Причина для дуэли (гет)

— …и тогда Симус сказал, что легче же просто взять и взорвать эту проклятую дверь!

— Рон, пожалуйста, давай ты доскажешь мне эту увлекательнейшую историю, когда я закончу с работой на сегодня? — Гермиона выразительно указала на громадный фолиант, лежащий перед ней на столе.

— Да ты никогда не закончишь! — обиженно заметил ее муж. — Просидишь, как всегда, до двух ночи и тут же уснешь как убитая.

— Ну а что поделаешь, работа — есть работа! Посмотри, мне до завтрашнего дня нужно закончить с пятой главой Уложения… — она прижала пальцами внушительную стопку листов, — я же не могу придти на слушание неподготовленной!

— Нельзя же столько работать, Герм! Ты убегаешь в семь, приползаешь в девять еле живая и потом еще полночи сидишь за книгами.

— Послушай, я ведь не могу подвести людей! Меня взяли без всякой подготовки, без конкурса, с аттестатом без одного доученного года, я же должна соответствовать оказанному доверию! Впрочем, для тебя ответственность, очевидно — пустой звук! Мы уже два месяца живем вместе, а ты до сих пор не можешь запомнить, что я ТЕРПЕТЬ НЕ МОГУ, когда ты называешь меня: «Герм»!!

— Ну… прости. Просто… просто, ну… это же всего лишь работа!

— Всего лишь?! — она взглянула на него расширившимися от возмущения глазами.

— Ну да! Ты относишься к этому слишком серьезно. Правда, Герм…-иона, уверен, даже твое начальство от тебя столько не требует, сколько ты пытаешься сделать.

— Так и что с того?! По-твоему, если не требуют, то можно завалиться на диван и почитывать «Ведьмополитен»?!

— Ну почему сразу…

— Да потому! Как ты не поймешь, что взрослый человек сам за себя отвечает! А не ждет, когда его будут понукать сверху.

— Знаешь что, — обиженно пробормотал Рон, — я, между прочим, тоже работаю и, однако же, никто меня не попрекает, что я недостаточно, видите ли, вырос!

— Что у тебя там за работа! — она пренебрежительно махнула рукой.

— По-твоему, аврор — это не работа?! — вскинулся он.

— «Аврор» — передразнила она, — одно только название!

— Слушай, я же не виноват, что меня пока что ставят только на министерские дежурства! Все с этого начинают. Придет время, отправят и на полевую работу.

— «Пока что»? Это «пока» будет длиться очень долго, уверяю тебя! Потому что ты палец о палец не ударишь, чтобы хоть чуть-чуть заняться самообразованием. Кто тебе мешает изучать колдовскую криминалистику, чтобы тебе стали доверять что-то серьезное? Я же накупила тебе кучу учебников. Вот! — она указала пальцем на стопку изрядно запылившихся книг.

Он махнул рукой.

— У тебя всегда сплошные учебники в голове. Ты правда думаешь, что оперативную работу изучишь по книжкам?

— Нет, зато я знаю, что на эту самую оперативную работу не попадешь, если будешь только и заниматься тем, что полистывать «Квиддич-обозрение» и на дежурстве и дома. И посасывать пиво с Симусом в обеденный перерыв. И даже ОГНЕВИСКИ, как сегодня!

Она гневно сверкнула глазами.

— Зато я не ставлю работу на первое место в жизни, как это делаешь ты! — закричал он в сердцах. — Скажи, я кто для тебя — муж или просто необходимый атрибут для карьеры, который… ну… просто нужно иметь, потому что так принято?!

— Рон, — она смягчилась, — я же за тебя переживаю! Именно потому, что ты мой муж, я и хочу, чтобы у тебя всё сложилось хорошо.

— У меня и так всё складывается хорошо, разве непонятно? Только ты никак не хочешь это признать.

— Как я могу признать то, что не соответствует действительности?! Если у тебя сейчас, в самом начале, такой подход, то что будет потом?

— Что, что! — угрюмо пробубнил он. — Ничего не будет.

— Вот именно: «ничего»! И я должна просто смотреть на это и молчать?

— Да всё в порядке, Герм…-иона, чего ты начинаешь?!

— Нет никакого «в порядке»! Я не желаю смотреть, как мой муж катится по наклонной! И ты еще заговаривал о детях. Какой пример ты им собираешься подавать?!

— О детях?! — воскликнул Рон, вскакивая с места. — Да какие тут дети, если я обнять-то тебя толком не могу, ты постоянно твердишь, что устала, что у тебя голова раскалывается, что «давай потом», а это «потом», похоже, вообще никогда не наступит!

— Рон, — произнесла она насколько можно строже, — давай не будем делать из этого событие.

— Не будем?.. Событие?.. — ошарашено произнес он. — А что же тогда событие, хотелось бы спросить?!

— Ты прекрасно знаешь, что нам надо сперва как следует встать на ноги. Сейчас, пока мы оба работаем, нам хватает средств и на жилье и на жизнь, но что будет, когда нам придется жить на одну твою зарплату, да еще и не вдвоем, а втроем? Ты хоть иногда думаешь о таких вещах?

— Так и что теперь? Все как-то выходят из положения, и мы справимся. И не такая уж у меня маленькая зарплата, между прочим.

— Ну да, сравни свое положение хотя бы с тем же Гарри. А ведь вы в одно время пришли в Аврорат!

— Гермиона, ты прекрасно знаешь, Гарри — это… Гарри! Он такой один. Его в пример ставить — это как… как… я не знаю…

— А кого же тогда ставить в пример? Симуса, что ли?! Еще не хватало!

— Почему сразу Симуса?!

— Потому что ты только о нем и твердишь целыми днями. Симус то сказал, Симус это ляпнул! Уши уже вянут от твоего Симуса!

— Он не мой, не наговаривай. Просто он мой друг. И он забавный, что с того?

— Друг? Помнится, совсем недавно твоим лучшим другом был Гарри.

— А ты что сомневаешься, что мы до сих пор друзья? С чего это такие разговоры, Гермиона?!

Она вздохнула, закатив глаза.

— Не уходи от темы. Если ты сам признаешь, что Гарри способней тебя, значит, тем более, надо было ехать доучиваться этот год в Хогвартс, как я тебя убеждала.

— В Хогвартс?! Ты опять начинаешь эту песню по новой?! По-твоему, я — герой войны — должен сидеть со всякой малышней за одной партой?! И чему они меня там еще могут научить, что мне могло бы пригодиться на моей работе?

— Невилл же поехал, и ничего. И не только он.

— Невилл всегда был рохлей и тюфяком!

— Как тебе не стыдно?! Не смей говорить о нем такие вещи! Невилл не меньше герой, чем любой из нас!

— Ну, хорошо, — сказал Рон примирительно, увидев в глазах жены признаки приближающейся грозы, — я погорячился. Пускай Невилл нормальный парень. Но он — это он, а я — это я. У меня есть нормальная работа и я женатый мужчина, между прочим. Не мог же я уехать, оставив тебя здесь. Вот если бы мы поехали вместе…

— Я не собираюсь терять год из-за того, что тебе нужна нянька, Рон!

— Почему сразу — нянька?! Жена! Понимаешь — же-на!

— Еще раз повтори, может быть, запомнишь это слово. Почему Гарри преспокойно отпустил Джинни доучиваться и не устраивал из этого события?

— Опять «Гарри»! Только и слышишь от тебя: «Гарри, Гарри»! Гарри то, Гарри сё! Сколько можно сравнивать?!

Она отвернулась, осознавая частичную справедливость упрека, но, тем не менее, не желая отступать от своих позиций.

— Рон, тут уж ничего не поделаешь. Мы никуда не денемся от мыслей о том, что бы он сказал или сделал.

— Ну, кА-анешно! — протянул Рон. — Гарри — это… ДА! Вот он — настоящий герой, нам не чета. Он — это… — он иронически закивал головой, — вот он действительно во всем хорош! И как это тебе — такой правильной — достался не он, а всего лишь какой-то Рон Уизли!

— ПЕРЕСТАНЬ! — заорала она. — Неужели мы еще не закрыли эту тему раз и навсегда?!

— Да я бы с радостью, но тебя послушать, так она и не закрывалась никогда! Меня тошнит уже от того, как ты меня постоянно сравниваешь с ним. Думаешь, это так приятно — терпеть подобное изо дня в день?!

— Ты сам виноват, что не хочешь хотя бы немного соответствовать.

— Да какого рожна я должен кому-то соответствовать, даже и Гарри Поттеру?! Я никогда таким не буду, понимаешь ты, никогда!

Она встала, подошла к нему, положив ладони на плечи.

— Да я этого от тебя и не требую, дурак ты этакий! Глупо было бы… Просто… просто надо хотя бы стремиться. Хоть немного.

— Ну я не могу, понимаешь ты, не могу! — он чуть не плакал. — Я такой, как есть, ничего уж тут не поделать.

Ее губы дрогнули.

— Ладно, Рон, иди уже спать, — сказала она мягко, — мне правда надо до завтра закончить эту главу. Иначе я буду выглядеть как дура на слушаниях. Ты же не хочешь, чтобы я выглядела как дура?

Он замотал головой.

— Ну вот. Так что…

— Хорошо, — он склонил голову, внимательно разглядывая пол, — я только хотел сказать… Хотел сказать, что…

— Завтра скажешь, Рон.

— Нет… подожди! На самом деле, я понимаю, о чем ты говоришь. Но мы не должны всё время его ставить между нами — какой бы он ни был…

Ее губы сами собой снова собрались в твердую линию.

— …я понимаю, что он лучше, да что там говорить, он даже на дуэли дрался за тебя, но всё равно…

— Ну да, Рон, я понимаю, просто иди спать… Постой-ка… Что ты сказал? На дуэли? На какой еще дуэли?

— А? Я разве сказал «на дуэли»? Это так… ерунда. Вырвалось.

— Что это еще за история? Почему я о ней слышу в первый раз?

Он отвернулся, кусая губы, всем видом показывая, что сболтнул лишнее.

— Ну-ка! — она схватила его лицо ладонями и повернула к себе. — Немедленно выкладывай, что за дуэль?

Он тяжело вздохнул и замотал головой.

— Не могу, уж прости, Гермиона. Я обещал, — сказал он с тоской в голосе.

— Кому ты обещал?

— Гарри, конечно.

— Раз это касается меня, ты обязан рассказать. Когда это было?

— На шестом курсе, — промямлил он.

— С кем?

— С Малфоем.

— Так, — она вся подобралась, — и из-за чего?

— Да-а, ничего особенного, — попытался он отвертеться от ответа.

— Что значит — «ничего особенного»?! Просто так дуэли не устраивают. Я, по-твоему, не знаю, чем обычно заканчивалась их ругань? В худшем случае — кулаками. Если уж до этого дошло, значит…

— Ты не помнишь, что ли, какой Гарри был на шестом курсе? Буквально преследовал Малфоя по всему Хогвартсу. Подозревал. И оказался прав, между прочим.

— Не увиливай. Ты сказал, что дуэль была из-за меня.

— Герм, пожалуйста! — протянул он. — Не тяни из меня жилы. Я не могу сказать. Честное слово!

Она внимательно разглядывала его лицо, оценивая со знанием дела, насколько твердо его убеждение, во что бы то ни стало, молчать. И пришла к выводу, что на этот раз давить на него бесполезно. Она отпустила его и спросила ироническим тоном:

— Интересно, а где ж ты был, в то время, когда Гарри…

— Лаванда, — прервал ее Рон сокрушенным тоном, одним этим словом объясняя ситуацию.

— А! — кивнула она, саркастически улыбаясь. — Ну, иди уже спать… Муженек! — добавила она, похлопав его по спине ладошкой.

Гарри сидел в небольшом уличном кафе и с блаженной улыбкой поглощал мороженое. Это было уже третье за сегодняшний день. Не то, чтобы в Министерстве не было хороших кафе. Но настоящего — маггловского — мороженого там не подавали. Простого, без всяких изысков, какое он любил, но почти никогда не получал в своем детстве. И вот теперь любой перерыв, любую паузу в работе он с удовольствием использовал, что сбежать сюда, в это скромное заведение на углу Дин-стрит и Карлайл, чтобы заказать себе горку этого простого сливочного мороженого и с наслаждением есть его, ложку за ложкой, не обращая внимания на насмешливые взгляды официанток.

В этом была своя особенная прелесть — сидеть вот так бездумно, сбежав от всех, и осознавать, что тебя никто больше не контролирует. Ни Дурсли, ни преподаватели, ни даже… жена. Как ни странно, но с отъездом Джинни, он не столько тосковал, сколько чувствовал какую-то странную, шкодливую легкость, подобно школьнику, сбежавшему с уроков. Он никому не признавался в этом своем увлечении одинокими посиделками в летнем кафе. На работе думали, что он отлучается по делам, друзья считали, что он отлучается по делам, даже Рон думал, что у него дела. А в действительности, никаких дел, простое, бездумное времяпрепровождение. Но бесконечно так продолжаться, конечно, не могло.

— Ага, вот ты где! — Гермиона стояла, сложив на груди руки с выражением притворной сердитости на лице.

Он поймал себя на том, что как-то уж слишком пристально рассматривает ее бедра в узкой юбке. Давно ли он стал смотреть на нее подобным образом? «А разве когда-то было по-другому? Кого ты обманываешь, друг мой?!»

— Так и думал, что, рано или поздно, ты меня вычислишь.

— Ты о чем это? — нахмурилась она, присаживаясь рядом. — Скажи еще, что я за тобой слежу.

— Конечно, следишь, — кивнул он.

По всем правилам, она должна была бы рассердиться сейчас на его слова. Но эта его улыбка… А ведь когда-то ее буквально бесило, стоило только завидеть это блаженное выражение на его лице! Как дурачок, ей-богу, и совершенно невозможно в такие минуты вывести его из этого состояния. Но те времена давно прошли, и теперь она не могла себя заставить сердиться на него, когда он улыбался вот так. Гнев просто не поднимался внутри, вместо этого она, помимо воли, сама расплылась в подобной глупой улыбке, пытаясь удержать себя, отчего по ее лицу пробежали целые волны эмоций.

— Что ты говоришь такое?

— Но ведь правда? — он отправил в рот ложку с мороженым и принялся перекатывать его там, во рту, с сосредоточенным выражением.

— Хах, Гарри, если бы ты знал, сколько у меня дел…

— И, однако ж, ты здесь, ведь так?

«Черт!» Этот разговор поворачивался уж точно не так, как она на это рассчитывала. И почему у него сегодня, как назло, подобное настроение?!

— Просто шла мимо…

«Ну да!»

— Хорошо! Я тебя искала, чтобы поговорить. Доволен теперь?

— Ага-а, — кивнул он, облизывая ложку, как сытый кот.

— Ох!.. Чего ты хоть ешь, может, угостишь меня?

— Прости, я думал, у тебя, как всегда, нет времени… Девушка, можно еще одно… да, такое же… ага! — он повернулся к ней. — Щас будет!

— Спасибо, — сказала она несколько растеряно. Положительно, теперь она понятия не имела, как спросить его о том, о чем собиралась.

— И часто ты здесь бываешь?

— Гермиона, вот только не уверяй меня, что ты не знаешь о том, что я здесь постоянно сижу. Всё равно не поверю.

— Да откуда же мне знать, Гарри? — она округлила глаза. — Ты что, действительно думаешь, что я слежу за тобой? Но зачем?

Он пожал плечами, всё так же глупо улыбаясь.

— Не знаю.

— Тогда почему же ты думаешь…

— Ваше мороженое, — прервала ее официантка. И, похоже, та же самая странная улыбка передалась и ей тоже.

Впрочем, Гермиону это ничуть не удивляло. Если Гарри чем и отличался, так это умением вот так вот заразить всех своим настроением. Она вспомнила, как не раз бывало, когда его угнетенное состояние, как бы он ни пытался его скрывать, так действовало на неё в общей гостиной Гриффиндора, что она просто не могла заставить себя прочесть хотя бы короткую главу из учебника. И он всегда замечал это и деликатно уходил к себе, наверх. Если он нервничал, нервничали все вокруг, если он смеялся, смеялись все, если злился, всех охватывало раздражение. И при всём при этом он умудрялся оставаться одиночкой. Как это ему удавалось, она не могла сообразить до сих пор.

— Ты даже не попробуешь? — она поняла, что уже довольно долго молчит, погруженная в свои размышления, пока он не окликнул ее.

— А? — она подняла на него глаза и потеряно улыбнулась. — Конечно.

Отправляя в рот ложечку с мороженым, она, наконец, придумала, как же ей всё-таки построить этот изначально сломанный разговор. Но стоило ей только открыть рот, как всё опять полетело ко всем чертям.

— У тебя новая прическа, — заметил он вдруг, снова выбив ее из колеи.

Она сделала совершенно непроизвольное, машинальное движение рукой, поправляя локоны, с выражением растерянной радости на лице.

— Да! Как ты умудряешься замечать такие вещи?

— Ну, — он пожал плечами, — согласись, трудно не заметить то, что у тебя прямо перед глазами.

— Я хотела сказать, что… ну… ты ведь парень!

— Серьезно?! Так ты, оказывается, тоже отличаешься наблюдательностью.

— Перестань! — она толкнула его со смехом. — Парни не обращают внимания на такие вещи, как прическа.

— Никогда?

— Никогда! — кивнула она, сжав губы с притворным упрямством.

Он сокрушенно вздохнул.

— Я всегда знал, что во мне что-то не так.

— Если в ком всё и так, так это в тебе, Гарри!

— Ты уверена?

— Абсолютно! Ты знаешь, когда ты вот такой как сейчас, мне кажется, что я прекрасно понимаю Джинни, когда она…

Гермиона резко опустила глаза, едва не задохнувшись от того, что едва не вылетело из ее рта и поспешно отправила туда ложку с мороженым. Она что, вконец что ли сдурела сегодня от его улыбки?!

— Так что там Джинни? — осведомился он, продолжая улыбаться.

— Ммм, — она сделала вид, что мороженое чересчур холодное.

— В любом случае, думаю, что Рон обязательно сегодня заметит твою новую прическу. Вот увидишь! — он обнадеживающе подмигнул ей.

— Ты издеваешься?! Это произойдет, только если ты ему об этом намекнешь. Нет, прямо скажешь!

— Да? Ну, зато он останется настоящим парнем, не то, что некоторые!

— Ты сегодня во всем находишь положительные стороны.

— Всё дело в мороженом… И всё-таки я так и не понял, что там ты говорила о Джинни.

— Хотела спросить, как там она, кстати, — ответила Гермиона, краснея.

— Джинни? — он приподнял брови и пожал плечами. — Джинни в Хогвартсе.

Она закатила глаза.

— Я в курсе, знаешь ли! Как она поживает?

— Хм, нормально.

— Ты что, не знаешь, как там твоя жена?!

— Почему не знаю?

— Не строй из себя дурачка! Ты когда ей писал в последний раз?

Он промычал что-то невразумительное, хмурясь в попытках вспомнить точную дату.

— А она тебе?

— На прошлой неделе, — вот тут он ответил моментально.

— И ты ей до сих пор не ответил, конечно. Тебе не стыдно?

— Миона, знаешь, ты сейчас похожа на Молли.

— Э! — она сдвинула брови. — Интересно, мне воспринимать это как комплимент?

— Я бы не стал на твоем месте.

— Я тоже так считаю. Так что давай ты больше не будешь использовать это сравнение, хорошо?

— Что ж поделать, если ты ведешь себя так похоже, — он снова сокрушенно вздохнул.

— Джинни — моя подруга, неудивительно, что я за нее переживаю. А ты поступаешь нехорошо. Представь, каково ей там без тебя! Скучает, наверное, ужасно!

— Ты так считаешь? — спросил он задумчиво.

— А ты нет?! — воскликнула она пораженно.

Он широко улыбнулся, и она слегка успокоилась. Похоже, он подловил ее.

— Конечно же, я пишу ей, Миона! Если я ей хоть раз не отвечу, боюсь, она, чего доброго, примчится сюда первым же утренним поездом.

Он усмехнулся.

— Да? — спросила она, и ее улыбка вышла враз какой-то натянутой. Эта его фраза уж слишком отдавала непонятной иронией на пустом месте.

— Угу, — кивнул он, яростно ковыряясь в своей тарелке.

— Как на работе?

— Ну-у, — он развел руками, — так как-то… А у тебя?

— Зашиваюсь.

— Сочувствую.

— Ага. Ни на что времени не хватает. Вчера вот опять с Роном из-за этого поцапалась.

— Вы всё так же ругаетесь по мелочам?

— Что считать мелочами… Впрочем, не буду тебя этим загружать.

— Загружай сколько хочешь. Для этого ведь и нужны друзья, так ведь? — он широко улыбнулся.

Она скосила на него лукавый взгляд.

— Не только. Еще и чтобы защищать друг друга, так ведь?

— Н-ну…

— До такой степени, что даже на дуэли за них драться.

Его улыбка тотчас растворилась, губы сложились в упрямую линию. Он у нее на глазах закрывался, беззаботное настроение быстро улетучивалось. Она буквально слышала, как внутри него захлопываются двери, закрываются засовы, щелкают замки… У нее сердце упало — когда Гарри становился таким, проще было Снейпа заставить танцевать, чем вытащить из него хоть что-то. Гермиона разом поняла, что не узнает сегодня ничего.

Она с досадой замолотила ложечкой по дну тарелки, краем глаза наблюдая за тем, как выпрямилась его до этого расслабленная фигура.

— Я так понимаю, это Рон разболтал?

— Гарри… Ничего такого. Почему ты так реагируешь?

— Я же ПРОСИЛ его!

— Ну, он слегка выпил…

— Он что — пьет? — сквозь досаду на его лице проскочила искра гнева.

— Бывает иногда. Но немного, просто чтобы расслабиться после работы.

Теперь ей приходилось оправдываться.

— Знаешь, я думаю, Симус на него плохо влияет. Он постоянно о нем говорит.

— Хм, Гермиона, к твоему сведению, Симус — один из самых многообещающих оперативников. У него уже четыре самостоятельных задержания.

— Тогда, с кем же Рон выпивает? — прошептала она растерянно.

— Я же сказал, что он многообещающий оперативник, а не что он не пьет.

— Тогда почему ему это не мешает?! — вскинулась она.

— Я поговорю с Роном. Обещаю.

— Поговоришь? Может быть, лучше как-нибудь… я не знаю… присмотреть…

— Гермиона, ты что, предлагаешь мне следить за ним? Он же мой друг, не забывай это! Но поговорю с ним обязательно. К сожалению, мы на работе мало сталкиваемся.

— Только не ругайся на него из-за… В общем, он и не сказал ничего толком, просто брякнул про дуэль, и всё. А потом отнекивался, как я ни спрашивала.

— И на том спасибо, — заметил Гарри мрачно.

— Может быть, хоть ты расскажешь, в чем там было дело?

Он отрицательно покачал головой.

— Но почему?! Это же должно было быть что-то важное. Дуэль — это не шутка, вы могли поубивать друг друга.

— Так и есть. Если бы Малфой не отступил, мне бы пришлось убить его.

— Что?! — прошептала она ошарашено.

— Гермиона! — он мягко прикрыл своей ладонью ее запястье. — Это дело прошлое. Не стоит его ворошить. Всё это уже давно неактуально.

— Как скажешь, — она поджала губы, — и всё равно, ты мог бы мне рассказать, раз уж дело как-то касалось меня.

— Я же говорю — дело прошлое. Просто оставь это в покое. Не надо в этом копаться, хорошо?

— Как скажешь, Гарри. Как скажешь.

Что ж, если друзья отказываются сотрудничать, остаются только недруги, не так ли? Гермиона понятия не имела, где сейчас работает Драко Малфой, но узнать это не составляло никакого труда. Собственно, она была почти не удивлена, когда узнала, что он устроился помощником колдомедика, но вот то, что сама лечебница находится в Глазго, повергло ее в некоторое замешательство. Понятно было желание самого Драко скрыться подальше от глаз мало симпатизирующих ему жертв прежнего режима, но вряд ли его отцу пришлось по вкусу, что сын уехал из Лондона в Шотландию. Впрочем, это уже было совершенно не ее дело. Главное, что камин в лечебнице Макмиллана был подключен к общей сети.

У нее оставалось не так уж много времени из того, что она выкроила в своем плотном графике, поэтому она не стала долго колебаться, а отправилась прямиком по месту назначению, выйдя из каминного проема в небольшой, довольно уютный холл лечебницы, которая сразу как-то приглянулась ей подчеркнуто домашней обстановкой, которую, очевидно, создавала деревянная резная мебель то ли оставшаяся здесь со старинных времен, то ли пожертвованная каким-то благотворителем. И вообще, здесь было опрятнее и гораздо менее многолюдно, чем в Мунго, что, конечно, тоже располагало к себе любого посетителя.

«Должно быть, Драко нашел тут для себя тихий уголок, чтобы переждать бурю», — подумала она, подходя к стойке регистратора.

Пожилая женщина в традиционном лимонного цвета халате внимательно выслушала ее просьбу, потом осмотрела ее с головы до ног и сказала фразу, которая самой Гермионе показалась слегка странной.

— Вы ведь из Лондона, да? Из Министерства? Хочу вам заметить, что Драко здесь у нас на хорошем счету. Поверьте, он очень старается.

Она пожала плечами.

— А… простите?

— Вы же Гермиона Грейнджер?

— Ну да.

— Я видела вашу колдографию в газете, — пояснила женщина. — Было бы неправильно лишать парня честного заработка.

— Да о чем вы?! Я просто пришла с ним поговорить, ничего больше.

— Значит, вы не собираетесь лишать его лицензии на работу?

— Да с какой стати?!

— Я думала что… — она не договорила и добавила заметно более радостным тоном. — Раз так, я сейчас позову его. Он помогает целителю Мал… Максиберу.

Гермиона присела на широкую деревянную скамью и принялась разглядывать традиционные плакаты, пропагандирующие здоровый образ жизни и дающие предостережения от опасностей магической деятельности. Наглядная агитация, рассылаемая Министерством, выглядела в этой обстановке особенно неуместно. Мысли Гермионы расплылись, несколько минут она сидела, наблюдая, как они блуждают где-то далеко, чтобы потом неожиданно вновь собраться к одному последнему слову, сказанному вслух в этом помещении. Она поднялась с места и подошла к женщине за стойкой регистратуры.

— Как вы сказали фамилия целителя? — спросила она, сдвинув брови.

На лице женщины отразилась паника. Она дернулась, как будто в попытке дотянуться до чего-то, потом, видимо, успокоила сама себя, села ровно и открыла рот…

— Так это ты, Грейнджер! — услышала Гермиона знакомый голос за спиной. Голос звучал пренебрежительно, но с оттенком неуверенности. Она в последний раз скользнула взглядом по лицу женщины и обернулась.

Лимонного цвета халат Драко был забрызган какими-то зеленоватыми пятнами.

— Да, это я, — просто ответила она.

— Чего тебе?

— Ты всегда такой вежливый, Малфой! Ни здрасте, ни до свиданья.

— Ну, привет, Грейнджер! Чего надо?

— Тут найдется место, где можно поговорить?

Он осклабился.

— Морг подойдет?

— Ты работаешь в морге? — удивилась она.

— Нет, просто всех вас желал там видеть… Пойдем, — он махнул рукой.

Он привел ее в маленькое помещение, судя по обстановке, то ли сестринскую, то ли просто склад каких-то медикаментов, и прикрыл дверь.

— Говори.

— Слушай, чего это регистраторша упоминала про отзыв лицензии?

Он посмотрел на нее исподлобья.

— Будто не знаешь.

Она пожала плечами, отрицательно крутя головой.

— Да ладно! Хотя… вы же всегда были полоумной командой, — он почесал узкий подбородок. — Да всё просто! Таким как я сейчас обычно отказывают в работе. А если и берут, то на самую паршивую из всех возможных. А я еще, можно сказать, неплохо тут устроился.

«Так вот почему он уехал из Лондона!»

— Неудивительно, что Мэри поинтересовалась. Увидела твои шмотки на министерский манер и сразу подумала, что пришли меня винтить.

— Ой, да кому ты нужен, винтить тебя!

— Тебе, может, и не нужен, а… — он отвернулся. — Ладно, выкладывай чего надо, а то меня работа ждет.

— Знаешь, Малфой, я вообще-то… рада за тебя. Ну, что ты работать устроился и еще в колдомедицину подался. Это…

— Да иди ты, Грейнджер, со своей радостью! Тошнит! Есть что по делу — говори, нет, так я пошел.

— Хорошо, я думала, может, удастся нормально пообщаться, но тебя, видимо, могила исправит. Я по поводу одного происшествия на шестом курсе. Между тобой и Гарри.

Он подозрительно уставился на нее своими водянистыми глазами.

— Дуэль.

Его лицо в одно мгновение пересекла гримаса какого-то болезненного отвращения, а потом оно приняло ожесточенно-обреченный вид.

— А не пошла бы ты В ЖОПУ, Грейнджер! — выкрикнул он и направился к двери.

Она опешила.

— Малфой! Ты можешь просто объяснить…

Он не собирался даже слушать ее.

— Да стой же ты! — она попыталась ухватить его за рукав.

В ответ он резко развернулся, сгреб кулаками в кучу ее блузку и, протащив через всю комнату, прижал к стене. Она внезапно поняла, что ее ступни болтаются в нескольких сантиметрах от пола, и она смотрит на его искаженное лицо сверху вниз.

— Ты с одного раза не понимаешь, Грейнджер?! Убирайся отсюда со своими расспросами, пока я не вышвырнул тебя. Тебе ясно?! ЯСНО, я сказал?!

Она затравленно кивнула, не ожидавшая такой бешеной реакции с его стороны.

— Да вы что все, с ума посходили, что ли?! — выкрикнула она в хлопнувшую дверь, пытаясь отдышаться.

Несколько секунд она стояла, бессильно размахивая перед собой руками от переполнявших ее эмоций. Потом слегка успокоилась, поправила одежду и вернулась к камину в холле.

Не сказать, чтобы эта встреча ее раззадорила. Скорее, слегка напугала. Но ее любопытство теперь уже разыгралось не на шутку! Она перебрала в уме несколько вариантов, но выходило так, что если эти трое не расскажут ей, в чем там было дело, то никто другой больше не расскажет. И из всех троих самым слабым и самым податливым звеном был, конечно, ее дорогой муженек. Но если бы она прижала его впрямую, он обо всем проболтался бы Гарри, а вот этого Гермионе решительно не хотелось.

«Что ж, — вздохнула она про себя, — придется использовать против тебя твое же оружие».

Домой она вечером возвращалась, гремя несколькими бутылками в своей безразмерной сумочке.

Всё-таки актерское мастерство никогда не было сильной стороной Гермионы. Несмотря на то, что она прекрасно умела продумать детали разговора, когда дело доходило до осуществления плана, выходило не очень. К числу своих безусловных удач она могла отнести разве что происшествие с Амбридж на пятом курсе, но тогда это как раз была импровизация. Вот и сейчас, даже такой, не отличающийся особой проницательностью человек, как ее муж, довольно долго не мог поверить, что она без всякой задней мысли решила вдруг, ни с того ни с сего, вместо привычных посиделок с книгами устроить посиделки совсем иного рода.

Она с самого начала упустила из виду, что у Рона замечательная память, поэтому ее первоначальная история с мнимой годовщиной, о которой он якобы забыл, с треском провалилась. Поэтому ей пришлось на ходу придумывать оправдания, проклиная себя за собственные неуклюжие попытки выкрутиться из положения, в которое сама себя же и загнала. Если сперва муж считал, что дело в его собственном поведении, то под конец начал уже подозревать, что это именно она в чем-то провинилась перед ним, и теперь пытается таким образом загладить свою вину. Они едва не поругались всерьез.

В конце концов, ее осенило. Книжки всегда выручали ее в трудных ситуациях, выручили и сейчас. Она сказала, что вычитала в каком-то умном «путеводителе по семейной жизни», что если у мужа появляются проблемы с алкоголем, надо не устраивать бесполезные сцены, а попытаться ввести эту дурную привычку в культурные рамки, а для этого, мол, просто необходимо самой время от времени расслабляться вместе с благоверным за бутылочкой-другой. И что сперва она пыталась это скрыть, но теперь-то уж деваться некуда, и пришлось признаться.

Это заявление было как раз в ее духе, так что тут он поверил сразу. На его лице появилось такое довольно-хитроватое выражение, какое бывало всегда, когда ему приходила в голову удачная, по его мнению, мысль, как воспользоваться сложившейся ситуацией. Она с легкостью способна была перечислить все его резоны, от непосредственных до далеко идущих, но не могла себя заставить на него разозлиться в этот момент по той простой причине, что сама собиралась поступить с ним намного более бесчестно, отчего совесть внутри нее описывала круги, как лиса в тесной клетке.

Около получаса она терпеливо выдерживала рассказы о его планах заняться на работе чем-то более серьезным, нежели его постоянные дежурства. Потом беседа плавно перетекла к чемпионату по квиддичу. Признаться, сперва она больше всего боялась опьянеть сама. Но потом выяснилось, что это не такое уж мудреное дело. Потому что старательно делать вид, что пьешь, надо только вначале. А потом достаточно только поддакивать в нужный момент и поднимать бокал с выражением готовности на лице. Труднее всего стало тогда, когда он перешел от слов к делу, то есть, добрался до той кондиции, когда в ход идут руки. Она терпеть не могла хмельных приставаний, предпочитая исключительно осознанные ласки, но в этот раз ей было полегче, так как какое-то количество алкоголя она в себя всё-таки приняла, а потому и его объятия воспринимала более лояльно.

Занятно, как внутри словно сидел какой-то холодный наблюдатель, бдительно отслеживающий состояние Рона, так же, как внимательный врач отслеживает изменение состояния своего пациента. Она никогда еще до этого не видела мужа в таком сильном опьянении, и в этом действительно была некая толика удовлетворения любопытства, тем более что, по большому счету, кроме Сириуса ей еще в жизни не приходилось так близко и так долго наблюдать до такой степени пьяных мужчин. Но Сириус, правда, умудрялся даже в подобном состоянии не терять некой доли… очаровательности. Даже когда напоминал свинью, натуральную хрюкающую свинью. Чего никак нельзя было сказать о ее муже. Сейчас Рон не напоминал свинью, он ею БЫЛ, и от этого становилось даже как-то жутковато.

Она в очередной раз мягко оттолкнула его, тянущего к ней свои губы, изогнулась, доставая свою палочку с края стола, и сунула ее в карман халата. Теперь ей оставалось просто выбрать момент.

— Ты у меня такая!.. — пробормотал Рон, мотая головой, смотря на нее совершенно невменяемо-щенячьим взглядом. — Такая… такая…

«Сука!» — сказал кто-то внутри, и ей отчего-то захотелось заплакать.

В эти минуты она уже хотела всё бросить. Наплевать, забыть, просто жить дальше, не делать того, о чем потом, без сомнения, не раз пожалеет.

— Ты тоже, Рон, ты тоже, — промолвила она, кусая ногти.

Но он вдруг тяжело привалился на ее плечо так, что его глаза оказались буквально в нескольких сантиметрах от нее, и тогда она взяла его левой рукой за подбородок, а правую отправила в карман за палочкой. Это был просто идеальный момент, он еще вполне находился в сознании, но абсолютно точно завтра не смог бы вспомнить подробности.

— Прости… — она прижалась лбом к его лбу, оказавшемуся сейчас почему-то странно холодным и крепко ухватила левой рукой за рубашку, погружаясь взглядом в его голубоватые, почти бесцветные глаза.

— Легилименс!

Слово вылетело, как стриж, и она разом словно провалилась, полетела вслед за ним в разноцветную, пеструю круговерть.

Яркие, будто переполненные цветом картинки распахивались перед ней лоскутами буквально на доли мгновения, а потом снова сворачивались, не оставив следа, не давая ни крупицы времени, чтобы понять, осмыслить виденное, потому что следом тут же открывались другие, иногда по нескольку одновременно, она мчалась, неслась подобно Алисе сквозь колодец кроличьей норы. Ее сознание едва заметными колебаниями подталкивало ее в правильном направлении, поиск чужих воспоминаний напоминал в чем-то поиск своих собственных, за тем только исключением, что позволял ломиться напрямую, по желанию вскрывая нужное и расталкивая ненужное, словно опытному грабителю, от чего становилось холодно и как-то мерзковато.

Она довольно быстро добралась до шестого года обучения и принялась выявлять, выцеживать нужное, прокручивая перед собой одно-единственное слово «дуэль». Неожиданно она провалилась во что-то слишком сильное, яркое, то, что не смогла вовремя отфильтровать, и буквально выскочила, вынырнула среди откровенной сцены. Прямо перед носом: широкое, потное, перекошенное острой иглой наслаждения лицо с растрепанными золотистыми волосами, рвущееся, жгучее дыхание, бьющее прямо в нее, «да, да, ДА!», дальше-ближе, дальше-ближе, дальше-ближе… Она забарахталась, пытаясь вырваться, отпрыгнуть назад в цветную круговерть, но чем сильнее она дергалась, тем больше увязала, ухватывая всё больше подробностей из наблюдаемой сцены. Это было невыразимо, непередаваемо омерзительно, и, в тот же самый момент, это омерзение возбуждало. Только спустя несколько долгих как часы мгновений она поняла, что именно тайное желание увидеть, разглядеть всё и не давало ей вырваться. Где-то в глубине души она ХОТЕЛА наблюдать, и от осознания этого становилось еще сто крат хуже и сто крат притягательней. Внезапно картинка словно отодвинулась, и она увидела Лаванду почти всю целиком — обнаженную, лоснящуюся от пота, разлегшуюся на столе пустующего класса, она была такой… растворившейся, такой без остатка отдавшейся желанию, какой сама Гермиона не бывала никогда за все те… три раза, что они с Роном пробовали это.

«Неужели это бывает настолько… хорошо, что ради этого можно отдать всё, чтобы практически перестать быть человеком в эти секунды…»

Эта мысль, четко сформировавшаяся внутри нее, и вырвала ее разом из объятий такого нежеланного и такого неожиданного видения. Она едва успела сделать вдох, как сознание выплюнуло ее в помещение, которое она безошибочно определила как комната парней в гриффиндорской башне. Она не могла понять, тот ли это момент или не тот, но стоило ей увидеть распростершееся прямо перед ней тело Гарри на белой простыне постели, как она разом забыла обо всем, едва не дернувшись вперед, туда, ему на помощь. Потому что ему, со всей очевидностью, было плохо. Он лежал без рубашки, с обнаженным торсом, и вся левая часть его груди представляла собой один большой ожог. Левая рука, судя по всему, тоже была поражена. В первую секунду показалось, что он без сознания, но потом он поднял голову и уставился на нее… на Рона!, близоруко щуря глаза, лишенные очков.

— Рон, это ты, наконец-то! Принес?! — он застонал.

— Да. Вот оно.

— Давай, мажь уже!

— Гарри, ты уверен, что это хорошая идея? Может, всё-таки отправишься в медпункт? Мадам Помфри сказала…

— Мерлиновы подштанники, Рон, да мажь уже! Ты же знаешь, я не могу. Если я заявлюсь туда в таком виде, меня не отпустят до утра, а значит, уже завтра Гермиона будет в курсе. Мы не можем этого допустить!

Рон послушно вылил мазь на ладонь и, кряхтя, принялся размазывать ее по ожогам на теле Гарри. Тот вздрогнул и сжал зубы, мужественно терпя боль.

— Всё равно я не понимаю, дружище, почему так уж непременно надо скрывать, что Малфой собирался…

— Рон! — почти заорал Гарри. — Сколько раз тебе можно повторять?! Это не шутки! По-твоему, я стал бы биться насмерть с этим слизняком, рисковать всем ради ерунды? Если она узнает, всё будет бесполезно, какой тогда толк от моего сегодняшнего поединка?

— Подумаешь, — проворчал Рон, — ну, узнает. Да она просто посмеется над ним и всё.

— Подумаешь? Подумаешь?! — продолжал кипятиться Гарри. — У тебя солома вместо мозгов, приятель?! Она же девушка!

— Да ладно? Правда, что ли? — он хохотнул.

— Она обязательно заинтересуется, уверяю тебя. Она сделает вид, что это ерунда, но она станет думать об этом.

— Брось! По-моему, ты преувеличиваешь. Наша Гермиона — умница, книжный червячок. Станет она думать о приставаниях какого-то Малфоя!

— Если бы это были простые приставания, я не подставлял бы бока под заклинания этого урода! Ты разве не понимаешь, что он говорил ВСЕРЬЕЗ?!

— В жизни не поверю, что хорек вправду заинтересовался нашей Гермионкой, чтобы начать за ней ухаживать!

Гарри в ответ только досадливо махнул правой рукой и тут же сморщился от боли.

— Лежи и не дергайся, дружище, а не то я пролью мазь, и она растечется по всей постели. Ты, конечно, правильно сделал, что оградил червячка от хорька, нечего ему залазить на нашу территорию, но, по-моему, ты просто преувеличиваешь ерундовую опасность, вот что я думаю!

— Ты не понимаешь, Рон! — вздохнул Гарри. Похоже, он решил наконец успокоиться. — Ты не понимаешь. Девчонки обожают жалеть плохих парней. Особенно, когда они в таком убитом настроении, как сейчас Миона. Ты думаешь, он так просто выбрал самый подходящий момент? Она непременно повелась бы, клянусь тебе!

— С чего бы это ей быть убитой?

— Ты прекрасно знаешь! — в глазах Гарри мелькнуло негодование с толикой даже некоторой злости на друга. Тот виновато опустил глаза.

— Слушай, я же не виноват, что Лаванда…

— Если честно, Рон, я искренне надеюсь, что это всё поскорее закончится.

— Ты имеешь в виду, что мне надо ее отшить? Это не так-то просто, между прочим. Она…

— На самом деле, я имел в виду Гермиону. Но если выйдет, что у вас что-то получится, то пусть будет и так. Всё лучше, чем Малфой.

— Ну, спасибо, друг! — усмехнулся Рон.

— Не за что, — буркнул Гарри. Видно было, как удручала его эта ситуация.

— Между прочим, ты так и не рассказал мне в подробностях о том, как прошла дуэль! — заметил Рон укоризненно. — Я вижу твои ранения, но я хочу послушать, как ты уделал этого ублюдка Малфоя! Надеюсь, ему досталось в два… нет, в три раза сильнее!

— Я не думал об этом. Не в этот раз. В этот раз я хотел просто уложить его. Знаешь… мне даже не хотелось его размазать. Всё-таки, он, в кои-то веки, поступил как мужчина. Не стал действовать исподтишка, а подошел и впрямую спросил разрешения ухаживать за ней.

— Всё равно, думаю, раз он отказался от своей затеи, значит ему здорово досталось.

— Говорю же, Рон, не хочу думать об этом! Мне всё это… поперек горла. Я даже убрал к чертям собачьим этот поединок из памяти. Меня научил Дамблдор, как это делать. Вот!

Гарри достал из кармана брюк маленький флакон с чем-то серебристым.

— В жопу эту дуэль, в жопу Малфоя, в жопу всю эту историю! И без нее полно забот с его хозяином, чтобы еще думать о маленьком уродце!

Он склонился куда-то вниз, Рон проследил глазами — это был объемный чемодан — и убрал флакон в маленький кожаный кармашек на его широкой крышке.

— Похоже, тебя здорово нервирует, когда…

Мысленный контакт вдруг разорвался, и Гермиона отвалилась в сторону, упав на диван, как насосавшаяся комариха от своей жертвы. Это произошло по банальной причине. Рон закрыл глаза и, буквально, спустя несколько секунд уже начал легонько похрапывать. Она и вправду выбрала самый подходящий момент. Еще немного, и ей бы ничего не успеть увидеть.

Она поднялась на колени, отходя от пережитого, и наклонилась над лицом спящего мужа. За несколько коротких мгновений она узнала много такого, о чем предпочла бы совсем не знать.

— Червячок? — прошептала она, уставившись на его подрагивающие губы.

— Червячок?! — повторила она чуть громче.

«Ах ты гнусное животное! Я уж тебе устрою «червячка»!

Впрочем, она прекрасно знала, что ничего не сможет устроить. Придется носить это в себе: и червячка, и то, что он скрыл от нее секс с Лавандой, хотя утверждал, что всего лишь целовался, да и то без особого желания.

Что касается, собственно, главной цели сегодняшнего рискованного действа, то Гермиона была несколько разочарована. Ну да, это было удивительно — желающий ухаживать за ней Малфой, поразительно и даже слегка трогательно — спрашивающий на это разрешения у Гарри. И что с того? Она разделяла мысли Рона на этот счет. Неужели Гарри вправду считал, что она такая глупая простушка, что, переживая ситуацию с Лавандой, поведется на попытки Малфоя привлечь ее внимание? Она мысленно усмехнулась — это было всего пару лет назад, она прекрасно помнила, что, хотя и была жутко расстроена, но вовсе не теряла головы. Да она ее вообще когда-нибудь теряла? Кроме… того случая…

Она хлопнула себя по щекам и резко сменила направление мыслей. По-видимому, ей снова придется выбирать: или оставить всё как есть или продолжить попытки узнать всю правду полностью и до конца. Просто слов, сказанных вскользь, ей было теперь уже недостаточно. Ситуация всё более интриговала ее, как будто недосказанность вгрызалось в её сердце червячками (опять эти червячки, будь они неладны!) сомнений и тревоги. У нее внезапно возникло ощущение, что она что-то упустила. Что-то большое. Нет! ОЧЕНЬ большое. Того самого слона, мимо ног которого уже довольно долго ходила.

И теперь перед ней во весь рост встал вопрос — насколько далеко она готова зайти, чтобы эту самую очевидную истину обнаружить. Она уже решилась на подлость, готова ли она теперь пойти на преступление?

Гермиона сидела и смотрела на камин. Он был всего в нескольких шагах от нее — рукой подать — но как будто являл собой сейчас те границы допустимого, которые она сама для себя всю жизнь устанавливала. То, что она собиралась сделать… Как она сможет оправдаться перед собой за такое? И если кто-то из них узнает… какими глазами она будет смотреть на них? На них на всех, на самых близких для нее людей? Что она им скажет? Она может разом потерять всё, если сейчас просто поддастся своему совершенно иррациональному, бессмысленному любопытству. Если бы дело и вправду было настолько важным… Но ситуация яйца выеденного не стоила!

Тогда почему же ее буквально изо всех сил тянуло сделать это? Она не больно-то верила во всякую там интуицию, по ее мнению, все эти разговорчики про предчувствия были не более, чем девичьи фантазии. Ей самой, если раньше и приходили озарения, то сразу в виде готовых, сформированных мыслей и идей. В этот же раз внутри словно непрерывно бродило какое-то странное тесто из неизвестных компонентов, бурлило, пузырилось, не давало спокойно думать и даже просто сидеть на месте. Подталкивая, подпихивая разузнать всё до конца, чего бы это ни стоило. Как будто и вправду это могло оказаться чем-то действительно, по-настоящему важным, настолько, что потом можно было вымолвить что-то вроде «победителей не судят».

Она встала, прошлась по кабинету несколько раз взад-вперед, заламывая руки в пароксизме бессильной ярости на саму себя. Она сейчас уже понимала, что сделает это, хотя еще продолжала себя обманывать, что у нее есть еще выбор, есть возможность отказаться от своего плана. Вместе с осознанием важности своего поступка, было и кое-что еще, твердящее о непоправимости ее шага.

«Всё изменится», — как будто повторял кто-то, но без всяких слов.

— Да пропади оно пропадом! — процедила она сквозь сжатые челюсти и порывисто подбежала к камину.

Полчаса назад она была в Аврорате. Искала Гарри. Ей сказали, что он отбыл по важному делу, и не вернется до самого вечера. Её охватило одновременно предвкушение и страх. Оттого что вот он — подходящий шанс. Стало стыдно за себя. Неужели она даже способна радоваться подобному?

Впрочем, в этот момент Гермиона ни о чем не думала. Когда стояла посреди гостиной квартиры на Гриммо 12 и прислушивалась к старому дому. Как будто вправду рассчитывала что-то услышать там, где не было ни души. Она не испытывала страха сейчас, но внутри гулял какой-то непривычный холодок. Ей и раньше приходилось вламываться в чужие дома, но никогда еще за это не нужно было стыдиться.

Хотя вот прямо сейчас в ее положении еще не было ничего такого, в чем бы ее можно было упрекнуть. Они трое (четверо! — поправила она сама себя) были настолько близкими друг другу людьми, что этот дом являлся почти что и ее домом тоже. По крайней мере, пока она чувствовала, что их связь еще не ушла, не растворилась в рутине семейной жизни. Эти двери, этот камин всегда были открыты для нее, и что с того, что хозяев нет дома? Если только… Если только она не собиралась что-то украсть.

Даже нет. Кража… что такого она могла бы взять из этого дома, чего ей с радостью не отдали бы и так? Нет, ее поступок был не просто кражей, он был…

Боже, она и так уже совершила подлость в отношении одного близкого ей человека, неужели она собирается пойти еще дальше? Рон… он всё-таки ее муж, он… это звучало смехотворно, но он отчасти является ее собственностью. Они должны были быть чем-то единым, раз уж собирались жить одной семьей, так что у нее имелось здесь хоть какое-то оправдание. В этот же раз…

Гермиона, наконец, заставила себя сдвинуться с места, напомнив себе, что довольно глупо стоять как вкопанной на этом потертом ковре.

«Если уж решилась, то делай, что должна», — резонный голос в ее голове показался сейчас до ужаса циничным, хотя именно он всего несколько минут назад всеми способами отговаривал ее от этого шага.

Их комната… кажется, она должна была находиться на третьем этаже. Кажется? Неужели она забыла? Совсем недавно она помогала Джинни собирать чемодан! Она вспомнила сейчас печальное лицо Джинни, и ее затрясло.

«Что же ты делаешь, подруга?! Что же ты делаешь?!»

Но ноги уже сами несли ее по лестнице. Подгибающиеся, ватные ноги.

В комнате царил точно такой же бардак, какой был там в день отъезда Джинни. «Нет, еще больший бардак!» — поняла она, когда осмотрелась получше.

Гермиона беспомощно обвела глазами многочисленные ящики, полки, шкафы… Он мог спрятать флакон куда угодно. Она что и вправду собирается рыться во всем этом?! В их вещах? В ЕГО вещах?! Взгляд упал на две фотографии в блестящих рамках. Две улыбающихся молодых пары. Свадебные снимки четырех счастливых людей. Она отвела глаза от собственной улыбки и прикоснулась к лицу Гарри на снимке дрожащими пальцами. И поняла, что не в состоянии, просто не в состоянии сделать то, что собиралась. Пускай это и вправду было важным, пускай это даже было самым важным в ее жизни! Она не может, НЕ МОЖЕТ опуститься до такого!

Внезапно, Гарри на снимке как будто подмигнул ей. Она моргнула. Перед ней была колдография, его фигура двигалась, и этот изумрудный взгляд, который всегда ее завораживал, не отрывался от ее лица. Но он не подмигивал. Совсем. Просто… слегка менял ракурс. Похоже, просто почудилось. Она так перенервничала, что сейчас ей могло привидеться всё, что угодно! Но, как это ни странно, стало чуть-чуть полегче. Возможно, потому что ее воображение как бы закрепило таким странным образом принятое ею решение отказаться от поисков. Правильное решение. Или дело в другом?..

Это же был Гарри! Мерлинова борода, тот самый Гарри, которого она знала… бог уже знает сколько времени! Тот самый Гарри, несмотря на всю его героическую харизму, остававшийся в чем-то простым безалаберным мальчишкой, на которого она шикала все эти годы, которого подгоняла и направляла, как старшая сестра, и который… Правильно, который был тем еще лентяем, когда дело касалось бытовых мелочей! Ненавидевшим наводить порядок в своих вещах.

Она улыбнулась помимо воли. Ей и не надо ничего искать! Она знает почти наверняка!

Гермиона выскочила на лестницу и бегом, едва ли не перепрыгивая через ступеньку, бросилась вниз на цокольный этаж.

Распахнув дверь в чулан, она окинула взглядом узкое пространство, в котором раньше находилась клетушка Кричера, давно переехавшего в Хогвартс на постоянное место жительства, и обнаружила свалку старых вещей из «прошлой жизни» Гарри, которые всё так же продолжали валяться там, ожидая то ли нужного настроения хозяина, то ли возвращения домой Джинни, уже не раз грозившейся выкинуть «весь этот хлам».

Старый чемодан стоял на том же месте, где и тогда, когда она в последний раз заглядывала в чулан, помогая подруге собраться в поездку. Между пустой птичьей клеткой и парой стоптанных ботинок. Одно из двух — либо она сейчас найдет то, что ищет, либо развернется, уйдет и поклянется забыть навсегда всю эту историю как страшный сон.

Она присела на корточки перед чемоданом. Защелки открылись под ее пальцами безо всякого сопротивления. Он даже не удосужился просто запереть его?

Но ведь он сейчас живет один, кого ему опасаться?! Не лучшей же подруги Гермионы! Честной и порядочной девушки, которая никогда не предаст, никогда не…

«Прекрати! Пожалуйста, ПРЕКРАТИ! Ты всё делаешь только хуже».

Возможно, там ничего и нет. Возможно, это просто пустой чемодан… ее пальцы расстегивали длинную молнию, а в голове крутилась только его фраза «если она узнает, всё будет бесполезно».

Крышка отвалилась, как бегемотья пасть. Чемодан и вправду внутри был практически пуст. Одежда и учебники, ясное дело, давно перекочевали в другие места. Но карманы на крышке были совершенно точно чем-то заполнены. Она пощупала ладонью один карман, другой, там явно были какие-то бумаги, в третьем… в третьем было то, за чем она пришла. Она медленно расстегнула его и выудила флакон. Серебристая жидкость внутри как будто манила ее своим перекатывающимся ртутным блеском.

«Ты ведь всегда добиваешься своего, за что ни возьмешься, так, подруга?!» Она сглотнула, с трудом сдержавшись, чтобы не выплюнуть из себя рыдание. Еще не поздно было остановиться. Вернуть всё на место и тихо исчезнуть. Но ее руки словно сами собой уже копались в сумке, извлекая небольшую круглую чашу, которую она на пару дней позаимствовала в Отделе Тайн.

«Давай уже!» — снова этот холодный, циничный голос в голове. Что ж, отступать в шаге от цели как-то уж совсем глупо! Она откупорила флакон и опрокинула его в чашу. Будь что будет. Ее лицо опустилось ниже, еще ниже… Нет, надо совсем… В этот момент словно какая-то сила схватила ее шею в замок и опрокинула внутрь…

Ручей! Совсем рядом, справа. А слева невдалеке стеклянные треугольники оранжерей. Сумерки. Гарри прохаживается туда-сюда по узкой тропинке, ведущей к огородам. Неужели они собираются драться в сумерках?!

(Успокойся, дурочка, с ним же всё будет в порядке, это просто воспоминание!)

Но воспоминание — это не кино. Она сейчас чувствует почти всё, ловит кожей легкий ветерок, ощущает слабый аромат пожухлой травы, слышит журчание ручья, голос…

— Поттер. Поттер! — Драко шипит, привлекая к себе внимание, и машет рукой.

Он во всем черном, так что на фоне темнеющей громады замка выделяется только его светлая шевелюра.

— Наконец-то, Малфой! А то я уж думал, что у тебя всё-таки хватит ума не приходить. На что ты рассчитываешь? Неужели не понимаешь, что у тебя нет шансов?

— И на старуху бывает проруха, Поттер! — Драко мерзко ухмыляется, и весь его благородный вид разом куда-то улетучивается из-за этой ухмылки. — У меня в последнее время были хорошие учителя. Не в пример школьным. Ты ведь понимаешь, о ком я?

— Тетушка? Представляю, чему она могла тебя научить!

— Не представляешь.

— И не собираюсь. Хватит болтовни, Малфой! Раз уж тебе так приспичило поиграть со смертью, давай покончим с этим и разойдемся. Я хочу успеть на ужин.

— Ставишь собственное брюхо выше судьбы своей любимой подружки?

— Довольно, даже не пытайся вывести меня из равновесия. Пришел драться — дерись.

— Просто думал напоследок всё-таки попробовать убедить тебя, Поттер.

— Не трать мое время. Кажется, я уже в прошлый раз сказал, что к Гермионе ты подойдешь только через мой труп.

— Чертовы упертые гриффиндорцы! — выплевывает Драко. — Тогда защищайся, если сможешь.

— К твоим услугам!

Взаимное приветствие, Малфой ставит ноги на ширину плеч, палочка внизу у пояса…

(Надеюсь, ты понимаешь, что он собирается…)

— Экспеллиармус!

Яркая вспышка прямо перед глазами, взмах палочки, еще один, он переводит дыхание. Это всё не так просто.

— Верикус!

— Протего! Ступефай!

Взмах от плеча, защита, отражение, взмах, вспышка, еще одна, вокруг всё крутится…

(Где он?! Где Малфой?!)

Вот. Держит палочку наперевес. Почти на том же месте. Дыхание учащается. Еще одна попытка.

Каскад из трех заклинаний, какие-то предметы летят темными комьями, вспышка снова, причудливое движение концом палочки…

(Он держит ее в точности как Волдеморт!)

…взмах, еще, еще! Тяжелое дыхание!

(Гар…)

Это не похоже на тренировку. Не похоже на бой, когда вокруг полно мест, где спрятаться. Нигде не спрячешься. Да и нельзя. Ничего нельзя, даже упасть. Потерял сознание — проиграл, выронил палочку — проиграл, оказался на земле — проиграл, отбежал слишком далеко в сторону — проиграл.

И опять всё сызнова. Дежурная связка из защитного и атакующего заклятия, в ответ летят три. Уход, отражение, атака, снова атака. Похоже, чертов Малфой и вправду чему-то научился.

— Конфринго!

Он даже не отклоняется. Видимо, ему просто надоело. Принимает всё на щит. Выставляет палочку перед собой, делает шаг вперед и атакует без перерыва. Еще одно взрывное. Не обращает внимания, идет и продолжает атаковать.

(Гарри, ставь щит!)

Он не может услышать. Или не хочет.

(Поставь щит, Гарри, на этот раз точно надо… Гарри, бога ради, что ты делаешь?! Уклоняйся… Аааууу!…)

Это похоже на то, как будто со всей левой стороны груди разом сорвали кожу. Гермиона воет. Но из ловушки воспоминания никуда не деться. Даже учитывая, что здесь внутри ощущения притуплены раза в полтора, она бы сейчас уже каталась по земле от боли. Но она не может кататься, поэтому просто воет. Гарри продолжает стоять на ногах. Улыбается. Она чувствует, как он улыбается.

(Чему ты улыбаешься, дурья башка?! Боже, как же больно!)

За это время он подошел гораздо ближе к противнику. Его палочка смотрит прямо на Малфоя. Левая рука ничего не чувствует, одежда прилипла к коже и тлеет, но кончик палочки точнехонько указывает на Малфоя.

(Это и есть его план, а дурья башка — ты! Тебя бы уже убили!)

На конфринго нужно слишком много времени, а с такого расстояния у Малфоя просто нет шансов отразить экспеллиармус Гарри.

(Неужели, чтобы выиграть, тебе обязательно надо жертвовать собой?!)

Секунда, и всё кончено! Малфой смотрит как-то… с жалостью, что ли. И, одновременно, с досадой.

— Ты псих, Поттер!

— Не нуди, Малфой, — он тяжело опускается на траву, переводит дух.

— Мне, что же, в лазарет тебя теперь тащить?

— Да уймись ты! Какой лазарет, об этом ни одна живая душа не должна узнать.

— Да от тебя паленым несет за сто футов! — Малфой подбирает свою выбитую палочку и внезапно садится рядом.

— Нет, ну ты реально псих! — ворчит он.

— Оставь меня в покое. Всё, дело сделано, вопрос решен. Так что пошел вон отсюда!

Он ложится на спину. На темнеющем небе видны появляющиеся звезды.

— Просто хотел сказать, что ты своей упертостью только всё испортил.

— Чего я там испортил, Малфой? Твою статистику?

— Да пошел ты, Поттер! Будто не знаешь, что я всерьез!

— А вот не знаю. Мордред его знает, что у тебя на уме. И в твои чистые чувства я не верю, уж извини, — он ухмыляется.

— Тупица! Куда тебе понять! Только и можешь переть напролом, как баран… Вот! — Малфоя как будто что-то вдруг осеняет. — Вам барана надо на ваш Гриффиндор навесить. Какой там лев, в жопу!

— Ага, болтай, болтай! Теперь сколько хочешь.

Они замолкают.

(И почему он валяется тут с такой травмой?! Жутко болезненной, между прочим).

— Ну, чего замолчал, Малфой? Провалился твой план?

— Какой еще план, что ты мелешь?

— А такой. Хотел воспользоваться удачным моментом? Думаешь, я не видел, как ты посматриваешь в ее сторону?

— Наблюдательный, значит? Тогда какого ж хера, Поттер, ты увидел это только на шестом курсе?! — внезапно вопит Малфой.

— Чего, чего?

— Того!

— Не ври, от тебя ей никогда кроме пакостей ничего и услышать было нельзя.

— Это… так всё. Потому что… положено. Традиция такая. Сам знаешь.

— Да ты что, серьезно, что ли?! — иронизирует Гарри.

— Пошел в жопу! Говорю же, нет у меня никакого плана. Просто… просто…

— Что? Ну что, Малфой?

— Я ее правда терпеть не мог. Да, не мог. Ничего в ней никогда хорошего не видел. До четвертого курса.

— А там чего? Глаза из задницы вытащил?

— А ничего. Всё из-за Крама.

— Из-за Крама?! — Гарри аж привстает.

— Ну да. Когда он на Грейнджер положил глаз, я вот тогда и задумался. Это же, мать его, Крам! Он мог пальцем просто ткнуть в любую, и всё — мантии долой. Какого же он выбрал эту… эту… в общем, ты понял, Поттер! Может, конечно, он просто дуболом мохнатый, ну а если нет? С тех пор я и стал присматриваться. Мало ли, всяко бывает, не разглядел чего. Вот так постепенно и понял…

— Хм. Долго же до тебя доходило.

— Кто бы говорил, Поттер!

— Ты о чем?

— Ни о чем.

— Тогда почему у тебя только сейчас вдруг загорелось?

— Загорелось на тебе, а мне… просто жалко стало, и всё!

— С чего это тебе вдруг стало ее жалко?

— С того это. Конец вам всем скоро, вот с чего. Передушат вас, как котят, и все дела. Будто сам не понимаешь. Ты же со своим грёбаным героизмом всех кто рядом за собой утащишь.

— Так ты ее спасти, что ли, решил, Малфой?

— Представь себе! Я что, по-твоему, не могу хотеть кого-то спасти?

— Такой эгоист и нытик, как ты? Не смеши меня!

— Знаешь чего, Поттер?! Мразь ты порядочная! А я, по-твоему, просто так что ли сюда приперся, поболтать с тобой при луне?!

— Кто тебя знает… Оу!!

Удар вряд ли был бы очень болезненным, если бы не пришелся прямо в левое плечо.

(Зачем ты его провоцируешь, Гарри?!)

— Дуэль уже закончилась, так что не жди, что я буду с тобой церемониться!

— Вот ты тварь, Малфой! Погоди, я тебе еще устрою!

— Ага, мечтай, Поттер! Это вам всем устроят… — он вдруг замолкает.

— Договаривай! О чем это ты? Чего ты затеваешь, Малфой?!

— Не твоего ума дело.

— Слушай, ты же только что говорил, что хотел спасти Гермиону. Так прекрати помогать тем, кто хочет ее убить, разве это не самый лучший способ?

— Тебе не понять.

— Чего уж тут сложного?

— Это только у таких тупарей как ты всё всегда просто.

Драко вдруг наклоняется к Гарри, и на его лице появляется что-то похожее на маску отчаяния.

— Ну не будь ты идиотом, Поттер! Не тащи ее за собой! Я тебе предлагаю шанс ее спасти, а ты ведешь себя как баран!

— Спасти? Спасти?! Что ты называешь спасением? Серьезно думаешь, что она станет у тебя прятаться, пока идет война?

— Если не станет… я найду способы. Но это всё равно лучше, чем… чем то, что с ней будет, если она останется с тобой. Хорошо, если ее прикончат сразу. А если нет? Ты хоть представляешь себе, Поттер, что с ней сделают, если она попадется живой?! Ты этого хочешь?!

— Не брызгай слюной мне в лицо, Малфой. На что способны твои друзья-подельники мне хорошо известно. И ты просто болван, если думаешь, что тебе удалось бы их обмануть. Особенно вашего поганого предводителя! Поверь мне, под его взглядом ты и пары секунд не продержишься. Так что не мели чушь.

— Ты плохо меня знаешь, Поттер! Да ты вообще ничего не знаешь!!

— Да плевать мне! Я знаю одну простую вещь — мы не проиграем. Понимаешь ты, не проиграем, и всё! А свои страхи засунь себе в жопу!

— Какой же ты… — лицо Драко искажается, — какой же ты тупой! Прямо не верится. Хочешь во чтобы то ни стало оставить ее при себе, и сам же себя убеждаешь, что всё в порядке. Ни себе, ни людям. Как собака на сене, Поттер! Так и будешь ходить вокруг нее, пока вас обоих не прикончат.

— Не болтай всякую хрень, Малфой! Гермиона — мой друг! Впрочем, такому как ты, этого не понять, тебе же от девушек только одно нужно.

— Ой, вот только не на-адо этого, Поттер! — Драко привычно растягивает слова. — Друг! Ха-ха! Первокурсникам иди эти сказки рассказывай. Гриффиндорским. На Слизерине даже они не поверят.

— Заткнись!

— Слушай, раз уж у нас сегодня вечер откровений, может, не будешь эту комедию ломать? Признаешься честно, что жить не можешь без своей Грейнджер.

— Какого хера я должен тебе в чем-то признаваться, Малфой?!

(Гарри?..)

— Ну, хочешь — помалкивай, и так же всё ясно. Других можешь обманывать, а я все эти игры в гляделки еще с детства выучил. Да и не стал бы ты эту дуэль устраивать, если бы не было у тебя к ней ничего. Тебе, во что бы то ни стало, надо было, чтобы я молчал, потому что ты знал — я у тебя ее как пить дать заберу. Так ведь? Так ведь, Поттер?!

(Гарри?..)

— Мне надо, чтобы ты молчал, Малфой. И ты будешь молчать.

— Так и знал, что побоишься признаваться. Вы правильные все такие — других не боитесь, зато сами себя боитесь до смерти.

— Да не боюсь я, Малфой, уймись уже!

— Боишься, я же вижу.

— Я. Люблю. Гермиону. Кушай!

(ГАРРИ!!!)

Отчего-то сразу становится нечем дышать!

— Хе! Гляди-ка, признался. Хер тупоголовый! И что, так и будешь сидеть собакой на сене?

— Я…

— Где же твое грёбаное гриффиндорское благородство?

— Да с чего ты, взял, дебил, что я ей мешаю… найти себе кого-то?!

— Чего, чего, Поттер? А кто не отходит от нее ни на шаг? Ты, да твой идиотский дружок Уизли, как вы вообще только терпите рядом его рожу?!

— Ну, если уж на то пошло, Рон в сто раз лучше тебя, Малфой.

— Ты о чем это? — Драко вдруг снова склоняется буквально вплотную к лицу. — Я спрашиваю, ты о чем это, хренов Поттер?!

— Всё о том же!

— Я ушам своим не верю! — голос Малфоя срывается до фальцета. — Уж не хочешь ли ты сказать?!.. Да нет, не настолько же ты конченный, Поттер! Скажи, что это не так!

— Тебе, наверное, приятно будет это узнать, Малфой, но, вообще-то, она любит его.

— Любит?! — Драко ржет, всем видом показывая, что не верит в такую чушь, но как-то невесело. — Да ты рехнулся?!

— Я не рехнулся, — голос Гарри звучит устало. Ему всё тяжелее продолжать эту беседу. — Всё так и есть.

— Эй, Поттер, скажи, что ты херово пошутил! Ты всерьез собираешься отдать ее этому недоумку? Тогда почему сразу не Гойлу?! Тоже офигительная идея!

— Ты не понял, что я сказал, Малфой? Она его любит. И никто не может ее никому отдать. Ни я, ни ты, никто. Она выбрала сама.

— Постой, ты серьезно, что ли? Ты веришь в это?! Ты правда в это веришь?! — он качает головой. — Вот до чего ты довел бедняжку Грейнджер своим хождением вокруг да около. Она уже делает вид, что любит первое попавшееся чучело.

— Хватит, Малфой, надоело! Мне надо идти.

— Да нет, постой! Ну правда, ты же не отдашь ее Уизли?! Скажи, что не сделаешь это, Поттер?! Хотя бы это пообещай! Хер с ним, не хочешь, чтобы я вытащил ее из этой заварухи — твое дело, но забери ее хотя бы себе, не отдавай ее… Постой!

Он встает и начинает задумчиво потирать подбородок.

— А что, ловко придумано! Уизли заберет себе Грейнджер, а тебе подсунет младшую Уизлетту! Так ведь? — он продолжает тереть подбородок. — Хорошо они устроились. Поверить не могу! И ты просто будешь смотреть на это и терпеть?

— Терпел же я все эти годы, — отвечает Гарри устало, пытаясь встать.

(Все эти годы?! Господь милосердный!!)

— Ну ты и тупень! Твоей головой можно двери вышибать, Поттер, как тараном.

— Ага! Вали уже.

— Ты как доберешься-то в таком состоянии? Не хватало еще, чтобы тебя тут поутру нашли дохлого. Я не собираюсь за тебя отвечать.

— Не дождешься! Рон стоит у входа. И, я надеюсь, на тему Гермионы больше разговоров не будет, Малфой?

Драко мрачно кивает.

— Не учи меня дуэльному кодексу! Проиграл, значит, проиграл. Хотите сдохнуть вместе — ваше дело.

На его лице досада, смешанная со злостью. Он разворачивается и быстрой походкой идет по направлению к замку. Его тонкая фигура стремительно тает в сгустившихся сумерках. Гарри опускается обратно на траву, из груди вырывается что-то похожее на рыдание. Взгляд искажен каплями слез…

Она не сразу поняла, что это уже ее собственные слезы. Потому что воспоминание кончилось, а она всё так же видела окружающее сквозь застилающую пелену. Пелена была снаружи, а внутри что-то похожее на горячий, клокочущий океан. Слезы падали прямо в чашу, она попыталась вытереть их рукавом, но жест вышел жалким и бессмысленным. Ее всю мелко потрясывало, дрожащие пальцы создавали рябь на серебристой поверхности внутри чаши. Она опустила флакон, и ей не сразу удалось совладать с дрожью, от которой сотрясалось всё ее тело. Наконец, с третьего раза у нее получилось загнать палочкой воспоминание обратно в стеклянную емкость, и она полезла в карман чемодана, чтобы убрать его.

Все эти простые действия служили сейчас одной-единственной цели — изо всех сил избежать истерики. Потому что она нависала над Гермионой уродливым силуэтом, стояла буквально за спиной. Только оглянись, кинь взгляд в ту сторону, и всё — ее бы уже ничего не могло остановить.

Трясущиеся пальцы никак не могли справиться с молнией. Почему она расстегивает молнию? Она… она залезла не в тот кармашек. И там внутри…

Она бездумно, машинальным движением вытащила стопку бумажных листочков. Письма — ее письма, вырезки из газет, снимки — разные, обычные и колдографии, и везде одно лицо — ее собственное лицо. Разные годы, разные ситуации, одна или вместе с кем-то, позирует или даже не подозревает о съемке. Видимо, он доставал их отовсюду, узнавал, выспрашивал у школьных фотографов, она смотрела на некоторые снимки и не могла даже вспомнить ситуаций, когда и где ее могли запечатлеть. Кадры один за одним сменяли друг друга. Старшие курсы, третий, второй, ПЕРВЫЙ?!

Это невозможно! Этого не может быть! Этого просто не может быть!

Стопка вывалилась у нее из рук, рассыпавшись веером по дну чемодана. Она медленно встала, опираясь ладонью о стену. Ее шатало.

Как?! КАК она могла этого не видеть?! Как ему удавалось скрывать все эти годы?!

Она вышла из чулана и медленно побрела к лестнице, облизывая пересохшие губы. Ей уже было всё равно, что он обнаружит ее вторжение. Какая уже была разница после такого?!

Истерика так и не приходила. Вместо этого Гермиону сковал какой-то непонятный ужас. Ее мир как будто разорвало напополам, словно пергаментный лист. Ничего теперь уже не могло быть прежним.

Сколько же боли вытерпел этот человек?! Все эти годы, все эти чертовы долгие годы! Почему же он никогда, ни разу не дал ей понять… даже не намекнул?! Или всё дело в ней? Может, это она не замечала… не хотела замечать? Неужели она настолько бесчувственная?!

Гермиона поднялась в гостиную и остановилась перед столиком у камина. Мысли путались, левая сторона груди до сих пор отзывалась фантомной болью. Она машинально потянулась туда рукой и вдруг поняла, что несколько снимков до сих пор зажаты в ее пальцах.

Она ответит ему! Она просто обязана ему ответить. Нет ни одного человека на свете, который заслуживал бы счастья больше, чем Гарри! И уж точно он не заслуживал того, чтобы продолжать так мучиться и дальше. Они состояли в браке, но какое это теперь имело значение? После того, как выяснилось, что все трое обязаны этим единственно только его самопожертвованию. Чего стоит такой брак?

Даже если бы она не испытывала к нему вообще никаких чувств, она обязана была ответить ему! Кто она такая, чтобы отказываться от такой любви, чтобы заставлять его страдать?! Но, по счастью, он ей нравился. Возможно, в этом не было ничего… возбуждающего, хотя… его глаза, его чудесный, изумрудный взгляд. И еще, когда она увидела его на кладбище в Годриковой впадине, у нее было что-то похожее на… Или вот на шестом курсе, когда он утешал ее, а сам, как ей тогда казалось, страдал из-за Джинни, а на самом деле… И еще на пятом курсе, когда она поняла, что Амбридж сейчас применит к нему круцио. Она в тот момент готова была сама подставиться под что угодно, лишь бы… И еще на четвертом, когда ее сердечко сжималось, переживая за него в тех жутких испытаниях Кубка огня. И на третьем, когда она, замерев от восхищения, наблюдала, как он разгоняет дементоров, и не верила своим глазам. И на втором, когда, парализованная взглядом василиска, чувствовала его, раз от раза приходившего и сидящего рядом. И на первом, о да! Когда в один момент вдруг поняла, что этот мальчик, ни секунды не колеблясь, сейчас пойдет и сразится со взрослым, опытным волшебником, мечтающим его прикончить.

Получается… что все эти годы она ходила вокруг да около. Слон оказался гораздо ближе, чем она даже подозревала! Действительно, именно его близость и мешала ей разглядеть, как на самом деле всё обстоит в их отношениях! Но стоило только им чуть отдалиться, разойтись по собственным квартирам, как тут же всё стало намного виднее. Он был ей нужен, ей не хватало его всё это время, и она недаром постоянно повторяла его имя. Что ж, в конце концов, хорошо, что она прозрела хотя бы сейчас!

Гермиона залезла в сумочку и вынула оттуда своё толстенное портмоне, служившее сразу и кошельком и складом для всяких мелких писем и записок. Из нескольких фото любимых ею людей она вытащила снимок с Гарри, потом выбрала один из тех с нею самой, что притащила с собой из чулана и, скрепив их собственной заколкой, бросила на столик. Потом достала лист пергамента и приготовилась накатать самое большое письмо, которое только писала в своей жизни. Чтобы в нем объяснить ему всё. И её сегодняшнее вторжение, и то, что она обнаружила, и всю гамму чувств, которые испытала. Но чем больше она глядела на чистый лист, тем больше понимала, что никакого количества пергамента ей попросту не хватит, он не сможет вместить в себя всё целиком. Поэтому она убрала лист, взяла со стола салфетку, разорвала ее пополам и написала всего одну-единственную фразу:

«В ту же самую секунду, как только ты пожелаешь».

И положила его рядом со сколотыми ею фото. Потом посмотрела на часы, подумав, что хотя до вечера не так много времени, она может и не дожить, задохнувшись от ожидания его ответа, и шагнула в камин…

То, что для одного человека неожиданная неприятность, для другого — ожидаемая радость. Вряд ли Гермиона могла даже предположить, что Джинни выберет этот самый день, чтобы сделать сюрприз своему мужу.

Макгонагалл прибыла в Лондон выбивать в Министерстве очередную помощь для полного восстановления Хогвартса, и грех было не напроситься вместе с ней в столицу на пару деньков.

Джинни знала, что муж на работе, поэтому вбегать в квартиру с криками «Гарри, Гарри» было глупо и бессмысленно, но она всё равно не удержалась. Мало ли. Вдруг он дома. Заболел. Или просто решил уйти пораньше с работы. Да он, наверное, так бы и сделал, предупреди она его заранее. Но она хотела, чтобы это был сюрприз. И вот теперь ей придется торчать одной в пустой квартире до позднего вечера. Надо было ей отправиться вместе с Минервой сразу в Министерство. Хотя и тут не было никакой гарантии застать Гарри на рабочем месте. Он, бывало, мотался по всей стране. Зачастую его брали на операции даже без особой в нем нужды, просто для эффекта, потому что скрывающиеся остатки отрядов упивающихся частенько сдавались сразу же, без боя, только узнав, что он участвует в задержании.

Джинни первым делом смыла с лица дорожную пыль вместе с остатками косметики. Она терпеть не могла эту унылую, длинную трясучку поезда. Была б ее воля, с удовольствием полетела бы в Лондон на метле. Как же ей повезло, что Гарри разделяет с ней эту прекрасную любовь к полетам! А не нудит вечно на этот счет как Гермиона.

«Ах, Гарри!..» — она взглянула в зеркало на свою раскрасневшуюся от ледяной воды физиономию. Как же ей вообще с ним повезло!

«Ты — счастливая девушка, Джиневра Поттер!»

Она приставила пальчик к кончику своего острого носика и слегка надавила, скосив глаза. И тут же прыснула от собственной смешной гримаски.

Но надо было перекусить. Несмотря на то, что она проспала почти всю дорогу до Лондона, всё равно как-то успела проголодаться.

На кухне, конечно, было шаром покати. К несчастью, Гарри так и не удосужился завести домовика, несмотря на то, что квартира была огромной. Вся «Нора» была меньше, чем эта квартира. Как они собираются содержать ее в порядке без домашнего эльфа… может даже двух? У нее нет никакого желания заниматься целыми днями домашним хозяйством по примеру собственной матери, пока муж проводит время на работе. И вообще… лучше бы совсем продать эту громоздкую, старую, пыльную квартиру и переехать в пригород. Правда, пока лучше с Гарри на эту тему не заговаривать. Слишком скользкая для начала супружества. Слишком много старых воспоминаний, слишком мало новых связей.

Она вытащила из холодильника пару яиц и одинокий кусочек ветчины, успевший уже слегка потемнеть по краю. Можно было, конечно, самой сходить в магазин, но не для того она полдня сегодня тряслась в поезде, чтобы бегать по магазинам. Обойдется яичницей.

Внезапно ей пришло в голову, что хорошо бы было приготовить что-нибудь вкусное к приходу Гарри, но, подумав, решила, что, во-первых, понятия не имеет, когда он вернется, во-вторых, он же прекрасно должен был знать, что дома еды нет, а потому наверняка перекусил где-то на работе в кафе.

Она с удовольствием сейчас выпила бы пива, но в кладовой было только вино, которое она терпеть не могла (фу, кислятина!), так что пришлось ей ограничиться обычным чаем.

«Интересно, можно ли организовать магическую доставку продуктов?» — пришла ей в голову мысль, когда она вспомнила, как Гарри рассказывал ей о подобном маггловском бизнесе. Возможно, это будет хороший способ заработать!

У лестницы пахло… духами. Духами?

Она подняла голову и посмотрела вверх, в лестничный колодец. Этот дешевый аромат она узнала бы из тысячи других. ГЕРМИОНА!

Ну да… Гермиона. Что же дальше? Приходила с мужем в гости к Гарри. Спускалась вниз, чтобы приготовить поесть.

Сегодня? И где следы ее готовки? Тут… тут что-то… не так…

Она стала медленно подниматься по лестнице, ощущая, как в груди тяжело ворочается ожидание неминуемой беды. Успокаивая себя, убеждая, что паникует на пустом месте, но камень в груди был таким тяжелым, что ей приходилось буквально тащить его, чтобы он не обрушил ее куда-то вниз, в бездну паники.

На втором этаже запах был чуть сильнее. И как она только не заметила его сразу, когда шла умываться?! Судя по цене духов, вряд ли он способен держаться долго. А это значит, что она была здесь совсем недавно.

«Мерлин, да она наверняка просто зашла сюда по делу! Взять что-то или заглянуть в библиотеку. Чего ты паникуешь?!»

Или они могли зайти вместе.

В гостиной запах был особенно силен. Значит, она ушла через камин.

«Мы разминулись с ней не больше чем на полчаса, — подумала Джинни, кусая губы. — Должно быть, и правда приходила по делам. Возможно даже по просьбе Гарри».

Ее размышления прервало яркое пятно колдографических снимков, лежащих на столике у камина. Она подошла ближе и медленно поднесла снимки к лицу, еще не веря в то, что они могли обозначать. Потом взяла записку и несколько раз прочитала ее, всё больше и больше теряя возможность понимать слова.

У нее вырвалось что-то похожее на нервный смешок. Она внезапно поняла что падает. Падает в какую-то темную, бездонную дыру, из которой ей теперь не выбраться никогда. Она закивала головой с горькой усмешкой и медленно опустилась, буквально стекла в рядом стоящее кресло.

Конечно, она знала, что это произойдет. Знала и ждала с ужасом, отгоняя внутри себя это ожидание в самый дальний уголок своего сознания…

Эта женщина!.. Джинни всегда знала, что рано или поздно она просто придет и заберет его. Любимого, ненаглядного Гарри, которого она предназначила себе еще тогда, когда он вытащил ее из лап Риддла шесть лет назад. Но чего стоили все ее предназначения против этой женщины!

Гермиона… Ее ночной кошмар, ее извечный повод для паники, ее боггарт! Тень, нависающая над ее счастьем. Дамоклов меч, угрожающий в один момент разрушить всё ее будущее, все ее планы, всё, на что она надеялась и на что рассчитывала.

Да, она знала. Не думала только, что это произойдет настолько быстро. Боже милостивый, НУ ПОЧЕМУ?! Почему настолько быстро?! Она не успела даже слегка насладиться, по-настоящему почувствовать всю прелесть жизни с ним, с ее Гарри, и сердце готово было выпрыгнуть из груди, стуча громко «бум-бум-бум», предчувствуя, что никогда больше не суждено прижаться так близко к его груди, чтобы он услышал этот стук.

Лицо Джинни всё так же было искажено усмешкой, потому что мышцы отказались повиноваться, застыли, челюсть свело судорогой, она не могла ни заплакать, ни даже выкрикнуть что-либо, только из легких рвалось шумное дыхание, похожее на смешок. В ситуации действительно была своя ирония.

В тот самый момент, когда она уже поверила, что всё будет складываться хорошо, когда она поверила, что у нее есть хотя бы год спокойной жизни, что Гермиона, погруженная в бесконечную рабочую канитель и домашние хлопоты, не успеет разобраться в себе, в этот самый момент на ту нашло прозрение. Кто знает, чем было ее послание — ответом на его вопрос или она сделала это по своей инициативе, но теперь уже всё вокруг не будет прежним никогда!

Эта женщина… что мелкая, несчастная Джинни могла противопоставить ей?! Смазливое личико? Эта женщина… тогда еще девочка… долгие годы тащила на себе двоих оболтусов — Гарри и ее непутевого братца — выручала, спасала, вытаскивала из трудных ситуаций, ухаживала за ними как за детьми, шла в самое пекло, сражалась бок о бок против самых страшных врагов в истории магического мира. Кто она против нее?!

У этой троицы вообще всегда были особые отношения, особая внутренняя атмосфера, в которую она никогда не могла проникнуть, никогда не могла стать частью их особой общности. Да она никогда и не стремилась. Ей всегда нужен был только Гарри, а с кем вместе он воюет, ей было, по большому счету, всё равно. Пусть бы это были хоть черти с рогами, она, в любом случае, постаралась бы быть с ним.

А всё, что ей теперь оставалось — просто откинуть волосы в сторону и подставить шею под топор палача. Потому что она слишком хорошо знала этих людей. Она, конечно, могла бы устроить жуткий скандал, закатить истерику, вопить, оскорблять, стучать ногами, даже наделать немалых пакостей, но что бы это дало? Они бы просто молча выслушали ее, пожимая плечами, а потом взяли бы за шкирку, как взбесившуюся кошку, и отбросили со своего пути в ближайшие кусты. Раз уж Гермиона смогла перешагнуть через Рона — члена их «Золотого трио», то через какую-то жалкую Джинни она перешагнет и даже не заметит этого.

Нет, она не может стоять на пути судьбы, а то, что эти двое были предназначены судьбой друг для друга, у нее не было никаких сомнений. Если она встанет, ее сомнет и раздавит, накрутив на колеса. Джинни буквально чувствовала спиной эти надвигающиеся колеса судьбы, готовые обрушиться на нее, видела их тень и вся трепетала от этого ощущения. Нет, будет глупо с ее стороны бороться с такой силой в открытую. Но ведь… даже небольшой камень, порой, может изменить направление движения.

Она медленно комкала в руках фотографии, думая о том, что паниковать-то ей, пожалуй, пока не стоит. Самого непоправимого, чего она так боялась, почувствовав запах духов, похоже, еще не случилось. Если он не обнаружит записки, то ничего не узнает. А раз она ее писала, значит, боится признаться вслух. Поэтому воспримет его молчание как отказ, как нежелание даже говорить на эту тему. Так что ситуация станет даже лучше, чем до этого послания. Гермиона отчается и больше не будет предпринимать подобных попыток, останется только опасаться, что сорвется сам Гарри. Ну а на счет него уже она сама должна предпринять верные меры. Например, внимательно изучить учебник по зельям, тот раздел, где говорится о помощи в зачатии детей…

Заколка, соединяющая снимки в ее руке, вдруг уколола ее в ладонь. Было похоже, как будто какое-то насекомое необычайно болезненно ужалило ее руку. Джинни издала гневный вскрик, почти зарычав от переполнявших ее чувств, и швырнула бумажный ком в камин. Следом отправилась записка на салфетке. Она приложила к ранке кончик языка, слизывая капельку крови. Ярость и боль кипели в ней подобно клокочущей лаве. Как бы она хотела сейчас так же смять и выбросить вон ненавистную соперницу!

Ее темперамент тряс ее за плечи, требовал от нее вскочить и совершить сейчас какие-нибудь безумные поступки, ломать, бить, крушить, взрывать, всё, что угодно, лишь бы унять этот кипящий гнев! Она сделает это. Обязательно сделает. Сейчас пойдет на кухню, побьет тарелки, всё равно он не заметит их отсутствия, потом поднимется наверх и будет рвать его одежду, книги, которые дарила ОНА, ведь всегда можно оправдаться тем, что отнесла одежду в стирку, а книги дала почитать подруге. Он потом всё забудет, он не обращает внимания на такие мелочи. Так что она сейчас обязательно даст волю своему гневу. Но это сейчас. А когда он вернется, она будет спокойна. Она будет совершенно спокойна. И радостна. Пожалуй, она даже, сходит, всё-таки, в магазин и приготовит ему хороший, сытный ужин. И никто ничего не узнает. И всё будет по-прежнему. Так, как оно и должно было бы быть, если бы она писала эту проклятую книгу судьбы.

Она оскалилась и швырнула в камин инсендио. Тот немедленно вспыхнул, словно подожженный огнем ее ярости. Всё обязательно будет по-прежнему.

Не стой на пути у высоких чувств,

А если ты встал — отойди.

БГ.

Странно, но порой всё изменить может даже дурная привычка.

У Гарри с детства была глупая привычка, если ему в руки попадало что-то длинное и тонкое, ему непременно надо было им в чем-то поковыряться. Он ковырялся вилкой в тарелке, за что ему часто попадало, ковырялся веткой в озере, даже своей волшебной палочкой он был склонен иногда поковыряться в корзине для бумаг, опустив руку под стол, так, чтобы никто не видел. Это его успокаивало. Вот и сейчас он сидел перед камином и ковырялся в тлеющих углях длинной кочергой с вычурной ручкой.

Он был доволен. Джинни здесь. Может, ему было с ней и не так легко, как без нее, зато с ней он чувствовал себя намного уютней. Более в своей тарелке, что ли. Приходилось, конечно, слегка подстраиваться под ее напористую манеру всегда настоять на своем, но разве есть люди без недостатков? Он тоже был не подарком. Люди, которые знали его близко, прекрасно на себе это чувствовали. Так что жаловаться ему не на что. С Джинни ему, в общем-то, повезло. Хорошая девушка. Любит его и вообще… темпераментная. Н-да…

Он почувствовал, что клюет носом, пригревшись у камина, отдающего последние на сегодня порции тепла. Скосил глаза на Джинни. Она сидела в кресле неподалеку и что-то читала. Кажется, даже учебник. Раньше он за ней такой тяги к знаниям не замечал.

«Взрослеет, видимо», — подумал он и снова клюнул носом. Положительно, пора было уже отправляться спать. Мысль о том, что сейчас он ляжет в постель вместе с такой теплой и приятной на ощупь Джинни вызвала у него довольную улыбку. Всё-таки в семейной жизни были свои прелести. Странно, что она сама еще до сих пор не утащила его в их комнату на третьем этаже. Обычно она первая проявляла инициативу в подобных вопросах. Неужели читает что-то настолько интересное?

— Что ты читаешь? — спросил он, и она не сразу подняла голову.

Вместо ответа она просто показала обложку. «Зельеварение». И слабо улыбнулась.

— Ого! Неужели Слагхорн настолько хороший преподаватель?!

— Ну, после Снейпа-то… — она улыбнулась чуть шире.

Он опустил голову. Воспоминания о зельеваре всякий раз вызывали в нем дрожание каких-то неведомых струн, четко объяснить происхождение которых он и сам себе не мог. Странно, но ему почему-то всегда хотелось провести параллели между жизнью Снейпа и своей. Хотя никаких явных пересечений вроде бы не было, какая-то незримая линия всё время преследовала его, и он бы дорого дал, если бы ему разъяснили, в чем она.

Он снова яростно заковырялся кочергой в камине.

Что-то металлическое блеснуло внизу, между углями. Он ловко поддел это, прижал к внешней стенке камина и выкинул на пол. Вот бы так же легко можно было бы извлечь наружу его сомнения относительно Снейпа. В конце концов, это же его голова! Неужели ему самому в ней ковыряться сложнее, чем вытащить из камина… Кстати, а что он вытащил?

Он наклонился, тронул пальцем тонкий металлический предмет. Тот еще не остыл, и он тут же отдернул палец.

— Что ты делаешь? — вдруг спросила Джинни, и ее голос в тишине гостиной прозвучал так неожиданно, что он едва не вздрогнул.

— Ха, да ничего. Вот, вытащил какую-то железячку.

— Какую еще железячку? — спросила Джинни ворчливо. Она терпеть не могла, когда он мусорил.

«Прямо как ее мать!»

— Да вот, сам понять не могу. Хм.

Он намочил кончики пальцев языком, поднял с пола закопченный предмет и поднес его к глазам. Это была заколка. Заколка?

— Джинни, это заколка.

— Серьезно? Тогда, это, должно быть, моя.

Она пошарила у себя в волосах.

— У тебя же волосы распущены, Джинни!

— Ах да! — спохватилась она досадливо и нахмурилась. — Что-то я заучилась, похоже. Пойдем уже спать, Гарри.

— Так она твоя?

— Моя, конечно, чья же еще? — она посмотрела на него, как на дурачка. — Должно быть, обронила сегодня, пока бегала тут.

— Ну, хорошо, Джинни.

— Так мы идем спать?

— Одну минутку.

Он закинул ногу на ногу, уперся локтем в колено и положил подбородок на ладонь, смотря в камин. Его взгляд расфокусировался. Гарри Поттер думал.

За то крайне ограниченное время, которое он работал в Аврорате, он усвоил одну простую истину. Если тебе солгали по мелочи, когда в этом нет никакого смысла, значит либо твой собеседник хронический лжец, либо в этой мелочи и скрыта разгадка расследования.

Джинни только что солгала ему, когда сказала, что это ее заколка. Он понял это не потому, что мог с ходу всё определить по ее виду. Для подобного он узнал ее еще недостаточно хорошо. Он понял это, потому что точно знал, чья именно это заколка. Потому что он так же точно знал ВСЕ вещи Гермионы. По крайней мере, пока она не начала жить отдельно. Но эту-то заколку он помнил безошибочно. Изначально она принадлежала Флёр.

Перед ним тотчас всплыла обстановка уютной «Ракушки», в которой они отсиживались, когда едва-едва вырвались из лап безумной Беллатрисы. Гермиона тогда по необходимости много чего позаимствовала у Флёр, в том числе, и пару этих заколок с голубой лилией на тонкой золотистой основе. Сейчас она была черной, краска слезла с нее полностью, но перепутать было невозможно.

Итак, Джинни солгала, и заколка принадлежала Гермионе, которая, как теперь оказывается, была здесь сегодня. О причине ее визита можно было бы сделать множество предположений, но Гарри на ум тотчас пришла их последняя встреча три дня назад в летнем кафе. Их разговор, и то, чем он закончился. Гарри очень хорошо знал Гермиону, поэтому ни секунды не сомневался, что она обязательно продолжит пытаться узнать правду о той дуэли. Кроме него самого подробности знали еще только два человека. И кого из них двоих Гермиона могла бы прижать к стенке так, чтобы он проговорился? Ответ был очевиден. Разумеется, своего мужа. Гарри прикинул шансы Рона скрыть от жены то, что он знал о дуэли, и оценил их как стремящиеся к нулю.

Значит, если предположить, что она могла услышать от Рона, каким должен был быть ее следующий шаг? Он серьезно задумался.

По идее, она должна была бы снова поговорить с ним — Гарри. Вряд ли, услышав о том, что Малфой собирался за ней ухаживать, она бы стала к нему обращаться. Но почему-то она не пришла для очередного разговора. А вместо этого… Вместо этого она явилась прямо сюда, в квартиру на Гриммо 12. Зачем? И встретилась здесь с Джинни? Вряд ли. Было бы совсем глупо на месте Джинни скрывать подобную встречу. Тогда как же всё было? Он не понимал.

Тогда он попытался развернуть свои размышления в другую сторону. Если Джинни не встречалась с Гермионой сегодня, то почему она солгала про заколку? И почему та вообще оказалась в камине? Ну, тут ответ напрашивался сам собой — ее туда бросили, и кто, если не Джинни, мог это сделать, если она решила лгать. И вряд ли она стала бы бросать ее в камин просто так. Следовательно, вместе с заколкой в камин отправилось что-то еще! То, что она скрепляла, и то, что сгорело в пламени. Так? Так. И что это могло быть? Записка? Например. Или лист пергамента. Гермиона обожала писать письма.

«Обожала писать письма…»

Его как будто пронзило догадкой! Что такого могло случиться, что Гермиона решилась бы обратиться к нему (а к кому же еще в этой квартире?) в письменной форме?! Что такого она написала, что не могла сказать вслух?!

Он встал, чувствуя, как мурашки бегают по коже. На лице было нечитаемое выражение, как будто он силился понять, как здесь оказался.

— Гарри? — во взгляде Джинни сквозила тревога.

— Я… Я сейчас! Только проверю… кое-что.

Он получше запахнулся в халат и вышел из комнаты. Она услышала, как он спускается вниз по лестнице.

«Куда он?» И что это всё означает? Он же не мог… Как он мог догадаться?!

«Пожалуйста, не паникуй!» Что он может обнаружить на цокольном этаже? Пустоту в холодильнике? Или старый хлам в чулане?

Она ждала, сидя с прямой спиной, напряженно сжимая и разжимая пальцы. Его не было довольно долго.

«Что он там делает, василиск его проглоти?!!»

Наконец, послышались его шаги на лестнице. Она взглянула на его лицо, когда он вошел и… Он словно только что вынырнул из воды. Она думала, что знала своего мужа. Но то, на что он был похож сейчас… Она начала медленно подниматься с кресла.

— Гарри?..

— Джинни… знаешь… мне тут нужно… отлучиться.

— ОТЛУЧИТЬСЯ?! В половину первого ночи?

— Это… правда важно.

«Что происходит?!»

— У тебя что-то на работе? — спросила она, словно бы цепляясь за последнюю соломинку.

Он покачал головой.

— Нет. Возникли непредвиденные обстоятельства. Правда! — он закивал. — Непредвиденные. Совершенно непредвиденные. Совершенно…

— Прекрати бормотать! — взвизгнула она, так, что он вздрогнул. — И немедленно объясни мне, что происходит!

Он посмотрел на нее именно так, как она и боялась. Тем самым сочувствующим взглядом. Сейчас он просто пнет ее, и она полетит, полетит… полетит…

— Джинни, тебе абсолютно ни к чему волноваться… раньше времени. Давай договоримся — ты подождешь меня полчасика… ну час, максимум. Если за это время я не вернусь, то не жди меня, ложись спать. Утром поговорим. Хорошо?

— Хорошо? — прошептала она. — Уходишь среди ночи и говоришь «хорошо»?! Я…

Ей не хватило воздуха, чтобы продолжить. Он шагнул к камину.

— Ты пойдешь прямо так? В халате? Тебя продует. Накинь хотя бы… хотя бы…

Она лепетала что-то еще, понимая, что слезы уже катятся из глаз. Конечно, он сказал подождать… Полчасика, может, даже час. Может быть, всё еще обойдется…

Она подождет. Сколько надо. Она будет сидеть здесь, не смыкая глаз, сидеть до тех пор, пока утро не прокрадется своими светлыми щупальцами в углы гостиной, и слушать как колеса судьбы, грохоча, проносятся над ее головой.