Злая Варвара (джен)

Варваре было холодно. Отопление уже включили, но сквозь щели между деревянными рамами окна немилосердно дуло. Вернее — тянуло промозглой осенней сыростью, словно дождливый ветер пытался проникнуть в комнату, прячась от темноты и одиночества. Зябко поведя плечами, Варвара поглубже засунула ноги в старые тапочки и придвинула к себе очередную тетрадку.

Мама мыла раму. Маша ела кашу.

Выведенные корявым детским почерком фразы в желтом круге света, бросаемого лампой со старым абажуром. И несколько стопок тетрадей рядом.

Мама мыла раму. Маша елакашу.

Варвара покачала головой. Взяв красную ручку, исправила ошибку и поставила на полях аккуратную галочку.

Глаза болели, першило в горле, но Варвара лишь плотнее закуталась в платок и продолжила работу.

Из обступившей письменный стол темноты доносилось мерное тиканье часов. Невидимых, но Варвара и так могла представить их во всех подробностях: небольшой мраморный дворец с низкой двускатной крышей, портиком и колоннами по бокам от циферблата — красивый и такой тяжелый, что пыль под ним не вытирали никогда. Сбоку лежали ключи, один для завода хода, второй — боя, и каждый вечер перед сном Варвара с некоторым трепетом открывала стекло, закрывающее циферблат, вставляла ключи в гнезда и поворачивала точно отведенное число раз — чтобы не лопнула пружина.

Но сначала ей предстояло закончить с контрольными. Это тоже было своеобразным ритуалом: проверка тетрадей и чтение методичек, зачастую затягивающееся далеко за полночь

Несмотря на это, Варвара любила свою работу, и детей она любила тоже, хотя после смерти родителей у любви этой был горьковатый вкус. Дело ее жизни из мечты превратилось в необходимость, но, вынужденная перевестись на вечернее отделение и совмещать учебу с работой в начальной школе, Варвара не роптала.

К тому же так было легче присматривать за младшим братом.

Вздохнув, Варвара поднялась из-за стола и неслышно прошла в соседнюю комнату. Айболит спал, как всегда — натянув одеяло по самые уши, свернувшись теплым калачиком и прижав к животу толстого игрушечного медведя. Лобик был чуть влажным от пота, фланелевая пижама прилипла к спине. Сев рядом на постель, Варвара спустила одеяло до плеч и провела рукой по мягким светлым волосам. Братишка вздохнул во сне, жалобно и прерывисто.

Она виновата перед ним. Она постоянно чувствовала себя виноватой — в том, что так и не смогла заменить ему маму, в том, что у нее постоянно не хватает времени, в том, что не знает, как сделать его счастливым.

Вот и сейчас Айболит заснул в слезах.

Они возвращались из школы, когда около самого подъезда натолкнулись на щенка. Крупного, головастого, жалобно вилявшего хвостом с длинной слипшейся шерстью.

А она…

Животных Варвара любила, но завести собаку сейчас, когда она и так разрывается между работой, домом и институтом, она не могла.

— Ты злая, Варвара! Ты злая! — звенел в голове отчаянный детский крик. — Он же пропадет на улице!

Выйдя из комнаты брата, Варвара тихо притворила за собой дверь. Попыталась опять сосредоточиться на тетрадках, но глаза слезились, наверное — от усталости.

И в окно дуло — непрерывно.

Зря она пыталась утеплять щели поролоном и заклеивать разорванными на узкие полоски старыми простынями, ветру это не мешало. Он кидал в окно пригоршни воды и редкие листья, а иногда неожиданно взвизгивал, тоненько и жалобно, словно выброшенный на улицу щенок.

Мама мыла раму. Маша ела кашу.

Нет, она не будет об этом думать. Ни о ветре, ни о щенке. Время заполночь, и гора тетрадок на столе…

— Ты злая, Варвара! Ты злая!

Выскочив из-за стола, Варвара метнулась в прихожую, накидывая на плечи старый мамин плащ и нащупывая в темноте сапоги.

* * *

Дома уютно пахло свежеподжаренными котлетами и чуть-чуть — стиральным порошком. Варвара обожала гладить — утюг легко скользил по чуть влажному белью, словно корабль по морским волнам. Выглаженное белье она складывала в аккуратную стопочку на табуретку около стола.

Воскресные хлопоты по дому занимали весь ее день, ведь на неделе времени на уборку почти не было, а Варвара любила чистоту до фанатизма.

На кухне что-то упало и с грохотом покатилось по полу.

— Авва!

Негодница добралась до котлет! Выросшая до размеров пони, эта собака постоянно что-то портила. Отметины от ее зубов до сих пор украшали собой ножки стульев. И она постоянно все роняла — торшер, табуретки, вешалку для одежды, подставку для зонтиков, превращая уютный дом, где у каждой вещи было свое, еще мамой определенное, место, в какой-то вертеп.

Собака вошла в комнату, виновато виляя пушистым хвостом и покаянно заглядывая в глаза.

— Ты же две миски корма съела только что! И не стыдно? — Авва опустила голову, потом с грохотом легла на пороге, положив голову на вытянутые лапы, и горестно вздохнула. Ей было стыдно, но Варвара знала — стоит лишь на минуту отвлечься, и собака снова улизнет на кухню.

Она была безнадежна, но Айболит любил это чудовище до беспамятства, и собака отвечала ему тем же. Они словно говорили на каком-то своем, лишь им понятном, языке, и Авва слушалась его беспрекословно. Но объяснить ей, как хорошая собака должна вести себя в доме, брат не мог.

Или не хотел. Быт вообще не волновал Айболита, а может быть, у него просто не было времени замечать, сколько сил тратит Варвара на то, чтобы дома было красиво и уютно. Он вообще приходил сюда только поесть и поспать, остальное время было расписано по минутам — школа, уроки, кружок зоологии. Варвара несказанно гордилась братом: с самого раннего детства он знал, что станет ветеринаром, и упорно шел к своей цели. Несмотря на усталость, слабое здоровье, а подчас и недоумение окружающих.

Успех, карьера, желание произвести впечатление — все было для него неважно, как и люди, которые были готовы тратить жизнь на эту мышиную возню. Но если он сталкивался с жестокостью и несправедливостью… вот тут худенький близорукий мальчик готов был в любой момент бросить этому миру вызов. Он постоянно рвался помогать — людям, попавшим в беду, животным, оставшимся без крова. И при этом не спал ночами и доводил себя почти до голодных обмороков.

И Варвара снова винила себя — теперь в том, что давала ему, маленькому, читать не те книги, пестуя в его душе доброту и сострадание, и не дав умение мириться с тем, что победить невозможно.

Вскоре после окончания института Варвара получила место в престижном лицее. Айболит отказался туда переводиться, но она и не настаивала — плата была слишком высока, да и среди модно одетых одноклассников, которых привозили на занятия элегантные мамы или вымуштрованные шоферы, брату было бы некомфортно.

Сложностей с учениками, чего она втайне опасалась, не возникло — наверное, она и правда была неплохим учителем. Да и зарплата была не в пример выше, чем в простой школе. Теперь денег могло бы хватить и на хорошую одежду, и ремонт… но деньги постоянно куда-то девались. Вернее, Варвара отлично понимала — куда.

Айболит подкармливал бездомных животных уже не только в их дворе. И не только кормил, но и лечил. На это уходили все его карманные деньги, завтраки, а зачастую и те, что Варвара давала ему на покупки.

Ругать брата было бесполезно — он только смотрел на нее виноватыми глазами, совсем как Авва, но поступал все равно по-своему. Дом постоянно грозил превратиться в филиал зоопарка — в коробке под столом жила семья белых мышей, на шкафу в большой клетке — сова Буба, под кроватью — сердито фыркающий ежик.

Правда, Айболит торжественно клялся, что все это — временно, пока он не пристроит их в юннатский кружок, но Варвара понимала, что на их место придут новые жильцы. В комнатах витал устойчивый запах помета, в воздухе кружились перья, кто-то постоянно шуршал газетами, скребся и пищал.

И все время просил есть.

Теперь Варвара все позже возвращалась с работы — она взяла еще и классное руководство, и несколько факультативов. И не только потому, что им не хватало денег — она поняла, что теперь не так торопится домой, как раньше.

Оставалась одна надежда — когда Айболит поступит в институт, у него уже не будет времени для то, чтобы постоянно кого-то спасать.

* * *

Дни летели за днями, сплетаясь в недели, месяцы и годы, практически не отличимые один от другого. Только почти все одногруппницы вышли замуж и уже растили детей. Личная жизнь Варвары так и не сложилась — первая любовь так и осталась в той беззаботной юности, когда у нее еще была мама. Когда она чувствовала себя единственной и прекрасной, и впереди была целая жизнь. Потом у нее не стало хватать времени ни на что, кроме учебы, работы и брата.

Даже на любимого человека.

И он исчез из ее жизни, не сразу, но исчез.

Варвара винила себя, его, жизнь, но ничего не могла исправить. И она смирилась, отложив любовь на потом. А для случайных связей была не так воспитана. И отлично понимала — время веселых вечеринок и задушевных подруг для нее закончилось, так толком и не начавшись. Но все равно она ждала — уже сама не зная, чего.

Ждала, пока Айболит не подрастет.

Пока не поступит в институт.

Пока его не закончит.

— Ваш брат исключительно одаренный юноша! — пожилой профессор отставил чашку с чаем и благосклонно улыбнулся домашним пирожкам:

— Это дар, именно Божий дар, милочка, и его надо беречь. Жаль, право, что Айболит не хочет в аспирантуру, но практика… Практика тоже вещь необходимая. И знаете, Варенька, — он понизил голос, — если бы я не был ученым, я бы и правда поверил, что вашему брату ведом язык зверей! Он может войти в клетку к раненому тигру, и тот будет лизать ему ноги и терпеть, пока ему зашивают раны. И он лучший диагност, которого я встречал. Ведь животные — они как малые дети, не могут сказать, что у них болит. Нам не могут, но ему….

Варвара подливала чай и улыбалась. Она и сама не могла ответить, какого будущего хотела для Айболита. Тем более, что он уже принял решение. Аспирантура? Возможно, когда-нибудь, но не сейчас. А пока предложения от лучших ветеринарных клиник сыпались горой, и Варвара знала, что благодарить за это нужно профессора.

Это было, наверное, самое счастливое время в ее жизни. Время, когда ей казалось, что она смогла исполнить свой долг. Нет, брат не был в тягость, да и как в тягость может быть самый родной, единственный дорогой человек на свете? Но теперь он подставит свое плечо, и ей станет хоть немного легче.

Ее мечты рассыпались прахом уже через полгода, когда Айболит вернулся домой раньше обычного.

— Я ушел с работы.

— Что? — Варваре показалось, что она ослышалась. — Тебя уволили? Тебя?

— Нет, — брат как-то странно дернул шеей, словно воротник рубашки душил его. — Я ушел сам.

Варвара молча поставила на стол тарелку с супом и начала резать хлеб. Она слишком хорошо знала Айболита, чтобы задавать вопросы. Он сам все ей расскажет.

— Это невыносимо, ты понимаешь? Эти люди… Им наплевать на все. Наплевать, сколько животных я спас. Для них главное — чтобы я выполнял план. Деньги, деньги и еще раз — деньги. За прием, за никому не нужные анализы. А если хозяин не в состоянии оплатить счет — это его проблема! Я не могу так, просто не могу!

— Но, может быть, в другой клинике…

Но он не дал ей договорить:

— Везде то же самое. Это же бизнес, Варенька. Жизнь живых существ — бизнес! Сегодня ко мне пришла старушка с больной старой собакой. Администратор составил счет. А это — вся ее пенсия! Я просил, умолял, говорил, что готов лечить эту собаку бесплатно. Но эти люди смотрели на меня, как на безумца! Я не мог больше там оставаться. Ты меня понимаешь?

— Да, конечно. Мы что-нибудь придумаем. Придумаем…

Утром Айболит ушел даже раньше нее, а вернулся, когда она уже легла. Неслышно, крадучись, проскользнул в свою комнату, словно не желая ее видеть. А Варвара так и пролежала без сна до утра, думая, как им жить дальше.

Через неделю Айболит нашел работу в благотворительном центре. Он был так счастлив и полон надежд, что Варвара не смогла даже спросить, какая у него будет зарплата. Пусть не такая, как в клинике, но глаза брата снова горели, голос звенел, и она почувствовала, что заражается его оптимизмом. Все будет хорошо, обязательно!

Теперь он каждый день возвращался домой затемно. Но — счастливый. А по воскресеньям к ним забегали его новые друзья — такие же молодые, полные желания сделать мир лучше. Варвара угощала их супом из сушеных белых грибов, пирожками и, присев в углу, слушала их рассказы о работе. Вернее — о войне, невидимой войне, которую они вели против живодеров, работников ЖЭКов и просто людского равнодушия. И удивлялась — неужели они надеются в ней победить?

Иллюзии в отношении работы Айболита развеялись быстро, во всяком случае — у Варвары. Разговоры о фондах и выделенных грантах так и оставались мечтами, и все держалась на энтузиастах вроде Айболита. Притом ветеринаром был только он, остальные же могли помочь лишь с отловом животных и пристройством их в добрые руки. Но все лечение, включающее даже сложные операции, проводил лишь Айболит, зачастую практически в полевых условиях, но чаще — у них дома.

— Как ты можешь? Откуда в тебе эта жестокость, Варвара? — резко бросил он ей в ответ на ее робкие попытки отстоять новые простыни, которыми он застилал стол. — Это всего лишь вещи, их можно купить. А тут разговор о жизни!

— Ты злая, Варвара! Ты злая! — крутился в ее голове уже забытый детский крик.

— Я понимаю, но… — брат неумолимо вывел ее из кухни и запер дверь. Его новые друзья проводили ее холодными, презрительными взглядами.

Варвара обреченно посмотрела на стопку толстых тетрадей на столе и потянулась за очками. На работе она их не носила — ей хватало пучка на голове и вечной шали на зябнувших плечах, очки бы окончательно сделали ее типичным синим чулком.

Но к концу дня она сдавалась. Слабое зрение было у всех в их семье — и у отца, и у мамы, Айболит носил очки уже в младшей школе. Варваре пришлось их надеть еще до тридцати.

Она опустила чуть ниже лампу и открыла первую тетрадь.

* * *

Дождь застал ее внезапно, словно ждал, притаившись, когда она выйдет из магазина и, веселясь, гнал до автобусной остановки, забрасывая мокрыми бурыми осенними листьями. Косой и холодный, он тут же пролез за шиворот, нагло пользуясь тем, что зонтик Варвара достать не могла — руки оттягивали сумки. Шлепая по лужам, появившимся мгновенно, словно по волшебству, она забежала под спасительную крышу и остановилась, пытаясь придумать, как пристроить тяжелые сумки, чтобы вынуть из кармана носовой платок и протереть очки.

Раньше на остановках были такие удобные железные крючки, на которые можно было повесить сумки, теперь же — лишь коротенькая скамеечка на трех человек, где с комфортом разместились двое спортивного вида молодых людей, как по команде уставившихся в противоположную сторону, и девочка-подросток в наушниках, углубившаяся в учебник. Понимая, что отвоевать необходимое жизненное пространство не получится, Варвара попыталась прижать сумки коленом к стене и все-таки достать платок, как неожиданно девочка встала.

— Садитесь.

Варвара благодарно улыбнулась и, усевшись, смогла наконец достать платок и протереть очки.

Почему ей уступили место?

У нее был настолько жалкий вид или… Нет, ей же еще нет и сорока, не может же она выглядеть в глазах девочки лет пятнадцати старухой?

Автобус все не ехал. Ноги в отсыревших туфлях мерзли, нос начинал предательски шмыгать.

Как же она ненавидела осень и дождь!

В такие дни ей с неистовой силой хотелось на море. Когда-то давно, еще лет десять назад, она всерьез мечтала, что, когда Айболит вырастет и начнет работать, каждое лето она будет выезжать хоть на две недели на юг. В Египет, Турцию, Крым, или куда там все едут?

Ей было все равно, лишь бы лежать на пляже и слушать шум волн. Не получилось, да теперь уже ясно, что и не получится. Айболит даже не думал заниматься чем-то, кроме волонтерства. Его абсолютно все устраивало.

Чуть в стороне от автобусной остановки, ближе к метро, в ряд стояли несколько машин. В хорошую погоду водители толпились около них или бросались к прохожим с криками:

— Такси, такси!

Сейчас — собрались в передней машине и, включив музыку, ждали пассажиров. Те сами, выйдя из метро под проливной дождь, бежали к машинам и быстро садились, не торгуясь, хотя Варвара и знала, что просят тут водители дорого. Она и сама с радостью оказалась бы сейчас в теплом салоне, но денег осталось всего рублей сто. На всякий случай Варвара еще раз достала кошелек и проверила все отделения. Да, она не ошиблась, на такси этого не хватит.

— Садись! — чужой громкий голос вывел ее из задумчивости. Прямо напротив остановки притормозила темно-вишневая иномарка. Варвара оглянулась по сторонам, но парни и девушка глядели на нее.

— Быстрее, тут нельзя останавливаться, да садись же! — сквозь приоткрытую дверь машины Варвара видела наклонившегося вперед совершенно незнакомого мужчину. Смотрел он явно на нее.

— Вы со мной говорите? — она шагнула вперед, оставив сумки на скамье, и тут же отпрянула назад, спасаясь от ледяных капель.

— Да. Давай быстрее!

Ничего не понимая, Варвара взяла свои пакеты и потрусила к машине.

— Но у меня всего сто рублей, а ехать нужно…

В машине было тепло и уютно. Откинув голову на удобный подголовник, Варвара думала лишь об одном — как не уснуть по дороге. Водитель был молчалив и не включал музыку, так что слышался лишь стук дождя по крыше и мерное шуршание дворников по стеклу. И потому Варвара вздрогнула от неожиданности, когда мужская рука задела ее колено.

— Я не хотел тебя испугать, извини. Замерзла? Сейчас будет лучше.

— Спасибо, — смущенно кивнула Варвара, когда поток теплого воздуха обнял ее ноги. — Очень. Как бы не простудиться.

— Дома залезь в горячую ванну и выпей грамм сто водки. И спать сразу, — с видом знатока сказал мужчина. Варвара снова улыбнулась. Вообще-то ее раздражало, когда незнакомые люди пытались обращаться к ней на ты, но у него это получалось как-то удивительно естественно. — А сейчас поспи, я разбужу, как приедем.

— Да нет, не стоит.

Варвара с трудом раскрыла глаза. Хотя, наверное, зря. Разговаривать с таксистом ей не хотелось.

— Я не таксую, — словно отвечая на ее мысли, ответил водитель. — Просто надо было убить пару часов, вот и решил побомбить чуток, раз такой ливень, — добавил он непонятно.

— А-а-а… — протянула она, чтобы что-то сказать.

— А тебя как зовут? — спросил он

— Варвара Вячеславовна, — ответила она, негодуя про себя, что не согласилась подремать во время дороги.

— Варя. Красивое имя. А меня — Бармалей. Очень приятно.

Бармалей. Странное имя. Варвара, чуть скосив глаза, посмотрела на него уже более внимательно. Немного старше нее, грузный, но не жирный, с невероятно широкими плечами, крепкими запястьями и толстыми пальцами. Черные волосы, щетина и тонкий длинный шрам на щеке придавали его лицу что-то пиратское.

Имя шло ему необыкновенно.

Ей нравилось, когда в мужском имени была буква «р», особенно — сочетание «ар», в этом было что-то сильное и мужественное.

— Ты тут где-то работаешь?

Почему-то она поняла, что ждала этого вопроса.

Глупо, как глупо.

Она — без пяти минут завуч, практически старая дева под сорок, мужчины на иномарках, пусть и не дорогих и не новых, такими не интересуются.

— Да, в лицее. Там… — Варвара неопределенно махнула рукой назад. — После занятий в магазин забежала, а тут — дождь. Вот здесь сверните направо, пожалуйста.

Она была рада, что они доехали так быстро. Этот разговор и мужчина неожиданно ее взволновали, словно женщина, уснувшая в ней так давно, внезапно подняла голову.

— Зонт возьми, он где-то на заднем сидении валяется.

— У меня свой есть, но сумки…

— Там дождь, а сумки я понесу, — не терпящим возражения голосом перебил ее Бармалей. И она лишь кивнула.

У лифта он протянул ей ее пакеты, улыбнулся и пошел к двери на улицу.

— Подождите, вы же деньги забы... — крикнула Варвара ему вслед.

— Я же сказал — я не бомбила, — перебил он. — До встречи.

Дверь хлопнула, и она осталась одна.

До встречи?

* * *

Когда на следующий день Варвара вышла из школы, знакомая машина уже ждала ее у обочины. Бармалей курил, облокотившись на крышу.

— Садись.

— Как ты меня нашел? — Варвара сама удивилась, как легко перешла с ним на ты.

— Тут не так много школ. А Варвар Вячеславн и того меньше.

— Вячеславовен, — машинально поправила она.

— Как скажешь, — покладисто согласился Бармалей. — Тебя домой или в магазин?

— Опять убиваешь время?

Неужели она кокетничает, удивилась сама себе Варвара.

Ну а что, если это и так?

Ей давно не было так легко, как сейчас.

— Угу, я вообще прирожденный убийца.

Бармалей сел в машину, и та послушно заурчала мотором. Проходившие мимо коллеги по школе удивленно косились на них через чуть затонированное стекло, но Варвара притворилась, что их не замечает.

— Нет, я серьезно. Ты так и будешь теперь каждый день возить меня домой?

— Нет, обещаю. Только когда буду в этом районе. У меня тут дела.

И он не обманул. Теперь, каждый раз, выходя из школы, Варвара первым делом осматривала улицу и радовалась, видя знакомый вишневый “Опель”. Бармалей вез ее до подъезда, иногда заходил с ней в магазин. Послушно стоял рядом, пока она делала покупки, и убирал пакеты в багажник. Это было странно и непривычно, словно не в ее жизни.

Слишком похоже на то, чего у нее не было. Словно он был ее мужем. Словно это была их машина. Словно потом они поедут домой, где она будет готовить ему ужин.

Варвара чувствовала, что привыкает. Что в ее жизни неожиданно появилось что-то, чего можно ждать с радостью. Видела удивленные взгляды сослуживиц, слышала шепотки за спиной и понимала их удивление.

Она сама чувствовала, что начала меняться.

Молодеть.

На губах играла глупая счастливая улыбка, на щеках — румянец, словно у влюбленной девчонки.

Потом он пригласил ее домой на чашку чая. И она, отлично понимая, что стоит за этим предложением, пошла. А вечером, положив голову на его широкую, поросшую темными кудрявыми волосами грудь, чувствовала, что абсолютно счастлива.

Вернувшись домой, она даже обрадовалась, что Айболита нет. Накормила старенькую Авву, прошлась по квартире, включая в комнатах свет. У нее было странное чувство, словно она гуляет по чужому дому.

Как же она этого не замечала раньше?

Все изменилось.

И пахло здесь теперь как в зоопарке или аптеке — зверями и лекарствами.

И старинные часы не тикали больше, а она даже и не помнила, когда пропали ключи. Теперь в квартире царили другие звуки — скрипы и шорохи, писки и перещелкивания.

Подойдя к окну, Варвара отдернула шторы и сквозь стекло стала смотреть на ночь.

Странное занятие.

И мысли у нее были странные: что совсем не хочется в душ, потому что тело еще хранит его запах. И что хорошо бы превратиться в птицу, вылететь из этого чужого и враждебного ей дома и лететь под яркими звездами над засыпающим городом к окну, за которым сейчас не спит он. И, возможно, так же стоит у окна и думает о ней.

И любит ее.

Да, любит, как и она — его.

Вскоре настала зима. Какая-то сказочная, будто сошедшая с рождественской открытки — снежная, но не холодная. Весь город был в праздничной иллюминации, скульптурах, огромных елках и переливающихся огнях. По улицам бродили толпы людей — счастливых, улыбающихся, как и она, ждущих праздника.

И они с Бармалеем, держась за руки, гуляли по разукрашенному городу, останавливаясь перед нарядными витринами или забегая в уютные кафешки выпить горячего глинтвейна. А однажды Бармалей даже вытащил Варвару на каток, и оказалось, что все врут, говоря — если уж научился кататься на коньках, то никогда этого не забудешь.

Или Варвара оказалась забывчивой. Но она все время падала или, хохоча, повисала на Бармалее.

Потом они шли к нему домой и пили чай, сидя перед телевизором. По нему беспрерывно показывали старые комедии и слезливые мелодрамы.

Бармалей ругался, и тогда она читала ему вслух.

— Тебе интересно? — спросила она, когда это случилось впервые. Тогда она впервые заговорила с ним о своей работе в школе и узнала, что литературу он безбожно прогуливал.

— Да, — Бармалей провел рукой по ее волосам. Он любил распускать ее косу и у себя не разрешал ей собирать волосы в пучок. Так она и ходила по комнате, словно престарелая русалка с волосами до попы.

— Правда? Но почему тогда ты не читал сам?

— Когда читаешь ты, то кажется, что во всем этом и правда есть мысль. А то, чему нас учили в школе…

Потом они долго говорили, почти до рассвета. У Бармалея был абсолютно неразвитый чтением ум, но правильные принципы и своя житейская мудрость. Разговаривать с ним было необыкновенно интересно, хоть поначалу его и сложно было разговорить. С литературы они незаметно перескакивали на историю, которую он знал и любил намного больше. И тут уже наступала ее очередь слушать.

— Знаешь, я все думаю…А если бы у меня тогда в кошельке были эти несчастные триста рублей, мы бы не встретились.

— Встретились. Я бы тогда просто раньше бы подъехал к остановке.

Она лишь тихо улыбалась в ответ. Он был прав. Они обязаны были встретиться, жаль, что так поздно.

— Варь, а почему у тебя нет детей? Ты этого… не можешь?

Варвара всмотрелась в его сосредоточенное лицо. Почему он об этом спросил?

— Я вообще-то замужем не была.

— Ну, можно было бы и без мужа, для себя. Не хотелось малыша? Ты была бы хорошей матерью.

— Наверное. Но я как-то не думала об этом. У меня же Айболит, он скорее мне сын, чем брат.

— Ты его давно уже вырастила.

— Ты не знаешь моего брата. Он необычный. Вроде бы и взрослый, но как ребенок. — Варвара улыбнулась. — Он не способен сам о себе позаботиться. Я ему до сих пор даже всю одежду покупаю, а если вечером не накормлю — он голодным ходить будет, потому что сам не догадается поесть.

— Ну и чему ты улыбаешься, Варя? Думаешь, это забавно? Он что, дурачок?

— Почему? — Варвара даже вскочила с дивана. — Он просто талантливый ветеринар, и он стольким помогает! Ты даже не представляешь, сколько он работает. И вообще, ты его совершенно не знаешь, и не тебе его судить!

В тот вечер об Айболите они больше не говорили.

А через неделю Варвара, запинаясь, сказала брату, что хочет познакомить его с одним человеком. Он молча кивнул, странно на нее посмотрев, Варвара — так же молча — ушла в свою комнату. Ночью она никак не могла уснуть, думая, догадывался ли Айболит, что в ее жизни появился мужчина, или даже не заметил, что она стала иногда не ночевать дома. А если заметил, то почему ни о чем не спросил? Побоялся показаться бестактным, или же ему все равно?

С утра Варвара, как смогла, убрала дом. Айболит помогал, даже пропылесосил пол и вынес мусор. Но вопросов с его стороны так и не последовало.

Вечер, на который она возлагала такие надежды, не удался — двое самых дорогих ей мужчин явно с первого взгляда невзлюбили друг друга. Бармалей ел молча и быстро, Айболит лишь вяло ковырялся вилкой в тарелке и был непривычно тих. Устав придумывать темы для беседы, Варвара тоже замолчала, переводя взгляд с одного на другого.

Затем Бармалей, сославшись на неотложные дела, ушел. Варвара проводила его до порога, пытаясь заглянуть в глаза. Она чувствовала, что он зол.

На нее?

На Айболита?

Потом, в той же тишине, собрала грязную посуду и ушла на кухню.

Айболит к ней так и не подошел.

* * *

Учебный год закончился, впереди были лишь экзамены. Редкие консультации, тишина широких коридоров, ремонт на втором этаже, где располагались классы начальной школы. Раньше Варвара обожала это время, сейчас же все ее мысли были далеко отсюда.

Теперь она почти все время жила у Бармалея, домой забегая лишь прибраться, принести продукты и наготовить еды на несколько дней вперед. Комнаты зарастали грязью, запах скотного двора намертво впитался в мебель и стены, в раковине покрывались плесенью стопки грязной посуды. Стоя посреди всего этого, она задавалась вопросом — что я здесь делаю? — и не могла на него ответить.

А потом, придя как-то вечером, она застала Айболита дома. Одного. Он сидел в кресле, свет был погашен. При виде нее он неловко вскочил, уронив с колен на пол толстый справочник.

— Извини, Варвара, я, кажется, уснул.

Варвара смотрела на брата и не узнавала. За пару последних месяцев он ужасно переменился. Несвежая одежда висела на нем, как на вешалке, волосы отросли и грязными прядями падали на лицо, глаза покраснели и воспалились.

— Айболит… — она включила свет и подошла к брату вплотную. — Что случилось? Ты болен?

— Нет, все пустое. — он отвернулся и начал шарить руками по журнальному столику в поисках очков. — Легкая простуда.

— Что-то не похоже. Ты мерил температуру? Где градусник?

Айболит что-то бормотал, пока Варвара бегала по комнате в поисках теплых носок, градусника и чистой пижамы. Накормив брата супом и лекарствами, она позвонила Бармолею.

— Не жди меня, брат заболел.

— Ты приедешь завтра?

— Не знаю.

— Я могу чем-то тебе помочь?

— Нет. Я позвоню утром.

Она положила трубку. Зашла в комнату брата. Тот спал, свернувшись, как в детстве, калачиком, и натянув одеяло по самые уши. Варвара присела рядом на кровать и ласково провела рукой по его мягким светлым волосам. Потом спустила одеяло по плечи и пощупала рубашку на спине. Мокрая, он вспотел, значит, температура скоро спадет. Брат вздохнул во сне и пробормотал что-то неразборчивое.

— Спи, родной, я здесь.

Утром ему стало лучше, но Варвара все равно вызвала врача. Больше сна, таблетки, режим и усиленное питание — таков был его вердикт. Варвара весь день занималась домом — стирала шторы, чистила и штопала обивку мебели, готовила разные вкусности. А по вечерам, уйдя на кухню, звонила Бармалею.

Приехать к нему она смогла только через неделю. Ее встретил застарелый запах табака, разбросанная повсюду грязная одежда и злой небритый Бармалей. Голодный и неприкаянный.

— Я уж думал, что ты не вернешься.

— Куда же я от тебя денусь, горе ты мое?

— Я тебе не горе. Я тебе радость.

— Радость должна быть бритой и хорошо пахнуть. А почему холодильник пустой?

— Я по кафешкам ел. Теперь живот болит. И вообще…

— Ну да, у бедных бегемотиков животики болят. Давай в душ, потом — бегом в магазин, а я пока приберусь.

Жизнь снова вошла в ставшую уже привычной за полгода колею. Правда, теперь Варвара ездила домой намного чаще. Айболит окончательно выздоровел и снова все дни пропадал на работе. Она так надеялась, что после болезни брата они станут ближе, но этого не произошло. И Бармалею ее отлучки из дома были неприятны. Она это чувствовала, хотя он ничего ей не говорил.

— Варя, а давай я перееду к тебе. А Айболит тут поживет, — сказал он однажды.

— В коммуналке? Сюда же нельзя с животными.

— Значит, продам эту комнату, а ему куплю квартирку. Или домик в пригороде. Пусть там свое зверье держит.

— И как я туда буду ездить три раза в неделю?

— Я вообще не понимаю, зачем ты все время к нему мотаешься. Взрослый мужик, давно бы бабу какую-нибудь мог бы к себе привести. Вот бы и нянчилась с ним.

— Бабу? — почему-то Варвара представила себе толстую тетку в ватнике и пестром платке на голове. — Но у него нет никого.

— Вот это и странно. А может, ты просто не знаешь?

Варвара в недоумении пожала плечами. Она никогда об этом не думала. Хотя да, это действительно странно. Айболит, конечно не красавец, но и не такие находят свое счастье.

— А может, он того, из этих?

— Из каких? — Варвара сначала не поняла, потом покраснела. — Ты с ума сошел, придет же такое в голову. Он абсолютно нормальный!

— У нормального давно была бы жена и дети. Но это его дело, мне пофиг. Хотя я их не люблю.

— Ты его не любишь, вот и говоришь всякие гадости. Он просто не такой, как все.

— Вот и я о том же.

— Да я не об этом! — Варвара начала злиться. — Он поздно повзрослел, да и думает совсем о другом. Это называется сублимация. Когда человек направляет всю свою энергию…

— Да знаю я, что это такое, Варя, — перебил ее Бармалей. — Но почему, пока он сублимирует, ты должна ему сопли подтирать? Он так и собирается всю жизнь потратить на всяких кошечек-собачек, пока ты его кормишь и одеваешь?

— А вот это уже тебя не касается. Он — мой брат, и мне решать, кормить его или нет.

— Он не брат, он — твой крест. Сама такого вырастила, сама на шею себе посадила. И пока будешь с ним нянькаться, он на ней сидеть и будет.

Это было жестоко и несправедливо. Варвара встала с дивана и подошла к окну. Это всегда помогало ей успокоиться. А сейчас ей было это необходимо. Она понимала, что еще немного — и она сорвется и наговорит человеку, которого любит, много всего, о чем потом будет жалеть.

— Бармалей, постарайся понять. Есть люди, которые живут для себя. А есть те, кто отдает свою жизнь великой цели.

— Варя, это пафос. Кошечки-собачки — это не цель, а блажь. Цель для мужчины — построить дом, вырастить сына и посадить дерево. И сделать счастливыми двух женщин — жену и мать.

— Ты все упрощаешь. Цели есть разные. Можно еще написать книгу или картину. Дом сгниет, дерево засохнет, а это останется.

— Согласен. Но при чем тут кошки? И ты?

— Я? — Варвара повернулась к нему.

— Да, ты, которая выбивается из последних сил, чтобы он мог выполнить свою великую миссию. Или для тебя это тоже великая цель?

— Я не выбиваюсь. Я живу, особенно сейчас, когда у меня есть ты. И знаешь — я счастлива. Абсолютно! И меня все в моей жизни устраивает.

— Варька, а когда ты родишь? Так и будешь через всю Москву с дитем грудным под мышкой к нему мотаться?

— Да я вообще-то пока не собираюсь…

— А когда соберешься? Варь, очнись, тебе же уже сороковник светит!

Варвара вздрогнула, как от удара. Бармалей подошел к ней и обнял за плечи.

— Прости, я не хотел тебя обидеть. Просто не могу я так. Он тебе брат, а я? Я тебе кто?

— Ты — единственный. Я все понимаю, Бармалей. Но не могу его бросить. Он такой беспомощный, такой наивный и добрый…

— Добрый? Добрые не едут в рай на чужом горбу! Они добиваются всего сами!

— Не кричи на меня! Да, я виновата. Это я его таким вырастила. Наверное, не те книги читала, не те фильмы показывала… И собаку его, Авву, ты ее не застал, в наш дом сама привела, когда ему было девять. Она щенком была, у подъезда под дождем плакала. Он весь вечер прорыдал, кричал, что я злая! Этот крик у меня до сих пор в ушах стоит.

— Ты злая? Ты? Ну какая же ты дура, Варька. У меня мать была такая, как ты. Не дура — добрая. Сейчас таких баб уже и нет. Всем только бабло нужно да цацки…

В тот день они так ничего и не решили. И в следующий — тоже.

* * *

Лето пролетело синей птицей над головой и растаяло, оставив лишь воспоминания. О море, на которое они смогли выбраться на десять дней, белой яхте и дельфинах, играющих за кормой. О теплом песке и навевающем сон шорохе волн.

Потом пришла осень.

Неужели прошел год?

Снова зарядили непрекращающиеся дожди. На работе была запарка, Айболит снова простудился, и Варвара разрывалась на два дома.

Мебель разваливалась, паркет, продутый сменяющими один другого щенками, опять вставал дыбом. Ремонт тянулся бесконечно и загнал Варвару в долги, так что пришлось заняться репетиторством. Теперь из школы она приходила только под вечер — туда, где в окружении зверья жил Айболит. Времени на Бармалея катастрофически не хватало, но Варвара успокаивала себя тем, что все еще изменится.

Это просто осень и дождь.

Айболит с ней почти не разговаривал. Ремонт не интересовал его так же, как и прежняя разруха. Как и все ее нынешние трудности. Бармалей тоже стал резок и раздражителен. Варвара его понимала — он уже не мальчик и устал ждать ее решения. А она все металась между двумя чувствами — любовью и долгом.

Понимая, что выбор за нее никто не сделает.

Сначала она вырывалась к Бармалею три раза в неделю, затем — два. Потом стала приезжать только по субботам, а там и того реже.

В ее визиты они молча сидели перед телевизором и пили чай. Почему-то говорить стало не о чем. Варвара понимала, что теряет Бармалея, и ничего не могла с этим поделать.

На нее стало находить какое-то сонное оцепенение. Словно все, чем был наполнен этот год, начало растворяться и стекать вниз, как краска с намокшей картины. Город в рождественских огнях, горячий глинтвейн, пахнущий лимоном и травами, море и белая яхта вдали.

Остался лишь дождь и промозглый ветер, пробирающийся из щели в старых рамах в комнату и в душу. Ей так хотелось, чтобы зазвонил телефон и родной голос тихо спросил:

— Как ты там, Варя? Я могу тебе чем-нибудь помочь?

Но телефон молчал. И виновата в этом была она сама.

* * *

Очередная тетрадь легла в круг теплого света. На минуту сняв очки и потерев глаза, Варвара склонилась над строчками. Увидев ошибку, зачеркнула написанное так резко, что тонкий лист едва не прорвался, и поставила на полях тетради жирный минус.

— Вообще головой не думают!

— Ты что-то сказала? — почти не различимый в темной комнате, Айболит вошел неслышно, только ему одному ведомым образом не наткнувшись на коробки, которыми теперь был заставлен весь пол.

Они так и не разобрали их после ремонта. Для Айболита это не имело значения, для Варвары теперь — тоже. Для нее вообще многое в жизни потеряло свой смысл, сведясь к набору необходимых действий.

К тому же, к ним все равно не приходит домой, кроме друзей Айболита, а тем и так сойдет.

— Да. Какая-то из твоих псин сегодня утащила мою юбку и всю ее изгрызла. Крокодил какой-то! — с ненавистью прошипела Варвара.

Она давно перестала различать зверье, притаскиваемое в дом Айболитом, слившееся в нее в один сплошной комок, орущий, воняющий и вечно голодный.

— Сама виновата. Нечего было бросать свои вещи, где попало.

— Но это же вроде моя комната? Или уже нет?

Айболит не ответил, да она и не ждала этого. Общение их, не интересное обеим сторонам, давно свелось до минимума.

Варвара снова устало сняла очки. Под веками нестерпимо жгло.

Расплывающееся перед глазами озерцо света напоминало остров в океане, одинокий и пустынный.

Остров, на котором ей было суждено провести остаток своих дней.

* * *

Жил-был доктор. Он был добрый. Звали его Айболит. И была у него злая сестра, которую звали Варвара...*

* К. И. Чуковский, первый абзац сказки «Доктор Айболит».