Традиции волшебного гостеприимства, или Гость из забытого прошлого (джен)

Высокий, худой, в чёрном капюшоне, жуткое змеиное лицо, бледное и иссохшее, багровые глаза с щёлочками зрачков… Лорд Волдеморт стоит посреди зала, направив на Гарри палочку, и Гарри застывает на месте, не в силах пошевелиться и, кажется, даже дышать. Он чувствует, как чужое, холодное, отвратительное сознание врывается в его голову — как же там было… очистить сознание… нет же, не так… бесполезно… вдруг он вспоминает урок, полученный в доме крёстного от высокого голубоглазого незнакомца. Зажмурившись, он представляет полёт, заставляет себя почувствовать, как держится за древко метлы, как видит маленький золотой снитч — совсем рядом… Красные глаза с нечеловеческими, щелевидными зрачками — зрачками змеи — расширяются удивлённо и яростно: мальчишка смеет сопротивляться, ему! Причём сопротивляться успешно — пусть всего лишь и на мгновение, может быть, на пару секунд, но он выигрывает, и в ярости Волдеморт допускает ошибку, пытаясь поставить на место этого сопливого наглеца — его собственная защита приоткрывается … и этого мига хватает, чтобы…

— Империо!

На миг в Атриуме повисает абсолютная тишина. Взгляды всех четверых: Волдеморта, Блэка, Поттера, Петтигрю — устремлены на Мальсибера, который смотрит прямо в глаза своего вечного господина — и улыбается странной, гордой, счастливой и немного отстранённой улыбкой. Гарри бледен, как полотно: его, как обычно в моменты подобного напряжения сил и волнений, тошнит, и голова болит похлеще, чем после занятий со Снейпом, он устал и едва держится на ногах.

— Уходите! — не отводя взгляда, говорит Мальсибер непонятно кому. — Я не знаю, сколько у вас времени, но немного… я бы сказал, что минуты четыре, не больше. Берите Петтигрю — и уходите.

Блэк первым приходит в себя — и с мрачным торжеством бьёт Петтигрю парализующим. Тот, каменея, падает навзничь, Сириус поднимает его заклинанием в воздух — и можно было бы уходить, но оставить Мальсибера он не может, и не оставит. Оглядывается на Гарри, говорит ему:

— Сейчас аппарируем, — потом разворачивается к Волдеморту, воздух вокруг которого сгущается на глазах, впитывая в себя крохотные сияющие пылинки — сажа каминов, грязь в щелях между камнями, всё кружится вокруг лорда, изменяется, переливаясь прозрачным алмазным блеском, и теперь кажется, будто бы тёмный волшебник заключён в плотный прозрачный кокон. Что ж, матушка, вы хотели, чтобы я вырос Блэком — пожалуйста. Он поднимает палочку и, вложив в эти два слова всю свою ненависть, произносит: — Авада Кедавра.

Яркий зелёный луч летит точно в Волдеморта — но, отразившись от этого странного кокона, под диким, непредсказуемым совершенно углом рикошетит в сторону, жестоко лишая золотую колдунью, стоящую в центре фонтана, руки. Сириус злобно рычит и вновь поднимает палочку — но останавливается, понимая, что в этом нет никакого смысла. И что Волдеморт, возможно, безумен, но адски силен и вовсе не глуп.

Тех нескольких лишних секунд, пока Блэк лихорадочно думает, что предпринять еще — и как, Мордред побери, не дать никому умереть, они упускают момент: Питеру, наконец, удаётся сбросить с себя заклинание и, схватив свою палочку, закатившуюся в щель между плитами, он швыряет в Сириуса Редукто и бежит за фонтан. Прикрывшись Протэго, Блэк медлит, не решаясь бросаться за ним: Гарри выглядит в этот момент так, словно вот-вот рухнет в обморок — но, едва увидев убегающего Петтигрю, находит в себе силы встряхнуться и кинуться следом. Сириус тоже бежит за ними, но тот уже снова большая крыса, которая с писком несётся по коридору, цокая по нему своей серебряной лапкой, и мечется из стороны в сторону, никак не давая попасть в себя заклинанием…

Время становится словно бы осязаемым.

Проходит минута…

Блэк останавливается и, скрипнув зубами, вздыхает глубоко-глубоко. Однажды он уже гнался за этой крысой — и чем тогда всё это закончилось… Больше он это ошибки не повторит.

— Оставь, — хрипло говорит он Гарри, но тот не слышит. — Брось его, Гарри! — кричит Блэк, оглядываясь и лихорадочно пытаясь понять, как же им выбраться отсюда. — Гарри! — зовёт он снова — и тот, наконец, нехотя останавливается. — Уходим отсюда. Подойди ко мне — мы аппарируем.

— Сириус, но…

— Скорей! — яростно говорит Блэк, хватая крестника за руку и осознавая что вряд ли потом сможет себя простить.

Но ничего не выходит… Аппарация перекрыта.

Две…

Сириус, оглядываясь в отчаянии, кричит:

— Кричер! Перенеси нас домой! Скорей!

— Кричер не сможет, — невероятно виновато говорит домовик, ломая в отчаянии руки. — Кричер не может больше перенести никого отсюда… Кричер стал слишком старым и совсем устал…

— Хотя бы Гарри перенеси вниз! — срывается Блэк — На это тебя хватит?

Кричер хватает себя за уши и в отчаянии трясет головой.

— Тогда позови Дамблдора, — отрезает Блэк. — Шевелись же! — яростно подгоняет он эльфа.

Критчер с хлопком исчезает…

Время становится ощутимым — Сириус словно слышит, как часы безжалостно отсчитывают секунды, а он тратит его впустую, и опять бесполезен, потому что не может ничего сделать…

— Вниз, — командует он. — Гарри, вызывай лифты — теперь только назад, там Дамблдор и наши. Жми на все кнопки.

— Но Питер… и, — Гарри беспомощно смотрит на человека в серебряной мантии

— Мордред с ним с Питером. Торопись! — он тащит его за собой — к лифтам. Они жмут на все кнопки, вызывая их — но те застряли где-то внизу, а без Дамблдора им отсюда не выбраться: Мальсибер и Лорд перегораживают подход к каминам… И даже будучи полностью поглощен поединком разумов, это не значит, что последний не следит за тем, что происходит вокруг, и пройти мимо него невозможно.

Четыре минуты — а двое в центре так и стоят друг против друга, не разводя глаз: чёрные против красных…

Лифты молчат…

Бежать некуда.

— Так, — говорит Сириус, облизывая пересохшие губы. — Встанешь за мной, — приказывает он Гарри, вставая между ним и Волдемортом, который пока что занят Мальсибером, но сколько это ещё продлится…

— Я буду драться, — упрямо говорит Гарри. — Рядом с тобой. Я могу.

— Нет, не будешь, — Сириус тяжело выдыхает и мотает головой. — Ты должен… ты просто обязан выжить. Слышишь? — он улыбается одними губами. — Ты должен жить. Я тоже постараюсь, но ты важнее. Не спорь. Может, нам всем повезёт, и Дамблдор придёт вовремя…

— Я не буду за тебя прятаться, — Гарри сжимает губы, становясь до дрожи похожим на Джеймса. — Я не боюсь умереть.

— Пожалуйста, — просит Сириус. — Гарри, нужно всё сделать правильно. Сперва он, — произносит Блэк через силу, кивая на Мальсибера, — потом я, и уж потом, если так никто и не придёт — ты. Так правильно. Понимаешь?

Блэк вдруг с мрачной иронией осознает, что, кажется, в первый раз в жизни ведёт себя как и положено взрослому ответственному человеку — тренировка на Мальсибере, что ли, сработала? Он посмеялся бы, будь ситуация чуть менее напряжённой…

Пять — Блэк, всё обдумав, выбирает позицию рядом с фонтаном. Гарри встаёт спиною к нему — так они хотя бы с одной стороны прикрыты, ну и если им повезёт, можно будет так какое-то время все таки продержаться, а Лорду придется фонтан обойти или же уничтожить, и возможно у Гарри появится шанс оказаться рядом с каминам. Сириус смотрит на Ойгена, который всё так и стоит, словно окаменев, и глядит с кажущейся сейчас неуместной счастливой улыбкой прямо в безносое змеиное лицо Волдеморта. Он всё ещё держится — уже дольше, чем обещал.

Девять — Сириус смотрит и смотрит на лифты, тихие и безмолвные. Что же там происходит такое, внизу? Ему кажется, что минула вечность… На Мальсибера ему смотреть страшно — ему кажется, что сейчас даже слишком пристальный его взгляд может тому помешать… Однако и не смотреть вовсе он тоже не может — и видит, как постепенно лицо Ойгена становится всё бледнее, видит капли пота на лбу и висках, даже, кажется, слышит его всё сильнее учащающееся дыхание… Видит, как слегка подрагивает в руке кажущаяся сейчас алой его палочка…

Думать о том, что будет, когда у того кончатся силы, Сириус себе запрещает.

Дамблдор должен успеть. Просто обязан…

Одиннадцать.

Блэк бросает последний отчаянный взгляд на лифты — и поднимает палочку, выставляя перед ними с Гарри самый сильный щит, на который способен. «Интересно, — думает он, — сколько тогда продержался старина Джеймс, прежде чем умереть — минуту? Пять? Семь? Спорим, Сохатый, что этот рекорд я все же побью. Иначе, когда мы встретимся, ты вероятно меня еще раз убьёшь — я самый паршивый крестный на свете.»

Лицо Мальсибера уже мертвенно бледно, он дышит ртом неровно и часто, и палочка в его руке дрожит всё сильнее — а на отвратительном змеином лице начинает проявляться жутковатая торжествующая улыбка.

— Гарри, — говорит Сириус очень спокойно, почти что по-деловому. — Твоя задача — просто не умереть. Ничего больше не нужно. Удачи тебе.

Время становится вязким и словно тягучим — Блэк будто ощущает его всей своей кожей… Он чувствует, как захлопывается мышеловка — а он, Сириус, в ней вместе с Гарри, и от него, как всегда, нет никакого толку.

Двенадцать. Ойген продержится двенадцать минут — но проиграет. Когда он начнёт падать, время словно бы остановится — Сириус пропустит удар сердца и задохнётся от разверзшейся у него внутри пустоты, такой же, как той проклятой ночью, четырнадцать лет назад. И тут…

Полыхнёт зеленью — сразу со всех сторон: вместе с проклятием, окрашенным зеленью смерти, брошенной, наконец, Волдемортом в своего взбунтовавшегося раба, вспыхнут зелёным камины, и оттуда появится… Фадж собственной персоной в сопровождении ауроров и министерских работников — и как раз успеет увидеть, как всё-таки, оказывается, и вправду возродившийся Лорд Волдеморт жестоко убивает самым страшным из непростительных волшебника в легкомысленной серебристой мантии и школьном гриффиндорском шарфе. И в тот же тот момент откроются, наконец, двери пустого лифта, выпуская Дамблдора — тот встретиться взглядом с ошеломлённым министром, но не удостоит его даже словом, сосредоточив всё своё внимание на Волдеморте.

— Очень глупо было приходить сюда сегодня, Том, — говорит он, направляя на него свою палочку.

Волдеморт смотрит на всех них презрительно — пару секунд, не больше, переводит взгляд своих жутких глаз на Дамблдора… потом вдруг наклоняется, подхватывает с пола жмущуюся к его ноге крысу — и аппарирует, покидая поле сражения.