Resonare Mortis. Отголосок Смерти (джен)

Обычно шум дождя, стучащего по окну, меня успокаивает, но не сегодня. Завернувшись в одеяло, я слушаю, как капли стучат по поверхности, и это сводит меня с ума. Кажется, что они, того и гляди, разобьют стекло. Возможно, все дело в бессоннице или в моих пошаливающих нервах, но я никак не могу найти успокоения в этом мерном шуме, а также не могу понять, почему такая ерунда так сильно выводит меня из душевного равновесия.

Я переворачиваюсь на спину и натягиваю одеяло до самого подбородка. Откровенно говоря, с недавних пор меня все раздражает. Раньше я отлично умела справляться со стрессом, но после того, как я взялась за работу над своим последним проектом, с этим моим умением что-то случилось.

Закрыв глаза, я разрешаю себе подумать о том, что сейчас занимает большую часть моего времени, хотя знаю, что это неправильно, ведь теперь я точно не усну. Хотя если выбирать между бесконечным шумом дождя и мыслями о работе, то последнее предпочтительней: погоду не изменить, но, возможно, меня осенит какая-нибудь идея, и я смогу найти решение проблемы.

Я терпеть не могу безвыходные ситуации, но каким-то непостижимым образом попала в одну из них. Как так вышло? Война поглотила большую часть моего детства и детства моих друзей, поэтому вскоре после ее окончания я решила рассказать правдивую историю о том, что же произошло на самом деле. Всякая выдумка, где мы изображались этакими сверхлюдьми, которые смотрели опасности в лицо, ни разу не моргнув, порядком мне надоела. Все было не так. Нам было страшно, мы держались только на упрямстве и сражались по необходимости. Те, кто со мной вместе участвовали в войне, знали, что такое страх и что такое смерть. И мне казалось невозможным преступлением забыть то, что произошло на самом деле в угоду красивой истории. Вот так у меня и возникла эта идея. Я твердо решила описать события пятилетней давности во всех подробностях, даже если иногда они были отвратительны, хотя что может быть хорошего в войне? С самого первого дня книга заняла все мое время.

На ум приходят листки пергамента, разбросанные по кухне, и от этого живот неприятно скручивает. Я добралась до места, где мне придется приложить максимум усилий, чтобы заполучить нужную информацию. А заранее я об этом почему-то не подумала. И именно это больше всего выводит меня из себя. Как правило, я хорошо планирую всю свою работу, но это задание оказалось сложнее, чем я предполагала. Лицу делается жарко. Я очень сердита на себя за то, что не просчитала все как следует с самого начала, а ведь ошибки в моей книге недопустимы! Но теперь мне кажется, что мне не удастся продвинуться дальше без того, чтобы не углубиться в исследования еще больше. Вздохнув, я понимаю, что думать о работе в такое время бесполезно, и встаю с кровати. Сейчас самое время выпить чаю и успокоиться.

Я выхожу из темной спальни, и все, о чем я могу думать, это тупик, в который я зашла в своих изысканиях. Мне необходимы подробности и доказательства с указанием источника. Мне нужны свидетельства людей, которые пожертвовали всем ради нашей победы. И вот тут-то возникала проблема: скажите на милость, как можно узнать детали, когда главный участник событий умер почти пять лет назад? Сначала я хотела воспользоваться собственными воспоминаниями, но сегодня стало очевидно, что из этого ничего не выйдет. Я переступаю через толстую книгу в кожаном переплете и с некоторым смущением вспоминаю, как, разозлившись, бросила ее через всю комнату. Конечно, это было не очень умно с моей стороны, но, по правде говоря, я получила непонятное удовлетворение, наблюдая за тем, как она летела по воздуху, словно вместе с ней я отбросила и часть своей досады. Я поворачиваюсь, подбираю книгу и направляюсь в кухню. Впереди еще много работы.

К счастью, чайник, что я заварила около часа назад, еще не остыл. Я снимаю его с плиты, беру чашку с сушилки и направляюсь к столу. Скорее всего, я допью все содержимое в течение часа и не уверена, хорошо это или плохо. Налив в чашку ароматную жидкость, я принимаюсь листать свои записи, сделанные тем же днем. Именно из-за них я и потеряла сон. Найдя нужную страницу, я хмурюсь и читаю имя, указанное сверху листа: Северус Снейп.

Я внимательно изучаю все написанное, и события, происшедшие несколько часов назад, всплывают в памяти яркими образами, и вот я уже вижу себя, стоящую у ворот Хогвартса.

* * *

— Гермиона! — шотландский акцент директрисы я узнаю где угодно.

Повернувшись к замку лицом, я вижу, как она идет быстрой походкой мне навстречу и улыбается. Оказавшись у ворот, она взмахивает волшебной палочкой, и тяжелые створки разъезжаются в разные стороны.

— Очень рада тебя видеть, дорогуша.

— А я очень рада снова оказаться в Хогвартсе, — отвечаю я, и губы сами собой растягиваются в улыбке.

Я всегда любила это место и, переступая порог, ощущаю, как магия пронзает меня насквозь. Наверно, это звучит глупо и избито, но у меня такое чувство, словно я вернулась домой после долгих странствий.

— Профессор, спасибо, что согласились со мной встретиться.

Минерва кивает головой и берет меня под руку, и уже вместе мы идем по тропинке к замку.

— Признаться, я была удивлена, когда получила твое письмо, — продолжает разговор мой бывший профессор. — До сегодняшнего момента никто еще не просил о такой привилегии, и я не совсем понимаю, зачем тебе это надо.

Слегка улыбнувшись, привычным движением я достаю записи из сумки. К счастью, я подготовилась к подобным расспросам.

— Все дело в том, что я пишу книгу, — говорю я и протягиваю Минерве тетрадь. — И когда я ее закончу, люди наконец узнают о тех жертвах, что многим пришлось принести ради победы.

Минерва выпускает мой локоть, берет книжку и начинает ее листать.

— Здесь есть имена всех, кто погиб, — печально говорит она, и мне делается немного не по себе от того, что она так сильно тронута.

— Профессор, — кивая головой, продолжаю я, — прямо не знаю, как быть дальше, я уже все перепробовала. Исследования зашли в тупик, а мне просто необходимо свидетельство из первых рук для того, чтобы закончить книгу.

Минерва добирается до самого конца записей, а потом, подняв голову, скептически смотрит на меня. Интересно, может ли она заметить нервозность, которую я испытываю от мысли, что мне придется увидеться с профессором Снейпом?

— То есть, ты хотела бы поговорить с Северусом?

— Да, да очень. Было бы хорошо, если это можно было бы организовать, — отвечаю я и засовываю руки в карманы джинс, чтобы было не видно, как я тереблю заусенцы. Совершенно не понятно, почему я так волнуюсь, но все равно не могу остановиться.

— Конечно, Гермиона, я могу это организовать, — говорит Минерва со скорбным лицом, и мне становится интересно, от чего она так расстроилась. — Однако, боюсь, тебя ждет разочарование.

Это меня мало удивляет. Мне трудно себе представить, что я могла бы вот так запросто болтать с кем-нибудь, подобным Северусу Снейпу. Даже при жизни он был чрезвычайно скрытным, и поладить с ним было непросто. А если судить по реакции Минервы, то смерть мало изменила его. Но мне все равно становится любопытно, почему она думает, что я разочаруюсь в результате.

— Я не совсем понимаю, к чему вы клоните, профессор? Я, конечно, знаю, что профессор Снейп не любит общаться с людьми, но, возможно, когда он узнает, что я задумала, то согласится мне хоть как-то помочь. Я уверена, вы слышали о произведении Риты Скиттер «Северус Снейп: сволочь или святой».

— Конечно, я видела этот ужас, — выдавливает из себя Минерва. Судя по всему, она тоже не любитель этого чтива. — Человек, описанный в книге, имеет мало общего с Северусом. А Рите должно быть стыдно за то, что она написала и выдает за правду.

— Вот именно поэтому я и хочу рассказать, как все было! Люди должны знать правду не только о профессоре Снейпе, но и о других людях, а то Сириус так и остался убийцей, а Ремус — монстром.

Пока я говорю, Минерва смотрит на меня и грустно улыбается. Я часто сталкиваюсь с подобной реакций, когда рассказываю людям о своем проекте.

— Люди, конечно, должны знать правду, но необязательно, что она им понравится, — произносит Минерва.

— Если они не могут принять истину, то это значит, что они ее не заслужили, — резко отвечаю я и начинаю подниматься по каменным ступеням, ведущим к замку. Не знаю, что это на меня нашло, но, наверно, вся эта ситуация меня раздражает, и я не сдержалась. Минерва смотрит на меня недоуменно. — Просто я считаю, что люди должны иметь свободный доступ к информации, — заканчиваю я.

— Гермиона, будь осторожна. Если ты пытаешься убедить людей, что все, во что они верят, неправильно, то рискуешь нарваться на грубость или, что еще хуже, испортить собственную репутацию, — отвечает Минерва.

Это звучит, как предупреждение. Конечно, директриса права, и иногда я сама начинаю сомневаться. Но с другой стороны, разве правильно скрывать то, что произошло на самом деле только потому, что я боюсь чужого мнения? Каждый день я пытаюсь найти ответ на этот вопрос.

— Я не буду насильно кормить людей правдой. Я просто поставлю перед ними блюдо с едой, а уж они сами решат, стоит ли его отведать.

— Ну что же, будем надеяться, что все придут в восторг от твоей стряпни и попросят добавки, — мягко рассмеявшись, отвечает Минерва.

Мы входим в замок, я спешу за Минервой по направлению к ее кабинету, и меня переполняют воспоминания. Я прохожу по знакомым коридорам, где на стенах весят все те же портреты. Мимо нас пробегают ученики, и через какое-то мгновение мы оказываемся перед дверями кабинета. Минерва тихо произносит пароль, дверь открывается, и мы входим. Внутри все осталось почти таким же, каким было при Дамблдоре. Я думаю, что это не случайно, ведь Минерва так походит на него характером.

— Ну вот, пожалуйста, — произносит директриса чуть дрогнувшим голосом.

Я, конечно, сразу узнала бы портрет человека, что погиб у меня на глазах в Визжащей Хижине. Он сидит перед нарисованным столом без движения и только изредка моргает. Я осторожно подхожу ближе, и меня трясет от страха, несмотря на то, что он умер пять лет назад и вообще это всего лишь изображение.

— З... здравствуйте, профессор Снейп. Сэр, это я, Гермиона Грейнджер. Можно ли вам задать несколько вопросов? Ну, конечно, если у вас есть время, — лепечу я.

Ах, ну какая же я дура! Есть ли у него время! Как будто он может быть чем-то занят. Тем не менее, я продолжаю смотреть в его черные, холодные глаза, надеясь на какой-то ответ. Но ничего не происходит. Снейп молча сверлит меня взглядом. Я не знаю, желает ли он донести до меня какой-то тайный смысл или просто хочет запугать, но последнее ему точно удается.

Я в недоумении смотрю на Минерву, которая сидит за столом, уперев подбородок в сложенные руки. На секунду она встречается со мной взглядом, но потом быстро отводит глаза. Я возвращаюсь к портрету профессора Снейпа и пытаюсь заговорить с ним еще раз.

— Профессор, вы меня слышите? Вы меня помните? Скажите хоть что-нибудь.

Но он не отвечает на призывы, а просто продолжает смотреть сквозь меня.

В какой-то момент я понимаю, что мои усилия бесполезны, и сажусь напротив Минервы. Признаться, я совсем не рассчитывала на такой поворот.

— Может быть, он не помнит меня? В конце концов, я сильно изменилась за пять лет, — мое предположение звучит жалко, но ничего лучше не приходит в голову.

— Он помнит тебя, моя дорогая. Северус был не из тех людей, что жаловались на память. Как ты думаешь, почему ему так удавались зелья?

— Тогда в чем дело? Отчего он мне не ответил?

— Гермиона, он всегда сидит молча, — сочувственно объясняет Минерва. — Я пыталась донести до тебя это с самого начала.

Я опять смотрю на портрет и не верю своим глазам: он пуст.

— А куда он ушел?

— Должно быть, на другой портрет, — отвечает Минерва, не прерывая зрительного контакта. Мне кажется, что подобное бегство случалось уже не раз. — Северус обычно не остается на этой картине дольше, чем два дня кряду. Наверно, он нашел еще один портрет недалеко от своего бывшего класса, и совершенно очевидно, что там он чувствует себя спокойнее, чем здесь. Но, к сожалению, он не имеет права покинуть этот кабинет навсегда, так как является советником действующего директора. Он может уйти только на какой-то непродолжительный срок.

Я вскакиваю со стула прежде, чем могу сдержать порыв, прохожу мимо Минервы и становлюсь прямо напротив пустого холста. Нарисованное кожаное кресло кажется знакомым, и я вспоминаю, что оно стояло в классе у Снейпа много лет назад. Стол этот я тоже где-то определенно видела. Ну да, конечно, у него в кабинете. Мне не понятно, почему ему не нравится находиться в окружении привычных предметов, но, в конце концов, мы говорим о Снейпе, самом загадочном волшебнике современности.

— Он не разговаривает только с вами или с другими портретами тоже? — спрашиваю я, продолжая рассматривать картину.

— Со мной — никогда. Я также не видела, что бы он беседовал с другими директорами и директрисами.

— А вам не кажется это странным? — произношу я, нахмурившись. Где это видано, чтобы портрет не желал быть портретом? Чудно, но в тоже время очень интересно. — Разве такое может быть?

Голос Минервы звучит так близко, что я вздрагиваю от неожиданности:

— Выходит, что может. Я приглашала нескольких специалистов, но они не смогли найти никаких аномалий. Художник тоже клянется, что с его творением все в порядке. Как видишь, профессор Снейп свободно передвигается, но почему-то наотрез отказывается говорить.

Вытянув руку вперед, кончиками пальцев я дотрагиваюсь до рамы, ощущая теплоту дерева. Но что-то кажется неправильным.

— И как долго он пропадает в другом месте?

Минерва кашляет, прочищая горло. Уж не всхлипывает ли она?

— Пока не успокоится, а через час-другой возвращается. Затем он остается здесь чуть меньше, чем на двое суток и потом опять исчезает.

Мне кажется, что она его жалеет. Где-то я тоже ему сочувствую. Наверно, Снейпа сводит с ума то, что он навсегда привязан к этому месту. Я трясу головой, стараясь отогнать эту мысль, пока она не запустила в меня зубы и жало. Я совсем не хочу представлять Северуса Снейпа в книге в жалком свете.

— Гермиона, прости, что не смогла тебе помочь. Твоя задумка очень хорошая, и надеюсь, что ты сможешь собрать всю необходимую для книги информацию, — говорит Минерва и гладит меня по плечу, надеясь тем самым подбодрить. Но мне делается еще обиднее: как будто я признала свое поражение и смирилась с ним. — Не сдавайся, — заканчивает директриса.

От этих слов у меня остается горький привкус. Наверно, мне следует улыбнуться, но ничего не выходит. Я раздосадована тем, что мне не удалось продвинуться в расследованиях. Интересно, с каких это пор мне стало казаться, что книга превратилась в камень, висящий на шее?

— У меня есть еще пара наводок, — лгу я в ответ, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно. По правде говоря, я уже и так пыталась расспросить всех, кого могла, о Северусе Снейпе, но безуспешно, и вот теперь загнала себя в окончательный тупик.

Минерва снимает очки, аккуратно складывает их и убирает в карман мантии. Все так же продолжая смотреть на портрет профессора Снейпа, она спрашивает:

— Ты когда-нибудь видела его воспоминания?

Мне делается смешно. Идея такая нелепая, что она даже не приходила мне в голову.

— По правде говоря, профессор, я об этом не задумывалась, ведь это еще более безнадежный путь. В конце концов, вся это информация хранится в Министерстве Магии под грифом «совершенно секретно», и только люди, имеющие особое разрешение, могут до нее добраться.

— Гермиона, твой лучший друг работает в аврорате, — говорит Минерва, качая головой от удивления. — Попроси его о помощи.

— Я сомневаюсь, что Гарри смог бы что-то сделать, — внутренне поморщившись, отвечаю я.

— Ерунда! Поттер, считай, начальник аврората, и я уверена, он может делать все, что пожелает.

Мне кажется, что разговор с Гарри на эту тему окажется пустой тратой времени, он ведь совсем не любит вспоминать, что произошло в Хогвартсе пять лет назад. Хотя, может, все же попытаться? Возможно, мне и повезет. В настоящее время Гавейн Робардс является главным аврором, но Гарри выполняет добрую половину его работы и, соответственно, имеет весьма полезные связи в Министерстве. Так что, скорее всего, он с легкостью сможет заполучить то, что мне нужно. Правда, неясно, согласится ли, ведь в прошлом он старался избегать подобных тем.

— Может, вы и правы, — отвечаю я и возвращаясь к стулу, чтобы забрать свою сумку. — Я просто огорчилась, что сама не додумалась до этого.

— Знаешь, я тоже огорчилась, — говорит Минерва и провожает меня до двери. — Мне бы очень хотелось вновь услышать его голос, даже если это просто был бы какой-нибудь язвительный комментарий.

— Благодарю вас, профессор, за потраченное на меня время, — я протягиваю руку для рукопожатия. На какое-то время Минерва замирает, а потом обнимает меня.

— Можешь обращаться ко мне «Минерва», — отвечает она, выпуская меня. — Если я еще чем могу помочь, дай мне знать.

Я улыбаюсь, и от моего плохого настроения не остается и следа. Каким-то образом Минерва всегда знает, что сказать для того, чтобы подбодрить меня.

— Всенепременно, — говорю я на прощание.

* * *

Записная книжка выпадает из руки и ударяется о столешницу. Тяжело вздохнув, я сажусь на стул, но не могу сидеть спокойно. Теперь у меня есть план. Я встаю и иду в кабинет, в котором царит еще больший беспорядок, чем на кухне. Я нахожу чистый листок пергамента, перо и чернильницу и, подхватив все это богатство, отправляюсь на поиски менее заваленного уголка в доме.

Наконец устроившись в большой комнате, я молча смотрю на пустой лист в попытке собраться с мыслями. Почему это так непросто? Ведь Гарри — мой самый давнишний и самый дорогой друг, но слова все равно не приходят на ум. Посидев еще, я немного успокаиваюсь и начинаю писать письмо.

«Гарри, надеюсь, что у тебя все хорошо. Я хотела бы попросить тебя об одолжении, хотя заранее прошу меня простить, если эта просьба поставит тебя в неловкое положение. Как ты знаешь, я пишу книгу о второй волшебной войне. Проблема в том, что я в некотором роде зашла в тупик в своих исследованиях. В общем, не мог бы ты мне помочь найти какую-либо информацию о роли профессора Снейпа в этой войне? Я подумала, что многие документы наверняка хранятся под грифом «совершенно секретно», но, возможно, у тебя есть какие-то способы их достать. Жду ответа. Твоя Гермиона».

Я перечитываю своё послание несколько раз. Конечно, не идеал, но подойдет. Спрятав письмо в конверт, я иду к клетке с совой, открываю дверцу, прикручиваю пергамент к лапке и выпускаю птицу в ночное небо. И только в этот момент понимаю, как же устала. Махнув рукой на беспорядок, я возвращаюсь в спальню и падаю в кровать.

* * *

Мне кажется, что я едва сомкнула веки, как кто-то уже стучит в дверь, и я просыпаюсь. «И кого же это принесло посреди ночи?» — раздраженно думаю я и только потом смотрю на часы. Оказывается, уже семь утра. Поднявшись с кровати, я бросаю взгляд на зеркало. Мамочки, на кого же я похожа? Стараясь хоть как-то пригладить волосы, хотя заранее знаю о бесполезности этого занятия, я иду к двери. Посмотрев через глазок, вижу, что по другую сторону стоит Гарри.

— Гарри, — говорю я, впуская его, — извини, что похожа на чучело, но последнее время очень плохо сплю, а ты как раз меня разбудил, — заканчиваю я и смущенно улыбаюсь.

— Разбудил тебя? — с сарказмом спрашивает он. — Наверно, стоило подождать двух ночи и отправить тебе сову, чтобы она вывела тебя из душевного равновесия непрекращающимся стуком в окно.

— Ох, извини, пожалуйста , — краснею я. — Я забыла о времени.

— Да ладно, бывает, — качает головой Гарри. — Что ты хотела узнать о профессоре Снейпе?

— О, это длинная история. Может, чаю? — отвечаю я и приглашаю его на кухню.

Гарри проходит мимо меня, попутно снимая пальто.

— Ну хорошо, пара минут у меня есть, — говорит он. — Но только если у тебя найдутся те вкусные лимонные печенья в глазури, — заканчивает мой друг и кидает верхнюю одежу на диван.

— Слушай, ведь сейчас раннее утро, — кричу я ему вслед. — Не рановато ли для сладкого?

— Да нет, в самый раз, — Гарри садится на стул в кухне, а я достаю печенья из буфета и раскладываю их на блюдце. — Так что ты хотела?

— Ты знаешь, что я пишу книгу о войне, и мне кажется, что Снейп играл в ней очень важную роль. Поэтому мне хотелось бы включить его в повествование, но беда в том, что я почти ничего не знаю о том, что произошло. И я подумала, что, возможно, в Министерстве сохранились его воспоминания.

— Скорее всего, — отвечает Гарри и кусает уже от второго печенья, — но наверняка к ним нужен особый доступ, а ты же знаешь, как я не люблю нарушать правила.

Я кидаю ему недоверчивый взгляд — что за шутки с утра пораньше?

Гарри тяжело вздыхает и пододвигает ко мне пустую тарелку.

— Тебе нужен доступ ко всему файлу?

На секунду я замираю и думаю, что мне спросонья послышалось.

— Вот так просто? — наконец спрашиваю я.

— Что вот так просто?

— Ты ведь никогда мне ничего об этом не рассказывал.

— Верно, но я вижу, как это важно для тебя, — тихо отвечает он. — К тому же, когда-то люди должны узнать правду.

— Если тебе так проще, то можешь мне просто все рассказать, — предлагаю я.

Гарри медленно снимает очки и протирает стекла концом рубашки. Похоже, мне наконец-то удалось поставить его в неловкое положение.

— Гермиона, мне не хотелось бы говорить на эту тему.

— Ну ладно. Но ты сможешь достать все дело целиком, включая воспоминания?

Какое-то время он обиженно смотрит на меня, а потом говорит:

— Она спрашивает, могу ли я достать дело? Ну конечно, я могу все. Вопрос в том, насколько это тебе действительно нужно.

— Гарри, у меня нет времени на подобные игры, — отвечаю я, сложив руки на груди. — Скажи прямо, ты можешь добыть нужную мне информацию или нет?

— Даром точно не могу. Пойми, Гермиона, ведь я рискую своей безупречной репутацией, — улыбаясь, произносит он. Совершенно очевидно, он решил отомстить мне за то, что я подняла его с кровати в два часа утра.

Вздохнув, я иду к буфету и извлекаю жестяную банку с печеньями, которую ставлю перед ним на стол.

— Мистер Поттер, это вам подойдет в качестве оплаты?

Гарри открывает коробку и видит, что та почти полная.

— Ну что же, годится, — говорит он. — Я пришлю тебе сову где-то около полудня. Или посреди ночи, я еще точно не решил. Слушай, мне пора на работу.

Он встает из-за стола и направляется к дивану, чтобы взять пальто.

— Большое спасибо, Гарри, — произношу я и обнимаю его. — Правда, большое спасибо.

— Да ладно, не за что, — он тоже обнимает меня. — И тебе спасибо, — заканчивает Гарри, встряхнув коробку с печеньем.

С этими словами он уходит, а я стою и молча смотрю на оставшиеся на столе крошки.

«Зелёные глаза встретились с чёрными, но мгновение спустя в глубине чёрных что-то погасло, взгляд их стал пустым и неподвижным. Рука, державшая одежду Гарри, упала на пол, и больше Снейп не шевелился».

Гарри Поттер и Дары Смерти

После ухода Гарри время пролетает незаметно. На меня вдруг находит жажда деятельности, и я кидаюсь убираться в своей маленькой квартире. Я с нетерпением жду вечера, когда смогу заняться исследованиями и работой над книгой. Взмахнув палочкой, приказываю предметам отправиться на свои места. Очень удобное заклинание, которому я научилась у Молли Уизли. Я рассеянно наблюдаю за тем, как вещи укладываются в ящики комода, и продолжаю думать о проекте, который плотно вошел в мою жизнь за последние несколько месяцев. Уютный аромат свежезаваренного чая и вид убранной квартиры успокаивают, но я все же мечтаю о том дне, когда закончу книгу, и о том, как все изменится, когда она увидит свет. А ведь всего-то год назад я и не помышляла о подобном.

Гарри часто называли избранным, но, по правде говоря, люди плохо себе представляли, какой он человек и через что ему пришлось пройти. Первые несколько месяцев после войны дались ему особенно тяжело. Темный Лорд забрал у Гарри все тех, кто был ему дорог, всю его семью и многих его друзей. Опасность висела над Гарри, начиная с его рождения, и борьба с Волан-де-Мортом стала целью его существования, заслонившей жизнь обычного подростка. И когда после победы на Гарри обрушилась слава, он был к этому не готов. Конечно, он и до этого был знаменит, но тогда стены Хогвартса защищали его. Выяснилось, что настоящая жизнь отличается от сказки. Бесчисленные запросы на интервью, приглашения публично выступить или предложения написать его биографию начали поступать еще до того, как он смог попрощаться со всеми погибшими. Гарри, как правило, отказывался от всех этих возможностей и старался держаться в тени. Большую часть времени он проводил один дома, иногда даже скрываясь от меня или Рона. Поначалу он даже отказывался от работы аврора, и Артуру Уизли вместе с Министром Магии Шеклболтом пришлось лично его уговаривать. После вступления в новую должность его настроение и отношение к жизни значительно улучшились. Казалось, что все опять вошло в норму. И все же на людях он старался не говорить о войне, всегда ссылаясь на чрезмерную занятость. Так что он точно не подходил на роль человека, повествующего о битве при Хогвартсе.

Рон тоже не любил эту тему. Смерть Фреда очень сильно повлияла на него. Многие издания также приглашали его на интервью, но, как выяснилось, он плохо умел справляться с неожиданной славой. Какое-то время он работал вместе с Джорджем в магазине «Всевозможных Волшебных Вредилок» в Косом переулке, но из этого не вышло ничего путного. Джордж также очень тяжело переживал гибель своего близнеца, и они часто ссорились с Роном. Окончательно разругавшись с братом, Рон бросил работу и переехал жить к родителям. Не удивительно, что и эта затея не увенчалась успехом. Их отношения стали натянутыми, и только предложение Чарли помочь ему с драконами в Румынии спасло положение. Рон с радостью покинул Англию, оставив позади жадных до жареных фактов журналистов. Иногда он писал, обещая как-нибудь выбраться на пару недель на Рождество, но до сих пор это оставалось только словами.

Со временем стало ясно, что, кроме меня, больше некому рассказать правдивую историю о том, что произошло во время войны и битвы за Хогвартс. И дело было не только в том, что не все хотели говорить на эту тему. Многие просто не могли. Я считала, что люди должны знать о мужестве Ремуса и Тонкс и том, что за фасадом бесшабашного хулигана Фред был не менее храбрым, чем другие герои войны, и что он так же, не задумываясь, отдал бы жизнь за победу. И я хотела, чтобы общественность узнала правду о профессоре Снейпе. Он умер грязным предателем и презренным убийцей. Но в глубине души я подозревала, что это не так, и хотела донести это до окружающих. Проблема была в том, что даже я не знала всех подробностей.

Когда сражение окончилось, Гарри отвел меня и Рона в сторону и вкратце пересказал, что видел в омуте памяти. Он поведал, что все это время Снейп работал на Дамблдора и не был предателем. У меня было такое чувство, что воспоминания профессора Снейпа содержали гораздо больше подробностей, но по какой-то причине Гарри не хотел об этом говорить. Может быть, информация была слишком личной, и Гарри думал, что раскрывать секреты профессора будет неправильно. В любом случае, каждый раз, когда я пыталась написать о профессоре Снейпе, у меня ничего не получалось.

— Ну, скоро все изменится, — говорю я вслух и слегка улыбаюсь, откинувшись на спинку дивана. В руке у меня дымится чашка с горячим чаем. — Скоро все будет по-другому.

Раздумывая над значением своих слов, я почему-то не чувствую облегчения, наоборот, живот неприятно скручивает, и я начинаю нервничать. Но ведь в переменах нет ничего плохого, не правда ли? Хотя, с другой стороны, если я буду сидеть и все время переживать о том, что у меня получится написать, то к тому моменту, как сяду за работу, я вряд ли смогу сосредоточиться. Нахмурившись, я смотрю в почти пустую чашку.

Меня охватывает нетерпение, и я раздраженно оглядываю квартиру в попытке отвлечься. От шума дождя за окном я теряю остатки самообладания и принимаясь нервно ходить по комнате, сжав тетрадь с записями в руке. Раскрыв ее посередине, я читаю свои пометки, но только с третьего раза понимаю написанное.

Наверно, стоит выйти, пройтись, а то я точно сойду с ума. Я бросаю потрепанную тетрадь на диван и достаю из шкафа куртку. На удивление, мелкий дождик, который красит улицы Лондона в серый цвет, вселяет в меня спокойствие. Накинув капюшон на голову, я направляюсь к своему любимому кафе.

Из-за плохой погоды на улицах мало людей, а те, которые попадаются мне на глаза, или прячутся под большими зонтами, или опрометью бегут под укрытие. Я наслаждаюсь влагой, которая падает мне на лицо и пронизывает воздух. Она помогает освободиться от навязчивых мыслей. К тому же, я предвкушаю тарелку горячего супа, которая обязательно меня согреет. Через несколько минут я оказываюсь в любимом ресторанчике. Очередь двигается довольно быстро, и уже через пять минут я заказываю суп с сэндвичем. Усевшись в углу у окна, я рассеяно наблюдаю, как потоки воды стекают по стеклу. Наконец приносят еду, и я с удовольствием отправлю в рот ложку горячей жидкости. Когда последняя капля съедена, моё настроение значительно улучшается. Я даже не знала, что была так голодна. Наверно, стоит обращать на себя больше внимания.

Глянув на улицу, я вижу, что дождь почти перестал. По дороге домой я чувствую себя на удивление отдохнувшей и расслабленной, наверно, впервые за последние несколько недель. Хорошо, что мне в голову пришла идея прогуляться и чуть-чуть отвлечься от работы. Но не успеваю я как следует над этим задуматься, как уже заворачиваю за угол и оказываюсь перед своим домом. Неожиданно меня охватывает беспокойство. Что, если я пропустила Гарри? Я иду по тротуару и вижу, что что-то белое заткнуто за дверь. Наверно, это записка, где сказано, что он принёс обещанное, но не смог отдать, так как меня не было дома. Теперь мне придется долго ждать, прежде чем он сможет зайти опять. Нервничая, я ускоряю шаг и с трудом сдерживаюсь, чтобы не перейти на бег. Наконец добравшись до входа, я резко выдергиваю сложенную бумагу.

«Г., тебе стоит обратить внимание на охранные заклинания. Любой сумасшедший без труда сможет попасть в квартиру. Папка с делом на кухне, там, где лежало печенье. ГП».

Я вздыхаю с облегчением, абсолютно не обращая внимание на тот факт, что либо мой лучший друг взломал дверь в квартиру, либо я и вовсе забыла ее закрыть. Я иду в кухню и сразу же нахожу посылку. Открыв ее, я вижу внутри несколько склянок с серебристым туманом внутри. Это воспоминания профессора Снейпа. Под флакончиками я обнаруживаю толстую папку с документами, открываю ее и останавливаюсь в замешательстве. Наверно, я ожидала, что там будет краткий пересказ содержимого воспоминаний или, возможно, официальный министерский некролог. Я не предполагала, что найду протокол вскрытия.

Не знаю, почему, но у меня не сразу хватает смелости открыть этот документ. То, что мне пришлось пережить в Визжащей Хижине, является одним из самых неприятных событий в моей жизни, и мне совсем не хочется заново вспоминать все подробности. К тому же, я совершенно точно знаю, когда и каким образом погиб профессор Снейп. В конце концов, все это произошло у меня на глазах. Так что я пролистываю другие бумаги, которые принес Гарри. Там все так, как я и ожидала: краткий пересказ воспоминаний Снейпа, хотя мне это не очень интересно, так как я предпочитаю сама их посмотреть и составить собственное мнение. Все, что мне нужно, заключено в стеклянных флакончиках. Что же, мне придется опять навестить Минерву и попросить разрешение воспользоваться омутом памяти. Я принимаюсь складывать бумаги обратно в коробку, и тут что-то привлекает мое внимание. Должно быть, произошла какая-то ошибка, ведь дата смерти, указанная в протоколе, неверна. На бумаге написано, что профессор умер четвертого мая, но я точно знаю, что это произошло второго. Я удивляюсь и, отбросив сомнения в сторону, открываю документ.

Протокол Вскрытия

Имя: Северус Тобиас Снейп

Вид: Человек

Дата рождения: 9 января 1960 г.

Дата смерти: 4 мая 1998 г.

Опознание произведено: Кингсли Шеклболтом

Расследование произведено: Министерством Магии Великобритании, отделом магической криминалистики

Дело №: 426513

Отчет о проведенных реанимационных мероприятиях:

Реанимация не проводилась, так как потерпевший скончался на момент прибытия бригады авроров.

Наружное исследование:

Исследование произведено 5 мая 1998 г. Труп доставлен в морг Министерства Магии в следующей одежде: учительская мантия черного цвета, сюртук черного цвета, белая мужская сорочка и черные брюки. Левый рукав сюртука был полностью оторван и обмотан вокруг шеи пострадавшего. На одежде обнаружены мелкие повреждения и следы крови. На потерпевшего также были надеты черные носки и ботинки из кожи дракона.

Труп мужчины правильного телосложения, удовлетворительного развития с длиной тела семьдесят один дюйм и весом сто семьдесят фунтов. Предполагаемый возраст пострадавшего соответствует дате рождения. Глаза закрытые, роговицы замутнённые, зрачки равномерно расширены в диаметре, склеры не инъецированы. Волосы черные, прямые, длинной до одиннадцати дюймов. Ногти короткостриженные с лунками голубоватого цвета. Под ногтями обнаружена грязь, смешанная с засохшей кровью. Группа крови соответствует группе умершего. На указательном пальце правой руки имеются следы от зубов, предположительно идентичных зубам потерпевшего. На ладонях трупа отмечены ранки и ссадины различной длины. По предварительному заключению, данные повреждения были нанесены самим потерпевшим.

Воротник сюртука и сорочки разорваны. На левой стороне шеи потерпевшего обнаружена глубокая рваная рана. Также на левой стороне грудной клетки отмечены многочисленные колотые раны, примерно два дюйма глубиной и четверть дюйма в окружности. Основываясь на состоянии краев повреждений, можно заключить, что они были нанесены до смерти пострадавшего.

Кожный покров бледный, чистый, упругий и холодный на ощупь, на левой стороне тела значительно отличающийся по цвету. Необходимы дополнительные исследования для определения причины обесцвечивания. На теле найдены шрамы разного размера, полученные при жизни умершего. На предплечье левой руки обнаружено клеймо, также известное как Темная метка Волан-де-Морта. Метка выцветшая, потерявшая исходную форму, «стекшая» с руки потерпевшего.

Внутреннее исследование:

Внутренний осмотр произведен целителем Юриэлом Барнсом 5 мая 1998 г. в девять пятьдесят три утра. В соответствие с правилами, установленными Министерством Магии и больницей Святого Мунго, мистер Барнс производил осмотр с помощью волшебной палочки из древесины боярышника с сердцевиной из волоса фестрала.

Первое сканирование тела было произведено для установления общего состояния нервной системы. Мозг эластичной консистенции, вес и размер соответствуют возрасту потерпевшего. Полушария симметричные. Как следует из незначительной отечности лобной доли, умерший получил сотрясение мозга перед смертью. Других повреждений не обнаружено.

Далее было произведено сканирование скелета, в результате чего были отмечены три сломанных ребра на левой стороне грудной клетки. По предварительному заключению кости сломаны в результате сильного сдавливания. Предположительно, эти повреждения произошли при жизни пострадавшего.

При сканировании дыхательной системы обнаружено повреждение на горле в виде рваной раны неоднородной глубины, шириной около одного дюйма идущей от основания левой челюсти до правой ключицы. Без медицинского вмешательства подобная рана может повлечь значительную кровопотерю. Кровь и кусочки внутренних органов изъяты для дальнейшего исследования. Дыхательные пути свободные. В легких обнаружено небольшое количество жидкости, проба которой была отправлена на экспертизу.

Сканирование сердечно-сосудистой системы определило, что сердце нормального веса и размера. При дальнейшем исследовании была обнаружена редкая аномалия: рубец, проходящий по оси сердца. Грудная клетка умершего не имеет внешних повреждений, и предположить постороннее вмешательство невозможно. Основываясь на размере борозды и цвете тканей, можно прийти к выводу, что данная рана была нанесена после смерти потерпевшего. Также была отмечена значительная потеря крови.

Пометка целителя: следует проинформировать Министерство Магии о возможном обнаружении Отголоска Смерти.

Предварительное заключение:

Принимая во внимание обстоятельства дела и основываясь на результатах медицинской экспертизы трупа, установлено, что смерть потерпевшего, Северуса Тобиаса Снейпа, наступила 4 мая 1998 г. Данное заключение опровергает установленную ранее по показаниям свидетелей дату смерти 2 мая 1998 г. На момент гибели потерпевшему было тридцать восемь лет и сто пятнадцать дней. По предварительному заключению смерть наступила в результате травмы верхней части грудной клетки, а также высокой концентрации яда в крови. Яд неизвестного происхождения. Пробы крови отправлены на дальнейшее исследование.

Дополнение №1 от 5 мая 1998 г.: во время проведения вскрытия возникло подозрение на обнаружение магического феномена, известного как Отголосок Смерти. Данные были отправлены в Министерство Магии на рассмотрение. Результаты сканирования сердечно-сосудистой системы подшиты в дело.

Дополнение №2 от 6 мая 1998 г.: Результаты анализов показали, что в крови потерпевшего присутствовал яд, принадлежавший волшебной змее неизвестного происхождения. Также в крови были обнаружены остатки противоядия. Количество токсина не являлось смертельным. Официальное заключение: смерть наступила в результате значительной кровопотери и обезвоживания.

Дополнение №3 от 1 июня 1998г.: После тщательного исследования места происшествия, произведенного Министерством Магии, эксперты пришли к выводу, что признаков Отголоска Смерти не обнаружено. Установлено, что потерпевший погиб в тоннеле, соединяющем Школу Чародейства и Волшебства Хогвартс с деревней Хогсмид. Группа авроров прибыла для проведение расследования на место гибели и не нашла никаких аномалий. В целях обеспечения безопасности доступ в тоннель закрыт.

Заключение: 1 июня 1998 г. производство по делу №: 426513 прекращено.

Представитель Министерства Магии: Август Страут, старший аврор, кавалер ордена Мерлина первой степени.

Представитель больницы Святого Мунго: Юриэл Барнс, целитель.

Я роняю пергамент на пол и какое-то время стою, не шелохнувшись. Я думала, что Северус Снейп умер у меня на глазах в Визжащей Хижине, но это не так.

— Я не видела, как он умер, — говорю я вслух, словно от этого что-то изменится. Я смотрю, не отрываясь, на протокол, медленно осознавая прочитанное, и кровь отливает от лица.

Мы просто бросили его умирать.

Накатывает тошнота, и я опрометью кидаюсь в ванну, стараясь не запачкать полы. Я не знаю, как долго я стою, наклонившись над раковиной, пытаясь успокоиться и унять бунтующий желудок. Мне кажется, прошло не меньше сотен лет, прежде чем я наконец могу распрямиться. Все же, этого не может быть. Я видела, сколько крови было на полу. После такой кровопотери невозможно выжить. Я видела, как свет погас в его глазах, и как неподвижно и безжизненно он лежал на полу. Он не дышал. Он был мертв, ведь так?

Посмотрев на часы, я с облегчением отмечаю, что сейчас только два пополудни. Мне срочно нужно увидеться с Гарри. Схватив клочок пергамента, я быстро пишу:

«Гарри, я хочу с тобой поговорить. Дело не терпит отлагательств. Гермиона».

Схватив с полки летучий порошок, я кидаю его камин, выкрикнув: «Рабочее место Гарри Поттера»! Вслед летит моя записка. Теперь остаются только ждать, когда Гарри ответит. К счастью, это происходит через пару минут, что спасает мои и без того обкусанные ногти. В письме Гарри сообщает, что не сможет освободиться раньше позднего вечера, но если я очень хочу с ним поговорить, то могу зайти на работу. Я собираюсь за пару минут, засовываю протокол о вскрытии в тетрадь и оставляю другие документы дома. В конце концов, Гарри отдал мне эти бумаги по секрету, так что разгуливать с ними по Министерству, наверно, не самая хорошая идея.

Мне не хватит терпения дойти пешком до его работы. Если я трансгрессирую в самый центр Лондона, то наверняка попадусь на глаза массе народа, а из-за защитных заклинаний я не могу воспользоваться камином и оказаться прямиком в кабинете Гарри. Что же, придется остановиться на министерской приемной. Я кидаю еще одну горсть летучего порошка и шагаю в камин, четко произнося пункт назначения. Я чувствую, как меня сначала дергает вниз, потом в сторону, и через несколько секунд я оказываюсь в большом фойе.

Я сворачиваю по коридору и иду в сторону аврората. На стенах висят портреты волшебников и волшебниц, которые погибли во время войны. Многие из них были мне дороги, и поэтому, глядя на них, я едва могу сдержать эмоции. Я прохожу мимо изображения Сириуса, Дамблдора, Тонкс, Ремуса, Грозного Глаза Грюма и Фреда. Однако портрет профессора Снейпа подозрительно отсутствует. Когда он умер, все считали его предателем и убийцей. Но теперь-то люди, а в особенности работники Министерства, должны знать, что это не так. Безусловно, Снейп не был человеком, приятным в общении, даже, скорее, наоборот. Но, тем не менее, он отдал жизнь ради победы над Волан-де-Мортом, и так явно забывать его заслуги просто некрасиво!

Наконец-то коридор заканчивается, и я оказываюсь пред тяжелыми дубовыми дверями, ведущими в аврорат. В приемной обнаруживается только один стол. За ним сидит женщина средних лет в зеленой мантии, которая делает ее очень похожей на ящерицу. При моем приближении она не поднимает головы, и, оказавшись совсем рядом, я вижу, что ведьма увлечена кроссвордом, опубликованным в сегодняшней газете. Я откашливаюсь по меньшей мере раза три, прежде чем секретарша отвлекается от своего увлекательного занятия. Наконец она откладывает Ежедневный Пророк в сторону и раздраженно смотрит на меня.

— Я могу вам чем-то помочь? — сквозь зубы спрашивает волшебница.

На секунду я замираю. Что-то в ней сбивает меня с толку, и я не знаю, то ли все дело в ярко-красной помаде, которой испачканы ее зубы, то ли в неприветливом тоне. Потом я беру себя в руки, и говорю:

— Да... я бы хотела поговорить с Гарри Поттером.

Едва я успеваю закончить предложение, как замечаю, что настроение секретарши портится еще больше, хотя такое трудно представить. Она смотрит на меня так, словно проглотила горькую пилюлю.

— Вам назначено, мисс...

— Гермиона Грейнджер. Нет, мне не назначено, — как можно вежливее выдавливаю из себя, — но он знает, что я зайду.

Листая ежедневник, ведьма раздраженно цокает языком. Я бы с радостью вырвала тетрадь у нее из рук, но, конечно, такое поведение вряд ли ускорит процесс. И поэтому я терпеливо жду, пока она закончит изучать записи.

— Прошу прощения, но мистер Поттер сейчас слишком занят, — радостно заявляет она. — Вам стоит зайти на следующей неделе.

— Мадам, послушайте... — начинаю я, чувствуя, как во мне поднимается раздражение. У меня совсем нет времени на эти дурацкие препирательства.

— Меня зовут Женевьева, — нахмурившись, отвечает ведьма, и от этого на ее лице появляется еще больше морщин.

Интересно, оказывается мы уже называем друг друга по имени. Я вновь пытаюсь изобразить вежливость, но у меня плохо получается, и я ожидаю, что секретарша опять перебьёт меня.

— Простите меня, Женевьева, но все дело в том, что я разговаривала с Гарри через камин не далее, как пятнадцать минут назад.

Ведьма поднимает увесистый ежедневник и в качестве доказательства потрясает им.

— Все может быть, мисс Грейнджер, — отвечает она, слегка улыбаясь. — Однако ваше имя здесь не значится, а раз так, то вы не записаны на прием, а это означает, что...

— Женевьева, я думаю дальше мы разберемся сами.

Я смотрю в сторону и вижу голову Гарри, показавшуюся из-за двери.

— Но сэр, — улыбка ведьмы застывает у нее на губах, — она говорит, что ей назначено, однако в тетради...

— Все правильно, я действительно ожидал ее прихода, — отвечает Гарри и щиплет себя за переносицу, словно пытаясь избавиться от головной боли. Бросив на меня взгляд, он машет рукой. — Пойдем, Гермиона.

Я смотрю на секретаршу и с радостью отмечаю, что она в растерянности.

— Наверно, вам стоит записать меня в ваш талмуд, — произношу я, криво улыбнувшись. Затем разворачиваюсь и следую за Гарри. Я знаю, что веду себя, как вредный ребенок, но не могу ничего поделать. — Да, кстати, четырнадцать по вертикали — это «венгерская хвосторога», — заканчиваю я.

Войдя в скромный кабинет Гарри, я закрываю за собой дверь.

— Ты просто ужасный человек, — тихо смеется мой друг.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь, — отвечаю я, широко улыбаясь.

— Четырнадцать по вертикали? В лучших традициях Хогвартса.

— Она была просто невыносима! — возражаю я. — К тому же еще и груба. Ведь не могла же я дать ей по голове столь обожаемым ею ежедневником. Хотя очень хотелось.

— Она новенькая, и я еще не успел ее как следует обучить. Прошу прощения, — заканчивает Гарри и, глубоко вздохнув, садится за стол. — Ну, о чем ты так срочно хотела поговорить?

— Да, дело действительно важное, — говорю я медленно, стараясь подобрать правильные слова.

Гарри никогда не ладил с профессором Снейпом, но он несколько переменил своё мнение после событий в Визжащей Хижине и того, что увидел в воспоминаниях. С тех пор Гарри стал относиться к профессору с бОльшим уважением, и я понятия не имею, что он скажет, когда узнает, что мы бросили Снейпа умирать. Так или иначе, но мне придется рассказать все начистоту.

— Почитай это, — я пододвигаю к Гарри протокол о вскрытии, — здесь написано, что профессор Снейп умер четвертого мая, а не второго, как мы всегда считали.

Какое-то время Гарри внимательно изучает бумагу.

— Странно, хотя я уверен, что тут какая-то ошибка. Ты же помнишь неразбериху, творившуюся после войны. Наверно, эксперт случайно написал не то число.

— Возможно, — возражаю я скептически. — Но ведь тебе хорошо известно, что целители из больницы Святого Мунго очень внимательно и серьёзно относятся к своей работе. Они редко делают ошибки. Гарри, ведь могло так получиться...

— Что Снейп был жив, когда мы оставили его в Хижине? Нет. Это совершенно исключено. Я смотрел ему прямо в глаза и видел, как они потухли. Гермиона, он умер, держась за мою одежду. Я абсолютно в этом уверен.

— Как ты можешь быть в этом уверен? — спрашиваю я, хотя вижу, что Гарри не хочет продолжать разговор. — Мы ведь даже пульс не проверили. Я понимаю, что даже предположить такое ужасно, но считаю, что следует во всем разобраться.

— Гермиона, я тебе в последний раз говорю, тут не в чем разбираться, — огрызается Гарри, и я чувствую, что до него начинает доходить весь смысл сделанного мной предположения. — Уж не думаешь ли ты, что я бы вот так запросто бросил его там одного, если бы не был уверен на все сто, что он погиб?

Я подхожу к другу и кладу ему руки на плечи.

— Нет, Гарри, я не думаю, что ты бы так поступил. Я ведь совсем не об этом говорю. Все, что я хочу сказать, так это то, что ты, как и я, думал, что Снейп умер, в то время, как он был еще жив. Конечно, даже предположить, что такое могло произойти — ужасно. Поверь, я уже ругала себя последними словами. Но я так же, знаю, что ни ты, ни я не бросили бы профессора, если бы была хоть малейшая надежда, — заканчиваю я, а по щекам уже текут слезы. — Но все же, Гарри, может быть, мы оба ошиблись.

Гарри качает головой, потом открывает отчет и смотрит на него. При этом он трёт виски так, словно у него разболелась голова. Я сижу молча, ожидая, когда он дочитает документ до конца.

— Гермиона, здесь написана какая-то ерунда, — говорит сбитый с толку Гарри. — Что это за дополнения такие? И что за черт этот От... Отголосок Смерти?

— Я как раз хотела тебя спросить. Я никогда не слышала ни о чем подобном и подумала, что, может быть, тебе приходилось с этим сталкиваться, — объясняю я, — но теперь вижу, что ошибалась.

— Я понятия не имею о чем тут речь, — отвечает Гарри. — Я бы мог поспрашивать коллег, но боюсь, это вызовет подозрения.

— Да, лишние разговоры нам ни к чему. Подожди, пока ничего не рассказывай, а я пойду в...

— Библиотеку, — заканчивает за меня Гарри. — Я так и думал.

Я киваю и направляюсь к двери, но прежде, чем ее открыть, я вспоминаю кое-что еще.

— Гарри, а почему в коридоре нет портрета профессора Снейпа?

— Что? Ах это... Я говорил руководству, что его портрет должен висеть вместе со всеми остальными, но мне ответили, что Снейп — слишком противоречивая фигура, и людям может не понравиться, что его изображение находится рядом с другими героями войны. Бывший Пожиратель Смерти, к тому же убивший Дамблдора. Я настаивал, но меня не послушали.

— Противоречивая фигура, — это словосочетание оставляет неприятный привкус у меня во рту. — А что же такого противоречивого в человеке, отдавшем жизнь ради победы над Волан-де-Мортом? Ну ничего, когда я закончу книгу, профессор Снейп больше не будет противоречивым!

— Хотелось бы мне, чтобы все так и было. Правда, — говорит Гарри и кусает лимонное печенье. — Удачи.

Спасибо, Гарри, — отвечаю я и ухожу из его кабинета.

Выходя из Министерства, я прихожу к выводу, что мне опять придется навестить Хогвартс. В этот момент я твердо решаю во всем разобраться и закончить книгу как можно скорее, чтобы наконец рассеять неправильное представление о профессоре Снейпе. И почему люди до сих пор относятся к нему с подозрением?

Я захожу в свою квартирку для того, чтобы отправить Минерве записку и дать ей знать, что мне нужно с ней срочно встретиться. К счастью, ответ приходит незамедлительно, и она, как и обещала, соглашается помочь. Я кладу тетрадь и стопку чистых листков в рюкзак, беру летучий порошок с полки, кидаю его в огонь и говорю: «Кабинет директора МакГоногалл в Хогвартсе».

Зеленое пламя вспыхивает и тянет меня за собой, перебрасывая на многие мили, и вот я оказываюсь в замке. Выбираясь из камина, я вижу Минерву, сидящую за столом и перечитывающую мою записку. Сняв с носа очки, она поднимает голову и обеспокоенно смотрит на меня. Очевидно, что я застала ее врасплох своей просьбой.

— Прошу прощение за столь неожиданный визит, — говорю я, стряхивая с себя сажу, от которой щиплет глаза. Сквозь навернувшиеся слезы я смотрю на портрет, что висит на стене позади стула Минервы, и его очертания расплываются. Снейп все так же сидит с неестественным выражением лица, смотря прямо перед собой. Я моргаю, стараясь отвлечься от его напряженного взгляда.

— Ничего страшного, — отвечает Минерва. — Похоже, тебе удалось найти новую информацию о Северусе?

— Не совсем так, но я на верном пути.

— Чем я могу тебе помочь? — спрашивает, улыбаясь, Минерва и жестом приглашает меня сесть.

— Когда я изучала различные данные, я наткнулась на одно неизвестное мне явление. Оно называется Отголосок Смерти. Я понятия не имею, что это такое, но надеялась, что смогу найти ответ на этот вопрос в Запретной Секции.

Минерва внимательно смотрит на меня, и мне становится интересно, что ей известно об феномене.

— Отголосок смерти? — наконец переспрашивает она.

— Да, — я опускаю руку в рюкзак для того, чтобы достать отчет о вскрытии, но в последнюю минуту передумываю. — Я натолкнулась на это словосочетание в одном из документов, что принес Гарри. Вам что-нибудь известно об этом понятии?

— В некотором роде, — отвечает Минерва. — Однако сомневаюсь, что у тебя получится найти подходящую литературу в Запретной секции, хотя, возможно, мы сможем обнаружить что-нибудь полезное в библиотеке директора.

Она поднимается и идет к дальней стене кабинета, вдоль который стоят полки с книгами. В замешательстве я наблюдаю за Минервой, которая изучает пыльные тома. Через несколько минут она возвращается обратно с одним из них в руках. Если судить по потрескавшемуся корешку и хрупким страницам, тому изданию не одна сотня лет. К моему удивлению, на обложке нет названия. Минерва протягивает мне находку, я осторожно беру ее в руки и открываю. На титульном листе написано: «О смерти и умирании». Я листаю книгу и замечаю, что она полностью написана от руки.

— Я никогда не слышала такого названия, — говорю я.

— Да, мало кто знает об этой тетради. Она принадлежит перу Сорена Хейдегера, одного из менее известных учеников Бертрана де Понсе-Профонда, и датируется концом восемнадцатого века. Как видишь, эти записи так и не были изданы.

— А откуда она у вас? — спрашиваю я, заворожено смотря на столь древнюю вещь.

— От Альбуса, конечно. Она досталась ему от Николаса Фламеля, а уже после смерти Дамблдора отошла Хогвартсу. Не знаю, сможешь ли ты найти ответы на все свои вопросы, но это, по крайней мере, начало. Альбус считал идеи Хейдегера о смерти и потусторонней жизни более реалистичными, чем те, которых придерживался де Понсе-Профонд, но это, верно, не так уж и важно.

Наконец мне кажется, что я нападаю на верный след, хотя это оказывается подозрительно просто. Скорее всего, у меня появится много новых вопросов после того, как я прочту все, что написано на пожелтевших страницах.

— Можно мне взять эту тетрадь на какое-то время? — спрашиваю я.

— Конечно, — разрешает Минерва. — Ты можешь оставить ее себе на любой срок. В конце концов, именно поэтому Альбус завещал все свои книги школе. Он был бы доволен, что его богатства кому-то пригодились. Все лучше, чем пылиться на полке.

— Минерва, огромное вам спасибо за помощь.

— Не за что, хотя я и не уверена, что смогла как-то особенно помочь. Я дам знать мадам Пинс, что ты можешь пользоваться Запретной Секцией по своему усмотрению, — заканчивает Минерва.

— Если можно, то я бы прямиком направилась туда. Мне работается в библиотеке лучше всего, — говорю я и аккуратно кладу тетрадь в боковой карман рюкзака.

— Тогда решено, — отвечает Минерва, берет чистый лист пергамента из стопки, лежащей на столе, и пишет несколько строк мадам Пинс. — Ну вот, думаю этого достаточно, — директриса ставит дату и подпись. — Надеюсь, она будет не сильно тебя строжить.

Протягивая разрешение, Минерва встаёт из-за стола и провожает меня к двери.

— Полагаю, ты знаешь дорогу, Гермиона? Я бы пошла с тобой, но у меня назначена встреча с советом попечителей. Извини меня.

— Ну что вы, тут не за что извиняться. И, в конце концов, это именно я свалилась вам на голову, — возражаю я и выхожу в коридор. — К тому же, я уверена, что не заблужусь.

Библиотека находится совсем рядом с кабинетом директора. Я вхожу в хорошо знакомое помещение и вижу мадам Пинс, сидящую за высоким столом при входе и зорко смотрящую за всеми посетителями. За прошедшие несколько лет здесь ничего не изменилось.

— Здравствуйте, мадам Пинс... — начинаю я.

— Тс-с-с.

Прикрыв рот одной рукой, другой я протягиваю ей письмо с разрешением. Библиотекарша хватает листок и, поднеся его близко-близко к бледному лицу, внимательно изучает, словно желает обнаружить какой-то подлог. Через несколько минут она хмурится, но признает подлинность документа.

— Ну что же, хорошо. Мисс Грейнджер, следуйте за мной, — говорит она и направляется в Запретную секцию. Я молча иду за ней.

— Похоже, директор МакГоногалл разрешила вам беспрепятственно пользоваться моей библиотекой, — шипит мадам Пинс.

— Да, так оно и есть, — робко соглашаюсь я и смотрю, как ее костлявые пальцы цепко держат пергамент. Видно, что одна только идея о том, что кто-то чужой будет дотрагиваться до ее драгоценных книг, делает мадам Пинс еще более раздражительной.

— Раз так, то выбора у меня нет, — с горечью продолжает она. — Однако, мисс Грейнджер, я должна вас предупредить. Я помню вас еще ученицей в Хогвартсе. И я так же, очень хорошо помню, что вы и ваши друзья постоянно нарушали правила. Так вот, если вы хотите иметь возможность пользоваться библиотекой, вам, к сожалению, придется подчиниться моим требованиям. Вы имеете право брать с полки не более двух книг за один раз. Когда вы закончите с каким-либо изданием, вам следует вернуть его на место. Вы должны обращаться с книгами очень аккуратно, чтобы ни в коем случае не замять или не повредить страницы, в противном случае вас ждет суровое наказание. Мисс Грейнджер, вы меня хорошо поняли?

— Да, мадам. Я обещаю вести себя образцово, — отвечаю я. Меня раздражает, что мадам Пинс говорит со мной, будто я какой-то ребенок. Но в то же время я понимаю, что самый быстрый способ закончить этот неприятный разговор и наконец взяться за работу, это со всем согласиться.

— Я рада, что мы с вами поняли друг друга, — говорит библиотекарша с натянутой улыбкой и возвращается на своё место при входе.

Я нахожу пустой стол в Запретной секции и сажусь за него, положив рукопись перед собой. Аккуратно листая записи, я надеюсь наткнуться на описания Отголоска Смерти. Я медленно изучаю страницы, на которых рассказывается о смертельных случаях, свидетелем которых Хейдегеру пришлось стать или о которых он читал. Здесь также описаны выводы, к которым он пришел на основании своих наблюдений. К сожалению, он рассказывает о событиях со всеми подробностями, и от некоторых из них меня начинает мутить. Проведя часа два или три за чтением, я, наконец, наталкиваюсь на искомое название. На секунду я замираю, проговаривая его про себя, чтобы убедиться, что мне не померещилось. Но нет, слова все так же написаны на пожелтевшей странице.

В этот раз Хейдегер рассказывал о смерти ведьмы, которую зарезал маггл: «По слухам, дух женщины остался на месте гибели, мучительно стонал, взывая к милосердию. Я планирую посетить этот дом, чтобы определить присутствуют ли признаки Отголоска Смерти». Рядом с этим абзацем стоит сноска. Я смотрю в конец страницы, где указано: Файверли Андерклифф. «Волшебное искусство смерти», стр. 493. Я вскакиваю из-за стола и направляюсь к каталогу, что находится при входе в Запретную Секцию. Я быстро просматриваю карточки с фамилиями, начинающимися на «А» и через пару секунд нахожу нужный формуляр. По дороге обратно к полкам я чувствую, как у меня начинают трястись колени. Возможно, мне наконец повезло, и я во всём разберусь. С легкостью я нахожу толстую книгу в тёмно-зелёном переплете с золотым тиснением. Я отношу ее к своему столу принимаюсь быстро листать до нужной страницы, стараясь не повредить старинное издание. И вот я добираюсь до каллиграфически выведенного заголовка:

Феномен: Отголосок Смерти

Отголосок Смерти представляет собой редкий феномен, когда существо волшебного происхождения вынуждено переживать подробности своей зачастую насильственной смерти до бесконечности или до тех пор, пока цикл не прерывается под внешним влиянием. Однако в отличие от настоящих привидений или бестелесных душ, человек может подвергнуться влиянию этого явления, даже если изначально не боялся смерти, и между ним и местом гибели нет какой-то особенно глубинной связи. Из-за необыкновенной редкости этого феномена его характеристики известны только узкому кругу специалистов. Философ, зельевар, а также писатель Виндиктус Виридиан недавно заявил, что, по его мнению, Отголосок Смерти, как правило, проявляется после убийства. Долгая и мучительная смерть также считается необходимым условием для его возникновения.

Характеристики

В отличие от привидений, души, пойманные в порочный круг Отглосока Смерти, имеют для окружающих весьма конкретное материальное воплощение. Однако свидетельства очевидцев сильно разнятся. Иногда этот феномен практически незаметен, а иногда он проявляется в видениях, трудно отличимых от реальной жизни. Количество времени, проведенное под действием этого феномена, может повлиять на восприятие окружающими погибшей души и на восприятие самой душой окружающего мира. Например, душа, находящаяся под воздействием этого явления всего несколько дней, скорее всего не будет толком понимать, что происходит. В то время как душа, замкнутая в повторяющийся круг событий в течение многих лет, будет считать себя еще живым существом, обладающим всеми чертами характера, которые были присущи волшебнику или волшебнице еще при жизни. Именно из-за этого постепенного развития самосознания Отголосок Смерти считается таким опасным. Чем дольше душа подвергается влиянию феномена, тем сложнее разубедить ее и окружающих в реальности происходящего.

Как прекратить действие Отголоска смерти

Считается, что из-за сложности вовлеченных процессов простое заклинание, призванное изгонять нечистых духов, является бесполезным. Основываясь на случаях, описанных Виридианом, я прихожу к выводу, что освободить душу можно, только убедив ее в том, что тело волшебника или волшебницы, в котором она раньше существовала, уже погибло. Это сделать особенно трудно, когда она провела под влиянием Отголоска Смерти значительное время. Важно, чтобы дух осознал свое положение в конце одного цикла, но перед началом другого, что само по себе очень трудно. Более того, Виридиан рекомендует вмешаться сразу, как только появились подозрения в существовании этого феномена. Если этого не сделать, то душа подвергается бесконечным страданиям и в итоге полностью исчезает.

Я не знаю, как долго смотрю на страницу, пытаясь осознать прочитанное. Но когда я поднимаю голову, то вижу, что солнце уже садится, а библиотека опустела. Вокруг царит полная тишина, нарушаемая только приближающимися шагами. Но, несмотря на это, я все так же не мигая гляжу на расплывающиеся буквы. Вдруг книга резко захлопывается у меня перед носом, и этот неожиданный звук выводит меня из задумчивости. Передо мной стоит мадам Пинс, а старинный фолиант парит в воздухе рядом с ее седой головой.

— Ваше время вышло, мисс Грейнджер, — с удовлетворением сообщает она. — Библиотека закрыта.

К счастью, все собрались в Большом зале на ужин, и поэтому, когда я покидаю замок, вокруг меня нет ни души. Так как меня вышвырнули из библиотеки, мне толком не удалось поразмышлять о том, что я прочитала, и из-за этого нахожусь в отвратительном настроении. Все, о чем я могу думать, так это как окажусь дома и проанализирую новую информацию. Я направляюсь к тому месту, откуда смогу трансгрессировать, журнал Хейдегера оттягивает руку. Я гоню мысли о том, что написано в тетради, а то только расщепления мне сейчас и не хватало. Едва оказавшись за воротами, я разворачиваюсь на каблуках и исчезаю, чувствуя, как меня сдавливает со всех сторон.

Как только темнота рассеивается, я вдыхаю прохладный воздух. Пунктом своего назначения я выбрала небольшую улочку, на которую выходит черный вход моего любимого китайского ресторана: я не желаю что-либо готовить, когда приду домой. Вокруг никого нет, если не считать серого полосатого кота, который роется в мусорном баке. Когда я прохожу мимо, он не обращает на меня никакого внимания. Я огибаю здание и оказываюсь у главного входа. Нужно не забыть купить что-нибудь и для животного.

К счастью, посетителей немного, а значит, долго ждать не придётся. Я, как обычно, прошу курицу в кисло-сладком соусе, а также креветки для моего полосатого знакомого. Мне кажется, они нравятся ему больше, чем другие блюда из этого заведения. Продиктовав свой заказ официантке, я сажусь за стол и жду. Потом я достаю тетрадь Хейдегера из рюкзака и провожу пальцами вдоль пожелтевших ломких страниц. Подождав несколько секунд, я нерешительно открываю журнал на месте, которое заложила клочком пергамента, и начинаю читать.

«По слухам, когда женщину убили, ее душа осталась в доме. Свидетели слышали, как она рыдала и молила о помощи. Я планирую зайти на место происшествия и провести расследование на предмет обнаружения Отголоска смерти».

Интересно, он туда съездил? Я задумчиво листаю страницы в надежде прочесть больше о гибели ведьмы или убедиться в том, что в рукописи об этом больше ничего нет.

Анна

Ближе к вечеру девятнадцатого сентября тысяча семьсот пятьдесят четвертого года я прибыл на место назначения. Все выглядело так, как я себе и представлял, основываясь на рассказе свидетеля: заброшенный, полуразвалившийся дом. Наверно, последний раз здесь кто-то был многие месяцы назад. Ставни либо отвалились совсем, либо держались на честном слове. Дверные петли заржавели, и для того, чтобы проникнуть вовнутрь, мне пришлось с силой налечь на дверь. Прибегнуть к помощи магии я не смог, и это лишний раз доказывает мою теорию, что волшебство не может использоваться в том месте, где наблюдается Отголосок смерти.

Войдя в дом, я не обнаружил признаков жизни. Внутри все было в таком же запустении, как и снаружи. Через трещины в полу пробивалась трава, а при моем появлении несколько мышей кинулось врассыпную. Когда шорох утих, я прислушался, стараясь обнаружить присутствие души. Подумав, что убийство, должно быть, произошло в другой комнате, я медленно осмотрел каждую из них. Однако не нашел ничего необычного.

Расстроившись, я вернулся в гостиную и, выбрав самый крепкий стул, сел на него. Спустя некоторое время я почувствовал, как меня охватил холод. Мне казалось, что на дом опустилась какая-то тяжесть, и стало трудно дышать, хотя я был свободен в движениях. В этот момент я понял, что не ошибся адресом и что через несколько минут стану свидетелем редкого явления. Я старался сидеть, не двигаясь. Вскоре я был вознагражден за свое терпение и услышал, как воздух прорезал леденящий душу крик, от которого зашевелились волосы на голове. Этот мучительный звук длился и длился, и у меня возникло неприятное чувство, что я стал непосредственным участником трагедии, из которой никак не выбраться».

— Заказ для Гермионы Грейнджер!

Я вздрагиваю от резкого голоса официантки и с хлопком закрываю тетрадь. Убрав ее в рюкзак, я поднимаюсь и иду к кассе, за которой стоит низкорослая женщина и хмуро смотрит на меня. Она протягивает мне пакет с едой, уперев другую руку в бок. Похоже, за те десять минут, что я провела в этом заведении, мне удалось совершить какое-то преступление, и поэтому, когда я говорю «спасибо», она не произносит ни слова. Несмотря на такое недружелюбное обращение, я оставляю чаевые в полупустом стакане, стоящем на прилавке.

Выйдя из китайского ресторана, я достаю коробку с креветками из пакета и отправляюсь на поиски кота. Он терпеливо дожидается меня на мусорном баке, обернув лохматый хвост вокруг лап. Большие желтые глаза с интересом следят за каждым моим движением. Я подхожу поближе и, открывая прозрачный пластиковый контейнер, ставлю его на землю. Кот все так же неподвижно сидит на месте. Обычно он никогда не подходит близко, но мы и так хорошо понимаем друг друга.

— Надеюсь, ужин тебе понравится, — говорю я и открываю крышку.

Я отхожу в сторону и краем глаза вижу, что кот спрыгнул с бака и приступил к еде. Я улыбаюсь и иду домой.

Моя маленькая квартирка с балконом находится совсем рядом, и ужин не успевает остыть. Я кладу рукопись Хейдегера на невысокий столик, подальше от кисло-сладкого соуса. Если что-нибудь случится с тетрадью, Минерва меня четвертует. Я отодвигаю свитки пергамента и чернильницу в сторону и пристраиваюсь с едой на чистой половине кухонного стола. Вид различных записей вызывает во мне желание поскорее взяться за работу, и курица мгновенно исчезает. Через пару минут я уже соскабливаю соус с боков пустой коробочки китайскими палочками для еды, так толком и не разобрав, что же я съела. Никогда не думала, что настанет такой день, когда я смогу управиться с ужином быстрее Рона. Торопясь, я прибираюсь на кухне, а потом иду в большую комнату, сажусь на диван, открываю тетрадь и продолжаю чтение:

«...у меня такое чувство, что я сам стал непосредственным участником трагедии. Крики заполняли весь дом, но мне стало понятно, что все произошло на втором этаже. Я вскочил со стула и опрометью кинулся по прогнившим ступенькам наверх. Оказавшись в коридоре, я понял, что вопли раздаются из комнаты, находящейся в самом его дальнем конце. А ведь я там был не далее, чем час назад! Я направился к двери и, когда оказался около нее, услышал зов о помощи:

— Кто-нибудь, помогите, пожалуйста! — донесся до меня пронзительный женский голос. В нем было столько отчаяния, словно женщина чувствовала, что никто не придет. И в этот момент я решил заняться не просто исследованием, а как-то вмешаться в происходящее, хотя толком не знал, что для этого потребуется. Я не мог допустить, чтобы она страдала всю вечность.

Сейчас, оглядываясь на происшедшее, мне ясно, что стучаться было бесполезно, ибо крики были такими громкими, что женщина меня все равно не слышала. Следующий мой шаг вряд ли можно назвать приличным, но мне не оставалось ничего другого: я открыл обшарпанную дверь без приглашения. В комнате было холодно и темно. К своему ужасу, прямо перед собой я увидел широко распахнутые глаза.

От страха я не мог пошевелиться. Дар речи пропал, и я просто стоял, беззвучно открывая и закрывая рот. Теперь я точно знаю, что мне никогда не забыть ее голоса, он навечно остался у меня в памяти. Если бы мне заранее не было бы известно об этом волшебном феномене, то решил бы, что передо мной находится человек из плоти и крови, а не призрак. Все, что я читал об Отголоске смерти, оказалось правдой. Но все же больше всего мне запомнился именно голос.

Когда несчастная меня увидела, все в переменилось в заброшенной комнате. Я заметил, что в ее глазах вспыхнула надежда, желание сражаться и победить во чтобы то ни стало. От безысходности я сам чуть не расплакался. Женщина откинула одеяло, и моим глазами предстала ужасная картина: шелковая ночная рубашка была разрезана, скорее всего, ножом. Все было залито кровью. В это мгновение я осознал весь кошмар сложившейся ситуации. На меня накатила волна тошноты, и я отвернулся, сдерживаясь из последних сил.

Я осторожно приблизился к пострадавшей, зная, что с моим появлением она стала надеяться на благоприятный исход в столь отчаянном положении. Я толком не знал, что делать дальше, но тем не менее подошел ближе. Едва я оказался в пределах досягаемости, как женщина вцепилась в мою мантию мертвой хваткой. Я такого не ожидал и отпрянул. И все же именно ее голос не дал мне развернуться, вырвавшись из ее пальцев, и опрометью броситься из комнаты. В этот раз она обратилась ко мне напрямую и взмолилась о помощи. Мне ничего не оставалось, как взять скомканную простынь и прижать к ранам. Однако какой фарс! Мне пришлось притвориться, что я пытался что-то сделать, хотя точно знал, что все бесполезно. Правда, сама женщина об этом не догадывалась.

События следующих часов мне не забыть никогда, но у меня с трудом хватает душевных сил изложить все это в подробностях. Женщина принялась рассказывать во всех деталях, что произошло, словно думала, что это что-то изменит. На нее напали, пока она спала, и даже сейчас она понятия не имела, кто это был. Она поведала о том, как почувствовала невыносимую боль, когда кинжал, прорезав одеяло, вонзился в нее. Она повторила все ужасные слова, которыми обзывал ее убийца. Слова, которыми даже собаку не назовешь, не говоря уже о человеке. Нападавший был в маске, и после того, как ударил несчастную ножом, он сломал волшебную палочку, ее единственный шанс на спасение. А потом трусливо сбежал.

Мне никогда не понять причину такой ненависти, такой злобы, из-за которых погибла невинная женщина. Я также не понимаю, как человек, прибегший к такому насилию, осмеливался называть другого человека грязными ругательствами. Это потрясло меня до глубины души. Мне даже страшно подумать, что я мог бы сделать с этим изувером, окажись я с ним лицом к лицу.

Вскоре после того, как женщина рассказала мне, что с ней случилось, она назвала свое имя — Анна, а также призналась в том, что обладала магическими способностями. Казалось, ей стало немного легче, когда она узнала, что я тоже волшебник. Но в то же мгновение она принялась умолять меня помочь и не дать ей погибнуть. Как же я мог быть таким глупцом, что с самого начала не предположил, о чем она могла попросить? В любом случае, я не был готов к такому повороту событий, и мне не удалось сразу придумать какую-нибудь убедительную ложь. В результате я рассказал ей правду. А именно, что она была мертва уже как минимум шесть месяцев.

Я внимательно смотрел на Анну, пока она размышляла над моими словами. Я был поражен тем, что она выглядела, как живая. В какой-то момент ее лицо приобрело спокойное выражение. Похоже, она мне поверила и почувствовала некое облегчение от принятого решения. Она сказала, что не боится конца, но попросила выполнить одно последнее желание: она хотела знать моё имя. Сначала я не понял, зачем ей это было нужно, но потом она объяснила, что перед смертью хочет знать и помнить доброго человека, а не того монстра — убийцу. Мне никогда не забыть искренность и серьёзность ее тона.

Последним словом, сорвавшимся с ее губ, было моё имя: «Сорен». После этого она исчезла, а я остался один на один со своими беспорядочными мыслями. Я еще долго сидел на стуле, не в состоянии пошевелиться. В какой-то момент я почувствовал, что на комнату стало заполнять странное спокойствие. Казалось, оно проникало вовнутрь сквозь щели в полу и в оконных рамах, равномерно растекаясь по всему помещению. Я опять посмотрел на кровать, где до этого находилась Анна. Теперь там было пусто.

Я прождал весь день и всю ночь, желая убедиться, что цикл не повторится вновь. К моему облегчению, когда взошло утреннее солнце, все вокруг меня было по-прежнему спокойно. Анна перешла в лучший мир.

Записано мною двадцатого сентября сего года в попытке понять, что произошло с несчастной женщиной по имени Анна, а также ради того, чтобы задокументировать события, которые являются доказательством существования феномена Отголоска смерти. В этом я абсолютно уверен».

А я уверена, что только что прочла сценарий фильма ужасов, а не отрывок из работы ученого. Я медленно закрываю тетрадь и кладу ее на стол, словно боюсь, что могу попасть в плен ужасных событий, описанных в ней. Я решаю не читать дальше, так как часть меня не совсем верит во все это. Чтобы сомнения не одолели меня, я выключаю свет и направляюсь в спальню, хотя в глубине души, понимаю, что неправа.

Меня преследуют кошмары, и я просыпаюсь как минимум раза три за ночь. В голове путаются образы окровавленных ведьм в компании полупрозрачного Северуса Снейпа, и, конечно, отдохнуть у меня толком не получается. Каждый раз, закрывая глаза, я переношусь в полуразвалившийся дом из позапрошлого столетия, где, как в ловушке, мечется невинная душа. Иногда для разнообразия мне видится Снейп. Я смотрю, как он оживает на грязном полу Визжащий Хижины, его мутные глаза полны упрека. Промучившись таким образом несколько часов, я выпутываюсь из потных простыней и покидаю спальню.

Бесцельно я перехожу из гостиной в кухню. Неожиданно мне приходит в голову блестящая идея — я не заварить ли мне чайку? Я направляюсь к плите и слишком поздно замечаю рюкзак, лежащий на полу. Нога цепляется за лямку, я чуть не падаю, а из рюкзачка вылетают все мои бумаги, ровным слоем ложась на пол. Мои записи перемешиваются с министерскими документами, и в результате я смотрю на невообразимый беспорядок. Конечно, я могла бы взмахнуть волшебной палочкой и разложить всё в аккуратные стопки, но вместо этого я сажусь по-турецки на пол и принимаюсь за разборку бумаг. Это довольно нудная работа, но, к моему удивлению, она успокаивает мои нервы. Я увлекаюсь делом, и в результате неприятные мысли, что крутились в голове последние несколько часов, отходят на задний план. Однако идиллия заканчивается ровно тогда, когда я нахожу отчет из аврората, рассказывающий о расследовании смерти профессора Снейпа. Сначала я решаю положить его в стопочку с другими официальными бумагами, ведь я и так имею хорошее представление о том, что там может быть написано, но любопытство пересиливает.

В первых строчках отчета указаны авроры и неваразимцы, приписанные к этому делу. Фамилии мне незнакомы, и, откровенно говоря, документ составлен спустя рукава. Я собираюсь отложить его в сторону, но вдруг несколько предложений в конце страницы привлекают мое внимание. При виде названия «Визжащая хижина» я вздрагиваю, а сердце пропускает удар. Я читаю написанное, ожидая какого-то подвоха:

«В четверг двадцать восьмого мая тысяча девятьсот девяносто восьмого года старший аврор Августус Страут и невыразимец Алистар Клагг прибыли в деревню Хогсмид для расследования возможного магического беспорядка в заброшенном доме, известном как Визжащая Хижина. Войдя в хижину, невыразимец Клагг произнес заклинания, необходимые для определения феномена Отголоска смерти, однако отклонений от обычного состояния не обнаружил. Из чего был сделан вывод, что Отголосок смерти отсутствует. Аврор Страут признал строение безопасным и запечатал его. Это было произведено в шестнадцать часов пятьдесят три минуты. Визжащая Хижина будет окончательно опечатана, когда дело будет закрыто».

Бумага выскальзывает из разжавшихся пальцев, а я, стоя на четвереньках, отчаянно пытаюсь найти отчет о вскрытии. «Ну где же, где же, где же он?» — бормочу я себе под нос, но все бесполезно, словно я ищу иголку в стоге сена: на полу разбросано не менее двухсот различных бумаг и бумажек.

— Акцио отчет о вскрытии, — произношу я, потеряв терпение и вытащив палочку из узла волос на голове.

От куда-то из под самого низа искомый документ вылетает на свет и бьет меня прямо по лицу. Я ловлю его в воздухе и открываю на последней странице, там, где указаны различные дополнения. И не важно, сколько раз я перечитываю написанное, там всегда значится одно и то же:

«Дополнение №3 от 1 июня 1998г.: После тщательного исследования места происшествия, произведенного Министерством Магии, эксперты пришли к выводу, что признаков Отголоска Смерти не обнаружено. Установлено, что потерпевший погиб в тоннеле, соединяющем Школу Чародейства и Волшебства «Хогвартс» с деревней Хогсмид. Группа авроров прибыла для проведение расследования на место гибели и не нашла никаких аномалий. В целях обеспечения безопасности доступ в тоннель закрыт».

Должно быть, в неразберихе, царившей после войны, кто-то допустил ошибку, и мне еще предстоит узнать, насколько серьёзную. Моей первой реакцией является желание отправить Гарри сову, но учитывая, что уже слишком поздно, я передумываю. Хотелось бы мне поговорить и с аврором и с невыразимцем, занимавшимися этим делом, но я знаю, что это бесполезная затея. Я также сомневаюсь, что мне удастся поговорить с целителем из больницы Святого Мунго, ведь Гарри не имел права выносить эти документы за пределы Министерства. А раз так, то как я объясню, что они оказались у меня дома, и я их читала? Тогда я решаю, что единственный способ во всем разобраться — это продолжить расследование самой. При одной мысли, что мне придется пережить то, что пережил Хейдегер, по телу пробегают мурашки, но я напоминаю себе, что у меня нет выбора. После этого я, взмахнув палочкой, отправляю все бумаги в аккуратные стопки и возвращаюсь в спальню. Вдруг повезет, и я смогу поспать хотя бы несколько часов, прежде чем мне придется оказаться в одной из самых неприятных ситуаций, какие мне когда-либо приходилось переносить.

На рассвете я все так же лежу с открытыми глазами, наблюдая за тем, как небо окрашивается первыми проблесками наступающего дня. Я смотрю, как пылинки танцуют в первых лучах солнца и размышляю об Анне, той несчастной ведьме, о которой рассказывал Хейдегер. Судя по его описанию, Анна выглядела абсолютно реальной. Она вела себя, как человек, хорошо осознающий, что с ним произошло. Хейдегер разговаривал с ней, и она отвечала, а когда он дотронулся до женщины, то под пальцами почувствовал кожу, а не воздух. А ведь Анна находилась под влиянием Отголоска смерти всего каких-то шесть месяцев. А что будет с душой, которая провела в этом порочном круге не один год? От этой мысли меня передёргивает, и я отчаянно надеюсь, что мне никогда не придется об этом узнать.

Я встаю и одеваюсь. Однако мои мысли витают очень далеко от завтрака и обычного утреннего ритуала. Снейп никак не идет у меня из головы, и постепенно меня заполняет страх. Я кладу кое-какие бумаги в свой рюкзак. Главное — не забыть отчет о вскрытии. Если у меня получится поговорить с профессором Снейпом, то мне понадобятся доказательства того, что он уже мертв, а то он не воспримет мои слова всерьез. Я несколько раз проверяю, всё ли взяла. Кажется, все в порядке, и можно трансгресировать, но в этот момент мне приходит в голову одна мысль: наверно, стоит поставить кого-нибудь в известность о том, куда я пошла и что собралась сделать на тот случай, если произойдет что-то непредвиденное. Я беру листок пергамента и черкаю пару строк Гарри. Я указываю его домашний адрес для того, чтобы он смог прочитать послание только поздно вечером. С одной стороны я хочу, чтобы он знал что я затеяла, но с другой — я не хочу, чтобы он вмешивался. А в том, что они кинется на выручку, я не сомневаюсь. Я отправляю сову с письмом, а сама собираюсь с духом для путешествия в Визжащую хижину.

Через секунду я оказываюсь у здания, наиболее часто посещаемое приведениями, чем какое-либо другое строение во всей Британии. По крайней мере такие ходят слухи, и через несколько минут у меня появится возможность либо их подтвердить, либо опровергнуть. На перилах лестницы, ведущей в Хижину, висит веревка, а рядом установлена табличка с надписью: «Вход воспрещен». Я подлезаю под веревку, поднимаюсь по ступеням и, подойдя к двери, произношу простое отпирающее заклинание. Едва я оказываюсь внутри, как на меня обрушивается поток воспоминаний. Я помню, как мы были здесь в то время, когда еще учились на третьем курсе и думали, что Сириус охотился за Гарри. В тот раз Снейп тоже был в хижине — присматривал за Гарри, как и полагалось. Я также помню, когда я видела его в этом месте в последний раз. Это случилось в тот день, когда он умер. Ну, или по крайней мере, я так думала.

Я прохожу через хижину и приближаюсь к началу тоннеля. Сердце бешено колотится где-то в горле, а колени подгибаются. Во мне все протестует, и так хочется опрометью бросится обратно в свою квартирку, где я буду в безопасности. И зачем я только пришла в этот дом, где произошло столько ужасных событий? Но я знаю, что другого пути у меня нет. Усилием воли подавив страх, я открываю дверь и ступаю в подземный проход, в котором погиб мой преподаватель по волшебному зельеварению.

Оказавшись в тоннеле, я теряю самообладание. Мне делается не по себе от тесного пространства и от звенящей тишины, окружающих меня. Совершенно очевидно, что тут давно никого не было. К тому же в проходе ужасно пахнет: липкий, тягучий запах гниющих растений и застоявшейся воды. Каждый вздох обжигает мне лёгкие. Я понимаю, что подобный аромат является естественным для заброшенных мест, но легче от этого не становится. Я начинаю жалеть, что пошла сюда одна, но теперь уже поздно что-либо менять. Отодвинув подобные мысли в сторону и закрыв дверь заклинанием, я продолжаю путь.

Лаз, ведущий из Визжащей Хижины в Хогвартс, оказывается еще более труднопроходимым, чем я его помню. Однако, несмотря на всё это, мне удается продвигаться достаточно быстро. Я иду, внимательно смотря под ноги, и стараюсь не обращать внимания на то, что по телу пробегают мурашки, и волоски на руках встают дыбом. В какой-то момент я все же решаю повернуть обратно, спотыкаюсь о камень и лечу лицом вперед. Прямо перед своим носом я вижу лужу частично свернувшейся крови. От неожиданности я охаю и понимаю, что она принадлежит не мне. В ноздри ударяет резкий запах, и я подаюсь назад, обдирая колени даже сквозь толстую материю джинсов. Стараясь унять дрожь во всем теле, я сажусь, прислонившись спиной к стене, и закрываю глаза.

Все то, что я прочитала вчера, всплывает в памяти, но мысли в голове путаются, и я никак не могу сосредоточиться. Почему все это кажется таким реальным? Поборов страх, я поднимаюсь на ноги. Медленно я подхожу к луже крови, желая доказать, что все происходящее является плодом моего буйного воображения. Не раздумывая, я наклоняюсь и дотрагиваюсь до густой жидкости. На ощупь она теплая и мокрая. На меня тут же накатывает тошнота.

Вытащив палочку, я направляю ее на мои перепачканные пальцы и дрожащим голосом произношу очищающее заклинание. На какую-то долю секунды мне кажется, что я ошиблась с волшебной формулой. У меня перед глазами стоит сплошной красный цвет. Я сглатываю, пытаясь успокоиться, и предпринимаю еще одну попытку. Опять ничего не происходит. В ужасе я вытираю пальцы об стену и вижу, как они оставляют за собой кровавые следы. Я так и стою с полуоткрытым ртом. Но в какой-то момент все мои путающиеся мысли исчезают, и мне кажется, что я слышу, как кто-то разрывает материю.

«Давай же, двигайся», — шепчу я сама себе, в то время как звук становится громче. Я прижимаюсь к стене. К счастью, я могу спрятаться за небольшим выступом, образовавшимся из-за частичного обвала. «И что теперь делать?» — задаюсь вопросом я.

Первая мысль — это обратиться в бегство, но ноги не слушаются меня. И тут я слышу стон. Человек, скорее всего профессор Снейп, издавший его, находится от меня на расстоянии всего каких-нибудь двадцати футов. Я делаю несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться и справиться с кошмаром, который окружает меня. В книге было что-то сказано о том, что если уж пришлось стать свидетелем отголоска, то надо постараться остаться сторонним наблюдателем и не принимать все происходящее слишком близко к сердцу. Эта мысль несколько успокаивает меня, и я в лучших традициях гриффиндорской бравады выглядываю из-за угла.

С непониманием я смотрю на лежащего передо мной мужчину. Само собой, это Снейп. Он выглядит абсолютно реальным и ничем не напоминает тех призраков, которых мне доводилось видеть. Несмотря на то, что было написано в тетраде Хейдегера, я почему-то думала, что профессор будет больше походить на духа, а не на живого человека. Я помню его именно таким. Волосы, черные, как вороново крыло, достигают плеч и частично закрывают лицо. Но, несмотря на это, я вижу, что его черты искривлены страданием. И уже в который раз ужас наполняет меня, когда я замечаю, как пот и кровь блестят на его коже. И в мире не было такой книги, которая смогла бы подготовить меня к происходящему, и прежде, чем я успеваю зажать рот рукой, с моих губ срывается крик.

Услышав мой голос, профессор Снейп поворачивает голову в сторону, пытаясь определить, кто это находится рядом с ним в узком тоннеле. От этого движения свежая кровь появляется на шее и пачкает его и без того грязную рубашку. Он молча рассматривает темноту перед собой. Я застываю, не дыша, стараясь слиться с окружающей обстановкой. В то же время я пытаюсь как-то осознать все то, что я вижу перед собой. Не желая встречаться с его холодным взглядом, я изучаю палочку, зажатую в моих дрожащих пальцах, а потом затыкаю ее за носок. Зачем иметь соблазн, когда я знаю, что ничем не смогу ему помочь.

Либо я уже успела забыть все то, что видела пять лет назад, либо только сейчас в первый раз имею возможность толком разглядеть, как сильно пострадал профессор. Змеиные клыки вонзились в горло в районе челюсти, оставляя рваные края. При виде изуродованной плоти я близка к тому, чтобы потерять сознание. Мне становится непонятно, как он все еще жив с такими-то повреждениями, но тут я вижу, как он достает два флакончика и залпом их выпивает. Должно быть, это Крововосполняющее зелье или какой-нибудь необыкновенно действенный Животворящий эликсир. Покончив с ними, профессор отбрасывает склянки, и проход заполняется звуком стекла, прокатившегося по камню. Зашипев, Снейп с силой дергает полуоторванный рукав, и когда тот полностью отделяется от сюртука, профессор стягивает его с руки. Потрясенная, я наблюдаю за тем, как Снейп обматывает рукав вокруг шеи, видимо, таким образом надеясь остановить кровотечение. Я удивляюсь тому, как он ловко все это проделывает, несмотря на то, что его пальцы дрожат.

Закончив, он поворачивает голову с мою сторону.

— Что, пришли меня прикончить? — спрашивает он хриплым голосом, словно только что проснулся.

Я не сразу понимаю, что он обращается ко мне. В любом случае ответить я не в состоянии.

— Покажитесь, прежде, чем я вас выволоку за шкирку. Уверяю, вам это вряд ли понравится.

И что теперь? Я судорожно пытаюсь вспомнить свой план. Постепенно до меня доходит весь ужас положения. Вряд ли мне удастся переждать в сторонке весь цикл, особенно теперь, когда Снейп знает, что я рядом. Я пытаюсь успокоиться и даже приглаживаю волосы, которые завились еще больше от влажного воздуха.

Не знаю, кого он ожидает увидеть. Возможно, какого-нибудь Пожирателя смерти или самого Лорда Волан-де-Морта, но уж точно не меня.

— Грейнджер...— говорит он, и от удивления его глаза распахиваются чуть шире.

— Профессор Снейп, — отвечаю я и чувствую, как бледнею. Должно быть, цветом лица я сейчас становлюсь похожа на него.

На какое-то мгновение его черты застывают, а потом на губах появляется издевательская ухмылка, словно ему хочется, чтобы мне стало не по себе.

— Хотите передать меня Ордену? Или еще лучше — сразу Министерству? Чтобы уж дементоры покончили со мной поскорее, — резко говорит он, но я была к этому в какой-то мере готова.

— Я здесь не для того, чтобы сдать вас властям.

Я замечаю, как при моем приближении он напрягается. Неужели он мне совсем не доверяет?

— Интересно, почему? Вы наверняка уверены, что я достоин поцелуя.

— Вы вряд ли представляете для меня угрозу. К тому же, вам нужна помощь, — я указываю на его шею. Он прищуривает глаза то ли от недоверия, то ли от неприязни — мне трудно понять.

— Грейнджер, и каким же образом вы сможете мне помочь? — скептически интересуется он. — Не существует такого волшебного средства, о котором знаете вы и о котором не подумал бы я. К тому же я сомневаюсь, что у вас хватит сил вытащить меня из этого лаза.

— Вы правы, профессор, у меня это вряд ли получится, — соглашаюсь я безнадежным тоном, что не ускользает от внимания Снейпа.

— Тогда перестаньте терять попусту время и вернитесь к Поттеру.

По голосу я догадываюсь, что он не желает продолжать этот разговор и хочет, чтобы я ушла.

— Гарри неплохо справляется и без моей помощи, — возражаю я, пытаясь придумать ложь поубедительней. — К тому же, он велел мне побыть с вами, пока он смотрит ваши воспоминания.

— Неужели? — произносит профессор и замолкает.

Кажется, он погружается в свои мысли, и я решаюсь сесть на пол в некотором отдалении, чтобы не сильно его нервировать. Он ничего не говорит, только смотрит на меня с неудовольствием. Я решаю, что для начала получается неплохо, могло быть и хуже.

Я опираюсь руками об камни и натыкаюсь на склянки из-под зелий, что он недавно отбросил в сторону. К счастью нас окружает полутьма, и я незаметно провожу пальцем по горлышку. Снадобье, оставшееся на стекле, на ощупь липкое и довольно вязкое. Я притворяюсь, что откидываю волосы с лица, а на самом по запаху пытаюсь разобрать, что же это за лекарство.

— Крововосполняющее зелье, — произносит Снейп как раз в тот момент, как я вдыхаю в себя неприятный металлический аромат.

Его слова подтверждают то, о чем я уже догадалась, но тем не менее я застываю с рукой около носа и, не отрываясь, смотрю в его полузакрытые глаза.

— Простите, что?

— Ваш палец испачкан в Крововосполняющем зелье. Могли бы просто спросить, — раздраженно отвечает он. Интересно, что, несмотря на его довольно плачевное положение, ничто не ускользает от внимания профессора.

Язык у меня примерзает к небу, но это не может быть правдой, ибо я слышу, как мой собственный голос эхом отражается от стен тоннеля:

— Я просто хотела убедиться, что это так, — говорю я. «Очень правдоподобно, Гермиона! В следующий раз придумай что-нибудь поумнее», — мысленно ругаю я себя. — Я видела, что вы принимали какие-то лекарства, и мне было любопытно.

— Хм, она говорит, что я не представляю опасности, но тем не менее не доверяет мне, — фыркает профессор Снейп.

Мне нечего возразить, ведь он прав, правда, не в том смысле, как ему думается. Мне будет непросто отвлечься от реальности происходящего. Но тем не менее мне необходимо завоевать его доверие и рассказать ему правду в нужный момент. А сейчас я сомневаюсь, что он поверит единому моему слову. Я вытираю остатки зелья о джинсы и решаю посидеть молча, пока мне не представится возможность заговорить.

Кажется, профессор Снейп не против такого положения вещей, и долгое время я слышу только его прерывистое дыхание да стук собственно сердца в висках. Пользуясь моментом, я внимательно изучаю Северуса Снейпа. Он выглядит старше, чем я помню, но это, возможно, из-за того, что его душа находится под влиянием магического феномена. Видно, что он очень устал, и рана доставляет ему немало страданий. Но, несмотря на все это, он кажется настоящим, абсолютно живым. Благодаря зелью, он уже не такой бледный, каким был, когда я пришла. Учитывая все это, я решаю, что новый цикл только что начался, а раз так, то меня ждет очень долгий день.

В какой-то момент, пока я разглядываю его худые щеки, профессор Снейп замечает мой интерес. Я встречаюсь взглядом с его черными глазами, и не могу отвести своих.

— Мы думали, что вы умерли в хижине, — произношу я. Надеюсь, что это звучит убедительно. В конце концов назвать ложью мои слова нельзя, ведь мы и вправду думали, что он погиб. Теперь главное — не cморозить какую-нибудь глупость. — Именно поэтому Гарри послал меня обратно. Чтобы я доставила ваше тело в замок.

— Для того, чтобы он мог плюнуть мне в лицо или выставить на всеобщее осуждение? — с некоторым усилием, но от этого не менее язвительно, отвечает Снейп. — Ваш драгоценный Поттер считает меня убийцей. Я думаю, что мне не стоит рассчитывать на милосердие даже на том свете. Скажите мне правду, — требует профессор сквозь зубы, — зачем вы здесь?

Совершенно очевидно, что сейчас я не могу сказать все, как есть, и не уничтожить то, что осталось от его искалеченной души. Хотя мне и трудно противостоять его просьбе. Смогу ли я солгать погибшему человеку, к тому же еще умершему в мучениях? Я не знала, как ответить на это вопрос до прибытия сюда, и сейчас, смотря в его полуприкрытые глаза, я понятия не имею, что сказать.

— Я пришла по собственному желанию, — говорю я, надеясь, что слова звучат убедительно.

— Почему?

— Потому, что я не могла оставить вас здесь одного, особенно после того, что вы сказали Гарри. Мне показалось, что что-то было не так, — теперь мне становится понятно, какой тактики лучше всего придерживаться: если я буду говорить ему только часть правды, то тогда мои слова будут звучать убедительнее, и он скорее мне поверит. Хотя мне не ясно, насколько хорошо у меня это получится. В конце концов, это не меня шляпа распределила на Слезирин. К тому же меня мучает совесть, что мне придется лгать профессору Снейпу. Мне почему-то кажется, что я делаю что-то недостойное. «Успокойся», — уговариваю я себя и стараюсь прогнать эту назойливую мысль из головы.

Судя до выражению лица Снейпа, он хорошо помнит, что сказал Гарри, однако решает не повторяться. Впрочем, это и не нужно, я тоже не забыла его слов. Вместо продолжения разговора Снейп прислоняется затылком к грубому камню стены и глубоко вздыхает.

— Мисс Грейнджер, оставьте меня в покое. Я абсолютно не нуждаюсь в том, чем вы хотите меня облагодетельствовать.

Судя по его тону, он уже не думает, что я вернулась для того, чтобы предать его и сдать властям. Но в то же время ему хочется, чтобы его оставили в покое, и я понимаю его, хотя и не могу выполнить такое пожелание.

— После того, что случилось с вами, я не могу бросить вас одного. Вам еще повезло, что вы до сих пор живы.

— Не будьте идиоткой, Грейнджер. Какое тут везение? — неожиданно мягко говорит он. — Вы ведь знаете, какими свойствами обладает яд этой змеи?

— Да, он не дает ране зажить.

Я хорошо помню визит в больницу к Артуру Уизли: при каждом его движение повязки, наложенные на лицо и руку пропитывались новой порцией крови. Сглотнув, я наконец-то решаюсь посмотреть профессору Снейпу в глаза:

— Если у вас нет Крововосполняющего зелья или противоядия, то смерть неизбежна.

— Мисс Грейнджер, мне что-то не очень нравится слово «неизбежна», — поморщившись, Снейп старается сесть попрямее. При этом он осторожно прижимает руку к левому боку, а я сразу вспоминаю отчет о вскрытии, в котором упоминается о трех сломанных ребрах. — Я не собираюсь умереть в этой богом забытой дыре.

С удивлением я смотрю на него. Конечно понятно, что он не осознаёт, что уже умер, но такая уверенность в том, что он обязательно выживет, несколько неожиданна. Эта мысль сбивает меня с толку, и какое-то время я не знаю, что сказать.

— А у вас есть противоядие? — как можно спокойнее спрашиваю я. Я почти уверена, что у Снейпа оно имеется и что почти наверняка он его уже выпил. И я точно знаю, что оно ему не поможет.

— Вы что, совсем меня за дурака держите? — прищурившись, спрашивает он, и его тонкие губы растягиваются в ухмылке.

— Нет, — качаю я головой и отвожу взгляд.

— Ну же, — неожиданно рявкает Снейп, и я подскакиваю на месте. Он осторожно ощупывает рукав, обматывающий шею, и, когда он отводит руку в сторону, я вижу, что его пальцы испачканы кровью. — Нечего ходить вокруг да около. Спрашивайте, что хотели.

Гладя на напряженное выражение его лица, я аккуратно подбираю слова:

— Я не понимаю, почему противоядие не помогает, — произношу я и перевожу взгляд на лужу крови на каменном полу. Рассматривая алые пятна я вдруг понимаю, что воздух наполнен металлическим запахом. Он потерял слишком много крови. Вряд ли от противоядия есть толк.

— Оно помогает, но, к сожалению, не мгновенно. Вас не удивляет, что я могу разговаривать? Я был лишен этой возможности на протяжении нескольких часов сразу после нападения змеи. Противоядие должно смешаться с зараженной кровью, а на это уходит время.

Я слышу все то, что Снейп говорит, но не очень понимаю. Что тут может помочь, если рана все равно кровоточит?

— Но как же оно поможет, если вытекает вместе с кровью?

— Ну надо же, до чего вы сообразительны! — огрызается Снейп. — С этим мне помогает справиться Крововосполняющие зелье. В данном случае кровь выступает в роли судна: она переправляет противоядие к ране, ну или ранам, как в моем случае, и оно, убивая токсины, позволяет укусам затянуться.

— И сколько на это уйдет времени?

— Возможно часы или даже дни. Все зависит от тяжести повреждений.

Часы. Дни. Невозможно вообразить. Сейчас я решаюсь задать вопрос, который не дает мне покоя с того самого момента, как я нашла Снейпа в тоннеле:

— А почему вы остались здесь ждать? Почему не пошли за помощью?

В ответ я получаю молчание, но по блеску его глаз догадываюсь, что мысленно он уже ответил мне.

— Вы ведь знаете, что происходит, когда вам приходится напрягаться? — спрашивает Снейп. Я открываю рот, чтобы ответить, но он не дает мне. — Когда вы двигаетесь, то сердцебиение ускоряется, и в результате кровь бежит по сосудам быстрее и с силой выталкивается из раны. И как далеко мне удалось бы уйти в таком состоянии? У меня с собой ограниченное количество зелья, и я вряд ли смог бы преодолеть этот чертов тоннель, не говоря уже о битве при Хогвартсе.

— Понятно. То есть вы решили лежать здесь до тех пор, пока не умрёте? — рассерженно спрашиваю я.

Профессор Снейп хмурится в ответ на мою реплику, и я понимаю, что зашла слишком далеко со своими вопросами и вывела его из себя.

— Я не понимаю какое отношение моя жизнь и судьба имеют к вам. Но для того, чтоб успокоить вас, сообщаю: я слишком себя ценю, чтобы вот так бесславно умереть.

— Вы сказали, что не один день уйдет на то, чтобы повреждения затянулись. Но тогда вам нужно... — я не могу закончить предложения. Как я могу умолять его не сделать роковой ошибки, когда уже все предопределено. «Успокойся, — мысленно уговариваю себя. — Ты знаешь, что ничего нельзя изменить. Все уже свершилось».

— А сколько у вас еще флакончиков с зельем? — опять заговариваю я и зажмуриваюсь, надеясь, что когда открою глаза, весь этот кошмар исчезнет. В какой-то мере я не хочу знать ответ на свой вопрос, но мне нужно довести начатое до конца, а раз так, то придется выслушать Снейпа. Зная, сколько имеется снадобья, я смогу понять, сколько времени остается мучиться профессору Снейпу, да и мне.

— Шесть.

— Вы думаете, этого достаточно? — спрашиваю я, хотя точно знаю, что этого мало. Но что еще я могу сказать умирающему человеку?

— Если бы я так не считал, то захватил бы больше, — мрачно отвечает Северус. — К тому же, я уже выпил восемь.

— Должно быть у вас в плаще спрятана целая аптека, — смеюсь я сквозь слёзы. Я понимаю, что моя попытка разрядить обстановку жалка, но я не знаю, что еще сделать. — Как будто вы знали, что на вас натравят змею.

— Да, это так очевидно? — Снейп смотрит на меня холодными глазами, в которых нет и капли улыбки. — Как только я узнал, что Темный Лорд ищет Бузинную палочку, я сразу понял, что мои дни сочтены. В какой-то момент он бы догадался, что не является ее хозяином, и вскоре бы понял, что хозяин — я. И как только это мысль посетила его, он убил меня, не задумываясь.

— Но ведь он считал, что вы были одним из самых преданных слуг, — возражаю я, надеясь выведать побольше. — К тому же одним из наиболее сильных магов. Как же он так мог легко отделаться от вас?

— После убийства Дамблдора я был ему не нужен. Я стал пешкой в его игре. Бесполезной фигурой, с которой не жалко расстаться. Он знал, что шпионом мне уже не быть, ведь члены Ордена убили бы меня сразу, как только бы представилась возможность, — с грустью говорит он, и мне кажется это необычным. Мне никогда раньше не удавалось услышать эмоции в его голосе. — Волан-де-Морт не боялся никого, кроме Дамблдора, и когда того не стало, Темный Лорд полагает, что теперь его ничто не остановит.

Я складываю руки на коленях и замечаю, что они дрожат. Я никогда не думала, что его ответ будет таким правдивым и жестоким. Почему он все еще играет в игру, правил которой я не понимаю?

— Почему... почему вы мне это рассказываете?

— Что, стало не по себе? — интересуется он. Его ответ опять полон привычного сарказма, но мне от этого легче не становится. — Возможно, вам стоит научиться задавать только те вопросы, ответ на которые вы готовы выслушать.

Да уж, лучше не скажешь. Чем дольше я сижу с ним в этом узком тоннеле, тем сильнее мне хочется сбежать. Я поджимаю губы и молчу, ожидая, когда Снейп заговорит первым. Он, конечно, этого не делает. Вместо этого он смотрит на меня с лёгким удивлением, появившемся в его холодных, осуждающих глазах. Словно ждет, когда же я опрометью кинусь отсюда. И тут я понимаю, что именно на такую мою реакцию он и надеется. Так мы и сидим молча, он смотрит на меня, а я — на потолок. Но потом он говорит что-то, чего я не ожидаю услышать.

— Простите что? — я перевожу на него взгляд и вижу, что он изучает сбитый носок своего ботинка.

— Я сказал, что велел ему посмотреть на меня, — не поворачивая головы, отвечает Снейп башмаку.

Я хмурюсь и закусываю нижнюю губу, боясь глупым вопросом прервать его рассказ. Если он хочет выговориться, то зачем ему мешать?

— Я помню.

— И этих слов было достаточно для того, чтобы убедить вас в моей невиновности? — все еще смотря в сторону, спрашивает Снейп. — Достаточно для того, чтобы подсказать вам, что что-то не сходится?

Первый раз в жизни я рада, что не знаю подробностей воспоминаний профессора Снейпа. Я сомневаюсь, что мне удалось бы не проговориться каким-нибудь образом, и это бы не только доказало, что я не умею лгать, но помешало бы мне осуществить то, ради чего я сюда пришла.

— Ну, не только это. Мы... я слышала весь ваш разговор с Темным Лордом, как вы умоляли его отпустить вас на поиски Гарри...

Если судить по тому, что Снейп наконец уставился на меня, не мигая, то вряд ли он ожидал, что я скажу что-то подобное.

— Возможно, я все это говорил ради спасения собственной шкуры? Чтобы выиграть немного времени.

— Возможно, но не думаю — слабо улыбаюсь я. — У меня сложилось такое чувство, что вам нужно было обязательно поговорить с Гарри до того, как он опять встретится с Волан-де-Мортом. И вы доказали это тем, что отдали Гарри воспоминания, — тихо добавляю я. — Вы исполняли обещание, данное Дамблдору. Ну или, по крайней мере, мне так показалось.

Профессор Снейп смеется, но смех переходит в кашель. Когда он отнимает руку ото рта, я вижу, что вся ладонь перепачкана кровью. Он старается незаметно стереть свидетельство ранения, но слишком поздно, ведь я уже заметила. Не обращая внимание на ужас, написанный у меня на лице, Снейп достает еще одну склянку с зельем из внутреннего кармана мантии. Вытащив пробку он смотрит на меня и поднимает бутылочку вверх, словно чествует какое-то необыкновенное достижение.

— Ну, за обещания, — говорит он и залпом выпивает содержимое флакончика, словно это просто дешевый портвейн. Снейп морщится от неприятного, металлического вкуса лекарства.

— Мисс Грейнджер, просветите меня. В чем заключались ваши обещания Дамблдору? — и в его голосе уже не слышно любопытства, ему на смену приходит неодобрение. Меня удивляет, что Дамблдор так никогда и не рассказывал ему, почему мы с Гарри и Роном вынуждены были скрываться после прихода Темного Лорда к власти.

— Я помогала Гарри, — произношу я. Судя по удивленному выражению его лица, Снейп понятия не имеет, о чем я говорю. — Мы искали осколки души Волан-де-Морта. Они называются крестражами. И каждый раз, когда мы находили новый, нам было нужно его уничтожить, что было совсем не просто, так как создания темной магии имели возможность влиять на окружающих.

Ноздри профессора Снейп подрагивают, и он молча слушает мой рассказ о том, как мы охотились за шестью крестражами. В какой-то момент, мне начинает казаться, что он пропускает мои слова мимо ушей и думает о чем-то своем. Хотя изредка он кивает головой. Но вот он понимает руку, жестом прося меня остановиться.

— Крестражи, — говорит он и морщится. — Дамблдор, верно, сказал Поттеру, где их искать.

Я качаю головой, вспоминая бесконечные дни, когда у нас не было ни надежды, ни идей, что делать дальше.

— Совершенно безответственный человек, — глухо говорит Снейп.

Я вжимаюсь в стенку, готовясь пережить надвигающуюся грозу. Без всякого предупреждения профессор Снейп больно хватает меня за руку, и по его лицу я вижу, что либо он сейчас упадет в обморок, либо с ним случится припадок.

— Темная метка! С ней... с ней что-то происходит! Пожалуйста... — он давится словами, переходящими в нечеловеческий вой, от которого у меня встают дыбом волосы.

Подчинившись инстинкту, я подбираюсь ближе к профессору, который все еще сжимает моё запястье, словно тисками. С каждой секундой его хватка усиливается, и я, стараясь не закричать сама, вожусь с рукавом рубашки. То, что я вижу, закатав материю, мне не забыть никогда. Метка стекает с его руки, словно краска. Дымясь, она, как кислота, разъедает плоть на своем пути. Когда черная жидкость падает на пол, то раздается шипение, и пар спиральками поднимается вверх. Темная магия покидает Снейпа, и я беспомощно смотрю, как боль и мука поглощают его, так же как волны океана поглощают кристаллик соли.

Я сижу рядом с профессором, не выпуская его руки, и стараюсь побороть панику, которая рвется на поверхность. Я понимаю, что если подчинюсь этому кошмару, то мне уже не выбраться. Как легко поверить в реальность происходящего. На самом деле это было правдой в какой-то момент, но не сейчас. Но каждый раз, когда мне удаются убедить себя, что все окружающее — плод моего воображения, Снейп стискивает мою руку еще сильнее. Трудно смотреть на ситуацию со стороны, когда я слышу его стоны и чувствую, как его пальцы холодеют в моих.

Северус неожиданно отпускает меня. Я слышу, как он с трудом дышит, и вижу, как напряжена каждая мышца в его теле. Я начинаю бояться, что это конец, но как раз в эту минуту он пронзительно кричит. На какое-то мгновение его тело поднимается над каменным полом, и я замечаю, что по его пальцам стекают ручейки крови. Я хватаю его руку и, с силой разжав кулак, смотрю на кровоточащие порезы, оставленные впившимися в кожу ногтями. Сразу же в голове всплывают слова из отчета о вскрытии: «На ладонях трупа отмечены ранки и ссадины различной длины. По предварительному заключению данные повреждения были нанесены самим потерпевшим».

Я больше не позволю ему калечить себя из-за этого кошмара. Я переплетаю свои пальцы с его и чувствую кожей горячую и липкую кровь. Я точно не знаю, что делать, но все же обнимаю его, надеясь, что Снейпу станет легче от того, что кто-то есть рядом.

Последняя волна боли прокатывается по его телу, Снейп переворачивается на бок и подтягивает колени к груди. Его голова оказывается на моих коленях. Я смотрю на то, как он лежит, скрючившись, и глаза наполняются слезами. Я стараюсь их стереть поскорее, чтобы Снейп не смог заметить. Мне не хотелось бы, чтобы он видел, что я плачу. Вместо этого в попытке подбодрить нас обоих я глажу его по тусклым волосам.

— Он умер, — тихо и сипло произносит профессор. — Темного Лорда больше нет.

Сдерживая рыдания, я закусываю нижнюю губу. Услышав сдавленный всхлип, он принимает его за выдох облегчения и успокаивающе пожимает мне руку.

— Да, его больше нет, — соглашаюсь я, когда мне наконец удаётся справиться со слёзами. — И все благодаря вам, профессор.

Снейп удивленно фыркает, но продолжает молчать. Он не понимает, насколько нам помог, и сейчас мне очень хочется рассказать ему о том, что его наградили орденом Мерлина первого класса, рассказать о его портрете. Еще я хочу рассказать о том, что в своей книге я собираюсь поведать всю правду, но не могу выдавить из себя ни слова. Все эти материальные вещи кажутся такими никчёмным и ненужным, ведь ему они уже не понадобятся.

И вместо разговора я молчу, прислонившись спиной к стене прохода. Голова Снейпа покоится у меня на коленях. Силой воли я придаю своему лицу спокойное выражение, и мне становится интересно: Снейпу так же неловко, как и мне? Правда, он не подает виду, и я точно не знаю, он это делает ради себя или меня? По прошествии какого-то времени профессор слабым жестом указывает на нагрудный карман сюртука, где находятся оставшиеся пузырьки с зельем, которое может продлить его жизнь еще на несколько часов.

Со смертью Волан-де-Морта Снейп потерял не только отвратительное клеймо. Из-за припадка участилось сердцебиение, и в результате кровопотеря увеличилась. Не нужно быть колдомедиком для того, чтобы понять, что означает красная блестящая жидкость, в который мы все испачканы. Даже с того света Темному Лорду удается прикончить своих самых верных слуг. И сейчас я ненавижу это красноглазое чудовище, называвшее себя великим волшебником, с новой силой.

Северус пытается дотянуться до внутреннего кармана сюртука, где находится зелье, но у него не выходит. Я помогаю ему, и он не сопротивляется, когда я придвигаюсь слишком близко. В настоящий момент условности уже не играют никакой роли. Дрожащими пальцами я вытаскиваю пробку и подношу флакончик к его губам. Глядя на то, как он старательно выпивает все до последней капли, я с трудом удерживаюсь от того, чтобы не заплакать. Я пытаюсь ему помочь, и о этого на душе делается еще более мерзко.

Вскоре цвет его лица из землисто-серого становится чуть более естественным. На ощупь его руки кажутся более теплыми, но возможно, я просто это воображаю. Северус Снейп больше никогда не будет теплым и живым, как бы мне этого ни хотелось. Его сотрясает дрожь, а я, дабы совсем не расклеиться, отвожу взгляд и вытираю окровавленные пальцы.

— Я всегда был на его стороне. На стороне Поттера, — неожиданно говорит Снейп. — Я всегда ему помогал, ради нее.

Я молчу, потрясенная тем, что он говорит о таких личных вещах.

— Каждый раз, когда я видел его, я словно смотрел ей в глаза. За это я его ненавидел, но все равно помогал.

— Люди ошибаются. Главное, что вы исправили свои ошибки.

— Вы думаете, что я исправил их? — усталая улыбка на его губах сразу же превращается в гримасу боли.

— Вы сделали то, что должны были сделать. Гарри вас поймет.

Я не могу ему рассказать, что Гарри считает его одним из самых храбрых людей, с которыми ему приходилось сталкиваться. Я так же молчу о том, что, отдавая должное человеку, которого почти не знает, но которым, тем не менее, восхищается, Гарри хранит полученные воспоминания как можно дальше от посторонних глаз.

— Гарри всегда все понимает, — заканчиваю я.

После этого мы молчим, и я вижу, как он изредка то ли забывается неспокойным сном, то ли теряет сознание от усталости и кровопотери. Сейчас мне уже трудно разобраться. Если судить по меняющемуся выражению лица, то его посещают кошмары. На какое-то мгновение мне интересно, какие мысли крутятся у профессора в голове, думает ли он о прошлом или настоящем. Даже мертвым снятся сны, но только смотреть на это невыносимо. Ведь на самом деле Снейп уже никогда не проснется.

Устыдившись, я отвожу взгляд и размышляю о том, как это все можно было бы предотвратить. Как мы могли бы избавить его от такой ужасной судьбы.

Этой ночью я не смыкаю глаз. Даже если бы я хотела уснуть, вряд ли бы у меня это получилось. Так что я тихо сижу, прислонившись с стене лаза, а голова моего бывшего профессора лежит у меня на коленях. Мне о многом хочется расспросить Северуса, но, как он и сказал, стоит научиться задавать только те вопросы, на которые я готова услышать ответ. На самом деле все эти размышления — просто попытка отвлечься от того горя и ужаса, что заполнили мое сердце, а также отгородиться от чувства вины из-за того, что я не сделала, что могла бы. Мне никогда не вымолить прощения у Северуса Снейпа.

Тонкие лунные лучи просачиваются вовнутрь сквозь щели в стенах и причудливыми тенями ложатся на лицо профессора Снейпа. Его щека и шея испачканы кровью. Где-то она уже запеклась, но по большей части свежая. Несмотря на это, он выглядит спокойным, даже довольным. Возможно, положение его очень незавидно, но он не сдается и продолжает свою бесконечную войну со змеиным ядом. Войну, которой ему никогда не выиграть, только он того не ведает. Хотелось бы и мне этого не знать. Невольно я протягиваю руку и вытираю красное пятно с его лица, чувствуя кончиками пальцев колкую щетину и влажную кровь. И даже после всего того, что я пережила здесь, реальность ощущений потрясает меня. В этот момент Снейп открывает глаза и несколько раз моргает, чтобы привыкнуть к темноте. Ему удалось проспать несколько часов.

Снейп медленно пытается сесть прямее, и румянец постепенно заливает мои щеки. Он хмурится, и мне становится жутко неудобно от того, что я побеспокоила его в ситуации, когда ему и так достаётся мало покоя.

— Я не хотела вас будить, — заикаясь, произношу я и не знаю, что мне делать: отодвинуться в сторону или кинуться помогать.

Он молча пожимает плечами и достает еще один пузырек снадобья из нагрудного кармана. Выпив все до дна, он возвращает пробку на место и аккуратно ставит склянку между нами на каменный пол. Мы оба думаем об одном и том же: осталось только три флакончика, а лучше ему не становится.

Профессор медленно трогает рукав, обмотанный вокруг шеи, а я заламываю руки, замечая, что его дыхание становится хриплым и прерывистым, а движения затрудненными. Даже если он и пытается это скрыть, сразу становится понятно, что это простое действие причиняет ему сильную боль.

Я пододвигаюсь ближе и слегка дотрагиваюсь до грязной белой материи, обтягивающей его плечо.

— Скажите, что сделать? Как помочь?

Профессор Снейп закрывает рукой лицо. Я вижу, что ему стыдно и что это чувство быстро сменяется раздражением. Получать от кого-либо участие ему сложнее, чем я думала.

— Мисс Грейнджер, вы не нанимались мне в сиделки. Я...

Я отвожу его руку от лица и беру в свою.

— Возможно, я смогла бы вам помочь, если бы вы только сказали, что сделать, — произношу я и жду ответа. Я замечаю, как его рука потяжелела в моей. А может быть, это мне так просто показалось, потому что я испытываю вину от необходимости лгать.

— Надо проверить, как заживает рана, — отвечает он, обессиленно прислонив голову к стене позади него.

Я встаю на колени и закатываю рукава свитера, надеясь, что пот и пыль скроют моё волнение.

— Я могу это сделать.

Снейп кладет руку на сломанные ребра, и все его тело напрягается. Я с некоторым раздражением смотрю, как он размышляет над моим предложением. Но вскоре ему становится понятно, что каждое движение причиняет слишком много боли, и одному не справиться. С его лица исчезает упрямое выражение. Видимо, Северус Снейп — такой человек, которому необыкновенно важно сохранять достоинство даже в самых отчаянных ситуациях, и поэтому ему трудно проявлять слабость. От этого он испытывает не меньше душевных страданий, чем от физической боли. Я не могу найти слов и не знаю, как объяснить, что даже если он примет помощь, то его человеческое достоинство не понесет ущерба.

— Профессор?

Черные глаза смотрят на меня, а потом изучают пол.

— Видимо, у меня нет выбора, — говорит он ровным голосом.

— Если я вам сделаю больно, скажите немедленно, хорошо? — я подношу руки к шее, но не решаюсь притронуться. Конечно, он в этом никогда не признается, но мне становится легче от того, что я сказала это вслух. Вытащив шнурок из капюшона свитера, я использую его для того, чтобы завязать волосы профессора в хвост, чтобы те не попали в рану. И когда я заправляю выпавшую прядку за ухо, Снейп кидает на меня мрачный взгляд.

— Это всего на несколько минут, честное слово, — заверяю его я и принимаюсь развязывать узел на рукаве. Он довольно хорошо обмотан вокруг шеи, и это уменьшает кровотечение, но все же ткань слишком плотная, и поэтому результат оставляет желать лучшего. В некоторых местах материя промокла насквозь, а где-то совсем сухая, и от этого мне тяжело размотать эту импровизированную повязку. Бинт, даже сотворенный из чего-то другого, был бы куда лучше. В этот момент я неожиданно осознаю, что не видела волшебной палочки Снейпа.

— Но почему вы не воспользовались магией для создания перевязочного материала? — спрашиваю я прежде, чем успеваю остановиться, и на какую-то долю секунды мне кажется, что я опять зашла лишком далеко.

— У меня нет волшебной палочки, — с сожалением отвечает он, словно знает, что все его беды именно из-за ее отсутствия. — Когда змея напала на меня, палочку выбило из рук.

Мне наконец-то удается развязать узел, и я аккуратно начинаю разматывать рукав.

— И вы не смогли найти ее? — не подумав, спрашиваю я. «Конечно же он не смог ее найти, идиотка. Иначе сейчас, скорее всего, был бы жив», — мысленно говорю я себе, отчаянно пытаясь придумать, как выкрутиться из глупого положения. Но Снейп опережает меня с ответом:

— Мне не пришло в голову поискать ее, — говорит он, слабо махнув в сторону шеи.

Я сглатываю, стараясь не думать о том, что он чувствовал, когда пришел в себя, истекающий кровью. Вместо этого я сосредотачиваюсь на рукаве. У профессора Снейпа перехватывает дыхание, когда я отнимаю материю вместе с запекшейся кровью от жуткой раны.

— Профессор, я... — дальше я не в силах продолжать. Рассеченная плоть выглядит ужасно, из глубокого пореза сочится кровь, кожа по краям потемнела, вероятно, из-за яда и гематом, и под свежими рубцами я вижу разорванные ткани. У меня возникает чувство, словно я смотрю магловский фильм ужасов, но только знаю, что сейчас обошлось без грима и спецэффектов. Я прикрываю лицо руками и не знаю, что лучше: отвернуться или упасть в обморок. Кое-как совладав с собой, я отвожу глаза. Я не думала, что дела обстоят так плохо.

— Ну? — спрашивает Снейп, и сквозящая в его голосе тревога выводит меня из ступора. Я зажмуриваюсь и тру глаза в надежде отогнать красное марево. И только когда под веками начинает жечь, я решаюсь вновь посмотреть на Снейпа.

— Не очень хорошо, — выдавливаю я и чувствую, как по щекам катятся слезы, крупными каплями ударяясь о землю. Я вижу, как профессор дотрагивается до одной из них, размазывая ее по полу.

По лицу профессора видно, что он упал духом, и я не знаю, смогу ли выдержать весь этот ужас до конца. Сейчас он уже наверняка понимает, что живым ему не выбраться. Я больше не могу смотреть на его шею и прижимаю рукав сюртука к ране. Я начинаю заново обматывать материю, но профессор жестом останавливает меня.

— У вас есть волшебная палочка? — спрашивает он, и от его слов у меня внутри все скручивается в узел, но я продолжаю лгать:

— Нет.

Я не могу сказать правду, ведь она ему не поможет. Ничто не изменит судьбу — ни рукав, который я прижимаю к ране, ни склянки с зельем. Даже волшебство тут бессильно. Моя палочка так и остается спрятанной за резинку носка, а я продолжаю молчать, когда вижу, что последний проблеск надежды исчезает из его глаз. Я боялась, что он попытается узнать, куда она делась, но он ничего не говорит, и от этого становится только хуже. После всего увиденного я больше не боюсь крови. Если я не могу сказать правду, если я не могу никак помочь, то могу отбросить глупое смущение в сторону и немного поухаживать за ним.

Самое чистое из всего, что надето на мне, это носки. Я быстро снимаю один из них, предварительно стащив ботинок. Конечно, это несколько необычно, но ничего лучше не приходит в голову. К тому же, носок черного цвета, и от этого становится легче — на нем ничего не будет видно. Я осторожно вытираю лицо и шею профессора. Благодаря нескольким ручейкам воды, что струятся по стенам, мне удается смыть слой запекшейся крови. Во время всей этой процедуры я не перестаю извиняться, а он — сжимать руки в кулаки. Ну вот, с этим покончено.

Даже после того, как я стерла кровь, рана выглядит чудовищно, и я не знаю, что делать.

— Боюсь, я ничем не могу вам помочь, — произношу я и промокаю влажным носком его потрескавшиеся губы. Кажется, что от моих манипуляций ему делается лучше, но ненадолго.

Снейп смотрит прямо перед собой, словно не слыша моих слов.

— Я же сказал, вы не обязаны со мной нянчиться, — произносит он и замолкает. Я вижу, что его подбородок еле заметно дрожит, и новая волна вины накрывает меня с головой. — Только время... поможет мне.

«Время, которое медленно, но верно ускользает сквозь пальцы», — вертится у меня в голове, но я ничего не говорю. Я беру рукав, который когда-то был частью сшитого на заказ сюртука, и обматываю его вокруг шеи. Это проще, чем снимать повязку, но, наверно, и эти манипуляции причиняют достаточно боли, ибо я вижу, как дважды Снейп сжимает руку в кулак и впивается зубами в костяшки пальцев.

Закончив, я вытираю руки о джинсы и подаюсь назад. В голове крутятся разные мысли. Я не знаю, как выразить словами то, что мне нужно рассказать профессору Снейпу. Я не знаю, что сделать, чтобы убедить его в моей правоте и в конечном итоге помочь ему обрести покой. Хватит ли у меня душевных сил для того, чтобы поведать ему правду и смотреть, как она уничтожит его?

Я наблюдаю за тем, как профессор Снейп из последних сил сопротивляется темноте, что зовет его к себе, как сирена. Это кажется мне ужасно несправедливым! Осторожно вытащив еще один пузырек с зельем, он, поморщившись, выпивает содержимое. Я стараюсь не думать о том, что произойдет, когда и от двух последних склянок ничего не останется. Я никак не могу осознать неизбежность его смерти. Я знаю, что судьба его уже предрешена, но от мысли, что придется наблюдать за тем, как его душа покидает этот мир, мне делается дурно.

Северус Снейп пожертвовал своей жизнью ради фальшивого кумира и старика, бросившего его одного справляться с ужасами войны. А после того, как все немного успокоилось после битвы, мы, выжившие, отблагодарили его забвением. Мы допустили, чтобы он стал жертвой этого кошмара. Я не виновата в его смерти, не я его использовала, не я натравила на него змею. Но все же я виновата. В том, что не вспомнила о нем. И это, пусть и косвенно, предопределило его судьбу. Как же я могу просить у него прощение? Более того, как я могу думать, что заслуживаю его, если именно я была последней, кто видел профессора живым? В горле застревает комок, и я задыхаюсь. Нет, я никогда не осмелюсь попросить у него прощения.

Я смотрю, как Снейп закрывает глаза, и мое сердце болезненно сжимается. Если бы я не наблюдала за ним так внимательно, то, скорее всего, пропустила бы тот момент, когда в уголке его глаза показалась слеза, такая крошечная, что и слезой-то ее трудно назвать. Несколько мгновений капелька влаги цепляется за длинные ресницы, а потом скатывается по носу и повисает на самом его кончике. Снейп тут же смахивает ее прочь. Мне безумно хочется обнять его и как-то утешить, но я сдерживаюсь. Самое благородное, что я сейчас могу сделать — это притвориться, что ничего не видела.

— Вам страшно? — спрашиваю я и прежде, чем успеваю договорить, жалею, что сказала это вслух. Почему-то у меня в голове вопрос звучал более достойно. По его лицу видно, что он пытается понять, серьёзна ли я.

Северус молчит и смотрит в сторону. Может быть, он размышляет над ответом или решает для себя, стоит ли делится со мной своими мыслями. По выражению его лица мне трудно понять, о чем он думает.

— Разве это имеет какое-то значение? — наконец произносит он. — Так или иначе, я поприветствую старуху с косой.

Я смотрю на него и боюсь, что сейчас расскажу все начистоту. Северус далеко не дурак, и, возможно, он не до конца понимает важность сказанных им слов, но все же он признает вполне реальную возможность того, что может здесь умереть. «Хоть что-то», — мысленно уговариваю я себя, стараясь не обращать внимание на ужас и горе, что сжимают мне сердце.

Это хоть что-то.

— Все когда-то умирает, — тихо произносит Снейп, словно разговаривает сам с собой. — Кто-то раньше, кто-то позже, но со временем мы все исчезнем в небытии.

Я глубоко, прерывисто вдыхаю, выдыхаю и дотрагиваюсь до отчета о вскрытии, что лежит у меня в кармане.

— Профессор, Северус, мне нужно вам что-то рассказать, но вот только не знаю, как. Я даже не уверена, что вам нужно это услышать от меня. Все дело в том... — я замолкаю. Вряд ли ему станет легче от того, что я никак не могу закончить предложение. "Трусиха, ну же, давай, расскажи все, пока не поздно", — мысленно ругаю я себя и наконец решаюсь:

— Профессор... вы уже умерли.

По лицу Снейп пробегает тень. Что это? Замешательство? Паника? Время вокруг нас застывает, словно превращается в вязкий кисель. Мне кажется, что я опять очутилась в одном из своих кошмаров. Я чувствую, что все взаимопонимание, возникшее между нами за прошедшие сутки, постепенно куда-то исчезает. Но я все же беру себя в руки и продолжаю:

— Вы умерли в этом тоннеле почти пять лет назад, спустя два дня после победы над Волан-де-Мортом.

Я внимательно наблюдаю за Северусом и понимаю, что он мне не верит и готов возразить.

— Достаточно! — жестко говорит он.

От того, как резко прозвучал его голос, мне хочется сбежать, но я этого не делаю. Он понимает, что я твердо решила остаться, и пытается отодвинуться в сторону, слово я какое-то исчадие ада. Ему почти удается подняться на колени, но ноги его не держат, и он со стоном падает на пол.

— Пожалуйста, — я хочу, но не решаюсь до него дотронуться.

Северус с силой отпихивает меня в сторону, и я ударюсь об стену. Я стараюсь выбраться из-под его руки, но он цепко берет меня за запястье. Учитывая его плачевное состояние, хватка оказывается на удивление крепкой. Мне не удается отползти от него, и Снейп наклоняется ко мне так близко, что его нос почти касается моего лица. Его черты искажены мукой:

— Убирайтесь... — шипит он, — отсюда... вон!

— Я не могу! — перехожу я на крик и слышу, как эхо повторяет мои слова. Пытаясь хоть как-то успокоиться, я провожу свободной рукой по лицу. — Я не оставлю вас одного, — продолжаю я уже тише, надеясь, что он не сможет уловить в моем голосе панику. — Вы понимаете? Мне наплевать на то, что вы хотите. Моя помощь — вот то, что вам необходимо. Просто вы пока этого не поняли. Пожалуйста...

— Дура, вдумайтесь в то, что вы сказали. Вы, верно, сошли с ума!

Мне становится очень обидно от его слов, и на глаза наворачиваются горькие слезы. Я думаю о том, что произошло, и о том, что еще предстоит пережить. Я ожидала, что сначала Снейп не поверит мне, но не думала, что он будет отрицать правду так яростно. У Хэйдегера все выходило очень просто, а здесь и сейчас все совсем по-другому. Смерть сама по себе легка, но вот понять и принять, что это происходит именно с тобой, очень сложно. Как мне убедить человека, который так долго и упорно сражался за свою жизнь, в безвыходности положения? Я смотрю на Северуса и вижу, что постепенно на смену упрямству приходит смирение. Не в силах пошевелиться, он приваливается к стене. Он может кричать и оскорблять меня, сколько пожелает, но ему придется принять мою помощь.

— Не надо, — горько говорит он, но, тем не менее, не сопротивляется. Напротив, он облокачивается на меня и позволяет мне уложить его на пол.

Несмотря на холод, я снимаю свитер, сворачиваю его и подсовываю под голову профессора. Этой жалкой попыткой утешить я пытаюсь опять завоевать его доверие. Я хотела бы сделать больше, прекратить его страдания, но для этого существует только один способ. Пока я разглядываю его лицо, мне приходит в голову, что я поторопилась, и еще слишком рано рассказывать правду. Но как раз именно в этот момент он закашливается и стонет, а из раны опять сочится кровь. Мне становится ясно, что на самом деле я могу не успеть.

— Я могу говорить начистоту? — спрашиваю я, усаживаясь рядом. Поколебавшись, я беру его руку в свою. Он молчит, и я продолжаю. — Я понимаю, что мои слова кажутся абсурдными, я и сама не поверила в это, когда только узнала...

— Вы хотите, что бы я признал, что уже мертв, — с трудом говорит он, — в то время, как мне приходится находиться в этом аду на земле?

— Да, — соглашаюсь я, стараясь подобрать правильные слова. — Я надеюсь, что вы мне доверяете и поймете, что я говорю правду. Если вы поверите мне, если вы по-настоящему примите то, что происходит, то весь этот ужас закончится. Навсегда.

Снейп вздыхает. Его пробирает дрожь. Видно, что ему с трудом удается держать себя с руках.

— Я схожу с ума, — говорит он, а я стараюсь получше укрыть его плащом.

От этого движения у меня из кармана выпадает отчет о вскрытии. Со шлепком он приземляется на пол рядом с головой Снейпа. Бумага, словно маячок, белеет в темноте. Именно для этого я и принесла документ — я подозревала, что Снейп не поверит моему голословному утверждению. Но сейчас мне становится не по себе. Как он себя поведет при виде собственного отчета о вскрытии?

— Вам так просто кажется, я понимаю. На самом деле все, что нас окружает — уже давно произошло, хотя вам так же больно, как если бы все это было настоящим. Я могу вам доказать свою правоту, если вы только позволите, — мои слова эхом отражаются от стен тоннеля. Мне не меньше, чем Снейпу, хотелось бы, чтобы это все было ложью. Но прежде, чем профессор может возразить, я предъявляю свое доказательство — отчет о вскрытии — и подношу его к лицу Северуса, чтобы он сам мог его как следует рассмотреть. — Когда вы умерли, часть вашей души осталась в этом мерзком лазе. Все это время ей пришлось переживать кошмар заново, по кругу. И каждый раз происходящее становится для вас более реальным, каждый новый цикл уничтожает крошечную частичку вашей души. Такой феномен называется Отголоском смерти, и именно из-за него вы не можете окончательно покинуть этот мир.

Лицо Северуса делается задумчивым, и я вижу, что он пытается найти хоть какой-то способ опровергнуть мои слова. Вскоре становится ясно, что ему не под силу справиться с этой ужасной правдой. После нескольких минут тяжелого молчания он наконец сдается. Он отворачивается в сторону, но я все равно замечаю, как по щекам начинают течь слезы. Больше нет возможности притвориться и незаметно смахнуть их с лица.

— Прочтите его.

Отчет оттягивает руку, внутри меня все скрутилось в болезненный узел. И зачем он только попросил об этом? Я смотрю перед собой, судорожно соображая, как отказаться от его требования. Я смутно чувствую, как его рука ложится на мою, и прихожу в себя только тогда, когда он сжимает мои пальцы. Набравшись мужества, я смотрю на профессора.

— Зачем вы сюда пришли?

— Чтобы помочь вам, — мои глаза опять наполняются влагой, но я приказываю себе прекратить истерику. Перед моим взором все плывет, но я знаю, что мне предстоит сделать то, ради чего я сюда и пришла.

— Тогда... помогите мне, — говорит Снейп, и в его голосе сквозит мольба. — Прочтите его.

Вокруг нас повисает звенящая тишина, и мне кажется, что из воздуха исчез кислород. Как бы я хотела провалиться сквозь землю и оказаться как можно дальше от этого места. Я чувствую, как холодеющая рука Северуса касается моей щеки, и я поворачиваю голову и смотрю на него.

Выражение его лица безумно, но, тем не менее, он говорит совершенно спокойным голосом:

— Мисс Грейнджер... — замолчав, он достает две оставшиеся бутылочки с зельем, медленно откупоривает их. Вместо того, чтобы выпить содержимое, он переворачивает склянки вверх дном. Красная жидкость выливается на серый камень пола. — Пожалуйста...

Одного этого слова оказалось достаточно, хотя я никогда не думала, что услышу его из уст профессора. Сейчас мне кажется, что не выполнить его просьбу гораздо хуже, чем прочитать вслух отчет. Я вытягиваю руку и держу пергамент так, чтобы Северусу было видно, где я читаю. Я наконец-то поняла. Главное, чтобы Северус принял свою судьбу и смирился с ней, а не то, что почувствую я. Если у него хватит мужества принять неизбежное, то у меня должно хватить мужества помочь ему в этом.

Сначала мои руки так сильно трясутся, что строчки пляшут перед глазами. Я стараюсь успокоиться и прочесть весь документ по порядку. Каждое слово дается мне с трудом. Я наблюдаю за его выражением лица, и мне становится ясно, что с каждым предложением до него постепенно доходит весь смысл того, что я пыталась объяснить. К счастью, я достигаю конца пергамента довольно быстро. Снейп молчит, и мне тяжело выносить полную тишину.

— Вы знаете, о чем в этом отчете не рассказали? — я спрашиваю и, не ожидая ответа, заканчиваю. — В нем во все подробностях расписана ваша смерть, даже не забыли упомянуть цвет носков, что были на вас в тот момент, когда ваше сердце остановилось. Но в этом документе совсем ничего не сказано о вашей жизни, о ваших достижениях и о тех жертвах, которые вы принесли.

— Глупая девчонка...

Я прижимаю палец к потрескавшимся губам Северуса, и он замолкает.

— Вы Северус Снейп, кавалер Ордена Мерлина первой степени. Ваш портрет висит в кабинете директора в Хогвартсе, вот только вы не в состоянии помогать Минерве, так как ваша душа находится здесь, в этом тоннеле. О вас написаны книги и не только из-за того, кем вы были и что вы сделали. Люди хотят хранить память о вас вечно. Северус, нам всем вас не хватает, и ваша жизнь не была пожертвована напрасно. Без вас, — заканчиваю я, а на глаза в который уже раз наворачиваются слезы, — нас бы всех не было!

Ну вот. Наверно, для него это звучало, как бессмысленный набор слов, но мне это кажется важным. Я ожидаю, что Снейп оттолкнет меня. Я из последних сил стараюсь не разрыдаться, когда чувствую, как профессор дрожащей рукой проводит по моему лицу. Он убирает выбившиеся прядки в сторону. Глядя на него, я замечаю, как заострились его черты, а кожа посерела вокруг носа и губ. Я смотрю на него, не отрываясь, и мимолетная улыбка скользит по его лицу. Мне кажется, что она предназначена только мне. Мне необыкновенно жаль, что судьба сложилась именно так, и вот слезы уже льются с новой силой. Профессор с трудом качает головой.

— Мисс... Гермиона... я...

Я жду, но ответ мне — тишина.

Ужасная тишина, длящаяся не больше минуты, хотя мне кажется, что прошла вечность. Я никогда так и не узнаю, что хотел сказать Северус. Его рука расслабляется в моей. Обессиленная, я сижу и смотрю в темноту перед собой. Меня начинает трясти, и душу заполняет всепоглощающее чувство раскаяния. Я закрываю лицо руками и наконец-то даю волю рыданиям.

До этого момента я не ведала настоящего горя. Мне кажется, что оно может полностью раздавить меня, и сейчас мне очень хочется свернуться калачиком и отдаться ему на милость. Раньше я ничего не знала о смерти и о том парализующем страхе, что сопровождает ее. Я была такой самонадеянной дурой, когда утверждала, что уже все познала в жизни. Мысль, что кому-то на протяжении пяти лет пришлось переносить весь тот кошмар, свидетелем которого я стала, ввергает меня в отчаяние. Я пытаюсь осознать происшедшее, но мне это дается с трудом.

Вытерев глаза, я смотрю на каменный пол, на котором лежал профессор. Его больше нет. Я встаю на колени и подползаю к тому месту, но все, что я чувствую, это грубый, покрытый пылью, камень. Я нахожу шнурок, которым были связаны его волосы, сложенный в несколько раз свитер, что я подсунула ему под голову, и носок, использованный мною для промывания ран. А чего я ожидала? Что наткнусь на хладное тело? Честно сказать, не знаю. Я вообще не уверена, что смогу когда-либо правдиво ответить на этот вопрос. Может быть, я хочу обнаружить подтверждение того, что все сейчас мною пережитое было большим, чем каким-то волшебным феноменом? Мне нужно доказательство, что судьба не может быть так жестока. В этот момент раздается какой-то шум.

Кто-то идет по тоннелю, и шаги эхом отражаются от стен. На секунду я замираю, опасаясь, что весь кошмар опять начинается сначала. Не двигаясь и не дыша, я с ужасом ожидаю услышать приглушённый голос профессора Снейпа. Но вместо этого я до меня долетает другой голос, который я тоже хорошо знаю.

Это Гарри.

Я вскакиваю с пола и кидаюсь ему навстречу. Через секунду он меня замечает и резко останавливается. Наверно, я выгляжу ужасно. Волосы, скорее всего, растрепаны, к тому же я испачкана кровью мертвого человека. Но, несмотря на это, Гарри подхватывает меня на руки и не дает мне упасть.

— Тебе не следовало идти сюда одной, — испуганно и от того громко говорит он. Он ставит меня на землю, но продолжает придерживать. Мы направляемся к выходу. — Что произошло?

Я продолжаю рыдать и не могу ответить на его вопрос. Гарри встряхивает меня, словно желает вывести из транса.

— Гермиона, ну же, скажи хоть что-нибудь.

— Гарри, он был здесь, все это время! — это все, что я могу выдавить из себя, и уверена, что этим только еще больше запутываю Гарри. — Профессор... Северус... Его душа была здесь все это время.

— Что? — пораженно спрашивает Гарри, не желая верить моим словам. Я вижу, как в глазах его светится протест, точно так же, как в глазах Северуса, когда я ему все рассказала.

Я вытаскиваю свои пальцы из руки Гарри и отталкиваю его в сторону. Он стоит, не двигаясь, не предпринимая попытки меня как-то утешить.

— Он переживал свою смерть раз за разом в течении пяти лет! — кричу я. — Прямо у нас у всех под носом!

— Но как...

— Как что? Как я узнала об этом? — резко перебиваю я его. Мне не стоит сердиться на Гарри, он ни в чем не виноват, но сдержаться сейчас я не могу. — Очень просто! Потому, что я провела вместе с ним его последние часы здесь, в этом тоннеле. Я держала его за руку, пока он умирал, истекая кровью. Мне пришлось выслушивать его просьбы прекратить эти мучения как можно скорее. Он умолял меня освободить его!

Гарри приближается ко мне с осторожностью, словно я какое-то дикое животное, которое может броситься на него в любую минуту.

— Мне очень жаль, что тебе пришлось такое пережить. Если бы я знал... Если бы я мог такое предположить... Гермиона, богом клянусь, я бы не медлил ни секунды. Я бы кинулся сюда даже при малейшем намеке.

— Но ты этого не сделал, — едва слышно возражаю я. — И я этого не сделала. Мы даже не озаботились...

Я не могу закончить предложение, у меня нет ни сил, ни желая слушать правду. Гарри ждет, пока я вновь заговорю, но я молчу. Все, чего мне сейчас хочется, так это поскорее оказаться в Хогвартсе.

— Мне нужно его увидеть. Я хочу увидеть его портрет.

— Тебе нужно домой, — поправляет меня Гарри. Он кладёт руки мне на плечи. — Давай, я отведу тебя домой. Пожалуйста.

Я вырываюсь из его цепких объятий и продолжаю идти по тоннелю вперед. Он меня догоняет и берет за руку. Я останавливаюсь.

— Я не могу! Неужели ты не понимаешь? После всего того, что Снейп сделал для нас, я должна ему как-то помочь.

Если судить по выражению лица Гарри, то он думает, что я немного сошла с ума. Он стоит и молчит, словно размышляет, как меня можно подхватить на руки и, перекинув через плечо, доставить в больницу Святого Мунго.

— Пожалуйста, послушай меня, — говорю я, привалившись к стене. Меня заполняет какое-то безнадежное чувство. И почему мне так сложно все объяснить? — У меня есть возможность завершить начатое сегодня. Я понимаю, мое желание кажется нелепым, но поверь, я знаю, что говорю.

— Ну, хорошо, только мы пойдем вместе, понятно?

Похоже, спорить с Гарри нет смысла: он слишком упрям, а я слишком устала.

— Хорошо, — покорно соглашаюсь я.

Гарри выбирается из тоннеля и протягивает мне руку. Как только мы оба оказываемся на поверхности, Гарри трансгрессирует со мной к воротам школы. После взмаха волшебной палочкой чугунные створки расходятся, и мы оказываемся внутри. Мы идем по направлению к замку, и Гарри не выпускает моей руки.

Я чувствую, что Гарри с трудом удерживается от вопросов. С одной стороны, ему хочется выведать подробности, но с другой — он думает, что, может быть, лучше их и не знать. Но даже если он поинтересуется, я никогда ему не расскажу. Я решила это еще в тот момент, когда только нашла Северуса. Правда окажется для Гарри слишком болезненной, и я не могу этого допустить. Слегка пожав его пальцы, я думаю, что некоторые вещи лучше не обсуждать.

Мы подходим ближе к школе, и из кончика волшебной палочки Гарри вырывается серебристый олень. Он взмывает в утреннее небо, описывает красивый круг и поднимается по спирали навстречу солнцу, направляясь к самой высокой башне замка. Там находятся личные покои Минервы. Я наблюдаю за тем, как олень, не разбив стекла, проскальзывает в окно, и у меня перехватывает дыхание.

— МакГонагалл ничего не знает? — спрашивает Гарри, наблюдая за тем, как утренние лучи позолотили башню.

— Она знает, что я занималась исследованием, — отвечаю я, избегая прямого ответа.

— Ты ведь понимаешь, что я имел в виду совсем другое, — произносит, остановившись, Гарри и внимательно смотрит на меня.

— Она не знает о Северусе, — поясняю я и поворачиваюсь к замку. — Я по лицу догадываюсь, чего ты хочешь. Я не согласна.

— Ты не думаешь, что ей следует знать о том, что произошло на самом деле?

— Конечно, она хотела бы этого, — раздраженно произношу я. — Но я ей не скажу. Во-первых, все уже произошло. И если ты будешь все знать, и она будет все знать, да и вообще весь мир прознает, то все равно ничего не изменится. А во-вторых, я не хочу ее зря расстраивать.

— Знаешь ли, держать это все в себе — тоже не самая хорошая идея, — Гарри качает головой, как будто я говорю ерунду. — Подумай об этом, Гермиона.

— Знаешь, что я сказала профессору после того, как прочла вслух отчет о вскрытии? — я поддеваю носком ботинка камушки, и они взлетают воздух. — Я сказала ему, что в этом отчете не было главного — там не было ничего о его жизни и поступках. Не важно, как и где умер человек, важно, как он прожил жизнь. И я не позволю тому, что произошло, очернить его жертву. Подумай об этом, Гарри.

Мы очень вовремя заканчиваем спор, потому что именно в этот момент на пороге Хогвартса появляется Минерва. Прежде чем она успевает подойти достаточно близко и увидеть, на что я похожа, я вынимаю волшебную палочку из-за резинки оставшегося носка и волшебством счищаю с одежды кровь и грязь. Правда, мое лицо все равно покрыто пылью и каплями запекшейся крови, на голове, наверняка, воронье гнездо.

— Гермиона! Боже мой, дорогая, что же с тобой произошло?

Прежде, чем я могу ответить, Минерва подходит вплотную, берет мою лицо в свои руки и внимательно изучает при свете зарождающегося дня. Наконец она убеждается, что Гарри и я не пострадали.

— Рассказывайте, что случилось, — раздраженно требует она.

— Прошу прощения, но это слишком долгая история, — говорю я. — И, к сожалению, рассказать ее я не могу, даже не просите.

Минерва выжидающе смотрит на Гарри, но тот только качает головой.

— Вы что, с ума посходили? Вы хотите, что бы я осталась довольна вашим «не могу рассказать», в то время как вы врываетесь в замок в пять утра, не пойми на что похожие?

— Да, пожалуйста, — отвечаю я и беру ее руки в свои. — Просто поверьте мне. Пусть это будет одним из последних одолжений, что вы для меня сделаете.

— Одолжений? — озадаченно спрашивает она.

— Да, одним из последних. Мне нужно попасть в ваш кабинет и увидеть Северуса.

Директриса внимательно смотрит мне в глаза. Не трудно догадаться, что она подумывает о том, чтобы послать за Поппи. Но вместо этого она проводит по моему лицу, и я чувствую, что вся грязь исчезает, повинуясь ее невербальному заклинанию. Удовлетворившись результатом, она кивает головой:

— Пошли.

Мы идем по сонным коридорам Хогвартса, и Минерва о чем-то говорит с Гарри вполголоса. Видно, она поняла, что от меня ей подробностей не дождаться, и пытается выведать все детали от Гарри. В некотором роде я им сочувствую, но только в некотором. Мне не очень нравится скрывать от них информацию, но так будет лучше. Я не хочу, чтобы Минерва смотрела каждый день на портрет Северуса и чувствовала себя виноватой. Я так же не хочу взваливать дополнительный груз на плечи Гарри — ему и так много пришлось пережить. Никак не изменить то, что мы сделали или не сделали, так что бесполезно об этом и мечтать. В итоге будет лучше, если Минерва вообще ничего не узнает, а Гарри будет известно только то, что я ему уже рассказала.

Наконец мы оказываемся у каменной горгульи на двери, ведущей в кабинет директора. Минерва достает палочку и направляет ее на каменную статую, но потом вдруг неожиданно замирает. Она смотрит на меня с таким же выражением лица, что у нее было, когда я в первый раз попросила поговорить с портретом профессора Снейпа. В ее глазах застыли печаль и раздражение.

— Я не понимаю, чего ты добиваешься, — говорит она. — Гермиона, Северус всегда молчит. Всегда. Вот, например, вчера днем, в этом самом кабинете, я пыталась заставить его заговорить. Произнести хотя бы одно слово. Но, как и обычно, ответом мне была тишина.

— Просто поверьте мне, — с надеждой произношу я.

— Смотри, как знаешь, но ты не получишь ничего, кроме молчания, — отвечает Минерва и переводит взгляд с меня на Гарри. — Все будет точно так же, как было, начиная с того самого дня, когда мистер Поттер повесил портрет Северуса в кабинете.

Я вхожу в комнату и с облегчением отмечаю, что большинство директоров спят, а остальные куда-то удалились. Так лучше. Мне не хотелось бы обсуждать такие личные дела при любопытных свидетелях.

Минерва и Гарри остаются у стола, а я подхожу ближе к портрету и внимательно изучаю его. Я чувствую, как взгляды директрисы и Гарри сверлят мне спину. Наверняка она обеспокоена, а он в замешательстве. Отвлекаясь от наблюдателей, я касаюсь рукой резной рамки. На какое-то мгновение я ощущаю, как боль пронизывает кончики пальцев. Я сжимаю и разжимаю их, стараясь избавиться от неприятного чувства, и в то же время разглядываю пустой холст. Профессора нигде нет. Приложив ладонь к картине, я закрываю глаза и произношу:

— Северус, — мой голос дрожит, но я продолжаю, — если вы где-то рядом, пожалуйста...

Тяжело вздохнув, я опускаю руку и отступаю назад. Я напряженно смотрю на портрет, но ничего не происходит. Сердце щемит, и оно словно проваливается куда-то. Я чувствую, как во мне поднимается паника. Но именно в этот момент я замечаю, как что-то изменилось в нижнем углу. Это похоже на жидкий, переливающийся свет, если вообще такое существует в природе. Словно мерцающая вода, он появляется в одной из трещинок внизу и поднимается вверх, растекаясь по всему полотну. Это означает, что портрет оживает, и я не могу сдержать слез. Я слышу сдавленный вздох позади себя и понимаю, что Минерва тоже заметила изменения.

Портрет — словно засохшее растение, на которое пролилась живительная влага. Все цвета на нем приобретают насыщенный оттенок, и вот свет, наконец, полностью заполняет его, становясь таким ярким, что на какую-то долю секунды нам не видно самого изображения. Постепенно сияние уменьшается, и в центре картины я вижу Северуса Снейпа, которым теперь, после всего случившегося, я восхищаюсь. Он стоит позади кресла и смотрит на нас с пониманием. Заметив меня, он кивает и проводит руками по лицу. Он старается сохранить самообладание, и от этой мысли все внутри меня скручивается в болезненный узел. Мне так много хочется ему сказать, но все, что я могу сделать, это слабо улыбнуться.

Я знаю, мне всегда будет казаться, что этого мало. Наверно, я проживу остаток жизни с чувством, что не сделала всего, чего могла бы, или сделала совсем не то, что было нужно. Но это не самое главное.

Самое главное, что Северус Снейп наконец свободен.