Не так страшен драккл, как его бабка (джен)

Все это дым, конечно дым,

Но день и ночь душа страдает:

Надоедает быть вторым,

Надоедает.

Л. Дербенев. Песня канцлера из фильма "Не покидай"

— Вот, пожалуйста, ресторан «La Terrazza di Serdica», как и заказывали! — объявил таксист, останавливая машину. — Хорошего вам вечера, дамы и господа!

Празднично одетые господа щедро расплатились с водителем и галантно извлекли из салона таких же нарядных дам.

— Осторожнее, братец Рон! — прошипела одна из них, спасая высокую пышную прическу от столкновения с дверным проемом. — Не дергай меня! Я тебе не любимая метла и не бита для квиддича!

— Но очень на нее похожа, — буркнул ее кавалер. — Только рыжая. А еще неделю посидишь на диете, дорогая моя Джинни, так вас вообще никто не различит.

Их компаньоны синхронно возвели глаза к небу и тяжко вздохнули. Видно, подобные перебранки были им далеко не в новинку.

Водитель хмыкнул, спрятал деньги и, проверив, хорошо ли закрыты дверцы машины, включил мотор. Но затем он, словно вспомнив о чем-то, опустил стекло и выглянул наружу:

— Главное, не забудьте щелкнуть льва по носу! — напутствовал он своих недавних пассажиров и, улыбнувшись в роскошные усы, нажал на газ.

— По-моему, он над нами неудачно подшутил, — проворчал Рон, скептически оглядывая открывшуюся взгляду панораму. Всего в десятке метров от него шумела вечерняя София, зажигались огни многоэтажек. Где-то совсем рядом, если верить уехавшему таксисту, располагались банки и театры, музеи и храмы, Национальная галерея и посольство маггловской Британии. А празднично одетая компания молодых представителей магической Британии, явившаяся согласно приглашениям к урочному часу в указанное место, стояла посреди темной безлюдной улочки и в недоумении оглядывалась по сторонам.

С одной стороны улицы стояло трехэтажное здание откровенно учрежденческого вида, вдоль другой тянулась унылая ограда из покосившихся металлических щитов. Ничего похожего на кафе, ресторан или хотя бы бар в поле зрения не наблюдалось. И за щитами, которые дружной шеренгой уходили вглубь улочки, тоже не видно было ни ярко освещенного дома, ни украшенного китайскими фонариками сада, ни какой-либо мало-мальски ухоженной площадки для молодежных развлечений. В стремительно густеющих сумерках посреди огороженного участка с трудом можно было разглядеть то ли останки древних сооружений, которые в Софии можно было встретить чуть ли не на каждом шагу, то ли кучи строительного мусора. И почему-то в указанном месте не оказалось ни гостей, ни оркестра, ни самого именинника, пригласившего своих английских друзей разделить с ним скромное празднество.

— Наверное, таксист ошибся адресом, — предположила Джинни, оценив диспозицию. — Ну, что ж, и такое бывает. И как будем выходить из ситуации? Пошлем Виктору патронуса или сначала направим жалобу в службу такси?

— Нормальные люди, вообще-то, к таким приглашениям прилагают портключ, — недовольно проворчал Рон. — Что это еще за мода — заставлять гостей блуждать по незнакомому городу в поисках неизвестно чего.

— Ну почему сразу «неизвестно чего»? — примирительно сказал Гарри. — Нас пригласили в конкретный ресторан по конкретному адресу. И таксист вел себя вполне уверенно, не думаю, чтобы он ошибся. Может, непрезентабельный вид этого дома — просто маскировка от магглов? — Гарри в несколько шагов пересек узкую полоску тротуара, перепрыгнул небольшую лужицу, оставшуюся после дневного дождя, взбежал на крыльцо единственного на всю улицу здания и принялся разглядывать скромную вывеску у его входной двери.

— Ты умеешь читать по-болгарски? — притворно удивился Рон. — Не знал, не знал...

— Читать я, может, и не умею, — отпарировал Гарри, спускаясь с крыльца, — но то, что это дом под номером один, смог бы разобрать даже ты, если бы потрудился подойти.

— Да нет уж, спасибо, — Рон выразительно посмотрел на свои до блеска начищенные туфли. — Я и отсюда отлично вижу, что нам здесь не рады.

Гарри прошелся вдоль стены дома, заглядывая в темные окна.

— И что из этого следует? — спросила Джинни.

— А следует то, что нам нужна другая сторона улицы, та, где нас высадил таксист. Насколько я помню, в приглашении значилась ее четная сторона — то ли второй дом, то ли четвертый. А это никакой не ресторан — внутри сплошные столы и стеллажи с книгами и папками. Похоже на филиал музея или библиотеки.

Рон нехорошо оживился.

— Музей или библиотека? — переспросил он. — Так это же любимые места Гермионы! Может у Виктора снова произошло, как это... «лингвистическое недоразумение», и нас пригласили не на именины, а на встречу с каким-нибудь местным писателем? Или хотели гордо продемонстрировать коллекцию старинных черепков, которые старше нашего Стоунхенджа? Слышишь, Гермиона? — он повернулся к подруге, которая, не обращая внимания на спорщиков, отошла от них на несколько ярдов и что-то разглядывала за металлической оградой. — Может, упорное нежелание разговаривать на родном языке снова сыграло с тобой злую шутку? Уже забыла, как вместо оловянных котлов ухитрилась заказать партию свинцовых? Жаль, что я не видел физиономию мастера, когда к нему явилась сова с таким заказом.

— Рон, прекрати немедленно! — зашипела Джинни, покосившись на Гермиону. Та уже оставила в покое забор и направлялась к крыльцу серого дома, явно намереваясь рассмотреть на его вывеске то, что прошло мимо внимания Гарри. — Ты же знаешь, как она расстраивается, когда ей напоминают о таких нелепостях. Кто же знал, что болгарское «олово» — это свинец?

— А нечего изучать старинные болгарские рецепты по конспектам всяких там сибирских прабабушек! «Ах, родственные языки, ах, до чего это интересно...» — кривляясь, произнес Рон тоненьким голоском. — Это то же самое, что я бы Снейпу зельеварение сдавал по джорджевым разработкам или невилловым каракулям. Вот и сейчас она наверняка что-нибудь снова напутала, а мы-то хороши — расфуфырились, как на банкет...

— Рон, ну что ты несешь! — укоризненно сказала Джинни. — У Виктора, действительно, сегодня день рождения, об этом уже третий день все спортивные газеты трубят.

— А ты, как его бывший фанат, — подхватил Гарри, возникнув у друга за спиной и хлопнув его по плечу, — должен помнить такую дату безо всяких напоминаний.

— Тоже мне, дата! — фыркнул Рон.— Какие-то жалкие четверть века. Я еще понимаю, столетний или двухсотлетний юбилей.

Гарри шутливо толкнул друга в бок:

— Ты сначала до такого доживи!

Заметив недовольное лицо Джинни, он неловко кашлянул и с преувеличенным вниманием оглянулся по сторонам:

— А ведь Рон прав: что-то этот пустырь не очень похож на место для вечеринки. А время-то поджимает...

Рон, воодушевленный неожиданной поддержкой, оторвал взгляд от начищенных до блеска носков новых ботинок.

— Вы совершенно правы, друг мой! — неожиданно патетически заявил он и, повернувшись к забору, уставился на него хорошо знакомым всем присутствующим фирменным взглядом мистера Малфоя-старшего: — В ознаменование прощания с этой гостеприимной страной нам посулили незабываемый вечер....

Гарри невольно фыркнул: торжественные мероприятия и пафосные речи явно оставили в душе одного из героев прошедшей войны неизгладимый след.

Рон засунул в глаз воображаемый монокль и продолжил предъявлять претензии ни в чем не повинной полосе запыленного металла:

— И где же обещанные нам очаровательные девушки? Где живая музыка, шампанское, устрицы и фуа-гра? Где ракия (1), карначета (2) и танцы нестинарок (3)?

Забор, естественно, промолчал: он никому никогда и ничего не обещал, но, к сожалению, ответить на несправедливое обвинение, в силу своей природы, попросту не мог. Однако в его защиту выступила вернувшаяся из своего исследовательского похода Гермиона.

— Виктор сказал, что нас ожидает нечто необычное, и я ему верю, — строго сказала она. — Мы уже неделю в Болгарии, и ты хоть раз разочаровался в его гостеприимстве?

Рон перестал перечислять прелести культурного отдыха и нехотя согласился. Майская Болгария, действительно, произвела на него неизгладимое впечатление — все эти горы, пляжи, загорелые до черноты улыбчивые девушки... Правда, признавать заслуги Виктора ему почему-то не хотелось — по привычке, наверное. Хоть отношения с Гермионой давно прекратились, не успев толком начаться, все же старая детская ревность в Роне была неистребима.

— Но это не значит, что так должно быть всегда, — проворчал он. — Хотя... насчет необычного я с тобой согласен: я еще ни разу в жизни не поздравлял именинника ночью, под забором, у какого-то пустыря. И, кстати, где сам Виктор? Почему не встречает нас с распростертыми объятиями? Может, это намек такой ненавязчивый — мол, погуляли немного, гости дорогие, пора и честь знать? Как говорится, рыба и гости начинают пахнуть через три дня, а мы здесь торчим уже намного дольше.

— Да угомонись ты, наконец! — попыталась урезонить его Джинни. — Если тебя сейчас услышат другие гости или сам Виктор, получится очень некрасиво. Я тоже думаю, что место, куда нас пригласили, находится совсем рядом, просто оно скрыто от посторонних глаз.

Гермиона щелкнула замком сумочки и вытащила картонный прямоугольник с тонкой золотой каймой.

— Вот тут, — она сунула приглашение Рону под нос, — четко написано: «улица Будапешта». И на вывеске вон того дома написано то же самое, только номер дома другой. Поэтому давайте прекратим бесполезные разговоры и подумаем, как найти вход: время идет, а мы все еще топчемся здесь, словно первокурсники перед движущейся лестницей.

— Интересно, а по чьей вине мы здесь топчемся? — возмутился Рон. — Мыслимое ли дело: пригласить гостей на праздник и не объяснить им, как на него попасть. Или это задумывалось как тематическая вечеринка в стиле Турнира Трех Волшебников? Так о таких вещах заранее надо предупреждать — я бы не пошел, мне этих квестов еще в школе во как хватило! — и Рон энергичным жестом чиркнул ребром ладони по горлу.

Джинни, напротив, была совсем не против игры в угадайку. Она полезла в свою сумочку и вытащила точно такую же карточку.

— «La Terrazza di Serdica», — старательно прочитала Джинни. — София, улица Будапеш... — она проглотила окончание слова, — дом под номером 2-4.

— Значит, все правильно, — Гарри вынул из кармана свое приглашение. — Четная сторона улицы. Получается, искомый ресторан находится здесь.

Он взмахнул рукой, и вся компания дружно повернулась все к тому же ни в чем не повинному забору.

— М-да... — коротко выразил общую мысль Рон и сплюнул на тротуар.

Гарри вытащил палочку, зажег «Люмос» и поднес карточку поближе к глазам. Гермиона последовала его примеру.

— Может, вы ее еще и на зуб попробуете? — ехидно поинтересовался Рон, машинально пиная носком ботинка попавшийся камешек. Джинни внимательно посмотрела на его ноги, затем перевела взгляд на лицо, затем снова на ноги, и только собралась ему что-то сказать, как Гермиона довольно улыбнулась и окинула друзей победным взглядом.

— Можно, конечно, и на зуб... — небрежно проговорила она. — Не сомневаюсь, что, доведись тебе самому решать эту загадку, несчастная карточка подверглась бы еще и не таким издевательствам...

— Ты что-нибудь обнаружила? — нетерпеливо перебила ее Джинни. — Показывай, не томи! Там, наверняка уже танцы в самом разгаре!

— Обнаружила... — Гермиона чуть заметно поджала губы. — На карточке есть едва заметное тиснение в виде львиной головы. А таксист, если вы помните, посоветовал нам щелкнуть льва по носу. Может, это и есть своеобразный пароль?

— Давай попробуем! — полный энтузиазма Гарри тут же щелкнул по своему приглашению и произнес непонятные для половины компании слова:

— Сезам, откройся!

Все затаили дыхание. Ничего не произошло.

— А эти слова обязательно произносить? — поинтересовалась Джинни. — Это какое-то заклинание?

Гарри смущенно пожал плечами.

— Заклинание, только оно не настоящее, сказочное. К слову просто пришлось.

— А-а-а... — разочарованно протянула Джинни, — а я-то думала...

Что подумала Джинни, Гарри узнать так и не довелось, потому что Гермиона со свойственным ей конструктивным подходом к делу принялась излагать:

— Насколько я помню из рассказов Виктора, в Болгарии лев — очень популярное животное, геральдическое. Поэтому паролем для входа может служить любое его изображение, хотя наиболее логичным, конечно же, я бы назвала именно этот вариант! — она продемонстрировала зажатую в пальцах карточку. — Но, по всей видимости, хозяева заведения руководствовались какими-то иными соображениями.

— Хорошо еще, что они не додумались привязать у входа чудовище, которое мы вчера видели в зоопарке, — буркнул Рон. — Оно у них явно недокормленное какое-то, все время не сводило с меня голодных глаз.

— Скажи спасибо, что рядом не было Гарри, — засмеялась Джинни. — А вдруг ему снова, как в детстве, захотелось бы пожалеть несчастного хищника и отпустить его на свободу?

— Спасибо, друг! — Рон отвесил в сторону Гарри церемонный поклон. — Ты, сам о том не догадываясь, спас мне жизнь и новые джинсы. Не сомневаюсь, что эта скотина изодрала бы их в клочья, а я за них целое состояние отдал.

Терпеливо переждав обмен любезностями, Гермиона продолжила:

— Это может быть скульптура, такая же, как у нас как на Трафальгарской площади, может быть просто изображение — как на гербе Гриффиндора и как на гербе Болгарии, кстати...

— Как на ее денежных знаках... — язвительно подхватил Рон. Он порылся в кармане и вытащил целую горсть мелких монеток, припасенных для бросания в фонтаны. — Мне перещелкать по носу всех львов подряд или можно через одного? Кстати, странная логика у местных властей — монета называется «лев», а изображен на ней всадник, а если изображен все-таки лев, то монетка называется так, что язык сломать можно.

— Нормально она называется, — парировала Джинни. — «Стотинка» — совсем несложное слово, даже ребенок запомнит.

Гарри тоже вытащил из кармана несколько монет и присмотрелся к ним, подсвечивая «Люмосом».

— А у меня все сходится, — заявил он. — И монетка называется «лев», и изображен на ней тоже лев, только маленький.

Рон ревниво сравнил кучки мелочи и снисходительно протянул:

— У тебя они просто старые, а у меня новенькие, блестящие. И еще банкноты есть, — он снова полез в карман. — И на какой-то из них тоже был лев нарисован. Может, именно по нему надо постучать?

— По голове себе постучи! — фыркнула Джинни. — И вообще, дай мне договорить. Здесь, совсем рядом, — она указала в сторону оживленного проспекта, — мы проезжали какой-то известный банк. Значит, на его вывеске должен быть изображен герб Болгарии, а на гербе — целых три льва. И вывеска на его фасаде висит достаточно низко, я видела, даже мне можно достать безо всякого «левикорпуса».

Гермиона испустила тяжелый вздох и посмотрела на спорящих друзей взглядом умудренной жизнью гувернантки. Но только она открыла рот, чтобы что-то сказать, как неугомонная Джинни выдвинула новую идею:

— А на площади, по которой мы проезжали, стоит памятник знаменитому игроку в этот... — она защелкала пальцами. — Гарри! Подскажи, все время забываю, как эта игра называется, что мы позавчера смотрели? Похоже на квиддич, только без метел?

— Футбол, — лаконично пояснил Гарри, не вдаваясь в подробности. Он, со своей стороны, тоже размышлял над загадкой входа, и ему уже казалось, что он вот-вот ухватит отгадку за хвост. Если его только не будут отвлекать, конечно.

— Точно, футбол! — обрадовалась Джинни. — Помнишь, Виктор рассказывал, что их самый большой стадион назван в честь этого игрока, а фамилия у него была тоже какая-то львиная. Левки или Левски, что-то такое.

— Памятник игроку? — заинтересовался Рон, ссыпая мелочь обратно в карман. — Простому игроку? И мы его проезжали? А почему я не видел?

— Ты как раз над анекдотом смеялся про этих скупердяев из деревни... — Джинни нетерпеливо ткнула Гарри в бок, требуя еще одной подсказки.

— Габрово, — автоматически выдал тот, все еще напряженно размышляя.

Джинни благодарно чмокнула его в щеку.

— О том, как они книззлам хвосты отрезают, чтобы те в дом поскорее входили и не выпускали тепло.

— Дурацкий, кстати, анекдот, — вступилась за книззлов Гермиона. — Жестокий и совсем не смешной. И стадион, между прочим, назван в честь одного из национальных героев Болгарии, а игроки тут вовсе ни при чем. Чем вы только слушали Виктора — ума не приложу. А что касается нужного льва, то ни к банку, ни к памятнику мы не пойдем: нас пригласили не на площадь, не на соседнюю улицу, не на стадион, а сюда, на эту забытую цивилизацией улочку. И лев, по идее, должен быть именно здесь. И не на монете или какой-нибудь другой вещи, а там, где ему и положено, то есть на входной двери. Нам просто нужно хорошенько ее поискать.

— Потайная дверь? — ухватилась за новую идею Джинни. — Как в Косом переулке? Значит, нам надо на этом заборе найти изображение льва и по нему постучать, вернее, щелкнуть? Так это и вовсе не проблема, забор ведь не очень длинный, вместе мы его за две минуты осмотрим. Давайте быстрее, вы — в одну сторону, а мы с Гарри — в другую!

Джинни зажгла «Люмос» и, подхватив Гарри под руку, энергично зашагала вдоль ограды, внимательно оглядывая каждый щит. Рон бережно ссыпал мелочь в карман и нехотя поплелся следом за ними, предоставив Гермионе обследовать вторую половину ограды самостоятельно.

— И почему мы не спросили у таксиста? — брюзгливо спросил он. — Если уж он знает, что по льву надо постучать, то должен знать, где находится и сам лев.

— А мы бы и спросили, — тут же откликнулась Джинни, — если бы ты так не хохотал над каждым его анекдотом и дал Гермионе хотя бы раз слово вставить.

— Да нам сегодня впервые попался нормальный таксист! — Рон даже остановился от возмущения. — В этом городе все таксисты, похоже, потомки профессора Биннса — они тебя просто засыпают датами, цифрами, именами и названиями достопримечательностей, мимо которых мы проезжаем или собираемся проехать. У меня впервые за эту неделю голова от лишней информации отдохнула.

— Как вовремя, — съязвила Джинни. — А потерпел бы со своей головой еще денечек — глядишь, и не тыкался бы сейчас носом в стену, как недорослый нюхлер, а распивал шампанское и охмурял девиц.

Рон только засопел, но крыть было нечем.

Прогулявшись еще два десятка ярдов, компания наткнулась на полуразваленную каменную лестницу и повернула обратно. Зато поиски Гермионы, похоже, увенчались успехом. Не решаясь кричать через всю улицу, она приглашающе махнула друзьям рукой и указала на щит, у которого стояла.

Друзья прибавили шагу и через миг уже рассматривали ее находку.

— Ну и где вы здесь видите льва? — разочарованно протянул Рон, изучая невзрачную адресную табличку, прикрученную к столбу куском обычной стальной проволоки. — Название улицы — вижу, номер дома — вижу, даже два, а льва — нет, не вижу. Где ваш лев, уважаемая?

— Льва пока что не видно, — терпеливо ответила Гермиона. — Но нужное место, как видишь, уже нашлось. Значит, и искомый лев должен быть где-то рядом.

— Ну да, ну да... — Рон зажег «Люмос» поярче, и с преувеличенным вниманием осмотрел весь щит. — Разве что мы сами его здесь нарисуем.

Он перехватил палочку, словно художник — кисть, и очертил в воздухе нечто округлое с ушками.

— Вот на заборах мы еще не рисовали...— фыркнула Джинни. — Ты еще напиши на нем что-нибудь типа «Здесь был Ронни».

— И напишу! — вдруг оживился Рон. — Только не такой примитивный текст, как ты предлагаешь, а кое-что поинтереснее. Нашему любителю загадок должно понравиться.

И Рон как можно гадостнее улыбнулся.

— Э-э-эй, что это ты надумал? — встревожилась Джинни.

Рон расправил воображаемый бант на шее, картинно отбросил волосы со лба и ткнул своей импровизированной «кистью» в забор прямо под адресной табличкой. Яркая вспышка — и глазам честной компании предстала дубовая двустворчатая дверь, вместо ручки которой, как и положено в приличных старинных домах, красовалась львиная голова с потемневшим кольцом в зубах.

— И все? — вырвалось у Джинни, настроившейся на продолжительный, но увлекательный квест и не ожидавшей от гостеприимных болгарских магов такого простого решения.

Гарри вспомнил путешествие в Годрикову впадину, к родительскому дому, и мысленно стукнул себя по лбу: ну как можно было не догадаться? Принцип-то один и тот же — пока маг не прикоснется палочкой к ограде, скрытое пространство не проявится. Хотя, чего тут расстраиваться — Гермиона вон тоже не вспомнила, стоит с такими же точно круглыми глазами, а о Роне и говорить не стоит. Расслабились они слишком за эту неделю, разомлели на теплом солнышке. Если так и дальше пойдет, то они и остальные навыки потеряют, придется из курсантов в дворники переквалифицироваться. А что, неплохая работа: заколдовал метлу — и можешь целый день дремать на солнышке в свое удовольствие, ни тебе занятий, ни тренировок, а о полевых лагерях, после которых с трудом собственное имя вспоминаешь, так вообще речи быть не может.

Впрочем, Гермиона расставаться со своим университетом явно не собиралась. Быстро овладев собой, она аккуратно подвинула остолбеневшего Рона и легонько щелкнула медного льва по носу.

Дверь мгновенно открылась, и гостей тут же окатило волной света, тепла, громкой музыки и оживленных разговоров. А навстречу им спешил широко улыбающийся именинник.

___________________________________________________________

1. Ракия — балканский крепкий алкогольный напиток, получаемый дистилляцией ферментированных фруктов. Короче говоря — фруктовая водка или самогон. В Болгарии — самый популярный алкогольный продукт.

2. Карначета — свернутая спиралью запеченная на гриле колбаска из свиного фарша с добавлением чубрицы и тмина.

3. Нестинарки в понимании Рона — девушки, по праздникам танцующие на раскаленных углях.

Ахтунг: Эта и последующая главы пока что не бечены. Все пойманные блохи принимаются в стеклянных баночках, залитые скипидаром.

— Ну и как тебе вечер? — спросил Гарри у запыхавшейся Джинни, когда она, ловко пробравшись через толпу танцующих гостей, плюхнулась на высокий стул у барной стойки и без зазрения совести опустошила его стакан с минералкой. Сам Гарри танцевать умел, но не любил, и на таких мероприятиях предпочитал любоваться своей невестой на расстоянии, отлично зная, что она никогда не позволит лишнего ни себе, ни партнерам по танцам.

— Просто супер, — восхищенно выдохнула Джинни и попросила: — Закажи мне чего-нибудь, жарко здесь. А где Рон и Гермиона?

Гарри кивнул бармену и повертел головой, разыскивая друзей.

— Да здесь они: Гермиона, как всегда, вместо того, чтобы развлекаться, ведет глубокомысленные беседы, а Рон…

Шумная компания, судя по летающим над головами вилкам, азартно обсуждала какой-то суперсложный квиддичный финт. Гарри присмотрелся к коротко стриженым парням.

— Знакомые лица. Кто это?

— Это болгарские квиддичисты, — ответила Джинни и помахала им рукой. — Ребята из команды Виктора. Волков, Волчанов, Драганов, Здравко, Каркаров...

— Каркаров? — вскинулся Гарри. — Родственник того самого Каркарова?

— Очень дальний, — небрежно ответила Джинни, но, увидев в глазах Гарри неодобрение, поспешила его успокоить:

— Да нормальный он парень, не беспокойся, мы с ним пересекались несколько раз. Он своего троюродного дядюшку, или кем он ему там приходится, всего пару раз живьем видел. Причем, если не на свадьбе кого-то из родственников, так на похоронах, а атмосфера таких мероприятий, сам знаешь, как-то не способствует проникновенным беседам о темномагических искусствах.

Гарри скептически поднял бровь. Он был уверен, что никакая атмосфера не помешала бы Каркарову отвести племянничка в уголок и провести с ним, как там выразилась Джинни, «проникновенную беседу».

— Гарри, — мягко сказала Джинни, погладив его по руке. — Этот мальчик чист, как слеза младенца. Ни в каких непотребствах он не участвовал, его местный аврорат уже сто раз проверял. Так что расслабься и отдыхай.

— Все равно, зря я Рона одного оставил, — упрямо качнул головой Гарри. — Надо бы подойти к ним.

— Не надо! — остановила его Джинни. — Не ходи. Пусть он сам с ними пообщается, ему полезно. Правда, они по-английски не очень, а Рон по-болгарски ни бум-бум, но ведь не о классической поэзии беседа, а о квиддиче — понятии международном. Разберутся как-нибудь.

— Что значит, полезно? — удивился Гарри, пропустив мимо ушей пассаж о языках. — Ты же знаешь Рона: одно неосторожное слово — и здесь будет драка. Зачем доставлять Виктору неприятности в такой день?

Джинни сочувственно посмотрела на Гарри.

— Его сегодня трижды назвали «другом знаменитого Гарри Поттера», — вздохнула она. — И это только при мне. Виктор, конечно, так не говорил, но остальные гости не были столь тактичны. Поэтому тебе не стоит сейчас подходить к ним.

— Мордред... — Гарри едва не стукнул кулаком по столу. Мало что в мире могло выбить Рона из колеи так же быстро, как этот газетный ярлык. Со времени исторического сражения прошло уже два года, но клейму «друга Гарри Поттера», похоже, было суждено преследовать Рона еще долго и долго.

— И что мне теперь со всем этим делать? — задал Гарри риторический вопрос. — Я уже не знаю, на каком фестрале к нему подъезжать в такие дни, и как с ним вообще разговаривать. Я уже все перепробовал, осталось единственное — изменить историю, чтобы Гарри Поттера в ней не оказалось вовсе. Кстати, сделать это будет очень просто: вернуться назад лет эдак на пятнадцать и запереть тетю Петунью в кладовой, когда она соберется меня купать и отойдет за полотенцами. Дадлик таки утопит меня в этой долбанной ванне и все будут счастливы. Одна проблема — найти хроноворот. У тебя, случайно, нигде не завалялся?

— У меня — нет, — ответила Джинни, — а вот у Гермионы, может, и найдется, и даже не один — у меня в голове не укладывается, как она успевает учиться в университете, бегать по всяким курсам, да еще и подрабатывать время от времени. Хотя, если будешь продолжать нести всякую ерунду, я тебя безо всяких хроноворотов утоплю. Перебьется Ронни без такой жертвы с твоей стороны, переживет как-нибудь. Вот Гермиона ни разу по этому поводу не заморочилась, а ведь она тоже «подруга Гарри Поттера».

— Гермиона — это совсем другое, — улыбнулся Гарри, отыскав среди гостей подругу в компании какого-то скромно одетого молодого человека в очках. Игнорируя всеобщее веселье, академическая парочка увлеченно беседовала, рисуя в воздухе круги и указывая пальцами то в пол, то в стены. — Скорее, это я ее друг, чем она моя подруга. Лет через двадцать мы будем покупать детям написанные ею учебники и хвастаться, что учились вместе с такой знаменитой ведьмой.

— К сожалению, моему братишке до вас обоих — как до Дурмстранга на сломанной метле, — вздохнула Джинни. — А жаль. Будь он хоть в чем-нибудь талантлив — это многое бы изменило. А ведь он не дурак, и далеко не дурак, но...

Джинни вытащила из коктейля соломинку и принялась ее задумчиво грызть. Гарри уже знал, что такая процедура предвещает серьезный разговор, и пододвинул поближе вазочку с рахат-лукумом.

— Когда-то в детстве, — начала Джинни, отложив соломинку и запуская пальцы в вазочку, — за неделю до Рождества мы писали на листочках свои сокровенные желания и зарывали их под самой большой яблоней в нашем саду. Мама говорила, что если желание доброе и хорошее, оно обязательно исполнится. Не знаю, куда эти листочки девались, наверное, родители их доставали и пытались по мере сил исполнить, потому что я, например, всегда находила под елкой то, о чем мечтала — куклу, книжку с картинками, платье... Пусть оно было не самое дорогое и не всегда новое, но именно то, что мне было нужно для счастья. Мальчишки наверняка загадывали новые метлы, модели Хогвартс-экспресса, боевых троллей и драконов, Перси — новые книги, это и безо всяких записок было ясно. А вот Рон...

Однажды, ему, наверное, лет семь было, уже не маленький, он вылез из-под елки очень недовольным. В подарок ему досталось не помню, что, но явно не то, что он просил. Я до сих пор подозреваю, что он написал в своей записке что-то вроде «Хочу быть единственным ребенком в семье и самым главным магом на свете». Мама, помню, усадила его на колени и долго рассказывала что-то о героях, подвигах и человеческой уникальности. Тогда эта тема меня интересовала мало, но, сидя на полу у маминого кресла, и пытаясь причесать свою новую куклу, я все же кое-что уяснила: не стоит стремиться к этой самой уникальности, каждый человек и так неповторим, а самое главное в жизни — быть самим собой и заниматься тем, что по душе. Не мешая при этом другим, естественно. Вот тогда будет тебе от людей и почет, и уважение, и обязательно станешь для кого-то единственным, неповторимым и просто незаменимым.

Рон честно пытался следовать маминым советам, но у него с самого начала дело не заладилось: выделиться в чем-то на фоне Билла или Чарли было сложно, а уж переплюнуть близнецов и вовсе не реально, сам понимаешь. Одно время он носился с идеей овладеть тайными знаниями и стать мегакрутым колдуном, круче Волдеморта. И папа... — Джинни усмехнулась. — Папа вместо того, чтобы обучить его паре-тройке хороших заклинаний, научил его играть в шахматы и решать математические головоломки, которые магглы почему-то называют «магическими квадратами». Рон затем очень долго на него обижался, даже нумерологию обошел стороной, хотя способности у него к ней были и неплохие.

Гарри в задумчивости кивнул. А ведь действительно, Рону очень хорошо давались расчеты, это отмечали и преподаватели академии. Но почему его друг в свое время отказался от нумерологии, Гарри никогда не задумывался — сам-то он в школе с математикой дружил не очень, вот и повторил вслед за Роном его выбор предметов, даже не задумавшись о причинах такого выбора. А причины, оказывается, были...

— А когда Рон пошел в Хогвартс, со своей идеей-фикс ему пришлось распрощаться, — продолжила Джинни. — Куда ему было конкурировать с Гермионой, которая все те книги, над которыми Рон долго мучился, разве что наизусть не цитировала? Или с Малфоем, которого тайными знаниями пичкали чуть ли не с пеленок. Но в особенности с тобой, победителем самого Волдеморта.

Гарри возмущенно вскинулся, но Джинни знаком велела не перебивать ее.

— В общем, великого колдуна из него не получилось. Как и героя, впрочем — когда он попал в вашу компанию, то стало вечно вторым, или даже третьим, в зависимости от ситуации. И не спорь, — Джинни предостерегающе подняла руку. — Вспомни, как называли в школе вашу компанию: «Поттер и его адъютанты». Не отпирайся, я лично слышала. В общем, в Хогвартсе выделиться ему не удалось.

— Как не удалось? — все-таки перебил ее Гарри. — А кто решил шахматную задачу, когда мы искали философский камень? Кто вытащил меня из полыньи? Кто сумел открыть Тайную комнату, не будучи потомком Слизерина? А кто уничтожил кубок Хаффлпафф, вернее, хоркрукс, который в нем был? И вообще, ты хочешь сказать, что Рону зря дали орден Мерлина?

— Гарри, это все не то, — Джинни мягко накрыла его ладонь своей. — Вот смотри: тихоня Невилл, которого Рон никогда не воспринимал всерьез, смог выстоять под волшебным огнем и убить Нагайну. Наша мама, которую он считал способной только печь пироги и вязать свитера, победила на дуэли самую злобную соратницу Волдеморта. А он...

Джинни нахмурилась и махнула рукой:

— Снова я не то говорю. Погоди, давай я как-то по-другому объясню.

Она отпила из бокала, перевела дух и продолжила:

— Все, что он героического совершил, было связано с вами и под вашим, как ему кажется, влиянием. После Хогвартса у него был единственный шанс все изменить, но он его прошляпил. Вот Гермиона смогла это сделать, она поступила в университет и от вас, как говорит Невилл, отпочковалась. А Рон ушел вслед за тобой в Академию, где снова оказался вторым. Неглупым, довольно успешным, но снова вторым. И его это очень беспокоит. Но не из-за славы, как некоторые думают, славы он уже наелся по уши. Да и детские комплексы почти ушли в прошлое, хотя мы по привычке считаем моего братца тщеславным и завистливым.

Гарри протестующе дернулся, но Джинни крепко прижала его руку к стойке.

— Считаем, считаем... Хоть и вслух этого не говорим. У него сейчас на первом месте другие проблемы. Он не знает, способен ли на что-нибудь сам, без тебя и Гермионы, и боится облажаться, оказавшись в сложной ситуации без привычной поддержки. А возможности испытать себя на прочность он не видит — ему попросту негде. Бросить учебу он не может, ведь аврорат — это его мечта.

— Я понял, — мрачно сказал Гарри, высвободил руку и, схватив со стойки стакан, одним глотком его осушил. — Твоего братца надо усыпить, отвезти в Африку и выбросить посреди пустыни одного, без волшебной палочки, еды и компаса. И если он оттуда выберется, то станет самым счастливым человеком на земле.

— Ну... где-то так, — кивнула Джинни. — Ты, действительно, понятливый парень, — добавила она, стремясь разрядить обстановку, и потерлась щекой о его плечо.

Гарри усмехнулся и привлек ее к себе.

— Ну, бросать академию ради его стремления к самоопределению я, конечно, не стану, но что-нибудь постараюсь придумать. Попрошу, чтобы меня перевели в другую группу, и пусть наш друг Ронни совершает подвиги самостоятельно, раз уж у него самого не хватило ума перевестись.

— Ты только не обижайся, — мурлыкнула Джинни, тихонько прикасаясь губами к его уху. — Но Рон не может сам уйти. Он до сих пор казнит себя за то, что бросил вас тогда в лесу. И вообще... — Джинни игриво ткнула его локтем в бок. — Не все же тебе одному подвиги совершать, дай и другим развеяться.

Гарри не обижался. Так называемых «подвигов» он наелся на три жизни вперед. И если Рон до сих пор не наигрался, то пусть развлекается, Гарри и слова ему не скажет — хорошее настроение друга было для него во сто крат важнее всех подвигов мира.

— Хороший ресторан, правда? — Джинни неожиданно сменила тему. — Необычный.

— Да уж, — усмехнулся Гарри. — В таких я еще не бывал. Обычно люди не могут найти дверь в конце вечеринки, а вот искать ее в самом начале — это вопиющее нарушение всех традиций.

— Но Виктор же объяснил, в чем здесь дело, — примирительно произнесла Джинни. — Разве ты с ним не согласен?

— Когда это он успел объяснить? — удивился Гарри. — Едва мы поздоровались, как он потащил меня знакомиться с каким-то важным усатым дядькой, который заглянул всего на минуточку и сейчас отбывает куда-то на другой край земли. Но тут музыканты как раз грянули что-то народное, и я не расслышал, как его зовут.

— Этот важный усатый дядька, чтоб ты знал, очень большая шишка в магической Болгарии, — заметила Джинни, — мне Виктор потом сказал. И о чем же вы с ним говорили?

— Ну-у-у... — неопределенно протянул Гарри. — Он хотел кое-что обсудить и заручиться моей поддержкой в некоторых вопросах.

— Готовишься в политики? — подняла брови Джинни. — Учишься говорить обтекаемо?

— Какая проницательная у меня невеста, — улыбнулся Гарри. — Наверное, тоже в политики готовится.

На самом деле беседа с министром магической безопасности была донельзя дурацкой: его младшенький внук напрочь отказался лечиться от близорукости и требовал купить себе очки, как у «всамделишнего Гарри Поттера» Любящий дедушка не нашел ничего лучше, как, пользуясь оказией, обратиться за советом к самому Гарри. Гарри, который давно сменил оправу, а вскорости и вовсе собирался выбросить очки на помойку, не знал, смеяться ему или плакать. Пришлось пообещать, что он лично напишет капризному мальчишке и проведет с ним, если можно так выразиться, воспитательную беседу. Естественно, говорить об этом Джинни Гарри не собирался — потом от подколок и в Азкабане не спрячешься.

— Конечно, милый, — Джинни вернула ему улыбку, сладкую, как опустевшая вазочка из-под рахат-лукума. — Как утверждает статистика, среди политиков уровень смертности вдвое ниже, чем среди игроков в квиддич и втрое, чем у сотрудников аврората, а мне хочется прожить с тобой не только счастливую, но и долгую семейную жизнь.

Беседа принимала опасный оборот, поэтому Гарри поспешно сменил тему и утащил с края стойки еще одну вазочку со сластями.

— Так что там Виктор объяснил насчет входа? — спросил он, поставив ее перед Джинни. — Эта прогулка вдоль забора была запланирована или произошло недоразумение?

— Была запланирована, — сказала Джинни, переключившись на засахаренные розовые лепестки.— Этот ресторан в чем-то похож на наши лондонские клубы, в него можно попасть только по приглашению. А необычен он тем, что иногда в нем исполняются желания. Особенно везет новичкам, поэтому им устраивают своеобразную проверку: если гости сообразят, как войти внутрь, значит, достойны того, чтобы их желание исполнилось.

— Детская проверка какая-то, — фыркнул Гарри. — А если бы мы не догадались, то гуляли под забором до утра?

— Ты же сам сказал, что проверка детская, — засмеялась Джинни. — Если бы Рон не ворчал все время, мы бы догадались намного быстрее. Кстати, где он? Что-то я его не вижу.

— Наверное, вышел подышать, — ответил Гарри. Следовало бы, конечно, пойти посмотреть, все ли с другом в порядке, но раз Джинни сказала, что не стоит, то, пожалуй, так оно и есть.

О-о, — оживилась Джинни, глядя в сторону площадки для музыкантов. — Сейчас будут танцевать «Хоро». Ты как?

— Да нет, что-то мне лень сегодня, — привычно отказался Гарри. — А ты иди, конечно же, развлекайся!

Джинни вытерла пальцы салфеткой, критически осмотрела их, недовольно сморщила нос и устремилась в сторону дамской комнаты. Ее место тут же заняла невесть откуда взявшаяся Гермиона, довольная, словно стая нюхлеров после набега на Гриннготс.

— Ты знаешь, что мне только что рассказали? — Гермиона отпила пару глотков из стоящего перед ней стакана с водой, недоуменно сморщилась и отодвинула стакан подальше. Похоже, она была переполнена информацией не просто по уши, а по самые каемки черепаховых гребней, венчающих ее замысловатую прическу, и желала немедленно ею поделиться.

Гарри не стал ее разочаровывать, изобразил на лице величайшую заинтересованность и заказал «Соленую собаку»: ни «Мимозу», ни прочие «дамские» коктейли подруга не признавала как класс. Блюдце с орешками Гермиона подвинула к себе самостоятельно.

Гермиона подождала, пока бармен вручит ей запотевший стакан с соленой изморозью по ободку и наклонилась поближе к Гарри. Тот привычно набросил «Тенториус» и громкая ритмичная музыка вместе с веселыми голосами танцующих осталась за стенами невидимого шатра, накрывшего их двоих пологом тишины.

— Что ты знаешь об этом ресторане? — пытливо спросила Гермиона.

— Кое-что знаю, — ответил Гарри и пересказал подруге историю о новичках, испытании и сказочном исполнении желаний.

— Это была всего лишь присказка, а не сказка, — улыбнулась Гермиона, — хотя определенная доля правды в ней есть, но об этом я расскажу тебе позже, вернее, покажу. А вот теперь слушай настоящую сказку. Готов?

Гарри кивнул и поудобнее устроился на стуле. Его до сих пор не покидала атмосфера легкости и предвкушения праздника, несмотря на все неприятные разговоры и то, что вечер уже приближался к завершению. Поэтому сказка была сейчас как нельзя кстати.

— Так вот, — Гермиона вытащила из коктейля соломинку и принялась что-то чертить прямо на стойке. — Место, в котором мы сейчас находимся — это сердце Софии, древняя Сердика. Во времена Рима здесь находилась арена для гладиаторских боев, а перед этим — императорский театр на двадцать пять тысяч человек. Ты представляешь, он всего на десять метров в диаметре меньше, чем знаменитый Колизей!

Гарри уважительно присвистнул: названные Гермионой цифры действительно впечатляли. Почти Колизей, надо же!

— Но это, в принципе, неважно, — взмахнула соломинкой Гермиона, — хоть и добавляет немного адреналина в общую атмосферу. Главное то, что в глубокой древности здесь была магическая деревня типа Хогсмида, единственная на континенте. Единственная! Улавливаешь мысль?

Гарри неопределенно кивнул: мысль-то он уловил, но для каких-либо существенных выводов информации было явно маловато.

— Это центр маггловского города, — принялась загибать пальцы Гермиона, — столица маггловского государства и место, где издревле обитает магия.

— Ты хочешь сказать… — начал Гарри и Гермиона тут же подхватила:

— Да! Именно! Этот участок — она ткнула соломинкой в центр обрисованной окружности, — самое идеальное место для пересечения маггловской и магической цивилизаций, для сотрудничества и мирного сосуществования, взаимная выгода и миллионные контракты!

— Стоп-стоп-стоп! — Гарри решительно отобрал у подруги соломинку и крест-накрест перечеркнул ее рисунок. — А как же Статут о неразглашении?

— Какой Статут? — засмеялась Гермиона. — Здесь на каждой улочке в открытую практикуют ведьмы всех мастей, предсказательница Ванга известна на весь мир, к ней за советами ездили чуть ли не все маггловские политики. Болгария — это не Англия, здесь маги особо не прячутся. Правда, до открытого признания сотрудничества их правительства пока не дошли, но взаимопроникновение двух культур здесь намного сильнее, чем у нас. Ты обратил внимание на таксиста, который нас сюда привез? Это сквиб. И портье в гостинице — тоже сквиб, и продавец в маггловском модном салоне, от которого Рон так старательно прятал волшебную палочку. Они здесь — не изгои, они живут не на границе миров, как у нас — чужие и здесь, и там,а сразу в двух мирах, пользуясь благами обоих. Вот и на этом месте городские власти планируют построить гостиницу, в которой будут жить и маги, и магглы. А обнаруженный при строительстве амфитеатр будет выполнять роль приманки для туристов и объяснять, почему здесь обретается так много людей в странных одеждах. Думаю, тебе не надо рассказывать, как одеваются маги старшего поколения, выходя в маггловский мир.

Гарри вспомнил Арчи Эймслоу в женской ночной рубашке в цветочек и не смог удержаться от смешка — настолько уморительным ему казался тогда глава сторонников «свежего воздуха», упорно не желающий надевать брюки даже на международный турнир по квиддичу.

— Вот-вот, — Гермиона отняла у друга соломинку. — Болгарские правительства — я имею в виду, маггловское и магическое, — давно об этом договорились. Маги уже открыли ресторан и достраивают свою часть гостиницы, а вот магглы... Как только начались подготовительные работы и были обнаружены первые камни амфитеатра, археологи заартачились и потребовали не только отказаться от идеи с гостиницей, но и вообще снести все здания в зоне раскопок, потому что нельзя осквернять всякими современными постройками уникальный исторический комплекс. После долгих изнурительных переговоров стороны к консенсусу так и не пришли. Ломать, правда, ничего не стали, но зато заморозили и раскопки, и постройку маггловской части гостиницы. И материалы все засекретили до лучших времен.

— То есть, за этим неприметным железным забором находится не только ресторан? — уточнил Гарри. На самом деле его больше интересовало, на чьей стороне находятся симпатии Гермионы, но спрашивать он об этом поостерегся, боясь утянуть подругу в дебри правовых и моральных рассуждений.

— Ресторан находится на девятом этаже почти готового отеля, — в глазах Гермионы блеснули восхищенные огоньки. — Я не знаю, каким образом они добились такого потрясающего эффекта, но, когда ты выйдешь на террасу, перед тобой откроется замечательный вид. Пойдем, покажу!

Гермиона вскочила со стула и потянула Гарри за руку.

— Погоди, погоди, — Гарри наморщил лоб. — Как на девятом этаже? Мы ведь вошли сюда с улицы!

— Гарри, — Гермиона наклонилась к его уху и заговорщицки прошептала: — Я открою тебе величайшую тайну: это магия! — и она многозначительно кивнула.

Гарри снова обозвал себя ослом и поднялся со стула. Наверное, действительно, стоит выйти на свежий воздух и немного проветрить мозги, иначе вскоре и в самом деле придется уходить в дворники.

— Строительство идет полным ходом, все вокруг опутано суперсложными заклинаниями, — рассказывала Гермиона по пути к террасе. — Поэтому использование портключей исключается — у них сбиваются настройки, и вместо дружеской вечеринки гость может нечаянно угодить в цистерну с раствором или застрять в перекрытиях. Поэтому и приходится магам испытывать некоторые неудобства, но, по-моему, результат того стоит, как ты думаешь?

Гарри переступил порог, вдохнул душистый майский воздух и пошатнулся от неожиданности: пол под ногами попросту исчез. Нет, под ними не обвалился балкон, и строители не забыли пристроить к ресторану террасу — она попросту была невидимой. Гарри не видел ничего — ни каменных плит под ногами, ни высокого, по пояс, парапета, о который он тут же ощутимо стукнулся коленом, ни арочного проема, в который они только что вошли.

Гарри парил над ночным городом, расцвеченным яркими огнями, а огромные звезды висели прямо над его головой, словно яблоки на любимом дереве Рона. И казалось, что стоит только руку протянуть, ну, или немного подпрыгнуть, и они окажутся прямо у тебя в ладони....

— Ну как? — толкнула его в бок довольная Гермиона.

— Невероятно, — искренне выдохнул Гарри. Он привык видеть землю сверху, к тому же, с намного большего расстояния, чем девятый этаж. Но на метле или гиппогрифе, да и на том же фестрале приходилось крепко держаться, чтобы не свалиться, а путешествия в коляске летающего мотоцикла и на старом «Фордике» мистера Уизли как-то не предполагали неспешного любования окрестностями. Здесь же он был полностью свободен. Гарри оглянулся, не видит ли кто, взмахнул руками, словно крыльями, и подпрыгнул. Действительно, неповторимое ощущение. Но до чего же жаль, что он не умеет летать, словно птица, или как Снейп с Волдемортом, наконец... Ну почему такое полезное умение недоступно светлым магам? Что в нем плохого? Сейчас бы перемахнуть через парапет и...

— Вот так и исполняются желания, — довольно заявила Гермиона, наблюдая за ним с умилением любящей бабушки. — Впервые увидев такую красоту, человек забывает о всех ограничениях, о том, что чего-то не умеет или не может, и в нем раскрываются доселе недоступные ему возможности.

Вид застывшей в воздухе Гермионы, изрекающей на фоне сказочно прекрасного города такую чудовищную прозу жизни, почему-то привел Гарри в полный восторг.

— Тогда... полетели? — азартно спросил он, схватил Гермиону за руку и припустил вперед по длинной террасе, опоясывающей ресторан по периметру.

— Мальчишка... — фыркнула Гермиона, послушно следуя за ним. — Какой же ты еще мальчишка...

Терраса казалась бесконечной, и это окрыляло Гарри еще больше. Он стремительно несся вперед, не чуя под собой земли, перед глазами плясали мириады звезд, окутывая их с Гермионой искрящимся туманом, и вдруг Гарри почувствовал, как рука Гермионы выскользнула из его ладони, а под ногами знакомо дохнула холодом не воображаемая, а самая настоящая пустота. Он опустил глаза и увидел, что парит высоко над городом, а далеко внизу посреди такой же пустоты восторженно машет ему руками тоненькая фигурка в пышном вечернем платье.

— А я тут ему метлу несу, — раздался совсем рядом знакомый голос. — Думал, полетаем немножко, я ему ночной город покажу. А он, оказывается, и сам неплохо справляется.

Гарри удивленно повернул голову. Рядом с ним сидел верхом на метле Виктор, а вторая метла послушно плыла следом.

— Я что, лечу? — спросил Гарри, не в силах поверить в то, что сбылась его чуть ли не самая заветная мечта.

— Похоже, что так, — улыбнулся Виктор и тут же вскрикнул:

— Осторожно!

Отвлекшись на Виктора и потеряв нужный настрой, Гарри стремительно ухнул вниз, но тут же сконцентрировался, поймал брошенную ему метлу и уже через несколько мгновений выровнял ее в полуметре от Виктора.

— Ты в норме? — спросил Виктор, ухмыляясь во весь рот.

— Более чем, — коротко ответил Гарри. Других слов у него в этот момент попросту не нашлось.

Повинуясь требовательным жестам подпрыгивающей на месте Гермионы, они опустились на террасу, и Гарри при этом чудом не врезался в парапет, хотя тот честно пытался его предупредить, мигая по краям синими огоньками.

— Гарри! — Гермиона привычно бросилась ему на шею. — Ты научился летать!

— Ну-у-у, немножко, — скромно сказал Гарри. — Я не уверен, что в другой раз смогу это повторить.

Приземлившийся рядом Виктор хлопнул его по плечу и убежденно сказал:

— Конечно же, сможешь! Если маг что-то умеет делать — то это на всю жизнь.

И Гарри почему-то сразу ему поверил.

— А ты впервые здесь? — полюбопытствовал он не столь из вежливости, сколько от желания увести разговор в сторону от своей персоны. Гарри казалось, что всякие разговоры о чудесах слегка нивелируют эти самые чудеса, а ему хотелось сохранить незабываемое ощущение полета во всей его полноте.

Виктор понимающе улыбнулся и ответил:

— Я тоже здесь впервые. И точно так же, как и вы, бродил вдоль улицы в поисках входа. Поэтому, надеюсь, вы мне простите столь неудачное начало вечера. Если бы я знал о такой традиции, я выбрал бы другое место для праздника.

— Все в порядке, — заверила его Гермиона. — Нам даже понравилось: мы снова были все вместе и снова искали решение сложной задачи.

Гарри подтвердил ее слова энергичным кивком.

— И теперь ты тоже надеешься, что твое желание исполнится? — спросил он, незаметно, как ему казалось, перекатываясь с пятки на носок и пытаясь вспомнить ощущение, предваряющее полет.

— Очень надеюсь, — ответил Виктор, глядя при этом почему-то на Гермиону.

— И что ты загадал, если не секрет? — брякнул Гарри, подтянувшись на руках и усевшись на невидимый парапет. И только затем он сообразил, что именно спросил.

Но Виктор не обратил внимания на его бестактность. Все так же, не спуская глаз с Гермионы, он медленно произнес:

— Я мечтаю о том, что меня когда-нибудь полюбит самая красивая девушка в магической Англии.

Гарри чуть не брыкнулся с парапета. Вот это номер... За эти три дня словечком с Гермионой не перекинуться, за весь вечер ни разу к ней не подойти и тут на тебе, прямо при свидетелях... Странные у них здесь, однако, понятия об ухаживании. Может, Виктор опасается, что Гермиона его после такого финта в жабу превратит, и надеется, что при Гарри она постесняется человека в день рождения позорить? А Гермиона-то... Стоит, не шелохнувшись, как статуя Ровены в гостиной Рейвенкло, словно и не о ней речь идет.

Интересно, а что бы сказала сама Гермиона, оказавшись в такой щекотливой ситуации, как сейчас Гарри? Уж кто-кто, а она бы нашла самый достойный выход.

Поразмыслив еще минутку, Гарри решительно спрыгнул с парапета.

— Дамы и господа, — учтиво обратился он к двум окаменевшим фигурам. — Прошу покорнейше простить, но я вынужден вас оставить. Дела, знаете ли. — И, схватив метлу, круто взмыл в ночное небо.

М-да, немножко старомодно получилось, как в теткиных любимых сериалах, откуда, собственно и были позаимствованы сии витиеватые выражения, но зато вполне в рамках приличий. Интересно, а о чем больше всего мечтает Гермиона?

Гарри заложил крутой вираж, огибая гостиницу, и ...

— Оп-па... — вырвалось у Гарри и он резко затормозил, одновременно вытаскивая из рукава палочку.

Прямо на прозрачном парапете террасы шла дуэль. Два темных силуэта балансировали на узкой невидимой полосе, перебрасываясь заклинаниями и ядовитыми насмешками. Двое других, видимо, секунданты, благоразумно держались подальше от дуэлянтов.

И, пока Гарри лихорадочно раздумывал, как бы поаккуратнее обезвредить первых, не вступая в долгие беседы со вторыми, раздался сдвоенный хлопок, глаза ослепила яркая вспышка и, когда Гарри проморгался и протер глаза, на парапете уже никого не было, а секунданты, перегнувшись через невидимое ограждение, безуспешно пытались рассмотреть что-то внизу.

— Рон! — неуверенно позвал один из них. — Рон, отзовись!

У Гарри оборвалось сердце. «Девятый этаж», — вспомнил он слова Гермионы и стрелой метнулся вниз, забыв о всяких магических фокусах с изменением пространства.

Ветер засвистел у него в ушах, сердце заколотилось так, как не колотилось даже перед смертельной схваткой с Волдемортом. Глаза чем-то запорошило, и Гарри сорвал очки, чуть не прозевав мгновенно приблизившуюся землю.

Он на миг зажмурился, страшась увидеть среди зеленой травы изломанное тело и кровавую лужу под ним, но тут же открыл глаза. Если Рон еще жив, каждая секунда промедления может стоить ему жизни.

Но Рона нигде не было. Ни живого, ни мертвого.

Гарри снова протер глаза, надел очки, но ничего не изменилось. Лужайка, расстилающаяся от невидимого фундамента до самого забора, была девственно-зеленой, без единой капли крови и примятой травинки.

Откуда-то послышались встревоженные женские голоса и стук каблучков. Рядом с Гарри шумно приземлился Виктор и с точно таким же удивлением осмотрел окружающий его пейзаж.

Забыв о празднике, гости и охранники рассыпались по лужайке, сам именинник вместе с Гарри и другими игроками, оседлав метлы, осмотрели каждый кирпичик, каждый балкон и каждый выступ на стенах невидимого отеля. Но все поиски были тщетны: Рон Уизли, свалившийся с девятого этажа магической гостиницы «Арена ди Сердика», бесследно исчез.

В кабинете директора отеля, где расположили иностранных гостей, было тихо. Джинни, вопреки ожиданиям Гарри, не плакала. Она стояла у окна и молча наблюдала за снующими внизу служащими отеля и сотрудниками болгарского аврората. Сам директор — импозантный маг с благородной, как принято говорить, сединой на висках — похоже, не впервые сталкивался с внештатными ситуациями, поскольку быстро навел порядок в зале ресторана, успокоил гостей и обеспечил полное взаимопонимание между ними и явившимися на вызов аврорами. Друзей пропавшего гостя профессионально извлекли из толпы поисковиков, препроводили на второй этаж и оставили на попечении пожилого мага в классическом сером костюме. Под его строгим взглядом даже неугомонная Гермиона оставила попытки прорваться за дверь и теперь нервно мерила шагами кабинет, то и дело цепляясь каблуками за вышитые золотом квадратики на темно-красном ковре. Гарри отстраненно заметил, что эти квадратики чем-то напоминают ему то ли пчелиные ульи, то ли упрощенные собачьи будки, и вяло удивился самому себе. Он, как лучший друг Рона Уизли и курсант академии авроров, должен сейчас не сидеть на мягком диване и таращиться на ковер, а вместе с будущими коллегами принимать активнейшее участие в розыскных мероприятиях. Странно...

Гарри снова отхлебнул из стакана и перевел взгляд на неестественно спокойную Джинни, в которую Гермиона чуть ли не силой влила добрые пол-унции «Лимонаны». Запотевший глиняный кувшин все еще стоял на столе, там, где его оставила симпатичная девушка в зеленой форме.

Стоп! Гарри нахмурился. Почему напиток принесла не официантка, не служащая отеля, не секретарша, в конце концов, а девушка в аврорской мантии?

Гарри посмотрел на замершую у второго окна Гермиону, на ее практически нетронутый стакан и уже без прежнего удовольствия покатал на языке жидкий холодок. Дракклова бабка, а ведь послевкусие явственно отдает абрикосовой лианой, просто за убойной дозой мяты и лимона не сразу распознаешь главный ингредиент местного успокоительного зелья. Так вот почему они с Джинни так послушно сидят в кабинете... А Гермиона-то хороша.Тоже мне подруга, называется. Сама вот едва пригубила свой стакан, но ни слова не проронила, пока Гарри сам не догадался, что пьет. Да за кого она его принимает — за барышню-истеричку?

Гарри решительно отставил стакан и поднялся с дивана.

— Сядь! — не оборачиваясь, сказала Гермиона. — Ты здесь не будущий аврор и хороший знакомый министра магии, а обычный заграничный гость и один из главных свидетелей произошедшего. Никто тебя к расследованию и близко не подпустит, а начнешь мешаться — только людей от дела оторвешь.

— Я не собираюсь вмешиваться в расследование, — возмутился Гарри, выразительно глядя на невозмутимо стоящего у двери мага. — Я и сам прекрасно понимаю, что со своим знанием языка и местной обстановки мне там делать нечего. Но почему мне не позволили принять участие в поисках на территории отеля? Сейчас ведь каждая минута на счету, каждый человек дорог!

— Потому что! — Гермиона раздраженно повернулась к нему. — Сколько раз тебе говорить — отель опутан сложными заклинаниями, в которые даже аврорам запретили соваться. Сейчас там работают проектировщики, гоблины, строители, взломщики заклятий и прочие специалисты. Хочешь вслед за Роном влипнуть в эту паутину — давай, беги! Но перед этим прими во внимание один маленький нюанс: если посреди столицы бесследно исчезает один иностранец — это просто неприятный для репутации государства инцидент, а вот если один за другим исчезнут двое — это уже тенденция, которая чревата проблемами более высокого уровня.

— Но... — попытался возразить Гарри.

— Гермиона права... — бесцветно произнесла Джинни. — И, спасибо, что не сказала вслух то, что Гарри никак не может понять.

— Чего я не могу понять?

Джинни усмехнулась одними губами:

— То, что если исчезнет один только Рон — это будет тяжело для нас и неприятно для принимающей стороны. А вот если где-то за границей исчезнет знаменитый Гарри Поттер...

Джинни не договорила, но Гарри этого и не требовалось. Снова его жизнь ставят выше, чем жизнь его единственного друга! Снова с ним пытаются носиться, как с тухлым яйцом и решать, куда ему стоит идти, а куда лучше не соваться!

Гарри гневно засопел и одним прыжком оказался возле охранника. Но не успел он и рта открыть, как дверь распахнулась, и в кабинет стремительно ворвался Кингсли Шеклболт. В коридоре алыми всполохами мелькнули до боли знакомые аврорские мантии, и Гарри невольно улыбнулся. Вот теперь он может быть совершенно спокоен и безо всяких там лимонан: эта компания достанет Рона даже из-под земли. Вслед за ним вошел министр магической безопасности Болгарии — тот самый представительный «дядька», который просил Гарри поговорить с его внуком об очках. Но сейчас это был не заботливый дедушка, а настоящий средневековый лендлорд, на землях которого произошел небывалый доселе инцидент. Министр кивнул стоящему у двери импозантному магу и тот вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Международного скандала не будет — четко понял Гарри. При любом исходе дела министры сумеют договориться между собой. Они сделают все возможное и невозможное, чтобы найти Рона, но в газетах не появится даже строчки об исчезновении Героя войны, отправившегося в краткосрочный отпуск за границу.

Кингсли окинул быстрым взглядом кабинет и прищурился, раздумывая, не стоит ли выставить отсюда и остальных нежелательных свидетелей.

Гарри прикинулся диванной подушкой, а Гермиона и Джинни сделали вид, что их и вовсе здесь нет, не было и никогда не будет.

— Давайте его сюда! — громыхнул Кингсли, определившись с антуражем.

Двое плечистых авроров ловко втащили в кабинет перепуганного Каркарова, усадили его в одно из кресел на колесиках и подтолкнули к Шеклболту. Тот поймал кресло за подлокотники и грозно навис над сжавшимся пареньком.

— Говори! — коротко приказал Шеклболт. — Четко, ясно и по существу.

Гарри замер, приоткрыв рот. Формально Кингсли не имел никакого отношения к расследованию, но, судя по внимательному взгляду болгарского министра, напоминать ему об этом никто не собирался.

— Я.. Я ничего не делал... — залепетал паренек, втягивая голову в плечи.— Он сам упал! Я даже атаковать не успел, только защищался!

Каркаров обвел глазами кабинет и остановился на Гарри.

— Вот он! Он сам все видел! Спросите его, если не верите!

Кингсли рывком повернулся к Поттеру, бросил на него испытующий взгляд, и снова повернулся к допрашиваемому.

— У него тоже спросим, даже не сомневайся. И у дружков твоих тоже поинтересуемся, куда они смотрели, и почему не пресекли это безобразие. А сейчас мне интересно, что скажешь ты. Из-за чего началась ссора?

Гарри навострил уши. Гермиона, вытянувшись в струнку, тоже обратилась в слух. Гарри показалось, что она сейчас вытащит из кармана карандаш и блокнот, чтобы записать все дословно и хорошенько обдумать на досуге, но Гермиона всего лишь нервно провела пальцами по поверхности стола и замерла, устремив пронзительный взгляд на Каркарова.

— Мы... — начал говорить Каркаров, но бросив испуганный взгляд на Гарри, умолк. — Мы... поругались.

— Это я уже понял, — рыкнул Шеклболт. — Из-за чего, я тебя спрашиваю?

Каркаров перевел умоляющий взгляд на Джинни.

— Я ничего такого не сказал, я просто сказал, что Джинни — красивая девушка и отличный игрок. А он сразу в драку полез...

Гарри невесело усмехнулся. Джинни давно выросла, но Рон упорно приходил в бешенство, стоило кому-нибудь из неприятных ему людей хоть краем глаза посмотреть на его сестру как на девушку. А уж их комплименты в адрес Джинни он и вовсе воспринимал как прямое посягательство на ее честь.

— Понятно... — Кингсли резко выпрямился. Он тоже хорошо знал Рона, и поэтому не стал задерживаться на этом моменте. — Дальше что было?

Каркаров немного расслабился.

— Дальше нас растащили. Богомил и Никола вызвались быть секундантами. Мы нашли тихое место и... Дуэль была честной! — Он выпрямился в кресле и открыто взглянул на Шеклболта. — Все уложения дуэльного кодекса были соблюдены. С моей стороны, по крайней мере. Вот он может подтвердить! — он снова указал на Гарри. — Скажи ему, Поттер! Я не нападал сзади и не бил в спину!

Шеклболт вопросительно посмотрел на Гарри. Тот неохотно кивнул.

— Они дрались лицом к лицу, это правда. Однако больше я не успел ничего рассмотреть. Слышал только, как они перебрасываются заклинаниями и ругательствами, затем был двойной хлопок, вспышка — и Рон исчез.

— Уверен? — переспросил Кингсли. — Хлопок, а затем вспышка, не наоборот?

— Нет, — решительно покачал головой Гарри, — именно сначала два хлопка, практически одновременно, а затем очень сильная вспышка. Желтая. Но падения Рона я не видел.

— Никто его не видел, — буркнул Шеклболт. — Испарился ваш Рон. Уже всю гостиницу прочесали, от подвала до флюгера. Разве что извернулся в полете да аппарировал куда-нибудь, нарушив все законы природы. Не замечали таких выдающихся талантов в вашем друге?

— Здесь нельзя аппарировать, — напомнил министр безопасности.

— Да знаю я, — досадливо отмахнулся Шеклболт. — Просто другого варианта не вижу. Ну, вот куда он мог подеваться? Улететь? Что вы там уже прошли в Академии на этот счет?

Гарри задумчиво покачал головой.

— Без метлы он разве что до ближайшего дерева мог бы слевитировать. Или до балкона. В высоту — точно нет, мы же не птицы.

— А анимагии какой-нибудь за ним не водилось? — не унимался Кингсли. — Умел же ваш дорогой покойный профессор мышью летучей оборачиваться?

— Мистер Шеклболт... — только и смогла произнести шокированная Джинни. — Как вы можете? Рон — законопослушный волшебник.

— У Рона не было способностей к анимагии, — четко, словно на уроке, произнесла Гермиона, впервые вмешиваясь в разговор. — Он не умел летать и даже левитировал откровенно плохо. Аппарировать же на территории отеля, как вы говорите, невозможно.

— Следовательно, самостоятельно он переместиться куда-либо не мог, — подытожил Шеклболт.— Как ни крути, выходит, что переместил его кто-то другой.

Все взгляды снова скрестились на сидящем в кресле Каркарове.

— Давай-ка, сынок, — чрезвычайно ласковым голосом произнес Шеклболт, — расскажи мне поминутно, вернее, посекундно, что вы с мистером Уизли говорили друг другу, какие заклинания использовали, и какие телодвижения производили.

Каркаров заметно растерялся.

— Да кто же теперь вспомнит... Непростительных заклинаний мы точно не использовали, только разрешенные кодексом. Чем угодно могу поклясться.

Гарри только хмыкнул. Дуэльный кодекс разрешал использовать в поединке практически все заклинания, кроме самых подлых и трудноизлечимых. А в академии им накрепко вдолбили в голову, что противника можно запросто уничтожить или обезвредить даже самыми безобидными кухонными заклинаниями. Капли острого соуса в глаза, ножи для шинковки, запущенные в направлении нужного объекта, заклинание вечного приклеивания, которым курсанты ремонтировали отвалившиеся после третьей тренировки казенные подметки...

А ведь еще были и чисто маггловские способы. Рон, правда, их очень не любил и старался использовать как можно реже. После победы он первым делом купил себе новую палочку и носился с ней, как Хагрид с драконьим яйцом. А, когда на занятиях по выживанию инструктор требовал от курсантов сдать ему палочки, чтобы прочувствовать всю прелесть единения человека с природой, откровенно страдал.

— Я использовал Эварте Статум, Локомотор Виббли, Вердимиллиус и Баубиллиус, — тщательно перечислял Каркаров. — У него были, в основном, Ступефай, Петрификус, Коньюктивитус, Инкарцеро, Экспеллиармус и Конфринго. Впрочем, некоторые заклинания использовали мы оба.

— А какое заклинание вы использовали непосредственно перед тем, как мистер Уизли исчез? — уточнил Шеклболт. — Что за желтая вспышка?

Каркаров поднял подбородок.

— Это было всего лишь отзеркаливающее заклинание, — вызывающе проговорил он. — Я не знаю, чем ваш доблестный мистер Уизли собирался меня поразить. Но, судя по тому, что его до сих пор никак не могут найти, его намерения не совсем соответствовали дуэльному кодексу.

"Уел, — подумал Гарри, глядя на вмиг потемневшее лицо Кингсли. — Вот тут он нас уел".

Рон, впадая в азарт, о дуэльном кодексе вспоминал в последнюю очередь, и ударить ненавистного противника мог чем угодно, исключая, разумеется, непростительные.

— Желтая вспышка — это, скорее всего, Конфринго или Баубиллиус, столкнувшиеся с зеркалом, — задумчиво произнесла Гермиона. — Но почему Рон не упал с парапета, а попросту исчез? Я не припомню ни одного заклинания, кроме аппарационного, которое могло бы переместить человека куда-нибудь настолько быстро и чисто. Однако «Аппарейт» отпадает — оно ведь направлено исключительно на того, кто его произносит. Да и не стал бы Рон аппарировать с места дуэли, не в его это характере.

Кингсли взглянул на болгарского министра, тот коротко качнул головой, очевидно, тоже не припоминая подходящего заклинания. Кингсли разочарованно вздохнул.

— Погодите-ка... — вдруг подскочил Гарри. — Рон ведь не только заклинания произносил. У него манера боя была не совсем... традиционная, что ли. Вы же знаете нашего инструктора по выживанию, сэр? — обратился он к Шеклболту. Тот кивнул, все еще не понимая, о чем идет речь.

— Так вот, у этого инструктора манера бить наотмашь не только кулаками, но и словами. Грубыми словами, я имею в виду.

Кингсли гмыкнул, искоса взглянув на болгарского министра магии, но тот и бровью не повел. Очевидно, инструкторы по выживанию были одинаковыми во всех академиях.

— И Рон перенял у него эту манеру.

Рассказывая, Гарри усиленно старался не смотреть на Джинни и Гермиону. Такие не особо приятные моменты обучения они с Роном старались в присутствии девчонок не озвучивать.

Гермиона гневно втянула в себя воздух. Бровки Джинни жалостливо заломились.

— И что именно он говорил? — Кингсли уставился на него исподлобья. — Рон, а не инструктор, я имею в виду. Только не говори, что он, словно Снейп, в изобретения новых заклинаний ударился.

— Нет-нет, — Гарри замотал головой. — Он просто ругался, пытаясь разозлить и отвлечь противника. Говорил что-то типа... — он покосился на девушек, — «Что, сопляк, струсил? Ножки дрожат, печенка екает? Драккла тебе в селезенку и мерлиновы трусы на вырост".

Джинни только фыркнула и покачала головой — мол, нашел, чем шокировать девушку, которая выросла в компании шести старших братьев.

— Да! — вдруг ожил притихший было Каркаров. — Именно так он и говорил!

— Как? — в один голос сказали все пятеро. От такого дружного многоголосья Каркаров сперва даже отшатнулся, но затем уверенно ткнул пальцем в Гарри:

— Про трусы сказал и про печенку.

Шеклболт разочарованно цокнул языком и отвернулся.

— И не только это, — Каркаров укоризненно посмотрел на Гарри, словно это именно он обучил Рона таким нехорошим словам. — Он очень хотел меня оскорбить, и поэтому не выбирал выражений.

А до Гарри вдруг кое-что дошло. Волосы у него встали дыбом при одной мысли о том, куда мог попасть Рон, прославившийся в академии своим несдержанным языком. Поствоенный синдром, как сказала когда-то Гермиона. И если это было что-нибудь особо забористое из его репертуара...

— Он тебя посылал куда-нибудь? — спросил Гарри, страстно желая услышать отрицательный ответ. — Он говорил что-то вроде «вали отсюда», «катись» или «проваливай»?

— Он говорил много непонятных для меня слов, — ответил Каркаров. — Вполне возможно, что и эти — у меня не было ни времени, ни желания слушать его оскорбления.

— Ты хочешь сказать... — Гермиона скептически подняла брови, — что Рон ляпнул какую-нибудь несусветную чушь типа «Проваливай ко всем чертям», и его именно туда и занесло?

— Что-то типа того, — буркнул Гарри. Версия была, конечно, дикая, но чем, как говорится, этот самый черт не шутит.

— Ты можешь повторить дословно, что он сказал? — спросила Гермиона, обращаясь к Каркарову. Невинная душа, она даже не подозревала, насколько богат был и разнообразен репертуар ее лучшего друга.

— Он, кажется, про Дракулу говорил, — ответил Каркаров, заставив окружающих непонимающе переглянуться, и смущенно добавил:— чтобы я к его бабушке уё...

Он покраснел и замолк

— Понятно... — убито сказал Гарри. Примерно такого ответа он и ожидал.

— А вот мне ничего не понятно.— раздраженно сказал Кингсли. — Про какого еще Дракулу он говорит? Кто это такой?

— Дракула — это легендарный вампир, — просветила его Гермиона. В свое время, начитавшись Брема Стокера, она перелопатила всю библиотеку Хогвартса в поисках информации о вампирах и их сходстве и различии с персонажами книги.

— Да, это так, — подтвердил болгарский министр. — В наших краях о нем сложено множество легенд.

— А что, у Дракулы была бабушка? — удивился Гарри. Книги такой он не читал, тетя Петуния не потерпела бы в доме литературы подобного рода, но благодаря кинематографу и телевидению имел довольно неплохое представление о предмете беседы. Но ни о каких бабушках в этих фильмах речь не шла.

— У каждого человека когда-нибудь была бабушка, почему у Дракулы ее не должно быть? — удивилась Джинни.

Гарри призадумался: а ведь, действительно, Дракула ведь не появился на свет из яйца василиска, что бы там ни говорили сказки и предания. У него были родители, а у них, в свою очередь, тоже были отцы и матери, так что гипотетически у графа Дракулы может быть целых две бабушки, но кто может гарантировать, что Рон попал именно к одной из них?

— Рон не знает, кто такой Дракула, — безапелляционно заявила Гермиона, прерывая размышления Гарри. — Наверняка он сказал что-либо другое, просто человеку, который незнаком с вашими курсантскими идиомами, послышалось именно это слово.

— Да знает он о Дракуле, — возразил Гарри, — я ему когда-то фильм пересказывал. Правда, бабушки там никакой не было.

— Он знает о нем настолько много, что, не раздумывая, посылает к нему своего противника? — уточнил Шеклболт — И даже не столько к нему, сколько к его бабушке? Прости, Поттер, но я соглашусь с мисс Грейнджер. Думаю, что Дракула здесь вовсе ни при чем. Может быть, парень просто не расслышал и Рон сказал что-то другое?

— Я же говорил, что толком не расслышал, — повторил Каркаров, — эти ваши английские ругательства слишком сложны. Тем более, во время дуэли к ним не очень-то и прислушиваешься.

— А что говорят ваши болгарские законы о применении веритасерума для освежения памяти и слуха подозреваемого? — вдруг выдал Гарри, которому надоело бессмысленное хождение вокруг да около. Наверное, действие псевдо-лимонаны начало выветриваться из организма. — Такими темпами мы Рона до возрождения Мерлина будем искать. Если его и правда занесло к какой-то неведомой старухе, то ему в любой момент может понадобиться помощь. А мы тут... идиомами страдаем.

— Поттер... — рыкнул Шеклболт и покосился в сторону болгарина. — Придержи язык и выпей водички, иначе я тебя сейчас обратно в академию отправлю.

— А я вообще-то в законном отпуске, — нагло заявил Гарри и сам себе удивился. Забавные, оказывается, последствия у этой лимонадной лианы. — «Курсант академии авроров имеет право один раз в течении семестра взять отпуск на три дня без объяснения причин», — процитировал он.

— Своему куратору будешь права качать, — снова рыкнул Шеклболт. — он очень любит студентов, пропустивших его занятия «без объяснения причин».

Гарри умолк. «Любовь» их куратора к курсантским отпускам была широко известна. Приглашение курсантов Поттера и Уизли на торжества в честь годовщины победы он воспринял как наглый прогул, а заявление на три дня отпуска для поездки в Болгарию — и вовсе как личное оскорбление. И попробуй такому докажи, что самим курсантам эти все мероприятия, как кость в горле.

Но на Каркарова, похоже, слова Гарри о веритасеруме подействовали самым целительным образом.

— Уизли взмахнул палочкой, словно готовясь ударить меня Ступефаем или Конфринго... — моментально припомнил он, — но произнес что-то другое, вроде как бабушка Дракулы или Дракола..

— Драко? — подскочила Джинни.— Может, он говорил о малфоевской бабушке?

— Он послал тебя к бабушке Малфоя? — снова оторопел Гарри. — Час от часу не легче. При чем здесь вообще Драко и его бабушка?

— Кстати, портрет одной из них висит в твоем доме на Гриммо, — напомнила практичная Джинни. — Может, Рон после перемещения оказался именно там? Почему бы тебе не позвать Кричера и не спросить у него, не занесло ли Рона к нему?

— Кричера отсюда не дозовешься, — с сожалением сказал Гарри. — Разве что сову послать. Так она пока долетит...

Гермиона вдруг подошла к столу и, сняв трубку с одного из телефонов, проверила, работает ли связь.

— Один международный звонок, сэр, — обратилась она к болгарину. — Вы позволите?

Тот кивнул.

— Куда именно вы хотите позвонить? — спросил он.

— В Париж.

— Ноль-ноль-тридцать-три-один.

— Благодарю вас, — улыбнулась Гермиона. Она набрала номер и, переждав несколько секунд, торопливо заговорила:

— Малфой, это Грейнджер. Отвечай быстро и коротко: у тебя есть бабушка?

Гарри и Джинни ошарашенно переглянулись. Вот это сюрприз... Гермиона, оказывается, запросто общается с Малфоем, набирает его номер, не заглядывая в записную книжку, а они и не в курсе.

— У меня международный звонок, — раздраженно сказала Гермиона. — Поэтому прекрати паясничать и отвечай по существу: есть ли у тебя бабушка, где она живет, если еще жива, и можно ли с ней связаться в случае необходимости.

Малфой на том конце провода, видимо, ни в какую не желал проникаться серьезностью ситуации, потому что Гермиона сузила глаза и почти прошипела:

— Ну, знаешь, Малфой, тогда в следующий раз со своей муравьиной логистикой будешь разбираться самостоятельно. У нас Рон пропал, а ты тут ерунду всякую несешь. Его, случайно, к вам не заносило? В какое-нибудь бабушкино поместье?

— А что, Малфой занимается муравьями? — вполголоса поинтересовалась Джинни. — Он вроде бы на магоэкономику поступал.

— Чш-ш-ш! Я тебе потом расскажу, — шикнул на невесту Гарри, глядя на вдруг нахмурившуюся Гермиону. Та плотно прижала трубку к уху и внимательно слушала, постукивая пальцами по столешнице.

Молчание затягивалось, и присутствующие уже не раз обменялись недоумевающими взглядами. Но окликнуть Гермиону ни один из них не решился.

Наконец Гермиона положила трубку и разочарованно покачала головой.

— У Малфоя нет ни одной живой бабушки — ни родной, ни двоюродной. Ни в одном из их поместий Рона нет. И на Гриммо его тоже нет. Кричера Малфой сам не дозвался, зато одна из его троюродных тетушек уговорила четвероюродного дядюшку, чтобы тот поговорил с Кричером.

— Как поговорил? — возмутилась Джинни. — Дом же закрыт для чужих людей.

Гарри эти слова тоже неприятно удивили. А он-то наивно думал, что дом на Гриммо — это теперь его, и только его личная крепость.

— У Гарри на чердаке лежит один из портретов четвероюродного дядюшки Малфоя, — пояснила Гермиона. — Драко попросил портрет своей парижской тетушки сходить в её портрет в Малфой-мэноре и поговорить с висящим рядом с ним портретом дядюшки, чтобы тот сходил в свой портрет на Гриммо и попросил Кричера поискать там Рона.

— Ничего себе... — возмутился Гарри. — Это что же получается: у Малфоя имеется прямой доступ в мой дом и к моему домовику?

— А мама давно велела тебе выбросить всю эту рухлядь, — внезапно влезла Джинни. — А ты все потом да потом. Вот и допотомился.

Гарри недовольно мотнул головой, стараясь не замечать вспыхнувших огоньков в глазах Кингсли. Обсуждать на людях свои семейные дела он не собирался.

— Зато мы благодаря этой, как ты говоришь, рухляди, — пришла ему на выручку Гермиона, — мы знаем, что Рона в доме на Гриммо нет.

Гарри благодарно взглянул на подругу. Та в ответ ободряюще подмигнула.

— Значит, эту версию тоже можно отбросить, — подытожил Шеклболт. — Мистер Каркаров, — он снова навис над креслом, — попробуйте-ка воспроизвести дословно, то, что он сказал вам мистер Уизли. У вас было достаточно времени для размышлений.

— Дословно? — Каркаров на миг прищурился, а затем четко произнес: — «Голой задницей тебя в чертополох! К дракуловой бабке в хибару!»

Гермиона смущенно отвела глаза, болгарский министр кашлянул в кулак, а Гарри вдруг подскочил и обрадованно воскликнул:

— Я все понял! Ни Драко, ни Дракула здесь ни при чем! Это совсем другая бабка была! Дракклова!

Но вдруг улыбка его угасла, и он растерянно произнес:

— Вот только знать бы, где именно ее теперь искать...

Рон Уизли, размахивая волшебной палочкой, пылал справедливым возмущением и изрыгал проклятия в адрес пожирательского отродья, которое посмело взглянуть масляными глазками на его сестру. Любимые связки Ступефай-Петрификус и Экспеллиармус-Конфринго закону не противоречили и всегда действовали наверняка, но сейчас еще на втором витке заклинания Рон понял, что что-то пошло не так. Вместо того, чтобы завершить красивую восьмерку, палочка вильнула в сторону и вырвалась из его онемевших пальцев. Глаза заволок сизый туман. Через миг Рон потерял опору под ногами и, нелепо взмахнув руками, камнем полетел вниз.

— Девятый этаж... — промелькнуло на краю сознания. Сердце затрепыхалось, а тело сжалось в предчувствии невыносимой боли. Хотя, Гермиона когда-то говорила, что иногда человек, падающий с большой высоты, умирает еще в полете — у него разрывается сердце. Но можно ли считать девятый этаж достаточно большой высотой для этого?

Додумать Рон не успел. Сильный удар вышиб из него весь дух, и, казалось, переломал в организме каждую косточку.

Жалобно застонав, Рон открыл глаза и тут же взгляд его натолкнулся на деревянный потолок. Самый обычный потолок — слегка закопченный и затянутый паутиной. Деревенский стандарт, как сказала бы Гермиона.

Погодите, а где же майское звездное небо? Где отличный вид на Витошу и красоты Софии, обещанные путеводителем?

Рон повел глазами по сторонам и, превозмогая шум в ушах, прислушался к окружающей его тишине.

Куда подевался шум большого города? Где отель, охрана и ужаснувшиеся его падению гости? Где его друзья, в конце-то концов? Его что, подобрали в бессознательном положении и унесли с лужайки? Но почему тогда отправили не в больницу, а в какую-то допотопную хибару?

Боль в костях понемногу утихала. Рон с трудом поднял голову и обнаружил, что лежит посреди большой деревенской кухни. Открытые шкафы с посудой, связки трав и каких-то луковиц по стенам, старинная печь и пузатые тяжелые котлы, в которых, казалось, можно было без труда разместить тушу не только кабана или буйвола, но и среднего размера громмамонта.

— Где я? — задал Рон классический вопрос очнувшегося в незнакомом месте человека.

В ответ раздался истошный многоголосый вопль.

— Новенький! — оглушительно заорала, как показалось Рону, добрая дюжина луженых глоток.

Рон, забыв о боли и слабости, поспешно вскочил на ноги, и, как оказалось, вовремя — со всех сторон на него с диким визгом бросилось множество черных лохматых существ размером с крупную кошку.

— Брысь! Кыш отсюда! — завопил Рон, отчаянно стряхивая их со штанов. — Пошли вон! Я несъедобный!

Существа посыпались с него, словно спелые груши, и обиженно завопили. Но избавиться от них было не так-то просто: двое или трое наглецов, успешно уворачиваясь от тумаков, вцепились в его ноги мертвой хваткой и шустро поползли вверх по штанинам. Чувствуя, как острые коготки подбираются к самому дорогому, Рон завопил пуще прежнего и юлой завертелся по кухне. Какой-то мелкий, но особо активный представитель загадочного племени с разбега взобрался по спинам своих сородичей, впился в полированную пряжку нового кожаного ремня и с утробным рыком принялся ее грызть. Рон, тут же забыв об остальных, ухватил его за шкирку и, с трудом оторвав от облюбованной железки, отшвырнул в сторону.

Эти доли секунды позволили Рону хоть немного разглядеть неожиданного агрессора. Круглыми ушками и подвижным носом он напоминал хорька, время от времени поселявшегося то в куче валежника у садовой ограды Норы, то прямо в отцовском сарае. Только вот у хорьков не было ни маленьких, светящихся алым, глазок, ни стальных когтей, которыми сородичи этого маленького чудовища уже располосовали Рону новые штаны, разодрали спину и попытались снять с макушки скальп.

Облепленный с ног до головы лохматой копошащейся массой, Рон завопил что-то непотребное и привычно потянулся за палочкой. Палочки на месте не было, зато вместо нее в кармане обнаружился еще один непрошеный гость. Вытащенный на свет, он тут же ловко изогнулся и цапнул Рона за руку. Злобный блеск маленьких глазок и боль в прокушенном пальце тут же напомнили парню одну важную вещь — что он не только маг, пусть даже и без палочки, но и герой войны, король квиддичного поля, а также просто непревзойденный специалист по борьбе с огородными вредителями.

В один миг ситуация изменилась. Знаменитый вратарь и истребитель садовых гномов Рон Уизли сноровисто хватал настырных надоед за мохнатые загривки и, не теряя времени на всякие там размахивания и раскручивания, прицельными бросками отправлял импровизированные квофлы за пределы поля, то есть, в очаг, стоящий в углу пустой котел и открытое окно, выходящее в заросли бешеной вишни (1). Правда, особой эффективностью его маневры похвастаться не могли — существа, с визгом улетевшие за окно или плюхнувшиеся в открытый котел, тут же возвращались обратно и чуть ли не становились в очередь за бесплатным развлечением.

«Ибо имя им — легион», вспомнил он выражение, вырвавшееся у Гермины в тот момент, когда она впервые увидела подошедшую вплотную к замку армию Волдеморта.

— Это еще что такое? — вдруг раздался у него за спиной строгий окрик. — Немедленно прекратить!

Рон, приготовившийся к очередному броску, от неожиданности застыл на полувзмахе, а затем быстро обернулся.

В дверях стояла высокая костлявая старуха. Метнув из-под седых кустистых бровей жалящий взгляд, она строго велела:

— А ну, поставь ребенка на место! Тоже мне, герой нашелся: такой здоровый лоб, а маленьких обижаешь. Тебя что, родители не учили, что являться непрошенным в чужой дом и обижать хозяйских внучков — это последнее дело?

Рон остолбенел. Она сказала «внучков»? Эти хвостатые ее внуки? Да быть такого не может!

Наверное, это просто какая-нибудь сумасшедшая любительница животных типа миссис Фигг, решил Рон. Нет, скорее, Хагрида, потому что, судя по рассказам Гарри, кошки миссис Фигг были вежливы, хорошо воспитаны и на непрошеных гостей не бросались. Он перевел взгляд на извивающуюся тушку в своей руке и не нашел в ней ни малейшего сходства со стоящей на пороге «бабушкой».

Рон снова посмотрел на старуху. Морщинистое лицо, крючковатый нос, простое темное платье, туго повязанный платок, фартук с огромными карманами... Типичная деревенская бабка с человеческим лицом, ни тебе подвижного черного носа, ни красных глазок, ни пушистого хвоста. Правда, насчет хвоста — утверждение спорное, но и Мерлин с ним, проверять его Рон не полез бы даже под угрозой Авады.

Увидев, что ожившая ветряная мельница неподвижно застыла, собравшиеся внизу «внучки» радостно завизжали и снова повисли на Роне, как детеныши Живоглота на Дракучей иве. Ухваченный за шкирку зверек, извернувшись, освободился из захвата, ловко забрался Рону на плечи и принялся копошиться в его волосах. Похоже, с явным намерением заплести на голове Рона дюжину косичек. Представив себя с новой прической, Рон мигом стащил зверька с плеч и, припомнив лечение живоглотовых детенышей, прижал его к себе, надежно зафиксировав лапки с острыми коготками.

Внучок недовольно запищал. Рон победно усмехнулся и еще крепче стиснул пальцы.

— Новенький, значит, — констатировала старуха, входя в кухню и ставя на стол огромную корзину с крышкой.

— В каком смысле? — осторожно спросил Рон, нервно подергивая то одной, то другой ногой, чтобы сбросить повисших на них зверьков. Может, это вовсе никакие не звери, а заколдованные старухой люди, и ему стоит прямо сейчас, не теряя ни секунды, рыбкой сигануть в окно и бежать, куда глаза глядят, чтобы избежать страшной участи, постигшей неосторожных путников, заглянувших на огонек?

Рон покосился на окно, прикинув расстояние до него и высоту подоконника, но повисшие на ногах «внучки», хоть и были несоизмеримо легче знаменитых «королевских дочек» (2), все же заставили его усомниться в исходе побега.

— Кыш! — повелительно рявкнула старуха и хлопнула в ладони. «Внучки» с визгом и хохотом покатились вниз, отмечая свой путь новыми ссадинами, царапинами и, что самое обидное, солидными прорехами на новых брюках.

Старуха отняла у Рона полупридушенного внучка, вручила тому извлеченную из кармана фартука ярко-желтую бородавчатую лягушку, о ядовитости которой профессор Снейп на одном из уроков отзывался с искренним восхищением, и усадила его на лавку. Внучок, все еще обиженно повизгивая и поглядывая на Рона с открытой неприязнью, принялся облизывать эту лягушку, словно первокурсник — сахарное перо из запасов «Сладкого королевства».

Рона замутило. Старуха тем временем раздала рассевшимся по лавкам внукам еще с десяток «игрушек» — Рон с ужасом узнал среди них личинок оранжевых глизней, детенышей докси и только-только вылупившихся акромантулов — и повернулась к нему.

— Что ж ты, ирод окаянный, над ребенком измываешься? Тебе что, трудно было немножко с детьми поиграть?

— Поиграть? — вырвалось у Рона. — Это вы называете поиграть? Да они меня чуть не съели!

Кухня взорвалась многоголосым хохотом. Маленькие чудовища, подпрыгивая, захлопали в ладоши и в порыве чувств начали лупить друг друга по лохматым спинкам.

Старуха тоже засмеялась:

— Такой большой парень, а малышей испугался. Да ты посмотри на них: разве способны эти ангелочки кого-нибудь съесть?

Рон перевел взгляд на «ангелочков» и оторопел: за столом на лавке, чинно сложив лапки, сидела компания Персивалей Уизли, иначе не скажешь — приглаженная волосок к волоску шерсть, умильные мордочки, елейное выражение глазок. Такую стремительную метаморфозу он видел всего однажды — когда разъяренный Живоглот, преследующий Скебберса, не успел вовремя притормозить и со всего размаху врезался в появившуюся из-за угла профессора МакГонагалл. Очень хороший клобкопух из него тогда получился, жаль только, что не надолго.

Возмущенно оглядев своих лицемерных обидчиков, Рон предъявил старухе ободранные руки и просвечивающие сквозь живописные лохмотья колени:

— А это, по-вашему, откуда взялось? Вы только посмотрите, что они со мной сделали!

Старуха подошла поближе и скептически подцепила пальцем длинную бахрому, некогда бывшую рукавом рубашки.

— М-да... — задумчиво произнесла она. — Куда катится мир? И это они теперь называют одеждой...

Старуха щелкнула пальцами. Ошметки погубленного наряда с громким треском покинули тело и упокоились в ярко вспыхнувшем огне очага, пояс со стуком свалился на пол, а растерявшийся Рон, не успев открыть рот, оказался одет в старинную рубашку из какого-то плотного материала и широкие штаны, подпоясанные веревочкой.

Что-то темное метнулось Рону под ноги и, ухватив лежащий на полу пояс, в два прыжка утащило его под стол. Не успел Рон и моргнуть, как его обновка была растерзана на клочки.

— Ах ты ж, бедствие ходячее! — хозяйка отвесила Рону крепкий подзатыльник. — Посмотри, что ты мне тут натворил!

— Я натворил? — взвыл несправедливо оскорбленный Рон. Вспомнив блестящий столбик галлеонов, оторванный от сердца и исчезнувший в кармане говорливого улыбающегося торговца, он чуть не зарыдал от бешенства. Он ведь он так тщательно выбирал этот ремень, так долго перебирал пряжки, предвкушая свое появление среди гостей в новом наряде...

— Ну и кто ты такой? — бесцеремонно оторвав Рона от скорбных мыслей, старуха схватила его за плечо и повернула к себе. — Чего явился? Как сюда попал? В колодец вслед за утопшим ведром прыгнул, в чужие сани влез или... — тут она мерзко хихикнула, — и вовсе в чужое тело затесался?

— А вы кто? — огрызнулся Рон, тщетно оглядывая затоптанный пол в поисках волшебной палочки.

— Неправильный ответ!

Здоровенный половник сорвался с крючка и, описав ровный полукруг, бамкнул Рона точнехонько в середину лба. Рон от неожиданности ойкнул, пошатнулся и с возмущением уставился на старуху. Ему очень хотелось дать ей сдачи этим же половником, но поднять руку на пожилую женщину, какой бы противной и опасной она ни была, у него не поднялась рука. Тем более, что старуха кого-то она ему напоминала, он пока что не мог понять, кого именно — то ли кого-то из профессоров, то ли кого-то из пожилых родственниц. А в присутствии подобного рода особ Рон испытывал непонятную робость и неукротимое желание немедленно смыться все равно куда, лишь бы избежать пронзительных взглядов и неудобных вопросов.

— Я — хозяйка этого дома, — заявила старуха. — А ты, — она ткнула костлявым пальцем ему в грудь, — незваный гость. Поэтому изволь повернуться ко мне, вынуть руки из карманов и четко отвечать на заданные вопросы. Повторяю еще раз: кто ты такой?

Ну вот, точно как тетка Мюриэль — стой ровно, не горбись, не чавкай, не мямли... Мерлин, за что ему это?

— Рундил Уозлик, — брякнул Рон, вспомнив свой старый учебник по зельеварению и надпись, сделанную волшебным пером из магазина Фреда и Джорджа.

— А вот врать старшим нехорошо, — заявил кто-то за спиной Рона.

Тот обернулся и глазам своим не поверил: в дверях на задних лапах стоял кот. Самый настоящий кот — упитанный, пушистый, угольно-черный. Только вот размером он был с Бродягу, до чего никакому книззлу на дорасти. А самое удивительное — на голове у него была шляпа, которую магглы почему-то называют котелком. Серый котелок с шелковой ленточкой...

Рон плотно зажмурился, а затем осторожно приоткрыл один глаз. Говорящее видение не исчезло, а, наоборот, переступило порог и вальяжно вплыло в кухню.

— Хорошо, что ты пришел, — кивнула коту старуха. — Займись пока парнишкой, с ребятками познакомь, расскажи, что и как, а я позже подойду — у меня еще дел полно.

И ушла.

«Ребятки» зашумели, загомонили, и вдруг прямо на глазах начали меняться. Через минуту за столом сидела вполне человеческая компания, примерно поровну состоящая из юношей и девушек. Одеты все были одинаково, в какую-то разновидность школьной формы, то есть, в простые темные рубашки и такие же брюки. А вот лиц их Рон почему-то разглядеть толком не смог — то ли в глазах после перемещения мутилось, то ли сидящие за столом прошли хорошую школу у британских невыразимцев. Армия клонов, как сказала бы Гермиона. Неуловимых, изменчивых клонов, различающихся только длиной и цветом волос.

— Ну что, прощелыги, знакомьтесь, — возвестил кот, обращаясь к присутствующим. — Это Рональд Уизли.

— Здравствуйте, Рональд, — дружным хором произнесли «прощелыги».

«Какое точное определение... — пораженный таким неприкрытым лицемерием Рон даже забыл на мгновение, что говорящих котов не бывает, — сидят сейчас, как невинные котята, словно это не они только что пытались ободрать гостя, как Живоглот липовую точилку для когтей».

— Шестой сын из семи детей, — продолжал кот, — герой-победитель, отличный спортсмен, твердый троечник. Будущий аврор, бывший волшебник...

— Почему это я бывший? — возмутился Рон.

— А разве нет? — удивился кот. — Ну-ка, изобразите нам что-нибудь, молодой человек: кролика там из шляпы, банку икры или селедочку. Жирненькую, тихоокеанскую... — он мечтательно закатил глаза.

— По длинному тракту идет караван, — заголосили вдруг за окном. — Ведет его рюмочка водки. За ней, чуть поодаль, усталый банан и маленький ломтик селедки.

Кот тряхнул головой, схватил со стола миску с сухим горохом и высыпал ее за подоконник. Там благодарно зачавкали.

— Хабр. Хабр. Абырвалг!.. — донеслось до ушей Рона. Кот поморщился и небрежно взмахнул лапой. Окно с грохотом захлопнулось и чавканье стихло.

— Простите за шум, — мило извинился кот. — Обитатели наших равнин иногда издают странные звуки. Не пожалейте для них миску гороха, горсть соли или большую головку мака. В хозяйстве убыток небольшой, но зато вы надолго будете избавлены от их присутствия.

— Может, сжечь их, да и дело с концом? — лениво пробасил один из сидящих за столом парней. Самоуверенная поза, ехидная улыбка и донельзя противный высокомерный взгляд. Типичный местный Малфой, из породы тех представителей «золотой молодежи», кого Дин Томас называл коротким и непонятным словом «мажоры». Таких самодовольных папочкиных сынков, которые в достаточном количестве попадались даже среди курсантов, Рон люто ненавидел и, если выпадала возможность безнаказанно подраться, бил люто и нещадно.

— Пусть не портят нам пейзаж, — протянул «мажор». — Каких-то пять тысяч градусов — и от них даже мокрого места не останется.

Он клыкасто усмехнулся, и Рона передернуло. Если здесь еще и вампиры обитают — ему точно конец. Мерлин, ну куда же могла подеваться эта треклятая палочка...

— Ну так что, молодой человек, — котяра дернул Рона за рукав, — вы будете демонстрировать нам свои престидижитаторские таланты? Или перейдем к следующему пункту нашей беседы?

Рон еще раз окинул взглядом чисто выметенную кухню. Палочки нигде не было.

— Ну не расстраивайтесь вы так, — мурлыкнул кот. — Мы все здесь бывшие: бывший маньяк...

— Маньяки бывшими не бывают, — автоматически выдал Рон старинную аврорскую мудрость.

— Какой умный мальчик! — тоненьким голосом восхитилось зеленоволосое существо с крылышками за спиной. Рон с первого взгляда не смог определить его пол, но больше склонялся к тому, что это была девушка. Существо показало ему язык и стукнуло по полу острыми копытцами.

Рон вытаращился во все глаза. На ногах у существа, действительно были не туфельки с каблучками, как следовало бы ожидать от юной барышни, и не туфли или сапоги, какие обычно встречаются у мужчин, а самые настоящие копыта.

— Младшенький мой, — смахнул воображаемую слезу кот. — Толку от него, конечно, пока маловато, но зато он декоративно прекрасен.

Мальчик... (о, Мерлин, это у них теперь называется мальчик?) смущенно переступил по полу своими копытцами.

Рон прошелся взглядом по полу вдоль лавки, на которой сидели «внучки». Слава Мерлину, больше никаких неожиданностей не обнаружилось. Рядом с копытцами разместились самые обычные женские туфельки. Вернее, не женские, а, скорее, обычные школьные, в которых в Хогвартсе ходили и Джинни, и Гермиона, но с золотыми или позолоченными пряжками. Школьная модница?

Рон взглянул на их обладательницу. Точно, еще совсем школьница — худенькая, светловолосая, чем-то неуловимо смахивающая на Луну Лавгуд. Сидит, подперев кулачком щеку, и чему-то мечтательно улыбается. Интересно, о чем она думает — о конфетах, мальчиках или новой юбке?

Старомодные лаковые мужские туфли с замшевым апельсиновым верхом... Странно, но носков под этими туфлями не было. Ну вот куда смотрит эта старуха? Мать уже оторвала бы Рону голову, явись он на люди в таком виде.

Мягкие бархатные шлепки с пушистым помпончиком. И их хозяйка... Рон поднял глаза. Милая такая девушка, изящная. Кошку чем-то напоминает.

— А почему это он младшенький? — обиженно вскочил кудрявый паренек в круглых очках, сидящий на самом краю длинной скамьи. «Пацан справа» — автоматически сделал заметку Рон и посмотрел на его ноги.

Когда перед тобой сидит добрая дюжина незнакомых людей в одинаковой одежде, запомнить всех сразу очень трудно. Выход один: найти у каждого какую-то отличительную черту или, хотя бы, зафиксировать его положение в пространстве, если группа статична. Поставить вешку для идентификации, как говорится. Установить каркас. А мясо на этот каркас можно будет нарастить и позже, во время последующего общения.

Паренек был обут в самые обыкновенные маггловские кроссовки. Типичный британский школьник, ни дать, ни взять. Рон уже успел насмотреться на таких в то послепобедное лето, когда Гарри с Гермионой ускоренным темпом приобщали чистокровных друзей к прелестям маггловской цивилизации.

— В прошлый раз самым младшим тут был я! — возмущался тем временем паренек.

— Жора, — кот ласково посмотрел на него, — вот когда сдадите мне теорему Менелая, не тыкая при этом ручкой себе в глаз, тогда снова и станете младшеньким. А пока что учите физику: там четко написано, что поджечь стул, пол-урока натирая рукой его спинку, противоречит всем законам мироздания. Проконсультируйтесь по этому вопросу у Вельхеора и не портите школе казенную мебель.

Сидящий рядом с Жорой вампир согласно кивнул и отвесил мальчику легкий подзатыльник.

— А что, Менелай еще и теоремы сочинял? — шепотом спросила одна из девушек. Рон не понял, какая именно, ибо пялился в этот момент на чьи-то ярко-красные туфли на шпильках. Ну, и немножко на ноги в этих туфлях.

— Это не тот Менелай, дорогая моя, — ответил кот. — До этого вы, к счастью, не успели добраться со своей неземной красотой, иначе не видать нам было бы ни трансверсалей, ни шести величин.

— Да-а? — с нескрываемым разочарованием протянула девушка. — Жаль.

— А мне-то как жаль! — поддержал ее Жора. — Как меня уже задолбала эта учеба...

Рон вспомнил свои страдания над бесконечными эссе и понимающе усмехнулся.

— Жора! — ласково сказал кот. — Хоть вы мне тут не кокетничайте. Учебу он не любит, как же. Тогда объясните мне, почему обычно в школах больше двух сложных предметов подряд не ставят, но, как только там появляетесь вы, сразу в расписания вводят строенные алгебры, двойные пары геометрий и прочие конструкции, убивающие детский мозг?

— Ну так я же не вампир какой, — буркнул Жора, предусмотрительно отодвигаясь от Вельхеора на самый край скамьи. — Мне, например, лениво пятьдесят лет в выпускном классе сидеть. Я, может, хочу сдать пятилетку за три года, а потом спокойно заниматься своей химией.

— Химией или только взрывчатыми веществами? — невинно поинтересовалась одна из девушек и поправила волосы. Рон чуть не присвистнул, увидев, как длиннющие, остро заточенные ногти мелькнули в опасной близости от глаз. Ничего себе, коготочки... Джинни однажды сделала себе такие же. Правда, хватило ее всего лишь на два дня, в течение которых она ухитрилась испортить две новых мантии, заполучить длиннющую царапину через всю щеку и вызвать приступ паники у Гарри, целую неделю мечтавшего о расслабляющем массаже.

Интересно, это она сбила с пути истинного этого Менелая или какая-нибудь другая? Лиц-то все равно не разобрать. Туманятся перед глазами — и все тут. Так, а во что она у нас обута?

Рон посмотрел под стол. Маггловские ковбойские сапоги. Надо же... У них что здесь, маггловский обувный магазин неподалеку имеется?

— Да уж не синтезированием сыворотки из невинных младенцев! — не остался в долгу Жора.

М-да... Бедная школа. Она даже не догадывается, кого впустила под свою гостеприимную крышу.

Рон снова опустил глаза вниз. А что у нас там еще имеется, кроме кроссовок?

Мужские сапоги — тоже вроде вполне обычные, черные. Впрочем, не совсем обычные — носки обиты серебром и испачканы чем-то темным, похожим на засохшую кровь.

Рон быстро поднял глаза и перехватил насмешливый взгляд вампира. Ну да, кто бы сомневался. А вот рядом с сапогами разместились тяжелые армейские ботинки...

Рон поднял глаза на их обладателя, и по спине прошелся неприятный холодок. На него в упор смотрели до боли знакомые по изнуряющим тренировкам глаза.

_________________________________________

1. Бешеная вишня (белладонна, сонная одурь) — красавка обыкновенная, многолетнее травянистое растение с мощными стеблями высотой до 2 м с густой темно-зеленой листвой. Ядовитое растение с галлюциногенными свойствами.

2. Королевская дочка — пушечное ядро, которое цепью прикреплялось к кандалам, дабы узник не мог сбежать. ( по Филиппу де Коммину)

...Рон бежал вдоль берега озера, тяжело дыша и поминутно спотыкаясь. Его мучитель специально выбирал маршрут кросса по топким берегам или по замусоренному подлеску. Усталость уже не просто давала о себе знать, она заполнила Рона от кончиков пальцев на ногах, до последнего волоска на макушке. Поддерживать темп бега, заданный инструктором, было просто невозможно, но приходилось, ибо...

Удар сапога пониже спины снова придал Рону ускорения.

— Не снижать темпа, боец! — заорал, бегущий чуть позади и скалящийся во все тридцать два зуба инструктор по выживанию, он же куратор их небольшой группы, он же преподаватель защиты от темных искусств. После войны педагогический коллектив академии изрядно поредел, и некоторым преподавателям пришлось временно увеличить нагрузку. Но таким солдафонам, как этот, похоже, дополнительные нагрузки были только в радость. В отличие от измученных его изуверскими методами курсантов.

Рон скрипнул зубами и побежал дальше, не понимая откуда у него вообще ещё берутся силы. По его мнению, свой предел выносливости он преодолел ещё пять километров назад.

Наконец была дана команда «Привал», и Рон мешком свалился на усыпанную хвоей землю. Рядом присел инструктор, вытащил из ременного чехла алюминиевую армейскую фляжку и начал пить, громко и с наслаждением глотая воду. Рон невольно облизал потрескавшиеся губы.

Инструктор заметил его движение и нехорошо улыбнулся:

— Хочешь водички?

Рон невольно кивнул, не в силах отвести глаза от фляги.

Инструктор удивленно вздернул бровь на манер Снейпа:

— Ну, так наколдуй себе воды, ты же волшебник.

— У меня же палочки нет, — прохрипел Рон. — Она у вас в кабинете осталась.

Инструктор пожал плечами, убирая флягу обратно в чехол:

— Значит ты xреновый волшебник, Уизли, раз даже водой себя в походе обеспечить не можешь. Значит, нам с тобой придется усилить индивидуальные тренировки.

Рон в ужасе закрыл глаза. Индивидуальные тренировки в компании Манула еще в самые первые дни занятий убедили его в том, что покойный профессор Снейп был милейшим человеком и величайшим педагогом.

— Ничего не планируй на ближайшие выходные, и Поттеру своему передай, чтобы усиленно готовился. Никакие посиделки с министром не спасут его хилое тельце от полагающегося ему хорошего марш-броска. Кстати, — инструктор бодро вскочи на ноги. — Изобрази-ка ты мне, Уизли, десяток-другой отжиманий. А то ноги мы с тобой сегодня размяли, а о трицепсах и дельтах не позаботились.

Рон со стоном перевернулся на живот и замер, не в силах поднять с земли измученное тело.

— Ишь, чего удумали, паршивцы, — на целых пять дней из академии слинять, — рассуждал тем временем инструктор, задрав голову и рассматривая что-то на верхушках деревьев.

Рон молча лежал, прислонившись щекой к теплым сосновым колючкам, и наслаждался каждой секундой драгоценного покоя.

— Упал-отжался, я сказал! — рявкнул Манул и пнул Рона в бок. — Гробить здоровье дорогим коньяком и превращать свои мышцы в желе, рассиживаясь на бархатных подушках в министерской ложе — на это вы мастера, а как готовить тело и дух к борьбе с организованной преступностью и отдельными представителями уголовного мира, вы с Поттером сразу превращаетесь в развесистые сопли.

Рон сделал над собой нечеловеческое усилие и принялся отжиматься.

Манул терпеливо подождал, пока Рон закончит изображать заморенную гусеницу, и скомандовал, подкрепив приказ очередным пинком:

— Курсант, подъем! Бегом марш!

Рон снова принял вертикальное положение и уныло затрусил вдоль берега. Инструктор бежал рядом и, периодически отвешивая Рону пенделей пониже спины, ободряюще приговаривал:

— Ничего-ничего, Уизли! Не раскисай. Мы еще сделаем из тебя человека!..

.

— Манул... — непослушными губами произнес Рон, не веря своим глазам.

На самом деле инструктора по выживанию звали совсем по-другому, и в конспектах курсанта Уизли и имя, и фамилия этого высокого крепыша были записаны сразу под названием учебного предмета. Но за глаза своего преподавателя курсанты называли исключительно Манулом. А как, по их мнению, еще можно было назвать человека, обладающего широким лицом с тяжелым подбородком и неприятным взглядом исподлобья? А если к этому набору прилагается кошачья бесшумность и способность возникать из ниоткуда прямо за спиной едва задумавшегося над невинной шалостью курсанта — то и сам Мерлин велел, как говорится.

— Я не Манул! — раскатисто прогремело над столом, и Рон рефлекторно дернулся назад.

— Сядь! — Вельхеор хлопнул соседа по спине. — Успеешь еще с ним разобраться: судя по всему, этот кадр у нас надолго задержится.

Рон протер глаза. Сидящий за столом парень, конечно же, не был Манулом — ни ростом до него не дотянул, ни возрастом, ни мышечной массой. Но голос был тот самый — в этом Рон готов был поклясться, и взгляд именно его, старшего инструктора аврорской академии, который с первого же дня знакомства низвел Рона и Гарри до положения туалетных мокриц. А уж их дружба с министром магии и периодические отлучки на всяческие торжественные мероприятия и вовсе сделали их в глазах Манула преступниками номер один. Знал бы он, как им самим поперек горла встали эти мероприятия...

— Самая младшая, вообще-то, здесь я! — вынырнула из задумчивости девушка в школьных туфлях. — И самая креативная, между прочим. Только вот шить не умею. Зато могу заставить животных слушаться меня без дрессировки. Могу сделать плохо тем, кто жесток со мной. Причинить им боль. Если захочу...

Она в упор посмотрела на Рона. Того аж морозом по спине обсыпало. Ничего себе, мысли у девочки... А он-то думал, что она о тряпках да мальчиках мечтает. Хороши же у старушки младшенькие. Чего же тогда ему стоит ожидать от старшеньких?

— Все мои малыши, конечно же, изумительно хороши, — кот широко улыбнулся Рону, словно подслушав его мысли, — и перечислять их достоинства можно до бесконечности. Но давайте, все-таки, — он повернулся к сидящим за столом, — проявим уважение к гостю. Итак, как я уже сказал, перед нами Рональд Уизли, он же Рундил Уозлик, он же Руни Ввазусруни... (1)

— Узнаю! — завопил вдруг диким голосом сосед мелкой садистки — парень в белой фуражке и тех самых оранжевых туфлях без носков. — Узнаю брата Руни!

Он одним махом перепрыгнул стол и бросился к Рону с явным намерением обнять. Тот отшатнулся: сколь бы ни было семейство Уизли богатым на всяких кузенов и внучатых племянников, но такие наглые в нем точно никогда не числились.

— Ша, Ося! — кот одним движением лапы отправил наглеца на место. — Утихни, козявка водоплавающая! Этим парадом, — кот обвел кухню широким жестом, командовать буду я!

— Что вы себе позволяете? — Ося воздвигся над столом и сложил руки на груди. — Вы как выражаетесь, уважаемый? Вы мне не мать, не сестра и не любовница, чтобы низводить и оскорблять на глазах у общественности. Я буду инициировать общее собрание жильцов нашего дома и поднимать вопрос! Вы вообще не имеете морального права нами руководить! Вы не записаны в домовой книге и не зарегистрированы у управдома!

Рон стоял с открытым ртом. У него дома, конечно же, тоже часто спорили и, бывает, даже ссорились, но такой неприкрытой театральщины не позволял себе никто, даже тетка Мюриэль. Сидящие же за столом осины сородичи наблюдали за происходящим с вялым интересом: очевидно, подобные сцены происходили на этой кухне не в первый раз.

— Вы вообще не человек! Вы это, как его... — Ося пощелкал пальцами, но, видимо, не вспомнив нужного слова, извлек из-за пазухи затрепанную брошюрку. — Тульпа! Вот здесь... — он постучал по обложке, — все подробно расписано. Вы даже не живое существо! Вы тульпа, созданная нашим общим коллективным сознанием во времена нашего голодного босоногого детства. Причем, тульпа неопределенной гендерной принадлежности, хоть и позиционируете себя как особь мужского пола. Вы обычная галлюцинация, вызванная потребностями младенца в тепле и приятных тактильных ощущениях! Каждый нормальный ребенок подсознательно жаждет увидеть себя на руках у родной матери!

— И только Ося пожелал увидеть себя на руках у огромного кота, — вполголоса прокомментировал Жора.

Все ехидно захихикали. Зеленоволосый «младшенький» выстучал копытцами по доскам пола что-то бравурное и обидно захихикал, продемонстрировав полный рот крепких острых зубов. Рон даже позавидовал — с такими зубами не то что твердые осенние яблоки или орехи, но и кости василиска можно без труда разгрызть. Кстати, кто-то говорил, что змеятина на вкус напоминает курицу, отдающую рыбой...

Рон сглотнул и прислушался к тоскливо подвывающему желудку. Да-а, похоже, в этой хибаре ему не то что ракии с карначетой, а даже куска хлеба никто предлагать не собирается. Если так и дальше пойдет, то ему и змеятина с василисковиной, или как там это правильно называется, манной небесной покажутся.

Заметив неблагодарную реакцию публики, Ося тут же прикрыл тему обездоленного детства и переключился на другое:

— Вот скажите, у вас есть какие-нибудь документы? Предъявите нам, будьте добры! Чтобы руководить таким большим коллективом, как наш, у человека должна быть официальная бумажка. Тщательная бумажка. Фактическая. Настоящая! — Он драматически потряс руками перед носом у невозмутимого, как спящий удав, кота. — А у вас нет ни паспорта, ни водительских прав, ни даже страхового полиса! Фиг вам, а не командование!

Ося сложил из пальцев известную маггловскую комбинацию и ткнул ею коту прямо в нос.

— Вот... — кот повернулся к Рону и развел лапами. — Прискорбно наблюдать, как может испортить человека квартирный вопрос. Мы его призрели на свою голову, обобра... в смысле, подобрали, обогрели, в люди вывели. А он нам теперь фигвамами в глаза тычет.

— Ну какие тебе еще от меня нужны документы, бестолочь? — он ласково обратился к Осе. — Куда я тебе, вернее, себе, печать поставлю, на хвост? Может, мне посреди лба еще и хозяйкино факсимиле выгравировать?

— Ося, ты снова все перепутал! — мурлыкнула сидящая рядом с Осей девушка. Рон скосил глаза под стол: ага, это у нас тапочки с пушистыми помпонами. — Тульпа — это индивидуальная галлюцинация, требующая определенных настроек. Ее нельзя создать коллективно, тем более, в младенческом возрасте.

Но Рону сейчас не было дела до таких тонкостей. Он, кажется, услышал то, что могло объяснить ему всю бредовость происходящего. Галлюцинация... Да, именно галлюцинация... Его, персональная галлюцинация. И сейчас он не стоит посреди странного негостеприимного дома в компании оборотней неизвестной породы, а мирно лежит в палате под наблюдением целителей. Еще час-два, в крайнем случае, день-два и он очнется. Очнется и с облегчением сбросит с себя этот непонятный морок. А руки-ноги, наверное, болят под воздействием костероста и заживляющего. Как-никак, с девятого этажа свалился. Хорошо, хоть вообще жив остался...

— Ну что вы, моя дорогая, в чем-то наш Ося, конечно же, прав... — продолжал тем временем кот, задумчиво покачивая головой, — я действительно иногда похож на галлюцинацию. Когда мы встретимся с вами ночью, Рональд, — теперь уже кот обращался к Рону, — обязательно обратите внимание на мой профиль в лунном свете.

Рон воодушевленно закивал. После того, как он уяснил, что с ним происходит, он был согласен на любые встречи и любые профили. Все равно это скоро пройдет, надо только немного потерпеть.

— Я, мой милый, действительно, не ваша мать, чему неизмеримо счастлив, — теперь кот обращался к Осе. — Я, как сказал классик, всего лишь венец творения, апогей ловкости и феерия очарования. Чего, при всей моей глубочайшей привязанности, не могу сказать о вас. Что это вы, сударь, позволяете себе в приличном обществе немытыми руками? Этикет давно перечитывали?

Под укоризненным взором кота Ося потускнел и убрал свою комбинацию из пальцев в карман, но продолжал упорно бросать исподлобья злобные взгляды.

Существо с крылышками противненько захихикало.

— Этикет предполагает наличие приличного общества, — вдруг вступилась за Осю еще одна очень приятная мужскому глазу девушка. Рон снова посмотрел под стол. Ага, это те самые красные туфли. Наверное, их хозяйка не обладает высоким ростом, раз носит такие каблуки. Хотя Беллатрикс Лестрейндж, даже будучи выше Гарри и чуть ниже самого Рона, позволяла себе щеголять на высоченных каблучищах. И даже прыгала на них, как горная коза, по столам и стульям Большого зала, пока не допрыгалась.

— А мы считаем оскорблением называть наше общество приличным! — заявила ее соседка. «Ковбойские сапоги и маникюр» — быстро извлек из мысленного досье Рон.

Обе девушки победно улыбнулись и дружно отстучали острыми коготками по столу какой-то залихватский мотивчик.

Рону почему-то вспомнилось, как на поминках Снейпа, на которые всю их компанию затащила МакГонагалл, изрядно расчувствовавшаяся мадам Хуч сказала: «Ему так и не удалось стать своим в нашем дружном сплоченном серпент... гм, коллективе». То же самое уже сейчас мог бы сказать о себе Рон. Ему никогда не удастся наладить нормальное общение с этими ядовитыми острозубами — он слишком простоват для них. Вот Малфой чувствовал бы себя среди них, как рыба в воде. Хотя... При его-то самовлюбленности и фамильном гоноре... Да они его просто массой задавят, вякни он что-нибудь о своем папочке и прочих семейных реликвиях.

— Бунт на корабле? — нехорошо прищурился кот. — Всей компанией в сундук захотели?

Он взмахнул лапой. Большой сундук, стоящий в углу, со зловещим скрипом приподнял свою крышку и громко ею хлопнул, заставив всех присутствующих, и Рона в том числе, невольно вздрогнуть.

— Что это у вас? — спросил он. — Зачем?

— Это чудесный сундук, — таинственно понизив голос, пояснила девушка в красных туфлях. — Вернее, чудовищный сундук. Когда тебя в нем запирают, ты не можешь произнести ни слова, представляешь? Это поистине ужасно.

Рон хмыкнул и выпрямился. Девчонки в любой реальности остаются девчонками. Для этих болтушек, действительно, нет ничего страшнее, чем оказаться в полном безмолвии. Им кажется, что мир рухнет, если сей же миг не узнает об их новой сумочке или офигительно обалденном маникюре...

— Кстати... — кот снова повернулся к сундуку. Тот открылся, и из его недр ловко выпрыгнула еще одна девушка, в точно такой же одежде, как и сидящие за столом.

— Соскучился, шубастик? — она звонко чмокнула кота в нос и, ловко увернувшись от отеческого подзатыльника, принялась протискиваться за спинами своих собратьев к середине стола.

— Привет, Рина! Привет, Тина! — поздоровалась она и, протиснувшись за спинами сидящих, уселась между потенциальными жертвами чудовищного сундука. — Давно не виделись.

— Привет, Шоколадка! — заулыбались девушки. — Ты снова пропустила все самое интересное. А у нас новенький.

— Какой симпатичный... — протянула Шоколадка, оценивающе скользнув глазами по Рону. Девушки тут же придвинулись поближе и зашушукались, очевидно, знакомя подругу с последними событиями.

«Тина — это красные туфли, — сразу же сделал себе пометочку Рон, — а Рина — это ковбойские сапоги. Главное, теперь не перепутать».

— А за что именно вы ее в сундук? — с трудом отведя глаза от девичьих ножек, полюбопытствовал Рон. — Каков был состав преступления, если не секрет? И каким образом у вас рассчитывается строгость наказания? А максимальный срок заключения у вас есть?

Ему, и правда, было интересно. Сундук, как разновидность Азкабана, — такого он еще не встречал. Но, похоже, что условия содержания в нем были неплохие — девушка не выглядела ни голодной, ни изможденной, ни неухоженной. Рон вспомнил колдографии Беллатрикс Лестрейндж и невольно сморщил нос. А вот от этой девушки даже пахнет чем-то вкусным — миндальным шоколадом, кажется.

— В протоколе, будь он составлен вашими коллегами, ее проступок значился бы как сопротивление властям с отягчающими обстоятельствами, — ответил кот, неодобрительно встопорщив усы. — Мы несколько дней, не поднимая головы и не покладая рук, работали над историческими хрониками, внося в них необходимые коррективы, а этой юной барышне, видите ли, эти изменения пришлись не по нраву. И она подняла настоящий бунт, при этом взбудоражив даже самых невозмутимых членов нашего маленького дружного сообщества.

— Естественно, я не могла поступить по-другому! — «юная барышня» вздернула подбородок, до боли напомнив Рону захваченную какой-нибудь идеей Гермиону. — Войти в историю как миссис Рольф — это в корне неправильно. Я двадцать лет прожила под именем Покахонтас, а под именем миссис Рольф — всего два. Чувствуете разницу? Вы меня еще как Матоаку Кокауму запишите, чтобы потомки вообще обхохотались.

— Дорогая моя! — кот проникновенно приложил лапы к груди. — Ну какая разница, под каким именем вы войдете в историю: Покахонтас, Матоака или Ребекка Рольф? Все вокруг и так знают, что вы один и тот же человек.

— Ничего подобного! — упрямо возразила девушка. — Покахонтас — это народная героиня, а миссис Рольф — одноразовое экзотическое явление ко двору, а впоследствии — самая обычная домохозяйка. Это принципиальная разница, понимаете? Вот и коллектив со мной согласится, верно, ребята?

Сидящие за столом разноголосо загудели.

— Поэтому я настоятельно требую, — девушка встала, и Рон залюбовался ее гордой осанкой, — чтобы вместо миссис Рольф в исторические хроники была вписана Покахонтас.

Силуэт девушки задрожал, на миг окутался туманом, и через несколько мгновений вместо обычной европейской старшекурсницы у стола стояла смуглая черноволосая индианка.

Рон вытаращил глаза: вот это оборотка... и никаких тебе зелий и размахиваний палочкой. Р-раз — и в дамках. Эх, им бы с Гарри такие способности... Это же сколько дел можно было бы раскрыть, сколько преступлений предотвратить...

— Поддерживаю! — Ося подскочил и отмахнулся от пытающихся остановить его соседей по столу. — Требования выступающей абсолютно справедливы. И, если бы сейчас была дискуссия, — задиристо произнес он, — то я бы доказал вам...

— Вы сначала теорему Гёделя или пятый постулат докажите, а уж потом в дискуссии ввязывайтесь! — осадил его кот. И строго посмотрел на Рона, хотя тот еще и рта не раскрыл, да и не собирался, если честно — внутренние разборки малознакомых людей его не касались, а, значит, и не волновали. Тем более, что затронутые Осей вопросы были ему далеки и непонятны. Но тут Шоколадка очень знакомо тряхнула волосами и перед внутренним взором Рона снова возникла Гермиона. В душе всколыхнулись, казалось бы, давно забытые воспоминания и Рон даже слегка устыдился своего невмешательства. Уж подруга-то на его месте не стала бы стоять столбом и молчать в тряпочку, а горячо поддержала бы требования девушки. Тем более, что тема была для Гермионы как нельзя актуальна.

Еще в Хогвартсе Гермиона объявила, что решила посвятить себя научной работе, и даже опубликовала несколько статей по истории магии, трансфигурации и нумерологии. В соавторстве, естественно, но даже дураку было понятно, что в будущем ей светили не только персональные публикации, но и постоянная прописка в одном из толстых заумных журналов, а также толстенные монографии вперемежку со школьными учебниками. Но, когда Артур наивно порадовался, что когда-нибудь его фамилия будет стоять на обложке учебника по маггловедению, Гермиона заявила, что будет публиковаться только под своей девичьей фамилией. Сказать, что семейство Уизли было в шоке — это не сказать ничего. Разразился крупный скандал, после которого Гермионе пришлось надолго забыть дорогу в Нору, а Рону вспомнить боевую юность и недельку попрятаться от материнского гнева под крылышком Билла и Флер.

Но Гермиона упрямо стояла на своем. "Замужество для современной женщины — это вещь ненадежная и, зачастую, преходящая, — говорила она, — а имя в научном мире создается однажды и на века. Мне что, после замужества в каждой статье придется делать пометку, что мол, я — это та самая Уизли, которая в третьем и шестом выпусках журнала за прошлый год значилась в авторах как Грейнджер? Или писать одну из фамилий в скобках? А если мне, не дай Мерлин, придется выходить замуж дважды или трижды, мне что, всю эту эпопею на обложке или в заголовке паровозиком записывать, чтобы вся научная общественность была в курсе моей личной жизни?"

В чем-то, конечно же, Гермиона была права, но до чего же обидно это звучало для Рона...

Тем временем кот окинул присутствующих отеческим строгим взглядом и безапелляционно заявил:

— Дамы и господа! В очередной раз настоятельно советую вам унять свои амбиции и немедленно угомониться, пока я снова не определил вас в наш чудесный сундук, дабы вы в тишине и одиночестве прониклись и осознали свои заблуждения. Никто не будет менять историю и заведенный в доме порядок в угоду двум дебоширам, которые мало того, что сами осмеливаются протестовать, так еще и остальных баламутят.

Под его укоризненным взглядом и дамы, и господа явственно погрустнели и убрали локти со стола. Видимо, это был уже не первый протест, не увенчавшийся успехом. Однако Рон успел заметить непримиримые взгляды, которыми усаживающаяся на место Шоколадка обменялась с подругами и кое-кем из сидящих за столом. Похоже, что сдаваться она не собиралась, и коту предстояла еще не одна битва за восстановление прав угнетенных девушек на желаемое имя. "Настоящая гриффиндорка" — с восхищением подумал Рон и улыбнулся подмигнувшей ему девушке.

— Кстати, — наведя видимость дисциплины среди непокорных бунтовщиков, кот повернулся к Рону. — С этими воспитательными моментами я совсем забыл вам представиться, — он выпрямил спину и шаркнул лапой. — Штерн. Просто Штерн. Друзья зовут меня Маней, но не думаю, что нам когда-нибудь удастся сблизиться до такой степени, чтобы вам пришлось обратиться ко мне подобным образом.

Рон очумело кивнул, и тут же замотал головой, не зная, как реагировать на последнюю фразу.

— Посмотрите на меня, Рональд! — мягко попросил кот.

Рон взглянул коту в глаза. Черные вертикальные зрачки кошачьих глаз расширились, заполняя радужки, и вдруг полыхнули красным так, что Рон невольно отшатнулся, вспомнив крестраж, заключенный в медальон Слизерина. Голова медленно заполнялась туманом. Серым, вязким, густо обволакивающим мозг и напрочь отключающим мыслительные процессы туманом.

— Ну как, он готов? — спросила появившаяся на пороге хозяйка.

— Всегда готов! — отрапортовал кот и пихнул Рона прямо в ее объятия.

_______________________________________________

_______________________________________________

1. Руни Ввазусруни — ‘Roonil Wazlib’ в украинском переводе.

Хозяйка ловко перехватила Рона за локти, усадила на лавку и сама села рядом с ним.

— Слушай сюда, мальчик, — вкрадчиво заговорила она. Внучки затаили дыхание и вытаращили глаза, словно почтовые совы в ожидании нового поручения. — Как видишь, я женщина пожилая, слабая...

Превозмогая густеющий в голове туман, Рон согласно кивнул. А что, женщина ведь и правда, старая, а что на вид вполне здоровая, так внешность часто бывает обманчивой.

— Мне помощь по хозяйству требуется, — вела далее старуха. — А детки еще маленькие, много не наработают.

Рон снова кивнул. Он сам знал, как тяжело приходилось матери справляться с семью детьми. А у старухи их ведь чуть ли не вдвое больше.

— И в чем будет заключаться моя помощь? — спросил он, надеясь на то, что работа будет не слишком тяжелой. Все-таки, домашнее хозяйство — это не его конек.

— Да ничего особенного, — пожала плечами хозяйка. — Я вижу, что ты парень у нас здоровый, но к работе особо родителями не приучен. Поэтому, пока не привыкнешь, будешь время от времени отдыхать.

Она ободряюще потрепала Рона по плечу.

— Утром встанешь, дров нарубишь, печь растопишь, а потом сиди, отдыхай. Кашу сваришь, внучков моих накормишь — и сиди, отдыхай. Затем дом до блеска вымоешь, двор уберешь, и снова сядешь, посидишь.

Хозяйка монотонно перечисляла нехитрые обязанности, и Рон согласно кивал. До сих пор ничего сверхъестественного от него не требовали. Справлялась же старуха раньше с этой работой — значит, и он легко с ней справится.

— В поле поработаешь, — продолжила хозяйка, — в огороде пополешься, и опять же сядь и сиди.

Рон послушно кивнул, но что-то в последних пунктах его насторожило. Поле и огород ведь дело небыстрое, и рассиживаться там особенно не придется. Однако говорить об этом ему почему-то было лень.

— Обед сваришь, стол накроешь, я обедать буду, а ты внучков моих накормишь и снова сиди, отдыхай, — тем временем говорила хозяйка. — После обеда посуду вымоешь, кухню приберешь и — сиди-отдыхай!

Последующие пункты Рон не запомнил — остатками здравого рассудка он пытался понять, сколько часов в сутках у этой старухи и найдется ли в его распорядке дня хоть минуточка для того, чтобы действительно сесть и отдохнуть.

Окончательно к реальности его вернуло следующее, совершенно возмутительное высказывание:

— Вечером я спать пойду, а ты детей уложишь и начнешь котлы чистить, чтоб наутро блестели.

— Мне что их, всю ночь чистить? — переспросил Рон, которому слово «котлы» еще в школе въелось до самых печенок.

— Нет, не всю ночь, — качнула головой старуха. Но не успел Рон вздохнуть с облегчением, как она добавила: — До вторых петухов должен управиться, а под утро снова дров нарубишь, воды принесешь, согреешь, постираешь, что накопилось, может, поштопаешь что да погладишь, а там уже и завтрак пора готовить.

— А спать я когда буду? — возмутился Рон, которому и в страшном сне не могло присниться, что он будет стирать чьи-то чужие вещи, а потом еще штопать их и гладить. Да, к тому же, ночью, когда все вкушают заслуженный отдых.

— А зачем тебе спать? — удивилась хозяйка. — Ты и так весь день просидишь-проотдыхаешь, ночью все равно не уснешь, вертеться будешь, деточек беспокоить. Лучше поработаешь вволю — и на день работы меньше останется.

И не успел Рон возмутиться, как старуха, улыбнувшись во все белоснежные зубы, миролюбиво добавила:

— А я тебя, парень, уж не обижу. Что на поле найдешь — морковку там или огурец — так запрещать не буду, ешь на здоровье!

Рону как-то подозрительным показалось слово «найдешь» применительно к огороду, на котором эти самые морковь и огурцы должны водиться в изобилии, но уточнить он не успел — старуха вытащила из угла большую тяжелую корзину и впихнула Рону в руки.

— А теперь давай, быстренько все это почисти. Некогда нам тут с тобой разговоры разговаривать, вон видишь — дети голодные сидят!

«Дети» одобрительно загомонили и застучали по столу неизвестно откуда взявшимися ложками.

Рон грохнул корзину на табурет, снял крышку и тут же отпрянул, получив в лицо добрую горсть зеленовато-бурого порошка. Из глаз мигом брызнули слезы, в носу защипало, и Рон поспешно принялся тереть переносицу, чтобы не расчихаться.

— Это еще что за хрень? — выдавил он, кивая на корзину.

Старуха неодобрительно поджала губы.

— Э-эх, а еще дипломированный выпускник, самые обычные лесные грибы не признал. Дождевики это, или, как их там у вас называют — волчий табак, заячья картошка, лесные яйца. Впрочем, как ни назови — грибы это есть и грибами останутся. Самое лучшее лакомство для моих деточек. Да и лекарство в некоторых случаях незаменимое. Верно, крошки мои?

Прозвучало это с едва заметной угрозой, и "крошки" послушно закивали, но как-то вяло — видимо, и у них дождевики особого энтузиазма не вызывали.

— Да что вы мне тут сказки рассказываете! — возмутился Рон, который после позапрошлогоднего блуждания по лесам считал себя чуть ли не крупнейшим экспертом в области микологии. — Срезанные дождевики не пыхтят и не ворочаются. И не стреляют в глаза всякой дрянью, для этого им, по крайней мере, созреть надо и покоричневеть.

— Ну так чего ты тогда стоишь? — в свою очередь повысила голос старуха. — Ждешь, пока они целиком созреют и разнесут мне кухню? Их нельзя долго держать открытыми в тепле, так что давай, поворачивайся!

И, пока Рон протирал рукавом глаза, она сняла крышку и поворошила верхний слой содержимого корзины.

Грибы ответили ей дружным залпом зеленоватой пыли, которая тут же разлетелась по кухне, покрывая тонким слоем все доступные поверхности и снова вызывая у Рона приступ слезоточивости. Старуха даже не чихнула, а вот припорошенные внучки мигом потеряли человеческий облик, снова превратившись в маленьких мохнатых чудовищ. С громким визгом они высыпали из-за стола и, щелкая зубами, окружили Рона, а самые настойчивые запустили лапы в корзину и принялись там с упоением рыться. Старуха, не церемонясь, отогнала их поварешкой в угол и снова повернулась к Рону:

— Поторопись, говорю тебе, а не то они тебя самого съедят.

— Да что с ними делать-то? — завопил Рон, глядя на растущие и темнеющие на глазах дождевики. Когда Гермиона их чистила и жарила, они вели себя совершенно по-другому, как и положено нормальным грибам, то есть, никак. А эти, того и гляди, попрут из корзины, словно забытое дрожжевое тесто.

— Как что делать? — удивилась старуха, — Супчик сварить. Пальцы у тебя сильные, как я погляжу, а свежие дождевики легко крошатся. Просто разминаешь их в крошку и сыплешь в котел, ничего сложного.

Она взмахнула рукой. В печи сам по себе вспыхнул огонь, один из больших котлов, стоящих у стены, тяжело качнулся, наполняясь водой из влетевших в окно ведер и, тяжело переваливаясь, поплыл к печи.

При виде этого зрелища Рон хотел было снова возмутиться и заявить, что не видит необходимости в применении ручного труда и усиленной эксплуатации заплутавшего гостя, но почему-то передумал и послушно принялся за работу.

Легко старухе говорить — "ничего сложного"... Мало того, что эти дождевики взрываются прямо в руках, забивая глаза и нос едкой пылью, так еще и дюжина голодных взглядов следят за каждым твоим движением, вызывая позорное и малодушное желание спрятаться за котел и отгородиться перевернутым столом.

Но наконец грибы были почищены, кое-как измельчены и высыпаны в бурлящий котел, и уже через четверть часа старуха все тем же большим половником принялась разливать жуткое пенящееся варево по глубоким мискам.

Старухины внучки, визжа и толкаясь, бросились к столу и снова расселись по лавкам, напомнив Рону первокурсников за обедом в Большом зале. Почему они не остались обедать в человеческом облике, Рон не понимал, и слабо представлял себе, как существо размером с кошку сможет что-нибудь съесть, не доставая до стола даже носом. Но тут же, у него на глазах, ножки у стола укоротились чуть ли не на два фута, и мохнатые существа снова застучали по столу ложками, требуя поскорее подавать обед.

Рон тысячу раз успел раскаяться, что прежде увиливал от домашней работы. Может, будь у него больший опыт накрывания на стол, не дрожали бы в руках переполненные миски, и не выплескивалось бы, обжигая пальцы, их густое и вязкое, словно черничный кисель, содержимое.

Маленькие существа с жадностью набросились на исходящую паром похлебку. Та исчезала прямо на глазах, и Рону пришлось, уворачиваясь от подгоняющей его скалки, забыв о боли в обожженных руках, безумным зайцем носиться от стола к печи и обратно, снова и снова наполняя глубокие миски.

Когда же половник заскреб по дну котла, а последний лохматый «внучок» сыто отвалился от стола, выставив на всеобщее обозрение раздувшееся пузико, Рон со страхом взглянул на свои руки — ему казалась, что сейчас он увидит лишь голые кости с ошметками вареного мяса. Но, к его величайшему удивлению, пальцы оказались на месте, а при тщательном осмотре на них не обнаружилось ни единого пузырька. На насыщенный багровый цвет, равномерно покрывающий любимые конечности, Рон на радостях решил не обращать внимания.

— Сделал дело? Вот и молодец, — улыбнулась хозяйка. — А теперь можешь посидеть немного, — милостиво разрешила она.

Рон с облегчением рухнул на ближайшую лавку, предвкушая заслуженный отдых. Но не тут-то было — наевшиеся зверьки тут же бросились к нему и, расталкивая друг друга, облепили ноги ниже колен, цепляясь за штаны когтями и зубами. Рон вскочил, схватил со стола ложку и от души пересчитал мохнатые наглые макушки.

Внучки обиженно заверещали и бросились к бабке за утешением.

— Э-э, так не пойдет, — неодобрительно заметила хозяйка, поглаживая внучкам ушибленные места. — Ты зачем малышей-то обижаешь? Они у меня и так слегка приболевшие, им сейчас особый уход нужен.

— Приболевшие? — недоверчиво переспросил Рон.— Что-то не похожи они у вас на приболевших, слишком уж шустрые.

Один из "приболевших" внучков, выглянув из-за бабкиной юбки, показал Рону розовый язык и скорчил рожицу. Выглядел он при этом здоровее самого здорового здоровяка, поэтому Рон снова уселся на лавку и нагло заявил:

— У меня, между прочим, сейчас заслуженный перерыв!

Он хотел было сказать «обеденный», но промолчал — мало ли чем старуха его накормить попытается. Лучше уж он, и правда, морковку какую-нибудь на огороде отыщет.

Старуха скривила тонкие губы.

— А тебя никто и не заставляет валуны ворочать, — проворчала она. — Малыши просто покататься хотели. Это, между прочим, твоя прямая обязанность — укачать детей, чтобы они лучше спали и быстрее поправлялись.

— Вы же сами сказали — сядь и сиди, — возмутился Рон. — Какие могут быть обязанности во время отдыха?

— А я разве говорила — сядь и отдыхай? — уточнила старуха. — Я сказала: сядь, посиди немного, пока дети спать не захотят. И не на лавку сядь, а во-он туда, — она кивнула на высокий табурет, похожий на барный стул в заведении мадам Розмерты.

— Почему именно туда? — спросил Рон. Стул был явно древний, шаткий, да к тому же, кем-то изрядно погрызенный — не иначе, как неугомонными внучками, и доверия Рону абсолютно не внушал.

— Так надо! — Старуха явно не собиралась ему ничего объяснять. — Иди, говорю, садись! — она схватила Рона за плечо и толкнула к стулу. Рон хотел было снова возмутиться, но пока голова думала, что сказать, ноги уже покорно принесли его к табурету.

Слегка подтянувшись, Рон взгромоздился на высокий неустойчивый стул без привычной подножки и почувствовал, как его ноги повисли над полом.

— Кататься! — многоголосый вопль изо всех углов сменился глухим топотом и на ногах Рона снова повисли несколько мохнатых тушек.

— Катай! Катай! — потребовали «внучки», дергая его за штанины.

Под тяжелым взглядом старухи Рон неохотно качнул одной ногой. Облепившие ее зверьки восторженно заверещали. Остальные их сородичи, лишенные дармового развлечения, тоже подняли крик и с предельным возмущением заколотили по колену Рона маленькими кулачками. Опасаясь, что они снова полезут вверх по штанине, Рон поспешно дернул ногой. Возмущение тут же сменилось радостным повизгиванием.

— Вот и молодец, — удовлетворенно улыбнулась старуха. — Так и продолжай. Обедать со мной будешь?

Рон с ужасом взглянул на закопченный котел и, проглотив подкативший к горлу комок, отрицательно покачал головой — доедать остатки пиршества он не собирался даже под угрозой авады.

— Как хочешь, — пожала плечами старуха и распахнула дверцу шкафа, стоящего у окна. По кухне поплыли манящие ароматы. Рон удивленно принюхался. Старуха взмахнула рукой, и на противоположной стене открылось окошко, ведущее, по всей видимости, в столовую или гостиную. Рон со своего насеста разглядел угол накрытого белоснежной скатертью стола и темные массивные спинки старинных стульев. Из кухонного шкафа появилось большое серебряное блюдо с пирогами. Плавно покачиваясь, оно тяжело проплыло у самого носа Рона и исчезло в окошке. Рон моргнул. В этой ситуации допускалось лишь два варианта: то ли у него от голода видения начались, то ли он очень крупно облажался.

Из шкафа один за другим начали вылетать самые разнообразные блюда, соусники, кувшины и прочие сосуды, наполненные доверху невообразимо притягательным содержимым. Чинной вереницей они пересекали кухню и исчезали в окошке, с глухим стуком занимая места на обеденном столе. После того, как жареная утка, кокетливо покачиваясь, зацепила беднягу Рона по щеке белоснежной папильоткой, тот понял, насколько поторопился с ответом. Рон сглотнул слюну и покосился на старуху: правила хорошего тона, насколько он помнил, предписывали хозяйке дома во время обеда до трех раз предлагать гостю отведать то или иное блюдо, и только после третьего отказа оставить его в покое. Но старуха, похоже, с этими правилами знакома не была. Закончив накрывать на стол, она плотно прикрыла дверцу шкафа и вышла из кухни, напоследок велев Рону не сачковать и хорошенько укачать малышей, потому как хороший сон после сытного обеда очень полезен для детского организма.

— Моему организму здоровый сон тоже не помешал бы, — пробурчал Рон ей вслед, — равно как и сытный обед.

Но старуха его уже не услышала. Или просто сделала вид, что не услышала.

Через несколько минут за неплотно прикрытой заслонкой на окошке звякнула вилка, послышался звук льющейся жидкости. Рон вспомнил пролетевший мимо него запотевший кувшин с апельсиновым соком и сглотнул. В кухне было адски жарко, и он бы сейчас не отказался от стаканчика самой обыкновенной воды, что уж там говорить о холодном свежевыжатом соке.

Рон остервенело замотал ногами в надежде на то, что разморенные после обеда существа поскорее уснут и он сможет вдоволь напиться и заглянуть за волшебную дверцу — может, какой-нибудь пирожок с блюда укатился или пропитавшаяся жиром котлетка соскользнула.

Прошло, казалось, несколько часов, прежде чем последняя отяжелевшая тушка, разжав лапки, сползла по штанине на пол, к мирно посапывающим собратьям. К удивлению Рона, их оказалось не два десятка, как ему с перепугу показалось, и даже не дюжина. Когда последний, десятый внучок свернулся клубочком на плотном домотканом половике, Рон осторожно слез со своего насеста, переступил через похрапывающую на разные лады кучу-малу, подошел к волшебному шкафу и приоткрыл дверцу.

Такого разочарования он не испытывал никогда в жизни. Нет, старуха, конечно же не собиралась уморить его голодом, но кусок черствого хлеба и стакан воды — это не тот обед, что требовался сейчас его молодому крепкому организму.

Рон сунул нос в стакан и подозрительно принюхался. Похоже, что чистая.

Звяканье за стеной стихло, послышался звук отодвигаемого стула. Рон поспешно выхлебал воду и рванулся на место, но тут же остановился, выругав себя за поспешность. Будущий аврор, а ведет себя, словно воришка, застигнутый на месте преступления. Вот он сейчас подкрепится немного, соберется с мыслями и выскажет этой странной старухе все, что он думает о сложившейся ситуации, благо, никто его теперь за штаны не дергает и на святое не покушается.

Взгромоздившись на стул, Рон мрачно вгрызся в сухарь и непроизвольно качнул ногой. То ли этот стул был заколдованный, то ли его конструкция провоцировала к таким телодвижениям. А, может, просто вспомнилось кое-что из уходящего все дальше в прошлое детства?

...Маленький Рон Уизли сидел на дереве, жевал утянутый из кухни пирожок с яблочным джемом и беззаботно болтал ногами. Жизнь была невыразимо прекрасна.

Три точно таких же пирога мирно покоились у Рона за пазухой, дожидаясь своей очереди. Через час его позовут на праздничный обед по случаю дня рождения Перси, и еды на столе будет вдоволь. Но ведь намного интереснее, пробравшись на кухню через окно, утащить несколько пирогов, а затем взобраться на самое высокое дерево и, сидя на толстой ветке, уписывать их за обе щеки, заедая висящими над головой огромными сочными яблоками.

С удобного насеста Рону открывался прекрасный вид на отцовский сарай и на кухонное окно, в котором то и дело мелькала хлопочущая у плиты мать. Хорошо было, вылизывая из пирожка сладкую начинку, наблюдать за садовыми гномами, протискивающимися сквозь прутья садовой ограды, за бегущими вдаль облаками и представлять себя вольной птицей. Всего лишь и нужно, что поджать под себя ноги, расправить крылья и, поднявшись в бескрайнее синее небо, полететь далеко-далеко... Мимо вон той громадной сосны на вершине холма, мимо покосившейся башенки Лавгудов к далекому лесу, синеющему на горизонте, а то и еще дальше...

Только-только Рон почувствовал, что еще миг, и его ноги оторвутся от ветки, теряя растоптанные тапочки, а пальцы на ногах подожмутся, словно птичьи когти, как яблоню сотряс сильный удар, и яблоки гулко посыпались на землю.

Мощные птичьи крылья, не успев как следует развернуться, снова превратились в обычные человеческие руки, и чуть не сверзившийся с дерева Рон, в последний момент уцепившийся за толстую ветку, посмотрел вниз. Под деревом стояла разгневанная тетка Мюриэль. Еще раз врезав своей неизменной клюкой по яблоневому стволу, тетка завопила:

— Немедленно слезай с дерева, глупый мальчишка! И больше никогда не смей болтать ногами — эта дракклова забава еще никого до хорошей жизни не довела.

— Дракклова забава... — задумчиво повторил Рон, осененный неожиданной мыслью. — Дракклова забава...

— Ну, наконец-то! Не прошло и полгода... — раздался над ухом резкий смешок. Рон подпрыгнул от неожиданности и оглянулся. Рядом стояла старуха, уперев в бока костлявые кулаки и довольно улыбаясь. — А я уж думала, ты никогда не догадаешься.

— Вы что, хотите сказать, что эти существа и есть те самые дракклы? — удивленно произнес Рон, сам не веря в свое предположение. — А вы, выходит, та самая дракклова бабка, ой, простите, бабушка?

Старуха удовлетворенно кивнула.

— Но ведь дракклы вовсе не такие, — возразил Рон, вспомнив уроки ухода за магическими существами. — У вас это не дракклы, а... — Рон вспомнил острые зубы и любопытные мордочки, — хорьки какие-то. Вернее, хори или даже хорищи! — исправился он, вспомнив тяжелые тушки на своих ногах.— Да, они хищные. Да, они зубастые. Но они умеют оборачиваться, не плюются огнем и не брызгают ядом. У них нет ни жал, ни клешней, я же вижу. Усы, лапы, хвост — и все. Ничего особенного, типичные оборотни, только какой-то редкой разновидности.

Старуха нахмурилась, но Рон, не обращая внимания на ее реакцию, продолжал развивать свою мысль:

— А дракклы — это совсем другое. Это помесь мантикоры и огненного краба. Они на скорпионов больше похожи. Хагрид, говорил, что в древности их называли дракклами, но поскольку они давно вымерли, а он сумел вывести их заново, то и название дал свое. Теперь они называются соплохвостами.

— Что-о? — возмутилась старуха. — Это, по-вашему, выходит, что у них мать — мантикора, а отец — огненный краб? Ты это хочешь сказать? Может, у тебя хватит наглости еще и меня мантикорой обозвать?

«А почему бы и нет? — хотел было съязвить Рон. Дракклова бабка очень напоминала ему тетку Мюриэль. И тот факт, что дядюшка Мэтилок, укушавшись огневиски, иначе как «моя мантикора» любимую супругу не называл, только подтверждал предполагаемое сходство.

Но вслух Рон не успел произнести ни слова. Словно разделяя негодование хозяйки, стены кухни задрожали, на полках зазвенела всякая утварь, а самый большой половник, не выдержав, сорвался с крючка и громко бамкнул о крышку стоящего на полу котла.

Рон отшатнулся назад и отчаянно замотал головой:

— Это не я придумал! Нам такое в школе сказали!

Лучше бы он этого не говорил. Старуха разбушевалась еще больше:

— Так этому еще и детей в школе учат?

До этого тихо лежащая на шкафу скалка взмыла вверх и, описав по кухне пируэт, арбалетной стрелой направилась прямо к Рону, целясь аккурат тому в переносицу. Или в глаз — Рон выяснять не собирался, и поспешил уклониться, благо выработавшиеся в академии рефлексы позволяли.

— Да что же это происходит? — свирепствовала старуха. Она перехватила скалку и теперь размахивала ею, как индеец новеньким мачете. — У вас там что, совсем страх и память потеряли? Людишки недоразвитые! Скоты неблагодарные! Добропорядочный народ всякими непотребными словами обзывают!

Рон хотел было заметить, что дело обстоит совсем наоборот, но возражать разгневанной даме, да еще с таким грозным оружием в руках не осмелился.

Разбуженные громкими воплями внучки зашевелились и заворчали. Старуха, увидев это, неохотно замолкла, угомонила дребезжащую кухню и вернула скалку на место.

— Невежды... — она презрительно плюнула на пол, и Рон едва успел отдернуть ногу. — Ну, ничего, вы у меня еще попляшете. Вам еще брань, мор и глад райским яблочком покажутся.

Рон втянул голову в плечи и проклял свой бестолковый язык. Вот уж чем-чем, а причиной всемирного бедствия он никогда стать не стремился.

— А ты... — старуха метнула на Рона острый взгляд, — ты смотри здесь в оба и мотай на ус. И чтоб и детям, и внукам, и правнукам рассказал, кто такие настоящие дракклы!

Прозвучало это довольно угрожающе, но Рону деваться было некуда, и он согласно кивнул. Тем более, что слова о детях и внуках внушили ему слабую надежду на скорое возвращение домой. Не будет же старуха его здесь сто лет удерживать, как феи одного персонажа из маггловской сказки. Как же там Гермиона его называла... Забыл. Вот как жаль, что Гермиона не попала сюда вместе с ним — уж ее-то история этого загадочного народца должна была заинтересовать. Ее же хлебом не корми, только дай что-нибудь поизучать.

Рон посмотрел на остатки сухаря в руке и грустно улыбнулся получившемуся каламбуру. Похоже, что хлебом не кормить сегодня как раз будут именно его.

— А я рыба, я рыба, я рыба! — вдруг истошно заголосили под окном. Рон вздрогнул и чуть не поперхнулся некстати попавшейся крошкой. Старуха, напротив, мигом подобрела и принялась расталкивать внучков.

— Рыба приехала, — снизошла она до объяснений. — Очередные велогонки, наверное, устраивает: скучает, знаешь ли, в нашем климате. Сейчас на выгоне всех фиалок распугает. А если к ней еще и сахарные пони подключатся — конец тогда нашим фиалкам, как пить дать.

Рон обалдело промолчал. Что такое сахарные перья — он знал, и даже однажды пробовал маггловскую сахарную вату. Но представить себе сахарных пони, которые вместе с какой-нибудь селедкой и уже известными ему хорьками преследуют на велосипедах кустики разбегающихся фиалок, он не мог при всем своем желании.

— Рыба спит в воде речной, лап у рыбы — ни одной! — прокричал за окном тот же голос.(1)

Рон бросился к окну. Ему безумно хотелось посмотреть на загадочную рыбу, катающуюся на велосипеде по фиалковым полям. Но за окном сплошной стеной стояли заросли бешеной вишни, и, как Рон ни присматривался, разглядеть ничего не смог.

— Рыба поднялась со дна, лап у ней теперь одна! — скандировала где-то за кустами загадочная рыба. — Дрыном дал по голове — лап у рыбы стало две!

.

.

Тем временем бабкины внучки проснулись, отпихнули Рона, и под веселую рыбью считалку полезли в окно.

Невидимая рыба за это время досчитала свои лапы до семи, и, когда последний зверек перемахнул через подоконник, быстро закруглилась с подсчетами:

— И зовут теперь, сынок, нашу рыбу Осьминог!

— Это еще почему? — не выдержал Рон, поворачиваясь к старухе. — Осьминог — не рыба. Он, как это... — Рон на миг замялся, вспоминая нужное слово, и уверенно произнес: — Млекопитающее!

За окном разноголосо захохотали.

— Конечно же, осьминог — это не рыба, — мягко сказала старуха и душевно улыбнулась Рону, словно целитель Сметвик профессору Локонсу. — Но вот рыба — это обязательно осьминог. Иначе, как бы она могла держаться за руль и нажимать на педали?

Рона пробрала дрожь. До этого момента старуха казалась ему единственным нормальным существом в этом доме. Пусть сварливым и не особо уравновешенным, но зато привычным и понятным, в отличие от говорящего кота и стаи близнецов-оборотней. Но теперь от старухи вдруг повеяло такой жутью, что Рону малодушно захотелось позвать незаметно исчезнувшего из кухни кота или вернуть кого-нибудь из зверьков, только бы не оставаться наедине со сбрендившей на всю голову ведьмой.

— Эй, мальки, а кто знает такую песню? — снова завопили под окном и Рон дернулся от неожиданности. — Эй, дыр-дыр-дэя, ай, на-нэ-на-нэ-на-на...

— И-и-и! — восторженно ответили зверьки, и дружно подхватили: — Ай, на-нэ-на-нэ-на-на...

Когда голоса затихли вдали, Рон повернулся к старухе, стараясь на всякий случай держаться спиной к окну, окинул взглядом кухню и прикинул, успеет ли он схватить скалку, если старуха все-таки вздумает на него наброситься.

— И что тебе снова непонятно? — ворчливо ответила та на его пристальный взгляд. — Да, наша рыба не только разговаривает, но еще и поет. И ты пой, кто ж тебе не дает? Вот сейчас пойдешь в огород работать, и пой себе на здоровье, сколько влезет...

________________________________________________________

1. Немного измененная цитата из стихотворения Бурундука «Считалка про рыбу».

Рыба спит в воде речной.

Лап у рыбы — ни одной.

Рыба поднялась со дна,

Лап у ней теперь одна.

Поплыла на голове —

Лап у рыбы стало две.

Ты получше посмотри:

Лап у нашей рыбы три,

Хоть известно в целом мире,

Что у рыбов лап четыре.

Если сосчитать опять,

То окажется их пять.

Отрастила рыба шерсть.

Лап у рыбы стало шесть.

Мы запутались совсем:

Сколько лап у рыбы? Семь?

У неё давайте спросим,

И она ответит: "Восемь".

И зовут теперь, сынок,

Нашу рыбу Осьминог.

По пути к огороду старуха решила провести для Рона небольшую экскурсию. Впрочем, полноценной экскурсией эту пробежку по коридорам можно было назвать лишь с большой натяжкой: по сути, Рону показали только десяток запертых дверей и пояснили, что за ними находится, при этом настоятельно посоветовав держаться от них как можно дальше.

Кроме кухни в доме обнаружилась большая гостиная, несколько гостевых комнат, пара чуланов и запертая магией массивная дверь. Старуха предупредила, что нос туда совать Рону особенно не стоит, ибо за дверью находятся ее, старухины, личные покои. И если незваный гость только переступит порог, его ожидают семь казней египетских, удар молнии в самое темечко и проклятие мудрого Афанди, исполнение которого в столь юном возрасте для здоровья не смертельно, но для самолюбия очень даже чревато (1). Последний пункт заинтересовал Рона больше всего. О семи казнях египетских он после путешествия был наслышан, молний после всех своих похождений особо не боялся, а вот удары по самолюбию его, по известным причинам, очень даже беспокоили. Но после того, как старуха коротко и доступно, не выбирая выражений, разъяснила суть старинного восточного проклятия, Рон проникся и клятвенно пообещал себе, что пусть за ним хоть мантикрабы гонятся, он никогда не переступит порога этой комнаты. Мордред с ними, с ее старушечьими тайнами. Здоровье, а особенно репутация во сто крат дороже.

В одном из чуланов Рон увидел колченогую кровать, прикрытую стареньким выцветшим покрывалом, хромой табурет и небольшой стол, на котором стояла оплывшая свеча.

— Будешь ночевать здесь, — толкнула его в спину старуха. — Если у тебя выдастся минутка для отдыха, можешь передохнуть здесь.

— Если она у меня еще выдастся, — уныло пробормотал Рон. Озвученный старухой объем хозяйственных запросов повергал его в пучину мрачного пессимизма. И только в самой глубине охваченного непривычной апатией сознания мигала яркая бунтарская искорка, настоятельно прожигающая мозг: «Валить надо отсюда. И как можно скорее!»

Разобраться с вывертами своего подсознания, то велящего быть во всем покорным хозяйке этого дома, то брать ноги в руки и бежать отсюда, куда глаза глядят, Рону не удалось: от малейшего умственного напряжения голова начинала кружиться, а ноги подкашиваться. Поэтому он решил отложить размышления на потом, а сейчас бросить все внимание на изучение окружающей обстановки.

Старуха уверено протащила его по длинному темному коридору, вывела в небольшую прихожую, толкнула тяжелую дверь, и Рона ослепило яркое послеполуденное солнце.

Рон обрадовался ему так, словно сто лет просидел в темном каменном мешке и только сейчас вышел на волю. Глубоко в душе он боялся обнаружить, что старуха живет глубоко под землей, в преддверии того самого ада, о котором рассказывали ему магглорожденные однокурсники, и для выхода на землю ему придется всю оставшуюся жизнь рыть бесконечный тоннель.

Когда глаза немного привыкли к свету, Рон огляделся вокруг. Они стояли на высоком крыльце самого обычного деревенского дома. Заросший травой широкий двор, выложенные плоскими камнями дорожки к колодцу и покосившемуся сараю, чуть дальше — огромное каменное строение, похожее на полуразвалившуюся овчарню, а за ним — огород размером с хорошее квиддичное поле. Ни ворот, ни калитки напротив входа в дом Рон не увидел, привычная дорожка с цветочными клумбами тоже отсутствовала, и каким образом гости должны были попадать во двор, оставалось только догадываться. Впрочем, в Норе тоже отродясь не было ворот, но зато у нее не было и забора, а вот усадьбу драккловой бабки окружал высокая плетеная изгородь, заросшая кустами чертополоха. Что росло за изгородью — Рону в подробностях разглядеть не удалось, так как старуха снова ухватила Рона за рукав и потащила с крыльца во двор. Но издалека это было похоже на широкие посевы то ли пшеницы, то ли еще какого-нибудь хлебного злака.

Желудок Рона в предвкушении заурчал, ибо огород в его понимании, несмотря на наличие сорняков и садовых гномов, был замечательным местом, на котором можно всегда найти сладкую морковку, сочные помидоры, хрустящие огурчики и множество других вкусных и полезных для растущего организма вещей. Но, к огромному его разочарованию, огород оказался засажен стройными рядочками не то что несъедобных, а даже опасных для здоровья растений.

«Собачья петрушка, лютик ядовитый, вороний глаз, шальная трава, скунсова капуста, зайцегуб опьяняющий, грыжная трава, зубастая герань, прыгающая поганка...» — мысленно перечислил Рон знакомые еще со школы растения. — Ну и что мне со всем этим делать?

— Собирать, милый, — усмехнулась старуха, — а что еще можно делать в огороде? Вот тебе нож, вот тебе корзинка. На ужин у нас сегодня должны быть прыгающие поганки.

— Хорошо хоть не зубастая герань, — проворчал Рон, вспоминая рассказы о крепких зубах этого коварного растения, которое чуть не оставило Гарри без пальцев во время экзаменов по гербологии на пятом курсе.

— Салат из герани будет на завтрак, — без тени улыбки заявила старуха. — Так что постарайся как следует выспаться — перед рассветом она особенно агрессивна.

Ловить под палящим солнцем разбегающиеся грибы — задача не из простых даже для лучшего квиддичного вратаря, и запыхавшийся Рон даже забыл на время о своей идее отыскать в огороде что-нибудь вкусненькое. Вернее, не забыл, а, поглядев на старухины грядки, отказался от этой мысли: мало ли какие свойства приобретает обычный огурец, переопылившись с растущими рядом бешеными собратьями. А вдруг еще начнет в желудке плеваться семенами...

Но вскоре Рон приноровился и работа пошла веселее. Раз — схватить гриб за шляпку, два — подрезать ножку, три — сунуть добычу в корзинку, четыре — успеть закрыть крышку и придавить ее большим камнем, чтобы уже пойманные грибы не сбежали.

Через каких-то два часа утомленный жарой и беготней, но неимоверно гордый собой Рон заявился на кухню в окружении десятка скачущих вокруг него поганок и торжественно поставил на стол шуршащую корзину.

Старуха удивленно, но в то же время довольно хмыкнула, выдала Рону нож, большую миску и ткнула пальцем в угол. Рон молча рухнул на табурет и открыл крышку корзины.

* * *

Вечером Рон уже привычно покормил, укачал и уложил спать драккловский молодняк. Раскладывая по мискам густое рагу, он безуспешно пытался найти между зверьками хоть какие-нибудь различия, обнаружить на мордочках хоть малюсенький намек на ехидную улыбочку Вельхеора или зверский оскал Манула, обнаружить на острых когтях розовый или апельсиновый оттенок. Но все его потуги были безуспешны — зверьки были абсолютно неразличимы. Даже самых младшеньких из них Рону разглядеть не удалось — все были одинакового размера и окраса, словно нарисованная картинка, размноженная с помощью заклинания копирования.

Он был невероятно благодарен судьбе за то, что «внучки» пребывали в своем зверином облике, а значит, не могли втянуть его в столь нежно любимую Осей дискуссию. Перегруженный дневными впечатлениями мозг к вечеру был попросту не способен на адекватный отпор. И, огрызнись Рон в ответ хотя бы один-единственный раз — его просто размазали бы по стеночке. Поэтому и на колкие замечания старухи Рон отвечал гордым молчанием.

«Гермиона бы мной сейчас гордилась», — мелькнула согревающая сердце мысль. И тут же сменилась уничижительным: «Что, забыл уже, из-за чего сюда попал? Интересно, надолго ли хватит твоего терпения? Раз промолчишь, другой промолчишь, но рано или поздно все равно ведь сорвешься и напросишься на неприятности. Поединок между магами можно устроить и без волшебных палочек, но только сможешь ли ты здесь, в этом чужом и непонятном для тебя месте показать себя достойным противником?»

Поэтому Рон пыхтел, сопел, багровел, но упорно молчал, стискивая зубы так, что аж скулы болели.

Наградой ему стал одобрительный взгляд хозяйки и минимум царапин со стороны ее внучков — наверное, старуха провела с "деточками" воспитательную беседу о традициях гостеприимства. А уж долгожданный вопрос об ужине и вовсе вогнал уставшего и проголодавшегося парня в блаженную эйфорию.

Старуха, кряхтя, поднялась со стула и полезла в шкаф. Рон проводил ее алчным взглядом и невольно сглотнул слюну. Однако, вопреки его ожиданиям, из недр шкафа не пахнуло ни поджаристой корочкой сдобного пирога, ни густым мясным духом запеченной говяжьей вырезки. Старуха поставила на стол большой глиняный кувшин и небольшую деревянную миску, накрытую салфеткой.

— Что это? — глупо спросил Рон, наблюдая за тем, как старуха закрывает дверцу шкафа.

— Ужин, — ответила та, ставя на стол две пузатые чашки, — а что тебя не устраивает?

Рон скромно промолчал, поглядывая на миску, и наивно понадеялся, что она окажется сказочно неисчерпаемой. Старуха сняла салфетку, и разочарованному взгляду Рона предстали четыре тонких ломтика хлеба, для разнообразия свежих и подрумяненных — то ли в духовке, то ли в диковинном маггловском аппарате под названием «тостер».

— На ночь вредно много есть, — наставительно заметила старуха и взяла в руки кувшин, — фигура испортится.

Рон чуть не взвыл, наблюдая за тем, как в его чашку тяжело шлепается густая простокваша. Эта старая швабра что, издевается над ним?

Рон схватил кусок хлеба, впился в него зубами и вскрикнул от неожиданности. Оказывается, он со злости промахнулся и укусил себя за большой палец. Старуха мерзко захихикала. Рон зыркнул на нее и попытался отхлебнуть простокваши, но тщетно: зубы лязгнули о край чашки, а в рот не попало ни капли. За спиной раздался смешок. Рон оглянулся. За его левым плечом на спинке стула сидел один из бабкиных внучков и, довольно ухмыляясь, вытирал испачканные в простокваше усы.

— Это еще что? — возмутился Рон, указывая на драккла. — Это... это как следует понимать?

Старуха неопределенно пожала плечами и захрустела сухариком.

Рон еще раз обернулся и увидев, как длинный язык зверька тщательно вылизывает растопыренную пятерню, вспомнил еще одно из высказываний тетушки Мюриэль: «Рональд Уизли, ты куда полез за стол с немытыми руками? Молли, у тебя совершенно невоспитанные дети. Они хоть знают, что за столом принято говорить «Приятного аппетита», а не «Где добавка?» Потому они у тебя и голодные вечно, что за столом драклов кормят».

Рон моргнул и неверяще уставился на усатую мордочку. Неужели тетка была права, и все ее придирки и поговорки были не пустыми словами?

Повернувшись всем телом на стуле, Рон поднес ко рту чашку и, не сводя глаз с неожиданного сотрапезника, отхлебнул. Чашка приятным холодком прикоснулась к пересохшим губам, но законный глоток простокваши вновь оказался в чужом рту.

Рон на этот раз осторожно поднес ко рту ломтик хлеба... и снова прикусил палец. Дракл довольно осклабился и захрустел, роняя крошки на мохнатое пузико.

Рон, окрыленный своим открытием, сорвался с места, торопливо ополоснул руки над каменной раковиной, небрежно вытер их о висящее рядом полотенце и вернулся за стол.

— Приятного аппетита! — четко выговорил он и резко обернулся. На спине стула никого не было. Рон торжествующе ухмыльнулся, уселся поудобнее и взялся за свой нехитрый ужин. Простокваша оказалась густой и холодной, хлебец сладким и поджаристым, и впервые за прошедший день Рон почувствовал, что жизнь не так уж и плоха. Впрочем, вскоре этому его заблуждению суждено было развеяться в прах, ибо после ужина злобная хозяйка, невзирая на все протесты, усадила беднягу за чистку болотного сухоцвета, который в компании зубастой герани должен был составить незабываемый завтрак для мохнатых внучков. Потом Рону пришлось взяться за тряпку и перемыть оставшиеся после ужина миски и ложки, затем почистить остывший котел, а напоследок, "чтобы лучше спалось", как заявила ехидная старуха, ему следовало навести блеск и на всю кухню. Впрочем, по поводу последнего поручения Рон и не думал протестовать, поскольку давно собирался обыскать каждый сантиметр кухни в поисках своей палочки.

Поиски были проведены тщательно. Очень тщательно. Однако желаемого успеха они не принесли: палочка нигде не зависла, не застряла и ни за что не закатилась.

Расстроенный Рон хлопнулся на табурет и еще раз осмотрел разгромленную в процессе поисков кухню. Как бы это ни было печально, но приходилось признать: с этого дня ему придется жить, как обычному магглу. Забыть о "Люмосе", "Репаро" и "Эскуро", научиться зажигать спички и пользоваться иголкой, а также вспомнить об изначальном предназначении метлы. Причем, в самое ближайшее время — пока не явилась старуха и не устроила ему головомойку за устроенный в ее владениях бардак и передвинутую мебель.

Рон вспомнил, как Гарри когда-то рассказывал о чистоплотности своей тетки. Петуния Дурсль никогда не ложилась спать, не протерев до блеска все кухонные поверхности. Рон тогда посмеялся над подобным фанатизмом, но, похоже, сделал это зря: сейчас ему предстояло повторить этот подвиг. Хорошо еще, что всякие вампиры и манулы уже спят: вот уж посмеялись бы, глядя на бравого курсанта в фартуке веселенькой салатовой расцветки...

Только глубокой ночью Рону, наконец, удалось снять фартук, выбраться из кухни и отмыться самому. К его неописуемому счастью, возле колодца обнаружился большой чан с нагретой за день солнцем водой, и после поспешной помывки, опоясавшись выданным старухой полотенцем, Рон как-то ухитрился простирнуть и развесить свою одежду, озираясь и вздрагивая от каждого шороха. Стирку собственного белья старуха ему не доверила, чему Рон был несказанно рад. Поэтому, торопясь, пока его не перехватили и не нагрузили еще чем-нибудь, он побрел в отведенную ему каморку, свалился на тонкий матрац и провалился в сон. Напоследок Рон почему-то вспомнил вечно погруженную в домашние заботы мать, и уже, проваливаясь в полузабытье, поклялся, что никогда и ни за что не заведет себе больше двоих детей.

* * *

Очнулся он от странной зеленой вспышки, проникшей даже сквозь плотно закрытые веки. Рон рефлекторно сунул руку под подушку, нащупывая палочку, но той на привычном месте почему-то не оказалось. Рон кубарем скатился с дивана и резко рванул в сторону, пытаясь выиграть у неизвестного нападающего хотя бы секунду-две, чтобы проснуться. Но в комнате было тихо — не слышно было ни человеческого дыхания, ни шороха одежды, даже постороннего запаха не ощущалось.

Комната снова осветилась зеленым, и Рон зайцем метнулся в противоположный угол, судорожно вспоминая, куда могла подеваться эта растреклятая палочка.

И только натолкнувшись лбом на ножку стола, он вспомнил, где находится, и сообразил, что волшебной палочки ему в ближайшее время не видать, как своих ушей... Но ничего-ничего, будущие авроры просто так не сдаются! Зря он, что ли, чуть ли не целый семестр скакал горным козлом по пересеченной местности, тренировал периферическое зрение и тыкал гвоздем в переносицу? (2)

Зеленые огоньки снова вспыхнули, и из небольшого зеркала, висевшего на стене, зазвучала печальная торжественная музыка.

Рон осел на пол со вздохом облегчения. Надо же, до чего паранойя довела — обычное местное колдорадио за пожирателя принял.

Он с трудом поднялся и, потирая ушибленный копчик, поковылял к кровати. Но тут же снова отпрыгнул — вместо колченогой кровати в углу комнаты стоял такой же потрепанный диван

Не доверяя своим глазам, Рон осторожно приблизился к нему и неуверенно пощупал обивку. Диван. Самый натуральный диван, укрытый тем же стареньким покрывалом. Может, это ему просто от переутомления кровать померещилась?

Рон присел на краешек дивана и прислушался к своим ощущениям.

Обычный старый диван — так же уныло скрипит, так же комковато горбится...

Под заунывную музыку, льющуюся из зеркала, он улегся на диван, вытянулся во весь рост и закрыл глаза.

Когда из зеркала послышался глубокий мужской голос, четко и размеренно выговаривающий слова, Рон совсем расслабился и, потерев вскочившую на лбу шишку, приготовился к прослушиванию местных новостей. Он очень надеялся, что что репортажи с места событий помогут разобраться, куда же его занесло.

— Рассвет, как поется в одной хорошей песне, был холоден и ал, — говорил диктор. — Февраль выдался холодным; ветра гуляли по Годриковой лощине невозбранно, кладбищенские старые деревья были все еще схвачены инеем... (3)

По Годриковой лощине?

Рон снова подскочил. В сердце кольнула робкая надежда: неужели он все-таки находится в Британии? В магической Британии?

— Могилу пришлось разве что не выдалбливать, — сообщил диктор, и Рон прислушался. Если о чьих-то похоронах сообщают по радио, значит, погибший — не последний человек в их обществе. Неужели умер кто-то из членов Визенгамота? Там, конечно, провели хорошую чистку, но и среди оставшихся стариков вполне хватало.

— Хоронили главного аврора Поттера с большим размахом, — с каким-то садистским удовольствием, как показалось Рону, сообщил диктор. — Народу, несмотря на раннее время и собачью погоду, собралось ужасно много...

Рон застыл. Диктор что-то еще продолжал говорить о памятнику Поттерам-старшим, о седой от инея голове какого-то Джеймса, но Рон уже его не слышал. В голове колокольным звоном гудело: «Хоронили главного аврора Поттера... Хоронили аврора Поттера... Хоронили Поттера...»

Какие, в мордредову душу мать, похороны? Какой главный аврор? Гарри Поттеру до главного аврора еще учиться и учиться. Их обоих даже в академию просто так не взяли, хоть и обещали на волне победной эйфории. Отправили доучиваться, а тут прямо-таки в главные авроры записать успели.

— Сразу бросились в глаза люди в красном, — тем временем рассказывал диктор, — кольцо по периметру и аккуратный клин у самой могилы. Авроры пришли сюда все, и встречаться с ними глазами не хотелось.

Рон с трудом угомонил разбушевавшиеся мысли и чуть ли не силком заставил себя вслушиваться в негромкую речь. Обдумать услышанное он успеет и потом. Сейчас же главное — не пропустить ни слова из этого странного, неестественного, не желающего укладываться в голове репортажа.

— Рядом с ними, отделенные почтительно-пустым пространством, родные и близкие: семья усопшего, рыжая мрачная супруга и молчащие дети в школьных мантиях;

— Дети? — сознание Рона почему-то восприняло как должное «рыжую мрачную супругу» — но впало в полный ступор при слове «дети». Допустим, что за то время, пока Рон тут нарезает грибы для разных мелких грызунов, Гарри и Джинни вполне могли и пожениться. Когда человек лежит в коме, или как там это состояние называется, время для него течет совсем по-иному, но дети — это уже перебор. Тем более, в школьных мантиях. Это когда же они успели родиться и вырасти? Это сколько же он, получается, уже лежит в этой больнице?

— ...новый главный аврор Уизли с супругой, главой Отдела магического правопорядка, перечислял тем временем присутствующих бесчувственный голос, — оба не столько объятые горем, сколько сосредоточенные.

Уизли? Новый главный аврор Уизли?

Рон никогда не думал, что обычные слова могут вскипятить его мозг и одновременно полоснуть по сердцу режущим заклинанием.

Главный аврор Уизли...

Других авроров, кроме Рона, в семье Уизли не было. Не намечалось их и среди многочисленных кузенов — те больше склонялись к мирным занятиям типа фермерства или торговли. Неужели речь идет именно о нем? Да, наверное, точно о нем. Вот и супругу ему приписали соответствующую — Гермиона ведь изучает магическое право, и вполне в перспективе может возглавить этот отдел министерства...

Значит, все-таки речь идет именно о нем.

Рон почувствовал, как в его душу заползает отчаяние. Да, они с Джинни часто мечтали, что Гарри когда-нибудь станет главным аврором. Что через несколько лет, когда Кингсли наведет в стране порядок и уйдет к невыразимцам, о чем поговаривает уже давно, Гарри станет министром магии (на этом моменте Джинни сладко жмурилась и впадала в неконтролируемые мечты), а Рон займет его место и станет главным аврором.

Да, он об этом мечтал. И не он один. Даже пословица такая есть — «Плох тот курсант, что не мечтает стать главным аврором». Но разве он мог когда-либо предположить, что его мечта осуществится именно так — так жестоко и непоправимо?

Диктор все говорил и говорил, перечисляя присутствующих, но Рону уже не было дела ни до невесть как оказавшихся на похоронах Нотта и Забини, ни до семейства лицемерных Малфоев, ни до неподдельной скорби Кингсли Шеклбота.

Он не осознавал, что сидит на старом скрипучем диване, и методично стучит затылком о стену. Он не думал о том, что Гермиона никак не может быть его женой, потому что они с ней давно расстались. Он даже не понимал, что не может сейчас стоять рядом с гробом своего лучшего друга, потому что находится драккл его знает где, и драккл его знает когда. Он мог думать только о том, что Гарри больше нет, и молил судьбу только об одном: чтобы слова о закрытом гробе и маггловской взрывчатке оказались не репортажем с места событий, звучащим из старенького приемника, стоящего на тумбочке в больничной палате, а всего лишь плодом его воспаленного воображения.

Где-то вдалеке звучали знакомые голоса. Что-то гневно говорила Гермиона, чеканил слова Кингсли Шеклболт, спокойно и рассудительно выступал Нотт. На один миг Рону послышался даже свой собственный голос, произносящий что-то правильное и по-аврорски конкретное. Но сейчас ему, как и погибшему Гарри, до этих пафосных речей уже не было никакого дела.

Зеркало умолкло, зеленые огоньки несколько раз мигнули и потухли. А Рон все так же сидел на диване, и все так же отстраненно смотрел в пространство перед собой.

_____________________________________________

1. «— Следующие семьдесят семь раз, когда он возляжет с женщиной, его будет ждать постыдная неудача! — торжественно объяснил Афанди. — И снять это заклятие не сможет никто». С.Лукьяненко «Последний Дозор»

2. Из интернет-статьи о методах по тренировке спецназа: «Осторожно воздействуя на переносицу легкими покалываниями гвоздя, вы активизируете шишковидную железу. Эффект «видения затылком» от этого заметно усиливается».

3. Здесь и до конца главы цитируется и интерпретируется пролог из фанфика Рoxy_proxy «Tempus Colligendi». Аудиоверсию читает o.volya.

Ранним утром Рона разбудил крепкий пинок в бок и куча одежды, свалившаяся на голову невесть откуда. Вырванный внезапно из глубокого сна, Рон сел на кровати, пытаясь понять, где находится, что случилось и почему так болит каждая косточка.

— Светит солнышко в окно, нам вставать пора давно! — проорал стоящий у кровати кот. Рон ухватил тяжелую подушку за уголок и метнул ее в нагло ухмыляющуюся морду. Кот отточенным движением опытного спортсмена перехватил ее и запулил обратно.

— Кто не работает — тот не ест! — назидательно заявил он. — Кто рано встает, тот все плюшки заберет. Вставай, прощелыга, хватит бока пролеживать. Птичка поет, работа ждет.

— Сам ты прощелыга... — проворчал Рон, пытаясь продрать глаза. Мышцы ныли, в голове гудело, как после хорошей попойки, но жестяная кружка с водой, которую кот уже держал в обеих лапах, невольно придавала натруженному телу нужное ускорение.

— Какая еще работа? — обреченно спросил Рон. — Рисовые поля, угольные шахты, каменоломни? Или, всего-навсего, адская кухня, продолжение следует?

— Ну что ты, — ухмыльнулся кот, — сегодня у тебя, можно сказать, выходной. Работа на свежем воздухе. От забора и до обеда — облагораживание территории, от обеда и до забора — уборка помещений.

Рон не удержался от презрительного хмыканья.

— А тебе самому что, уже влом полы на кухне помыть? Разожрался на хозяйских харчах, пузо на...

Рон не успел договорить: неуловимое движение кошачьей папы — и его окатило ледяным душем, а по зубам словно огрели квиддичной битой.

— Ё!!! — заорал Рон, подпрыгивая на кровати и хватаясь за ушибленное место. Проклятая кружка оказалась тяжелой, словно бладжер, и Рон поспешно провел языком по зубам, проверяя, не лишился ли одного, а то и двух. Еще не хватало из-за какого-то усатого придурка всю оставшуюся жизнь щербинами светить.

— Ушлепок косолапый! — Рон, как обычно в таком состоянии, не выбирал выражений. Он подхватил с пола кружку и метнул ее в стоящего у двери кота. Тот ловко перехватил ее и с воплем «Мазила!» отправил назад к Рону.

Конечно же, кружка снова оказалась полной.

Получив в лицо вторую порцию холодной воды, Рон зарычал и бросился на обидчика.

— Ой, боюсь-боюсь-боюсь! — завопил кот и одним прыжком выскочил за дверь, успев захлопнуть ее прямо у Рона под носом.

— Ну вот! — довольно произнес он с той стороны. — И умылся, и взбодрился. Ты постучи-постучи еще немного, глядишь, и согреешься, и даже обсохнешь.

— Я тебя убью! — рычал Рон, колотя в дверь. — И закопаю! А потом выкопаю, еще раз убью и снова закопаю!

— Какой слог! — восхитился за дверью кот. — А знаете ли вы, что на языке фарси убить кого-то, похоронить, и посадить поверх цветы, чтобы скрыть преступление, звучит как «war-nam nihadan». А в одном из славянских языков есть такое короткое, но емкое слово «урою». Мне, например, очень нравится.

— Без цветочков обойдешься! — рявкнул Рон, еще раз безуспешно ударив плечом в дверь. Та даже не шелохнулась. Кот довольно захихикал.

— Где этот бездельник? — раздался издалека голос старухи. — Мне ему что, персональное приглашение принести — с вензелями и позолотой? Завтрак он уже и так проспал, хочет теперь и без обеда остаться?

Рон поспешно впрыгнул в штаны, подхватил рубашку и, мимоходом пригладив перед зеркалом волосы, вылетел в услужливо открытую дверь, даже не постаравшись пнуть вытянувшегося в струнку кота, явно изображающего гостиничного швейцара. Кот и так никуда от него не денется, а вот обед очень даже может.

На кухне старуха сунула ему кусок хлеба и бутылку с водой, схватила за локоть и поволокла к сараю. По дороге она заявила, что целый день будет занята, и всякие пришельцы, путающиеся под ногами, ей в доме не нужны. А вот поработать в поле для них будет как раз очень полезно. Сонного Рона, которому все поля, сады и огороды были сейчас одинаково ненавистны, абсолютно не интересовало, чем там собирается заниматься старуха. Поэтому он потихоньку плелся за ней к сараю, зевал во весь рот и протирал глаза не успевшим просохнуть после неожиданного душа рукавом рубашки. Но при виде огромной острой косы, зловеще блеснувшей в лучах восходящего солнца, Рон моментально проснулся.

...Это было давно, еще на третьем или на четвертом курсе. В одну из тех мрачных безлунных ночей, что, казалось, были созданы специально для того, чтобы, спрятавшись под одеялом с головой, пугать друзей страшными сказками. Однако Дин Томас той ночью рассказал сбившимся в тесную кучку мальчишкам совсем не волшебную, но от этого не менее жуткую историю.

Один человек, по имени Дрю Эриксон, заблудившись среди полей, обнаружил заброшенную ферму, а в ней — мертвого старика с острой косой в руке. Рядом лежала записка со словами: "Первый кто зайдет в этот дом, станет его владельцем". Единственным требованием было обязательство косить пшеницу на поле рядом с фермой. Семья поселилась в доме, а человек с утра до вечера мирно косил пшеницу, пока не обнаружил, что каждый колосок — это человеческая жизнь, а, ежедневно работая в поле, он убивает тысячи людей, и среди них — своих родных и знакомых. (1).

На Рона эта история тогда произвела особое впечатление еще и потому, что жену героя рассказа звали Молли. И поэтому на месте Дрю Эриксона ему все время мерещился отец. Отец, захлебывающийся от рыданий и с белым огнем безумия в глазах выкашивающий всю пшеницу подряд — что спелую, что зеленую, что едва взошедшую...

Старая история вдруг всплыла в памяти до последнего слова, и его обуял тот же ужас, что и героя рассказа, когда тот внезапно осознал, что творит. Рон даже зажмурился, боясь увидеть на лезвии неожиданно вспыхнувшую надпись «Мой хозяин — хозяин мира!»

— Не-е-ет... — невнятно промычал Рон и, замотав головой, попятился. Высокая костлявая старуха в темном платке, стоящая перед ним с косой в руке, словно сошла со страниц «Сказок барда Биддля», а именно с тех, которые рассказывали о трех братьях и легендарных подарках. И если подарки, как оказалось совсем недавно, были очень даже настоящими, и два из них Рон даже держал в собственных руках, почему бы не оказаться реальной и их хозяйке?

Хозяйка, казалось, вовсе не заметила произведенного на гостя впечатления.

— Что «ме-е-е»? — передразнила она Рона, и протянула ему свое страшное орудие. — Косы, что ли, никогда в руках не держал? Ничего страшного, научишься. Все когда-то начинали косить в первый раз

— Я не буду этого делать! — Рон шарахнулся от нее, как от зачумленной. — Я не хочу!

— Что значит «не хочу?» — старуха перехватила косу, и Рон непроизвольно втянул голову в плечи. — Что значит «не буду»? А кто будет? Я?

Рон усиленно закивал. Горло у него перехватило, колени дрожали, но представить, как он этой самой косой срезает тонкие колоски, и они окликают его голосами Джинни, Джорджа, отца...

— Ты что, хочешь, чтобы пожилая слабая женщина работала в то время, как ты будешь валять дурака в тенечке? А ну быстро взял косу и шагом марш на поле!

Повелительный голос старухи отозвался болью в каждой клеточке тела, руки дернулись было к косовищу, но Рон невероятным усилием воли заставил их спрятаться за спину и отрицательно покачал головой. На глазах выступили слезы, и Рон усиленно заморгал, опасаясь поднять руку, чтобы та снова не потянулась к страшному орудию.

— Ты что, — продолжала бушевать старуха, не замечая, что ее работник вот-вот свалится на землю. — Ты хочешь, чтобы эта колючая пакость подобралась прямо к дому? Скоро нельзя будет ни по двору пройти, ни детей из дому выпустить.

— Какая... пакость? — с трудом выговорил Рон, сообразив, что пшеницу при всем желании нельзя назвать «колючей пакостью».

— Разуй глаза, бестолочь! — Старуха ткнула костлявым пальцем в высокую покосившуюся изгородь. — Вот эта, не видишь, что ли?

Рон на деревянных ногах подошел поближе и увидел, как сквозь прутья некогда густой изгороди настырно пробиваются колючие листья очень знакомого ему растения. На Святочном балу во время турнира трех волшебников страшненький веночек из точно таких же колючек украшал тулью шляпы любимого декана всех гриффиндорцев.

— Чертополох? — пробормотал Рон, с трудом выдираясь из охватившего его наваждения. — Разве это не пшеница?

Он приподнялся на цыпочки и выглянул наружу. То, что вчера показалось ему посевами пшеницы, ржи или ячменя, на самом деле было невероятно густыми зарослями молодого, только-только начинающего цвести чертополоха.

— Откуда здесь возьмется пшеница? Кто ее сеять-то будет? — фыркнула старуха. — Не говори ерунды, бери косу и вперед!

Рон вздрогнул, но на этот раз не стал упираться и осторожно взялся за косовище.

— Слушай меня внимательно, — наставительно заявила старуха и показала куда-то вдоль изгороди. — Вон, видишь, проплешина в зарослях? Значит, идешь туда, перелезаешь через ограду и с этого места прокашиваешь вдоль нее широкую полосу. Нечего этому колючему подлецу на моей усадьбе делать.

Рон оглядел двор, прикинул длину изгороди и печально вздохнул: магу с волшебной палочкой и то работы здесь было на добрую неделю, а уж бедняге с обычной маггловской косой хотя бы за год управиться.

— Иди, работай! — проворчала старуха, — не то и без ужина останешься!

Рон вспомнил вчерашний небогатый обед, выданный сегодня на целый день кусок хлеба и хмыкнул. Гермиона когда-то говорила, что правильный ужин должен составлять пятьдесят процентов от обеда, поэтому, отказавшись от работы, он много не потеряет. Но руки уже сами собой перебросили косу через изгородь, а через минуту великий маг Рон Уизли, сроду не бравший в руки ничего тяжелее метлы, яростно врезался в колючие заросли, пытаясь совладать с новым для него инструментом. Острое лезвие так и норовило то вонзиться в землю, то оттяпать носки у некогда новых туфель.

Через несколько минут честный труженик Рональд Уизли осознал, что жизнь маггловского фермера тяжела и беспросветна, что коса намного увертливее, чем метла, что у местного чертополоха невероятно прочные стебли и острые колючки, и что местное солнце, хоть и ходит по небу вдвое медленнее английского, но зато светит и греет в пять раз интенсивнее, чем египетское.

Через час ему было уже глубоко наплевать, что он там косит — пшеницу, рожь, чертополох или развесистую клюкву, потому что на ладонях вздулись кровавые мозоли, на исколотых ногах трудно было найти даже квадратный дюйм нетронутой кожи, а перед глазами все слилось в сплошную зеленую шевелящуюся стену.

Еще через полчаса в шелесте скошенных листьев и стеблей ему начали чудиться знакомые голоса, а еще через несколько минут он с удивлением заметил, что вот этот здоровенный одеревеневший куст — вылитый Маркус Флинт, а вон тот худосочный — Малфой с прилизанным цветком на макушке. Вот эти два — приземистые, словно братья-близнецы — наверняка, Крэбб с Гойлом или Алекто с Амикусом. Но, какая, в принципе, разница — все равно обоих он пустит под нож. А вот этот, пышный, весь облепленный розовыми цветочками вместо обычных, фиолетовых — вылитая Амбридж, и даже пчелы возле нее жужжат как-то странно, словно мяукают.

А вот этот... Рон даже остановился, примеряясь, как к нему лучше подобраться, — самый настоящий Волдеморт — маленький, плюгавый, ободранный, но до чего же крепкий, зараза... Рон, сцепив зубы, снова и снова взмахивал над ним своей косой, но жилистый стебель поддался только с пятого раза. Носком ботинка Рон отбросил его в сторону и несколько раз дрыгнул ногой, отцепляя приставшую к шнуркам повилику.

— И змеюка тут же имеется, — проворчал он, брезгливо переступая через поверженного врага. — Невилла на тебя нет, сорняк недотравленный...

Воспоминание о Невилле вдруг отрезвило разомлевшую на жаре голову. Видели бы его сейчас друзья: попал под влияние какой-то древней рабовладелицы, послушно кормит с ложечки неведомых тварей, усердно косит сорняки, мечтая о скудном ужине... Какой позор для героя войны и будущего доблестного аврора!

Вылив себе на голову остатки воды из бутылки, Рон встряхнулся, словно Клык перед выходом на охоту. Прошло уже около двух часов с того момента, как он начал работать. Даже если старуха поначалу и следила за ним, то, увидев его старания, должна была уйти и заняться своими загадочными делами. Сарай очень удачно разместился аккурат между домом и тем участком, на котором Рон сейчас стоял. И, даже если старуха выглянет в окно, то подумает, что ее гость работает за сараем и еще пару-тройку часов его не хватится. А он тем временем сделает ноги из этого странного места. И не столь важно — реальное оно или порожденное его воспаленным бредом. Лаванда рассказывала, что иногда пациенты в Мунго так долго не возвращаются из беспамятства именно потому, что не хотят — не к кому, например, или просто в реальной жизни их не ждет ничего такого, к чему хотелось бы вернуться. А вот у Рона очень даже есть, к чему возвращаться. И, если хорошенько постараться, то можно уйти отсюда довольно далеко — не бескрайнее же это поле, где-нибудь оно и закончится. А там уже видно будет.

Рон взял косу и решительно взмахнул ею несколько раз в направлении к горизонту, скашивая полосу перпендикулярно уже проложенной им дорожке. Прислушался, не даст ли знать о себе загадочное старухино «Империо», туманящее мозг и ослабляющее волю, и довольно улыбнулся. Никакой реакции.

Углубившись в заросли еще на несколько шагов, он снова прислушался к себе. Ничего. Наверное, за пределами двора старухино волшебство на него не действовало.

— Ур-ра! — шепотом завопил Рон и подбросил косу в воздух. Теперь никакая сила не заставит его выпустить из рук этот драгоценный инструмент. Коса тихонько зазвенела в его руках, словно соглашаясь с его мечтой о побеге. Рон повернулся спиной к изгороди и широкими взмахами принялся прорубать себе путь к свободе.

И эта древняя старуха надеялась, что какие-то заросли чертополоха и слабенькое заклинание подчинения смогут удержать возле нее такого парня, как Рональд Уизли? Ха, ха и еще раз ха.

Поначалу Рон оглядывался то на солнце, то на оставшийся позади сарай, опасаясь потерять верное направление, но вскоре увлекся и больше по сторонам не смотрел. Пот заливал ему глаза, о раскаленную макушку, казалось, можно было зажигать шутихи, но Рон упорно рвался вперед, не поднимая головы, забыв о голоде и жажде, пока коса с размаху не наткнулась на странные одеревеневшие стебли. Рон поднял голову и непонимающе заморгал. Прямо перед ним, за невысокой изгородью стоял сарай, из точной копии которого не далее как сегодня утром некая старуха извлекла ту самую косу, которую он держит в руках. На земле лежала пустая бутылка, как две капли воды похожая на ту, что он осушил целую вечность назад. Вдоль изгороди шла коряво скошенная дорожка, за ней простирались нетронутые заросли чертополоха. Сзади же... Рон обернулся и оторопел, увидев, как с негромким шелестом смыкаются за ним колючие кусты, безжалостно уничтожая проложенный с таким неимоверным трудом путь к свободе...

Усталый и злой до потемнения в глазах Рон зашвырнул косу в угол двора и направился к дому. Сейчас он выскажет этой ведьме все, что о ней думает...

Однако, к его удивлению, входная дверь оказалась заперта на замок. Рон безуспешно подергал ее, ожесточенно попинал вконец испорченными туфлями, потом не поленился обойти дом со стороны кухни и постучать ногами в черную дверь, но с тем же самым успехом.

Попив у колодца водички и вспомнив, что старуха что-то талдычила о своей занятости, Рон немного посидел в тенечке, а затем, влекомый любопытством, пошел в обход дома, заглядывая во все окна подряд. Желание разузнать, чем таким таинственным занимается старуха, росло в нем с каждой минутой.

Все окна оказались закрыты и плотно зашторены изнутри. Только кухонное окно смогло порадовать Рона поднятой рамой. Однако, в третий раз осмотрев внутреннее убранство кухни, Рон понял, что радоваться ему вовсе не следовало.

Еще сегодня утром ему открывался отличный вид из этого самого окна на густые заросли бешеной вишни. В них скандировала свои кричалки странная рыба осьминог, умеющая кататься на велосипеде, туда же Рон выбрасывал старухиных внучков, и там же скрывались странные существа, питающиеся маком и сухим горохом. И, по идее, для того, чтобы заглянуть в кухонное окно снаружи, Рону требовалось бы сначала продраться сквозь кусты. Однако возле окна не было и намека на какие-нибудь заросли. Даже самого захудалого кустика не наблюдалось.

Оглядевшись вокруг, не видит ли кто, Рон ловко перемахнул через подоконник. Огляделся. Изнутри кухня тоже выглядела точно так, как несколько часов назад: вот печь, вот стол, вот поднятая рама, вот колышется от ветерка легкая штора. И вот они — пресловутые заросли бешеной вишни. Растут себе за окном, как ни в чем не бывало.

Таких загадок курсанту Уизли решать еще ни разу не приходилось. С действием заклинания незримого расширения в жилых домах ему приходилось сталкиваться неоднократно, а вот с эффектом мгновенного изменения пространства — еще нет. Чем-то схоже с действием портала или каминной связью, только момент перемещения практически незаметен и действие не привязано к конкретному отрезку времени.

Внимательно прислушиваясь к своим ощущениям, Рон выбрался наружу.

И ничего. Ни головокружения, обычно сопровождающего путешествие с помощью портала или каминной сети, ни даже секундного помутнения. Только моргнул — и вот уже вместо зарослей у тебя под ногами вытоптанная дорожка, а перед глазами — банальный вид на старухин огород и покосившаяся изгородь с пробивающимися сквозь нее побегами чертополоха.

Рон вновь запрыгнул внутрь, повернулся к окну и принялся тщательно ощупывать то, что видит перед собой.

Штора. Рама. Подоконник. Вишня. Он вытянул руку вперед и сорвал несколько веточек. Самая обычная бешеная вишня, кое-где уже отцветшая и вовсю формирующая фиолетово-черные ягоды.

— Раз фиалка, два фиалка, три фиалка... — забубнил кто-то буквально совсем рядом. Заросли затрещали, и Рон рванулся вперед, стараясь не отводить глаз от покачивающихся веток.

— А я четвертую сорвал! — пропищал кто-то тоненьким голоском.

Нога зацепилась за край подоконника, и Рон буквально на секунду отвел глаза, но этого хватило, чтобы заросли исчезли, а голос умолк.

Рон досадливо засопел и сполз обратно на пол.

— Пять фиалка, шесть фиалка, семь... — продолжила подсчет невидимая рыба (а Рон даже не сомневался, что это была именно она).

Кусты снова затрещали, раздалось лошадиное ржание, а вслед за ним — топот копыт и ритмичный многоголосый речитатив:

Тырьям-тырьярим-там-тырья.

Тырьям-тырьярим-там-тырья.

Тырьям-тырьярим-там-тырья.

Тырьям-тырьям. Трям-трям.

— Тря-а-ам! — завершил выступление тоненький голосок. (2)

Вкусно запахло малиновой карамелью.

— Сахарные пони... — пробормотал Рон, и быстро, осторожно полез за окно, стараясь ни за что не зацепиться. Но, стоило его телу покинуть пределы кухни, как все снова стихло, а заросли испарились вместе со своими обитателями.

Отчаявшись понять, что вокруг него происходит и утешив себя тем, что в бреду и не такое бывает, Рон сплюнул на дорожку, забросил подальше смятый букетик и потопал дальше.

В гостиной шторы тоже оказались закрыты, но между ними обнаружилась довольно приличная щель, и Рон тут же не преминул сунуть туда любопытный нос. Впрочем, вернее было бы сказать, любопытный глаз, потому как нос в деле подсматривания был органом вовсе не пригодным. Как, впрочем, и ухо: как бы Рон ни прислушивался, из гостиной не доносилось ни звука — не иначе, как антипрослушку против незваного гостя навесили.

Комната оказалась небольшой и скромно обставленной. За длинным столом, где старуха недавно вкушала свой завтрак, разместились все ее воспитанники, чинно сложив лапки, словно первокурсники на уроках зельеварения. Старуха в нарядном платье с белым воротничком, до жути напомнившая Рону профессора Макгонагалл, сидела во главе стола и что-то рассказывала, время от времени зачитывая отрывки из толстой потрепанной книги. Дракклы послушно внимали.

Рон почесал нос и передвинулся чуть правее, изменив угол обзора.

На стенах гостиной разместилась целая галерея портретов и детских рисунков, изображающих женщин в костюмах различных эпох. Рон присмотрелся повнимательнее и с удивлением обнаружил, что модель на всех рисунках — одна и та же: старуха, во владениях которой он оказался волею случая, только моложе лет эдак на пятьдесят-шестьдесят и довольно красивая. Даже на вкус двадцатилетнего Рона красивая.

В центре висела большая фотография (Рон уже научился различать маггловские неподвижные снимки и магические колдографии), на которой лысый толстячок, стоя на трибуне, размахивал ботинком и что-то кричал удивленным зрителям. За его левым плечом маячила знакомая фигура. Правда, вид у нее был полупрозрачный, но Рону удалось разглядеть и высокую прическу, и строгое темное платье, и донельзя ехидный взгляд. Рон посочувствовал собравшимся в зале и перевел взгляд на соседнюю картину.

В комоде Молли Уизли таких «портретов» хранилось десятка три, если не больше. Изображенная цветными карандашами пышноволосая брюнетка с глазами, как и положено, в пол-лица, смутно напоминала женщину с фотографии. Рядом с ней улыбался круглолицый курносый человечек, одетый в красную рубаху в белый горох и с пучком соломы на голове вместо волос. Внизу красовалась корявая надпись «МАМА». Так-так, оказывается, у старухи, кроме воспитанников, еще и собственные дети имелись...

За этим рисунком разместился еще один, сделанный явно не детской рукой и в неизвестной Рону технике: очень уж четкие линии на нем были и неестественно ровно наложенные краски. Рядом с уткнувшимся в книгу магом в черной мантии и остроконечной шляпе стояла хозяйка, которой едва перевалило за тридцать. У Рона почему-то возникли ассоциации со словом «тетушка», хотя ни на тетку Мюриэль, ни на Петунью Дурсль женщина не была похожа ни капли. Наверное, что-то из основательно подзабытой истории магии в голову постучалось. Рон нахмурил брови, пытаясь поймать вертевшуюся в голове мысль. Что-то ведь про магов и тетушек ему уже когда-то рассказывали (3)...

Витиеватая подпись в углу сообщала, что картина принадлежала кисти художника по фамилии «Фан» или «Фон», дальше Рону разобрать не удалось. Но это все равно ничего ему не дало — с историей живописи дела у него обстояли совсем неважно. Неужели эта «хозяйка» еще и Мерлина в молодости воспитывала? Если это так, то тогда становится понятным, почему тому никогда не везло с женщинами: детские психологические травмы, как говорила Гермиона, в магическом мире болезнями не считаются, а потомку и не лечатся...

Еще один портрет. Классический, маггловский, написанный маслом на холсте и забранный в темную раму с табличкой «Wladislaus Dragwlya» (4). Та же хозяйка, но уже постарше, лет сорока, в старинном платье стоит, положив руку на спинку кресла, в котором вполоборота сидит ее сын, или даже внук — молодой смуглый парень в ярком мундире и меховом плаще. Выпускник Дурмстранга, наверное. Узкое лицо, длинные волнистые волосы, бравые усы, усталый взгляд...

Рон пригляделся и чуть не вскрикнул: с портрета на него, мерзко ухмыляясь, в упор смотрел Вельхеор. Вампир чуть оскалился, показывая острые клыки, затем нагло подмигнул Рону и растворился в полутенях.

Рон моргнул раз, потом другой, но изображение больше не двигалось, а длинноволосый парень на портрете все так же смотрел куда-то в сторону.

Рон обалдело оторвался от окна и сполз на землю. Его мировоззрение с каждой минутой рушилось все больше и больше.

Над головой вдруг что-то щелкнуло, и в ухо вцепились костлявые пальцы. Из окна послышался донельзя обидный многоголосый смех.

— Подслушиваешь? — задала старуха не требующий ответа вопрос.

— Отдыхаю, — безуспешно попытался отовраться Рон.

— А тебе никогда не говорили, что лучший отдых — это смена деятельности? — спросила старуха и, не успел Рон и глазом моргнуть, как его разморенное жарой и усталостью тело затащили прямо в окно. Как это произошло — Рон даже не успел заметить. Просто, раз — и вот он уже сидит на стуле в прохладной гостиной, а перед ним на столе лежит раскрытая амбарная книга.

— Читай! — велела старуха и уселась на соседний стул. Перед ней тут же материализовался запотевший хрустальный кувшин. Увидев дольки лимона, плавающие среди кубиков льда, Рон облизнул пересохшие губы. Пить захотелось неимоверно.

Старуха наполнила лимонадом высокий узкий стакан и с наслаждением отпила из него.

— Вслух читай! — велела она и слегка откинулась на спинку стула.

— Что это? — угрюмо спросил Рон, глядя на пожелтевшие страницы, исписанные выгоревшими чернилами. То ли чей-то дневник, то ли путевые заметки. В горле пересохло, и утруждать его еще и чтением вслух казалось Рону жестоким издевательством.

— Глупость человеческая, — непонятно пояснила старуха и толкнула его в бок. — Читай, говорю!

Рон наклонился над книгой и присмотрелся к неразборчивым каракулям.

— Призрак исчезнет, если обойти вокруг него девять раз, — прочитал он. — На ночь лучше не расчесываться, но если вы все же решили расчесаться, все выпавшие волосы следует немедленно сжечь, иначе о них можно запнуться в темноте, упасть и расшибить себе голову. (5)

Сидящие вокруг стола дракклы захохотали.

— Рыжий ребенок — это исчадие ада и проклятие для родителей, — прочитал дальше Рон и возмущенно вскинул глаза. — Это еще что за ерунда такая?

— Говорю же, глупость человеческая, — хмыкнула старуха. — Суеверия и заблуждения. Читай дальше.

— Рыжие — коварны и жестоки, а также они развратные, невезучие и вообще не вызывающие доверия. Кроме этого, они обильно потеют, а от их дыхания на коже других людей появляются волдыри... Нет, я не буду это читать! — Рон захлопнул книгу и подскочил со стула. — Это... это провокация какая-то. Кто сочинил этот бред?

— Так вы же и сочинили, — усмехнулась старуха и в ответ на непонимающий взгляд Рона пояснила: — Люди, я имею в виду. Глупость человеческая глубока и беспросветна. Вот смотри!

Она притянула к себе книгу, открыла и прочитала:

— Если две женщины разливают чай из одного чайника, обеим грозит беда: у них обязательно родятся рыжеволосые близнецы.

— Что за... — снова завелся Рон, но тут же осекся: он вспомнил, как на прошлые выходные Молли обожгла руку и попросила Флер дальше разливать чай. И как ругалась тетка Мюриэль, припоминая некое чаепитие у Прюэттов, вслед за которым семья Уизли пополнилась сразу двумя рыжими новорожденными.

Да ну, мысленно отмахнулся Рон, ерунда это все. Простое совпадение. Наверняка, тетка сама придумала эту примету, глядя на непомерно округлившийся живот Флер, и решив в очередной раз досадить Молли. Ведь, судя по теткиному рассказу, чаепитие происходило за две недели до рождения близнецов, а посему уж никак не могло как-нибудь повлиять на их количество. А то, что у Флер родится два рыжика, целители сказали еще в позапрошлое посещение ею клиники Святого Мунго. Остается только узнать, какая зараза доложила об этом тетке, и привлечь к ответственности за разглашение целительской тайны. Да и тому, кто писал эту книжку, мозги прополоскать не мешало бы — только бесчувственная скотина могла назвать рождение рыжих близнецов бедой.

— Что, интересно? — старуха скривилась в ехидной усмешке. — А ведь это еще цветочки...

Рон сердито сжал губы, но промолчал.

— Читай-читай! — старуха подвинула книгу к нему. — Порадуй малышей. Да и сам порадуйся.

— Чему? — буркнул Рон, неохотно перелистывая страницы.

— Тому, что еще не окончательно оболванился, — припечатала старуха. — Вот как в следующий раз будешь целовать метлу перед матчем — так меня и вспомнишь.

Рон побагровел и чуть ли не ткнулся носом в неразборчивые строчки. Вот же ведьма... Хорошо еще, что она не озвучила его любимую примету — ходить в туалет ровно за двенадцать минут до старта (6)

— Если плюнуть на подарок, например, на деньги, то в будущем можно получить еще больше, — сдавленным голосом прочитал Рон, и вдруг зажмурился от нахлынувших воспоминаний.

... А у меня новый единорог! Смотри, какой хорошенький!

Четырехлетняя Джинни бегает от одного брата к другому и тычет каждому под нос пушистую вязаную игрушку. Но Рону не до единорогов — ему впервые в жизни подарили деньги. Настоящие деньги, его собственные! Целый галлеон!

Он счастливо озирается вокруг и ловит внимательные взгляды близнецов. Э-э, нет, он не покажет им свой подарок — он уже знает, что братья постараются или выманить у него его первые настоящие деньги, или отобрать хитростью. И он долго колеблется, куда спрятать драгоценную монетку — в карман, в носок или в плюшевого лиса с оторванным хвостом. Даже за щеку прячет, но затем, чуть не подавившись и чудом не сломав зуб, все же останавливается на лисе — если немного подпороть его левую заднюю лапу, то денежку можно очень даже надежно спрятать. Так Рон и делает. А вечером, уже засыпая, он слышит, как Фред что-то шепчет Джорджу. Громко шепчет, наверное, чтобы заглушить храпение Перси.

— Если поплевать на подарок, например, на деньги, — шепчет Фред, — то в будущем можно получить еще больше, два подарка или даже три. Давай поплюем на свои новые перчатки для квиддича. Представляешь, утром просыпаемся — а их уже вдвое больше.

Рон тихонько прячется под одеялом с головой, тихонько, стараясь не шуршать, вытаскивает из лиса галлеон, старательно плюет на него и запихивает обратно. А утром безумно радуется, обнаружив вместо одной монеты — целую горсть. Даже пальцев не хватило, чтобы их все пересчитать.

И как горько он ревет, когда Перси долго и занудно объясняет, что Рон мог бы вчера купить на целый галлеон, и чего он теперь не купит на свои жалкие семнадцать кнатов. Родители, конечно же, узнали о проделке близнецов, и деньги Рону вернули, но праздник уже был безнадежно испорчен...

— Ладно, иди, отдыхай, — смилостивилась старуха и отобрала у Рона книгу. — Там на кухне корзина с сыроежками. Когда будешь их жарить — можешь перекусить, не дожидаясь нас. А мы продолжим наше занятие.

Выходя из гостиной, Рон постарался как можно сильнее хлопнуть дверью.

_____________________________________________________

1. Рассказ Рэя Брэдбери «Коса»

2. Песня "Хромой король" в исполнении В. Мулермана.

3. Согласно одной из легенд, мать Мерлина была одной из чистейших и добрейших девушек в истории человечества, и зло никогда не рождалось в её душе. Дьявол искал путей к ней, но не находил. Однажды её сестра, злая женщина и полная ей противоположность, пришла домой пьяной и начала несправедливо бранить и оскорблять сестру. Девушка разгневалась, открыв тем самым свою душу злу, и дьявол овладел ею. Так был зачат Мерлин.

4. Вот он, молодой Влад Дракула (искренняя благодарность WIntertime, приславшей этот портрет): http://www.pichome.ru/image/WpN . Сохранились две грамоты последнего года правления Влада Третьего (1476) с его подписями «Wladislaus Dragwlya» и «Ladislaus Dragculia».

5. Коути Екатерина «Суеверия викторианской Англии».

6. Реальная примета Рубенса Баррикелло — бразильского автогонщика.

Зверски искромсав ни в чем не повинные сыроежки в кривую лапшу, Рон засыпал их в котел и залил холодной водой.

— Грибочков жареных захотела, да? — злобно бормотал он, вытряхивая в котел полную кружку молотого перца из найденного на одной из полок мешочка. — Деточек будем баловать? Над глупостью человеческой потешаться? Нате вам, жрите! То, что исчадие ада приготовит, раз у самих руки не из нужного места выросли...

Подбросив в печь побольше поленьев, Рон раздул огонь, вытащил из шкафа очередной сухарь и демонстративно отправился во двор. Отдыхать.

Из парадной двери тем временем высыпала компания дракклов, на сей раз, для разнообразия, в человеческом облике. Весело переговариваясь, они открыли дверь сарая и принялись выносить оттуда широкие плетеные корзины, тяпки и прочий садово-огородный инвентарь.

На Рона, примостившегося в теньке у овчарни, внимания никто не обратил, и он мог спокойно наблюдать, как Манул быстро распределил орудия труда и строевым шагом погнал всю компанию в сторону огорода. При этом ни переодеться, ни переобуться никто из них так и не удосужился, и Рон с удовольствием наблюдал, как две девушки, выцокивая тонкими каблучками по каменной дорожке, гордо несут вдвоем одну лопату.

— Нас не тронь — и мы не тронем! — громко заорал кто-то из парней.

— Если тронете — догоним! — подхватили остальные.

Зеленоволосое существо, размахивая крылышками и высоко подпрыгивая, обогнало своих сородичей и заскакало впереди, дирижируя... волшебной палочкой?

— Навтыкаем! Насуем! Так мы весело живем! — вдохновенно распевало оно, но Рон этих слов уже не слышал. Он на всех парах мчался к огороду, даже не подумав, что отобрать палочку у безобидного на вид крылатого козлика будет не так-то просто. Даже если за младшенького вступится один Манул, этого будет достаточно, чтобы битва за палочку превратилась в кровавое побоище, а уж если к развлечению подключатся и все остальные, от отважного курсанта Рональда Уизли и ошметков может не остаться.

Но отважный курсант никогда не пасовал перед превосходящими силами противника. Он стремительно пересек широкий двор, и только-только собрался перескочить через плетеную изгородь, отделяющий старухины посадки от двора, как козлик одним прыжком взлетел на толстую ветку раскидистого ореха, поднес палочку ко рту и... заиграл.

Рон так и застыл с перекинутой через изгородь ногой. Его вожделенная волшебная палочка оказалась самой обычной флейтой.

В толпе дракклов раздались приглушенные смешки. Крылатый козлик приветливо помахал Рону и снова приложил флейту к губам. Полилась задорная танцевальная мелодия.

Рон поспешно убрал ногу на место и, развернувшись, отправился назад.

— Что, Руни, тоже капусточки захотел? — полетело ему вслед.

— Ну что вы, ребята, он нашу капусту есть не приучен, ему тыкву подавай!

— А тебе что, тыквы для гостя жалко? Руни, лови!

Рон сдуру обернулся на голос и едва успел уклониться от огромной спелой тыквы. Та просвистела мимо его головы, словно пушечное ядро, и, хряпнувшись о землю, взорвалась, щедро разбросав по двору сочные ошметки.

Тут же последовал энергичный призыв Вельхеора:

— Ребята, а давайте угостим гостя, как следует! Чтобы на всю жизнь наше гостеприимство запомнил!

Услышав такое, Рон сорвался с места, словно выпущенный из коробки бладжер, и рванулся к спасительным стенам овчарни.

— Тыква слева! — вдруг рявкнул присоединившийся к забаве Манул, и Рон метнулся вправо, уходя из-под удара.

— Тыква справа!

Рон шарахнулся в другую сторону, но споткнулся о торчащий из земли камень и тяжелая лагенария (1) больно ударила его в плечо, окончательно сбивая на землю.

Девушки тут же подняли крик, требуя прекратить издевательство над слабым человеком. Рон так и не понял — оскорбляет его такая постановка вопроса или радует, но все равно был очень им благодарен за секундную передышку, которая позволила ему подняться на ноги.

То ли парни вняли увещеваниям, то ли просто решили растянуть забаву, но снаряды они начали выбирать чуть помельче, размером с кулак. Однако Рона это не сильно обрадовало: такая тыковка, прилетев по затылку или по позвоночнику, тоже обещала в будущем аукнуться огромным кровоподтеком и, как минимум, неделей нетрудоспособности. А лазарета для гостей в этом общежитии, насколько он понимал, предусмотрено не было. К тому же, маленькую тыкву бросать намного удобнее, чем большую, а значит, интенсивность обстрела в таком случае может увеличиться в разы.

— Вельхеор, вампир дракклов, чтоб тебе эти тыквы поперек горла встали... — ругался Рон, петляя по двору, словно заяц. Снаряды исправно ложились то справа, то слева, вынуждая его бросаться из стороны в сторону. Однако, как ни странно, ожидаемых ударов по спине или голове не последовало, а пару касательных по ногам и одно прямое попадание пониже спины в расчет можно было не брать.

Рон даже удивился, что ему до сих пор удавалось так удачно маневрировать: один сильный удар под непрерывным тыквенным огнем — это, можно сказать, не удар. Но, на миг обернувшись, он понял, что обязан этим не своей удачливости или ловкости, и не внезапной косорукости Манула, а постороннему вмешательству. Девушки объединенными усилиями повалили Манула на землю и, облепив его, словно маленькие черные муравьи большую зеленую гусеницу, то ли били беднягу, то ли щекотали — Рону разглядеть не удалось, да ему это и не важно было. Главное, что остальные атакующие оказались не столь метки, а, значит, шансы добраться до овчарни живым и относительно неповрежденным значительно возросли.

Но тут Жора и девочка в школьных туфлях громко заявили, что тыквы — это банально, и потребовали добавить в игру разнообразия.

Что такое плоды дуриана(2), Рон не знал, но на всякий случай прибавил ходу. И, только укрывшись за надежной стеной овчарни и пробежав на всякий случай еще несколько десятков ярдов, он смог, наконец, остановиться и перевести дух.

Когда Рон отдышался и решился осторожно заглянуть за угол, картина происходящего его несказанно порадовала. За углом его никто не караулил, ошметки тыкв, густо разбросанные по двору, исчезли, словно их и не было, а Манул, сидя под орехом, мирно раскуривал сигарету. Рядом с ним раззадоренным петухом прыгал Ося и что-то выговаривал двум неугомонным младшеньким, которые где-то ухитрились раздобыть шипастую дыню размером с человеческую голову и теперь, отчаянно мешая друг другу, пытались ее разрубить огромными тесаками. Наверное, это и был тот самый дуриан. Девушки тем временем увлеченно перешептывались, указывая пальцами на шевелящуюся верхушку дерева. Рон тоже пригляделся и увидел среди густой зеленой листвы крылатого козлика, ловко перебиравшегося с ветки на ветку. В руках у него была точно такая же дыня.

Рон затаил дыхание и приготовился к представлению.

К его огромному сожалению, Манул благополучно избежал уготованной ему участи. Неуловимое движение — и вот он уже стоит в нескольких шагах от дерева и невозмутимо стряхивает пепел.

А вот увлекшемуся воспитательными мерами Осе так не повезло. Через несколько секунд дыня с громким «Хрясь!» приземлилась аккурат на его макушку, расколовшись от удара на две равные части. Судя по тому, что вторую дыню, лежащую на земле, располовинить так и не удалось, первая была предварительно кем-то подпилена. И Рон даже догадывался, кем.

Ося взревел раненым буйволом, юные шкодники бросились наутек, сигая через кусты бешеными зайцами, а девушки с громким визгом шарахнулись от Оси, словно от зачумленного. И только через несколько мгновений, когда свежий ветерок донес до овчарни отвратительный запах, Рон сообразил, что произошло, и порадовался тому, что так вовремя сбежал.

Через несколько минут веселье утихло. Ося удалился на помывку, двое младшеньких, обежав огород вокруг, присоединились к остальным, и бригада тружеников принялась за работу. Парни под руководством Манула рубили скунсову капусту(3) и выкапывали ее корни, девушки связывали сочные зеленые листья в шелестящие вязанки, а яркие желтые цветы и корни складывали в корзины. Затем козлик брал в руки флейту и корзины, покачиваясь и шурша, вперевалочку двигались через грядки к краю огорода, где и выстраивались ровными рядами вдоль изгороди.

Рон выбрал для себя в тени удобное местечко и, усевшись на плоский камень, прислонился спиной к стене. Затем он вытащил из кармана свой сухарь, поставил на колени кружку с колодезной водой и, слегка размочив в ней свой нехитрый обед, принялся старательно его пережевывать, надеясь, что таким хитрым образом сможет растянуть удовольствие и хоть немного утихомирить визжащий от голода желудок.

— Тщательно пережевывая пищу, вы помогаете обществу! — прокомментировал кот, внезапно появляясь из-за угла.

Рон от неожиданности дернулся и чуть не перевернул на себя кружку.

— Сидите, сидите! — поднял лапу кот. — Я еще не достиг того счастливого возраста, который требует к себе особого уважения.

Рон ни минуты не собирался выражать коту особое уважение, к тому же, ему очень хотелось высказать этой усатой морде пару-тройку ласковых слов за утреннюю побудку, но он молча поставил кружку обратно и продолжил обедать. В некоторых случаях, как говорила Гермиона, предпочтительнее соблюдать гордое молчание. Тем более что кот снова перешел с фамильярности на изысканную куртуазность, и отвечать ему теми словами, что вертелись у Рона на языке, было бы как-то уж совсем некрасиво. А достойно ответить, то есть нахамить так изысканно, как это обычно делает Малфой, Рон, наверное, не научится никогда.

— Хозяйка велела присмотреть за вами, Руни, — сказал кот, устраиваясь рядом. — И, если вы уже отдохнули от приготовления обеда, передать вам новое поручение.

Рон чуть не подавился.

— Что, опять? — откашлявшись, прохрипел он. — Я еще с предыдущим поручением не управился. Там еще косить и косить.

— Смена деятельности, да будет вам известно, лучший отдых, — кот постучал Рона по спине. — И работа вам предстоит несложная — убраться вот в этом помещении, — он указал лапой за спину.

— В овчарне, что ли? — хмуро уточнил Рон и тут же с досадой подумал, что умению хранить гордое молчание ему еще учиться и учиться. Ну не получается у него молчать так красноречиво, как это делал, например, Снейп. Не дорос он еще, по всей видимости.

Кот на миг призадумался.

— Пусть будет овчарня, если вам так угодно, — наконец сказал он. — Вообще-то, в незапамятные времена это называлось курятником. Или птичником, если вам такое определение нравится больше.

— Курятником? — недоверчиво поинтересовался Рон, окончательно наплевав на всякие обеты молчания. — Каменное строение высотой с двухэтажный дом? Это же какого размера куры должны были в нем обитать?

— Эх, молодежь... — кот ностальгически вздохнул и потрепал Рона по плечу. — Разве вам никогда не говорили, что в старые добрые времена и небо было синее, и солнце ярче, и курочки... гм... намного крупнее.

Рон повернул голову и посмотрел на уходящую в небо стену. При всем своем желании он не мог представить себе курицу, для которой понадобилось бы строить такое капитальное сооружение. А вот Хагрид, наверное, мог бы не только представить, но и вывести себе такую птичку.

Рон представил себе, как по лужайкам между Запретным лесом и хижиной Хагрида бегают цыплята размером с хорошего гиппогрифа, и содрогнулся.

— Что такое? — заботливо поинтересовался кот. — Вам холодно? Может, попросить хозяйку, чтобы она определила вас на огородные работы? Там, смею вас заверить, будет намного теплее.

— Нет, спасибо, — Рон мотнул головой. Вылезать из приятного тенька на солнцепек он сегодня больше не собирался. Пусть уж лучше будет овчарня, или, как говорит кот, птичник. Да и пересидеть хозяйкину реакцию на грибной супчик приятнее будет здесь, чем на открытом всем любопытным взглядам огороде.

Кстати, о хозяйке...

— Послушайте, мистер Штерн... — Рон замялся, но любопытство все же пересилило. — Скажите, а можно задать вам, скажем так, личный вопрос?

Кот огладил усы и степенно ответил:

— Задать-то можно, но вот ответить на него не обещаю: личная жизнь — это понятие конфиденциальное, знаете ли, и может касаться не только моей персоны.

— Нет-нет, я не о том, — перебил его Рон. — Я хотел спросить о хозяйке. Скажите, а кем она вам приходится?

Кот изобразил на морде предельное недоумение. Хорошо, что у него не было таких выразительных бровей, как у профессора Снейпа, иначе Рон бы точно устыдился и закруглил разговор. Но у кота таких бровей не было, поэтому Рон набрался нахальства и продолжил:

— Вот эти... зверюшки, которые у вас называются дракклами, насколько я понял — хозяйкины внуки. Так?

Кот коротко кивнул, и Рон, расценив этот кивок, как поощрение, уже совсем осмелел:

— А вы сказали, что это ваши дети. Получается, что вы хозяйкин сын? Или зять?

Кот на минутку задумался.

— Нет, Ронни, — сказал он внезапно дрогнувшим голосом. — Я ей не сын. Я... — тут кот всхлипнул и утер лапой слезу. — Я ее потерянная в раннем детстве любимая дочь Санта Мария Бергарита Перема Амора Манон Дементия Кейра.

— Как? — вырвалось у шокированного Рона. — Как Санта Мария Бер...

— Санта Мария Бергарита Перема Амора Манон Дементия Кейра, — без запинки отбарабанил кот. — Или вас смущает имя «Мария» в этом перечне?

— Да погодите вы со своими Мариями, — перебил его Рон. — Вы что, хотите сказать, что вы девушка? В смысле, кошка? — он наморщил лоб.— Точно, вы же вчера говорили, что друзья зовут вас Маней. Но... но как же такое может быть?

Кот глубоко вздохнул и посмотрел на Рона, как Снейп смотрел на очередное испорченное зелье Невилла. Не со злостью, как на первом курсе, не с раздражением, как на третьем. А как на пятом — устало и даже с каким-то состраданием.

— Ронни, вы безнадежны, — констатировал он. — Как вы с такой дикой доверчивостью собираетесь покорять аврорат? Поверьте старому опытному коту: работать с людьми вам категорически противопоказано. Вас ведь облапошить — что новорожденному котенку «мяу» сказать. Идите лучше в подметальщики улиц — заработок стабильный, надежный и не требует особенных умственных затрат.

Рон слегка обиделся. Он и сам понимал, что не блещет ни особым умом, ни хитростью, ни проницательностью, что самый элементарный допрос часто превращается для него в закипание мозга, но слышать об этом от какого-то кота было очень неприятно.

— Я — фамильяр, — объяснял тем временем кот, жмурясь на солнце и напрочь игнорируя изменившееся настроение собеседника. — Слышал когда-нибудь о таких?

— Слышал, — буркнул Рон. — Только не думал, что фамильяры умеют разговаривать.

— Фамильяры много чего умеют, — мурлыкнул кот, — только не каждый хозяин стоит того, чтобы демонстрировать ему свои умения.

Рон невольно усмехнулся, вспомнив Гермионино «Кисонька моя» и презрительный взгляд Живоглота. А они-то думали, что это у него от природы наглая морда...

— А почему тогда «Маня», если вы кот, а не кошка? — уточнил Рон, подозрительно прищурившись.

Кот снова разгладил усы, приосанился и важно заявил:

— От французского слова «манифик». Небось, и не слышали о таком в своем британском захолустье.

— Почему же не слышали? — воспрянул духом Рон. Это слово он часто слышал и от слизеринок, и от шармбатонок. Даже Лаванда с Парвати щеголяли им некоторое время, пока Панси с Малфоем их не высмеяли за провинциальное произношение. — Французское слово «манифик» означает «прекрасный» или «великолепный».

— Даже так? — кот был приятно удивлен. — Оказывается, вы, Ронни, не совсем потеряны для общества. Браво! — и он поаплодировал кончиками лап.

— А дети? — снова встрял Рон. — Чьи это дети? Ваши или все-таки не ваши?

— Ох, Ронни, — кот демонстративно развел лапы в сторону. — Чему вас только в школе учили? Люди, коты и дракклы — это совершенно разные биологические виды, и общих потомков у них быть не может.

— Но как же? — Рон совсем растерялся. — Как же «детки», «внучки»? Вы же сами говорили... Младшенький, который у вас... — не удержавшись, Рон ехидно произнес: — прекрасно декоративен?

— Декоративно прекрасен, — не моргнув глазом, поправил его кот. И, покачав головой, сказал:

— Ох, Ронни-Ронни... Неужели к вам на улице никогда не обращались со словами «сынок» или «внучек»?

— Обращались, — согласился Рон. — Но это совсем другое.

— К вашему сведению, так обычно называют еще и приемных детей или воспитанников, — усмехнулся кот. — Вот и я своих воспитанников детьми называю. Я их ведь с самого первого дня на руках носил, молочком поил...

— Сладок кус недоедал, — торопливо перебил Рон, заметив, как кот начал сбиваться на ритмично-распевный тон. — Да-да, я знаю. Так чьи же это дети, в конце-то концов?

Кот снял шляпу и задумчиво почесал лапой макушку.

— А вот этого я вам не скажу, — вздохнул он и снова надел шляпу. — И не из природной вредности, а просто потому, что не обладаю нужной информацией. Нам их однажды подарили.

— Как подарили? — удивился Рон. — Вот так просто взяли и подарили детей?

— Вот так, взяли и подарили, — кивнул кот. — Вернее, подменили. Я как-то на крылечке лукошко с яйцами забыл, наутро вышел — а на его месте уже другое стоит, тоже с яйцами, но побольше. Я их в кухню отнес, разбил одно над миской, чтобы проверить, не испорчено ли оно, а там внутри — младенец. Клыкастенький такой. Плачет, молока просит. Я его в котел переложил, второе яйцо разбил — и там младенец. На этот раз ушастенький и с хвостом. Девочка. Я и ее в котел. Во всех яйцах дети оказались. На вид все они абсолютно разные были: один кудрявый, другой гладкошерстный, третий — вообще с крылышками. Но орали так слаженно, словно лет двести в хоровом пении упражнялись. Молока, правда, у нас на тот момент в доме не было... — тут кот на миг скромно потупился, — зато был свежий грибной отвар. Не так важно, из каких грибов он был, главное, что теплый. Вот я деток и напоил...

Рон вспомнил вчерашнюю похлебку и содрогнулся. Теперь понятно, почему эти дракклы такие... мягко говоря, необычные.

— А почему дракклы, а не хорьки или, там, котята? — поинтересовался Рон. — Откуда такое странное слово взялось?

Кот широко улыбнулся.

— А это я сам придумал. Они в детстве, когда только научились оборачиваться, постоянно дрались между собой, и когтями драли все, до чего могли дотянуться. Потому дракклами и назвали.

— А сколько им лет? — спросил Рон. — Где-то четырнадцать-пятнадцать, максимум, семнадцать?

— Намного больше, — усмехнулся кот. — Настолько, что в вашем мире об их детских проделках уже успели благополучно забыть.

Рон присвистнул. Это же целые столетия уже должны пройти, а не десятилетия. Интересно, чем же кот их тогда напоил? Эликсиром долголетия пополам с антиаконитовым зельем?

— А вам тогда сколько лет? — Рон вдруг сообразил, что кот и старуха, как воспитатели, должны быть, хоть и не намного, но все-таки старше своих воспитанников. — А вашей хозяйке?

— А вот это уже конфиденциальная информация. — Кот поднялся и потянулся, выгибая спину. — И не вздумай задавать подобные вопросы хозяйке. Женщины таких промахов не прощают. В любом возрасте.

— Понял, — кивнул Рон. Он и сам не собирался лезть к старухе с такими вопросами. — А как я сюда попал, вы, случайно, не знаете? И почему именно в этот дом, а не в какое-нибудь другое место?

— Знаю, — усмехнулся кот и снова сел рядом с Роном. — Вот скажи мне, забияка, что ты последнее помнишь?

— Ресторан, — честно принялся перечислять Рон. — Мы еще долго искали в него вход. Затем гости, Виктор, квиддичисты болгарские. Придурок этот, Каркаров, который к Джинни пытался клеиться. Я его на дуэль вызвал.

— И что ты последнее сказал? Перед перемещением? — спросил кот.

Рон задумался.

Перед перемещением в его крови кураж бродил пополам с ракией, под ногами была удивительно манящая звездная пустота, а на кончике палочки дрожала любимая связка заклинаний, готовая сорваться в бой по первому слову хозяина.

Рон словно наяву увидел напротив себя прищуренные глаза Каркарова и услышал собственный издевательский голос: «Что, сопляк, струсил? Ножки дрожат, печенка екает? Сопли сначала подотри, а потом уж на наших девушек начинай заглядываться! Уё... отсюда к драккловой дюжине, куренок недощипаный!»

Привычные оскорбления автоматически слетали с языка, искусно лавируя между заклинаниями.

«Щас я тебя за ногу — и на ясень! — изощрялся Рон, с удовольствием наблюдая за багровеющими щеками противника. — В буковые орешки хорячьей мордой! Голой задницей в чертополох! К драккловой бабке в хибару!»

И, кажется, именно в этот момент ему в лицо ударила волна горячего воздуха, а под ногами разверзлась пустота...

— Да ничего такого я ему не сказал! — в недоумении пожал плечами Рон.— Просто послал куда подальше. Фишка у меня такая — бить противника еще и словами. Кстати, у вашего Манула или кто он у вас там, и научился. Можно подумать, что этот придурок был первым, кого я послал. Но ведь я ругаюсь постоянно, что во время дуэлей, что на тренировках, и никогда ничего подобного со мной, ни с кем другим не случалось! Никто ни разу никуда не исчез!

Мозг Рона напрочь отказывался видеть в произошедшем на террасе инциденте причину перемещения. Эта дуэль у будущего аврора была не первой и даже не десятой, привычные ругательства слетали с губ чисто автоматически, ловко вписываясь между произнесением заклинаний. И, если бы после каждого выпада Рон отправлялся по конкретно произнесенному им самим адресу, его давно бы исключили из академии за хронические прогулы.

— Всё когда-нибудь случается в первый раз, — философски заметил кот. В его глазах сверкнули откровенные смешинки. — И куда ты послал противника на этот раз?

— Как обычно — к драккловой бабке...— пожал плечами Рон и уже медленнее, осознавая, что говорит, добавил: — в хибару...

И тут же подскочил:

— Но ведь это просто выражение такое. Приличное, между прочим — другие вообще посылают во всякие интимные места, и ничего! А дракклова бабка — это вообще этот, как его, эв...фемизм, ее на самом деле не существует.

Кот скептически пошевелил вибриссами, и Рон тут же исправился:

— В нашей реальности, по крайней мере. Иначе тут бы уже перенаселение было, учитывая, сколько народу у нас ругается вашей хозяйкой. И вообще... — он запнулся, вспомнив, что, будь здесь Гермиона, то непременно дождался бы от нее выговора за трижды подряд употребленное слово-паразит, — ваша бабка — это моя галлюцинация, и вы — моя галлюцинация, и эти ваши хори-переростки — тоже. Я вообще сейчас в каком-нибудь госпитале лежу, весь в бинтах и рябиновом отваре. И в беспамятстве брежу, вот!

— Ну-ну, — мурлыкнул кот. — А что вы скажете на это?

Он выпустил когти и неожиданно полоснул ими Рона по предплечью. Тот взвыл и отдернул руку.

— С ума сошли? Больно же!

— Больно? — кот состроил удивленную морду. — А разве порожденная бредом реальность предоставляет пациентам такие услуги? Разве не проверяют отличие сна от яви такими вот методами? — и он пребольно ущипнул Рона повыше локтя.

Рон в отместку пихнул кота в бок, но густая шерсть свела его попытку на нет.

— В бреду человек может испытывать все, что угодно, — не желая сдаваться, заявил он. — Моя знакомая колдомедичка говорила, что, если человек в реальности мерзнет, значит, в бреду ему тоже будет холодно. Вот я, например, сегодня полдня провел на солнцепеке. Это может означать, что в реальности у меня жар. А ваши царапины и щипки могут означать, что меня в этот момент чем-нибудь колют, режут или еще как-нибудь болезненно лечат.

— Резонно, — согласился кот. — Резонно и логично. В таком случае, думаю, тебе не требуются мои предположения о том, как ты сюда попал. Думаю, твой воспаленный мозг придумает любое удобное для твоей нежной психики объяснение.

И он встал, собираясь уходить.

— Э-э, нет, погодите! — спохватился Рон. — А если я ошибаюсь, и это все-таки какая-то дикая иная реальность? Я хочу рассмотреть все имеющиеся в наличии варианты. Так что, давайте-ка сюда ваши выкладки.

— А волшебное слово? — мурлыкнул кот.

«Быстро», — чуть не брякнул Рон, но, вовремя удержавшись, выразительно произнес на одном дыхании:

— Пожалуйстабудьтетакдобрынеоткажитевлюбезности.

— Не откажу, — кот ухмыльнулся и сел на прежнее место. — Итак, что именно тебя интересует?

— Почему здесь оказался я, а не он? — не заставил себя ждать Рон. — Ведь послали-то к драккловой бабке именно его, а не меня, и не мальчишек-секундантов?

— Уж как послали, так послали, — ухмыльнулся кот. — Я точно не скажу, что в тот момент мог сделать твой противник — заслониться магическим зеркалом или задействовать какой-нибудь амулет, исполняющий желания, но в том, что ты сюда переместился — исключительно твоя заслуга.

— Почему это только моя заслуга? — возмутился Рон. — Этот крысеныш, значит, разбрасывается всяческими незаконными амулетами, а я теперь должен вместо него в курятнике отдуваться?

Кот разгладил усы и наставительно произнес:

— Язык твой — враг твой, Ронни. От него ты и пострадал. Парень не виноват, что у тебя по жизни агрессивность повышенная. Пожелай ты ему, к примеру, в этот момент мешок золота — сейчас бы сам купался в роскоши и радовался жизни. Даже пошли ты его, к этой же самой нашей хозяйке, но только не в хибару, а во дворец — сейчас бы мы с тобой валялись на снежной перине и объедались мороженым. Помню, как-то попал к нам один такой же несдержанный юноша, — ностальгически зажмурился кот, — по скудоумию своему захотевший покататься в чужих санях. Бестолочь редкостная была, надо сказать, — одно простенькое слово из плашек полгода сложить не мог. Зато медведей своим нытьем по самые уши задолбал, да мороженое ведрами трескал — все молоко только на него и уходило.

Тут кот состроил обиженную морду.

— А с тобой, — он положил лапу Рону на плечо, — нам бы в том дворце весело было — на катке бы покатались, в снежки поиграли... А здесь только и развлечения, что книжки с суевериями читать да в огороде полевок ловить. Дети вон, хоть за рыбой гоняются, а мне скукота одна.

— А вы что, рыбу не едите? — съехидничал Рон, все еще не желающий поверить, что во всех своих злоключениях виноват исключительно он сам. — Или рыба у вас водится слишком шустрая — без велосипеда не догонишь?

— Ну почему же? Я люблю рыбу, — признался кот и хищно облизнулся, показав белоснежные клыки.— Но исключительно неговорящую. Потому что, если пища в вашей тарелке начинает распевать скабрезные матросские песенки, то, согласитесь, Рональд, либо это уже не пища, либо вы слегка переутомились. А я, признаюсь честно, в последнее время чувствую себя бодрым, как никогда.

Рон насупился. Он очень не любил, когда из него делали дурака, а этот кот, по всей видимости, был в подобных вопросах профессионалом. Да еще эти внезапные переходы: то как с ребенком недоразвитым с ними разговаривает, то выдрючивается, словно на великосветском приеме у Малфоев.

— Вот, смотрите, Рональд, — продолжал разглагольствовать кот. — Если этот кусочек ниспосланной вам пищи, — он указал на кружку, — предложит вам купить велосипедную цепь, вы сможете с чистой совестью его доесть?

Рон подозрительно посмотрел на раскисший сухарь. Тот, естественно, промолчал, но аппетит у Рона почему-то сразу пропал. В этом странном мире, где действовала какая-то чужая непонятная магия, где рыбы пели песни, а коты вели душеспасительные беседы, и от обычного сухаря можно было ожидать любых неожиданностей.

— Эх, Ронни, Ронни, — укоризненно вздохнул кот, — наивная вы душа...

Он поднялся и потрепал Рона по плечу.

— Послушайте доброго совета: забудьте об аврорате. Это не ваша стезя.

— Это не ваше дело! — вспыхнул Рон и дернул плечом.

— Идите работать, юноша, — кот расправил пышные усы, — метлу и ведро найдете в сарае. И не забудьте вымыть после себя кружку.

Он сделал несколько шагов по направлению к дому, а затем обернулся и прощальным жестом приложил лапу к котелку:

— Желаю здравствовать.

И медленно растворился в воздухе.

Рон высказал в адрес исчезнувшего кота несколько нелицеприятных слов, поднялся с земли и нехотя поплелся через двор к сараю.

____________________________________________________

1. Лагенария — род растений семейства тыквенные, ее плод часто похож на бутылку или грушу, то есть, очень удобен для бросков по движущейся мишени.

2. Дуриан — невероятно колючий, тяжелый (до 8 кг) и вонючий экзотический фрукт. С ним не пускают в отели, магазины, лифты, такси и другие общественные места. Даже знак специальный на дверях вешают — дуриан, перечеркнутый красной линией. Это означает, что вход с ним строжайше запрещен.

3. Скунсова капуста — очень красивое ядовитое растение с неприятным запахом http://members.shaw.ca/oktork/priroda/der_cab.htm

Искать метлу долго не пришлось. Она стояла в углу вместе с ящиками, ведрами и прочим хозяйственным инвентарем. Рон бросил в ведро широкий металлический совок, подхватил метлу, мимоходом отметив ее необычную легкость, и вышел во двор.

— Ой, Ронни! — с крыльца дома ему навстречу сбежала одна из девушек. — Ты куда идешь?

— Туда, — хмуро буркнул Рон. Острые кошачьи ушки, задорно выглядывающие из-под каштановых волос, напомнили ему, что с этим милейшим созданием, как и с остальными его ушасто-хвостатыми собратьями, следует держать ухо востро

— В курятник? — не отставала девушка. — А что ты там будешь делать?

— Кур гонять, — все так же недружелюбно ответил Рон. Вступать в длительные разговоры со всякими местными оборотнями, как бы они там не именовались и какими бы умильными перед ним ни прикидывались, он не собирался. Хватит и того, что он их вчера целый день кормил, поил и спать укладывал.

— Каких кур? — удивилась девушка. — У нас там сто лет уже никто не живет.

— Вот и прекрасно! — абсолютно искреннне ответил ей Рон. Пустой курятник подобного масштаба устраивал его куда больше, чем населенный. Дома, в Норе, родители всегда держали десяток-другой несушек, и Рон прекрасно знал, скольких трудов стоило содержать их жилище в чистоте, пусть даже и с помощью хозяйственных заклинаний. А вот как можно без магии убирать за курочками размером со среднего дракона — Рону даже представлять не хотелось.

— Что, до сих пор сердишься за то, что мы тебя так эмоционально встретили? — не отставала девушка, следуя за ним по пятам.

— Ничего себе «эмоционально»! — Рон все-таки не выдержал. С размаху грохнув ведро на землю, он повернулся к девушке. — Сегодня чуть тыквами не убили, а вчера вообще едва на клочки не разодрали!

Та потупилась, и, выглядывая из под длинной челки, виновато произнесла:

— Мы просто очень сильно обрадовались, очень уж давно у нас гостей не было...

Она лукаво взглянула на Рона и промурлыкала:

— А тут ты... Такой весь из себя молодой, симпатичный...

Рон почувствовал, что невольно краснеет и, отвернувшись, принялся ожесточенно скрести метлой утоптанную землю.

— Вот и встречали бы гостей пирогами, а не тыквами, — буркнул он, тщетно стараясь скрыть смущение. — К тому же, у вас тут своих молодых и симпатичных хватает. Они особенно с рогатой дыней на голове хорошо смотрятся.

Девушка засмеялась.

— Наши мальчики не считаются, — она мотнула головой. — Даже с дыней, как ты говоришь, на голове. Кстати, ты немного неправ насчет дыни.

— Возможно, и неправ, — покладисто кивнул Рон. — Осе она явно не подходила по стилю. А вот Манул в дынной шапке наверняка смотрелся бы намного лучше.

Девушка фыркнула, словно кошка:

— Да не в этом дело! Просто рогатой дыней называют кивано — это еще один экзотический фрукт. А наши малыши раздобыли именно дуриан — самый большой и ароматный, который только можно вырастить в наших широтах. Сорт «Кадум», слышал о таком? Впрочем, это сейчас неважно, — она махнула рукой. — Давай лучше вернемся к нашим мальчикам. Так вот: они нам с девчонками чуть ли не родные братья. Ты же не воспринимаешь свою сестру как объект противоположного пола?

Рон, не задумываясь, покачал головой.

— Вот и мы точно так же не воспринимаем — и подшутить над ними можем, и поддразнить. Кстати, ты плохого о нас не думай, обычно мы на людей так, как вчера, не бросаемся. Просто ты появился не в очень удачный момент. Сейчас у нас, если можно так сказать, карантин. Вынужденные каникулы для поправления здоровья, вот мы и развлекаемся, раз уж приходится сидеть здесь в четырех стенах.

— Карантин? — удивился Рон, и, не удержавшись, съехидничал: — Массовое отравление у вас было, что ли? Грибочков нечищеных, небось, переели? Или дуриана элитного обнюхались?

— Можно и так сказать, — вздохнула девушка. — Только не грибочков мы переели, а человечины.

— Чего вы переели? — не веря своим ушам, переспросил Рон и, вспомнив клыкастую улыбку мажористого вампира нервно оглянулся, не подкрадывается ли к то к нему со спины.

— Ну, не самой человечины, — заулыбалась девушка, — мы ж не людоеды какие-нибудь. Человеческой пищи, воды, энергии перебрали. Впечатлений там всяких, эмоций... Ну как тебе еще объяснить?

— Да так и объясни, — Рон на всякий случай остановился и, отступив на шаг, выставил перед собой метлу. Не «Протего», конечно, но если с размаху врезать нападающему по носу — мало не покажется.

— Да не съем я тебя, угомонись! — расхохоталась девушка и Рон, устыдившись, убрал метлу. Действительно, чего это он...

— Если бы мы, действительно, хотели тебя съесть, — начала говорить девушка и Рон снова настороженно остановился, то мы бы тебя съели еще в кровати, ровно полночь, как и положено. А посреди бела дня, в центре двора, не дождавшись, пока ты уберешься в курятнике... Во-первых, это не стильно, а во-вторых, экономически невыгодно. Так что расслабься.

Рону много чего хотелось на это ответить, но, памятуя о том, что он мужчина, а перед ним стоит, хоть и не настоящая, но все же девушка, он только сплюнул и нога за ногу поплелся дальше.

Старухин двор не мог похвастаться огромными масштабами — Рону приходилось видать дворы и побольше, но от сарая до курятника топать было довольно далековато. А уж если работник нагружен инвентарем и занят беседой, то в таких условиях расстояния могут претерпевать некие чудесные изменения. В сторону увеличения, естественно. А уж если работник не горит желанием достойно трудиться, тогда расстояние может становиться и вовсе непреодолимым.

Девушка упорно не желала отставать. То ли ей больше нечем было заняться, то ли она просто обрадовалась, что получила в свое распоряжение свободные уши — Рон не знал. Да его это особо и не интересовало. Но прогонять девушку он не стал — мало ли чего интересного эта сорока может наболтать? А ему сейчас лишняя информация никак не помешала бы.

— На рубеже двух последних месяцев весны люди отмечают целую кучу разнообразнейших праздников, — начала откуда-то совсем уж издалека девушка, — от Вальпургиевой ночи и Белтайна до Дня гавайских танцев и пробуждения благой богини.

— И вы постарались ни одного из них не пропустить, — съехидничал Рон, понемногу расслабляясь. Что такое хороший праздник — курсант Уизли знал не понаслышке. И проникнуться масштабами празднования тоже мог со знанием дела.

Девушка только покаянно вздохнула.

— Что, перебрали? — сочувственно спросил Рон, вспомнив тяжелое утро после празднования второй годовщины победы. Сразу после торжественного приема Виктор забрал всю их компанию в Болгарию, и похождения их первой софийской ночи Рон до сих пор вспоминал с большим трудом. Зато первое софийское утро врезалось в его память крепко-накрепко: такого количества антипохмельного зелья ни Рону, ни Гарри вливать в себя еще не приходилось.

Девушка кивнула.

— Передоз человечины, в общем, получился, — пояснила она. — А мы же не демоны какие-нибудь, толком перерабатывать ее не умеем. Вот и сидим все вместе в этой лачуге, потихоньку лечимся и портим друг другу нервы. А через пару дней в норму придем — и снова разлетимся по свету на поиски приключений.

— А кто вы вообще такие? — спросил Рон. — Вроде как оборотни, а вроде и нет. Ты вот вообще непонятно кто — то ли хорек-переросток, то ли недокошка. Уши кошачьи есть, а ни усов, ни хвоста я у тебя почему-то не вижу.

— Глупый ты, — засмеялась девушка и Рона ударило по ногам неизвестно откуда взявшимся пушистым хвостом. — Есть у меня хвост. А вот усов нет, ты правильно подметил. Но сам подумай, как я буду выглядеть с длинными кошачьими усами? Я же девушка!

Она щелкнула пальцами и вынула из воздуха несколько длинных соломинок.

— Вот, смотри! — она сунула соломинки под нос и, удерживая их, смешно задрала верхнюю губу. — Как мне, идет?

Рон не выдержал и расхохотался — до того забавное получилось зрелище.

— Вот видишь — самому смешно, — девушка ловко забросила соломинки Рону в ведро. — А что касается того, кто мы на самом деле — так мы и сами не знаем. Мистер Штерн, наверное, тебе рассказывал, как мы у бабули появились?

Рон кивнул.

— Обычно в сказках и легендах такие истории заканчиваются намного печальнее: герой, которому привалило подобное счастье, только к третьему яйцу начинает соображать, что, прежде, чем разбить скорлупу, надо запастись водой. При этом у него из яйца или апельсина появлялась уже взрослая девушка, которая четко и ясно просила дать ей воды. Но герой все равно тупил настолько, что из троих у него выживала только одна. А мистеру Штерну достались не взрослые девушки, а орущие младенцы, причем все разные. Поди, угадай, кому что надо — кошке-то, понятно, что молока. А вот клыкастик Вель мог и крови на своем младенческом языке требовать. Поэтому нам повезло даже дважды: то, что мистер Штерн не растерялся и сразу нас напоил — это раз, и то, что мы после его грибного бульончика выжили — это два.

— Да уж... — с чувством произнес Рон, вспомнив подобное варево собственного производства, — грибной бульончик — это... мощно.

— И ты даже не представляешь, настолько! — подняла палец девушка. — Напои он нас в тот момент чем-нибудь другим — молоком или обычной водой, может, и выросло бы из нас что-нибудь более традиционное. Из Вельхеора, например, получился бы самый обычный вампир, без всяких спецэффектов, из меня — банальный кошколак, из Жоры — тупо роняющий мебель полтергейст, даже не задумывающийся о науке. Даже Шоколадка, наверное, стала бы какой-нибудь феей кариеса, а ведь именно благодаря ее стараниям человечество узнало, что такое кола, шоколад, карамель и прочие прелести из списка тех, что ваши медики называют "ласковыми убийцами". Про сукрононовую кислоту слышал когда-нибудь?

Рон покачал головой.

— Это они с Жорой на пару недавно изобрели. Химическое вещество, в двести тысяч раз раз слаще сахара.

— Ничего себе, — присвистнул Рон. — Это что же, одной крупинкой можно подсластить чай целому городу?

— И подсластить можно, и уморить, — засмеялась девушка. — Это вещество у них получилось настолько токсичным, что на пробирку с ним можно смело цеплять ярлык "сладкая смерть", и он будет правдив до последней буквы. Однако, думаю, что промышленников это не остановит — им ведь в первую очередь выгода нужна, а здоровье потребителей — это уже проблема самих потребителей, верно?

Рон промолчал. Он уже понял, что в этой компании разговоры о моральных ценностях заводить смысла нет — мало того, что его попросту не поймут, так еще и высмеют всей толпой.

— Значит, этот бульончик пошел вам на пользу, — Рон неуклюже съехал с неприятной темы. — И, как я вижу, вы до сих пор от него не можете отказаться?

— А зачем отказываться от того, что тебе идет на пользу? — удивленно пожала плечами девушка. — К тому же, после этого бульончика мы стали не такими, как все. Особенными. Иными. И это, как оказалось, огромный бонус.

— Что вы неправильные оборотни, вампиры, кошколаки и феи, я уже понял, — буркнул Рон. — Только при чем здесь бонус? Что хорошего в том, что вы эти, как их там? Мутанты?

— Сам ты мутант! — обиженно фыркнула девушка-кошка и хлестнула Рона хвостом по ногам. — Ты сначала узнай толком, что это слово означает, а потом обзывайся! А бонус в том, что мы, будучи вот такими неправильными, не вписались ни в одну утвержденную классификацию! А значит, на нас не могут предъявить претензии ни один клан и ни одна община. Ни вампиры, ни оборотни, ни феи, никто-никто! Мы — сами себе клан и община! Даже больше тебе скажу, мы — семья!

Девушка произнесла это слово так весомо, словно написала с самой большой буквы, какая только существует.

— Мы никому не принадлежим и никому не подчиняемся. Кроме бабули и ее фамильяра, естественно, но это совершенно другое, они нам как родители. Теперь ты понимаешь, как это круто?

— Круто, — искренне кивнул Рон. Никому, кроме родителей, не подчиняться — это же мечта, а не жизнь.

— Правда, доказывать нам эту свою самостоятельность пришлось о-о-очень долго. Нас и похитить не раз пытались, и уничтожить. Поэтому мы чуть ли не с самых первых дней привыкли спать вполглаза и друг за дружку горой стоять. Но, не будь с нами бабули и мистера Штерна — нам бы все равно не удалось выстоять: если у тебя еще ни ума, ни опыта не хватает, а спину прикрывает точно такая же бестолочь, хоть и с темпераментом берсерка, то от одних способностей толку мало. Пока мы не подросли и не научились защищаться, мистер Штерн усыплял мертвым сном каждого, кто только осмеливался косо на нас посмотреть, а бабуля, когда некоторые слишком горячие господа попытались однажды прибрать нас к рукам, даже самый настоящий ледниковый период ухитрилась устроить (1).

Рон в ответ на это только невнятно гмыкнул, пытаясь вспомнить, что же он слышал о ледниковом периоде и слышал ли о нем вообще. А девушка продолжала рассказывать:

— После этого с нами больше никто не рисковал связываться, и в детстве мы такого натворить успели, что вы вот и нас, и нашу бабульку до сих пор через слово вспоминаете. Правда, люди такие странные существа, — с непонятной улыбкой сказала она, — обвиняют нас во всех прегрешениях, а сами то и дело норовят разрушить до основания весь мир. Их даже особо подталкивать к этому не надо, стоит только вовремя шепнуть им на ушко то, что они в этот момент хотят услышать. Озвучить их неосознанные желания, так сказать.

Она вдруг подняла глаза и посмотрела на Рона в упор. Тот даже отшатнулся — настолько нехорошим был этот взгляд. Нет, он был не безумным, как у Беллатрикс, не пронизывающим, как у Снейпа или Волдеморта, но все равно пробирал до костей. В левом ухе вдруг легонько засвербело, словно туда заползло какое-то насекомое.

Рон прислушался к своим ощущениям и внезапно понял, чего же ему в последние несколько минут хотелось больше всего. Внезапно оформившееся желание стало настолько нестерпимым, что он бросил на землю метлу и ведро и, в несколько шагов преодолев оставшееся расстояние до овчарни, которую здесь все упорно называли птичником, вцепился в дверной засов, как в спасательный круг. Он очень боялся, что, не совладав со своими низменными побуждениями, сейчас набросится на девушку и навеки покроет род Уизли несмываемым позором. И ничего, что он сейчас находится за тридевять земель от дома, ничего, что семья никогда не узнает о его позоре, главное, что он всегда будет помнить об этом, и исправить этого не сможет никакой "Обливейт".

Девушка неслышно приблизилась и встала за его спиной.

— Что с тобой, Рон? — заботливо спросила она и Рон почувствовал, как на его плечи легли мягкие ладошки. — Тебе плохо?

"Мне очень плохо! — чуть не заорал Рон. — А когда ты стоишь возле меня так близко, то мне становится еще хуже! Отойди, иначе я за себя не поручусь!"

Но вслух он не сказал ничего, только закусил губу и дернул плечами, пытаясь освободиться.

Но девушка не отставала. Она слегка приобняла его и мягко мурлыкнула в ухо:

— Может, ты просто переутомился? Давай я сделаю тебе массаж шеи. Говорят, это хорошо помогает.

По судорожно скрюченным пальцам, вцепившимся в засов, скользнул кончик пушистого хвоста и Рон чуть не заорал в голос от пронзившего его от макушки до кончика пальцев на ногах острого желания схватить, сжать, притянуть к себе...

— Уйди! — глухо проговорил он, сдерживаясь из последних сил. — Уйди, прошу тебя!

— Может тебе водички принести? — поинтересовалась девушка и Рон чуть не скончался на месте от облегчения.

— Да! — заорал он так, что даже у самого в ушах зазвенело.

Девушка испуганно отшатнулась.

— Ну что ж ты так кричишь? — недоумевающе спросила она. — Не волнуйся, сейчас принесу. Потерпи немножко.

"Сейчас она уйдет... — сцепив зубы до хруста, пообещал себе Рон. — Сейчас она уйдет и искушение исчезнет. Терпи, скотина, ты же взрослый мужик, а не какой-нибудь пацан недоразвитый. Как говорит наш несравненный Манул, руки у курсанта для того, чтобы сражаться, а не для того, о чем вы думаете!"

Девушка убежала, а Рон обессиленно сполз на землю и дрожащей рукой вытер лоб. В голове гудело, словно после хорошей гулянки, ноги не держали, а руки...

Сжав кулаки, он несколько раз ударил ими друг о друга. Резкая боль в костяшках немного прояснила помутившийся разум.

— Я не буду дергать ее за хвост! — как можно убедительнее произнес Рон, не сводя глаз с мелко подрагивающих пальцев. — Я никогда не буду дергать ее за хвост! Я сказал, что не буду ее дергать, значит, не буду! А полезете — лично попрошу у Манула тесак и отрублю на хрен, чтоб неповадно было.

Пальцы вздрогнули еще несколько раз и угомонились. Наверное, вняли предупреждению.

Немного успокоившись и отдышавшись, Рон непроизвольно потер дрожащими ладонями лицо, уши, шею... Странная щекотка в ухе, о которой он успел забыть, тут же прекратилась.

Девушка обернулась на удивление быстро и уже через минуту вручила сидящему на земле Рону кружку березового сока и большой ломоть пирога со сливами. Рон вцепился в кружку обеими руками, опасаясь, что треклятое наваждение вернется, но, прислушавшись к себе, с удивлением понял, что от дикого желания дернуть девушку за пушистый хвост не осталось и следа. Вернее, след-то остался, но очень слабенький и вполне преодолеваемый без радикальных мер. Осознав это, Рон с огромным облегчением выдохнул, осушил кружку и принялся уписывать еще теплый пирог.

— Ты как? — спросила девушка, усаживаясь на камень рядом с Роном. Тот скосил глаза на вольготно расположившийся рядом с пустой кружкой хвост и абсолютно честно ответил:

— В норме.

— Вот и ладненько, — девушка подняла лицо к небу и забавно сморщила носик. — Так о чем я там тебе рассказывала?

После такой сильной встряски Рон даже под угрозой круциатуса не смог бы вспомнить, о чем они говорили несколько минут назад, но, чтобы не выглядеть полным дураком, что-то глубокомысленно промычал. Благо, рот его был забит пирогом, а посему требовать от него внятного ответа было бы попросту глупо.

Но девушка ответа и не требовала. Она просто начала рассказывать с того самого места, на чем закончила рассказывать. Словно книгу открыла на нужной странице.

— Однако, даже повзрослев и чуточку поумнев, в ангелочков мы не превратились, хотя иногда и хотелось. Но ненадолго. И даже сейчас мы можем загулять так, что бабуля нас потом неделями в чувство приводит.

Рон понимающе кивнул: этот аспект качественной гулянки ему был тоже очень хорошо знаком.

— Помню, занесло нас однажды в Трою... Слышал о такой? — девушка повернулась к Рону. Тот покачал головой. — Жаль, хороший был город. Там сначала наш вояка — Манул, как ты его называешь, в одиночку развлекался, а потом уже и я подтянулась, причем, не с пустыми руками, а с подарочком.

Девушка хихикнула.

— А хочешь, я и тебе лошадь подарю?

— Какую лошадь? — не понял Рон.

— Деревянную, — пояснила девушка.— Она пустая внутри. Хочешь — так любуйся, а хочешь — запихни туда что-нибудь. Набор солдатиков, например.

— Нет уж, спасибо, — фыркнул Рон. — Я даже в детстве в лошадки не играл. У меня, правда, деревянный дракон был, но он был вырезан из цельного куска.

— Вот и они поначалу отказывались, — вздохнула девушка. — Но потом все-таки взяли нашу лошадушку. И понеслась. Эх, как же мы тогда погуляли...

Рон вспомнил Динов мальчишник в «Кабаньей голове» и понимающе хмыкнул.

— А потом явился Вельхеор, и такая зажигательная вечеринка началась... Мы тогда едва ноги оттуда успели унести.

Рон скромно промолчал. Торжественное обмывание первой курсантской стипендии ознаменовалось групповым посещением заведения мадам Като, выбитыми окнами «Дырявого котла» и торжественным уничтожением контрабандной бочки огневиски прямо посреди Лютного переулка. Горело тогда, мягко говоря, знатно.

— А Вельхеор у нас вообще зажигательный парень, — вдохновенно рассказывала девушка. — У него даже девиз своеобразный имеется: «Гореть всегда, гореть везде, гореть — и никаких гвоздей!» В смысле, чтобы на месте гулянки ни гвоздика, ни щепочки целой не осталось.

А Рону вдруг вспомнилась вступительная речь директора Робардса:

— Аврор — это не министерский клерк, — говорил он, строго глядя на первокурсников. — Аврор должен гореть на работе. И если вы не чувствуете в себе необходимого огонька — лучше уходите сейчас. В аврорате сырые бревна не нужны.

— У каждого свои понятия о горении, — брякнул Рон только для того, чтобы что-нибудь сказать. — А чем вы сейчас занимаетесь?

— Ой, у каждого свое, — отмахнулась девушка. — Круче всех, конечно же, поднялся Вельхеор — повелителем вампиров заделался. Но он самый старший из нас, ему положено. А остальные — так, по мелочи. Манул все никак не навоюется, Элоиза (2) в своем искусстве по уши увязла. Ося у нас робингудствует — уже четыреста способов сравнительно честного отъема денег у ближних своих усовершенствовал.

— Ося? — недоверчиво переспросил Рон. Ося вообще показался ему самым недалеким изо всей компании.

— Ося, Ося, — подтвердила девушка. — Ты не смотри, что он под деревенского дурачка косит — это он при тебе очередную комедию ломал. И, если у тебя есть что-нибудь ценное — медальон там или еще что — ни в коем случае не садись играть с Осей в азартные игры. А лучше — отдай эту вещь бабуле на сохранение, потому что Ося у тебя все равно рано или поздно все ценное выманит.

— Да нет у меня ничего ценного, — буркнул Рон, сразу посмурнев. — Один пояс был, и тот сожрали.

Девушка покаянно вздохнула.

— Чтоб ты знал, за твой пояс мне вообще влетело от бабули по первое число... Лучше бы ты обычной веревочкой подпоясывался — насколько меньше проблем было бы.

Ах, вот кто от его пояса одну погрызенную пряжку оставил...

— А нечего было на чужое имущество покушаться! — заявил Рон противно назидательным голосом. — Бабуля тебе, наверное, объяснила, что нельзя так позорить хозяйку перед гостями?

Девушка снова по-кошачьи фыркнула и мотнула головой.

— Да нет, она не из-за этого разозлилась. Просто нам сейчас положено питаться только магической пищей, а к человеческой даже прикасаться нежелательно. Ни орешков нельзя, ни сухарика, ни малюсенького кусочка сахара. Даже семечки можно лузгать только из плюющихся подсолнухов, а они ну совсем безвкусные.

Рон попробовал представить себе плюющийся семечками подсолнух. Не получилось.

— И одежду можно носить только из репчатой конопли, — девушка с отвращением посмотрела на свое одеяние. — Никакого человеческого льна, хлопка или шерсти. А о коже и вовсе говорить не приходится.

— Человеческой? — мрачно уточнил Рон.

Девушка укоризненно посмотрела на него:

— Ронни, ну сколько же раз тебе объяснять, что мы не людоеды! Все равно какой кожи — свиной, куриной, крокодильей... Никакой натуральной кожи нельзя — только ткань из магических волокон. У нас даже обувь и всякие очки-сережки из этой самой конопли поганой, только видоизмененной.

— Трансфигурированной? — перевел на понятный ему язык Рон.

— Ну, можно и так сказать. Бабуля нам в этом на уступки пошла, чтобы мы себя клонированными овечками не чувствовали. А то представь только: в зверином облике — одинаковые, в человеческом — тоже один в один, как цыплята из инкубатора. Парням-то, конечно, полегче, а у нас с девчонками от такой одинаковости депрессия начинается и лечение впрок не идет.

— Значит, мой пояс... — начал понимать Рон.

— А твой пояс был из самой натуральной страусиной кожи... — мечтательно улыбнулась девушка, и тут же скорчила тоскливую рожицу: — Знаешь, как вкусно от него пахло?

Рон пожал плечами. Да, новые кожаные вещи своеобразно пахнут, но вот насчет «вкусно» — он бы поспорил.

— Погоди, — он вдруг посмотрел на свои ноги. — А как же туфли? Они ведь тоже кожаные, из молодого суматранского крокодила.

— Из синтетического крокодила твои туфли, — фыркнула девушка. — Качественного, правда, и, может, даже и молодого, но все равно синтетического. Обманули тебя, короче.

Рон вспомнил, сколько с него запросили за туфли, и только зубами заскрипел. Все, больше он в маггловские магазины — ни ногой.

— Нас не обманешь, — сочувственно улыбнулась девушка, — а когда мы в зверином обличии, то обоняние обостряется чуть ли не в сотни раз. И, будь твои туфли настоящими, ты бы уже босой ходил и с обгрызенными ступнями. Так что, радуйся.

Рон угрюмо порадовался.

— И что же у нас получается в итоге? — девушка вернулась к прежней теме разговора. — Кое-кто из наших, самые сознательные, быстренько подлечились и умотали отсюда, а мы — те, кто или орешек съел, не удержавшись, или ягодку какую с куста отщипнул — еще остались. И вот сидим мы, значит, четвертый день подряд все такие голодные, от грибов уже тошнит, от репчатой конопли почесуха начинается. И тут появляешься ты... — Девушка мечтательно закатила глаза. — Весь такой живой, вкусно пахнущий, в натуральной шелковой рубашке... Объедение, а не гость. И, как клубничка на торте — настоящий кожаный пояс. Я, когда его учуяла, так одурела, что чуть вместе с пряжкой не сгрызла.

Рон вспомнил рычащего зверька, с остервенением терзающего ремень в опасной близости от нежных частей тела, и почувствовал, как лицо и уши быстро заливает густая краска.

— А за палец меня укусил кто? — глухо спросил он, хватая совок и низко наклоняясь к куче собранного мусора

— Так Элоиза же, — девушка дернула головой в сторону огорода. — Она вообще сдуру чуть все бабулины старания насмарку не свела, когда тебя за палец ухватила.

— Из-за крови?— догадался Рон.

— Именно, — кивнула девушка. — Кровь — это же, практически, концентрированный экстракт человечины. Ну не морщись, не морщись, — добавила она, увидев реакцию Рона. — Это просто термин такой, всеобъемлющий, если можно так выразиться. И теперь нам с Элоизой из-за твоего пояса и капли крови придется просидеть на грибах и скунсовой капусте еще целую неделю, а то и две, пока из организма вся человечина не выведется.

Вспомнив убойный запах капусты, Рон от души посочувствовал обеим страдалицам. Теперь он понимал, почему вчера вечером зверьки вели себя так сдержанно: старуха наверняка прополоскала им мозги на тему чрезмерного телесного контакта с ходячей "человечиной". Странно, что она вообще не изолировала его от своих любимцев. Наверное, решила, что один человек, если его не кусать и не облизывать, такой большой компании особого вреда не принесет. Особенно, если эту компанию хорошенько пропитать запахом скунсовой капусты снаружи и вкусом изнутри.

— Нет, я, конечно же, все понимаю, — девушка согнала с уха прилетевшую осу, — здоровье — прежде всего. И я согласна есть только то, что положено, по вечерам сидеть дома, мурлычить младшеньких и даже всячески помогать бабуле по хозяйству. Но целую неделю провести на вонючей капусте — это выше моих сил. Я сладенького хочу... — заканючила она, словно маленький ребенок. — Хоть бы один кусочек рафинада... Ну хоть крошечку... У тебя, случайно, нигде по карманам конфетка не завалялась?

Рон молча прислонил метлу к плечу и продемонстрировал девушке пустые карманы. Девушка уныло вздохнула.

— Погоди-ка, — вдруг вспомнил Рон. — А как же мой вчерашний ужин? Кто его сожрал? Разве хлеб и простокваша — не человеческие продукты?

— Так это же Шоколадка была, — пояснила девушка. — Она весь момент твоего появления в сундуке просидела, и лишней человечины не набралась совсем. К тому же, она у нас еще одна из самых здравомыслящих: неположенные продукты под одеялом не ест, мышек не ловит, грибную похлебку ест исправно, и даже от добавки не отказывается. Вот и восстановилась раньше остальных. В смысле, остальных оставшихся. Трое уже ушли, Шоколадка четвертой будет, а уж кто за ней — тебе даже бабуля теперь не скажет. Испортил ты нас, — засмеялась она, словно что-то вспомнив. — Как нашего Осю квартирный вопрос.

«Трое ушли, десятеро остались, — быстренько подсчитал Рон. — Всего получается тринадцать. Так вот, оказывается, откуда пошло выражение «дракклова дюжина...»

— А Шоколадке уже со вчерашнего вечера можно было в человеческом облике хоть круглосуточно пребывать, и есть все, что угодно, — продолжала девушка. — Даже кровь из тебя пить можно, хотя она, честно говоря, не стала бы — Шоколадка у нас больше по сладостям специализируется, за то и прозвище такое получила. Кстати, мы с тобой так и не познакомились. — Девушка протянула Рону руку и тот осторожно ее пожал. — Меня Аппассионатой зовут.

— Как? — переспросил Рон. Имя было длинное, непривычное, но явно где-то или когда-то уже слышанное.

— Аппассионатой, — повторила девушка. — Бабуля назвала меня так потому, что я в младенчестве вопила очень вдохновенно и зажигательно. Так, что вслед за мной тут же начинали орать и все остальные.

Рон представил себе дракклову дюжину орущих младенцев и содрогнулся. «Нет, — твердо сказал он себе. — Только двое — и ни одним ребенком больше».

— Но я это имя не люблю, — девушка сморщила нос.

— Длинное очень? — понимающе спросил Рон.

— Да не в этом дело, — досадливо улыбнулась девушка.— Любое имя можно сократить до вполне удобопроизносимого, даже такое экзотическое, как у меня. Апата, например, или Ата.(3) Просто однажды в мою честь назвали сонату — стукнула одному композитору в голову такая блажь, а эта соната возьми, да и стань суперпопулярной. Был период, когда она звучала чуть ли не из каждого ведра, — девушка сморщила носик и кивнула на стоящее рядом с Роном ведро. — А при моем сверхчувствительном слухе это хуже отбойного молотка в голове.

— Это как? — не понял Рон.

— Да вот так! — Аппассионата щелкнула пальцами, и в голове Рона что-то оглушительно застучало.

— Рональд-Рональд, Ронни-Рон, — нараспев заговорила девушка, и в черепной коробке Рона словно взорвалась тройная Бомбарда. Он взвыл и схватился за голову.

Аппассионата снова щелкнула пальцами, возвращая роновым ушам благословенную тишину.

— Теперь ты понимаешь, почему я не люблю свое имя.

— Понимаю, — Рон ошалело покрутил головой. — Ну и как прикажешь тебя называть, если не... — он едва не произнес ее имя, но вовремя удержался. Прямо женская ипостась Волдеморта какая-то получается — «Девушка-которую-нельзя-называть».

— Можешь звать меня Джулией, — мило улыбнулась девушка. — Этот композитор, иногда, забываясь, называл меня Джульеттой (4). Я сначала обижалась, а затем привыкла. Он такой вкусный был, что ему что угодно можно было простить. Ге-ений...

Она лакомо облизнулась, а Рона всего передернуло. Вампиризм какой-то каннибальский — «вкусно», «человечина»... Они тут все чокнутые, хоть и выглядят, как нормальные люди. Бежать отсюда надо, и как можно быстрее. Разведать обстановку — и бежать.

— А потом мне это имя даже понравилось, — рассказывала дальше Джулия. — Я тогда в очередной раз из дома сбежала, и мне надо было сменить имя, чтобы бабуля подольше не нашла. Вот в Джульетты и подалась. Имя-то хорошее, его можно изменить на любой лад, под любую языковую среду подстроиться. Я и меняла. Джулия, Джульетта, Юлия (5), Жюльетт, Жюли... Как меня только не называли! Но бабуля все равно меня нашла. От нее так просто уйти не получается...

— А отсюда вообще как-нибудь уйти можно? — деланно-небрежным тоном поинтересовался Рон.

— А отчего же нельзя? — удивилась Джулия. — Если за тобой никто не придет, выполнишь три бабулиных задания — и катись на все четыре стороны. Никто тебя здесь силой держать не будет. Были у нас тут...

Со стороны огорода вдруг послышался переливчатый свист. Джулия вскочила с камня, словно огретая тапком кошка, щелчком пальцев призвала к себе одну из широких плетеных корзин, оставшихся у сарая, и, ловко поймав ее на подлете, принялась торопливо вытряхивать из нее остатки травы.

— Работаем, работаем, не сидим! — противно заголосил появившийся на крыльце кот. — Солнце еще высоко! До ужина еще далеко!

— Не любит он меня... — пожаловалась Джулия, кивая Рону на кота. — Шляпой в меня кидается.

— Как это шляпой? — не понял Рон.

— А вот так! — Джулия ловко присела, а зазевавшийся Рон получил чем-то по лбу так, что даже в ушах зазвенело.

— Мордредовы тапки, что это было? — Рон схватился за пострадавшее место.

— Так я же тебе и говорю — шляпа... — Джулия бросила на кота сердитый взгляд. — Все, Ронни, я побегу, а то сейчас и мне прилетит. Вот она, шляпа, на второй круг заходит.

Девушка прикрыла голову корзиной и торопливо направилась в сторону огорода. За ней, угрожающе свистя и вращаясь с невероятной скоростью, полетел неопознаваемый с первого взгляда полусферический предмет.

— Так вот ты какая, самая первая фрисби, — пробормотал Рон.

Шляпа дважды облетела вокруг Джулии, немного повисела у нее за спиной, явно раздумывая, не помочь ли девушке быстрее добраться до огорода, но затем передумала и вернулась к хозяину.

"Занятная, однако, шляпа у мистера Штерна, — отметил Рон. — Интересно было бы посмотреть на нее ночью. Если на ней еще и огоньки мигают..."

Он усмехнулся. Забавная ситуация получилась бы: чистокровный маг в заколдованном месте случайно раскрывает величайшую загадку маггловского мира. Эх, жаль, все-таки, что здесь нет Гарри или Гермионы. Им бы понравилось.

— Пока, Рональд! — Джулия помахала ему рукой с края огорода. — Еще увидимся!

— Пока-пока, — рассеянно проговорил Рон, возвращаясь к мыслям о побеге. Значит, отсюда очень даже можно уйти...

— Как же вы не вовремя появились, мистер Штерн, — с досадой проговорил он, глядя на размахивающего длинной хворостиной кота, подхватил ведро и скрылся в овчарне.

___________________________________

1. "Жизнь на Земле процветала, пока неожиданно (с геологической точки зрения) 40 процентов всех живых существ планеты вдруг исчезло 488 миллионов лет назад. Что привело к массовому вымиранию этого периода, ученым не известно". Взято отсюда: http://www.infoniac.ru/news/Top-10-massovyh-vymiranii.html

2. Прототип Элоизы — блогер Элоиза Фенрир, она же Том Марволо Риддл, она же Раскаявшийся Драко. К блогеру под ником Элоиза героиня никакого отношения не имеет.

3. Апата — в древнегреческой мифологии богиня лжи и обмана. Ата (там же) — богиня, персонификация заблуждения, помрачения ума, обмана, глупости.

4. Имеется в виду Джульетта Гвиччарди — ученица, а по некоторым сведениям, возлюбленная Бетховена, бросившая его ради австрийского композитора В. Р. Галленберга.

5. Джулия, Юлия — переводится с греческого как «кудрявая», «волнистая» или, «пушистая». Юля — одна из главных героинь игры "Бесконечное Лето", девушка с кошачьими ушками и хвостиком. Появилась в фике благодаря тульпе ЮВАО.

В овчарне, или в птичнике, как называл это каменное сооружение кот, царил полумрак. Рон немного поморгал, чтобы дать привыкнуть глазам, а затем, обозрев фронт работ, мрачно выругался. Старая деревянная крыша, прохудившаяся во многих местах, пропускала внутрь не только солнечный свет, но и пыль, птичий помет и всякий прочий мусор, поэтому работать Рону предстояло, не покладая рук. Вентиляционная система в доисторическом курятнике, похоже, предусмотрена не была, поэтому Рону пришлось, переступая через горки окаменелого помета, дойти до противоположной стены и, с натугой налегая на створки, распахнуть высокие покосившиеся ворота, через которые когда-то вылетали наружу доисторические птички.

Солнце хлынуло в открытый проем и осветило просторное помещение размером чуть ли не с хогвартский Большой Зал. Рон поднял голову вверх и присвистнул. Высота овчарни тоже впечатляла — даже Оливер Вуд со своей любовью к открытому небу с удовольствием проводил бы здесь осенние и зимние тренировки.

Но и работы тут было, соответственно, на целую квиддичную команду.

Рон с тоской посмотрел на принесенную из сарая метлу. Метла была плоская, ярко-синяя, изготовленная из какого-то незнакомого Рону материала, с полупрозрачной ручкой, вдоль которой с двух сторон шли плохо зачищенные следы склейки. Он видел подобные модели в маггловских супермаркетах, и однажды даже купил там для матери забавную щетку, раскрашенную в радужные цвета. Сначала, правда, он хотел приобрести мощного пылесосущего монстра, который вдобавок умел еще и мыть полы, но Гермиона отсоветовала: оказалось, что такие урчащие, словно сытый Живоглот, штуковины в местах скопления магии не работают, поэтому в Норе он бы попросту стоял, покрываясь пылью. Что самое интересное, маггловская щетка, напротив, выполняла команды Молли, как миленькая, и Джинни даже подумывала втихаря когда-нибудь стащить ее у матери и попробовать на ней полетать.

«А почему бы и мне не попробовать полететь на этой метле?» — мелькнуло в голове. Рон оседлал метлу и, оглянувшись, не видит ли кто, неловко сделал несколько неловких скачков по овчарне.

— М-да... — удрученно протянул то-то от входа, и Рон, споткнувшись от неожиданности, чуть не упал — он ведь точно помнил, что, входя в овчарню, плотно прикрыл за собой дверь.

Но сейчас дверь, как и ворота, была распахнута настежь, и возле нее, прислонившись к косяку, стоял один из бабкиных внучков. Тот самый мажористый вампир, которого Джулия называла просто Вель. Вампир клыкасто ухмыльнулся и театрально обратился куда-то в подпотолочное пространство:

— Человечество тысячелетиями задает себе вопрос, почему люди не летают, как птицы... А ответ, оказывается, лежит на поверхности. Потому что человеку не хватает сущей мелочи — трубчатых костей, плотного оперения и ма-аленькой капельки серого вещества.

Рон знал от Гермионы, что такое серое вещество, и поэтому, поворачиваясь к самодовольному вампирчику, покрепче перехватил метелку. Будет ему тут еще всякая мелочь зубастая о сером веществе рассказывать...

— Эх, Руни-Руни, — покачал головой вампир, ничуть не испугавшись зверского выражения на лице Рона. — И чему только тебя в твоей школе магии учили? Это же обычное птичье перо, а не специальная ведьмина метла.

— Чего? — недоверчиво протянул Рон, однако пригляделся к метле повнимательнее и заткнулся. Это, действительно, было огромное птичье перо, с очищенным стержнем и оставленным внизу широким опахалом. Так вот почему метла показалась ему такой легкой, и вот почему вдоль ее рукояти шли продольные швы — это просто следы от перьев остались.

— И что, на нем совсем нельзя полететь? — не желая расставаться с мечтой о свободе, упрямо спросил Рон. — Совсем-совсем?

— Почему же нельзя? — удивился вампир. — Можно. Превращайся в птицу, вставляй это перо в то место, откуда у нормальных птиц хвост растет, и вперед!

Рон гневно засопел. Но не успел он и слова сказать в ответ, как в овчарню заглянула светловолосая девочка с пустой корзиной в руках.

Младшенькая. Та, что предлагала забросать Рона плодами дуриана. Элоиза — так, кажется, назвала ее Джулия.

— Вель, тебя бабуля зовет, — она мотнула головой куда-то в сторону дома. — Сказала, чтобы стрелой летел.

— Уже улетаю, — вампир ехидно ухмыльнулся Рону. — И тебе приятного полета, Рундил!

С губ Рона чуть не слетело нецензурное слово, и он с трудом удержался, чтобы не выругаться при девушке.

— Иди-иди, — проворчал он вслед вампиру. — А то бабуля веником надает. Как раз по тому месту, откуда у птиц хвост растет.

— Да ты... — парень рыпнулся было обратно в овчарню, но, услышав строгий окрик старухи, поспешил к ней.

— После поговорим, — бросил он на прощание, не оборачиваясь.

— Жду с нетерпением!— проникновенно проговорил Рон и презрительно сплюнул. Будут еще его всякие мажорики пугать. Скажи ему такое Манул — Рон бы еще призадумался. А всякие худосочные вампиры для опытного бойца Рональда Уизли — что кролики для Нагайны. Эх, будь только у него сейчас волшебная палочка — у этого поджигателя не только на копчике, но и на языке перья бы поотрастали.

Девочка тем временем поставила корзину на землю и со вздохом облегчения распрямила спину.

— Как же мне надоела эта капуста... — она с отвращением поднесла к носу свои ладошки. — И где вы взялись на мою голову, Руни? Вас не учили, что тыкать девушкам в морду пальцами, как минимум, невежливо?

— Вы, наверное, Элоиза? — спросил Рон, вспомнив рассказ Джулии. — А вас разве не учили, что залезать в карманы к незнакомым молодым людям, как минимум, неприлично?

«И кусать их за пальцы тоже! — мысленно добавил он. Хотя, с другой стороны, девочка честно сказала, что может причинить боль тем, кто обходится с ней жестоко. Интересно, а можно ли расценивать как жестокость засовывание руки в собственный карман и извлечение оттуда постороннего существа?»

— Один-один, — согласилась девочка и окинула взглядом фронт работ. — Да, загрузила вас бабуля нехило. Здесь, наверное, тыщу лет никто не убирался.

— А кто здесь жил? — полюбопытствовал Рон. — Вернее, кого здесь ваша бабуля держала? Фвуперов, фениксов, авгуреев или еще какую экзотику?

Девочка брезгливо пнула носком туфли небольшой камешек.

— Зачем нам тут ваша экзотика? У нас своей хватает. Симургов она тут держала, гаруду, Жар-птиц самых разных. Вот у вас в руках, например, перо от синей птицы. У нее хвостовые перья словно самой природой предназначены для метелок всяких. А у птицы Рух самое ценное — это пух. Он белый-белый и нежный-нежный. Мы им, помнится, для бабулиного зимнего дома всякие тюфяки да перины сотнями набивали. Некоторые птички у нас тут столетиями жили. Только вот гарпии надолго не прижились.

— А что так? — удивился Рон. Он понятия не имел ни о каких гарудах и симурглах, но что такое гарпия — знал не понаслышке. А с одной из них, правда, в переносном смысле, даже когда-то встречался. Правда, это было недолго — около двух часов или даже чуть меньше, пока в номер гостиницы, снятой специально для героев войны по случаю годовщины победы над Волдемортом, не явилась разъяренная Глинис Гриффитс, не выдернула свою младшую сестру из под одеяла, и не отправила на тренировку в чем та была, то есть, практически без ничего. Газетчики долго удивлялись, почему талантливый охотник «Гарпий» Вайлда Гриффитс так поспешно перебралась в «Паддлмир Юнайтед», но Рон Уизли, как истинный джентльмен, навсегда сохранил эту тайну в своем сердце.

— Да, так, — отмахнулась Элоиза, — однажды, когда бабули дома не было, они сдуру уселись играть с Осей в карты на раздевание. Ну, и остались без перьев... в зоне декольте, культурно говоря, — хихикнула она. — А Ося рогом уперся и отказался возвращать им одежду. В общем, когда бабуля домой вернулась, всех троих уже и след простыл. Даже четверых — когда до Оси дошло, что он натворил, он тоже сделал ноги. Правда, ненадолго — все равно вернулся, когда остался без медяка в кармане. А вот гарпии от стыда забежали так, что даже бабуле их сразу найти не удалось. Ох, как же она тогда ругалась... Говорят, они теперь где-то в теплых краях живут — то ли в Греции, то ли в Италии... Короче, если не хотите остаться без штанов — не садитесь играть с Осей в азартные игры.

— Спасибо! — кивнул Рон, — учту нам будущее.

И снова взялся за работу.

Девочка немного побродила по птичнику, а затем снова подошла к Рону.

— А скажите-ка, Рональд, вы рисовать умеете?

— К сожалению, нет, — ответил Рон. — А вы?

— О, я очень люблю живопись, — воодушевленно ответила Элоиза. — Хотите, я нарисую ваш портрет?

Она мило улыбнулась, и Рон невольно расплылся в ответной улыбке. Такая симпатичная девочка, и такое лестное предложение... Он даже мечтать не мог, что с него когда-нибудь напишут портрет, тем более, при жизни. Нет, у него, конечно же, есть куча колдографий, но портрет — это совсем иное. Рон представил, как он, приосанившись и расправив плечи, гордо смотрит куда-то вдаль. Интересно, насколько хорошо Элоиза рисует? Может, попробовать уговорить ее нарисовать его верхом на драконе или в поединке с каким-нибудь мифическим чудовищем?

— Вы будете очаровательно смотреться с длинными белыми волосами... — Элоиза окинула Рона профессионально оценивающим взглядом. Рон отвлекся от воображаемой битвы с трехголовым рунеспуром и насторожился. — ...и кровавыми полосами во всю спину.

— Что? — не поверил своим ушам Рон. — Вы что, с ума сошли? С какими белыми волосами? С какими кровавыми полосами?

— От хлыста, — совершенно спокойно пояснила Элоиза. — Следы от плетки-девятихвостки долго рисовать, вам на втором часу просто надоест мне позировать. А длинные белые волосы намного лучше смотрятся на окровавленном теле, чем ваша остриженная рыжина. Кроме того, Руни, обязательно скажите заранее, что вы предпочитаете — кандалы или обычную веревку? Рисуем железную клетку во весь лист или ограничимся стандартным привязыванием к дубу?

Рон онемел. Такая юная девушка, почти ребенок — и такие чудовищные пристрастия. А Элоиза, словно не замечая, какое впечатление производят ее слова на потенциального натурщика, с упоением щебетала:

— У меня есть изумительная книга, по которой я изучаю матчасть пыток. Там столько тонкостей! Столько иллюстраций! А описания какие подробные — чистый восторг. Согласитесь, Рональд, я же не могу писать картины без фундаментальных знаний по этому вопросу!

Рон не нашелся, что сказать. Теоретически, тяга к фундаментальным знаниям у девочки такого возраста была похвальна, но не к такого же рода знаниям.

И тут Рон мысленно хлопнул себя по лбу. Кот же говорил, что его «дети» только выглядят молодо, а на самом деле им больше лет, чем волос на голове. Мордред, ну как же он мог забыть, с кем имеет дело? Эта проклятая ангельская внешность сбивает с толку не хуже двойного Конфундуса.

А кровожадная Элоиза все никак не могла угомониться:

— Кстати, я предпочитаю творить в стиле барочного иллюзионизма. Вы знакомы с работами Караваджо или Веласкеса? — спросила она и тут же, не дожидаясь ответа, утвердительно кивнула: — Ну, конечно же, знакомы. И как вам нравится «Юдифь и Олоферн»?

Она мечтательно прищурила глаза.

— Голова уже наполовину отделена от тела, кровь хлещет на белоснежные простыни, но жертва всё ещё жива... Глаза Олоферна вылезли из орбит, рот замер в последнем крике...

Рон сглотнул и почувствовал, как нехитрый завтрак подбирается все ближе к горлу.

— Говорят, что Караваджо был зачарован процессом обезглавливания, — чуть ли не подпрыгивая от восторга, вещала маленькая драккла, — и написал на эту тему целых четыре картины. Есть предположение, что художник присутствовал на казни Беатриче Ченчи, убившей своего отца, и именно это зрелище позволило ему писать картины с такими натуралистическими физиологическими подробностями.

— Уйди... — из последних сил прохрипел Рон и замахнулся на девушку метлой. — Уйди, ради Мерлина, извращенка хвостатая...

— Ну и пожалуйста, — с деланной обидой протянула Элоиза, отскочив от него подальше, но Рон заметил, как довольно блеснули ее глаза. — Не хочешь — как хочешь. А зря — мог бы войти в историю живописи.

— Кыш! — Рон взмахнул метлой, и на девушку обрушилось облако мусора и пыли. — Кыш отсюда, пока я сейчас с тебя самой картину не нарисовал. «Убитая ведром в расцвете лет». Со всеми натуралистическими подробностями...

— Вот видишь, — Элоиза выскочила за дверь, легко отбежала на безопасное расстояние и издевательски хохотнула. — Как легко, оказывается, можно пробудить в человеке способности к живописи. Следует только поближе познакомить его с мировыми шедеврами.

Рон зарычал и запустил в девушку метлой. Та подпрыгнула, прямо в воздухе обернулась в драккла и, ловко увернувшись от метлы, убежала в дом. Рон посмотрел на мелькнувший в дверях победно задранный пушистый хвост, сплюнул на разбросанный мусор и пошел подбирать свой инвентарь.

В следующие полчаса к Рону никто не заглядывал. Мимо открытой двери время от времени пробегали парни и девушки с плетеными корзинами в руках. Похоже было, что старуха объявила конкурс на лучшего сборщика скунсовой капусты — так усердно ее внучки таскали в дом наполненные корзины. Даже крылатый козлик принял активное участие в транспортировке. Сам он, конечно, тяжелые корзины не носил, но зато очень ловко управлял ими с помощью игры на флейте. Корзины даже, казалось, пританцовывали, выстроившись гуськом и вперевалочку направляясь к кухонной двери. Что происходило с капустой дальше — квасила ли ее старуха, или раскладывала сушиться на чердаке — Рона интересовало мало. Главное, чтобы в его комнату не занесли ни одного листочка — очень уж от нее ядрено пахло.

Запахом капусты вскоре переполнился весь двор. Сначала Рону чуть не сделалось дурно, но затем он то ли принюхался, то ли ему все носовые ходы пылью забило, но в тот момент, когда к нему снова забрела непрошеная гостья, никакого постороннего запаха он уже не чувствовал.

— Рональд, ты не устал? — в дверь заглянула какая-то девушка. Какая именно — Рону не удалось разобрать за густым облаком пыли. — Есть хочешь? Иди, я тебя пирожками угощу.

Волшебное слово «пирожки» подействовало на Рона лучше любого заклинания ускорения.

Он вышел на улицу, протер рукавом слезящиеся от пыли глаза и, поморгав, узнал девушку, которая рассказала ему про сундук. И она так до сих пор и не переобулась. Ну да, туфли на шпильках в этом сезоне — самая подходящая обувь для работы на огороде.

Подойдя поближе, Рон похвалил себя за правильные умозаключения: их обладательница, действительно оказалась невысокой — где-то пять футов и пять дюймов, не больше.

— Меня зовут Тина! — девушка щелкнула пальцами, и у Рона перестало щипать глаза. Он взглянул на свои руки и одежду — те прямо заискрились чистотой. И Рон воспрянул духом: может, ему хоть на этот раз удастся что-нибудь съесть без незваных помощников?

— А откуда пирожки? — подозрительно поинтересовался он, заглядывая в корзину. — На огороде вырастила?

— На кухне испекла. — улыбнулась Тина. — Меня сегодня дежурной назначили. Главный кашевар-то у нас сбежал.

— А что, супчика не будет? — невинно полюбопытствовал Рон. — С сыроежками?

— Почему же не будет? Будет, — кивнула Тина, поставила корзину на землю и примостилась на теплом валуне. — Я в него еще пару горсточек чили добавила и кайенского перца. Получилось классическое блюдо под названием «Соус маленьких огнеедов». Я у одной шведки рецепт подсмотрела. Колоритная была тетка, надо тебе сказать. Гибрид Манула и нашей бабушки. Представляешь?

Рон чуть не поперхнулся. Такого тандема в одном теле он себе представить не мог, как ни старался.

— Бери-бери пирожки, — приговаривала Тина. — Вот этот еще возьми. Не бойся, он без перца, сладкий, с ежевикой.

— М-м-м... с ежевикой? — Рон охотно полез в корзину. Ежевику он любил почти так же сильно, как и яблоки.

— Домашняя? — Рон кивнул на огород.

— Нет, гималайская, — беззаботно ответила Тина. Рон, успевший откусить почти полпирожка, таки поперхнулся и судорожно закашлялся. Тина от души врезала ему кулаком между лопаток.

— Сдурела? — Рон подскочил на месте и уронил пирожок на землю. — Она же ядовитая!

Он схватил кружку с водой и, выплюнув остатки пирога, тщательно прополоскал рот. — Она же входит в десятку самых ядовитых маггловских растений. Наряду с этой вашей капустой!

— Тю! — Тина округлила глаза. — А ты что, маггл? Она ведь только для магглов ядовитая, а тебе от нее ничего не будет, даже насморка.

— Точно? — Рон недоверчиво прищурил глаза.

— Точно-точно! — заверила его Тина. — Будь она ядовитой для тебя, ты бы с первого укуса тут в судорогах корчился. Так что ешь, не бойся.

Рон вытащил из корзины еще один пирожок, подозрительно осмотрел его, обнюхал, а затем осторожно надкусил.

— М-м-м... с грибами и лучком... — он даже зажмурил глаза от удовольствия. — Грибы тоже гималайские? — пошутил он, на всякий случай прислушиваясь к себе.

— Северные таежные, — в том же тоне ответила Тина. — Есть белые, есть загорелые. Ты какие предпочитаешь?

— Лишь бы не подгорелые, — со знанием дела заявил Рон. Подгорелых грибов он за времена своих странствий наелся на всю оставшуюся жизнь. И что магглы находят во всех этих пикниках на природе и грибных шашлыках на костре?

Они посмеялись и Рон, уже не стесняясь, цапнул из корзинки еще один пирожорк.

— Вкуснотища-то какая — прожевав, похвалил он. — Рецептик тоже у шведки увела?

Тина зарумянилась и потупила глаза.

— Нет, это со мной мне один человек поделился. Вернее, не совсем человек, но это неважно.

— С Гималаев? — уточнил Рон.

— Нет к сожалению, не с Гималаев. — грустно улыбнулась Тина, — намного дальше... Почти с другого конца вселенной.

— Хороший человек?— поинтересовался Рон. — В смысле, не человек, но ведь хороший?

— Очень хороший, — кивнула Тина. — Вернее, не то, чтобы совсем уж хороший, в нашем кругу это слово понимается несколько в другом смысле — типа «хорошая ведьма», «хороший специалист», а... Ты слышал когда-нибудь выражение «нечеловечески хорош» или «чертовски хорош»?

— Конечно же, слышал, — кивнул Рон. — Гаррина тетка, когда с подругами фильм или сериал по телефону обсуждает, так какого-то актера называет. Если дядьки дома нет, конечно.

— Ну так я тебе скажу одну вещь: это выражение появилось вовсе не на пустом месте, и имеет под собой очень веские основания.

— Поня-атно... — протянул Рон.

Ему и в самом деле было все понятно. Тоскливое выражение, на миг промелькнувшее в глазах Тины, объяснило ему намного больше, чем самые изысканные словосочетания. Точно такое же выражение он частенько встречал в собственном зеркале.

Шел уже второй год с того момента, как его счастливая и благополучная любовь вдруг превратилась в безнадежную и безответную. И виноват в этом он был только сам. Знал ведь, что Гермиона — не та девушка, которую можно удержать дома. А ему хотелось, чтобы жена постоянно была дома или рядом с ним (что для сотрудника аврората представлялось делом практически нереальным), чтобы дома всегда пахло вот такими пирогами, чтобы вечером к нему с восторженным визгом неслись его собственные дети. Не такая орава, конечно, как у его родителей, а всего двое, но зато разные — мальчик и девочка. Но Гермиону такой расклад не устраивал. Ей милее всего на свете были талмуды и фолианты, пыльные свитки и разнообразные прецеденты. А мужу и детям среди этих пыльных свитков оставались лишь время обеденного перерыва и пара часов между поздним возвращением с работы и сигналом «Отбой» на кухонных часах.

Поэтому Рон вздохнул еще раз и не сказал ничего. Тина тоже тоскливо вздохнула. Так они сидели рядышком, жевали пирожки и думали каждый о своем.

— Тина, у тебя ужин не сгорит? — крикнул кто-то с огорода. Вельхеор, — присмотревшись, определил Рон. — Что-то ты заболталась со старым знакомым. Смотри мне, оставишь всю компанию без ужина — мы твоего приятеля на бифштексы пустим. Здесь же, на воздухе, и поджарим.

— Я сейчас его самого на бифштексы пущу! — подскочил Рон, но Тина дернула его за рубашку:

— Сядь! Когда ты уже научишься не поддаваться на провокации, мистер аврор? Надо будет нашему вояке сказать, пусть тебя дополнительно по манипуляционному айкидо погоняет, а то вспыхиваешь не хуже того же Вельхеора.

Рон уселся на место и обиженно вгрызся в пирожок. Тина была абсолютно права: провокации — это его самое слабое место, но вот так подставлять его перед Манулом — это свинство, как ни крути. Ему в академии и обыкновенного айкидо выше крыши хватает.

— Если ты будешь держаться подальше от кухни, то ничего там не сгорит, — крикнула Вельхеору Тина. — У меня все под контролем.

— Погоди-ка... — от внезапно возникшей в голове мысли Рон вдруг повернулся к Тине и даже прекратил жевать. — А почему Вельхеор назвал меня старым знакомым? Мы что, с тобой уже когда-то встречались?

— И не просто встречались, а даже на одной лавке за столом сидели.

Увидев непонимание в глазах Рона, Тина улыбнулась:

— А ты думал, у тебя от природы такой хороший аппетит в школе был?

Рон сразу не сообразил, о чем идет речь, а затем, вспомнив, сколько раз являлся на обед с немытыми руками, густо покраснел.

— Да не переживай ты так! — Тина принялась его утешать. — Мы тебя и твоих друзей не сильно объедали, так, по мелочи: там куриную ножку, там пирожок, там стакан сока. Нас ведь всего тринадцать было, а вас, гриффиндорцев, вон сколько.

Рон вспомнил, с какой жадностью всегда поглощали пищу за гриффиндорским столом, и как вяло ковырялись в тарелках слизеринцы, и покраснел еще больше. На этот раз — за весь факультет. А они-то думали, что слизеринцы просто брезгуют школьной кухней, а после обеда в своей гостиной втихаря харчат присланные из дома деликатесы.

— Вот как объесть несчастного школьника — так на это вы всегда горазды! — Рон попробовал отшутиться, хотя сейчас ему было совсем не до шуток. — А как принести пирожков голодающим лесным бродягам — так от вас не дождешься.

— Так мы же не все время возле вас крутимся, — пожала плечиками Тина. — Мир велик, и нам везде хочется побывать.

— А как вы перемещаетесь? — поинтересовался Рон. — Аппарируете, как мы, или на метле летаете? Или маггловскими поездами и самолетами?

— По всякому бывает. Но в основном, примерно так, как вы аппарируете. Там механизм действия немножечко другой, но я в подробности вдаваться не буду — незачем тебе.

— А меня... — деланно небрежно спросил Рон. — Меня ты можешь прямо сейчас вернуть домой?

— Нет, не могу! — разочаровала его Тина. — Во-первых, я еще не восстановила силы. А, во вторых, это твой путь, и пройти его ты его должен самостоятельно. Как порядочный легендарный или сказочный герой. Законы жанра одинаковы для всех — будь ты человек, маг или оборотень какой-нибудь.

— То есть, мне здесь сидеть... — начал Рон, и Тина охотно продолжила:

— Пока ты не пройдешь свою миссию до конца. Что это будет — тебе не скажет никто. Кто-то выполняет три бабулиных желания и уходит, кто-то ухитряется сбежать, но это буквально один случай на тысячу. За кем-то приходят друзья или родственники и, оставив что-нибудь взамен, уводят за собой. А есть такие оригиналы, которым здесь нравится, и они живут тут, пока бабуля их сама не выпинает.

Рон представил, как старуха, гневно сверкая глазами, пинает носком ботинка коленопреклоненного оригинала, а тот, цепляясь руками и ногами за порог и за старухину юбку, вопит благим матом:

— Не гоните меня, матушка! Я вам еще пригожусь!

Нет уж, от него старуха такого не дождется. При первой же оказии — ноги в руки и домой!

— Как же одного такого звали... — наморщила лоб Тина. — Рин, кажется, или Пер... Или, вообще Гипп. Странное такое имя. О, вспомнила: не Рин, и не Гип, а Рип. Точно: Рип Ван Винкль. Он однажды пошел на охоту и наткнулся на наших мальчишек, которые расположились на пикничок. Так ему у нас настолько понравилось, что мы через двадцать лет еле-еле от него избавились. Всей драккловой дюжиной изводили, а он только хохотал. Говорил, что нам до его жены еще расти и расти.

— Молодец, мужик! — искренне сказал Рон. — Уважаю. — И подумал, что сам бы он против всей этой драккловой дюжины и неделю не продержался. А этот — двадцать лет. Охренеть можно.

— И еще один такой был, — вспомнила Тина. — Поэт... — Это слово она произнесла с особым сарказмом. — Том-рифмач его звали. Так это вообще был сущий кошмар. Что бы мы ему ни творили, он в ответ только говорил нам всякие гадости.

— Гадости? — переспросил Рон. — Ругался, что ли?

— Да лучше бы он ругался, — с досадой протянула Тина. — У него дар был — не говорить неправды.

— И что в этом плохого? — удивился Рон.

Тина фыркнула.

— Да уж есть что. Ну вот как тебе объяснить, чтобы понагляднее...

Она на миг задумалась.

— Вот давай я тебя, например, с вечера табуретовкой напою, а утром разбужу пораньше и честно-пречестно расскажу, как ты замечательно выглядишь. Причем, в стихах расскажу. Под лютню. И так громко, чтобы каждая курица во дворе слышала.

— Кошмар какой... — ужаснулся Рон.

— Вот и я о чем. А бабуле жутко понравилось. Она его в какой-то деревне раскопала и притащила сюда. Правда, хватило ее только на семь лет, а потом и ей это бесконечное правдорубство надоело. Да только избавиться от него оказалось не так-то просто. Бабуля ему уже и коня дарила, и золотую лютню, и даже своей настоящей внешностью пугала — все без толку. Пришлось заявить ему что-то вроде этого...

Тина приняла трагическую позу и произнесла, заламывая руки:

— Один раз в семь лет сюда прилетает злобный дух из Царства Тьмы и забирает кого-нибудь из моих слуг. Сдается мне, мой верный рыцарь, что на этот раз он выберет тебя. Беги отсюда, как можно скорее, дабы не погибнуть во цвете лет и не разбить мне сердце на веки вечные!

Рон расхохотался.

— И что, сбежал? — задыхаясь от смеха, спросил он.

Тина довольно кивнула.

— Только пятки засверкали. Так что будь посмелее и понавязчивее, и лет через пять или десять тебя тоже отсюда выпрут.

— Нет уж, спасибо, — расшаркался Рон.— На ближайшие десять лет у меня другие планы.

Он взял еще один пирожок.

— Кстати, — спросил он, откусив изрядный кусок. — А к вам сюда только мужчин заносит, или девушки тоже попадаются?

— И девушки бывают, — кивнула Тина. — Но с ними намного проще — они бабуле быстренько всю работу переделают, какую-нибудь побрякушку в награду получат и уходят, все из себя довольные. А вот с парнями хуже. Одному поручили в зимнем дворце плитку на пол ровненько уложить, так он над ней целую вечность просидел, но так ничего и не добился. Хорошо, что за ним девушка пришла — то ли сестра, то ли невеста, я уже не помню. На северном олене приехала, представляешь? Босая, без перчаток, по морозу... Жуть в общем.

Тина передернула плечами.

— Мы так радовались, когда она его забирала, что чуть дворец по камешку не разнесли, представляешь?

— Во дворец... — повторил Рон. Он уже не первый раз слышал о каком-то загадочном дворце. — То есть, у вашей бабули еще и целый дворец имеется?

— Ну да! — кивнула Тина. — А ты думал, что мы в этой хибаре постоянно живем?

Рон неопределенно пожал плечами. Он ничего пока что не думал — слишком мало информации для размышления.

— Здесь у нас, как Ося говорит, бунгало, — сказала Тина. — Мы тут собираемся, когда нам надо подлечиться, а бабуля живет весь садово-огородный сезон. Видел, какие у нее грядки?

Рон не только видел, но и усиленно на них работал, так что вопросов по этому поводу больше не задавал. А вот по другому поводу вопросы были. Раз уж девушка так к нему расположена, почему бы и не поинтересоваться?

— Тина, а скажи...— Рон даже затаил дыхание, подходя к самому больному для него вопросу. — А я здесь и сейчас — реально живу или все это... он повел рукой перед собой, — только моя галлюцинация?

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

— Тина, а скажи...— Рон даже затаил дыхание, подходя к самому больному для него вопросу. — А я здесь и сейчас — реально живу или все это...— он повел рукой перед собой, — только моя галлюцинация?

Тина дернула плечиком.

— По галлюцинациям — это тебе надо к Джулии. Она у нас специалист по всяческим галлюцинациям и наваждениям. А я тебе ничего не скажу — все мы здесь специалисты в разных профилях и стараемся друг другу дорогу не переходить.

— Жаль... — погрустнел Рон. — А ты по какому профилю работаешь? — полюбопытствовал он

— Я — по наведению бардака во время пожаров и наводнений, — хихикнула Тина. — Хотя нет, этим у нас, скорее, Вельхеор увлекается. Он любит, чтобы так масштабненько работалось, с размахом. Мне же больше по вкусу тихая офисная жизнь.

— Это как? — не понял Рон.

— Ну, как тебе объяснить... — призадумалась Тина. — Ты в министерстве часто бываешь?

— Частенько, — кивнул Рон.

В Министерстве магии он, действительно, бывал не раз.

Рон до сих помнил, как, впервые оказавшись в Атриуме, почувствовал себя чужим и одиноким, несмотря на присутствие отца. Наверное, так могла бы чувствовать себя длинная ржаная соломина, которую воткнули в муравейник. Трудолюбивые хозяева бегают, суетятся вокруг нее, досадуют на неожиданно свалившуюся помеху, а к делу пристроить не могут. Маленький Рон с открытым ртом наблюдал, как сотрудники министерства выходят из каминов, деловито и целеустремленно пересекают зал и скрываются в лифтах, чтобы немедленно разойтись по кабинетам и заняться работой на благо всех магов Британии, а, значит, и на его собственное благо. И Рон очень боялся, что кто-нибудь сейчас натолкнется на него и спросит: «А это еще кто здесь без дела болтается? Министерство занимается решением очень важных государственных дел, и всяким зевакам здесь не место. А ну-ка, мистер Рональд Биллиус Уизли, пожалуйте на выход, и больше никогда не приходите сюда и не путайтесь у занятых людей под ногами». Поэтому Рон был очень благодарен Альбусу Дамблдору, когда тот попросил его помочь донести до отцовского кабинета какие-то документы. Бережно обхватив обеими руками старый, пахнущий пылью пергамент, Рон нахмурил брови, выпрямил спину и деловито зашагал за отцом. Теперь и он имел полное право здесь находиться. Теперь и у него было очень важное государственное дело.

С течением времени, конечно же, все иллюзии развеялись, как дым. И даже Отдел тайн после известных событий навсегда потерял для Рона и его друзей свою притягательность. А уж как потрепали им нервы на заседаниях Визенгамота...

— Почему не была оказана первая помощь Северусу Снейпу?

— Почему из огня Выручай-комнаты вытащили только Гойла, и даже не попытались вытащить оттуда Крэбба?

— Каким именно образом без знания парселтанга ни разу не наследнику Слизерина Рону Уизли удалось открыть Тайную комнату?

А ведь еще были ограбленные гоблины, применение непростительных, кража чужих палочек... Несколько месяцев, изо дня в день допросы, рассмотрения, слушания... Даже чей-то дорогущий арманьяк, извлеченный новым министром магии из недр огромного шкафа, не смог растворить тот кислый привкус, который устойчиво поселился во рту будущего Героя войны после первого заседания суда. Пришлось Шеклболту наплевать на протокол и вытащить из-под стола бутыль ирландского стаута (1) — черного, как хогвартский пепел, и горького, как вкус победы. И даже Гермиона не стала хмуриться и морщить нос — так же, как и Гарри, и Рон, она молча опрокинула в себя стакан пенной чернильной жидкости, и только утерев выступившие слезы, произнесла то, чего друзья никогда не слышали от нее до того, и никогда не услышат после:

— Гребаные чинуши. Не с теми мы, оказывается, ребята, воевали...

— Тогда ты видел всех этих чопорных тетенек-дяденек в одинаковых серых мантиях, туфлях на низком каблуке и с одинаковым казенным выражением лица, — задорный голос Тины, ворвавшись в сознание, вмиг развеял неприятные воспоминания. — Вот я бы именно их назвала невыразимцами, а не тех чудаков, что хранят свои мозги в аквариумах и запирают любовь под замок.

— Меткая характеристика, — согласился Рон, с некоторых пор питающий непреодолимое отвращение к лицам с казенным выражением лица. — А ты-то здесь при чем?

— Как это при чем? — удивилась Тина. — Должен же кто-то разнообразить их рутину яркими и незабываемыми впечатлениями.

— Например? — Рон заинтересованно повернулся к ней.

— Например... — Тина ни миг задумалась. — Например, в Секторе борьбы с неправомерным использованием магии, где сидят одни взяточники, можно установить простенькую сигналку, которая при попытке вымогательства громко кричит «Сюрприз!», посылает вопиллер в аврорат и обсыпает обалдевшую физиономию чиновника конфетти и прыщами.

Рон только головой покрутил. Именно эту шуточку взяла за основу Гермиона, когда готовила клятву о неразглашении для членов ОД. Так вот, откуда, отказывается, у этой «Ябеды» ноги растут. Тесен мир, однако...

— В Бюро магического законодательства можно слегка подправить писчие перья, чтобы они в присутствии министра громко комментировали каждую грамматическую ошибку чиновника и каждую неправильную ссылку на то или иное уложение статута, -рассказывала дальше Тина. — А в бюджетно-финансовых документах, где велика вероятность случайных ошибок, пергамент просто скручивается и бьет чиновника по голове, приговаривая голосом министра: «Арифмантику, арифмантику надо было учить, бестолочь!»

Рон рассмеялся, представив, как над Перси и Пенелопой незримо витает дух Кингсли Шеклболта и попеременно стучит пергаментом то по одной, то по другой прилизанной макушке.

— А еще можно на рассмотрении дела в Визенгамоте расшевелить даже вечно дремлющих в последнем ряду старичков. Любой проснется, когда к его носу подлетит пергамент и пронзительно заорет: «Меня все видят? Я хорошо просматриваюсь? Рассматривайте меня тщательно, со всех сторон, ни одного абзаца не пропустите!»

— А еще можно заколдовать трибуну Визенгамота, чтобы она томно стонала после каждой фразы выступающего... — Рон тоже вставил свои пять кнатов, вспомнив одно из финальных заседаний по делу Малфоя.

Тина скромно улыбнулась.

Рон подозрительно посмотрел на нее. Судя по рассказам отца, в двадцати пяти процентах расследований истинный виновник происходящих в министерстве безобразий так и не был выявлен. Неужели во всех этих проделках, доводящих министерских ищеек до белого каления, действительно виноваты не внутренние враги государства, как считал Фадж, и не компания одуревших от безделия недоучек, как до сих пор думает Шеклболт, а сидящая рядом с ним симпатичная девушка?

— А вот эта надпись — «Корни любит Долли», проявляющаяся на всех документах вместо подписи министра — это тоже твоя работа? — поинтересовался Рон. — Представители Министерства магии Аргентины очень впечатлились.

— Ну я же девушка... — Тина захлопала глазками. — Капелька романтики среди серых будней так освежает. Тем более что в Аргентине министр магии — женщина. Думаю, ей этот лирический момент пришелся по душе. Да и внутренней переписке не мешало бы иногда добавить огонька.

— Только не говори, что это то, о чем я думаю...

Рон в шутливом ужасе зажмурил глаза.

Тина торжествующе улыбнулась:

— Достаточно пары абзацев с описанием прекрасных глаз сеньоры Долориты — и нудный отчет о котлах неподобающей толщины тут же превращается в пылающий страстью мадригал.

— Значит, это все-таки была ты... — Рон поднялся с камня и церемонно поклонился. — Ну что ж, поздравляю. Перси был невероятно впечатлен. А уж как бурно «радовалась» Пенелопа — ты даже представить не можешь.

Тина в ответ изящно раскланялась.

— А над Джозефиной Флинт тоже ты поиздевалась? — спросил Рон, снова усаживаясь на камень. — Там впечатленных зрителей было гораздо больше. Жаль, меня тогда еще на свете не было — я бы тоже не отказался посмотреть.

— На что именно посмотреть? — нахмурилась Тина, пытаясь вспомнить, о ком идет речь. — Какая еще Жозефина?

— А ты не помнишь? — деланно удивился Рон. — Джозефина Флинт, министр магии в начале прошлого века, милая старушка, которая требовала переименовать Сектор борьбы с незаконным использованием маггловских изобретений в Сектор уничтожения маггловских изобретений. И, естественно, реорганизовать его в соответствии с названием. Целый год все министерство на ушах стояло, пока какая-то добрая душа не колдонула над воинственной старушкой так, что той пришлось скоропостижно уйти в отставку.

— Не припомню такой, — покачала головой Тина. — А что именно с ней сделали?

— Да Мерлин знает, что с ней сделали, — пожал плечами Рон. — Только эффект оказался просто сногсшибательным: всем мужикам казалось, что Джозефина выглядит, как девица из непристойного заведения: мантия с разрезами по самое никуда, черные чулки с красной резинкой, эти самые... — Рон обрисовал перед собой нечто округлое, — из декольте чуть не вываливаются.

— Я поняла, поняла... — в глазах Тины запрыгали лукавые огоньки. — Предел мечтаний каждого мужчины. А женщины что видели?

— Да что они видели...— Рон поскучнел. — То, что и было на самом деле: старую серую мышь в нудном балахоне. Так ты говоришь, это не твоя работа?

Тина изобразила на лице полнейшее непонимание и Рон, не удержавшись, расхохотался.

— И это до сих пор помнят...— с ностальгической теплотой в голосе произнесла Тина. — Сколько лет прошло, а они все еще помнят....

— А как же! — Рон даже пирожок отложил. — Да министерские про эту Джозефину и правнукам будут рассказывать, не то что детям и внукам. Там настолько скучно, что они каждой проделке радуются, как дети. Особенно, если объект розыгрыша им малосимпатичен. Знала бы ты, как он радовались, когда нашу Долли ДСП-шные самолетики чуть не заклевали, когда она попыталась перехватить один из них.

— Самолетики — это уже не я, — открестилась Тина. — Это кто-то из ваших решил наконец-то соблюсти инструкцию и как следует засекретить документацию.

— А заколдованные статуи в фонтане, это ты или наши? — допытывался Рон. — Отец рассказывал, что у них даже самые злостные опоздальщики целую неделю приходили на работу чуть ли не с рассветом. Всем хотелось увидеть, как при появлении Фаджа статуи начинают хором распевать:

А за шкафом у министра

Виски спрятана канистра.

— Но ведь это чистая правда! — возмутилась Тина. — Если собрать все алкогольные презенты, хранившиеся у Фаджа в шкафу, и слить их в одну посуду, как раз стандартная маггловская канистра получилась бы. Литров на десять так точно.

— А про бани кто сочинял? — Рон поднапряг память и процитировал:

А в отделе Страшной Тайны

Теперь общественные бани.

— Ха! — сказала Тина. — Если у невыразимцев где-то что-то рвануло, затопило и теперь парует на три этажа, то общественность должна об этом знать.

— А вот это, — торжествующе сказал Рон, — уже поклеп! — и процитировал:

Грюм в отделе аврората

Подорвал вчера гранату.

Пострадали двери, шторы,

Сейф и двадцать два стажера. (2)

— И в чем поклеп? — Тина невинно подняла брови. — Факт имел место? Имел. Граната была? Была. И Грюм действительно, подорвал ее посреди аврората. Случайно, правда — тот, кто ему ее продал, наверное, и сам не знал, зачем на ручку такую ненадежную висюльку привесили.

— Про двадцать два стажера поклеп! — уперся Рон. — Там у них сроду за один раз больше четырех-пяти стажеров не водилось.

— Вот и видно, что ты в душе не поэт, — Тина надула губки. — Иногда ради красоты строки можно слегка и погрешить против истины. И вообще... — она мстительно прищурилась. — Никогда не смей критиковать то, что сочиняет девушка, иначе она может рассердиться, и тогда...

— Что тогда? — подначил ее Рон.

— Твой отчет в Визенгамот не прочтет и полиглот! — пригрозила Тина. — И ответит: «На санскрите вы нам больше не пишите. Чаттагонгу и марати тоже мы не очень рады. Ни непали, ни телугу не советуем, как другу. А за и кхо и кохистани светит год вам в Азкабане.» Уяснил?

— Все-все, уяснил! — Рон выставил руки в защитном жесте. — Больше никогда не буду критиковать твои стихи, только пирожки не отбирай!

— То-то же! — Тина забавно задрала носик. — Учись, студент, и девушки к тебе потянутся!

И Рон потянулся. Правда, не к Тине, а к корзине с пирожками: первым делом, как известно, надо хорошенько пообедать, ну а девушки — потом.

— А в Хогвартсе... — поинтересовался Рон, уминая очередной пирожок. — Это тоже все ты? Пивз там и всякие прочие проделки?

— Пивз — это не она, — вдруг раздалось из-за его спины. Рон взвился с валуна и ошарашенно посмотрел на стену, о которую только что опирался спиной. Из нее высунулась чья-то рука, цапнула пирожок и утащила в стену. — Пивз — это я.

— Я — это кто? — глупо переспросил Рон.

— Я — это я, — из стены снова высунулась рука и ухватила еще один пирожок.

— Жора, вылезай! — Тина постучала по стене. — Хватит прятаться, ты же не в Хогвартсе!

— Сейчас, только халат сниму!

Через несколько мгновений Рон обалдело смотрел, как из стены медленно проявляется самый настоящий, знакомый до боли и почти родной хогвартский полтергейст. Просачивается сквозь каменную кладку и, превратившись в кудрявого Жору, усаживается рядом с Тиной.

— И... И... что это? — Рон указал пальцем на жующее пирожок явление.

Тина шутливо потрепала того по кудрявой макушке

— Это Жора, — отрекомендовала она. — Мы с ним, можно сказать, коллеги: Жора занимается примерно тем же, что и я, только они изводит не клерков и всяческих руководителей, а школьных учителей.

— И Жора — не что, а кто! — уточнил Жора, поправляя очки. — Шумный дух — это одушевленное существительное, бестолочь ты неграмотная.

— Но... Как? — Рон все еще никак не мог четко выразить в мыслях свое недоумение. — Пивз — это дух! Шкодливый дух! Он и в класс залетал-то только для того, чтобы испортить что-нибудь или преподавателю гадость сказать. А ваш Жора, насколько я понял, — типичный заучка.

Жора флегматично пожал плечами.

— Что касается шкодливости — так с этим, по-моему, и ежу должно быть понятно: школьнику по возрасту положены маленькие радости. Не все же ему химию учить да над алгеброй страдать. И не говори, что тебе не нравилось мое появление на уроке. На истории магии, например.

С этим утверждением Рону невольно пришлось согласиться — ему самому иногда проделки Пивза были только в радость. Особенно, если после этого урок превращался в балаган.

— А ты попробуй, например, без специальных знаний посреди коридора болото соорудить! — вступилась за Жору Тина. — Или эксклюзивный фейерверк для нашей дорогой Долли взорвать так, чтобы ни один ученик при этом не пострадал.

— Но ведь это Фред и Джордж все сами сделали! — возмутился Рон. — Сами, понимаете? И при чем здесь вообще Пивз, то есть, Жора?

Тина и Жора переглянулись.

— Сделали-то они все сами сделали, — сказал Жора. — А вот идея была моя, и формулы были мои. И даже некоторые ингредиенты. Прости, Рональд, но ваша школьная программа не настолько хороша, а твои братья далеко не «принцы-полукровки», чтобы научиться самостоятельно разрабатывать такие сложные составы.

Рон гневно засопел. Еще никто в его присутствии не осмеливался усомниться в талантах близнецов.

— Рон, твои братья — действительно, талантливые волшебники, — мягко сказала Тина. — однако, сам подумай: откуда у них такие фундаментальные знания по зельеварению, трансфигурации и другим предметам, необходимым для столь масштабных проказ? Откуда у них лаборатория, оборудование и дорогие ингредиенты? Уж не думаешь ли ты, что свои шипучки и тошнилки они варили в святая святых профессора Снейпа или в туалете плаксы Миртл? Конечно же, Жора нашел для них уютное местечко в одном из заброшенных уголков Хогвартса — там, где даже лапа миссис Норрис не ступала.

— Правда, пришлось немного поработать, чтобы окружить обоих оболочкой равнодушия, — добавил Жора, — чтобы ваш любознательный профессор не докопался до правды . Хорошо еще, что у него своих дел по горло было, иначе не миновать бы нам проблем.

С такой аргументацией Рон вынужден был согласиться. Он и сам иногда задавался вопросом, откуда у близнецов что берется, но тут же забывал об этом и начинал думать о чем-нибудь другом. А оно вон как оказывается — оболочка равнодушия. Сильная штука, наверное, раз даже на профессора Снейпа подействовала..

— А вот насчет заучки... — Жора широко улыбнулся, и Рону вдруг почему-то стало не по себе, — мы на эту тему с тобой отдельно поговорим. Что-то давненько я не заглядывал в вашу академию. Надо бы упасть нашему вояке на хвост и немного пожить курсантской жизнью. У вас там ведь химию тоже изучают? Взрывчатые вещества, например?

Рон прикрыл глаза и застонал. Вот только Пивза им в академии и недоставало...

— Хорошие пирожки... — похвалил тем временем Жора, запуская руку в корзину.

— Хорошие... Рон тут же забыл об академии и поспешно заглянул внутрь. — Жаль только, корзинка маленькая. Днище видно.

— Тс-с! — вдруг зашипел Жора. Он пригнулся, словно ожидая удара, и огляделся по сторонам. Лицо у него вдруг сделалось испуганное-испуганное.

— Фто? — Рон так и застыл с пирожком в зубах. — Фто слуфилось?

— Никогда не произноси вслух этого слова! — тоже шепотом проговорила Тина. — У нас на него наложено табу.

Мерлиновы штаны... Рон невольно тоже пригнулся. И здесь табу. Как будто ему мало было Динского леса с его егерями...

— Почему на этом слове табу?— спросил Рон, спешно дожевывая то, что оказалось во рту. — Что в нем такого страшного?

— Потому, что оно находится везде, — пояснил Жора. — Ты думаешь, почему наша бабуля знает о нас все и даже больше? Потому что во всех предметах, которые нас окружают, прячется ОНО.

Тина интенсивно закивала, подтверждая сказанное.

— Тихо! — Жора поднес палец к губам и сторожко оглянулся. — И сейчас оно может наблюдать за нами. Например, из вон той бочки, что стоит в углу!

Рон повернул голову. Действительно, в углу двора стояла старая деревянная бочка. И у нее наверняка тоже было днище.

— Оно — везде, — зловеще проговорила Тина. — В той кружке, из которой ты пьешь...

Рон, который в этот момент как раз отхлебнул воды, чтобы запить застрявший в горле пирожок, поперхнулся и закашлялся.

Жора заботливо постучал его по спине и подхватил тем же зловещим тоном:

— Оно в тарелке, из которой ты ешь свой скудный ужин. В сундуке, который стоит в углу кухни. Оно есть у стола, за которым мы собираемся во время обеда...

Рон вдруг представил себе голос, доносящийся из-под стола, и его передернуло.

— У кровати, на которой ты спишь....

И Рон понял, что эту ночь он проведет на полу.

— В общем, мы все у него под колпаком! — подытожил Жора.

— Погодите-ка, — Рон потряс головой. — Не может такого быть. У стола нет никакого... ладно, я понял — этого самого, на букву Д. У него есть столешница. У кружки есть донышко, у тарелки — дно. Что вы мне тут сказки рассказываете!

— Для сказок у нас имеется специальное зеркало! — прогудело вдруг из корзинки. Рон шарахнулся в сторону так, что чуть не вывернул остатки пирожков на землю. — А у днища — совершенно иные функции. Оно наблюдает за порядком в данном сообществе, для чего в имеющуюся в наличии субкультуру и была введена определенная терминология, именуемая в молодежной и профессиональной среде просто сленгом. Вам предоставить дополнительные пояснения относительно данного выражения?

— Не надо! — в один голос произнесли все трое. Тина показала на пальцах, что пора уходить, Рон поставил корзину на камень, и они осторожно, на цыпочках двинулись прочь от овчарни.

— Далеко ли собрались? — ехидно поинтересовалась вдруг другая корзина, благополучно забытая Элоизой у входа в овчарню.

Беглецы разочарованно вздохнули и остановились.

— Жора, бросай все и мигом беги в лабораторию! — раздалось вдруг из бочки. — Там Ося снова в кислоту вляпался.

— Кто же на родственников такие ловушки ставит? — донесся издали приглушенный вопль. — Изверг бесчувственный!

— А нечего всяким родственникам у меня по шкафах с дистиллятами лазать! — огрызнулся Жора и, не попрощавшись, скрылся в стене.

— А еще он открутил трубку от кондиционера, — наябедничала корзина, — и пытался соорудить из нее змеевик.

— Жора уже ушел! — проинформировала Тина.

— Вот и молодец! А вы чего тут расселись? Работать, дети мои, идите работать! — корзина с остатками угощения закачалась, сползла с камня и и вперевалку направилась к дому. — Обеденный перерыв закончен. Всем встать к труду!

— Но... как же это? — Рон с тоской посмотрел на убегающие из-под носа пирожки.

— Ты не наелся? — удивилась Тина. — Прости, но больше у меня ничего нет.

— Да ладно... — Рон махнул рукой. Если честно, то он впервые за последние два дня наелся от пуза и просто хотел припрятать несколько штук на ужин: мало ли когда теперь придется нормально поесть.

— Спасибо тебе! — он протянул Тине руку. — И за пирожки, и за все остальное. Ты здесь единственный человек... вернее, не человек...

Он запутался и, смущенно тряхнув головой, продолжил: — В общем, единственная отнеслась ко мне по человечески.

— Не хочу тебя разочаровывать... — Тина тщательно разгладила подол рубашки. — Но я не совсем не такая как ты себе представляешь. Просто сейчас нам с тобой нечего делить. А вот когда мы с тобой встретимся где-нибудь в кабинетах аврората — не обессудь.

— Напугала... — усмехнулся Рон. — Я же тебе не кабинетная крыса, а будущая боевая единица. А нас в кабинеты даже на аркане не затащишь.

— Тогда, надеюсь, что, даже если мы с тобой и и встретимся, то разойдемся без увечий, — засмеялась Тина.

— Ой, только не говори при мне этого слова, — скривился Рон. — Тут у меня недавно одна специалистка по этим самым увечиям пробегала. Я ее чуть метлой не огрел, таких гадостей мне наплела.

— По чему, по чему специалистка? — заинтересовалась Тина.

— По увечиям. Вернее, по их увековечиваниям.

— А-а-а, — догадалась Тина. — Это, наверное, Элоиза была. Если по увековечиваниям увечий, тогда точно Элоиза. Она у нас известная поклонница прекрасного. Очень любит походить по музеям, потолкаться среди богемы. Причем в прямом смысле, — девушка фыркнула, видимо, припомнив что-то забавное.

Рон вопросительно поднял брови.

— Что, интересно? — лукаво прищурилась Тина.

Рон кивнул. Не то, чтобы ему была интересна жизнь какой-то богемы, но знать, чего можно ожидать от этой местной версии Беллатрикс Лестрейндж, не помешает.

— Тогда я позову Рину. — Тина поднялась с камня и отряхнула подол рубашки. — Она у нас ближе к искусству, и такие вещи рассказывает намного интереснее.

_____________________

1. Ирландский стаут — разновидность темного крепкого «жженого» пива.

2.Стихи Vye, идеи Tina Triksi

Повернувшись к огороду и приставив руку рупором ко рту, Тина позвала:

— Рина-а-а!

— Что-о-о? — донеслось ей в ответ.

— Иди сюда-а-а!

— Заче-е-ем?

— Презента-ацию провести!

— А те-ема?

Тина хихикнула.

— Взгляды Элоизы на иску-усство!

— Иду-у-у! — ответила Рина, взяла одну из стоящих у края огорода наполненных капустой корзин и направилась к овчарне.

— А я-а-а? — понесся ей вслед обиженный вопль.

— А ты уже сегодня вы-ыступила! — крикнула Тина.

— И ка-ак? Ему понра-авилось?

Тина подмигнула Рону и крикнула:

— Клиент до сих пор в шо-о-оке!

— Это хорошо-о-о! — удовлетворенно протянула Элоиза.

Рон только головой покрутил. Такая маленькая, а уже такая кровожадная.

— Позировать бу-удет? — снова донеслось с огорода.

— Не-е-ет! — взревел Рон так громко, что с крыши овчарни вспорхнула стайка испуганных воробьев.

— Жа-а-аль! — в голосе Элоизы прозвучало неприкрытое разочарование.

— Что, настойчиво приглашает позировать? — сочувственно поинтересовалась подошедшая в этот момент Рина.

Рон присмотрелся к ней повнимательнее, и почувствовал, что глупеет на глазах. Мешковатая рубашка смотрелась на девушке изысканным вечерним нарядом. Ковбойские сапоги сверкали, как хрустальные туфельки, нежный голос услаждал уши, словно медовуха пересохшее горло, а рассыпавшиеся по плечам длинные волосы сияли чистейшим золотом и благоухали чем-то невероятно притягательным.

Рон прикрыл глаза и блаженно замер. Ему больше не хотелось никуда бежать. Он был готов сейчас расстелиться ковриком у ног этой самой обворожительной в мире девушки, голыми руками задушить стадо громмамонтов и даже принести ей на блюде голову какого-нибудь местного Волдеморта, при условии, что ему укажут, где тот живет.

— Очнись, курсант! — острый локоток Тины больно врезался Рону под ребро. Рон дернулся и нелепо захлопал глазами, как человек, которого разбудили в самый разгар глубокого сна. — А ты... — Тина повернулась к подруге, — прекрати фокусничать, я тебя не за этим сюда позвала.

— Как скажешь... — Рина пожала плечами, и в этот же миг Рона резко выдернуло в реальность.

«Драккловы дракклы — мысленно выругался он, досадуя больше на самого себя, чем на пытавшуюся околдовать его девушку. — Снова на удочку попался. Зато теперь понятно, почему этот их Менелай не смог перед ней устоять. Тут, наверное, даже сам железобетонный Снейп не устоял бы. Ну и как я теперь буду жениться, после такого-то удара по восприятию?»

— Рина, это Рон! Рон, это Рина, — с профессионально широкой улыбкой произнесла Тина. — Разговаривайте, дети мои, а мне пора на кухню. Напоминаю: тема разговора — Элоиза и ее художественные пристрастия.

— Ах да, Элоиза... — Рина сгрузила уходящей Тине корзину с капустой и изящно присела на освободившийся валун. — Занесло однажды нашу Элоизу в Лувр. Слышал о таком?

— Умгу, — неопределенно бурнул Рон, все еще пребывая в расстроенных чувствах.

— Ну-да, ну-да, — Рина скептически глянула на него, но развивать тему не стала. — Так вот, есть в этом Лувре одна картина. Небольшая — примерно вот такая, — девушка обрисовала руками прямоугольник размером с зеркало, висевшее в комнатушке, где поселили Рона.— Потемневшая, потрескавшаяся. Портрет одной женщины, не особо юной, при этом довольно упитанной и без бровей. Для тебя — ничего интересного.

Рон согласно кивнул. И в самом деле, ничего особо привлекательного.

— А без бровей почему? — спросил он. — Вылезли после болезни или сбрил кто?

— Сейчас расскажу, — улыбнулась Рина. — Не перебивай.

Рон молча кивнул.

— Так вот. Вокруг этой картины всегда вились разные слухи — мол, на картине изображена не жена заказчика, как значится в описях, а то ли сам художник в женском обличии, то ли его мать, то ли любовник, то ли любовница. А некоторые вообще ухитрялись разглядеть в ее лице мужскую спину со всеми прилегающими снизу округлостями.

— Это как же? — не выдержал Рон, силясь совместить в своем воображении лицо и место, на котором сидят.

— Да вот так же, — засмеялась Рина. — И это, кстати, еще не самые дикие версии. Сразу скажу, что большинство из них придумала Элоиза.

— А... — разочарованно протянул Рон. — Ну, если Элоиза, то тогда мне все ясно.

— Но больше всего споров у всяких там искусствоведов вызвала ее странная улыбка. Каждый видел в ней что-то свое: одни — презрение, другие — нежность, третьи — издевательство.

— А на самом деле? — спросил Рон и прищурился. — Ее хоть не с Элоизы рисовали? Я бы тогда точно знал, что эта улыбка означает.

Рина расхохоталась.

— Ну ты и шутник. Нет, ее не с Элоизы рисовали, хотя она и там отметиться успела. Этот художник очень любил экспериментировать с красками, добиваясь неожиданных эффектов. Вот Элоиза и помогла ему немножко. Если коротко — то на момент передачи портрета заказчику все брови и ресницы были на месте. Дальше продолжать?

— Не надо, — выдавил из себя Рон, раздираемый одновременно жалостью и желанием рассмеяться. Он представил себе, как заказчик, собрав в гостиной всех домочадцев, торжественно снимает с картины покрывало и застывает в ожидании восторженной реакции. Хорошо еще, если чужих в доме не было, или каких-нибудь почетных гостей. А уж как радовалась, наверное, тетка, с которой этот самый портрет рисовали...

— Тогда слушай, что было дальше... В общем, повесили эту картину в Лувре. И чем-то она Элоизе так приглянулась, что наша сестренка возле нее дневала и ночевала, никак налюбоваться не могла. То ближе подойдет, то дальше отодвинется. То при утреннем освещении ею любуется, то при вечернем. А по залу все время экскурсанты расхаживают. Туда-сюда, туда-сюда. По две тысячи человек ежедневно, можешь себе представить?

Рон кивнул.

— И все они останавливаются у этой картины и пытаются на ней что-нибудь разглядеть. В общем, Элоиза не выдержала и начала потихоньку чудить. Одному туману в глаза напустит, другого нечаянно подтолкнет, третьему подножку поставит. А однажды ухитрилась целого писателя уронить. Ох и скандал же был... Он, когда очнулся, сказал, что это его так искусство по тонко чувствующей натуре ударило. А психологи сразу же за это ухватились, и всем, кто в дальнейшем нашей Элоизе под руку попадался, приписывали синдром этого самого писателя, то есть, повышенную восприимчивость. Видел бы ты, сколько народу после этого специально возле картины в притворные обмороки падали...

Рон затрясся в приступе беззвучного смеха.

— И все-е ты врё-о-о-шь, — донеслось с огорода. — И все было совсем не та-а-ак!

— Конечно не так, — согласно кивнул неслышно подошедший кот. — И не в Лувре Элоиза этого писателя уронила, а во Флоренции, и не сразу на портрете брови исчезли, а через несколько десятилетий.

— А улыбка? — невинно округлила глаза Рина. — Скажешь, Элоиза и здесь ни при чем?

— Ни при чё-е-ом, — снова донеслось с огорода. — Тот орех она подобрала сама-а-а.

— Какой орех? — не понял Рон.

— Обычный грецкий орех, — пояснил кот. — Никто этой Лизе передние зубы не выбивал. Она сама выбрала на блюде орех и, поленившись взять молоток, попыталась его разгрызть, за что и поплатилась. А сам понимаешь, в те далекие времена сломанные зубы лечили только одним способом: молоточком тюк — и болеть больше нечему.

В этот момент в домке раздался взрыв, из окна кухни повалил черный дым, и что-то внутри оглушительно затрещало.

— Горит! — воскликнул Рон и, схватив ведро, высыпал мусор на землю, чтобы рвануться к колодцу за водой. Но Рина вовремя поймала его за полу рубашки.

— Сядь, — сказала она, — это не пожар, это у Тины в духовке гремучая кукуруза на десерт запекается.

— А дым? — Рон кивнул на окно кухни, откуда до сих пор дымило, словно из жерла вулкана.

— Так по рецепту полагается, — пояснила Рина. — А вот если дым станет зеленым и кукуруза засвистит — тогда и начнем паниковать. Но, надеюсь, Тина не станет дожидаться, пока кухня и в самом деле взлетит на воздух. Пойду-ка я ей помогу.

Она поднялась с камня и помахала Рону рукой.

— Увидимся на ужине!

— Пока! — Рон тоже взмахнул рукой и улыбнулся. Вот и еще один нормальный человек в этой полоумной компании. Когда не пытается его насильно очаровать, конечно же.

В этот момент на крыльцо вышла Тина с большой миской в руках. Рина что-то сказала, обе девушки весело рассмеялись и Рон невольно подался вперед, словно пытаясь услышать, о чем они сейчас говорят.

— Я бы на вашем месте не стал этого делать, — промурлыкал кот, тоже глядя на девушек. — Если жизнь и рассудок дороги вам — держитесь как можно дальше от женских разговоров и тайн. А уж если вас застукают за подслушиванием — то я за вашу жизнь не дам и ломаного медяка.

— Это еще почему? — не поверил Рон. — Заболтают до полусмерти или просто побьют ногами?

— Женщины такие загадочные существа... — задумчиво произнес кот, наблюдая, как Тина выплескивает из миски воду и обе девушки заходят в дом. — К тому же, Рональд, народная мудрость не зря гласит, что тот, кто подслушивает, может услышать о себе очень много нелестного.

— А я бы все равно рискнул, — сказал Рон. — Пусть даже они гадостей обо мне каких-нибудь наговорят. Предупрежден — значит, вооружен, не так ли?

— Логично, — мурлыкнул кот. Подняв с земли кружку, он поднес ее к морде и постучал снизу по дну когтем.

— Раз, раз! — проговорил он прямо в кружку. — Дайте мне кухню, пожалуйста.

В кружке зашипело, затрещало, и вдруг из нее донесся незнакомый женский голос.

— Вот когда он заусивает усы и шубастится — я его просто обожаю, — произнесла невидимая женщина. — Но когда он начинает козлиться — мне сразу хочется ему гуталином хвост наперчить.

Кот поспешно перевернул кружку и снова постучал по ней.

— Нашу кухню, я имею в виду! — рявкнул он.

В кружке снова затрещало, и до Рона донеслись перестук ножей и звяканье посуды.

— Посмотри, какую я себе новую тушь отхватила, — заговорила Тина, — просто потрясающая. Радикальный черный цвет.

— А я обожаю их розово-зеленую. Для дневного макияжа она просто идеальна, — ответила Рина, и Рон чуть не потерял отпавшую челюсть. Это как же может быть: верхние ресницы надо красить розовым, а нижние — зеленым, что ли?

— Недавно перебирала гардероб и обнаружила в шкафу сто тридцать восемь палантинов, — сказала Рина. — Теперь понятия не имею, что с ними делать. Ну вот зачем мне столько?

Палантины... Рон наморщил лоб. Насколько он помнил из курса профессора Биннса, палантинами назывались верные рыцари короля Артура, воспитанника великого Мерлина. (1) Но их было не так уж много — дюжина или две. Откуда сто тридцать восемь? И что они могут делать в шкафу у приличной девушки? И, главное, как они все могут там поместиться?

— Элоизе отдай, — посоветовала Тина, — она из них гламурные подстилки для своего питомца устроит. Он у нее с особо изысканным вкусом, что попало не грызет.

«Элоизе?» — Рон даже рот открыл. Использовать рыцарей в качестве подстилки для питомца с изысканным вкусом?

Он быстро зажмурился и помотал головой, разгоняя полезшие в голову непотребные мысли.

— А почему сразу питомцу? — обиделась Рина. — У меня палантины самые качественные, Элизе и самой не грех будет с такими на людях показаться. Знаешь, как они хорошо с вечерним платьем смотрятся? А греют как?

Рон вспомнил кровожадный блеск в глазах Элоизы, и от всей души посочувствовал несчастным палантинам.

— Элоиза их все равно сразу порвет или изрежет в порыве вдохновения, — фыркнула Тина. — Она еще маленькая и не умеет ценить подобные вещи.

— Не беда! — не сдавалась Рина. — У меня есть красивое иллюстрированное издание «50 красивых узлов для палантина». И памятки по уходу тоже сохранились. Любую девушку можно научить бережному обращению со своими вещами, было бы только желание. В крайнем случае, я ее сама проинструктирую.

Рон аж побледнел, представив себе Элоизу с ножом и веревкой в руках, а рядом — Рину, заботливо приговаривающую: «Осторожней, Элоиза, не так сильно! Ты ему так сухожилие перережешь! И веревку возьми другую, эта слишком стягивается при высыхании». О значении же слова «порвать» ему думать и вовсе не хотелось...

— Желаете послушать еще что-нибудь? — прервал его размышления кот, — или на этом закончим?

Рон помотал головой, а потом отчаянно закивал, не в силах выразить словами обуревающие его чувства. Слушать подобные разговоры было не в силах даже для будущего аврора, закаленного двумя неделями практики в анатомическом театре. Да еще от кого? От таких очаровательных и совсем безобидных на вид девушек.

— И что скажете? — мурлыкнул кот, наслаждаясь произведенным впечатлением.

— Лучше пускай меня забьют ногами, — искренне признался Рон и поспешно схватился за метлу. От него никак не желало уходить видение Гермионы с правым глазом, накрашенным в зеленый цвет, а левым — в розовый, и узенького шифоньера в ее маленькой съемной квартирке, из которого один за другим выползают связанные ободранные палантины...

_____________________________________________

1. Рон по своему невежеству путает два созвучных понятия. Палантин — это широкий нарядный шарф, который женщины набрасывают на плечи. Паладин (лат. palatinus — рыцарь чести) — рыцарь, беззаветно преданный определенной идее или определенному человеку. Все рыцари Круглого Стола тоже назывались паладинами.

Разочаровавшись в женщинах, Рон принялся усердно наводить порядок в доверенном ему помещении. Мало-помалу мусор собирался в кучки, кучки пересыпались в ведро и выносились на гору всякого хлама в дальнем углу двора.

Время шло. Вот уже и половина курятника приведена в порядок. Вот уже и на две трети приятно поглядеть. А вот уже и весь курятник выметен дочиста. Рон окинул его хозяйским взглядом и довольно усмехнулся. Даже залети сюда самая скандальная гарпия с характером тетушки Мюриэль, все равно бы не нашла, к чему придраться: работа была выполнена качественно и в срок. Так что теперь Рон Уизли с чистой совестью мог выйти на вечернее солнышко, хорошенько отмыться у колодца и, растянувшись на травке под старым дубом, смотреть на бегущие облака и грызть невесть откуда взявшиеся в курятнике окаменевшие галеты.

За время уборки Рон снова успел проголодаться. Интенсивный физический труд на свежем воздухе всегда приводил его желудок в состояние боевой готовности, а пирожки, судя по всему, ему сегодня больше не светили. Поэтому, обнаружив на полке у двери, где стоял фонарь и лежали заплесневелые спички, запылившуюся пачку галет, Рон обрадовался ей, как родной. Рядом с галетами лежал еще и мешочек с орехами, но покуситься на него Рон не решился — мало ли с какого дерева сорваны эти орешки. Вот так раскусишь один — и превратишься в пушистую белку, будешь день-деньской сидеть в дупле и орехи щелкать. А галеты были самые обычные, маггловские, от «Хантли и Палмерс» (1), так что Рон, внимательно осмотрев, признал их условно пригодными для употребления, а, значит, вполне съедобными.

Когда-то, давным-давно, трое друзей сидели в палатке под проливным дождем и зябко жались друг к другу, поочередно грея руки над синим огоньком в стеклянной банке. Гермиона доставала из рюкзака пачку заплесневевших галет, найденных на одной из заброшенных ферм, вынимала из хрустящей упаковки три коричневых пластинки, похожих на аккуратно нарезанные кусочки картонной упаковки, и бережно прятала похудевшую пачку назад в рюкзак. Пока Рон и Гарри пытались размочить в воде свою долю, Гермиона рассказывала, что в давние времена моряки называли галеты морским хлебом, корабельным печеньем или мичманскими орехами. Во время американской войны Севера и Юга армейские повара часто клали в котел с горохом или фасолью немного бекона, маринованной говядины, прессованных овощей и обязательно — мешок накрошенных галет. Но есть такое блюдо было практически невозможно, и солдаты, как правило, разбивали свою порцию камнем или прикладом винтовки, а затем размачивали в воде или просто держали во рту, ожидая, пока эта адская смесь размокнет. Потому у солдат галеты носили более прозаические названия: "печенье из железного листа", "зубная боль", или "замок червей": жукам-долгоносикам, в отличие от солдат, армейские галеты пришлись более чем по вкусу.

В найденных Роном галетах долгоносиков, слава Мерлину, не обнаружилось, но на этом их достоинства и исчерпались. Однако Рон упрямо грыз каменные прямоугольники, запивал их колодезной водой и строил гениальные планы побега из этого заколдованного места.

Планы упорно не желали строиться. Наверное, мыслительному процессу гениального стратега отчаянно мешали доносящиеся из дома веселые голоса и издевательский запах печеного теста, разносящийся по всему двору с навязчивостью одуревшей от весеннего разноцветия пчелы.

— Руни, а ты любишь лимерики? — вдруг послышалось над головой Рона. Тот от неожиданности подскочил, выронив из рук галету, но, увидев, кто к нему пожаловал на этот раз, снова улегся на траву.

— Не знаю, не пробовал, — пробурчал Рон. Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что вот этот паренек в очках и обычных маггловских кроссовках и есть их неуправляемый хогвартский полтергейст. — А что?

Жора по-турецки умостился на ивовой ветке и, размахивая дудочкой, продекламировал:

Жил-был мальчик по имени Рон.

Он был просто безумно влюблен

В мясо, соус, картошку, в макароны немножко,

И, конечно же, в крепкий бульон. (2)

— А, ты об этом... — у Рона моментально пропал аппетит. Его снова бросило в жар, как и в тот момент, когда Тина объяснила, почему он с такой жадностью набрасывался на пищу, и он снова расстроился. Но не из-за насмешки над своим обжорством, нет — вкусно поесть любят многие, а вот спокойно воспринимать подшучивания над своими недостатками он, похоже, не научится никогда. Это только Тонкс умела первой посмеяться над своей неуклюжестью.

Молодой метаморф Нимфадора -

Идеальный образчик аврора.

С колдовством или без

Разнесет дом и лес

Ловкий быстрый боец Нимфадора.

Так, кажется, распевала она, собирая с пола осколки очередной свалившейся со стола чашки...

— Да, лимерики — это вам не примитивные новоделки! — важно заявил Жора. — Это древнейшее и ценнейшее наследие нашей цивилизации. Они использовались в величайших битвах наравне с боевым оружием. И я горжусь, что мои лимерики тоже внесли свой вклад в историю борьбы свободного народа с поработителями:

У могучего Темного Лорда

С воскрешения страшная морда.

Ей он магов страшит,

И ни кто не спешит

Встать под знамя того Волдеморта! — пафосно продекламировал он.

— Это вообще-то Ли Джордан сочинил, — возмутился Рон. — Что же ты, поганец, чужие стихи воруешь?

— Уизли, ты что, с ума сошел? — Жора постучал дудочкой по лбу. — Какой Ли Джордан? Это же лимерики, а не госпел. Мы на пару с Шеймусом его сочинили, а Ли только озвучил в «Поттеровском дозоре».

Рон озадаченно умолк. Он привык, что Ли Джордан обычно озвучивает собственные мысли, вот и не подумал, что лимерики о Волдеморте мог сочинить кто-нибудь еще. А Шеймус, оказывается, еще и поэт...

— Все, Уизли, я на тебя обиделся! — Жора сложил руки на груди и демонстративно нахмурился. — Не умеешь ты ценить настоящую поэзию. Может, хоть твои дети ее оценят? Или племянники? Сколько там вашей Мари-Виктуар до Хогвартса осталось?

Рон прошипел сквозь зубы что-то нечленораздельное. О мстительном характере Пивза и его злопамятности в Хоге не знали разве что мыши. И если Рон сейчас же его не умаслит, то малютке Вик в свой первый год в школе придется ой как несладко...

— Галету будешь? — брякнул Рон первое, что пришло в голову, и протянул Жоре раскрытую пачку.

— Давай...

Жора отобрал у Рона всю пачку, вытащил галету и бодро ею захрустел. — Ничего так ископаемое, в качестве перекуса сойдет.

Он стряхнул крошки Рону на голову и заявил:

— Ладно, Уизли, я сегодня добрый. Предлагаю договор: ты выслушиваешь три моих лучших лимерика, от души расхваливаешь их, и после этого я тебя прощаю. Идет?

Рон призадумался. Если судить по передачам «Поттеровского дозора», лимерики у Пивза, действительно, были хороши. В стихотворном плане, разумеется. Что же касается их содержания, то для него у Рона других слов, кроме неприличных, не находилось.

— Я похвалю твои лимерики, если они не будут оскорблять мою семью и друзей, — выдвинул Рон встречное условие. — Годится?

— Годится! — легко согласился Жора. Он спрыгнул с дерева, оглянулся вокруг, выбрал местечко поживописнее, встал в позу Локонса и завел:

На штанах у курсанта Уизли

Сзади дырочку мыши прогрызли.

И домой бедный Ронни

Мчит, как загнанный пони,

Чтоб зашила их миссис Уизли.

Услышав первую строчку, Рон было напрягся, но затем расслабился. Ну и что, что он до сих пор иголку с ниткой в руках держать не умеет? Не мужское это дело — штаны зашивать. Для этого хозяйственные заклинания есть. До появления в Норе заплатка прекрасно держится, нечего и заморачиваться со всяким шитьем.

— Ну как, понравилось? — поинтересовался Жора.

— Очень! — проникновенно произнес Рон, прижимая руки к сердцу. Подобным образом мать всегда благодарила тетку Мюриэль, когда та спрашивала, понравились ли Джинни ее столетние обноски.

На самом деле все подаренные теткой шали и пледы мать бережно распускала, а затем вязала из них свитера и носки, благо что шерсть на них всегда была самого высшего качества. А из чепчиков и остатков ниток Джинни плела шикарные раколовки. Но тетке, конечно же, знать об этом не полагалось. Вот и Жора без подробностей вполне обойдется.

— Все очень складно, — изобразил литературного критика Рон и, подумав, добавил: — И в рифму.

— Слабенько, конечно, — скривился Жора, — но что можно взять с человека, который никогда не слышал ни о Геро, ни о Колридже. (3) Ладно, слушай дальше!

Раз девица по имени Лавгуд

Переела чудеснейших ягод,

И с тех пор кизляки,

Нарглы и хомяки

Постоянно преследуют Лавгуд.

— Э, нет! — подскочил Рон. — Это я хвалить не буду.

— Почему? — искренне удивился Жора. — Тебе не нравится рифма «кизляки-хомяки» или не устраивает созвучие «Лавгуд — ягод»? Так это классическая бедная женская рифма с использованием ассонанса. Что тебе в ней не так?

— Мы договаривались, что ты не будешь оскорблять моих друзей! — твердо сказал Рон. — А Луна Лавгуд — мой друг.

— Нет, Уизли, — хохотнул Жора и вгрызся в галету. — Твои друзья — это Поттер, Томас, Джордан и прочие господа мужского пола. А вот Луна Лавгуд — это подруга, а не друг. А о подругах в нашем соглашении не было ни слова, галета свидетель! — Он для убедительности тряхнул пачкой. — Так что, или хвали, или я начинаю подбирать рифму к имени Виктуар. Как тебе нравится изысканное словечко «пеньюар»? Или, лучше, «будуар»? Есть, конечно же, еще такие приятные мужскому сердцу слова как бар, омар, портсигар и перегар, но, думаю, до таких крайностей у нас с тобой дело не дойдет.

— Мне понравилось! — сцепив зубы до хруста, прошипел Рон. Сам виноват — не стоило ему связываться с Пивзом. Знал же, что какую-нибудь подлянку тот да подкинет. Но ради спокойствия малышки Вик он должен молчать. Что он, не сможет перетерпеть какие-то там пять строчек?

Жора скривил губы.

— Слабовато... — манерно протянул он. — Рональд, ты знаешь, что для автора фидбэк, то есть, отклики на его выстраданные произведения — это как... как лимонные дольки для вашего покойного директора. Жить без них можно, но вместе с ними всё же веселее. (4)

— Мне очень понравилось! — Рон сделал ударение на слове «очень». Ничего более подходящего ему в голову не пришло.

Жора покачал головой.

— Руни-Руни... Сразу видно, что ты не поэт. Будь ты поэтом, понял бы, что читательские отклики — это топливо для последующего творчества, нектар небесный, душу поэта услаждающий. Это живительная вода с органическим удобрением для цветка поэзии...

Он зло прищурился и прошипел:

— Это, мать вашу, как минимум уважение к автору, который не спит ночами, пытаясь натянуть вдохновение на анатомию стихотворной фразы.

— Я безумно впечатлен! — так же, сквозь зубы, проговорил Рон. Хвалить лимерики Пивза оказалось не легче, чем жевать сухую галету. Но деваться было некуда. — И эти твои... бедные рифмы, они совсем не бедные, а очень даже богатые. Этими... — он поднапрягся и выдал: — Эпитетами и риторическими восклицаниями.

Рон понятия не имел, богаты ли эпитетами и риторическими восклицаниями лимерики Пивза, но это были единственные подходящие к случаю слова, которые он смог вытащить из памяти. Гермиона не раз упоминала эти термины, разбирая старые свитки с выступлениями членов Визенгамота. Правда, говорила она о них в несколько ином ключе, типа: «Одни эпитеты и риторические восклицания, Мерлина вам в печенку! И хотя бы один конкретный факт где-нибудь упомянули, сволочи козлобородые!»

Да, не один Рональд Уизли после войны страдал избыточным красноречием. И Гарри, и Гермиона, и даже Джинни время от времени тоже позволяли себе употребить то или иное нелитературное выражение. Но почему-то лишь одному Рону Уизли посчастливилось оказаться в мире собственных словесных изощрений.

Хотя, страшно подумать, где могли оказаться Дин или Гарри с их маггловскими выражениями. Впервые услышав, как Дин ругается медвежьими ногами, выросшими из того места, откуда берутся дети, Рон не знал, восхищаться ему или ужасаться. Даже ему, с его привычкой сквернословить, такие обороты были недоступны.(5) Подобная трансфигурация в магическом мире, наверное, не снилась даже самому извращенному маньяку. Да он сам на Лаванду три дня после этого смотреть нормально не мог...

— М-да... — Жора окинул его скептическим взглядом.— Не Хэззлитт, что ни говори.(6) Но, впрочем, что я хочу от человека, который ни разу в жизни не был на уроке литературы и понятия не имеет, что фалеков гендекасиллаб есть сложный пятистопный метр, состоящий из четырёх хореев и одного дактиля, занимающего второе место. Ты вообще в курсе, что античная метрика требовала в фалековом гендекасиллабе большой постоянной цезуры после арсиса третьей стопы? Нет? Вот и молчи тогда, невежда, и внимай настоящему шедевру классической английской поэзии!

Он пакостно усмехнулся и Рон напрягся, предчувствуя недоброе. Откуда-то изнутри начало подниматься стойкое убеждение, что этот самый шедевр ему очень и очень не понравится.

— Гриффиндорке какой-то там Грейнджер... — нараспев произнес Пивз и умолк, испытывающе глядя на Рона.

«Не дождешься!» — сцепив зубы, мысленно ответил Рон.

— Стало скучно однажды под вечер... — донельзя похабно добавил Пивз. И гаденько улыбнулся.

Рон коротко замахнулся и ударил, целясь в издевательски поблескивающие очки. Однако рука его прошла сквозь Пивза, как сквозь воздух, и с размаху врезалась в крошащуюся каменную кладку.

Рон взвыл от резкой боли, пронизавшей руку, а бессовестный дух, как ни в чем не бывало, материализовался у него за спиной, кошкой вскочил ему на плечи, а затем, с силой оттолкнувшись, прыгнул прямо на крышу овчарни и, ловко балансируя на самом краю, завопил во все горло:

— Оборотки глотнула,

Превратилась в манула,

И теперь очень весело Грейнджер.

— Ах ты ж, дракклово племя... — не помня себя от злости, Рон схватил с земли первый попавшийся под руку камень и запулил его в кривляющегося на крыше Жору. Вот теперь он был точно уверен, что это Пивз: жорины приплясывания и ужимки один в один повторяли знакомые с детства повадки хогвартского полтергейста.

— Я тебе сейчас за манула копыта поотбиваю! — донеслось из открытого кухонного окна. — Тоже мне, Эдвард Лир (7) доморощенный!

— Я — не манул! — проорал Пивз и ловко уклонился от брошенного Роном камня. — Манул — не я!

Рон подобрал с земли еще один камень.

— Ну что, Уизли, видать, достойного ценителя поэзии из тебя не получится! — Пивз выбил на краю крыши звонкую чечетку. — Иди, пожалуй, дворничай дальше! А я, посижу здесь, на солнышке погреюсь, да рифму, которая поскладнее будет, подберу. Имя Виктуар — очень оригинальное, и рифма к нему должна быть соответствующей. Например, писсуар. Как тебе?

Рон зарычал. Глаза его заволокло алой дымкой и он, не помня себя, подхватил с земли тяжеленный валун, на котором недавно сидела Тина, и с ревом запустил его в кривляющегося Пивза. Сзади кто-то вскрикнул, Рона плотно обхватили за плечи, а над ухом раздался надрывный женский вопль:

— Жора-а-а!

— Ну чего вам снова неймется? — из стены высунулась знакомая кудрявая голова. — Чего кричишь? У меня там хемотронный датчик по ниточкам (8) разобран, а под дверью Ося ошивается.

Рон опустил руки и ошалело смотрел на двух абсолютно одинаковых Жор: одного — приплясывающего на краю крыши, и другого — в белом халате, до половины высунувшегося из стены.

— Это как? — тупо переводя взгляд с одного на другого, спросил Рон.

— Что «как»? — переспросил Жора. — Как датчик разобран или как Ося ошивается?

Джулия, — а это именно она придерживала сейчас Рона за плечи, молча указала Жоре пальцем на крышу.

Жора полностью вылез из стены, подошел к Рону и тоже задрал голову вверх.

— Тэкс, — сказал он и вытащил из кармана какую-то короткую сплюснутую трубочку, похожую на свисток. — С вами все ясно, дамы и господа.

Он поднес трубку ко рту и подул в нее.

— Курлык-курлык, — сказала трубочка. Жора на крыше перестал приплясывать и посмотрел вниз.

Жора, стоящий внизу, снова дунул в трубку.

— Бяк-бяк-бяк, — донеслось из трубочки. — Бяк-бяк-бяк.

Жора, стоящий на крыше, вдруг мечтательно улыбнулся и начал преображаться. Исчезли очки, кудрявая шевелюра распрямилась и позеленела, а за спиной выросли и затрепетали ажурные крылья.

— Душой я бабочка! — нагло ухмыляясь, заявил «младшенький», — а это, как теперь дошло и до Рона, был именно он. — И мне летать охота. И пирожков.

Он взмахнул крыльями и вспорхнул с крыши. В воздухе мелькнули острые копытца. На голову Рона один за другим свалились тяжелые маггловские кроссовки.

Настоящий Жора погрозил улетающему в сторону дома братцу кулаком, спрятал трубку и снова растворился в стене.

У овчарни остались только Рон и так вовремя подоспевшая Джулия.

— Значит, это был не Жора, — выдавил из себя Рон, до глубины души уязвленный тем, что его снова провели, как первокурсника.

— Нет, — покачала головой Джулия. — Это был наш младшенький. Его, кстати, Фавном зовут. Нам с тобой еще повезло, что он повелся на Жорин манок и не сыграл нам на своей дудочке что-нибудь паническое. Мы бы сейчас с тобой не стояли тут и не разговаривали, а сидели бы на верхушке дерева, трясясь от страха, или, сломя голову, бежали куда-нибудь подальше по чертополоху. Паника — это страшная сила, сам знаешь.

Рон только буркнул что-то нечленораздельное, но вслух ничего не сказал. Он не понаслышке знал, что такое паника, но зайцем по чертополоху скакать вовсе не собирался. Он Герой войны, как-никак, а не нежная фиалка.

Все еще ворча себе под нос, Рон отправился к овчарне и начал собирать свой инструмент, чтобы отнести его обратно в сарай.

— Ой, моя любимая метелка... — девушка взяла прислоненную к стене метлу и, перевернув ее, провела пальцем по оперению. — Сколько лет прошло, а она все еще как новенькая. Сколько же мы с тобой налетали вместе...

Рон, услышав это, моментально воспрянул духом.

— Как? — выдохнул он, — Значит, на ней, все-таки, можно летать?

— Конечно же, можно! — пожала плечиками Джулия. — Это же метла. Тем более, сделанная из птичьего пера.

— И... И я тоже смогу на ней полететь?

Джулия критически окинула его взглядом.

— В принципе, ноги у тебя длинные, — проговорила она. — Должно получиться.

— И что мне делать? — требовательно спросил Рон. — Я уже пробовал на ней взлететь, и у меня не получилось. Что надо сделать, чтобы она меня послушалась?

— Да ничего особенного. — Джулия вручила Рону метлу и отошла на несколько шагов.

— Слушай сюда! — уперев руки в бока, скомандовала она. — Садишься, значит, на метлу.

Рон поспешно оседлал свою метелку.

— Берешь разгон...

Рон набрал побольше воздуха и качнулся вперед, готовый к взлету.

— Делаешь несколько шагов...

Рон, не удержав равновесия, немного пробежался вперед.

— И громко-громко кричишь: «Ко-ко-ко!»

Рон от неожиданности споткнулся, запутался в ногах и свалился на землю. Не веря своим ушам, он поднял голову и посмотрел на Джулию. Та стояла в нескольких шагах от него и заливалась обидным смехом.

— Ты... — прошипел Рон, не находя подходящих слов. — Ты... кошка облезлая...

— Ко-о... — смеялась девушка. — Ко-ко-ко...

Рон, не помня себя, подскочил на ноги и бросился на обидчицу, занеся метлу для удара.

Но Джулии на месте уже не было. Только на вершине дуба затрещали ветки, и на подбежавшего к дереву Рона обрушился дождь прошлогодних листьев.

— Ко-о-о... — донеслось с раскачивающейся макушки.

Рон с разбега подпрыгнул, ухватился за нижние ветки и, подтянувшись, одним ловким движением оказался на дереве.

— Ко-о-о... — снова издевательски произнесла Джулия и захохотала.

Рон только заскрежетал зубами. Наверное, за сегодня он их уже до половины сточил, если не на три четверти.

Один, второй, третий ярус... Ветки под ногами трещали и опасно прогибались, но Рон этого не замечал. Он стремился вверх и только вверх, охваченный жаждой мести и неистовым желанием поймать коварную девчонку и оторвать ей хвост, уши и все остальное, до чего только дотянется.

Вот уже и верхушка кроны недалеко. Вот уже среди ветвей мелькнули подошвы мягких домашних шлепанцев с помпонами. Вот прошелестел и растворился в пожухлой листве очередной издевательский смешок. И вот Рон уже совсем рядом со своей жертвой. В отчаянном рывке он протягивает руку, чтобы схватить подлую обманщицу за тонкую лодыжку, но ловит только воздух. Одно мгновение — и вместо тонкой девичьей фигурки на тонкой ветке в нескольких ярдах оказывается юркий зубастый зверек. И, пока Рон оторопело хватался за ветку, чтобы не свалиться после своего неудавшегося броска, мохнатая драккла шустро скользнула по стволу вниз, напоследок мазнув Рона по щеке кончиком длинного пушистого хвоста.

— Ну, ничего-ничего, — хмуро пообещал Рон и, обняв качнувшийся от неожиданного порыва ветра дубовый ствол, погрозил кулаком вслед беглянке. — Мы еще посмотрим, кто кого.

_______________________________________________________

1. Речь идёт о популярных галетах Thin Captain's Biscuits, которые выпускались

английской фирмой "Хантли и Палмер" (Huntley and Palmer) до 1939 года

2. Лимерики авторства Мышиллы и Олега Воли.

3. Джон Геро и Семюэл Колридж — известные английские литературные критики.

4. Рассуждения о фидбэке — DarkFace и Tina Triksi.

5. Cunt with bear legs — самое непристойное английское выражение.

6. Уильям Хэзлитт — популяризатор творчества Шекспира. Его стиль отличают энергия, энтузиазм, ясность изложения при взволнованности тона.

7. Эдвард Лир — английский художник и поэт, один из основоположников «поэзии бессмыслицы», автор многочисленных лимериков.

8. Хемотронный датчик, иначе «химический сторож» — прибор, созданный на стыке электроники и химии.

На кухню хмурый и усталый Рон явился, когда все уже поели и разошлись. Зато на ужин ему досталась целая миска горячего супа. Настоящего супа, человеческого, без всяких там капуст и поганок, зато с картошкой, рисом и расплавленным сыром. Кусочек сочного куриного мяса гордо возвышался над желтыми островками жира, как Азкабан над бушующими волнами Северного моря.

При виде такого богатства Рон мигом воспрял духом. Облизываясь и предвкушая настоящее пиршество, он осторожно вынул миску с супом из шкафа, поставил на стол, тщательно вымыл ложку, уселся за стол и тут вспомнил, что совсем забыл о хлебе. Памятуя о том, что по столу только недавно барабанили когти и хлопали мохнатые ладошки дракклов, Рон не решился положить ложку на скатерть. Опустить ее в суп он тоже не рискнул — миска глубокая, ручка короткая... лови потом ложку в супе, как дурак. Поэтому он после короткого раздумья пристроил ложку на край тарелки, оперев ручкой на стол.

Тетка Мюриэль всегда жутко ругалась, видя такое, по ее мнению, безобразие.

— Дорогая Молли! — громогласно возвещала она, вперив гневный взгляд в попирателей вековых устоев, то бишь, в Уизли-младших. — Твои дети абсолютно не знакомы с правилами этикета! Почему ты до сих пор не объяснила им, что хороший тон не позволяет оставлять ложку так, чтобы она опиралась ручкой на стол, а другим концом на тарелку? Да и вековая мудрость гласит, что по этой ложке, как по мосту, в тарелку могут пробраться невидимые нам существа. Те же дракклы, например!

Рон что тогда посмеялся над теткиными словами, что сейчас не удержался от улыбки. Знала бы тетка, какие эти дракклы на самом деле... Они не станут пробираться в твою тарелку, они попросту встанут между ней и твоим голодным ртом, который не соизволил пожелать сотрапезникам приятного аппетита. Тоже мне, блюстители морали нашлись...

Порывшись в шкафу и обнаружив, кроме блюдца с кусочком подгорелого хлеба, еще и тарелку с жареными рыбешками, нагруженный добычей Рон обернулся к столу и замер. На белой скатерти вокруг его выстраданного ужина восседали четверо бабкиных внучков. Только они были почему-то маленькие, словно мыши, и зеленые, как листья скунсовой капусты.

— А ну кыш! — рявкнул Рон, непроизвольно дернув руками. Жирные рыбешки соскользнули с плоского блюдца и укатились под стол. Двое внучков тут же последовали за ними и учинили грызню, не в состоянии, видимо, решить простую арифметическую задачку и поделить три рыбешки на двоих. Двое остальных запищали и ловко, как акробаты, один за другим, взбежали по ложке и с восторженным визгом плюхнулись в миску, скрывшись там с головой. Рон остолбенело стоял и смотрел на свой оскверненный ужин, а зеленые наглецы плескались в его наваристом курином супе, словно дети в жаркий день в прохладной речке.

Впрочем, почти сразу ни сыра, ни мяса в миске не осталось, а еще через миг миска и вовсе опустела. Опоздавшим рыбоедам осталось только облизать спины более удачливых собратьев и спешно ретироваться, ибо Рон, нашарив на полке любимую скалку хозяйки, поставил туда блюдце с хлебом и с диким ревом бросился в погоню.

Конечно же, гоняться за шустрыми дракклами было делом бессмысленным: за несколько столетий наловчившись менять обличие и размеры, они мигом превратились в тараканов и разбежались по щелям. Вернувшись в кухню, чтобы доесть хотя бы хлеб с традиционной простоквашей, Рон даже не удивился при виде еще одной компании зеленых дракклов, сидевших на столе и тщательно вылизывавшей оставленные там ложку и миску. В голове всплыло еще одно тетушкино высказывание, о немедленном мытье посуды после каждой трапезы.

Кухонное полотенце оказалось более эффективным средством борьбы, нежели скалка, и уже через полминуты лохматые зеленые зубастики с громким визгом разбегались по углам, словно мыши от заскочившего на кухню проголодавшегося кота.

«Ну вот откуда тетка берет все эти наставления? — думал Рон, возвращая на место скалку и полотенце. — Интересно, ей тоже когда-то довелось здесь побывать? Или... — тут Рон грустно фыркнул, — тетка доводится этой драккловой бабке лучшей подругой? Уж очень они похожи...»

Оставленный на полочке хлеб тоже оказался слегка надгрызен. Увидев мелькнувший в углу кухни длинный серый хвост, Рон не стал заморачиваться, настоящая это была мышь или нет, а, успокоив себя еще одной теткиной сентенцией «Доедать то, что грызла мышь — крепкие зубы иметь», впился зубами в подгорелый ломоть. И тут же за спиной раздалось дружное хихиканье.

Рон повернул голову и увидел, что на лавке за столом, чинно сложив лапки, сидят три драккла. На этот раз нормального размера и вполне приличного для зверей цвета.

— Все, опоздали! — демонстративно развел руками Рон. — Если желаете попробовать остатки супа, можете еще раз вылизать миску! Честное слово, я не против!

Дракклы снова захихикали. Затем один из них щелкнул коготками, и на столе в тот же миг снова воцарился порядок. Крошки исчезли, скатерть снова обрела первозданную белизну, пустая миска испарилась вместе с ложкой, а пол перестал поблескивать жирными рыбными пятнами.

Со скрипом отворилась дверь шкафчика. На Рона пахнуло густым мясным отваром и жареной рыбой.

Испытывая какое-то странное состояние, он второй раз за вечер подошел к шкафчику, вынул миску с супом и поставил на стол. Вымыл ложку, пристроил на край миски и отправился к шкафчику за рыбой.

Не донеся руку до дверцы шкафа, Рон резко обернулся. Дракклы все так же сидели чинным рядочком и смотрели на него. Миска с супом стояла нетронутой.

Рон вытащил тарелку с рыбешками, блюдце с одиноким кусочком подгорелого хлеба и поставил все это богатство на стол. Дракклы сидели на месте и не сводили с Рона глаз, пристально наблюдая за каждым движением.

Рон подошел к глубокой каменной раковине, вымыл руки, тщательно вытер их, а затем, продемонстрировав зверькам чистые ладони, выразительно произнес:

— Приятного аппетита.

Троица скуксилась, но затем один из дракклов извлек откуда-то из густой шерсти большой имбирный пряник, разломил его на три части и поделился с сородичами.

У Рона вытянулось лицо. Он бы и сам не отказался сейчас от кусочка чего-нибудь сладенького, но делиться с ним явно никто не собирался.

Дракклы вмиг умолотили свое лакомство и принялись отряхиваться, при этом стараясь, чтобы как можно больше крошек оказалось у Рона в супе. Рон схватил миску и отодвинул ее подальше от мохнатых шкодников.

— Вы кто? — требовательно спросил он. — Что это вот, — он ткнул пальцем в драккла, сидевшего посредине, — Шоколадка, я уже понял. А остальные кто? Джулия? Ося? Жора?

Дракклы переглянулись и принялись подмигивать друг другу, смешно кривляясь усатыми мордочками. Однако Рону было не до смеха.

— Я спрашиваю, кто мне аппетит испортил своими фокусами? — рявкнул он, при этом прекрасно осознавая, как нелепо выглядит со стороны. Курсант академии авроров, проходящий практику в ведьминой хибаре и допрашивающий хорьков-мутантов — это, как говорит Дин Томас, полный приплызд.

Но взять дракклов на испуг оказалось не так просто, как Мандангуса Флетчера. Продемонстрировав грозному дознавателю три розовых язычка, дракклы спрыгнули с лавки, гуськом подбежали к окну и один за другим скрылись в зарослях бешеной вишни, оставив Рона наедине с рыбой и супом. До ушей Рона донеслась залихватская песня:

— Но что ни говори,

Жениться по любви

Не могут ни одни,

Ни одни хори...

Завершило демонстрацию хорового, вернее, хоревого пения веселое треньканье велосипедного звонка и бодрый топот лошадиных копыт. Очевидно, нормальная разговорная речь во владениях сахарных пони и катающихся на велосипеде рыб по каким-то причинам не приветствовалась.

Рон закрыл окно, уселся за стол и взял в руки ложку. Но не успел он съесть и трех ложек супа, как ему снова помешали. Дверь распахнулась и на пороге кухни появилась еще одна развеселая троица. Двое человеческом обличии, а третий, замыкающий — в кошачьем.

— О, Рональд... — обрадовался Ося. — Выпьешь с нами?

— Ты же говорил, что порядочные люди пьют только втроем, — сумрачно заметил покачивающийся Вельхеор. — Кто-то из присутствующих здесь явно лишний, и я уверенно предполагаю, что этот «кто-то» не кто-то из нас.

От всех троих изрядно пахло спиртным и копченостями, а в лапе у кота до сих пор была зажата вилка с насаженным на нее куском селедки. Похоже было, что эта компания еще до появления в кухне где-то хорошо посидела.

Однако Рон не торопился освобождать кухню. Здесь было чисто и уютно, а на столе перед ним стоял его законный ужин. Но и заводить ссору сразу с тремя пьяными магами на их территории было бы чистым самоубийством. Поэтому Рон запихнул подальше свое вставшее на дыбы самолюбие, поспешно проглотил всплывший на язык ядовитый посыл в то место, откуда у некоторых медвежьи ноги растут, и с ледяным, как ему показалось спокойствием, произнес:

— Добрый вечер, господа! Присаживайтесь, будьте любезны! Думаю, мы с вами друг другу не помешаем.

Кот одобрительно крякнул и закусил приглашение селедкой. Протиснувшись мимо застывших на пороге дракклов, он подошел к столу и плюхнулся на лавку рядом с Роном.

— О, супчик? — одобрительно принюхался он. — Ешьте, ешьте, Рональд, молодому уставшему организму горячая пища просто необходима. Кушайте, пока не остыло. А мы, пожалуй, тоже слегка отужинаем, не так ли, дорогие мои? — он повернулся к Осе и Вельхеору.

Ося покладисто кивнул, но заходить внутрь не торопился — видимо, его сильно штормило.

— Спа-а-ать хочу, — Вельхеор вдруг зевнул во весь рот и прислонился к дверному косяку.

— Ладно, Уизли, — неожиданно согласился он. — Если будешь вести себя тихо и незаметно, как мышка, мы, пожалуй, и тебе немножко нальем. Совсем капельку, чтобы ты не чувствовал себя одиноким и покинутым.

Кровь бросилась Рону в голову. В мозгу у него что-то щелкнуло, и перед глазами ясно встала картина из прошлого.

Лето девяносто восьмого. Гриффиндорская гостиная с закопченными стенами и кое-где свисающими драпировками. На диване Джинни вычесывает Живоглота. За столом, заваленным свитками, о чем-то тихо спорят Гарри и Гермиона. Сам Рональд, развалившись у камина на куче диванных подушек, старательно пытается штудировать «Стандартную книгу заклинаний» за шестой курс. Если он завтра сдаст профессору Флитвику самый последний-распоследний зачет, то может на полном основании считать себя семикурсником. Как Гарри, как Гермиона и еще добрых два десятка недоучек, «пропустивших занятия в Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс в 1997/98 учебном году по независящим от них причинам». В преддверии выходных большинство «недоучек» разбежались по домам — лишний раз убедить родителей, что они живы, здоровы и благополучны, поэтому в гостиной этим вечером было на удивление тихо и малолюдно.

— Спа-ать хочу, — зевнула Джинни, деликатно прикрывая ладошкой рот. — Ребята, вы еще долго сидеть будете?

— Долго, наверное... — Гарри со стоном распрямил затекшую спину. — Завтра, вернее, уже сегодня, финальное слушание по делу Малфоев, а у нас по Люциусу еще конь не валялся. Меня эти дознаватели уже так запутали, что я и сам не соображу, что видел во время битвы за Хоргвартс, а что мне просто показалось.

— Вы уверены, что видели именно Люциуса Малфоя, а не похожего на него человека? — манерно произнесла Джинни, копируя самого въедливого и дотошного из всей дознавательской когорты. — Ах, вы видели его всего лишь вполоборота... Может, вы хотя бы голос его слышали? Нет? А, может, он вам документы предъявил? Тоже нет? Тогда на основании чего вы сделали вывод, что видели именно мистера Малфоя?

— Вот-вот... — мрачно подтвердил Гарри. — Надо было и у Волдеморта документы спросить, а то я уже и по его поводу начинаю сомневаться.

Джинни фыркнула.

— Спать идите! Вон Гермиона уже на маггловскую сову похожа: глазами хлопает, а ничего перед собой не видит.

— Я все вижу! — потусторонним голосом откликнулась Гермиона и тряхнула головой, отгоняя сон.

— Тебе мало этого хорька и его мамаши, так ты еще и Люциуса собрался из Азкабана вытащить? — брюзгливо поинтересовался Рон. — Будь моя воля, я бы всю троицу туда на пожизненное запихнул.

— И ничего я не собрался, — Гарри устало протер глаза.— Делать мне больше нечего. Малфоя без меня охотно оправдают. Но и врать перед судом я тоже не собираюсь, что знаю — то и расскажу.

— Вот потому тебя в свидетели и не приглашают, братец, — фыркнула Джинни, — что у тебя чувство справедливости напрочь атрофировано. Для тебя существуют только «те, кто с нами и те, кто против нас». Аврорам хватило и того, что ты на перекрестном допросе Малфоя чуть не покусал. Как же ты собираешься с такими взглядами в академию поступать?

— Нормальные у меня взгляды, — упрямо заявил Рон. — Как раз аврорские. Начего всякую шваль вот так чесать и гладить, — он кивнул на вольготно развалившегося на диване книззла. — Давить их надо, на корню истреблять, чтобы и головы поднять не смели ни они сами, ни их дети, ни внуки. Тогда и порядок в стране будет. А то развели в прошлый раз либерализм, а они теперь вон чего натворили. Да от одной статистики в «Пророке» волосы дыбом поднимаются!

Гарри только рукой махнул и снова зарылся в свитки. Подобными разговорами вся четверка была уже сыта по уши. У каждого из них был свой особый взгляд на устройство нового мира, и менять его никто не собирался. Поэтому тратить драгоценное время на очередную дискуссию было просто неконструктивно. Особенно, учитывая завтрашнее заседание, на котором должны были принять окончательный вердикт по делу Люциуса Малфоя — по мнению Рона, хитрой и увертливой твари, которой и в этот раз, похоже, удастся выйти сухой из воды.

После победы Министерство магии с ног сбилось, разрываясь между попытками наказать мятежников и вернуть магическую Британию к прежней мирной жизни. На восстановление Хогвартса, как символа стойкости и доблести, было брошено немало сил и средств. Однако с течением времени энтузиазм Министерства подувял, а выделенных денег, как выяснилось, хватило только на постройку нового моста, заделку дыр в пробитых стенах и косметический ремонт основных помещений. Нарцисса Малфой преподнесла школе небывалое пожертвование на восстановление кабинета зельеварения — «в память о безвременно погибшем друге семьи», как значилось в сопроводительной записке, опубликованной на первой странице Пророка. А дальше — тишина. Ни оборудования для уроков астрономии, ни рассады для теплиц, ни посуды для школьной кухни, ни-че-го.

В коридорах школы шептались, что Министерство заключило с Люциусом и некоторыми его пособниками негласный договор — в обмен на свободу те берут на себя обязательство полностью обеспечить Хогвартс всем необходимым к учебному году. Взаимовыгодная сделка, конечно, с какой стороны ни посмотри. Но у внезапно повзрослевших школьников такая постановка вопроса вызывала лишь горечь во рту и желание начать новую освободительную войну.

В дверь вежливо, но настойчиво постучали.

Портрет Полной дамы, висевший у входа в гостиную, давно сняли: после сильнейшего стресса, полученного в процессе битвы за Хогвартс, дама пожелала уйти на покой и отправиться к родственникам. Замены ей пока что не нашли, поэтому обитатели Гриффиндора свободно ходили туда-сюда, а гостям предлагалось вежливо стучаться, о чем и предупреждал свиток, прибитый на дверях гостиной. Та же самая история случилась и с заколдованной лестницей, ведущей в спальню девочек. Восстановить-то ее восстановили, а вот с заклинаниями вышел конфуз: лестница или гостеприимно приглашала в спальню всех, невзирая на пол, или не пускала вообще никого, превращаясь в каток. И девочкам не раз приходилось забираться наверх, используя левитацию, или чередуя чары липкости со стандартной финитой.

— Войдите! — крикнула Джинни. Дверь открылась и на пороге нарисовались нежданные гости. Расхристанный Малфой, пьяный в дымину — видно, хорошенько отметил свое сегодняшнее оправдание, и чуть более трезвый Забини, каким-то хитрым образом умудряющийся одновременно придерживать и дверь, и шатающегося Малфоя.

«Вот уж кому повезло так повезло, — с неприязнью подумал Рон, поднимаясь на ноги и машинально вытаскивая из рукава палочку, — и от Азкабана отвертелись, и заклинания Флитвику давно сдали. Змеи скользкие... Сюда-то они чего приперлись посреди ночи?»

— Приветствую вас, дамы и господа, в вашей скромной обители! — провозгласил Малфой и попытался изобразить придворный поклон. Забини едва успел удержать его от падения, дернув за локоть.

— Мое почтение, мистер Поттер, мисс Грейнджер! — Драко церемонно кивнул в сторону стола. Гермиона и Гарри ответили сухими кивками, но Малфою, похоже, и этого было достаточно.

— Позвольте принести вам искреннюю благодарность от моей матери и меня лично за спасение чести нашего рода и выразить восхищение блестящим выступлением. Грейнджер, это к тебе в первую очередь относится! — Малфой вдруг сбился с высокого стиля. — Поттер у нас, конечно, красавец и вообще герой, но так блестяще уложить нужные факты в логическую конструкцию и по пунктам расписать ему линию поведения в суде могла только ты. Надеюсь, что и завтра вы выступите так же блестяще, и наша фамильная благодарность к вам не будет иметь границ.

Он снова попытался поклониться, но Забини вовремя его удержал.

— В разумных финансовых пределах, разумеется! — уточнил Малфой.

Рон фыркнул. Малфой есть Малфой — у него даже на человеческую душу, наверное, нашелся бы прейскурант.

— А посему предлагаю вам разделить с нами трубку мира... — Малфой поднял руку с зажатой в ней бутылкой. — В смысле, распить мировую, как говорил незабвенный дядюшка Антонин, мир его праху.

— Так ведь он жив! — подала голос Джинни.

— Да? — удивился Малфой. — Разве его еще не поцеловали? Но, в любом случае, это ненадолго! — заверил он. — А посему — давайте выпьем! Уизли! — он махнул бутылкой в сторону Рона, — Тащи сюда рюмки, мы, пожалуй, и тебе немножко нальем. Совсем капельку, чтобы ты не чувствовал себя одиноким и покинутым.

Гарри потемнел лицом. Что он хотел сказать Малфою — никто так и не узнал, потому что в этот момент до сих пор молчавшая и, казалось, отключившаяся Гермиона подняла голову от бумаг и с выражением произнесла:

— Мистер Малфой! Ваша крайне неожиданная манера коммуникации, дискредитирующая ваших достойных менторов, вызывает во мне глубокую фрустрацию на фоне когнитивного диссонанса. Я понимаю, что в вашем недавнем прошлом имела место быть психотравмирующая ситуация, но все же попрошу вас сейчас удалиться и не нарушать статус кво своей неуместной настойчивостью. Идите-ка вы к себе, встретимся завтра на слушании дела вашего отца.

Малфой и Забини застыли, словно изваяния, глупо хлопая глазами и пытаясь переварить услышанное. Рон и Гарри уважительно посмотрели на Гермиону: в два часа ночи выдать такую длинную заумную фразу... На подобный подвиг была способна только она, единственная и неповторимая Гриффиндорская Героиня, как окрестила ее послевоенная пресса.

Сказать, что гости были впечатлены — это не сказать ничего. Даже Малфой, казалось, забыл, зачем он сюда пришел. Но тут до Забини, похоже, дошел тонкий смысл сказанного Гермионой, потому что он поспешно попрощался, вытащил упирающегося Малфоя и даже дверь за собой тихонечко закрыл.

— Это была попытка подкупа свидетелей, или как? — хихикнула Джинни

— Я бы, скорее, подумала обратное, — сонно произнесла Гермиона и уронила голову на руки.

— Да уж... — Рон поднял с пола книгу и сердито швырнул ее на диван. — Если бы это меня вот так подкупали и благодарили, то я бы завтра точно в суд не явился, а просто завалился бы спать суток на трое, чтобы ни одна сова разбудить не могла. И пусть Люциус хоть сгниет в Азкабане. Туда ему и дорога.

— Вот и я не пойму: Малфою что, свобода совсем в голову ударила? — Гарри с недоумением посмотрел на друзей. — Или он стопроцентно уверен, что отца оправдают, и поэтому хамит в открытую, или...

— Или сохрани нас Моргана от таких деточек, — припечатала Джинни. — Все, закончили обсуждение. Пусть эти Малфои со своими фамильными благодарностями хоть перевешаются, хоть перетравят друг друга, лишь бы нас в свои интриги не втягивали. Лучше разбудите Гермиону, и пусть она мне объяснит, что такого только что сказала, раз уж даже этих двух проходимцев проняло.

— Гермиона! — Гарри обнял подругу за плечи и легонько встряхнул.— Гермиона, проснись!

Гермиона даже не пошевелилась. Очевидно, бешеная гонка последних месяцев все-таки дала о себе знать.

— Как сказал бы дядя Вернон, на каждое сверло всегда найдется свой износ, — прокомментировал Гарри.

Рон кивнул. Гермиона, и правда, себя не щадила. Бесконечные допросы — сначала в качестве обвиняемых, потом в качестве свидетелей — кого угодно могли довести до нервного и физического истощения. А ведь Гермиона не только усиленно штудировала всяческие статуты и уложения, не только подробно вбивала в головы друзей тонкости магического судопроизводства, но еще и ухитрялась подтягивать отстающих сокурсников по школьным дисциплинам. Неудивительно, что, смертельно устав, она просто вырубилась.

— Гермиона! — зашипела Джинни. — Немедленно проснись и повтори мне то, что ты сказала Малфою!

Гермиона, не открывая глаз, подняла голову и произнесла заковыристую фразу, ни на йоту не сбившись. Джинни поспешно законспектировала.

— И что это значит? — требовательно спросила она.

— Утром спросишь, не видишь — человек спит! — пристыдил ее Гарри. Встав со стула, он осторожно вытащил из-под локтя Гермионы очередной черновик ее завтрашнего выступления в суде, и потащил Гермиону из-за стола.

— Я сама! — она вяло попыталась освободиться.

— Конечно же, сама, — согласился Гарри и подхватил Гермиону на руки. Та умиротворенно вздохнула и опустила Гарри голову на плечо.

— Сейчас наша слишком трудолюбивая девочка ляжет в кроватку, — заворковал Гарри, явно копируя манеру своей тетки сюсюкать над своим ненаглядным Дадликом, — укроется одеялом и поспит пару часиков. А после выступления в суде она тоже придет сюда и будет послушно спать целые сутки. А если не пойдет — то мне придется снова пойти на преступление и ограбить кабинет зельеварения.

— Джин, — он остановился возле дивана, — не знаешь, сколько сейчас дают за похищение бутыли сна-без-сновидений?

— Героям войны — постоянная скидка, — хихикнула Джинни и помахала кошачьей чесалкой. — Спокойной ночи!

Уверенно лавируя между столиками и креслами, Гарри донес Гермиону до лестницы, ведущей в спальню девочек.

— А вот теперь точно давай сама... — Гарри, сгрузил спящую подругу на первую ступеньку. — Ножками, ножками передвигай. Не бойся, не упадешь — я тебя поддержу...

Винтовая лестница встретила гостей на удивление благосклонно. Наверное, оставила ледяную дорожку для тех, кто осмелиться заявиться в спальню совсем уж на рассвете.

— Вот так, умничка ты наша... — приговаривал Гарри, поддерживая Гермиону за талию. — Вот так, хорошая моя. Еще шажочек, и еще...

Рон проводил друзей хмурым взглядом. Видения в медальоне Слизерина все-таки не прошли для него даром. И, хоть внешне Рон этого и не показывал, но в душе у него в такие моменты скребли даже не кошки и не книззлы, а гигантские леопарды нунду. Не то, чтобы он не доверял Гарри и Гермионе, но все же...

Джинни же в чувствах Гарри никогда не сомневалась. Она была уверена, что проживет с ним долгую и счастливую жизнь, вырастит ему троих детей и кучу внуков, станет сначала первой леди аврората, а затем и магической Британии, купит огромный дом, где всегда будет полно детей, родственников и гостей. А после того, как Гарри уйдет на покой, они вместе проведут остаток жизни в путешествиях и приятном общении.

В ближайшее же время Джинни планировала закончить Хогвартс, поиграть немного в квиддич, а затем подружиться с Ритой Скитер и некоторое время посидеть рядом с нею на репортерской скамье.

«Жена политика должна быть осведомленной во всех аспектах жизни своего государства, чтобы стать своему супругу надеждой и опорой» — не уставала наставлять ее мать.

— И чтобы не дать ему ускользнуть из ее цепких лапок, — добавил когда-то Чарли, услышав один из фрагментов задушевной женской беседы. Джинни тогда обиделась на брата, но тот, по сути, был прав. Зная упрямый характер своей сестрицы, Рон иногда даже сочувствовал своему другу, но вставать на пути Джинни к ее долгожданному счастью не собирался. Не маленькие, сами разберутся. Лишь бы к его счастью никто не смел протягивать руки.

Но кто же знал, что это счастье продлится так недолго...

После визита Малфоя Гермионе так и не удалось толком поспать. Джинни чуть свет подняла подругу и потребовала у нее разъяснений по поводу вчерашней тирады. Гермиона вяло отбрыкивалась, объясняя, что ничего не помнит, и вообще текст на пергаменте — это непереводимая игра слов. Но Джинни все равно не угомонилась, пока не выбила из непроснувшейся подруги подробную расшифровку. Правда, Рон очень сильно сомневался в том, что Джинни в дальнейшем смогла бы ее воспроизвести. Зато саму фразу Джинни выучила наизусть и щеголяла ею при каждом удобном моменте, шокируя впервые услышавших и развлекая тех, кто уже в курсе — уж очень забавными становились лица незадачливых ухажеров после такого ответа на неудачный комплимент или слишком вольное поведение.

И теперь, услышав от Вельхеора такое же оскорбительное предложение, как год назад от Малфоя, Рон автоматически выдал:

— Ваша крайне неожиданная манера коммуникации, дискредитирующая ваших достойных менторов, вызывает во мне глубокую фрустрацию на фоне когнитивного диссонанса. Я понимаю, что в вашем недавнем прошлом имела место быть психотравмирующая ситуация, но все же попрошу вас сейчас удалиться и не нарушать статус кво своей неуместной настойчивостью.

Ося от неожиданности икнул. Кот уронил вилку и уставился на Рона, как на внезапно заговорившую мышь.

— Чего? — проревел Вельхеор и, отклеившись от дверного косяка, качнулся к Рону. — Какая еще психотравмирующая ситуация? Да я тебе самому сейчас такой когнитивный диссонанс устрою, что ты всю жизнь из фрустрации выбраться не сможешь!

— Тихо, тихо! — Ося обнял разбушевавшегося вампира за плечи. — Вель, не надо, ты же видишь — человек абсолютно трезвый, чего с него взять?

— Я ему щас устрою похохотать! — Вельхеор легко стряхнул с себя Осю и, ощерив клыки, двинулся к столу.

— Беги, дурень! — рявкнул кот и, выскочив из-за стола,бросился наперерез вампиру.

— Это с какой такой радости? — набычился Рон. Еще не хватало от всяких хлюпиков бегать, пускай они даже и с клыками. Он тоже поднялся и, достав с полки старухину скалку, выразительно похлопал ею по ладони:

— Ну что, вампирюга, поговорим?

— Ой, дуре-ень...— тоненько протянул Ося. — Похоже, господа, мне пора бежать за помощью. Жаль парня. Хороший, наверное, был человек...

Он повернулся и, шатаясь, исчез в темноте коридора.

Рон покрутил головой, разминая шею, и расправил плечи, приготовившись к хорошей драке.

Однако чего-то он, похоже, не учел...

Вельхеор, не обращая внимания на стоящего перед ним кота, поднял руку. На ладони вспыхнул ослепительно яркий язычок огня. Через миг все его тело исчезло в огненной вспышке, и из глубины огненного столба до Рона донеслось:

— Иди сюда, умник, я тебя по-дружески обниму!

— О-о... — вырвалось у Рона. К такому повороту беседы он оказался совсем не готов.

— Прячься! — скомандовал кот, все так же преграждая вампиру путь.

— Куда прятаться-то? — вырвалось у Рона. Он огляделся вокруг и, не найдя более подходящего укрытия, нырнул под стол.

— Полезай в котел! — велел кот, не отводя взгляда от охваченного огнем вампира.

— Сам туда полезай! — крикнул Рон. — Чтобы он меня в этом котле и зажарил?

Не выпуская скалки из рук, он попятился на четвереньках к дальнему краю стола. Негоже, конечно, бравому курсанту отсиживаться под столом в то время, когда другие держат оборону, но и по-идиотски подставляться — тоже не выход. А кот и сам не пропадет, похоже, что он здесь единственный, кто знает, как найти управу на этого феникса бесхвостого.

— Ну что ты к нему привязался? — кот принялся увещевать своего воспитанника. — Сейчас покалечишь бабушке домработника — она тебя самого посадит грибы крошить да котлы чистить.

— Не учи комара кровь пить! — взревел Вельхеор. Что-то затрещало, на пол упал перевернутый табурет — видимо вампир все-таки пытался прорваться к столу, но кот героически ему противостоял. — В живых останутся все... Но и лечиться придётся тоже всем, кто не уйдет сейчас с моего пути!

— Вель, ну что ты как маленький? — голос кота стал ласково-вкрадчивым. — Гонять мышь по тазику — это, как минимум, неспортивно, а для тебя и вовсе недостойно. Где же твой дух охоты? Где масштабность феерии?

— И это нервное создание только вчера говорило мне «Не путай дух охоты с идиотизмом!» — вклинился в беседу снова появившийся на кухне Ося. — И что мы сейчас имеем наблюдать? Как великий и страшный повелитель вампиров бегает по деревенской кухне за каким-то приблудным пацаном? И вот кто мне теперь сможет наглядно объяснить, где разница между этими, казалось бы, взаимоисключающими понятиями?

Вельхеор неразборчиво выругался, что-то загремело, ноги Рона окатило водой, а по полу раскатились замоченные на ночь кочерыжки африканской гидноры. «Котел с сундука свалили», — определил Рон.

Стол вдруг резко поехал в сторону и Рон едва успел переместиться вместе с ним, Ося испуганно завопил, а на всю кухню сильно запахло паленым.

— Чего сидим, курсант? — рявкнуло вдруг прямо над головой, и Рон от неожиданности подпрыгнул, неслабо приложившись макушкой о низ столешницы. Или о днище, если пользоваться местной терминологией. — Деревянные и тканевые поверхности не входят в перечень огнеупорных материалов. Вам там что, в вашей академии, правила пожарной безопасности совсем не преподают?

Рону стало стыдно. Действительно, что это он прячется, как трусливая мышь под тазиком? Сейчас он этому поджигателю покажет, как доблестные авроры тушат стихийные воспламенения...

Рон выскочил из-под стола, уронив скалку, и схватил стоявший на полке у раковины кувшин с водой. Однако, когда он оглядел диспозицию, весь его героический порыв сошел на нет. Вельхеора нигде не наблюдалось. Испуганный, закопченный и слегка дымящийся Ося, подобрав ноги, сидел на чудесном сундуке. Кот стоял рядом и поливал его из кружки водой. Ося в ответ шипел, искрил и потрескивал, распространяя по кухне запах паленых перьев.

В дверях вдруг возникла Тина. Подбоченившись и окинув всех собравшихся грозным взглядом, она строго спросила:

— Ну? И кто тут у нас буянит?

— Уже никто, — примирительно ответил кот. Отставив кружку, он снял с крючка полотенце и принялся им размахивать, выгоняя едкий вонючий дым в окно.

Тина брезгливо принюхалась, помахала ладонью перед лицом и, пройдя к столу, подняла с пола оброненную Роном скалку.

— Женщина! — Ося вдруг слез с сундука, гордо расправил плечи и двинулся к Тине. — Когда мужчина приходит домой, и держит в правой руке сосуд с драгоценной аква вита... — он вытащил из кармана ополовиненную бутылку, — то женщина должна, не говоря ни слова, бросаться к столу и выставлять на него достойную повода закуску. Где твои пироги? Давай-ка их сюда!

Он требовательно стукнул бутылкой по столу. Тот только крякнул, но ничего не сказал.

Тина в ответ изо всей силы врезала по столу скалкой. Внутри стола что-то ойкнуло и загудело.

— А когда у меня в руках вот это... — она помахала скалкой у Оси перед носом, — мне плевать, в какой руке у тебя бутылка. Спать иди, мужчина, пока бабуля не проснулась. Иначе будут тебе и пироги, и на пироги. И даже на орехи перепадет.

Легко развернув Осю к двери, Тина скалкой пониже спины придала ему ускорения и вышла следом за ним. Через минуту в кухне остались лишь кот и Рон, так и стоящий с кувшином воды в руках.

Да, вот такая жена ему и нужна, думал Рон, прислушиваясь к повелительному голосу Тины, звучащему в коридоре: чтобы и пирогов напекла, и порядки в доме навела, и мужа достойно встретила, не отмазываясь всякими коллоквиумами и симпозиумами. Только ведь не пойдет она за него, а жаль. Как там говорил мистер Штерн: люди и дракклы — абсолютно разные биологические виды...

— Водку пьешь? — поинтересовался вдруг кот и, достав откуда-то из-под скатерти прозрачную бутылку, водрузил ее на стол.

— Не знаю, — пожал плечами Рон. — А что это?

— Тебе же сказали: аква вита, — кот извлек из-под скатерти еще и блюдо с нарезанной селедкой, покрытой колечками лука.

Несколькими минутами ранее, когда Рон сидел под столом, ни бутылки, ни селедки там не было — он готов был в этом поклясться. Селедку своим проголодавшимся организмом он бы точно не пропустил. Наверное, это днище своими запасами поделилось. Или у кота тайный лаз к старухиному шкафу имеется, а вход у него как раз на том краю стола находится, где кот сидит.

— Аква вита — это... — напряг мозги Рон, — вода... э-э-э... жизни, кажется?

Кот снова пошуровал под столом и вытащил банку с маринованными огурцами.

— Не просто вода жизни, — он открыл крышку, наколол на вилку огурчик, откусил, прожевал, сладко жмурясь от удовольствия, и только затем договорил: — а в некоторых случаях жизненно необходимая вода. Впрочем, если водки не желаете, у нас есть огневиски, буржуйский, как говорит Ося, арманьяк и даже табуретовка осиного производства, но я бы на вашем месте воздержался.

— Я буду пить то же, что и все, — состорожничал Рон. Мали что они добавляют в эти свои табуретовки? А так хоть из одной бутылки всем наливать будут.

Весело звякнув, на подоконник опустились хрустальные рюмочки. Десятка два, не меньше.

— А почему так много? — поинтересовался Рон, завороженно наблюдая, как кот извлекает из-под стола огромную миску вареной нечищеной картошки, а следом за ней — такую же миску с толсто нарезанными ломтями сала. Вкусно запахло подкопченной кожуркой.

— Так мы же не вдвоем будем пить... — кот взмахнул лапой, и стол со всей снедью плавно подъехал к подоконнику. С полки слетела плетеная корзинка с хлебом. Не успев притормозить, она чуть было не вылетела в окно, но Рон ловко перехватил ее и поставил на край стола.

— А с кем мы будем пить? — поинтересовался он. — Не сама же хозяйка на ночь глядя к нам присоединится?

— Сейчас сам увидишь.

Кот высунулся в окно и во всю глотку заорал:

— А ну, граждане алкоголики, хулиганы, тунеядцы и прощелыги… Кто желает водку пьянствовать — мигом сюда!

— Алкоголики, хулиганы, тунеядцы и прощелыги? — удивленно повторил Рон. — А нормальных людей у вас нет?

— И нормальных парочку захватите! — снова заорал кот в окно.

— Нормальные кончились! — басом произнес кто-то в кустах и в оконном проеме нарисовалась голова огромного осьминога.

Рон даже отшатнулся — ему еще никогда не приходилось видеть этого морского хищника так близко. Хорошо еще, что туловище, или как там у них это называется, оставалось за окном, а в кухню через подоконник протянулись лишь два щупальца. Но зрелище, все равно, оказалось невероятно впечатляющим.

— Рыба! — сказал осьминог и протянул Рону одно из щупалец. Рон вздрогнул от неожиданности, но затем вежливо его пожал. Щупальце оказалось не склизким и холодным, как можно было ожидать, а вполне похожим на человеческую руку, поэтому Рон позволил себе немного расслабиться.

— Рональд Биллиус Уизли, — отрекомендовался он. И, вспомнив науку тетки Мюриэль, добавил: — Очень приятно познакомиться.

— Взаимно! — сказала рыба осьминог. Ловко орудуя щупальцами, она (или он — Рон так и не понял) подтянула к себе обе миски и принялась сооружать из хлеба и сала огромные бутерброды.

Еще одна пара щупалец принялась складывать готовые бутерброды на подсунутый котом поднос.

— Не знаю, что там такое живет, но ест оно очень много, — пробормотал Рон фразу из детского маггловского анекдота. Щупальца тем временем ловко разлили водку в полтора десятка стаканчиков, выставили их на поднос рядом с бутербродами и утащили всю эту конструкцию за окно.

— Ваше здоровье! — оставшееся внутри щупальце приветственным жестом подняло одну из оставшихся на подоконнике рюмок, и не успел Рон и глазом моргнуть, как та опустела.

— Пейте, юноша, не бойтесь! Сегодня не отравлено! — гостеприимно заверила рыба, а кот поставил перед обескураженным Роном наполненную рюмку и вручил коряво слепленный бутерброд.

Рон подозрительно принюхался к прозрачной жидкости, посмотрел на свет, а затем, внезапно решившись, выпил одним глотком. Если бы его, действительно, хотели отравить, еще вчера накормили бы грибами, а не переводили сегодня хороший продукт и не портили себе аппетит за общим столом.

Водка, как и следовало ожидать, оказалась крепкой и непривычной, но ничем не хуже того пойла, что Аберфорт подавал своим постоянным клиентам. Рон привычно сморгнул выступившие слезы и впился зубами в бутерброд.

За окном требовательно заржали. Рыба втащила в окно поднос с пустыми рюмками, и процедура наполнения и приготовления повторилась до мелочей, благо миски с хлебом и салом оказались неисчерпаемыми.

— Это для пони? — поинтересовался Рон, наблюдая за ловкими движениями щупалец.

— Для них, родимых, — ответила рыба. — Пусть они у нас и сахарные, но от хорошего шматка сала с ароматной кожуркой еще ни разу не отказывались.

«А как же они рюмки в копытах держат?» — хотел было поинтересоваться Рон, но вслух почему-то спросил совершенно другое:

— А почему они к окну не подходят? Им что, кусты мешают?

— Из идеологических соображений, — ответила рыба. — В пределах дома они теряют трансцедентальную связь с космосом, поэтому предпочитают употреблять алкоголь исключительно на свежем воздухе и под открытым небом.

Вспомнив свое общение с кентаврами, Рон не стал настаивать на подробностях. Дети Космоса и дети Земли, наверное, тоже разные биологические виды: вот ему, например, все равно, где пить — на воздухе или в доме, лишь бы компания была хорошая и закуски хватало.

* * *

Такой безумной попойки в жизни Рона Уизли еще никогда не было. Даже обмывание первой стипендии с погромом в борделе не шло ни в какое сравнение с посиделками за одним столом с котом, осьминогой рыбой и табуном сахарных пони. Судя по тому, как часто исчезали в зарослях дикой вишни налитые рюмки, детям космоса земные радости не были чужды. Впрочем, и дети этого странного места от копытных тоже не отставали. Кот без устали таскал из-под скатерти бутылку за бутылкой. Сало и селедка сменились жареными колбасками и горячим мясным пирогом, за ними последовали гусь с гречневой кашей и какой-то паштет, утыканный семечками, а потом на столе появилось огромное круглое блюдо с запеченным поросенком. Как кот ухитрился вытащить его из под стола, не уронив и не рассыпав уложенные вокруг поросенка шампиньоны, Рону понять не удалось. Впрочем, вскоре он перестал удивляться появляющимся из-под стола гастрономическим изыскам, даже появившийся на столе павлин с позолоченным гребнем и хвостом на полстола его не поразил. Было бы чему удивляться — в Хогвартсе во времена праздников и не такие чудеса видать приходилось.

Впрочем, павлин со стола быстро исчез: то ли кот вытащил его по ошибке, то ли мясо оказалось невкусным — Рон так и не понял. Да, если честно, и не собирался понимать: от еды и спиртного он быстро осоловел и, сыто развалившись на стуле, умиротворенно наблюдал за ловкими движениями сотрапезников и прислушивался к неспешной беседе.

Днище стола, кстати, тоже не обидели. Одну из откупоренных бутылок кот засунул обратно под скатерть, а через несколько секунд вытащил обратно, но уже совершенно пустую. Запеченный сом тоже испарился с блюда в один миг, однако Рон даже не пожалел, что ему не досталось и кусочка. Сейчас он был сыт, пьян и до одурения благостен.

Затем в кухне появился Жора с мензуркой спирта в руках и принялся набиваться в компанию. Мензурку и спирт в компанию приняли, а Жору отправили спать, аргументируя это тем, что школьникам алкоголь противопоказан.

Жора обиделся и, забрав мензурку, исчез, но через минуту снова появился, на этот раз притащив большую запечатанную колбу, на которой криво была прилеплена этикетка с загадочной надписью «SPIRITUS VINI 98%». Ехидно ухмыльнувшись при виде оживившегося кота и хищно зашевелившихся рыбьих щупалец, наглый школьник заявил, что теперь пришла его очередь глумиться, и что колбу он отдаст только тому, кто без запинки произнесет «Триэтиленгликоль транспортируют в герметичных емкостях из коррозионностойкой стали».

Рыба участвовать в забаве отказалась наотрез, мотивируя свой отказ тем, что у нее от таких длинных предложений жабры пересыхают, а спиртом с ней и так поделятся. Пусть только попробуют не поделиться.

Кот посмотрел на Жору поверх грибочка, наколотого на вилку, и меланхолически произнес:

— Что-то у меня сегодня левое ухо чешется. Не иначе как у кого-то гексакосиойгексеконтагексапараскевидекатриафобия раньше времени обострилась. Или это где-то злоупотребляют флоксиносинигилипилификацией? Как вы считаете, мой юный друг? (1)

Жора поспешно сделал вид, что обращаются не к нему, и перебрался поближе к Рону.

— Супер-архи-экстра-ультра-мега-грандиозно! — нараспев произнес кот и грибочек исчез в его усатой пасти.

Зато пони вызвались участвовать в полном составе. Правда, сколько их там было — Рон так и не понял, но пока эти копытные эгегекали и огогокали на разные голоса, он хлопнул еще рюмку и безошибочно повторил всю композицию с начала и до конца.

То ли он был самым трезвым из участников состязания, то ли сыграла роль бесконечная зубрежка и привычка раскладывать заклинания на компоненты — Рон не знал. Но факт оставался фактом: вожделенная колба под бурные аплодисменты лап и щупалец, а также бравурный топот копыт перекочевала именно к нему.

В самый торжественный момент в кухне снова появилась Тина. Однако, к удивлению Рона, она ни словом не заикнулась о разгоне буйной гулянки, а быстро обежала кухню по периметру, насобирала по углам и полкам целую горсть серебристо-черных камешков, неизвестно зачем там разложенных, и увела ухохотавшегося до колик Жору смотреть какие-то кадры.

Естественно, что после появления в кухне Тины разговор переключился на женщин, и от Рона потребовали обстоятельно рассказать о подробностях его личной жизни.

Деваться было некуда, однако Рон и здесь ухитрился выкрутиться. О Гермионе он по-джентльменски умолчал, тем более что уже второй год личные жизни у них не пересекались. Лаванду и остальных тоже обошел стороной и, в итоге, отшутился тем, что в его жизни на данный момент существует только одна женщина — аврорская академия, и эта личная жизнь укатывает его так, что он иногда головы от подушки поднять не может.

Кот скептически поднял бровь, рыба недоверчиво хохотнула, и Рон, как ему показалось, очень ловко перевел тему разговора на местных девушек.

— Вот Тина у вас — просто замечательная, — абсолютно честно заявил он. Действительно — лично ему она ведь ничего плохого не сделала, а всякие там происшествия в министерстве его абсолютно не касаются.

Присутствующие согласно закивали.

— Но вот эта ваша Джулия... — горестно подперев рукой голову, пожаловался Рон. — Ну вот скажите, что я ей такого плохого сделал? Полдня она со мной разговаривает, как нормальный человек, а потом ни с того, ни с его р-раз — и как с цепи сорвалась. Будь на ее месте Элоиза — я бы еще понял, ту хлебом не корми, дай кого-то покусать, а эта-то за что?

— Дорогой мой, — кот сочувственно наклонился к Рону. — Джулия — это не настоящее имя нашей милой крошки. Она ведь вас предупреждала об этом?

— Ну да, — пожал плечами Рон. — Но ведь Аппассионата — и правда, какое-то дурацкое имя, как его ни сократи. Ата или Апата — все равно звучит намного хуже, чем Джулия или Джульетта. Или вы хотите сказать, что она меня и в этом обманула?

— В этом как раз не обманула, — покачал головой кот. — Но если посмотреть на ситуацию шире, то следует признать, что в том, что вас обвели вокруг пальца, вы, Рональд, виноваты сами.

— Это еще почему? — возмутился Рон. — Только не начинайте снова рассказывать, что я слишком доверчив и аврорат — не для меня.

— А он и не для вас, — поддержала кота рыба. — Если бы вы действительно мечтали стать настоящим аврором, то не прогуливали бы занятия, и знали, что Апатой древние греки называли богиню лжи и обмана. А ее сестру, которая отвечала за всякие заблуждения и помрачения ума, и в том числе за откровенную глупость, звали, как вы уже могли бы догадаться, Атой.

— «История мошеннических культов Европы», лекция четвертая, — вдруг прогудело из-под стола, и Рон дернулся от неожиданности.

— Да ничего я не прогуливал! — снова возмутился Рон. — Я эти «культы» до последней минуточки отсидел. Не было там никаких богинь!

— Были-были... — рыба покачала щупальцем, словно пальцем. — Просто на протяжении всей этой лекции вы пребывали в нирване, потому что накануне очень старательно поздравляли с днем рождения мисс Патил.

На это Рону ответить было нечего. Поскольку мисс Патил было две, то и наливали у них, соответственно, в двойном размере, чтобы ни одну именинницу не обидеть. И наутро воспринимать действительность, что тоже закономерно, оказалось вдвойне тяжелее. Вот и не задержались у Рона в памяти всяческие древние богини.

— Кстати, об аврорате, — прогудело из-под стола, и Рон недовольно скривился. Ну сколько можно доставать его с этим авроратом? Он и сам иногда, с трудом поднимая голову от бесконечных протоколов или глядя в наглые глаза очередного допрашиваемого мошенника, поддавался унынию и сомневался в правильности своего выбора. Как оказалось на практике, оперативная работа и бюрократия занимают в работе аврора совсем не то процентное соотношение, как казалось вначале. Но Рон утешал себя азбучной истиной, что мало кто из людей способен сохранить на глазах розовые очки, познакомившись с изнанкой любой некогда желанной профессии, что со временем он привыкнет и все наладится, но звучало все это, мягко говоря, не очень убедительно. Однако это был его собственный выбор, и не всяким там котам или рыбам, а, тем более, днищам, его оспаривать.

— У вас в комнате висит говорящее зеркало, вы заметили? — спросило днище, и Рон почему-то кивнул, хоть ни разу еще не слышал от зеркала и словечка. Просто где-то глубоко внутри затаилось знание того, что зеркало — это местный аналог британского колдорадио, вот и все.

— Так вот, — продолжило днище, — на досуге попросите его рассказать вам о Шерлоке Холмсе. Это такой маггловский частный сыщик, что-то вроде аврора на вольных хлебах. Думаю, вам будет и полезно послушать, и интересно. Хоть его индуктивный метод расследования преступлений и называют по ошибке дедуктивным, но, думаю, вам все равно на будущее пригодится.

Рон кивнул. О Шерлоке Холмсе он уже слышал от Гермионы, и даже пару фильмов смотрел — вернее, они все вчетвером смотрели, — но почему бы и не послушать, если выпадет свободная минутка?

— Правда, зеркало у нас с характером, — вставил кот, — но, возможно, оно и сочтет вас достойным слушателем и снизойдет к вашей просьбе. Только не забудьте представиться по всей форме.

Рон поднял брови. Даже так? У зеркала, оказывается, еще и характер есть? Впрочем, если он тут запросто общается с днищем стола, которого все вокруг опасаются и остерегаются, то с обычным говорящим зеркалом он уж как-нибудь должен договориться.

— Послушайте, Рональд, а вы собираетесь разделить с нами свой выигрыш? — поинтересовалась вдруг рыба, отодвигая от себя тарелку с мочеными яблоками. — Или желаете выкушать его в гордом одиночестве?

Рон тут же замотал головой и поспешно выставил колбу в центр стола. Не то, чтобы он был очень щедрым, но, во-первых, выигранная емкость была действительно велика для одного, а, во-вторых, дегустировать в одиночку преподнесенную Жорой субстанцию было попросту самоубийственно: мало ли чего могло туда намешать это юное дарование?

— Разводить будем или и так сойдет? — поинтересовался кот.

— Само разведется! — отмахнулась рыба, берясь за колбу. — Согласно древним трактатам, 98-процентный спирт при откупоривании сосуда автоматически втягивает в себя влагу из воздуха, так что нам придется всего лишь немного подождать.(2)

Все трое уважительно притихли и с ожиданием уставились на рыбу Та кончиком щупальца ловко вытащила из горлышка тугую пробку, откупоренная колба издала что-то вроде "Оу-уп!" и тут же всосала в себя содержимое стоящего рядом кувшина с яблочным соком. Выглядел этот процесс донельзя забавно, словно "Агуаменти", только наоборот: струя из широкого кувшинного горлышка медленно протискивалась в колбу, постепенно окрашивая ее содержимое в зеленовато-желтый цвет. Но как только процесс всасывания завершился...

— М-да... — протянула рыба, а кот озадаченно потянулся лапой к затылку.

Вожделенная жидкость оказалась щедро приправлена неизвестно откуда взявшимися в прозрачной колбе мелкими хлопьями.

— Э-э-э... откуда это взялось? — подозрительно осведомился Рон. — Это что, яд?

— Это дистиллят! — прокомментировало днище стола. — Вернее, его отсутствие. Господа, вы что, забыли, что спирт рекомендуется разводить исключительно дистиллированной водой или, на худой конец, отфильтрованной? И, к тому же, настоятельно рекомендуется наливать спирт в воду, а не наоборот. А у вас вся технология нарушилась, да, к тому же, вместо воды в спирте оказался концентрированный сок с мякотью и осадком в три пальца. Надо было кувшин подальше убрать, пусть бы жидкость, действительно, из воздуха всасывалась. Получилось бы, конечно, дольше, но зато на порядок качественнее. Вот вам и «само разведется», господа торопыги! Что вы теперь на это скажете?

Господа торопыги уныло промолчали. Ответить на эти справедливые слова было нечего, разве что «Где же ты раньше было, такое умное?» Но такое высказывание, как ни крути, было крайне неконструктивным и исправлению ситуации никак не способствовало.

— Ну что, будем звать Жору или сами управимся? — нерешительно поинтересовался Рон, видя, что его собеседники не проявляют никакой инициативы.

— Уже один раз управились! — прогудело из под скатерти днище, и Рон едва сдержался, чтобы не стукнуть по столу кулаком. Нет бы что-нибудь толковое посоветовало...

— Ничего страшного! — решительно ответил кот. — Сами напортачили, сами и исправим!

Он встал из-за стола, и, порывшись в кухонном шкафу, достал чистую полотняную салфетку. Рыба тем временем освободила центр стола, поставила туда кувшин из-под сока и, взяв у кота салфетку, пристроила ее на горлышко на манер чайного ситечка.

Кот осторожно наклонил колбу и начал переливать в кувшин резко пахнущую смесь. Рыба шумно втянула воздух, а из-под стола гулко и размеренно заговорили:

— Спиритус вини, как говорит один из современных трактатов, — это просто волшебный эликсир. Те, кому посчастливилось попробовать его хотя бы один раз, остаются под его лечебным воздействием до самой своей кончины. То, что спирт сокращает продолжительность жизни — это миф. Люди, пьющие спирт, демонстрируют необыкновенную живучесть. Они падают с небоскребов, их насквозь пронзает электрический ток, их находят живыми в лесных чащобах и в завалах разрушенных зданий...(3)

Рон раскрыл рот. Так красиво и уважительно о выпивке не рассуждал даже Аберфорт. А днище стола продолжало:

— Буквально после трех-четырех стаканов спирта у человека появляется храбрость и искореняются фобии, такие как боязнь высоты, темноты, работников правоохранительных органов и бандформирований.

— Э-э-э... — попробовал возразить Рон, у которого при упоминании двух последних пунктов в мозгу что-то щелкнуло. С бесстрашием посетителей питейных заведений, которые к полуночи не могли отличить аврора от пожирателя, он был знаком не понаслышке. — Погодите-ка, вы что-то не то говорите! Искоренение фобии — это одно, а пьяная храбрость — совершенно другое! И это даже не храбрость, а «угнетение чувства стыда!»

Цитата из конспекта словно сама слетела с языка, и Рон уже увереннее процитировал дальше:

— Трезвому стыдно причинить неприятность другому, обидеть женщину или ребёнка, стыдно перед друзьями показать себя неблагородным, стыдно перед обществом вести себя недостойно. А выпил человек — и ничего ему не стыдно. Он «храбро» хамит окружающим, лезет в драку, нецензурно выражается, бросается заклинаниями направо и налево, оказывает сопротивление сотрудникам аврората — словом, делает то, чего никогда бы не позволил себе, будучи трезвым. (4)

— Так я не поняла, тебе что теперь, не наливать? — невинно поинтересовалась рыба и потянула к себе ронову рюмку.

Рон призадумался. Пить подозрительную, хоть и отфильтрованную жидкость, ему не хотелось вовсе. Но просто сидеть за столом и смотреть, как пьют другие, выглядело бы глупо. Поэтому он решительно отобрал у рыбы свою рюмку и кивнул коту, уже стоящему наготове с графином:

— Наливай!

Впрочем, буквально через несколько секунд Рону пришлось пожалеть о своем поступке. То ли сам Жора чего-то нехорошего в этот спирт добавил, то ли кот с рыбой снова где-то ошиблись, но с первого же глотка Рону поплохело так, как не плохело до этого никогда в жизни. Разведенный соком спирт оказался редчайшей гадостью с резким запахом и мерзким вкусом. Слизистую, казалось, ободрало до самых глубоких мышц, голова закружилась, под ложечкой засосало, а весь окружающий мир подернулся нехорошей дымкой, в которой противно и тонко зудели комары.

Происходящее в дальнейшем Рон помнил очень и очень смутно. Временными урывками, если говорить точнее. Рыба, кажется, предлагала спеть и стучала по столу, требуя у днища арфу, потому как две гитары на восемь щупалец — это возмутительно мало. Днище возмущенно бубнило, что оно тут не завхоз и не обязано обеспечивать инструментами заезжих гастролеров. Но в итоге, гневно рыкнув «Арфы нет, возьмите бубен!», оно выбросило из-под стола потертый цыганский бубен, украшенный разноцветными ленточками, и заявило, что больше не даст, пусть хоть на коленях перед ним ползают.

Рыба на это тоже немного поворчала, но затем все же потянула к себе одну из гитар. Кот взял в лапы вторую, а Рон, как самый младший и неопытный, под давлением общественности принялся осваивать ударный инструмент. Получалось это у него, мягко говоря, неважно — бубен в неумелых руках звучал глухо и невыразительно, все время норовя выскользнуть из пальцев и укатиться под стол. При виде такой профанации высокого искусства кот бубен отобрал, а Рона отправил в уголок, чтобы не мешал старшим товарищам развлекаться.

Но без ударного инструмента самодеятельному ансамблю долго оставаться не пришлось: через несколько минут с бубном уже виртуозно управлялась неизвестно откуда взявшаяся на сухопутной кухне морская русалка. Рон даже глаза протер, увидев рядом с собой такое чудо. Да, это была самая настоящая русалка, с огромными глазами и длинными зелеными волосами. Правда, фигуры ее за этими самыми волосами и развевающейся хламидой Рону разглядеть не удалось, но он особо и не расстроился — на отсутствие фантазии Рональд Биллиус Уизли никогда не жаловался, в особенности, если дело касалось девушек.

Когда музыканты разобрались с инструментами, поднялся вопрос выбора исполнителей. Сначала рыба попыталась предоставить право первой песни почетному гостю.

— Так я же ваших песен не знаю! — сразу же отбрыкался Рон. Петь он, если честно, не любил и не умел, а вот слушал (за исключением Селестины Уорбек) всегда с удовольствием, что и попытался тут же объяснить всем присутствующим.

Присутствующие, вопреки его опасениям, настаивать не стали и взялись за исполнение сами. Пели они, надо сказать, очень душевно: кот — красивым баритоном, рыба — на удивление густым, но мягким басом, а вот как назывался голос, которым пела русалка — Рон ответить затруднялся, потому что водяная красавица без труда брала как самые высокие ноты, так и угрожающе низкие.

Репертуар же у всех троих был, мягко говоря, своеобразный, с упором на рыбную тему. В принципе, Рон особо и не удивился — о чем еще могут петь за столом рыба с котом и русалкой, как не о селедке и прочих хвостатых обитателях морей и океанов?

Начали они с уже знакомой Рону песни о караване и ломтике селедки. На смену этой длинной и величественной саге пришла песня о той же селедке, которую безжалостные люди попытались зачем-то запихнуть в шубу. Песня была трогательная и надрывная до того, что на словах «Неужели вам рыбу не жалко?» Рон даже пустил скупую мужскую слезу.

Затем русалка решила исполнить сольный номер. Проникновенно глядя Рону в глаза, она запела о бурях и ураганах, об утонувших кораблях и несметных сокровищах, лежащих на морском дне. Перед воображением Рона, польщенного таким вниманием, замелькали разбитые сундуки с золотом, рубинами и изумрудами. Подмигивая зеленым глазом из-под длинной косой челки, красавица чарующим голосом призывала Рона стать богатым и счастливым, покинуть этот суетный мир и присоединиться к ней, став королем синего моря и повелителем белой пены.

Пела она очень соблазнительно, и завороженный Рон уже начал было всерьез раздумывать над заманчивым предложением, но тут русалка в порыве вдохновения вскочила на стол... и Рон моментально протрезвел: вместо двух премиленьких ступней, как обещала некогда рассказанная Гермионой маггловская сказка, под развевающейся хламидой у русалки оказались два вовсе не миленьких козлиных копытца.

Возмущенного до глубины души парня никто даже не подумал останавливать. И неизвестно, чем бы все дело закончилось, если бы на шум драки и гневные вопли из стены не появилась хмурая физиономия Жоры. Юный экспериментатор окинул взглядом творящееся на кухне безобразие и скрылся в стене, чтобы через несколько секунд снова появиться, но уже в дверном проеме, и не одному, а вместе с Тиной.

Девушка влетела в кухню стремительно, как «ступефай» в лоб нарушителя общественного порядка, бесцеремонно сгребла внезапно обретшего крылья и изрядно потрепанного козлика за шкирку и торжественно вручила Жоре с указанием занять чем-нибудь полезным — например, выдавливанием семечек из малины. Разбушевавшемуся же Рону достались крепкий удар под дых и строгий наказ: сидеть в углу и не высовываться, пока не прилетело во второй раз.

После этого Тина решительно повернулась к коту и рыбе, которые во время разразившегося скандала даже не сдвинулись с места, дружно наигрывая что-то меланхолическое.

— Раз уж поспать не даете, ироды, приглашайте даму на танец! — безапелляционно заявила она, постукивая каблучком по полу.

Рыба в ответ на это лишь выразительно помахала щупальцами над подоконником, показывая, что препятствие между ними велико и непреодолимо. Тина кивнула и перевела требовательный взор на кота. Тот обреченно вздохнул и, отложив гитару, поднялся со стула.

При всей своей представительности мистер Штерн едва-едва доставал маленькой Тине до талии. Рон сочувственно посмотрел на кота: в детстве ему тоже приходилось во время семейных праздников танцевать с высокими партнершами — то с мамой, то с теткой Мюриэль, и он хорошо помнил, насколько это неудобно, если не сказать, неприятно. Однако предложить свою кандидатуру в качестве более подходящего партнера для девушки Рон не успел: выйдя в центр кухни и одним движением лапы разметав стулья по углам, кот начал стремительно увеличиваться в размерах, и через несколько мгновений перед Тиной уже стоял высокий роскошный франт в начищенной шляпе и с завитыми усами.

Рыба одобрительно хмыкнула, подтащила к себе вторую гитару и ударила по струнам.

Кот подал даме лапу, приглашая на танго, и Рон тут же порадовался, что не влез со своим дурацким предложением, иначе опозорился бы перед девушкой по всем статьям: танцевала Тина просто изумительно, как не снилось даже Анджелине Джонсон — признанной королеве

хогвартского танцпола. Мистер Штерн, к удивлению Рона, тоже оказался на высоте. Несмотря на тесноту — все-таки, кухня, даже просторная, это не бальный зал — он вел свою партнершу легко и умело, и даже ухитрялся проделывать весьма замысловатые пируэты.

.

.

Наблюдать за танцующей парой оказалось для Рона истинным удовольствием, и он даже начал притопывать в такт и прищелкивать пальцами. Рыба тоже вошла во вкус и принялась выдавать на двух гитарах такой драйв, что дощатому полу под мягкими, но сильными кошачьими лапами и острыми каблучками Тины оставалось только посочувствовать.

...Как Рон оказался в своей каморке, он не помнил. Только минуту назад он любовался стройными ножками Тины, отбивающими мелкую дробь подо что-то невообразимо дикое — то ли испанское, то ли африканское, и вот он уже лежит в кровати, заботливо укрытый одеялом. В голове еще звучит неповторимый гитарный перебор, а в зеркале уже мигают зеленые огоньки и кто-то прокашливается, очевидно, раньше назначенного времени включив микрофон.

Рон даже приподнялся на кровати, готовясь услышать для себя что-нибудь важное и полезное — ведь ему до сих пор не удалось определиться с тем, где он точно находится и в каком направлении следует бежать. Он даже удивился самому себе, что за все это время так и не удосужился подробно расспросить обо всем у Тины или мистера Штерна — его все время что-то отвлекало, и вопрос побега раз за разом почему-то отходил на задний план. Наверное, старуха все-таки крепко приложила его каким-то местным вариантом «Империо» или «Конфундуса», вот он и тупит немилосердно. Но, если верить тому, что сказала Джулия (хотя верить ей, как он теперь понял, себе дороже), то старуха вполне может его отпустить после выполнения трех заданий. Вот только что следует понимать под тремя заданиями — это вопрос. В принципе, если хорошо посчитать, то свои три задания он уже выполнил: «внучков» накормил-напоил и даже спать уложил (причем не единожды), дорожку прокосил и птичник вычистил. Но, может, у старухи свои какие-то понятия о заданиях — более масштабные, а уборка и готовка — это так, бесплатное приложение к полагающимся герою подвигам? Испытание терпением и смирением, о котором часто упоминается в старых сказках?

И еще важный момент: в старинных сказках герой в финале испытаний всегда получал какую-то награду: мешок золота, древний артефакт или юную прекрасную принцессу в жены. Старуха, насколько понял Рон, в таких вещах тоже не особо жадничала — одному поэту вон и коня, и золотую лютню подарила. Нет, Рону конечно же, что конь, что лютня без надобности, а вот мешок золота или хороший артефакт ему бы совсем не помешал. Он бы, честно говоря, и от принцессы не отказался, но только Тина за него точно не пойдет, а если старуха надумает впихнуть ему в награду, например, Элоизу — то лучше уж он останется на всю жизнь нищим холостяком.

Огоньки в зеркале вдруг вспыхнули всеми цветами радуги и в комнате раздалось:

— Дыр-быр-дыр! Ш-ш-ш! Хр-р-р...

Сквозь шум и треск вдруг прорезался мужской голос:

— ...новости науки и техники(5).

Рон разочарованно улегся обратно: по всей видимости, это были новости маггловской науки, от которых ему сейчас было ни холодно, ни жарко.

— Сегодня мы приглашаем к радиоприемникам... — начал было диктор, но тут в зеркале снова что-то захрипело и противный старушечий голос прошамкал: — ... самых маленьких. Дружок, послушай сказку про красную шапочку.

Рон закатил глаза. Вот только детских сказок на ночь ему и не хватало. Тем более, про красную шапочку. Это что, адаптированный для детей вариант сводок о бесчинствах красных колпаков? (6). Рон хорошо помнил один из уроков по ЗОТИ на третьем курсе, когда им пришлось сражаться с этими мелкими, но невероятно свирепыми и кровожадными существами. И своим детям подобные сказки на ночь он бы вряд ли рассказывал. Разве что мальчишкам и в качестве устрашения, чтобы не шлялись ночами по дому и не отвлекали родителей от важных дел.

— Испекла однажды мама красной шапочке вкусные пирожки, — завела сказочница, и Рон поневоле прислушался. Может, эта сказка вовсе и не про карликов? Вряд ли привидения, слетающиеся на свежую кровь, станут лакомиться пирожками.

— Хр-р-р, — снова сказало зеркало и простуженный мужской голос заорал: — ... которые выдерживают давление до пятидесяти атмосфер. Ими можно забивать сваи, дробить горные породы и руду...

Рон не выдержал и расхохотался. Пирожки, которыми можно забивать сваи... Да на такие кулинарные подвиги даже Гермиона вряд ли бы оказалась способна, при всей ее "любви" к тестомесительству.

Он встал с кровати, подошел к зеркалу и осторожно по нему постучал.

— Уважаемый... — он вдруг замялся, не зная, как обратиться к собеседнику — имени-то его он, по глупости, не спросил.

Зеркало прекратило хрипеть и вопросительно мигнуло.

— Вы не могли бы... — чуть подумав, Рон решил сократить обращение до минимума, — поведать мне историю об известном маггловском сыщике Шерлоке Холмсе?

Зеркало снова мигнуло и засветилось слабым светом, словно ожидая чего-то еще. Рон вспомнил о необходимости представиться, выпрямился, щелкнул каблуками и четко произнес:

— Курсант Британской Академии авроров Рональд Биллиус Уизли, сэр.

Вспомнив о непростом характере зеркала, он на секунду задумался, а затем как можно вежливее добавил:

— Если вы будете так любезны и снизойдете к моей просьбе...

Зеркало не снизошло. Секунду-две оно переваривало полученную информацию, и Рон уже успел расслабиться в предвкушении интересной истории. Но тут зеркало вдруг интенсивно замигало красным, произнесло несколько экспрессивных слов, смутно знакомых Рону по недолгому, но плотному общению с Долоховым в кафе "Лучино" на Тотнем-Корт-роуд, и, полыхнув так, что Рон шарахнулся назад, ожидая, как минимум, огненного шара в лоб, внезапно потухло.

— Очевидно, по какой-то причине вас не сочли достойным слушателем, — с нескрываемым удовольствием прокомментировали ему в спину. — Или просто достойным.

Чье это было днище, Рон разбираться не стал. Он молча отошел от зеркала, взял в руки кружку и, с размаху всем весом плюхнувшись на кровать, несколько раз изо всей силы грохнул донышком кружки по тумбочке.

В тумбочке затрещало, в кружке забренчало, под кроватью возмущенно забормотало сразу на три голоса, а затем что-то громко хлопнуло и все смолкло. Рон прислушался к внезапно наступившей тишине, разогнал легкий дымок, появившийся из ящика тумбочки, а затем с чувством выполненного долга забросил кружку под кровать и завалился спать.

Улегшись поудобнее, он привычно засунул руку под подушку. В детстве у маленького Рона в этом самом надежном в мире сейфе хранились вкусные сокровища, впоследствии — волшебная палочка. А сегодня Рон сунул туда руку чисто машинально, ни на что не рассчитывая, но тут же взвился на кровати, когда его пальцы коснулись чего-то твердого и холодного.

Рон схватил подушку и отбросил в угол. В душе вспыхнула отчаянная надежда, что вот сейчас он увидит свою самую любимую, самую родную волшебную палочку, сделанную из ивы и волоска хвоста единорога. Ту палочку, которая прошла с ним огонь и воду, которую он долго считал утерянной, и которая чудом вернулась к нему во время одной из стычек в Лютном переулке. Однако, стоило ему разглядеть сюрприз, ожидающий его под подушкой, как вспыхнувшая надежда тут же угасла. Да, на скомканной простыне лежало нечто длинное, узкое и гладкое, но к волшебным палочкам оно не имело никакого отношения. Рон разочарованно уселся на кровать, взял в руки треугольную картонную коробочку и вытащил из нее шоколадную плитку, слегка смахивающую на большую расческу.

— Интересно, кто это у нас такой щедрый? — вполголоса проговорил Рон, рассматривая неожиданный подарок. Шоколадка пахла просто одуряюще, рот моментально наполнился слюной и Рон, не удержавшись, откусил один из треугольных зубчиков.

За открытым по случаю жары окном что-то зашуршало. Не выпуская шоколадки из рук, Рон слез с кровати и осторожно подкрался к окну.

— Тихо, а то он услышит! — прошипел кто-то в кустах.

— Сама тихо! — послышался ответ.— Я ни капельки не шумлю.

— Ну что он там, нашел? — снова первый голос.

— Темно, не вижу! Похоже, нашел — шелестел чем-то!

— Думаешь, уже съел?

Услышав такое, Рон чуть не подавился. Он даже не подумал, что шоколадка может быть с подвохом.

"Расслабился, да? — укорил его внутренний голос. — Забыл уже блевательные батончики и прочие братские угощения? Думал, в сказку попал? Или тебя просто жадность обуяла?"

Рон замер, боясь даже пошевелить языком. Однако, выплевывать густую медовую массу было уже поздно — если там и был яд или еще какая гадость, то она уже все равно впиталась в организм.

— Наверное, съел! — зашептали за окном. — Слышишь же — молчит и сопит. Наверное, откусил сразу половину, и у него зубы склеились. Я ему специально молочный шоколад подбирала, там нуга самая ядреная. Если пожадничать и откусить от плитки побольше, то ее от зубов вообще отлепить не реально. Ну, и поколдовала чуток, не без этого — а вдруг у него челюсти, как у крокодила...

— Думаешь, этот тоже пожадничает?

— Уверена. Еще ни один наш гостюшка от дармового шоколада не отказывался. Особенно после бабулиной кормежки.

— И то правда... Хотя, этот после обеда тинины пирожки ел. И супом ужинал. И еще с мистером Штерном допоздна за столом заседал, так что не думаю, что он лег спать голодным.

Рон слегка расслабился. Похоже, что травить его не собирались, хотели всего лишь подшутить, склеив зубы конфетой. Действительно, какая-то детская забава получается. Только вот тем, у кого после всего пережитого в этом милом доме в придачу еще и челюсти на ночь глядя склеивало, явно было не до смеха. Интересно, кто же из бабулиных внучков сподвигся на такую коварную щедрость? Что не Манул с Вельхеором — так это точно. И не Жора с козликом, и не Элоиза. Та, скорее, отрубленную голову подложила бы, а не шоколадку.

Хотя, есть тут одна подходящая кандидатура...

— Ну так что теперь делать будем? — за окном кто-то нетерпеливо поерзал. — Остальных позовем, или вдвоем полюбуемся?

— Обойдутся остальные! — фыркнули в ответ. — Пусть сами себе развлечения придумывают. А то привыкли на все готовенькое приходить. Если фантазии не хватает, пусть к Элоизе обратятся, у той всегда ворох идей на все случаи жизни имеется.

Рон представил этот ворох идей и сразу проникся к неизвестной дарительнице теплыми чувствами. Пусть уж лучше нуга во рту, чем цепь на шее.

— Как ты думаешь, у этого зубы выпадут? — поинтересовались за окном, и Рон чуть не закашлялся. Ничего себе, вопросик...

— Ты что, он же еще молодой! — возмутились в ответ. — У него искусственных зубов еще нет, а молочные выпали уже давно. Просто помычит немножко, побегает... Водички попытается выпить... Кстати, что-то он подозрительно притих — не подавился ли ненароком? Может, пора уже идти его спасать?

Рон затаил дыхание и замер. За окном тоже притихли. Наверное, прислушивались, не пора ли бежать на помощь.

После всего услышанного, вернее, подслушанного, Рон был твердо уверен, что сюрприз под подушкой ему подсунула местная "королева сладостей", та самая, которая его вчера чуть без ужина оставила, а сегодня имбирным пряником не поделилась. Наверняка решила ему на прощание сюрприз устроить. Но вот кто сейчас вместе с ней сидит под окном? Что не Тина — это точно, иначе сказали бы "мои пирожки", а не "тинины". А если это не Тина, то можно сделать и так...

Рон бесшумно перегнулся через подоконник и гаркнул во все горло:

— Спасибо, Шоколадка! Было очень вкусно! Приноси еще!

За окном на миг воцарилась испуганная тишина, а затем тишину взорвал сдвоенный девичий визг. В кустах зашуршало и через заросли метнулись прочь две мохнатые длиннохвостые фигурки.

Рон расхохотался. Настроение мигом скакнуло на отметку "Выше ожидаемого". Рон поднял с пола подушку, бросил ее на кровать и улегся, планируя полакомиться всласть.

— Спасибо за предупреждение! — шутливо бросил он в сторону окна, хоть и был уверен, что там уже никого нет. Действительно, "спасибо" — не будь Шоколадка с подругой такими болтушками, точно бы остался без зубов...

Но не успел Рон расслабиться и отломить еще кусочек плитки, как зеркало озарилось мягким зеленым светом и приятный женский голос произнес:

— Прослушайте, пожалуйста, сводку новостей.

Рон мгновенно забыл о сладостях и весь обратился в слух. Новости — это вам не сказки какие-нибудь. Новости — это о-го-го как серьезно. Особенно сейчас.

— Как уже сообщалось ранее, в школе магии и волшебства Хогвартс началась тщательная проверка финансовой, правовой и организационной деятельности руководства школы, — сообщила диктор, и Рон подскочил на кровати, как ужаленный. Вот! Наконец-то! Наконец-то речь зашла о чем-то ему близком и знакомом!

— Как, наверное, помнят наши радиослушатели, причиной назначения проверки стал неприятный инцидент, который произошел второго мая во время традиционной экскурсии по Хогвартсу в день празднования второй годовщины победы во Второй Магической войне.

Рон шумно выдохнул и рухнул на спину, раскинув руки. Ну, слава Мерлину, хоть со временем удалось определиться... Оказывается, он не застрял в далеком прошлом и не угодил в непонятное будущее. Вот он — родимый май времен второй годовщины победы. Теперь бы выяснить, в какой части земного шара находится эта милая хибарка, и можно будет собирать чемоданы.

— Когда группа экскурсантов, — продолжала рассказ диктор, — вошла в кабинет директора школы, один из преподавателей Дурмстранга с удивлением опознал в птице Феникс похищенную много веков назад из Лукоморья Жар-Птицу.

У Рона отвалилась челюсть. Ничего себе... Оказывается, Альбус Дамблдор держал у себя украденную птицу и молчал? Ведь быть того не может, чтобы он даже не догадывался, кто живет у него на столе — это же Дамблдор! Он ведь всегла знал абсолютно все, и даже больше!

— Как нам стало известно из независимого источника, в Хогвартсе уже на данный момент обнаружено множество нарушений и злоупотреблений, некоторые из которых, как сообщает источник, также могут вызвать резонанс на международном уровне. К примеру: загадочные слова «Олух! Пузырь! Остаток! Уловка!», сотни лет используемые директорами Хогвартса для появления еды на столах учеников, оказались паролем для активизации комплекта скатертей-самобранок, странным образом исчезнувших из Лукоморья еще во времена Основателей.

Пораженный услышанным до глубины души, Рон даже присвистнул. Ничего себе дела творятся в родной школе... А они-то, болваны, ничегошеньки об этом не слышали — уехали вместе с Виктором в Болгарию и даже не удосужились поинтересоваться у родных, чем там праздник закончился. Даже Гермиона оказалась не в курсе. А скандал, наверное, разгорелся знатный...

— Кроме этого, — продолжало зеркало, — в Черном озере, расположенном в окрестностях Хогвартса, были обнаружены сокровища из пропавшего в начале позапрошлого века обоза французского императора Наполеона, чистым весом восемьдесят тонн. Бочонки с золотом и серебром в слитках и монетах, алмазы и жемчуг, расшитая золотом и драгоценными камнями одежда, дорогое старинное оружие, ценнейшие картины, богатая церковная утварь двести лет пребывали под охраной гигантского кальмара, и только сейчас были извлечены на поверхность. В Британию для переговоров прибыла делегация представителей министерства магии Лукоморья.

От таких новостей Рон даже забыл о собственных проблемах. Восемьдесят тонн! Вот это размах... Вот это деньги... Да на такие деньжищи...

Он возбужденно вскочил с кровати и принялся расхаживать по каморке. Да на такие деньжищи можно было бы содержать Хогвартс, как сказочный дворец! Каждому ученику купить полный набор форменной одежды, учебников, котлов и прочих нужных для учебы вещей. И приличного фамильяра! И запасную палочку! И новую метлу! И форму для квиддича!

Рон на миг представил себе гриффиндорскую команду на суперскоростных «Молниях» и чуть не застонал. Их факультет уже две сотни лет мог бы быть неизменным чемпионом школы по квиддичу, а директор только улыбался в бороду и беспомощно разводил руками, когда МакГонагалл пыталась выбить у него несчастную сотню галлеонов для своей любимой команды.

А сколько можно было бы купить полезного для Больничного крыла? Например, того же ускоренного костероста с обезболивающим эффектом, о котором так часто мечтала мадам Помфри? А мандрагоры? Гермионе не пришлось бы столько валяться в постели после встречи с василиском, закупи Дамблдор уже готовые мандрагоры, а не жди, пока в школьных теплицах вырастут собственные.

И много чего еще успел поставить в вину бывшему директору школы бывший ученик Гриффиндора Рональд Уизли, совершенно упустив из виду, что это золото, как и Феникс, Хогвартсу вовсе не принадлежало. И, уже засыпая, он твердо решил, что наутро, как только проснется, сразу же пойдет к старухе и прямо в лоб спросит, что он должен такого сделать, чтобы поскорее отсюда выбраться. Нечего ему тут прохлаждаться, когда дома такие глобальные дела творятся...

________________________________________________________________

1.Гексакосиойгексеконтагексапараскевидекатриафобия — (псевдогреское), боязнь числа 666 в пятницу, 13-го. Флоксиносинигилипилификация — действие или привычка оценивать всё, как не имеющее никакой ценности. Суперархиэкстраультрамегаграндиозно — вольный перевод названия песни "Supercalifragilisticexpialidocious" из диснеевского фильма "Мэри Поппинс" (1964)

2. Автор знает, что в нашем мире спирт может «саморазвестись» лишь до 96 градусов, до так называемой точки равновесия. Но кто знает, как он там разводится в иных вселенных или в чертогах разума Рона Уизли?))

3. ДОКЛАД "СПИРИТУС ВИНИ" http://berendei.tsu.ru/win/library/tvor/spiritus.html

4. Энциклопедический словарь «Слово о человеке». http://www.slovochel.ru/hrab-pjanaja.htm

5. Монолог Геннадия Хазанова "Радиоприемник"

6. Красные колпаки — злобные и кровожадные карлики-привидения.

Но жизнь, как известно, предпочитает злорадно вносить в человеческие планы свои коррективы. Поэтому утро началось для Рона Уизли с гневного вопля за окном:

— Что происходит, олухи? Почему у вас дракон до сих пор не накормлен?

Дракон? Рон моментально проснулся и, спрыгнув с кровати, принялся натягивать штаны.

Откуда у них здесь взялся дракон? Еще вчера о нем и речи никакой не было. Кто-нибудь да заикнулся бы — хоть кот, хоть Тина, хоть та же Джулия, когда о птичках рассказывала. Да Рон бы и сам заметил — такое огромное создание в погребе не спрячешь, обязательно услышал бы или рев, или топот огромной тяжелой туши. Даже самое элементарное — учуял бы запах, который не перепутаешь ни с чем. А вчера никаким драконом здесь даже и не пахло, ни в прямом, ни в переносном смысле. Курятник пустовал, а больше дракону в этом дворе и поместиться-то негде.

— Где этот бездельник? Почему он до сих пор спит? Немедленно тащите его сюда! — снова рявкнула старуха. — Только отмойте сначала хорошенько — мало ли, от чего эту зверюгу все время тошнит?

Рон так и застыл с ботинком в руках. Кого «отмойте»? Его «отмойте»? Его, Рональда Уизли, героя войны и бравого курсанта? Ну да, он вчера вечером не успел помыться, уснул прямо за столом, а потом ему все время не до того было, вот он и оставил помывку на утро. Но зачем же его отмывать, он и сам...

За окном раздался до боли знакомый громовой рев, что-то забренчало, словно по двору раскатились железные ведра или тазы, и кто-то из девушек душераздирающе завопил: «Ося, беги!»

— Рона тащите сюда! Рона! — надрывался чей-то сорванный голос. — Манул, Вель, кто-нибудь! Ну приведите же, наконец, сюда этого придурка!

Рон медленно опустился на кровать, осененный страшной мыслью. Эти коварные туземцы вчера специально напоили его до полусмерти, чтобы сегодня наутро принести в жертву дракону.

Рон вспомнил оглушающий рев слепого железнобрюха, струю пламени, чудом не задевшую их в Гринготсе, острую стальную чешую, режущую обожженные руки... Его всегда удивляло то, с каким восхищением Чарли рассказывал об этих чудовищах. И вот, по иронии судьбы, его младшего брата сейчас скормят какому-нибудь Перуанскому змеезубу или, того хуже, опаловоглазому антиподу. Если эта трехтонная скотина сумела извести в Австралии даже быстроногих кенгуру, то Рону и вовсе нет шансов от нее убежать. Особенно, если его обездвижат и упакуют прямо в кормушку.

В дверь заколотили.

— Рональд, открывай! — велела хозяйка. — Работа ждет!

Ага, работа... Знаем мы вашу работу...

Наспех обувшись, Рон вскочил с кровати и бросился к окну. Если ему повезет, можно будет короткими перебежками добраться до изгороди, а уж там в зарослях чертополоха его даже с нюхлерами три дня искать будут.

Но окно почему-то оказалось наглухо закрыто. Как Рон ни напрягал силы, рама стояла на месте, как приклеенная, и не подумала поддаться, даже когда он с силой ударил в нее кулаком.

Он лихорадочно заметался по комнате в поисках хоть чего-нибудь, мало-мальски подходящего на роль тарана. Отбиться от хозяйки и кучи ее внучков, явно поджидающих за дверью, у него вряд ли получится, а вот выбить стекло можно и даже нужно попытаться, иначе ему конец.

В дверь снова забарабанили.

— Рональд, выходи! Дракону давно завтракать пора! У тебя совесть есть?

Еще и издевается!

Рон перевернул табурет и напрягся, пытаясь отломить шатающуюся ножку. Та скрипнула, но осталась на месте. Рон выругался и несколько раз ударил табуретом об стену. Бесполезно...

Он обвел комнату комнату затравленным взглядом. Ну же, думай, гномья голова, думай, что делать!

В коридоре раздался недовольный голос Манула, и в дверь коротко ударили, явно примеряясь. Рон заскулил, бросился к окну и, сорвав занавеску, изо всех сил шарахнул табуретом в стекло. Однако то даже не дрогнуло.

— Заколдовали, сволочи... — Рон в отчаянии заскрипел зубами. Эх, палочку бы ему сейчас — даже не бузинную, самую обыкновенную, даже чужую — положил бы всех, кто вздумает к нему сунуться, развалил бы Бомбардой стену, а там бы и на дракона управа нашлась.

В этот момент дверь слетела с петель, и на пороге появился Манул. Судя по его нахмуренным бровям и сжатым челюстям, о честной дуэли по всем правилам можно было забыть.

Рон повернулся к Манулу и покрепче перехватил ножку табурета, готовясь дорого продать свою жизнь. В теории это звучало очень красиво, и даже пафосно. А вот как это сделать на практике, Рону пока что представлялось слабо. В академии во время тренировок инструктор легко расшвыривал, как котят, и троих, и даже пятерых курсантов, хотя ребята, и Рон в том числе, старались изо всех сил. А уж в поединке один на один шансов у первокурсников практически не было. Однако о том, чтобы сдаться и отступить, не могло быть и речи, это Рон знал твердо, поэтому он поднял голову и открыто посмотрел своему инструктору в глаза, принимая смертельный вызов.

Однако Манул не собирался вступать в честную схватку. Неуловимое движение — и вот уже Рон согнулся пополам от неожиданного удара в живот.

— Ты чё, охренел, Манул? — удивленно прохрипел он, невольно роняя табурет и хватаясь за ушибленное место. Подлый прием инструктора ошеломил Рона не хуже удара дубинкой. И чем это он его так умело приложил, камнем, что ли? Даже дыхание, пикси его за ногу, перехватило...

С громким стуком к ногам Рона свалилась и покатилась по полу круглая бронзовая пепельница размером с хороший мужской кулак. У старухи такие древности по всему дому были натыканы — то со скарабеями всякими по бокам, то с дворцами или пальмами. Рон еще удивлялся, на кой некурящей бабке столько пепельниц? А оно вот, оказывается, зачем — с непокорными гостями расправляться. Хорошо еще, что эта скотина манулистая в лоб ему этой пепельницей не засветила...

Судорожно втягивая в себя воздух, Рон попытался было выпрямиться, но сильный удар в челюсть свалил его на пол.

— Я... — над головой воздвиглась знакомая фигура, и оглушенный ударом Рон инстинктивно сжался, пытаясь сгруппироваться. Для того, чтобы попытаться дать достойный отпор «любимому» инструктору, нужна была всего лишь малюсенькая передышка, но, похоже, что дарить ее бедняге первокурснику никто не собирался. Не в этой жизни, по крайней мере.

— Не...

Третий удар угодил по рукам, которыми Рон до сих пор держался за живот. Пальцы ощутимо хрустнули, а в желудке словно взорвалась локальная Бомбарда. Знает ведь, куда следует бить, скотина... Мордред, ну хоть бы на секундочку его кто-нибудь отвлек, хоть бы на долю секундочки... Ему бы вполне хватило, даже с отбитыми пальцами. Вцепиться в ногу, дернуть на себя... Сейчас-сейчас, надо только перекатиться и встать на колени...

— Ма... — острая боль пронзила коленную чашечку, вырвав у Рона невольный стон. А вот это уже совсем запрещенный прием. Хотя... стоит ли церемониться с потенциальной пищей? Но ведь до чего же противно будет закончить свою жизнь не в открытом бою, лицом к лицу с достойным противником, а вот так, извалянным по полу куском мяса, в желудке тупой рептилии, которой все равно, что переваривать — тупую овцу или Героя второй магической. — ...нул! — пятый удар прилетел в переносицу, и мир для доблестного курсанта Уизли померк.

Очнулся Рон от ледяного душа, щедро оросившего его измученное тело с ног до головы.

— Впервые в жизни я кого-то не сжигаю, а обливаю водой, — лениво протянул где-то под потолком знакомый голос. Брякнуло о пол пустое ведро, отозвавшись в висках острой болью.

Вельхеор... Тоже сволочь редкостная. Его бы самого кто так облил — водичка-то ледяная.

— Новый опыт — полезный опыт, — лаконично прогудел рядом еще один знакомый голос, и Рон непроизвольно дернулся.

— О, живой! — обрадовался Манул. — А я уж переживать начал, не потерял ли на побывке свои любимые навыки. Оказывается, все на месте. Объект жив и даже отчасти здоров, так что с тебя, Вель, три золотых.

С этими словами он привычно пнул Рона в бок. Для разнообразия, вполсилы.

— Подъем, курсант! Хватит тут разлеживаться, тебя дракон ждет!

— Что-то он у тебя какой-то квёлый... — Вельхеор легонько постучал носком сапога по лежащему Рону с другой стороны. — Ты уверен, что он будет в состоянии самостоятельно передвигаться? Может, ты с ним все-таки слегка перестарался?

— Да ничего с ним не сделается! — прогудел Манул и снова пнул Рона в бок. — Прокашляется и встанет. В первый раз, что ли?

— А мне что-то не очень верится... — уперся Вельхеор, и носок его сапога снова проехался по роновым ребрам. — Смотри, он даже не думает вставать. Наверное, ты его все-таки покалечил. А если это так, то три золотых — с тебя.

— Еще чего! — возмутился Манул. — Сейчас он у меня вскочит, как прыщ на первокурснике — быстро и надолго.

Услышав такое, Рон не стал дожидаться, пока его начнут пинать в полную силу, а принялся подниматься с пола, стараясь не кряхтеть при этом, как трехсотлетний домовик. В голове шумело, перед глазами все плясало, руки-ноги дрожали, но тут две сильные руки, ухватив его под локти, придали процессу необходимое ускорение. Левую ногу прострелило острой болью, и Рон поспешно перенес весь свой вес на здоровую правую. Он с трудом выпрямился, но тут же об этом пожалел: вчерашний ужин подкатил к горлу, и Рон судорожно сглотнул, чтобы вконец не опозориться. Хватит и того, что его избили, как неумелого новичка. И кто избил? Собственный же инструктор, который целый семестр обучал его, как следует защищаться. Позорище... И вот как теперь возвращаться в академию?

Хотя, какое может быть возвращение, если его сейчас потащат дракону в пасть? Вот только зачем, в таком случае, было его водой обливать? Так и отнесли бы бессознательного, меньше мороки. Какая разница дракону, какое мясо жевать? Или орущее и брыкающееся у них считается более деликатесным?

— Деньги гони! — коротко напомнил вампиру Манул. — Видишь — стоит, и даже почти не шатается.

Брезгливо вытерев мокрую ладонь о штаны, Вельхеор полез в карман за деньгами.

— Как же, не шатается...— недовольно проворчал он. — Ты руки от него убери — и он тут же свалится на пол, как тюфяк.

— Не свалится, — убежденно возразил Манул. — Мои ученики так просто на пол не валятся. Даже мертвые.

— Как же вы, вояки, любите громкие слова... — скривился Вельхеор, протягивая Манулу деньги. — Ты его как, сам дотащишь, или мне помочь?

Манул ссыпал выигрыш в карман, а затем, скользнув широкой ладонью по плечу Рона к затылку, собрал в горсть воротник его рубашки так, что верхняя пуговица больно впилась тому в горло, и дернул на себя.

— Слабак! — прошипел пренебрежительно на ухо. — Не выйдет из тебя аврора. Пить и жрать меньше надо. Если ты сейчас еще и перед драконом облажаешься — я тебя лично на кусочки порежу. Чтобы академию не позорил. Понял меня?

И отпустил воротник.

Рон кивнул головой. Вернее, он ее просто уронил, но делиться этим знанием он ни с кем не собирался.

— Сопли утри! — прошипел Манул. — Распустил тут...

Рон поспешно провел рукой по верхней губе и почти без удивления уставился на кровяную дорожку, протянувшуюся от кончиков пальцев к запястью. Нос, наверное, сломал, кизляк морщерогий.

— Ну что? — скучающим тоном поинтересовался Вельхеор. — Будем вместе тащить или как?

— Сам дойдет! — с нажимом сказал Манул. — Верно я говорю, курсант Уизли? — И хлопнул Рона по спине так, что тот чуть снова не рухнул на пол.

Рон, хоть его и основательно заштормило, поспешно кивнул.

— Вот и ладненько. Пойдем, Вель! — Манул повернулся к вампиру, и в этот момент на пороге появилась хозяйка.

Сдвинув нахмуренные брови к переносице, она окинула быстрым взглядом комнату, испарила разлитую на полу воду, при этом напрочь проигнорировав стоящего в луже помятого Рона, а затем щелчком пальцев вернула на место перевернутый табурет и сорванную занавеску.

Проскользнувший за ее спиной кот мягко коснулся широкой лапой позвоночника Рона — и боль, до сих пор скручивающая тело в узел, моментально испарилась, оставив после себя лишь легкую дрожь в отбитых местах. В голове постепенно начало проясняться.

Рон благодарно взглянул на кота. Съест его дракон или не съест — это еще вопрос, а вот защищаться, когда у тебя ничего не болит, и перед глазами не троится, намного лучше, знаете ли, чем когда дело обстоит с точностью до наоборот.

Убедившись, что порядок в комнате восстановлен, хозяйка ухватила Рона за ухо и поволокла к выходу:

— Я сколько раз буду повторять: дракона нужно накормить, иначе он мне весь птичник разнесет. Кто мне его тогда ремонтировать будет, а?

Сзади раздались ехидные смешки. Рон попытался высвободиться из унизительного захвата, но не тут-то было.

— Руки помыл? Зубы почистил? — строго спросила хозяйка, вытаскивая Рона в коридор, а затем и на улицу.

— А дракон ваш зубы почистил? — огрызнулся Рон, упираясь изо всех сил. Бить женщину, даже тянущую тебя на съедение дракону, было не по-джентльменски. Да у него и сил-то сейчас особых не было. Так, силенки, курам на смех. Хорошо же отделал его Манул, пустую фляжку ему в марш-бросок...

— Щас поест и почистит... — с важным видом заявил не отстающий от хозяйки кот. — У дракона зубов много, ему рациональнее чистить зубы после еды, а не до нее! — он оскалился в злой ухмылке.

Сегодняшний мистер Штерн чем-то напоминал Рону Пивза. Вчерашняя вальяжность и безмятежность старухиного фамильяра куда-то подевались, а на их место пришли нездоровый азарт и какая-то безудержная непоседливость. Вон как хвостом дергает да выплясывает на месте... Неужели не терпится посмотреть, как его вчерашнего сотрапезника будут скармливать дракону? Тогда зачем ему было лечить Рона?

А, может, на него просто влияет присутствие хозяйки? Как там говорит старинная маггловская мудрость, однажды изложенная Манулом в момент особо хорошего настроения: «Подчиненный перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство». Наверняка коту эта мудрость хорошо известна — вон как сейчас рожи корчит да клыками сверкает.

— Экономия времени, знаете ли, крайне необходимая мера! — зубоскалил кот. — В наш стремительный век, когда космические корабли бороздят просторы…

Чьи просторы бороздят космические корабли, Рону услышать так не довелось. Кошачью лекцию прервал громовой драконий рев, в дальнем углу двора, возле овчарни, что-то громыхнуло, и над деревьями поднялся столб черного дыма.

— Мы уже идем! — завопил кот, возбужденно подпрыгивая. — Мойте руки, садитесь за стол и не забывайте пользоваться столовыми приборами! В противном случае вас подвергнут широчайшей обструкции и никогда больше не примут в общество чистых тарелок!

Дракон в ответ еще раз оглушительно взревел. Что-то затрещало: видимо, в предвкушении сытного завтрака он принялся лупить хвостом по окружающим его стенам. Остро запахло драконьим навозом и чем-то горелым.

«А, может, не надо?»

Рону пришлось накрепко сцепить зубы, чтобы этот малодушный вопль не вырвался наружу.

— Не трепыхайся, уже пришли! — хозяйка, наконец, отпустила многострадальное ухо. Рон невольно потер его и зашипел. — Иди, руки мой! Вон миска!

— А ноги вам не помыть? — Рон с ненавистью уставился на хозяйку.

— Мне — нет, — отрезала та. — А вот тебе не помешало бы. И носки сними. Приболел что-то наш дракон, ест плохо, капризничает. А от резких запахов его вообще выворачивает.

Рон приободрился. Сменные носки он сюда из Болгарии, конечно же, с собой не прихватил, а те, что были на нем, после вчерашнего трудового дня розами точно не благоухали. Миссис Уизли каждый вечер очищала обувь своего мужа и сыновей какими-то хозяйственными заклинаниями. Еще бы, сколько взрослых мужиков в доме, тут никакая вентиляция не справится. В Хогвартсе ту же процедуру со студенческой обувью проводили эльфы, в Динском лесу — Гермиона. А здесь не было никого, кто бы мог привести в приличный вид ни носки, ни туфли, пусть и новые, но зато проработавшие вместе с хозяином два дня подряд на невыносимом солнцепеке.

Может, дракону поплохеет сразу, как только Рон переступит порог, и надобность в кормлении отпадет сама по себе? А там можно будет предпринять еще одну попытку к побегу. Должно же Рону когда-нибудь повезти? А стимул в виде злобного дракона за спиной будет самый действенным из всех существующих стимулов.

Кот пихнул Рона в спину, и вся процессия подошла к овчарне. Сбоку у двери, на невысоком столике, действительно, стояли миска и кувшин с водой.

— Разувайся! — скомандовала хозяйка.

— Тапки белые вам не подать? — угодливо спросил кот, склоняясь в издевательском поклоне. На согнутой лапе появилось белое полотенце, как у вышколенного официанта.

— Фигляр! — хозяйка отвесила коту подзатыльник и взяла в руки кувшин, чтобы полить Рону на руки.

— Не ценят здесь широкую эрудицию и острое словцо, — обиженно мурлыкнул кот, потирая лапой затылок. — Может, хоть песню оцените? Кстати, нам с членами нашего дружного коллектива кажется, что это не дракон, а драконица.

— Почему это? — подняла брови хозяйка.

— Потому что только женщина могла так бездарно испортить такой большой кусок мяса! — кот кивнул в сторону и Рон, проследив за его взглядом, увидел под стеной лежащую на земле обугленую тушу то ли овцы, то ли барана. — И, если это, действительно, женщина, то поднять ей аппетит и улучшить настроение можно с помощью хорошей лирической песни.

Кот бросил полотенце в миску, вытащил откуда-то из-за спины вчерашнюю гитару, ударил по струнам и завопил:

— С нами пони, с нами хори.

Мы все красавцы, на любого посмотри!

Гитары взяли мы с собою, чтобы песни пелись...

За спиной Рона вдруг послышался шорох. Он обернулся и оторопел: в трех шагах от него ровным полукругом расположилась компания мохнатых дракклов. Основательно так расположилась, словно на пикнике или в маггловском летнем кинотеатре. Один из них извлек откуда-то из-за спины прозрачный пакет конфет в ярких обертках и принялся щедро раздавать их сородичам. Рона тоже не обидели: подмигнув ему озорным глазом, драккл, или, вернее, драккла впихнула ему в руки большого шоколадного дракона.

— Спасибо... — сдавленным голосом произнес Рон и, с трудом сдержавшись, чтобы не треснуть дарительницу этим самым драконом по голове, сжал угощение так, что только крошки на землю посыпались.

"Изверги... — в бессильной злобе подумал он. — Еще и издеваются... Или у них драконы предпочитают мясо с шоколадной начинкой?"

— С нами Ронни, с нами Манул... — орал тем временем кот, обращаясь к двери птичника. — Болван, конечно, но хорош, как саксаул. И тут один из нас сказал: «А вот пойдёмте к Элис!»

Кот взмахнул лапой, и вся пестрая мохнатая компания дружно заголосила:

А что это за девочка и где она живет?

А вдруг она не курит, а вдруг она не пьет?

А мы такой компанией возьмем, да и припремся к Элис...

Рона перекосило. Он тут собирается сражаться не на жизнь, а на смерть, правда, до сих пор не придумал, чем именно — не кувшином же с водой, в самом-то деле, — а они вместо того, чтобы отговорить хозяйку от ее жестокого намерения, целое представление устроили. Чтобы дракону аппетит поднять, оказывается. Ну, не дракклы ли?

Голодному дракону, видимо, песня тоже не понравилась, потому как он снова заревел и ударил хвостом. Каменное строение содрогнулось, из-под неплотно прикрытой двери поползли струйки дыма. Хозяйка принюхалась.

— Ну вот, его снова стошнило... — расстроенно сказала она и поставила кувшин. — И что с ним можно поделать — ума не приложу.

Дракон за стеной притих и... Рон ушам своим не поверил — жалобно, совсем по-человечески вздохнул.

В сердце непривычно кольнуло, и Рон, сам от себя не ожидая, вдруг повернулся к хозяйке.

— А какая у вас порода? — спросил он. — Может, вы его чем-то не тем кормите?

Он имел в виду, не травоядный ли у них дракон — Рон слышал, что в природе и такие бывают, — но сказать это не успел, потому что в разговор снова влез неугомонный кот.

— Хорошая у нас порода, — с достоинством ответил он, разглаживая усы. — Самая что ни на есть благородная. Обратите внимание на мой череп, Руни. Вот эта шишечка, — он провел лапой по мохнатой макушке, — нет, вот эта, досталась мне от бабушки, а в профиль я вообще вылитый дедушка.

— Брысь, скотина! — в один голос произнесли Рон и хозяйка. Не будь рядом дракона, такое совпадение мнений показалось бы Рону даже забавным, но сейчас ему было совсем не до смеха. Своим, пусть и слабым, но все же аврорским чутьем он уловил, что хватать и бросать дракону на съедение его сейчас никто не будет. Хозяйка заинтересовалась вопросом, и сейчас он должен приложить все усилия, чтобы доказать ей, что в качестве специалиста по драконам он будет гораздо полезнее, чем в роли одноразовой кормежки.

— Обычный у нас дракон, — ответила хозяйка, пожав плечами. — Большой, зеленый, огнем пышет, дым выпускает. Самый обычный, среднестатистический дракон.

Самый обычный? Рон даже усмехнулся. Женщины... что бы вы понимали в драконах. Огнем он пышет...

— Какого точно размера ваш дракон? — он требовательно повернулся к хозяйке. — Какого цвета гребень? Шея длинная или короткая? А рога какие — длинные, короткие, прямые, витые?

Хозяйка с удивлением посмотрела на него. Впрочем, Рон даже сам удивился своим познаниям. Когда-то в детстве мать читала им с Джинни вместо сказок старый учебник Чарли. Видимо, эти вечерние чтения и обстоятельные рассказы самого Чарли все же оставили след в непутевой рыжей голове курсанта Уизли.

— Рога длинные, золотистые, — четко отрапортовал кот, возникая возле Рона с зажатым в лапах блокнотом. — Глаза желтые, чешуя темно-зеленая. Гребень острозубчатый, тоже золотистый. Шея длинная. Когти длинные, золотистые, полированные.

Рон не поверил своим ушам.

— А ну-ка повтори! — потребовал он у кота. — Что ты там сказал про когти?

— Когти длинные, золотистые, полированные, — послушно повторил кот, отступая к дверям. — Впрочем, сам посмотри!

И, ловко отворив дверь, точным движением отправил Рона внутрь драконьего логова. Споткнувшись о порог, Рон кубарем покатился по соломе, щедро устилающий еще вчера чисто выметенный пол. Остановила его полет большая каменная глыба, пахнущая кислятиной и навозом.

— У-у-у... — простонала глыба и пошевелилась. Рон открыл глаза. Прямо перед его носом нервно постукивала отполированными когтями огромная драконья лапа. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь многочисленные дыры в крыше, играли на длинных острых когтях чистым золотом самой высокой пробы.

— Самка румынского длиннорога... — прошептал Рон, не веря своим глазам. — Самка. Самая настоящая самка...

Чарли когда-то рассказывал, что длиннорогов в дикой природе практически не осталось — их всех подчистую выловили «черные драконологи». Они без устали рыскали по лесам и горам, истребляя и без того редких драконов, рога которых на черном рынке продавались по запредельным ценам как редкий ингредиент для зелий. В драконьем заповеднике, где работал Чарли, этих драконов можно было по пальцам пересчитать, а уж самок и вовсе было то ли две, то ли три. И нянчились с ними больше, чем некоторые с любимыми детьми нянчатся. И вдруг здесь, в какой-то хибаре на краю света, сидит самая настоящая длиннорога. Больная длиннорога... Да Чарли бы мир перевернул, по костям бы прошел, но сумел бы вылечить драконицу и увезти туда, где о ней бы как следует позаботились.

Длиннорога снова переступила с лапы на лапу и застонала. Судя по тому, что на Рона она не обратила ни малейшего внимания, ей было действительно очень плохо.

— Так это, оказывается, все-таки девушка? — у кота внезапно обнаружился острый слух.— И как тебе ее маникюрчик?

— Не помри от зависти, — сквозь зубы ответил Рон и осторожно, не поднимая головы, задом пополз к выходу.

Хозяйка не подавала голоса, и Рон ей за это был почти благодарен. Вести светскую беседу, чувствуя, как на голове шевелятся волосы — то ли от страха, то ли от шумного драконьего дыхания — было выше его сил.

Длиннорога тяжело вздохнула и коснулась Рона горячим боком.

Что-то зашевелилось в голове, какая-то смутная мысль. Что-то в происходящем активно не нравилось подсознанию Рона, но что именно, в таком унизительном положении — носом в загаженный пол — определить было трудно.

— Кр-расавица какая! — бурно радовался, приплясывая на пороге, кот. — Сейчас мы тебя вылечим, накормим, потом замуж отдадим, на свадьбе погуляем. Деток понянчим. Я им песенки колыбельные петь буду...

Дракониха вдруг подняла голову и, не дожидаясь песенок, прицельно выпустила в сторону двери тонкую струю пламени. Кот с пронзительным мявом вылетел за дверь, а Рон рухнул на пол и распластался на соломе, прикрывая руками голову.

Высказав свое возмущение, длиннорога шумно вздохнула и снова переступила лапами. Рон поймал себя на мысли, что лежать ему, оказывается, довольно комфортно: утро было для него, мало того, что холодным, так еще и мокрым, и горячий драконий бок приятно согревал озябшее тело, словно вынутый из костра большой камень.

— Лишь бы не переборщить с подогревом и сушкой, — криво усмехнулся сам себе Рон, вспоминая популярную в среде драконологов песенку «Остались от мантии ворот и хлястик».

И тут он понял, что не давало ему покоя. Чарли рассказывал, что когда дракон выдыхает огонь, температура его тела резко повышается. То есть, Рон, лежащий с драконицей чуть ли не в обнимку, во время ее раздраженного плевка в кота обязательно должен был почувствовать разницу. Но ведь ничего подобного не было! Кожа драконицы была одинаково горячей и до выдоха пламени, и после него. Это могло значить только одно:

— Свадьба отменяется, — прошептал Рон, неуклюжей ракообразной гусеницей ретируясь в безопасное место, пока больная длиннорога не набралась сил и настроения для следующего огненного выдоха.

— Что-что там у тебя отменяется?

Над порогом воздвиглись два острых мохнатых уха, прикрытые широким лопухом, а затем из-под импровизированной каски показался любопытный зеленый глаз.

— Кыш! — Рон ужом выскользнул за дверь, чуть не снеся при этом замаскировавшегося кота, и с облегченным стоном развалился на травке.

— Что там? — хозяйка воздвиглась над ним, словно памятник гринготтскому коллектору.

— Это девушка, — сказал Рон, с наслаждением подставляя лицо теплым солнечным лучам. — Самка румынского длиннорога. Совсем молоденькая, судя по размеру и состоянию когтей.

— И чем она больна? — хозяйка требовала объяснения так, словно драконица была ее любимой дочерью, а Рон — приглашенным за огромные деньги целителем. — Это заразно? Почему она ничего не ест?

— Да ничем она не больна, — широко улыбнулся Рон. — Драконицы, ожидающие потомство, зачастую остро реагируют на сильные запахи и выказывают нестандартные реакции. Капризничают, короче, как и все беременные.

— Потомство? — в разговор снова влез кот. — У меня будут маленькие дракончики?

— Погоди, Рональд... — хозяйка, казалось, ушам своим не поверила. — Ты хочешь сказать, что у меня в птичнике сидит беременная драконица с токсикозом, а вскоре по моему двору будет разгуливать целый выводок маленьких драконят?

— К сожалению, не будет... — Рон сел, опираясь ладонями о землю. Пальцы на руках еще неприятно подрагивали. — Румынские длиннороги размножаются намного медленнее, чем остальные драконы. Самка откладывает только одно яйцо, и очень часто по неизученным пока причинам отказывается его высиживать.

— Какой вы у нас сегодня умный, Рональд... — проворковал кот. — Столько знаете про драконов... Может, подумали бы все-таки о смене профессии?

Рон и сам удивился, насколько гладко ему удавалось сейчас говорить. Наверное, после пережитого потрясения в мозгу открылись какие-то новые извилины. Иначе чем объяснить, что в голове сейчас возникали готовые фразы из старого университетского учебника, который он не брал в руки с самого детства?

— Вот и хорошо, — резюмировала хозяйка. — Подождем, пока она отложит яйцо. Может, она забудет о нем и сама улетит? Не хотелось бы бегать за ней по всему двору, размахивая метлой.

У Рона от возмущения даже дыхание перехватило.

— Вы что! — завопил он, вскакивая на ноги. — Это же редчайший дракон, таких по всему миру единицы остались. Да я вас саму метлой! Зачем вы ее вообще держите, если она вам не нужна?

— Да никто ее не держит, — пожала плечами хозяйка, — она сама ночью прилетела. Ты же после уборки птичник не закрыл, вот она и забралась внутрь. А я-то, старая, обрадовалась: думала, приличный дракон в хозяйстве появился, и себя прокормит, и мне какую-нибудь пользу принесет. А оно вон как оказалось. Теперь еще мясо на нее переводить...

— Какое мясо? — подозрительно поинтересовался Рон. Старые подозрения всколыхнулись, и он на всякий случай сделал шаг назад.

Хозяйка посмотрела на него, как на последнего идиота.

— Из ледника, естественно. Или ты в этом дворе еще что-нибудь подходящее для драконьей кормежки видишь? Уток, например, овец или, может, барана?

Развалившиеся на травке дракклы загоготали, а Рон пристыженно умолк. Оказывается, зря он утром паниковал — его, как и в предыдущие дни, собирались использовать в роли дармовой рабочей силы. Хозяйка наверняка решила просто не рисковать лишний раз своими любимчиками. А он-то, болван, мордред знает что подумал.

— А травки у вас можно будет для нее взять? — не поднимая головы, спросил он. — Ей сейчас разные полезные растения нужны, отвары там всякие. Одним мясом беременным драконицам питаться вредно.

Хозяйка только плечами пожала

— Бери сколько надо, — равнодушно сказала она. — Раз уж мяса не пожалела, травы тем более жалеть не стану. Охота тебе только с ней возиться. Животное дикое, не кот бестолковый, само о себе может позаботиться.

— Я толковый бес, толковый! — завопил оскорбленный кот. — Что за вечные инсинуации в адрес честного труженика?

— Да как вы можете? — в один голос с котом возмутился Рон. — Эта драконица — ценнейшее животное, а не какой-нибудь шелудивый кот. Ее беречь надо, как зеницу ока!

— Вот и ладненько, — энергично кивнула головой хозяйка, проигнорировав новый возмущенный вопль своего любимца. — Вот и береги. Только от меня помощи не жди, — предупредила она.

— Больно надо! — фыркнул Рон. — Я и сам замечательно с этим справлюсь!

— Ну-ну, — скептически приподняла брови хозяйка. — Тогда можешь начинать прямо сейчас. Где взять лопату, ведра и все остальное — ты знаешь.

Она кивнула на знакомый уже Рону сарай.

— Теперь слушай программу-минимум: навоз вычистить, солому выгрести, драконицу вымыть, помещение подмести и проветрить. Выгуливать ее, так и быть, пока что не надо. А все остальное — на твое усмотрение, но только в свободное от работы время. Да, и травы на подстилку не забудь накосить, нечего на нее мою солому переводить.

Рон только головой успевал кивать, запоминая ценные указания.

— Ведра и все прочее — тоже на месте. — закончила инструктаж хозяйка. — Можешь приступать.

— Работайте, Рональд, работайте, — благосклонно кивнул кот, закладывая лапы за спину. — Труд, знаете ли, из обезьяны человека может сделать. А уж из такого прилежного курсанта, как вы...

Рон молча показал ему кулак.

— Учую в доме запах — будешь ночевать в курятнике, — напоследок предупредила хозяйка и ушла, забрав с собой весь выводок своих воспитанников. Кот важно потопал следом. А огорошенный столь стремительно развивающимися событиями и слегка придавленный величайшей ответственностью Рон снова опустился на траву. Ему надо было подумать над тем, что он будет делать дальше. Очень хорошо подумать....

Через час на голову не желающей мыться драконицы вылилось не только три ведра горячей воды, но и немаленький ушат проклятий. Эта капризная барышня, похоже, просто развлекалась, гоняя запыхавшегося Рона по загону точными ударами огненного хлыста. Иной причины тому, что она дор сих пор не сожгла его на месте — не могли придумать ни Рон, ни даже всезнающий кот. Тот удобно устроился на пороге и, обмахиваясь лопухом, предупреждал Рона о намерениях неуравновешенной пациентки.

— Вот рогатая голова гневно раздувает ноздри... — тоном квиддичного комментатора заводил он, — поворачивает голову налево, готовится к атаке... прищуривает глаза... Ложись!!!

Рон падает в лужу вместе с ведром, над головой проносится огненный вихрь, а вовремя укрывшийся за стеной кот важно перелезает через порог и сокрушенно цокает языком:

— И снова досадный промах нашей команды. Ах, какая игра, какой надрыв... А счет, уважаемые болельщики, по-прежнему ноль-ноль в нашу пользу.

Но вскоре об уборке и проветривании пришлось забыть, как и о ехидных кошачьих комментариях. Драконицу тошнило, не переставая. Воду она пила постоянно, жадно окуная рогатую морду в глубокое деревянное корыто, но все выпитое буквально через несколько минут снова оказывалось на полу, образуя огромные зловонные лужи. На выделенных хозяйкой из ледника двух гусей длиннорога даже не посмотрела. Вернее, посмотрела, но тут же испепелила под горестные вопли кота и его страстные мольбы оставить ему хотя бы ножку.

Наплевав на возможное недовольство хозяйки, Рон прямо у входа в овчарню развел костер, установил на треножнике самый большой котел, который только удалось отыскать, и перетащил из-под навеса чуть ли не все запасы сушившихся там трав и корешков. Остужать отвары пришлось в старинной каменной поилке, в которой могли бы вольготно разместиться все обитатели усадьбы, еще бы и место осталось, однако Рон не жаловался и терпеливо таскал от колодца тяжелые ведра с водой. Ведь ни боль в обожженных руках, ни ноющая спина не мучили его так, как мысль о том, что из-за его невежества может погибнуть редкое живое существо. Рон был уверен, что длиннорожка, несмотря на юный возраст, понимает, что с ней происходит что-то неладное, потому и прилетела искать помощи у людей. Но тот, кто действительно мог бы ей помочь, вернее, та... — тут Рон проглотил нехорошее слово, — ограничилась лишь тем, что дала драконице приют, а тот, кто всей душой переживает за нее, ни на что не способен, кроме как таскать воду да варить бесполезные отвары.

Впрочем, следовало признать, что отвары были не совсем уж бесполезны — все-таки, кое-что из услышанного от Чарли и на занятиях по уходу за магическими животными в голове у Рона задержалось. Но всевозможные комбинации из трав, корешков и листьев помогали драконице всего лишь на несколько минут, а затем все начиналось сначала. Умаявшийся до полусмерти и изрядно подкопченный Рон с отчаянием смотрел на слабеющую с каждым часом длиннорогу и чуть не плакал.

К обеду заткнулся и куда-то исчез неугомонный кот, до того помогающий разбирать травы и поддерживать огонь под котлом. А к вечеру у овчарни появилась хозяйка.

Она деловито переступила порог и без опаски подошла к лежащей на боку и тяжело дышащей драконице.

— Ну что, скоро отмучится? — сухо поинтересовалась старуха, и Рон едва сдержался, чтобы не задушить ее на месте.

— Не дождетесь, — буркнул он, пряча глаза. Немилосердно хотелось разреветься. От отчаяния, от ощущения беспомощности, от осознания собственной глупости и невежества. Но сдаться просто так он не мог. Он не имел на это права. Однажды он дал слабину и чуть не потерял своих друзей, но больше он никого в своей жизни терять не собирался.

Рон уселся прямо на залитый вонючей жижей пол и осторожно погладил драконицу по горбинке между длинными золотистыми рогами. Чарли говорил, что длиннороги накалывают на эти рога своих жертв, а затем подбрасывают в воздух, чтобы на лету обжарить струей пламени. Но сейчас у длиннорожки не было сил даже на то, чтобы поймать улитку. Она открыла глаза и печально посмотрела на Рона. И тут он не выдержал.

— Вы ведь знаете, что может ей помочь? — глухо спросил он у хозяйки. — Я уверен, что знаете, только сказать не хотите.

Хозяйка неопределенно хмыкнула.

— Но ведь ты хотел справиться сам, Рональд Уизли? — спросила она вкрадчивым голосом. — Сам и только сам?

— У меня не хватает для этого знаний, — после недолгого молчания признался Рон, — и я очень боюсь ей навредить. Многие ваши травы и корешки я видел в учебниках по гербологии, но их целебных свойств я не помню. Но даже если бы я их помнил, то все равно не знаю, как они подействуют на дракона. Я сегодня целый день подбирал составы, и, как мне кажется, даже нашел оптимальное сочетание, но она... — он кивнул на драконицу, — слабеет быстрее, чем я приближаюсь к цели. А некоторых растений, которые, я уверен, могли бы ей помочь, у вас нет. Мы с мистером Штерном перебрали все ваши грядки, но то, что мне сейчас для нее нужно, у вас попросту не растет.

— А что именно тебе для нее нужно? — все так же вкрадчиво спросила хозяйка.

— Ягоды черники, — угрюмо признался Рон.

— И что ты готов за них отдать?

Рон поднял голову. Хозяйка стояла рядом, не сводя с него испытывающего взгляда. Рон с горечью посмотрел на нее.

— Я обещаю, что больше не буду пытаться сбежать, — твердо сказал он. — Если хотите, я останусь здесь навсегда. Буду косить, рубить, копать... Но только она должна выжить. Помогите мне. Пожалуйста...

Последнее слово прозвучало едва слышно, перехваченное в горле спазмом.

Хозяйка молча повернулась и вышла из загона. Рон потрясенно посмотрел ей вслед. Последняя надежда на чудо умерла, едва появившись на свет.

Рон опустил голову и встретился глазами с умоляющим взглядом длиннорожки.

— Ничего, девочка моя, — решительно сказал он. — Пока мы с тобой живы — не все еще потеряно. Прорвемся.

И погладил ее по голове.

* * *

Пламя костра, разведенного под котлом с водой, едва разгоняло темноту ночи, но Рону и этого было достаточно: все травы, ягоды и корешки, которые им с котом удалось разыскать, он различал чуть ли не на ощупь. Однако знакомых ему растений, как он и сказал старухе, было катастрофически мало.

Рон чуть ли не с ненавистью смотрел на аккуратно разложенные на старом одеяле старухины запасы. Мордред, ну почему он не слушал профессора Снейпа и мадам Стебль, когда они рассказывали о целебных свойствах того или иного растения? В те далекие времена им, глупым детям, казалось бессмысленным забивать голову подобной ерундой. Действительно, зачем изучать травы и зелья, если их можно приобрести в аптеке Малпеппера или у Слизня и Джиггера? И вот теперь он пожинает плоды своей глупости и самонадеянности...

Рон прислушался к неровному дыханию притихшей в дальнем углу птичника длиннорожки, и бросил в закипевшую воду очередной набор трав.

— Мята, мелисса, валериана, ромашка... — шептал он, тщательно отмеряя пропорции. — Лирный корень, лаванда, имбирь... Календула, семя льна... Зверобой, лист черники...

Что?

Он вдруг подскочил, неверящим взглядом уставившись на пожелтевший листочек у себя на ладони.

Черника... Оказывается, где-то здесь все-таки есть черника, одно из самых сильных обеззараживающих и успокаивающих средств. Они с котом ее просто плохо искали. И если ему удастся собрать хоть маленькую пригоршню ее ягод...

Оборвав мысль на полуслове, Рон сжал ладонь с драгоценным листиком и рванул с места, чтобы тут же наткнуться на что-то большое, мягкое и мохнатое.

— У-вау-у-у! — взвыло это что-то, и Рон, не удержавшись на ногах, плюхнулся на траву.

— Я тут работаю целый день, не покладая лап, а он пихаться вздумал... — проворчал где-то в темноте знакомый голос. — Что там наша курочка-золотое яичко — еще не снеслась?

— Ах ты... — Рон, не помня себя, рванулся на голос. — Сволочи вы! — он с размаху влепил кулаком в замаячившую перед глазами округлость. Округлость глухо бумкнула и улетела в ночь. Что-то зашелестело, рассыпаясь по влажной от вечерней росы траве.

— Идиот безмозглы-ы-ый, — завыл котяра, одним прыжком оказываясь на растущей рядом иве. — Это же ведро с ягодами было, для отвара твоего. Иди теперь, собирай, бестолочь! Ягодку к ягодке собира-ал, сам не съел, лап не жалел, на солнце пекся, к тебе на всех парах несся, а ты-ы-ы...

— Ягоды? — Рон не поверил своим ушам. — Ты собирал ягоды?

Так вот где, оказывается, пропадал все это время кот. А он-то подумал, что его совсем на произвол судьбы бросили.

— А... где ты их собирал? Мы же с тобой вместе весь огород перерыли, но ни одного такого кустика я там не видел.

— Места надо знать! — загадочно ответил кот. — Ты слышал когда-нибудь о понятии пространственно-временного континуума?

— Нет, не слышал, — ответил Рон. — А мне его знать обязательно, или не очень?

Кот тяжело вздохнул.

— Ладно, объясню на пальцах. Если говорить просто, то я отправился в то место и в то время, где и когда наша ягода сама сочная и самая полезная. В июль девяносто седьмого, если тебя это интересует.

— А-а, в прошлое... — Рон моментально потерял интерес к этой теме. Июль девяносто седьмого представлял собой для него хоть и не совсем далекое, но все же прошлое. А сейчас ему следовало думать исключительно о настоящем.

— А как ты догадался, что мне нужны именно эти ягоды? — спросил он, задрав голову вверх.

— Так ты же сам меня попросил, еще в обед, — ответил кот из темноты. Рону даже показалось, что он пожал плечами. — Правда, ты много себе чего под нос бормотал, я уж думал, что ты травок наших перенюхал, но то, что тебе понадобились именно эти ягоды — я помню четко. Ты сказал примерно так: «Эх, мистер Штерн, была бы в нашем распоряжении эта ягода — курочка мигом бы на крыло встала». Я корзинки подходящей не нашел, взял ведерко и отправился себе в... неважно, в общем, куда. Иду себе, аукаю...

Рон описанного котом момента не помнил в упор. Впрочем, и неудивительно — такой бешеной нагрузки на тело и мозг он не испытывал ни разу в жизни, и в течение дня уже не раз замечал, что руки сами, независимо от головы, что-то крошат, разминают и нарезают, пока мозг лихорадочно перебирает варианты. Наверное, в такой момент и сорвалось с языка слово «черника», проскочив мимо затуманенного сознания.

На дереве что-то затрещало — видимо, кот удобнее устраивался на ветке.

— Ты времени-то не теряй, собирай скорее! — скомандовал он. — Только смотри, не помни! Ягодка отборная, спелая, одна в одну.

Рон опустился на колени и принялся шарить руками вокруг себя, отыскивая ведро. Небольшой пятачок света, озаряемый пламенем костра, остался в стороне, и оказавшийся в полной темноте Рон неловко тыкался во все стороны, опасаясь передавить драгоценный материал.

— Новорожденный кенгуру в поисках сумки... — наблюдая за его неуклюжими попытками, заявил кот. — Пожалуй, без летучей мыши здесь никак не обойтись.

— К Мордреду летучую мышь! — буркнул Рон. — Она мне половину ягод сожрет, а другую половину перегадит. Фонарь бы лучше где-нибудь достал, иначе я и без мышей тут все передавлю.

— Ой, деревня глубокая, село неасфальтированное... — протянул кот. — Элементарных вещей не знает. А, казалось бы, вышел из трудовой многодетной семьи, много лишений в жизни претерпел, все детство в чужих портках да обносках проходил. Сладок кус недоеда-а-ал.

Рон очень удачно нащупал на траве небольшой камешек и запустил его в кота.

— Мазила, — прокомментировал кот. — И дубина неотесанная. Смотри сюда!

Среди ветвей зажегся слабый огонек, пару раз трепыхнулся, и через минуту прижмурившийся от неожиданности Рон смог разглядеть в кошачьих лапах стеклянный фонарь, похожий на бутылку в металлической оплетке.

— Рекомендую, — кот свесил вниз лапу с фонарем. — Ветроустойчивая керосиновая лампа «Летучая мышь», в народе прозванная так за проволочные крылышки, удерживающие стекло в устойчивом положении. На самом деле ее создали на немецкой фирме «Фледермаус», но кому теперь это интересно? Главное, что она горит всегда, горит везде, горит — и никаких гвоздей. В смысле, это тебе не примус, чинить и ковырять каждый день не требуется.

Рон не знал, что такое примус, да и до конструкции лампы ему было наплевать. Он наконец-то увидел ведро из-под ягод, откатившееся совсем в другую сторону от того места, где он искал. Вытянувшись в струнку, Рон подхватил ведро, стараясь не рассыпать оставшиеся в нем ягоды, подтянул к себе, бросил в рот пару ягод, чтобы попробовать на спелость, и...

— Ты что мне принес, скотина? — взревел он не своим голосом.

— А что я тебе принес? — не понял кот. — Ягоды принес. А тебе что, листья или ветки нужны были?

— Мне черника нужна была. Черника, понимаешь? А ты ежевику принес.

— А мне помнится, ты говорил о ежевике, — не согласился кот. — Ты еще сказал, что ее здесь днем с огнем не найдешь, вот я и отправился ее искать ночью и без фонаря. Пока добрался до нужного места, как раз стемнело.

— Мне нужна была именно черника, — с ненавистью проговорил Рон, сжимая в руке дужку ведра. — Черника, которая у огнедышащих поднимает тонус и успокаивает желудок.

— Ну, подумаешь, перепутал маленько, — согласился кот. — Черника, ежевика, куманика... какая, в принципе, разница? И то ягода, и то ягода. Черная, спелая, руки пачкает. А ежевика даже вкуснее.

— И что толку от того, что она вкуснее? — заорал Рон. — Там человек, в смысле, дракон помирает, а я ее ежевичным компотом вместо целебного отвара поить должен?

— А чем тебе ежевика не угодила? — в свою очередь возмутился кот. — Это же просто кладезь полезных витаминов, а по содержанию никотиновой кислоты — вообще чемпион. Правда, лошадям по той же причине ежевика противопоказана...

— Погоди, — Рон даже остановился на миг. — А при чем здесь лошади?

— Как при чем? — удивился кот. — Ты что, бестолочь, не знаешь, что капля никотина может сделать с молодой здоровой лошадью?

Рон замолчал. Перед его глазами встала празднично украшенная гостиная, разрумянившаяся мать, счастливая тем, что на Рождество все ее дети собрались все вместе, довольный отец в кресле-качалке и Чарли, раскуривающий любимую трубку.

— Сынок, ну когда ты уже бросишь курить? — попеняла мать, ласково взъерошивая Чарли коротко остриженные после очередного «поцелуя дракона» волосы. — Ты от болезни толком оправиться не успел, а уже за эту гадость схватился. Тебе в заповеднике мало дыма и огня? Посмотри, на что ты стал похож!

Чарли призывает к себе зеркальце и критически рассматривает свежую кожу на левой половине лица.

— По-моему, мама, я красавчик. Правда, Гермиона?

Гермиона, как обычно в присутствии Чарли, смущается, все смеются, а мать снова принимается за свое:

— Ты уверен, что трубка тебе не повредит? Вот скажи, Гермиона, что говорят магглы о курении? Я слышала, в их среде тоже не слишком жалуют курильщиков.

— У магглов есть поговорка, что капля никотина может убить лошадь, — порозовев, отвечает Гермиона.

Чарли снова смотрится в зеркало, а затем комично разводит руками.

— Ну и где вы видите лошадь, юная мисс? Перед вами дракон. Самый настоящий дракон. Вот смотрите!

Он глубоко затягивается, а затем оскаливает зубы и выпускает изо рта струйку дыма. Все смеются, а Чарли продолжает:

— А для драконов никотиновая кислота, что для обычного мага Энервейт. Выкурил трубочку — и бегаешь, как новенький.

— Чарли, ну что вы такое говорите? — возмущенно подпрыгивает Гермиона, делая вид, что не замечает обращенного к ней дружного подмигивания близнецов. — Пользуясь неведением миссис Уизли, вы нахально подменяете понятия. Вам же прекрасно известно, что никотин и никотиновая кислота — абсолютно разные вещи. Никотиновая кислота — это, действительно, целительное средство, а никотин в вашей трубке — самый настоящий яд.

— Ладно, ладно, мисс Всезнайка, — Чарли со смехом поднимает руки.— Вы победили. Сдаюсь перед превосходящими познаниями противника.

Польщенная Гермиона вишневеет, мать демонстративно отвешивает Чарли подзатыльник, отбирает трубку и все снова весело смеются...

— Никотиновая кислота... — пробормотал Рон, и в его сердце вспыхнула надежда. — Ты уверен?

— В чем, в том, что никотин убивает лошадь? — переспросил кот.

— Да нет, в том, что в ежевике есть никотиновая кислота!

— Конечно же, есть! — оскорбился кот. — Ты сомневаешься в моих познаниях? Тебе страницу из «Травника» выдрать или книжку целиком принести?

Рон замотал головой. Сейчас было не время объяснять коту разницу между двумя схожими понятиями. Как-нибудь потом, когда драконица поправится. А если Чарли не шутил — а он никогда не шутит такими вещами — то ежевика сейчас, и правда, единственное средство, которое сможет вернуть к жизни ослабевшую дракошку.

Он опустился на колени и принялся сгребать рассыпавшиеся ягоды в ведро.

— Аккуратненько собирай, это тебе не горох! — наставительно произнес кот, опуская фонарь пониже. — Каждая ягодка — это...

— Кладезь витаминов, я уже понял. — сквозь зубы произнес Рон. — Расскажи лучше, где ты ее взял?

— Где надо, там и взя-а-ал, — зевнул кот. — Там ее целые заросли вокруг дома. А вроде бы приличные люди живут — клумбы с розовыми кустами, деревья подстриженные, белые павлины по дорожкам ходят. Цивилизация... А вот ежевику они почему-то так запустили, что она у них чуть ли не под самые окна подобралась. Может, хозяева — ежевичные маньяки, жить без нее не могут? Видел я там, кстати, одного хмыря, так у него, по-моему, даже уши в ежевике были, так он ее вдохновенно трескал.

Рон только хмыкнул. Сейчас он выглядел не хуже того самого хмыря: ягоды, которые притащил кот, были спелые, сочные и расползались прямо в руках. Свежий вечерний ветерок разогнал густые травяные пары, клубящиеся перед овчарней, и в измученное обоняние Рона остро ворвался пьянящий аромат ежевики.

Рот моментально наполнился слюной, в желудке заурчало, и только теперь Рон вспомнил, что со вчерашнего вечера у него крошки во рту не было. Отлучиться перекусить он, по понятным причинам, не мог, и, чтобы хоть немного заглушить проснувшееся чувство голода, украдкой бросил в рот горсточку ягод.

— Залез я, значитца, в кусты, — продолжал тем временем кот, помахивая фонарем, — не шалю, никого не трогаю, ягоды собираю. Слышу — что-то шелестит, не иначе как конкурент у меня появился. Выглядываю я из-за кустика, глядь — мужик стоит. Высокая такая жердина, тощая, в черном плаще посредине лета. Наверное, чтобы дома жена не сразу заметила, что муженек весь извозюканный в ягоде домой явился. Нос — во! — фонарь в кошачьей лапе сильно качнулся и Рон досадливо скривился. — Патлы длинные, а затяганные, что мой хвост, когда я по мартовской оттепели после недельного загула домой возвращаюсь. Глазищи черные, что твоя ежевика, и по сторонам так и зыркает, так и зыркает. Наверное, смотрит, не нагрянут ли хозяева, не прогонят ли из ягодника поганой метлой. Ну я, естественно, не стал его разочаровывать, упал на пузо, произвел обходной маневр, подобрался к нему со спины и как поздороваюсь...

У Рона, уже имеющего представление о манерах кота, вырвался невольный смешок.

— Вот и ему понравилось, — расплылся в невидимой улыбке кот. — Он ка-ак подпрыгнет... Но орать не стал, тут уж надо отдать ему должное. Что-то пробормотал себе под нос и отправился восвояси. Ну, а я времени терять больше не стал, и тебе целое ведро ягод собрал. Ну, теперь скажи, Рональд Уизли, разве я не молодец?

— Молодец-молодец, — проворчал Рон, слушая его рассказ вполуха, так как сбор ежевики практически подошел к завершению. — Иди, лучше дров в костер подбрось!

— Ну во-от еще! — возмутился кот. — Я, значит, полдня на него работаю, не покладая лап, а он мне еще и указания раздает...

Но с дерева слез, и, подвесив фонарь в воздухе над головой, пошел за дровами.

Тем временем Рон набрал в котел чистой воды и осторожно высыпал в него примятые ягоды.

— Бестолочь, ох бестолочь... — тут же прокомментировал его действия вернувшийся с дровами кот. — Ну куда ты воду переводишь? Видишь, половина на землю выплеснулась. Надо было сначала ягоды в котел всыпать, а потом уже воду заливать. Ох, молодежь... Ни к чему руки не приспособлены...

— Ты поленом-то у меня перед носом не размахивай! — спохватившись, Рон осторожно зачерпнул кружкой лишнюю воду. — Тоже мне, советничек нашелся. Не хочешь помогать, так хотя бы не лезь под руку со всякой ерундой.

— Ну и пожа-алуйста, — обиделся кот и исчез вместе с фонарем. Но Рону сейчас было не до кошачьих обид. Он осторожно залил ежевику новой порцией чистой воды и, поднатужившись, повесил котел над огнем. Теперь оставалось только ждать.

Все дальнейшее было уже делом техники: подождать, пока вода закипит, снять появившуюся пену, прочитать восемнадцать раз детское стихотворение про Джека и его дом, снять готовый напиток с огня, слегка его остудить, напоить впавшую в полузабытье драконицу и, устало прикорнув у ее горячего бока, всего лишь на минуточку прикрыть глаза...

Разбудил Рона громовой рык у самого уха. Не успев сообразить, что происходит, он ощутил сильнейший пинок и, словно запущенный умелой рукой бладжер, вылетел в открытую дверь овчарни. Свалившись на влажную от утренней росы траву, Рон несколько секунд очумело вертел головой, пытаясь прийти в себя. Последнее, что он помнил — тяжелое дыхание драконицы и острые чешуйки, царапающие уставшее тело через тонкую ткань рубашки.

— Нет, ну ты посмотри на нее! — с восхищением произнес кот, усевшийся возле головы Рона. — Не успела очухаться, а уже норов показывает.

— Кто? — не сообразил Рон.

— Да пациентка твоя, кто же еще. Такому лекарю, как ты, уважение оказывать надо — овечку там в благодарность поймать, или кролика, на худой конец. Сутки, считай, не спал, кормил ее, скотину неблагодарную, поил, убирал за ней. А она тебя — хвостом по морде, как лядащего ухажера.

— Так это она меня так? — снова протупил Рон.

— Она, кто же еще, — фыркнул кот. — Ни у меня, ни у хозяйки такого шикарного удара хвостом нету. Добрая девушка, как я погляжу, и меткая — не размазала тебя о стену, точнехонько в двери вынесла. Интересно, это на нее яйценоскость так повлияла, или у ежевики вдруг неожиданные побочные эффекты обнаружились?

Рон помотал гудевшей, словно улей, головой. Слова кота доходили до него как-то избирательно, не укладываясь в общую картину.

— Яйценоскость? — тупо спросил он, протирая слезящиеся спросонья глаза.

— Ну да, пока ты спал, у нас тут младенчик появился, — сообщил кот. — Правда, мальчик это или девочка, целителям установить не удалось, поскольку нервная мамаша заняла круговую оборону и не позволяет врачебной комиссии не то, что распеленать ребенка, но даже приблизиться к нему на расстояние драконьего плевка.

Наконец-то Рон осознал, что хочет донести до него излишне красноречивый кот.

— Ты хочешь сказать, что драконица отложила яйцо? — благоговейно спросил он.

— А о чем я еще тут целый час распинаюсь? — кот наклонился и постучал Рона лапой по лбу. — Я понимаю, что доктора по утрам часто несознательные бывают, но ты же у нас лекарь без диплома, так что давай, просыпайся, хватит мне тут, словно сова, глазами хлопать.

— А... посмотреть можно? — Рону все никак не удавалось прийти в себя после такой новости.

Кот хохотнул.

— Ну, сходи, спроси. Может, и смилостивится мамаша-то, сразу не спалит, даст перед смертью на яичко чудесное посмотреть. Правда, на золотое оно не очень-то и похоже — скорее, на малахитовое, но и на такое, если постараться, можно найти подходящих покупателей. Хозяюшка моя уже вовсю этим вопросом озаботилась. С утра только пятеро свои предложения прислали, а уж к вечеру и сосчитать невозможно будет. И все — очень даже приличные люди, не какая-нибудь там шваль низкосортная, а это значит, что они и цену дадут соответствующую. Вот уж, наконец, разбогатеем...

— Я тебе разбогатею! — Рон мгновенно вскочил с земли и ухватил кота за грудки. — Я тебя сейчас так разбогатею! Да я...

— А ну прекратите немедленно!

Резкий окрик хозяйки заставил Рона обернуться. Кот мявкнул и, вывернувшись из рук Рона, исчез, оставив тому на память глубокие кровавые борозды на тыльной стороне ладоней.

— Обидеть драконицу не дам! — тихо, с ненавистью в голосе, произнес Рон, подхватывая с земли плоский камень и загораживая хозяйке вход в овчарню. — Только через мой труп.

— Да легко! — из-за хозяйкиной юбки выглянула обиженная кошачья морда. — Щас мы тебя палкой внутрь затолкаем, и через пять минут твоя подгоревшая тушка исчезнет в ненасытной драконьей утробе, не оставив даже косточек для погребения.

— Ты не забыл, что вчера обещал мне остаться здесь и выполнять все мои требования? — ровным голосом напомнила хозяйка, обращаясь к Рону.

— Не забыл, — так же ровно ответил Рон. — Но отобрать у драконицы ребенка я вам не позволю.

— Ты собираешься нарушить данное мне слово? — подняла бровь хозяйка.

— Да ничего он не собирается, — влез в разговор кот. — Вот послушай лучше меня, юный падаван. Прилетела к нам драконица зеленой масти одна. Правильно? Правильно. Значит, и улетит от нас она тоже одна, чтобы не нарушать отчетность, как говорится. А то, что драконица нам оставит — в благодарность за приют, за ласку — это уже будет наше. Элементарная математика. Учись, студент!

— Все равно не позволю! — упрямо произнес Рон.

Хозяйка нахмурила брови и прищурилась. В ее глазах сверкнули алые искорки.

Рону стало немного страшно, но он даже не сдвинулся с места, собираясь отстаивать свою правоту до конца.

Небо вдруг потемнело, поднялся ветер, и в лицо Рону брызнули холодные капли, тут же взрезавшие кожу на щеках острыми льдинками. Он повернулся и, одним прыжком оказавшись внутри овчарни, захлопнул за собой дверь и задвинул тяжелый засов.

Драконица встретила его оглушительным ревом. В дверь требовательно забарабанили. Оказавшись между двух огней, Рон окинул взглядом овчарню, оценивая обстановку, и тут же шарахнулся влево, уходя из-под огненной атаки.

"Ого, — уважительно подумал он, распластываясь на полу и чувствуя, как левый рукав и брючина начинает дымиться. — Выходит, и правда, ежевика подействовала на дракошку не хуже Эннервейта. Значит, у нас еще есть шанс выкарабкаться."

Он рывком поднялся с пола и, пытаясь отследить нервные движения хвоста, не выпуская при этом из поля зрения рогатую голову, рванулся вперед, к широким воротам, через которые длиннорога и заползла вчера в овчарню. Только бы хозяйка или ее любимые внуки не сообразили подпереть ворота снаружи чем-нибудь тяжелым...

Дверь затряслась, в овчарню ворвались струйки ледяного ветра. Драконица заревела и повернула голову, приготовившись встретить непрошеных гостей мощным потоком огня. За ее осторожно переступающими по земляному полу лапами виднелось малахитовое пятнышко. Яйцо, стоившее на черном рынке как минимум три годовых стипендии Гермионы.

Рон представил себе, что он маленькая серая мышка, и, пользуясь тем, что внимание драконицы от него отвлеклось, шустро пополз через всю овчарню к воротам.

Дверь в последний раз дрогнула и с грохотом распахнулась. На порог ступила... нет, не хозяйка деревенской хибары — ледяная королева, окруженная роем мерцающих хрустальных лезвий, причем помолодевшая лет эдак на сорок. Узкие лезвия едва заметно трепетали, словно готовясь по первому же слову своей повелительницы отправиться в смертоносный полет, и негромко гудели, заставляя волосы на голове Рона невольно шевелиться.

Некстати вспомнилось расхожее выражение «Не так страшен драккл, как его малюют». «Нет уж, — подумал Рон, вжимаясь всем телом в землю и с содроганием представляя, как эти лезвия вспарывают его рубашку вместе с кожей, — неправильно люди говорят. Правильнее было бы «Не так страшен драккл, как его бабка», только вряд ли теперь кто-либо об этом узнает...

Кота рядом с хозяйкой не было видно — наверное, он благоразумно решил переждать сражение титанов на любимом дереве, чтобы затем подробно изложить проигравшей стороне ее досадные промахи.

Битва льда и огня — зрелище, конечно же, донельзя увлекательное, решил Рон, но там, где дерутся двое, третьему самое время делать ноги.

Не замеченный обеими воительницами, он благополучно добрался до ворот, поднялся на ноги и, уже не скрываясь, всем своим весом налег на створки. Те громко скрипнули и неохотно начали открываться.

В уши ударил сдвоенный гневный вопль. Не дожидаясь, пока створки полностью откроются и разъяренные дамы так же дружно ударят по нему чем-нибудь впечатляющим, Рон рухнул на землю и откатился подальше от линии вероятной атаки.

— Хватай яйцо и беги! — крикнул он драконице, прикрывая голову руками. — Спасайся, дура!

Внутри овчарни что-то взорвалось, зашипело, стена нагрелась, словно за ней разожгли огромный камин, ворота широко распахнулись и вслед за клубами обжигающего пара на волю вырвался мутный водяной поток, густо сдобренный жирными хлопьями сажи.

Драконица заревела.

— Идиотка хвостатая! — выругался Рон, на четвереньках подобрался к воротам и осторожно заглянул внутрь. Драконица и старая ведьма стояли друг против друга, приготовившись к новой атаке, а точно между ними лежало яйцо. Очевидно, драконица, разворачиваясь, задела его лапой, оно покатилось и теперь лежало на земле прямо посредине овчарни, словно приз в маггловской игре «Кто схватит первым?»

Рон застонал. Будь у него метла, он бы, не раздумывая, поднялся под крышу, а затем, огорошив присутствующих блестяще выполненным финтом Вронского, утащил бы призовое яйцо прямо у них из-под носа. Однако метлы под рукой не было. Вернее, метла-то была, но вот летать на ней...

Сзади в спину что-то толкнуло.

Рон подпрыгнул от неожиданности и резко повернулся, целя нападающему в челюсть. Однако меткая подножка сбила его обратно на землю.

— Ты, придурок, — зашипел ему в ухо припавший на все четыре лапы кот. — А ну-ка быстро забирай свою драконицу и проваливай отсюда! Нечего мне тут хозяйку до истерики доводить!

— Только драконицу? — Рон откатился под защиту каменной стены. — Одна драконица, без яйца, меня не устраивает.

— Да забирай уже обоих, только быстро! — кот вытянул шею, заглядывая в овчарню, и снова залег на землю. — Я, конечно, существо полезное, местами даже лечебное, но если моя хозяйка сейчас выйдет из себя, то назад ее даже я запихнуть не смогу. Ты же видишь, как она разбушевалась? Еще полчасика — и у нас тут полюс холода будет вместо усадьбы, или вообще черная дыра. А оно мне надо, на старости лет без любимого чердака остаться?

— А как же покупатели? — ехидно поинтересовался Рон. — Солидные люди... Наверняка с твоей хозяйки неустойку потребуют. Или ты думаешь, что она тебя самого в яйцо превратит и продаст, чтобы дурой перед людьми не выглядеть?

— А пускай и продаст, — неожиданно широко ухмыльнулся кот. — Хоть косточки разомну да молодость вспомню. Неужели ты думаешь, что первым до такого хитрого финта додумался? Да ему уже столько лет, что ты даже чисел таких не знаешь!

Рон только головой покрутил.

— И что мне прикажешь делать? — он снова повернулся к коту. — Как я, по-твоему, заберу отсюда эту драконицу? Сачком поймаю и в карман положу вместе с яйцом? Или сяду на нее верхом и вежливо попрошу подвезти до Румынии? Дракон, конечно, существо не такое тупое, как курица, но человеческую речь вряд ли понимает.

— Можешь сказать ей «Цыпа-цыпа-цыпа», — предложил кот, нагло оскаливаясь.

Рон хотел было таки врезать ему по мохнатой морде, но не успел: внутри овчарни снова с ревом столкнулись две стихии и наружу выплеснулась новая обжигающая волна.

— А можешь сделать вот так! — кот впихнул в руки Рона метлу. Ту самую, из хвостового пера синей птицы. Ту метлу, на которой Рон уже однажды так позорно пытался подняться в воздух.

— Чтобы поднять ее в воздух надо сказать «Земля, прощай!» А чтобы заставить двигаться — «В добрый путь!», — скороговоркой проинструктировал кот.

Пораженного таким открытым вероломством Рона чуть удар не хватил. Ладно, Джулия — та девчонка, чего с нее взять, но этот-то за что? Или они все тут одинаковые — предатель на предателе сидит и предателем погоняет? Усыпил сначала, значит, его бдительность, а теперь еще и издевается? Хотя, чего обижаться? Сам же и виноват, что снова повелся, как дурак — должен же был сообразить, что никто его так просто отсюда не выпустит, тем более, с драконьим яйцом сумасшедшей стоимости. Эх, правду, наверное, говорил кот — не выйдет из тебя аврора, Рональд Уизли, только на то ты и годен, что курятники подметать...

— А «Ко-ко-ко» ей сказать не надо? — сквозь сжатые до судороги зубы проговорил Рон, с трудом сдерживая желание вцепиться коту в мохнатое горло.

— Нет, «Ко-ко-ко» — это пароль для детских моделей, — отрицательно покачал головой кот, — а это у нас более продвинутый вариант. Не суперскоростная метла, конечно, но довольно приличный антиквариат. Хозяйка в свое время на ней не одного непрошеного гостя в болото загнала и не от одного трехголового змея улизнула, так что, думаю, тебе тоже удастся.

— Что удастся? — все так же сквозь зубы поинтересовался Рон. — Спикировать на ней с крыши в болото, к остальным непрошеным гостям?

— Дурень! — кот постучал Рона по лбу. — Забрать яйцо и увести эту истеричку за собой, пока она мою хозяйку совсем до белого каления не довела.

— Ага, так они мне и позволили забрать это яйцо... — уперся рогом Рон, все еще ожидая от кота какого-то подвоха. Но идея, как ни крути, выглядела очень заманчиво. Он ведь и сам подумывал о том, чтобы увести драконицу за собой. Знать бы только еще, в какую сторону надо лететь...

— А ты постарайся! — убежденно заявил кот. — Ты же король квиддичного поля, победитель садовых гномов и целый герой войны. Или ты двух неуравновешенных женщин испугался?

— Ой, только вот этого не надо... — скривился Рон. — Мы же не на первом курсе Хогвартса, в самом-то деле.

— Да? — удивился кот. — Странно... Раньше на тебе это всегда срабатывало. Поумнел, что ли?

И не успел Рон что-нибудь на это ответить, как кот всунул ему в руки метлу и выпихнул его из-за спасительной створки на арену боевых действий.

Яйцо так и лежало посреди овчарни. Обе претендентки на обладание этим сокровищем повернули головы и устремили на Рона плотоядные взгляды.

«Рональд, ты чемпион среди идиотов... — промелькнуло в голове. — Надо же было купиться на такой откровенный развод... Сейчас тебя поджарят, съедят и этой самой метлой в зубах поковыряются».

— Садись на метлу, придурок! — зашипел кот, выглядывая из-за створки ворот. — Земля, прощай!

Метла вздрогнула и, качнувшись туда-сюда, резко дернулась вверх. Мозг еще не осознавал этого факта, но тело само подчинилось накрепко вбитым рефлексам, и через несколько мгновений Рон уже взмывал под крышу овчарни как раз вовремя для того, чтобы оставить внизу под собой дружно выпущенные огненный вихрь и поток отточенных ледяных лезвий.

— Ничего себе... — пробормотал он, все еще до конца не смея поверить собственному счастью. — Значит, кот не соврал!

— В добрый путь! — надрывно прошипел снизу упомянутый кот, уже успевший взобраться на створку ворот. — В добрый путь, идиот! Шевелись быстрее! Хватай яйцо и вали отсюда, пока хозяйка окончательно не озверела, иначе нам тут всем эта боевая мамаша райской птичкой покажется!

После такого дружеского напутствия Рон больше не решился медлить. Он крепче ухватился за древко метлы, набрал полную грудь воздуха и, резко выдохнув, скомандовал:

— В добрый путь!

Метла мелко затряслась, задергалась туда-сюда, пытаясь сбросить незнакомого седока, но Рон привычно сжал ее коленями и как можно внушительнее процедил сквозь зубы:

— Если упаду в огонь — то только с тобой! Уяснила?

Метла, как показалось Рону, испуганно вздрогнула, а затем притихла и даже вытянулась в струнку, ожидая указаний.

— То-то же... — довольный Рон потрепал метлу по древку и, прикинув, сумеет ли проскочить и выхватить яйцо, пока две огневые точки проморгаются от плавающих в воздухе хлопьев пепла и сажи, скомандовал:

— А теперь — вперед!

...Обжигающе-режущие залпы следовали один за другим. Рону каким-то чудом до сих пор удавалось ловко лавировать между перекрестными потоками льда и огня, но вот подобраться к яйцу ему не удавалось никак. Обе озверелые бабы с воем и рычанием обменивались хлесткими ударами, при этом каким-то чудом ухитряясь оставить яйцо в неприкосновенности. Рону и требовалось-то всего лишь проскочить в эту непростреливаемую зону и благополучно унести оттуда ноги, но вот лимит удачи на сегодня у него, похоже, напрочь исчерпался.

Зато кот явно получал от происходящего в овчарне истинное удовольствие. Он раскачивался на створке ворот и азартно болел за всех одновременно. За шумом битвы Рону не удавалось расслышать весь поток впечатлений самозваного комментатора, но временами до него доносились знакомые по квиддичу восторженные вопли «Го-о-ол!» и странно звучащее, но не менее азартное «Шайбу! Шайбу!» Странно, но время от времени вопли кота начинали звучать многоголосо, словно за поединком наблюдал не один кот, а добрый десяток.

Решив немного передохнуть, Рон вылетел на улицу и завис высоко над крышей. Он протер слезящиеся глаза и только потом понял, почему голос кота звучал так странно: у битвы мегер было намного больше зрителей, чем он рассчитывал увидеть. Зрители, как и полагается в таких случаях, разделились на два лагеря. С одной стороны ворот, судя по всему, расположились девушки. Пестрая компания в юбочках из листьев курчавой кукурузы и цветочных гирляндах вместо бус воинственно потряхивала пышными пучками чертополоха и, весело пританцовывая, ритмично скандировала:

— Ба-бу-ля! Ба-бу-ля!

С другой стороны расположились джентльмены — кто в ярких бейсболках, кто в высоких разноцветных шляпах, которые часто можно увидеть на трибунах во время квиддичных матчей. Стуча хвостами по земле, они дудели и свистели, выказывая происходящему полное одобрение.

— И только за меня никто болеть, похоже, не будет... — грустно пробормотал Рон. И, только он приготовился к следующему заходу, как кот перестал подпрыгивать и замахал лапами, подзывая его к себе.

Разговаривать с котом и выслушивать его шуточки и дурацкие советы было некогда. Рон нетерпеливо отмахнулся, но тут активно сигналящий кот перестал семафорить и принялся изображать лапами какие-то волнистые движения, похожие на элемент одного из маггловских танцев. Драклы радостно завопили и принялись вслед за котом размахивать лапами.

Рон постучал себя кулаком по голове, показывая коту, что он об этом думает, однако кот ответил ему тем же жестом, всем свои видом показывая «сам дурак» и снова принялся изображать плывущую рыбку. Затем он досадливо сплюнул, встал на все четыре лапы, припал к створке и пополз, изображая на сей раз то ли ужа, то ли большую мохнатую гусеницу.

Дракклы, восторженно заверещали и, задрав хвосты, тоже припали к земле.

Видя, что Рон его не понимает, кот поднялся на задние лапы и, опасно балансируя, принялся указывать лапами то на один вход в овчарню, то на второй.

И тут Рона осенило... Точно, как же он сразу не понял? И, если Гарри однажды смог проделать такой фокус, почему же он не должен удаться Рону? Если он влетит на метле в широкие ворота, а вылетит в дверь, драконица не сможет сразу же пуститься за ним в погоню, а, значит, шансы на спасение существенно возрастут.

Рон выразительно кивнул, показывая коту, что уловил его мысль, указал сначала на ворота, затем на выбитую дверь и резко взмахнул рукой перед лицом, изображая горизонтальный полет. Кот интенсивно закивал, чуть не свалившись со створки вниз.

Рон в знак благодарности вскинул над головой сцепленные ладони. Кот извлек откуда-то белый платочек, растроганно утер слезу и дал отмашку.

Рон несколько раз глубоко вздохнул, наполняя легкие кислородом, и, в последний раз взглянув на небо, заложил широкий вираж к воротам.

В мутном горячем облаке внутри овчарни что-либо разглядеть было невозможно. Пыль, дым, пар, густая взвесь с частичками пепла и каменной крошки набивалась в нос и слепила глаза. Рон двигался практически ползком над полом, в нескольких дюймах от него, рискуя наткнуться на камень и сломать метлу. Колени цеплялись за острые камни, вывороченные из стен, руки крепко держались за древко, а прищуренные, забитые пылью глаза цепко шарили по сторонам. Рон понимал, что следующей попытки у него может и не быть.

Ему уже удалось пробраться незамеченным почти к самому центру овчарни, но вот засада... Яйца там уже не было.

Рон застонал. Очередная задумка не удалась, и что теперь делать — он даже не представлял.

Но тут в очередной огненной вспышке за лапами длиннороги почти под стеной мелькнул малахитовый отблеск — очевидно, драконице удалось откатить яйцо подальше от опасного места, но Рону от этого было не легче: путь к яйцу преграждал длинный, покрытый острыми шипами кончик драконьего хвоста. Драконица не собиралась отдавать свое дитя ни старой ведьме, ни кому-либо другому.

«Ну что ж... другого выхода, похоже, у меня нет...» — обреченно подумал Рон и тихо скомандовал метле: — Вверх!

Преподаватели говорили, что в критических для жизни ситуациях Рон соображал намного быстрее, чем обычно, но вот объяснить метле, что такое видоизмененный финт Вронского, вряд ли бы сумели даже они.

Однако Рону это каким-то чудом удалось. Поднявшись под самую крышу, он направил свою метлу отвесно вниз вдоль щерящейся неровными камнями стены. Страх на миг охватил сердце, но отступать было поздно. Метла со свистом взрезала горячий туман, вовремя вышла из пике, и через миг Рон уже тормозил локтями и коленями в нескольких сантиметрах от желанной цели, чудом не напоровшись на острия шипов. Оливер Вуд и Гарри, увидев это меткое приземление, сгрызли бы от зависти и восхищения свои перчатки. Рон обхватил обеими руками тяжелое яйцо и, изо всех сил сжав разбитыми коленями метлу, скомандовал:

— А теперь — в дверь! В дверь, а не в ворота, и не вздумай мне перепутать!

Мелькнула паническая мысль: а ведь стоит драконице только шагнуть к стене или даже просто двинуть боком, и Рона размажет по острым камням, как спелый помидор по кухонной терке. Но отступать было поздно: обиженно скрипнув, метла рванула с места и виртуозно проскочила в узкую щель между каменной кладкой и телом длиннороги, укрывшись за ним, как за щитом, от жалящих старухиных снарядов.

При виде такого наглого ограбления обе мегеры люто взревели и от души ударили Рону в спину сдвоенным залпом. Метла заметалась, уходя из-под обстрела, и Рон едва с нее не свалился — ведь удерживать руками на коленях драконье яйцо размером с садового гнома, а самому держаться только при помощи ног было крайне неудобно. Спину обожгло острой болью, но чем ее зацепило — огнем или ледяными лезвиями — разбираться было недосуг. Вслед понеслись нечленораздельные проклятия, но еще один рывок мимо висящей на одной петле двери — и Рон Уизли оказался на свободе.

Опьяненный удачей, он поднимался все выше и выше, и когда гневные вопли старухи и дикий драконий рев остались далеко внизу, из его груди вырвался ликующий вопль. Он победил! Он справился! Он снова выиграл матч!..

Рон посмотрел вниз. Возле дымящейся овчарни восторженно прыгали черные точки, одна из которых была существенно больше остальных. Вот она остановилась и что-то подбросила вверх — наверняка, свою любимую шляпу. Шляпа на миг зависла в воздухе, а затем резко дернулась в сторону, явственно указывая на север.

— Рон Уизли — наш король! — донеслось снизу. — Рон Уизли — наш герой! Перед ведьмами стеной так всегда и стой!

Придерживая драконье яйцо одной рукой, Рон отсалютовал на прощание коту, радостно помахал скачущим внизу дракклам, и развернул метлу в указанном направлении.

— Ну что, милая, — сказал он, счастливо улыбаясь, — по-моему, нам пора валить из этого сказочно прекрасного места.

Метла согласно вздрогнула.

Рон оглядел раскинувшееся перед ним бескрайнее поле чертополоха и невероятно обрадовался, увидев на горизонте темное пятно.

Горы... Наверняка, это те самые горы, откуда прилетела длиннорога. А, может, даже сам Всемирный драконий заповедник, не зря же ведь кот указывал шляпой именно туда.

Сжав коленями метлу, Рон задал ей правильный курс и скомандовал:

— Вперед!

Метла рванула с места, как застоявшийся гиппогриф. Рон покрепче обхватил драконье яйцо, которое так и норовило выскользнуть из рук, и осторожно оглянулся. Погони не было, и это настораживало. Догадается ли длиннорога, что яйцо у него? Все-таки, в овчарне было довольно темно, и она, занятая сражением, могла попросту не увидеть, куда оно подевалось. Может, она решила, что старухе удалось его перехватить?

Сзади послышался грохот, а вслед за ним — залихватский свист. Метла ощутимо дернулась, и Рон чуть не выпустил из рук драгоценную ношу.

Он обернулся. Тяжело хлопая огромными кожистыми крылья, в небо поднималась разъяренная румынская длиннорога, а на ее спине гневно размахивала руками старуха, приготовив к атаке свое ледяное оружие.

— Сговорились, ведьмы... — процедил сквозь зубы Рон и сжал колени. Метла резко вильнула, уходя вправо, и в нескольких ярдах от парня с ревом пронеслась огненная струя. Еще один вираж — и рой ледяных пчел с яростным жужжанием пролетает над головой, осыпая плечи мелкой стеклянной крошкой.

— Спасибо, милая! — Рон с чувством поблагодарил метлу и снова выровнял направление. Далеко впереди что-то блеснуло. Рон пригляделся внимательнее: неужели вода?

Действительно, вода... Широкая полоса лесного озера располагалась прямо у подножия скалистых гор, приближающихся с каждой секундой.

— Прибавь-ка скорости! — скомандовал Рон, оглядываясь назад. Длиннорога приближалась с неотвратимостью дементора. Сидящая на спине дракона старуха свистнула и метлу снова затрясло.

— Нет, нет, нет! — отчаянно воскликнул Рон. — Только не сейчас! Ну, давай, милая, еще совсем немножко!

Но метла словно сошла с ума. Видимо, магия старухи каким-то образом влияла на изначально заложенные в ней заклинания, поэтому она то летела вперед так, что у Рона свистело в ушах, то тряслась, словно припадочная, то и дело норовя нырнуть в крутое пике.

У Рона уже онемели и руки, обнимающие драконье яйцо, и колени, которым сегодня и так досталось по самое не хочу, и даже почему-то пятки. Если бы не многолетние навыки квиддичного вратаря — лежать бы ему сейчас в зарослях чертополоха посреди огромной яичницы...

И тут старуха свистнула в третий раз. Метла остановилась так резко, что Рон с трудом сумел на ней удержаться, но вот яйцо... Гладкое, словно отполированное, яйцо выскользнуло у него из рук и камнем полетело вниз. Рон отчаянно вскрикнул и попробовал направить метлу вслед за ним, но та неподвижно зависла в воздухе, не реагируя ни на просьбы, ни на тычки, ни на проклятия.

Рону только и оставалось, что беспомощно смотреть на малахитовое пятнышко, стремительно уменьшающееся в размерах, и проклинать последними словами свою бестолковость. Ну вот кто его просил вмешиваться? Пусть бы старуха с драконицей даже поубивали друг друга за это яйцо, но, кто бы из них ни победил — яйцо бы осталось целым и невредимым, из него вылупился бы драконенок. И, как бы ни сложилась в дальнейшем его судьба, но он был бы жив и окружен какой-никакой заботой. А теперь, благодаря вмешательству косорукого неудачника, малыш погибнет, даже не родившись.

Однако случиться этому было не суждено. Увидев, что ее драгоценное яйцо падает, драконица тут же забыла о Роне. Сложив крылья и вытянув вперед длинную шею, она стрелой метнулась наперерез и ее когтистые лапы бережно подхватили яйцо в трех футах от раскачивающихся верхушек чертополоха. Несколько взмахов огромными крыльями — и румынская длиннорога вместе со своим спасенным детенышем исчезла среди скал, оставив Рона одиноко и беспомощно висеть в воздухе.

Но не успел Рон перевести дух, как чертополох внизу зашевелился и среди его фиолетовых макушек возникла высокая костлявая фигура. Рон так и онемел. Оказывается, во время рискованного дракошиного маневра старуха благополучно приземлилась, и ничего себе не сломала. И даже ледяные лезвия все так же парили вокруг своей хозяйки, окутывая ее искрящейся на солнце мантией.

Старуха, не торопясь, отряхнулась, подняла голову вверх и, поднеся к губам пальцы, залихватски свистнула.

Лезвия с угрожающим гулом взмыли вверх и бросились в атаку. Поспешно втянув голову в плечи, Рон изо всей силы вцепился в древко задергавшейся метлы. Истечь кровью из многочисленных порезов или свалиться с высоты птичьего полета даже для опытного игрока в квиддич — дело нехорошее, особенно, учитывая, что рядом нет ни друзей, готовых вовремя подхватить падающее тело левитационными чарами, ни колдомедиков с бутылями костероста и рябинового отвара, а о милосердии старухи после всего случившегося и вовсе смешно говорить. Хоть бы не приложила еще чем-нибудь столь же впечатляющим, как эта ее ледяная "Сектумсемпра", пока он тут на бешеной метле кувыркается...

Метла тем временем полностью выжила из своего деревянного ума и, повинуясь безмолвным указаниям хозяйки, принялась выделывать такие курбеты, что шипящему от боли и ругающемуся сквозь зубы Рону оставалось только молить судьбу о пощаде. "Бочки", "спирали" и "петли" следовали одна за другой, перемежаясь с самыми невероятными виражами. Рон плотно зажмурился: отчасти для того, чтобы уберечь глаза, отчасти для того, чтобы не видеть, как мир перед ним вращается с огромной скоростью, сливаясь в одно сине-зеленое пятно. Когда же метла, наконец, на секунду выровнялась и Рон осторожно приоткрыл один глаз, пытаясь сообразить, где у него оказалось небо, куда подевалась земля и нельзя ли с этой высоты как-нибудь безопасно спрыгнуть, метла резко задрала хвост и с оглушающим свистом ринулась вниз.

В ушах засвистел ветер, дыхание перехватило, ладони взмокли — то ли от пота, то ли от сочащейся из порезов крови, и Рон попытался, было, перехватить поудобнее ручку метлы, но с ужасом заметил, что не может пошевелить и пальцем — иссеченные вкривь и вкось руки просто приклеились к тонкому древку.

Тем временем бушующее зеленое море чертополоха приближалось с ужасающей скоростью. Метла неумолимо летела вниз, явно собираясь разбиться в щепки вместе со своим седоком.

Осознав, что вовремя спрыгнуть с метлы ему теперь не удастся, а, значит, шансов на спасение больше нет, Рон похолодел. В голову полезла всякая ерунда. У порядочных сказочных и легендарных героев в такие минуты перед глазами проносится вся их прошлая и будущая жизнь, а некоторые ухитряются в последний момент даже направить обезумевшую метлу в смертельного врага или увести ее подальше от скопления народа. Рону же просто безумно захотелось жить. Просто жить — дышать, смеяться и радоваться всему, что видит глаз, даже этому гребаному колючему чертополоху...

Старуха, окруженная роем ледяных пчел, словно искрящейся мантией, торжествующе захохотала.

Рон обреченно закрыл глаза. Но даже сквозь плотно закрытые веки он продолжал видеть яркую изумрудную зелень, только почему-то аккуратно подстриженную и без фиолетовых вкраплений.

"Девятый этаж... — мелькнуло вдруг в его голове. — Наверное, будет больно... Хотя, Гермиона когда-то говорила, что, когда человек падает с большой высоты, он умирает еще в полете — у него просто разрывается сердце. Хорошо бы это было, действительно, так..."

В груди что-то пронзительно кольнуло.

Ну вот и все...

Рон судорожно попытался втянуть воздух в смятые железным кулаком легкие. Где-то на краю сознания послышался чей-то душераздирающий крик, и все стихло.

Звука удара тела о землю он уже не услышал.

Над ухом настойчиво жужжали ледяные пчелы. Даже настигнув, наконец, свою жертву, они упорно не желали оставить ее в покое, яростно жаля везде, куда только могли достать. От укусов горело все тело, но с губ не смог сорваться даже слабый стон. Рон попытался открыть глаза, однако сине-зеленые пятна, плясавшие перед его внутренним взором, вдруг сменились непроницаемой темнотой, которая через миг взорвалась в голове ослепительной вспышкой...

* * *

— Численность румынских длиннорогов в последние годы резко сократилась, — донеслось откуда-то издали, и Рон с усилием разлепил веки. Зеленая лужайка, на которую он до сих пор падал, тут же бешено завертелась, сводя с ума своими хаотичными передвижениями, и Рон поспешно закрыл глаза, чтобы унять тошноту.

Приятный незнакомый голос все так же размеренно произносил:

— ... главным образом из-за торговли его рогами, которые классифицируются как товар категории «B» по списку запрещенных к продаже материалов...

Монотонная речь вдруг сменилась укоризненной тирадой:

— Алекс! Ты снова думаешь о чем-то своем! Как тебе не стыдно! Я в третий раз читаю этот параграф, уже сама все, что можно, про этих длиннорогов выучила, а ты...

Голос был явно женским, вернее, девичьим, и его обладательница, похоже, была чем-то очень недовольна.

«Гермиона? — промелькнуло в затуманенном мозгу. — Но при чем здесь тогда длиннороги? Длиннороги живут в Румынии, а Гермиона — в Англии... А вот Виктор живет в Болгарии... А в Болгарию мы приехали в гости. И никакого Алекса с нами не было... Это еще кто такой?»

— Я понимаю, что тебе здесь скучно, и ты считаешь минуты до прихода Тины, — съехидничала невидимая девушка, — но вынуждена тебя разочаровать: Тина сегодня не придет. И Джулия не придет, а на ночное дежурство вообще заступила миссис Морин. Да-да, я знаю, что ты ее терпеть не можешь, но, может, хоть эта новость заставит тебя чуть-чуть сосредоточиться. У меня, между прочим, куча своих заданий имеется, и твои драконы мне совсем ни к чему.

"Драконы... — ухватился за знакомое слово Рон. — Огромные летающие ящеры... Способны извергать огонь из пасти и крошить кости жертв одним ударом хвоста... Неужели это дракон его так отделал?"

Перед глазами вдруг возникла тяжелая рогатая голова, уставившаяся на него в упор, и Рон невольно дернулся, пытаясь уклониться от неизбежного огненного плевка.

Плевка, к счастью, не последовало, но радоваться было рановато: тело почему-то наотрез отказалось повиноваться. Рон отчаянно напрягся, пытаясь пошевелить хотя бы пальцами, но ни руки, ни ноги его не послушались. «Перелом позвоночника» — промелькнуло где-то на краю сознания. Где-то он слышал, что при таких травмах человек теряет и способность управлять собственным телом, и чувствительность. Но почему же тогда ему сейчас так больно...

Он осторожно попытался вздохнуть, но вдох неожиданно получился громким и рваным.

— Больно? — послышался над головой сочувственный голос. — Я знаю, что больно. Но так всегда бывает, когда кости и мышцы срастаются. Просто потерпи немножко.

Мягкая ладонь ласково коснулась щеки.

— Вот видишь, Алекс, — невидимая девушка снова обратилась к собеседнику, — человек тоже с огромной высоты свалился, костей вдвое больше переломал, чем ты, а молча терпит и не капризничает...

Рон хотел было сказать, что не капризничает он совсем не потому, что такой весь из себя героический, а потому, что тело его не слушается, но не смог — голос-то ведь тоже отказался ему подчиняться.

Девушка снова принялась читать о драконах, а Рон, в голове которого понемножку начало проясняться, прислушался к себе. Что руки-ноги у него не действуют — это он уже понял, и даже причину ему объяснили — многочисленные переломы в результате падения с высоты. С метлы, скорее всего. Хотя, почему сразу с метлы? Он же, вроде как с балкона упал... Точно, с балкона. С девятого этажа, между прочим. Или все-таки с метлы?

От умственного напряжения в виске начала зарождаться зудящая боль. Вот Мордред, мало ему боли во всем теле, так сейчас еще и голова покоя не даст. Впрочем, радоваться надо, что она хотя бы вообще на месте осталась, хоть и функционирует как-то странно. В горле пересохло, а голос подать, чтобы попросить воды, не получается. И глаза открыть тоже почему-то не представляется возможным. Он хотя бы не ослеп?

Рон в ужасе попытался открыть глаза. Веки неохотно послушались, но это Рона не сильно утешило — вокруг царила все та же глухая темнота.

Мордрдед, только этого ему еще не хватало... Слепой калека... Кому он теперь будет нужен? Душу затопила волна отчаяния, в глазах защипало, и по виску невольно скатилась слезинка.

— Да что это с ним сегодня? — удивленно произнесла девушка и коснулась его лица чем-то мягким. — Неужели бедному парню настолько больно? Пойду-ка я еще раз позову целителя, может, еще раз напоит его болеутоляющим зельем.

Что-то зашуршало, скрипнула дверь и все стихло. Очевидно, девушка ушла.

Еще раз напоит болеутоляющим зельем? То есть, сейчас он находится под действием болеутоляющего зелья? Мерлин, как же тогда он будет чувствовать себя, когда действие зелья начнет сходить на нет? Без возможности даже пальцем шевельнуть его ожидают поистине адские мучения...

Скрипнула дверь и остро запахло рябиновой настойкой.

Рон ожидал, что целитель подойдет к нему, проведет над ним палочкой, диагностируя состояние, может, прикоснется ко лбу, как это обычно делали медиведьмы в школе и академии, но этого не случилось.

— Ну что вы снова придумали, мисс Арчер? — сварливо произнес высокий мужской голос откуда-то от двери. — Вы же прекрасно видите, что пациент до сих пор пребывает в беспамятстве. На него столько заклинаний навесили, столько зелий извели, что очнется он не скоро. Дня через три, не раньше.

«Ни хрена себе! — обалдел Рон. — Как это дня через три, не раньше? Вот же он я — может, еще не совсем в здравом уме, но уже в полном сознании. Я все прекрасно слышу и даже много чего чувствую. Эй, мистер целитель! Посмотрите на меня повнимательнее! Ну хотя бы подойдите ко мне!»

— Но, мистер Фиш...

— Я бы попросил вас... — перебил ее целитель.

— Да-да, простите, мистер Фиш-Октоподов, — исправилась девушка. — Но ведь у него текли слезы, и ему явно было больно!

— Мисс Арчер... — Рон словно наяву увидел, как скривился целитель. — По всей видимости, у пациента начинает восстанавливаться нервная система, потому и появляются столь специфические реакции. Ему совсем не больно, уверяю вас.

«Тебе бы, скотина, так «не больно»! — мысленно заорал Рон. — Лишнюю ложку зелья для больного пожалел? Ну ничего-ничего, дай мне только на ноги подняться, а там уж я до тебя доберусь...»

— И будьте так любезны, мисс Арчер, — надменным тоном произнес целитель, — не трудитесь бегать ко мне через каждый час, у меня очень много пациентов. На меня, как вы, наверное, слышали, все отделение повесили. Причем, на целые сутки. Так что проникнитесь ситуацией и займитесь своими делами, пока вас отсюда вообще не попросили — у нас замечательный персонал, и дополнительный уход вашему брату вовсе не требуется.

Но девушка явно не собиралась сдаваться.

— Уверяю вас, господин Фиш-Октоподов, вы ошибаетесь! Тем более, что мистер Уизли уже не в первый раз приходит в себя. Вы только прислушайтесь к тому, как он дышит!

— Мисс-с Арчер! — прошипел колдомедик. — Я, конечно, понимаю, что вы планируете в будущем стать хорошим целителем, и это очень похвально. Однако, смею вас заверить, что колдоветеринария и колдомедицина — немного разные области, И организм человека существенно отличается от организма единорога или гиппогрифа. Так что будьте любезны, занимайтесь своими животными, или братом, раз уж вам разрешили за ним ухаживать. А заботу о здоровье мистера Уизли предоставьте нам. Дипломированным человеческим целителям!

Последнюю фразу он произнес с особым нажимом.

«Вот скотина! — возмутился в душе Рон. — Да тебя с таким самомнением и способностями даже к животным на пушечный выстрел подпускать нельзя, не то, что к людям. Вот девушка без образования — и та догадалась, что пациент давно очухался, а ты, «дипломированный человеческий целитель», до сих пор этого не дотумкал. Эх, жаль, что у меня сейчас ни руки, ни ноги не действуют — я бы тебе показал, кто у нас тут «очнется не скоро».

Девушка расстроенно засопела, и Рон испугался, что она сейчас расплачется. Однако она сдержалась и, дождавшись ухода целителя, возмущенно заявила:

— Нет, Алекс, ты это видел? Даже подойти к парню не захотел, скотина самовлюбленная... И что он мне постоянно в нос тычет этой колдоветеринарией? Можно подумать, организм человека и животного сильно отличается. И те постоянно болеют, и другие. И даже зелья им часто приписывают одинаковые, только дозу надо правильно рассчитать и принять во внимание действие некоторых добавок.

Кровать скрипнула, и на Рона повеяло чем-то ягодно-вкусным.

— Не грусти, Рональд, — вздохнула девушка, обращаясь уже к нему. — С одной стороны, это хорошо, что ты так быстро пришел в себя. Для организма хорошо, потому что долго лежать в беспамятстве очень вредно для мозга. А с другой, конечно же, плохо. Плохо потому, что тебе больно, а без разрешения целителя здесь тебе никто и капельки болеутоляющего зелья не даст. В другое время я бы не постеснялась и вызвала главного целителя, который тебя ведет, но у него сегодня помолвка с дочерью градоначальника, так что, сам понимаешь... Там в гостях половина города собралась и, естественно, вся наша больница, кроме дежурных. Потому этот самовлюбленный болван и бесится — все развлекаются, а он тут сидит один, как сыч. Правда, с ним еще одна медиведьма дежурит, но она, можно сказать, не считается — зелья раздала, больных пересчитала и уковыляла спать. А ее будить — примерно то же самое, что медведя из берлоги поднимать...

Девушка вздохнула.

— Жаль, конечно, что ты проснулся раньше, чем рассчитывали целители, но не усыплять же тебя заново, верно? Потерпи немножко. Сутки, не больше. Я слышала, что тебе не привыкать терпеть — ты ведь герой войны и будущий аврор. И с высоты, наверное, не первый раз падаешь — в квиддиче без этого не бывает. И я буду разговаривать с тобой так же, как разговариваю с Алексом, так что скучать тебе не придется.

Целые сутки... Если бы Рон смог, он бы обязательно застонал. И надо же было этому целителю именно сегодня устраивать свою личную жизнь! За сутки он просто сойдет с ума от боли и счастливому жениху, вернувшемуся в отделение, придется перевести сбрендившего пациента в другую палату, с мягкой обивкой и веселенькими цветочками на стенах.

Однако, стонать и сходить с ума ему не пришлось. Неугомонная девушка все-таки преодолела свой страх перед «медведицей» и, разбудив ее, притащила посмотреть на очнувшегося пациента. Миссис Морин — пожилая медиведьма со сварливыми нотками в голосе — в отличие от дежурного целителя, не побрезговала ощупать Рона с головы до пят и признать, что пациент, действительно, пришел в себя, но вмешиваться в схему назначенного лечения даже ради такого торжественного случая отказалась. Раз уж ухитрился проснуться раньше положенного срока — пускай терпит до прихода главного целителя. Тем более, что терпеть там особо и нечего — комплекс зелий и заклинаний, окутывающий больных целебным коконом, включает в себя хоть и легкий, но постоянный обезболивающий компонент, так что смерть или сумасшествие от болевого шока мистеру Уизли совсем не грозит. Как максимум, его ждут колющие ощущения во всем теле и тянущая боль в срастающихся костях и мышцах, но это сущие мелочи, не отражающиеся на общем состоянии.

Знал ли об этом дежурный целитель? Конечно же, знал, но вот почему он ничего девушке не сказал — так и осталось загадкой. У Рона были на этот счет кое-какие предположения, но высказать их, он по понятным причинам не смог.

Миссис Морин тоже не стала развивать эту тему. Вместо этого она напоила Рона чем-то приятно-кисленьким и объяснила ему, что слепым парализованным калекой он не останется. Как она догадалась, что этот вопрос беспокоил его больше всего — Рон не знал. Но можно было предположить, что он — не первый пациент, попавший в отделение с подобными травмами, а значит, старая медиведьма из собственного опыта знала, о чем ему надо говорить в первую очередь.

«Вот это и есть настоящий целитель», — благодарно подумал Рон, существенно расслабившись и слушая рассказ о специальном магическом футляре, в которое поместили его тело, чтобы зафиксировать каждую сломанную косточку в нужном положении. Как оказалось, он не мог видеть и говорить потому, что на голову ему надели специальный шлем, который существенно ограничивал возможности больного, но зато позволял ему дышать и принимать жидкую пищу. На Алексе тоже был надет похожий шлем, поэтому Рон его и не слышал.

Успокоив, таким образом, и пациента, и его добровольную сиделку, «медведица» ушла досыпать, а Рон остался размышлять о том, с какой стати его угораздило очнуться так рано, и почему на него не особо подействовало обезболивающее зелье.

"Индивидуальная реакция организма" — так, кажется, ответила медиведьма на вопрос девушки, почему Алекс при более легких травмах очнулся только на пятый день лечения, а Рон — чуть ли не на второй. Интересно было бы узнать, откуда такая взялась — до сих пор у школьника, а затем и курсанта Рональда Уизли все реакции организма полностью соответствовали учебникам и лекарским канонам. Что же могло вызвать у него такую реакцию? Что он такое необычное ел или пил?

Во рту вдруг возник вкус медового шоколада с нугой, а в голове послышалось тихое: "Ну, и поколдовала чуток". Наверное, это кто-то из девушек в ресторане над ним подшутил — подсунул заколдованные конфеты, чтобы у него зубы склеились, а эти конфеты возьми, да и вступи во взаимодействие с зельями. Хотя... Разве в ресторане подают шоколад в обертках? А ведь Рон был уверен, что эта шоколадка была упакована в яркий блестящий картон. И он ее не с блюда взял, а из кармана вынул, когда присел на минутку отдохнуть от варки зелий в огромном котле... Стоп! А когда это он зелья прямо на улице варил? В академии ведь лаборатория, как и в Хогвартсе, в подвале находится, при чем здесь костер? Для этого же специальные жаровни существуют...

От усиленных размышлений у Рона снова начала болеть голова, поэтому он оставил выяснение странных обстоятельств на потом. Однако в сознание тут же ворвалось вдохновенное девичье щебетание...

Вскоре Рон знал о своей заступнице намного больше, чем мог бы рассчитывать, познакомься с ней где-нибудь в пабе или на какой-нибудь вечеринке. Он узнал, что Ирме — так звали девушку — всего шестнадцать, но совсем скоро будет семнадцать, что ее брату Алексу — на полтора года больше. Что несколько лет назад их родители погибли во время схода лавины. Что опекунство над ними принял их австрийский дядюшка, мамин брат. Что сам дядюшка по себе ничего — добродушный такой, на кота немного похожий, и вполне терпим, хоть и носит старомодную шляпу и очень любит поучать всех вокруг. А вот жена у него, хоть и маггла, но зато сущая ведьма, а их дети, которых в доме целая орава, — истинные чудовища.

Рону показалось, что он где-то уже слышал про дядюшку, похожего на кота в шляпе, но где — вспоминать было лень, тем более, что Ирма на всех парах неслась дальше, не умолкая ни на минуту.

Она рассказала, что сейчас заканчивает Дурмстранг, но в Шармбатоне, где она училась до смерти родителей, ей нравилось больше. Что она хочет поступить в Королевский ветеринарный колледж, где учился ее отец, на специальность «Ветеринарный уход за магическими существами». Что колледж по сравнению с Дурмстрангом — это просто сказка, тем более, что находится всего в 20 минутах езды на поезде от лондонской станции Кингс-Кросс, где рукой подать до их родного дома. Но дядюшка хочет, чтобы она поступила в Венский магический университет, где когда-то училась ее мать и сейчас учится Алекс. Кстати, учится он на факультете магозоологии и, если не будет отлынивать от учебы, то станет драконологом, а, если будет лентяйничать — то, как говорит тетка, пойдет по чужим кухням — истреблять докси или выгуливать шишуг, подстригать им когти и выводить паразитов.

На этом месте Рону стало даже жаль беднягу Алекса. Тетка у него, по всей видимости, была та еще язва.

Но, как рассуждала Ирма, для человека не так уж и важно, где именно учиться, главное — как. Поэтому сейчас она усиленно занимается сама, и натаскивает Алекса, у которого на носу сессия, а он вместо того, чтобы слушать сестру и вникать в учебный материал, думает о девушках.

«Нормальный парень» — мысленно одобрил Рон.

— И это при том, что у него от девушек одни неприятности. Вот и одна из последних... Лиара, кажется, да, Алекс? — Ирма задала брату вопрос, но ответа, разумеется, не получила. Да он ей, похоже, и не требовался, потому что она тут же, без передышки, понеслась дальше. — Так вот, Лиара оказалась поклонницей маггловского экстрима и подбила его прыгнуть вместе с ней с воздушного шара. Есть в Софии такой клуб, «Адреналин» называется. Привязывают человека за ноги толстой резинкой и сбрасывают с высоты. Или он сам прыгает.

Рон мысленно присвистнул. Ничего себе, магглы развлекаются.

— Ну, вот они и допрыгались!

Ирма встала со стула, на котором сидела у кровати Алекса, подошла к Рону и что-то деловито зашептала. Рон прислушался, и чуть не свалился в обморок от стыда. Мордредовы подштанники, да за что же ему еще и это?..

Нет, Ирма не произносила над ним что-нибудь из разряда непростительных, и заклинание было, по сути, из разряда очень полезных, однако сейчас Рон предпочел бы им парочку круциатусов.

Этим заклинаниям курсантов обучали еще на первом курсе, и предназначались они для того, чтобы аврорам не приходилось отлучаться в кустики во время засад или облав, но вот ожидать подобного от девушки, да еще от такой молоденькой, Рон никак не мог. Ничего себе, девочки пошли... Нет, Рон, конечно, тоже не особо застенчив — жизнь в общежитии очень быстро избавляет от всяческих комплексов, но эта будущая ветеринарица переплюнула даже его. Ей что, абсолютно все равно, кто перед ней лежит — книззл какой-нибудь или человек? Молодой, между прочим, человек. Человеческий! Тьфу ты... в смысле, молодой парень, о процессах жизнедеятельности которого приличная девушка, согласно традициям, вообще не должна была догадываться до самой свадьбы!

Но Ирму, похоже, такие тонкости не смущали. Закончив с Роном, она провела те же манипуляции над своим братом, а затем вытащила откуда-то тазик с водой, увеличила его и, судя по звукам, устроила Алексу большую помывку. Почему она и в этом случае не воспользовалась очищающими заклинаниями — Рон не знал. Но он мысленно возвел глаза к небу и взмолился, чтобы девушке не пришло в голову провести ту же гигиеническую процедуру и ему. Нет, в грязи он, конечно же, лежать не собирался, но пусть уж лучше его вымоет старуха, которая в берлоге спит, или кто-нибудь из персонала, только не девчонка, которая еще даже и школу не закончила...

— Прыгай Алекс с Лиарой поодиночке, — увлеченно рассказывала тем временем Ирма, выжимая салфетки, — может, все бы и обошлось. Но этим экстремалам вздумалось прыгнуть вместе, связав себя одним тросом. Трос, естественно, лопнул, аппарировать они почему-то не успели, и, как результат — у нее семь переломов, у него — восемь, он лежит здесь, она — в соседней палате, и каждый день к нам в палату является ее бабка и начинает устраивать Алексу промывку мозгов. А если учитывать, что сюда, как на работу, является и дядюшкина жена с той же целью, то можешь себе представить, как тут у нас бывает весело.

Рон представил. Только что-то ему не очень весело было. А уж как чувствовал себя между двух мегер бедняга Алекс, который даже слова не мог сказать в свою защиту, страшно было даже подумать.

— Но самое интересное то, что эта девица в придачу оказалась еще и беременной, — фыркнула Ирма. — И когда ее бабка об этом узнала, ее оттаскивали от Алекса чуть ли не всем отделением. Едва-едва мистеру Штерну — это наш дядюшка, кстати, — удалось ее утихомирить и объяснить, что Алекс здесь ни при чем, потому что познакомился с этой девицей только на прошлой неделе, а срок беременности ей целители поставили как минимум полтора месяца. Но пока старуха это уяснила, чуть Алексу глаза не выцарапала, а ногти у нее — как у дракона, даже взглянуть страшно — длинные, острые, еще и позолоченные. Ну вот куда ей позолоченные, в таком-то возрасте?

Рон прикрыл глаза. Слова Ирмы отозвались в нем чем-то странно знакомым, хотя он был уверен, что никогда раньше не видел ни ее, ни Алекса, ни этой странной бабки с драконьим маникюром, ни мистера Штерна. Но сосредоточиться и задуматься ему не давало постоянное щебетание. Ирма, казалось, решила заболтать его до беспамятства. В качестве альтернативной анестезии, наверное.

— Ой, что это я о нас да о нас, — вдруг спохватилась она. — Ты же наверняка ничего о себе не помнишь...

Рон встрепенулся и сразу же обратился в слух.

— Ты упал с балкона девятого этажа недостроенного отеля, — сказала Ирма. Рон отчетливо вспомнил прозрачный парапет, серию заклятий и сдвоенную вспышку, после которой в глазах потемнело, а под ногами разверзлась пустота.

— Тебя искали очень долго — и не могли найти, а потом все же нашли. Ты упал почему-то не под балконом, а далеко-далеко в стороне, у недостроенного бассейна. Как тебя туда занесло — никто не может понять до сих пор. Правда, рядом с тобой нашли метлу, но она оказалась не настоящая, то есть, не волшебная, из сувенирной лавки, что на соседней улице. Ее хозяин — усатый такой дядечка — клялся и божился, что метла летать не может, потому что сделана из пера какой-то экзотической птицы и годится разве что на опахало.

У Рона в голове снова что-то мелькнуло, но он и в этот раз не смог поймать ускользнувшее воспоминание.

— Он потом еще навещать тебя приходил, но его не пустили. Так он для тебя банку джема передал — то ли черничного то ли ежевичного — я не разобрала, велел, чтобы я проследила, и ты все съел, потому что там куча разных витаминов, а еще есть никотиновая кислота, очень полезная.

У Рона в голове все назойливее гудела какая-то мысль, но оформиться ей не давало настойчивое щебетание Ирмы.

— В итоге авроры решили, что в тебе во время падения открылись какие-то невероятные способности — иногда это с магами бывает,... — Ирма тяжело вздохнула, очевидно, подумав в этот момент о брате, который и обычной аппарацией воспользоваться не успел, — поэтому ты смог призвать эту метлу и спастись. Судя по словам целителей, выжил ты вообще каким-то невероятным чудом. На тебя сюда бегала смотреть вся клиника и еще полгорода в придачу. Так что ты в столице Болгарии — местная знаменитость. «Парень-который-выжил», — Ирма явно процитировала высказывание из какой-то газеты. — Жди теперь орду репортеров под дверью палаты и толпу экзальтированных поклонниц. Можешь начинать продумывать ответы для интервью, потому что, когда они все дружно сюда вломятся, поздно будет.

Рон живо представил себе ломящихся в дверь фотографов с колдокамерами, разнаряженных девиц с букетами в руках и ему стало плохо. Нет уж, спасибо... такой славы ему и даром не надо. Как бы упросить родителей, чтобы забрали его отсюда как можно скорее и тише? Хотя, это надо не родителей, а Гарри просить. Родители просто отмахнутся от его просьбы, потому что для них его здоровье важнее, а вот Гарри его поймет, как никто другой.

— Твою одежду, кстати, предприимчивые стажеры утащили из приемного покоя и разодрали на сувениры, — с откровенным смешком сказала Ирма. — Здесь считается, что вместе с клочком одежды к человеку может перейти и частичка удачливости. Так что остался ты не только без штанов и рубашки, но даже и без ремня — говорят, что пока кто-то не додумался применить «Диффиндо», его чуть зубами не сгрызли. В мелкую лапшу пришлось порезать, чтобы хватило на всех желающих.

У Рона перед глазами на миг мелькнуло видение: маленький мохнатый зверек хватает лежащий на полу кожаный ремень и утаскивает его под стол, чтобы там растерзать на мельчайшие кусочки... Но этого ведь не было в действительности, правда? Это же был сон или, вернее, бред, потому что нельзя один и тот же пояс одновременно сгрызть и изрезать на сувениры?

— Приезжали твои родители, — сказала Ирма, убирая воду и снова уменьшая тазик, — но их пустили только на пять минут — на тебя посмотреть, а потом твоей маме стало плохо, и их выпроводили. Ой, — девушка виновато шмыгнула носом, — наверное, мне не стоило этого говорить, прости. Но с ней все в порядке, честно-честно, они с твоим отцом и сестрой остановились у вашего болгарского друга, который квиддичист. Их обещали пустить сюда, как только ты очнешься. А до того, сам понимаешь, им тут нечего делать, только нервничать самим и у персонала под ногами путаться.

У Рона потеплело на душе. Все это время он не мог понять, почему за Алексом ухаживает сестра, а возле него никого нет. А к нему, оказывается, просто никого не пускали, но уже завтра он увидит всех родных. А ведь он так по ним, оказывается, соскучился...

— И друзья твои приходили, но их даже посмотреть на тебя не пустили. Им пришлось вернуться на занятия, но на выходные, то есть, завтра, они обещали приехать.

Ирма вдруг фыркнула, словно вспомнив что-то смешное.

— Ты, оказывается, у нас очень важная персона — к тебе, говорят, даже министр магии ваш приезжал. Я сама, правда, не видела, но все отделение просто гудело. Он бы прорвался к тебе, но посреди коридора нарвался на целителя Фунда. А тому все равно, кто перед ним — родственники, начальство или даже иностранный министр. Он сразу начинает орать, почему в коридоре посторонние без халата, и куда вообще смотрит охрана. Я думала, что ваш министр его побьет, но все обошлось.

Рону тоже стало смешно. Почему-то целитель Фунд представлялся ему пухленьким лысоватым коротышкой. И воображаемая картина того, как этот коротышка героически защищает вверенное ему отделение от грозного нависающего над ним Кингсли, на которого не налезет ни один халат, повысила Рону настроение до отметки «Превосходно». Интересно, а не ошивался ли в это время в коридоре какой-нибудь репортер? Вот на такую колдографию Рон бы любовался и любовался...

С этой мыслью Рон и уснул. После этого он еще не один раз просыпался, что-то пил, слушал, как Ирма читает брату очередной параграф из учебника по драконоведению, пережил утренний обход в исполнении бестолкового целителя и его неохотное признание вменяемости пациента. И снова спал... А затем вдруг у него над ухом бесцеремонно заговорили на разные голоса, а в глаза хлынул яркий солнечный свет. Рон от неожиданности зажмурился и хриплым, как у старого ворона, голосом, высказал все, что думает о своей неожиданной побудке.

— О, ругается — значит, будет жить! — констатировал кто-то, стоящий рядом с кроватью. Рон проморгался и увидел рядом с собой высокого носатого целителя средних лет, а за ним — целую толпу медиведьм и магов в небесно-голубых халатах. «Стажеры, похоже, — отметил Рон, — те самые, что мои носки на сувениры разобрали».

У каждого стажера на шее болтался амулет-переводчик. Таким в Болгарии снабжали всех туристов, и Рона с друзьями в свое время тоже не обошли. А в заповеднике, где работал Чарли, похожий амулет, только в виде браслета, входил в состав обязательной экипировки каждого сотрудника. Очень удобная вещь, кстати, особенно в местах, где толпится народ чуть ли не со всего мира. А уж для целителя, которому дорога каждая секунда взаимопонимания с пациентом, — и вовсе необходимая.

Стажеры обступили кровать и взяли палочки наизготовку, приготовившись по первому знаку целителя приступить к осмотру.

— Доктор Фунд, — густым басом представился целитель. — Очень сожалею, мистер Уизли, что не смог познакомиться с вами раньше. Очень надеюсь, что в скором времени мы с вами распрощаемся и в этих стенах больше никогда не увидимся.

Рон замер с открытым ртом. Ничего себе, манера выражаться... Это он что, пожелал ему скорее выздороветь и больше в больницу не попадать, что ли? Тогда тем более интересно, что же такого он сказал Кингсли. Надо обязательно будет того подпоить и подробненько расспросить. Только вряд ли он, конечно, признается...

Тем временем целитель, шустро размахивая палочкой, провел диагностику, зачем-то постучал Рона по лбу, пощелкал пальцами перед глазами и, обернувшись к своей свите, бодро заявил:

— Ну что, дамы и господа, перед вами — живой пример невероятной удачливости. Кто не успел разжиться сувенирами, можете немножко остричь мистера Уизли, пока он не в состоянии сопротивляться. Пряди волос или капли крови вам вполне хватит. Главное, не бросайте свои трофеи в зелье удачи — можете получить совершенно непредсказуемый результат.

Рон вытаращил глаза. Еще чего не хватало — раздавать всяким там посторонним магам пряди волос. Чтобы потом у него козлиные рожки выросли или еще что похуже?

Однако, к огромной радости Рона, никто не даже пошевелился. Свита, видимо, давно привыкшая к шуткам своего руководителя, сначала многозубо заулыбалась, а затем принялась по очереди размахивать палочками над обоими пациентами, практикуясь в диагностировании.

Горохом посыпались зубодробительные медицинские термины. Притихшая было в уголке Ирма оживилась и даже ответила на несколько вопросов касательно состояния Рона и Алекса.

А Рон никак не мог успокоиться. «Ну и шуточки у вас, мистер Фунд... — мысленно бурчал он, — вампира вам в печенку. Ваши подчиненные меня без одежды оставили, а вы вообще решили на органы разобрать?»

Через несколько минут главный целитель закончил обход и вывел гомонящую свиту за дверь. Выходящий последним стажер вдруг обернулся к Рону и подмигнул.

— Что, долетался, Руни? — ехидно поинтересовался он, затем клыкасто ухмыльнулся и, пока Рон обалдело хлопал глазами, плотно прикрыл за собой дверь.

— Кто это? Что?.. — вырвалось у Рона.

— Где? — откликнулась от кровати Алекса Ирма.

— Да нет, ничего... — буркнул Рон. Он уже и сам не мог сказать, действительно ли только что собственными глазами видел вампира, или ему показалось. Нет, наверняка показалось, ведь Вельхеору совершенно нечего делать в современной болгарской больнице. Он остался где-то там, в зыбкой сказочной реальности — там же, где остались старуха, мистер Штерн, румынская длиннорога, мохнатые оборотни-дракклы... Дракклов ведь не бывает на самом деле, это выдумки, предназначенные для того, чтобы пугать непослушных детей. А то, что Рон видел, пребывая в беспамятстве, было всего лишь проекцией того, что он хватал краем сознания. Пусть этот шлем лишал его зрения и речи, но слышать-то он ему не мешал... Вот и смешались причудливым образом в его больной голове дядюшка Ирмы, похожий на кота, его чудовищные дети, жена-ведьма, старуха с позолоченными ногтями и румынская длиннорога из учебника по драконоведению...

А что ему всякие вампиры прямо здесь мерещатся, так этому тоже можно найти разумное объяснение. Скорее всего, этот стажер присутствовал в приемном покое, когда Рона доставили в больницу после падения. И, наверняка он что-то ляпнул такое, что Рон, даже пребывая в полуразваленном состоянии, ухитрился его запомнить и в своем воображении превратить в вампира. Впрочем, что его превращать — наверняка, кровищи там было немерено, и бедняга стажер мог умарухаться в эту кровь по уши, а Рону в этот момент как раз приспичило глаза открыть и на него посмотреть. Чем не вампир получился?

Рон бы еще долго успокаивал себя подобными размышлениями, подбирая к своим многочисленным видениям соответствующие объяснения, но тут дверь распахнулась, и в палате мигом стало тесно. Мама, отец, братья, Джинни... Палата словно засияла от цветов и ярких пакетов с фруктами и конфетами. Мать осторожно обнимала Рона и плакала, братья шутили, Джинни то ругалась, то грозилась прибить непутевого братца самолично, между делом выкладывая на одеяло послания и презенты от Гарри и Гермионы. А отец молча стоял в ногах кровати и смотрел с такой укоризной, что Рона проняло угрызениями совести так, как не пронимало никогда в жизни. Ирма, пребывающая в благоговейном восторге от такого количества любящих родственников, щебетала не умолкая, посвящая гостей во все подробности пребывания Рона на больничной койке.

И только Чарли не принимал участия в суматохе. Коротко пожав Рону руку и подмигнув, он выбрался из толпы и присел у кровати Алекса, с которым, как оказалось, был немного знаком. Скосив глаза, Рон увидел, с каким восхищением смотрит на его брата Ирма, и даже слегка позавидовал Чарли, потому что девушка оказалась донельзя симпатичной — маленький рост, стройная спортивная фигурка, персиковые щечки... И совершенно неожиданная для волшебницы ярко-огненная короткая стрижка с малиновым оттенком.

Каким образом разговор, больше смахивающий на допрос, перешел с состояния Рона на домашнее хозяйство, Рон, занятый разглядыванием Ирмы, упустил. Но когда он прислушался к беседе, речь уже шла о маггловских способах консервирования.

— Восемьдесят трехлитровых банок помидор — это еще не рекорд, — небрежно отмахнулась Ирма, и Джинни посмотрела на нее со священным ужасом. Был когда-то и в семье Уизли такой период, когда Артур пытался разнообразить семейное меню за счет маггловских кулинарных изобретений. Усилий, помнится, всем семейством приложили много, но и фейерверк в итоге получился знатный. Близнецов особенно впечатлило, как на воздух взлетали кабачки и зеленый горошек.

— И что, ни одна не взорвалась? — ревниво поинтересовалась Молли.

— Ни одна! — уверенно заявила Ирма, чувствуя себя героиней дня. — Хотите, я с вами рецептами поделюсь?

Вся мужская часть семейства Уизли обреченно застонала. Слово «рецепты» действовало на Молли Уизли, как полнолуние на оборотня: об адекватности и вменяемости матери теперь можно было надолго забыть. Впрочем, это было и к лучшему: пусть уж она лучше думает о помидорах и огурцах, чем о том, что чуть не потеряла и второго сына. Хватит уже с нее разных потерь.

Когда все наговорились и успокоились, явилась симпатичная медиведьма и выпроводила всех за дверь, чтобы не переутомляли больного. Обцеловав Рона и осторожно потискав его на прощание, родственники удалились, обещая назавтра обязательно вернуться. На дежурстве оставили Чарли, чему Рон был этому несказанно рад: видеться им в последнее время приходилось редко, поэтому было о чем поговорить. Да и как сиделка Чарли устраивал его намного больше, чем хлопотливая Молли со своими вечными причитаниями, или Перси, который не преминул бы основательно переполоскать брату все мозги.

Однако надолго это счастье не продлилось. Не успел Чарли основательно расположиться в трансфигурированном из больничного табурета кресле, как окном захлопали крылья и на тумбочку опустилась небольшая серая сова.

Чарли отвязал от ее лапки маленький мешочек, вынул из него кусочек пергамента и принялся читать. С каждой прочитанной строчкой его брови поднимались все выше, а на лице проявлялось недоверие пополам с радостью.

— Чудеса какие-то... — проговорил он, отпуская сову. — Не напиши мне это мой непосредственный начальник, никогда бы в такое не поверил.

— А что такое случилось? — не удержалась любопытная Ирма. Рон только посмотрел вопросительно — он знал, что если бы в письме было что-то секретное, Чарли никогда бы об этом не заговорил.

— Оказывается, как только я уехал, к нам в заповедник заявился румынский длиннорог, — медленно, все еще не в силах переварить новость, сказал Чарли. — Добровольно заявился, представляете? Неизвестно, где он обретался до сих пор, но он, вернее, она, потому что это самочка, появился неизвестно откуда, опустился на землю у одной из пустующих пещер и, похоже, заявил на нее свои права.

— Сама явилась? — тоже не в силах поверить в такую новость, переспросил Рон. Хоть в заповеднике и стремились создать для драконов наилучшие условия, но в то, что дракон может добровольно туда явиться, верилось с трудом.

— Вот именно! — кивнул Чарли. — И мистер Горак не мог в это поверить, пока не увидел драконицу собственными глазами. Он пишет, что драконица совсем молодая, но огнем пышет, словно разбуженный вулкан. Может, ее нервозность объясняется тем, что она только недавно успела стать матерью — ребятам удалось рассмотреть среди камней яйцо. Странное, причем — обычно самки этой породы откладывают светло-зеленые яйца, а это оказалось темное, можно сказать...

— Малахитовое, — буркнул Рон и обреченно закрыл глаза.

— Точно, малахитовое, — удивленно подтвердил Чарли. — А ты откуда знаешь?

— Оттуда, — глухо ответил Рон, и попросил: — Чарли, если меня признают сумасшедшим и выгонят из академии, ты заберешь меня к себе?

— Та-а-ак... — Чарли вмиг посерьезнел. — Мисс Арчер, — он официально обратился к Ирме, — вы позволите нам с братом поговорить наедине?

— Да, конечно! — Ирма без малейшего недовольства или возражения поднялась со стула и выскользнула в коридор. Надо же... Оказывается, и такие девчонки бывают. Джинни или Лаванду пришлось бы выдворять чуть ли не силой, а затем еще и проверять, не подслушивают ли они, а эта беспрекословно подчинилась и даже глазом не моргнула.

Чарли подождал, пока Ирма плотно прикроет за собой дверь, взмахнул рукой, прикрываясь куполом тишины от Алекса, и повернулся к Рону:

— Рассказывай!

Рон глубоко вздохнул и начал рассказывать.

Чарли не перебивал. Сложив ладони домиком, он внимательно выслушал Рона, не перебивая и не задавая вопросов, а когда тот, выдохнувшись, умолк, коротко сказал:

— Я тебя заберу. Как только ты поправишься — а целитель утверждает, что это дело нескольких дней — и разберешься со своими делами в академии, я тебя прямо из общежития увезу в Румынию на все лето. Сон это был, бред или что-то иное — я тебе не скажу, но зато повторю то, что говорил уже не раз: аврорат — это не твое.

Рон попробовал было возразить, но Чарли жестом остановил его:

— Давай мы сейчас не будем спорить. Выздоравливай, сдавай экзамены, а летом поживешь у меня, познакомишься с ребятами, пообщаешься с драконами. Возможно, тебе и понравится. Кстати, для того, чтобы у нас остаться, вовсе не обязательно бросать академию. Знаешь, сколько у нас работает авроров? Ведь Всемирный драконий заповедник — это не только магозоологи. У нас работают и экономисты, и хозяйственники, и даже репортеры. А уж без отдела охраны территории заповеднику и вовсе нельзя. Знаешь, сколько в наших краях водится браконьеров, охотников за сокровищами, беглых преступников и даже мелких жуликов типа Флетчера, охотящихся на осколки скорлупы и драконью чешую? И кто за ними должен гоняться? Наш ведущий драконовед? Или главный колдоветеринар?

Рон невольно фыркнул. По рассказам Чарли он знал обоих: ведущий драконовед был сморщенным старикашкой, который наверняка еще Дамблдорова отца помнил в колыбели, а главного ветеринара Чарли мог бы легко унести под мышкой, так как этот пост занимала очаровательная женщина, в которой не было, наверное, и пяти с половиной футов роста.

— Вот и хорошо... — Чарли улыбнулся. — Тебе самому понравится, вот увидишь. Ну что тебе дался этот аврорат? Пока ты доучишься, всех пожирателей уже переловят, останется одна мелочь типа Флетчера, которая живет по четкому графику "Украл, выпил — в тюрьму! Украл, выпил — в тюрьму!" Работать с такими — это же скука смертная, даже перед девчонками похвастаться нечем. А у нас — международная контрабанда... — Чарли произнес эти слова с преувеличенной важностью, — ты только вслушайся, как это звучит!

Рон улыбнулся. Кода Чарли начинал расписывать преимущества своей любимой работы, сказочники от зависти изгрызали свои перья.

— К тому же, ваш Лондон — это, как говорят магглы, сплошные каменные джунгли, — увлеченно продолжил агитировать брата Чарли. — Ты вскоре забудешь, что такое метла, обрастешь жирком и к тридцати годам отрастишь себе шикарное пузо. А у нас — простор! — он широко развел руками. — Гоняй на метле, сколько хочешь, никто тебе и слова не скажет. У нас там знаешь, какая квиддичная команда подобралась — любая сборная обзавидуется. А воздух у нас какой... — Чарли щумно повел носом и расплылся в блаженной улыбке. — Нектар и амброзия, ты такого даже и не нюхал никогда. Заповедные места — это же чистый курорт, люди сумасшедшие деньги платят, только чтобы туда попасть, а тебе, наоборот, за работу в этом раю еще и деньги платить будут.

Рон хмыкнул.

— Как же, знаем мы все про твой курорт, — скептически произнес он. — И какие именно процедуры оставили на тебе такие интересные шрамы — тоже знаем. Райское наслаждение, вот уж действительно.

— Ну, так там, где рай, там, как известно, и пекло, — ни на миг не смутившись, парировал Чарли, невольно потирая едва зажившую шею. Как помнилось Рону, в прошлый раз, когда они виделись с Чарли, это была правая нога, в позапрошлый раз — левый бок, а всем своим отметинам целиком, наверное, уже и сам Чарли счет потерял.

— А такие ребята, как ты, — Чарли вдруг ухмыльнулся, — не боящиеся черной работы, нам особо нужны. А то в последнее время нам что-то одних неженок и белоручек присылают. Даже клизму дракону толком поставить не могут — сразу в обморок падают.

Рон представил себе, как стажер, подозрительно смахивающий на Драко Малфоя, в белых перчатках и с ведерной клизмой в руках подкрадывается к ничего не подозревающему дракону, а затем брезгливо двумя пальцами, пытается поднять ему хвост.

Он громко расхохотался, и в палату тут же влетела Ирма.

— Вы что тут творите? — она возмущенно напустилась на Чарли. — Ему же нельзя делать резких движений, он только-только очнулся.

Чарли, ничуть не смутившись, снял полог тишины и, галантно встав с кресла, как и полагалось поступить джентльмену в присутствии вошедшей дамы, обаятельнейшим образом улыбнулся:

— И вот такие специалисты нам тоже нужны. Ирма, как вы относитесь к драконам?

На Гермиону такая манера обращения действовала безотказно — она вспыхивала, как вишня, и жутко смущалась. Ирма же, ничуть не смутившись, уперла руки в бока и вздернула подбородок.

— К драконам — положительно! — язвительно ответила она Чарли. — А вот к драконологам, которые позволяют себе нарушать больничный режим — отрицательно. Если они у постели больного брата ведут себя непозволительно, то я представляю, как они обращаются с несчастными животными.

— Наш человек! — подмигнул Чарли, и Рон непонятно почему расплылся в глупой улыбке.

— Ну что же, мисс Арчер... — Чарли поднялся с кресла. — Если у моего брата есть такая защитница, то я могу быть абсолютно спокоен за его здоровье.

— Можете, можете! — все еще воинственно ответила Ирма, наступая на Чарли. При ее маленьком росте и пламенном цвете волос выглядело это очень забавно и при этом трогательно. — Уж не беспокойтесь за Рона, я за ним хорошенько присмотрю.

— Вот и замечательно... — Чарли взглянул на часы, достал из кармана мешочек, в котором сова принесла письмо, и вытряхнул из него на ладонь изогнутый драконий коготь. — А у меня через десять минут активируется портал. Ну что, братишка, будем прощаться?

— Так скоро? — вырвалось у Рона.

Чарли улыбнулся.

— Невежливо заставлять молодую леди ждать, — сказал он, присев на краешек кровати. — Тем более, что у меня на нее имеются особые виды. Надо бы к ней повнимательнее приглядеться: а вдруг она действительно прибыла к нам из далеких сказочных краев?

Чарли привычно взлохматил Рону волосы и откинул край одеяла, чтобы пожать на прощание руку. Вдруг улыбка сбежала с его лица, а во взгляде появилась настороженность.

— Что случилось? — напрягся Рон. — Что-то не так?

— Нет-нет, все в порядке, — ответил Чарли, снова безмятежно улыбаясь и возвращая одеяло на место. — Я только познакомлюсь с нашей новой подопечной, и вернусь. Думаю, нам найдется, что с тобой обсудить. Я свяжусь с отцом, пусть к тебе пока кого-нибудь пришлет.

Он кивнул Ирме на прощание и вышел за дверь.

— Что у меня не так с рукой? — тут же поинтересовался Рон. — Ирма, будь так добра, посмотри, пожалуйста, — мне самому не видно, а поднять ее, наверное, не получится.

— А на что именно надо смотреть? — Ирма подошла к кровати и откинула одеяло. — Я ведь не знаю, какая у тебя рука была раньше.

— Ну... я не знаю, — растерялся Рон. — Может, на ней нескольких пальцев не хватает, или кожа обгорела, или татуировка какая-нибудь появилась. Опиши все, что видишь, а я сам разберусь, что с ней не так.

Ирма пододвинула кресло, села в него и наклонилась к руке Рона.

— Рука обычная, человеческая, — принялась перечислять она, как на экзамене. — Пальцев пять. На ногтевой фаланге мизинца старый поперечный шрам.

— Это меня в детстве садовый гном укусил, — пояснил Рон. Ирма кивнула и продолжила: — Кожа на подушечках пальцев и под ногтями окрашена чем-то темным, похожим на чернила. Такие же пятна местами имеются и на ладонях.

— Что-о? — протянул Рон. — Какие такие пятна?

— Темные, похожие на чернильные, — терпеливо повторила Ирма.

— Откуда это они там взялись? — задал Рон наиглупейший вопрос.

— Ты у меня спрашиваешь? — Ирма подняла брови.

— Нет, конечно, — стушевался Рон. — Просто странно это... Не могу понять, где бы я мог так испачкаться, когда падал. Ведь в ресторан я шел с чисто вымытыми руками, и во время банкета ни за что чернильное не хватался.

— Такое впечатление, что ты хватался за банку с вареньем... — задумчиво сказала Ирма, разглядывая его руку. — И не просто хватался, а зачерпывал из нее варенье прямо горстью. Погоди-ка... — Она встала с кресла, подошла к тумбочке и достала из нее большую стеклянную банку с темно-красным, почти черным, содержимым.

— Вот, смотри! — она зачерпнула его ложкой и предъявила Рону. — Это — варенье, которое принес хозяин сувенирного магазина. — Ирма понюхала и осторожно, одними губами, попробовала. Посмаковала на языке, облизнулась. — Ежевика. Обычная ежевика. И я бы сказала, что руки у тебя именно в ней. Хотя, вареньем, если честно, так не испачкаешься, только свежими ягодами, и, причем, в больших количествах. Когда нас с Алексом тетка загоняла на уборку ежевики, у меня руки были точно такими же, и отмывалась эта зараза очень и очень долго. Интересно, где же ты успел так извозюкаться, если, как говоришь, в ресторан пришел с чистыми руками?

— Вот и мне это интересно... — пробормотал Рон, устало закрывая глаза.

— Тебе плохо? — Ирма поспешно отставила банку и наклонилась к Рону — Позвать кого-нибудь?

— Не надо, — Рон слабо качнул головой. — Устал просто, спать хочется.

— А-а, ну тогда спи.

Ирма тихонько встала и перебралась к брату.

Спать Рону, если честно, не хотелось — уснешь тут, после таких-то новостей. А вот откуда у него под ногтями могла взяться эта ежевика, если все, происходящее в старухиной хибаре, ему всего лишь приснилось? Но как же тогда быть с драконицей и малахитовым яйцом? Они-то откуда прилетели? И именно сегодня, а не вчера и не три недели назад?

Как жаль, что драконы до сих пор не научились говорить. Он бы упросил Чарли, чтобы тот первым делом отвез его к пещере, в которой поселилась драконица и попробовал ее разговорить. Это же уму непостижимо — разрываться между двумя реальностями и сходить с ума, не зная, что с тобой происходило наяву, а что привиделось.

Размышляя таким образом и перебирая в памяти совпадения и различия двух реальностей, Рон незаметно для себя крепко уснул.

Скрипнула дверь, и в палату, стараясь не стучать каблучками, проскользнула невысокая медиведьма в небесно-голубом халате. Она осторожно проскользнула вдоль стены к прикорнувшей в кресле с учебником Ирме, и та, уронив книгу на колени, тихонько засопела. Ведьма провела рукой над лицом Алекса, и его веки моментально закрылись. Затем девушка подошла к спящему Рону, наклонилась над ним, и несколько секунд внимательно вглядывалась, что-то нашептывая.

Рон глубоко вздохнул. Озабоченные морщинки на его лбу медленно разгладились.

— Ну что? — нетерпеливо поинтересовались еще две медиведьмы, входя в палату.

— Все в порядке, — ответила первая. — Все лишнее убрала, а то, что останется, при пересмотре в думосборе будет выглядеть, как чрезмерно реалистичный сон.

— Вот и замечательно! — девушки подошли к кровати и тоже наклонились над Роном.

— Какой он милый, когда спит, — хихикнула одна. — Не ругается, не злится, метлой не швыряется...

— Не орет на тебя из окна и не покушается на твои пряники, — поддержала вторая.

— Девочки, ну как вам не стыдно! — шепотом укорила их первая медиведьма. — Лучше давайте сюда гостинцы и уходим, пока кто-нибудь из его родственников сюда не вломился.

Девушки зашуршали пакетами.

— Так, это твои пирожки. С чем ты там ему сегодня напекла?

— С луком и грибами, как он любит. И с ежевикой немножко. А это что?

— Шоколад, естественно, что же еще?

— Ничего себе, сколько... А не много ли ему будет? Нигде не слипнется?

— Сегодня я над шоколадом не колдовала, так что в самый раз...

Девушки дружно захихикали и тут же шикнули друг на друга, оглядываясь на дверь.

— Все, пойдемте! — медиведьма на каблучках окинула внимательным взглядом палату и, поправив мирно спящему Рону одеяло, направилась к выходу.

— Погоди-ка! — девушка с шоколадными волосами вернулась, чтобы поправить на тумбочке накренившиеся пакеты, и украдкой засунула Рону под подушку еще одну треугольную шоколадку.

В коридоре вдруг послышались шум и гневные вопли.

— Похоже, Элоиза снова кого-то уронила, — хмыкнула первая медиведьма.

— Уходим! — мурлыкнула третья и выглянула в коридор, разведывая обстановку. Из-под полы небесно-голубого халата мелькнул краешек пушистого кошачьего хвоста.

Ушли "медиведьмы" так же бесшумно, как и появились.

А Рон безмятежно спал. Ему снились бескрайние леса, высокие горы и множество маленьких драконят с золотыми рожками, бегающих по изумрудным лужайкам и взмахивающих коротенькими крылышками.

— Новенький! Новенький! — восторженно вопили они, и Рон стремительно летел к ним навстречу, размахивая дипломом об окончании Британской Академии авроров.

Теперь у этих малышей был самый надежный в мире защитник.