. Почему во всех этих видениях с нами что-то случается? Я потеряла Сэма в один миг. Он мучается, наблюдая за тем, как умираю я.

* * *

Вечерняя мгла поглощает почти весь неяркий свет, идущий от огонька свечи. Он бликами ложится мне на лицо. Ко мне уже пришли Дин, Олив и Перри. В моем скучном замкнутом мирке, теперь заключающемся в четырех стенах небольшого помещения, дорога каждая живая душа. Даже если я закрою уши, я слышу то, с чем обращаются ко мне, лежащей на кровати. Вы не туда говорите. Вот она, настоящая я, мыслящая и любящая вас, лежу в другом конце крыла на пустой застеленной постели. Мне не требуется ни воздуха, ни воды, ни отдыха. Но так я чувствую себя ближе к остальным, как и говорила мадам Помфри. Я просто не могу видеть их лица, искаженные болью. Они говорят мне о том, как прошел их день, как если бы я была в себе. Буквально.

Пустота помещения давит на меня. Нет никого. Мадам Помфри заполняет бумаги у себя в отдельном кабинете. Даже больных нет. Да и я бы не смогла с ними поговорить. А я пробовала. Я иногда комментирую слова присутствующих, словно участвуя в разговоре, где я — самый непопулярный и незаметный человек в мире. Сэм как будто чувствует меня. В прошлый свой приход, пару часов назад, он ничего не говорил. Даже не сидел, просто наблюдая за мной, словно ожидая, что я открою глаза, как тогда, после происшествия в Выручай-комнате. Он просто бухнулся на колени и уткнулся лицом в мой живот, скрывающийся под слоем толстого одеяла. Я мечтала быть на месте той Лили, которая может ощущать прикосновения Сэма, пронизанные отчаянием. Поэтому я просто обхватила его руками, упав на колени рядом. Сэм вздрогнул. Я это точно почувствовала.

Когда ребята уходят, я остаюсь лежать на дальней койке, уставившись вперед себя. Сколько я так сидела? Неизвестно. Но меня выводит из этого состояния один странный звук. Дверь открывается. И на пороге появляется Мэтт.

Я внимательно слежу за тем, как он осторожно и бесшумно подходит к моей кровати. Смотрит на меня. Тяжело дышит. Как будто каждый вздох приносит ему боль. И тихо сползает вниз, держась за деревянный каркас койки.

— Вернись, прошу… — Мэтт склоняет свою голову ко мне. Я подхожу ближе и сажусь напротив него, стараясь заглянуть в глаза. Когда он поднимает их, я вижу, что они блестят от влаги, сбегающей по щекам парня. Что же с тобой произошло, Мэтт? Ты, вечно холодный, отстраненный, внешне бесчувственный? Почему ты оттаял? Теперь ты можешь умереть от боли, которую тебе будут причинять все, кому не лень.

— Вернись, хотя бы ради него! Ты должна. Он этого не вынесет…

Я и сама знаю, какая это дикая боль. Закрываю глаза и мотаю головой. Уйти. Уйти отсюда. К нему.

Забывшись, встаю и бегу по направлению к двери. Чувствую, как меня что-то дергает за живот и останавливаюсь, приложив руки к источнику боли. Обрывок золотой нити тает в воздухе. Я слышу крик Мэтта: «Лили?.. Лили!!!» и мои глаза закатываются, уловив Мэтта, бегущего за мадам Помфри. Я закрываю глаза. И сама таю, душа, причинившая слишком много страданий другим.

The Neighbourhood – Sweater Weather

Глава

Первые лучи весеннего солнца проникают через высокие окна. Потолок нежно-розового цвета с прожилками золотого раскинул свой купол над нами. Мерный стук вилок и ножей по серебряной посуде навевает приятное чувство утра выходного дня. Сэм поворачивается ко мне, встряхивая бело-золотой шевелюрой.

— Что с тобой?

Кажется, что от чистых блестящих волос Сэма сейчас появятся солнечные зайчики. Он меня удивил. Не смотря на то, что некоторые откровенно посмеиваются над красочными экспериментами парня, он продолжает красить волосы в цвета по настроению. К тому же, многие маглорожденные, составляющие немалую часть учащихся, прямо-таки в восторге от этого, а МакГонагалл чуть ли не инфаркт получает, когда видит в своем кабинете очередную разноцветную шевелюру. Мы поступаем умнее. Я усовершенствовала заклинание, красящее волосы, и позволила им менять цвет без участия палочки. Единождое применение такого заклинания позволяет Уайту одной лишь силой мысли делать то, на что требовалось большее время. Потому, как только в коридоре начинает маячить изумрудная мантия директрисы, растрепанные волосы Сэма принимают свой натуральный цвет с распростертыми объятиями. Конспирация, как никак.

— Нет, ничего.

Я вру ему. За почти что полтора месяца я успела многое наврать.

Но наше очередное примирение было правдой.

Проснувшись, я действительно узрела непроницаемую ночь перед глазами, поэтому дождалась утра, а там вышла из Выручай-комнаты и нашла Сэма. Нужно отдать ему должное, он был уже не таким разгоряченным, потому выслушал. Лишь кулаки то и дело сжимались, да и сам Сэм порывался куда-то. Ко мне?

Я опять прибегла к помощи омута, показав Сэму все. На сценах после его смерти парень с ужасом глядел на меня. А я прятала глаза. Как же страшно, оказывается, было смотреть на меня со стороны, на исхудавшую, бледную, почти призрачную девушку, растаявшую от горя, как воск тает от пламени свечи. Я почти не следила за собой. Грязные волосы в косе, немного мятая рубашка не заправлена в юбку, как обычно, а выпущена наружу. И глаза. Страшные, потухшие, мертвые глаза.

Сэм взял меня за руку и не отпускал, а я тихо радовалась, что не показала сцену распития спиртных напитков на крыше самой высокой башни Хогвартса с Бернсом. Я лишь пыталась заглушить боль. И свою, и парня.

Логично, что Сэму ситуация с Мэттом не понравилась. Очень. Ничто не предвещало беды, но я внутренне сжалась, когда Сэм чрезвычайно спокойным и уравновешенным голосом позвал Мэтта после завтрака, когда мы шли мимо пустующего коридора. Редкость для Хогвартса и потока учеников. Стоило Мэтту обернутся, как Сэм одним быстрым неуловимым движением затащил его в полумрак пустой ниши в стене и ударил в нос.

Я охнула и юркнула за ними, а Сэм уже ударил Мэтта в ухо, и тот потерял равновесие.

— Сэм, прекрати! — Я сжала парня за грудную клетку, придавив руки, и, пусть это было невероятно сложно, удержала парня от дальнейшего членовредительства. Сэм лишь тяжело дышал и глядел на то, как Мэтт прижимает руки к носу. Через его пальцы бежит кровь.

— Она моя. — Неожиданно дико шипит Сэм. Я испуганно сжимаю его еще сильнее. Слишком непохож мой Сэм на этого, избивающего друга и шипящего ему в лицо. — Не смей. — Шепот больше похож на голос змеи. — К ней. — Сэм ближе наклоняется к Мэтту. — Лезть.

Я как можно более виновато взглянула на Бернса, когда Сэм утаскивал меня дальше, вливаясь в толпу. Но Мэтт лишь холодно усмехнулся, так, что я снова вспомнила те времена. Без Хогвартса. Без дружбы с ребятами. И без Сэма.

Но больше в нашей жизни стало и хороших моментов. Узрев то, как мы раз за разом теряем друг друга, мы вцепились один в одного, как пострадавшие от кораблекрушения держатся за шлюпку, болтающуюся на воде. Мы просто не переставали касаться любимых рук, любимых глаз, любимых губ. Я испытываю то самое чувство, когда хочется раствориться в человеке, дышать, стать им.

Для меня не существует никого ближе и светлее, чем этот немного растрепанный, смущенный и спокойный парнишка, сдерживающий мои безумства и ненужные стремления. Я — вода, которая омывает и обтачивает камни, приобретающие идеальную форму — Сэма.

Наши мысли словно стали мыслями одного человека. Я понимаю, о чем думает Сэм, лишь по одному его взгляду. А он понимает меня.

Именно поэтому мне так сложно утаивать от него что-то.

— Нет, Лили. Не ври мне. Не стоит. Я же о тебе забочусь.

Что-то дотрагивается моей руки под столом. Я нахожу с сжимаю теплые пальцы, переплетая их со своими. Чуть оголяю запястье Сэма и легонько провожу по нему большим пальцем. Волосы Сэма чуть розовеют на кончиках, а я тихо посмеиваюсь. Эта способность иногда заставляет меня забывать, что передо мной не метаморф. Настроение Уайта легко угадать по цвету его волос, особенно если эмоции сильны. Если Сэм печалится, его черные, как уголь, вихры напоминают мне о волосах Дина, когда Сэм оттолкнул меня, забыв наши отношения. Когда он счастлив, ярко-синие или голубые волосы ловят солнечные лучи, принявшие голову парня за кусочек неба. Если я чем-то недовольна или расстроена, Сэм, успокаивая меня, прижимается щекой к моей шее, а мятные пряди щекочут мое лицо. И однажды, когда я запустила холодные пальцы под свитер Сэма, его мышцы на спине сжались от ледяного прикосновения к голой коже, а малиновый цвет волос заставил меня рассмеяться, ну а сам несчастный долго не мог понять, что не так.

Интересно, кто из нас более стеснителен? В любом случае, в некоторых ситуациях парень напоминает разъяренного льва, а я маленькую овечку, сдерживающую льва за большую лапу, чтобы он никому не навредил, рискуя сама превратиться в бифштекс.

— Не будем об этом, хорошо? — Я сжимаю запястье Сэма, чуть отводя глаза вбок.

Парень недовольно сопит, но молчит. Спасибо ему за это.

Видений больше не было.

И слава Богу.

Множество вероятностей, следуя которым, мы можем погибнуть, расстаться или пострадать, не должны лезть в мою голову, забивая ее. Мне хватило с лихвой.

Но есть кое-что другое.

Кое-что, что повторяется каждую ночь.

* * *

— Хей! — Дин появляется словно из ниоткуда, таща за собой Сэма и махая мне. Я не понимаю, в чем дело, пока не приглядываюсь. И замираю. Из стороны в сторону виляет собачья лапа.

— Что это. — Я вытаращиваю глаза на мохнатую конечность, без эмоций произнося слова.

— А это его успехи в трансфигурации, за которые его прибьет МакГонагалл, если узнает о превращениях за пределами кабинета, а тем более в выходной. — Сэм появляется из-за спины Дина. Я перевожу взгляд на него и улыбаюсь, но тут моя челюсть чуть не целуется с полом. Вместо целой руки у Сэма большое, серо-коричневое крыло. Уайт чуть шевелит им, и я чувствую волну воздуха, исходящую от упругих перьев.

— Сэм, извини, но у тебя, похоже... — Я неопределенно махаю рукой в сторону крыла.

— Его работа. — Смеется Сэм, и Дин касается крыла палочкой.

Перья осыпаются, растворяясь в воздухе, вытягиваются пальцы, и вот я вижу нормальную человеческую руку.

— Гений. Браво. — Я медленно хлопаю, глядя за спины мальчишек. — А теперь вы оба будете страдать.

Уайты, как по команде, оборачиваются. Дин видит МакГонагалл и охает, пряча за спину лапу.

— Почему вы стоите посередине коридора, молодые люди? — Директор, явно не заметившая махинаций Дина, подходит к нам. Имбирные пряники. От нее пахнет имбирными пряниками. Мне неожиданно становится смешно.

— Мы уйдем, прямо сейчас, не волнуйтесь. — Обычно упрямый и немного наглый Дин сникает, тая за спиной Сэма.

— Будьте поосторожнее. Вас легко можно заподозрить в подозрительном поведении. — Готова поклясться, я уловила на губах МакГонагалл секундную усмешку. Непохоже на нее. Это выглядит так, словно через темные, пыльные стекла проник лучик света.

— Боюсь представить. — Хмыкает Сэм и мягко уводит меня за собой.

* * *

Закрываю полог кровати и, скрестив ноги, сажусь на нее. Снаружи слышатся голоса сокурсниц, я стараюсь отключиться от них. Назойливое кудахтанье. Вставляю в уши бируши и откидываюсь на подушку. Сэм. Сэм. Думай о Сэме. Все хорошо.

Мне кажется, что я только-только прикрыла глаза, а уже вижу перед собой бескрайнее поле. Наше с Сэмом поле. Теперь мне приходится делить его кое-с кем другим. Но он опаздывает.

Я помню, как месяц назад я снова увидела его. Марк Холмс. Мой пропавший дядя.

Я увидела во сне это поле. Оно было так густо усыпано васильками, что я охнула от изумления. Но звука не услышала. Я словно была под куполом. На той стороне, отделенной от меня толстым стеклом, начал сгущаться туман. Я просто села, поджав под себя ноги, прямо на ковер васильков, и стала смотреть на завитки белого дыма, причудливо расплывающиеся по куполу. Потом я увидела чей-то силуэт. Подойдя прямо к стеклу и чуть ли не уткнувшись в него носом, я всматривалась в рассеивающийся туман. На меня взглянули темно-синие глаза. Такие знакомые, они не на шутку испугали меня.

Марк стучался в стекло, стараясь докричаться до меня. Ни звука не доносилось с той стороны. Поняв это, Марк попробовал сказать мне что-то очень четко, чтобы я прочитала по губам. Через некоторое время до меня дошел смысл его слов.

«Разбей стекло.»

Еще несколько ночей я пыталась разбить купол, пока Марк усидчиво наблюдал за моими попытками, наблюдая за мной и направляя. Я вызывала из воздуха кувалды (это же мой сон, что хочу – то и творю), молотки, даже автомат, но все отскакивало от купола, не причиняя ему вреда. Я почти сдалась, и уселась напротив Марка, как и он скрестив ноги. Неопределенно качнула плечами и закрыла глаза. Не выходит. Неужто я настолько беспомощная, даже в собственных снах?

— Лили?.. – До меня донесся мужской, чуть хрипловатый голос, знакомый мне по увлекательным урокам ЗОТИ, пока наш постоянный преподаватель отсутствовал, и я была сжата в объятиях. Я немного опешила, но, вспомнив содержание письма, чуть сомкнула руки за спиной Холмса.

— Я тоже рада вас видеть, профессор.

— Не профессор. Уже не профессор. – Блеснул глазами отстранившийся Марк.

— Хорошо, сэр. – я качнула головой.

— О, неужели в детстве ты действительно была более сообразительным ребенком? – Закатил глаза новоявленный дядя. – Я еще слишком молод. Марк. Просто Марк.

— Да… Марк.

Увидев на лице Холмса улыбку, я не удержалась и улыбнулась в ответ. Эти морщинки в уголках глаз и белые ровные зубы навеяли мне воспоминания об улыбке отца, которого я, впрочем, не очень то и хорошо помню.

Мы учились контролировать мой дар, как оказалось. Я рассказала Марку о снах, которые могли долго длиться, настолько долго, что заменяли мне мою жизнь и, проснувшись, я не совсем осознавала, в каком времени была. Эти сны причиняли боль. Дядя внимательно выслушивал меня, пока я изливала душу о видениях, о которых никому не решалась рассказать. Никому, кроме Сэма.

В роду у нас встречались люди, обладающие таким даром, как пояснил мне Холмс. И это совершенно нормально. Потренировавшись с Марком, я научилась не принимать эти сны. Все равно они не сбывались, это были лишь одни из многих вероятностей, из сотен тысяч вероятностей, которые могут со мной случиться. Конечно, нужно иногда следить за ними, чтобы оградить себя от очень уж неприятных неожиданностей, но лучше мне ничего не знать, чем смотреть на бездыханное тело Сэма или видеть его же, рыдающего над моим трупом. Лучше не вспоминать.

Яркая вспышка, сопровождавшая появление дяди в моем сне, выводит меня из размышлений. Сам Марк объяснил, что, много раз потерпев неудачу, но наконец сделав это, он нашел волну моего сна. Благодаря тому, что мы родственники, ему было легко подключиться ко мне, а я сама должна была принять его. Именно поэтому у нас не получалось поговорить какое-то время. Надо сказать, я рада, что в ту первую ночь мне снилось наше с Сэмом поле, а не он и я… Гкхм. Вот неловко то было бы.

Марк выглядит взволнованным. Очень. Он несколько секунд бегает глазами по полю, крутясь, пока не находит меня. Дико улыбается. Его слова вышибают из меня весь воздух.

— Лилз, они сделали это! – Чуть задыхаясь, восклицает Холмс. – Себастьян вышел со мной на связь. Твои родители. Они живы!

Моя любовь к весне – вещь неоспоримая и неприкосновенная. Я часами готова сидеть на улице и наблюдать, как буквально на моих глазах расцветает жизнь.

Косые лучи солнца, совсем похожего на летнее, падают вниз. Им еще далеко до земли. Мне хочется высунуть руку и словить один из них, но я опускаю голову к книге. Сэма нет. Дина нет. Никого нет уже два дня. Пасхальные каникулы все поехали отмечать с семьей. Я им, конечно, немного завидую, но теперь мне легче. Я ведь знаю, что и моя семья где-то есть. И мы найдем друг друга.

Моя мать, Роза Холмс, невиданной красоты женщина. Ее рыжеватые волосы и темно-зеленые глаза сводили с ума многих мужчин, а способность постоять за себя и найти хорошую сторону в любой ситуации притягивала к ней людей. Они с папой нашли друг в друге свою любовь, когда им было по семнадцать лет. Высокий, красивый, синеглазый рейвенкловец Себастьян с прекрасными чертами лица и густыми каштановыми волосами, начитанный, галантный и спокойный, привлек к себе Розу. С ней случилось то, чего никогда не происходило прежде. Она не взаимно влюбилась.

Все парни, бегающие хвостиком за зеленоглазой красавицей, в один миг невзлюбили своего чуть-ли-не-идола-Холмса. Страх перед фамилией и внушительной комплекцией Себастьяна не мешали им строить ему козни. Нередко ничего не понимающий Холмс находил у себя в школьной сумке скомканные листки бумаги с угрозами, мокрые тряпки и прочие неприятные мелочи. Он, кончено, мог бы дать отпор, но вот главный вопрос: кому? Себастьян так и не узнал, кто именно подкладывает ему «сюрпризы», потому что один раз он обнаружил у себя в сумке Корнуэльскую Пикси, разрывающую его конспекты и записи и ломающую перья. Она пронзительно запищала, когда хозяин сумки обнаружил ее и взмыла вверх. Незадачливый Холмс оступился, споткнулся о что-то и грохнулся прямо на пол, ударившись головой. Пока над ним хлопотала вездесущая мадам Помфри, Роза узнала о случившемся с Себастьяном и прилетела к нему в Крыло с сэндвичами с арахисовым маслом и джемом.

— Ты… Ужин пропустил…

Вот тогда-то то вечно занятого учебой Себастьяна дошла вся прелесть красоты и доброты солнечной девушки. С этого момента они были неразлучны. Романтическая история, не правда ли? Арахисовое масло и желе, однако, сделали свое дело.

Истории Марка о моих родителях, Хогвартсе того времени и отношениях между членами моей же семьи приводят меня в восторг. После ночи я чувствую себя так, будто и не спала вовсе, но все равно жду нового занятия, чтобы повидаться с дядей, потренироваться и послушать новые забавные моменты из жизни Себастьяна и Розы. Сэм, разумеется, замечает все это и беспокоится обо мне. Один раз я подловила его на том, что он сидел над тяжелым колдомедицинским справочником из библиотеки факультета и сосредоточенно читал информацию про причины бессонницы. Завидев меня, он захлопнул тяжелый том и сдвинул брови на переносице, строго уставившись на меня. Следующую ночь я провела в Выручай-комнате на десятке пуховых подушек, отпоенная теплым молоком с корицей и медом, укутанная в мягчайшие одеяла с похрапывающим Сэмом под боком. В эту ночь я не встретилась с Марком, а на утро почувствовала себя отдохнувшей и счастливой.

Сэм. Как же тебе, наверное, хорошо сейчас.

Когда мы прощались на станции в Хогсмиде, он обещал писать каждый день, купить специально для этого сову в Лондоне и привести мне очень много пасхальных сладостей. Он чуть ли не рвался затащить меня в поезд прямо так, без багажа, но опасался реакции родителей. Печально вздохнув в ответ загудевшему поезду, он обхватил мое лицо ладонями и поцеловал в лоб, большими пальцами проведя по моей шее. И сел в Хогвартс-экспресс.

Книга шелестит страницами у меня под пальцами, ловя солнечные весенние лучи, падающие на нее прямо из окна. В том, чтобы сидеть на подоконнике, есть свои плюсы. Естественное освещение положительно сказывается на мне, я уже вовсю захватываюсь сюжетом и неотрывно вожу взглядом по буквам, кажется, так и похрустывающим. Свет мне заслоняет чья-то тень. Я недовольно перевожу взгляд на окно и буквально кричу, вскочив с подоконника. Напротив меня в воздухе повис Дин. Он смеется, завидев мою реакцию и чуть не валится с метлы. Я, опомнившись, открываю окно и впускаю парня в комнату. Он спрыгивает со старенькой метлы и прислоняет ее к стене, когда я чуть ли не прыгаю на него, грозя сдавить все органы внутри Дина. Он ерошит мои волосы и обнимает меня в ответ.

— Собирайся. – слышу я его голос и вскидываю голову. На лице Дина играет невероятно широкая улыбка. – Ты летишь со мной.

Смысл слов доходит до меня медленно. Я озадаченно гляжу на Уайта, улыбка все еще держится на моем лице.

— Собираться… В смысле…

— Да, да, Лили! Ты летишь к нам! А теперь давай скорей, нам еще долго лететь.

Долго меня заставлять не приходится. Все еще не до конца осознавая происходящее, я выставляю Дина за дверь, переодеваюсь в теплую одежду и кидаю в дорожный рюкзак почти все необходимые вещи. Почти. Все у меня не помещается. Я внезапно ощущаю себя Бриджит Леган (поверьте, то еще чувство). Беспомощно стою в центре комнаты, пока не хлопаю себя по лбу и не кидаюсь к сундуку со своей собственной тайной комнатой. Спустившись вниз, нахожу на низеньком журнальном столике маленькую пыльную карточку, размером с игральную и стряхиваю с нее пыль. Какая же я глупая!

Поднимаюсь обратно и чуть слышно произношу слова, написанные на карточке. Успеваю разжать руки, и мне на кровать валится вместительный сундучок с дополнительными отделениями на крышке. Складываю все туда, и там еще остается место. Довольно отряхиваю руки исконно «фильменным» жестом, опять шепчу заветные слова, и в руку мне ложится та же карточка.

Открываю дверь, Дин заскакивает ко мне и оглядывается, ожидая увидеть набитый рюкзак, но вообще не замечает поклажи и хмурит брови. Я взмахиваю карточкой прямо перед его носом, и он кивает, вспомнив наш поход в Гринготс. Как же давно это было...

Посильнее сжимаю руки вокруг талии Дина. Слышу, как он усмехается и мы врываемся в прохладный апрельский воздух.

Я взвизгиваю и сжимаю Дина так, что он пыхтит, и мы кренимся набок.

— Полегч... Че. Все буд... Дет хорш... — Слова Уайта ворует прямо с его губ стремительный ветер, и до меня доносятся лишь обрывки. Я киваю и вжимаюсь в парня. Нам предстоит долгая дорога.

Через пару часов я уже спокойно наблюдаю за пейзажами, раскинувшимися под нами. Мои руки, все так же обвитые вокруг торса Дина, закоченели. Я немного дрожу, но радуюсь, что оделась потеплее. Скоро я увижу Сэма. И все будет отлично.

— Дин, почему Сэм сам не прилетел? — Я чувствую укол внутри себя, как только произношу это. Действительно, почему?

— Я лучше летаю, а он лучше готовит праздничные ужины, сечешь? — Я не сразу могу расслышать Дина, но, в целом, понимаю смысл его слов.

— Но все же...

— Лилз, он очень хотел сам за тобой прилететь. Ну не получилось у парня. Вот увидишь, он уписается от счастья, когда мы прибудем.

Я несколько истерично посмеиваюсь и замолкаю. Остаток пути мы проводим молча. Сложно говорить при таком ветре. Только уже ближе к концу Дин, наплевав на стихию, принялся настойчиво что-то рассказывать про места, где они с братом выросли, ухитряясь даже пальцем тыкать то в какой-то участок поля, поросшего ярко-зеленой травой, то в какой-то домик, уютно усевшийся среди деревьев, то подлетая к раскидистым, величественным кронам и рассказывая, сколько раз Сэм падал с того или иного. Я смеюсь все чаще. Комментарии Дина уже не так тонут в ветре, потому что мы летим медленнее, стараясь рассмотреть все.

— Господи, как же давно мы здесь не были... — Выдыхает Дин. Улыбка застывает на его губах. Я перевожу взор в сторону его взгляда и вижу лишь раскидистую крону огромного зеленого дерева. Действительно огромного.

— Но что...

— Когда-нибудь ты узнаешь.

Я замолкаю и понимаю, что мы летим прямо в сторону леса.

— Теоритически, мы живем в Эдинбурге. У нас там квартира. Но мама предпочитает перебираться сюда, как только потеплеет. Она обожает природу.

Я киваю, не понимая, что Дин не может видеть меня спиной. Домик в лесу. Все еще невероятней, чем я себе представляла.

Тот факт, что Дин летит на метле, меня уже не удивляет. Как оказалось, они с Сэмом иногда исчезали, чтобы потренироваться на стадионе Хогвартса. А метлу Дину купили родители за успехи в трансфигурации. Он сказал, что будет пробоваться на роль загонщика в следующем году. Сэм тоже имеет интерес к квиддичу, только не такой большой. Он все еще предпочитает книги, хотя по его фигуре этого не скажешь.

— Есть что-то, что я должна знать?

— О родителях? Честно, не знаю. Я настолько привык к ним, что не замечаю ничего странного. Они хорошие люди, поверь.

О, я верю. Кто же еще мог воспитать таких сыновей?

Мы снижаемся, я вглядываюсь в стену леса перед нами, когда мы пролетаем в едва заметную щель между стволами, и моему внимание престает большая поляна. Действительно большая.

Когда мы спускаемся на землю, я делаю пару неуверенных шагов, пытаясь привыкнуть к твердой поверхности, и ворочаю головой словно сова, рассматривая все.

Небольшой деревянный двухэтажный домик расположился в невысокой траве в дальней стороне поляны. Рядом с ним стоит ангар, не то чтобы огромный, вопреки всему здесь. Максимализм, не иначе. Все деревья вокруг нас касаются своими верхушками неба, подпирая облака ветвями. Они настолько высоки, что я чувствую себя маленькой букашкой, которую вот-вот раздавят эти гиганты.

Чем ближе мы подходим к дому, тем сильнее у меня трясутся коленки. А если я что-то не так скажу? А если я им не понравлюсь? А если, а если, а если…

— Все будет окей. – Твердо говорит Дин, замечая мое волнение. – Наши родители классные люди, правда.

— Я верю, что они классные. Меня волнует не это.

— А что же тогда? Или ты уже боишься Сэма? – Дин совершенно по-детски хихикает. Бр-р-р, как непривычно слышать от него такие звуки. Он тоже взволнован. Но вот чем?

— Я боюсь, что с моей вселенской тупостью могу угодить в список самых нелюбимых людей твоих родителей.

— Хм, нет. Мама всех любит. – Совершенно спокойно произносит Уайт и ускоряет шаг.

— Но я даже не знаю, как их зовут! – Догоняю его и врезаюсь в спину парня, когда тот резко останавливается.

— Называй их Баронесса и О, Господин. – Замогильным голосом глухо шепчет Дин. Я моргаю и тяжело сглатываю.

— Ой да шучу я! – Опять легко восклицает Дин и идет дальше. – Маргарет и Митчелл.

— Маргарет и Митчелл. – Киваю я и устремляюсь за ним.

На пороге меня опять охватывает мандраж. Я тянусь к руке Дина, чтобы он позволил мне немного прийти в себя, но он широко распахивает дверь, словно проверяя мои нервы на прочность.

— Мам, мы дома! – Кричит Дин так, что уши закладывает, и я дергаю его за рукав, все еще нервно оглядываясь.

Из-за угла выныривает женщина в простом длинном платье и переднике. Длинные светлые волосы заколоты в гульку на затылке. Она настолько низенькая по сравнению со своими сыновьями, что я умиляюсь, когда она, быстро семеня ножками, подбегает к Дину, и он целует ее в щеку. Вот тебе и брутальный плохиш с алыми волосами. Все равно теперь они у него обычного цвета. Видно, маме не нравятся такие эксперименты.

— Дорогой, папе нужно было срочно уехать по работе. – Мягкий, торопливый голос женщины обволакивает все вокруг. Я поневоле провожу ассоциацию с Молли Уизли, но, когда женщина переводит на меня свой пронзительно-зеленый, как у Сэма, взгляд, я проникаюсь к ней просто всепоглощающей любовью.

— А вот и ты, моя дорогая! Мы уже заждались!

Не проходит и секунды, как я оказываюсь в теплых, пахнущих корицей, объятиях. Выпячиваю глаза, но скорее от неожиданности. Мне приятно. Мало кто в моей жизни обнимал меня.

— О, прости, я тебя не смутила?.. – Женщина смотрит на меня своими оливковыми глазами.

— Нет-нет, что вы. – я робко улыбаюсь, и женщина расплывается в такой же улыбке. Чувствую на глазах слезы. Мы впервые увиделись, а она обращается со мной так, словно я ее дочь.

— Может, вы голодны? – Звучит с кухни. И когда это она успела туда переместиться?

— Да, мам. – Гаркает Дин и бежит с метлой наверх. Вот так вот. Привел и оставил. Вот забавно-то.

— Хорошо, скоро будем обедать, наложу тебе овощей! – Несется в ответ Дину.

— Мяса мне!!! – Гудит наверху голос Уайта младшего.

— А ты? – Вытирая руки о полотенце, мама семейства порхает ко мне.

— Нет, миссис Уайт. – несмело улыбаюсь, а женщина беззлобно закатывает глаза.

— О, к чему эти формальности? Просто Маргарет. Разве я не похожа на молодую незамужнюю даму? – Подмигивает мне Маргарет и опять берет курс на кухню.

— Похожа, мам, очень похожа. Не был бы я таким негодником – замутил бы с тобой. – Вставляет свои пять копеек Дин, вернувшийся с верхнего этажа.

— О, дорогой, ты мне льстишь. – Смеется женщина.

— Нисколько, мадемуазель. – Дин подхватывает руку матери и галантным жестом подносит к губам. Маргарет при этом мило пунцовеет и уносится на кухню, с которой идет замечательный запах жареного картофеля и бифштекса. Вот она какая, семья. Как это потрясающе.

Усадив меня в гостиной, Маргарет оставила Дина в качестве придворного шута и удалилась доводить до готовности шедевры кулинарии.

— Ма-а-ам, в ангаре нет того стола! По-моему, ты его уже давно выбросила! – Слышу этот голос, произносящий такие нелепые слова, и замираю.

Сэм заходит в гостиную и тоже замирает, глядя на меня. На его лице расплывается такая невероятно широкая улыбка, что в душе у меня поселяется маленькое солнце, отогревающее мои замерзшие конечности.

— Лили… — Выдыхает он и делает шаг мне навстречу.

* * *

Стол ломится от всевозможных лакомств, среди которых я замечаю любимое блюдо Сэма – картофель фри с наггетсами и «мечта-любовь-моя» Дина – куриные крылышки в остром соусе. Хотя, чего уж, там Дин любит все. Он был рожден для того, чтобы быть всеядным.

После ужина, на котором оба Уайта горячо обсуждали свойства новой метлы Дина, а Маргарет делилась со мной рецептами всего, что только стояло на столе, мы сидим и пьем каждый что хочет. Мы с Сэмом заварили по чашке зеленого чая с мятой, а Маргарет налила себе пахнущего корицей и апельсином глинтвейна. Одновременно с Сэмом прикладываемся к своим прозрачным стеклянным чашкам, просвечивающим зеленым горячим чаем, и заговорщицки улыбаемся друг другу. Мое сердце екает.

— Ну что, Лили? Как тебе у нас? – Маргарет отставляет свой бокал и обводит одной рукой небольшую столовую. Под потолком развешаны букетики мяты, ромашки, полыни и лаванды, осветленные деревянные панели одного цвета и на стенах, и на полу, из-за чего складывается впечатление большого пространства и света. Множество полочек, на которых расставлены фотографии маленьких Сэма и Дина, улыбающихся Маргарет и Митчелла, различные горшочки, вазочки с сухими букетиками, статуэтки, встречаются на каждом шагу. Деревянный стол из темного дерева, на вид грубо сколоченный, но приятный на ощупь, шесть стульев с высокими спинками вокруг него. Мне здесь так нравится, нравится вдыхать запах сухих трав, дерева и солнца, заглядывающего в окно во всю стену.

— У вас потрясающая семья. Правда. Я надеюсь, и у меня будет такая же... — Затыкаюсь и пунцовею, понимая, ЧТО я только что сказала. Сжимаю руку на коленях в кулак. Я сейчас практически поженила нас с Сэмом.

Дин, пивший в этот момент, лимонад, громко сербает. Перевожу на него взгляд и вижу, что он едва сдерживается, чтобы не улыбнуться. Пихаю его под столом, но это оказывается нога Сэма. Он вскидывает голову, оглядываясь. Он тоже красный, как томат. Сэм пересекается взглядом с Дином, и тот стреляет глазами в мою сторону. Маргарет не без усмешки наблюдает за ситуацией, сложившейся за столом. Похоже, только ей и Дину сейчас комфортно. Она 'равнодушно' тянется за своим бокалом глинтвейна и бормочет в горячее стекло:

— Спать будете в разных комнатах.

Дин просто взрывается, смеясь, как конь. Цвет моего лица сейчас, наверное, можно сравнить с цветом спелого помидора. Я чувствую, как у меня горят уши. Неприятное ощущение. Сэм тоже очень, очень смущен. Учитывая то, что в таких вопросах он гораздо стеснительнее, я представляю, что он сейчас чувствует.

— Мам... — Голос Сэма сейчас совсем не похож на его спокойный и мягкий тон. Он сдержанный, но я чувствую, как под маской душа Сэма клокочет и кипит. Он зол?

— Что, дорогой? Согласись, что по вопросам эстетики это самое разумное решение.

Дин опять гогочет и я сильнее взбрыкиваю ногой, но попадаю по ножке стола и сжимаю челюсти, чтобы не взвыть. Говнюк.

— В конце концов, ты, Дин, легко можешь разделить комнату с Сэмом, пока Лили поселится в твоей на время каникул.

Смех Дина замолкает. Он недовольно смотрит на мать, сопя, но молчит. За семнадцать лет он, похоже, понял, когда не стоит оспаривать решения Маргарет. Последняя же выглядит невероятно довольной. Хорошо, а то я уже испугалась, что перессорила всех. Этого бы я не вынесла.

— Ладно, ребятки, покажите Лили ее комнату. – Улыбается Маргарет, словно ничего не произошло. Я выдавливаю из себя такую же улыбку и перевожу взгляд на Сэма. Он все еще хмуро смотрит на мать. Из-за этого на душе становится неприятно и я отворачиваюсь.

* * *

— Итак, поскольку ты заняла мою комнату, я на тебя слишком дуюсь и проводить экскурсию по хоромам будет Сэм! – Картинно восклицает Дин, входя в свою (ха-ха, уже мою) комнату. Я лениво улыбаюсь, подхожу к нему и, обнимая за талию, утыкаюсь носом в спину Дина. Он мгновенно тает и тяжело вздыхает, чтобы все видели, насколько тяжела его участь. Все еще хмурый Сэм недовольно смотрит на меня, но я нахожу его пальцы и чуть сжимаю их, сразу же разъединяя контакт. Он знает, что я его люблю. Этого достаточно, чтобы растопить лед в его глазах. Он примирительно усмехается и берет меня за руку, ведя в центр комнаты.

Она чем-то похожа на комнату Дина в Гриффиндоре (ну да, так получилось, что я как-то раз ее видела. Ничего личного). Янтарный пол, укрытый деревянными досками, кажется, так и излучающими тепло и солнце. Из таких же досок сложена лестница. Она уютно поскрипывает, когда ты ступаешь по ступенькам. Письменный стол, шкаф, зеркало и огромная кровать, на которой могли бы уместиться три меня. Я серьезно. Еще множество мелочей прячется по углам комнаты, на полках, на полу валяются разбросанные вещи парня. Это комната мальчишки, любящего пламя солнца и запах дерева. Она замечательна.

— Оу, а вот этого я не учел. – Дин носком поддевает валяющиеся на полу джинсы и выпихивает нас с Сэмом из комнаты. – Я приберусь, а ты пока покажи остальной дом. – Дин поворачивается ко мне. – Если что, душ и ванная там. – Он взмахивает рукой в направлении коридора. – Если заблудишься, позови Сэма. Я уверен, он будет не против помочь тебе с душем. – Томно произносит Дин и скорее прячется в комнате, чтобы Сэм не успел дать ему оплеуху.

— У него вечно срач. Это еще ничего. Помнится, он всю комнату облепил конструктором Лего, когда ему было десять. Каждый шаг как по минному полю. Жуть. – Бормочет Сэм, когда дверь за нами захлопывается.

Я смеюсь, и парень распахивает дверь в свою комнату. Я невольно замираю. Вот оно. То место, где живет Сэм, те люди, кем он живет. И я могу прикоснуться ко всему этому. Потрогать. Почувствовать.

Дин и Сэм – сами по себе контраст. Да, они братья, они ходят вместе, у них могут быть совместные увлечения, они живут в одном доме, с рождения знакомы друг с другом, но некоторые черты невозможно поделить на двоих. Они индивидуальны у каждого из них.

Пол здесь такой же светлый, как и в гостиной. Он кажется воздушным, мне страшно ступать на него. Кажется, что он может растаять под моими ногами. Светлая обивка мебели, светлое дерево шкафа и стола, светлые стены, насыщенного синего цвета шторы на окнах во всю стену (как я поняла, такие окна во всех комнатах, которые выходят на сторону леса) – все это должно веять холодом, но я знаю, какому человеку принадлежит эта комната. И в ней мне теплее всего. Я останавливаюсь посередине комнаты. Осторожно осматриваюсь, стараясь не оказаться невежливой, но мое любопытство сложно скрыть. Сэм подходит ко мне сзади и едва слышно шепчет в шею:

— Посмотри вверх.

По спине у меня пробегают мурашки. Я поднимаю голову. Сэм вскидывает руку к высокому потолку и дергает за незаметную до этого веревочку, приводя в действие какой-то механизм. Я теряю дар речи. Над нами розово-лиловое вечернее небо, освещенное всполохами золотого.

— Как это…

— Папа проектировал этот дом. Он архитектор. Работает над крупными проектами, поэтому редко бывает дома. Он сделал это для нас с Дином, чтобы мы постоянно чувствовали его присутствие.

— Это замечательно… — Выдыхаю я и перевожу взгляд на Сэма.

— Я знаю.

Он смотрит на меня каким-то незнакомым взглядом, чуть опустив голову. Улыбается. Притягивает меня к себе и целует. Требовательно, жадно, захватывая руками в кокон. Я бездумно дышу его теплом, провожу пальцами по спине и шее. Он делает шаг назад, ведя меня за собой, когда мы слышим звук открывающейся двери.

— Я постарался и сделал все быстрее… О. О-о-о… — Дин неловко отворачивается от разыгравшейся картины и покашливает в кулак. Мы отпрыгиваем друг от друга, как ошпаренные. Ну все. Теперь жди подколов. И почему Дин вечно обо всем узнает?

— Не буду вам мешать. – Сдавленно хохочет Уайт и уходит прикрыв дверь, но момент уже упущен. Сэм недовольно сопит. Огонек в его глазах медленно тухнет. Я досадливо прячу глаза, мои щеки горят, но он смотрит на меня и бормочет:

— Ничего. У нас полно времени вместе.

Я киваю ему, и он тоже уходит. Полно времени. Я остаюсь смотреть на угасающее смородиново-золотое небо одна.

* * *

— Каково вам было узнать, что ребята волшебники? — Неловко начинаю я. Я вызвалась помочь Маргарет с посудой, которая осталась после ужина. Она моет, а я вытираю, молясь, чтобы какая-нибудь тарелка не выскользнула у меня из рук и не грохнулась на пол.

— О, знаешь, я ведь им не верила. Думала, очередной розыгрыш моих мальчиков...

Моих мальчиков. В одной этой фразе столько нежности, что я мягко улыбаюсь и чувствую, как внутри меня зажигается огонек.

— ...но потом к нам в дом постучалась такая... В изумрудной мантии и очках...

— Профессор МакГонагалл.

— Да, да, она. Показав эти фокусы из палочки, мне пришлось признать, что Сэм и Дин действительно учатся в той школе из "Гарри Поттера". Сказать честно, я до сих пор отойти не могу. — Хмыкает Маргарет, утаскивая под мыльную воду очередную тарелку.

Повисает молчание. Мы методично и слаженно работаем, разгребая грязную посуду. Сколько ее вообще было?!

— Я горжусь ими. Правда. Это невероятно. Я не хочу, чтобы мальчики думали, что мне все равно. Это не так. Взрослые тоже вас понимают. В конце концов, все мы когда-то были влюбленными в свою жизнь и в людей подростками.

Я молча киваю, не находя, что можно ответить. У ребят замечательная мать. Она весела и задорна, как Дин, и рассудительна и мягка, как Сэм.

Когда тарелки (а также соусницы, блюда, чашки, стаканы и подносы) заканчиваются, мы обе вытираем свои руки о полотенца и смотрим друг на друга. Мне становится неловко под, как мне кажется, оценивающим взглядом Маргарет.

— Сэм не такой, как все. Ты это уже поняла, я думаю. Иначе сейчас ты бы не стояла передо мной. — Неожиданно выпаливает женщина. Не дав мне ответить, она продолжает, несколько взволнованно. — Он много говорил о тебе. Да что уж там, все уши прожужжал. Это на него очень непохоже. Я решила, что ты такая же непростая, как и он. И не прогадала.

Я, опять же молча, гляжу на нее, стараясь захватить в себя все ее слова.

— Мы не совсем хорошо знаем друг друга, как видишь. Но ты мне нравишься, Лили. Добро пожаловать в семью. — Маргарет протягивает мне руку со сморщенной от воды кожей пальцев, и я пожимаю ее. Горло сдавливает, я надеюсь, что мои глаза говорят сами за себя. Женщина понимает, что я безмолвно хочу сказать ей, и ее глаза загораются. Я отворачиваюсь и бегу по поскрипывающей лестнице вверх, чтобы она не успела заметить моих благодарных слез.

* * *

Я лежу и смотрю на звездное небо, таинственно поблескивающее мерцающими звездочками. Тепло комнаты убаюкивает, в животе трепещет счастье, щекоча меня крылышками, а в голове тихо звенят слова Маргарет, рассыпаясь на множество букв:

''Добро пожаловать в семью.''

Можно ли представить нечто более невероятное?

— Ты спишь? — Дверь бесшумно приоткрывается, и в комнату просовывается взлохмаченная голова Сэма. Зеленые глаза отсвечивают белым. Я испуганно вздрагиваю, но узнаю голос.

— Нет. — Шепчу едва слышно, но Сэм кивает и проскальзывает внутрь, беззвучно закрыв за собой дверь.

Немного подвигаюсь, парень бухается рядом. Отставляет руку, я обнимаю ее, а голову кладу на теплую широкую грудь Уайта. Мы смотрим в звездный потолок вместе, без лишних слов.

— Я хочу спать. — Мои глаза уже закрываются, я едва шевелю языком. День был полон событиями, перелет на метле чуть не вытряс из меня душу, а дом Уайтов приятно поразил. Я начала день одна, в холодной постели в замке, мечтая о конце каникул и встрече с Сэмом, а заканчиваю, обнимая горячие руки парня, и молясь, чтобы эта неделя никогда не заканчивалась.

— Спи. — Просто отвечает Сэм, поворачивая ко мне голову и целуя меня в висок. Я засыпаю.

* * *

Маргарет тихо приоткрывает дверь в комнату и делает неосторожный шаг. Половица издает тихий, натужный скрип. Женщина замирает.

Сэм обнимает хрупкое тело девушки, а она крепче обвивает его руками, бормоча что-то во сне. Маргарет усмехается. Кто бы сомневался, что мальчик переберется сюда, как только затихнет возня в комнате матери. И глядите: они просто спят, обнявшись, как два котенка в корзинке!

Женщина вздыхает, а на ее губах пляшет ласковая улыбка. Ее мальчики совсем выросли. Скоро ей придется их отпустить.

Сэм

— Эй, вы, голубки! — А это что за чертов шум?

— Чего тебе, ворона? — Недовольно приподнимаю тяжелую голову от подушки, не раскрывая глаз.

— Да так. Пришел проведать наших молодожен, — я тихо соплю. — а заодно и сообщить, что на ближайшие несколько дней мы одни дома. Мама уехала к папе. Воздрадуйся, Сэмми.

Дин вырывает у меня из под головы подушку и обрушивает ее мне на лицо. Я вскрикиваю и дергаюсь в сторону брата, но чувствую, что на мне что-то шевелится. Замираю и опускаю взгляд на Лили. Она сонно сопит, проснувшись и щуря глаза. Господи, как можно быть настолько очаровательной?

Стоп. Лили.

Вскидываюсь и заворачиваю ее в одеяло чуть ли не с головой, так, что на поверхности остается только рыже-русая растрепанная коса, и поворачиваюсь на Дина, ревниво сверкая глазами. Мы тут, как бы, спали, придурок.

— Да не бойся ты, не смотрю я! — Гогочет Дин. — Она хотя бы одета, в отличии от некоторых. — Брат тыкает пальцем в мой голый живот, и он поджимается. Я недовольно бурчу и прикрываю его одеялом, валяющимся рядом с освободившейся Лили.

— А нет, я нашел кусок ткани, все нормально. — Парень дергает меня за резинку шортов.

Лили сонно улыбается.

— Доброе утро, Дин.

Эй, а я?

— Доброе утро, Сэм...

Распластав ладошки по моей голой груди, Лили наклоняется ко мне и целует, улыбаясь мне в губы.

— Дин?! — Девушка резко поднимает голову, округляя глаза.

— Да. Доброе утро. Продолжайте, я не буду вам мешать, меня все равно тошнит.

Дин изображает рвотный позыв и выходит за дверь. Пылающие уши Лили смешат меня, и я заправляю прядь выбившихся из косички волос ей за ухо.

— Эй, он привык. Он нас только подкалывает. Он не против. — Я приподнимаю голову, обратно притягивая к себе Лили. Привстаю и прислоняюсь к стене, сидя на кровати. Лили сидит рядом. Мы смотрим друг на друга. Девушка вдруг неловко прикусывает губу и опускает голову. В ее глазах вспыхивает огонек. Я недоуменно гляжу на нее, но вот она тоже привстает и садится мне на бедра, скрестив свои ноги за моей спиной, а руки положив мне на плечи. Ее пальцы вырисовывают узоры на моих ключицах. Я ерзаю, чувствуя жжение внутри себя.

— Эй, я пошутил, не смейте делать ничего противозаконного на моей кровати! — Доносится приглушенный голос из-за двери.

— Иди к черту, Дин. — Бубню я, протянув руку и защелкивая замок на двери.

Лили хихикает. Она умеет хихикать? Обычно это ни с чем хорошим у меня не ассоциируется, только с накрашенными девицами, обсуждающими парней и тыкающими во всех наманикюренными ногтями, но тихий смех Лили поднимает во мне волну нежности. Я обнимаю целый мир сейчас.

— Ты уверена? — Я повторяю свои слова, которые говорил, кажется, так давно. Она тогда только-только очнулась после сна, где страдала из-за моей смерти. Она и сама была бледна, как Смерть. Назвала меня сном. Расплакалась. Заснула у огня, повернув к нему заплаканное лицо. А утром мы сделали это. Впервые.

— Да. — Шепчет Лили мне в шею, и я поднимаю голову, не в силах вытерпеть это непривычное чувство. Господи, этим губам нужно воздвигнуть храм. Я немного отодвигаюсь от стены, держа нас на весу.

— Я тоже. — Выдыхаю я и падаю на кровать.

* * *

— Бесстыдники! Изверги! Позор рода человеческого! — Орет Дин, как только мы спускаемся с лестницы. Я держу на плечах хохочущую Лили. Она, обхватив мою голову пальцами, поворачивает ее в разные стороны, управляя мною. И сейчас она резко поворачивает ее налево. Я быстро поворачиваю с девушкой на закорках, и Дин, несущийся на нас, вскрикивает в праведном гневе.

— Я все равно доберусь до вас! Где это слыханно — осквернить мою детку! Буе-е-е.

— Детку? — Лили наклоняет ко мне голову, а я приподнимаю на нее лицо.

— Кровать. Его кровать.

— Оу. — Бормочет Лили, но через пару секунд заливается смехом, когда я чуть ощутимо, скорее, играючи, кусаю ее за ногу, свисающую с моего плеча.

— Меня сейчас реально стошнит. А если бы мама была дома? Как бы вы это ей объяснили? — Я вижу, что Дин едва сдерживает улыбку.

— Ну, в конце концов, с чего это ты взял, что мы действительно делали что-то противозаконное? — Спрашиваю я.

— Думаете, я не слышал? — Уже смеется Дин.

— О, Господи... — Лили роняет свою голову, зарываясь лицом в мои волосы. Я не вижу ее, но чувствую, что она вся пылает от смущения. А я, почему-то, нет, хотя в данной ситуации именно я должен был откинуть коньки из-за стыда.

— Ты что, под дверью подслушивал? — Хохочу я. Лили недоуменно поднимает голову. Да-да, я смеюсь, вызывайте скорую.

— Нет. Я пошутил. Тихо-мирно, ничего, я надеюсь, не сломали. Все окей. — Подмигивает нам Дин.

— То есть, ты не сердишься? — Неуверенно начинает Лили.

— Я? Нет! Ты что? — Дин по-дружески лохматит волосы девушки (или пытается. Она сейчас выше всех нас) и вдруг пожимает мне руку.

— Молодца, брат.

Я иронично изгибаю бровь, а Лили пыхтит, скрестив руки у меня под шеей и положив острый подбородок на мою голову. Мне становится больно и я ворочаю головой.

— А я?

— А девушек с таким не поздравляют. — Совершенно серьезно произносит Дин и коротко кивает, напоминая мне диктора в программе новостей.

— Пф. — Фыркает Лили и убирает руки. — Спусти меня. Я слишком высоко, как мне ударить этого засранца?

Я подхожу к столу, и она неуверенно ставит свои ноги на столешницу, вероятно, расценивая это как величайшее кощунство. Я нагибаюсь и выныриваю из-под нее. Она испуганно прыгает на пол и проводит рукой по столу, как будто после ее голых чистых ног там могла остаться грязь. Я незаметно качаю головой и улыбаюсь. Удивительная девушка.

— А теперь, если вы закончили, накормите меня. — Дин дергает бровями, усаживаясь за стол, на котором лежит кусочек бумаги и ручка. Он сминает бумагу в кулаке. — Я, видите ли, голоден.

— Господи, да в холодильнике полно еды со вчерашнего вечера! — Я распахиваю серебристую дверцу и замираю. — Где. Еда.

— Эм...

— ГДЕ ЕДА НА ТРИ ДНЯ Я СКАЗАЛ?!

— Успокойся, Сэмми. Тебе в твоем положении нельзя нервничать. — Дин быстро привстает и обегает столешницу, оказываясь на другой стороне. От греха подальше. И от меня.

— Тише, Сэм. Что с тобой? — Лили берет меня за руку, и я успокаиваюсь. Удивленно смотрю на наши переплетенные пальцы. Действительно, почему я так нервничаю?

Лили заглядывает в холодильник и присвистывает.

— Серьезно? Там было полно еды. Ты не должен быть голоден еще года три. — Девушка оборачивается на моего брата и вскидывает бровь.

— Я съел немного. Правда. В отличии от некоторых, мне нечего было делать ночью...

— Ночью ничего не было.

-... И я решил перекусить. Я без понятия, куда могла деться еда.

— В твой безразмерный желудок. — Бурчит Лили.

— И что теперь делать? — Я скрещиваю руки на груди.

— Я хочу пиццу. С моцареллой. И помидорами.

— Ты все съел — ты и иди! — Прикрикиваю я на обнаглевшего Дина.

— Я тоже хочу пиццу. — Неожиданно выпаливает Лили, поворачиваясь ко мне. В ее руке мелькает что-то белое. — Но до города далеко, я не знаю...

— Возьму скутер.

— Скутер? — Лили округляет глаза.

— Ну да. — Вставляет свои пять копеек Дин. — Думаешь, зачем нам ангар?

— Давайте я просто не буду больше ничему удивляться. — Бормочет девушка и отворачивается. — Пицца... Звучит хорошо...

Я вздыхаю про себя и иду к двери. На желания Дина я давно наложил большой и решительный 'пофиг', за семнадцать лет они порядком мне надоели. Я его конечно люблю, он мой брат и все такое, но рабское право давно отменили.

Но Лили.

Это другое дело.

Она росла без родителей, жила то в школе, то у друзей папы или мамы, то у знакомых людей, готовых приютить сироту. ''Я не боялась'' — сказала мне как-то она о том времени, но я знал, ей было страшно. Это видно по тому, как она держится, как изучает людей, прежде чем подступиться к ним. Влюбленность в меня была ее величайшим риском, но за это ее ждала награда — вся любовь, которую я только могу ей дать. А ведь раньше я ее даже не замечал! Не заострял на ней внимания, проходил мимо и, пусть и знал в лицо, никогда не видел глубины и чистой, абсолютной, всепоглощающей любопытности ее разноцветных глаз. Она считала себя некрасивой, недостойной меня. От одной мысли об этом я чувствую дрожь и отвращение к себе. Каким же должен быть я, чтобы меня так любили. Что же сверхъестественного в моих совершенно обычных глазах, теле, словах? Таких, как я — тысячи. А она одна. Она достойна того, чтобы ее любили, я знаю это, как никто другой.

И, разумеется, я могу позволить себе купить ей любую пиццу, которую она захочет.

* * *

Как давно я не ездил на скутере… Настолько давно, что я чувствую себя слоником на воздушном шарике. Как этой штукой вообще управлять?..

Слава Богу, на подъезде к городу я перестаю вилять и ловить колесами все встречные неровности бездорожья, мои привычки и рефлексы сами всплыли из закоулков памяти, что очень кстати. Оживленное движение города не даст мне расслабиться.

И только тут я понимаю, что никогда не заказывал пиццу.

Я серьезно.

Дин покупал ее чуть ли не тысячу раз, я не понимаю, как его еще не кормят бесплатно за такие вклады в кассу пиццерии, но я его любви к пицце не особо-то и разделял. Вернее, мне не доставалось. Дин всегда съедал все сам или с Бобби, а, когда к нам приезжал Мэтт, он первым делом тащил его в нашу пиццерию, где готовили эту странную штуку, которой поклоняются миллионы. Родители, конечно, корили Дина за такое жлобство, но сами нам пиццу не покупали. Мама сторонник «здорового питания», считающий, что даже картофель фри, приготовленный дома, в тысячу раз полезнее такого же картофеля из заведений фаст-фуда. А, нет, лет в десять я ел пиццу. Но количество лука и оливок заставило меня вывернуться наизнанку на обочине, ибо эти продукты я не переношу (кто угодно не перенесет целой банки этих маленьких зеленых монстров на своей пицце). Больше я к этому продукту не прикасался.

А теперь эти двое, словно сговорившись, отправляют меня за ней.

Шикарно.

Подъехав к заведению, я десять минут искал, где можно сделать заказ, двадцать минут стоял в очереди и еще четверть часа ждал, пока приготовят «Маргариту». Чего в этом сложного, черт возьми?!

Уставший, как сто чертей, я возвращаюсь в дом, подозрительно тихий. Поднимаясь по лестнице, слышу шорохи, странные, глухие хлопки и шепотки.

— Эй, где все? – Мой оклик прорезает темноту от зашторенных окон. Шорох прекращается. Тишина давит на уши.

А потом я слышу невероятно громкий, пронзительный и жалобный крик.

Обронив свое сердце и самообладание где-то на ступеньках, бегу к своей комнате, испытывая неожиданное удушье. Мозг строит самые страшные догадки и вероятности, одна ужаснее другой. Рывком распахиваю дверь и замираю, увидев страшную картину.

Лили

«Он должен на время уйти из дома. Верь мне. Это сюрприз.»

Я сминаю бумажку с посланием от Дина, как только Сэм обращает на нее внимание. Сюрприз? Что этот Дин опять затеял?

— Я тоже хочу пиццу. — Прячу бумажку и максимально честными глазами гляжу на Сэма. — Но до города далеко, я не знаю...

— Возьму скутер.

— Скутер? — Чему я удивляюсь, это же Уайты.

— Ну да. — Дин, обнаглев, всовывает в пространство между мной и Сэмом свою лохматую голову. — Думаешь, зачем нам ангар?

Сэм уезжает, а Дин с приветливой улыбкой монашки-домработницы закрывает за ним дверь.

— И как ты это объяснишь?

— Никак. Пока что никак. Сама все увидишь. — Дин резко разворачивается и широкими прыжками поднимается по лестнице. Я поспеваю за ним, попутно сыпля словами.

— Но я помогла тебе выдворить Сэма!..

— Ты сама помогла мне выдворить твоего же парня. — Дин резко останавливается и поднимает указательный палец к потолку.

-…А теперь ты строишь из себя конспиратора.

— Что же вы, девушки, такие сложные… — Закатывает глаза Дин и распахивает дверь в комнату Маргарет. Я не понимаю, на что мне стоит обратить внимание, пока не замечаю большую клетку, стоящую прямо на полу.

— Родители знали, что Сэмми хотел сову, вот и… Мне досталась метла, и я думаю, что она лучше, но хозяин-барин.

— А где сама сова? — Недоумеваю я и осматриваюсь, словно предполагая, что она могла спрятаться за телевизор или на дверном косяке.

— Один парень с минуты на минуту привезет из Косого переулка. Мы хотели сделать все незаметно.

— Ага. Ну, ладно. Я согласна помогать.

— Ты уже это делаешь. — Усмехается Дин, и я по-дружески ударяю его кулаком в ребра.

— Пойдем на улицу, подождем нашего курьера. — С какой-то странной интонацией говорит Дин и спускается вниз. Мне ничего не остается, кроме как следовать за ним.

Вопреки ожиданиям, курьера мы ждем еще полчаса. Беспокойно поглядывая на наручные часы, Дин наворачивает вокруг меня круги, пока я, запрокинув голову к пасмурному небу, прохожусь по альбому The Neighborhood. И вот мой тихий голос заглушает рокот мотора. Прямо перед нами останавливается парень на черном мотоцикле. Я уже готовлюсь побурчать на незнакомца за его непунктуальность, как он снимает мотоциклетный шлем. Я замираю на месте, хватая ртом воздух. Не знаю, что мне хочется сделать: ударить парня или обнять его.

— И тебе привет, солнце. — Привычной половинчатой улыбкой усмехается Мэтт.

— Я тебе не солнце. — Только и выдавливаю я из себя и разворачиваюсь к Дину. Белобрысый засранец.

Мэтт со снисходительной усмешкой возводит глаза к небу (задушила бы подонка), как на него с победным кличем налетает Дин. Сбив приехавшего с ног, Дин довольно встает, отряхивает ладони и победоносно смотрит на пораженного ужасным, смертоносным и вообще дико опасным кареглазым заклятием Мэтта. Тот лишь хохочет и брыкается ногами, угодив тяжелым ботинком Дину по колену. Похоже, это у них уже традиция.

— Ваше счастье там. — Бернс махает рукой в сторону блестящего мотоцикла. Накрытая темной тканью, клетка стоит на нем, опасно покачиваясь. Но только я хочу накричать на Мэтта за то, что клетка в любой момент его путешествия могла ухнуть на землю, как замечаю чуть мерцающие нити страховочного заклинания, окутывающие ее. Досадливо морщусь и прикусываю губу. Если я хочу помирить Сэма и Мэтта, я в первую очередь сама должна перестать так относиться к нему.

Дин ссыпает в руку Бернса несколько золотых галеонов. Тот, подкинув их на руке, прячет золото в карман.

— Я поехал, наверное. Нужно маме к празднику помочь подготовиться. — Дин сжимает губы в ровную линию, прикрывает глаза и согласно кивает. Мэтт лишь закатывает глаза. — Да и Сэм скоро приедет. Вот счастье то нам всем будет, если он меня увидит.

Я не успеваю начать возражать, как Мэтт надевает шлем и уезжает, подняв облако пыли, которая скоро оседает, покружившись в тяжелом воздухе. Дин фыркает и провожает его взглядом.

— Маме он помогать будет, ага.

— Что? Почему ты так говоришь? — Настораживаюсь я.

— У нашего юного Гермеса появилась девушка, наконец-то.

— О. да? Здорово. Рада за него.

Так вот почему Дин был так спокоен. Мэтт влюблен в другую. Я в безопасности. Но почему мне от этого неприятно?

— Лилз, твой Гермес скоро прикатит. Нет смысла вздыхать по другому, окей? — Дин приподнимает темную ткань. Раздается недовольный клекот. — Тем более, у нас тут своих забот навалом.

Уйат разворачивается на пятках и уходит в дом, а я неосознанно продолжаю следить за пыльной змеей, стелющейся по дороге там, где проехал Мэтт.

* * *

— Ди-и-ин, помоги-и!!! — Воплю я, держа птицу за лапы. Совенок издает недовольные звуки и старается схватить меня за пальцы. Ему это удается, и я, вскрикнув от боли, роняю его на мягкое одеяло. Очередь совенка пищать от негодования.

— Господи-Лили-аккуратней-он-тебя-не-поранил-чертова-птица-будь-ты-проклята-зачем-она-ему-вообще-нужна?! — Скороговоркой выговаривает Дин и сгребает совенка в охапку. Только взъерошенная голова, да лапки с острыми коготками видны на поверхности. Птица вертит головой во все стороны, притихнув, а потом верещит так, что уши закладывает. Я шарахаюсь от источника крика, и дверь резко распахивается.

Все в комнате замирают. Кажется, даже совенок потрясен из-за неожиданного прихода Сэма. Птица смотрит на него, вывернув голову, и издает совсем тихий, вопрошающий звук.

— Эм... Привет. — Ляпает Дин и старается улыбнуться, но его губы кривятся от боли, когда совенок вновь клюет его пальцы.

Мы попали.

* * *

— Нойз.

— Что? — Отрываюсь от книги и поднимаю голову на Сэма, поглаживающего совенка по пушистой голове. Последний сладко щурится и аж заходится от удовольствия.

— Его будут звать Нойз. — Длинные пальцы Сэма гладят шею птицы.

Я посмеиваюсь и снова смотрю в книгу. Нойз. Шум. Да уж, это имя определенно ему подходит. Мы полдня убирали последствия его прибытия в дом, но Сэм остался в восторге от сюрприза. Даже во время уборки Нойз сидел у него на плече, нежно покусывая его за ухо, таким образом выражая любовь к новоиспеченному хозяину.

Я чувствую на себе настойчивый взгляд Сэма. Вновь поднимаю на него глаза.

— Что?

— Тебе нравится?

Этот вопрос застает меня врасплох. Это ведь его сова, его питомец, он имеет право называть его как хочет и...

— Да.

— Хорошо. — Улыбается Сэм и вновь принимается гладить Нойза. Я неожиданно остро завидую птице.

— Сэ-эмми-и! — Раздается голос Дина на лестнице. Нойз хлопает крыльями и улетает на шкаф. Сэм цокает языком и поднимается с кресла.

— Ты пиццы хочешь? — Дин врывается в библиотеку и протягивает брату плоскую картонную коробку. Сэм стоит, раззинув рот от удивления.

— Неужели ты со мной чем-то делишься? — Выдавливает он. Из него вырывается смешок. — Ну, спасибо. Да. Спасибо.

Дин быстро кивает и уходит. Сэм поднимает крышку коробки и смеется, запрокинув голову.

— Вот такого Дина я узнаю!

Я заинтересованно отрываюсь от книги, и парень поворачивает ко мне... Пустую коробку. На ее дне маркером написано "Шучу. Иди поешь".

Я подхватываю смех Сэма, а на шкафу вторит нам клекотом Нойз.

* * *

Ребята поводят носами и вздыхают. Я чувствую себя мамой двух несносных, но любимых и дорогих мальчиков, и внутри меня разливается тепло. Я прислушиваюсь к шуму газовой горелки, тиканью настенных часов, ветру за огромным окном, шепчущему в прозрачном вечернем воздухе секреты, травам, вторящим ветру и плетущим из золотых нитей солнца звездную шаль, собираясь накинуть ее на небо к вечеру, чтобы оно не замерзло... Мне хорошо. Такая жизнь достойна того, чтобы ее добивались. Внезапно перед моими глазами встает четкая картинка: я сижу на диване, жутко мягком и удобном на вид, у моих ног лежит большой пес, выбивающий дробь хвостом по ковру, по дому витают запахи корицы и апельсиновой цедры, смешанные с ароматом свежих имбирных пряников. Рядом с собакой, на ковре, скрестив ноги в теплых шерстяных носках, сидит Сэм, уже совсем взрослый, возмужалый, с поросшими короткой щетиной щеками и подбородком. Я рассеянно вожусь пальцами в его волосах, а он взмахивает палочкой, заставляя искусственные снежинки и пряничных человечков водить хороводы в воздухе. На его ногах сидит маленький ребенок, заливающийся восторженным смехом и старающийся словить пальчиками белых снежных мотыльков над ним...

Стоп.

Нельзя.

Нет.

Мне еще только шестнадцать, Сэму лишь на год больше, еще рано думать о чем-то таком, даже настолько притягательном. Мало ли, как сложится наша дальнейшая судьба. Пока я окончательно не предалась мечтаниям, приподнимаю крышку кастрюли, в которой кипит вода с варящейся в ней вермишелью. Затем проверяю тушащиеся в глубокой сковороде овощи с мясом (Дин беспокойно поводит носом) и удостоверяюсь, что все готово.

Мы в тишине уплетаем ужин, глядя на небо, которое вот-вот загорится. Сэм отставляет тарелку и выпускает из себя воздух, откидываясь на спинку стула. Я никак не могу доесть свою порцию, поэтому я протягиваю свою тарелку Дину. Тот довольно хватается за вилку и подносит ее к еде, но тут его лицо принимает расстроенное, чуть ли не испуганное выражение, и он откладывает столовый прибор на столешницу.

— Что такое? — В глубине души я боюсь, что моя стряпня настолько ужасна, что даже всеядный Дин не может ее заглотить. Тот факт, что до этого братья едва ли не соревновались, кто доест быстрее, смакуя и гарнир, и мясо, как-то уходит из головы.

— Лили... Сэм... Похоже, я болен...

— Что?! — Резко поворачивает голову в сторону брата Сэм.

— Я не могу больше. Я наелся. Я. Наелся. Представляете? — Дин начинает подергиваться, и я уже боюсь, что с ним что-то не так, но я понимаю, что он просто... Смеется. Его смех подхватывает Сэм, а я сижу, поворачивая голову то на одного, то на другого.

— Что в этом такого? — Недоумеваю я, как до меня доходит, и я тоже улыбаюсь. О бездонном желудке Дина среди нас складывались легенды, и вот тут я единственная, кроме Маргарет, кто смог удовлетворить этот зверский аппетит.

— Но это хотя бы было вкусно?..

— Не волнуйся, Лилз. Эльфы-домовики Хогвартса могут позавидовать такому убойному результату употребления твоей стряпни Дином. — Быстро отчеканивает Сэм. Дин чуть раздувает щеки, сдерживая приближающийся смех. Я не понимаю, как расценивать это — как комплимент или как насмехательство — и отворачиваюсь от ребят.

— Посуду будете мыть вы.

— Есть, мэм! — Резко подскакивает Дин и несется к мойке. Тут даже я не могу удержать смеха.

— А, стоп, чуть не забыл. — Дин подносится ко мне и быстро клюет в щеку, пока Сэм не начал возмущаться. — Спасибо.

— Спасибо. — Повторяет Сэм и тоже целует меня в щеку. Я краснею и опускаю взгляд.

И как с ними можно спокойно жить?

* * *

— Осторожно… Не оступись здесь.

Сэм поддерживает меня за талию, когда я оступаюсь. Мое сердце делает резкий скачок. Я боюсь высоты, и вот пожалуйста — мы лезем на самое высокое дерево в округе! Класс! Делаю глубокий вздох. Сэм и сам знает о моей фобии, и это причиняет ему неудобство.

— Потерпи немножко, пожалуйста, — молит его голос. — Скоро ты увидишь, зачем я тебя сюда привел.

Только я хочу начать возражать, как моя рука касается последней ступеньки, и я подтягиваюсь.

Вау.

Просто. Вау.

Широкая деревянная площадка, довольно-таки просторная, прячется среди ветвей дерева. В центре площадки стоит небольшой домик, высокий, словно вытянутый к солнцу. Я осматриваюсь и делаю пару шагов. Смотрю вниз, в пробел между листьями, и мне становится плохо от созерцания высоты, на которую мы забрались. Подхожу к домику и дергаю дверную ручку, но дверь не поддается. Сэм подходит сзади и вставляет в замочную скважину маленький ключик. Раздается приятный щелчок, и дверь распахивается, дружелюбно приглашая пройти внутрь. Я вздыхаю, когда моему взгляду показываются многочисленные креслица самых разных и нелепых форм, столик и просто огромное множество полочек, ползущих вдоль стен от пола к самому потолку. На полочках стоят различные мелочи, такие как пустые бутылочки из под сока, несколько кубиков Рубика, старые игрушки, баночки с гвоздями и кнопками, кипы журналов, книжек, рогатки, дробинки и еще много того, что может пригодиться мальчишкам. В одной из стен есть большое окно, из которого открывается прекрасный вид на долину, поля и деревья. Отсюда даже виден дом Уайтов. У самого окна висит просторный гамак. В потолке домика тоже виднеется окно, но в него вставлено множество разноцветных стеклышек, вместо одного прозрачного окна. Они причудливо ловят блики солнца, пробирающегося через ветви, и чуть светятся. Я уже раскрываю рот, чтобы спросить, откуда у Уайтов такой шикарный домик на дереве, но вспоминаю про папу-архитектора и замолкаю.

— Д-а-а, давно мы здесь не убирались… — Раздается голос парня прямо над моим ухом.

Мы лежим на гамаке, Сэм, закинувший руки за голову, и я на нем, распластавшись по нему и свесив вниз руки. Мое лицо оказывается у него на груди. Мы смотрим на закат, вступивший в силу. Он рдеет алыми полосами и поблескивает золотыми облачками, плывущими на запад.

— Тебе нравится у нас? — Раздается голос Сэма. Я лежу, прислонив ухо к его грудной клетке, так что каждое его слово гулом и вибрациями отдается во мне.

— Очень. — Просто отвечаю я сильнее вжимаюсь в Уайта. Он зарывается лицом мне в волосы.

— Тебе все еще больно? — Голос Сэма звучит неуверенно, даже боязливо. Он явно долго собирался задать этот вопрос.

— Что? — Я напрягаюсь, не понимая, к чему ведет Сэм.

— Твои… Родители… Тебе из-за них…

— Да. Все еще больно. — Прерываю я Сэма, чуть грубее, чем мне этого хотелось. Он словно сжимается, жалея о том, что задал такой вопрос. Я закусываю губу.

— Прости, я просто сглупил…

— Да нет. Ничего. — Я думаю, стоит ли сказать парню о том, что мои родители живы. Борьба во мне накаляется, достигая предела. Сэм — это тот, кому я доверяю буквально все. Внезапно вспоминаю, как нас тянуло друг к другу после инцидента на вечеринке в Гринплэйс, как я влезала в самые дебри, совершая необдуманные поступки, а Сэм следовал за мной, прикрываясь Дином, чтобы защитить меня. Как я была выжжена изнутри, когда Сэм «умер». Я та, кто видел его смерть дважды. Дважды. Этого хватило, чтобы убить меня саму, но живой и настоящий Сэм без особых проблем воскрешал мен из пепла боли и отчаяния. Он достоин того, чтобы знать.

— Я хочу тебе кое-что рассказать… — Я приподнимаю взгляд на Сэма. Он весь превращается в слух, и я начинаю свой рассказ.

— Но… Это же чудесно. — Пораженно говорит Сэм после того, как я заканчиваю свое повествование о Марке и снах-тренировках.

— Не совсем. У мен было еще одно видение. Давно, очень давно. Когда мы поссорились из-за Мэтта. Я упала с лестницы и потеряла сознание. Какая-то непонятная кома убивала меня день за днем, а я видела, как ко мне приходят люди, слышала, что они говорят. Ты чувствовал меня. Чувствовал мою душу, присутствующую в помещении. — Я горько улыбаюсь. — Один раз мадам Помфри спросила у МакГонагалл, почему меня не отправили в Мунго, ведь мне нельзя было помочь в другом месте, и шансов на то, что я выйду из комы, были очень малы. МакГонагалл ответила, что в Мунго слишком опасно, что Марк пишет ей, что на Холмсов ведется охота… У меня голова кругом шла из-за всего этого. И еще она сказала, что я действительно могу остаться одна, как все думали до этого. Остается лишь надеяться, что с моими родителями все нормально, и я увижу их.

— Но ты не спрашивала у Марка, кто именно те самые охотники за Холмсами? — Интересуется Сэм.

Я качаю головой из стороны в сторону.

— Наверное, тебе снова стоит с ним увидится.

* * *

Неровный, мигающий свет. Многочисленные зеркала словно взрываются белыми огнями, разлетаясь вдребезги. Но вот свет тухнет, снова загорается, а они стоят на месте, целые и невредимые. Недоуменно осматриваюсь. На меня смотрит сотня пар разноцветных глаз, вопрошающих, что я снова делаю в зеркальном лабиринте. Я и сама не знаю ответа.

Тишина. Полная, абсолютная, всепоглощающая, похожая на ком ваты в горле. Мне становится трудно дышать. Страх расползается по венам, наполняя мою кровь. Сердце бьется, как птичка в клетке. Сейчас что-то случится.

Сейчас.

Что-то.

Случится.

Я поднимаю глаза и вижу Сэма. Он ловит мой взгляд и улыбается. Я чуть успокаиваюсь, подхожу к нему и обнимаю. Вот так. Все хорошо. Закрываю глаза.

Хватка Сэма становится слабой.

Я распахиваю глаза и быстро отхожу от Сэма. Он начинает заваливаться, падать, протягивая руки ко мне, ища помощи. Из его рта бежит струйка крови. Он падает навзничь. Из его спины торчит древко стрелы.

Я задыхаюсь, пячусь назад и падаю на пол, вцепившись в волосы руками. Раскачиваюсь, словно сумасшедшая.

— Это сон, это сон, это сон, это сон…

— Лили!

Я вскидываю голову на источник звука.

Мама. Мама!

Я бегу к ней, обнимая. За ее спиной стоит отец. Родители улыбаются, смеются, треплют меня по волосам, как когда-то тогда, в детстве.

Я вспоминаю про Сэма.

— Нет!

Мама не отпускает меня, хотя я вырываюсь изо всех сил. Руки отца сжимаются вокруг моей шеи. Я стараюсь заглянуть им в глаза и кричу, увидев их лица. Кожа слазит с них, оголяя кости, лохмотьями свисая с черепа. Зубы, неприкрытые плотью, скалятся в мертвых ухмылках. Белые глазницы гноятся, сверкая бельмами.

— Нет!!!

Олив. Перри. Рэд. Мэтт. Все лежат на полу со стрелами в телах. Я плачу, дикие конвульсии сотрясают мое тело, похожее на безвольную тряпичную куклу. Мне страшно прикасаться к трупам, мне кажется, что они сейчас оживут и набросятся на меня.

Мои друзья опять мертвы.

Все опять темнеет. Я задерживаю дыхание от страха. Когда свет вспыхивает, ослепляя меня, я кричу изо всех сил, выпуская весь страх наружу. Прямо перед моим лицом находится лицо мертвой убийцы-профи с перерезанной шеей. Почерневшая кровь застыла на ее белой коже.

— Скучала? — Слышу я противный, мертвый, холодный голос. Трясусь, когда белые пальцы касаются моего лица. — Она для тебя. — Профи показывает мне стрелу в какой-то непонятной слизи, проводит ей по моим щекам, подбородку, шее.

— Время пришло, Холмс.

Стрела вонзается мне в горло.

— Лили! Очнись, очнись!

Я с криком просыпаюсь среди всколоченных простынь. Меня за плечи держит Сэм. Над ним навис побледневший Дин.

— Все в порядке. Это сон. — Тихо произносит Сэм. Зеленые глаза тревожно поблескивают. Я быстро и мелко киваю, а затем рывком прислоняюсь к Сэму. Он обхватывает меня руками, так сильно, словно хочет раствориться во мне.

— Господи, как у тебя сердце колотится…

— Все хорошо? — Обеспокоенно спрашивает Дин.

Я вяло киваю и отвожу глаза на шею Сэма.

— Кажется, я знаю, что нам стоит сейчас сделать. — Решительно произносит Дин и молча велит нам следовать за ним.

* * *

— А сейчас он...

— Тихо! — Я чуть толкаю Дина локтем, напряженно вглядываясь в экран телевизора. Дин замолкает, но через минуту снова выдает спойлеры. Сэм недовольно шикает на него.

— Но я смотрел это тысячу раз! — Восклицает Дин, призывая нас к справедливости.

— А я — нет. — В один голос выдаем мы с Сэмом, переглядываемся и снова устремляем свои взгляды в экран.

Я не замечаю, как засыпаю, лежа на груди Сэма, который закинул одну ногу на спинку дивана, а вторую переплел с моими. Сон захватывает нас, а Дин сидит, поджав колени, и в тысяча первый раз пересматривает 'Пиратов Карибского моря'.

* * *

— ТВОЮ МАТЬ!!!

Я не знаю, что меня будит скорее: дикий крик Сэма, смех Дина или басы в песне ВМТН 'Fuck'.

Наверное, все-таки, последнее.

Мы вскакиваем, как ужаленные, когда бессовестный Дин включает над нами на полную колонку. Я остаюсь лежать на кровати, а Сэм в одних шортах бежит за Дином, удирающем вверх по лестнице. Благой мат Сэма заглушает скрим Оливера Сайкса.

— Я ДО ТЕБЯ ДОБЕРУСЬ, ПРИДУРОК!

— Сэмми, Сэмми, Сэмми, это же твоя любимая группа! — Дин сбегает вниз, непонятно каким образом разминувшись с Сэмом.

— НЕ КОГДА ЕЮ БУДЯТ В ШЕСТЬ УТРА, ВРУБИВ НАД УХОМ!

— Методы всякие бывают. — Дин не был бы Дином, если бы сейчас не остановился и не развел руками для полной эпичности происходящего. Догнав его, младший Уайт влепил оплеуху кареглазому и бухнулся на диван, явно забыв, что там лежу я, и чуть не раздавив меня. Я вскрикиваю, когда на мои ноги падает Сэм, а он орет, почувствовав, что «диван ожил».

Доброе утро.

Наш последний завтрак до приезда Маргарет и Митчелла Сэм запрягает готовить провинившегося Дина, а сам идет досыпать свои пять минут. Просыпается он от того, что, стоя у плиты и толкаясь, мы с Дином а-капелла горланим песни «Arctic Monkeys». Дин особо старается, фальшивя и надрывая глотку, а я дотягиваю все ноты, поэтому пение наше больше похоже на хор лягушат в болоте.

«Do I wanna know

If this feeling flows both ways?

Sad to see you go

Was sort of hoping that you'd stay

Baby we both know

That the nights were mainly made for saying things

That you can't say tomorrow day»

— Опя-я-ять!..

Мы слышим недовольный возглас Сэма и смеемся. Дин протягивает мне сжатый кулак, по которому я ударяю.

— Бро.

— Бро.

* * *

Митчелл оказывается приятным мужчиной, довольно-таки молодо выглядящим. То, насколько он внешне похож на Сэма, вводит меня в ступор, так что я даже забываю поздороваться.

— О нет, выведите ее из комы, кто-нибудь, прямо сейчас! — Трагическим голосом орет повеселевший Дин и трясет меня за плечи, на что я пугаюсь, резко разворачиваюсь и случайно заезжаю локтем прямо в ребро Уайту.

— Вот и сделай доброе дело, выведи из комы. — Кряхтит Дин, хватаясь за ребра. Митчелл лишь смеется и пожимает мне руку. Я, сгорая от стыда, представляюсь. Сносное приветствие, я могла и похлеще налажать.

На следующий день мы возвращаемся в Хогвартс, поэтому Маргарет решает устроить праздничный ужин. Инициативный Митчелл с жаром начинает объяснять супруге плюсы свежего воздуха, пытаясь перенести стол наружу, что ему в конце концов удается.

— Дин, помоги мне! — Мистер Уайт хватается за один конец стола, но Дин лишь взмахивает палочкой. Оживший стол встает на дыбы, потряхивая деревянными ногами, и галопом уносится на лужайку перед домом. Миссис Уайт категорично отказывается ставить на стол продукты и начинать сервировку, пока стол полностью не прекращает брыкаться и двигаться в целом. В итоге главная женщина в доме запрещает нам махать палочками во избежание непредвиденных казусов и использовать магию только по просьбе взрослых. Дин абсолютно не расстраивается и через пять минут уже вовсю экспериментирует над столовыми приборами.

За столом парни начинают рассказывать всякие интересные штуки из мира магии, чтобы родители могли хоть на секунду к ним прикоснуться. Когда речь заходит о Хогвартсе, я понимаю, что Дин рассказывает об их с Сэмом проказах, только заменяя имена. Я прямо-таки слышу, как Маргарет охает и хватается за сердце, если бы она узнала, что все это — дело рук ее сыновей. Митчелл слушает с неподдельным интересом, сверкая карими глазами, а Маргарет лишь намазывает джем на тосты, то и дело качая головой и приговаривая:

— Какой беспредел у вас там творится…

— А потом Гарольд вытащил из кабинета ЗОТИ саламандру и поджег ей хвост…

— Какое ужасное обращение с животными!

— Мам, она живет в огне. — Вставляет Сэм, а сам подхватывает речь брата и продолжает за него. — А Мэтт на следующий день решил намазать все дверные ручки в туалетах вазелином…

Я вспоминаю это и смеюсь. Точно. Я помню, какой в замке поднялся шум. Мэтт еще месяц натирал награды и кубки по квиддичу в Зале почета.

— Мэтт? Мэтт Бернс? — Резко вскидывает голову Маргарет. — Надо же, я думала, он славный малый.

— Полно тебе, Маргарет. Они дети, им можно. — Успокаивает супругу мистер Уайт.

— Сэм, вы с Мэттом так и не помирились? — Обеспокоенно начинает Маргарет. Я удивляюсь — откуда она знает?

— Нет, мам. — Отрезает Сэм.

— Лили, дорогая, ты ведь должна знать Мэтта Бернса? Вы ведь все учились в Гринплэйс до Хогвартса?

О да, я знаю его. Вижу, как Сэм вскидывает брови, вперив взгляд в столешницу. Ну вот. Он опять зол.

— Да, мы друзья.

Черт же меня дернул это сказать. Пальцы Сэма сжимаются, а брови хмурятся. Он не смотрит на меня. Но вот он резко поднимает на меня взгляд, и в его взоре явно читается немой, обиженный упрек: «Друзья, значит?».

— Не знаешь, почему мальчики поссорились?

…— Она моя. — Неожиданно дико шипит Сэм. Я испуганно сжимаю его еще сильнее. Слишком непохож мой Сэм на этого, избивающего друга и шипящего ему в лицо. — Не смей. — Шепот больше похож на голос змеи. — К ней. — Сэм ближе наклоняется к Мэтту. — Лезть…

— Мальчишки. — Лишь пожимаю плечами я и стараюсь улыбнуться.

Я определенно должна помирить этих двоих, пока их вражда не разорвала меня на части.