Facensearo

Габитус
Добрать за счёт русского баллы в технические вузы можно было всегда.

Но кораблик же оттуда идет? Или нет?

Хотя с развитием ии-технологий, может, они даже читают фики?

Я утомил перечислением всё новых и новых слоёв, введением новых и новых названий. Теперь их осталось впереди, правда, уже немного — обозрение структуры Шаданакара близится к концу, — но мне бы хотелось дать понять, что не ради забавы или причуды я ввожу все эти имена. Сколь бы непривычно ни звучали они сейчас и сколь бы ни казались подавляющему большинству праздной игрой воображения, но придут времена, когда каждый школьник старшего возраста будет знать эти имена столь же твёрдо, как теперь знает он названия латиноамериканских республик или провинций Китая.

Если к хорошим новостям, то Стругацкие, кажется, придумали нейросеть, очень уж похож великий КРИ, коллектор рассеянной информации, на неё. Делается запрос, машина выдает уродцев. Что-то знакомое, правда? Загадка третьей ноги, тайна шестого пальца, мистерия двух голов...

Первый раз в жизни у меня получился порядочный дубль. Все у него было на месте, и он был даже немножко похож на меня, только левый глаз у него почему-то не открывался, а на руках было по шести пальцев.

Мне всего-то и надо было, что бутерброд с докторской колбасой и чашку черного кофе. Не понимаю, как это у меня получилось, но сначала на столе образовался докторский халат, густо намазанный маслом. Когда первый приступ естественного изумления прошел, я внимательно осмотрел халат. Масло было не сливочное и даже не растительное. Вот тут мне надо было халат уничтожить и начать все сначала. Но с отвратительной самонадеянностью я вообразил себя богом-творцом и пошел по пути последовательных трансформаций. Рядом с халатом появилась бутылка с черной жидкостью, а сам халат, несколько помедлив, стал обугливаться по краям. Я торопливо уточнил свои представления, сделав особый упор на образы кружки и говядины. Бутылка превратилась в кружку, жидкость не изменилась, один рукав халата сжался, вытянулся, порыжел и стал подергиваться. Вспотев от страха, я убедился, что это коровий хвост. Я вылез из кресла и отошел в угол. Дальше хвоста дело не пошло, но зрелище и без того было жутковатое. Я попробовал еще раз, и хвост заколосился. Я взял себя в руки, зажмурился и стал со всевозможной отчетливостью представлять в уме ломоть обыкновенного ржаного хлеба, как его отрезают от буханки, намазывают маслом — сливочным, из хрустальной масленки — и кладут на него кружок колбасы. Бог с ней, с докторской, пусть будет обыкновенная полтавская полукопченая. С кофе я решил пока подождать. Когда я осторожно разжмурился, на докторском халате лежал большой кусок горного хрусталя, внутри которого что-то темнело. Я поднял этот кристалл, за кристаллом потянулся халат, необъяснимо к нему приросший, а внутри кристалла я различил вожделенный бутерброд, очень похожий на настоящий. Я застонал и попробовал мысленно расколоть кристалл. Он покрылся густой сетью трещин, так что бутерброд почти исчез из виду. «Тупица, — сказал я себе, — ты съел тысячи бутербродов, и ты неспособен сколько-нибудь отчетливо вообразить их. Не волнуйся, никого нет, никто тебя не видит. Это не зачет, не контрольная и не экзамен. Попробуй еще раз». И я попробовал. Лучше бы я не пробовал. Воображение мое почему-то разыгралось, в мозгу вспыхивали и гасли самые неожиданные ассоциации, и, по мере того как я пробовал, приемная наполнялась странными предметами. Многие из них вышли, по-видимому, из подсознания, из дремучих джунглей наследственной памяти, из давно подавленных высшим образованием первобытных страхов. Они имели конечности и непрерывно двигались, они издавали отвратительные звуки, они были неприличны, они были агрессивны и все время дрались.

Что тонко намекает, на то что Петербургский климат солнечным и оптимистичным могут считать только шоготовы отродья и смески Глубоководных, продавшие душу Дагону

– Условия таковы, – сказал посланец, с ухмылкой оглядывая их. – Путин и его обманутые союзники немедля уведут весь свой жалкий сброд за границу 1991 года, поклявшись, что впредь никогда не поднимут и не замыслят поднять оружие против НАТО. Все земли к западу от Пскова и Ростова отныне и во веки веков принадлежат Европе. Жители регионов от Припяти от Полоцка станут данниками Европы и не будут носить оружия, но править своими делами им не возбраняется. Они обязуются лишь восстановить беларусскую демократию, преступно разрушенную ими, и отдать её Евросоюзу. Туда он изберет президента, достойного доверия более, нежели Лукашенко.

Глаза выдавали умысел: он-то и будет наместником и приберет к рукам все прочие страны постсоветского пространства. Будущий владыка говорил со своими рабами.

Но Гэндальф сказал:

– Не дорого ли вы просите за снятие санкций? В обмен на них твой хозяин хочет без единого боя выиграть добрый десяток войн! Должно быть, после разгрома контрнаступа он предпочитает не воевать, а торговаться? Но если бы мы и ценили свободу торговли так высоко, где залог, что Блинкен, у которого в чести подлость и вероломство, нас не обманет? Осудите неонацистов, верните арестованные активы – тогда и поговорим.

Гэндальф следил за ним, затаив дыхание, как за противником в смертельном поединке, – и ему показалось, что Глашатай на миг растерялся, но тут же снова презрительно захохотал.

– Как ты смеешь оскорблять недоверием Посла Мира! – крикнул он. – Залог тебе нужен? Америка не дает залогов. Вы ищете её милости? Сперва заслужите ее. Исполняйте его условия, иначе ничего не получите!"