Доктор N. Железный Хвощ (джен)

Снег той зимой казался лишним. Словно порожденный больным разумом сон, металл окутывал Рок-Моттен. Было скользко, холодно, а специально сделанные металлические дорожки на каждой улице покрывались тонким слоем льда.

По ним ходили железные стражи и пели песни своему создателю. Голоса, как и они, были мертвыми, а после песен во рту оставался привкус железа. Доктор обычно отворачивался, стоило ему завидеть хоть одного, но это мало помогало.

Не было ни еды, ни топлива. Охотники уходили далеко в леса, тщась найти зверя, но вокруг были только тощие зайцы, расплодившиеся после истребления волков. Вода отдавала ржавчиной, а оттаявший снег становился темной лужей жижи.

Рок-Моттен никогда не сиял чистотой, но сейчас тонул в своих отходах. И задыхался от болезней.

Доктор выбивался из сил — он уже не ходил по домам, а к нему шли — нескончаемой толпой. С надеждой в глазах и с пустыми кошельками.

Лихорадка, сыпь, истощенные, едва живые беременные женщины, кашель, нагноения. В такое время все болезни вели к смерти, а копеечные настои из трав стоили непомерных денег. Да только какой доктор оставит больного без помощи?

Запасы кончались, и пополнять их было нечем — аптечные лавки просили денег, которых едва хватало на еду.

Люди рябили в глазах разными лицами, но всегда одинаковыми взглядами, один сменял другого, другой — третьего, и так, пока доктор не падал на кровать без сил. По старой привычке он не мог даже молиться. Слова застревали фальшью в горле, а врать доктор не любил.

Кроваво-красный металлический рассвет восставал теперь каждое утро, безжалостно высвечивая уродливые замерзшие тела людей. А вместо звона колоколов железные куклы пели песни создателю.

Доктор едва забылся в тяжелой дреме, когда в дверь постучали. Открывать не хотелось, но стук продолжался, и невозможно было от него никуда деться. Продолжался и продолжался.

В старой пижаме, в которой спать не любил, доктор открыл дверь.

— Простите, что беспокою.

Хрипловатый, глубокий голос ворвался из прошлого трехлетней давности. Доктор отступил, позволяя гостю пройти внутрь.

— Думаю, я не имею права вас беспокоить, доктор Норвуд, но другого выхода не вижу.

Доктор пожал плечами, осознав, что гость отнюдь не болен. И помощь ему нужна другого рода. Еще одна прорицательница? Нет уж, с него хватит. Проклятый рассвет и так дамокловым мечом висит над Рок-Моттеном.

— Вы оказались причастны к тем событиям, — гость сел на хрупкий от старости стул, немного поерзал и продолжил. Доктор стоял. — Мы оценили то, что вы сохранили в тайне услышанное.

Он запнулся и ненадолго замолчал. Доктор пожал плечами и облокотился на стену, не желая садиться на подоконник — второго стула у него не было.

— Вас вскоре позовут к пациенту, доктор. И я не могу давить на вас, но от ваших действий будет зависеть, чем закончится все это, — гость махнул на окна, за которым завывала бесснежная буря. — Вы должны сделать выбор.

Доктор не совсем понял, о чем говорил странный человек, но тот уже поднялся и на пороге квартиры наградил доктора долгим взглядом. А потом ушел.

На стуле остался лежать кошель с позвякивающими тяжелыми монетами.

Его пытаются купить. Почему его?

Буря взревела особенно сильно и заглушила звук закрывшейся в подъезде двери.

* * *

Его не позвали, его отконвоировали в достроенную железную башню. Там, в холодном храме металла, в простой спальне, в постели лежал человек.

Его доктор узнал — человека изображали на всех печатных изданиях Железной руки. Там он был важным. А здесь — любимым. Его стражи, казавшиеся холодными, смотрели на человека с болью.

Их оставили одних.

— Здравствуй, доктор, — голос нового пациента оказался исковерканным врожденными дефектами. Он немного картавил и тянул последние гласные в словах. И между тем с одной фразы доктор оказался заворожен. Человек был харизматичен.

— Я знаю, что ты лечил мальчишку, после того как его покусал неудачный экспериментальный экземпляр. Он ведь теперь мертв, не правда ли?

Доктор кивнул и подошел к постели. Человек умирал.

— Вы тоже умрете, — доктор не хотел так сразу, но человек не походил на того, кого весть о смерти испугает так уж сильно. И слова вырвались сами собой.

— Я знаю. Но прежде чем это произойдет, мне нужно закончить все дела. И ты мне в этом поможешь. Ты продлишь мою жизнь настолько, насколько это возможно.

Доктор молчал. Выбор, о котором говорил ночной гость, встал перед ним, а выбирать он не хотел.

В постели лежал Железный Хвощ — тот, кто силой сверг несколько лет назад патриарха Железной руки. Тот, кого называли еретиком и раскольником. Тот, кто был ответственен за то, что происходило на улицах. За собак, за кошек, за волков, за людей, за металл, за бедность, голод и болезни.

И он просил времени.

Доктор не был уверен в том, что сможет его дать. Но он попробует.

* * *

Его не отпустили с железной башни.

— Вы позвали меня поздно, — однажды сказал доктор, когда на ноге у Хвоща появилась трещина. Она воняла гнилью. — Ничего не выйдет.

— Раньше я мог стать одним из детей Создателя, ты видел их. Они прекрасны. Но в их состоянии я не смог бы принимать собственные решения. Поэтому я позвал тебя вовремя. Сейчас у меня нет возможности сохранить свою жизнь. И нет соблазна. Я уйду безгрешным.

В глазах его не было безумия, но его запах смешивался с вонью гнилой плоти. Доктор молчал, не желая говорить о Боге. У них двоих боги были слишком разные.

Хвощ угасал на глазах, не теряя при этом ни адекватности, ни силы духа, ни своего обаяния.

И работа текла — доктора каждый раз выдворяли из спальни, как только речь заходила о делах ордена. Но он и не хотел ничего слышать. Хоть и не надеялся пережить надолго смерть Хвоща. Зачем все это?

Металл окутывал его везде — в просторной ванной, в спальне, в столовой, в которой он иногда ел, в коридорах. В глазах Хвоща тоже был металл. А кожа цвела ржавчиной.

Доктор так и не смог узнать Хвоща. Всякий раз, как он говорил с ним, доктор слушал, подверженный влиянию его голоса. А когда замолкал — все прекращалось. Хвощ становился просто человеком средних лет и недюжинного ума.

Только от смерти его не спасло ни то, ни другое.

Доктор и сам знал, что совершает, возможно, преступление, пытаясь облегчить его участь, но сомневаться в себе не смел, как и всегда. Поэтому, когда Хвощ однажды не проснулся, не почувствовал ни сожаления, ни радости, ни облегчения.

* * *

Его выпустили из башни, хоть доктор до самого конца сомневался. Но люди ордена просто закрыли за ним железную дверь, ни один болт не прилетел к нему в спину, и доктор свернул на узкую, холодную улицу.

Там его ждал давний незнакомец. Хоть лицо скрывал глубокий капюшон, доктор все же почувствовал на себе его взгляд.

— Почему, доктор? — бок о бок они пошли дальше, словно старые друзья.

— Я не могу решать, кому жить, а кому умереть. Я не умею. Вот поэтому.

Это было не совсем то, что доктор хотел сказать, но он не сумел сформулировать простую, в общем-то, мысль.

За него это сделал незнакомец.

— Если доктор возьмется за судьбу ордена и города, ничего хорошего не выйдет, да?

— Да. Это не моя компетенция. И он все-таки мертв.

— Хвощ успел сделать то, что собирался, — усмехнулся незнакомец. — Поэтому вы и были ему нужны. Он раздал во все знатные дома своих железных детей под видом слуг. Завтра они должны будут выпустить особый газ из своих внутренних резервуаров. Его будет достаточно, чтобы заразить большую часть горожан.

Доктор пожал плечами.

— Хотел бы я обвинить вас в этом.

Они остановились на площади с замерзшим фонтаном.

— Но вы все сделали правильно. Железный Хвощ успел перед смертью допустить ошибку в расчетах, а наши агенты сделали все, чтобы ее не заметили. Завтра в железную башню вернутся все слуги, и мы закроем ее. Надеюсь, доктор, в ней нет никого близкого вам.

Незнакомец уходил, а меж тем оставался еще один вопрос. Тот, что доктор задавать не хотел.

— Не уверен, что понимаю вас до конца, — сказал он в спину незнакомца. — Кто вы?

Он обернулся, и доктор готов был поспорить, что ждал этого вопроса.

— Я ваш друг, доктор.

* * *

«Доктор N,

Мои собратья и я ищем прежде всего равновесия в поступках и взглядах. Оно приводит в чувство нас и, в конце концов, Рок-Моттен.

Последние годы равновесие было смещено, а идея вернуть его вашими руками всегда казалась мне неразумной. Однако я выполнял приказ, и мне жаль, что пришлось поставить вас перед выбором.

Оставьте деньги себе, пусть они станут вашим вознаграждением за ваш мне и всем нам урок. Каждый должен делать то, для чего он предназначен. Это хорошая мысль, доктор, хоть я не сомневаюсь, что в случае с Железной Рукой всем нам повезло.

До скорых встреч».

Записка эта лежала на комоде доктора, и если он из нее что-то понял, то предпочел ничего не формулировать. Он не желал влезать в игры тайных орденов.

Его снова ждала работа. Ведь наверняка скопление странного газа в одном помещении будет иметь последствия.

Доктор собрал в сумку купленные бинты, спирт, шины и все то, что нужно при лечении пострадавших от взрывов.

А потом снял комнату в трактире на другом конце Рок-Моттена, закрыл все окна и уснул, не зная, каким завтра будет рассвет.