Край непуганых идиотов (джен)

Петруха у нас вообще дурной какой-то был поначалу. Хороший, честный, но дурной. В каком смысле? Как бы объяснить-то, чтоб поняли…

Вот идёшь ты по дороге, так? Видишь кучу дерьма. Ты её либо перешагнёшь, ежели маленькая, либо обойдёшь, а Петрухе обязательно ковырнуть надо. Ещё и громко удивиться, что завоняло.

Как это Петруха без прозвища? Это само прозвище и есть, так-то он Саша. Ну, помните «Приключения Шурика», как там герой с девушкой знакомился? Во-о-от! Петруха даже похож на него немного — такой же дурной, только шатен.

Послали мы раз Петруху встречать Шустрого — дело аккурат для салаги, обсмотреться, обнюхаться. Ушёл. И тут гром средь ясного неба — сообщение упало о внезапном рейде вояк. Ну, думаем, всё — сгубили парня. Так кто ж знал?

Волк подумал немного и говорит:

— Пойду, приведу его.

— Сам сдохнешь, — говорю. — Вон, слышишь, уж и вертушка застрекотала.

А Волк упрямый да и Петруха почти что выученик его. Симпатизировал он парню за честность его.

— Нет, — говорит, — жаль парня и всё тут. Пойду.

И ушёл. Вскоре слышим — пулемёт загрохотал, а потом взрыв приглушённый. И вертушка кругами ходит. Мы по подвалам схоронились, трясёмся. И Петруху, и Волка порешили, думаем.

Проходит время, вертушка в деревню пошла и над нами прямо зависла. Мы ещё пуще затаились. Я сижу, злюсь про себя. «Ну, Волк, — думаю, — и парня не выручил, и сам сгинул, и нас подставил». Ну, ладно.

Вертушка повисела-повисела да и ушла на базу. Мы выждали для верности и на свет божий повылазили. Сидим, курим, молчим. У всех на уме одно и то же — как деревня без Волка-то? Да и вообще, хороший мужик, жалко.

Тут слышим вонь какая-то. Прям невыносимая и с каждой минутой всё гаже и гаже становится. Мы повскакали, осматриваемся — ничего. А Хвост как заорёт:

— Зомби!

Струхнули мы знатно. А ну как вояки недалеко, а мы стрелять наладились? Сровняют ведь деревню с землёй и всех делов. И кстати, думаю, откуда зомби на Кордоне?

Выглядываю я тихонько, и вон они, родименькие шкандыбают. Два штуки заметил. Старые уже все, потрёпанные, шкура клочьями облазит; гной, кровища течёт, а вонь…

Нас увидали и ну руками махать, мычать и даже быстрее шкандыбать стали.

— Ишь ты, — говорю, — нежить поганая.

Ну, ладно, будь, что будет. Вздёргиваю ствол, мужики тоже, а мертвяки — р-раз! — и красиво так в укрытие упрыгнули. Мы и глазом моргнуть не успели.

— Мужики, — говорю, — а чё это?

— Первый раз, — Хвост говорит, — таких быстрых вижу.

— Трепло ты, — говорю. — Много ли зомбей ты вообще видел?

— Эти первые. — И ржёт, сука.

Я уж и так, и эдак прикидывал, но всё равно ничего не понял.

— Пошли, — говорю, — искать этих. А то мало ли где схоронились. Гадить пойдёшь, а они из кустов кинутся.

Хвост повздыхал, но обрез свой взвёл.

— Пошли, — говорит, — папаша. А хули.

Ишь ты, сынок, едренать. Ну, ладно.

Идём, хоронясь, с опаскою, во все углы заглядываем. И тут слышим сдавленное:

— Не стреляйте, мы это.

— Кто, — спрашиваю, — «мы»?

И тут вижу зомбей наших аккурат за автобусом. Хвост смотрел-смотрел и говорит:

— А ведь это Петруха. И Волк.

— Да ладно, — говорю, — зомби то. Стреляй и всех делов. Ишь, мычат суки. Или вот подожди, по башке их, чтоб патроны не тратить и не шуметь.

Тут один мертвяк встаёт, злой такой, рукою мне жест неприличный делает.

— Я тя, — рычит, — ща самого по башке стукну! Охренел что ли, старый ты хрен?!

Я смотрю — и, правда, Волк. Он как заругался, я его сразу узнал. Подхожу к ним ближе и чуть не умер — вонища. Я даже сам как зомби мычать стал, потому как говорить совершенно неможливо.

— Чё это, — говорю, — вы так воняете?

Петруха, смотрю, застыдился сразу, а Волк рукою машет, мол, потом, сначала помыться надо. И то.

Ну, помылись они, Волк рассказывает:

— Иду, — говорит, — этого мазурика выручать. Рацию настроил заранее, чтоб вояк слышать. Ну, и слышу, один говорит «Тут придурок какой-то внизу шарится, шугнём?» «Шугнём!» — Это второй, значит, отвечает.

— Ба, — говорю, — обычно им жаль на мелочь боезапас тратить.

— То-то и оно, я сам охренел. Смотрю — вертушка над вагончиком кружится, всё понятно. Думал-думал и, как дурак, из кустов высигнул.

— Ну, дура-ак, — говорю. — Так это они тебя метелили?

— Ага, — Волк говорит, — меня. Я до вагончика допрыгал как-то, этого вот выдернул и под мост ушёл. Ствол потерял и рацию. Как живы остались — не знаю.

— А изгваздались, — говорю, — где?

Волк на Петруху смотрит и желваками играет. Понятно, что очень хочет его стукнуть, аж еле сдерживается. Да и то потому, что вставать и идти до него лениво. Помолчал Волк и говорит:

— Я стою, осторожненько небо оглядываю, а этот вот вдруг говорит: «Ух-ты, Волк, а чё это за говно?» Оборачиваюсь, а он во что-то большое и круглое палкой тычет. Я только и успел заорать: «Не трогай!» Рвануло. Этот весь в дерьмище, а с ним и я заодно. Вонь несусветная. Мы из-под моста выбежали, прям вертушке на обозрение, упали и не дышим. Не заметили. Не знаю, за что они нас приняли, за это самое, наверное, и приняли.

— Так что это, — говорю, — было?

Волк всё-таки встал и съездил Петрухе по уху. И сразу успокоился как-то.

— Псевдоплоть, — говорит, — дохлая. Раздулась на солнышке, трупными газами наполнилась. Малейшего тычка ждала, и дождалась.

Мы грохнули. Ржали до ночи. Петруха красный весь ходил, стыдился.

— Да ладно, — говорит, — не шелестите особо. Ситуация не повторится.

Опосля поумнел он конечно. Палками во всё непонятное тыкать перестал, но как где заварушка какая — Петруха там. Сменил одно дерьмо на другое. Я ж и говорю — дурной. Но честный, каких поискать. На том и держится.