Камни (джен)

Это рассказ о том, как живут на земле камни. Камни, которые составляют стены и на которых нацарапано: «свобода», или «смерть», или «вечно». И ещё камни, под которыми лежат уже освободившиеся, на них имена и даты, как то: «Бартемиус Крауч, 1962-1982», или: «Луна Лавгуд, 1981-2008».

Многие камни не видят света уже несколько столетий, но не хотят сдвинуться. Они принимают на себя отпечатки пыльных ступней, они впитывают нашу поступь, а потом хранят воспоминания о нас. Они ведут летопись страданий долгие и долгие века, с тех пор, как самый беспощадный в истории тёмный маг сложил обломки скал в величественную треугольную башню, задолго до того, как она стала именоваться тюрьмой Азкабан.

Эти камни помнят всё. Шесть столетий назад безжалостный Экриздис поднял их со дна сурового Северного моря и соединил мощной магией в неприступный мрачный форт. Тогда они перестали быть просто морскими скалами, наблюдающими неизбежный цикл, ведущими вечную борьбу с волнами. Они стали свидетелями тёмных ритуалов и пыток, узрев которые, любой вырвал бы себе глаза. Они видели рождение наитемнейших, самых отвратительных и беспощадных созданий на земле — дементоров. Стоны и крики навсегда впитались в эти стены, и даже если когда-либо какой-нибудь милосердный Министр закроет тюрьму для новых узников, Азкабан будет долго полниться витающими в воздухе муками, добела раскаляющим камни ужасом, сочащейся из трещин болью.

Они помнят столько смертей, что на каждый камень их пришлось бы по сотне. Но камни кричат о них так тихо, что кажется, будто они молчат. Только одна слышала эти истории, она писала сказки о памяти и забвении, а потом сама легла под камень без эпитафии.

Сказка о той, кого забыли

Жила-была женщина, отдавшая свою жизнь в обмен на неволю сына.

Холодная октябрьская ночь заливалась в крохотное зарешеченное окно в одиночной камере Азкабана. Ледяные ливни часто омывают каменные стены тюрьмы сверху, как снизу их облизывают чёрные морские воды. Амаранта Крауч не ёжилась и не стенала, не кричала и не рвала на себе волосы. В мыслях она была далеко отсюда — со своим сыном. Она размеренно билась каплями о жестяной подоконник, убаюкивая малютку Барти; оставалась на мокром стекле успокаивающими словами о том, что она будет всегда рядом; журчала на водосточной трубе о своей любви.

Амаранта сама пришла сюда, где каждый миг терзают самые жуткие воспоминания, где счастье уходит по капле и никогда не возвращается — всё светлое растворяется солью в морских волнах под стенами Азкабана. С каждой ночью седина расползается по волосам Амаранты всё больше, и всё глубже погружается она в свою любовь к сыну, которую не отнять жадным дементорам. Пока не уснули воспоминания о том мгновении, когда последний раз она видела малютку Барти.

Муж долго не соглашался на уговоры, но, в конце концов, уступил её мольбам. Она сама заботливо приготовила Оборотное зелье, сама сорвала волос с головы сына, когда вошла в камеру и в последний раз обняла смысл своего существования. Она безмолвно смотрела, как искажаются черты лица Барти, становятся острее и мягче. Через минуту она уже будто смотрела на себя в зеркало, её сын был ею, она приняла в себя его душу, чтобы он спасся. Тогда она не знала, что обрекла его на большую неволю и на худшую участь, ведь дементоры почти никогда не пропускают запланированных свиданий. Сама Амаранта легла за стенами Азкабана под надгробный камень с чужим именем, так никогда не узнав о судьбе любимого Барти. О её жертве почти никто не знает и совсем никто не помнит.

Только сказочница слышала эту историю от азкабанских камней. Она нарисовала пальцем в пыли под надгробием цветок — в знак памяти. И прошептала:

— Возможно, матери делают только хуже, когда жертвуют своими жизнями, оставляя детей на волю случая. Дети, у которых нет мамы, становятся другими. Они теряют всё.

Сказка о том, кого не вспомнят

Жил-был мужчина, не понимавший, кто он есть.

Эбен Эйвери любил море и войну. Ему нравилось думать, что он проживёт яркую и короткую жизнь, нравилось пить вино и любить женщин. Его никто никогда не сдерживал — ни родители, ни рамки приличия.

Холодное чёрное небо, и на пути только горстка звёзд — Эйвери летит на метле. Отличная ночь для победы над силой земли и над условностями. Хлопок аппарации, как насмешка над законами пространства, и Эбен — на ответственном задании своего Лорда в Отделе тайн. Он не понял, когда всё пошло не так. Когда получил плевок в лицо от судьбы и попал в Азкабан.

Эйвери осознал вдруг, что всё, что у него есть — это камни. Они теперь летят в лицо вместо звёзд, они вокруг, на земле, в небе и в голове. И он решил, что есть возможность остаться яркой вспышкой в истории, и он стал выцарапывать свою жизнь на стене.

«Человек — это шар», — писал Эйвери на камне, и пустота в нём ширилась, наполняясь огнеопасной смесью. «Душа — это нить», — но строчка пошла по шву. «Жизнь — это пламя», — и горстка пороха уже разрослась настолько, что для самого Эйвери скоро не останется места.

Когда нечеловеческий крик прорезал до жути непривычную тишину Азкабана, узники соседних камер видели всполохи огня в камере Эйвери; каменные стены раскалились докрасна, но быстро остыли.

Спустя десять лет в эту камеру привели сказочницу. Ещё до того, как камни рассказали ей историю предыдущего жильца, она прочитала летопись на закопчённых стенах. Потом собрала горсть пепла в центре камеры и произнесла с улыбкой сожаления:

— Принимай себя таким, какой ты есть. Даже если тебя считают сумасшедшим, даже если ты и вправду чокнутый.

Сказка о той, кто не умеет забывать

Жила-была девочка, которая слышала, о чём кричат камни.

Луна Лавгуд всегда жила будто в другой реальности, словно во сне или в сказке. Она верила в то, чего не могли даже представить другие, она видела невообразимое и понимала кажущееся невозможным. Она не удивилась, когда за свое понимание и честность попала в Азкабан.

Гарри Поттер когда-то был её другом, но власть сделала его не-собой. Магическая Британия выбрала его новым Министром Магии вместо безвестно пропавшего Шеклболта, надеясь, что Гарри останется её защитником. И никто не ожидал, что затаивший обиду мальчик, повзрослев и обретя возможность, начнёт мстить — за гибель родных, за мучения друзей, за все свои потери и лишения. Луна не осуждала Гарри, ведь он лишился мамы ещё младенцем, а потом просто потерял себя.

Азкабан стал наполняться узниками, каменные стены трещали. Любой, кто перешёл Гарри Поттеру дорогу и остался в живых, отправлялся на далёкий остров. Конечно, дементоры были изгнаны из Азкабана предыдущим Министром, но атмосфера отчаяния и боли не могла бы выветриться и за тысячелетие. К старым могилам стали прибавляться новые, камни Азкабана вновь задышали страданием, засочились страхом, завопили от мук.

Луна Лавгуд слушала каменные стоны и складывала их истории в волшебные сказки. «Время — это река», — прочитала она на стене своей камеры и поплыла против течения. Там, на глубине, оставаясь одновременно наедине с собой и в окружении всех, кто обитал в Азкабане до неё, Луна дышала размеренно и спокойно — вопреки всем законам природы. Если бы кто-нибудь поинтересовался у неё, как она себя чувствует, Луна озарилась бы своей светлой улыбкой и сказала: «Я в порядке, спасибо», — будто ни в чём не бывало.

Когда морской ветер позвал её из маленького зарешёченного окна, Луна радостно последовала за ним. Она ручейком просочилась сквозь камни-стены — они ведь давно стали ей друзьями, только с ней они могли выговорить всё, что скопилось за долгие века. Луна прошла через тюремное кладбище, оставив пыльный цветок под одним из надгробий, и вышла на скалистое побережье. Чёрные воды Северного моря облизнули её грязные босые ноги. На холщовом небе были нарисованы серые каменные тучи, Луна добавила бы сюда красок — васильковую и лютиковую.

Молчание затягивалось, тянуло. Там, на дне, плескалось само время. Тысячелетия, века и годы точили там камни. И сейчас — поняла Луна — настало мгновение, чтобы доплыть к истоку и попробовать повернуть течение реки вспять. Настало время собрать все-все камни. И Луна прыгнула в воду.