Традиции волшебного гостеприимства, или Гость из забытого прошлого (джен)

Впрочем, недоумение и растерянность — не те чувства, которые Блэк готов испытывать долго. Посему он очень скоро идёт за Мальсибером следом — и находит его не сразу, тот сидит на подоконнике в одной из дальних комнат и, прислонившись к стеклу, смотрит на улицу.

— Что я такого сказал? — спрашивает Блэк, подходя к нему и садясь на резную, покрытую густым слоем пыли тумбочку.

— Да ничего, — негромко отвечает Мальсибер. — Извини. Я просто устал… не колдовал очень долго, вызовы эти постоянные… не стоило. Я не прав.

Он оборачивается и улыбается — и вправду устало.

— Что случилось с твоим дядей? — чем-чем, а деликатностью Блэк никогда не отличался — зато упрямства у него всегда было предостаточно.

— Он погиб, — просто говорит Ойген. — Вместе с магглами. Их правительство вручило ему посмертно три ордена.

— Как такое возможно? — у Сириуса даже губы вздрагивают. — Три маггловских ордена?!

— Да. Три. Я не знаю, подробностей — это было очень давно. Всё, что я знаю — что он воевал с Гриндевальдом… «с» в смысле «против». Вместе с магглами. И погиб. Ему едва исполнилось восемнадцать, но сбежал он раньше — с шестого курса. Это всё. Поэтому ты пошутил неудачно… но мне вообще не следовало его поминать — он здесь совсем не при чём. Как и ты. Извини.

— Погоди, — вдруг потрясённо шепчет Сириус. — Послушай… как его звали?

— Ревальт. А что?

— Это имя! Я знаю его! Дядя Альфард часто упоминал… они вместе учились… Я же… я не знал, что он Мальсибер!

— Спустя столько лет… какая уже разница-то, — Ойген вздыхает и прикрывает глаза. — Слушай, я правда устал. И…

— Есть разница, — решительно говорит Сириус. — Для меня — есть.

— Блэк, я — не мой дядя. Я его даже не то что ни разу не видел вживую — не встречал на портрете. Хотя портрет где-то есть. У нас общего меньше, чем у тебя с Беллой — вы с ней хотя бы знакомы.

— Неприятно тебе иметь такого вот родственника? — понимающе усмехается Блэк. — Маггловские ордена руки жгут?

— Ох, Блэк, — Мальсибер открывает глаза и смотрит на него очень удивлённо. — Ты просто… ну невозможен же. Ты сам-то как полагаешь? Если подумаешь? Немножко? А?

Он смеётся, почему-то очень тепло, и, спрыгнув с подоконника, подходит к нему, заглядывает в глаза — и снова смеётся.

— А пойдём напьёмся? — предлагает он вдруг. — Я — по поводу обретения и потери собственной палочки, а ты сам себе что-то придумаешь.

— Я не могу тебе её отдать, — чуть ли не извиняясь говорит Сириус.

— Я и не прошу. Я понимаю. Идём? Я в жизни никогда целенаправленно этого не делал.

— Ты ни разу не напивался? — удивляется Блэк.

— Специально — ни разу, — весело отвечает он. — Покажешь, как это делается?

— Ну ты сам попросил, — говорит Сириус. — Потом не жалуйся.

…Они устраиваются прямо в погребе — со всеми удобствами: трансфигурируют диван и кресла, Блэк накладывает на них обоих согревающие чары, а Мальсибер ещё и плед себе трансфигурирует (Сириус неожиданно отдаёт ему палочку с предупреждением, что немедленно прикончит его, если тот попытается что-нибудь выкинуть или просто уйдёт один из подвала — Ойген только отмахивается) и заворачивается в него почти вызывающе.

— Вино или виски? — спрашивает Сириус. — Мешать не советую — по опыту скажу, что потом пожалеешь, что на свет родился.

— Вино, разумеется — какой виски? Я тут же усну! Нет уж, давай вино… у тебя есть белое?

— Здесь есть шампанское! Кстати, я не надирался шампанским, кажется, со школьных времён… а давай!

Он левитирует сюда целый ящик, вынимает пару бутылок и протягивает одну Мальсиберу.

— А пить из чего?

— Из горла, — важно говорит Сириус. — Мы же не на званном обеде скучаем, а целенаправленно напиваемся — значит, нужно пить из горла. Открыть тебе?

— Я в состоянии откупорить бутылку шампанского! — возмущается тот, немедленно это проделывая, очень быстро и аккуратно.

— Ты всё делаешь как на светском рауте… нужно не так, — он взбалтывает бутылку, ловким движением снимает мюзле, осторожно раскачивает пальцем пробку — та вылетает с громким хлопком, вслед за ней вырывается пена — Сириус смеётся, салютует бутылкой Ойгену и пьёт эту пену, обливается ей, конечно, и снова смеётся. Мальсибер глядит на него удивлённо и делает свой первый глоток за этот безумный вечер.

Сначала они просто дурачатся, пикируясь и постоянно балансируя на грани шутки и оскорбления, но потом, когда вино ударяет в ноги и в голову, начинают разговаривать спокойнее и свободней: вспоминают школу, бесконечные их потасовки, общих знакомых… достаётся всем, начиная, конечно, со Снейпа, и заканчивая покойным уже Джеймсом Поттером, не поминают — оба — лишь Петтигрю, будто его никогда и не существовало. Ойген устраивается в кресле — ноги перекинуты через подлокотник, спиной же облокачивается на другой, он почти что лежит поперёк, завернувшись в плед, который задумчиво раскрашивает палочкой в самые фантастические цвета.

— Какое хорошее… место, — Ойген очень старается говорить правильно — это непросто, потому что выпитое вино делает язык непослушным, но он терпеть не может косноязычия и прилагает все возможные усилия, чтобы его побороть. — Так… спокойно…

— Так и сидел бы тут… я же тебя пода… посд… посадил, — Блэка никакое косноязычие не смущает. — Так не-ет! Тебе не порн… пон-ра-ви-лось!

— Я замёрз! — возмущённо восклицает Мальсибер. — У тебя тут холдо… лод… холодно как в нашем склеме… склепе! Я не могу так разгро… разговаривать, это же неудобно! — восклицает он и смеётся. Он пьян — на щеках играет румянец, губы алые, глаза влажно блестят… движения, обычно лёгкие и изящные, даже сейчас не утратили лёгкости, однако же стали неряшливы и потеряли точность: он пару раз даже бутылку роняет — это уже вторая, и она почти что пуста — правда, не на пол, а к себе на живот.

— Да ты вообще всегда мерза … мёрнз... мёрзнешь! Ты англичанин? Или кто?

— Я римлянин! — гордо сообщает ему Ойген. — И да! Я мёрзну! Сейчас вот отрога оторге… ото-грел-ся! А то мне тут всё врм… вре-мя скучно и хо-лод-но! Жаль, что нельзя сыграть, напрмер, в кивд… кви… квид-дич!

— А Гарри играет… вчера играл! — вспоминает вдруг Блэк. — У них же матч был! Я забыл…

— А кем? Он тоже охотник? Пошел по стопам отца?

— Он ловец! — напоминает Сириус. — Ты забыл?!

— Ой, — Ойген пьяно хихикает. — Правда… Бастет… прости! За Гарри Поттера! — он допивает шампанское и забрасывает бутылку за спину — та с грохотом разбивается, что почему-то невероятно веселит их обоих. — Так… вторая! — провозглашает он. — А похмелье от шампанского очень тяжёлое?

— Вот завтра и узнаем, — обещает Сириус, левитируя собутыльнику ещё одну бутылку. — Третья — и хватит!

— Ты что, я не выпью! Это же, — он задумывается, пытаясь посчитать пинты, потом сдаётся и говорит просто, — очень много!

— Конечно, много! Ты же решил напиться! Давай!

Мальсибер взбалтывает бутылку, раскручивает проволоку, свешивается вместе с ней над полом и начинает вытаскивать пробку — та вылетает вместе с фонтаном пены, Ойген подставляет ей рот, не удерживается и падает на пол, обливаясь вином с ног до головы, хохоча и отплёвываясь. Потом встаёт на колени, забирается обратно на кресло, высушивает себя заклинанием и опять заворачивается в плед.

— Завтра мне будет очень стыдно! — говорит он отчётливо, кажется, слегка протрезвев.

— Будет! — соглашается Блэк. — С тобой весело пить, — сообщает он радостно. — Как ни с кем… за тебя! — он салютует ему и пьёт. А потом говорит вдруг: — А давай с ним поговорим?

— С кем?

— С Гарри!

— Как? — мотает головой тот. — Он же в Хогвартсе!

— У меня зеркало есть, — хитро говорит Сириус, доставая его и показывая Мальсиберу. Тот вскидывается:

— Сквозное зел… зерл… зеркало? Их же мало!

— А у меня есть! — гордо повторяет Блэк. — Давай спросим его, как они сыграли! Я увре… уверен, что он выирг… выиграл!

— Ночь… кажется, — возражает разумно Мальсибер, но Сириус отмахивается:

— Ерунда! — и трёт ободок зеркала.

Ответа нет очень долго — Ойген продолжает твердить, что уже ночь, и все нормальные люди наверняка спят, но Блэк очень настойчив, и наконец, в зеркале появляется сонное и очень встревоженное лицо Гарри.

— Гарри! — радостно восклицает Сириус. Мальсибер вскакивает, тут же падает, встаёт и перебирается к нему на диван, стремясь разглядеть изображение в зеркале.

— Сириус? — нервно спрашивает Гарри. — Что случилось?

— Га... Гарри, я так ску-у-учал, поговри со своим крыс... крас... О! Крёстным, ты вчера поймал снитч?

Гарри какое-то время просто глядит на него, хлопая недоумённо глазами — из ступора его выводит незнакомый ему голос Мальсибера, который откуда-то из-за зеркала говорит — Гарри не видит его, зато слышит просто отлично:

— Да, да, поговори с крёстным, с ним так хорррошо разги... разгу... разговаривать и у него такой разговорный погреб!

— Бродяга, ты хочешь поговорить о квиддиче? — наконец, переспрашивает непонимающе Гарри. — И да, Сириус, сейчас пять утра, едва рассвело... И причем тут погреб?

Сириус просто кивает — этот кивок Гарри видит, а вот слышит он опять Ойгена, который декларирует на удивление чётко:

— Душа светлеет на рассвете, так я скажу вам, мои дети, пока не опустел бокал, поговорить вам час настал!

Он чокается бутылкой с зеркалом, и Гарри с ужасом видит на этой руке бледную сейчас, но совершенно отчётливую Тёмную Метку — а потом видит, как незнакомый ему человек, которому принадлежит эта рука, чокается с совершенно пьяным Сириусом и подносит горлышко тёмно-зелёной бутылки к губам, вновь выпадая из зеркала.

— Сириус, кто это? — почти кричит Гарри. — Кто там у тебя?!

— Это? Мой… не скажу, — соображает в последний момент Блэк. — Мы просто хотели узнать, ты поймал снитч вчера?

— Я не ловил… не играл — Джинни поймала, — говорит Гарри очень растерянно. — Ты поэтому разбудил меня?

— Да! Извини… я совсем не вовремя… наверное, — он смущается и так резко грустнеет, что Гарри говорит торопливо:

— Ну что ты, я так рад тебя видеть! Я очень соскучился… ещё три недели — и у меня начнутся каникулы, и мы, наконец, увидимся… да?

— Да! — говорит Сириус, улыбаясь.

— Кто там у тебя? — тревожно спрашивает вновь Гарри. — Я видел у него на руке…

— Ерунда! — отмахивается Блэк. — Всё отлично! Он свой.

Они прощаются, и Сириус, оставив Гарри в полном недоумении и некоторой тревоге, поворачивает ободок зеркала, стирая своё изображение.

— У него всё получится! — говорит Ойген. — Должно получится…

— Должно, — кивает Блэк.

— За него! — говорит Мальсибер — настолько серьёзно, насколько может. Они чокаются — и выпивают.