Не смеётся пересмешник (джен)

Жила-была Правда. Родилась она на этом свете однажды ранним утром да и пошла по миру. Хотя какая разница? Мы не о ней. Давайте лучше о Пятом.

Как-то раз начал Пятый неразборчиво что-то бормотать и сбиваться с пути. А ведь это не шутки, серьезное дело! Подумал он, подумал — да и обратился к походному лекарю.

Врач разъезжал в особой вездеходной кибитке: берег ноги, чтобы стоять на страже доброго здоровья каравана. Туда-то Пятый и наведался. Заслышав симптомы, врач разволновался, заблестел лысиной и даже дернул себя пару раз за бороду. Послушать больного стетоскопом он отказался наотрез, и вообще постарался отодвинуться подальше.

Пригорюнился Пятый, задумался, как будет прощаться с женой. Но, может, оставалась ещё для него надежда?

— Вся беда, голубчик, оттого, — желая удостовериться, что Пятый понимает всю серьезность положения, врач кинул на него проницательный взгляд поверх серебристого ободка очков, — что вы слишком внимательно смотрите, куда идете. Бросайте это дело. У нас от такого летальные случаи бывали.

— Что же мне делать, доктор? — испуганно спросил Пятый. Сбывались его худшие подозрения.

Врач крепко задумался: болезнь была тяжелая, иногда и опомниться не успеешь — а подхватили уже все.

— Пропишу я вам, дорогой мой, повязку на глаза, да поплотнее. Попросите верных товарищей, пусть окажут услугу — надевают вам её перед тем, как вам наступает пора глаза поутру открывать. А если почувствуете ухудшение — мигом ко мне!

Поблагодарил Пятый доктора сердечно, вышел на улицу, да и встал в тупик: как же повязку изготовить? Тут нельзя не посоветоваться с милой женой. Запетлял он между животными и людьми, заспешил, выглядывая свою Пятую.

Раскинулось вокруг море многоглавое, их славный, великий панемский караван! Ни днём, ни ночью не останавливалась могущественная империя, стирала ноги, лапы и копыта, всё шла и шла вперёд и вперёд; и забыл уже Пятый, как выглядит зелень, потому что последний оазис прошли много-много дней назад, а впереди расстилались только бескрайние пески и человеческие кос…

Повязка! Как можно быстрее!

Был радостный, блистательно праздничный день. Путешественники счастливо выплясывали лихие пируэты, прихлопывая в ладоши. Глаза у каждого горели.

Одиннадцатый понуро брёл сквозь народное гулянье, едва переставляя ноги.

— Что же ты не ликуешь? — удивилась Первая, каким-то чудом углядев его в толпе. В её волосах сверкнул драгоценный камешек: праздник!

— Счастье моё забирают, — горько вздохнул Одиннадцатый, и из глаз его зарядили крупные слёзы. — Нет у нас других детей, это их первая жатва! И сразу обоих… тяжело на сердце у меня.

Первая стрельнула острым взглядом по сторонам, проверяя, не слушает ли кто, и горячо зашептала:

— Но ведь это такая честь! Удивительная возможность: почувствовать на себе, что ты часть системы, что твоё существование не бессмысленная неподвижная искорка — ты нечто прекрасное, великое!

Посмотрел на неё Одиннадцатый странно, но промолчал, поджав губы. Спорить не было смысла.

И вдруг все заторопились вокруг них, засуетились: наступало время. Первая тут же забыла об Одиннадцатом — невелика неожиданность, удивительно, что она вообще с ним заговорила, все же знают, что разные номера будто на разных языках говорят — и тоже поспешила влиться в людской поток. Загремела торжественная музыка, рокоча всё глубже и насыщеннее, и в небе загорелся огромный голографический знак Панема, чтобы смениться затем лицом президента.

— ПРИВЕТСТВУЮ ТЕБЯ, МОЙ НАРОД, В ТВОЁМ ЕДИНСТВЕ И ПРОЦВЕТАНИИ, — прогремел голос Сноу, наступая из динамиков со всех сторон. — Я СЧАСТЛИВ ВИДЕТЬ ВСЕХ ВАС В ЭТОТ ЗНАМЕНАТЕЛЬНЫЙ ДЕНЬ И ПОНИМАТЬ, ЧТО НАШИ СЕРДЦА БЬЮТСЯ В УНИСОН.

Двое соседей Одиннадцатого в толпе неловко столкнулись локтями, пытаясь взять его за руку. Одиннадцатый отшатнулся, но угодил в плен чужой ладони с другой стороны. Люди открыто задирали головы, и лица их осеняли отблески голограммы. Одиннадцатый заметил Восьмую: она восторженно прикасалась то к одному, то к другому, прислушиваясь к чужому пульсу.

— НАША НАЦИЯ — СЛОЖНЫЙ МЕХАНИЗМ. МЫ УДИВИТЕЛЬНО РАЗНЫЕ. И ВСЁ ЖЕ, МЫ — ВМЕСТЕ. МЫ — ОДНО. У НАС ОБЩАЯ ЦЕЛЬ: РАЗВИТИЕ. ПОЧЁТ. БЛАГОДЕНСТВИЕ. ЧТОБЫ ПРОДОЛЖАЛ ИДТИ ОДИН, НУЖНО, ЧТОБЫ РЯДОМ С НИМ И ДЛЯ НЕГО ШАГАЛ ДРУГОЙ. ЧТОБЫ СИСТЕМА НЕ ВЕДАЛА ОСЕЧЕК, НУЖНО, ЧТОБЫ ЦЕНТР ЗНАЛ О КАЖДОЙ ДЕТАЛИ, О КАЖДОМ ДВИЖЕНИИ, — президент повернулся, являя сидящую у него на плече птицу. — КАПИТОЛИЙ ВЕРНО СЛУЖИТ НАМ НА НАШЕМ СОВМЕСТНОМ ПУТИ, НАПРАВЛЯЯ НАС И ПРЕДПРИНИМАЯ ТЕ ПРОДУМАННЫЕ, ЕДИНСТВЕННО ВЕРНЫЕ РЕШЕНИЯ, КОТОРЫЕ ВЕДУТ НАС ИЗ ГОДА В ГОД.

На голограмме появилось причудливое лицо Капитолия. Или затылок. Или зад. Одиннадцатый не был точно уверен: Капитолий всегда так пёстро одевался, что иногда его можно было спутать с клумбой. Музыка взяла прочувствованный аккорд.

— РАЗ В ГОД МЫ СОБИРАЕМСЯ, ЧТОБЫ ВОССЛАВИТЬ НАШЕ ЕДИНОДУШИЕ И ЕЩЁ РАЗ УВЕКОВЕЧИТЬ МОГУЩЕСТВО ИМПЕРИИ ВО ВСЕХ ПОКОЛЕНИЯХ, ОТНЫНЕ И ВПРЕДЬ! ПОМНИТЕ, КТО НАШ НАСТОЯЩИЙ ВРАГ: ЗАБВЕНИЕ И ТЩЕТА! ТОЛЬКО ВМЕСТЕ, СПЛОЧЁННО СПОСОБНЫ МЫ ПОВЕРГНУТЬ ЕГО. ВОЗДАДИМ ЖЕ ДОЛЖНОЕ ВЕЛИЧИЮ ПАНЕМА!

Сноу поднял руки и улыбнулся одними губами. Его караван торжествующе взревел.

Сейчас их ждало удивительное зрелище. Каждый юноша и каждая девушка, удостоенные чести, соберутся вместе и будут состязаться в скульптуре. Занятие это крайне сложное, потому что им не дадут иного сырья, кроме как друг друга; слабые духом падут и станут средством, материалом для продвижения вперёд, ну а сильные же запечатлеют самую суть человеческой души — так, как в поколении её понимают лучшие из лучших.

Победителю отведена особая слава: его обратит в памятную статую сам господин президент.

Ночью в кибитку доктора постучались.

— Кого нелёгкая принесла? — сердито пробурчал он.

— Добрый вечер! Это Пятый, — прошептал испуганный голос снаружи.

— Знаю я, что вы пятый, — откликнулся врач. — На первом десятке я со счёта пациентов за ночь ещё не сбиваюсь. Завтра мне пожалуетесь, как вам кажется, что за вами следят, и как вы страдаете от вспышек агрессии. Никого не принимаю!

— Пожалуйста, доктор, — взмолились снаружи. — Я совсем плох.

Смягчился лекарь, подтянул одеяло повыше-поприличней, чтобы принять пациента.

— На что жалуетесь? — на всякий случай спросил он.

— Да всё та же беда со мной! Тридцать и три повязки уже сменил — ничего не помогает! Всё вижу и вижу, куда мы идём, просто спасу нет!

Доктор сжался в панике. Ему вдруг тоже показалось, что за ним следят.

— Не заходите! — выпалил он. — Давайте подумаем, как вам помочь, так. Сейчас достану мануалы…

«Внучке своей завещаю кибитку», — торопливо черкнул он на подвернувшемся листе бумаги.

— Открываю тайные книги! — крикнул врач. — Вот, вот… буквально ваш случай! Это лечим мы вас не так. Чтобы повязка хорошая была да помогла наверняка, непременно нужно заказать её у Капитолия! Ступайте к нему немедленно.

— Спасибо, доктор, — простодушно ответил Пятый и ушёл, оставив врача вертеться в постели и орошать подушку хладным потом.

Целый день он затем отказывался принимать кого-либо, только лишь вслепую диагностировал у всех волчанку и советовал больше времени проводить на свежем воздухе. В остальное время он прятался под кроватью, зажав уши, закрыв глаза и сцепив зубы.

И когда к вечеру он осмелился выглянуть одним глазком наружу…

Свой караван он решительно не узнал!

В эластичных повязках были все, от мала до велика. Все, кого он видел!

Неужели эпидемия поглотила всю империю и Капитолию пришлось принять экстренные меры?!

— РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ШАГ, — громыхнул голос Сноу. — ТЕПЕРЬ, ДЛЯ ТОГО ЧТОБЫ ПОГОВОРИТЬ С ДРУГОМ, У ВАС ЕСТЬ УНИКАЛЬНАЯ ВОЗМОЖНОСТЬ ПРИЙТИ ВМЕСТЕ К КАПИТОЛИЮ. БОЛЬШЕ НИКАКИХ НЕДОПОНИМАНИЙ! КАПИТОЛИЙ БУДЕТ ЛЮБЕЗЕН ПЕРЕДАТЬ ВАМ С УЧЁТОМ ТОНЧАЙШИХ КУЛЬТУРНЫХ КОНТЕКСТОВ, ЧТО ГОВОРИТ ДРУГ, — ЕСЛИ ДРУГ ЭТОТ НЕ В ПОВЯЗКЕ КАК У ТРИНАДЦАТОГО, КОНЕЧНО, — И ПЕРЕДАСТ ТОМУ ВАШИ СЛОВА НА ПОНЯТНОМ ЕМУ ЯЗЫКЕ. ЭТО ПРОРЫВ! ПАНЕМ ВСЕГДА СТОЯЛ И БУДЕТ СТОЯТЬ НА СТРАЖЕ ВАШИХ КРОВНЫХ ИНТЕРЕСОВ! ДА ВОССЛАВИТСЯ ПАНЕМ В ВЕКАХ! — голографический экран в небе уже зарябил, когда Сноу в сторону, не глядя на подданных, прикрикнул: — Я тебя уничтожу, глупая курица!

Сигнал оборвался на птичьем клекоте.

— Больше никаких недопониманий! Тончайшие культурные контексты! Да восславится Панем в веках! — пронеслось по каравану.

— Какая замечательная идея! — воскликнула женщина совсем рядом с кибиткой. — Наконец-то можно будет со всеми поговорить. И какая удача, что мне удалось раздобыть повязку, ну вот совсем не как у Тринадцатого!

— И мне, — кивнула ей собеседница.

— И мне! — подала голос ещё одна. — Мне Второй сегодня сказал, что я просто конфетка.

Все трое заговорщически хихикнули.

Доктор нахмурился. Странно. Похоже, ему следовало сесть вместе с Правдой (хотя подождите, мы по-прежнему не о ней, откуда она вообще тут взялась?) и внимательно перечитать пособия по дальтонизму. Сколько он людей ни видел в зазор, у всех повязки были абсолютно одинаковые: серенькие такие!

Сдаёт уже здоровье. Возраст…

На следующее утро разгорелся их караван войной. Восьмую, Третьего и Третью сильно избили за повязки: говорили, не того они цвета. Третьим хорошо: они хоть держались вместе.

— Ты будто слепа! — воззвал к своей жене Восьмой, прежде чем наброситься на неё.

— Это ты будто слеп! — прокричала она в ответ.

— ПАНЕМ, ПАНЕМ, ВЕЛИКИЙ МОЙ ПАНЕМ, — укоризненно обратился к дерущимся Сноу. Никогда прежде путешественники не видели его таким искренне опечаленным. — В ЕДИНСТВЕ НАША СИЛА, И НЕ ПРИСТАЛО НАМ ССОРИТЬСЯ ПО НАДУМАННЫМ ПУСТЯКАМ. ЕСЛИ ВЫ ПОСМОТРИТЕ НА ПРОИСХОДЯЩЕЕ, ВЫ УВИДИТЕ, ЧТО ВСЁ НЕПОНИМАНИЕ, ВСЕ РАЗНОГЛАСИЯ — ТОЛЬКО ЛИШЬ ОТ ЧТЕНИЯ ГНУСНЫХ КНИЖЕК, РАСПРОСТРАНЯЕМЫХ ТРИНАДЦАТЫМ И ЕГО ПОСЛЕДОВАТЕЛЯМИ. НО С ПАНЕМОМ ЗАМЫСЕЛ НЕ ПРОЙДЁТ! МЫ КРЕПКИ! МЫ ВЫСТОИМ! ДА ВОССЛАВИТСЯ ПАНЕМ В ВЕКАХ!

— Мы крепки, — эхом отдалось в караване. — Мы выстоим. Все беды от чтения! Да восславится!

И Первый пошёл открывать школу для малышей, Карьерную, чтобы была она обустроена по последнему слову педагогики и чтобы детей там нацеленно разучивали читать — оберегали от книжной напасти.

«Это и в самом деле последнее слово педагогики», — подумала Правда.

Да что же такое, откуда она только берётся в нашем сказе!

Над головами порхала вырвавшаяся с плеча Сноу Сойка-пересмешница.

— Сегодня чудесный день, чтобы линчевать Тринадцатого! — провозгласил Седьмой и для острастки взмахнул над головой своим топором. — Кто за?

— Линчева-а-ать! — радостно прокричали все и начали вслепую бродить, искать Тринадцатого. («Это наш Тринадцатый, идите найдите себе своего и казните его на здоровье!»)

— Так продолжаться не может! — в ужасном шуме пропела Сойка.

— Не может! — согласно проревела толпа.

— Это очень тяжело, но мы должны восстать! — настаивала Сойка.

— Восстать! Восстать! Восстать! — с готовностью отвечали ей.

— Нам нужна свобода! — объясняла она.

— Свобо-о-ода! — бесновались люди.

Врач заметил в щелку, что некоторым путешественникам нужна его помощь. Издали случаи выглядели трудными, и, с его ухудшающимся зрением и, похоже, памятью, он предпочёл бы освежить правила оказания первой медицинской помощи, прежде чем оказаться один на один с истекающим кровью человеком.

Рука его потянулась к справочникам, но тут же отпрянула: буквы… В сомнениях он несколько раз брал в руки талмуд, но вновь и вновь откладывал его обратно. И всё же наконец он сумел найти в себе достаточно мужества.

— Скажу: «Да восславится Панем в веках!» — и можно читать, — решил доктор и раскрыл книгу.

— ЕЩЁ БОЛЬШЕ ВОЗМОЖНОСТЕЙ! — внезапно, даже без музыкального вступления, пророкотал голос Сноу снаружи кибитки. — КАПИТОЛИЙ ПОЗАБОТИТСЯ О ВАШЕЙ СЕМЬЕ. ПОЛУЧИТЕ НЕ ТОЛЬКО МЕШОК ЗЕРНА, НО И ОСОБЫЙ ЗНАК ЕГО РАСПОЛОЖЕНИЯ — ТЕССЕРУ! ПРАВИЛЬНОЕ ПИТАНИЕ — ЗАЛОГ СЛАЖЕННОЙ РАБОТЫ МОЗГА, ВНУТРЕННИХ ОРГАНОВ И МЫШЦ. ПАНЕМ — ЗА ЗДОРОВУЮ МОЛОДЁЖЬ!

От счастья люди даже оставили в покое своих Тринадцатых.

— Мешок тессер, — ликовали они. — Семья внутренних органов! Гнусные свободы! Капитолий мозга! Восстать!

— Наш истинный враг — президент Сноу, — звонко объявила Сойка, и по каравану словно прокатилась ропчущая волна. В воздух тут и там вздымались возмущённые кулаки.

— Постойте, но птицы же не говорят, — опомнилась Правда.

— Чирик! — опустошённо выдавила Сойка-пересмешница, лишённая дара речи.

— Чирик! Чирик! Чирик! — скандировала толпа, кидаясь на Сноу.

Гигантский проектор в небе замигал, сначала крупно показывая голову и даже одни только кустистые белые брови президента вместе с морщинистым лбом, а затем сменился мерцающей пустотой, хотя и поныне многие вам с готовностью клянутся, что увидели там Правду.

Но нет: ведь сказка ложь…